«Сплетающие сеть»

Виталий Гладкий

СПЛЕТАЮЩИЕ СЕТЬ

роман

Глава 1.

Неприятности свалились на мою голову как снег среди жаркого лета. В прямом смысле этого слова. К

сожалению, их появление не сопровождалось мрачными знамениями, а потому я сообразил, что и к чему,

чересчур поздно. Фатально поздно. Тогда, когда неприятности превратились в смертельную опасность.

В природе царили июль и полный штиль, отмытое грозовым дождем солнце блаженствовало на перине из

белых пушистых тучек, а я, устроившись в шезлонге у берега небольшого озера, в полудреме наблюдал за

поплавками, которые намертво приклеились к водной глади. Вот тут-то все и случилось...

Однако вернемся немного назад - к тому времени, когда я купил буквально за бесценок добротную

рубленую избу в заброшенной русской деревеньке.

Деревня располагалась на достаточно обширной возвышенности, окруженной болотистой местностью и

лесами. Несмотря на то, что примерно в пяти километрах находился полустанок, а в двадцати - райцентр и

железнодорожная станция, какое-либо сообщение с внешним миром было задачей весьма сложной.

К станции через заболоченную лесистую низменность вела причудливо петляющая тропинка и совершенно

отвратительная грунтовая дорога. Она терялась в ручьях и кустарниках, и по ней можно было проехать либо

на гусеничном тракторе, либо телегой. И то не всегда. В ненастье возвышенность превращалась в остров

среди сплошной хляби.

Когда-то в деревне находился колхоз, но теперь поля были заброшены,

и на них паслась живность немногочисленных аборигенов - в основном овцы и козы. Мое весьма скромное

жилище располагалось на отшибе, у самого озера, скрытое от любопытных глаз густой рощицей; по счету

изба являлась двадцать первой.

Одиннадцать других изб деревушки занимали старожилы, четыре стояли с заколоченными окнами и

дверями, а остальные пять, соблазнившись дешевизной, купили горожане, чтобы приспособить их под дачи.

За те десять месяцев, что я прожил деревенским отшельником, мне так и не удалось увидеть кого-либо из

них. Похоже, они уже поняли, что поступили несколько опрометчиво, прикупив недвижимость у черта на

куличках.

Впрочем, я и не искал с ними встреч. И вообще с кем-либо. Меня вполне устраивало одиночество.

И тем не менее, медленно умирающая деревня все же не была совсем оторвана от остального

цивилизованного мира. Бренные останки бывшего коллективного хозяйства соединяла с цивилизацией

пуповина электрических и телефонных проводов. Как ни странно, деревеньку не отключили от сети: или

просто забыли про нее, или потому, что аборигены - сплошь старики и старухи - по счетам платили

исправно и электроэнергию не воровали.

Телефон имел главный деревенский кормилец Зосима. Половину его избы когда-то занимала почта. От нее

остался навечно умолкнувший телеграфный аппарат военной поры, старинный письменный стол, весь

испещренный чернильными пятнами, несколько колченогих стульев и массивное пресс-папье с царским

гербом - несомненный раритет эпохи, давно канувшей в лету. Зосима самочинно приватизировал и

помещение почты, и телефон, выдержав немалые баталии с руководством телефонных сетей.

Зосимы имел и средство передвижения, уникальный "вездеход" всех времен и народов - лошадь и телегу.

Рыжую кобылу звали Машкой. Она была похожа на якутскую лошадь - такая же низкорослая, мохнатая и

неприхотливая. Зимой Машка добывала себе корм из-под снега тебеневкой.

Зосима был мужик с ленцой, сена заготавливал мало, а голод, как говорится, не тетка, всему научит. Потому

кобыле, обладающей, как и ее хозяин, философско-созерцательным складом характера, пришлось вспомнить

опыт ее древних предков.

Зосима подрабатывал у односельчан экспедитором. Обычно в субботу или воскресенье он ездил на

железнодорожную станцию, где оптом сбывал рыночным торговцам сушеные и соленые грибы, ягоды,

целебные травы и коренья, а также домашнюю птицу и баранину. Все это доверчиво сдавали ему на

реализацию деревенские пенсионеры.

С рынка Зосима привозил на заказ хлеб, соль, сахар, спички, муку, макароны, нитки-иголки и прочую

житейскую необходимость. За свои труды он получал десятую часть от вырученных денег и жил

припеваючи. В отличие от большинства нынешних "коммерсантов" Зосима был патологически честен и

рассчитывался со стариками до копейки.

Зосима принадлежал к тем редким индивидуумам, которых принято называть "нестареющими". По моим

подсчетам, ему было где-то семьдесят пять лет. Или около того. Но выглядел он на удивление молодо и

бодро, будто недавно разменял седьмой десяток.

Временами я ловил себя на мысли, что смени Зосима свою вечную телогрейку на хорошо пошитый фрак - и

хоть на светский вечер в каком-нибудь Монте-Карло. Даже щетина недельной давности на его загорелой

физиономии вполне могла сойти за последний писк мужской моды.

Был он голубоглаз, невысок, худощав - скорее, жилист - и ладно скроен. Ходил Зосима не спеша, с чувством

собственного достоинства и прямой спиной, будто отставной кадровый офицер.

Но при всей своей нелегкой отшельнической жизни, предполагающей неустанный каждодневный труд (а

иначе не выживешь), Зосима был ленив до неприличия. Он днями (в особенности зимой) валялся на полатях

и о чем-то усиленно размышлял, дымя редкой по нынешним временам "господской" трубкой с длинным

резным чубуком.

В такие моменты его глаза, не утратившие от прожитых лет пронзительной голубизны, будто

замораживались, покрываясь тонким прозрачным ледком, и останавливались. Немигающий взгляд Зосимы,

казалось, раздвигал стены избы, и уносился в космические дали.

Зосима был философом. Война помешала ему получить приличное образование (хотя, скорее всего, он к

этому и не шибко стремился), но природный ум и крестьянская смекалка успешно возмещали недостаток

академических знаний.

Иногда мы устраивали диспуты на самые разнообразные темы, в которых Зосима нередко брал верх.

Особенно в последнее время: я практически не слушал радиопередач и не читал газет, тогда как приемник

Зосимы не умолкал ни днем, ни ночью.

Зосиме требовался благодарный слушатель, способный по достоинству оценить его житейскую мудрость и

красноречие. Я на эту роль подходил как нельзя лучше.

Пока деревенский философ растекался "мыслию по древу", я отключался от действительности и, вполуха

внимая его речам, размышлял о своем, наболевшем. Для этого мне, как городскому жителю, непривычному

к глухомани, требовался звуковой фон, с чем Зосима справлялся блестяще - он мог держать речь часами.

Я перебрался в деревню осенью, по замерзшей земле. Мне не хотелось полностью лишиться городского

комфорта, потому я привез с собой холодильник, кофеварку, газовую печку с четырьмя баллонами,

разнообразные кухонные принадлежности, а также добротную мебель с кроватью, диваном и двумя

креслами.

Нанятая мною бригада строителей за три недели превратила крестьянскую избу в шикарное бунгало с

камином, ванной и туалетом - чего-чего, а денег у меня хватало. Вода подавалась насосом из колодца, а

нагревалась малогабаритным, но мощным, электрическим котлом.

Не забыл я и о хлебе насущном - кладовая и погреб ломились от различных продуктов, консервов и

спиртного. Уже по первому снегу я купил три телеги дров (точнее, поленьев - мне вовсе не улыбалась

перспектива махать топором на морозе).

Русскую печь я оставил, лишь отделал ее изразцами. Однако внешне моя изба не претерпела никаких

изменений.

Удивительно, но по истечению десяти месяцев жизни на природе я, в конце концов, перестал тяготиться

одиночеством. (Если быть точным - относительным одиночеством). Когда я решился на этот шаг, меня

долго мучили сомнения. И главное - смогу ли?

Вся моя прежняя жизнь была сплошной гонкой на выживание в толпе себе подобных, суетой сует. Я это

понял чересчур поздно - когда ничего исправить или изменить уже было невозможно. И когда на службе

меня мягко и деликатно попросили подать в отставку, я принял это известие с облегчением.

Все. Точка. Нужно начинать жизнь с чистого листа. Когда это происходит в двадцать пять - тридцать лет,

будущее видится если и не в лазурных тонах, то, по меньшей мере, вполне приемлемым. В эти годы

молодой человек практически не задумывается о конечности своего бытия.

Но когда тебе под сорок и в сырую погоду прихватывает поясницу или начинают ныть старые шрамы, а тебе

даже некому поплакаться в жилетку, то поневоле появляются мысли, весьма далекие от радужных.

Человек привыкает к стабильности, - какая бы она ни была - и с настороженностью относится к любым

переменам в своей судьбе. Его пугает неопределенность, даже если ему обещаны золотые горы.

Мне золотые горы никто не обещал. Мало того - от меня избавились, как от ненужного балласта. Так что

повод для черной меланхолии у меня был вполне веским.

Я не хотел общаться не только не только с кем-либо, но даже смотреть на разворошенный человеческий

муравейник, каким мне с некоторых пор стал казаться город. Поэтому избу в заброшенной деревеньке я

поначалу представлял землей обетованной.

Но спустя два месяца - после того, как я основательно обжил свои "хоромы" - так мне уже не думалось. Я,

наконец, понял страдания несчастного Робинзона, очутившегося на необитаемом острове. И это притом, что

я не был лишен общества людей, пусть и доживающих свой век.

Меня сводило с ума ничегонеделание. Не помогали ни многочасовые тренировки, ни медитации, ни чтение

классиков, вышедших из моды как минимум сто лет назад.

Я пытался представить себя изнывающим от скуки старосветским помещиком, имеющим уйму свободного

времени, достаточно образованным и упорным, чтобы неспешно, часами, поглощать чтиво, похожее на

вязкие конфеты-тянучки, липнущие на зубах. Но даже в таком состоянии я не мог выдержать более трех

часов.

Припорошенные пылью времен нравы и житейские коллизии волновали и увлекали меня в такой же

степени, как и детективные романы современных сочинителей, а в особенности сочинительниц. Читать эти

опусы может лишь человек с развитием ниже бордюрного уровня.

Увы, среди нынешней пишущей братии настоящих писателей можно пересчитать по пальцам. Но это не их

вина, а скорее беда. В погоне за большими прибылями издатели платят фактически бесправным

сочинителям гроши, уравняв писателя по зарплате с рядовым дворником. Что можно сказать по этому

поводу? То же, что и древние мыслители: о времена, о нравы...

Тогда я решил заняться охотой. Леса и болота вокруг нашего "острова" изобиловали разнообразной дичью,

но дурная слава (о которой я расскажу позже), издавна закрепившаяся за этими местами, заставляла

охотников обходить их стороной. Поэтому конкурентов у меня не было; по крайней мере, в своих скитаниях

по глухомани других охотников я не встречал.

Моим проводником по окрестным лесам стал Зосима - на него находил иногда такой стих. Я уже знал его

достаточно хорошо, а потому только диву давался, когда мой Дерсу Узала, добровольный узник полатей,

прокладывал тропу по диким зарослям и чащобам, где, казалось, никогда не ступала нога человека. Он

прекрасно знал окрестности и натаскивал меня как молодого пса, рассказывая разные охотничьи

премудрости.

Однако охотником я оказался аховым. Меня больше прельщало шатание по лесам, нежели удачный выстрел.

Зосима злился, когда я мазал и бурчал себе под нос что-то нелицеприятное в мой адрес, но я даже не

пытался ему объяснить свое душевное состояние.

Продуктов у меня было достаточно, а дичи, которую добывал Зосима, на двоих вполне хватало - несмотря

на мои возражения, охотничью добычу он делил поровну. Наверное, жалел городского оболтуса, которому

только по воробьям с закрытыми глазами из пушки палить.

Вскоре я уже и сам отваживался забираться вглубь лесного массива, хотя, сознаюсь честно, временами

сердечко екало. Нет, я не боялся заблудиться. В свое время меня учили ориентироваться на любой

местности. К тому же я имел хороший компас и весьма точную армейскую карту, которую достал тогда,

когда вознамерился купить в этих краях избу. Просто уж больно много исчезало в окрестных лесах и

болотах людей, как в дореволюционные, так и в нынешние времена.

Конечно, предпосылки для бесследных исчезновений были достаточно веские. В этом я смог убедиться на

собственном опыте. Однажды я оступился, сошел с тропы, и только быстрая реакция и большой житейский

опыт Зосимы не позволили мне навечно остаться в бездонной трясине. После этого я начал слушать его

наставления с повышенным вниманием.

А места здесь и впрямь были красивые. Забравшись в глушь, я мог часами сидеть на берегу какого-нибудь

озерка и любоваться чудными пейзажами, вслушиваясь в лесную разноголосицу, которая звучала для моей

истомленной души небесным хоралом.

Со временем мои вылазки становились более продолжительными; иногда я пропадал в лесах по два-три дня,

уходя от деревни все дальше и дальше. Так что к лету я уже чувствовал себя если и не вождем могикан, то

вольным охотником по прозвищу Кожаный Чулок точно.

Однажды в конце мая я набрел на добротное охотничье зимовье - крытую рубероидом избушку, сложенную

из потемневшего от времени соснового бруса. Впрочем, зимовьем подобные строения назывались с

известной натяжкой. Большей частью они являлись базами для грибников и заготовителей ягод: этого добра

здесь было - завались.

Грибы сушили связками для последующей оптовой продажи, а ягоды, предварительно отсортировав и

очистив от разного мусора, паковали в полиэтиленовые пакеты. Заготовительные фирмы имели от такой

деятельности местного населения весьма солидную прибыль.

На первый взгляд избушка казалась заброшенной, но пепел в очаге был свежим. Ко всему прочему,

внимательно осмотрев окрестности, я нашел закопанные в двух местах остатки трапезы: пустые консервные

банки, огрызки хлеба, окурки и пластиковые бутылки из-под различных напитков. Судя по датам на хорошо

сохранившихся этикетках, зимовье посещали прошлым летом.

Сделав это открытие, я поневоле задумался над вполне закономерным вопросом: с какой стати такая

скрытность?

Вражеским агентам в этой глуши делать нечего (именно так должен маскировать свои следы шпион,

заброшенный на вражескую территорию), а заготовители ягод и грибов аккуратностью и чистоплотностью

не отличались. И уж точно ни у кого из них не возникла бы мысль закопать мусор на полметра вглубь. В

лучшем случае, все отходы сжигались в печке или на костре.

Может, сюда кто-то приводил поохотиться иностранцев? Такой вариант нельзя было сбрасывать со счетов.

Дичи в этих местах хватало. К тому же, благодаря повальной демократизации, западные любители русской

экзотики бродили по территории России косяками, нередко безо всякого разрешения и надзора.

Однако в моем случае возникало одно "но" - следы пребывания неизвестных в хижине тоже были

замаскированы весьма тщательно. Проколов в маскировке оказалось совсем немного, всего ничего: свежий

пепел и новенькая двухрублевая монета. Она закатилась под грубо сколоченные нары. Видимо, кто-то из

посетителей избы переодевался, не проверив предварительно карманы.

Монету я отыскал не благодаря слепому случаю. Заинтригованный странными поведением "охотников", я

проверил не только окружающую зимовье местность, но и саму хижину. После своих открытий ночевать в

зимовье мне почему-то расхотелось. Несмотря на позднее время, я ушел вглубь лесов и улегся спать в

походной палатке-малютке.

С той поры я несколько поумерил свою исследовательскую прыть. Нет, я не испугался чужаков. Все гораздо

проще и прозаичнее.

Лес - это не городской парк с аттракционами и не оживленный проспект, где ты на виду у многочисленных

прохожих, а потому можно расслабиться и вести себя беззаботно. В глухомани всякое случается. В такие

места одиночкам ходить не рекомендуется. Разве что в случае острой необходимости.

Но поскольку я вовсе не считал себя ровней отважному русскому путешественнику Пржевальскому,

отыскавшего неизвестную науке лошадь в пустынях Джунгарии, где до него нога цивилизованного человека

не ступала, то ограничился редкими одиночными вылазками в полюбившиеся мне лесные места, которые

находились неподалеку от деревеньки.

А в основном я продолжал охотиться вместе с Зосимой, находившим дичь чуть дальше деревенской

околицы. Он не любил ноги бить зазря.

Кроме того, я переключился на рыбную ловлю, благо плавающей живности в озере было вдоволь. Кстати,

запеченный на костре линь ни в коей мере не уступает по вкусовым качествам зажаренному рябчику под

клюквенным соусом.

Глава 2.

Итак, неприятности свалились на мою голову средь бела дня, в ясную, солнечную погоду... и в момент

самого паршивого клева, который я только мог припомнить.

Посторонний звук, неожиданно нарушивший знойное безмолвие, грубо вторгся в мои прозрачные,

невесомые мысли, и я, недовольно поморщившись, озадаченно огляделся по сторонам.

Где-то вдалеке тарахтел движок, и это обстоятельство удивило меня до крайности. Ничего подобного в

деревне не наблюдалось. А поскольку лето выдалось дождливым, то сюда мог добраться разве что

армейский гусеничный вездеход. Но рев боевой машины вовсе не был похож на щебет неведомого

механизма.

Звук доносился откуда-то с высоты. Я поднял голову и, щурясь от солнца, в полном недоумении начал

вертеть головой.

Деревня находилась вдалеке от воздушных трасс, поэтому в небе над "островом" появлялись лишь военные

самолеты и то очень редко. А малогабаритные летательные аппараты в наши края просто не долетали, так

как поблизости не было подходящих аэродромов.

И тем не менее, над деревней летел самолет. Вернее, не совсем самолет. Это была маленькая стрекоза с

маломощным двигателем - мотодельтаплан. Обычно на таких для остроты ощущений катают граждан,

отдыхающих в здравницах черноморского побережья. Этот летательный аппарат не мог подниматься

высоко, но, настолько я знал, с запасными баками он способен был преодолевать значительные расстояния.

Мотодельтаплан уже практически не летел, увлекаемый вперед винтом, а планировал. Его мотор кашлял и

чихал, время от времени вообще останавливаясь. Похоже, безумец, сидевший за штурвалом летательного

аппарата, хотел дотянуть до заброшенных полей, начинающихся сразу за озером.

Однако это ему не удалось. Миниатюрный летательный аппарат резко снизился, едва не задев верхушки

деревьев, на последнем издыхании перепрыгнул рощицу, под сенью которой пряталась моя изба, и по

достаточно пологой траектории спланировал в озеро, разбудив казалось навечно уснувшие волны.

Но перед самым нырком в воду из решетчатого чрева стрекозы вывалился незадачливый летун и шлепнулся

в мою "недвижимость" почти около берега, примерно в тридцати метрах от поплавков. (Поскольку на озеро

никто из деревенских не претендовал, я, возомнив себя удельным князем, самочинно и втайне от всех его

приватизировал, так сказать, де-факто, заразившись дурным примером Зосимы).

Пораженный невиданным зрелищем, я остолбенело уставился на человека, который делал слабые попытки

удержаться на поверхности. Видимо, падение оглушило его.

Наконец до меня полностью дошел смысл происходящего; я бросился в озеро (благо раздеваться не нужно

было, так как моя одежда состояла из плавок и панамы) и быстро поплыл на помощь утопающему.

Я подоспел вовремя - человек уже скрылся под водой. Мне пришлось нырнуть, чтобы зацепить его за

шиворот. Летчик оказался тяжелым; я даже запыхался, пока вытащил его на узкую полоску песчаного

пляжа.

Спасенный был без сознания. Не мешкая ни мгновения, я начал делать искусственное дыхание, ритмически

нажимая на его грудную клетку. Этому меня в свое время обучили еще в школе, когда я принимал участие в

пионерской игре "Зарница". А затем, для большей эффективности манипуляций, принялся вдувать воздух в

легкие своего подопытного кролика, уже начавшего подавать признаки жизни.

Эффект оживления оказался ошеломляющим: едва открыв глаза, мой утопленник тут же съездил меня по

физиономии. И это в весьма ответственный момент, когда я, прижавшись ртом к его губам, выдавливал из

себя последние молекулы кислорода. Ничего себе благодарность!

От неожиданности я быстро отпрянул и неуклюже опрокинулся навзничь. Спасенный летчик порывисто сел.

От резкого движения летный шлем, пряжку которого я успел расстегнуть, свалился с его головы... и по

плечам летчика рассыпались длинные светлые волосы. Женщина!?

Ну, конечно же! Вот осел... Я ведь сразу почуял, что пухлые губы летчика источали приятный запах дорогой

помады.

Но этот несущественный нюанс в столь ответственный момент мигом пролетел мимо сознания, оставив где-

то в глубине мозга только крохотный тревожный импульс. Почему именно тревожный, мне пока было

неясно. Но когда я рассмотрел ее лицо в деталях, этот самый импульс вдруг вырос до необъятных размеров.

Она была красива. Ну просто импортная фотомодель. А я всегда относился к красивым женщинам с

опаской, даже неприятием.

И тому подтверждением был весь мой немалый житейский опыт. Это я сейчас стал затворником, а раньше

был совершенно нормальным мужиком с вполне нормальными инстинктами и желаниями. И, конечно же,

противоположного пола не чурался. Скорее, наоборот.

Красивые женщины сильно отличается от симпатичных; а иных в природе просто не существует. (Не спорю,

встречаются и уродливые, но это уже большая редкость, генетический феномен). То, что Бог поскупился на

мозги для красавиц, общеизвестно. Где в одном месте что-то прибудет, то в другом убудет. (Конечно,

бывают и приятные исключения).

Но главная беда заключается в том, что у по-настоящему красивой женщины весьма властный и капризный

характер. Она становится счастливой (и то ненадолго) только тогда, когда на мужчине ошейник, он стоит

перед нею на коленях, а ее каблук у него на шее.

Но такая "идиллия" обычно продолжается недолго. Красавицу всегда подзуживает бес

неудовлетворенности. Об этом хорошо сказал великий русский поэт Пушкин в своей гениальной "Сказке о

рыбаке и золотой рыбке". Правда, там главным персонажем выступает выжившая из ума старуха, но

Александр Сергеевич, конечно же, этот образ склеил под кого-то иного.

Будь я депутатом Государственной думы, немедленно внес бы новый законопроект, предусматривающий

бесплатную выдачу этой "Сказки" вступающим в брак девицам как обязательного приложения к

официальному документу. И чтобы печать на свидетельстве о браке ставили только в случае, если невеста

прочитает сказку наизусть. Может, тогда меньше бы стало разбитых корыт и разводов.

- Помогите! Нечего валяться на песке, изображая дохлого краба. - Голос у нее был хрипловатый, но

сильный.

Я как шлепнулся на спину, так и лежал в нелепой позе, совершенно обалдевший от увиденного. Ее слова

вернули меня из мира ассоциаций в грубую действительность. Я молча помог снять ей туго набитый рюкзак

(вот почему она показалась мне тяжелой) и деликатно отошел в сторону. А затем и отвернулся, чтобы дать

ей возможность без стеснения снять мокрый комбинезон.

- И долго вы будете показывать мне спину? - раздался позади ее насмешливый голос.

Нет, пора клиента ставить на место! Иначе сядет на шею и ножки свесит. Я не был богатырем, но, смею

утверждать, моя спина была вполне на уровне. Да, жирка на ней было маловато, но тугие узлы хорошо

тренированных мышц она не заметить не могла.

Похоже, мадам (или мадмуазель) привыкла к толстомясым качкам с бритыми затылками. И моя сухощавая

фигура не вписывалась в ее "табель о рангах".

Я неторопливо обернулся, и непринужденно, не спеша, оглядел ее с ног до головы, словно оценщик

антиквариата.

Да-а, там было на что посмотреть... Я не ошибся - она и впрямь выглядела как фотомодель. С небольшой

разницей - спасенная мною девушка (мне показалось, что ей никак не больше двадцати семи лет; или около

того) обладала крепко сбитой спортивной фигурой и была ниже общепринятого стандарта. Но это ее только

красило.

У меня, например, длинноногие анемичные красотки, вышагивающие на подиумах и демонстрирующие

свои прелести на глянцевых разворотах модных журналов, вызывают не восхищение (или, упаси Господь,

вожделение), а жалость и досаду. Почти у всех у них проблемы со здоровьем.

А досадно оттого, что в начале двадцать первого века сдвинулись набекрень понятия о канонах женской

красоты. Задуренное телевидением человечество как-то потихоньку начало забывать, что женщина - это не

кусок обнаженной или слегка задрапированной плоти, где главенствуют гипертрофированно длинные ноги

и худая филейная часть.

Женщина в первую голову мать, которая должна обладать крепкими широкими бедрами и пышной грудью,

чтобы рожать и вскармливать вполне здоровых продолжателей рода человеческого.

Спасенная мною девушка была почти из этой категории. Можно сказать, мой идеал. Только груди у нее

были небольшие. Если бы не ее красота... Она была в ярком купальнике и светилась под лучами солнца как

новогодняя игрушка.

- Рад, что с вами все в порядке, - коротко и сухо сказал я и начал собирать удочки.

Она следила за мной с насмешливым удивлением. Меня начала забирать злость. Но я не подавал виду.

Закончив упражнения с рыболовными снастями, я вежливым кивком попрощался с нею, и направился к

своей избе, находившейся неподалеку.

- Ну и ну! - раздалось позади. - Похоже, в нашей стране истинные джентльмены вымерли как класс. Разве

вы не пригласите меня в дом?

Я посмотрел на нее через плечо.

- Насчет джентльменов вы абсолютно правы, - ответил я как можно вежливей. - Их перестреляли еще

большевики в годы гражданской войны. А что касается приглашения... Сегодня я гостей не ждал. Кроме

того, у меня не дом, а примитивная крестьянская изба. Она вам не понравится.

Девушка растерялась. Мой ответ прозвучал для нее дико и был по ее понятиям абсурдным. Видимо, ей не

приходилось слышать таких слов как "нет" и "нельзя" ни в глубоком детстве, ни в юности, ни вообще

когда-либо. И это было вполне понятно: у кого мог повернуться язык отказать такой красотке?

- Послушайте! - возмущенно воскликнула девушка. - Это... это ни на что не похоже! Как можно отказать в

помощи потерпевшему аварию?

- Помощь я вам уже оказал... за что и получил благодарность... - Я выразительно потер щеку, куда пришлась

оплеуха. - Вы живы и здоровы, а ваша одежда скоро высохнет. Вон в той избе есть телефон, можете

позвонить куда нужно, и за вами приедут ваши друзья или родственники. А ежели нет, то неподалеку от

деревни находится полустанок. Дорогу туда вам покажет дед Зосима. И даже отвезет на телеге... если вы ему

понравитесь. Он живет в том же самом доме, где установлен телефон.

- Черт знает что! - Она продолжала гнуть свою линию; эмансипированные женщины или забыли, или не

знают, что мужчинам импонирует мягкость и кротость. - В таком виде я не смогу показаться на людях. -

Девушка со злостью пнула ногой мокрый и грязный комбинезон.

- Это ваши проблемы. - Я был спокоен и невозмутим, словно буддийский монах. - Если у вас нет денег, могу

одолжить.

- Даже так!? - Она кипела от негодования. - Ах, как благородно! Не забудьте адресочек свой присовокупить

к деньгам. На деревню дедушке. Нет, мне от вас ничего не нужно!

Девушка резко отвернулась, а я, пожав плечами, продолжил свой путь. Злость улетучилась, и я, закрыв за

собой дверь избы, неожиданно расхохотался. Меня начала забавлять сложившаяся ситуация. Интересно, как

она поступит?

Ждать развязки неожиданной интриги пришлось недолго. Ровно через час в дверь раздался стук, и на пороге

появилась спасенная мною красавица.

Девушка уже была одета и с рюкзаком, похожим на воинский ранец. Ее волосы высохли, и она даже

умудрилась соорудить что-то наподобие прически. Легкий джинсовый комбинезон был выстиран и туго

облегал ее упругие формы.

- Мне некуда идти... - Теперь она была сама покладистость; ее светло-зеленые глаза полнились слезой. -

Пожалуйста, простите меня. Я такая глупая... - И она разрыдалась.

Женские слезы - страшное оружие, которое разит мужчин без промаха. Но слезы и последнее оружие. Так

что я мог торжествовать - крепость взята.

Однако победителем я себя не чувствовал. Мало того, такой оборот в наших отношениях мне совершенно не

нравился.

С одной стороны, я должен проявить гуманность и приютить заблудшую овечку, а с другой - от нее

явственно исходили флюиды какой-то пока неведомой опасности. В этом я был уверен на все сто.

Будь за моими плечами вполовину меньше прожитых лет, я бы с радостью и воодушевлением предложил ей

и кров, и очаг. Ну как же: на моем деревенском безрыбье, где одни старушки, заполучить золотую рыбку,

даже не шевельнув пальцем, - чего еще желать вполне здоровому холостяку с нормальными инстинктами?

Но моя прошлая жизнь давно остудила горячую юношескую кровь и приучила смотреть не на яркую

обертку, а что под ней. Я совершенно не сомневался, что ее слезы - всего лишь женская хитрость.

Такие крали, как эта красотка, так просто не сдаются. Они могут временно отступить, затаиться, чтобы

затем нанести неожиданный удар в самое уязвимое место. А еще у меня появились подозрения и другого

рода. М-да... И как мне теперь поступить?

- Заходите... - Я, наконец, решился; а что было делать? - Располагайтесь... Как насчет кофе?

- Я бы не отказалась и от обеда.

Да, от скромности она точно не умрет.

- Рыбу любите?

- Мне все равно. Я сейчас настолько голодна, что готова съесть сковородку жареных гвоздей.

- С гвоздями у меня туго...

Я критически посмотрел на сломанный табурет, ждавший починки второй месяц. Он служил мне в качестве

подсобного столика, на который я безбоязненно ставил горячие сковородки и кастрюли.

Сначала у меня не было охоты им заниматься, а затем оказалось, что в моей мастерской нет ни столярного

клея, ни подходящих гвоздей. Чтобы не забивать себе голову такими мелочами, я скрепил поломанные части

табурета проволокой и на том мой хозяйственный пыл угас.

Девушка вытерла слезы и робко улыбнулась. Наверное, она решила, что я сподобился на шутку.

- А вот сковородку жареных карасей в сметане я вам гарантирую, - продолжил я, открывая холодильник.

- Ах, как здорово! - Она радостно захлопала в ладоши. - Обожаю карасей. Особенно в сметане.

- Да ну? - В моем голосе звучал неприкрытый сарказм.

Нужно отдать ей должное - она сделала вид, что не услышала реплики. Девушка оставила рюкзак возле

дивана и принялась рассматривать мое жилище. А я тем временем достал из холодильника выпотрошенных

карасей, мой вчерашний улов, и занялся стряпней.

- Это вы его?.. - Девушка, изобразив восхищение (ах, хитра, чертовка!), указала на медвежью шкуру над

диваном.

Мне очень хотелось соврать, но я ответил почти честно:

- Нет, не я. Охотник из меня никудышный. Друг подарил.

Шкуру я купил у Зосимы. Так же, как и лосиные рога, висевшие над камином. Пользуясь удаленностью

деревни от обжитых мест, Зосима потихоньку браконьерствовал. Правда, свою добычу рыночным

перекупщикам он не продавал, а делил ее между соседями, внося немалую лепту в их скудный

пенсионерский бюджет.

Мое жилище изобилием помещений не страдало: крыльцо, сенцы, кладовая, ванная, совмещенная с

туалетом, и просторная комната, служившая и кухней, и гостиной, и спальней. Кроме избы, на подворье

находились погреб, колодец и рубленая клеть, переоборудованная мною под мастерскую. Подворье окружал

дощатый забор, некогда добротный, а ныне прохудившийся донельзя.

Поначалу я хотел поставить новый, но по здравому размышлению передумал. Мне не хотелось, чтобы моя

изба чем-то выделялась среди остальных. Скромность украшает человека, а в особенности - отшельника.

- Какие запахи! - Девушка невольно сглотнула слюну, когда я водрузил посреди стола сковородку с

жареными карасями.

Похоже, она и впрямь сильно проголодалась. Невольно улыбнувшись, я продолжил сервировку стола.

Я поставил рядом со сковородкой стеклянный кувшин с холодным клюквенным морсом и бокалы, достал из

холодильника соленые грузди, порезал свежие помидоры и огурцы, которые вчера привез с рынка Зосима. А

также присовокупил ко всему прочему добрый кусок вяленого лосиного мяса и еще теплый

свежеиспеченный лаваш. Его час назад принесла бабка Дарья, помогавшая мне по хозяйству за умеренную

плату (привозной хлеб в деревне был редкостью).

- Блеск! - Не дожидаясь приглашения, девушка быстро уселась на мой личный стул с высокой резной

спинкой и начала накладывать на тарелку всего понемногу.

Нет, скромность точно не являлась ее главной добродетелью. Но я промолчал, чтобы не портить себе

аппетит. Мой завтрак состоял из чашки чая и сухариков, потому я был голоден не в меньшей степени,

нежели эта бесцеремонная девица.

Немного подумав, я вынул из холодильника еще и графин с отменным самогоном, изготовленным все тем

же Зосимой по особому рецепту и настоянным на травах. Под такую шикарную закуску просто грех было не

выпить.

У меня были и вина разных сортов, но предлагать их этой дамочке я категорически не захотел. Пожадничал,

честно говоря. Если я буду поить всяких приблуд, то мой винный погребок в скором времени прикажет

долго помнить о себе.

- Как вы относитесь к самогону? - спросил я с мстительной радостью, наполняя настойкой два

вместительных лафитника.

Я почему-то решил, что эта залетная фифочка просто не может так низко опуститься, чтобы глотать

самопальное спиртное. Но я просчитался.

- Временами очень даже положительно, - ответила она, и тяпнула рюмку одним махом, даже не

поморщившись.

Ни фига себе! Ну, народ пошел... Демократия на марше. Свободу раскрепощенной женщине! Эмансипация

в финальной стадии развития. Бедные мужики...

- Меня зовут Каролина, - объявила, как бы между прочим, девушка, усиленно работая челюстями. -

Плесните еще чуток, - указала она глазами на свой лафитник. - Бодрящая вещь.

- Да уж... - буркнул я в изумлении, и снова наполнил рюмки до краев.

Самогон был тройной очистки и обладал крепостью никак не ниже пятидесяти градусов.

Да-а, сильна девица... Характер у нее если и не нордический, то истинно русский - точно. Вторая рюмка

тоже прошла без остановок, и девушка с явным удовольствием захрустела соленым груздем.

Я молча справлялся со своей порцией. Каролина по-прежнему была для меня загадкой. Мне очень хотелось

расспросить девушку кое о чем.

Для начала, например, я бы поинтересовался, как ее угораздило залететь в наши забытые Богом и родным

правительством места. И что находится в рюкзаке, на который она украдкой, время от времени, тревожно

косилась, будто кто-нибудь мог его слямзить. Но я решил держать марку до конца.

Захочет - сама расскажет, а нет - скатертью дорога и перо ей в хвост. Мне только и не хватало таинственной

незнакомки с манерами бой-бабы.

Чужие тайны в нашем захолустье могут обернуться большими неприятностями, способными разрушить мой

хрустальный мирок в мгновение ока. Увы, моя прошлая жизнь превратила меня из романтика в самого

заурядного реалиста-прагматика.

Обед мы завершили хорошо сваренным кофе. Это я умел делать мастерски - когда-то турки научили. А

затем я с наслаждением закурил. Мне некуда было торопиться, и я выжидающе посматривал на свою

незваную гостью.

По идее, как воспитанная женщина, она должна была помыть посуду, чтобы избавить меня от очередной

головной боли - этот процесс я терпеть не мог.

Временами мне казалось, что грязная посуда размножается самопроизвольным делением: не успеешь

оставить в мойке чашку или тарелку, как спустя час-другой там уже громоздится целая гора немытых

кастрюль, мисок и стаканов.

Нередко, отчаявшись бороться с таким феноменом, я оставлял все, как есть, пока посудный шкаф не

становился пустыней, а немытые тарелки, вилки, ложки, стаканы и прочая образовывали маленький

Эверест. Иногда меня выручала бабка Дарья, после чего я долго мучился угрызениями совести и старался

победить в себе неприятие посудомоечного процесса.

Но спустя очень недолгое время все возвращалось на круги своя. Я признавал себя побежденным бытом и,

чтобы уменьшить количество грязных тарелок, ел прямо из кастрюль и сковородок. Получалось не очень

интеллигентно, зато практично.

Каролина напрочь проигнорировал мой немой призыв. Втянув носом сигаретный дым, она спросила, явно

ерничая:

- Кадетик, не угостите ли даму сигареткой? А то мои размокли. У вас "Мальборо"?

- Так точно! - ответил я, изобразив повышенное рвение, и дал ей прикурить.

- Кстати, вы так и не представились, - сказала она, закинув ногу на ногу.

- Зовите меня Робинзоном, - нахально ухмыльнулся я в ответ.

- Экий вы лгунишка. - Она лукаво погрозила мне изящным пальчиком. - Так не пойдет. Ничего себе имечко

- Робби... - Каролина хихикнула.

Она явно начала заигрывать. Что насторожило меня еще больше. С чего бы?

- Не думаю, что наше знакомство будет продолжительным... - Я выразительно посмотрел в сторону

настенных часов. - Одежда ваша высохла, вы отдохнули, плотно перекусили, пора и в путь. Я договорюсь с

Зосимой, он отвезет вас к электричке. Нужно поторапливаться, чтобы успеть на полустанок засветло.

Потому называйте меня хоть горшком, только в печь не сажайте.

- Вы... вы меня выгоняете? - Она закусила губу.

Видно было, что девушка с трудом сдерживается, чтобы не вспылить. Она никак не могла подобрать ко мне

ключи, и это сбивало ее с толку.

- Ни в коем случае... - Я на мгновение запнулся, пытаясь правильно сформулировать свою мысль. - Но у

меня не постоялый двор. Кроме того, я сюда приехал, чтобы удалиться от мирской суеты. Любое общество

мне претит. Уж извините, лично вы тут ни при чем. А если хотите на некоторое время остаться в наших

палестинах, то вас могут приютить жители деревни.

- Да, я хочу остаться! - Каролина гневно сверкнула глазами и побледнела - то ли от злости на мою

твердокаменность, то ли по какой-либо иной причине. - Здесь остаться. - И добавила, уже просительно: - До

завтра. Пожалуйста...

- До чего мне нравятся воспитанные люди... - Я не знал, как поступить дальше - вспылить и послать ее куда

подальше или спустить ситуацию на тормозах. - Прежде чем сделать кому-либо пакость, они обязательно

расшаркиваются, любезно улыбаются, рассыпаются в комплиментах и непременно уснащают свою речь

словом "пожалуйста". Оно у них вроде наживки, на которую клюют глупые пескари и караси. Это я к тому,

что мне от вас, похоже, никуда не деться. Оставайтесь. Но только до завтра!

- Большое спасибо! - Эти слова она произнесла с чувством. - Вы хороший человек.

- В этом и кроются все мои беды, - буркнул я, закуривая очередную сигарету.

Каролина благоразумно промолчала.

Где-то вдалеке пророкотал гром. Со стороны полей небо стало иссиня-черным. Надвигалась гроза.

Глава 3.

Зосима появился как всегда некстати. Хлюпая болотными сапогами (дождь только что закончился), он

возник на пороге избы, словно призрак лесоруба из какой-то немецкой сказки. В руках Зосима держал

топор.

- Э-э! - воскликнул я, и Зосима, недовольно морщась и кряхтя, уселся на многострадальный табурет возле

входной двери и принялся стаскивать грязные бахилы.

У себя дома на такие мелочи он не обращал внимания. Потому пол в своей избе мыл три раза в год - перед

Рождество, за неделю до Пасхи и на языческий праздник Ивана Купала. В последнем случае Зосима еще и

устилал пол молодым свежескошенным камышом, следуя древней традиции.

В отличие от жилища Зосимы, чистота в моей избе была на уровне. Естественно, в большей степени

благодаря бабке Дарье, нежели мне. Лакированный пол из полированной доски (эту операцию произвели по

моему заказу строители) украшали пестрые домотканые дорожки, творение закарпатских мастеров, потому

мне вовсе не улыбалась перспектива после визита Зосимы устраивать очередную генеральную уборку.

- Кушаем? - вежливо осведомился Зосима; а затем, глазами испросив у меня разрешения, подошел к столу,

налил себе настойки и благоговейно, врастяжку, выпил. - Хе! - выдохнул он не без удовольствия, аккуратно

вернул пустой лафитник на место и потопал к дивану.

Не дождавшись помощи от Каролины, я сам занялся мытьем посуды. Но выпивку и вяленое мясо оставил на

столе.

Дождь продолжался битых два часа, потому мне пришлось коротать время за размышлениями, которые я

время от времени подогревал спиртным. Девушка, свернувшись калачиком, прикорнула на диване - похоже,

моя настойка подействовала на нее как снотворное. Она проснулась минут за пять до прихода Зосимы и

теперь плескалась в душе.

Зосима тоже слышал, что в ванной кто-то копошится. Но деликатно помалкивал, покуривая свою походную

трубку - короткую, пенковую. А я не спешил удовлетворить его любопытство.

- Тут, это... надо наточить, - осторожно начал Зосима, указывая на топор, оставленный им у порога. -

Понимаешь, какое дело...

- Нет проблем, - поспешно откликнулся я на попытку Зосимы завязать обстоятельный разговор, перебив его

на полуслове. - Вон на гвозде ключ от мастерской. Включаешь рубильник - и вперед. Точило в полном

порядке, но камень не новый. Поэтому не забудь про защитные очки. Они над верстаком, на полке.

С недавних пор мы перешли на "ты". Так решил Зосима. Это являлось высшим проявлением доверия к моей

персоне с его стороны. При всей своей широкой натуре, Зосима очень не любил панибратства. Силой

набиться ему в друзья-приятели было невозможно. Я даже гордился оказанным доверием, что было мне, в

общем-то, не свойственно.

Но Зосима не торопился направить свои стопы в клеть, переоборудованную под мастерскую. Видимо,

любопытство просто сжигало моего приятеля. Ведь он уже привык, что я всегда один, хотя сначала это

обстоятельство сильно его удивляло.

Каролина явилась перед нами в облике царицы Савской: большой полосатый тюрбан на голове,

сооруженный из полотенца, и красная туника, в которую превратилась махровая простыня.

У Зосимы глаза полезли на лоб от удивления. Он готов был увидеть кого угодно, но только не прекрасную

фею. А девушка, румяная от горячего душа и благоухающая дорогим шампунем, буквально лучилась,

показывая в "голливудской" улыбке все свои великолепные зубы.

- У нас гости? - лукаво полюбопытствовала она мимоходом, направляясь к одному из кресел. - Добрый день!

У нас! Черт возьми! У нас... Ну, блин, дела.

Зосима дернулся и, почему-то спрятав свои заскорузлые руки, хрипло ответил:

- Это... здравствуйте... кхе, кхе!

Он нервно заерзал, будто ему вдруг снизу припекло, и смущенно опустил глаза, чтобы не смотреть на голые

колени девушки, без всякого стеснения выставленные напоказ.

Каролина, пуская глазами чертики, небрежно листала какую-то книгу, позаимствованную на ходу из моей

скромной библиотечки, размещенной на четырех полках. Всем своим умиротворенным видом девушка

давала Зосиме понять, что ее присутствие здесь вполне закономерно и ничего необычного в этом нет.

Зосима перевел взгляд на меня. Он выглядел ошеломленным. Мне даже показалось, что череп Зосимы вдруг

стал прозрачным, и я вижу, с каким усилием вращаются внутри заржавевшие шестеренки.

Я понимал его состояние. Изба Зосимы стояла на другом конце деревни, над той самой единственной

дорогой, что связывала наш "остров" с внешним миром, и он видел всех, кто по ней идет или едет, так как

его любимые полати были обустроены возле окна. Поэтому присутствие в моем бунгало дамы - да еще

какой! - было для бирюка Зосимы явлением необыкновенным, таинственным, сродни приземлению на

околице инопланетного корабля.

- Ее зовут Каролина, - туманно ответил я на его немой вопрос и многозначительно умолк.

- Дык, конечно... ежели что... То есть... в общем... - Зосима не смог выпутаться из задуманной фразы и

растерянно умолк.

Я едва не рассмеялся. Ну надо же - признанный балагур и краснобай вдруг потерял дар речи! Похоже,

красота Каролины сразила Зосиму наповал. И это в его-то годы. Очень опасная дамочка, очень.

- Так я, это... пойду... - Зосима встал и едва не на цыпочках направился к двери.

- Топор не забудь! - крикнул я вослед своему совершенно обалдевшему приятелю, уже выскочившему за

порог.

- Хе-хе... - подобострастно хихикнул Зосима, возвращаясь. - Премного благодарны... - ляпнул он ни к селу,

ни к городу, схватил инструмент и поторопился исчезнуть.

Позади будто рассыпали серебро по полу. Я обернулся. Девушка хохотала взахлеб. Я невольно последовал

ее заразительному примеру.

- Это... это кто? - насмеявшись вдоволь, спросила Каролина.

- Зосима.

- Тот самый?..

- Ага. А по-иному наш местный Харон.

- Простите, не поняла... Кто?

- Ах, да, я забыл, что современные девушки не увлекаются античной историей. Они в основном изучают

посредством телевизионной рекламы достоинства и недостатки различных гигиенических прокладок.

Чтение умных и полезных книг нынче не входит в перечень женских добродетелей.

- Я вспомнила! - радостно заявила Каролина. - Харон - это лодочник, перевозивший умерших в царство

мертвых. Кажется так... - добавила она уже менее уверенно.

- Точно. Публика в восхищении и аплодирует вашим познаниям. - Я демонстративно ударил в ладоши. -

Наверное, часто смотрите передачу "Что, где, когда"?

- Терпеть не могу. Когда продают ум и знания за деньги, словно на рынке, притом торгуясь, как базарные

бабы, - это отвратительно. Такое зрелище унижает простой народ; по крайней мере, ту часть, которая еще не

разучилась мыслить. Подумаешь, избранные... фи!

Если только она не кинула мне леща, сумев с обычной женской проницательностью заглянуть в тайники

моей души, то в прелестной головке девушки все-таки кое-что имелось.

- Но почему Харон? - В ее голосе звучало недоумение.

- А потому, что большую часть года, когда ненастье, мы напрочь отрезаны от цивилизованного мира. Здесь

юдоль если и не мертвых, то потерянных для общества - точно. И только Зосима на своей телеге в состоянии

курсировать туда-сюда. Завтра вы в этом убедитесь.

- Завтра... - повторила, словно эхо, Каролина и ее лицо на мгновение омрачилось.

Но уже спустя минуту она о чем-то щебетала, как заводная игрушка. Я слушал ее даже не половиной, а

четвертью уха - ради приличия - и думал. Соображал. Мне почему-то показалось, что девушка вовсе не

торопится вернуться к своим родным и близким. И самое неприятное, что мои умозаключения при

детальном рассмотрении нравились мне все меньше и меньше. Пора переходить в атаку, решил я, и

бесцеремонно перебил ее бесконечный треп:

- А скажите-ка, милочка, какой бес занес вас в нашу глушь?

Конечно же, она ждала этот вопрос. Давно ждала. Потому и болтала безостановочно, чтобы оттянуть не

очень приятный момент. И, похоже, ко всему прочему, надеялась, что я не буду настолько бестактным,

чтобы спрашивать напрямую, в лоб.

Но мне уже надоело гадание на кофейной гуще и хотелось услышать добрую порцию изощренной лжи. Что

Каролина ответит правдиво, я очень сомневался. Эта красотка была совсем иного поля ягода. Но ложь тоже

несет определенную информацию, которая нужна была мне как воздух.

- Разве это так важно? - Она явно хотела увильнуть от прямого ответа.

- Чрезвычайно, - постарался я ответить как можно серьезней. - Во-первых, не терпится удовлетворить

естественное для любого человека любопытство, а во-вторых, не хочется выступать в роли глупого мужика,

пригревшего за пазухой некое пресмыкающееся. Имею я на это право, как хозяин будущей вашей

ночлежки? - Это я уже сказал с нажимом.

- Имеете, имеете, а как же, - "успокоила" меня Каролина; или как там ее - я уже начал сомневаться, что она

назвалась своим настоящим именем. - Все очень просто: я сбежала от мужа.

Она смотрела на меня такими честными, прозрачными глазами, что мне захотелось немедленно устроить ей

овацию. Может, Каролина и не оканчивала школу-студию МХАТа, но с системой Станиславского явно была

знакома не понаслышке.

- Оригинальный способ, - признал я, изобразив восхищение. - Вы сказали новое слово в супружеских

отношениях. Жена-камикадзе - право, это изюминка для романистов.

- Нет, что вы! Я вовсе не намеревалась бултыхнуться в озеро. Летный опыт у меня небольшой, а потому я

сбилась с курса. Всего-навсего.

- Объяснение принято. Кстати, в той стороне, откуда вы прилетели, есть более подходящие места для

посадки вашей стрекозы, нежели наша лесная глухомань.

- Я поняла это чересчур поздно, - ответила она с унылым видом.

- Понятно. Похоже, ваш суженый очень нехороший человек.

- Почему вы так решили?

- Обычно жены убегают к родителям или подругам, живущим неподалеку. А вы надумали улететь на край

света. Значит, вам угрожает большая опасность.

- Так оно и есть... - Каролина невольно вздрогнула и зябко повела мраморными плечами. - Ильхан очень

жестокий человек.

Ильхан! Имя ее муженька не понравилось мне сразу. Я ничего не имею против лиц восточной

национальности. Среди них немало достойных людей, но иногда встречаются и настоящие садисты.

Впрочем, как и у других народов - отмороженные ублюдки рождались во все времена и на всех

континентах.

- Что ж, любовь требует жертв.

На мое насмешливое резюме она отреагировала так, как я и ожидал: обожгла меня гневным взглядом, и с

видом глубочайшего презрения (не только ко мне, но и ко всему мужскому роду) демонстративно

отвернулась. Однако свой острый язычок придержала. Чему я порадовался.

Нет, не за нее, а за себя: оказывается, я не лишен некоторых способностей по части воспитания строптивиц.

Может, наняться учителем в женскую гимназию? Сейчас такие уже создаются. Я широко и плотоядно

ухмыльнулся, представив себя в этой роли.

Каролина, наблюдавшая за мною краем глаза, все-таки не удержалась от замечания:

- Ничего смешного в этом нет!

- Согласен. Если все, что вы мне рассказали, правда, то вам не позавидуешь. Оскорбленный в своих лучших

чувствах муж, в особенности ревнивец, страшнее дикого зверя. Ярость от обиды затмевает ему разум. И на

что он способен в таком состоянии, можно только представить.

- Вы тоже... сбежали сюда от жены? - Она смотрела на меня, прищурившись, - будто держала на мушке.

- Желаете пооткровенничать? - спросил я насмешливо.

- Вы первым начали.

- Резонно. Нет, я местный, - ответил я, не моргнув глазом. - Вернулся на землю отцов. Ностальгия,

понимаете ли.

- Судя по возрасту, ностальгия вам пока не грозит, - сказала она скептически. - Врете, чай?

- Ну зачем так грубо... - Я сделал обиженную физиономию. - Бывает иногда фантазирую, это верно. Но

чтобы врать... да еще красивой женщине... Ни в коем случае!

- Тогда возможно, пожалуй, единственное объяснение вашей "ностальгии": вы - отставной военный,

большой любитель природы и деревенской жизни, занявшийся после ухода из армии бизнесом и скопивший

неплохой капитал.

- А другой вывод, более приемлемый для летней поры, вам не приходил в голову?

- Это какой?

- Ну, например, что я простой, как сказали бы раньше, советский дачник. Может даже интеллигент.

Скажем, научный сотрудник какого-нибудь института, работающий над серьезной проблемой, требующей

уединения. На природе, вдали от городской суеты, думается лучше.

Она вдруг фыркнула и приняла совсем вольную позу. Махровая простыня-туника ослабила свои объятия, и

моему взору предстали ее ноги, обнаженные по... В общем, по самое некуда.

Я деликатно отвел глаза в сторону. Интересно, этот момент случайный, или?.. Скорее всего, второе. Как я

уже понял, эта дамочка ничего случайно не делает.

- У дачника, а тем более простого научного сотрудника, таких теремов, как ваш, не бывает, мистер

Робинзон, - сказала Каролина с издевкой.

- Это - терем!? - обвел я рукой светелку. - Пардон, мадам, мне кажется, у вас неправильные представления о

теремах. Это всего лишь жилище более-менее состоятельного холостяка, не привыкшего отказывать себе ни

в чем даже в такой глуши. Возразите, если сможете.

- Помните, как в песне поется: "Я милого узнаю по походке?.." - Она лукаво подмигнула. - У вас повадки и

выправка военного человека. Уж я-то знаю. Мой папа - полковник. Я с ним полстраны объездила. Так что

вашего брата навидалась вдоволь.

- И как это папа-полковник разрешил своей дочери выйти замуж за этого... как его?.. ах, да - Ильхана?

Каролина потупилась и тихо ответила:

- Мы с Ильханом не расписаны. У нас гражданский брак. А что касается папы... Он погиб.

- Простите... Соболезную.

Похоже, в этот раз девушка говорила правду...

Неожиданно снаружи донесся рокочущий звук. Неужели Зосима до сих пор упражняется с точилом? Но

спустя мгновение я понял, что это работают винты вертолета. Я бросил быстрый взгляд на Каролину.

Ее лицо вдруг побледнело до синевы. Она застыла, как изваяние, даже не дыша. Во взгляде девушки,

обращенном на окно, сквозило отчаяние, через которое просвечивало упрямство обреченного.

Я вышел во двор. Над деревней на малой высоте летел четырехместный французский геликоптер, изящный,

ярко окрашенный, аппарат. Винтокрылая машина сделала круг над деревней и улетела в сторону

заброшенных полей.

Вечерело.

Глава 4.

Ночь прошла без приключений. Если у Каролины и были какие-то виды на меня, то они испарились после

появления вертолета в небе над деревней. Девушка явно была напугана, хотя и бодрилась, как могла. Почти

весь вечер мы разговаривали о сущих пустяках, не касаясь личного.

Я предоставил в ее распоряжение кровать, а сам устроился на диване. Она долго ворочалась, прежде чем

уснуть, а я бодрствовал до трех часов ночи, пытаясь связать воедино пока еще неясные, призрачные нити

подозрений и опасений, которые опутали меня со времени ее появления в моем жилище.

Увы, мозг отказался прийти на помощь интуиции. Скорее, наоборот: вместо удобоваримой версии,

объясняющей странные (если не сказать больше) события дня, в голове воцарился сплошной бедлам.

Впрочем, я никогда не отличался аналитическим складом ума.

Меня разбудил звон посуды. Все еще во власти невнятных сновидений, которые временами превращались в

кошмары, я вздрогнул, и с недоумением открыл глаза.

Каролина хозяйничала возле плиты. Она облачилась в мою рубаху, и теперь этот импровизированный мини-

халат открывал моему взору удивительно стройные ноги. Вид весьма соблазнительного существа

противоположного пола помимо воли заставил мое холостяцкое сердце встрепенуться. Нахмурив брови,

девушка с сосредоточенным видом что-то стряпала.

- А, вы, наконец, проснулись! - воскликнула она, радостно улыбаясь. - Прошу к столу, мистер Робинзон.

Ваш верный Пятница приготовил обед. Уж не взыщите, если что-то не так. К сожалению, мне неизвестны

ваши вкусы, поэтому я ориентировалась на вечные мужские ценности. - Каролина заразительно

рассмеялась.

Невольно улыбнувшись в ответ, я озадаченно спросил:

- Извините - но почему обед? По-моему, время утреннее. А по утрам я обычно довольствуюсь кружкой чая.

- Смотрите... - Она взяла будильник и поднесла его к дивану. - Двенадцатый час.

- Не может быть!

Я вскочил, словно ошпаренный, и с недоверием уставился на старинные часы с кукушкой, висевшие над

кроватью. Они достались мне от прежних хозяев. Часы сломались давным-давно и служили у них просто

украшением избы.

Они и впрямь были красивы: с деревянным резным корпусом, латунными нашлепками, ажурными

стрелками и литой гирей, изображающей какое-то фантастическое существо. Мне всегда нравились

старинные вещи, поэтому я разобрал их по винтику, нашел неисправность (сущий пустяк), помыл детали в

бензине, смазал, собрал (удивительно, но на столе не осталось ни одной лишней шестеренки) и - о, чудо! -

часы пошли. Чудо потому, что я мало смыслил в ремесле, а тем более - в работе часовщика.

- Еще как может, - ответила она, лукаво глядя на меня.

- Почему вы не разбудили меня!?

- Пожалела. Вы так сладко спали... ну как ребенок. И, наверное, вам что-то снилось. Я подумала: вдруг что-

либо приятное? Зачем разрушать иллюзии, пусть и навеянные сном?

- С чего вы взяли, что мне виделись сны? - грубо брякнул я, разозлившись не на шутку.

- Вас выдала мимика. Вы морщились, улыбались, хмурились и даже разговаривали.

- И что я говорил? - Это сообщение мне и вовсе не понравилось.

- Да так, разное... - Каролина была сама загадочность.

- А конкретней?

- Успокойтесь - ничего такого, что могло бы вас скомпрометировать.

Стиснув зубы, я больше не стал ее расспрашивать ни о чем. Но дал себе слово, что сразу после обеда лично

усажу эту шуструю девицу на телегу Зосимы и помашу вслед носовым платком. Мне только и не хватало

живого диктофона под боком.

Бриться я не стал. Все мои помыслы и действия были направлены на немедленный отъезд Каролины. Живо

умывшись, я сел за стол и молча принялся за еду.

Нужно сказать, что жареное мясо со специями под соусом все же удалось ей на славу. Девушка и впрямь

неплохо стряпала. Я даже мысленно удивился, как она смогла сотворить такое вкусное блюдо с тех мясных

обрезков, что, по меньшей мере, месяц лежали в морозилке.

- Ну, как? - спросила Каролина.

В ее голосе явственно слышалось тщеславие. Меня это разозлило еще больше.

- Вы о чем? - буркнул я в ответ, изобразив недоумение.

Будь девушка лошадью, она тут же, закусив удила, встала бы на дыбы. Но прежде чем обрушить на меня

свое негодование, Каролина нечаянно бросила взгляд на окно, где виднелась голубая небесная лазурь. И тут

же сникла, прикусив нижнюю губу. Наверное, она вспомнила вчерашний вертолет, круживший над

деревней.

- Вам нравится поджарка? - Она сказала это сквозь зубы.

- Есть можно, - бросил я небрежно.

- Наверное, вы привыкли только к ресторанной еде, - не удержалась Каролина от колкости.

- В этом вопросе я неприхотлив. Издревле так велось, что пища в первую очередь должна поддерживать

жизненные силы человека, а уже во вторую - приносить наслаждение своими вкусовыми и иными

качествами.

- Но вы же не питекантроп.

- Кто знает, к какому человеческому подвиду отнесут нас потомки. Вполне вероятно, что, например, через

сто тысяч лет современные люди будут стоять на одной полке с неандертальцами. Физиологические

различия человека нынешнего и древнего малозаметны.

- Вы... вы трепач! - Каролина все-таки не выдержала моего назидательного тона и философских

отступлений, которых я нахватался (не скрою) от Зосимы. - Идите вы... к черту! Нашел дурочку... - Это она

пробубнила, демонстративно отвернувшись к окну.

- А я вас не искал. Вы сами плюхнулись в мое озеро. Между прочим, - соврал я, - испортив при этом

отменный клев. Из-за вас я сегодня останусь без ужина. Вечером, для пользы желудка, я ем лишь рыбу и

овощи.

- И пьете отвратительный самогон. Гурма-ан... - Это слово девушка произнесла врастяжку, придав ему

уничижительный смысловой оттенок.

- Да, пью. Но только с незваными гостями. Чтобы им неповадно было являться с повторным визитом.

Каролина не ответила. По тому, как она сжала кулачки, я понял, что далось ей это очень нелегко. Мне

хотелось продолжить пикировку, чтобы довести ее до белого каления, тем самым облегчив процесс

выдворения загадочной красотки восвояси. Но, похоже, у девушки было иное на уме.

"Нет, подруга, ты мне брось свои штучки, - думал я, готовясь к последнему штурму твердыни. - Я вижу тебя

насквозь. Если все, что ты, подруга, мне рассказывала правда, то тебе край необходимо отсидеться под

моим крылышком, пока твой разлюбезный Ильхан (или кто там) не прекратит поиски. Но для меня это все

равно, что сидеть на бочке с порохом, к которой подведен зажженный фитиль. Рано или поздно его

подручные могут припылить и в нашу глухомань. И доказывай потом отморозкам, что ты даже пальцем не

прикоснулся к сокровищу босса...".

- Пойду к Зосиме, - сказал я, шнуруя кроссовки.

- Зачем? - живо обернулась Каролина.

- Пора Машку запрягать. Путь до полустанка неблизкий.

- Я никуда не поеду, - сказала она напряженным голосом.

- Как угодно... - Я с деланным безразличием пожал плечами. - Вы вольная птица и имеете полное право

поступать, как вам заблагорассудится. Но я хоть и бирюк, а значит не джентльмен, однако рюкзак ваш

помогу тащить. Здесь недалеко... Бабка Дарья живет одна, у нее места вполне достаточно. За небольшую

цену она сдаст вам жилье до конца лета. Если, конечно, пожелаете.

- Нет, я не желаю!

- Простите, не понял... Или я ослышался?

- Не ломайте комедию. Все вы поняли. Неужто я вас сильно стесню? Может, вас смущает что-то другое? Не

волнуйтесь, я к вам приставать не буду.

- А вот я как раз волнуюсь. Вдруг на меня нахлынет что-нибудь эдакое?.. Я, конечно, мужчина в годах, но

ничто человеческое мне пока не чуждо.

- Ай, бросьте! - Она с раздражением поморщилась. - Таким макаром кадрят только малолеток. Мы с вами

люди достаточно взрослые, чтобы отдавать себе отчет в своих поступках. А что касается вашей бабки

Дарьи... Представляю, - фыркнула Каролина, - что у нее там за апартаменты. Обычная деревенская изба с

удобствами на улице, за углом. Не так ли?

- Так, - вынужден был я согласиться. - Зато бабка Дарья отменно стряпает, и вам не придется торчать у

плиты. Ну, а насчет удобств... так ведь лето, тепло.

- Конгениально! - воскликнула с хищным весельем Каролина. - А после того, как я справлю нужду, мне

придется местись со спущенными трусиками через всю деревню в ваш душ. Надеюсь, в этом вы мне не

откажете?

- Ради такой умопомрачительной картины готов жертвовать по пятьдесят литров горячей воды каждый день.

- Ну ладно, оставим шутки... - Она умоляюще сложила руки на груди. - Мне пока нельзя появляться в

городе. Ильхан меня убьет. Я в этом уверена. В комфортной обстановке мне будет легче перенести

лишения. Неужто вам не жаль меня ни капельки?

- Жалость - это дурная болезнь. По-моему, так (или примерно так) говорил товарищ Сталин. К

твердокаменным большевикам я не имел и не имею никакого отношения, однако в этом выражении что-то

есть. Все, что вы мне тут наговорили, это всего лишь слова, не подкрепленные никакими фактами. Для меня

вы шкатулка с двойным дном. И мне почему-то вовсе не хочется знать секрет второго дна. Я, знаете ли, не

страдаю манией любопытства. Может, я и дурак, но не настолько, чтобы добровольно сунуть голову в пасть

льва.

- Вы просто трус!

- Как вы догадались?

- Это не мудрено... - В ее взгляде было столько презрения, что будь я более впечатлительной натурой,

немедленно провалился бы метра на три вглубь.

- Ах, милая барышня... - Я постарался принять многозначительный вид. - Что такое трусость? Это всего

лишь генетическая способность адекватно реагировать на серьезную опасность. Человек смог выжить в

очень непростом и жестоком мире в основном благодаря трусости.

- Я вас ненавижу! Вы!.. - У нее не хватило слов.

- Вот мы с вами и договорились. Вы меня ненавидите, а я в свою очередь, как истинный христианин, желаю

вам только добра. Поэтому хочу спросить еще раз: мне беседовать с Зосимой насчет транспорта или с

бабкой Дарьей на предмет расквартирования вашей сиятельной персоны в ее апартаментах? Но лучше будет

- сразу предупреждаю - если вы вернетесь в город. От ревнивого мужа не обязательно прятаться среди

болот, в лесной глуши. От нескромных людских глаз легче затеряться в каком-нибудь большом городе.

Каролина молча обожгла меня уничижающим взглядом и, сорвав с себя мою рубаху, начала надевать

комбинезон. Нужно сказать, зрелище впечатляло: она была в одних трусиках. По-девичьи острые небольшие

груди моей незваной гостьи выглядели весьма соблазнительно. Заметив, что я пристально ее рассматриваю,

она с вызовом спросила:

- Интересно?

- Очень...

- Извращенец! Теперь я понимаю, почему вы превратились в отшельника. Кому нужен трусливый эгоист,

только внешне похожий на мужчину? А может вы "голубой"?

- Как говорится в святом писании, если тебя ударят по левой щеке, то ты должен подставить и правую, -

ответил я назидательно. - Я на вас не в обиде. На женщину вообще нельзя обижаться хотя бы по той

причине, что Господь сотворил ее из ребра Адама - единственной кости человеческого скелета, в которой

нет мозга.

- Теоретик хренов... святоша долбаный! - цедила она сквозь зубы в бессильной ярости, продолжая

облачаться.

Я сидел, наблюдал и посмеивался. Меня и впрямь эта красотка забавляла. Не свались она мне на голову

неизвестно откуда и не будь у нее мужа-ревнивца Ильхана (где я слышал это имя, почему оно вызывает во

мне неприятные ассоциации?), я бы не отказался от весьма обаятельной (при всем том) квартирантки.

Было в ней что-то такое... эдакое... Нет, я не мог объяснить словами. Мне всегда нравились женщины

мягкие, покладистые - семейные. А здесь - буря, натиск, огонь, метеоритный дождь. И непередаваемое

чувство смертельной опасности, затаившейся где-то рядом.

На меня так явственно пахнуло моей прошлой жизнью, что я невольно вздрогнул. И бросил тревожный

взгляд на окно. Каролина перехватила его и невольно посмотрела туда же.

Реакции девушки мог бы позавидовать и мангуст, непревзойденный убийца змей. Каролина с такой

скоростью отпрянула от окна и спряталась за диваном, что для моего взора, не подготовленного к

подобному развитию событий, ее движения слились в сплошное размазанное пятно. Причем она проделала

все это практически беззвучно.

Я не стал вдаваться в расспросы, а просто поднялся и подошел к окну. Картина, открывшаяся предо мною,

казалась нереальной - будто кадр из фильма на широком экране кинотеатра. Я невольно отступил назад.

На берегу озера, напротив моей избы, разгуливали люди. Чужие.

Глава 5.

Что сделал Робинзон, увидев на необитаемом острове человеческие следы? Этот глупый вопрос всплыл в

голове настолько неожиданно, что я, несмотря на серьезность момента, едва не рассмеялся.

За время проживания в деревне я привык, что наш "остров" отрезан от прочего мира, и посторонних здесь

не бывает. Поэтому незнакомцы, разгуливающие по берегу озера, казались мне если и не дикарями-

людоедами, то кровожадными пиратами - точно.

Но спрятаться мне, как моему книжному товарищу Робинзону, было некуда. Изба стояла на виду у чужаков,

и если они пришли по мою шкуру... Впрочем, что гадать. Нередко воспаленное воображение рисует нам

картины, которые весьма далеки от действительности. У страха глаза велики. Поэтому лучше всего пойти и

узнать, кто эти люди и что им здесь нужно.

Приняв такое решение, я посмотрел в сторону дивана. Каролина таращилась на меня глазами затравленного

зверька. Она уже успела опомниться, но пока не решила, как ей поступить дальше. Я понимал ее состояние.

А потому сочувственно посоветовал:

- В сенцах лестница на чердак. На всякий случай спрячьтесь пока там. Лестницу поднимите, а люк закройте.

Можете наблюдать за берегом через чердачное окно. Только осторожно, не высовывайтесь.

- Х-хорошо... - Ее зубы выбивали дробь. - А в-вы?..

- Пойду на разведку. Я ведь местный, дачник. Какое мне дело до праздношатающихся граждан? Так же, как

и им до меня. Надеюсь, все будет в ажуре...

Их было трое. Молодые городские парни с мозгами набекрень. Такие, вырвавшись на природу, чувствуют

себя, по меньшей мере, американскими ковбоями на диком Западе. Они уничтожают любую живность,

попадающуюся им на пути, ломают молодые деревца, мусорят, где попало, разводят костры среди сухостоя,

после чего горят леса.

У них только одно кредо - после нас хоть потоп. Подавленная городскими условностями варварская

сущность таких молодчиков на лоне природы проявляется в совершенно диких формах.

Они возились с какими-то приборами и проводами. Я понял, что это такое, лишь приблизившись к ним

вплотную. Парни устанавливали так называемую "электрическую удочку" - страшное по своей убойной

силе изобретение нынешних "цивилизаторов".

Удочка представляла собой очень мощный конденсатор. Два ее поводка - провода с оголенными концами -

забрасывались в реку или озеро на определенном расстоянии друг от друга, и при включении разрядника все

живые существа (даже микробы) погибали. Вода на большой площади становилась почти стерильной, и на

восстановление ее животворящих свойств был необходим немалый промежуток времени.

- А что вы тут делаете? - спросил я с наивностью недалекого провинциала.

Они ответили не сразу. Как я понял, парни оценивали мои возможности. Наверное, моя персона их особо не

впечатлила, потому что спустя полминуты они весело переглянулись, заржали, как молодые жеребцы, и

продолжили заниматься своим делом, будто меня и не было.

В другое время - скажем года два-три назад - я бы завелся. Но что делает с человеком спокойная и

размеренная отшельническая жизнь - я остался спокоен, как буддийский монах. Меня даже забавляла эта

ситуация.

Однако манипуляции с электроразрядником мне все же не нравились. Ведь они готовились уничтожить

живность в МОЕМ озере. Где я потом буду коротать с удочкой долгие дни одиночества? К тому же, я

привык, чтобы к ужину у меня было рыбное блюдо - это чертовски вкусно и полезно.

- Мужики, у меня есть предложение, - сказал я миролюбиво.

- Ну? - наконец соизволил отозваться один из парней, со светлыми короткими волосами ежиком.

- Вы завязываете с этими делами, - я кивком головы указал на оборудование, - а я угощаю вас хорошим

деревенским обедом и выпивкой.

- Вась, ты врубился, о чем базлает этот фраер? - изобразив удивление, спросил белобрысый у второго -

длинного брюнетистого хлыста.

- Ну да, - ответил тот и вызывающе сплюнул. - Он хочет, чтобы мы свалили отсюда. Керя, тебе нравится

такой расклад? - обратился он к третьему - коренастому качку с бычьей шеей.

- Не-а... - Керя неуклюже боднул маленькой головкой, которая почти не вращалась на непропорционально

толстой шее. - Мы... ну, значит, это... приехали ловить рыбу.

- Слыхал? - Белобрысый с иронией подмигнул мне. - Народ не желает завязывать. А по поводу обеда - так

мы не против. Счас наловим рыбки, сварганим ушицу - и милости прошу к нашему шалашу. Можешь даже

взять выпивку, хотя у нас своей валом. - Он ткнул пальцем куда-то в сторону.

Я проследил взглядом за его указующим перстом и, наконец, увидел средство передвижения лихой троицы.

Это был миниатюрный автомобиль-вездеход с зеленым пластиковым кузовом, откидным верхом и очень

широкими шинами. Он мог передвигаться даже по сильно заболоченной местности.

Такие легкие неприхотливые машины предназначены для охотников и рыбаков; настолько мне помнилось,

подобные модели производят американцы. Ход у этих малышек тихий, особенно по ровному месту, а

потому, увлекшись словесной баталией, ни я, ни Каролина не услышали прибытия незваных гостей.

- Парни, это мое озеро. МОЕ, - подчеркнул я с нажимом. - Своими причандалами вы уничтожите в нем всю

рыбу. Согласитесь, это, по меньшей мере, неразумно.

- Что значит - твое? - спросил глист в обмороке по имени Вася. - Ты приватизировал озеро?

- Так я вам об этом талдычу уже пять минут.

- Во, блин, времена пошли! - воскликнул белобрысый. - Простому человеку нельзя шагу ступить, чтобы не

наткнуться на злостного частника. Даже в такой глуши. Где справедливость, Керя? Ответь.

- Ну... Что за понты!?

Похоже, белобрысый среди этой троицы был заправилой. Судя по речи, академий он не заканчивал, но в

грамоте кое-что мараковал. В отличие от туповатого Кери, смотревшего на происходящее круглыми

рыбьими глазами.

Но среди этой компании мне больше всех не нравился длинный. По-настоящему только он был опасен. Его

отмороженный взгляд холодил мне душу и вызывал нехорошие ассоциации.

- Дуй отсюда, паря, - сказал он ровным голосом. - Не мешай людям отдыхать.

Я знал заранее, что дело добром не кончится. С такими типами нужно или не связываться вообще, или сразу

бить наповал. Они просто не в состоянии понять простые общечеловеческие истины, в которых вежливость

и сострадание занимают не последнее место. Судя по всему, троица имела небольшой бизнес, скорее всего,

полукриминального характера (их вездеход стоил немалых денег), а потому парни считали, что в этой жизни

они уже собаку съели и им море по колени.

И что мне теперь делать? Разрешить им уничтожить озеро я просто не имел морального права. А

ввязываться в разборку мне совершенно не хотелось. Потому как чем она могла закончиться, можно было

угадать с большой долей вероятности.

Я бросил мимолетный взгляд на окна своей избы и увидел там силуэт Каролины. Она не послушалась моего

совета и теперь наблюдала за происходящим, спрятавшись за занавеску. Видимо, рассмотрев парней, она

поняла, что ей опасаться нечего.

Собственно говоря, я это тоже сообразил. Троица совсем не походила на преследователей девушки, которые

были весьма серьезными людьми (увидев ее реакцию на появление чужаков, я теперь в этом не сомневался

ни на йоту).

Но и нечаянно заехавшие в деревню придурки могли доставить местным жителям большие неприятности.

Кроме того, мне вовсе не улыбалась перспектива участия в драке, которая могла плавно перетечь в

поножовщину. И особенно мне не нравилось, что за мною наблюдает эта таинственная красотка.

- Парни, я сейчас позову местных мужиков, и вам не поздоровится, - соврал я решительным голосом. -

Уезжайте от греха подальше.

- А я вот думаю, что не успеешь позвать, - коварно ухмыльнулся белобрысый и посмотрел на длинного

Васю.

Тот понимающе кивнул и ударил меня без подготовки, целясь в челюсть. Видимо, в глубокой молодости он

посещал боксерскую секцию. Удар был поставлен неплохо, но все же страдал неточностью. Я легко

уклонился и отпрянул назад.

- Ну вы, блин, даете... - сказал я, изобразив обиду и недоумение.

Это было последнее здравое слово в нашей "беседе". Троица набросилась на меня скопом, и спустя

мгновение мы катались по песку, бестолково нанося удары. Вернее, били в основном меня. Правда, не очень

сильно, так как я постоянно увертывался или ставил блоки. Но все равно мне кое-что перепадало.

Я ждал пока они выдохнуться, чтобы снова приступить к переговорам. Иногда так бывает. Выплеснув

первое буйство, драчуны могут и успокоиться, не доводя дело до серьезных последствий. Особенно, если в

драке они не получат никаких повреждений или увечий. Кроме того, я все же надеялся, что парни не

настолько испорчены, чтобы пустить в ход какую-нибудь железяку или нож. На отпетых бандитов они как

будто не были похожи.

Выстрел произвел на них впечатление ушата ледяной воды, вылитой на головы. Куча мала рассыпалась в

одно мгновение. Тяжело дыша, парни испуганно смотрели мне за спину.

Я обернулся. И обомлел от удивления: примерно в десяти метрах от берега с воинственным видом стояла

Каролина! В руках она держала мое помповое ружье, которое вместе с патронташем обычно висело на

стене, возле большого зеркала.

- Вы, уроды, пошли вон отсюда! - срывающимся голосом крикнула девушка и повела стволом, выбирая

цель. - Иначе... всех перестреляю!

Мне показалось, что дуло смотрит прямо мне в лоб, поэтому я поторопился сменить позицию: быстро

отошел в сторону, и мелкими шажками - чтобы не испугать бесстрашную воительницу - приблизился к

девушке.

- Мы... это... сейчас... - Странно, но первым опомнился тугодум Керя. - Уже уходим...

Поглядывая в нашу сторону, как свора бродячих собак, у которой отняли аппетитную кость с мясом, троица

начала собирать разбросанные по берегу вещи.

- Ну-ка, дай... - Я забрал у Каролины ружье, с трудом разогнув ее судорожно сомкнутые пальцы.

Она облегченно вздохнула.

Я подошел к парням поближе. Они смотрели на меня заворожено, как лягушки на удава.

- Говорил я вам - давайте разойдемся миром... - Я взглянул на них исподлобья, изображая из себя большую и

очень злобную буку. - Старших нужно слушать. И уважать. Советую здесь больше не появляться. Иначе в

следующий раз вы так легко не отделаетесь.

С этими словами я навел ружье на "электрическую удочку", и с огромным удовольствием разнес ее на куски

двумя выстрелами. Чтобы эти молодчики не нашли поблизости какое-нибудь другое озеро или реку.

Испуганные парни, глядя на мое самоуправство, смолчали. Но по злобным взглядам горе-рыбаков я понял,

что творится в их мелких душонках.

- А теперь - брысь! - скомандовал я.

Повторного приглашения не понадобилось. Троица, похватав свои шмотки, бегом направилась к вездеходу.

И спустя минуту миниатюрный автомобильчик уже выруливал на деревенскую улицу, ведущую за околицу.

- Мы еще встретимся, козел! - крикнул кто-то из паршивцев, но я не рассмотрел кто именно - машина

скрылась за поворотом.

Я повернулся к Каролине. Она уже оправилась от пережитого стресса, и теперь смотрела на меня с

неприкрытой издевкой.

- Спасибо, - сказал я, приветливо улыбаясь, хотя это давалось с трудом - мои противники все-таки

умудрились разбить мне губы до крови. - Вы меня спасли. Теперь мы квиты.

- Герой... - Она смерила меня с головы до ног уничижительным взглядом. - Это же надо - пацаны,

задохлики, звидюлей навешали. Кто бы мог подумать, что такой здоровый мужик не может за себя постоять.

- И я об этом... - Я сплюнул розовую слюну. - Вот вы и убедились, что рыцарь и защитник обиженных и

угнетенных из меня аховый. Так что вам с вашими проблемами нужно держаться от меня подальше. Только

позвольте заметить, что никакие они не задохлики.

Она хотела было еще что-то сказать - уверен, какую-нибудь очередную колкость - но тут раздался топот, и к

нам, бухая бахилами, подбежал запыхавшийся Зосима. В руках он держал свою видавшую виды двустволку.

- Что случилось!? - спросил он, тяжело переводя дух.

- Стреляли... - ответил я как один из героев известного приключенческого фильма.

- Дык, это я слыхал. Но кто?

- А вот эта девушка. Ну и я... немножко.

Выстрелы не могли не всполошить нашу тихую и мирную деревеньку. Оружие имелось только у меня и

Зосимы, но обычно мы пускали его в ход далеко за околицей. Поэтому стрельба возле моей избы была

настоящим деревенским ЧП.

Я в нескольких словах объяснил Зосиме суть конфликта, нарушившего тишину нашего "острова". Он хмуро

покачал головой и, отвернувшись от Каролины, вполголоса, но крепко, выругался.

- Поганцы... - Зосима потянул из кармана трубку. - Два года назад я одних отвадил... а теперь эти явились не

запылились. Вот сукины дети!

- Есть предложение отметить нашу победу глотком доброго вина, - сказал я и, на ходу исследуя голову,

направился к избе. - Ко всему прочему, мне еще нужно отремонтировать и свой фейс.

Я потрогал скулу и поморщился - ну надо же, и сюда получил увесистую оплеуху; вот и следуй после этого

библейским заповедям...

- Нашу победу? - Каролина вдруг нервно хихикнула. - Вот уж точно - мы пахали...

- А так всегда бывает, милая барышня. - Я добавил в голос побольше назидательности. - Все как в старинной

русской сказке: кому вершки, а кому - корешки. Плоды победы достаются не героям, а болтунам-

политиканам. Главное не выиграть сражение, а красиво преподнести итоги схватки, как теперь говорят,

электорату.

Каролина обожгла меня презрительным взглядом и, обогнав нас с Зосимой, пошла впереди, легко и

грациозно ступая босыми ногами. Мой приятель, глядя, как зазывно колышутся ее бедра, крякнул огорченно

и тихо сказал с сожалением:

- Мне бы годков эдак тридцать... это... скинуть. Ох, покувыркался бы, ядрена вошь... Откуда она свалилась?

Точно свалилась, подумал я обречено. И ответил честно:

- Оттуда... - Я ткнул пальцем в небо.

Зосима внимательно посмотрел на меня, но промолчал. Наверное, решил, что за столом, да под рюмашку,

разговор между нами пойдет веселей. И я расскажу ему занимательную историю, к чему он был весьма

охоч.

Я тоже прикусил язык - чтобы не разочаровывать своего приятеля раньше времени. Лишние знания -

большие горести. Мне вовсе не хотелось, чтобы под конец жизни Зосима попал в опасный переплет. Он

этого точно не заслуживал.

Глава 6.

По случаю победной баталии я расщедрился и достал из своих неприкосновенных запасов бутылку

превосходного мартини для Каролины и виски - для нас с Зосимой. Увидев, чем я сервировал стол, девушка

поджала губы и, памятуя вчерашний ужин с самогоном, тихо бросила:

- Жлобяра...

Я деликатно промолчал. Зосима, уже освоившийся с присутствием женщины в моей холостяцкой обители,

посмотрел на меня с сочувствием. Он был ярым противником противоположного пола. Впрочем, его

антагонизм распространялся только на законных супруг.

За свою достаточно долгую жизнь Зосима был женат трижды. И каждый раз супружеские отношения моего

приятеля заканчивались фиаско.

Жены никак не могли проникнуть в сложный внутренний мир деревенского философа, поэтому его образ

жизни и поступки казались им неестественными и непонятными. Если же ко всему прочему присовокупить

вопиющую безалаберность Зосимы, который бросал вещи где попало, а спать любил в фуфайке, валенках и

с трубкой в зубах, то и вовсе становилось понятным, почему самая стойкая его супруга смогла прожить с

ним всего лишь восемь лет. (К слову сказать, первый раз Зосима женился поздно, в тридцать четыре года).

Виски Зосиме не понравилось.

- Бурда, - сказал он категорично, и, выловив пальцами из стакана кусочки льда, выкинул их в открытое окно.

- Городские штучки... - пробурчал Зосима скептически. - Вода, она и есть вода. Крепость убивает.

- Ваше самопальное пойло, конечно же, гораздо лучше, - съязвила Каролина, которая уже налила себе

вторую порцию мартини.

- Безусловно. Лучше и крепче. - Зосима был невозмутим. - Между прочим, продукт изготовлен по

старинному рецепту. Тройная очистка. Такие настойки с удовольствием пивали даже дворяне. Мой дед, до

революции державший винокурню, получил за свою водку медаль. Вот так-то, барышня.

- А почему бы вам не продолжить семейный бизнес? - спросила девушка с наигранной серьезностью.

- Мы - крестьяне, - гордо ответил Зосима. - Нынче у нас другие ценности.

Стараясь сдержать внезапный приступ смеха, я даже поперхнулся. В колхозе, когда он еще существовал,

Зосима работал почтальоном. И к земле имел такое же отношения, как я к выращиванию страусов в

условиях Нечерноземья.

Заметив, что Зосима смотрит на меня с подозрением, я принял серьезный вид. И назидательно сказал,

обращаясь к девушке:

- Не все, дорогуша, замешано в этом мире на деньгах. У бывшего советского человека иные жизненные

ориентиры. Мир грубой наживы ему противен.

- Я вам не дорогуша! Запомните это на будущее.

- Уже запомнил. Вот только насчет будущего... - Я скептически ухмыльнулся. - Оно у нас с вами очень

короткое. Я имею в виду совместное будущее. Вот сейчас посидим маленько, погутарим - и разойдемся, как

в море корабли.

Зосима смотрел на нас удивленными глазами. Шестеренки в его черепной коробке вращались в усиленном

режиме, но давали только холостой ход. Он никак не мог понять уровень моих отношений с девушкой.

- И как можно скорее! - бросила Каролина, одним махом тяпнув очередную порцию мартини. - Иначе я

просто перестану себя уважать, если задержусь здесь лишний час.

- Зосима, как твоя кормилица, на ходу? - спросил я у приятеля, напрочь проигнорировав выпад девушки в

свой адрес.

Открытый рот Зосима захлопнулся, как мышеловка, при этом щелкнув зубами.

- Дык, Машка... завсегда... - ответил он несколько туманно.

- Тогда еще по стопарику - и пора запрягать. Отвезешь барышню к электричке. - Я посмотрел на часы. - В

самый аккурат успеешь.

- Ага... - Зосима торопливо выпил и неуклюже встал. - Ну, мы... это, пошли... - Мой обалдевший приятель

начал обращаться к себе как к сиятельной персоне.

- Двигай, - шутливо козырнул я Зосиме. - Только предупреди Машку, чтобы вела себя прилично и

отправление естественных надобностей оставила на обратную дорогу. Чай, не дрова будешь везти. Барышня

привыкла к стерильным памперсам и французским духам. Сам понимаешь... Так что не посрами родную

деревню.

Зосима похлопал глазами чуток, не в состоянии понять мою заумную речь, а затем с отчаянной решимостью

налил себе еще полстакана виски, выпил, крякнул и довольно шустро выскочил за дверь. Каролина смотрела

на меня голодными глазами кровожадного киношного вампира. Казалось, еще немного - и она от злости

вопьется зубами в мое горло.

Я изобразил вежливую улыбку, налил себе виски, набросал в стакан побольше льда, и с книгой в руках

уселся в кресло, совершенно игнорируя присутствие девушки. В этот момент мне и впрямь очень хотелось,

чтобы она быстрее покинула мою скромную обитель. Эта красотка, не успев появиться, уже притащила на

хвосте в наши тихие патриархальные края подозрительный вертолет и не менее подозрительную компашку

рыбаков.

Возможно, в ее приключениях не было ничего из ряда вон выходящего. Ну, сбежала баба от мужика - и

сбежала. Эка невидаль. Такие карманные трагедии случаются сплошь и рядом.

Но я боялся во всей этой истории двух вариантов. Есть такие люди, которые притягивают несчастья как

громоотвод разряды молний. Там, где появляются подобные индивидуумы, про покой можно забыть. Видно,

такая у них планета, так на роду написано.

А вариант номер два... О нем лучше и не думать. Чтобы не пить корвалол прямо с утра и не шарахаться в

сторону при виде нечаянно встретившейся на пути коряги. Тьфу, чур меня!

Наверное, мне не удалось скрыть обуревающие меня чувства, потому что Каролина удивленно подняла

брови. Я машинально, по накату, ответил ей долгим сумрачным взглядом, в котором можно было прочитать

все, что угодно, только не человеколюбие.

Девушка вздрогнула и инстинктивно прижалась к спинке стула - она все еще сидела за столом и продолжала

пить мартини, закусывая солеными орешками из моих запасов. Спохватившись, я поспешно отвел глаза в

сторону. Терпеть не могу, когда кто-либо пытается - пусть и нечаянно - проникнуть в мой внутренний мир.

За окном раздалось лошадиное ржанье. Я ухмыльнулся, взял из сахарницы несколько кубиков рафинада и

вышел на улицу. Машка тянула голову через забор и забавно шевелила губами, любовно кося на меня

большим глазом. Мы с нею дружили. Я отдал ей сахар, и Машка с хрустом начала его жевать.

Зосима топтался рядом с телегою, поглядывая то на меня, то на открытое окно, где виднелся движущийся

силуэт Каролины. Девушка собирала свои вещи.

- Соломы хватит? - осторожно спросил Зосима, похлопывая ладонью по подстилке. - Может, еще чуток...

- Не нужно баловать клиента. К тому же, у нее задок, что у твоей кобылы. Девка крепкая. Выдержит.

Каролина, небрежно бросив рюкзак на телегу, уселась поверх соломенной подстилки с видом принцессы,

приготовившейся к церемонии коронации на царство. Глядя на ее вздернутый кверху носик, я невольно

залюбовался девушкой. Ах, хороша, чертовка...

Увы. Хороша Маша, да не наша... От переизбытка чувств я обнял за шею кобылу... и с облегчением

хохотнул. Лошадь удивленно скосила на меня большой выпуклый глаз и всхрапнула.

Глупая животина. Не понимает, что женщина для мужчины сродни плохо подогнанному седлу для

необъезженного жеребца, привыкшего к вольному полю. И сбросить трудно (а нередко практически

невозможно), и терпеть невмоготу.

Зосима отбыл. Перед этим торжественным моментом Каролина все-таки снизошла до весьма краткого

разговора со мной. Она процедила сквозь зубы скупые слова благодарности за свое спасение, - удивительная

воспитанность! - а я с очень серьезной и скорбной миной на лице, чаще всего присущей людям, идущим

вслед за гробом, ответил ей, что счастлив был услужить такой прелестной даме.

На этом дипломатия закончилась, причем финальным аккордом оказалось нехорошее слово "б...дь", которое

в сердцах произнес Зосима в адрес кобылы Машки - что-то она не так сделала; может, начала движение не с

той ноги.

Я возвратился в свою обитель и с огромным облегчением упал на диван. Хорошо! "Темницы рухнут, и

свобода вас примет радостно у входа...", - вспомнились мне известные строки. Снова моя отшельническая

жизнь пойдет своим чередом, без приключений и стрессов. На кой они мне?..

Зосима, как обычно, появился вечером. Поставив кнут у двери, он с тайным недовольством снял сапоги и

важно прошествовал к креслу.

- А не принять ли нам по пять капель? - произнес я дежурную в наших дружеских отношениях фразу - для

завязки разговора.

Мне почему-то не понравился вид Зосимы. Мой приятель хмурился и избегал встречаться со мной взглядом.

С чего бы?

Выпили, посидели, помолчали. Покурили. Потрепались ни о чем: соседская сука не ко времени ощенилась, в

лесу полно клещей (и откуда такая напасть?), вчера вечером хорек забрался в чей-то там курятник и

покусился на кудахтающую живность...

Затем Зосима, как всегда, попытался подбить меня на дискуссию о внешней и внутренней политике

президента нашей страны, но я не поддался на его хитрые маневры и скомкал разговор. Опять выпили. И

снова закурили. Зосима отрешенно смотрел в окно. Похоже, он никак не мог решиться начать обычный наш

базар-вокзал и ждал, что я возьму слово первым.

- Ладно, дружище, колись, - наконец я смилостивился, чтобы выручить приятеля. - Не трави душу ни себе,

ни мне.

- Дык, я что... Оно конечно... кхе, кхе! - Зосима закашлялся, стыдливо прикрывая рот заскорузлой ладонью.

- Минздрав предупреждает - курение опасно для вашего здоровья.

- Ага, - согласно кивнул Зосима. - Так говаривал и мой дед Трофим... царство ему небесное!

Он поднял щепоть ко лбу и по инерции поискал глазами икону в красном углу избы. Наткнувшись взглядом

на голые стены, сокрушенно вздохнул, и одним быстрым движением начертал в районе живота какой-то

каббалистический знак, лишь отдаленно похожий на крестное знамение.

- И оказался прав, - продолжил Зосима. - Дед сам курил, а потому прожил всего лишь девяносто один год.

- Помер считай что в отроческом возрасте, - едко заметил я, доставая очередную сигарету.

- Дык, он и впрямь... того, раньше времени... - невозмутимо сказал Зосима, будто и не расслышав в моем

замечании неприкрытого сарказма. - Прадед сто шестой разменял, когда пришла его очередь отправиться на

погост.

- А отец?

- Ну, батя - это другой разговор. Ему еще и сорока не было, когда нас раскулачили и в Сибирь сослали. Где-

то там он и сгинул. В котором году помер, мне так и не сказали... Госп... - снова начал он, забывшись, свое

обращение к несуществующим в моем жилище иконам, но, опомнившись, лишь притронулся к груди, где

под рубахой у него был дешевенький крестик на ширпотребовской цепочке.

Зосима к вере относился своеобразно. Он и на дух не переносил попов, практически никогда не посещал

церковь (до нее от нашего "острова" было полсотни верст), но мог где-нибудь в лесу, в укромном месте,

став на колени, самозабвенно молиться добрый час.

Правда, это случалось редко и в основном после двух-трех рюмок самопальной настойки, которую мы

принимали на охоте, чтобы снять усталость. И его, с позволения сказать, "молитва" скорее напоминала

философские рассуждения о смысле бытия, монолог с незримым собеседником, нежели церковные каноны.

Зосима верил в царство небесное, рай, ад, леших, русалок, ведьм и прочую нечисть, но по ночам

преспокойно спал под открытым небом в глухих урочищах, где и днем ходить боязно. А из библейских

заповедей знал только те, которые мог выполнять. И был уверен, что их гораздо меньше, чем на самом деле.

По моему уразумению, Зосима в своих представлениях о вере был скорее варваром, нежели христианином.

Я знал, что в глухомани у него есть заветное дерево, настоящий лесной патриарх в три обхвата. Под ним он

время от времени совершал языческие обряды жертвоприношения каким-то лесным божествам (каюсь,

однажды по пьяной лавочке спровоцировал своего приятеля на откровенность), сжигая на костре кусочки

мяса и кости животных и поливая все это смесью молока, меда, муки и водки.

Кроме дерева, у Зосимы имелись и другие "алтари", более мелкого калибра, на разных охотничьих

маршрутах. Один из них я видел собственными глазами. Это был кусок скалы, напоминающий рог. Он

торчал посреди болотистого редколесья как диковинный гнилой зуб.

Кто и в какие времена его сюда воткнул, было загадкой. И по цвету, и по фактуре скала даже близко не

напоминала каменные выходы на поверхность, коими изобиловали окрестности деревеньки. Скорее всего,

скальный обломок притащил в эти места ледник миллионы лет назад.

Я все-таки не удержался в рамках приличия и подсмотрел, чем занимался Зосима возле своего скального

"алтаря". Бес любопытства попутал.

Мой приятель, пританцовывая, несколько раз обошел вокруг скалы, затем, раскинув руки, прильнул к ней и

минуты две стоял совершенно неподвижно, что-то бормоча себе под нос. А после воткнул в расщелину

сухую ветку с привязанной красной ленточкой и, кланяясь, пятился метров десять.

Таких лент - самых разных цветов, выцветших от непогоды и времени - на скале было множество. Алые -

похоже, самые фартовые - Зосима нарезал из знамени, некогда красовавшимся над почтовым отделением.

Не скрою, я не стал делать вид, что ничего не заметил. На мой вопрос, чем он там, возле скалы, занимался,

Зосима не без смущения ответил:

- Дык... это... Ну, чтобы, значит, удача охотничья от нас не отвернулась.

- Ты и вправду веришь во все это? В наш просвещенный век - и какие-то шаманские штучки.

Мое удивление было неподдельным.

- Бог на небеси, ему до наших земных охотничьих забав нету никакого дела. А они... кгм! - Зосима запнулся,

пытаясь правильно сформулировать объяснение - чтобы не обидеть своих идолов. - Они, - с

многозначительным нажимом продолжил мой приятель после небольшой паузы, - рядом, всегда с нами.

Смотрят, наблюдают. Если ты правильный человек, могут и помочь.

- Что значит "правильный"?

- Ну, значит, чтобы не жадный был, не бил зверя без разбору и крайней надобности. Чтобы в лесу не

мусорил и костры не жег где попадя.

- А кто такие "они"? - не отставал я, хотя и видел, что Зосиме разговор не нравится.

- Дык, это... - Он смущенно потупился и потянул из кармана походную трубку. - Ну, в общем... - Зосима

жалобно посмотрел на меня и беспомощно развел руками.

Я решил больше не напрягать своего приятеля и сказал:

- Понял. Будешь просить у них удачи, не забудь и про меня.

- Это мы завсегда! Для тебя - с дорогой душой, - обрадовался Зосима и облегченно вздохнул.

У меня тоже посветлело в мыслях. Оказывается, я не совсем уж плохой человек, если Зосима и меня записал

в разряд "правильных"...

- Так что там у тебя? - спросил я Зосиму, когда он оприходовал еще одну рюмку и в очередной раз начал

развязывать свой кисет, чтобы набить трубку. - Не томи, выкладывай.

Зосима наклонился ко мне и тихо, с придыханием, сказал:

- Она осталась...

- Не понял... Это ты о ком?

- Дык, чего здесь непонятного? Девушка в деревне осталась.

- Что-о!? Не может быть!

- Еще как может. Заставила вернуться с полдороги.

- И ты согласился!?

- Ну... - Зосима опасливо отодвинулся от стола; наверное, ему не понравилось выражение моего лица. - Она

настаивала. Ругалась. Я не хотел, ей Богу!

- Эх, ты, бирюк... - Я в досаде покрутил головой. - Разве непонятно, что от нее можно ждать только

неприятностей? Не успела она здесь появиться, как, наверное, сам черт принес трех оборзевших козлов с

электроудочкой. А что будет дальше - можно лишь предполагать.

- Так ведь я пытался с нею по-доброму... А она ни в какую. Говорит, не ваше собачье дело. Где хочу, там и

живу. У нас теперь, говорит, свобода и демократия. О тебе нехорошо отзывалась...

- Неужто материлась? - Я невольно ухмыльнулся.

- Ну, не так чтоб уж очень... Грамотно ругалась. Даже по-иностранному.

- Это обнадеживает. Все-таки гораздо приятнее иметь дело с образованным человеком, нежели с полным

дебилом. Но это обстоятельство, тем не менее, твоей вины не умаляет. Нужно было высадить ее к чертям

собачьим среди леса, указать дорогу и пусть топает до станции своими прелестными ножками.

- Дык, я как-то не сообразил. К тому же, она женщина...

- Ну да, ты ведь большой дока по этой части. Запомни: в нашем мире все неприятности из-за женщин.

Ладно, если и не все, то большинство - точно.

- Эка ты загнул... - Зосима неодобрительно поморщился. - По-твоему, женщины виноваты и в том, что

нынче браконьеров расплодилось видимо-невидимо?

- Несомненно! Тебе нужна соболиная шуба? Или норковый палантин? Нет. А перо страуса для шляпки?

Или, к примеру, высушенная и растертая в порошок предстательная железа тигра?

- А это еще зачем? - удивился Зосима.

- Чтобы муж любил ночь напролет. Китайская медицина. Говорят, сильная штука. Ну, как, убедил?

- Убедил. Вот чертовы бабы! - Зосима скрылся в дымном облаке. - Кхе, кхе! Я так полагаю, что и табак они

придумали.

- Не исключено. В древних народов земледелием и природой обычно заведовали женские божества. Так что,

скорее всего, они и к распространению этой отравы руку приложили.

- Да-а, ишь как оно выходит... - Зосима неторопливо посасывал трубку и глядел сквозь меня задумчивым

взглядом. - Надо было эту девку в лесу оставить. Ты прав.

- Не горюй, - утешил я своего приятеля. - Чему быть, того не миновать. И, кроме всего прочего, я так думаю,

что эта подруга вернулась бы в деревню при любом раскладе. Даже пешком.

- Почему?

- Она еще не успела здесь всю посуду разбить. Эта девица из тех, которые на достигнутом не

останавливаются.

- А ты вроде как испугался. - Зосима смотрел на меня с хитрым прищуром, будто целился. - Или я не прав?

- Бойтесь данайцев, дары приносящих, - продекламировал я с пафосом строку из древнегреческого эпоса. - А

казачок-то засланный.

- Это как понимать?

Я не стал читать Зосиме лекцию о взятии греками Трои и рассказывать сюжет старого приключенческого

фильма. Я лишь растолковал ему свои слова в приемлемом варианте:

- Так ведь она к нам с неба свалилась. Никак, знамение. Вот только хорошее оно или плохое - трудно

сказать. Поживем - увидим.

- Эт точно...

- И куда ты определил ее на постой? Неужто в свою "гостиницу"?

Самочинно захватив помещение почты, Зосима, тем не менее, не стал его обживать. Он лишь прорубил

дверной проем, соединив таким образом обе половины избы, убрал барьер, отделявший работников почты

от клиентов, повесил на окна линялые ситцевые занавески и поставил в образовавшейся горнице две

кровати, которые нашел в давно заброшенном развалившемся доме. Вместо матрацев он положил на них

сенники.

Кроме кроватей в помещении находились стол, три табурета и оцинкованный бак с краником - для питьевой

воды. На столе красовался пузатый самовар - дореволюционный, а стены были украшены разнообразными

поделками из бересты, лыка и корневищ (иногда на Зосиму нападал такой стих). Пол прикрывали пестрые

домотканые дорожки - памятный подарок одной из жен моего приятеля. В общем, горница, невзирая ни на

что, получилась просторной и достаточно уютной.

Я так понял, что Зосима, несмотря на свою лениво-созерцательную натуру и неприятие новых

демократических реалий, все же решил ступить на непроторенную и непонятную для него тропу бизнеса.

Судя по всему, он предполагал устроить в почтовом отделении некое подобие гостиницы для любителей

деревенской экзотики.

Но городскому люду, избалованному зарубежным сервисом, "остров" был до лампочки, а

немногочисленные грибники и сборщики ягод из простонародья, изредка забредающие в нашу глушь,

торопились покинуть окрестности деревеньки засветло.

Однако клиент все же нашелся. Это был странный тип, явно из чиновного сословия, и, ясное дело, при

деньгах. Я видел этого человека только два раза. Он был невысок ростом, лысоват и хорошо упитан. Его

привозил в деревню гусеничный вездеход, нанятый чиновным господином на близлежащей станции - у

геологоразведчиков.

Сгрузив привезенные с собой ящики с продуктами и спиртным, дачник закрывался в отведенном ему

помещении, и полмесяца пил горькую что называется до упора, не подпуская к себе даже Зосиму. Похоже,

по нужде постоялец выходил только в темное время суток, так как днем его никто не видел.

По истечении двухнедельного срока затворник выходил на свет ясный только для того, чтобы уже налегке

забраться в вездеход и отбыть восвояси. При этом он был похож на язвенника, только что покинувшего

реанимацию: тощий, с серым мятым лицом и с неверной походкой.

Похоже, он почти ничего не ел, только пил, потому как продукты оставались практически не тронутыми.

Это обстоятельство вызывало у Зосимы эйфорию - клиент вместе с пустыми бутылками оставлял ему и все

остальное.

За постой странный дачник расплачивался своеобразно. Уже возле вездехода он совал руку в карман, цеплял

энное количество купюр и, не считая, всучивал их Зосиме. А тот, чтобы подчеркнуть свое уважение к

постояльцу, снимал шапку (или кепку - в зависимости от сезона) и кланялся, будто перед ним стоял важный

барин.

Сумма варьировалась произвольно; все зависело от содержимого кармана. Однажды странный клиент

вместе с рублевыми бумажками зацепил и две сотенных "зеленью". Когда честный сверх всякой меры

Зосима сказал ему об этом, постоялец лишь небрежно отмахнулся - мол, не приставай с разными мелочами.

Судя по этому факту, денег у клиента было что в лесу палых листьев осенней порой.

Мы с Зосимой не сошлись во мнениях по поводу странного постояльца. Он считал, что мужик таким

образом лечится от излишней полноты. Действительно, после "процедур" клиент здорово терял в весе.

Притом без всяких там патентованных заграничных чудо-пилюль - только благодаря чисто русской методе.

Но мне все-таки казалось, что чиновный затворник таким макаром снимает стресс, или, в крайнем случае,

является тайным алкоголиком, время от времени удаляющимся от нескромных глаз, дабы предаваться

любимому пороку. Наверно, он занимал слишком высокий и денежный пост, чтобы надираться до

положения риз в кабаке или в теплой компании, среди которой обязательно найдется стукач.

- Ты что! Фу!.. - Зосима забавно взмахнул руками, будто отгоняя привидение. - На кой она мне. Скоро сюда

пожалуют Пал Палыч. Звонил намедни.

Пал Палычем звали странного постояльца.

- И то... - согласился я с пониманием. - Твой постоянный клиент - мужик при деньгах. А эта девица разве что

натурой может расплатиться. У нее этого добра больше чем нужно, притом высшего качества.

- Дык... я бы и не против... - Зосима хитро ухмыльнулся. - Гляди, все и сладилось бы. Мы еще... ого-го! - Он

вдруг пьяненько хихикнул. - Шучу... Ну, а насчет денег ты не прав. Денег у нее много. Она и впрямь

просилась на квартиру и пыталась всучить мне доллары... двести или триста, я не успел сосчитать. У нее в

кармане цельная пачка была.

- Да ну!? Значит, правду о себе рассказывала.

- Какую правду? - Заинтересованный Зосима, чтобы лучше слышать, приставил к левому уху ладонь.

- Житейскую. Говорит, что сбежала от богатого муженька.

(Вот только где она хранила целую пачку "зелени"? В карманах комбинезона денег точно не было. В

рюкзаке? Возможно. То-то Каролина держится за него как нечистый за грешную душу).

- Да-а, нынче бедным достается только полова... - Зосима сокрушенно покачал головой. - Вот в наше время...

- Стоп, стоп! Это мы уже слыхали. В ваше время и сахар был слаще. Согласен. Ты лучше скажи, кто ей

предоставил угол?

- Коськины.

- А почему ты не отвез ее к бабке Дарье?

- Дык, она хотела, чтобы у нее была отдельная комната. Притом с видом на озеро. А у Дарьи отдельно

только сенцы.

- Понятно... Так говоришь, у Коськиных появились квартиранты? Я рад за них.

Мы переглянулись, а затем дружно расхохотались. И было от чего.

Коськины - это местная достопримечательность. Супружеская чета - дед Никифор и баба Федора -

исполняли в деревеньке роль информационного бюро. У них был достаточно мощный импортный

радиоприемник (подарок сына-москвича), и старики ночь напролет слушали новости, а днем ходили по

избам, удовлетворяя любопытство остальных деревенских жителей.

Супруги Коськины обладали хорошо подвешенными языками и могли заболтать кого угодно. Однажды по

неопытности (в самом начале моей деревенской жизни) я имел неосторожность поддержать беседу со

стариками, и с той поры начал бегать от них как от чумы. Поэтому и Зосима, и я достаточно хорошо

представляли, что ждет Каролину в обозримом будущем.

- Ну ты и фрукт, - сказал я, переводя дух. - Ладно, пусть ее...

Зосима согласно кивнул и выразительно покосился на опустевшую бутылку.

Я не стал возражать.

Глава 7.

На следующий день, с утра пораньше, я отправился собирать грибы. Мне вовсе не улыбалась перспектива

новой встречи с Каролиной, тем более, что изба стариков Коськиных стояла неподалеку от моего жилища. А

я почему-то был уверен, что эта нахальная особа не оставит меня в покое.

Мне нужно было все хорошо обдумать...

В этом году грибы росли там, где не ступала нога человека. По крайней мере, моя - точно. Я отмахал по лесу

и болотцам добрый десяток верст, однако добыча едва прикрывала дно корзины.

Но я особо не огорчался. Меня больше занимала другая проблема. Все сужая и сужая круги, я бродил

вокруг охотничьего зимовья, которое показалось мне подозрительным еще в мае месяце, когда я на него

наткнулся. Что-то в этой истории с побегом Каролины от мужа было не так...

Избушка не подавала признаков жизни. Я долго лежал в зарослях, через бинокль наблюдая за крохотным

подслеповатым оконцем и входной дверью, которая была не заперта. Перед этим мне пришлось битый час

едва не на коленках обследовать окрестности - на предмет определения свежих следов.

Следов не оказалось. Я имею в виду человеческих. Звериных было много. Чего-чего, а дичи здесь хватало.

Особенно ее прибавилось, как рассказывал мне Зосима, после развала колхозной системы.

У крестьян не было денег на ядохимикаты для обработки полей. Поэтому насекомые, птицы и звери

плодились беспрепятственно, и их количество регулировалось природными факторами, а не прихотью

пьяного тракториста или не выспавшегося летчика сельскохозяйственной авиации, которые сыпали

смертельно опасные для всего живого вещества безо всякой меры, на глазок.

Да, точно, зимовье пустовало. На первый взгляд. Чтобы убедиться в правильности своих суждений, нужно

было зайти внутрь. Но что-то удерживало меня, не пускало, - какой-то неосязаемый тормоз, именуемый

предчувствием. В общем, не нравилась мне эта избушка. Не нравилась - и все тут.

Я лежал, и, вместо того, чтобы предпринять какие-либо действия, мучительно размышлял над столь

странным феноменом. Нет, я не был трусоват и не страдал чрезмерно развитым чувством самосохранения. А

осторожность присуща даже фанатику, готовому, не моргнув глазом, положить за идею голову на плаху.

Я всегда считал (по крайней мере, в зрелом возрасте), что от судьбы не сбежишь. И где она наметила тебе

финишную прямую, известно только всевышнему. Так что не стоит постоянно мандражировать - по поводу

и без. Просто живи и радуйся каждому прожитому дню.

Идти или не идти к избушке? Вопрос стал, прямо скажем, ребром. Мне до зуда под ложечкой хотелось

посмотреть, что изменилось в зимовье после моего посещения в мае месяце.

Кстати, когда я начал расспрашивать Зосиму о местности, где была построена избушка и о ней самой, он

долго чесал в затылке. А затем очень неохотно пробубнил, что давно там не был и ничего о зимовье не

знает, но места в той стороне гиблые и мне лучше туда не ходить. Больше обычно словоохотливый Зосима

на эту тему со мной не разговаривал. Что было весьма странно.

Так все-таки, почему я так настороженно отношусь к избушке? Неприятное чувство чего-то непонятого, не

до конца осмысленного, давило на психику, вызывая неуверенность и щемящее осознание неизвестно

откуда надвигающейся опасности.

Я еще раз перетасовал в уме известные мне факты. И, в конце концов, со вздохом сожаления, вынужден был

констатировать, что дедуктивный метод Шерлока Холмса мне не по зубам.

Кто-то явно желал не оставлять следов пребывания в зимовье. Ну и что? Вариантов пруд пруди. Начиная от

браконьеров, которые могли охотиться в этих местах на оленей, кабанов и сохатых по заказам дорогих

ресторанов, до беглых заключенных или солдат-дезертиров, благо и зона, и воинская часть находились, как

по нашим меркам, совсем недалеко, примерно в ста двадцати километрах от "острова".

А то, что в нынешние времена и зэки, и защитники отечества уходили в побег косяками, ни для кого уже

давно не было секретом. Притом, последние обычно с оружием в руках.

И все же, все же... Червь сомнения точил меня, не переставая.

Стоп! Где были твои глаза, дружище!? В голове словно прояснилось. Как же ты не сообразил, что избушка

сложена с пиленого бруса? А это совсем не характерно для этих мест, тем более, что вокруг вполне

достаточно строевого леса. Оставалось только свалить его и обтесать, что обычно и делалось в таких

случаях. Но брус доставили сюда издалека, скорее всего, вертолетом, так как следов гусеничного тягача я не

видел.

И что самое интересное - зимовье построено от силы год-два назад. Чтобы его состарить, стены покрасили

темно-серой морилкой, а щели законопатили свежим мхом. Крышу тоже замаскировали опавшими листьями

и лишайником. Ловкачи... То-то я ломал голову, почему вблизи избушки нет признаков строительства: пней

от спиленных деревьев, веток, коры, опилок и щепок.

В принципе, плотники, рубившие зимовье, могли сделать уборку и сжечь строительный мусор. (Что очень

сомнительно - с нашим-то варварским менталитетом). Время тоже внесло свои коррективы.

Но такие следы полностью исчезают не скоро. А избушка, при всех маскировочных ухищрениях ее

владельцев, все равно вблизи не выглядела ветхой. Видимо, кто-то больше опасался наблюдателей с

воздуха, нежели нечаянно забредшего сюда охотника.

Все объяснялось достаточно просто - детали зимовья подогнали в деревообрабатывающем цехе. Оставалось

только сложить их как детский конструктор. Даже печка-буржуйка была заводского изготовления - литая,

чугунная. Попробуй, дотащи ее в эту глухомань на закорках.

При постройке охотничьих избушек в качестве очага обычно использовались обрезанные до половины

бочки из-под горюче-смазочных материалов. Или камни, если таковые оказывались поблизости.

Ну и что? Даже если избушка является законсервированной базой инопланетян, тебе-то какое дело?

Впрочем, чем черт не шутит... Нет, нет! Хватит! Хватит заниматься мыслеблудием. Все эти рассуждения и

предположения не стоят и выеденного яйца.

Но почему тогда меня так тянуло именно в это место? Я привык доверять своей интуиции, а она как раз

взбунтовалась и настойчиво звала именно сюда, именно в этот день...

Занятый борьбой с собственными мыслями, я не сразу уловил изменений в окружающей обстановке.

Неожиданно умолкли птицы, и тревожная тишина воцарилась в окрестностях зимовья. Я, конечно, не

настолько лесной человек, чтобы по дуновению ветра определить, где находится противник, сколько в

группе человек, и чем они вооружены.

Но отшельническая жизнь на лоне почти не затронутой цивилизацией природы все же внесла некоторые

коррективы в мою городскую сущность. У меня словно упала с глаз пелена, а из ушей вынули пробки.

Поэтому, когда к избушке подошли трое, я уже был настороже и знал с какой стороны их ждать. А

продвигались они, к слову, весьма тихо и скрытно. Чувствовалось, что в лесу троица явно не впервые.

Это были профессионалы. Они действовали быстро и слажено. Окружив избушку, парни - а им было от

силы под тридцать - скрытно подобрались к двери и ворвались внутрь с оружием наизготовку. Я так понял,

на всякий случай.

Но про то, что они действовали вполне профессионально - пусть их. А что касается оружия, которое парни

держали в руках, тут было над чем поразмыслить. Зачем таскать с собой по лесу автоматы АКС-74У? Лишь

один из них держал в руках винтовку, с которой можно охотиться на крупную дичь, но и это была СВД с

оптическим прицелом. Круто...

Я с тоской посмотрел на свое гладкоствольное ружье, снаряженное патронами с дробью, и тяжело вздохнул:

пора, брат, когти рвать отсюда, пока эти парни не обнаружили наблюдение. Пуля СВД достанет где угодно.

А то, что эта троица не будет разводить базар-вокзал, можно не сомневаться. Прихлопнут, как муху, - и все

дела. Им свидетели не нужны.

Свидетели чего? Этот вопрос застал меня врасплох, и я, вместо того, чтобы сделать ноги, так и остался в

своем укрытии, усиленно размышляя над внезапно возникшей проблемой. Кто эти парни и что им здесь

нужно?

Тем временем задымила труба, и один из парней вышел с топором, чтобы нарубить дров. Он настороженно

косился на заросли, окружающие зимовье, и держал автомат под рукой. Я наблюдал за ним даже не через

бинокль, а вполглаза, потому как знал, что прямой пристальный взгляд некоторые люди ощущают

буквально кожей. Особенно прошедшие специальную подготовку.

Но даже без оптики физиономия дровосека не внушала ни приязни, ни доверия. Он был черен, словно галка,

с хищным крючковатым носом. Его темные глаза смотрели с первобытной злобой, помноженной на

фанатизм. Короче говоря - не наш человек.

Скорее всего, это был кавказец. Собственно, как и остальные двое, насколько мне удалось их разглядеть.

Только волосы старшего (я определил его чисто интуитивно), несмотря на молодые годы, уже тронула

седина.

Вскоре крючконосый, тщательно подобрав щепки, с охапкой дров удалился в избушку. И тут же ему на

смену вышел второй. Держа оружие наготове, он начал ходить туда-сюда, время от времени резко и

внезапно останавливаясь, чтобы прислушаться.

Этого я все-таки решился рассмотреть через бинокль. Мне хватило двух-трех секунд, чтобы его облик

намертво запечатлелся в моей памяти.

Он был невысок ростом, жилист и кривоног. Левую бровь делила пополам светлая полоска шрама, а правая

щека была испещрена мелкими черными точками и изрыта оспинами - похоже, это остались следы от

взорвавшегося в стволе патрона. Не награди его природа заячьей губой, парня можно было бы с известной

натяжкой назвать симпатягой.

Через двадцать минут часового окликнули, и он поторопился скрыться внутри зимовья. Его немедленно

сменил крючконосый. Он что-то доедал на ходу. Похоже, обед был готов. Судя по скорости приготовления

пищи, троица пользовалась сухим пайком, а на плите кипятили чай.

Время шло. А я все так же лежал в засаде, будто приклеенный, не решаясь на какие-либо действия.

Насытившиеся парни по-прежнему отсиживались в хижине, но наружный пост они так и не сняли -

крючконосый и ушастый меняли друг друга через каждые полчаса.

Близился вечер. Я наконец решился отправиться восвояси. Собственно говоря, какое мне дело до этой

троицы, разгуливающей по глухомани с оружием в руках? Пусть ими занимаются те, кому положено по

долгу службы.

На худой конец, чтобы самому не светиться, передам в органы через Зосиму запечатанный конверт с

анонимной ориентировкой на этих парней, чтобы он бросил его в почтовый ящик на станции. Мне как-то не

улыбалась перспектива маяться в официальных кабинетах, давая показания следователям милиции или

ФСБ.

Однако меня опередили. В очередной раз отворилась дверь избушки, и к часовому присоединились

остальные двое. Выдерживая дистанцию, они двинулись в том же направлении, откуда появились. В их

позах по-прежнему чувствовалась угрюмая настороженность и готовность в любой момент открыть огонь.

Прежде набитые под завязку рюкзаки троицы изрядно похудели.

Я лежал, не двигаясь и не меняя позы, как минимум двадцать минут - пока притихшие лесные птицы снова

не начали подавать голоса. Значит, троица уже далеко от зимовья. Конечно, они могли и затаиться где-

нибудь поблизости, чтобы некоторое время понаблюдать за окрестностями и проверить нет ли за ними

"хвоста".

Однако если судить по моим наблюдениям, парни на такой фортель не могли сподобиться. Во-первых, у них

не было на это веских причин, а во-вторых, для таких дел требуются люди с весьма солидной и

специфической подготовкой, у которых подобные проверки развиты на уровне инстинкта. Все трое, скорее

всего, были боевиками какого-нибудь чеченского или иного закавказского клана.

Но тогда напрашивался закономерный вопрос: а что они здесь, в русской глубинке, потеряли? По какой

причине эти кавказцы так напряжены и почему скрытничают? И что они оставили в зимовье?

Я колебался недолго. А, была, не была!.. Иначе бес любопытства, которого я намеревался заковать в цепи

безразличия и сдержанности, в конце концов меня доконает.

К зимовью мне пришлось добираться ползком. Я все-таки решил поберечься. Дверь по-прежнему была не

заперта; к ней лишь привалили бревно - чтобы лесное зверье не забралось в избушку.

Внутри пахло дымом и подгоревшим маслом. Но ни остатков еды, ни посуды я не увидел. Наверное, парни

все это унесли с собой. Избушка, как и прежде, казалась необжитой, давно покинутой. Да, эти парни явно

страдали повышенной аккуратностью...

Но куда девался их груз? Обитый жестью ящик, где охотники обычно хранят неприкосновенный запас

продуктов, оказался пустым. Я заглянул даже в печку, но кроме свежего пепла и нескольких тлеющих

угольков ничего не заметил.

Да-а, загадка... Я тупо осматривал стены и пол в надежде найти какой-нибудь тайник (если он, конечно, там

был), но все мои потуги пропали втуне. Черт побери! Может, меня заклинило во время наблюдения за

парнями и я ошибся насчет груза в рюкзаках?

Я не стал долго задерживаться в зимовье. Ошибся, не ошибся, но нужно отсюда уходить. Искать тайник

просто недосуг. Солнце уже скрылось за деревьями, и я торопился попасть на свой "остров" если и не

засветло, то хотя бы в сумерках. Иначе придется ночевать в лесу; о том, чтобы остаться в избушке, я даже не

помышлял.

А идти в темноте по болотам может разве что сумасшедший. Или опытный охотник-следопыт, отлично

знающий местность. Увы, я к таким не относился.

Впервые за месяцы, проведенные на "острове", я шел по лесу словно по минному полю. Мне всюду

мерещились вооруженные бандиты; а кто еще мог бродить по этой глухомани с автоматическим оружием,

как не бойцы какой-нибудь мафиозной группировки?

Если честно, то я был немного напуган: кому хочется нарваться на пулю за здорово живешь? Ведь ответить

мне было практически нечем...

Когда я, уже по темноте, зашел в свою избу, силы оставили меня. Я, как был в резиновых бахилах, так и

завалился на постель. У меня совсем пропал аппетит, хотя я и не прочь был выпить рюмку-другую.

Но лень, навеянная усталостью, буквально пригвоздила меня к кровати. Я уснул, даже не заметив, как это

произошло, хотя и намеревался после небольшого отдыха все же приготовить легкий холостяцкий ужин -

поджарить пару яиц и гренки к чаю.

Глава 8.

Разбудил меня стук в дверь. Все еще во власти сна, с полузакрытыми глазами, я, как сомнамбула, добрел до

порога и отодвинул засов. За дверью стоял встревоженный Зосима.

- Какого хрена... с утра пораньше!? - спросил я возмущенно.

- Дык, это, какое утро!? Уже полдничать пора.

- Шутишь... - Я протер глаза и посмотрел на часы.

Ни фига себе! Полдвенадцатого. Ничего себе покемарил...

- Что у тебя стряслось? - Зосима с обалдевшим видом уставился на мои облепленные подсохшей грязью

бахилы.

- Охотился... - Я не стал вдаваться в подробности. - Поздно пришел...

- А я стучал, стучал... Думал, что-то случилось.

- Типун тебе на язык. Что может случиться с дачником? Между прочим, я мог и в лесу заночевать. Не

впервой.

- Мог, - согласился Зосима. - Но тебя вчера видели. Поздним вечером.

- Кто? - Я удивился совершенно искренне, потому как пробирался в свою обитель словно вор; даже

деревенские собаки не лаяли.

- Коськины. Мог бы и сам догадаться...

Блин! Конечно, мог бы. Самодеятельные деревенские детективы и политинформаторы дед Никифор и баба

Федора знали подноготную каждого жителя "острова". Кто-то еще собирается чихнуть, а уже Коськины

докладывают остальным когда это должно случиться и сколько раз. Жуть! Для них только я пока оставался

тайной, но у меня совершенно не было сомнений, что когда-нибудь и мои кости начнут мыть и полоскать с

превеликим усердием.

- Обедать будем? - деловито поинтересовался Зосима, ставя на стол закопченную кастрюлю.

- Спрашиваешь! - с воодушевлением воскликнул я, быстро снял сапоги, и поторопился к умывальнику.

В кастрюле находился превосходно приготовленный тетерев. На Зосиму, обычно относившемуся к своему

быту достаточно безразлично, иногда находило, и тогда он развивал кипучую деятельность. В частности,

возле кухонной плиты. Притом готовил он (особенно дичь) отменно. Едва сдерживая вполне понятное

нетерпение, я быстро достал тарелки, и спустя какое-то время мы приступили к трапезе.

Вернее, намеревались приступить. Выпив свою рюмку, я с вожделением вонзил зубы в аппетитный кусок

дичи... и застыл, вытаращившись в сторону входной двери.

Там стояло привидение! Оно было закутано - как и положено - в белый балахон. Или во что-то наподобие

бурнуса. В принципе я не суеверен, но бесшумно появившееся нечто могло напугать кого угодно.

Зосима, заметив мое состояние, обернулся и сказал:

- А-а, барышня... Здрасьте.

- Привет, - непринужденно ответило привидение. - Пригласите к столу? Умираю, есть хочу.

Ну, конечно же, это была Каролина. Ее одеяние состояло из купальника и белой полупрозрачной накидки,

которая укутывала ее с головы до ног. В этом просторном балахоне, подпоясанном витым шелковым

шнуром, она была похожа на арабскую принцессу.

- Зосима, здесь что, проходной двор? - Я постарался, чтобы в голосе прозвучали металлические ноты. -

Дверь я обычно закрываю на щеколду, и тебе это известно. Сквозняки гуляют, понимаешь... - Я старался не

смотреть на девушку.

- Дык, я... - Зосима смущенно заерзал. - Ну, это... забыл...

Я ожидал, что Каролина начнет метать громы и молнии. Но она была сама покорность и благодушие. Не

дожидаясь приглашения, девушка уселась напротив меня, возле Зосимы, и с деланным восхищением

принюхалась, смешно морща нос:

- Ба-алдеж... - протянула она. - Дичь под соусом, - сказала Каролина, заглядывая в кастрюлю. - Обожаю. И

мне, пожалуйста, положите кусочек, - обратилась она к Зосиме, от смущения красному, словно вареный рак.

Меня она напрочь проигнорировала. Ну, блин, и штучка. Совсем оборзела. И что теперь? Как я должен

реагировать на такое нахальство?

- Зосима, а я и не знал, что ты занялся ресторанным бизнесом.

- Чаво!? - У Зосимы отвисла нижняя челюсть. - Как это?

- Клиентов приглашаешь, - кивнул я в сторону девушки, - а меня в известность не ставишь. Между прочим,

изба - моя собственность.

- Дык, я ни в жысть... и в уме не держал. Значит, вчера двух тетеревов... того... Ну и, это, с утра печку

растопил, а она дымит... И сковородка маловата. А где же другую сыщешь? Вот я и... чтоб вкусней было... В

кастрюле... - Зосима совсем запутался и беспомощно развел руками. - Не приглашал я!

- Ладно, чего уж там, - сказал я с деланным миролюбием. - Ресторан так ресторан. Название потом

придумаем. Сообща. Что-нибудь экзотическое. А пока неплохо бы меню с ценами повесить у входа.

Тетерева добыть, это, конечно, не лося завалить, но все-таки... Ходьба по пересеченной местности, плюс

патроны... Кроме того, дробь и порох нынче в цене. Я уже не говорю, что сезон охоты еще не открыт и

отстрел произведен незаконно, без лицензии, а сие чревато большим штрафом. Риск благородное дело, но за

него нужно платить.

- Сколько? - спросила Каролина, дерзко ухмыляясь.

- Хозяин знает, - кивком указал я на совсем обалдевшего от моих разговоров Зосиму. - Наше дело - сторона.

Я лишь арендодатель.

Зосима лишь промычал в ответ что-то маловразумительное.

- Он подумает, - сказал я строго. - А пока угощайтесь. Счет вам выпишут... к вечеру.

- Вы так любезны. - Каролина посмотрела на меня уничижающим взглядом.

Я ожидал взрыва, но она все-таки сдержалась и принялась за еду.

- Не хотите ли откушать? - Я не без изящества указал на графин. - Самогоночка-с, мадам. Вульгарный

напиток, но под дичь идет бесподобно. Рекомендую.

- Больше мне эту гадость не предлагайте. Бр-р!

- Что так?

Она обожгла меня нехорошим взглядом и, не удостоив ответом, жадно накинулась на свою порцию дичи.

Зосима отрезал ей самый жирный кусок. Подхалим хренов...

- Понятно. Слышь, Зосима, барышня желает шампанского.

- Ну-у... - Мой приятель подпустил глаза под лоб и обречено вздохнул.

Он никак не мог понять, шучу я или говорю серьезно.

Я решил пока оставить треп и последовал заразительному примеру девушки. И не только потому, что

сильно проголодался. Глядя, с какой скоростью она уплетает свой кусок, я понял, что нужно поторопиться,

иначе мой поздний завтрак может помахать мне аппетитно поджаренными крылышками. С этой мамзели

станется...

Обед - ладно, пусть будет поздний завтрак - мы закончили в полном молчании. Каролина ела с таким

рвением, словно хотела насытиться на всю оставшуюся жизнь. Похоже, Коськиным было не до

квартирантки. Наверное, старики решили, глядя на ее тонкую девичью фигуру, что она питается святым

духом.

Впрочем, у них с харчами всегда было не густо. Коськины не держали никакой домашней скотины, потому

питались привозными городскими продуктами, в основном концентратами и консервами, которые раз в

месяц передавал им сын с проводниками пассажирских вагонов. Посылку оставляли на станции, а Зосима

привозил ее в конечный пункт, по адресу.

Правда, у Коськиных имелись куры, какая-то длиннохвостая индийская порода, полудикари, но где они

неслись и когда высиживали цыплят, никто (в том числе и хозяева) не знал. Куры целыми днями

копошились в лесу, перелетая с ветки на ветку, как рябчики, и только к вечеру возвращались домой, в свой

курятник.

Старики не ведали им счета, потому что куриное стадо то уменьшалось до десятка, то увеличивалось до

полусотни (вместе с цыплятами). И все это могло случиться в течение недели. Наверное, куры-иммигранты

очень даже неплохо прижились в русской глубинке и кроме курятника имели какое-то лесное пристанище -

скорее всего на деревьях, в виде природного насеста.

Насытившись, Каролина вежливо поблагодарила, ни к кому из нас двоих конкретно не обращаясь:

- Спасибо. Очень вкусно...

- Чай, кофе?.. - спросил я предупредительно.

- Если можно, то чай, - с деланным смирением ответила девушка.

Похоже, она решила, что моя изба и впрямь кабак, а я исполняю роль полового.

- Тогда вперед. - Я нахально ухмыльнулся. - Заварка в шкафу, чайник на плите.

Каролина с независимым видом поднялась и продефилировала к плите с гордо поднятой головой. Мы с

Зосимой переглянулись и мой приятель хитро осклабился. Он, наконец, начал вникать в ситуацию.

Чай был заварен так себе - по-городскому. То бишь, жиденько. И я, и Зосима предпочитали почти чифирь -

чтобы в мозгах наступало просветление.

Но я не стал заниматься критиканством, решив, что не нужно заводить нашу красотку без нужды. После

доброй порции дичи и двух рюмок настойки у меня появилось благодушное настроение. Даже тревога,

вызванная вчерашними приключениями, с утра неприятно томившая душу, ушла на задний план,

растворилась в легкой эйфории, навеянной сытостью и домашним уютом.

Зосима тоже расслабился: расстегнув ворот рубахи и раскурив трубку, он с явным удовольствием наблюдал

за Каролиной, которая хлопотала возле плиты. Наверное, ее цветущий вид напомнил ему о безвозвратно

ушедшей молодости и какую-то из сбежавших жен.

- Итак, вы все-таки не последовали моему совету вернуться в город, - обратился я к девушке для завязки

разговора, когда она убрала грязную посуду (убрала, но не помыла, а просто сгрузила тарелки и чашки в

мойку).

- Я в советчиках не нуждаюсь! - отрезала она.

- Это я давно понял. Вы нуждаетесь лишь в усиленном питании и хорошей компании. Но я почему-то не

думаю, что мы подходим на роль закадычных друзей. А что касается лично меня, то я вообще предпочитаю

спокойствие и уединение.

- Вы женоненавистник?

- С чего вы взяли?

- Так обращаться с девушками может лишь совершенно отмороженный тип. У вас нет ко мне ни капли

жалости.

- Как это ни прискорбно сознавать - нет. Увы. Хотя ваши обвинения в том, что я женоненавистник,

несостоятельны. И я это уже доказал.

- Каким образом? Угостив меня обедом? Между прочим, платным. Фи, как примитивно... - Она брезгливо

наморщила нос. - Кстати, сколько я вам должна?

- О долгах потом. А доказательством моей толерантности по отношению к слабому полу является ваше

спасение. Будь на моем месте женоненавистник, он бы и пальцем не шевельнул, чтобы вытащить вас на

берег.

- Значит, ошибочка у вас вышла, - язвительно заметила Каролина. - Бес попутал. Наверное, ввел в

заблуждение мой комбинезон.

- Наверное... - Я решил прекратить пикировку; ну ее к лешему, эту мамзель; у нее язык, как бритва. -

Считайте меня кем угодно, только не мелькайте перед глазами. А то рябить начинает. Если вы решили в

этой глуши отдохнуть от семейной жизни - ваше право. Но мне вовсе не улыбается перспектива спасаться

бегством от мужа-ревнивца. К тому же, судя по всему, на наш "остров" он может заявиться не с

примитивным топором (как это принято в семейных разборках), а с чем-нибудь покруче.

- Ну, ваше мужество мне уже известно... - Она вызывающе хихикнула.

- Героями не рождаются, героями становятся, - назидательно изрек я избитую сентенцию. - Я исправлюсь.

Со временем. Как только подвернется удобный случай.

- Как же... - Каролина уже смеялась совсем откровенно. - Случай подвернется... Неужто у вас не осталось ни

капельки мужской гордости? Вы даже не возмущаетесь.

- Вот такой я нехороший. Между прочим, мужчина обычно выпендривается перед женщиной, проявляя

храбрость (нередко совсем идиотскую), только для того, чтобы закадрить ее. А у меня сейчас такого

желания нет.

- Неужто я для вас пустое место? - В глазах Каролины зажегся опасный огонек.

Я решил не перегибать палку и ответил честно:

- Ничего подобного я не говорил. Скорее наоборот - вы мне приятны и симпатичны. Но не настолько, чтобы

я мог изменить своим привычкам.

- Вы еще и врун.

- Точнее - фантазер. Но не в нашем случае. Я просто не горю желанием вмешиваться в семейную

междоусобицу. Это всегда чревато. Как говорится, муж и жена - одна сатана. Воистину, третий в такой

ситуации лишний.

- Судя по тому, как вы жонглируете прописными истинами, у вас и впрямь нет недостатка в образовании. Я

начинаю склоняться к вашей версии - что вы действительно интеллигент, а вовсе не военный человек, как

мне думалось. - Ее голос источал желчь.

- Только не говорите вшивый интеллигент, как это было принято в совсем недалекие времена. По части

личной гигиены у меня все в норме.

- Оно и видно... - Она скептически посмотрела на комья грязи, испещрившие пол.

Я поторопился как можно незаметней затолкать ногами под стол грязные бахилы. Снять-то я их снял, но

помыть и поставить на место у входной двери не успел - уж больно есть хотелось. И тем более у меня не

было времени навести в своей обители хоть какой-нибудь порядок.

- Незваный гость хуже татарина, - опять блеснул я эрудицией. - Уж извините, мы вас не ждали. Иначе я

надраил бы пол зубной щеткой. Кстати, вместо того, чтобы разводить трали-вали и заниматься

критиканством, не лучше ли взять веник и швабру и произвести элементарную уборку. А то у нас в стране

критиков пруд пруди, а добросовестных работников - кот наплакал.

- Я в уборщицы к вам не нанималась!

- Кто спорит... - Я окинул ее с ног до головы долгим оценивающим взглядом. - Эта прозрачная дерюжка чай

в рюкзаке хранилась? Конечно, к такому прикиду ведро и веник совсем не катят. Вам бы сейчас в

приморском баре кантоваться, а не в этих палестинах. Зосима, как там твоя Машка? Не застоялась ли? Мне

кажется, барышне все же стоит прислушаться к голосу разума и как можно скорее покинуть нашу мирную

обитель.

- Ни за что! Оставаться здесь или нет - это моя проблема.

- Извините, я сморозил глупость. Разум и женское упрямство несовместимы. А что касается ваших

проблем... Я прямо-таки с душевным трепетом мечтаю, чтобы они, случаем, не стали нашими. Но вы

почему-то настойчиво втягиваете нас в какую-то авантюру. В какую именно, мне пока непонятно, однако я

совершенно не сомневаюсь, что так оно и есть.

- С чего вы взяли, что я авантюристка и пытаюсь вовлечь вас в какое-то опасное предприятие? А-а,

понятно... Я просто забыла с кем имею дело. Храбрость - не самое главное ваше качество.

- Кто возражает? Ну не могу я лечь грудью на амбразуру дзота - и все тут. Но не в этом дело. Я лишь в

очередной раз пытаюсь донести до вашего сознания, что всем земным благам предпочитаю спокойствие и

умиротворенность. Потому все, что мешает этому, вызывает у меня вполне обоснованное раздражение и

опаску. Я простой обыватель, который хочет, мечтает, чтобы его оставили в покое.

- А я тут причем?

- Очень даже причем. Кстати, из-за вас уже рыба в озере перестала ловиться. Вы ее напугали. Правда,

Зосима? - Мой приятель, недоуменно вытаращившись, невольно кивнул. - Вот видите, он подтверждает.

Поэтому пришлось на дичь перейти. Птичку, конечно, жалко, но не помирать же с голоду.

- Господи, какую чушь я должна выслушивать!? - Она демонстративно всплеснула ладонями. - Мне кажется,

на вас дурно подействовал уединенный образ жизни. Я где-то читала, что у Робинзонов со временем

психика нарушается. Ну, вы меня понимаете... Нет? Это когда у человека в голове ку-ку.

Вот нахалка! Ну что с ней делать? Может, поступить, как Стенька Разин: взять ее в охапку и зашвырнуть на

средину озера? Так сказать, вернуть воде то, что ей принадлежало. Гляди, потом все изменится к лучшему...

Ах, мечты, мечты, где ваша сладость?..

Я посмотрел на Зосиму. Он сидел прямо, словно в трансе, и только хлопал ресницами. Где и подевалась его

говорливость. Да, эта барышня кому хочешь рот заткнет. Переболтать ее может разве что ученый попугай.

- В нынешние времена, мадам, гораздо лучше быть сдвинутым по фазе, нежели иметь здравый рассудок, -

сказал я примирительно. - Даже при непредвзятом взгляде на действительность умному человеку впору

лезть в петлю. То, что сейчас творится (и не только у нас - во всем мире), похоже на кошмарный сон.

Человечество уже заканчивает рубить сук, на котором сидит.

- Ба, да мы философы! - воскликнула с неприкрытым сарказмом Каролина. - Теперь мне понятно, почему

вас привлекает отшельнический образ жизни. Похоже, вам захотелось, чтобы вас еще при жизни

причислили к сонму святых. Только как вяжется вся эта, отнюдь не нищенская, обстановка, - она сделала

рукой круговое движение, - с вашим мировоззрением? По-моему, отшельничество предполагает аскетизм.

Или я не права?

- Вы принадлежите к тем индивидуумам, которые всегда правы, - отпарировал я ее выпад. - Говорят, что

подобное свойство принадлежит ограниченным людям, но вы, видимо, являетесь приятным исключением.

Удивительно, но девушка смолчала. Она лишь обожгла меня презрительным взглядом и демонстративно

отвернулась.

На какое-то время в избе воцарилась тишина. Чтобы как-то разрядить обстановку, я начал мыть посуду, при

этом размышляя о превратностях судьбы; на меня иногда находит такая блажь. Все выходило на то, что

моему спокойному размеренному существованию в деревенской глуши подходит конец.

И как будто в подтверждение моим выводам в сенцах что-то загрохотало (скорее всего, кем-то оброненные

пустые ведра), и в избу достаточно шустро вбежала баба Федора.

Похоже, я и впрямь не ошибся: сегодня в моей тихой обители был день открытых дверей.

Глава 9.

Старуха Коськина была возбуждена до крайности. Ее сухощавое востроносое лицо типичной склочницы

даже зарумянилось на скулах, а все еще не по-старчески живые маленькие глазки блестели как в лихорадке.

Она несколько озадаченно уставилась на Каролину, которая безмятежно дымила сигаретой, но эта

небольшая пауза тут же прервалась почти пулеметной трескотней, которая начала срываться с ее

неутомимого языка:

- Там такое, там такое!.. Никифор в лесу нашел. Мы пошли по грибы, случайно наткнулись. Мужик. С виду

неживой. Я страсть как перепугалась! Прислушались - как будто не дышит. Думали, совсем помер. Я

говорю Никифору: надо звать людей. А он грит: ты что, дура? (Представляете - дурой меня обозвал!).

Мертвяк, он и есть мертвяк, чего шум зазря поднимать? Пусть маленько полежит, что с ним станется. Да и

вообще, наше дело - сторона. К тому же грибков надобно набрать, на обед. Ну, я ему, конечно, ответила...

"Можно представить... - Я едва сдержался, чтобы не ухмыльнуться. - Бедный дед...".

- ... Тут мужик и застонал. Меня едва кондрашка не хватила, - тем временем продолжала свой рассказ баба

Федора. - В сознание пришел. Но ненадолго. Никифор возле него остался, а я вот к вам. Спасать надо. В

больницу отправить, в район. Слышь, Зосима?

- Еще бы не слышать... - проворчал Зосима. - Ты и глухого разбудишь.

- Так чего же ты к стулу прирос!? Запрягай кобылу. - Баба Федора смотрела на него с возмущением.

Зосима тоскливо глянул в мою сторону. Видно было, что он колеблется и ищет моей поддержки. Я понимал

его состояние лучше, нежели остальные, но лишь сочувственно вздохнул.

Зосима знал наверняка, чем лично ему грозит милосердный поступок - транспортировка больного в

районную поликлинику. С Коськиных какой спрос, из деревеньки стариков и тягачом не вытащишь, а вот на

нем менты, которым нужно все задокументировать, покатаются. Тем более что неизвестно, кто этот

найденыш и чем он в наших краях занимался.

- У него есть оружие? - спросил я бабу Федору.

- Не-а. Может, потерял в беспамятстве.

- А как насчет документов?

- Так ведь у него и карманы-то к одежке не пришиты. Куда документы прятать?

- Как это не пришиты!? - спросил я несколько озадаченно. - Он что, в одних трусах?

- Почему в трусах? Одет. Вроде как в пижаму. Но без карманов, это точно. И сапог нету. Совсем босой.

"Мертвец" начинал мне нравиться все меньше и меньше. Еще одна тайна... Это же надо - в пижаме и

босиком по болотам.

А может, это муж Каролины, безутешный Ильхан? - совершенно некстати мелькнула в голове дурацкая

мыслишка. Проснулся поутру, узнал, что суженая дала деру, вскочил, в чем был, на коня - и в погоню.

Очень даже романтично... Тьфу, тьфу, чур меня! Бред сивого мерина.

- Где именно вы его нашли?

- Возле Северьяновой гати. - Наверное, у меня был чересчур строгий вид, потому что баба Федора начала

отвечать как солдат - коротко и по существу.

- На телеге туда можно добраться?

- Можно.

- Там есть старая дорога, - вмешался в разговор Зосима. - До войны в тех местах были торфоразработки.

- Тогда запрягай. И впрямь нужно спешить - человек умирает. - Поймав умоляющий взгляд Зосимы, я

безжалостно добавил: - Куда денешься - надо.

- И я с вами! - подхватилась Каролина.

- Конечно. Я совершенно не сомневался, что у вас появится такое желание.

- Не говорите загадками. Почему вы не сомневались?

- Потому что куда конь с копытом, туда и рак с клешней. От такой липучки, как вы, очень непросто

избавиться. Ладно, пользуйтесь моим великодушием. Вам повезло - у меня сегодня приступ доброты. Есть

такая трудно излечимая болезнь.

Она хотела что-то сказать, похоже, весьма нелицеприятное, даже начала говорить, однако, прочувствовав

момент, от выяснения отношений сдержалась. Впрочем, я уже ее не слушал - быстро облачившись по-

походному, схватил свою охотничью аптечку и выскочил во двор...

До нужного места мы добрались быстро. Единственным камнем преткновения в нашей поездке стал Зосима.

Он был мрачнее грозовой тучи и всю дорогу недовольно бурчал.

Машка даже пыталась оглядываться на ходу - наверное, из сострадания - но Зосима вместо благодарности

больно стегал ее кнутом. Обиженно фыркая, лошадь добавляла ходу, однако узкая и сильно заросшая травой

дорога не давала возможности перейти на рысь.

Дед Никифор, ожидавший нас на небольшой поляне, даже подпрыгивал от нетерпения, так ему хотелось

поделиться свежими новостями. Но Зосима тут же прервал его на полуслове:

- Глохни, балаболка! Где больной?

- Там... - Старик Коськин не без обиды шмыгнул утиным носом и засеменил впереди нашей команды,

указывая дорогу.

Найденный стариками человек почти не подавал признаков жизни; пульс прощупывался, но очень слабо. Он

и впрямь оказался босоног и был одет в пижамные брюки и куртку. Только не из полосатой или какой-

нибудь иной пестрой ткани, а окрашенной в серый мышиный цвет. На левой стороне груди был нашит

белый прямоугольник. На нем виднелись цифры и латинские буквы, написанные шариковой ручкой. Что

они могли обозначать, я понятия не имел.

Я не стал ломать голову над роившимися в мозгах вопросами, а быстро достал шприц и ампулы с

необходимыми лекарствами и сделал мужчине несколько инъекций. Спустя две-три минуты он открыл глаза

и, увидев склоненные над ним лица, шевельнул губами, пытаясь что-то сказать.

Ему ничего не нужно было говорить. И я, и Зосима хорошо знали, что он хочет нам сообщить. Зосима

деловито достал термос с некрепким, но сладким чаем, который он приготовил впопыхах, налил в кружку и

стал поить мужчину. Я придерживал больного за плечи, потому что сам сидеть он не мог.

Насытившись - а чай был для него и напитком, и едой, если судить по сухим, запекшимся губам и

невероятной худобе - мужчина снова закрыл глаза и мгновенно уснул. Мы не стали мешкать: погрузили его

на телегу, подложив под бока побольше соломы, и двинулись в обратный путь.

Я и Каролина шли пешком, так как на телеге было тесновато. Девушка стала молчаливой и задумчивой. Я

тоже не склонен был заниматься пустой болтовней. У меня из головы не выходила странная табличка на

груди мужчины. Она мне что-то напоминала... но что?

Нет ответа, нет ответа, нет ответа... Мой компьютер в голове заклинило. Хорошо бы поспрашивать нашего

пациента, да вот только когда он очнется?

А в том, что его нужно было немедленно доставить в больницу, я абсолютно не сомневался. Лекарства,

которыми я воспользовался, давали лишь краткосрочный, правда, достаточно сильный, эффект. Через

некоторое время требовалась новая доза. А чего именно, должен был решать опытный врач.

Я проводил Зосиму до деревенской околицы. Мне нужно было остаться с ним наедине, так как о том, что я

намеревался ему сказать, не должен был знать никто. А тем более баба Федора с языком, похожим на

помело, и сумасбродная Каролина, эта ярко расписанная шкатулка с двойным или даже тройным дном.

Составить мне компанию намеревались обе, но Зосима, верно истолковав мой напряженный

многозначительный взгляд, грубо послал их нехорошими (но вполне литературными) словами в

совершенно немыслимую даль. Признаюсь честно, подобного поворота я не ожидал, но после этого начал

уважать его еще больше.

Я знал, почему Зосима сорвался - моего приятель обуял вполне понятный страх. Страх неизвестности. Он

очень нуждался в дельном совете, и мне пришлось выступить в непривычной для меня роли главного

советника.

- Со мной не поедешь? - с надеждой спросил Зосима, когда мы остались одни.

- Зачем? Ты и сам справишься. Мы уже убедились, что он легкий как перышко.

- Ну... Кожа да кости. Но вдвоем все же сподручней...

- Хочешь начистоту?

- Дык, а как же иначе?

- У меня нехорошее предчувствие, Зосима. Боюсь, этот человек может доставить нам много неприятностей.

- А у меня даже поджилки трясутся, - признался Зосима. - И угораздило его выйти к нашей деревне! Темное

дело...

- Темное, - согласился я и, закурив, продолжил: - А потому мне вовсе не хочется фигурировать в

милицейских протоколах. Да и тебе это ни к чему.

- И что теперь делать? - с отчаянием спросил Зосима.

- В районной больнице тебя знают?

- Нет. Только участковый врач.

- Это хорошо... - Я на миг задумался.

- Хорошо... - как эхо откликнулся пригорюнившийся Зосима.

- Сделай вот что: выбери момент, когда в приемном покое больницы не будет людей, и занеси туда этого

мужика. Да, да, положишь на кушетку - и быстрее сматывайся. Запомни - никаких разговоров! Ни с кем.

Телегу поставишь где-нибудь за углом, чтобы ее не видели. Ни в коем случае не езди по главной дороге.

Добирайся в райцентр окольными путями. Дуй домой без остановок и на максимальной скорости.

- А как же Коськины... и эта девушка? - оживился Зосима.

- Я лично с ними переговорю, чтобы они упрятали свои языки подальше, - сказал я бодро и уверенно.

Однако, на самом деле полной уверенности, что наша маленькая тайна не выйдет за пределы "острова" у

меня не было. Коськиным, конечно, можно попытаться укоротить языки, настращав их и наврав им с три

короба, но касательно Каролины у меня имелись большие сомнения...

С той поры, когда Зосима отвез найденного мужчину в больницу, прошло три дня. И четыре ночи. Четыре

неспокойные ночи. У меня впервые за время пребывания на острове приключилась бессонница.

Я даже кофе перестал пить, но и это не помогало. Так же, как и спиртное, после которого я обычно засыпал

сном младенца. Нехорошее предчувствие, угнездившееся где-то внутри с момента появления на "острове"

Каролины, начало разрастаться до гипертрофических размеров.

Зосима тоже пребывал не в лучшем настроении. Нередко он выходил на улицу, садился на завалинку,

закуривал трубку и с тоскливым ожиданием таращился на дорогу, будто был абсолютно уверен, что там вот-

вот появятся архангелы в милицейских погонах и потащат его в кутузку.

Мой приятель, неоднократно битый нелегкой жизнью и культом личности, относился к власти как к змее,

затаившейся в траве. Не наступишь - не укусит. И вообще - не нужно ходить там, где не рекомендуется.

Что касается Коськиных, то, конечно же, они разнесли новость по всем деревенским углам. Я просто не

успел их предупредить. Когда я, проводив Зосиму, вернулся в деревеньку, старики и старухи, собравшись на

небольшой площади возле бывшего продмага, ныне глядевшего на свет бельмами запыленных окон,

благоговейно внимали бабе Федоре, которая вещала как репродуктор военной поры.

Постояв скромно в стороне и послушав ее рассказ, я благоразумно удалился. Теперь уже поздно было что-

либо предпринимать. В таких случаях легче заткнуть пробоину в борту подводной лодки на километровой

глубине, нежели рот бабе Федоре.

Она обладала несомненным ораторским даром, хотя чаще всего несла совершеннейшую чушь. И главное -

ей верили. Будь она моложе, место в Государственной думе было бы ей обеспечено.

Каролина не показывалась. Где она находилась, я не знал. Хотя, если честно признаться, этот вопрос

интересовал меня больше всего.

Я даже подумывал, не расспросить ли на сей счет Коськиных. Но тут же оставил свои намерения. Иначе

баба Федора сплетет такую историйку о наших с Каролиной отношениях, что куда там иным писателям-

фантастам.

Утро выдалось восхитительно свежим и прохладным. Солнце еще не выкатилось на небесный простор,

лишь золотило перистые облака на горизонте. Ветер, который дул всю ночь, устал и спрятался в лесах.

Озеро таинственно мерцало и серебрилось - словно драгоценный, тщательно отполированный камень,

оброненный возле деревни в прадавние времена каким-нибудь славянским богом.

Сегодня меня потянуло на рыбалку. Летняя жара постепенно шла на убыль и рыба начала клевать на любую

наживку.

Я устроился чуть поодаль от своей избы, над невысоким обрывом. Захваченный тревожными мыслями, я не

услышал как подошел Зосима. Он буркнул что-то наподобие приветствия и уселся рядом.

- Ты чего такой грустный? - поинтересовался я, не спуская глаз с поплавков.

- У меня гости, - коротко сообщил мой приятель и начал набивать трубку табаком.

- Гостей нам только и не хватало, - невольно сорвалось с моего языка. - Кто такие?

- Пал Палыч приехали.

- А-а, понятно...

Своего залетного дачника-квартиранта Зосима даже за глаза величал на "вы".

- Пьет? - спросил я, немного погодив.

- Мрачный... - неопределенно ответил Зосима.

- Значит, пьет.

Зосима промолчал. Он курил трубку с таким сосредоточенным и отрешенным видом, будто решал задачу

мирового масштаба.

- Ты чем-то недоволен? - решился я нарушить его мыслительный процесс.

- Ну...

- Чем именно?

- Я так думаю, у Пал Палыча отвальная.

- Это как?

- Турнули его с работы, вот как.

- Он что, сам тебе сказал?

- А мне ничего говорить не нужно. Я это нутром чую. Он какой-то не такой... ну, я не могу объяснить.

Потерянный, что ли.

- Понял...

Я и впрямь понял. Потому что совсем недавно сам был в таком же состоянии. Когда утрачиваются прежние,

казавшиеся незыблемыми, жизненные ориентиры, человеку становится не по себе. Он мечется, не видя

выхода из создавшегося положения, нигде не находит себе места, совершает дурацкие поступки, иногда

начинает злоупотреблять спиртным... - короче говоря, пускается во все тяжкие.

Однако хуже всего тем, кто теряет власть и положение в так называем "высшем" обществе. Тут уже точно

не до смеха. Падать с большой высоты гораздо больнее, нежели с крыльца. Кое-кто из таких отверженных

так и не поднимается с колен.

Но многие из карьеристов от природы обладают ярко выраженной способностью к мимикрии, а потому

через некоторое время они начинают новое восхождение - если и не к вершинам власти, то к большим

деньгам в сфере бизнеса, нередко полукриминального. И только злость на все и вся, взращенная обидой,

остается у таких людей неизбывной.

- Ты, случаем, не видел нашу общую подругу? - спросил я небрежно, будто о несущественном.

- Это ты о ком? - встрепенулся задумавшийся Зосима.

- Я говорю о Каролине.

- А ты не знаешь?

- Что я должен знать?

- Дык, она заболела. Федора ее козьим молоком отпаивает, но температура еще держится.

Вот те раз! Я почувствовал угрызения совести. Конечно, моей вины в болезни Каролины не было, но у

стариков, в отличие от меня, из лекарств имелись только аспирин и анальгин. Я это знал точно, так как

Зосима чаще всего привозил именно эти, а также валидол и корвалол.

- Нужно навестить... - сказал я не очень уверенно.

- Ушицу сварим и пойдем, - перевел мое намерение в практическую плоскость Зосима, покосившись на

ведро, в котором плескался улов. - Она, чай, соскучилась по хорошей еде. Федора только щи варганит. Без

мяса. А свежая уха очень пользительная. Враз выздоровеет. Подсекай, клюет!

Да, клев и впрямь был отменным...

Глава 10.

За те трое суток, что я не видел ее, Каролина здорово сдала. Небрежно причесанные волосы, темные круги

под глазами, сухие губы, которые девушка время от времени нервно облизывала кончиком розового языка,

лихорадочный блеск в ее глазах - все свидетельствовало о том, что она находится в глубоком кризисе.

Ее болезнь вовсе не относилась к естественным; это не была, например, простуда или какая-нибудь

респираторная инфекция. Я, конечно, не врач, но многое повидал на своем веку. Поэтому с большой долей

вероятности можно было сказать, что у девушки наступил резкий функциональный спад - как физического,

так и морального свойства, нередко сопровождающийся повышением температуры.

Что и немудрено: даже если предположить, что ее россказни о ревнивом муже - байки, вранье, все равно она

пережила немало. Не всякая женщина способна поднять мотодельтаплан в воздух и рвануть куда глаза

глядят, практически не надеясь на благополучный исход затеянной авантюры.

- А, Робинзон... - Казалось, что Каролина совершенно не удивилась, когда мы с Зосимой зашли в ее комнату.

- Что, еще кого-то отыскали в лесу?

- Бог миловал. Мы пришли навестить больную. Кушать хочется? - Я не стал разводить лишние трали-вали, а

сразу начал с главного.

- Не то слово! - воскликнула девушка. - Я голодна, как сказочный людоед. Заранее предупреждаю: близко ко

мне не подходите, иначе слопаю и не поперхнусь. Что там у вас? - Она жадно посмотрела на Зосиму,

державшего в руках кошелку с харчами.

Мой приятель начал быстро сервировать крохотный колченогий столик, исполняющий роль прикроватной

тумбочки. Но предварительно накрыл его предусмотрительно захваченным куском цветного полиэтилена.

"У этой жадюги (Зосима имел в виду бабу Федору) сундук доверху набит новым барахлом, а в избе одно

рванье", - бубнил он, доставая из комода полиэтиленовую пленку.

Зосима оказался прав - потертая до дыр скатерка на столе, похоже, была привезена дедом Никифором из

побежденной Германии.

- О-о-о! - в блаженстве простонала Каролина, когда ароматные запахи, которые источали наши гостинцы,

наполнили комнату. - Я в восторге. Неужто, уха!? Класс...

- Точно, ушица... Хи-хи... - Лицо Зосимы широко расплылось в глуповатой улыбке. - Вкусная. И хлеб

свежий. Дарья утром испекла.

Каролина без лишних слов начала уплетать за обе щеки.

Что мне нравилось в ней, так это непосредственность, граничащая с нахальством. Ей было наплевать на

приличия и условности. Она была естественна, как первобытный человек. А если точнее, то Каролина

являлась типичным представителем современной молодежи, взращенной нашей дикой недоразвитой

демократией. Да и не только нашей...

Стареешь, брат, подумал я с внезапно нахлынувшей грустью. Между тобой и этой девицей не очень

большая разница в годах, а кажется, что ты уже реликт из другой эпохи. Может, все-таки, жениться?

Чур, меня! Ну и мысли иногда лезут в голову, не соскучишься. Я даже вздрогнул, на миг представив себя

почтенным отцом большого семейства. Нет, лучше уж в монахи...

- Прелесть! - Каролина доела последний кусок жареной рыбы и без всякого стеснения облизала жирные

пальцы. - А это что? - Она указала на плоскую стеклянную фляжку с темной маслянистой жидкостью.

- Лекарство, - ответил я, отмерив завинчивающейся пробкой три дозы. - В качестве десерта. И шоколад... - Я

достал из кармана плитку "Гвардейского".

- Спирт? - Девушка, понюхав стопку с напитком, скривилась. - Спасибо, но я не хочу. Не имею ни

малейшего желания. Нет, право не могу.

- Отставить разговоры! - Я перешел на командный тон, памятуя про ее отца-полковника. - Во-первых, это

уже не тот спирт, а во-вторых, он является основой бальзама, настоянного на тридцати травах плюс еще кое

на чем. Гарантирую, что через день-два будете порхать как бабочка. Проверено.

- Ну, если проверено... - Она одним махом опрокинула содержимое стопки в рот. - Фу-у, какая гадость!

Шоколад, быстрее!..

Спустя несколько минут ее щеки порозовели. Каролина смотрела на нас с Зосимой с царственной

благосклонностью - будто мы были ее вассалами. Похоже, наше посещение она считала само собой

разумеющимся мероприятием.

Я про себя тяжело и безнадежно вздохнул: горбатого только могила исправит. Никакой благодарности за

наш трудовой подвиг...

Но я решил помалкивать, хотя меня так и распирало от желания слегка нахамить. Ну, самую малость. Чтобы

сбить ее дворянскую спесь.

Пусть только выздоровеет, думал я, мило улыбаясь. А что было делать? Строить из себя буку? Несерьезно.

Лучше уж не собачиться, а тихой сапой подобраться к девушке поближе и выдоить из нее хотя бы крупицу

правды.

То, что она безбожно врала до сих пор, у меня почти не вызывало сомнений. А если судить по последним

событиям, над "островом" уже начали собираться тучи. И мне очень не хотелось оказаться во время

надвигающейся грозы без зонтика.

Может быть, я ошибался в каких-то деталях. Возможно, преувеличивал грядущие опасности и потрясения.

Но я готов был душу за грош заложить, что моему безоблачному существованию пришел конец. Подленькое

чувство неудовлетворенности собой и окружающими заползло в душу и травило ее как серной кислотой. И я

ничего не мог с собой поделать.

Пока она что-то радостно щебетала, - в основном Зосиме, совершенно обалдевшему от такого внимания к

своей персоне - я незаметно оглядел комнату. Рюкзака нигде не было. Нарочно уронив на пол пробку от

фляжки с лекарственным снадобьем, я заглянул и под кровать. Но там стол лишь эмалированный тазик и

большая кружка.

Похоже, Каролина куда-то припрятала рюкзак. Я в этом был уверен. Неплохо бы посмотреть, что в нем

находится. Притом, без согласия хозяйки, втихомолку.

Это, конечно, не по-джентельменски, но уж больно хочется. А если хочется, значит надо. Надо! И под это,

не совсем законное, желание я готов был подвести любую правовую базу. Даже высосанную из пальца.

Занятный рюкзачок...

- О чем думаете, синьор Робинзон? - Жизнерадостный голос Каролины вернул меня к действительности.

- О своем, о холостяцком.

- Глядя на меня? - Она лукаво прищурилась.

- Не нужно заблуждаться по поводу своих женских достоинств. К тому же, вы не в моем вкусе. Уж

извините... - Я картинно развел руками.

- Вы неисправимы...

Девушка попыталась изобразить негодование, но это у нее не получилось. И я знал, почему - мой

чудодейственный бальзам начал действовать в полную силу.

Он и впрямь был незаменимым в подобных ситуациях. Рецепт бальзама дал мне один тип, которого я спас

от разъяренной толпы, готовой сжечь его заживо. И я уже неоднократно имел возможность убедиться, что

цену за свое избавление от смерти он заплатил мне поистине царскую.

Правда, состав бальзама был настолько экзотическим и сложным, что мне приходилось прикладывать

титанические усилия, чтобы собрать воедино все его компоненты. Для этого требовалось немало времени и

денег. Многие составные части бальзама можно было достать только за рубежом.

Но большие хлопоты себя оправдывали. Бальзам имел одновременно тонизирующие и заживляющие

свойства - неглубокие раны затягивались буквально на глазах.

- Не думаю. Просто для этого требуется много времени.

- Я готова попробовать. Вдруг из вас получится что-либо путное.

- Не стоит себя утруждать. Тем более, что вам сейчас нужен полный покой. Чего нельзя гарантировать, если

вы начнете заниматься моим воспитанием.

- Неужто вы такой твердокаменный?

- Скорее, чересчур мягкий. Лепить из меня что-то новое не получится по одной причине - я опять приму

прежний бесформенный образ.

- Учту на будущее. Кстати, не сочтите меня чересчур любопытной, но я все-таки должна задать вам этот

вопрос: как вас зовут на самом деле?

- А чем вам не нравится имя Робинзон?

- Вы не хотите отвечать... - Она разочарованно вздохнула; на этот раз без наигрыша.

- Почему? - Я пожал плечами. - У меня нет никаких тайн. В паспорте записано, что я Иво.

- Вы что, латыш!? - У девушки от удивления глаза стали как пятаки.

- Как будто русский.

- Но имя...

- Так меня назвала одна очень приятная и добрая дама. В глубокой молодости я был белобрыс и имел чисто

нордическую внешность.

- Дамой вы называете свою маму? - Продолжала удивляться Каролина.

- Нет. Мама... это другое. Я, знаете ли, подкидыш. Меня оставили на пороге детского приюта в двухлетнем

возрасте.

- Но, по идее, вы должны были знать свое имя. Все-таки два года...

- Наверное, должен был. Однако, увы... Чего не помню, того не помню. А что касается дамы... Она была

моей воспитательницей. Почти что мамой. И назвала меня в честь своего возлюбленного, с которым у нее не

сложилось.

- Бросил?

- Не совсем так. Он был немцем. Западным немцем. А в те времена на подобные связи смотрели с большим

неодобрением. Поэтому компетентные органы настоятельно попросили ее Иво вернуться в фатерлянд, а

мою воспитательницу лишили возможности закончить аспирантуру. Она с трудом нашла работу в приюте.

Ей, можно сказать, здорово повезло.

- Она была к вам очень добра?

- Это само собой... Она действительно относилась ко мне как к своему ребенку. Даже пыталась усыновить.

Но подруги ей отсоветовали.

- Почему?

- Политически неблагонадежным усыновление не разрешалось. Начнись этот процесс, воспитательница

могла лишиться работы. Ведь соответствующие органы проверили бы всю ее подноготную.

- Печально...

- Да уж...

- Дык, я это, пойду... - Зосима направился к двери. - Покурю...

- Курите здесь, - милостиво разрешила Каролина. - У вашего табака приятный запах.

- Никак нельзя. Федора заругает. Она баба сурьезная. Лучше с нею не связываться.

Зосима вышел. Каролина пыталась поймать мой взгляд, но я делал вид, что не замечаю этого. Не хватало

еще расчувствоваться и превратить разговор в исповедь.

А мне действительно почему-то хотелось рассказать ей о своем детстве.

О том, как воспитательница, или мама Ильза, чтобы дать мне имя Иво, сплела для комиссии, заведующей

детскими домами и приютами, занятную историю, в которой фигурировали мои мифические родители. Для

этого она даже состряпала подметную записку, якобы оставленную настоящей матерью, где была указана

дата моего рождения и имена - мое и вымышленного отца.

С именем Иво комиссия, пусть и со скрипом, но согласилась. Конечно, для русского уха оно звучало

непривычно, однако не настолько, чтобы его не могли воспринимать чиновники, пусть и русские, но

проживающие в прибалтийской республике.

Но вот с батюшкой, по версии мамы Ильзы именовавшимся Конрадом, вышла накладка. Комиссия, в

которой большей частью заседали люди, пережившие войну, напрочь отвергла это имя, вызывающие

нехорошие ассоциации. После бурных дебатов отца перекрестили в Константина, сохранив в начале моего

отчества компромиссную букву "К".

Что касается моей фамилии, то ее приняли сразу и без возражений - уставшая от дебатов комиссия

торопилась на обед. Вариант предложила директриса детского приюта, женщина с полным отсутствием

воображением.

Не мудрствуя лукаво, комиссия согласилась с нею и вписала в протокол название улицы, на которой был

построен приют и где меня нашли приютские нянечки. Так я стал Арсеньевым.

Скажу сразу: и фамилия, и имя-отчество у меня никогда не вызывали неприятия. Даже после того, как мама

Ильза рассказала мне историю моего второго, приютского, рождения.

Она была так добра ко мне, так заботлива, что я не ощущал, как многие мои приютские друзья, острой

необходимости вновь обрести своих родителей. Или поменять что-либо в личной жизни. Ее любви мне

хватало с излишком.

Благодаря маме Ильзе, в отличие от многих товарищей по несчастью, я учился весьма прилично. Что,

впрочем, никак не сказывалось на моем поведение, которое приносило ей немало тревог и волнений. Я не

считался отъявленным правонарушителем, но чрезмерная живость натуры нередко ставили меня на тонкую

грань, разделяющую свет и тьму.

Короче говоря, я был продуктом детдомовской системы со всеми ее достоинствами и недостатками. Не

держи меня мама Ильза на коротком поводке, я запросто мог бы стать изгоем, застолбившим себе место в

жизни под небом в крупную клетку.

Мама Ильза научила меня многому. В том числе и этикету. Она родилась в семье дипломата. Мать у нее

была чистокровной русачкой, а отец - отпрыском латышского стрелка. Семья много лет провела в дальнем

зарубежье, где мама Ильза получила приличное европейское образование.

О своей семье она говорила скупо и неохотно. Практически ничего определенного. Как я узнал позже, отец

и мать не простили дочери связи с западным немцем, из-за чего они стали не выездными. Настолько мне

помнится, моя воспитательница общалась только с матерью - если можно назвать общением

поздравительные телеграммы в день рождения и открытки на Новый год.

Мама Ильза так замуж и не вышла, хотя предложения были. Она осталась верна первой любви до конца

своих дней. Подозреваю, что одним из аргументов против брака послужил я - с непоколебимой

уверенностью она считала меня своим сыном. К этому могу лишь добавить то, что и я так думал. И любил

ее как родную мать.

Под чутким руководством мамы Ильзы я досконально выучил три языка - латышский, немецкий и

английский. Впоследствии я не раз мысленно благодарил ее за эту инициативу - знание иностранных языков

здорово мне пригодилось.

Впрочем, в благодарностях я начал рассыпаться по истечении многих лет. Когда мне приходилось корпеть

над учебниками, в то время как сверстники гоняли в футбол, мои мысли были несколько иными. Однако

железная воля мамы Ильзы в сочетании с необычайной добротой на корню пресекали попытки дать деру

через окно. Я страдал, маялся, но все равно зубрил. Притом весьма упорно - чтобы быстрее покончить с

дополнительными занятиями.

Благодаря невиданному в детдомовской среде прилежанию и весьма действенному стимулу в виде лишнего

свободного часа на различные игры, я сильно развил в себе свойство быстрого чтения, а также способность

все схватывать на лету. Эти качества мне здорово пригодились, когда я учился в суворовском училище. И не

только...

- ... Иво, вы меня не слушаете? - Каролина смотрела на меня с укоризной.

- Извините, - пробормотал я смущенно. - Мысли разные в голову лезут...

- Надеюсь, ничего предосудительного? - спросила она не без лукавства.

- Надежды юношей питают. И некоторых девушек тоже. - Я снисходительно ухмыльнулся. - О чем может

думать человек, сидящий у одра больного? Только о его скорейшем выздоровлении.

- Вот что я ненавижу в мужчинах, так это способности врать без зазрения совести. Притом по любому, даже

ничтожному, поводу.

- Да, действительно, в этом мы здорово отличаемся от женщин, которые врут и без повода.

- Нет, вы просто невозможны!

- Не сердитесь. Больным нездоровые эмоции противопоказаны. - Я встал. - Разрешите откланяться. Мне

пора.

Если честно, я никуда не торопился. Мало того - мне хотелось еще часок побыть в обществе Каролины. Что

было вполне простительно - почти год я был лишен женского общества; если, конечно, не считать бабки

Дарьи. Но я боялся, что наша милая болтовня может снова перейти в пикировку.

- Вы еще зайдете? - сменила Каролина гнев на милость.

- Обязательно.

- Когда?

- Как только грохну мамонта, так сразу и прибегу в вашу пещерку с куском мяса. Бальзам, кстати, вызывает

повышенный аппетит, а мы с Зосимой уже давно не охотились, так что из запасов у меня только консервы.

А они, как вам, надеюсь, известно, больным не рекомендуются. Вот свежая дичь - это другое дело.

- Ну, а если серьезно?

- Думаю, к вечеру. Если, конечно, мне повезет.

- Иво, не оставляйте меня надолго одну, - жалобно попросила Каролина. - Иначе я с ума сойду.

- Это почему? - спросил я механически, хотя ответ мне был известен заранее.

- У моих хозяев словесный понос. Особенно этим отличается бабка. Она меня достала. Сядет возле кровати

и трещит так, что уши закладывает. И никуда не денешься...

Она посмотрела на меня с надеждой. Ну, как же, сейчас растаю... Еще чего. Намек мне был понятен.

Каролина снова рвалась внедриться в мою холостяцкую обитель. Нет уж, дудки! Я сам себе не враг. Я

дорожил не только свободой, но и собственной жизнью. Поди, знай, что на уме у этой мамзели...

Но я был доволен - план Зосимы под кодовым названием "Укрощение строптивой" работает вполне

удовлетворительно. Неделя-другая жизни у Коськиных - и спесивая нахальная девица, по идее, должна

превратиться в пушистого ласкового козленочка. Что и требовалось доказать.

В противном случае моя спокойная и безмятежная жизнь на "острове" может дать глубокую трещину.

Вернее, превратится в пропасть без дна - она и так уже пошла на перекос со времени моей фатальной

рыбалки.

- Побольше оптимизма, девушка, побольше оптимизма! - заявил я с наигранной бодростью. - Все не так

плохо, как кажется с первого взгляда. Думаю, что скоро у ваших хозяев пропадет желание трепаться

попусту. Пока вы для них новенькая, а общение с новым человеком гораздо интереснее, нежели с местными

аборигенами. Кстати, обещаю: когда выздоровеете, возьму вас на охоту. Она в этих местах просто

великолепная. Ну, всех благ... - С этими словами я поторопился выскочить за дверь - чтобы Каролина не

успела открыть рот.

Зосима неприкаянно маялся на крыльце. Я едва не сшиб его, когда выбежал наружу.

- Бузит? - спросил он с хитрецой.

- Нет. Перевоспитывается.

Мы с пониманием переглянулись и весело расхохотались.

Глава 11.

Как я уже рассказывал, охота в наших местах - сплошное удовольствие. Конечно, за крупным зверем

приходилось побегать, но мелкая живность - зайцы, дикие гуси и утки, перепела, серые куропатки, тетерева,

глухари и прочая - бегала и летала уже за околицей, нимало не смущаясь присутствием немногочисленных

жителей деревни. К осени окрестные леса буквально кишели дичью.

Нередко я даже не пользовался ружьем, а ставил на пернатую живность силки и ловчие сети. Этому меня

научил Зосима. В основном, таким образом из-за своей неизбывной лени он промышлял до моего появления

в деревне.

Зосима ходил со мной на охоту больше для компании, нежели по причине острой надобности в свежем мясе.

Наверное, в глазах Зосимы я был вполне приятным собеседником. Не говоря уже моей способности

терпеливо, не перебивая, выслушивать его философские сентенции.

Вот и сегодня я решил отказаться от огнестрельного оружия, а захватил с собой лишь охотничий нож и

сумку для дичи. Все остальное я оборудовал загодя, два дня назад. Притом совсем недалеко от дороги,

которая вела на станцию, - уж больно не хотелось мне лишний раз бить ноги по лесному бездорожью.

Наверное, вирус лени от Зосимы уже проник в мой организм.

Первый силок принес сплошное разочарование. В него попалась глупая куропатка, но я увидел лишь

разбросанные перья и несколько капель крови. Скорее всего, здесь похозяйничала лиса.

Рыжая плутовка не оставила мне даже отгрызенной куропачьей головы; а только так можно было вынуть

птицу из петли. Возможно, мои охотничьи угодья посетил даже целый лисий выводок, что меня, конечно

же, не порадовало.

Посещения мест, где я насторожил второй, третий и четвертый силки, оптимизма не добавили. Пусто.

Похоже, появление в деревне Каролины, подумал я с внезапно нахлынувшим раздражением, дурно

повлияло даже на окрестную дичь, которая решила в срочном порядке сменить дислокацию. Так сказать, от

греха подальше.

Но уже через полчаса мое мнение резко изменилось - в сетях запутался жирный глухарь-самец. По первой

прикидке, на глазок, он весил не менее шести килограмм. Такая охотничья удача приободрила меня лучше,

нежели рюмка моего знаменитого бальзама.

Перекинув через плечо сумку с добычей, я было направился к дороге, чтобы вернуться в деревню, но тут же

застыл, прислушиваясь. Какие-то механические, чуждые природе звуки, нарушили лесную тишину. Они

доносились со стороны Северьяновой гати.

Это меня насторожило и вызвало неприятные ассоциации. Я уже знал, что через Северьянову гать обычно

пытаются проехать в деревню люди, которым неизвестны местные реалии. Чужие люди.

От станции до гати когда-то проложили дорогу, чтобы начать лесозаготовки, но построить приличный мост

не догадались. Почему лесозаготовители так и не появились в наших местах, про то история умалчивает.

Дорога - скорее, широкая просека с жиденькой гравийной подсыпкой в не очень заболоченных местах -

постепенно зарастала древесным молодняком, но по ней все же можно было при определенных условиях (в

основном в засушливую пору) благополучно добраться до Северьяновой гати.

Но переправиться через топь, в которую превратился достаточно широкий ручей, не было никакой

возможности. По крайней мере, каким-либо видом транспорта - точно. Бревна настила настолько изгнили,

что и человеку было опасно по ним ступать.

Вопрос "что делать?" меня не волновал. Повинуясь не до конца осознанному влечению, я спрятал сумку с

добычей в дупле приметного дерева, и едва не бегом, насколько позволяла местность, направился в сторону

подозрительных звуков.

По дороге я очень пожалел, что не захватил с собой ружья. Что-то мне подсказывало: Иво, там тебя ждет

опасность! Бди! Будь осторожен!

Но в мыслях не было даже намека на то, чтобы вернуться. Преобладало иное - желание как можно быстрее

разобраться со всеми тайнами, которых за весьма короткий период набралось на воз и маленькую тележку.

А не то мой здоровый сон может вообще испариться...

Они все же рискнули вернуться. Верно говорится: как волка не корми, а у слона все равно уши больше.

Дурак, он и есть дурак, потому что никогда не делает выводов из своих неприятностей. Ну что за народ

пошел такой злобный и примитивный!?

На другой стороне ручья хлопотали уже знакомые мне "рыбаки". Их зеленый миниатюрный вездеход все-

таки сумел доставить подозрительную компанию к Северьяновой гати, от которой до деревни было рукой

подать. Правда, пехом, а местами и вброд.

Они как раз устроили совещание. Их вожак, белобрысый, что-то горячо втолковывал остальным двум.

Длинный - Вася - стоял с невозмутимым лицом и раскачивался, словно вот-вот должен был упасть. Качок

Керя, недовольно морщась от слов белобрысого, время от времени чесал макушку и независимо сморкался.

Я не слышал, о чем шла речь, но представить было не трудно.

Но смысл их речей меня волновал мало. Другое привлекло мое самое пристальное внимание: все трое имели

оружие. Причем белобрысый держал в руках карабин Симонова.

А это такая машинка, которая может сделать дырку в человеке на расстоянии в полтора (и больше)

километров. У остальных были гладкоствольные ружья. Не исключено, что кто-то из них имел и пистолет.

Нет, в стране точно наступил вселенский бардак! Всякая сволочь разгуливает по мирным лесам с боевым

оружием в руках - а ты нишкни. Притом, разгуливает явно со зловещими намерениями.

Да что же это такое, граждане-товарищи!? Куда смотрят наши доблестные правоохранительные органы!?

Пока я предавался горестным размышлениям, троица, наконец, выработала какой-то план. Что он собой

представляет, я знал практически наверняка. Они готовились штурмовать деревню. Чтобы наказать все

жителей (а главное - меня) за непочтительность и отсутствие гостеприимства. Представляю, что эти

отморозки могут натворить на "острове"...

Я больше не колебался. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы эта троица привела в исполнение свой

кровожадный замысел.

Они будто подслушали мои сокровенные чаяния. Троица решила перед предстоящим "сражением" немного

подкрепиться. И, естественно, подогреть свою злобу и мстительность спиртным.

Расстелив неподалеку от вездехода какую-то дерюжку и разложив на ней походную снедь, - в основном

консервы - а также расставив бутылки со спиртным и напитками, они рьяно принялись за дело.

Я не стал мешкать, благо парни на мою удачу оставили оружие несколько поодаль, возле трухлявого пня.

Эх, салаги... Им точно не приходилось проходить военные "университеты", когда оружие является как бы

естественным продолжением рук и даже во сне лежит под боком.

Мне пришлось здорово изгваздаться в грязи, пока я перебрался на другую сторону ручья. Хорошо, что в

свое время Зосима показал мне наименее топкое место.

Дальше было легче. Тем более, что эти придурки, привыкшие к громкому "музону", включили приемник

вездехода едва не на полную мощность. Видимо, для улучшения пищеварения. Тоже мне, неуловимые

мстители...

Я вырос перед троицей словно из-под земли, перекрыв им дорогу к пню, где находилось оружие. Наверное,

появись сейчас перед ними сам нечистый из преисподней, и то они так не были бы ошеломлены.

Я стоял и рассматривал их с интересом естествоиспытателя, наткнувшегося в лесах на неведомых науке

мерзких слизней. Стоял и молчал. Ждал, что они предпримут. Где-то в глубине души у меня тлела слабая

надежда, что мы все же разойдемся миром.

Наконец они опомнились и узнали меня. Процесс узнавания ознаменовался злобным, угрожающим

ворчаньем и непечатной бранью - пока не очень громко и сквозь зубы, для поднятия боевого духа.

- Ну надо же, сам пришел... - Белобрысый цепким взглядом окинул меня с головы до ног; похоже, он

пытался понять, нет ли у меня припрятанного пистолета. - А мы думали, что придется его из норы

вытаскивать.

- Чиж, спроси, куда он свою телку девал? - Длинный Вася начал медленно, черепашьим шагом, сокращать

дистанцию между нами; наверное, решил, что он самый хитрый.

Ага, значит белобрысого кличут Чиж. Это просто несправедливо по отношению к милой симпатичной

пичужке. Этому хмырю больше подошла бы другая кличка. Например, Чушкарь*.

*Чушкарь - пассивный гомосексуалист; тяжкое оскорбление у блатных (жарг.).

- Клевая баба... гы... - Квадратный Керя тоже начал движение, заходя слева. - Он ее в кустах спрятал. Чтобы

мы не нашли.

- Достанем, братан, достанем, - заверил своего дружка белобрысый Чиж. - Мы ее из-под земли выковыряем.

Уж больно мне хочется проверить все ли у нее на месте...

Зубы заговаривают, подумал я лениво. Чтобы подойти поближе и взять меня без шума и пыли. Святая

простота...

Интересно, хоть кто-нибудь из них попытался мысленно ответить на один единственный вопрос: а с чего это

он такой борзой? Ведь при первой нашей встрече я никак не тянул на героя.

Ничего не поделаешь, придется подсказать этим недоделанным, что их черепные коробки заполнены серым

веществом, которое называется мозгом. И что оно должно хотя бы время от времени функционировать в

нормальном режиме.

- А вам не кажется странным мое появление? - спросил я небрежным тоном. - Смею уверить, я не

заблудился и не наткнулся на вас совершенно случайно.

- Клиент угрожает, - резюмировал мое заявление белобрысый "вождь".

- Наверное, думает, что ему поможет "перо", - продолжил его мысль глист в обмороке по имени Вася.

Нож они не могли не заметить. Он висел в ножнах у моего правого бедра. Я не стал его прятать, скорее

выставил напоказ - как профилактическое средство против необдуманных поступков со стороны

противников.

- Гы-гы-гы... - довольно заржал Керя; его поддержал и белобрысый; только длинный остался бесстрастен -

словно кукла со стеклянными глазами.

Мне их веселье не понравилось. Оно не было наигранным. И это притом, что до оружия они никак не могли

добраться первыми. Значит... А то и значит, что у них под рукой имеется еще как минимум один ствол,

скорее всего пистолет.

Мои самые худшие опасения подтвердились немедленно. Белобрысый с недобрым оскалом сунул руку в

карман и вынул "макарова".

- Брось нож на землю, - приказал он тоном, не терпящим возражений.

Мне не оставалось ничего иного, как повиноваться.

- А сейчас мы с тобой потолкуем, - продолжил белобрысый и подошел ко мне на расстояние двух шагов. -

Керя, займись этим козлом.

- Бу сделано, - охотно откликнулся качок, засучивая рукава.

- Ты мне его обещал, - недовольным тоном сказал длинный.

- Извини, братан, но твоя очередь будет последней.

Они понимающе переглянулись и рассмеялись.

- Как скажешь... - успокоился глист по имени Вася.

Больше медлить было непозволительно и опасно. Я скользнул вперед со скоростью змеи, наносящей

смертоносный укус. И тут же отступил назад. Ошеломленный Чиж с мистическим ужасом смотрел на свою

правую руку, в которой он только что держал оружие.

- Дураков учить - только время попусту тратить, - сказал я, небрежно поигрывая отобранным пистолетом. -

Я вас предупреждал, чтобы вашей ноги здесь не было? Предупреждал. Вы не вняли. Как мне теперь с вами

поступить? Молчите? И даже не смеетесь? Что так? Грустно мне на вас смотреть, очень грустно...

С этими словами, держа их под прицелом, я отступил назад, приблизился к пню, подобрал ружья и карабин

и зашвырнул все это добро на средину ручья. Я знал, что теперь достать их было невозможно ни сейчас, ни

тем более в будущем - жидкая грязь на дне свою добычу держала цепко, быстро засасывая ее на большую

глубину.

Мне было жалко только СКС - карабин был практически новенький. Но присвоить его как трофей я не

решился - вдруг этот ствол "меченый" и на нем кровь. Мне только таких неприятностей и не хватало.

Затем я вынул из "макарова" обойму, спрятал ее в карман, а сам пистолет бросил на траву.

- А теперь давайте беседовать, - сказал я, подходя к троице. - Мне почему-то хочется заключить мировую. И

еще раз настоятельно попросить вас больше сюда не ездить. Уж больно места здесь опасные.

- Ах ты!.. - У белобрысого не хватило слов и он судорожно сглотнул.

Его возглас послужил сигналом для остальных. Они бросились на меня скопом, как стая оголодалых волков.

Нет, точно у современной молодежи - по крайней мере, у некоторой ее части - только одна извилина. И та

находится не в том месте, где ей полагается.

Анализ ситуации для моих визави оказался не под силу. Если бы они только знали, как часто мне

приходилось отстаивать в подобных схватках не только честь, но и жизнь. Притом, начиная с малых лет.

Хотя, по здравому размышлению, их сбила с толку первая наша встреча, когда я, мягко говоря, показал себя

не с лучшей стороны. Им и в голову не могло прийти, что я притворялся, валял ваньку, чтобы сбить с

панталыку Каролину, которая наблюдала за событиями у озера. Кто знает, с какой целью и кто мог

проложить курс ее мотодельтаплана над нашей деревней.

Дичь молодым хищникам оказалась не по зубам. Я мочил новоявленных "мстителей", особо не

придерживая руку.

А ну их всех!.. Достали, честное слово. Есть ли в этом мире хоть одно местечко, где можно уединиться от

мирской суеты? Что же мне, в Антарктиду чесать? Там холодно, блин!

А я люблю холод только тогда, когда он заключен в пивную бутылку. А лед мне импонирует лишь в стакане

с виски.

Схватка длилась недолго. Упорнее всех оказался качок Керя. Собственно, как я и предполагал. Наверное, он

где-то учился махать кулаками и даже ногами. И в драках не раз участвовал. Правда, элементарное

избиение, когда пятеро мутузят одного, дракой назвать трудно.

А Керя, если судить по его замашкам, занимался рэкетом или служил у кого-то охранником. (Вполне

возможно, что у своего дружка Чижа, мнившего себя крутым бизнесменом). И бил чаще всего тех, кто не

мог ответить.

Я сломал ему нос и вывихнул правую руку. У меня были кровожадные намерения покалечить и ее, но в

последний момент я передумал, и пожалел парня, применив в момент броска вместо боевого захвата более

мягкий, из арсенала борцов дзюдо.

Что, впрочем, почти не сказалось на результате: Керя несколько мгновений порхал в воздухе, как бабочка,

пока не уткнулся физиономией в россыпь мелких камешков.

Отряхнувшись - грязь на одежде уже начала подсыхать - я оглядел поле боя. Керя ворочался среди

низкорослых кустиков, пытаясь сесть, что ему никак не удавалось, Чиж уже сидел, тихо подвывал и

ощупывая сильно помятые ребра, а глист по имени Вася, сложившись пополам словно перочинный нож, с

закрытыми глазами прислушивался к процессам, происходящим в недрах земли.

- Ну что, дебилы? - спросил я, закуривая. - Убедились, что места здесь и впрямь гиблые? Слушайте и

запоминайте: еще раз увижу вас здесь, пристрелю как бешеных псов. И вас, и тех, кого вы можете привести

с собой. Можете мне поверить. Я слов на ветер не бросаю.

Я поднял с земли нож и пистолет. Зарядив оружие, я некоторое время присматривался к вездеходу, пытаясь

определить где у него бензобак. А затем вогнал в нужное место четыре пули.

Взрыв получился на славу - как праздничный фейерверк. Мне пришлось броситься на землю, чтобы

избежать ударной волны. Пластиковый кузов и бензин горели восхитительно ярко, разбрызгивая по

сторонам снопы искр. Я не боялся, что могу поджечь лес, так как дождь прошел совсем недавно - ночью.

- Зачем!? - в отчаянии вскричал белобрысый.

- А затем, чтобы моя проповедь врезалась в ваши куриные мозги намертво. Не трогай лихо, пока оно спит

тихо. Собирайте свои шмотки и валите отсюда по холодку. Еще вопросы есть?

Больше вопросов не было. Народ благоразумно помалкивал. Только Чиж, обхватив голову руками и тихо

стеная, ронял на землю крупные злые слезы - оплакивал свой козырный вездеход.

Я с сожалением погладил вороненую сталь "макарова" и отправил его вслед ружьям. Очень хотелось

оставить пистолет себе, но здравый смысл преодолел вожделение.

Вскоре я перебрался через ручей и, захватив свою охотничью добычу, направился к деревне. Позади, в

чистом небе, виднелось грязное дымное облако от горевшего вездехода. Я облегченно вздохнул. Теперь я

был почти уверен, что эта троица навсегда забудет дорогу на наш "остров".

Глава 12.

Смотреть как стряпает Зосима было сплошным удовольствием. Он даже не стряпал, а священнодействовал -

словно какой-нибудь знаменитый шаман из плохо изученного наукой племени гурманов.

У него был запас различных трав и кореньев, которые мой приятель хранил в банках и холщовых мешочках,

закрытых в сундуке, - чтобы мыши не добрались. Что собой представляли эти приправы, я так и не смог

определить.

А Зосима на мои расспросы по этому поводу отвечал весьма расплывчато, даже уклончиво. Что ж, у

каждого повара есть свои фирменные секреты.

Вот и сейчас Зосима устроил из приготовления глухаря целое представление. Он одновременно варил суп и

делал жаркое.

Открыв одну из своих банок, Зосима некоторое время раздумывал, глядя на ее содержимое - коричневые

листики неизвестного мне растения, при этом бессознательно совершая какие-то пассы. А затем

торжественно бросил щепотку в кастрюлю с бульоном и три щепотки в огромную чугунную гусятницу, где

благоухала разрубленная на куски жирная тушка птицы.

После этого он достал из сундука несколько мешочков, распустил завязки и долго с сомнением

принюхивался. Сокрушенно покачав головой, Зосима вернул один обратно, а из остальных начал составлять

смесь, отмеряя пропорции все той же щепотью.

Во время этой процедуры он что-то монотонно и тихо бормотал, будто произносил заклинания, и

раскачивался со стороны в сторону. Вскоре и эти компоненты стряпни перекочевали в пункт назначения.

- Ты чего гляделки выставил? - спросил Зосима с неудовольствием, заметив мой пристальный взгляд. - Дров

в печку подбрось, бездельник. Затухает.

- Сие мы мигом... - Я направился к двери.

- Да возьми дубовые поленья! - крикнул он вслед. - Они горят жарче. И еда от них вкуснее.

- Не замечал, - ответил я с сомнением.

- Дык, это и ежу понятно. Благородное дерево облагораживает пищу...

Зосима принял позу оратора, намереваясь удариться в философские рассуждения, но я поторопился

выскочить за дверь. Сегодня у меня совсем не было желания выслушивать его посконную крестьянскую

правду из серии: "Вот мы когда-то пахали...".

Когда я возвратился с охапкой дров, Зосима возился со связкой сушеных грибов - тщательно сортировал их

и мыл. Высушенные особым способом грибы он добавлял в пищу только в торжественных случаях, в

основном по праздникам.

- У нас сегодня что, байрам? - полюбопытствовал я с ревностью.

- Это что такое?

- Почти то же, что и сабантуй. Есть такой праздник у мусульман.

Зосима неожиданно смутился.

- Дык, это... Ну, значит, девушке... Чтобы выздоравливала быстрее.

- Никак в очередной раз влюбился на старости лет?

- Эка ты сказал... - Зосима обиженно отвернулся и снова занялся грибами.

- Прости. Это я из ревности... - Я не стал развивать эту тему и пошел на попятную; Зосиму иногда

заклинивало, и он переставал воспринимать шутки.

Зосима хитро ухмыльнулся и ответил:

- Значит, она здорово запала тебе в душу. А что, хорошая девка. Женись, давно пора. Гляди, меня на свадьбу

пригласишь. Ох, погуляем...

- Размечтался... о городской любви с сельским паспортом. Она для меня чересчур лакомый кусок. Такие

достаются чаще всего крутым и богатым. А у меня, кроме старой избы и нескольких пар стоптанных

штиблет, за душой почти ничего нет.

Я немного покривил душой - денег у меня было вполне достаточно. Для личных нужд. Но для Каролины с

ее замашками моих сбережений хватило бы максимум лет на пять, не более. А дальше: скандалы на бытовой

почве, придирки, капание на мозги, обвинения во всех смертных грехах и в итоге развод.

Современные женщины - особенно красивые (или мнящие себя красивыми) - просто помешаны на деньгах.

Они выжимают несчастных мужиков как губку, оставляя после себя жалкие развалины в предынфарктном

состоянии и нередко без гроша в кармане. Да-а, перспектива не из радужных...

Но я уже далеко не мальчик, чтобы без оглядки броситься в омут. Спрашивается в задаче: зачем папуасу

пианино? Вот-вот... Хотя... Чем черт не шутит.

Неожиданно раздались грузные шаги, сопровождающиеся скрипом половиц, дверь, которая вела в

"гостиницу" Зосимы, отворилась и на пороге появилась внушительная фигура Пал Палыча. Он был невысок

ростом, но широк в плечах, а потому заполнил почти весь дверной проем.

- Здравствуйте, - сказал постоялец Зосимы каким-то деревянным голосом, глядя сквозь нас в неведомые

дали.

Его круглые большие глаза казались застекленными, а от того безжизненными. Одутловатое лицо Пал

Палыча носило на себе неистребимую печать сановного высокомерия, сквозь которую проглядывала - будто

просачивалась - растерянность. С чего бы?

Он не был, по своему обыкновению, пьяным в стельку. Выпившим, и крепко, - да. Но что ему какой-то

литр? По словам Зосимы, Пал Палыч обычно выпивал за день не менее четырех бутылок - с небольшими

перерывами на сон.

А так как до вечера было еще далеко, он не мог осилить свою "норму". По идее. Впрочем, не исключено,

что именно сегодня Пал Палыч взял повышенные обязательства.

- Пал Палыч! - радостно возопил мигом оживившийся Зосима. - Здравствуйте, доброго вам здоровьица!

Присаживайтесь... - Он схватил табурет, быстро накрыл его не очень чистым полотенцем и услужливо

пододвинул поближе к своему постояльцу.

Тот механически кивнул и грузно сел. В руках Пал Палыч держал начатую бутылку очень неплохого виски.

Когда он садился, в его голове, наверное, щелкнул какой-то переключатель, потому что глаза Пал Палыча

ожили и подозрительно уставились на меня.

- Кто этот человек? - спросил он раздраженно.

- Дык, это... - Зосима несколько растерялся, пытаясь сообщить мой статус. - Ну, в общем, сосед... Мой

приятель.

- Он не деревенский. - В хрипловатом голосе Пал Палыча явственно звучало подозрение.

- Ясное дело. Он дачник. Избу здесь купил.

- А-а... - Пал Палыч хмуро кивнул. - Дачник - это хорошо. Пьющий? - спросил он уже у меня.

- Если наливают, то не отказываюсь.

- Истинно христианская душа... - Пал Палыч попытался приветливо улыбнуться, но на его лице появилась

лишь гримаса - что-то среднее между хищным оскалом и улыбкой по требованию фотографа, который

просит на американский манер вымолвить слово "чи-и-из", а настроение у тебя хуже некуда. - Зосима, давай

посуду.

Зосима неестественно бодро подбежал к буфету и принес нам три стакана.

- Ты их когда-нибудь мыл? - спросил с неожиданной для пьяного брезгливостью Пал Палыч.

- А как же! Мы это завсегда... - Тут голос Зосимы виновато дрогнул, и он поторопился к мойке, где

тщательно вымыл стаканы горячей водой и содой.

Пал Палыч придирчиво осмотрел каждый стакан и одобрительно кивнул.

- Льда нету, - сказал он, как бы между прочим, наливая мой стакан почти доверху.

- Невелика беда, - ответил я и заглянул в гусятницу. - Зосима, закуска еще не готова?

- Еще бы чуток... - Зосима сокрушенно посмотрел на часы. - И специи еще не все я положил...

- Горячее - значит уже не сырое. Мечи наши порции на стол. А что касается специй... Как по мне, то свежая

дичь нуждается только в соли.

- Ну, как скажешь...

Выпив стакан, Пал Палыч будто проснулся. Его взгляд стал осмысленным, а движения более уверенными.

- Вот ты мне скажи, когда в нашей стране закончится бардак? - спросил он требовательно, ткнув в мою

сторону толстым коротким пальцем.

- Извините, но я не силен ни в политике, ни в экономике.

- А все-таки. Неужто у тебя нет своего мнения?

- Разве интересовались моим мнением, когда решили развалить Союз?

- Не интересовались, - ответил с пьяным удивлением Пал Палыч. - И моим тоже.

- Вот видите. Мы с вами люди маленькие, - сказал я с постной миной на лице; и тут же, спохватившись,

поправился: - Простите - я человек маленький. Куда вожди укажут, туда мы и пойдем.

- Вожди... - На лице Пал Палыча появилась циничная ухмылка. - Что ты знаешь о вождях...

Похоже, слово "вождь" прозвучало для Пал Палыча как голос трубы для боевого коня. Он приосанился,

выпрямил спину и надул губы. Холодное начальственное выражение, появившееся на лице, будто влажной

губкой стерло, в общем-то, добродушную пьяную мину.

Я мгновенно почувствовал огромную дистанцию, отделяющую меня от этого человека. Слава Богу, что я

никогда не имел склонности к карьеризму...

- Не хотите ли супца? - спросил раскрасневшийся Зосима, мудро смекнув, что нужно срочно менять тему

разговора. - А под него - по второй...

- Кто спорит, - живо откликнулся я, смекнув, куда он клонит. - До революции горячий суп и щи были

наипервейшей закуской под хлебное вино.

Мне, как и Зосиме, вовсе не хотелось чувствовать себя в присутствии Пал Палыча мелкими клерками. А

дело шло к тому. Спорить с пьяным - это все равно, что плевать против ветра.

Удивительно, однако, факт: Пал Палыч с удовольствием съел миску наваристого "охотничьего" супа, как

именовал похлебку из глухаря Зосима. Нет, точно с ним что-то случилось. Раньше он во время запоев

никогда не появлялся на половине Зосимы, благо "гостиница" имела свой вход. И тем более не сидел за

обеденным столом Зосимы.

Возможно, Пал Палыч брезговал простой деревенской едой и потреблял только прошедшие стерилизацию

продукты, получаемые им по спецзаказу. Но, скорее всего, он считал ниже своего чиновного достоинства

заводить приятельские отношения с простолюдинами. А тем более - делить с ними кусок хлеба.

И вот сейчас он жадно хлебал обжигающе горячий суп, не обращая внимания на обильный пот, орошавший

его лоб. Хлебал без церемоний, как простой мужик, крестьянин, возвратившийся домой после тяжкой

пахоты поздним вечером.

Да-а, знать прижало Пал Палыча... Похоже, Зосима не ошибся - его квартиранта турнули с работы. Или

думают это сделать - с отягчающими обстоятельствами, предполагающими судебное разбирательство и

даже отсидку на нарах. Хотя бы на время следствия.

Тому, что Пал Палычу могут дать длительный срок, я не верил - в нашей стране больших шишек не сажают;

максимум, что им светит, - это лет пять-семь условно, даже если они награбили миллионы. У них есть чем

откупиться; если не деньгами, то неразглашением компрометирующих материалов на своих более

удачливых коллег, занимающих высокие посты.

А то, что у нас можно сажать всех чиновников без суда и следствия, простой народ знает от мала до велика.

Знает, да только безмолвствует. Или глухо, безнадежно ропщет. О времена, о нравы...

Насытившись, Пал Палыч сходил в свои "апартаменты" за второй бутылкой. Мы с Зосимой дружно

отказались поддержать компанию, но это его не удивило и не огорчило.

- Оклеветали, сволочи! - сказал он с нажимом, когда выпил очередную порцию. - Оклеветали... И кого!? Я

одним из первых перестройку начинал. Служил верой и правдой. А что теперь? Что теперь, я вас

спрашиваю!?

Я и Зосима с деланным сочувствием кивали, деликатно пряча глаза. Конечно, можно было уйти, сославшись

на занятость (а нам и впрямь нужно было нести обед Каролине), но жаркое, по мнению моего приятеля, еще

не было готово.

Пока Пал Палыч доедал суп, Зосима положил в гусятницу несколько мелко нарубленных светло-желтых

корешков. И теперь терпеливо ждал, когда они придадут жаркому нужный вкус и запах.

- Предлагают уйти совсем... или возглавить управление... - Какое именно, он произнес сквозь зубы и так

тихо, что я не расслышал. - На кой оно мне!? Я им так и сказал. А в ответ... Ах, мерзавцы! Они смеют мне

угрожать. Мне! Я их в бараний рог сверну! Да я!..

Все это он говорил будто в забытьи, совершенно не обращая на нас внимания. Для него в этот момент мы

просто не существовали. Ему нужно было высказаться. Знакомое чувство... Разговор с самим собой. Со

стороны может показаться, что у человека приступ шизофрении.

- ... Никогда! - Пал Палыч для большей убедительности грохнул кулаком по столу. - Не дождутся. - Он снова

налил, уже полстакана, и медленно, врастяжку выпил. - Пойду... - сказал он угрюмо и встал. - Нужно

отдохнуть...

Оставив недопитую бутылку на столе, он грузно пошагал на свою половину. Вскоре мы услышали скрип

кровати, а через минуту-две - богатырский храп.

- Ну? - спросил с горестным выражением Зосима. - Я прав?

- Похоже, что прав. Придется тебе подыскивать нового благодетеля.

- Где такого сыщешь? Эх!.. - Он в отчаянии махнул рукой. - Закончились золотые деньки...

То, что они и впрямь закончились, я уже не сомневался. Только в более широком смысле, нежели думал

Зосима.

Неприятное чувство тревожного ожидания пока еще неведомой опасности угнездилось внутри и медленно,

но верно, отравляло мое существование на лоне природы. Интуиция мне подсказывала, что беда

приближалась, но я, к сожалению, не знал с какой стороны ее ждать и как от нее спрятаться.

Глава 13.

Настойчивый стук оборвал нить бессвязных сновидений, и я, подхватившись словно ошпаренный, едва не

грохнулся на пол, зацепившись за комнатные тапочки. В дверь даже не стучали, а пинали ее ногами, от чего

казалось, что изба ходит ходуном.

Я посмотрел на часы и раздраженно выругался - какой идиот приперся ко мне с утра пораньше!? Неужели

опять Зосима?

Я снова уснул только под утро. Нехорошие мысли давили на мозги, и даже чтение на ночь не помогло. Я

уже хотел принять сильнодействующее снотворное, но вовремя спохватился: не хватало еще проспать

собственную жизнь. А она, при всем том, мне пока не надоела.

Шатаясь, словно пьяный, я добрел до двери и молча отодвинул засов. И едва не поплатился за

опрометчивость тяжелым увечьем: сметая все не пути, в избу ворвалась Каролина. Чтобы удержаться на

ногах, я схватился за наглухо приколоченную вешалку с массивными литыми крючками.

- Сумасшедшая! Какого черта!?..

Крючок, за который я уцепился левой рукой, оторвался, и мне стоило немало усилий, чтобы сдержать

внезапный порыв дикого раздражения и не запустить им в голову девушки.

- Спрячь меня, скорее! - Она заметалась по горнице, совсем потеряв голову от испуга. - Ну, пожалуйста!!!

Так совершенно неожиданно мы перешли на "ты".

- Объясни толком - в чем дело? - спросил я, быстро натягивая на себя спортивные шаровары и майку.

- Они пришли!

- Кто - "они"?

- Это Ильхан... точно он... Я знаю, знаю! - Каролина начала быстро задергивать занавески на окнах. - Их

трое. Это его люди! Я так думаю.

- Мыслю, значит, существую... - буркнул я, пытаясь справиться с непослушными шнурками кроссовок.

- Мне не до шуток!

- Тогда не гони волну, а давай по порядку. Что за люди, где они сейчас, чем занимаются?

- Приехали... на вездеходе. Он застрял неподалеку от Северьяновой гати. Это баба Федора рассказала.

Говорит, что сейчас они допрашивают Зосиму. Спрячь меня, Иво! - Снова возопила Каролина. - Ильхан не

простит мне...

Я на мгновение задумался. Положение и впрямь было сложным. Неужто на наш "остров" пожаловал супруг

Каролины? Если это так, то ей не позавидуешь. На что способен брошенный муж, тем более восточной

национальности, можно было догадаться без особого труда.

Но самым скверным в этой истории было то, что и я мог попасть под горячую руку. Вдруг меня сочтут

виновным в развале здоровой интернациональной семьи. Зарежут, сволочи, ей-ей, зарежут...

А мне было, куда спрятать Каролину. Притом, основательно. Осматривая погреб во время покупки избы, я

заметил, что он весьма вместительный и длинный.

Прежние хозяева обустроили его капитально - свод был сделан из красного кирпича, стены и ступеньки

сложили из дикого камня, а на окованную железными полосами дверь не пожалели толстенных дубовых

досок. Погреб, несмотря на близость озера, был очень сухим. Наверное, потому, что его выкопали чуть

выше избы, на глиняном пригорке.

Вот тогда у меня и мелькнула дельная мысль. Я был один-одинешенек и не собирался делать на зиму

большие запасы. А значит, погреб будет полупустым. Что нерационально.

И я проявил изобретательность. По моим чертежам в дальнем конце погреба шабашники соорудили

фальшивую кирпичную стенку, которая могла поворачиваться на подшипнике вокруг оси. И сделали второй

выход - позади мастерской. Так у меня появился тайный бункер. Фиг его знает зачем.

Наверное, он был исполнением детской мечты - когда я и мои приютские товарищи играли в "наших" и

"фашистов". Мне тогда очень хотелось иметь свой подпольный (в прямом смысле слова) штаб, где можно

было укрыться от бдительного ока взрослых. Видимо такие мечтания навеяли приключенческие романы,

которые я не читал, а проглатывал.

В тайном отделении погреба я хранил большую часть спиртного, два или три десятка бутылок минеральной

воды и несколько ящиков консервов. Там же находились мощный электрический обогреватель, медицинская

кушетка, купленная мною по случаю, тумбочка с посудой и герметически закрывающийся сейф с хитрыми

замками. В нем я держал немного денег, кое-какие документы, еще одно ружье, двустволку, и запас

патронов - на всякий случай.

И вот теперь я думал: открывать Каролине свою маленькую тайну или нет? Я пока так и не смог дать ответ

на главный вопрос, мучивший меня с того самого дня, когда я выловил ее из озера: кто она на самом деле и

что ее заставило проложить курс мотодельтаплана в сторону "острова"?

Но решение нужно было принимать сейчас, сию минуту. Иначе девушке, если она та, за кого себя выдает,

ее воздушные (а возможно и иные) приключения могли выйти боком.

- Пойдем... - Я быстро направился к выходу.

Она шмыгнула за мной как белка.

Погреб запирался на врезной замок. Я с трудом открыл тяжеленную дубовую дверь (надо бы смазать

петли...), и мы очутились в полумраке. Отставив в сторону пустые ящики и рассохшуюся деревянную бочку,

оставшуюся от прежних хозяев, я нажал на замаскированный фиксатор, и фальшивая стенка повернулась,

освободив проход.

- Сюда... - Я подтолкнул ее в темноту. - Не дрейфь, я сейчас зажгу свет.

Мощная лампочка под потолком высветила кирпичные стены и обстановку. Каролина, на мгновение забыв

свои страхи, с интересом осмотрелась.

- Клево, - сказала она с восхищением. - Я бы никогда не подумала...

- Тебе ничего не нужно думать, - довольно грубо оборвал я ее излияния. - Сиди здесь и жди. Входную дверь

я замкну. Если меня долго не будет - скажем, до полуночи - уйдешь отсюда через лаз. - Я показал, где

находится запасный выход. - Вдруг начнут обыскивать погреб, не мешкай, сматывайся отсюда как можно

скорее. Тайник надежный, но не для специалистов в сыскном деле. Лаз ведет в кусты, что позади

мастерской. Оттуда до леса рукой подать.

- Неужели тебя могут?..

- Замести? Еще как могут. Благодаря тебе... кара небесная. Будь здорова, я ушел. Для личных нужд вон там,

в углу, ведро. Уж не взыщи - унитаз я не предусмотрел. Даже не предполагал, что буду прятать здесь

принцесс...

С этими словами я покинул тайник и, проделав все необходимые операции в обратном порядке, очутился во

дворе.

Там было тихо и спокойно. В небе ласково светило пока еще нежаркое утреннее солнце, чирикали птички,

летали мотыльки, в кустах у забора охотился старый уж, - я заметил его оранжевую головку - а низовой

ветер играл белыми пушинками семян каких-то растений, разнося их по округе. В общем, тишь да гладь и

божья благодать.

Но покой в моей душе - пусть и относительный - словно корова языком слизала. Начинали сбываться мои

самые худшие предположения.

Кто эти люди? Допрашивают Зосиму... С какой стати? Если это, конечно, подручные Ильхана. А если нет?

Тогда и вообще худо... А, черт!

Я не стал проявлять излишнее любопытство и бегать по деревне с расспросами. Пусть все идет как идет. Я

лишь зарядил ружье, вернувшись в избу, и положил его на кровать, прикрыв одеялом, - чтобы оно всегда

было под рукой.

Ожидание не затянулось. Примерно через час после появления в моем жилище Каролины в дверь вежливо

постучали. Чему я слабо удивился - надо же, такие интеллигентные люди...

Я как раз сидел за столом и допивал свой утренний чай. И плотно перекусывал. А то неизвестно, когда

придется обедать. И придется ли вообще. Сделав последний глоток и промокнув салфеткой жирные губы, я

крикнул:

- Входите! Открыто...

И то верно - с какой стати простому дачнику в светлое время суток держать дверь на запоре. Тем более, что

деревенские аборигены днем свои избы никогда не замыкали; даже уходя надолго в лес за грибами. Роль

дневного замка исполнял прутик, прислоненный к наружной двери.

Вошли двое. Самые обычные мужики, явно не костоломы. У меня немного отлегло. Один из них, постарше,

седоватый, с хмурым неприветливым лицом, сухо спросил:

- Гражданин Арсеньев?

Понятно. "Контора". Явно менты. Что им понадобилось в такой глуши?

- Йес.

- Не понял...

- По-английски "да". Или мне нужно отвечать "так точно"?

- Что-то вы не больно приветливы.

- У нас граждане, как вам хорошо известно, в зоне сидят. А для вас я пока товарищ, так как на господина не

тяну.

- Извините, и в мыслях не было... - Старший сделал вид, что смутился; как бы не так, знаю я ментовскую

породу; темнит, наводит тень на плетень.

- Присаживайтесь, - сменил я гнев на милость. - Чай, кофе?..

Незваные гости переглянулись. Наверное, хотели отказаться, но дорога в наши края не близкая, и поднялись

они очень рано. А потому взбодриться чашкой горячей живительной жидкости для них сейчас было

пределом мечтаний.

- Кофе... если вам не трудно.

Это снова сказал старший; вернее, не сказал, а процедил сквозь зубы. При этом скверно улыбаясь.

- Даже приятно, - ответил я. - Гости с большой земли у нас большая редкость.

- А почему не спрашиваете, кто мы и по какой надобности? - Старший смотрел на меня прищурившись,

словно через прорезь прицела.

- Хорошо, что напомнили... - Я нагло осклабился. - Покажите ваши документы... господа хорошие. Я так

думаю, они у вас очень официальные.

- Правильно думаете... - С этими словами старший достал удостоверение и ткнул его мне под нос.

- Усольцев, Николай Николаевич. Майор. Уголовный розыск, - прочитал я. - Приятно познакомиться. - Я

перевел требовательный взгляд на второго, стоявшего безмолвным истуканом.

- Лейтенант Саидов, - сухо представил его майор, верно истолковав мои мысли.

Лейтенант был черноволос, толстогуб и немного полноват для своих лет и нелегкой службы,

предполагающей задатки гончей. Его темные, ничего не выражающие, глаза казалось смотрели внутрь.

- А теперь, если не возражаете, мне бы хотелось посмотреть на ваш паспорт. - Маска любезности держалась

на лице майора с трудом.

- Нет проблем...

- Арсеньев... - Майор пролистал паспорт от корочки до корочки. - Будем знакомы.

- Будем, - откликнулся я как эхо, и поставил на стол кофейник. - Прошу к столу. Сожалею, но кроме кофе и

сушек предложить вам больше нечего.

- И на том спасибо...

Они выпили по две чашки.

- Уф-ф... - Усольцев вытер потный лоб носовым платком. - Благодать... А скажите, как так вышло, что вы,

вполне здоровый, молодой человек оказались в этих, забытых Богом, местах? Притом в роли дачника. По-

моему, на пенсию вам еще рановато.

- В самый раз. Кому сейчас нужны люди с высшим техническим образованием? А дворником или

истопником в бане я не желаю быть. Принципиально. Хочу дождаться в этой глуши лучших времен.

Надеюсь, в моем желании нет ничего преступного.

- Конечно, нет, - поспешил успокоить меня майор. - У нас нынче полная демократия и всеобъемлющая

свобода. Но довольно, шутки в сторону. Я хочу услышать правдивый ответ.

- Он лежит на поверхности. - Я достал нужные бумаги и отдал их Усольцеву. - Вы не угадали. Я и впрямь

пенсионер. Военный пенсионер. Правда, не полный. Получаю небольшое пособие. На жизнь хватает. Здесь,

сами понимаете, нет никаких соблазнов. Так что можно обходиться малым.

- Звание - капитан... - Усольцев задумчиво потер переносицу. - А почему капитан? В ваши годы служивые

имеют погоны с двумя просветами и как минимум с одной большой звездочкой.

- Верно. И я знавал таких. Один мой знакомый, одногодок, дослужился даже до полковника. Не вставая со

штабного кресла. Только между мною и ним есть одна, но существенная, разница: я сирота, а у него папа -

генерал. Так-то.

- М-да... - Майор грустно вздохнул; похоже, нечаянно возникшая тема была ему близка и понятна. -

Замечание существенное. Ну, ладно, это все второстепенно... - Он кивнул Саидову, и молчаливый лейтенант

подал ему папку с документами. - Тут есть на вас заявление...

- Неужто меня обвиняют в браконьерстве? Каюсь, ловлю рыбу без лицензии. Иногда бью в межсезонье

пернатую дичь. Это если между нами, так сказать, не для протокола. И все потому, что гастрономов здесь

нет, а мяса иногда хочется. Человеческому организму белок, знаете ли, требуется. Но я занимаюсь охотой и

рыбалкой только для удовлетворения собственных, достаточно скромных, нужд. И ни в коем случае не для

продажи добычи на сторону.

- Оставьте предположения... - Усольцев недовольно поморщился. - Меня не интересуют ваши охотничьи

подвиги. Как вы уже знаете, я сотрудник уголовного розыска, а не участковый или охотинспектор.

Заявление касается совсем иных событий.

- Я весь внимание...

Изобразив простодушное недоумение, я с невинным видом уставился на бумаги, которые Усольцев

разложил на столе.

- Граждане Лагин, Рыков и Попелюшный жалуются на ваши противоправные действия. Вы нанесли им

тяжкие телесные повреждения. Акт медэкспертизы прилагается... Но это еще не все. Они предъявляют вам

иск на возмещение материального ущерба. Вы сожгли их вездеход.

Так вот, значит, как зовут любителей острых ощущений. Вот козлы... Борзые, дальше некуда. Это же

столько нужно иметь нахальства, чтобы написать такое заявление. Наверное, немало денежек перепало от

них милицейскому начальству, чтобы открыть дело. Заведомо "дохлое" дело. Они что, по-прежнему

считают меня лохом?

- Простите, - сказал преувеличенно вежливо, - этих граждан я не имею чести знать. Бред какой-то... Там что,

указана моя фамилия? - ткнул я пальцем в заявление.

- Фамилия не указана. Только приметы. А они сходятся.

- То есть, судя по заявлению, я избил всех троих? Простите, а сколько им лет? - Майор ответил.

- И вы хотите сказать, чти три великовозрастных лба дали себя в обиду словно младенцы? Абсолютная

чушь.

- Они утверждают...

- Да ради Бога! - перебил я майора с возмущением. - Пусть утверждают что угодно. Если уж вы пришли ко

мне официально, позвольте задать вполне закономерный в подобной ситуации вопрос: а свидетели у них

есть?

- Увы... - Усольцев развел руками. - Тут вам повезло...

- Еще как повезло. Притом гораздо раньше, чем эти граждане написали свою кляузу. Потому как я и впрямь

их не знаю, и никогда не видел. Представляю, что они сотворили бы со мной при нечаянной встрече в лесу...

Позвольте заметить - я вовсе не Геракл.

- Возможно... - Майор с большим сомнением посмотрел на мои плечи. - Но я просто обязан провести допрос

по всей форме. И не только... - Он уколол меня глазами как булавками.

- Запрете в кутузку невиновного? - поинтересовался я не без иронии. - Вот и оказывай гостеприимство

представителям власти. Кстати, а в заявлении не написано, что они тут делали, и было ли у них оружие?

Ведь я так понимаю, этих граждан избили где-то неподалеку от нашей деревни.

- Почему вы так думаете? - впился в меня глазами Усольцев.

- Хотя бы потому, что уже давным-давно я не покидал деревни. И вот тут у меня свидетелей - пруд пруди.

Кроме того, уж коль они обрисовали меня в подробностях, значит где-то видели. Где именно? Ответ может

быть только однозначным.

- А как случилось, что вы их не заметили? Ведь американский вездеход в этих глухих местах - событие из

ряда вон выходящее.

- Кстати, а где ваша техника? - спросил я не без задней мысли.

- Значит, вам уже известно... - сокрушенно вздохнул майор.

- Естественно. Здесь и впрямь чужие люди, а тем более на транспорте, - большое событие, о котором

становится известно практически моментально. Если в топи застрял наш, российский, вездеход, то что тогда

говорить об американском. Наверное, эти трое добирались в деревню пехом. И могли увидеть меня, когда я

удил рыбу в озере. В такие моменты я ничего вокруг себя не замечаю. Надеюсь, дальше объяснять не

нужно... если только вы любите рыбную ловлю. Но вот зачем они приходили в деревню - непонятно.

- И мне тоже... А что касается оружия... - Усольцев нашел нужную страницу. - Вас обвиняют в том, что вы

бросили две дорогие штучные двустволки и карабин в болотистый ручей.

- Вон значит как... - Я уже смеялся вполне откровенно. - По их байкам я почти Рэмбо. Это же надо: сначала я

отобрал у них оружие, а затем избил. Во-первых, с какой стати, а во-вторых - вы можете представить такую

картину?

- С трудом, - буркнул Усольцев. - А если учесть, что гражданин Лагин - местный бугор по кличке Чиж, то и

вовсе не верится. Нам хорошо известны его "художества".

- Так в чем вопрос?

- А вопрос в другом... - Майор закаменел лицом и впился в меня взглядом голодного удава. - Нам нужны все

известные вам сведения о том человеке, которого нашли неподалеку от деревни. Надеюсь, тут вы

отпираться не будете.

Я на мгновение оцепенел. Такого поворота я не ожидал. Вот тебе, бабка, и Юрьев день...

Усольцев по-прежнему смотрел на меня как на врага народа.

Глава 14.

Интересно, кто меня заложил? Неужели Зосима? Не верится... Тогда кто? Да что там гадать, конечно же,

старики Коськины (ведь Каролина сидела в моем погребе). А я ведь их строго-настрого предупреждал,

чтобы не отвязывали языки хотя бы в этом случае.

Но разве можно закрыть рот местному "информбюро"? Тем более, что нынче у нас на дворе двадцать

первый век, а значит полная свобода слова и сплошная демократия. Твою мать... Не было печали...

Чуяло мое сердце большие неприятности, ох, чуяло. Но разве от них спрячешься? Кому суждено быть

повешенным, того не расстреляют. Судьба... И что мне теперь лепетать? Поди, знай, о чем говорил Зосима.

А этот волчара в звании майора человек битый, опытный. Раскрутит, кого хочешь. Профессионал, одним

словом. Куда с ним тягаться простаку и деревенщине Зосиме.

Я поднял глаза на Усольцева и ответил:

- С какой стати я должен отпираться? Поведаю все, как на духу. Что вас интересует конкретно? Это я к

тому, что знаю немного - то же, что и старики Коськины. Поэтому, стоит ли в десятый раз пересказывать то,

что вам и так известно?

Оперативники при упоминании фамилии Коськиных быстро переглянулись. Значит, я угадал. Наверное,

баба Федора соловьем заливалась перед молодыми парнями. Как же, благодарные слушатели...

- Стоит! - с мрачной решимостью отчеканил майор. - Уж потрудитесь.

- Я не мастер слова, так что извините меня за косноязычие...

Я рассказал им все. За исключением самой малости - "забыл" упомянуть о своем совете Зосиме не светиться

в больнице, а также "постеснялся" высказать некоторые соображения по поводу нашей находки.

- Как вы считаете, кто этот человек? - спросил майор.

- Какой-то больной на голову, - пожал я плечами. - Наверное, сбежал из психушки.

- Он что-либо говорил?

- В таком состоянии? - Я изобразил удивление. - Он еле дышал. Ему было не до разговоров.

- Скверно... - Усольцев горько покривился, будто пожевал листок полыни. - Темный лес...

- Что вас так удручает? Расспросите этого человека, и он вам сам все расскажет. Если, конечно, в здравом

уме. Ведь он находится в районной больнице, в двух шагах от вашей конторы. А может, этот несчастный

умер? - На этот раз я задал вопрос не без тревоги; мне и впрямь было жалко найденного мужика.

Менты опять переглянулись и майор, решившись, нехотя процедил сквозь зубы:

- Он исчез.

- Не понял...

- Или сбежал, или его умыкнули.

- Кому он такой нужен? У него душа на одном гвозде держится. Ему лечиться надобно как минимум месяц,

чтобы принять человеческий облик. Постойте, постойте... Уж не думаете ли вы, что я причастен к его

исчезновению?

Господи, какой бред я несу! И все для того, чтобы заговорить ушлому оперу зубы, дабы он не копал

чересчур глубоко.

- У вас есть импортная машине? - спросил майор.

- Бог миловал. На кой она мне среди болот?

Усольцев критическим взглядом окинул убранство избы.

- Впрочем, судя по интерьеру, не исключено, что где-то стоит... в городском гараже, например, - сказал он,

как мне показалось, с завистью. - Так вот, вашего найденыша увезли на импортной тачке, если судить по

отпечаткам шин и показаниям некоторых штатских.

С какой стати он выкладывает оперативной данные? Похоже, усыпляет бдительность, редиска. Работает на

доверии. Иво, держи уши востро! Скорее всего, у майора за пазухой есть, как у фокусника, немало

сюрпризов. Хорошо бы мне ошибиться...

- Тогда беру свои слова обратно, - сказал я, непринужденно улыбаясь.

- Какие именно? - спросил с иронией Усольцев.

Похоже, этот змей не верит мне ни на йоту.

- Что он умалишенный. Наверное, ему удалось каким-то образом связаться с родней, и его забрали домой.

- Зачем? Ведь он сильно истощен и болен. И лечить его нужно только в стационаре. Это во-первых. А во-

вторых, этот человек за время, что пробыл в больнице, не промолвил ни слова. Мы так и не узнали, кто он.

А как же вы узнали, где его нашли и кто, если он ни с кем не разговаривал? Я даже открыл рот, чтобы

сказать это, но вовремя прикусил язык. И заговорил совсем о другом:

- Возможно, родственники не хотят огласки. Все-таки здесь не город, слухи - нередко самые невероятные -

расползаются как тараканы. Не уследишь. И все по той причине, что людей тут всего ничего, раз, два - и

обчелся, и многие друг друга знают в лицо. А любая молва приносит лишнюю головную боль. Не

исключено, что кто-то из его родственников занимает в районной иерархии высокий пост. Зачем такому

человеку неприятности?

- Здравая мысль... - В голосе майора звучал скепсис. - Но она всего лишь одна из версий.

- Послушайте, у меня есть вопрос. Все время крутится на языке. Ежели что невпопад, уж извините...

- Валяйте, - милостиво разрешил Усольцев.

- С какой стати уголовный розыск занимается безымянным бродягой? Неужели у вас наступил кризис

жанра: вы пересажали всех бандитов и воров и вам больше делать нечего?

Майор посмотрел на меня, словно рублем одарил. Так я и знал: ему мой вопрос очень не понравится. Но мне

уже надоело прикидываться недалеким служакой, настолько тупым, что в его услугах даже наша

победоносная армия перестала нуждаться.

- Вы долго думали? - спросил он деревянным голосом.

- Не так чтобы очень... Но вопрос сам напрашивался.

- И напросился.

- Да уж...

- Придется вам сказать, никуда не денешься. - Усольцев посмотрел на меня испытующе и строго. - То, что

вы сейчас услышите, пока является секретом. Но вас я просто обязан проинформировать. У этого человека

обнаружена опасная инфекционная болезнь. Поэтому уже завтра сюда прибудут эпидемиологи, которые

сделают жителям деревни соответствующие прививки. А также обследуют окрестности и все живое на

предмет выявления всякой заразы. Вами, как человеком, имевшим непосредственный контакт с больным,

займутся в первую очередь. Но я рекомендую держать язык за зубами.

- Хорошенькое дельце... - Я невольно поежился.

Именно - невольно. По долгу службы я бывал в самых разных уголках земного шара, а потому мне были

сделаны прививки практически от всех известных науке инфекционных болезней.

Тогда я считал себя и своих сослуживцев подопытными кроликами, но сейчас почувствовал огромное

облегчение. В свое время нам кое-что демонстрировали, и мне вовсе не хотелось в расцвете лет сгнить

заживо от какой-нибудь тропической лихорадки. Ужасное зрелище.

- А почему врачи не приехали вместе с вами? - спросил я, успокоившись.

- В районе нет таких спецов. Вызвали столичных.

- Понятно...

Ах, черт возьми! Я так и знал... Чувствовало сердце, что моему покою придет конец. Понаедут сюда разные

господа-товарищи - и привет. Будет не уединенный патриархальный "остров", а большой базар, толковище.

И если вдобавок ко всему найдут здесь серьезную инфекцию... Спаси и сохрани нас, Господи!

Каролина, все дело в ней. Я еще раз утвердился в своем мнении, что она, как магнит, притягивает

неприятности. Но чтобы такие... И дернул меня нечистый спасать этот кладезь несчастий! Нет бы в тот день

поспать подольше. Гляди, все и обошлось бы...

- Ну, ладно, - сказал Усольцев. - Теперь вам известно все. Хорошо, скажем так - почти все. А вот мне кое-

какие моменты пока не ясны...

Он многозначительно замолчал и снова пронзил меня своим колючим ментовским взглядом. Выдерживает

паузу, понял я, чтобы заставить клиента поволноваться. Опять готовит какой-то сюрприз.

Я смотрел на него широко распахнутыми честными глазами, выражая подчеркнутую готовность оказать

следствию любую помощь. И очень надеялся, что выгляжу добропорядочным гражданином и патриотом.

Любая фальшь могла выйти мне боком. Ведь не зря же он поначалу завел разговор про "бедных и

несчастных" туристов под командованием Чижа, которых отметелил некий гражданин, очень похожий на

отставного капитана Арсеньева.

По большому счету, ему было глубоко наплевать на заявление Лагина и его компании. Просто таким

макаром он дал понять, что усадил меня на крюк. И в любой момент может выудить гражданина Арсеньева,

как неразумного пескаря, и бросить его на раскаленную сковородку. Чего мне, естественно, очень не

хотелось бы.

- Какие именно? - спросил я лишь для того, чтобы прервать чересчур затянувшуюся игру в молчанку.

- Почему вы посоветовали гражданину Терентьеву соблюдать инкогнито?

Я опешил. И даже поначалу не сообразил, что Терентьев - это Зосима. По фамилии моего приятеля никто

никогда не звал, и я слышал ее только раз, уж не помню по какому случаю.

Значит, Зосиму в конце концов дожали... Собственно говоря, в этом я и не сомневался. Мой приятель был

уверен, что ничего криминального он не совершал, а потому лгать представителям закона не решился. Хотя

бы по той причине, что, благодаря Коськиным, о таинственном больном, заплутавшем в окрестных лесах,

знали даже деревенские шавки.

Но что Зосима выдаст главного "советчика", я все-таки не ожидал. Значит, опять нужно изворачиваться и

корчить из себя туповатого отставного служаку.

- Извините, не понял... Это когда и по какому поводу?

(Глупее не придумаешь... Однако нужно внедрить в сознание майора, что совет я дал без задней мысли,

повинуясь лишь крестьянскому кредо, которое звучит так: "Моя хата с краю, ничего не знаю". Подобный

образ поведения и мышления большевики вдалбливали советскому народу семьдесят лет. Так что ничего

странного и противоестественного в моем объяснении Усольцев, при всей своей проницательности, не

заметит. По крайней мере, на это я здорово надеялся).

- Во время транспортировки им найденного Коськиными человека в больницу, - терпеливо, как мальцу-

несмышленышу, объяснил мне майор суть проблемы.

- А-а... - Я многозначительно ухмыльнулся. - Вон вы про что... Так ведь найденыша могли и не взять на

лечение, объявись Зосима в приемном покое. Нынче все за деньги делается. Пока не дашь вату, бинты, йод,

шприцы и прочие лекарства, о госпитализации больного не может быть и речи. А Зосима ему не брат и не

сват. К тому же на его пенсию сильно не размахнешься.

- А на вашу?

- Я не альтруист. И благотворительностью не занимаюсь.

Усольцев смотрел на меня оценивающе, будто собирался купить с потрохами. Поверил или нет? Поди,

знай...

- Логично, - наконец сказал он, немного оттаивая. - И впрямь все могло выглядеть так, как вы рассказали.

- Именно так, и не иначе. - Я утвердительно кивнул. - Нам этот мужик нужен был как пятое колесо до воза.

Но лечение ему все равно было необходимо, как не крутись. Вот мы с Зосимой и придумали такой фортель.

- Именно - фортель.

Я сделал вид, что не уловил иронии в словах собеседника. И поторопился спросить:

- Кстати, а как вы узнали, что в больницу его доставил Зосима?

- У вас неважное мнение о наших профессиональных способностях. Поверьте, мы не зря государственный

хлеб едим.

- Верю, верю, - успокоил я напыжившегося майора.

А он, оказывается, большой честолюбец. Нужно это свойство его характера иметь ввиду. Гляди, когда-

нибудь такие сведения пригодятся. Но лучше бы с ним никогда больше не встречаться. Очень неглупый

мужик.

- А теперь я предлагаю все вами сказанное зафиксировать на бумаге. - Майор постарался улыбнуться как

можно добродушнее. - Извините - служба...

- О чем речь... - изобразил я повышенную готовность исполнить свой гражданский долг. - Надо, значит,

надо.

С официальной частью мы управились за пятнадцать минут.

- Вот и ладушки... - Усольцев закрыл папку, поднялся и сделал вид, что собирается отправиться восвояси. -

Да, кстати, едва не забыл... - Он остановился на полпути к порогу. - У вас тут какая-то девушка объявилась, -

сказал майор будничным тоном. - Кто она, вы не в курсе?

Вот сукин сын! Главное приберег напоследок. По тому, как ярко вспыхнули глаза молчаливого и внешне

невозмутимого лейтенанта Саидова, я понял, что этот вопрос весьма интересует не только майора, но и

младшего опера.

- Девушка? - Я тупо уставился на Усольцева. - Девушка... Простите, не врубаюсь.

- Квартирантка Коськиных, - невозмутимо объяснил майор. - Кажется, ее зовут Каролина.

Дальше темнить не было смысла. Иначе будет явный перебор, что не может не насторожить опытного

опера. Главного я достиг - дал понять ментам, что какая-то девушка мне по барабану и я не имею к ней ни

малейшего отношения.

- А-а, эта... - Я покривился, будто вспомнил что-то неприятное. - Мелькала тут... несколько раз. Кто она и

откуда - понятия не имею.

Это я сказал с уверенностью. Ни я, ни Зосима не рассказывали местному люду о том, как девушка появилась

в деревне.

Она тоже на сей счет, насколько я знал, благоразумно помалкивала. Поэтому даже старики Коськины были

уверены, что на наш "остров" ее доставил Зосима, на своей телеге.

Правда, было одно опасение - что мой приятель выложил майору все, как на духу, в том числе и

мелодраматическую историю с падением в озеро мотодельтаплана и спасением несчастной беглянки. Но я

все же надеялся на его здравый крестьянский смысл.

Зосима не хуже меня понимал, что Каролина представляет собой, несмотря на внешнюю привлекательность,

сплошную тайну, от которой за версту веяло угрозой. Поэтому он, так же, как и я, считал, что о нашем

участии в ее судьбе лучше не распространяться.

- Неужели? - Майор многозначительно осклабился. - А мне тут говорили, что она иногда гостит у вас.

- Вы больше верьте бабе Федоре, - безмятежно улыбнулся я в ответ. - Я убежденный холостяк. Заходила эта

девица как-то раз... или два - точно не помню. Не считал. Хотела познакомиться. Ведь у нас здесь что-то

вроде колонии на необитаемом острове. Все друг друга знают, общаются. А как иначе? Без общения в этой

глухомани самый стойкий дачник сбежит отсюда через неделю.

- Неужели не понравилась? - фальшиво удивился Усольцев. - Мне говорила, что она девица видная. Даже

красивая.

- Все верно. Телка хоть куда. Однако, как гласит народная мудрость, есть квас, но не для вас. Она для меня

чересчур лакомый кусок. Я таких просто боюсь.

- Это почему?

- Разве непонятно? Я пенсионер, и денег у меня хватает только на удовлетворение личных нужд. А для

такой крали нужен вечнозеленый куст с листьями из американских долларов.

- Что верно, то верно... - Майор нахмурился - видно вспомнил свое, наболевшее. - А где она сейчас?

- Вопросов полегче у вас нет? Я к ней в сторожа не нанимался.

Саидов, не спускавший с меня своих черных жалящих глаз, сделал нетерпеливое движение рукой - будто

хотел вмазать мне между глаз. Но, повинуясь строгому взгляду майора, снова застыл в угрюмой

сосредоточенности.

- А говорили, что она пошла к вам, - сказал Усольцев, бросив мимолетный взгляд на кровать.

- Когда?

- Примерно два часа назад.

- Тогда она шла не ко мне, а в мою сторону. Как видите, я живу на самом берегу озера, а эта девица любит

принимать солнечные ванны в сочетании с водными процедурами. Если она вам нужна, ищите ее в каком-

нибудь укромном местечке возле воды. Говорят, что эта мамзель любит купаться в натуральном виде.

- Поищем, - пообещал майор и направился к двери. - До свидания.

- Всего доброго. - Я был сама вежливость.

- Может, мы еще к вам зайдем. Не возражаете?

- Какие проблемы... - Я пожал плечами. - В любое время дня... но не ночи. Учтите - спать я ложусь очень

рано. У меня уже выработалась деревенская привычка нырять в постель с наступлением темноты, а вставать

с первыми петухами.

- Учтем. Обязательно учтем... - Голос Усольцева вдруг стал подозрительно мягким и доброжелательным; так

кошка, притворяясь сонной, прикрывает глаза и прячет свои острые когти, когда видит неразумную мышь,

приблизившуюся к ней на опасно близкое расстояние.

Они ушли. А я еще долго сидел в полной неподвижности, тасуя, как колоду карт, узловые моменты нашего

разговора.

Все выходило на то, что теперь менты от меня не отстанут. По крайней мере, до тех пор, пока не разыщут

Каролину.

У меня даже начала созревать подлая мыслишка: а может сдать ее со всеми потрохами правоохранительным

органам - и дело с концом? Поступить как Понтий Пилат - умыть руки. Тем более, что Каролина на роль

мессии никак не тянула. А значит, моя вина перед вечностью будет микроскопично мала. Как-нибудь

переживу.

Глава 15.

Столичные медики достали меня до печенок. И не только меня, но и всех деревенских стариков. Я уже не

говорю о Каролине, ставшей на время нашествия эскулапов добровольной узницей.

Она стала просто невыносимой. Ради вполне объяснимой предосторожности я мог посещать погреб и

задерживаться там подольше только по вечерам, когда наступала темнота. Каролина, изнывающая от

безделья и неопределенности, едва не бросалась на меня с кулаками, будто я был виновником всех ее бед.

Но я прощал ей такое поведение. Зосима, большой знаток женских душ, растолковал мне ее

немотивированные выходки.

Он совершенно серьезно заявил следующее: слабая половина человечества потому так называется, что

умишком слабовата. Поэтому грех на женщин обижаться. Нужно быть к ним снисходительным.

Я последовал его совету, хотя у меня на сей счет имелись иные соображения. И не только по отношению к

Каролине.

Дело в том, что в составе группы столичных врачей-эпидемиологов прибыла некая весьма симпатичная

особа без комплексов по имени Лолита. Да-да, ни больше, ни меньше - Лолита.

Она тоже имела какую-то врачебную специальность, но, похоже, в компании столичных эскулапов была

чужой. Хотя и остальных, скорее всего, собирали, как говорится, с миру по нитке.

Однако они очень быстро нашли общий язык друг с другом, чего нельзя было сказать о Лолите. Она

держалась особняком и в основном выполняла мелкие поручения руководителя группы, солидного с виду

доктора наук с копной седых волос, которого звали Лев Борисович.

Врачи для начала обследовали всех жителей деревни. Больше всех досталось мне, Зосиме и старикам

Коськиным. Мы чувствовали себя подопытными кроликами. Столько различных анализов и проб я никогда

прежде не сдавал.

Что меня поразило, так это их техническая оснащенность, совершенно непривычная для нашей обнищавшей

страны. Они навезли столько разного оборудования, в основном современного, импортного, что я диву

давался. Похоже, наш найденыш был болен очень заразной болезнью.

А затем эпидемиологи начали рыскать по окрестностям: брали пробы земли, воды, изучали животный и

растительный мир. Старики были просто в ужасе. Некоторые даже считали, что наступает конец света, а

потому послали Зосиму, чтобы он привез из района в деревню батюшку - дабы исповедаться и

причаститься.

Но мой приятель вернулся ни с чем. Его просто не пустили дальше околицы. Оказалось, что наш "остров"

оцеплен солдатами. Короче говоря, было над чем задуматься.

Лолита нарисовалась в моей избе под вечер, на третий день после приезда врачей. Она вошла без стука,

будто старая добрая знакомая, даже подруга.

- Здравствуйте! - бодро сказала она, с интересом рассматривая мою персону.

В этот момент я был в одних плавках и, стоя у плиты, занимался стряпней.

- Наше вам, - ответил я, не меняя позы, лишь скосив на нее глаза, - у меня как раз на сковородке

дожаривались караси, мой ужин, и я боялся, что они подгорят. - С кем имею честь?..

- Фи, как официально... - Она прошлась по избе, осматривая обстановку с таким видом, будто собиралась

купить все на корню. - Зовите меня Лолитой. А вас как величать?

- Терпеть не могу притворщиков. Думаю, что вас уже просветили на мой счет. Так что не стоит темнить.

- Какие мы гордые... - Она рассмеялась. - Конечно же, просветили. И пробудили во мне вполне объяснимый

интерес.

- Это почему?

- Ну как же - молодой, симпатичный мужчина, не охваченный женской лаской. В наше время это большая

редкость.

- И вы решили меня облагодетельствовать. То бишь, охватить со всех сторон.

- А разве это предосудительно? Здесь такая скука... По вечерам хоть волком вой. Как вам удается в этой

глуши жить - не тужить? Для меня сие загадка.

- Ничего сложного. Я устранил из своей жизни главный компонент беспокойства, дурно влияющий на

безмятежность и бесконфликтность бытия. Поэтому я живу в радости и в полном согласии с самим собой. А

это главное.

- Позвольте полюбопытствовать: что за компонент?

- Неужели непонятно? - Я иронично ухмыльнулся. - Посмотритесь вон в то зеркало, и вам все станет ясно.

- Женщины... Вы не любите женский пол. Может, у вас...

- Не стоит гадать, - довольно бесцеремонно оборвал я легкомысленный треп моей непрошеной гостьи. - У

меня вполне нормальная ориентация. И остальное тоже в порядке... Позвольте, я оденусь. А то как-то

неприлично щеголять перед незнакомой дамой в исподнем. Даже если это происходит в собственном доме.

- Не волнуйтесь, ваш вид в дезабилье ни в коей мере не оскорбляет мои лучшие чувства. Скорее, наоборот -

у вас великолепная фигура. Вы спортсмен?

- Угадали. Мастер спорта по прыжкам в сторону с разбега.

- У вас отменное чувство юмора. Значит, вы еще не потеряны для общества... в том числе и женского.

- Спасибо на добром слове... - Я быстро натянул шорты и майку. - Вы ко мне по делу или как?

- По делу я просто не решилась бы потревожить ваш покой. Я сама страсть как не люблю, когда мне мешают

отдыхать. Просто... мне стало очень одиноко, а от того грустно, и я решила поплакаться кому-нибудь - у

кого добрая душа и не злобный нрав. А вы как раз такой человек, если, конечно, верить рассказам

деревенских старух.

- Они вам наговорят...

Странно, если не сказать больше, но я вдруг почувствовал влечение к этой бесшабашной столичной крале.

Она меня возбуждала.

Бывает так: одна, вторая, пятая, десятая идет на контакт, ты к ней даже прикасаешься - и, как говорится, все

пули мимо. Никакой реакции. Приятная собеседница, не более того. Годна лишь на легкий флирт. Правда,

иногда случается и постельный вариант, но это от безысходности - на безрыбье и рак рыба.

А одиннадцатая или пятнадцатая даже не взглянет на тебя, только платьем прошелестит - и ты готов. Все

мужские фибры и жабры приходят в полную боевую готовность, и ты начинаешь нарезать вокруг нее все

сужающиеся круги. Отчего так получается? Кто бы объяснил...

Я где-то читал, что мужчина и женщина находят друг друга по запаху, который можно почуять лишь на

уровне подсознания. Это и называется настоящей любовью. Остальная гамма запахов - просто секс.

Примитивный блуд, если сказать по-русски. Чем пахнет тупая, развращенная до мозга костей, путана? То-

то...

Она даже не пахла - благоухала. И я, не в силах совладать со своим мужским естеством, сдался. Пусть

остается, решил я. Посидим, погутарим... а там видно будет.

На любовь я, конечно, не претендовал - это было бы чересчур. А вот приятное общение - то, что нужно.

Интересно, найдется ли какой-нибудь мужчина в расцвете сил и возможностей, который осудит отшельника

Иво за проявленную слабость и осмелится бросить в него камень?

- Присаживайтесь... сюда... - любезно предложил я даме по имени Лолите одно из кресел. - Коль вы здесь, не

согласитесь ли отужинать?

- Ах, как я люблю галантных кавалеров! Спасибо. С удовольствием. Нас, конечно, кормят, но в основном

консервами и концентратами. Отвратительно... бр-р! А у вас, я чую, готовится что-то вкусненькое... О-о,

жареная рыба! Какая прелесть... Минуту... - Она открыла дамскую сумочку, которую не выпускала из рук, и

достала оттуда бутылку неплохого армянского коньяка; неплохого, если судить по наклейке. - Вот. Мой

взнос в товарищеский ужин.

- Он превосходит все мои ожидания.

- Как, вы ждали нечто подобное? - искренне удивилась Лолита.

- Я бы погрешил против истины, отрицая свой дар предвидения. А все, между прочим, объясняется очень

просто. Вы ведь знали, что я веду уединенный образ жизни, притом в глуши, где нет магазинов, а значит,

спиртного у меня могло и не быть. Но что такое ужин в гостях у дачника, да еще при свечах (это мы сейчас

сообразим), без рюмки горячительного напитка? Вот именно - напрасно потраченное время.

- Вон вы какой... - Она лукаво улыбнулась. - Спасибо за доверие. Если честно, я так не думала, но мои

соображения на сей счет шли примерно в таком же русле...

Коньяк оправдал надпись на наклейке. Это была не поддельная бурда, которой полнятся магазинные полки,

а самый настоящий нектар. Да, Лолита имела неплохой вкус по этой части...

Наша беседа, полная завуалированных намеков и лирических отступлений, текла плавно и безмятежно. Она

была приятным собеседником, если не сказать больше. Свечи и интимный полумрак как нельзя лучше

дополняли атмосферу непринужденной раскрепощенности, балансирующей на тонкой грани дружеского

разговора и любовного флирта.

Все случилось ожидаемо, но от этого наш пыл не оказался тлеющим угольком в затухающем костре, а горел

ярким пламенем, которое к утру сожгло все, что только можно. На дворе уже начало сереть, а мы лежали в

полном изнеможении, сверх всякой меры довольные друг другом. По крайней мере, я - точно.

- Черт возьми... - Она взъерошила мои волосы. - Здорово... Как говорит одна моя подруга - я в отпаде. Все,

решено: теперь буду совращать только отшельников.

Умница, подумал я восхищенно. Ненавижу, когда по окончании постельной сцены малознакомая дама

начинает изъясняться в любви и прочих платонических чувствах. Про это не говорят, об этом только

благоговейно думают, и то украдкой. И уж ни в коем случае подобный оборот не должны принимать

примитивные скачки с участием случайных партнеров.

- Блажен, кто верует... - Я потянулся, как сытый кот на завалинке.

- Это почему?

- Далеко не каждый отшельник может угостить тебя такими восхитительно приготовленными карасями.

Согласись, они были отличной прелюдией...

- Иво, а ты, оказывается, еще и хвастун! Не ожидала.

- Мои достоинства и недостатки нужно распознавать постепенно, не спеша, и как можно дольше. Я весьма

скрытный человек. Поэтому советую тебе настроиться на длительный и терпеливый труд.

- Ах, как мне хочется услышать из уст мужчины хотя бы малую толику правды! Все вы лгунишки.

- Да, все. Кроме меня. Кстати, а сколько у тебя было этих "всех"? Ведь чтобы сделать такой вывод, нужен

немалый практический опыт.

- Всего двое. Ты и мой бывший муж. - Она довольно хохотнула. - Чтобы узнать, как больно бьются грабли,

большое количество экспериментов не требуется.

- Я знаю, почему он тебя бросил.

- Пардон - объяснитесь, мсье...

- Не делай такие зловещие глаза. Я ведь намедни говорил, что страдаю манией честности. Правду никто не

любит, но я все-таки скажу: твой темперамент может свести в могилу даже отшельника, исстрадавшегося по

женской ласке.

- Ах ты, негодяй! - Она села на меня верхом и начала мутузить подушкой. - Забью, как мамонта!

Наша шуточная схватка продлилась намного дольше, чем можно было предполагать. Несколько

притомившееся желание вдруг вспыхнуло с новой силой, и... Впрочем, подробности опустим. Это уже

проза. Приятная, и очень, но все-таки проза.

- Я проголодалась, - заявила Лолита, встав с постели. - У тебя есть что-нибудь вкусненькое?

- Концентраты, мадам, только концентраты.

- Вот так всегда... Непостоянство - вот ваше имя, мужчины.

- Не нужно патетики. Если желаешь, сейчас поднимусь и отправлюсь на рыбную ловлю.

- Ни в коем случае! Я пошутила... - Она начала быстро одеваться. - Мне пора. Лев Борисович очень строгий

начальник. Скоро утренняя поверка. А мне не мешало бы часок вздремнуть.

- Спи здесь.

- С тобой уснешь... Что так смотришь на меня? Фигура не нравится? Вот только скажи нечто подобное,

большой правдолюбец, и я отравлю тебя медленно действующим ядом. Чтобы помучился подольше. Не

забывай о моей профессии.

- Почему смотрю? Хочу навсегда запечатлеть в своей памяти твой прекрасный облик.

- Ну вот, вдобавок ко всему ты еще и льстец. Пока. Провожать не нужно. Здесь недалеко. К тому же начало

светать...

Послав мне воздушный поцелуй, она выпорхнула наружу, оставив меня в глубоком раздумье.

Действительно, призадуматься было о чем.

Она и впрямь имела потрясающую фигуру; может быть, несколько мускулистую, но это обстоятельство ни в

коей мере не влияло на общее впечатление. Меня несколько смутило другое: на ее точеной загорелой спине

явственно виднелись светлые полоски шрамов, происхождение которых практически не вызывало

сомнений.

Это были следы от ножа. Интересно, как бы она объяснила их происхождение? Наверное, в духе известного

анекдота с бородой: шла по лестнице, упала нечаянно на нож, и так еще три раза подряд.

Нет, спрашивать ее на сей предмет я не буду. И не только потому, что негоже будить у сексуального

партнера плохие воспоминания, но еще и по другой причине. Которая заключалась в шраме на левом

предплечье.

Его я заметил сразу, однако, поначалу не придал своим наблюдениям должного значения. Шрам был от

пулевого ранения, но оперирующий хирург видимо имел поистине золотые руки. А может, Лолите сделали

пластическую операцию.

Как бы там ни было, но шрам был малозаметен, и только опытный глаз мог определить его происхождение.

Однако, вкупе с отметинами на спине и отменным физическим состоянием Лолиты, он вызвал во мне

некоторые, не очень приятные, ассоциации.

Она так лихо вошла со мной в контакт, что я, расслабленный мирной отшельнической жизни, даже не

трепыхнулся. Не говоря уже о том, чтобы проанализировать ситуацию, связанную с ее появлением в моей

обители. Она просто не дала мне на это времени.

Интересно, ее действительно зовут Лолита? Может быть, может быть... Что ей от меня нужно? Взыграла

страсть к приключениям постельного характера? Не исключено. Но и не факт. Ах, одиночество, ах, тоска...

Базар-вокзал, примитивный прием. А ведь сработал... если, конечно, мои выводы не высосаны из пальца.

Черт меня побери! Охламон... Правда, у меня есть смягчающие обстоятельства - от женщин нигде не

спрячешься. Из-под земли выроют, если найдет на них такая блажь.

А может я ошибаясь? Может сгущаю краски? Совсем одичал на своем "острове", потому и лезет в башку

всякая чушь. Поди, знай... Ладно, пусть все идет, как идет. Поживем - увидим...

В сенцах что-то громыхнуло, и я, поглощенный своими мыслями, подскочил от неожиданности словно

ошпаренный. Опять кто-то ведра свалил, только и успел я подумать, вспомнив недавний визит бабы

Федоры, который принес нам с Зосимой сплошные неприятности, как в горницу ураганом ворвалась

Каролина.

Ее глаза метали молнии.

Глава 16.

Я машинально натянул на себя простыню, вспомнив, что лежу на постели, в чем мать родила.

- Ты, ты!.. - У нее явно не хватало слов.

- Ну, я. Между прочим, неприлично среди ночи врываться в спальню к малознакомому, и вдобавок

обнаженному, мужчине. Ведь он может подумать Бог весть что.

- Неприлично!? - От возмущения и ярости Каролина топнула ногой. - Это кто говорит о приличиях!?

Человек, который запер меня в погребе и даже не подумал о том, что я голодна и мне хочется на ночь

попить чаю. Кстати, уже не ночь, а утро.

- Чаю выпить никогда не поздно. Что касается харчей, то у тебя там хватит их до нового пришествия. А вот

убежище ты оставила напрасно. Впрочем, как знаешь, это всего лишь мое личное мнение. Тебе решать.

- Плевать я хотела на твое убежище! И на харчи! Надоело! Все надоело! Уйду я отсюда, понял, уйду. Прямо

сейчас.

- Слушай, дорогая, ты чего разбушевалась? Неужели из-за какой-то чашки чая?

- Не твое дело! И я тебе не дорогая!

- Я и не спорю. Ладно, ты не дорогая (но и не уцененная же, согласись) и мне до тебя нет никакого дела.

Хочешь - живи, не хочешь - уходи. Я тебя не приглашал, ты сама изъявила желание поиграть в прятки.

Между прочим, милиционеров давно здесь нет. Я уже об этом говорил.

- Не умничай! Говорил... Ты много чего говорил.

- Какая муха тебя укусила? Завести скандал с утра пораньше - это надо уметь.

- Муха? Это ты называешь мухой!? - Она схватила дамскую сумочку, которую забыла Лолита, и запустила

ею мне в голову. - Похабный сатир! Он, видите ли, всю ночь развлекался с какой-то прошмандовкой, а я

зубами в холодном погребе щелкала.

- Не груби старшим. И не преувеличивай своих страданий. Нужно было включить обогреватель. Кстати, по

поводу чая - едва не забыл: я ведь дал тебе вчера китайский термос с чаем, наполненный доверху. Думаю,

что ты не выпила и половины.

- Он думает... - Каролина независимо фыркнула и скорчила презрительную мину. - Я имела возможность

видеть, чем ты думаешь.

- Неужели ты подглядывала? Ах, как это неприлично...

Меня распирал смех. Представляю, каково было несчастной Каролине наблюдать через окно за

гимнастическими упражнениями, которыми я занимался с Лолитой. Теперь мне стала понятна ярость

девушки, не сумевшей совладать со своими нервами. А ведь она ревнует! Вот те раз...

- Кто бы говорил о приличиях.

- В своих страданиях ты сама виновата.

- Как это - сама?

- Нечего было торчать под окнами. Зашла бы - и дело с концом. Мы бы тебе были очень рады.

- Я в групповом сексе не намерена участвовать! - отрезала Каролина. - Это омерзительно.

- Согласен. Но у меня даже мысли такой не было. Посидели бы чинно и благородно, попили чаю...

Каролина уставилась на меня с остолбеневшим видом. Она никак не могла понять, шучу я или говорю

вполне серьезно. Я ответил ей взглядом невинного агнца.

- Не-на-ви-жу... - Она произнесла это слово по слогам, сквозь зубы, - и неожиданно разрыдалась.

Я утешал ее, как умел. Каролина никак не могла остановиться, плакала взахлеб, орошая слезами все, что

только можно было. Мои носовые платки вскоре стали мокрыми, поэтому пришлось взять полотенце.

Я ее понимал. И даже сочувствовал. Все ее треволнения - праведные или нет, не знаю, и не готов судить -

сконцентрировались в отчаяние, выплеснувшееся наружу соленым бурным потоком.

Наконец она притихла, лишь горько всхлипывала. Мы представляли собой идиллическую картину, где-то

похожую на известное полотно старинного мастера под названием "Возвращение блудного сына".

Сидя на кровати, Каролина спрятала голову у меня на груди (или несколько ниже - не суть важно) и

вполголоса стенала. А я, закутавшись в белую простыню, как брамин-йог, - мне так и не удалось одеться -

покровительственно поглаживал ее по голове, стоя перед девушкой в позе заботливого родителя,

жалеющего свое неразумное чадо и отпускающего ему грехи. Так продолжалось добрых полчаса.

- Будет тебе... - наконец сказал я строго и отстранился. - Иди в ванную. Горячий душ тебя взбодрит и

освежит. А я тем временем приготовлю яичницу... и чай, если не возражаешь.

Она покорно кивнула и скрылась за дверью ванной...

Завтракали мы в полном молчании. Говорить было не о чем. По крайней мере, пока. Каролина

сосредоточенно жевала, не поднимая глаз от тарелки.

Мы так увлеклись процессом принятия пищи, что не услышали шагов под окнами. Зосима вошел без стука.

Он был чем-то сильно расстроен. Сняв обувку, - на этот раз мой приятель предпочел бахилам сандалии - он

с убитым видом уселся возле двери и начал раскуривать трубку. Зосима даже забыл поздороваться.

- У тебя что-то стряслось? Неужели Машка заболела? - спросил я, недоуменно хмурясь.

- Машка в порядке... - Зосима тяжело вздохнул.

- Только не вздыхай, как беременная корова, а объяснись.

- Дык, я потому и пришел... - Он выпустил клуб дыма. - Беда пришла, Иво...

- Нашел чем удивить. В последнее время беда из нашей деревни и не уходила. Она здесь получила

постоянную прописку. - Я искоса взглянул на вялую Каролину.

Удивительно, но на слова Зосимы она почти не среагировала, только мельком посмотрела в его сторону с

полным (а может наигранным) безразличием.

- Ну, и в чем она заключается, твоя беда? - Я тоже закурил.

- Ты знаешь, почему к нам врачей прислали?

- А он их об этом всю ночь расспрашивал, - неожиданно вступила в разговор Каролина, криво ухмыляясь.

Зосима посмотрел на нее с недоумением.

- Барышня не ведает, что говорит, - сказал я с отеческой заботой в голосе. - Ей сильно нездоровится.

- А-а... - Зосима понимающе кивнул. - Попрошу Дарью, пусть придет.

Бабка Дарья слыла в деревне ведуньей и народным лекарем. Действительно, в военные годы она служила

медсестрой в госпитале и даже ассистировала во время хирургических операций.

Однако, несмотря на некий опыт, ее методы лечения резко отличались от общепринятых. Бабка Дарья

болезни заговаривала.

Правда, этим дело не ограничивалось. После различных шаманских манипуляций она давала больным

высушенные травы, коренья и порошки с обстоятельными разъяснениями на предмет их употребления. И

что самое интересное - ее несколько необычные методы врачевания были весьма эффективными.

- Трепло... - фыркнула Каролина и посмотрела на меня уничижающим взглядом.

Я ожидал, что разразится гроза, но, похоже, ночные треволнения отобрали у нее слишком много сил. Она

молча встала и начала мыть посуду.

Это уже прогресс, отметил я про себя не без удивления. Если так пойдет и дальше, то есть шанс воспитать

кому-то еще одну добропорядочную жену, беззаветную хранительницу семейного очага.

- Так на чем мы остановились? - обернулся я к Зосиме. - О каких несчастьях ты говорил?

- Дык, это не я говорил, а Лев Борисович...

- Даже так... Он что, снизошел до разговора с тобой?

- Ну, не совсем... - Зосима почему-то засмущался. - Они вчера немного того... Ну, значит, выпили... крепко...

- Да не мямли, говори как есть! Кто это - "они"?

- Пал Палыч и Лев Борисович.

- Понял. Итак, вчера - видимо вечером - эти два достойных господина устроили мальчишник. Верно?

- Я об этом и говорю.

- И пригласили тебя составить им компанию.

- Что ты! - испуганно отмахнулся Зосима. - Такие большие люди...

- Это ты в точку...

Лев Борисович, как и квартирант моего приятеля, тоже не страдал недостатком веса. Он был на голову выше

Пап Палыча и не менее чем на двадцать килограмм тяжелее.

- Ну, и что дальше? - Я видел, что Зосима просто не решается сказать мне нечто важное, и, скорее всего,

очень неприятное.

- Они закрылись на половине Пал Палыча... - Зосима замялся, не отваживаясь разгласить свою постыдную -

с его точки зрения - тайну.

Догадка лежала, что называется, на поверхности.

- И ты нечаянно услышал их разговор. Ну совершенно нечаянно. - Я едва не рассмеялся вслух, наблюдая за

виноватой физиономией своего приятеля.

- Дык, это, они разговаривали шибко громко...

- Само собой... - Я сокрушенно покачал головой. - Что творится в нашем милом патриархальном захолустье?

Уточню - с некоторых пор. С неба валятся аэропланы, по лесу бегают умалишенные, в воздухе роится какая-

то заковыристая инфекция, доктора все окрестности хлоркой и еще черт знает чем засыпали, за околицей

спецназ, по ночам под окнами шастают - подглядывают, - я выразительно посмотрел на Каролину, - а кое-

кто, пренебрегая демократической моралью, подслушивает пьяный треп. Куда мы катимся? - Я сурово

посмотрел на сникшего Зосиму.

- Так получилось, - сказал он упавшим голосом.

- Не суди сам, и не судим будешь, - сказал я назидательно. - Считай, что я твой грех отпустил. А теперь

выкладывай, о чем они болтали. И без всяких там лирических отступлений.

- Лев Борисович сказал... - Зосима понизил голос до шепота. - Сказал, что тот мужчина, которого нашли

Коськины, заражен сибирской язвой.

Я на мгновение оцепенел. Ни фига себе! Новость - не соскучишься. Я лихорадочно вспоминал то немногое о

бактериологическом оружии, что мне когда-то вдалбливали в голову на спецкурсах.

Если мужик, которого мы подобрали в лесу, смог продержаться более трех суток, значит он заражен не

самой страшной формой сибирской язвы - легочной. Что давало нашей бравой команде, в составе меня,

Зосимы и стариков Коськиных, шанс остаться в живых.

Так вот почему нас четверых исследовали так тщательно. И похоже врачи в наших организмах не нашли

зловредных бацилл, иначе мы сейчас куковали бы в наглухо закрытых боксах. Повезло...

Я помимо воли вздрогнул. Везение - вещь относительная. И не постоянная. Нередко оно заканчивается в

самый неподходящий момент. Уж я-то об этом знал...

Я перевел взгляд на Каролину. Точнее - на кару небесную. Как мне было хорошо до того, как она свалилась

с поднебесья на нашу землю обетованную... Случайность? Как бы не так! Прежде чем кого-то наказать,

Господь посылает знамение. Вот он и послал... живой подарочек в импортной упаковке.

- А я тут причем? - спросила она, невольно тушуясь под моим взглядом.

Наверное, Каролина прочла в нем что-то очень нехорошее. Я некоторое время пристально изучал ее весьма

симпатичное, но побледневшее личико, а затем резко встал и подошел к окну. Сейчас мне хотелось побыть

одному, в компании со своими мыслями.

Зосима будто подслушал то, о чем я думаю. Сокрушенно прокашлявшись, он потихоньку поплелся к

выходу. Каролина продолжала мыть посуду. Похоже, по третьему разу.

- Ну, и как быть с тобой? - спросил я Каролину, намереваясь окончательно прояснить наши отношения,

пользуясь удобным случаем. - Так сказать, в свете вновь открывшихся обстоятельств.

- Никак, - коротко ответила девушка, не оборачиваясь.

- Э, не скажи... Ведь теперь ты можешь оказаться главным бациллоносителем сибирской язвы. И уж, по

меньшей мере, должна в обязательном порядке пройти врачебный контроль.

- И не подумаю!

- Это твое личное мнение. Но есть и другая сторона, которой вовсе небезразлично с кем ей придется

общаться. Я вовсе не горю желанием загреметь под фанфары. Для начала мне нужно хотя бы жениться и

завести потомка, продолжателя рода. Все должно быть так, как гласит народная мудрость. Мужчина обязан

посадить дерево, построить дом и вырастить наследника. Будем считать, что первые два пункта - с

известной натяжкой - я выполнил. А вот третий - увы. На небесах мне не простят, если я из-за

мягкосердечия не исполню свой гражданский долг.

- Ты меня выгоняешь?

- Кто тебе такое сказал? По-моему, все наоборот - это ты выразила желание убраться отсюда поскорее. Я

просто не имею права препятствовать в этом, вполне естественном, намерении.

Каролина резко обернулась. В ее глазах снова появились слезы, а лицо стало пунцовым от с трудом

сдерживаемого бешенства. Она не меньше минуты пожирала меня злобным взглядом, но все-таки сумела

сдержать первый порыв и ответила, тщательно подбирая слова:

- Извини... я была не права. Этого достаточно?

- Для чего именно? Если извинения относятся к твоему хамскому поведению, то считай, что они приняты.

Но что касается твоего дальнейшего пребывания в моем убежище - это еще как посмотреть. Я так понимаю,

твои слова означают просьбу не выставлять тебя за порог. А то у меня давно руки чешутся.

- Я сорвалась! Думаешь легко торчать в погребе днем и ночью!?

- Человек - хозяин своей судьбы. Я не очень согласен с этим утверждением, но в нем что-то есть. Ты сама

загнала себя в тупик. Я не собираюсь быть твоим судьей, однако запомни: мне лишние хлопоты совершенно

не нужны. В сложившихся обстоятельствах ты должна вести себя тише воды, ниже травы. А свой норов

можешь показывать Ильхану... когда он тебя найдет.

Мои слова были безжалостны. Я это понимал. Но не мог и не хотел останавливаться. Потому что положение

становилось чересчур серьезным. Это я начал ощущать всеми фибрами души.

А в таких обстоятельствах нужно действовать решительно и, главное, согласованно. И мне, несмотря на то,

что я высказывал девушке, почему-то вовсе не хотелось, чтобы она попала в лапы к своему муженьку. Ну

вот не хотелось - и все тут.

- Понятно, о чем я говорю? - Я смотрел на Каролину жестко и требовательно.

Она неожиданно успокоилась. И с легким презрением, но, изображая покорность, ответила:

- Я буду вести себя хорошо. Если хочешь... стану твоей наложницей. Все, что угодно, только не прогоняй. И

ничего не говори врачам по моему поводу.

- Хочешь сохранить инкогнито?

- Конечно.

- Боюсь, это не удастся.

- Почему?

- Вернее, уже не удалось. О тебе расспрашивали...

Я так и не довел до сведения Каролины о необычном интересе, проявленном к ее персоне оперативниками

Усольцевым и Саидовым. Зачем ей лишние волнения? Но теперь она должна это узнать. Чтобы запрятала

свое ретивое куда подальше.

Зосима все-таки не рассказал ментам, как появилась Каролина на нашем "острове". Он открещивался от

девушки, как только мог. Зосима поведал оперативникам, что встретил ее даже не на станции, а в лесу, по

дороге в деревню.

Такая откровенная ложь далась ему с трудом, но он в своих утверждениях стоял, что называется, насмерть.

Я не без ревности подозревал, что Зосима не столько боялся за возможные последствия своих, не очень

правдивых, "откровений" представителям власти, сколько переживал за дальнейшую судьбу девушки.

Похоже, Каролина здорово запала в душу старику, и он готов был ради нее на многое.

- Кто?

Каролина даже не спросила - выдохнула. Ее затрясло мелкой дрожью, и, чтобы успокоиться, она прикусила

нижнюю губу.

- Менты.

- П-почему?.. - Она начала заикаться.

- Вопрос, что называется, на засыпку. На него есть ответ в двух вариантах. Как минимум. Первый: оперы

могли посчитать тебя подругой того мужика, которого нашли Коськины в лесу. Этот вариант угрозы не

несет. А вот второй... Я думаю, что твой муженек мог поставить на прокорм какого-нибудь

высокопоставленного сотрудника милиции. И тебя ищут не только люди Ильхана, но и правоохранительные

органы.

- Это ужасно...

- Еще бы... От государственной машины убежать и скрыться очень трудно, если не сказать невозможно. А

тем более, когда ее смазывают приличными денежными суммами.

- Я пропала...

- Не факт, - возразил я как можно убедительней. - Если ты не совершала никаких преступлений, эпопея с

твоими поисками вскоре закончится. По крайней мере, со стороны правоохранительных органов. Нужно

ждать.

- Сколько!? - простонала Каролина.

- А сколько потребуется. Думаю, в скором времени врачи отправятся восвояси, наш "остров" снова

погрузится в спячку, и опять наступят чудесные времена покоя и умиротворенности. По крайней мере, я

этого страстно желаю.

- Значит, я по-прежнему должна отсиживаться в погребе...

- У меня еще есть чердак, - "успокоил" я девушку, совсем упавшую духом. - Летом спать там - одно

удовольствие.

Каролина ответила мне уничижающим взглядом. Я сделал вид, что не заметил этого. Пусть привыкает

ходить в узде. Чтобы впоследствии не довелось отведать кнута.

- Но пока все остается без изменений, - предупредил я девушку, глядя на нее холодно и твердо. - Если,

конечно, ты дорожишь своей свободой, а может и жизнью.

- И когда закончится это "пока"?

- После отъезда врачей.

Каролина угрюмо кивнула, соглашаясь с моими доводами. А что ей оставалось? Меня так и подмывало

нажать на девушку, - именно сейчас, когда ее нервы на пределе от безысходности - чтобы она, наконец,

рассказала всю правду о своих приключениях.

Я не очень верил в ее мифического гражданского мужа, и уж тем более не принимал на веру рассказ

Каролины, как и почему она от него убежала. Притом таким оригинальным способом. Что-то здесь не

вязалось, не строилось в логический ряд.

А впрочем, на кой мне все эти детективные измышления? Поживем - увидим, что будет дальше. Главное в

этой темной истории - вовремя убрать голову из петли. А в том, что веревка уже намылена, я почти не

сомневался.

Глава 17.

Лолита пришла прощаться в два часа пополудни.

- Все, мой милый ковбой, - сказала она со своим неизменным легкомыслием. - Экипаж подан, уезжаем. Со

станции в родные пенаты мы отбываем вечерней лошадью. Как оказалось, Лев Борисович заказал билеты

заранее. Жаль...

- А мне как жаль... - Я воровато глянул на окно - не подсматривает ли Каролина? - Может, мы успеем... так

сказать... - Я сделал неопределенный жест.

Лолита сокрушенно вздохнула.

- Увы и ах... Народ уже собрался, грузит оборудование в вездеход. Это я сачкую. Так что прощай, любимый.

Такова жизнь... - Это она сказала по-французски, с неземной печалью во взгляде; актриса, твою дивизию...

Хуже нет, когда женщина изображает из себя великого философа. Я посмотрел на Лолиту. Сбросив маску

печали за ненадобностью, она так радостно улыбалась, что мне стало не по себе.

А где грусть, навеянная расставанием? Где, наконец, тоска по несбывшейся любви? О, женщины, как мне

знакомо ваше непостоянство...

- А почему так скоро? Неужели вы закончили изыскания?

- Мы работали ударными темпами. К тому же срок нашей командировки почти закончился.

- Почти?

Она коротко рассмеялась и подмигнула мне с озорством пацана-сорванца.

- Ладно, тебе скажу. Открою завесу зловещей тайны. Послезавтра день рождения любовницы Льва

Борисовича. А он, сам понимаешь, просто обязан лично засвидетельствовать свое расположение к ней.

- Ну, коли так... Действительно, повод для окончания командировки самый что ни есть серьезный. Прощай,

киска. Не поминай лихом.

Она нежно меня поцеловала. Вот садистка! Лучше бы по морде съездила. Мучайся теперь...

воспоминаниями... до утра.

- Кстати, а что ваша компания здесь искала? - спросил я небрежно, будто мимоходом.

- Это большой секрет, - поправляя прическу, лукаво ответила Лолита. - Секрет государственной важности.

Ты же не хочешь, чтобы меня за разглашение лишили работы и по судам затаскали?

- Что ты! Конечно, нет. Мне твои мужчины не простят.

- Противный... - Она с напускной строгостью погрозила мне пальчиком. - Ты у меня единственный...

- ... Здесь, - это мы сказали дуэтом.

Лолита звонко расхохоталась. Я ей вторил.

- Нет, правда, ты мне очень понравился, - сказала она, погладив меня по щеке. - Мне с тобой легко и

спокойно. А для женщины такое состояние души стоит дорогого.

- Я рад, что хоть чем-то был тебе полезен. Можешь располагать мной в любое время.

- А что, вот получу отпуск и приеду сюда в качестве дачницы. К тебе. Не прогонишь?

- Ни в коем случае! Питание... и другие услуги - бесплатно. Даже за квартиру не буду брать.

- Какие мы щедрые... - Лолита ласково улыбнулась и посмотрела на часы. - Мамочки! Мне пора. Наверное,

Лев Борисович меня уже обыскался...

Она умчалась, как метеор. Не оставив ни адреса, ни телефона.

Ах, эти мимолетные случайные связи... Нередко они оставляют в памяти более глубокий след, нежели

длинный, но бесплодный роман. Я тяжело вздохнул ей вслед... и, пренебрегая осторожностью, направился в

погреб - чтобы отнести Каролине ужин.

Почему так рано? Дело в том, что я намеревался немного порыскать по окрестностям деревни. Последние

три-четыре дня меня не оставляло ощущение, что за мною кто-то следит.

Я пытался вычислить неизвестного наблюдателя визуально, но он был или чересчур опытен, или мои

предположения оказались плодом разыгравшегося воображения. Для того, чтобы подтвердить или

опровергнуть их, нужно было посмотреть наличие следов. И это следовало сделать так, чтобы некто (если

он и впрямь существует) ничего не заподозрил.

Каролина встретила меня подчеркнуто холодно. Она даже не посмотрела, что там я достаю из ведра, которое

мне пришлось взять, чтобы ради маскировки принести в избу картошки и других овощей. Это на случай,

если наблюдатель взгромоздился на дерево.

- Щи и каша - еда наша, - сказал я с наигранным весельем. - Хлеб позавчерашний, уж извини. Бабка Дарья

профилонила - наверное, перенимала опыт у своих официальных коллег. В термосе кофе. Вечером меня не

жди. Скорее всего, домой приду поздно. Возможно, утром.

- Что, к своей докторше попылишь? - не выдержала, чтобы не уколоть, Каролина.

- Это мое личное дело, - отрезал я довольно грубо; но тут же смягчился: - Врачи уже уехали. Очень хотелось

бы надеяться, что отныне в нашей деревне воцарится мир и покой.

- Уехали? - переспросила, оживляясь, Каролина. - Это хорошо.

- Да уж... - ответил я и, не удержавшись, вздохнул.

- Переживаешь? - ехидно спросила девушка.

- С какой стати?

- Ну как же - столичная краля, изысканные манеры, верхнее образование... Мечта, кто понимает.

- Не будь язвой. Что было, то быльем поросло.

- Чай, прощаться приходила...

- Ошибаешься, - ответил я сердито. - И вообще - давай этот вопрос замнем... для ясности.

- Ты врешь и не краснеешь. Помаду вытри со щеки, Казанова. Похоже, она облобызала тебя с головы до ног.

Нашла сокровище...

- Не тебе об этом судить! - отгрызнулся я, заводясь с полуоборота.

- Это почему?

- По кочану. Я не твой муж и нечего устраивать сцены ревности.

- Я... ревную!? Ну, ты даешь... - Она даже задохнулась от праведного возмущения. - Нужен ты мне больно.

Нашелся... красавчик. Робинзон, трахнутый молью.

- Киса, не хами. Предупреждаю в очередной раз. Иначе вырежу розгу и отстегаю тебя по мягкому месту.

Похоже, твой папа-полковник упустил этот воспитательный момент, и я теперь вынужден пожинать плоды

его недальновидности и излишней мягкости.

- Не трогай папу! Ты недостоин даже подметки от его сапог.

- Куда нам... - Я положил в ведро три банки мясных консервов. - Простите, принцесса, мужлана за то, что он

осмелился оскорбить вашу сиятельную фамилию.

- Сукин сын!..

Каролина в бешенстве поискала глазами, чем бы в меня запустить. Ее взгляд остановился на кастрюльке с

горячими щами, и я уже начал опасаться, что она может здорово испортить мне шкуру, но тут девушка

опомнилась, и во избежание искушения засунула руки в карманы комбинезона.

Программа перевоспитания на марше, подумал я весело, и направился к выходу. В очередной раз мне

пришлось убедиться, что горбатого только могила исправит.

Каролина безуспешно делала вид, что меня не замечает...

Консервы я брал для того, чтобы не тратить время на охоту, случись задержаться в лесу дольше, чем

предполагалось. У меня всегда был наготове походный рюкзак с самым необходимым и я намеревался

пополнить запас продуктов.

В нем я держал две коробки спичек, (каждая была заключена в герметический "скафандр", представляющий

собой интимное изделие из резины), блок сигарет и мощный электрический фонарик. Кроме того, в рюкзаке

лежали нитки-иголки, небольшой запас патронов, соль, сахар, большая пачка индийского чая, упаковка с

таблетками сухого спирта, бензиновая зажигалка и аптечка с набором медицинских препаратов для первой

помощи.

Там еще находились: острый нож с выкидным лезвием, штопором и приспособлением для открывания

консервных банок, моток тонкой и очень прочной бечевки, две пачки галет, небольшой котелок из

алюминия, миска, солдатская кружка, ложка, вилка, рулон туалетной бумаги и пять или шесть банок

консервов - мясных и рыбных.

Содержание рюкзака я перечислял бессистемно - в точном соответствии с его наполнением; в нем творился

самый настоящий бардак. Я никогда не отличался особой аккуратностью.

Я вышел, не таясь. А зачем? Человек идет в лес, на прогулку. Ружье я разобрал, зачехлил и запихнул в

рюкзак - чтобы не светить. Пусть тот, кто за мной следит (хорошо, если мои соображения на сей счет только

продукт разыгравшегося воображения), думает, что я полностью беззащитен.

То, что я отправился в лес на ночь глядя, не было чем-то из ряда вон выходящим. Летом я поступал так

нередко. Это знали все жители деревни. Поэтому возможный наблюдатель, по идее, не должен был

всполошиться сверх всякой меры.

Но мне вовсе не хотелось, чтобы за мной топали на всем протяжении пути. Наоборот - я хотел оторваться от

слежки как можно быстрее. Поначалу я намеревался устроить засаду. Однако, по здравому размышлению,

изменил свой план.

Если наблюдатель не выдал себя все это время, значит за мной следит очень опытный человек; а может и

несколько. Городского, привыкшего к асфальтированным дорожкам, сюда не пошлют, это точно, поэтому

меня ведет, судя по всему, настоящий лесной следопыт.

Такой вывод подогрел мое ретивое. Обвести вокруг пальца какого-нибудь лопуха - много ли чести? А вот

справиться с асом - это клево. Посмотрим, чему я научился у Зосимы...

Я пошел самым сложным путем - через болото. Несмотря на то, что у самого поджилки тряслись. Один

неверный шаг - и поминай, как звали. Даже надгробие неизвестно где ставить.

Впрочем, мне такой "сервис" не грозил - из родни у меня был только мой ангел-хранитель. А он, как

известно, существо эфемерное, нематериальное, и гранитную плиту водрузить не сможет.

Я шел, - вернее, передвигался черепашьим шагом - не оглядываясь. Впрочем, мне было не до осмотра

местности. Все свое внимание я сосредоточил на том, что называлось тропой; впрочем, так можно было ее

назвать лишь с известной натяжкой.

Тропа пружинила и причудливо петляла по болотистой низменности, нанизывая на себя поросшие

деревьями островки и кочки разной высоты. Временами мне казалось, что вокруг твердая, надежная земля.

Но я знал - ступишь не туда, куда нужно, и зеленая бездна раскроет свою жадную зловонную пасть.

Когда я выбрался на сухую возвышенность, то был взмылен как ломовая лошадь. Мне очень хотелось

немедленно упасть на мягкий мох и полчаса полежать совершенно неподвижно.

Но я сделал лишь полдела. Теперь нужно навострить уши и ждать. Притом не на открытом месте. Это на тот

случай, если наблюдатели рискнуть пойти вслед за мной через топь. В чем я очень сомневался: не зная

местности, даже опытному следопыту одолеть болото очень непросто, как бы не сказать - невозможно.

Я замаскировался на поросшем кустарником пригорке, у края тропы, которая постепенно сглаживала мои

следы. Вокруг стояла звенящая тишина. Комары пока еще не засекли место моей дислокации, а потому я до

поры до времени блаженствовал. И не отрывал глаз от окуляр бинокля.

Мне пришлось кормить комаров не менее получаса: они все-таки вычислили меня, и начали пикировать, как

бомбардировщики. Я намазался какой-то импортной дрянью, однако она была или просрочена, или вообще

предназначалась для чего-то другого, но только не для защиты от кровососов.

Я уже хотел продолжить свой путь, чтобы, вернувшись кружным путем домой, закончить проверку. Но что-

то меня останавливало. И я, удрученно вздыхая и чертыхаясь, оставался на месте. Чтобы продолжить

кормление совсем озверевших комаров.

Неожиданно в окружающей обстановке что-то изменилось. Тропа, которую я преодолевал почти пятьдесят

минут, была не длинной - не более двухсот метров (если не учитывать зигзагов). Мне был виден небольшой

участок - всего ничего. Остальную часть тропы скрывало редколесье. И где-то там, за ширмой из древесных

стволов и веток, происходило нечто интересное.

Оптика бинокля улавливала какие-то мелькания и шевеления, а мои уши слышали тихую возню. Значит, я

не ошибся - за мной шли топтуны. Ах, черт! Совсем худо... Поди, знай, чего они ко мне прилипли. Неужели

начало всплывать мое прошлое?

Нет, не может быть! Потому что не может быть никогда. С прошлым давно покончено. Баста!

Кого могла заинтересовать моя личность?

Выбор кандидатов как будто невелик: опер Усольцев - это еще та рыба, хитрая и скользкая; местный

авторитет Лагин по кличке Чиж - он, конечно, получил по мозгам, но таким дуболомам если уж втемяшится

в голову какая-нибудь блажь, ее и колом не вышибить.

И наконец, неистовый Ильхан, эфемерный муж Каролины. Буде в ее словах хоть малая толика правды, этот

восточный человек может быть страшнее гремучей змеи.

Короче говоря, компашка, которой понадобился мой скальп, притом в срочном порядке, подобралась

серьезная. Я уже не говорю о неучтенных соискателях. А такие вполне могли существовать. Поди, знай...

Но кто из них, кто!? Понятно, что сейчас по тропе идут другие люди - шестерки. Их и раскалывать нет

смысла, все равно ничего не скажут. И не потому, что герои, а по причине совершенно прозаичной - им

ничего не известно.

Есть объект, есть задача - вперед и прямо. Обязан проследить и доложить. Все. Точка. Хорошо сработаешь -

получишь премию. Если у босса будет радужное настроение. Провалишь задание - снимай штаны. В лучшем

случае. А в худшем... Об этом лучше не думать и не говорить.

Как это ни печально, но в начале двадцать первого века человеческая жизнь стала цениться еще ниже, чем в

двадцатом. И это несмотря на огромный технический прогресс и комфортные условия жизни, на множество

разнообразных официальных и полуофициальных комиссий, общественных организаций и международных

судов по защите прав человека.

Все стенания и вопли по поводу огромной ценности, которую представляет собой каждый индивидуум,

независимо от государственной принадлежности, национальности, вероисповедания и цвета кожи, на

поверку оказываются чистейшим блефом, рекламным трюком для оболванивания тех, кто находится в

нижних слоях пирамиды.

Когда нужно, власть имущим глубоко наплевать на все права и свободы, в том числе на неприкасаемость

личности, и даже на человеческую жизнь. И если когда-то людей истребляли поодиночке, то ныне их

отправляют в заоблачные выси пачками.

Подумаешь - бомба туда, ракета сюда... Не очень накладно и эффективно. Главное - почти гуманно. Убийца

не видит лиц своих жертв, а значит его совесть чиста. И бездумного исполнителя кровожадных приказов

никогда не будут мучить ночные кошмары. Единственное, что очень волнует армейских психологов.

Жернова насильственной смерти, запущенные в доисторические времена, исправно работают до сих пор.

Наверное, в этом есть какой-то высший смысл, неподвластный человеческому разуму.

На меня пока никто не покушался. Что ни в коей мере не могло вызвать в моей душе эйфорию. Придет

время, поступит приказ, и...

Но с какой стати на меня поместили под колпак? Я что, разведчик Штирлиц? В чем меня подозревают

правоохранительные органы? (Если, конечно, по моим следам идет наружка милиции или ФСБ).

А кто его знает. Думаю, что меня никаким боком нельзя привязать к найденному в лесу бациллоносителю

сибирской язвы. А в остальном я чист, как младенец. И это истинная правда. По крайней мере, проживая на

"острове", я почти не нарушал закон.

"Почти" относилось к невинным охотничьим забавам, которыми я занимался во внесезонье. С кем не

бывает... За это в худшем случае полагается большой штраф. Но сложная операция с участием наружного

наблюдения ни в какие ворота не лезет. Зачем?

Такие мысли роились в моей голове, пока я пытался пробить взглядом зеленую завесу. Это мне никак не

удавалось, и от досады я даже выругался. Что они там так долго копаются!? Пора бы им выйти на чистое

место, чтобы я мог рассмотреть своих провожатых (или провожатого) в подробностях.

Ответ на мой вопрос пришел быстро и страшно. Поначалу послышались взволнованные голоса, затем

раздался вскрик, а потом над болотами раздался леденящий душу вопль, полный смертельного ужаса.

Он оборвался резко, внезапно, - будто его, как туго натянутый канат, обрезали ножом. Мне ничего не нужно

было объяснять. Трясина приняла на упокоение еще одну грешную душу.

Только теперь я осознал, какую совершил глупость, - даже преступление - потащив за собой топтунов. Но

кто мог подумать, что они решаться форсировать болото?

Что касается меня, то я хотел лишь оторваться от наблюдателей и зайти им в тыл. Чтобы мы на некоторое

время поменялись местами. Интересно, знаете ли, выставить профессионалов полными идиотами. Мне этого

хватило бы. Но самое главное заключалось в следующем: кто предупрежден, тот вооружен; так гласит

старинная пословица.

И вот теперь я ругал себя на все заставки. В какой-то мере простительно, если трясина приняла какого-

нибудь отморозка, подручного Чижа. А вдруг в ямине сгинул сотрудник угрозыска? Усольцев мне ввек не

простит такого облома. Задерет до смерти, ей-ей, - как медведь-шатун глупого барашка.

Выход один - рвать когти. Бежать с "острова" без оглядки. Ах, судьба-судьбина... И что это ты приделала

мне такие длинные ноги? Нигде места себе не нагреваю.

Я прислушался. На месте трагедии царила давяще мертвая тишина. Если был второй, значит, он не решился

продолжить преследование. Стараясь задавить в себе чувство вины, я встал, и неторопливо пошел дальше.

Сегодня я почему-то не хотел возвращаться в деревню. Мне нужно было побыть наедине с природой, чтобы

поплакаться в ее цветастую жилетку.

На лесное раздолье неторопливо опускался серебристо-серый вечер, окантованный золотой рамкой заката.

Глава 18.

Для ночного отдыха во время охоты я поставил на скорую руку в укромных местах несколько примитивных

шалашей. Все они находились рядом с ручьями или возле ключей - без воды не смоешь пот и грязь, не

сваришь суп и не выпьешь чаю. А это очень важные компоненты полноценного лесного отдыха; ведь охоту

трудно назвать работой, особенно в моем случае.

Этот шалаш я соорудил из жердей и лапника на пригорке, удачно вписав в рельеф местности. Его можно

было заметить, только подойдя вплотную. Я расположил шалаш в густом подлеске, замаскировал невысокое

конусообразное сооружение, похожее на миниатюрный индейский вигвам, сухой травой и ветками. Я очень

гордился своим произведением, и в лесных походах останавливался на ночлег чаще всего в нем.

Главным, просто неоценимым, достоинством местности, где стоял шалаш, было почти полное отсутствие

комаров и мошек. Уж не знаю почему. Может, трава здесь росла такая или еще что.

А возможно причина такой аномалии была и вовсе мистической - неподалеку от шалаша я обнаружил

выветренные бесформенные камни, напоминающие языческих идолов. Они составляли круг, в центре

которого находился плоский обломок скалы с углублением посредине.

Я человек не шибко суеверный, но когда первый раз подошел к этому месту, у меня почему-то поджилки

затряслись. Это не был страх; скорее, беспокойство, не поддающееся анализу и логике внутренне

напряжение, вызывающее мрачные мысли.

Больше ходить туда я не решался. Терпеть не могу подобных экспериментов. Излишнее любопытство я

всегда считал пороком...

Впервые за свои лесные скитания я не стал разжигать большой костер, а обошелся маленьким - лишь бы

вскипятить воду для чая. В качестве горючего материала я использовал очень сухие ветки, которые давали

много тепла и мало дыма.

Я пил чай и зло посмеивался над самим собой. До чего дошло - даже в лесной глухомани ты, братец,

празднуешь труса. Кто заявится в эти места, кому ты нужен? Нет, право смешно...

Однако, мое второе "я" не очень праздновало этот сарказм. Оно молча сносило оскорбления и держало

ушки на макушке. Тревога, было исчезнувшая, когда я ужинал, снова восстала из пепла предусмотрительно

потушенного костра и начала царапать сердце крохотными коготками.

Ночь была лунной. Я лежал на охапке сена, служившей мне постелью, и никак не мог уснуть. Мне чудилось,

что лес полнился таинственными шорохами, которые таили угрозу.

Это меня неприятно удивляло - со мной такое случилось впервые. Раньше я спал в лесу как убитый. Мне

нравился кристально чистый лесной воздух и густой, напоенный запахами разнотравья, сенной дух,

действующий на организм словно сильное снотворное.

Но сегодня все было не так. Лес казался чужим, опасным, а в воздухе пахло болотной тиной и еще чем-то,

напоминающим вонь тлеющей самокрутки, которую набили заплесневевшей махоркой. Похоже, древние

идолы балуются по ночам табачком, подумал я невесело ухмыльнувшись.

Напрасно я смеялся. Не нужно было мне трогать тени давно забытых предков. Даже в мыслях. Потому что

едва я такое подумал, как где-то неподалеку раздались осторожные шаги и треск сухостоя.

Ах ты, Господи! Я почувствовал, как сильно забилось сердце, а на лбу выступила испарина. Неужели по

мою душу!? Неужели меня все-таки выследили товарищи того несчастного, который сгинул в болоте?

Стараясь не дышать, я осторожно потянул к себе ружье. Оно было заряжено. Так, на всякий случай. И он,

кажется, уже наступил...

По пригорку, недалеко от моего пристанища, шли люди. Там была тропа, проторенная лесным зверьем. Они

направлялись вглубь леса.

Я слышал тихий говор и видел человеческие фигуры, подсвеченные суматошливыми лучами электрических

фонарей, которыми люди освещали тропу. Они шли уверенно, ходко; похоже, этот путь им был хорошо

знаком.

Как я не прислушивался, мне так и не удалось понять, о чем идет речь. И только когда они скрылись в

неглубокой балке, я понял причину своих затруднений: неизвестные разговаривали на чужом языке!

Мое пионерской прошлое, воспитанное на книгах о Павлике Морозове и героях-пограничниках,

моментально выдало результат наблюдения - шпионы! Но здоровый нигилизм, приобретение последних,

демократических, лет, тут же охладил мой патриотический пыл: остынь, дурилка, нынче шпионы по лесу не

шастают; они разъезжают на "мерседесах" под вполне легальным прикрытием.

Тогда кто эти люди? И что они забыли в наших краях?

Мне тут же на ум пришли те трое, что я повстречал возле таинственного зимовья. Восточные люди... И эти

говорили гортанно. Что, между прочим, ничего не доказывает.

Черт побери! Леса, которые я считал почти девственными, стали проходным двором! Интересно, есть ли в

нашей стране место, где можно уединиться без опасения, что твой личный огород вытопчут туристы или

просто праздношатающиеся бездельники? Вопрос, что называется, на засыпку...

Я так и не уснул до самого утра. Дремал, время от времени вздрагивая от малейшего шороха. Нет, нужно

отсюда выбираться, и побыстрее. Иначе может родимчик приключиться. Я ведь не на тропе войны, когда

состояние полной готовности - обыденное дело. И мне лишняя нервотрепка совсем ни к чему.

В деревню я возвратился кружным путем. Прежде чем зайти в избу, я тщательно обследовал рощицу,

примыкающую к моему подворью. И потерпел полное фиаско. То ли наблюдатели были большими

профессионалами, то ли я оказался никудышным следопытом, но ничего подозрительного отыскать мне не

удалось.

Дома меня ждал сюрприз. На крыльце сидел Зосима и сосредоточенно дымил трубкой. Завидев меня, он

живо вскочил и сказал тихим голосом - почти прошептал:

- Тебя разыскивают... эти...

- Кто - "эти"?

- Дык, которые... ну, в общем, милиционеры.

- Майор? - догадался я с первого раза.

- Ну...

- Что ему нужно? - Мой голос невольно дрогнул.

- Не сказал.

- Понятно... Где он?

- У Коськиных.

- Слушает "политинформацию"?

- Знамо, так...

- И давно?

- Около двух часов.

- Майор один?

- Нет. С ним шофер. Они приехали на "Ниве".

- Неужели "Нива" смогла одолеть топкие места? Чудеса...

Зосима замялся и виновато потупился. Я понял, что он хотел скрыть. И спросил прямо:

- Ты указал, где находятся мостки?

- Дык, я тут ни при чем... - Зосима сокрушенно покачал головой. - Это все Федора... Она рассказала майору

про мостки, и мне поневоле пришлось показывать дорогу. Заставили.

- Не было печали... - Я не сдержался, и выругался вслух.

"Мостки" - это обходной путь, о котором знали очень немногие. Дорога, соединяющая деревню и

полустанок, обычно была разбита и местами представляла сплошное болото. Кто-то из старожилов,

обладающий здравым умом и немалой хитростью, подсказал землякам блестящую идею. И они проложили

по самым топким местам рядом с главной дорогой толстые дубовые бревна, названные мостками.

По обходному пути обычно ездили тогда, когда основная, официальная, дорога становилась абсолютно

непроходимой. (Такое состояние наблюдалось большую часть года, за исключением зимы). Ездили не все,

только избранные. Как Зосима. Ему тайну мостков передал дед.

По осторожным намекам моего приятеля, я заключил, что его дедуля был еще тот фрукт. Не исключено, что

предки Зосимы немного разбойничали - как до революции, так и в годы советской власти. Правда, про то

история умалчивает. Видно мужики были не промах, если не попадались.

Сами бревна заметить было трудно. Со временем они окаменели и погрузились в ил. Но неглубоко. Вода

едва прикрывала мостки, и по ним можно было свободно проехать на телеге и даже машиной - такой,

например, как "Нива", которая имела привод на передние и задние колеса.

Возможно, когда-то обходной путь найти было легче, так как по нему ездили чаще. Но теперь его

использовал только Зосима. И то редко. Поэтому там не было даже колеи - только свободные от деревьев

участки, менее заросшие травой, нежели остальной лес.

- Так вышло... - Зосима тяжело вздохнул.

- Ладно, чего там... Не переживай. Подумаешь - тайна веков. Как приехали менты, так и уедут. Надеюсь, что

вскоре нас отставят в покое. У них других дел невпроворот.

Зосима согласно покивал головой.

- Сказать им, что ты уже пришел? - спросил он, направляясь к калитке.

- Скажи. Только не очень поспешай. Мне нужно полчаса, чтобы привести себя в порядок.

Зосима ушел. А я поторопился проверить, как себя чувствует добровольная узница.

Каролина на мое приветствие лишь вяло кивнула. Видимо, она чувствовала себя неважно, так как была

бледна, а под глазами виднелись темные круги.

- Ты, случаем, не заболела? - спросил я заботливо.

- Не дождешься, - попыталась она изобразить обычную бодрость духа.

- Не нужно хорохориться. Вид у тебя, прямо скажем, не ахти какой. Если больна, так и скажи. Будем лечить.

Лекарств у меня хватает.

- От этого не вылечишь. - Каролина скупо улыбнулась. - Женские дела...

- А-а... - Я поневоле смутился, почувствовав себя неловко. - Понятно...

- Как охота?

- Откуда знаешь, что я был на охоте?

- Ты сегодня на себя в зеркало смотрел?

- Не сподобился. Кроме того, мне и так известно, что я симпатичный мужчина в полном расцвете сил.

- От излишней скромности ты явно не помрешь. Что касается моих умозаключений, то, во-первых, у тебя на

брюках полно колючек, во-вторых, в волосах заплутались стебельки сухой травы, а в-третьих... Это уже

чисто субъективно. От тебя, как мне кажется, пахнет дымом костра, а сам ты какой-то первобытный -

хищный, настороженный. В общем - необычный.

- Не успел расслабиться... - Я ухмыльнулся. - Тебе бы аналитиком служить в какой-нибудь серьезной

государственной "конторе". Глаз - алмаз. А голова - компьютер.

- Не нужно нам ля-ля. Не лакируйте грубую действительность, юноша.

- За юношу спасибо. Меня давно так не называли. А что касается действительности, то ее не украсит даже

импортный позолоченный багет... - Тут я запнулся; мне очень не хотелось ее расстраивать сообщением о

новом набеге ментов. - Кстати, ты сильно голодна? - Чтоб потянуть время, я резко изменил тему разговора.

- Я сейчас на еду смотреть не могу. А ты мозги мне не компостируй. Что-то стряслось?

Каролина пыталась держаться стойко, но ее голос предательски дрогнул.

- Угадала. Правда, пока ничего серьезного, однако... - Я развел руками. - Поживем - увидим. Приехал майор

Усольцев, опер угрозыска. Уж не знаю, что ему еще нужно.

- Обыскивать... не будут? - Она смотрела на меня как затравленный зверек.

- С какой стати?

- Ну, не знаю... Мало ли что...

- Для этого нужны серьезные основания. Лично я пока ничего криминального не совершил.

Я пытался выглядеть уверенным и спокойным. А сам в этот момент думал: "В таких глубинках, как наша,

дорогая, живут не по закону, а по понятиям. Конституционные права для провинциальных бонз и

чиновников чаще всего пустой звук. Так что если пришла беда, то открывай пошире ворота. Хорошо бы мне

ошибиться в своих нехороших предположениях...".

- Ты... не сдашь меня? - Она попыталась заглянуть мне в глаза.

- Милиции? А разве есть за что?

- Нет!

Девушка сказала это чересчур поспешно, и у меня снова появились подозрения.

- Тогда не гони волну раньше времени. И запомни на будущее: свое слово я держу всегда. За что, кстати,

был не раз бит. Как в прямом, так и в переносном смысле.

- Я надеюсь...

- Надежды юношей питают... Одна к тебе просьба: ни в коем случае не выходи наружу. Пока не дам добро,

сиди здесь как мышь в подполе.

- Я буду сидеть... сколько нужно.

- Надеюсь на твое благоразумие. Это, прежде всего, в твоих интересах.

- Да...

- Все, я ушел. Приду только тогда, когда буду уверен, что за мной никто не следит.

- А разве такое возможно?

- Еще как возможно. Но только в том случае, если у кого-то большие проблемы с законом. У меня их нет.

Я поторопился уйти, чтобы успеть до прихода Усольцева побриться и принять душ. Сейчас мне было не до

дискуссий.

Для маскировки - и не только - я захватил из погреба бутылку виски, кока-колу и банку маслин. Как-никак, а

я все-таки жду гостя. Того, что хуже татарина, если верить поговорке.

Глава 19.

Усольцев появился на пороге в тот момент, когда я начал готовить свое фирменное блюдо - карасей в

сметане. Они лежали в холодильнике (уже почищенные), и я не успел их разморозить, но мне нужно было

спешить.

Я надеялся, что аппетитный запах стряпни побудит майора составить мне компанию за завтраком. Чтобы

под рюмку я мог поговорить с ним по душам. Гляди, удастся вытянуть из него хоть какую-то информацию.

- Место встречи изменить нельзя, - с иронией резюмировал я ситуацию, когда он чересчур вежливо, как для

видавшего виды опера, сказал мне "Добрый день". - А вот какой сегодня день - добрый или не очень -

выясниться через некоторое время. Я не прав?

- И да, и нет, - неопределенно ответил Усольцев и устроился в кресле. - Нужно поговорить.

- Для протокола?

- Пока о протоколе речь не идет.

- Пока?

- Не цепляйтесь к словам.

- Лады. Как вы насчет завтрака?

- Я не один...

- Знаю, знаю, с вами сержант-водитель. Но я на него не рассчитывал. Обойдется тормозком. Не велик гусь.

Майор пристально посмотрел мне в глаза и с пониманием кивнул.

- Согласен, - сказал он. - Действительно, нам лучше поговорить тет-а-тет.

Против спиртного Усольцев тоже возражений не имел. Мы быстро проглотили свои порции, опустошив

полбутылки виски, а затем я приготовил кофе.

- Давно я так не кейфовал... - Майор ослабил поясной ремень. - Спасибо.

- Что, заработки не позволяют?

- И заработки не очень, и времени не хватает, чтобы сходить на рыбалку.

- Тогда зайдите на рынок. Надеюсь, там есть рыбный ряд. Или это противоречит вашим моральным устоям?

Он рассмеялся.

- Это идея, - ответил он, закуривая. - Я как-то не додумался. Может, потому, что привык обходиться

бутербродами с вареной колбасой, которая только пахнет мясом.

- Хотите меня разжалобить?

- Почему вы так решили?

- Нынешняя детективная литература изображает сотрудника милиции большим трудягой и почти

дистрофиком, который пьет и ест на бегу (как раз пресловутую варенку), притом нерегулярно, а стресс

снимает дешевой водкой - каждодневно.

- Разве это неправда?

- Насчет трудолюбия спорить не буду. Все зависит от личных качеств сотрудника. Но что касается питания,

то в этом вопросе у меня есть сомнения.

- Какие именно?

- Внимательно приглядитесь к своим коллегам, в особенности к офицерам. Каждый второй из них - ладно,

пусть каждый третий - копия Винни-Пуха. Наверное, их так разнесло от голода.

- А вы - язва... - Усольцев рассмеялся. - Я что, тоже такой?

- Вы - нет, - откликнулся я с преувеличенной живостью.

- Не льстите мне. - Улыбаясь, он похлопал себя по животу. - Я и сам знаю, что нужно сбросить пять-семь

лишних килограммов. Да все недосуг походить месячишко в спортзал.

- Прискорбно...

Усольцев вдруг посерьезнел и пристально посмотрел на меня изучающим взглядом. Я не дрогнул, не отвел

глаз, но внутри появился неприятный холодок.

- Странно... - сказал он задумчиво - будто сам себе.

- Что именно?

- Я хотел вам это не говорить, но теперь считаю такие предосторожности излишними. Мне хочется

побеседовать с вами при открытых забралах.

- А до этого мы были закованы в панцири?

- Почти.

- Вы изъясняетесь загадками. Я, например, так не считаю.

- Тогда как объяснить тот факт, что на мой запрос в Министерство обороны по вашему поводу мне весьма

доходчиво ответили, чтобы я не совал нос, куда не следует?

- Так и написали?

- Я еще смягчил формулировку.

- Непонятно...

- Вот и я о том же.

- А я о другом. С какой стати уголовный розыск так сильно заинтересовался военным пенсионером,

исповедующим уединенный, законопослушный образ жизни?

- Интуиция... - Он неприятно покривился - наверное, попытался вежливо улыбнуться. - Все дело в интуиции.

И кое-каких фактах.

- Например?

- Вам они известны.

- Позвольте с вами не согласиться. Я человек мирный, с работой уголовного розыска не знаком, поэтому

какие-то факты, говорящие о чем-то, для меня темный лес.

- Хорошо, уточним. Во-первых, тот человек, которого нашли Коськины. Во-вторых, заявление Лагина. В-

третьих, неизвестная девушка.

- Все?

- Может быть. А разве этого недостаточно?

- Для вас - достаточно, для меня - нет. Я не вижу связи между этими событиями, которые вы считаете

фактами.

- Пока вас здесь не было, в деревне царили тишь да гладь и Божья благодать.

- Вы рассуждаете, как зловредная свекровь. Для нее во всем виновата только невестка.

- Не скажите. Что касается найденыша - пусть его. Но как вы отметелили Чижа и его отмороженных

дружков - это нужно было видеть. Жаль, что меня там не было...

- Я говорил, что хорошая драка мне не в новинку. По молодости ходил с дружками стенка на стенку.

Прежние навыки не забылись. А что касается вашего запроса в Министерство обороны, так ведь я имею

высшее техническое образование. Это о чем-нибудь вам говорит?

- Возможно. Намекаете, что служили в каких-нибудь засекреченных технических войсках? Пусть так.

Оставим эту тему. Есть другие, более важные. Не буду скрывать, я еще раз побеседовал с Лагиным и его

шестерками. Уточнил некоторые детали вашего... знакомства; скажем так. Интересная открывается картина,

доложу я вам. Вы не находите?

- Я ничего не терял, а потому и найти не могу.

- Будет вам... Не ерничайте.

- А вы не злитесь. Я хотел бы услышать что-то более конкретное, если пошел такой разговор.

- Пожалуйста. Как выяснилось, вы все-таки встречались с Чижом... несколько раньше.

- Без протокола?..

- Я обещал. - Мне показалось, что Усольцев даже обиделся. - Разговор между нами.

- Было дело. Да, действительно, я знаю этих уродов. Имел несчастье познакомиться, когда они приезжали

глушить рыбу электротоком в нашем озере.

- Это ближе к истине. Как они мне признались, при первой вашей встрече вы на них не произвели должного

впечатления.

- Так ведь раз на раз не приходится. Первый раз они мне бока намяли, а потом я немного повеселился.

Поэтому считаю, что мы квиты.

- История, конечно, не совсем прозрачная... Ну да ладно.

- Как вас понимать? Что значит - "не совсем прозрачная"? Вы считаете, что я лгу?

- Я так не сказал. Однако, здесь есть некая несообразность. Ведь вы хороший спортсмен. Не так ли? Так! Но

почему-то пытаетесь это скрыть. Я уверен, что и в первый раз вы могли им вправить мозги по полной

программе. Но не захотели. Почему?

- Пожалел. Тогда я еще не предполагал, с каким дерьмом мне пришлось столкнуться.

- Может быть... - В его голосе звучало сомнение; да, Усольцев мужик ушлый, его вокруг пальца обвести

трудно. - Но вот Лагин утверждает, что девушка, про которую вы говорили, что она вам малознакома, на

самом деле является вашей спасительницей. Она угрожала им ружьем.

- Это ни о чем не говорит. Она как раз пришла ко мне... кажется, что-то попросить... какую-то мелочь. Точно

не помню. И увидела в окно, что меня бьют. Мое ружье обычно висит на стене, вот она и пальнула в воздух,

чтобы разрядить обстановку.

- Разрядила?

- Еще как. По крайней мере, я отделался несколькими синяками. Всего лишь. А могло быть гораздо хуже.

- Наверное, вы очень признательны ей...

Как же, сейчас все выложу! Возьму и расчувствуюсь, распахну душу. И начну лепетать о любви к

ближнему, о своих чувствах к Каролине. Когда мент мягко стелет, спать приходится на жестком. Эту

прописную истину мне вдолбили еще в детдоме.

- Как вам сказать... Не так, чтобы очень, но в какой-то мере - да. Однако не настолько, чтобы стать перед

нею на задние лапки и умильно вилять хвостом. Я уже говорил вам, что она мне не по карману.

- Так ведь она за вас замуж и не собирается. Но для других целей... скажем, пообщаться за чашкой кофе,

вместе позагорать, половить рыбу... ну и так далее - эта девица в самый раз. Вы ведь человек холостой, не

обремененный какими-либо обязательствами. Я не прав?

- Исключено. - Я постарался, чтобы моя реплика прозвучала как можно категоричней. - Я чересчур ценю

личную свободу, чтобы поступиться даже в малом.

- Пусть так... - Он на мгновение задумался - видимо, на что-то решался. - Касаемо девушки... - наконец

начал Усольцев, все еще пребывая в сомнении. - Где она сейчас?

- А полегче у вас нет вопросов?

- Нет! - отрезал он с металлом в голосе. - Я хочу ее видеть.

- У нас разные желания. Я, например, особого желания увидеть пусть и свою спасительницу не испытываю.

- Она куда-то исчезла. Так мне сказали Коськины, у которых девушка квартировала.

- Да ну? - удивился я настолько фальшиво, что сам себе стал противен.

Усольцев посмотрел на меня с подозрением.

- Надеюсь, вы не думаете, что я убил ее, расчленил и скормил диким зверям? - спросил я, изображая обиду.

- В моей практике и такое случалось, - отпарировал майор.

- Спасибо на добром слове.

- Не обижайтесь. Я хочу найти эту дамочку.

- Ищите, - отрезал я. - Интересно, на кой она вам нужна? Неужели она совершила какое-то серьезное

преступление? Надеюсь, измена супругу (если эта фифочка замужем и наставила ему рога) пока не

классифицируется как измена родине.

- Мне она нужна, - упрямо боднул головой Усольцев.

- А я тут причем?

- В последний раз ее видели, когда она шла в сторону вашей избы.

- То есть, в сторону озера.

- Нет, все-таки избы. - Майор был настойчив.

- Тогда мне остается возвратиться к собственному предположению, что я маньяк. И вы просто обязаны

обыскать мое жилище. Вдруг найдете хотя бы вещи девушки. А как иначе?

- Спасибо за подсказку, - сердито сказал Усольцев. - Я говорю совершенно серьезно.

- А я не менее серьезно отвечаю: не знаю я, куда она могла деться. Ее рюкзак вы нашли?

Я мог бы про рюкзак промолчать, но был уверен, что деревенское "информбюро", старики Коськины, уже

доложили майору все известные им подробности пребывания Каролины в деревне, а также не преминули

живописать ее одежду и прочие вещи. Поэтому я решил проявить гражданскую сознательность,

предполагающую полную откровенность с людьми из органов.

- Нет. Из вещей в комнате остались только... пардон, трусики и майка.

- Вот видите...

- И что я должен видеть?

- Раз нету рюкзака, значит, девушка покинула деревню.

- Почему вы так считаете?

- Она держалась за него, как нечистый за грешную душу.

- Это интересно... - Майор подобрался, как перед прыжком. - Расскажите мне про рюкзак подробней.

Я пожал плечами. Меня и самого в какой-то мере интересовал рюкзак Каролины, но я попридержал свое

любопытство. У каждого есть маленькие тайны личного характера. И негоже посторонним без особой

нужды совать в них нос.

- А что рассказывать? Рюкзак, он и есть рюкзак. Самый что ни есть обыкновенный. Набитый доверху

вещами. Тяжелый. Все.

- Значит, тяжелый... - Усольцев быстро потер ладонями, будто его зазнобило.

- Не так, чтобы очень, но и не пушинка.

- Как вы думаете, в какую сторону она могла направиться?

- Ну, вы спросили... Отсюда есть только одна дорога. Та, по которой вы приехали. Остальные направления

ведут в трясину, на верную смерть. Если не верите мне, спросите Зосиму.

- Спрашивал. Он говорит то же самое, что и вы. Но на станции и в районе девушку никто не видел.

- Создается впечатление, что она единственный представитель женского пола на всю округу. Девушка могла

затеряться среди пассажиров. При всей своей привлекательности, она мало чем отличается от себе

подобных особей.

- Что верно, то верно... - Майор задумался.

Я в это время тоже лихорадочно размышлял. Но вовсе не о том, о чем думал Усольцев. У меня в голове

вертелись картины, которые я нечаянно подсмотрел в лесу: возле зимовья, на болоте и вблизи шалаша.

Сказать или не сказать? Сказать или?.. Если бы я был на все сто процентов уверен в порядочности майора...

А вдруг он на содержании у мафиозных боссов, вооруженные боевики которых шастают по лесам? Что в

таком случае со мной станется, гадать не приходится. Одним словом - амбец. Что печально и нежелательно.

Черт побери! Никому нельзя верить. Так меня учили. Даже самому себе. А точнее - если и верить себе, то в

последнюю очередь.

Человек слаб и лукав. Он всегда находит оправдание любым своим поступкам. Даже самым омерзительным.

И этот душка-майор, истинный профессионал, на поверку может оказаться таким сукиным сыном, что на

нем клеймо негде будет поставить.

Деньги - страшная вещь. Они могут и абсолютно порядочного человека превратить в скотину. А что

говорить о тех, кто просто жаждет оскотиниться.

Итак, что же получается? Расскажу майору о подозрительных личностях, которые встретились мне в лесу -

могу остаться при своих бубновых интересах. И вдобавок с дыркой в башке.

Не расскажу - буду потом остаток жизни сожалеть, что поступил как последняя сволочь. Как трусливая

сволочь. Оправдание, у меня, конечно, есть. Наготове. Каждый должен заниматься своим делом и не лезть в

чужую парафию. Тем более, что я не на государевой службе. Частное лицо. Которому никто не доверял

наблюдать за общественным порядком.

Так-то оно так... А совесть? А истовое желание повернуть время вспять - чтобы в деревне снова стало тихо и

мирно, как прежде? Да-а, задачка - со сплошными неизвестными...

Что делать, будь оно все неладно!?

- Значит, вы не знаете, где сейчас находится девушка? - спросил, вставая, Усольцев.

- Не имею понятия.

- Тогда позвольте откланяться... - Он направился к двери. - Еще раз большое спасибо за угощение. Очень

вкусная рыба.

Майор остановился у порога, потоптался в раздумье, а затем, обернувшись, сказал:

- Вот что... Иво, будьте осторожны. Я не зря спрашивал про девушку. Ею сильно интересуются очень

нехорошие люди с большими связями и еще большими деньгами. Мой вам совет - не становитесь у них на

пути. Бывайте...

Он быстро вышел - наверное, чтобы избежать расспросов. Но у меня такого желания не было. Я лишь

задумчиво сказал ему вслед:

- Пока, Николай Николаевич...

Мыслей в голове накопилось, хоть отбавляй.

Глава 20.

Ну не сказал и не сказал. Чего себя казнить? Написать в органы подметное письмо? Поздно, уже слишком

поздно. Бросить в почтовый ящик его может только Зосима, но теперь он на крючке и не исключен вариант,

что за ним тоже тянется "хвост". А подставлять старика - это последнее дело. Вот такая получается

петрушка.

Спать, несмотря на бессонную ночь, совершенно не хотелось. Давно мои нервы не были на таком взводе...

Немного поразмыслив, я решил отправиться на рыбалку. И запасы свежей рыбы нужно пополнить (тем

более, что теперь мне приходилось учитывать и Каролину), и на свежем воздухе хорошенько обдумать

сложившуюся ситуацию.

Мне хотелось зайти к девушке, но я сдержал свой порыв. Я догадывался, каково ей сейчас пребывать в

полном неведении, и мне было ее жаль. Но рисковать без особой нужды я просто не имел права.

В свете того, что сказал мне на прощанье Усольцев, девушку ждут серьезные неприятности. Кто мог

гарантировать, что за моей избой снова не установлено наблюдение? Поэтому частые походы в погреб

могут вызвать подозрения. Ведь у наблюдателей, кроме глаз и ушей, есть еще и интуиция. Противника

нельзя недооценивать.

Взяв удочки и садок для рыбы, я направился к берегу. Там меня ждал сюрприз: в воде, словно морж шумно

плескаясь и отфыркиваясь, купался Пал Палыч. Это было что-то новое. Обычно он никогда не покидал

четырех стен своего узилища.

Его одежда лежала на траве, а возле нее был накрыт "стол" - расстеленная газета, на которой стояли

литровая бутылка водки и граненый стакан. Закуска не отличалась изобилием и особым изыском: несколько

ломтиков сала, зеленый лук, три вареных яйца, соль в спичечном коробке и фирменный хлеб бабки Дарьи.

- А, юноша... - Пал Палыч приветственно помахал мне рукой. - Как дела?

- Раз живой, значит, уже хорошо.

- Верно сказано. - Он вышел из воды, отряхиваясь, как спаниель. - По нынешним временам просто жить -

уже роскошь.

На удивление, Пал Палыч был абсолютно трезв. Или мне так показалось. Впрочем, для него, чтобы

надраться до положения риз, одной-двух бутылок не хватало. А до вечера еще было далеко.

- Составь компанию. - Пал Палыч широким жестом указал на расстеленную газету. - Извини, что без

разносолов.

- Не рано ли? - Я указал на солнце, которое безмятежно купалось в белой пене облаков.

- Раньше выпьешь, раньше протрезвеешь. Чтобы повторить процесс с самого начала. Садись, садись, не

кочевряжься. Ты вроде парень свойский. Да и куда тебе спешить?

- Спешить как будто некуда... Хотел вот рыбки наловить.

- Не волнуйся, из озера она не сбежит. Успеешь. Надолго я тебя не задержу. Примем на грудь по полкило - а

там видно будет.

- Ну, раз так...

Мне не оставалось ничего иного, как бросить снасти и сесть напротив Пал Палыча, уже откупорившего

бутылку.

- Извини, что не взял второй, - сказал он, протягивая мне почти доверху наполненный стакан. - Не

предполагал, что встречу интересного собеседника. Уж не побрезгуй.

- О чем разговор...

Я быстро выпил, чтобы не задерживать посуду. Пал Палыч тоже не стал медлить - махнул стакан, как за

себя кинул, и даже не поморщился. Водка была очень даже ничего и, соединившись в желудке с виски,

выдала на-гора хмельную эйфорию.

До этого, несмотря на изрядную дозу спиртного, которую я осилил на пару с Усольцевым, у меня не было

ни в одном глазу. Наверное, сказывалось большое нервное напряжение. Ведь не каждый день приходится

принимать в своей избе представителей закона.

- Пошла? - с неподдельным интересом спросил Пал Палыч и с хрустом начал грызть зеленые перья лука.

- Как сплетня по деревне... Отличная водка.

- То-то... Плохую не держим. А ты закусывай, закусывай. Или сразу по второй, чтобы трубы не пересыхали?

- Нет, нет! - Я быстро схватил яйцо и начал очищать его от скорлупы.

- Попробуй сало. Продукт для пикников и походов незаменимый.

- Это точно... - Сало и впрямь было восхитительно нежным, розоватым на срезе и пахло соломенным

дымком. - Зосима расстарался?

- Ну... - Несмотря на приглашение закусить, сам Пал Палыч удовлетворился зеленым луком.

- Медицина уехала? - спросил я, лишь бы что-то сказать.

- Вчера. Ты тут будь осторожней. Не забывай о дезинфекции. Для этого дела водка - лучший

антисептический препарат. Поверь моему опыту.

- Они что-то нашли? - прикинулся я чайником.

- Нет. В деревне не нашли. А вот в округе - это да. Про сибирскую язву слыхал?

- А как же.

- Объявилась намедни. - Он нахмурился и тряхнул головой - наверное, расшевеливал сонные мысли. -

Одного только не пойму... А, пусть их... - Пал Палыч махнул рукой. - Было бы о чем мозги сушить.

- Что вам непонятно? - проявил я настырность.

- Все непонятно. Раньше сибирская язва тоже гостила в наших краях, - редко, однако бывало - но чтобы по

этому поводу приезжали врачи из центра - такого не помню. Своими силами справлялись. А тут... целая

толпа. Не хухры-мухры - доктора наук.

- Просто теперь верховная власть стала больше уделять внимания глубинке. Всего лишь.

- Ну, ты такое сказал... - Он коротко хохотнул. - Нужны мы верховной власти, как прошлогодний снег. У

них там сейчас идет схватка за теплые места поближе к трону - выборы губернаторов. - Это он сказал с

завистью; и тяжело вздохнул.

- Возможно, - ответил я неопределенно, чтобы не спорить. - В политике я не силен.

- А в чем ты силен? - Пал Палыч смотрел на меня с каким-то странным выражением на несколько

обрюзгшем лице.

Разговор начинал мне нравиться все меньше и меньше. Пал Палыч вдруг стал загадочным, как сфинкс. Он

был вовсе не глупым человеком, и это обстоятельство меня настораживало. С ним нужно ухо держать

востро.

- В рыбной ловле, - ответил я с бахвальством человека, пребывающего на хорошем подпитии.

- Кто спорит... - Пал Палыч загадочно ухмыльнулся. - Давай выпьем.

Теперь он налил мне полстакана. Наверное, хотел растянуть удовольствие.

Мне стало совсем хорошо. Даже появилось наплевательское настроение - на все и вся. Да хрен с ними, со

всеми этими ментами, топтунами, бандитами, таинственными зимовьями и блуждающими по лесу

бациллоносителями вкупе с сибирской язвой!

Что ты мечешься, Иво Арсеньев!? Живи и радуйся, что тебя пока не прессуют как бобика. И вообще - не

появись в деревне Каролина, на дачника, которого ничто, кроме охоты и рыбалки, не интересует, никто даже

внимания не обратил бы. Вот зараза! Убил бы эту стервочку...

Черт! Ну и мысли... Но что, все-таки, хочет сказать Пал Палыч? Хочет и не решается. Или цену набивает?

Опытные аппаратчики это умеют.

- Что-то вы, Пал Палыч, не договариваете. - Я решил не ходить вокруг да около. - Давайте начистоту. А то

вы начали изъясняться загадками.

- Загадками? Ну что ты, мил дружочек... хе-хе... - Пал Палыч нехотя рассмеялся, глядя на меня враз

посерьезневшими глазами. - Мне тут не до загадок. Даже муторно стало, когда я их увидел. Думал, по мою

душу. А оказывается... Давай выпьем. Радостей в жизни не так много. И их нужно ценить по самому

высокому счету. Живи одним днем и радуйся, что живешь. Выпьем...

Я едва удержался от дальнейших расспросов. Пал Палыч уже начал приоткрывать створки раковины, где он

прятался как устрица. Время терпит.

Мы снова выпили. На этот раз Пал Палыч закусил основательно - по его меркам; он съел кусочек сала и

горбушку.

Я смотрел на собутыльника с удивлением. Куда девались жировые отложения на его теле? За неделю -

может, немного больше - он как-то подобрался, уплотнился, что ли.

Теперь сквозь шерсть на груди и на спине (Пал Палыч был волосат как обезьяна) начали просматриваться

довольно внушительные мышцы. Наверное, в молодые годы он занимался спортом, возможно даже был

профессионалом.

Рецепт для желающих быстро похудеть, подумал я с иронией: две недели сутками напролет пить спиртное и

не закусывать. Если не умрешь от инфаркта или не сгоришь от водки, положительный результат обеспечен.

Наглядное пособие для рекламы - Пал Палыч.

- Вернемся к нашим баранам, Пал Палыч, - сказал я, определив по его посоловевшим глазам, что пора

продолжить наш доверительный разговор. - О ком вы говорили?

- А... Ты снова об этом... - Его потухший взгляд прояснился, ожил, и он посмотрел на меня остро и

испытующе. - Нехорошие люди бродят по деревне, юноша. Оч-чень нехорошие. О какой-то девке

расспрашивали... И о тебе. Поостерегись.

- Милиция?..

- Я ведь сказал - нехорошие. А милиция, при всем том, лишь исполняет свой долг. Это слуги. Каков хозяин,

таков и слуга.

- Тогда кто? И как они выглядят?

- Наглые, - коротко ответил Пал Палыч.

Я почти удовлетворился его ответом. Нормальный, порядочный человек наглостью не отличается. Значит,

топтуны, которых выпустили на мой след, скорее всего люди Ильхана (или как там его), ищущего свою

красотку. Быстро они добрались до деревни... Кто-то навел их на след.

Усольцев?.. Нет! Не хочется этому верить. Видимо, Саидов. Он прямо пожирал меня глазами, когда зашла

речь о Каролине. Хорек в погонах...

Впрочем, я мог и ошибиться. Если человек не понравился с первого взгляда, это еще не значит, что он

проходимец или негодяй. Просто он другой, не соответствующий твоим стандартам.

- Где вы их встретили?

- А я не встречал. Они сами ввалились в мою комнату.

- Даже так... Зосиму они тоже расспрашивали?

- Его как раз дома не было.

- Вы говорили ему про непрошеных гостей?

- Зачем? - Пал Палыч пожал плечами. - Такой незначительный инцидент... К Зосиме он не имеет ни

малейшего отношения. В отличие от тебя... и этой девушки. Кстати, кто она?

- Приблудная. Говорила, что дачница.

Я не стал особо распространяться на эту тему. Из разумной предосторожности. Пал Палыч все еще был для

меня темной лошадкой.

- Дачница... Может быть. Только почему ее ищут? И явно с нехорошими намерениями. Непонятно... Ладно,

не будем забивать голову разными мелочами. А с какой стати они тобой заинтересовались? - Пал Палыч

глянул на меня исподлобья.

- Вам нужно было у них спросить. Понятия не имею. Может потому, что я имел несчастье угостить эту

девицу обедом.

- Это многое объясняет. - Пал Палыч многозначительно кивнул. - Дело молодое... - На его лице появилась

сальная ухмылка. - Дачные забавы...

Я не стал его разубеждать. Пусть думает, что хочет.

- Как они выглядят? - спросил я. - И сколько их было?

- Выглядят обычно, - коротко ответил Пал Палыч.- А в избу заходили двое.

- Что значит обычно?

- Как мы с тобой. Две руки, две ноги, голова... Ни рогов, ни хвоста я не заметил. Только рожи у них хамские.

И глаза словно шилья. Так и ширяют. Кстати, они просили меня не распускать язык. Притом, настоятельно.

Угрожали... Я не должен был тебе о них рассказывать.

- Спасибо, Пал Палыч. От всей души спасибо. Я этого не забуду. Но я спрашивал о другом. Какие они:

высокие или низкорослые, рыжие или черноволосые, носы крючком или картошкой?..

- А зачем тебе?

- Чтобы при встрече на узкой дорожке сделать ноги. Я не герой, не богатырь, и очень не люблю, когда меня

бьют, особенно по лицу.

- Ты думаешь, они на это решатся? Не вижу причины.

- А придурки и хамы избивают без причин. Ради забавы.

- Что верно, то верно... Значит, тебе нужны приметы.

- Вроде того.

- Я плохой физиономист... - Он задумался, наморщив лоб. - Один из них конопатый, волосы у него какие-то

бесцветные - серые, что ли. А глаза светлые, с голубизной. Рост средний. Второй черный, как ворон.

Высокий. Очень неприятный тип. Говорит без акцента, но мне кажется он кавказец. У него поперек горла

шрам. Вот и все, что я помню.

- Вы неважного о себе мнения. Я вижу их будто они нарисованные. У вас глаз - алмаз.

Польщенный Пал Палыч смутился и даже немного порозовел. Проняло, подумал я не без самодовольства.

Лесть - опасное оружие. Особенно в искусных руках.

Мне приходилось знавать прожженных льстецов, которые без мыла лезли в одно место. Чуток зазеваешься -

и ты уже в сетях. Чтобы избавиться от такой зависимости, нередко приходится рубить по живому.

- Спасибо, Пал Палыч, за угощение. Пойду...

- Э-э, нет, погоди! А на посошок?

- Ну, если на посошок... Но только полстакана!

- Как скажешь, дорогой, как скажешь...

Эта порция уже была лишней, но я постарался не ударить в грязь лицом и выпил водку залпом. Пал Палыч с

удовлетворением кивнул.

Теперь я был для него своим человеком, почти другом.

Глава 21.

Как земной шар вертится вокруг своей оси, так теперь деревенские события последних дней вращались

вокруг Каролины. Куда не повернешь, везде натыкаешься на неприятности, так или иначе связанные с

девушкой. Кара небесная, право слово.

Меня теперь точно не оставят в покое, в этом я был абсолютно уверен. Интересно, почему они не пришли ко

мне сразу, а начали издалека? Расспросы, слежка...

Объяснение могло быть однозначным - через меня они хотят выйти на след Каролины. Возможно, они

считают меня ее другом или телохранителем. Поэтому пока они не увидят ее воочию, вся эта бодяга может

тянуться достаточно долго.

Нет, здесь я ошибаюсь. У них просто терпения не хватит. А значит... То и значит, что могут применить ко

мне жесткий вариант - мордобитие и горячий утюг на живот. С них станется.

Но что совершила Каролина? И почему Усольцев так настойчиво расспрашивал меня о рюкзаке? Кстати, а

где он теперь? Девушка пришла ко мне без своей ноши. Спрятала? В каком месте? Скорее всего, в избе или

на подворье стариков Коськиных. Возможно и в лесу - в дупле дерева или под каким-нибудь пнем.

А может спросить Каролину напрямую об истинных причинах ее побега? Хотя бы для того, чтобы знать,

чем может закончится моя товарищеская помощь беглянке. По крайней мере, тогда я точно буду знать, как

действовать дальше.

Спроси, Иво, спроси... Так она тебе и ответит. Это еще тот фрукт. Женская душа - сумерки. А душа

Каролины - вообще темная ночь; только не северная - холодная, а южная - горячая и страстная.

Удивительная девушка. Отчаянная, бескомпромиссная, напористая и в то же время хитрая, по-змеиному

гибкая, обладающая способностью мгновенно менять ориентацию и ускользать из расставленных ловушек.

Опасная особа...

Так размышлял я, сидя над удочками на своем самом заповедном месте. Это была узкая длинная коса,

напоминающая огромный коготь ископаемой птицы. Ее начало терялось в камышах, произрастающих из

топи. Поэтому пробраться на косу без опасений за свою жизнь мог лишь человек, которому была хорошо

известна ведущая туда единственная тропа.

Конечно, к косе можно подплыть. Но лодки деревенских стариков давно пришли в негодность. Их никто не

ремонтировал, не конопатил, а потому они годились разве что на дрова.

У меня тоже была лодка. Но в отличном состоянии. Мне продал ее Зосима - не без задней мысли: и деньги

получил, как с куста, и за лодкой есть кому ухаживать, и в любое время он мог использовать ее для личных

нужд.

Я потратил две недели, чтобы собственноручно привести ее в порядок. С лодки я ловил рыбу покрупнее -

когда на меня находил такой стих. А это случалось редко.

Обычно мне хватало той мелочи, которую я брал без особых усилий, прямо с берега. Впрочем, мелочью

карасей с ладонь длиной назвать было трудно.

Свою лодку я держал на косе, в камышах. Не рассохнется, всегда под рукой и главное - хорошо спрятана от

чужих нескромных глаз.

Иногда я переправлялся на другой берег. Но только для того, чтобы изучить местность. Вдруг эти знания

когда-нибудь пригодятся.

Сегодня песчаную косу для рыбной ловли я выбрал не случайно. Мне хотелось побыть наедине со своими

мыслями и в полной безопасности. Я не думал, что наблюдатели (вдруг они по-прежнему следят за мной)

еще раз сунутся в камыши, не зная брода. Если они, конечно, не полные идиоты.

Меня нельзя было увидеть с берега, так как коса поросла деревьями и кустами. Я сидел в тени на окоренном

топляке. В свое время я выволок его на берег и приспособил под скамью. На удивление, клев был

отменным, несмотря на полуденные часы.

Но меня волновали совсем иные проблемы, нежели заполнение садка. Все операции, сопровождающие

рыбную ловлю, я проделывал чисто механически. Мои мысли витали в немыслимых далях...

Домой я вернулся, когда стемнело. Рыба лежала в садке уже готовой к жарке. Как-то поначалу я занялся

потрошением и чисткой улова в избе. И после этого выгребал рыбью чешую из комнаты почти месяц. Все

это время чешуйки появлялись в самых неожиданных местах, даже в постели.

Избу обыскивали. Я это понял сразу, как только переступил порог. Обыскивали вполне квалифицированно,

но не настолько чисто, чтобы я не смог это определить.

После недавних событий я начал ставить заметы. Не стану их перечислять, однако смею уверить, что даже

мышь не сможет пробежать по избе, не оставив видимых следов. Для меня видимых, но не для тех, кто

пытался их не оставлять.

Вот гады, подумал я беззлобно. Ну что можно было найти в избе? Деньги и документы я держал в сейфе,

который сейчас "сторожила" Каролина, а ружье взял на рыбалку, завернув его в кусок старого пледа (чтобы

не бросалось в глаза). Остальное я считал барахлом.

Оружие я прихватил с собой на всякий случай, когда распрощался с Пал Палычем. Его сообщение о наглых

и любопытных сверх всякой меры незнакомцах еще раз напомнило мне, что даже в деревне, средь бела дня,

меня могут настичь большие неприятности. Я не хотел, чтобы меня захватили врасплох и взяли тепленьким,

голыми руками.

У меня начало произрастать твердое убеждение, что вокруг нашего "острова" сплетается сеть. Возможно, я

ошибался: сеть была гораздо больших размеров. Не суть важно. Мне не хотелось попадаться даже в

маленький сачок. Но кто эти мастера по ловушкам? И что им, черт побери, нужно!?

Нет ответа, нет ответа... Мой компьютер в голове явно был не в состоянии решить эту задачу.

Я не стал мешкать и принялся готовить ужин: сварил уху и поджарил рыбу с разными специями, но уже без

приевшейся сметанной заливки; так сказать, для разнообразия. Мне рыбные блюда нравились и никогда не

приедались, чего я не мог гарантировать в отношении Каролины.

Впрочем, меня ее гастрономические вкусы в данный момент волновали мало. Пусть ест, что дают. Я не

подписывался снабжать затворницу разнообразной и вкусной едой.

Я стряпал и напряженно размышлял. При этом мимолетом отметил, что если так пойдет и дальше, - в

смысле усиленной работы мозгами - то у меня есть шанс стать великим мыслителем, почти Спинозой.

Значит, за мной по-прежнему ведется достаточно серьезное наблюдение. И теперь оно перешло во вторую

фазу, когда к объекту подходят вплотную, не особо волнуясь, что он заметит слежку. Ну, а третья фаза

обычно начинается и заканчивается одновременно. Это когда вступает в дело группа захвата.

Кто? Неужели люди Усольцева? Нет, не похоже. Он не мог не отреагировать на гибель своего оперативника

в трясине. Это было бы чересчур. У милиционеров нет такой психологической закалки.

Она нарабатывается годами, в специальных учреждениях. Человек должен научиться отключать эмоции от

сознания, что неимоверно трудно. Каменная маска вместо лица бывает только в книгах. На самом деле

опытный физиономист может заметить волнение по биению жилки на виске, по суженным или

расширенным зрачкам, по капельке пота, как будто без видимых причин появившейся на челе.

Значит, бойцы Ильхана, чтоб его?.. А если нет? Если топтунов интересует не Каролина, а моя светлая

незапятнанная личность?

От таких мыслей мне мгновенно стало не по себе. Дела давно минувших дней? Или меня вычислили

кавказцы, которые облюбовали найденное мною зимовье? И теперь ждут удобного момента, чтобы спрятать

концы в воду? В прямом смысле этого слова.

Да, брат, попал ты в переделку... Нужно что-то делать. Иначе будет поздно. Гадать можно до бесконечности,

но толку с этого мало. Хуже нет сидеть на бочке с порохом и теряться в догадках - подожжен фитиль или

нет?

В такой ситуации даже самый твердокаменный человек теряет уверенность в своих силах и возможностях. А

что тогда говорить обо мне, праздном прожигателе жизни, размягченном дачными прелестями до состояния

примитивного обывателя...

Я понял, что сюрпризы продолжаются, едва спустился по ступенькам в погреб. Устроившие обыск открыть

дубовую дверь погреба вряд ли смогли бы, так как замок был настоящим чудом, сотворенным кустарем-

одиночкой, притом в далекие времена, - скорее всего, в годы первых пятилеток. Большой увесистый ключ

поражал вычурностью и сложностью бородки. Теперь такие не делают.

Обычно ключ от погреба я хранил в сенцах, на притолоке, в специальном углублении, закрытом планкой.

Найти его как будто и не трудно, но только не горожанину, незнакомому с маленькими крестьянскими

хитростями. Притолока с внутренней стороны входной двери являлась последним местом, где

неискушенный в сельских реалиях человек искал бы тайник.

Ключ никто не трогал, замочная скважина была девственно цела, в погреб никто не входил, но что-то в нем

изменилось - почти неуловимо, на интуитивном уровне. И главное - я не мог понять, что именно.

Весь во власти сомнений, я огляделся, но все было на своих местах; и только возле бочки с солеными

груздями виднелась свежевырытая мышиная норка. Я тихо ругнулся: опять нужно ставить мышеловку. Или

заводить кота. Мыши для нашей деревни были настоящей напастью, особенно к осени, когда серая братва

начинала искать укромные уголки для зимовки.

И лишь когда я очутился в тайном помещении, мне стали понятны мои колебания. Каролина исчезла.

Некоторое время с остолбенелым видом я смотрел на смятую постель, пытаясь восстановить события,

произошедшие здесь в мое отсутствие. Но следов борьбы или насилия я так и не заметил.

Я быстро нырнул в лаз и осмотрел крышку люка запасного выхода. Она была не заперта. Значит, Каролину

не забрал нечистый, она не испарилась и не выпала в осадок, а просто смылась. Или, что совсем худо, ее

умыкнули.

Но каким образом? С поверхности люк нельзя было заметить. Он находился под стожком старой соломы,

образовавшим шалаш. Выход из шалаша (небольшое отверстие - только чтобы человек мог протиснуться)

закрывал густой рябиновый куст. То есть, все было сделано, как говорится, тип-топ.

Итак, таинственная мадмуазель решила не искушать судьбу и помахала мне ручкой. Мысленно. Ну что же,

каждый человек сам себе хозяин-барин. Скатертью дорожка, кара небесная...

А может, она просто вышла погулять, как это уже было? И это после моих предупреждений... Тогда она

просто дура. Нет, нет, Каролина точно ушла с концами!

Я невольно вздохнул с облегчением. Похоже, большая часть моих проблем решилась сама собой. Что не

могло меня не радовать.

Прежде, чем покинуть лаз, я некоторое время размышлял над проблемой: запирать люк на засов или нет? Я

как-то не подумал, что в крышку нужно врезать еще и какой-нибудь простой замок. Чтобы можно было

входить в тайник с двух сторон - по ситуации.

Решение пришло неожиданно. И совсем не такое, как можно было предположить. Я не стал трогать засов.

Уж не знаю почему. Воры в деревне не водились, а те, кто топчут за мной тропинку, если будет нужно, или

взломают люк, или взорвут. Они особо церемониться не будут.

Уже закрывая дверь погреба, я неожиданно подумал: Иво, неужели ты надеешься, что Каролина вернется?

Что она лишь вышла куда-то на часок; ладно, пусть на несколько? Вот идиот...

И все-таки люк я не запер.

Едва я вошел в избу, как кто-то постучал в окно. Каролина! Я метнулся в сенцы и, не спрашивая, как это

положено в глухомани (и не только) "Кто там?", рывком отворил дверь.

Во дворе стоял Зосима. Он почему-то кряхтел и массировал правый бок.

- А, это ты, - сказал я разочарованно. - Заходи...

Зосима, полусогнувшись, потопал в горницу. Что у него там, прострел? - подумал я с удивлением. На моей

памяти Зосима никогда на спину не жаловался. Израненные в войну ноги ныли, это да, чаще всего осенью, в

сырую погоду. Но остальные части тела работали как часы. Пусть старые, изношенные, иногда скрипучие, а

все-таки безотказные.

- Как насчет свежей ушицы? - спросил я, когда Зосима уселся возле стола и достал кисет с табаком и трубку.

- Насыпай...

Я быстро накрыл на стол и достал бутылку водки. При виде благословенного напитка тусклые глаза моего

приятеля будто зажглись изнутри. Мы быстро выпили по рюмке и принялись за уху.

- Что с тобой стряслось? - спросил я, когда мы выпили по второй. - Эхо войны?

- Какой там войны! - с негодованием воскликнул Зосима. - Кто-то шалит в деревне.

- Это как понимать? - Я насторожился.

- А так и понимай. Зашел я где-то час назад к Никифору, смотрю, на подворье никого, дверь открыта, а свет

не горит. Я позвал - никто не откликается. Испужался, думал что-то с соседями стряслось. Я на порог, а из

двери мне между глаз как засветит кто-то... Я навзничь и кувырком. Ударился. Пока пришел в себя и

поднялся, он сбежал. Я слышал топот. Теперь вот бок болит... и колено.

- Даже не спрашиваю, узнал ты этого сукиного сына или нет...

- Дык, и ежу понятно. Не узнал. Темно уже было. Но молодой он, это точно.

- Почему так думаешь?

- Шибко шустрый.

- Что-нибудь украдено?

- Нет. Пока я бока чесал, Федора домой заявилась. Я ей рассказал. Крику было... Потом вошли в избу. Все на

месте.

- Ну, это еще как сказать... - буркнул я себе под нос.

- Что? - спросил Зосима, приставив к уху ладонь.

- Мысли вслух, - ответил я раздраженно. - Чтобы узнать, все ли на месте, нужно потратить не менее двух-

трех часов. Тем более в избе Коськиных, где царит форменный бедлам.

- Радиоприемник на месте.

- А, ну да... Главное сокровище. Тогда не о чем беспокоиться.

- Дык, непорядок. Раньше такого не случалось.

- Приедет майор, твой лучший друг, заявишь.

- Сивому мерину он друг, - сказал Зосима, стараясь не встречаться со мной взглядами.

После того, как под нажимом Усольцева он выдал "большую" тайну - назвал майору меня, как главного

своего советчика в деле с найденышем - Зосима ходил, словно в воду опущенный. Он просто зациклился на

своей мнимой вине. Я потратил немало времени и усилий, чтобы убедить его в обратном. Это мне удалось,

но не до конца.

- Ты до завтра выздоровеешь? - наконец решился я привести в исполнение свой план противостояния

неизвестному противнику.

- А что, это очень нужно? - осторожно поинтересовался Зосима.

- Не то слово... Жизненно необходимо.

- Зачем? - не сдавался Зосима, в котором мгновенно проснулся патентованный лентяй.

- Поедем в райцентр.

- Ну-у... - недовольно протянул мой приятель. - Прошло всего два дня, как я там был.

- А я почти год назад. Уважь мою просьбу, свези на экскурсию.

- Ежели так... - согласно кивнул, смирившись с неизбежностью Зосима. - Тогда плесни чуток - и на боковую.

Завтра нужно встать очень рано.

- Это мы мигом. Только не забудь взять ружье и патроны, снаряженные картечью.

Зосима промолчал. Лишь посмотрел на меня очень внимательно и сокрушенно покачал головой. В ответ я

так же молча развел руками.

Иногда мы понимали друг друга без слов.

Глава 22.

Лесная дорога по болотистой низменности - очень неприятная штука. Даже если тебе известны все ее

колдобины и повороты. Это только в фильмах герой, дыша полной грудью свежим лесным воздухом,

любуется великолепными пейзажами, бегущими по сторонам телеги.

На самом деле и возчик, и пассажир заняты лишь одним, весьма важным делом: пытаются определить, как

сильно их тряхнет на очередной ямине, чтобы поберечься, и куда прыгать, если подводу начнет засасывать

трясина. Такое вот получается веселенькое путешествие.

Я попросил Зосиму, чтобы он положил на телегу побольше сена. У меня были на этот счет свои

соображения.

- Зачем столько? - ворчал мой приятель, которому лень было лишний раз сходить к стожку. - Мы что,

собираемся ехать на Северный полюс?

- Не бухти. Я помогу, - ответил я, и направился за сеном.

В дальнейшем мои манипуляции нужно было видеть. Доставив охапку сена к подводе, я начинал заботливо

ее укладывать - не абы как, а словно сооружая укрытие в виде шалашика. И все это проделывал,

демонстративно изображая большую степень осторожности. Со стороны могло показаться, что я готовлю

тайник.

Зосима, которому вдруг срочно захотелось покурить, пыхтел трубкой и с недоумением наблюдал за моими

манипуляциями. Но помалкивал. И только когда я, перетащив на телегу полстожка, завел Машку в

конюшню и на некоторое время закрылся в ней, Зосима не выдержал.

- Ты чего это творишь!? - спросил он, недоуменно хлопая ресницами.

- Что, стало интересно? - ответил я вопросом на вопрос не без самодовольства.

- Дык, понятное дело. Думается мне, что ты затеваешь какой-то шахер-махер.

- Правильно думаешь.

- И что именно?

- Тебе приходилось охотиться на уток с приманкой в виде резинового селезня?

- Ну...

- Аналогичный случай.

- Хочешь сказать, что сено в телеге - это приманка? Для кого? Если для сохатого, то здесь ты, паря,

маненько начудил. Это зимой его можно взять на корм из засады. А сейчас для него еды полно.

- Ошибаешься, водитель кобылы. Сено действительно является приманкой, но только не для лося. Есть

звери, которые просто мечтают попробовать сено на зуб. Несмотря на то, что они плотоядные.

- Загадками говоришь, - обиженно надулся мой приятель.

- Никаких загадок. Ты ружье снарядил?

- А то как же. - В глазах Зосимы вдруг появилось понимание. - Ну, ты даешь...

- Не дрейфь, - ответил я с преувеличенной бодростью. - По моему уразумению, только так можно решить

некоторые деревенские проблемы. Или хотя бы попытаться найти верные пути к их решению. Все, едем.

Ружье держи под рукой. И вообще - не зевай, Фомка, на то ярмарка...

Они должны были клюнуть на мою хитрость. Даже обязаны. Такая у них работа. Если, конечно, топтуны

следили за деревней, и моей избой в частности, с надеждой заполучить Каролину. Они просто не могли

позволить ей беспрепятственно покинуть контролируемую зону. А что еще могло быть под сеном на нашей

телеге, как не беглянка?

Так что наше маленькое путешествие в райцентр никак нельзя было назвать приятным. Мы в прямом

смысле этого слова сидели на мягкой сенной подстилке как на ножах.

Зосима вообще измаялся в ожидании небезопасного приключения. Он почему-то сразу и безоговорочно

поверил, что его нам не избежать.

И теперь мой бедный приятель, согнувшись в три погибели и нервно ерзая, неустанно передвигался с одной

стороны телеги на другую и обратно. Сразу видно старого солдата; такими ухищрениями Зосима старался

затруднить прицеливания, если где-нибудь в кустах сидит засада.

- Сороки, - вдруг сказал Зосима и для верности приставил ладонь к уху. - Да, трещат...

Я тоже услышал сорочий гам впереди и кивнул. Несомненно, там кто-то был. Сорока в лесу - что дворовой

пес. Все увидит, услышит и всех обругает. Спасу от нее нет, если намереваешься пройти лесом без шума.

- Смотри в оба, - сказал я, поглаживая приклад ружья, прикрытого дерюжкой. - В случае чего - сигай под

телегу.

Зосима был дальнозорким и вполне мог разглядеть то, что мне было недоступно.

- Думаешь, пальнут? - спросил он с дрожью в голосе.

- А фиг его знает, кто они и что у них на уме.

- Ядрена вошь... - обречено выругался вполголоса Зосима, и прикипел взглядом к пригорку, где по-

прежнему раздавалась сорочья трескотня.

Мы так и не заметили их, пока подъезжали к месту предполагаемой засады. И это при всем том, что Зосима

был опытным лесным следопытом, способным по сломанной веточке определить, что за зверь прошел, в

какое время суток и куда он направлялся.

Но те, кто нас поджидал (если мы, конечно, не ошибались; ведь у страха глаза велики), замаскировались

отменно. Возможно, они даже прошли школу выживания в каком-нибудь секретном подразделении.

(Естественно, это были мои домыслы).

Наши ощущения нельзя было отнести к разряду приятных. Лично мне казалось, будто я совершенно голый и

стою, обвеваемый леденящим ветром, на вершине горы под обстрелом многочисленных глаз. Паскудное

чувство. А что поделаешь?

Они выросли перед телегой словно из-под земли. Да, методам маскировки парни обучены и впрямь неплохо,

подумал я отстранено.

Один из них был рослым, широкоплечим - ну вылитый рекламный спецназовец. Второй оказался пожиже -

ни ростом не вышел, ни статью. Но как раз он держал в руках автомат - десантный вариант "калашникова".

У крепыша из оружия был только пистолет в кобуре, однако, его доставать он не стал.

Оба были в вязаных шлемах-масках с прорезями для глаз и рта. Пятнистые комбинезоны дополняли их

угрожающий облик. Будь я более впечатлительным, немедленно попросился бы в кусты по малой нужде.

Я еще раз быстрым внимательным взглядом окинул лесные заросли. Неужели всего двое? Не верю. Должен

быть еще как минимум один - на подстраховке. Парни, судя по всему, битые, таких на мякине не проведешь.

Битые или изображают битых, что в нашем случае все едино.

Конечно же, я оказался прав. К моему глубочайшему сожалению. Третьего я не разглядел, но блики от

оптического прицела не мог увидеть разве что слепой. Ну что же, брат Иво, ты получил, что хотел.

- Кто такие? - резко спросил крепыш - наверное, старший группы.

Я взглянул на Зосиму. Он молчал, как партизан на допросе - с перепугу заклинило. Чудак человек... Восьмой

десяток разменял, а все туда же. Смерть ему, видите ли, страшна...

- Местные мы, - ответил я неторопливо, с ленцой. - А у вас что, учения? Или ловите кого?

Они переглянулись. Какое выражение появилось на лицах парней, я не видел, маски мешали, но в том, что

своим спокойствием мне удалось сбить их с панталыку, у меня сомнений не было.

"Спецназовцы" хреновы... Развелось нынче этих пятнистых хамелеонов - пруд пруди. Величают себя

секьюрити - и никак иначе. А коснись чего, первыми в кусты ломятся. Тоже мне спецы... по метанию

пельменей.

- Это не ваше дело. Документы! - наконец опомнился крепыш, и с места в карьер бросился доигрывать свою

роль - ткнул указательным пальцем в сторону заледеневшего Зосимы.

- Нет проблем... - Я быстро достал паспорт и протянул его рослому "спецназовцу" - чтобы выручить

онемевшего Зосиму.

- Понятно... - Небрежно пролистав документ, он вернул его обратно. - А вас что, все это не касается? -

спросил рослый Зосиму.

- Дык, это... Ну... - Зосима беспомощно развел руками.

- Что значит "ну"? Паспорт есть?

- Дома, - ответил я за своего приятеля. - Он никогда не берет с собой документы.

- Почему?

- А его тут каждая собака знает.

Я ответил с подтекстом: мол, если кто здесь и чужой, так это вы, господа хорошие.

- Ладно, дед, вопрос с документами замнем для ясности... Что везете?

Вот и дождались главного, ради чего затевался весь этот сыр-бор.

- Себя везем. - Я постарался улыбнуться как можно простодушней.

- А сена зачем столько?

- У нашей кобылы аппетит, как у сказочного дракона. Не поест вволю - не поедет.

- Ну-ка, дед, подвинься... - С этими словами крепыш заставил Зосиму слезть с телеги. - Сейчас мы

посмотрим, что там у вас под сеном.

Я уже давно стоял на земле, краем глаза не забывая следить за снайпером, пытавшимся держать нас на

прицеле. При этом я черепашьим шагом постоянно перемещался, стараясь, чтобы между ним и мною, на

линии огня, всегда находился хмырек с автоматом.

Низкорослый действительно был лохом, так как забыл все наставления своего дружка, засевшего в зарослях

с винтовкой. Держа автомат наизготовку, он бестолково топтался рядом со мной, закрывая меня своим

телом; правда, не без моей помощи. А ведь, по идее, не безобидный старик Зосима, а я был главной целью.

Крепыш переворошил выстроенный мною на телеге шалашик основательно; он даже не доверил это

"важное" дело своему напарнику. Наверное, старший полагал, что Каролина (искали ее, а не меня, в этом я

теперь был уверен на все сто) была родной сестрой робота-терминатора, который мог принимать любые

формы; в данном случае - деревянного дна телеги.

На наше счастье до ружей он не добрался, так как они были прикрыты мешковиной и лежали впереди, где

сена было всего ничего. Видимо крепыш все-таки не был до конца уверен, что девушка способна

истончаться до толщины дерюжки.

Когда старший закончил обыск, в его голосе зазвучала неуверенность вместе с раздражением:

- Все, свободны! Отваливайте.

- Слушаюсь, гражданин начальник! - Я шутливо козырнул - будто попался на уловку и считаю их людьми

военными. - Зосима, очнись. Бери кнут и разогревай Машку. Пусть наддаст ходу - по этой паршивой дороге

путь к полустанку не близкий.

Последнюю фразу я сказал с нажимом. Чтобы они хорошо ее услышали. Дело в том, что примерно через

два-три километра находилась развилка; одна дорога вела на полустанок, а вторая - в райцентр и на

станцию. Вот пусть и гадают, в случае чего, куда мы свернули. Фактор времени - серьезный фактор...

Когда мы уже готовы были скрыться за поворотом, я оглянулся. Здоровяк, прижав к уху мобильный

телефон, что-то говорил, для убедительности жестикулируя. Наверное, докладывал боссу результаты

проверки и советовался с ним, правильно ли он сделал, отпустив нас на все четыре стороны.

- Зосима, включай пятую скорость! - рявкнул я на ухо своему приятелю, который никак не мог отойти от

стресса. - Дай Машке под хвост, чтобы она ракетой полетела!

- Зачем?

- Эх, деревня... Рви быстрее когти, пока эти костоломы не передумали.

- Понял... Но, пошла! Но! - Зосима со всего размаху огрел Машку кнутом. - Давай, родимая, давай, жми!!!

Телега с грохотом понеслась по дороге, на поворотах едва не задевая растущие возле дороги деревья.

- Другой компот... Следи за дорогой!

Машка была очень обидчива. Обычно Зосима обходился без кнута, в основном действовал уговорами. Но

иногда они ссорились, и кобыле, как младшей по рангу, а значит безответной, доставалось по полной

программе.

Но Машка была еще та скотинка. Злопамятная, как сиамская кошка, и вредная, словно злонравная жена,

кобыла выбирала своеобразный способ мести обидчику - то есть, Зосиме. Прижав уши к голове, и закусив

удила, Машка перла, не выбирая дороги, с такой скоростью, что становилось жутко.

Я однажды имел возможность прокатиться на телеге, когда кобыла показывала свой норов. Как живым

остался, не знаю...

Однако сегодня мне было до лампочки, расколошматит она телегу о пни или нет. Главное заключалось в

другом: мы должны были убраться подальше от липовых "спецназовцев", которые могли в любой момент

изменить свое решение.

Значит, ищут все-таки Каролину. Похоже, я не представлял для них никакого интереса, что меня

воодушевляло.

А ведь я был на грани срыва... Я зябко передернул плечами и покрепче вцепился в телегу.

Был. Несмотря на браваду. Меня так и подмывало забрать у хлюпика, подошедшего чересчур близко,

автомат, чтобы окропить заросли, где засел снайпер, свинцом. А затем разобраться с крепышом. У меня не

было полной уверенности, что нас отпустят живыми, и в какой-то момент я уже намеревался пойти на

безрассудный шаг.

Однако не пошел. Испугался? Возможно. Не боится только дурак. Когда смерть рядом, в двух шагах,

ситуация видится несколько по-иному, нежели ты разбираешь ее в тиши кабинета за письменным столом,

читая в книге описание эпизода.

Как бы там ни было, но гроза прошла стороной. Как долго продержится затишье? Не знаю. Мало того - даже

не предполагаю.

Затишье... Затишье перед бурей.

Глава 23.

Кто не бывал в современной провинциальной глубинке, тот просто не знает жизни. Настоящей жизни. Она

мало похожа на ту, что бурлит в столице или, например, Питере. Нынешнее бытие кажется осколком из

далекой эпохи - от зазеркалья под названием НЭП, вдребезги растоптанного сапогами красных коммунаров.

Унылые магазины эры развитого социализма, бельмастые и в нищенском отрепье, соседствуют с

шикарными бутиками и разнообразными "шопами" недоразвитой демократии, отделанными импортной

плиткой под дорогой итальянский мрамор.

Блистающие свежей краской и никелированными деталями заграничные машины подчеркивают убогость

самодельных лотков и прилавков, на которых процветает дикая торговля всякой всячиной.

Расфуфыренные путаны, раскрашенные во все цвета радуги, брезгливо сторонятся попрошаек. Их не так и

много по сравнению с большими городами, но на фоне гулящих девок, одетых с иголочки, и недавно

отремонтированных фасадов в центральной части райцентра, вопиющая нищета несчастных кажется

особенно вызывающей.

Провинциальный народ ходит неторопливо, даже безмятежно (если смотреть со стороны), - будто в сонном

царстве. Людям глубинки спешить некуда: работы нет, зарплаты тоже, цены в "шопах" такие, что лучше не

смотреть - чтобы лишний раз не расстраиваться, а в остальном - все хорошо, прекрасная маркиза, все

хорошо, все хорошо...

На рынке, куда мы с Зосимой прирулили, к моему удивлению, нашлась самая настоящая коновязь - с яслями

для корма и колодцем с длинным корытом, чтобы поить лошадей. Машку приветствовали дружелюбным

фырканьем две унылые коняги, запряженные в большую арбу, и она с независимым видом заняла место

рядом с ними.

Сдав ружья на хранение знакомому, заведовавшему контрольными весами, Зосима бросил Машке охапку

сена, и вопросительно посмотрел в мою сторону. Наш "большой поход" на райцентр был всего лишь

разведывательным мероприятием, и по большому счету в городке нам делать было абсолютно нечего.

Поэтому, для начала, я решил походить по рынку, предлагая себя в виде живца - авось, кто клюнет.

Желательно по-настоящему крупная рыба. А то разная мелюзга уже умаяла. Была бы охота с нею возиться...

Я никак не мог докопаться до сути тех явлений и событий, которые происходили на "острове" и вокруг

него, и в первую голову со мной. Что-то здесь не связывалось, не рисовалась ясная картина, написанная

художником в реалистической манере.

Скорее наоборот - я все приближался и приближался к знаменитому квадрату Малевича, где нет полутонов,

света и тени, а царит сплошная черная пустота. Мало того, я не только приближался, я уже одной ногой

ступил в густой морок, откуда нет выхода.

Не хватало одного звена. По крайней мере, мне так казалось. Когда на человека валятся неприятности, то

все сразу. Проверено.

Исключения из общего правила случаются, но редко. И я был почти уверен, что чаша на весах несчастий

пока до конца не наполнена. Потому что у меня имелся еще один неприятный довесок, о котором я

безуспешно пытался забыть, забравшись в лесную глушь.

Я приехал в райцентр искать это недостающее звено. Детское желание, которое присуще и взрослым, -

вместо того, чтобы бежать от опасности, идешь к ней навстречу. Опасность притягивает. Чисто обезьяний

инстинкт.

Впрочем, подобное поведение присуще и другим представителям фауны, особенно в юном возрасте.

Наверное, по вполне очевидной причине: чтобы в будущем избежать именно такой, пока еще не познанной,

опасности, нужно познакомиться с нею поближе. Как говорится, лучше раз увидеть, а то и попробовать на

зуб, чем сто раз услышать.

Рынок был слабенький и не шел ни в какой сравнение с теми, что мне доводилось видеть в больших

городах. Оно и понятно. Провинция есть провинция.

Однако и здесь в рядах высились горки цитрусовых, приятно радовали глаз ананасы и бананы, а на

некоторых прилавках присутствовали и вообще диковинные для нашей глубинки экзотические фрукты. Что

там ни говори, но частная инициатива гораздо поворотливей государственной системы. Теперь уже никто не

ездит за вареной колбасой в областной центр - своей вдоволь.

Ну и, понятное дело, рынок никак не мог обойтись без кавказцев. Беседуя на своем языке, они держались

кучками, снисходительно посматривая на бабуль и женщин, разложивших на прилавках немудреные

товары.

Людей между рядами было немало. На удивление. Но присмотревшись внимательней, я понял, что они не

столько покупали, сколько глазели. Особенно много их было в той части рынка, где продавались вещи. (В

райцентре продовольственный и вещевой рынки слились в единый).

Я присоединился к праздношатающимся, которым посещение рынка было сродни походу на премьеру

увлекательного, но дорогого спектакля с не менее дорогим буфетом в антрактах. На меня, к моему

глубокому сожалению, почти не обращали внимания. Все были заняты гляделками - рассматривали

разложенные и развешанные шмотки.

Только две совсем юные девицы, хихикая и перешептываясь, строили мне глазки. Увы, они и впрямь были

для меня чересчур юными...

Зосима тоже слонялся между рядами словно неприкаянный. Он был сильно задумчив и погружен в

размышления. Наверное, никак не мог избавиться от стрессового состояния, навеянного нашим

приключением на лесной дороге.

Бедняга... Видит Бог, я меньше всего хотел, чтобы Зосима на старости лет сыграл в том жестоком

представлении, которое по моему уразумению уже было заявлено в пока не расклеенных афишах.

- Чего шляемся? - бурчал он время от времени. - Надо что - купи. На рынке все есть. Ан, нет. Все ходим и

ходи... Ноги бьем зазря. Зачем?

- О, мой верный Санчо Панса! - Я театрально взмахнул руками. - Никакие жертвы не кажутся мне

чрезмерными в поисках моей несравненной Дульсинеи.

Зосима посмотрел на меня как на умалишенного. Увы, ему так и не довелось прочитать Сервантеса.

Я спокойно выдержал его взгляд и сказал не без пафоса:

- Вперед, мой друг! Не ропщи, нас ждут великие дела. Дай мне еще два часа на променад, и мы поедем

обратно. И не тащись за мной как привязанный. Иди попей пивка.

В отличие от Зосимы, приключение в лесу лишь добавило мне в кровь адреналина. Я был сильно возбужден,

и все мои чувства обострились до предела.

Зосима сокрушенно покрутил головой, и направился в сторону пивнушки. А я продолжил бесцельное

шатание по рынку.

- Подайте, Христа ради...

Я оглянулся. Позади стоял горбатый урод с давно немытыми волосами. На его длинном морщинистом лице,

испещренном заживающими язвами, казалось, приклеилась бессмысленная улыбка, обнажившая желтые

лошадиные зубы. Премерзкий тип.

- Ы-ы-ы... - Он скорчил рожу, попытался выдавить слезу, чтобы подействовать мне на психику.

- Держи... - Я достал из кармана десять рублей и брезгливо положил на заскорузлую ладонь урода.

- Спасибочки... гы... - льстиво сказал он, заглядывая мне в глаза.

Но когда он перевел взгляд на ладонь, на его физиономии появилась странная гамма выражений: от

недоумения до злости, перемешанной с наглостью.

- Подайте-е-е! - вдруг злобно завыл он гнусавым голосом, схватил меня за рукав. - На пропитание подай!

- Бог подаст, - сказал я коротко, и попытался поскорее избавиться от его цепких рук, которыми он хватался

то за рубаху, то за брюки.

Это было непросто: горбатый попрошайка вцепился в меня, словно клещ, и, теребя мою одежду, канючил

таким дурным голосом, как будто его резали. Мне ничего иного не оставалось, как наградить его добрым

пинком ногой под зад. Только после этого горбун отстал, но я еще долго слышал, как он обзывал меня

разными нехорошими словами.

Мне не жаль было денег, но в этом горбуне было что-то такое... что-то эдакое... Я не мог объяснить, что

именно. От нищего, вместе с запахами давно немытого тела, веяло опасностью; вот за это я мог поручиться.

Я уже был далеко от него, как вдруг, повинуясь необъяснимому чувству, резко обернулся. Он снова был в

позе просящего, но не просил, а о чем-то оживленно разговаривал с женщиной.

Она стояла ко мне спиной, и эта спина показалась мне очень знакомой. Поговорив с нищим, женщина

быстро, не оборачиваясь, пошла к выходу из рынка. У нее была легкая, стремительная походка. Нет,

положительно я где-то ее видел!

Повинуясь безотчетному чувству, я хотел броситься ей вслед. Но дорогу мне преградил нищий,

поковылявший в мою сторону. Казалось, что его глубоко посаженые глаза превратились в острые

буравчики, готовые просверлить мою грудь.

Не желая больше видеть отвратительную физиономию горбуна, я быстро нырнул в боковой проход, и

постарался уйти подальше. Из головы не выходил образ женщины, беседовавшей с горбуном. Кто она?

Откуда мне известны эти крутые бедра, зазывно качающиеся на ходу?

У меня вдруг появилось чувство незащищенности. Мне казалось, что на меня смотрят многочисленные

глаза, а я не знаю, где они прячутся. Будто тысячи мелких иголочек впились в мою кожу, и мне захотелось

немедленно пойти под душ, чтобы смыть нечто, вызывающее нестерпимый зуд.

Иво, опомнись! Не мечи икру как пацан, ничего не соображающий в жизни. Эка новость: на рынке есть

люди, которые за тобой следят. Ведь за этим ты сюда и приехал - чтобы, наконец, встретиться с ними лицом

к лицу.

Но где они? Где, черт возьми!?

Я постарался как можно незаметней оглядеться. Вокруг ходили нормальные люди - наши люди, чтобы не

сказать советские - и никому из них не было до меня никакого дела. На рынке вообще никто не

присматривается друг к другу - недосуг. Торговые ряды - не центральная улица города, где модницы

демонстрируют свои прелести и наряды.

И все же неприятное чувство, подсказывающее, что за мной ведется плотная слежка, меня не оставляло.

Мало того - я был вынужден констатировать, что меня держат на поводке настоящие профессионалы. И этот

факт (ладно, скажем так - почти факт) мне очень не нравился.

Поразмыслив немного, я решительно направился в пивнушку. А где еще должен отметиться деревенский

житель из самой что ни есть глубинки, приехав в более цивилизованное место? Ясное дело - в пивной. В

ресторане гужевать чересчур накладно.

Зосима тосковал за столиком в компании каких-то подозрительных мужичков. Он не очень любил пиво, но

деваться было некуда, и мой приятель мужественно сражался с одним единственным бокалом.

- Смолишь? - кивнул я на трубку, которую он не выпускал из рук.

- Смолю, - буркнул Зосима, неприязненно посмотрев на соседей по столику.

- А по сто грамм?..

- Давай! - оживился он, и поискал глазами свободный стул - для меня.

Стул нашелся, и вскоре мы расслаблялись самой лучшей водкой, которую только можно было заказать в

этой забегаловке.

- Только чтобы без дураков, - предупредил я буфетчицу, разбитную бабенку с немыслимыми буклями и

чересчур полными густо накрашенными губами, невольно навевающими скабрезные мысли. - Мне

самопальная бурда не нужна.

Она критически оглядела меня с головы до ног, и видимо решив, что я вполне приличный человек с

деньгами, - не то, что ее постоянные клиенты - многозначительно улыбнулась и достала из-под стойки

бутылку московской "Гжелки".

- Только для вас, - сказала она, кокетливо поправляя прическу.

- Премного благодарен. - Я тоже ответил улыбкой, в которой сквозило удивление - надо же, такая редкая

водка в наших местах и притом по вполне приемлемой цене.

Закуску нам тоже дали весьма приличную: кусок свежего окорока, (закопченного явно в домашних

условиях, а потому вкусного и очень нежного, со слезой), маринованные огурцы, маслины и

свежеиспеченный хлеб. По жадным взглядам соседей, которые жевали подозрительного вида колбасу, я

понял, что в пивной такие харчи для рядовых клиентов не подавали.

- Приезжие... - сказал один с нехорошим оттенком в голосе.

Он был похож на механизатора из старого фильма "Трактористы": в испещренной масляными пятнами робе

и парусиновых штанах, в которых могли поместиться еще два человека.

- Не, - возразил второй, плюгавый тип с большими глазами навыкате - как у рака. - Дед местный. Я его знаю.

- Один хрен, - отозвался третий, угрюмый, с квадратным лицом, на котором кустилась недельная щетина. -

Ходют тут разные...

Они разговаривали почти в полный голос, совершенно не стесняясь нашим присутствием. Зосиме было

неловко, он ерзал на стуле, не поднимая головы, и пытался затянуться дымом потухшей трубки. В отличие

от своего приятеля, я был совершенно спокоен. Меня больше волновали иные проблемы, нежели треп этих

придурков.

Но они не успокаивались. Есть такой тип человекообразных, которых хлебом не корми, а дай поизгаляться

над слабыми. А мы с Зосимой в их глазах не выглядели людьми, способными постоять за себя. Они вообще

отвязали языки, обильно уснащая речь матерной бранью.

Нужно было с этим кончать.

- Что же он такой тупой? - ни к кому конкретно не обращаясь, спросил я озабоченно, разглядывая столовый

нож, который дала нам буфетчица. - Ни хрена не режет...

С этими словами я полез в карман и достал складной нож с выбрасывающимся лезвием. Я захватил его с

собой, чтобы в ситуациях, подобных этой, не чувствовать себя безоружным. Острое, как бритва, лезвие

выскочило с мягким щелчком и зафиксировалось.

Многозначительно глядя на вмиг притихших соседей по столу, я повертел нож в руках, а затем отрезал

кусочек окорока.

- Угощайся, - сказал я Зосиме. - Что-то ты мало ешь... Может, тебе эти вонючки мешают? - Я кивком головы

указал на притихших хмырей. - Так это мы мигом... Скажи только, и я им языки вырву.

Я говорил размеренно и очень спокойно - так, будто кроме нас за столом никого не было. И демонстративно

не глядел на них. В сочетании с блеском клинка, которым я, забавляясь, небрежно поигрывал, мои

аргументы показались соседям по столу весьма убедительными. Они рванули из пивной с такой скоростью,

словно за ними гналась нечистая сила.

Вот так всегда... Я иронично ухмыльнулся. Наглецы очень не любят, когда с ними разговаривают подобным

образом.

Они ждут возмущенного лепета, даже обращения к стражам порядка, но когда от тебя веет незыблемым

спокойствием, в котором нет ни капли страха, они обычно тушуются. Главное в такой ситуации не играть, а

быть совершенно естественным. Хамы это всегда чувствуют.

- Налить? - спросил я, как ни в чем не бывало, совсем обалдевшего Зосиму.

Он никогда не видел меня таким - жестким и уверенным в себе до самонадеянности.

- Ну...

Мы выпили; как оказалось, на посошок: бутылка, совершенно неожиданно для нас, показала дно. Это было

не очень приятное открытие.

Но заказывать вторую я не стал, хотя немного захмелевший Зосима умильно заглядывал мне в глаза. Ведь

еще неизвестно, закончились наши приключения в этом вояже или нет. Если будет продолжение, то

необходимо иметь трезвую голову.

Мы ушли, провожаемые сальными взглядами буфетчицы. Я не думал, что из нас двоих объектом ее

вожделений был Зосима. Но меня эти мысли почему-то не воодушевляли...

Я решил покинуть рынок не через главный вход. Чтобы хоть немного спутать карты тем, кто следил за

мной.

В дальнем конце рынка были ворота, куда въезжали грузовые автомобили. К ним вел узкий коридор,

образованный складскими помещениями. Поэтому, в тот момент, когда на рынок заезжала большегрузная

фура, мимо нее, чтобы выйти за ворота, не мог протиснуться даже очень худой человек.

Делая вид, что заинтересовался какой-то чепухой на прилавке, я выждал момент, когда на выезд направился

КАМАЗ-длинномер, подхватил Зосиму под руку, и мы проскользнули перед самым носом грузовика в

длинный проход, ведущий к воротам. Я не стал оглядываться, чтобы увидеть возможных топтунов, а быстро

повел Зосиму по боковой улочке к коновязи - больше в райцентре нам делать было нечего.

И тут случилось то, что должно было случиться. Они прокололись. Как говорится, и на старуху бывает

проруха...

На пустынной улочке позади рынка "Жигули" смотрелись как бельмо в глазу. Машина стояла на обочине, в

тени деревьев небольшого скверика. Водитель делал вид, что ковыряется в моторе. А пассажир, приоткрыв

дверь, чтобы впустить в салон свежий ветерок, разговаривал по телефону космической связи. Ни больше, ни

меньше. В нашей глуши - и такая техника.

Я узнал пассажира сразу. Это была та самая женщина, которая разговаривала с мерзким горбуном. Но

теперь я, наконец, увидел ее лицо. И едва не ахнул - ну и дела! Мне ли ее не знать...

Завидев меня и Зосиму, она инстинктивно отпрянула вглубь салона. Я понимал ее состояние - в этот момент

она хотела превратиться в ничтожно малую букашку, которую можно рассмотреть разве что при помощи

сильной лупы.

Сделав вид, что пассажир в машине меня совершенно не интересует и что мы с Зосимой его просто не

заметили, а тем более - не узнали, я отвернулся к идущему рядом старику и начал болтать какую-то чушь,

будучи мыслями далеко от райцентра. Зосима уставился на меня, как на умалишенного, однако

благоразумно помалкивал.

Но мне его переживания были до лампочки. Теперь я почти наверняка знал, с кем имею дело. И эти знания

спокойствия мне не добавили.

Глава 24.

В деревню мы возвратились под вечер. Никто нас больше не останавливал, но знакомая дорога показалась

мне враждебной и чужой - будто мы ехали в сказочном заколдованном лесу.

Даже на обычно невозмутимого Зосиму езда произвела тяжелое впечатление. Он нервно крутил головой,

стараясь высмотреть неведомую опасность, а также по делу и без стегал горемычную Машку кнутом.

Кобыла поначалу пыталась протестовать, - фыркала и взбрыкивала - но затем, удивленная странным

поведением хозяина, смирилась со своей участью, и даже по ровным участкам дороги трюхала, понуро

опустив голову.

Дома я как был в джинсах, так и рухнул на постель, словно мысли, обуревавшие мою бедную голову всю

дорогу, наконец, приобрели вес и свалили меня с ног. Из желаний осталось только одно: выпить чашку чая и

завалиться спать. Но чай еще нужно было приготовить, а на это у меня не было ни сил, ни желания.

Я боролся с моральной усталостью и ленью не менее получаса. Но подняла меня с постели не жажда, а

мысль, прорезавшая сумрак в голове яркой молнией: а что там творится в тайнике?

Где-то в глубине души, вопреки здравому рассудку, я верил, что Каролина вернется. Так мне подсказывал

внутренний голос.

Но в то же время он настойчиво твердил: "Забудь ее, осел! Это ходячий сундук Пандоры, содержащий в

себе все мыслимые и немыслимые несчастья. Радуйся, что она смылась. Или хочешь попробовать, как

смотрится на твоей шее хомут?".

Ах, если бы кто-нибудь прислушивался к этому самому внутреннему голосу, исполняющего роль вещуна и

советчика! Здравый смысл давно почил вечным сном, и люди большей частью совершают поступки, не

совместимые с мудростью.

Как оказалось, я не был исключением из правила...

Внутренний голос оказался прав. Когда я сдвинул стенку тайника, меня встретил по-детски наивный, а

потому насквозь фальшивый, взгляд Каролины. Она сидела на кушетке и грызла печенье, зачерствевшее до

каменной твердости.

- Изверг! - всплеснула она руками полушутя, полусерьезно. - Ты надумал уморить меня голодом!?

Я молча смотрел на нее и лишь огромным усилием воли сдерживал неистовый порыв надавать ей по

физиономии. Вот зараза! Она еще и ерничает.

- Ты где была!? - резко спросил я с налету.

- Ой-ой, мы уже ревнуем?

- Не прикидывайся дурочкой! Положение гораздо серьезней, чем тебе кажется.

- Неужели? - Она все еще пребывала в приподнятом настроении (с чего бы?), но в ее глазах уже

заплескалась тревога.

- Ты что, где-то приложилась?

- А ты мне наливал!? - окрысилась она ни с того, ни с сего.

- Слушай, киска, наше совместное добровольно-принудительное существование начинает напоминать

известный анекдот.

- Я не киска! - Она швырнула печенье на пол; хорошо, что не в меня - это уже прогресс. - Какой анекдот? -

помолчав, спросила она будто вскользь; все-таки женское начало возобладало над упрямством,

благоприобретенным по причине плохого воспитания.

- Как-нибудь потом. А сейчас изволь отвечать на мой вопрос. Если забыла, о чем я спрашивал, повторюсь:

ты где болталась, милочка, ночь напролет? И не вздумай переть буром! Иначе немедленно выставлю тебя за

порог.

Она посмотрела на меня пристальным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Но, натолкнувшись на

мою закаменевшую физиономию, судорожно сглотнула, - наверное, проглотила целый залп ругательств,

вертевшихся на кончике языка, - и сказала внезапно охрипшим голосом:

- Я забирала свои вещи.

- У стариков Коськиных?

- А у кого еще?

- До чего не люблю лживых людей! Меня от них просто тошнит.

- Ты не смеешь меня оскорблять, я не лгу!

- Майор из угрозыска довел до моего сведения, что в твоей комнате, кроме грязного белья, ничего не было.

- Я разве сказала, что заходила в избу?

- Нет. Ты хочешь меня убедить, что твои вещи хранились в хлеву?

- Остряк-самоучка... - Она независимо фыркнула. - Может и в хлеву. Тебе какое дело?

- Тут ты права. Но меня гораздо больше интересует другое: что же ты, дурочка, суешь свою глупую голову в

пасть льва, не проверив, живой он или чучело? Помолчи! Я сыт по горло твоими выступлениями. За избой

следят, притом профессионалы. Круглосуточно. И я совсем не уверен, что через час-другой сюда не

нагрянет бригада бойцов во главе с Ильханом... или как там кличут твое пугало. Дошло до желудка,

мадмуазель жираф? Теперь можешь переваривать.

До нее и впрямь дошло. Лицо ее мгновенно стало белым как мел.

- Но я... я была очень осторожна! - воскликнула она с отчаянием.

- Дитя природы... - сказал я насмешливо. - Когда работают профи, муха не пролетит, чтобы они ее не

заметили.

- Господи, что теперь делать, что делать!? - С этими словами она вскочила и заметалась по своему узилищу.

- Ждать, - коротко ответил я, и занял ее место. - Успокойся и садись рядом. Помаракуем маленько, как нам

жить дальше. Сядь, не мельтеши! Сделанного не воротишь.

Каролина покорно подчинилась.

- А теперь расскажи, как все происходило. В деталях.

Она коротко вздохнула и начала:

- Я вышла наружу, когда начало темнеть. Сначала пробиралась ползком - ну, ты знаешь, там кусты поначалу

невысокие... Затем встала на ноги - позади огородов. И пошла, прячась за деревьями. Рюкзак был на чердаке

сарая. Взяла его... и вернулась.

Девушка быстро взглянула на меня и опустила голову. Что-то она недоговаривает, подумал я с подозрением.

Темнит, точно темнит. Вот чертовка!

- Может, все и обойдется... - сказал я задумчиво. - Ты все делала правильно. По идее.

- Правда? - обрадовалась Каролина.

- Видишь ли, в то самое время, когда ты отправилась в свое "путешествие", я удил рыбу на косе. Это

довольно далеко от избы. Так как наблюдали за мной, - ведь никто пока не знает, что ты прячешься в

погребе - то естественно предположить, что топтуны оставили избу без присмотра.

- Ах, если бы все это было именно так!

- Скорее всего, я прав. Дело в том, что усиленное наблюдение обычно ведется группами по четыре человека:

двое бодрствуют, двое отдыхают. Так сказать, до особого. Отдыхают, значит спят. Поэтому бодрствующие

наружники торчали где-то вблизи косы.

- А откуда тебе известно, как работает наружное наблюдение? - спросила она, глядя на меня сузившимися

глазами.

- Книги нужно читать, дорогая.

- Какие мы умные...

- Да уж... Но про то ладно. Есть еще один серьезный нюанс... - Я пытливо заглянул ей в глаза.

- Ты о чем? - Каролина мастерски изобразила повышенное внимание, замешанное на туповатой наивности.

- Все о том же. Я хочу точно знать, когда и как ты возвратилась обратно. Только не фантазируй! Это очень

важно.

Девушка густо покраснела и сразу стала беспомощной и на удивление симпатичной. Если бы деловые,

практичные женщины знали, какими красивыми и привлекательными они становятся, когда (пусть

ненадолго) с них слетает чешуйчатая броня эмансипации... Увы, обычно в такие моменты поблизости нет ни

одного зеркала.

- Я... я вернулась утром...

- Что-о!? - Будь я на ногах, немедленно приземлился бы на пятую точку; вот это фортель. - Ну-ка,

объяснись.

- Понимаешь, когда я забралась на сарай, в этот момент дед Никифор поднялся по приставной лестнице и

запер дверку, ведущую на чердак. Мне пришлось ночевать на охапке соломы. Там столько мышей... бр-р-р! -

Она вздрогнула. - Я так и не смогла уснуть...

- Ну, а дальше что?

- К средине ночи я, наконец, додумалась, как мне спуститься на землю. - Она показала сильно оцарапанные

руки. - Вот, смотри.

- Смотрю и пока ничего не понимаю.

- Так ведь крыша сарая из камыша. Об него я и оцарапалась. Мне удалось найти на чердаке кусок сломанной

пилы, я перепилила доску, а затем, сделав в камышовых вязках дыру, ранним утром вылезла наружу.

Прыгать вниз я не боялась - за сараем лежала куча прошлогодней картофельной ботвы.

- Говоришь, рано утром? - спросил я с проснувшейся надеждой.

- Да. На рассвете.

- Ну, ты везучая... - сказал я с восхищением. - Постучу по дереву, чтобы не сглазить.

- Что значит - везучая? - осторожно поинтересовалась Каролина.

- Думаю, что тебе уже не нужно рассказывать, как ты пробиралась обратно в погреб. Дело в том, что в этот

самый момент Зосима запрягал Машку, а я ему помогал. Мы ездили в райцентр.

- То есть, те, что за тобой следили, меня видеть не могли?

- Вот именно. Правильно мыслишь. Очень хочется, чтобы мы с тобой не ошиблись.

- А мне как хочется...

- Кстати, а где твой знаменитый рюкзак? - поинтересовался я небрежно, словно походя.

Девушка посмотрела на меня исподлобья и нехотя ответила:

- Здесь он... под кушеткой.

- Ты так рисковала из-за него, будто в нем, по меньшей мере, находится фамильный раритет - жалованная

царем грамота на княжеский титул. Сейчас это модно и престижно - искать в своих жилах хоть каплю

"голубой" дворянской крови.

- Лучше умереть сразу, чем ходить неделями в грязном белье! - сказала она запальчиво. - Впрочем, вам,

мужикам, этого не понять. В рюкзаке мои шмотки, разве не ясно?

Я встал и окинул ее скептическим взглядом. Она была все в том же джинсовом комбинезоне, лишь сменила

майку.

- Я так понял, в рюкзаке у тебя не менее полусотни маек и столько же трусиков. - Мой голос просто источал

ехидство.

- А хоть бы и так! - сказала она с вызовом.

- Дерзите не по чину, господин юнкер. Не забывай, дорогая, кто здесь хозяин положения. - Я смотрел на нее

тяжело и сурово. - Возьму сейчас и проверю, что ты в рюкзаке таскаешь. Не золотые ли кирпичи? Уж

больно тяжел он... - Я сделал вид, что хочу достать рюкзак из-под кушетки.

- Нет! Не смей! - Она бросилась на меня как тигрица.

- Какие мы грозные, - сказал я хладнокровно, но все-таки поторопился сделать шаг назад - еще не хватало

мне ходить по деревне с расцарапанной физиономией. - Значит, моя догадка верна. Там у тебя и впрямь

какие-то сокровища.

- Мужчина! - Это слово она произнесла как ругательство. - И у тебя хватит нахальства рыться в моем

нижнем белье!?

- Киска, когда прижмет до упора и на кон будет поставлена моя жизнь, я и не такое могу сделать.

- Да уж... - Каролина презрительно покривилась. - В это я поверю. Твою храбрость я уже имела счастье

лицезреть.

- В среде уголовников есть такое выражение: "Ты умри сегодня, а я - завтра". Считай, что это мое

жизненное кредо. И добавлю - лучше быть здоровым, но богатым. Слыхала песню с такими словами?

- Я с уголовниками не якшаюсь!

- Ну, за этим дело не станет. - Она хотела что-то сказать, - наверное, опять надерзить - но я не дал. - Если,

конечно, останешься в живых. Что при твоем поведении весьма проблематично. И не волнуйся попусту -

мне твой рюкзак до лампочки. Пока, дорогая. Спокойной ночи.

Я сделал ручкой и направился к выходу.

- А ужин!? - вдруг всполошилась Каролина, вспомнив, что она давно не ела вареной пищи.

- Перебьешься. Я устал с дороги. И вообще - я тебе не половой и не личный шеф-повар. До завтра с голоду

не помрешь. Здесь консервов хватит до нового пришествия. Адью!

С этими словами я поторопился исчезнуть, оставив Каролину в ярости. Пусть побесится, подумал я с

удовлетворением. Политика кнута и пряника может, в конце концов, принести неплохие плоды.

Глава 25.

Проснулся я поздно и с головной болью. Посмотрев в окно, я недовольно поморщился - над озером

клубились низкие тучи, и накрапывал мелкий, занудливый дождик. Обычно в такую погоду, при резких

перепадах давления, моя голова начинала вспоминать о старой контузии.

Утешившись тем, что бюро прогнозов обещало на этой неделе лишь кратковременные осадки, я встал,

умылся и сел пить чай. В мозгах вяло ворочалась лишь одна мелкая мыслишка: нужно готовить для

Каролины завтрак, а желания стоять у плиты нет никакого.

В конечном итоге я нашел вполне приемлемый выход - поджарил яичницу-глазунью. Быстро, дешево и

сердито. Наполнив термос горячим кофе, я поставил еду в картонную коробку, и вышел во двор.

Там я для начала подмел дорожку, забил по шляпку торчавший из калитки гвоздь и наточил топор. Все это я

делал для отвода глаз. Чтобы у тех, кто за мной следил, не было и тени сомнений, что в коробке, с которой я

спустился в погреб, не еда для беглянки, а какая-то дребедень. Это на случай, если у них там есть

сверхпроницательный человек, способный моделировать подобные ситуации. Такую вероятность всегда

нужно учитывать.

Каролина встретила меня на удивление спокойно. Мало того - она была покорна как овечка. Вот и пойми

после этого женскую душу...

- Извини, яичница остыла, пока я проделывал отвлекающие маневры.

Она слабо кивнула.

- Ничего, - сказала Каролина, устраиваясь возле тумбочки, служившей обеденным столом. - Я уже

привыкла.

- И хлеб не первой свежести, - между тем продолжал я, с интересом наблюдая за ее реакцией на мои слова.

- Мн... мням... норм... - сказала она с набитым ртом, что я перевел как "нормально".

Сейчас она была так мила, так естественная и так близка, что я едва сдержался, чтобы ее не обнять. Да что

же это такой, черт побери!? Иво, ты что, с ума спрыгнул в глуши? Желания разные еще можно оправдать -

ведь мужское естество не вытравишь многодневным постом.

Но чтобы сердце так трепыхалось... бред! Нет, право бред, сдвиг по фазе. Наверное, отдаленные последствия

контузии.

- Спасибо, - сказала Каролина, допивая вторую чашку кофе. - Как здорово почувствовать себя почти

цивилизованным человеком. Если бы не эти стены... - Она с брезгливой гримасой небрежно взмахнула

рукой, начертав в воздухе круг.

- Ну, эти унылые, печальные стены - еще далеко не финиш.

- Прости, не поняла...

- Я забыл тебе сказать... Вернее, если честно, не хотел говорить, дабы лишний раз не расстраивать... - Я

замялся, подыскивая нужные слова, чтобы не огорошить девушку, не добить ее окончательно.

- Ну, ну!

- Дело в том... - Я старался на нее не глядеть. - В общем, дело худо. Совсем худо. То, что о тебе

расспрашивали оперативники угрозыска, ты уже знаешь. Похоже, тогда их попросили это сделать в частном

порядке. Но о том, что теперь на них надавили с самих верхов, - официальных верхов - ты еще не в курсе.

Вот такой компот.

Она на несколько мгновений застыла, прижав кулачки к подбородку. Нет, девушка не потеряла

самообладание. По ее глазам я видел, что она лихорадочно соображает, как ей быть дальше.

Оно и понятно: одно дело - бандиты Ильхана, а другое - мощная государственная машина, у которой

возможностей для розыска беглянки гораздо больше, нежели у самого крутого мафиози с большой мошной.

Каролине можно было только посочувствовать.

- Я уже не спрашиваю, что ты натворила. Теперь мы в одной лодке, так как отныне я считаюсь укрывателем.

Никого не убила - и ладно. Это я уже выяснил. Остальные прегрешения перед законом и частной

собственность меня не щекочут.

- Ну, и как мне быть дальше? - спросила она, глядя на меня умоляющим взглядом.

- Имеется один вариант...

- И, конечно же, он неприемлем, - догадалась Каролина.

- Скорее всего, именно так.

- Не посвятишь?

- Здесь нет никаких секретов. Только совет: тебе нужно уходить отсюда. И чем скорее, тем больше надежд,

что все у тебя получится. - Я на некоторое время умолк, а затем, вздохнув, продолжил: - Есть лишь одно

"но"...

- Как всегда...

- Это точно. Видишь ли, из деревни на "большую" землю ведет единственная дорога. И ее-то как раз

контролируют весьма бдительно. Я уже не говорю о железной дороге и так далее. Поэтому, в сторону

полустанка тебе хода нет.

- Я пропала... - Каролина прошептала так тихо, что я даже не расслышал, а понял, о чем она говорит, по

движению губ.

- Не совсем. Надежда есть, но очень слабая. Нужно идти лесами, через болото. А это для тебя практически

верная смерть.

- Какая разница, что так, что эдак.

- Э-э, не скажи... Ведь в ту сторону без проводника нечего и соваться. Утонешь в трясине сразу за озером. А

это значит, что с тобой практически на верную гибель должен идти еще кто-то. То есть, Зосима. Только он

знает окрестные леса. Но я очень сомневаюсь, что Зосима сподобится на такой подвиг. Годы уже не те.

- Я заплачу ему! Сколько он пожелает. Пять, десять тысяч баксов. Ему этих денег хватит на всю оставшуюся

жизнь.

- Ага, это ты точно сказала - на всю оставшуюся жизнь. Которая может длиться до первой, не замеченной

вами, бездонной ямины, когда вы ударитесь в бега. Нет, Зосиме гораздо дороже личное спокойствие, нежели

мешок с деньгами. Много ли ему надо?

- Об этом я сама у него спрошу.

- Спроси. Кто против. Ты везучая, может, Зосима и клюнет на твою приманку. Только тебе от этого легче не

станет.

- Почему?

- А ты представляешь тот путь, который тебе придется пройти?

- Не очень, - честно призналась Каролина.

- То-то. Чтобы добраться до цивилизованных мест, тебе придется топать по лесам и болотам более ста

километров; это если по прямой. А по времени - дней десять-пятнадцать. В лучшем случае. По бездорожью

вприпрыжку не побежишь.

- Это как будто недалеко... - сказала она неуверенно.

- Вот именно - как будто. - Я иронично ухмыльнулся. - Но когда это "как будто" у тебя под ногами, на

которых натерты кровавые мозоли, и ты голоден, как бродячий пес, и весь в грязи, вот тогда только

начинаешь понимать, что километр по болотам гораздо длиннее километра по шоссе.

- Значит, выхода нет... Но я все равно ему не дамся! Ильхан хуже дикого зверя. Он обещал... - Каролина

нервно всхлипнула. - Он обещал нарезать из моей спины ремней. И я верю! Я видела... - Тут она

спохватилась и испуганно закрыла рот ладонью.

Я не стал уточнять, что ей довелось видеть. Мне были знакомы такие отморозки.

- Ладно, я пойду. Может, удастся придумать что-либо иное. Не знаю. Посмотрим, как будут развиваться

события...

События меня уже ждали. Когда я вышел из погреба, прихватив немного картошки и три морковки, то

наткнулся на незнакомого мужика, в нерешительности топтавшегося у крыльца. Он был крепко сбит,

русоволос и одет в выгоревшую на солнце клетчатую "ковбойку" и спортивные шаровары.

- Здравствуйте! - обрадовался он, и сделал шаг мне навстречу. - Я уже думал, что в избе никого нет. Звал,

звал - никто не откликается...

- Зачем звали? - спросил я недружелюбно. - И вообще - кто вы такой?

- Вот, - показал мужик левую руку, ладонь которой была перевязана окровавленным носовым платком. -

Порезался. Деревенские подсказали, что у вас есть аптечка и бинт. Помогите...

- Вы не ответили на вопрос - кто вы и что делаете в наших местах?

- Топографы мы, - ответил он. - Производим съемку местности. - В голосе мужика прозвучала обида;

наверное, ему не понравилась моя черствость.

- Зачем? - опять спросил я, не обращая внимания на его тон.

- Про то знает начальство, - сурово ответил мужик, демонстрируя мне преданность долгу.

- Что ж, пойдемте в избу, я сделаю перевязку.

- Спасибо, - поблагодарил мужик и шагнул на крыльцо.

Мы вошли в избу. Пока я доставал аптечку, мужик успел обшарить глазами всю горницу. А глаза у него

были, несмотря на внешнюю простоватость, острыми как лезвие бритвы.

И чего это мы такие любопытные? - подумал я, обрабатывая рану. На ладони мужика был длинный порез.

Кровь уже свернулась, а потому ничего радикального делать мне не пришлось. Я смазал рану йодом и

наложил повязку.

- Вам нужно обратиться в больницу, - сказал я, закончив свои манипуляции. - Пусть на всякий случай вам

сделают укол противостолбнячной сыворотки.

- Зачем? - удивился мужик. - На мне все заживает как на собаке.

- Дело хозяйское... - пожал я плечами. - Но должен вам доложить, что в деревне намедни были врачи из

центра. По слухам, искали какую-то инфекцию. Нашли или нет, не знаю. Но на вашем месте я бы поберегся.

- Спасибо, учту. Вы тут один живете? - спросил он с простодушным выражением лица.

- Нет.

- Жена?.. - Его взгляд был ласков и кроток; собственно говоря, так и полагается говорить о лучшей

половине человечества - с подчеркнутым уважением и почитанием.

- Кобыла.

- То есть!? - Он опешил, чего я и добивался.

Таких ушлых хитрованов нужно для начала оглоушить. А то в разговоре с воспитанным человеком, который

терпеть не может лести и угодничества, они перебирают от непротивления меру, и начинают шарить не

только по закоулкам души, но и еще кое-где.

- Вы не ослышались. Мой лучший друг в этих местах - кобыла Машка. Она любит сахар, а я -доверительное

общение. Главным в таких отношениях является то, что Машка никому не расскажет о наших разговорах.

Я смотрел ему прямо в глаза и мило улыбался. Мне хотелось дать ему понять, что не имею намерения

болтать с незнакомым человеком, а тем более - на личные темы.

- Ха-ха... - рассмеялся мужик, оценив мое высказывание. - Что верно, то верно. Я вам завидую, что у вас

есть такая подружка.

Он явно нарывался на продолжение диалога. А у меня почему-то вовсе не было желания разговаривать с

этим уж больно скользким типом. Его рана была настоящей, но для пользы дела - например, чтобы войти со

мною в близкий контакт - некоторые штатские способны пойти и на большие жертвы.

- Вот потому позвольте с вами распрощаться, - сказал я решительно. - Машка ждет своей порции сахара.

Вовремя не принесу - обидится.

Мне очень хотелось расспросить его, где обосновалось его коллеги и сколько их. Но я благоразумно

сдержался. Зачем ему знать, что этот вопрос меня сильно заинтересовал?

Врачи-эпидемиологи, затем топографы... Неужели они заявились в наши Богом забытые места по мою

душу? Или гвоздем программы все-таки является Каролина? Поди, знай...

Сеть. Она плетется ежедневно, ежечасно. Мне даже начало казаться, что я вижу переплетенные в мелкие

ячейки шелковые нити, медленно опутывающие окрестные леса. Шелк пока был очень тонок и прозрачен, а

потому невидим, но я знал почти наверняка, что вскоре он приобретет прочность закаленной стали и станет

осязаемым.

- Да, да, конечно... - Мужик поднялся. - Большое спасибо за помощь. С меня причитается.

Он никак не мог поверить, что его миссия провалилась, и пытался узаконить предлог для следующей

встречи.

- Извините, я практически не пью. В особенности крепкие напитки. Врачи не рекомендуют.

- Почему?

- Сердце... и еще что-то там. Мне прописали абсолютный покой и свежий сельский воздух.

- Печально...

- Ничего, как-нибудь переживем. Всего вам доброго.

- До свидания... - Мужик в нерешительности топтался на месте, - наверное, хотел продолжить треп - но,

наткнувшись на мой твердый непреклонный взгляд, направился к выходу.

Подозрительный топограф ушел, оставив меня в глубоких раздумьях. Похоже, назревали серьезные

события, а я пока не был внутренне к ним готов. Мне до сердечной боли не хотелось расставаться с

размеренным, спокойным образом жизни, к которому я уже начал привыкать.

Явление топографов было очень похожим на начало широкомасштабной спецоперации. Топографическая

съемка местности - великолепное прикрытие для ее участников. Можно совершенно открыто занимать

необходимые пункты и эффективно контролировать ситуацию.

Меня смущало лишь одно обстоятельство: почему все делается так открыто? Неужто меня считают круглым

идиотом, не способным просчитывать различные варианты развития ситуации?

Стоп, Иво, стоп! А не заболел ли ты вирусом шпиономании? Это когда и глупая мышь, нечаянно

забежавшая в горницу, кажется миниатюрной самодвижущейся видеокамерой, которая подброшена

врагами.

Может, все гораздо проще, примитивней. И целью "топографов" является не дачник Арсеньев, и даже не

девица по имени Каролина, а некто иной, скрывающийся в этой местности. Почему не предположить, что

спецслужбы заинтересовались теми вооруженными людьми, которые встретились мне в лесах?

А что, вполне возможно. Деревня - отличная база для операции. Сюда соглядатая не зашлешь. Чужой

человек в нашей глуши виден сразу - как прищ на носу. Что и требуется доказать - секретность мероприятия

будет сохранена.

Остановка за малым: нужно тщательно проверить жителей деревни. Не всех - старики не в счет. Вот парни

и ходят по домам. А другие устраивают проверки на дорогах.

Я сокрушенно вздохнул, подошел к зеркалу и растянул губы в широкой улыбке. Так я стоял, пялясь на свое

отражение, минуты три. Говорят, подобная мимическая гимнастика создает хорошее настроение.

Выдержать гляделки более трех минут я не смог. Как я ни старался изобразить веселье, все равно на меня

смотрел угрюмый тип, которому сделали неудачную пластическую операцию, превратив рот в щель

почтового ящика.

Да пошло оно все!..

Я решительно налил полстакана настойки и выпил, не закусывая. Пойду к Зосиме, решил я, открывая новую

пачку "Мальборо".

Интересно, как там поживает Пал Палыч?

Глава 26.

Пал Палыч поживал прекрасно. Он сидел на половине Зосимы и задумчиво допивал вторую бутылку водки.

С первой ему помог справиться мой приятель.

Теперь Зосима дремал, устроившись на широкой деревянной лавке, исполняющей в его избе роль дивана.

Наверное, новая порция спиртного, излившись на старые дрожжи, завалили старого вояку как мамонта.

На мое приветствие он отреагировал лишь слабым мычанием. Похоже, Зосима даже не понял, кто зашел в

избу.

- Выпьешь? - вежливо спросил Пал Палыч, в то же самое время наливая мне граненый лафитник.

- Ваше здоровье, - вернул я чиновному клиенту Зосимы приветливую улыбку, и отправил водку по

назначению.

Пал Палыч задумчиво кивнул и начал жевать пучок укропа, макая его в солонку. Мне закусывать не

хотелось, и я, закурив, задумчиво уставился в окно.

Дождь прекратился, но тучи упорно не хотели отправиться восвояси. Они немного отощали, но их чрева все

еще имели изрядный запас воды, готовой излиться на землю от малейшего прокола. Даже птицам это было

понятно; они не поднимались ввысь, стараясь летать ниже границы облаков - чтобы ненароком не нарушить

целостность их тонкой оболочки.

Наши тихие посиделки нарушил дед Никифор. Его длинный утиный нос, учуяв запахи спиртного, смешно

зашевелился. Блеклые старческие глаза жадно уставились на бутылку, но когда дед увидел, что она пуста,

нос опять стал бесформенным и уныло опустился к низу.

- Доброго вам здоровьица! - задребезжал он надтреснутым голосом и поклонился в сторону Пал Палыча,

восседающего за столом с непроницаемым лицом Будды; только без улыбки.

Пал Палыч даже не заметил, что нашего полку прибыло. Похоже, мыслями он был очень далеко.

- Здравствуйте! - сказал я как можно мягче - негоже обижать небрежным отношением старых людей,

какими бы вредными они не были. - Как поживаете?

- Живем, хлеб жуем, - ответил, присаживаясь к столу, дед Никифор. - Вот только беда - жевать нечего.

- Угощайтесь, - поняв намек, я рискнул на широкий жест, так как Пал Палыч никак не реагировал на

появление старика.

А стол, судя по разнообразию продуктов, накрыл квартирант Зосимы. Хозяин расстарался лишь на хлеб,

маринованные грибы и квашеную капусту.

- Благодарствуем... - Дед Коськин покосился на пустую водочную бутылку и тяжело вздохнул.

- Там... - вдруг подал голос Пал Палыч. - Под лавкой, - уточнил он, посмотрев на меня сумрачным

взглядом. - Закатилась...

Дед Никифор даже вздрогнул, услышав несколько охрипший, басовитый голос Пал Палыча. Я полез под

лавку и нашел еще одну, нераспечатанную, бутылку финской водки. Дед Никифор тут же оживился и

нетерпеливо заерзал на табурете, рискуя сломать довольно хлипкую деревянную конструкцию.

- Наливай, - опять подал голос Пал Палыч.

Я не стал мешкать. Когда рюмки были наполнены, Пал Палыч тряхнул головой, прогоняя навеянную

спиртным вялость, и спросил:

- А где Зосима?

Видимо он забыл, что его собутыльник дрыхнет уже битый час.

- Спит, - коротко ответил я, и подцепил на вилку маринованный гриб.

- Разбудите, - с пьяной настойчивостью боднул крутолобой головой Пал Палыч.

- Пусть отдыхает, - осторожно вмешался в наш диалог дед Никифор. - Вы молодые, вам все нипочем, а нам,

старикам, уже того... покой нужен.

Я едва не рассмеялся, когда старик Коськин не сдержался и воровато посмотрел на бутылку. Его "забота" о

Зосиме была прозрачней финской водки. Просто дед Никифор моментально смекнул, что делить поллитру

на троих гораздо выгодней, нежели на четверых.

- Ну, раз так... - Пал Палыч выцедил водку врастяжку, как драгоценный бальзам.

Дед Никифор свою порцию выпил не менее бережно - чтобы не пролить ни капли. А затем он принялся

опустошать стол.

Несмотря на худосочность, старик Коськин метал харчи почище борца сумо. Не успел я и глазом мигнуть,

как дед буквально проглотил содержимое большой банки импортной тушенки (видимо ему понравилась

яркая этикетка), а затем с таким же рвением принялся за деликатесную колбасу. При этом хлеб он

игнорировал. Наверное, чтобы больше влезло давно не виданных городских продуктов.

Пользуясь тем, что Пал Палыч снова погрузился в транс, я налил деду вторую рюмку, которую он с

благодарностью и оприходовал, чтобы приналечь на харчи с еще большим усердием. Я свою очередь

пропустил; мне и так было хорошо. Дурные мысли растаяли, и в голове замелькали соблазнительные

женские образы. Интересно, с какой стати?

Насытившись, дед Никифор просительно посмотрел в мою сторону. Улыбнувшись, я угостил его

"Мальборо". Старик курил мало, эпизодически, но упустить такой случай - покейфовать на всю катушку, да

еще на дармовщину, - не мог.

- Кх, кх!.. - Он степенно прокашлялся и, пыхнув дымом, многозначительно сказал: - Чудеса у нас творятся.

- Это вы о чем? - спросил я, насторожившись.

- Маята кругом, одна маята... - Дед сокрушенно покачал дынеобразной головой с пучком редких и тонких

волос. - Нет покоя. Ходют тут всякие... все выспрашивают. - Он хитро прищурился. - То одни, то другие.

Всяких штук мудреных навезли. Некоторые похожи на телевизор, только ничего не показывают.

- Да ну? - Я удивился настолько ненатурально, что даже испугался той дикой фальши, которая превратила

мой баритон в фальцет.

Бросив быстрый взгляд на Пал Палыча, я убедился, что чиновный дачник вообще ничего не слышал. На его

неподвижном лице не дрогнул ни единый мускул, а глаза, смотревшие куда-то вдаль, были пугающе пусты -

как Земля в первый день творения.

- Хотите сказать, что вернулись врачи? - ляпнул я наугад.

- Нет, те уехали. Нынче другие нагрянули. Вчера, под вечер. Сурьезные...

- Что значит - серьезные?

- Мрачные. Врачи были смешливыми, позволяли себе это самое... - Дед Никифор выразительно щелкнул

себя пальцем по горлу. - Притом, регулярно. А эти - ни-ни. Как нерусские. Только чай.

- Ну, а мне-то какое до них дело?

- Так ить они тобой соколик, интересовались.

- Неужели? - спросил я, натянуто ухмыляясь. - Вот те раз... Наверное, перепутали меня с какой-то

знаменитостью. Или разведали про мои рыбацкие подвиги. Сеть у вас, случаем, не просили?

- Как же, так я им и рассупонился... - Дед Никифор снисходительно растянул тонкие сухие губы в

язвительной ухмылке. - На чужой каравай рот не разевай. Сеть почти новая, дорого стоит... - Тут он бросил

на меня быстрый взгляд.

Эту сеть дед Коськин сватал мне еще зимой. Она оказалась такой ветхой, что до нее страшно было

дотрагиваться. Сетью можно было ловить разве что ветер, а не рыбу. И теперь он снова проводил

"маркетинг". Старый хитрец...

- А где они поставили... эти телевизоры? - спросил я как можно небрежней.

- В старой конюшне, - ответил дед Никифор. - Там они стали табором.

Я едва не присвистнул. Умно... Старая конюшня находилась на отшибе. Некогда там был колхозный двор,

но теперь от него остались лишь столбы забора, груда железного лома, какие-то развалины и длинное, еще

вполне добротное строение, где в свое время держали овец и лошадей.

Крыша конюшни кое-где протекала, и окна стояли без стекол, но летом в ней можно было жить

припеваючи. Там даже имелась чудом сохранившаяся печка, сложенная в одном из подсобных помещений.

Теперь бывший колхозный двор зарос деревьями и кустарником, но подъезд к воротам конюшни

сохранился. Спрятанное среди молодой древесной поросли строение можно было увидеть только с очень

близкого расстояния.

- Вас что, приглашали туда на экскурсию? - изобразил я удивление, хотя знал ответ наперед.

- Хи-хи-хи... - довольно задребезжал дед Коськин. - Ага, приглашали... Мы ить и сами с усами.

- Ясно... Старый фронтовой разведчик на боевом посту. Картина баталиста Верещагина. Мало нам всем

неприятностей из-за того больного, что вы нашли в лесу?

- Так я ить только краем глаза... - начал оправдываться дед Никифор. - Меня никто не видел.

- Считайте, что вам повезло.

- Это почему?

- А вдруг те, что поселились в конюшне, какие-нибудь бандиты?

- Не-а, - расплылся в улыбке дед. - Я ить таких супостатов за версту чую. Приличные люди. Только какие-то

молчаливые.

- Ну да Бог с ними... - Я разлил оставшуюся водку по лафитникам. - Нам до них нет никакого дела. Я так

понимаю, они интересовались не только моей персоной?

- Угадал, - подтвердил мое предположение дед. - Очень любознательные хлопцы. И про людей

расспрашивали, и про лесные тропы...

- И вы им, конечно, все, как на духу...

- А что тут такого? Вежливо спросили, я вежливо и ответил. Леса окрестные я знаю ого-го... Не хуже, чем

Зосима. Бывало в молодости...

Все, деда Никифора понесло. Теперь его можно остановить лишь одним-единственным способом - дать по

башке чем-нибудь тяжелым. Но поскольку я человек воспитанный и уважающий старость, придется

мысленно заткнуть себе уши и думать о чем-нибудь своем.

Итак, я угадал: в деревне устроили базу. Сейчас идет разведка окрестностей и нанесение на планшеты

безопасных тропинок, ведущих через болото в дальние леса. В одной из подсобок бывшей конюшни

развернут командный пункт с компьютерами, космической связью и автономным питанием. Круто...

Значит, я точно не являюсь гвоздем программы. "Топографы" пришли сюда за чем-то другим. Или за кем-

то. Каролина?.. Сомнительно. Если, конечно, она не новая Мата Хари, умыкнувшая секретные материалы

большой государственной важности.

А что, с нее станется. Эта отчаянная особа способна и на большее, вспомнил я, как она бросилась мне на

помощь во время стычки с "рыбаками". Теперь я был абсолютно уверен, что при необходимости Каролина

запросто могла сделать из них три дуршлага.

Нет, нет, трижды нет! Все это мои домыслы.

Однако, если "топографов" интересуют вооруженные люди в лесах, то почему следят за мной? Почему меня

вели даже в райцентре? Решили, что я главарь?

Не исключено - у сотрудников спецслужб извращенный ум. Если они не могут найти противника, то

создают его силой собственного воображения. А иначе как можно оправдать средства, затраченные

государством на их содержание?

Может, пойти на разведку? Чтобы определить, кто есть кто.

Иво, дружище, большей глупости придумать ты не мог. Под таким плотным наблюдением чихнуть

невозможно, чтобы топтуны не насторожились.

Нельзя исключить и того, что за деревней наблюдают еще и с помощью видеокамер. При современной

технике это раз плюнуть, вспомнил я про "телевизоры", которые, по словам деда Никифора, ничего не

показывают.

Бежать нужно отсюда, бежать! Иво уноси ноги, пока жив и здоров. Каролина? Глупец! Кто она тебе?

Приблудная девка, чемодан с двойным дном, вирус смертельной опасности. Оставить ей ключи от дома,

чтобы обеспечить прибежище, и пусть решает свои проблемы самостоятельно. Авось, "топографы" пришли

сюда не по ее душу.

А что касается вас, господин Арсеньев, то лучшее, что вы можете предпринять в сложившейся ситуации, это

сделать ноги. Ведь страшна опасность не та, которую ожидаешь, а та, что приходит нежданно-негаданно.

И она присутствует, я это ощущал кожей. Притаилась где-то, как змея подколодная, и выжидает удобного

момента, чтобы цапнуть за ногу.

Бежать... Оригинальная мысль... Я криво ухмыльнулся. Так тебе и позволят это сделать. По- хорошему

точно не получится. А по-плохому...

Тебе нужны трупы, Иво? В своей стране, где ты чист перед родиной, как новорожденный младенец? Никак

нельзя. Нужно быть полным идиотом, чтобы наследить подобным образом.

Заявить в милицию? Вызвать Усольцева, обрисовать ситуацию... Наконец, сдать Каролину вместе со всеми

потрохами. В том числе и с таинственным рюкзаком.

Мечтатель... Что такое простой мент по сравнению с людьми из спецслужб? В лучшем случае он получит

пинок под зад и строгий наказ закрыть рот на замок. А в худшем, если закочевряжится...

Про это лучше не думать. Усольцев, конечно, мне не сват и не брат, но вроде мужик неплохой, хотя и мент.

А хорошие люди должны жить как можно дольше. Они и так в большом дефиците.

Короче говоря, любой из этих вариантов был дохлым. Получался замкнутый круг. Капкан. Веселенькая

история...

Верно говорят, что человек предполагает, а Бог располагает. Я, дурья моя башка, думал, что, наконец,

житейские треволнения позади. Что я могу расслабиться и жить как все люди. Мне даже начало казаться,

что я способен управлять своей судьбой.

Ах, дурашка! Оказывается, жизнь ничему тебя не научила. Ты опять - в который раз! - наступил на те же

грабли.

Оставалось последнее - плыть по течению. Именно так - как дерьмо по обмелевшей реке. Авось, пронесет.

Плывет нечто непотребное - и ладно. Зачем руки марать? Мысль, конечно, с душком, но мне очень не

хотелось расставаться с иллюзиями...

Пока я предавался горестным размышлениям, Пал Палыч как-то незаметно сходил на свою половину и

принес еще одну бутылку. Тут проснулся и Зосима, который совершенно не удивился, завидев меня и

старого собутыльника Никифора. Плеснув на лицо воды из ковшика, мой приятель занял свое место, и наше

дружное застолье продолжилось.

До самого вечера.

Глава 27.

Я долго не мог уснуть - маялся: ходил по горнице с угла в угол, пил чай и успокаивающий напиток из

засушенных трав, которые уже не помню когда принесла мне мудрая бабка Дарья, пытался читать и даже

занимался китайской гимнастикой, располагающей к расслаблению организма. И все это помогло мне как

мертвому припарки.

Забылся я далеко за полночь. Мой сон был тревожным и чутким.

Я проснулся мгновенно - будто и не спал. За оком едва проклюнулся рассвет, окрасивший в серый цвет

тонкую линию на горизонте. Было раннее утро. Весь напряженный, как струна, я вслушивался в тишину,

царившую над деревней.

Кто-то шастал по подворью. Нет, я не слышал шагов, но мог поручиться головой, что возле избы

происходят какие-то события.

Предчувствие, так называется это состояние. Оно сродни предвидению, только первое срабатывает за

несколько мгновений до появления опасности, а второе работает на более длительную перспективу.

Я не ошибся: сначала под самыми окнами раздался шорох, а затем кто-то тихо и дробно постучал в стекло.

Меня будто вымело из постели. В один момент я схватил заряженное ружье и выскочил в сенцы.

- Кто? - Я спросил очень тихо, но меня услышали.

- Это я, Каролина... - раздалось за дверью.

Дура! Ну какая дура! Расхаживать возле моей избы, когда за нею денно и нощно смотрят столько

нехороших глаз...

Нет, женщин понять невозможно. Нужно просто не иметь головы на плечах, чтобы поступить таким

образом. Неужели Каролина не понимает, чем могут закончиться ее ночные путешествия? Интересно, какую

сейчас она придумает причину очередного своеволия?

Я отодвинул засов.

- Входи! - буркнул я гневно и поторопился закрыть дверь.

Каролина мелькнула мимо меня тенью и растворилась во мраке горницы. Я последовал за нею.

- Какого черта ты бродишь по ночам!? - не сдержал я эмоций.

- Иво, миленький, прости! Там... там мыши!

- Что-о-о!? Какие мыши, где? - Я опешил.

- В погребе. Понимаешь, я сплю, а она, подлая, прямо на лицо... бр-р! Я едва с ума не сошла. Думала, умру

от разрыва сердца. Уж не помню, как выскочила наружу. Иво, я очень боюсь мышей... Прости меня, ладно.

Ну, пожалуйста! Я боюсь...

В ее голосе звучала мольба. Глаз девушки я не видел, только светлый овал лица, но почему-то был уверен,

что они были круглыми от страха как пятаки.

Ах, эти женщины... Поди, пойми их. Временами они способны просто на эпические подвиги, а иногда, как в

случае с Каролиной, до смерти пугаются крохотной безвредной зверушки.

- Тебе нельзя быть здесь, - сказал я, понемногу оттаивая.

- Но куда я пойду?

- Обратно. И чем скорее, тем лучше.

- Нет! Только не в погреб! Пока в нем мыши, я не смогу быть там ни минуты. Честное слово! Я не

обманываю, Иво...

- Ладно, я решу эту проблему... чуть позже.

У меня совершенно не было желания среди ночи заниматься охотой на мышей. Бред сумасшедшего - играть

роль кота, когда добрые люди досматривают третий сон.

- Пока не рассвело, попьем чаю, перекусим, - ты, наверное, проголодалась с испугу? - а потом примемся за

дело, - сказал я, протирая слипающиеся глаза.

Возбуждение, вызванное внезапным приходом Каролины, прошло, и меня вдруг неудержимо потянуло на

сон. Нужно было как-то взбодриться, и я, не зажигая света, начал хлопотать возле плиты, при этом двигаясь

будто сомнамбула.

Мы закончили чаепитие, когда начала заниматься заря. На дворе опасно посветлело, и я, скрепив сердце,

решился, наконец, спровадить Каролину в ее убежище. Что было весьма нелегкой задачей - от

благодарности за мое гостеприимство, она прямо излучала женское тепло и немыслимое обаяние. Девушка

была податлива, как воск, и соглашалась со мной во всем.

Ах, если бы!.. М-да... Мечтать не вредно.

В дверь постучали громко и требовательно. У меня даже сердце екнуло. Ну, все, приехали... Но тут же

голос Зосимы восстановил мое душевное равновесие:

- Иво, это я...

- Ты чего это с утра пораньше!? - спросил я возмущенно, открывая дверь. - Бессонница замучила? Или

похмелиться захотел?

- Дык, это... - Зосима смотрел на меня совершенно безумными глазами.

- Что случилось!?

Объяснение столь раннего визита пришло моментально: Зосиму отшвырнули в сторону, и на пороге

появился человек в камуфляже. В руках он держал пистолет, направленный точно мне в грудь.

- Не шуми, - сказал он внушительно. - Подними руки, чтобы я видел их, и топай в избу. Только не делай

резких движений - буду стрелять без предупреждения.

Я поверил ему сразу и бесповоротно. Тем более что за его спиной маячила еще одна массивная фигура, и

тоже со стволом в руках. Момент, когда я мог бы что-то предпринять, был безнадежно упущен, и мне не

оставалось ничего иного, как покориться своей участи. Интересно, какой именно?

В избе никого не было. Неужели Каролина испарилась? А что, с нее станется. Я уже дошел до такой

кондиции, что мог запросто поверить в мистические чудеса. Например, в то, что она ведьма. Которая

использовала вместо помела мотодельтаплан.

Когда я обернулся, в горнице уже находились Зосима, два парня в камуфляже и... я глазам не поверил - Пал

Палыч! Он стоял с гордо поднятой головой, как декабрист перед казнью.

Что касается Зосимы, то он представлял собой жалкое зрелище: плечи опущенные, лицо помятое, а в

несчастных глазах дрожали слезы. Похоже, он считал себя предателем.

Бедный старик... Никого ты не предавал. Тебе ли тягаться с этими хитрованами. Они поступили, как

должно - использовали тебя в качестве живца. Знали наверняка, что я чужому не открою. А под дулом

пистолета иногда совершаешь такое, что в обыденной жизни и представить себе не можешь.

- Успокойся, Зосима, все нормально, - подбодрил я своего приятеля.

- Дык, я тут ни при чем. Это они...

- Все. Забудь. Кто вы такие и что вам нужно? - резко спросил я незваных гостей.

У меня еще теплилась слабая надежда, что эти парни принадлежат к какой-нибудь государственной

структуре.

- Кто мы такие, скоро узнаешь, - отрезал один из них, повыше, с резкими чертами ястребиного лица. - А вот

что нам нужно... Где девка?

В груди у меня все оборвалось. Неужели Ильхан существует на самом деле? И это его люди? Ах, как

скверно... Хуже не придумаешь. Лучше попасть в лапы хищников, нежели к этим отморозкам.

У них разговор короткий - утюг на живот или свинцовый горох на закуску. Черт побери! Надо же так

влипнуть...

- Какая девка? - Я прикинулся валенком.

- Шутник... - покривился второй, плосколицый и мохнатый, как обезьяна; кудрявые рыжие волосы

выползли из-под распахнутого ворота куртки и окольцевали толстую шею. - Люблю шутников... - Он

нехорошо ухмыльнулся.

- Значит, темнишь... - Его напарник хищно оскалился. - Ну-ка, все в угол! Быстро! Повернитесь лицом к

стене!

Мы сгрудились в углу. Высокий держал нас под прицелом, а мохнатый начал обыскивать избу.

Значит, все-таки Каролину засекли. Выследили, чтобы им пусто было. А ведь я предупреждал... Увы. Но где

же девушка?

Ответ пришел одновременно с этой мыслью.

- Вылезай! - раздался торжествующий голос мохнатого. - Мать твою, она кусается! Еще раз так сделаешь,

зубы выбью.

Я повернул голову. Каролина пряталась под кроватью, и теперь мордоворот вытаскивал ее оттуда за руку.

Девушка отчаянно упиралась, но грубая сила одолела отчаяние, и ее выдернули из-под кровати как

морковку.

- Ну-ка, ну-ка... - Парень с ястребиным лицом не скрывал радости; он осмотрел Каролину с головы до ног и

цинично ухмыльнулся. - Давно не виделись...

- Сволочи! - с ненавистью сказала Каролина. - А ты, Ренат, - обернулась она к мохнатому, - еще получишь

свое.

- Ой, напугала... - Ренат шутливо отскочил назад. - Ваха, слышь, нас берут на понт. Совсем оборзела. Дай я

ей пасть порву. Она давно это заслужила. - Он сделал короткий замах, намереваясь ударить Каролину по

лицу.

- Попридержи поганки! - прикрикнул на него Ваха, закрывая собой девушку. - Забыл наказ босса? То-то.

- Помню, - разочарованно буркнул Ренат. - Везет же сучке...

- Ты меньше разговаривай, а больше делай, - назидательно сказал Ренат; похоже, он был старшим. - Зови

остальных. Нужно прояснить еще один вопрос...

Пока они препирались, я оглядел свою бравую команду. Зосима немного приободрился и бросал косые

взгляды на ружье, которое я повесил на крюк.

Мне его мысли были понятны. Нет, милый друг, не успеешь. Эти парни битые, их на мякине не проведешь.

Шлепнут на месте без особых раздумий.

Пал Палыч по-прежнему пребывал в каком-то ступоре. Я бы не сказал, что он отчаянно трусил, отнюдь.

Просто Пал Палыч, как мне показалось, уже распрощался с жизнью, и, будучи достаточно цельной натурой,

приготовился встретить смерть достойно. Видимо, он думал, что парни явились по его душу. Похоже, Пал

Палыч здорово кому-то насолил.

- Лады, - ответил Ренат. - Я пошел.

Но выйти он не успел. Послышались чьи-то шаги и в дверь постучали. Доступ к телу продолжается,

подумал я с горечью, но рот не раскрыл, так как Ваха зашипел ползучим гадом:

- Молчать! Ни звука, иначе всем кранты!

- Кто это может быть? - шепотом спросил Ренат - то ли меня, то ли себя самого.

- Хрен его знает, - так же тихо ответил Ваха. - Но уверен, что не наши.

- А ты чего молчишь!? - вызверился на меня Ренат. - Кто пришел, знаешь?

- Откуда? - Я тоже не стал повышать голос - так сказать, во избежание. - Наверное, народ решил, что у меня

не изба, а музей. Вот и торопятся занять очередь на посещение с утра пораньше.

- Нет, я точно отрежу язык этому умнику, - злобно буркнул Ренат.

В дверь постучали снова - уже гораздо сильней. И вслед за стуком раздался знакомый голос:

- Извините, это снова я! Откройте, пожалуйста. Есть дело.

Это был мужик, которому я перевязывал порезанную ладонь. Я беспомощно посмотрел на хищно

насторожившихся Рената и Ваху, и молча, с соответствующей моменту гримасой, развел руками: мол,

понятию не имею, кто это и что ему нужно. Впрочем, почти так оно и было.

Наверное, Ваха что-то надумал, даже рот открыл, чтобы отдать приказ Ренату, но словами оформить свою

мысль так и не успел. Дверь, которую незваные гости забыли запереть, неожиданно открылась, и в горницу

быстро вошел давешний "топограф".

В руках он держал оплетенную разноцветными пластиковыми полосками бутыль с длинным горлышком.

Обычно в таких раньше продавалось болгарское вино.

- Смотрю, дверь не заперта, - сказал мужик, широко улыбаясь. - Я слегка толкнул, она и отворилась. Это

вам, - он поднял бутыль на уровень груди. - Отличное сухое вино. Друзья с Молдавии оказией передали.

Мы сегодня рано уходим, дай, думаю, заскочу к своему спасителю. Уж не побрезгуйте. Это в знак

благодарности. Здесь почти нет алкоголя. А для желудка очень полезно. Не будете пить сами, угостите

друзей.

Едва раздались шаги в сенцах, Ваха и Ренат с похвальной слаженностью заняли позиции по сторонам двери,

ведущей в горницу. Мужик поначалу их не заметил, - одного скрывала вешалка, а второй спрятался за

книжный шкаф - а когда, наконец, сообразил, что в избе творится неладное, было уже поздно что-либо

предпринимать.

Надо отдать ему должное - он сделал все, что мог. "Топограф" был обучен весьма прилично, но на свою

беду, в самый главный момент своей жизни, напрочь забыл основную заповедь специалистов по тайным

операциям: "Бди всегда, бди везде, бди в любое время дня и ночи. Не дай застать тебя врасплох. Все люди

делятся только на две категории - врагов явных и врагов тайных".

Он швырнул бутыль, как спортсмен ядро - от плеча, и попал Ренату в грудь. А затем резко развернулся,

чтобы отразить удар Вахи - тот не стал стрелять, чтобы не наделать лишнего шума, и целил ему рукояткой

пистолета в висок.

Выпад Вахи он все-таки успел блокировать. Но тут подоспел Ренат, на которого сильный удар в

мускулистую грудь произвел такое же впечатление, как на слона комариный укус, и с размаху вогнал

"топографу" нож точно под левую лопатку.

Теперь или никогда! Мысль пронзила мое сознание словно молния. Мирный дачник в одно мгновение исчез,

и в горницу ворвался дикий кровожадный зверь.

Я рванулся к Вахе (для меня он был наиболее опасен, так как держал в руках пистолет, в отличие от своего

приятеля, видимо, привыкшего орудовать ножом) и с мстительным упоением ударил ребром ладони с

разворота по горлу.

Бандит (теперь я имел полное право называть его именно так), срывая одежду с вешалки, завалился

навзничь. Он еще падал, а кровь уже хлынула изо рта, выплескивая на пол последние частички едва

теплившейся жизни.

Удивительно, однако, Ренат на секунду, может, чуть больше, опешил. Не думаю, что он был плохо обучен,

просто бандит слегка расслабился, празднуя "победу".

Эта задержка помогла мне перегруппироваться. И когда Ренат, не помня себя от ярости, попытался пырнуть

меня ножом, я успел отскочить на безопасную дистанцию. Я взглянул на его руку; он перехватил нож по-

другому и я вынужден был отметить, что Ренат знает кое-что о подобных единоборствах.

Но и он понял, что перед ним серьезный противник. Для этого не нужно было иметь большой ум; стоило

лишь взглянуть на Ваху, бившегося на полу в конвульсиях.

Нужно отдать ему должное - Ренат даже не пытался достать пистолет, который засунул в наплечную

кобуру. Для этого он должен был переложить нож в левую руку, что было смертельно опасно. Это опытный

бандит знал наверняка.

А еще он думал, что сумеет справиться со мной, не прибегая к огнестрельному оружию. Наивный... Знал бы

этот сукин сын, сколько часов и дней я потратил на изучение самообороны без оружия.

Я не дал ему много времени на мыслительный процесс. Главное в таких схватках вывести противника из

равновесия, ошеломить его, навязав свой темп, свой ритм борьбы и предложив максимально возможную

скорость. У специалистов высокого класса обычно такие номера не проходят, но я был уверен, что Ренат к

ним не относится.

Я подловил его, когда он пытался провести атаку в филиппинском стиле - с отвлекающими фехтовальными

выпадами и связками, которые обычно исполняются в вихревом темпе. Ему не хватило ни скорости, ни

ловкости. Он элементарно запутался в сложной вязи, которую должен был выписывать клинок.

Наверное, бандит так и не понял, почему нож вдруг изменил направление движения и по самую рукоятку

вошел ему в живот. Бывает такое в схватке на ножах: человек уже мертв, потому что получил смертельный

удар, но все происходит настолько быстро, что сигнал о смерти поступает в мозг с опозданием. Какое-то

время человек мыслит и даже двигается, но все это происходит уже по другую сторону жизни.

Я обернулся к невольным зрителям кровавой постановки. Они стояли, даже не дыша. И почему-то смотрели

не на тела бандитов, как должно в таких ситуациях, а на меня. Похоже, я здорово их удивил.

Я попытался улыбнуться им, но вместо улыбки получилась нелепая гримаса. Тогда я подошел к

"топографу" и приложил два пальца к его шее. Пульс не прощупывался. Он был мертв, в чем я и не

сомневался. Но проверить свои выводы я должен был.

- Собирайтесь! - сказал я, снимая со стены ружье и патронташ. - Нужно уходить. И чем быстрее мы

покинем деревню, тем больше у нас будет шансов выжить. Зосима, возьми мой рюкзак. Он в шкафу, ты

знаешь где. И бинокль не забудь!

- Мне... тоже?.. - наконец подал голос и Пал Палыч.

- Не советую. Ваше дело - сторона. Возвращайтесь в свою норку. Забаррикадируйтесь и ждите, пока не

явится милиция... или служба безопасности. А они, по идее, должны прибыть очень скоро, - вспомнил я про

"топографов".

Теперь я был почти уверен, что в старой конюшне расположилась оперативная база какой-то из спецслужб.

Конечно, можно было пойти к ним и попросить о помощи, если бы не одно "но" - смерть их сотрудника.

Плюс еще два трупа.

Попробуй доказать, что все это трагическая случайность. Попадешь под горячую руку коллегам мужика -

"и никто не узнает, где могилка моя..."

Ко всему прочему, я сомневался, что мы сумеем пробраться к конюшне незамеченными. Где-то неподалеку

бродят другие волки Ильхана, как можно было понять из разговоров Вахи с Ренатом.

А мне очень не хотелось попасть в руки бандитов еще раз. И потом - кто может дать гарантию, что

"топографы" и люди Ильхана не работают, сами того не зная, на одного и того же заказчика?

- Куда направимся? - глухо спросил Зосима, пытаясь унять вполне естественную дрожь.

Ему объяснять ситуацию не нужно было. Он всегда боялся властей, а теперь, после случившегося, готов был

спуститься хоть в пекло, лишь бы не встречаться с людьми в погонах и не стоять перед судом. Так что

вопрос с проводником разрешился сам собой.

- На ту сторону.

Зосима с пониманием кивнул. Уйти "на ту сторону" у деревенских означало пересечь труднопроходимый

участок заболоченного леса, напоминающий огромный аппендикс. Железная дорога, а значит и

цивилизация, служили границей этому выступу.

Если от нашей деревни проложить прямую линию точно на юг, то она другим концом упрется в областной

центр. Туда я и стремился, потому что только там имел шанс связаться с кем нужно, чтобы попросить

оказать содействие в разрешении весьма нелегкой проблемы.

Нет, я не собирался просить за себя. Как-нибудь обойдусь. Меня волновала судьба Зосимы. Это по моей

вине (или почти по моей) он попал на старости лет в такой переплет.

Что касается Каролины, то здесь все обстояло гораздо сложнее. Мне она тоже стала небезразлична, но не

настолько, чтобы я мог, не задумываясь, положить из-за нее на алтарь жертвоприношений свою самую

большую драгоценность - жизнь.

Мы выскочили во двор. Я держал ружье на изготовку. Пистолеты бандитов я не взял - вдруг стволы

"меченые"? Если нас поймают с ними, тогда будет совсем худо. К тому же пистолет в лесу полезен в такой

же мере, как и отбойный молоток.

- Идем по тропе? - спросил Зосима.

- Опасно. Берем курс на косу. Это направление никто перекрывать не будет.

- И то... - охотно согласился Зосима, поняв, что я задумал.

- Пригибайтесь пониже, - приказал я своей "команде". - Направление - через огороды в лесок. Держите уши

и глаза широко открытыми. Чуть что - падайте на землю. Только тихо!

Неожиданно Каролина метнулась за сарай.

- Ты куда!? - вызверился я шепотом.

- Я сейчас... - прошелестело в ответ, и она исчезла с поля зрения.

Ну, блин, девка! Электровеник, право слово. Что она еще надумала?

Разъяснение последовало спустя минуту, может, две. Когда девушка возвратилась, у нее за плечами висел

рюкзак. Тот самый, "знаменитый". Кроме того, она переобулась в элегантные спортивные тапочки.

- Оставь его в тайнике! - сказал я, накаляясь.

- Ни за что!

- Хрен с тобой!- выругался я и сплюнул в досаде. - Делай, что хочешь. Только запомни: тащить твой рюкзак

я не буду.

- А я разве прошу об этом?

- Попросишь. Еще как попросишь, - ответил я с мстительным удовлетворением.

Девочка, подумал я, ты еще не знаешь, что нам предстоит...

- Все, баста! Вперед! И больше никаких задержек. - Покрепче сжав приклад и пригибаясь как можно ниже, я

побежал к недалекому леску.

Мне показалось, что в этот момент я перерезал пуповину, которая связывала меня с самым лучшим

периодом моей жизни. Я даже ощутил боль. Только она была не физического свойства, а какая-то другая.

Но мне от этого легче не стало.

Глава 28.

До косы мы добрались без приключений. Если не считать того, что Каролина шарахалась от каждой

лягушки. Пока я не показал ей кулак и не сказал несколько "ласковых" слов.

Лодка была на месте, и мы уже начали грузиться, как вдруг затрещали камыши, и на сухое место вывалился

взмыленный Пал Палыч. Видимо, он шел вслед за нами.

Я поневоле отдал ему должное - он лихо преодолел небезопасный путь, при этом не наделав лишнего шума.

В руках Пал Палыч держал мой кухонный топорик для рубки мяса.

- Я с вами, - безапелляционно заявил он, и плюхнулся на дно лодки.

- Зачем?.. - тупо спросил я.

От неожиданного явления в моей голове произошло короткое замыкание, и у меня просто не нашлось

других слов.

- Так надо.

- Что значит - "так надо"? Нет уж, извольте объясниться. Только покороче - у нас пятки горят.

- Они приходили за мной.

- Здравствуйте, я ваша тетя! Пал Палыч, вы им нужны, как прошлогодний снег. Возвращайтесь и сидите

тихо. Поверьте, так будет лучше.

- Нет. В деревню я не вернусь. Меня убьют. - Он говорил монотонно и глухо.

Я присмотрелся к нему внимательней. У него были совершенно безумные глаза. Похоже, схватка в моей

избе потрясла его до глубины души. Я, наконец, понял, что Пал Палыча не вытащишь из лодки и

бульдозером. Он принял решение, и теперь никакие доводы его не убедят.

- А топорик вам зачем? - спросил я обречено, лишь бы что-то сказать.

- Обороняться.

- Ну, если так... - Будь наше положение не настолько трагичным, я бы расхохотался. - Ладно, куда вас

денешь. Теперь у нас есть свой вождь могикан Чингачгук Большой Змей с томагавком, - обратился я к

остальным, взирающим на Пал Палыча с удивлением и неприязнью. - Прошу любить и жаловать.

Я их понимал: и Зосима, и Каролина небезосновательно считали, что Пал Палыч будет для нас обузой. Но

не убивать же его, чтобы освободить место в лодке?

- Все, кончаем базар! -решительно прекратил я прения. - Рассаживайтесь. В тесноте, да не в обиде. Зосима,

бери весла. Держи лодку так, чтобы коса закрывала деревню. Правь к зимней тропе.

Зимняя тропа так называлась потому, что до нее можно было добраться только по замерзшему озеру, зато

напрямик, минуя лесные заросли и камыши. Она шла по мелководью, а затем поворачивала в ручей, в

холода покрывавшийся не очень толстым льдом. Идти по льду было одним удовольствием.

Но в то же самое время это было самое опасное место тропы, тянувшейся на многие километры вглубь

лесного раздолья. Однажды я имел возможность в этом убедиться, когда среди зимы провалился почти по

пояс в обжигающе холодную воду ручья.

Чтобы не обморозиться, пришлось срочно разводить костер и сушить мокрую одежду и обувь. Хорошо, что

тогда морозы как раз пошли на убыль...

Мы вошли в устье ручья словно по маслу, удачно миновав мели и коряги. Теперь нужно было пройти на

лодке вверх по ручью как можно дальше, чтобы не чесать пехом по сильно заболоченной местности.

Мы - то есть, я и Зосима - упирались, как ломовые лошади, перетаскивая лодку через порожки на более

глубокие места. Каролина больше бестолково суетилась и путалась под ногами, нежели помогала.

Поэтому я цыкнул на нее и приказал сесть в лодку. Что она и исполнила с величайшим удовлетворением.

Пал Палыч поначалу не хотел покидать свое место ни в какую. И лишь когда я пригрозил, что мы сейчас

уйдем, а его оставим торчать посреди ручья, как памятник упрямству, он живо спрыгнул в воду и начал

изображать усердие.

Но толку с него было, как с козла молока. Пал Палыч все еще пребывал в ступоре, и всю свою оставшуюся

силу употреблял на преодоление течения, а также на ходьбу по заиленному дну ручья.

Правда, в этом вопросе нам немного повезло. Ил на дне располагался карманами, и при известной сноровке

можно было находить твердые каменистые участки, по которым идти одно удовольствие...

- Все, - сказал Зосима, смахивая рукавом пот со лба. - Тут мы лодку и оставим. Дальше с нею хода нет.

- Тогда перекур... - Я вылез на берег изрядно сузившегося ручья и буквально рухнул на землю.

- Обсушиться бы... - блаженно прищурившись, посмотрела на уже взошедшее солнце Каролина.

- Мечтать не вредно, - буркнул я, закуривая.

Хорошо, что у меня хватило ума положить сигареты и спички в целлофановый мешок. Блок "Мальборо" из

НЗ в рюкзаке я решил до поры до времени не трогать.

- А мне? - жадно вдыхая дым от моей сигареты, сказала Каролина.

- Свои нужно иметь, - ответил я намеренно грубо, чтобы проверить (в который раз!) ее реакцию.

Она посмотрела на меня долгим взглядом и обиженно отвернулась. Молча! За это полагается премия, решил

я, и протянул ей открытую пачку:

- Держи. Я пошутил.

- Шутки у тебя... - Она жадно затянулась. - Как у поручика Ржевского.

- Согласен. Я всегда подозревал, что в моих жилах есть примесь голубых дворянских кровей.

- Сдай анализы. Может, на самом деле в твоей крови... или еще в чем-нибудь, найдут голубизну.

- Ты свой язык затачиваешь, когда намереваешься съязвить, или он у тебя действительно похож на шило?

- Это моя маленькая женская тайна.

- Мне кажется, ты вся соткана с тайн, - ответил я несколько раздраженно.

Она промолчала - сделала вид, что не расслышала.

- Каким берегом пойдем, левым или правым? - переключился я на Зосиму, который не стал раскуривать

трубку, лишь держал ее во рту.

Когда его и Пал Палыча подняли из постелей, им повезло, что бандиты дали возможность одеться.

Чиновный дачник был облачен в легкий спортивный костюм, а сам Зосима, будто предчувствуя дальнейшее

развитие событий, натянул на себя походные, так называемые "охотничьи", шаровары.

В них была уйма карманов, где старик держал кисет с табаком, походную трубку, спички, соль во

флакончике из-под лекарств, шило в чехольчике, крохотный мелкозернистый оселок, иголку с ниткой,

рыболовные крючки, леску, перочинный нож и еще черт знает что.

Короче говоря, шаровары успешно играли роль вещевого мешка. Очень удобно: и руки свободны, и разные

мелочи, весьма необходимые в скитаниях по лесам, всегда с собой. Поэтому забыть что-либо из этого

перечня, отправляясь на охоту, просто невозможно.

- Пойдем по правому, - глубокомысленно наморщив лоб, ответил Зосима

- Почему?

- Ну... я так думаю, что по правому берегу идти будет легче.

- Блажен, кто верует, - буркнул я, не хуже Зосимы представляя, что нам предстоит.

Впереди нас ждала, пожалуй, самая тяжелая часть пути. Тропа только называлась тропой. По ней почти

никто и никогда не ходил. За редкими исключениями, и то в основном зимой.

Главная ее прелесть (для нас) заключалась в том, что с обеих сторон тропы находились практически

непроходимые топи. Поэтому устроить на нас засаду или застать врасплох было очень трудно, если не

сказать невозможно.

Тропа шла по узкой, местами каменистой гриве, поросшей лесом. Однако она не представляла собой

сплошную прямую линию, удобную для ходьбы. Сухие участки тропы перемежались болотистыми

прослойками, нередко коварными и непредсказуемыми, с кочками, ямами и трясинами.

Мне довелось побывать здесь не только в зимнее время, но и по весне, когда земля уже оттаяла, и начали

возвращаться из южных стран дикие гуси. Зосима сагитировал меня поохотиться на дикарей, соблазнив

рассказами о необычайно вкусном гусином мясе.

В наши края прилетали на гнездовье гуси какой-то редкой и крупной породы; паштет из печени этих

дикарей считался большим деликатесом. Не говоря уже обо всем остальном. В чем я, собственно говоря, и

убедился.

Во время перелета гуси кормились на заброшенных колхозных полях (фиг его знает чем), и отдыхали на

крохотных озерках, разбросанных вдоль тропы как бусины жемчужного ожерелья. Иногда они так плотно

набивались на эти водяные пятачки, что стрелять их можно было с закрытыми глазами, просто наставив в

сторону озерка ствол заряженного ружья и нажав на курок.

Тогда Зосима не рискнул идти далеко по тропе. Впрочем, в этом и не было необходимости. Облюбовав одно

из ближних озер, мы за два часа взяли семь птиц, на чем и успокоились.

А зачем нам больше? Тем более что охота в весеннюю пору была самым настоящим браконьерством. Но

разве человек виноват в том, что ему хочется кушать, притом каждый день?

- Подъем, друзья по несчастью! - скомандовал я, озабоченно посмотрев на небо. - Хватит прохлаждаться,

пора в путь.

Солнце почему-то не ползло по небосводу, а летело. Если так пойдет и дальше, нам придется заночевать

посреди топи под открытым небом. Зная размеры и кровожадность местных комаров, мне вовсе не хотелось,

чтобы они подвергли нас экзекуции.

Нам нужно было до наступления темноты выйти к безымянному ручью, где стоял один из моих шалашей.

Там можно будет развести костер, подбросив в него побольше сырых веток и листьев, - чтобы едкий дым

разогнал крылатую нечисть.

На мое удивление, команда подобралась очень даже ничего. Зосима шел ходко, легко, будто и не было у

него за плечами семи десятков прожитых лет - может быть, с перепугу.

Каролина проявляла чудеса стойкости и выносливости. Она и впрямь была хорошо подготовлена физически,

но ходьба по бездорожью, в особенности по болотам, требует несколько иных навыков и методов

подготовки, нежели гимнастические упражнения, пусть и регулярные.

Иногда я замечал, что она превозмогает усталость, стиснув зубы. Но даже в сложных ситуациях, когда

Каролина проваливалась в невидимые подо мхом ямины, заполненные жидкой грязью, она терпеливо, как

муравей, старалась выбраться из них сама. При этом девушка даже не заикалась о том, чтобы мы ей

помогли.

Пал Палыч по-прежнему был заторможен. Он все делал чисто механически: шагал посуху, почти не сгибая

ноги в коленях, - как робот - шел вброд, следуя указаниям Зосимы, обходил топкие места без малейших

колебаний, а когда попадал в трясину, терпеливо и безмолвно ждал, пока его не выдернут оттуда как репку.

Короче говоря, мне его состояние не нравилось. Я не имел перед ним никаких обязательств, в нашу команду

Пал Палыч напросился сам, вопреки здравому смыслу и добрым советам, но ведь он был человек, живое

существо, а значит спасти ему жизнь (какой бы паскудной она ни была) - мой долг.

Если, конечно, мне удастся сохранить свою...

А вот такой пакости от тропы мы не ждали. Природа часто приносит сюрпризы, но чтобы так... Зосима

смотрел на меня обиженно и с недоумением, а я отвечал ему взглядом, полным печали.

Печалиться и впрямь было от чего. Во время весеннего половодья один из ручьев изменил русло, и там, где

раньше была более-менее сухая низинка, теперь маслянисто блестела широкая лента грязи.

- Не пройдем, - сказал Зосима и безнадежно вздохнул.

- Не пройдем, - подтвердил я и снова посмотрел на неожиданную преграду.

- Вообще-то попробовать можно... - почесав в затылке, сказал через некоторое время Зосима.

- Можно... - Я по-прежнему изображал эхо.

А что делать, если в голове нет ни единой толковой мысли? Лезет лишь разная бредятина: мечты, фантазии

и прочее. Эх, если бы крылья... или ковер-самолет... или хотя бы чудо спецтехники, РРД - 5С, реактивный

ранец диверсанта, в определенных кругах именуемый "русской рулеткой".

- Но как? - спросил я осторожно.

- Дык, если бы я знал... - Зосима полез в карман за кисетом; когда он курил, ему думалось лучше.

Я тоже задумался. Обратно ходу нам не было. Это и без особых объяснений понятно. Сойти с тропы? Как

бы не так. Здесь как в зоне во времена культа личности: шаг влево, шаг вправо - побег. Тогда была пуля в

спину, а в нашем случае прощальное буль-буль, если угодишь в трясину.

А здесь она, пожалуй, самая коварная, самая опасная в округе - не успеешь крикнуть "мама!", как ты уже с

головой окунулся в жидкую грязь, которая засасывает с неимоверной быстротой.

Тупик. Мы попали в самый настоящий тупик.

- Может, попытаемся пройти со слегой*... - не очень уверенно предложил Зосима.

- Попытайся, - сказал я с умеренным сарказмом. - Только прежде попрощаемся. Как поется в песне: "И в

дальний путь, на долгие года...". Грязь свежая, ориентиры тропы утрачены. Видишь, там даже кочек нет.

Ухнешь в ямину - и поминай, как звали.

- Вижу, вижу... - угрюмо буркнул Зосима.

- У меня есть другое предложение... - Я взглянул на Пал Палыча, отрешенно пялившегося на

небо. - У нас под рукой вождь могикан с томагавком, так почему не использовать его в мирных целях?

- Это как? - заинтересовался Зосима.

- Будем строить переправу.

- Дык, если надо, то мы завсегда...

Зосима не очень понял, что я намереваюсь предпринять, но с легкой душой переложил бремя

ответственности на мои плечи.

*Слега - длинная жердь.

- Делаем плоты, - сказал я и подошел к Пал Палычу. - Орудовать топором умеете?

Он посмотрел на меня свысока, словно перед ним был пацан-несмышленыш. И молча кивнул.

- Тогда начинайте, коль вам так нравится этот инструмент. - Я показал ему, какие деревца нужно рубить.

Пал Палыч без лишних слов взялся за дело. И нужно сказать топором он работал как заправский дровосек.

Может, Пал Палыч вырос в селе, а возможно вспомнил трудовые навыки студенческого стройотряда. Как

бы там ни было, но уже через полчаса возле тропы лежала куча жердей.

При помощи бечевки, которая была в моем рюкзаке, я связал три плотика: один большой и два узкие,

похожие на снегоступы якутских охотников, позволяющие им ходить по глубокому снегу и не

проваливаться.

- Пожелайте мне удачи, - сказал я почти весело, вооружившись слегой.

Одним концом бечевки я обвязался вокруг своей талии, а второй всучил Пал Палычу, как наиболее

крепкому.

- Каролина, Зосима, помогайте ему. Если забурюсь в грязь по уши, тяните изо всех сил. Иначе будет мне

амба. Есть вопросы?

- Никак нет! - бодро ответил Зосима; он, наконец, сообразил, что я задумал.

- Тогда поехали...

Я передвигался, словно улитка: укладывался на один плотик, затем переползал на второй, при этом пробуя

глубину грязевого потока слегой. Далее первый плотик перетаскивал наперед и перебирался на него,

извиваясь ужом, потом тащил другой, сильно отяжелевший от налипшей грязи...

Моя борьба с трясиной продолжалось довольно долго; как мне показалось - бесконечно долго. Это был

поистине сизифов труд.

Иногда плотик погружался в грязь чересчур глубоко, и тогда на поверхности торчала только моя голова и

лопатки. Чувствуя каждой клеточкой своего тела, что ненадежная опора продолжает погружаться, я

торопился оседлать другой плотик.

Мысленно торопился, а на самом деле мои движения были похожи на кадры замедленной киносъемки.

Иначе из-за резкого движения меня немедленно проглотила бы жирная грязь, которая колыхалась как

живая.

Наконец слега показала, что глубина грязевого потока подо мною не более полуметра. Облегченно

вздохнув, я слез с плотика и вскоре вышел на сухое место. Мне очень хотелось немедля рухнуть на землю и

полежать без движения хотя бы полчаса, но время поджимало.

Я обернулся к своей команде, которая разразилась веселыми криками, и сказал:

- Тише, вы, оглашенные! Зосима, бросай сюда конец бечевки. Будем запускать "паром".

Привязав к бечевке большой плотик, Зосима обогнул свободным ее концом ствол подходящего дерева с

гладкой корой. А затем прикрепил к ней голыш и швырнул его в мою сторону.

Расчет оказался верным - камень упал в метре от моих ног. Проделав ту же самую операцию с древесным

стволом на своей стороне, я вернул камень обратно.

Теперь у нас получился примитивная приводной ремень, натянутый между двумя деревьями,

исполняющими роль шкивов - только неподвижных. Но нас это обстоятельство не смущало.

Уложив Пал Палыча, как самого тяжелого, на плотик - для пробы, мы все втроем начали перетаскивать его

на другую сторону грязевого потока. Смазанная грязью бечевка скользила по древесной коре без особых

осложнений, и вскоре чумазый "вождь могикан" стоял рядом со мной.

Следующей на "паром" погрузилась Каролина. В качестве довеска Зосима всучил ей и мое ружье. Холодная

жижа, в которую поневоле пришлось погрузиться девушке, неожиданно вызвала у нее пароксизмы

неконтролируемого страха. Она судорожно вцепилась в края плотика, и только остатки гордости не

позволили ей совсем потерять голову и заорать благим матом.

Впрочем, ее страхи не были беспочвенными. Я перебирался на другую сторону, имея надежную страховку, а

теперь каждый был предоставлен самому себе.

Можно было запросто свалиться в грязь, и тогда оставалась последняя надежда - на цепкость своих рук. Не

успел ухватиться за ускользающий плотик, не хватило сил и сноровки, - поминай, как звали. Помочь мы

просто не успели бы.

Все шло хорошо примерно до средины грязевого потока. А затем случилось то, что и должно было

случиться, когда не контролируешь свои нервы. "Паром" дернулся чуть сильнее, чем обычно, - Пал Палыч

поднажал некстати - испуганная Каролина на мгновение сместила центр тяжести тела, и в тот же миг

плотик перевернулся, а девушка очутилось по горло в грязи.

Ей повезло, что именно на этом месте глубина грязевого потока не превышала полутора метров. Вскоре она

вскарабкалась на плотик, и переправа заработала снова.

Не повезло мне. А значит, и всем нам. Ружье, которое Зосима не догадался привязать к плотику, исчезло в

трясине навсегда. Мы остались безоружными перед лицом смертельной опасности. Было от чего впасть в

уныние.

Расстроенный утерей ружья Зосима переправился без приключений. Ему в нагрузку достался мой рюкзак, и

он готов был отправиться на дно вместе с ним, но не лишать нашу команду хранившихся в нем продуктов.

Зосима хорошо знал, что такое НЗ в лесных скитаниях.

- Я так больше не могу! - заявила Каролина.

Грязь на ее комбинезоне и рюкзаке, от которого она не решилась избавиться даже в опасной для жизни

ситуации, начала подсыхать. И девушка постепенно становилась похожей на горбатую бабу Ягу

- Я хочу искупаться! - продолжала Каролина, наступая на смущенного Зосиму.

Она наверняка знала, что Зосима ей не откажет. В отличие от меня. Но и моя кожа начала зудеть от грязи, и

я тоже дожидался попутного озерка с огромным нетерпением.

- Уже скоро, - ответил ей Зосима и дружественно улыбнулся; нет, Каролина ему положительно нравилась.

Мы добрались до воды примерно через десять минут.

- Спрячьтесь где-нибудь, - приказала нам Каролина, торопливо стягивая свой комбинезон, превратившийся

в грязную половую тряпку.

- Сейчас... - сказал я, ухмыльнувшись, и полез в озерко прямо в одежде. - В нашем положении условности

отменяются. Хочешь купаться в гордом одиночестве, подожди остальных.

- Еще чего! - фыркнула Каролина. - Так говоришь, условности отменяются? Ладно...

Она разделась до купальника, который тоже сняла, но уже в воде. Пока мы бултыхались в озерке,

освобождаясь от грязи примитивным варварским способом, девушка тщательно постирала все свои вещи,

надела майку и комбинезон, а трусики и лифчик без малейшей тени смущения повесила сушиться.

Мы не стали ждать, пока высохнет одежда. Солнце уже сидело на верхушках деревьев, готовясь отойти ко

сну, а нам еще предстоял немалый отрезок пути.

Вскоре мы снова стали на тропу и пошли с максимально возможной для нас скоростью, чтобы успеть

добраться до шалаша засветло. Что не очень получалось: мы здорово устали и временами едва брели, с

трудом переставляя ноги.

Замыкающей шла Каролина. Она где-то отыскала сухую ветку, повесила на нее купальник, и теперь

напоминала знаменосца французской армии Наполеона, которая отступала под натиском русских войск.

Со стороны наша бравая четверка выглядела впечатляюще.

Глава 29.

Первая ночь на природе не прошла, а пролетела. Мы как упали в шалаше, где кто стоял, так и проснулись

утром в тех же положениях. Нам было плевать на все: на комаров, мошек, другую лесную живность, в том

числе и на еду - голод не шел ни в какое сравнение с нечеловеческой усталостью. Даже сны не осмелились

нарушить наш мертвецкий сон. По крайней мере, лично я точно не видел никаких сновидений.

Зато наше пробуждение оказалось весьма живописным. На Пал Палыча и Каролину, городских жителей до

мозга костей, жалко было смотреть.

Девушка встала быстро, - наверное, чтобы порисоваться перед публикой - но, резко выпрямившись во весь

рост, она так и ходила прямо, словно истукан, потому что спина не сгибалась. По случаю позднего времени

и усталости (мы добрались до шалаша уже затемно), я не удосужился соорудить из веток и травы мягкое

ложе, и мы спали на голой земле.

Дело в том, что старую подстилку, перед тем, как оставить шалаш, я обычно выбрасываю - чтобы не

заводились в ней мыши и даже пресмыкающиеся. Среди лесной фауны есть немало сибаритов, которые не

прочь попользоваться уютной даровой гостиницей. Сказка об утерянной рукавичке и ее квартирантах -

весьма реальная вещь.

Пал Палыч вообще выбрался наружу на четвереньках. Он так кряхтел, разгибаясь, что даже лягушки в ручье

притихли. Пал Палыч видимо пришел в себя, потому что рассматривал окрестности нашей стоянки со

странной смесью любопытства и недоумения. (Но никаких вопросов не задавал).

Все-таки вчера он и впрямь находился в состоянии грогги - есть такой термин у боксеров. Это когда после

сильного удара ты еще на ногах, но соображаешь очень плохо - "плывешь".

Зосима тоже умаялся, как ни странно. Помнится, весной мы совершали и более длинные переходы, а он

смотрелся как огурчик. Но тогда над нами не довлела опасность. Что ни говори, а психологическое

состояние - штука серьезная.

Но то, что и он притомился, было еще полбеды. Постепенно организм привыкнет к ходьбе и все наладится.

В этом я, наученный горьким опытом прежней жизни, совершенно не сомневался.

А вот отношение Зосимы ко мне резко переменилось. От былого дружеского расположения не осталось и

следа. Зосима пытался держаться как обычно, но у него это получалось плохо, нескладно. Ну не умеет он

врать своим друзьям-приятелям, и все тут.

Зосима начал меня побаиваться. До схватки в избе он считал Иво Арсеньева интеллигентом, неплохим и

даже где-то робким парнем. Его выводы я постоянно подтверждал своими охотничьими "подвигами", после

которых Зосима посоветовал мне заняться рыбалкой.

Но теперь, увидев, что на самом деле я не очень похож на рубаху-парня, милягу и недотепу, Зосима оказался

в затруднительном положении. Если раньше он был со мною полностью раскован, то сейчас мой приятель

не знал, как ему повестись.

Каролина тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Она была в постоянном изумлении. И все время

наблюдала за мной исподтишка.

Я ее понимал. Бой, который я дал бандитам, совершенно не вписывался в ее табель о рангах, где, скорее

всего, Иво Арсеньев значился под предпоследним номером. (Все-таки у меня теплилась надежда, что она

может быть благодарной за предоставленное убежище и повысит мой рейтинг на один пункт хотя бы за

человеколюбие и сострадание).

Получается, что я (пусть и нечаянно) разрушил ее оценочную шкалу сильной половины рода человеческого.

Она привыкла сразу расставлять мужчин по полочкам. И после никогда не меняла прочно укоренившегося

мнения о них.

Но - "все смешалось в доме Облонских". Я взял и восстал из праха. Как птица феникс. Восстановил свое

реноме, если выражаться шибко грамотно, порушенное моей "эпической" схваткой с компанией Лагина у

озера. И это напрочь выбило ее из привычной колеи. Каролина просто не знала, как себя вести.

Только Пал Палыч был сама невозмутимость. А точнее - отрешенность. Создавалось впечатление, что ему

все до лампочки. После того, как Пал Палыч осмотрелся и осознал, где он и что с ним происходит, его глаза

стали какими-то сонными, невыразительными, - будто их уже присыпали пеплом вечности.

Похоже, наш чиновный беглец сдался на милость судьбы, и это обстоятельство тревожило меня больше

всего. Его ведь не потащишь на загривке, когда обстоятельства потребуют полной самоотдачи.

- Не мешало бы позавтракать, - робко сказала Каролина, когда мы закончили утренний туалет: умылись

водой из ручья.

- А как же. Но обойдемся без утреннего чая, - сказал я не без досады, вынимая из своего рюкзака консервы и

галеты. - Здесь нельзя разводить костер - чересчур открытая местность.

- Жаль, - только и сказала Каролина, сглотнув голодную слюну. - А почему только две банки!?

Я достал сардины в масле, оставив на обед более калорийную говяжью тушенку. Экономика должна быть

экономной, слонялся когда-то по стране (в период "развитого социализма") такой дурацкий лозунг.

Я решил придерживаться его неукоснительно. Партайгеноссе в своем посконном косноязычии иногда по

чистой случайности выдавали настоящие перлы, достойные стать вровень с высказываниями великих

мудрецов древности.

- Потому что с этого часа все мы садимся на диету, - отрезал я, не вдаваясь в пространные объяснения.

Но Каролина поняла все без лишних словопрений. Ее вопрос был чисто риторическим, и исходил не из

головы, а из голодного желудка.

Быстро перекусив, мы снова стали на тропу. Не без скрипа. Даже у меня мышцы побаливали. А что говорить

про остальных.

День выдался, хуже не придумаешь; для нас хуже не придумаешь - солнечный, ясный, с неограниченной

видимостью. Наверное, нашу команду можно было разглядеть даже из космоса.

Я боялся "вертушек". Если за нас и впрямь возьмутся всерьез, то вертолеты в игре будут задействованы в

обязательном порядке. Ведь по болотам особо не побегаешь. Тем более без опытного проводника, который

сейчас шел впереди нашей команды придурков.

Разве можно назвать умным Пал Палыча, который поперся вместе с нами только потому, что был в запое?

Все его страхи - результат не до конца сформировавшейся белой горячки.

А как охарактеризовать, например, Зосиму? Прожил столько, что нам, молодым, можно лишь слюнки

глотать - нынче сколько не живут. И попал в дурацкую историю, как кур в ощип. Из-за примитивной боязни

оказаться в качестве свидетеля на судебном разбирательстве. Останься он в деревне - гляди, все и обошлось

бы.

Теперь не обойдется. И к бабке не надо ходить, чтобы узнать свою судьбу. Как поется в блатной песне

"Вагончик жизни покатился под уклончик...". Лучше не скажешь. Мы все под прицелом и курок уже

взведен.

Что касается нас с Каролиной, то и мы не лучше. По крайней мере, я - точно. Учит меня, дурака, жизнь,

учит - и все без толку.

Разве я не чувствовал, что нужно в срочном порядке рвать когти? Чувствовал. Ну и что? А ничего. Так и

остался, прилип к острову, как банный лист к заднице. Вот и получил... фашист гранату. Доказывай теперь,

что ты не негр, что земля круглая и к тому же вертится. Сожгут на костре, словно еретика, и как звать не

спросят.

Каролина... А такая ли она дура, как тебе кажется? Сомнения, сомнения... Ты уже эту тему мусолил сто раз,

дружище. Результат - нуль. Принимай все как есть. Когда придет время собирать камни, вот тогда и

выяснится, кто есть кто.

И вообще, как говорил один классик, дурак - это всякий инакомыслящий. Так что земля, это скопище

дураков, которые сошлись в единственном - дружно пилят сук, на котором сидят.

Эта мысль принесла мне неожиданное облегчение. Я даже улыбнулся. А что, хорошо ощущать себя не

изгоем, а представителем весьма многочисленного племени безмозглых идиотов. Умирать скопом гораздо

легче, нежели в одиночку...

Подлая "вертушка" будто подслушала мои мысли. Едва мы вышли на открытое место, - болотистый

участок, поросший невысоким подлеском - как в воздухе раздался до боли знакомый шум винтов. Он

приближался с запада. Там находилась "цивилизованная" сторона нашего захолустья - военный городок у

железной дороги, возле которого прилепился захудалый аэродром и склады с ГСМ.

- В болото! - заорал я, как оглашенный. - Поторопитесь! Всем влезть по шею в воду и держаться поближе к

кочкам!

- Как... почему!? -в полном недоумении спросила Каролина.

- Вертолет, мать вашу!.. - объяснил я доходчиво. - Смотрите вверх и вправо! И ныряйте, ныряйте быстрее!!!

Больше приглашать никого не пришлось. Все посыпались с тропы как горох. Даже казалось бы вялый и

медлительный Пал Палыч. Спустя две-три секунды наши головы торчали из болота как четыре поганки.

Хорошо, что в этом месте было неглубоко, а дно оказалось твердым, почти без ила. Правда, вода не

отличалась чистотой и приятным ароматом, но эти неудобства не шли ни в какое сравнение с грязевыми

ваннами, которые мы принимали вчера.

Вертолет вначале пролетел почти над нашими головами и скрылся за верхушками деревьев, но мы зря

облегченно вздохнули. Спустя две-три минуты, в течение которых я с трудом (применяя очень крепкие

выражения) удерживал свою команду в подводном положении, "вертушка" возвратилась и начала

описывать над нами концентрические круги.

Это продолжалось добрых полчаса. Несмотря на летнюю пору, воду в болоте никак нельзя было назвать

теплой. Вскоре мы начали зуб на зуб не попадать; в особенности Каролина.

Только Пал Палычу водные процедуры пошли на пользу. Его взгляд стал осмысленней, а на лбу появилась

поперечная складка, предполагающая процесс мышления. Что могло означать лишь одно: Пал Палыч

наконец вышел из запоя. Или начал выходить.

Вертолет кружил и кружил над болотцем как коршун, высматривающий добычу. Неужели нас заметили?

Нет, такого просто не могло быть! Мы попрятались раньше, чем "вертушка" выпрыгнула из-за горизонта.

И все-таки настойчивость пилота, сидевшего за штурвалом большой винтокрылой машины, не могла быть

случайной. Что-то удерживало его на месте, хотя, судя по кругам, точной локализации объекта,

заинтересовавшего пилота или пассажиров вертолета, не существовало.

Я не стал ломать голову над этой загадкой. Не до того было. Наверное, где-то неподалеку из-под земли били

ключи, и температура воды, по запарке показавшаяся нам вполне сносной, понизилась до совершенно

неприемлемой.

Если поначалу мы лишь зубами выбивали дробь, то теперь стали синюшного цвета и очень напоминали

утопленников. Каролина смотрела на меня такими умоляющими глазами, что в другое время и при иных

обстоятельствах я бы пустил от жалости слезу.

Наконец "вертушка", заложив на прощание крутой вираж, ушла в сторону военного городка. Мы выбрались

на сухое место с черепашье скоростью. Ноги и руки стали как деревянные и почти не сгибались. Сушиться

было негде и некогда - вдруг вертолет вернется?

- Бегом! - скомандовал я и, взяв Каролину за руку, потащил ее за собой. - Согреемся и высушимся на бегу.

Быстрее, еще быстрее!

Мы бежали, пока нас не укрыли густые кроны деревьев. Я был доволен: народ не роптал и беспрекословно

подчинялся приказам. Даже Пал Палыч, по жизни большой начальник, а значит достаточно независимый

человек, молчаливо признал мое главенство.

- Привал, - сказал я, и мы без сил рухнули на землю, притом сделали это синхронно.

Одежда еще не успела высохнуть, но от былого оцепенения не осталось и следа. Мы были разгоряченные и

потные, как скаковые лошади.

- Чего он... к нам... прицепился? - не отдышавшись, как следует, спросила Каролина.

"Он" - это вертолет.

- Хороший вопрос, - сказал я, при помощи элементов китайской гимнастики восстанавливая дыхание. -

Значит, и ты заметила...

- Еще бы. Они точно знали, что мы где-то рядом.

- Ну, это никакая не загадка. Скорее, элементарная задачка для начальных классов. Нашу скорость

передвижения умножили на время, которое мы провели в пути, и получилась нужная координата -

расстояние, пройденное нами за сутки.

- Может быть... - Каролина все еще пребывала в сомнениях.

Я не стал дискутировать. Мне самому мое объяснение казалось шито белыми нитками. Вертолет кружил над

КОНКРЕТНЫМ местом, а не вообще облетал территорию с предполагаемой координатой. Ведь мы могли

уйти в какую угодно сторону. А сама тропа сверху не видна. Это не аллея в парке.

Внутренний враг с передатчиком или "маяком"? Бред! Это было бы чересчур. Такие фортели описываются

только в лихо закрученных шпионских триллерах. Каролина никак не тянет на роль суперагента, эдакого

Джеймса Бонда в юбке; ладно - в комбинезоне. Да, девица с двойным дном, напичкана тайнами - скорее

всего, личного плана - под завязку, но не более того.

Пал Палыч? Полная чушь. Не тот калибр, чтобы исполнять функции агента-"крота". С его-то положением,

амбициями и связями... Что он прилепился к нам, вполне объяснимо. Такие люди обладают сильно развитой

интуицией, и его мозги сработали помимо воли, автоматически.

По истечении времени я должен был признаться себе, что, останься он в деревне, шансов выжить у него

было бы очень немного. Пал Палыч - свидетель. А они таким отмороженным уродам, как Ваха и Ренат,

совершенно не нужны. Есть человек - есть проблема, нет человека - нет проблемы. Бандитское кредо,

никуда не денешься. Лишние глаза - прямая дорога к приговору.

Тогда что? Каким образом у тех, кто сидел в вертолете, сформировалось точное представление о нашем

местонахождении? Наитие? Гениальный расчет? Наблюдение со спутника? Или что-то такое, о чем просто

невозможно подумать?

- Зосима! - позвал я своего приятеля, который отдыхал сидя, закрыв глаза и привалившись спиной к дереву.

- Ась! - живо откликнулся он, мигом сбросив полную расслабленность.

- Ты как?

- Вполне. Колено немного ныло, но теперь все в норме.

- Я рад. Есть вопрос. Как думаешь, где нас будут искать прежде всего?

- Дык, это и ежу понятно. В том направлении, куда мы идем.

- Я тоже так думаю. Прямая - кратчайшее расстояние для дураков. Почти не сомневаюсь, что они

догадываются о наших намерениях. Областной центр, куда мы идем, - наше спасение. И они это понимают

не хуже нас.

- Получается, что нам так или эдак, все равно кырдык. - В голосе Зосимы зазвучала покорность судьбе.

Еще чего! Нам сейчас только и не хватало раскиснуть. Будем сражаться до конца. Жизнь - штука

интересная, и преподносит неприятные сюрпризы не только дичи, но и охотнику.

- Отставить! - скомандовал я как мог бодро. - Зосима, кончай народ смущать. Человек считается усопшим

только тогда, когда его выносят вперед ногами при большом стечении народа. Мы еще покувыркаемся.

- Ага, покувыркаемся... - Он скептически ухмыльнулся. - С чем? Ружье ведь тю-тю. А с голыми руками мы

далеко не уйдем.

Да, ружье - это проблема. Большая проблема. Выжить в лесу без оружия очень сложно, если не сказать

больше. По крайней мере, человеку городскому.

Как прокормить эту ораву? Именно - ораву. Потому что в лесу два человека - это компания, трое - шалман,

ну а четверо - отряд анархистов. У которого отсутствует тыловое обеспечение.

Голод - не тетка. Иногда он такие штуки с неорганизованными людьми откалывает, что диву даешься.

Впрочем, случается, что и организованные делают друг из друга шашлыки и едят их без специй и даже без

соли.

- Давай сначала уточним маршрут, - сказал я с наигранным спокойствием. - Что его нужно менять, это нам

ясно. А потом вернемся к проблеме питания. Понятно, что из-за харчей мы несколько задержимся, но если

уж что-то делать, так нужно делать обстоятельно. Я не прав?

- Дык, я ничего. Я так...

- И что ты посоветуешь?

Зосима задумался. Остальные смотрели на него с затаенной надеждой, но несколько мрачновато. Мне их

мысли были прозрачны как стекло. Они не отличались оригинальностью. И Каролине, И Пал Палычу до

смерти хотелось очутиться сейчас за тысячи километров от этих мест.

Можно подумать, что я против...

- Нужно идти на Кадью, - наконец разродился здравой мыслью Зосима. - Это большой крюк, но в той

стороне нас вряд ли будут искать.

- А что, идея очень даже неплохая.

До Кадьи я в своих охотничьих вылазках еще не добирался, хотя со слов Зосимы знал, какая там глухомань.

Кадья - это довольно обширная возвышенность, изрезанная ручьями и реками, поросшая густым,

девственным лесом. Короче говоря - почти нехоженые места.

Как мне рассказывал Зосима, некогда там жил какой-то народец, тунгусы, как выразился мой приятель. От

них Кадья и получила, по предположению Зосимы, свое название.

Народ то ли вымер от какой-то болезни, то ли выродился, то ли разбрелся по городам и весям большой

страны, а может большевики в полном составе сослали непокорных нацменов, не пожелавших организовать

колхоз, осваивать необъятные просторы Крайнего Севера.

Как бы там ни было, но Кадья не знала коллективного человеческого присутствия по меньшей мере

семьдесят лет. Только изредка туда забредали охотники-одиночки - как Зосима - но далеко вглубь Кадьи не

заходили. Уж больно места там были неприветливые, опасные и малопроходимые.

- Но сможем ли мы преодолеть такое расстояние с урезанным продовольственным пайком и... - Я замялся,

а затем закончил очень тихо, чтобы услышал только Зосима: - И таким коллективом?

- Когда прижмет, за локоть себя укусят, - мудро ответил Зосима, подтверждая мои выводы на сей счет. -

Думаю, НЗ нам хватит не менее чем на трое суток - как раз, чтобы добраться до Кадьи. Если, конечно,

рюкзак кто-нибудь не утопит в болоте.

Он с осуждением посмотрел на тихую, как мышка, Каролину. Девушка виновато потупилась.

- Будем по пути хорошо смотреть... может, где чего... - Зосима не закончил свою мысль, но мне она и так

была понятна.

Попутная добыча - это хорошее подспорье. Будь у нас ружье... Ну да ладно, русский мужик всему учится

на ходу. Гляди, Пал Палыч своим "томагавком" сохатого завалит. Вот мяса-то будет...

Мы взяли курс на Кадью.

Глава 30.

Улов был так себе - две рыбешки. Как раз чтобы поужинать мне и Зосиме. Но по голодным глазам Пал

Палыча и Каролины, не отводивших взглядов от костра, я понял, что еще день-два голодания, и они могут

слопать нас вместе с вертелами, на которые были нанизаны рыбины.

Мы стали табором над глубоким до черноты озером. С трех сторон его сковали невысокие обрывы, и только

четвертая представляла собой удобную площадку, которая полого спускалась к воде.

Сегодня главным рыболовом был назначен Зосима. Он не очень любил рыбачить, но смирился. Теперь я

стал для него начальником, и Зосима сразу вспомнил свое военное прошлое. Все мои распоряжения он

выполнял четко и беспрекословно. Собственно, как и все остальные члены команды.

В этом я не находил ничего необычного. Мы спасали свои жизни, а значит должны были сплотиться и

создать маленькое племя во главе с единогласно избранным вождем. Что мы и сделали. Только молча.

У меня были подозрения, что в глазах Пал Палыча и Каролины я был каким-то монстром в человеческом

обличье. Разубеждать их в обратном мне не хотелось. Подчиненные должны не только уважать босса, но и

бояться.

Лишь Зосима, как бывший солдат и охотник, который привык к виду крови и смертей, относился ко мне как

прежде, разве что с большей долей предупредительности.

Пока Зосима ловил рыбу, а Пал Палыч с Каролиной заготавливали дрова для костра (что было задачей

весьма нелегкой, так как все мы здорово ослабли от вынужденного поста), я вспоминал детство. И немного

молодые годы, когда я учился... Впрочем, неважно где и чему; главное, что опыт изготовления луков у меня

был весьма приличный.

Для древка лука я нашел тонкий прямой ствол молодого ясеня. Под стрелы приспособил стебли камыша,

который рос возле того места, где мы расположились на привал. А наконечники стрел изготовил из

консервных банок.

Когда Зосима разделил испеченную рыбу на четыре порции, я как раз натягивал тетиву. Для нее, за

неимением лучшего, мне пришлось использовать кусок бечевки. Я был голоден не меньше, других, но мне

не хотелось показывать этого остальным.

Поэтому, поблагодарив Зосиму кивком головы за кусок рыбы, который он подал мне на листке лопуха, я

мужественно продолжил заниматься луком, несмотря на то, что мой рот был переполнен слюной, а желудок

готов был вывернуться наизнанку.

Но я держал марку до последнего. Командир - это прежде всего пример. И только когда тетива приобрела

нужную мне упругость, я не спеша положил готовый лук на землю и начал неторопливо есть, смачно

обсасывая каждую рыбную косточку. Все уже покончили с весьма легким ужином, и глазели на меня кто с

откровенной, а кто с затаенной жадностью.

В дороге мы несколько задержались. По разным причинам; в том числе и хрестоматийным, заключенным в

очень точной и емкой фразе: гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Правда, вертолет больше не

появлялся. Что не могло не радовать.

До Кадьи мы добрались только на пятые сутки. Мой НЗ приказал долго жить (за исключением чая), и нам

пришлось перейти на подножный корм. Это было печально.

Мы собирали ягоды и грибы, безуспешно пытались сбить камнем птиц и белок, и ловили, если была такая

возможность, рыбу. К сожалению, наши успехи на этом поприще были просто мизерными. Найти рыбные

места - это всегда сложная задача для рыболова.

Каюсь, но я заначил маленькую банку красной икры, которую когда-то бросил в рюкзак и забыл о ее

существовании. Я думал, что может наступить момент, когда эта банка спасет чью-нибудь жизнь.

- Вот что, братцы, - сказал я после того, как были измельчены и проглочены все крупные рыбьи кости. - Вы

тут стройте шалаш, - мне кажется, ночью может пойти дождь; не так ли, Зосима? вот и я об этом - а мне

нужно отправиться на охоту. Если мы в ближайшее время не подкинем внутрь чего-нибудь посущественнее,

то завтра или послезавтра вообще никуда не двинемся. Ноги откажут.

- Охотиться... с этим? - Каролина смотрела на лук с явным пренебрежением.

- Ты можешь предложить другой вариант?

- Нет, но...

- Тогда помолчи. Иначе, чтобы выжить, будем есть змей и лягушек. Как тебе такое меню?

Девушка вздрогнула и инстинктивно отшатнулась, будто я уже принес ей блюдо из жареных лягушачьих

лапок. Знала бы ты, красотка, ЧТО иногда приходится есть, когда припрет. Лягушечье мясо - это

суперделикатес по сравнению, например, с вялеными кузнечиками или змеиной кровью, которая хорошо

утоляет жажду.

- То-то, - сказал я назидательно, и направился в лес.

По дороге к этому озеру мы видели массу рябчиков. Зосима только вздыхал: эх, ружьецо бы... Голодная, а

от того вяловатая Каролина провожала их жадными взглядами, но камни уже не бросала. Да, попасть на

лету в птицу - задача, с которой мог справиться разве что первобытный человек.

Рябчики, завидев меня, вспорхнули и уселись на ветки. Не высоко. Глупая птица, подумал я

снисходительно. Она думает (если вообще может думать; скорее всего, ее поведение подчинено

инстинктам), что полная неподвижность - лучшее средство маскировки.

Аккуратно прицелившись, я выпустил первую стрелу. Увы, она попала в "молоко". Это понятно - я ведь не

пристреливал свое оружие. Вторая стрела пролетела уже гораздо ближе к цели - сантиметрах в двадцати от

рябчика. Он даже не шелохнулся.

Я облегченно вздохнул. Сиди, сиди, красавчик... Я сейчас...

Третья стрела смахнула рябчика с ветки так быстро, что я не уследил, куда он упал. Вначале я вообще

подумал, что птица улетела. Но потом понял, что это вспорхнул другой рябчик, сидевший рядом.

Я едва сдержал себя, чтобы не броситься к дереву, под которым лежал сраженный стрелой рябчик. Я

мысленно ликовал - получилось! Но неподалеку сидели другие две птицы, наверное, самец и самка. Эх, еще

бы одну...

Я выстрелил по наитию, почти не целясь, потому что неизвестно по какой причине у меня начали дрожать

руки. И попал! Вот уж если везет, так везет.

Теперь я не стоял на месте, а бросился вперед как легавый пес, учуявший подранка. И спустя две-три

минуты я ликовал, отплясывая какой-то нелепый танец, словно первобытный человек. В руках у меня была

вожделенная добыча...

Я вернулся к озеру, когда уже было совсем темно. Меня распирала гордость: у пояса, привязанные к ремню,

висели семь рябчиков. Невесть что, если брать на вес, но для начала просто здорово.

Меня встретили такими радостными криками, будто я по меньшей мере притащил не рябчиков, а мамонта.

На меня смотрели с удивлением и обожанием. Я сразу превратился в героя. И настоящего вождя племени.

Только теперь я понял, что власть опьяняет почище крепкого вина.

- Все, закончили демонстрацию, - сказал я снисходительно и всучил свою добычу Зосиме. - Четыре рябчика

брось в котелок, будем пить горячий бульон. А остальные птички нанизать на вертел и запечь. Завтра тоже

будет день.

Приказ был выполнен с потрясающей скоростью и невероятным усердием. Мне показалось, что даже огонь

горел жарче, а котелок варил быстрее.

- Только не торопитесь! - предупредил я голодных "соплеменников", получивших по чашке бульона и по

куску мяса величиной с кулак. - Иначе завтра, вместо того, чтобы продолжить наш поход, мы будем долго и

упорно осматривать здешние достопримечательности, притом поодиночке. Пощадите свой желудок и все

остальное.

Меня послушались с трудом. Всем (в том числе и мне) хотелось наброситься на пищу и есть, есть, есть... Но

я хлебал бульон мелкими глотками, не спеша, а мясо ел с таким видом, будто уже давно насытился и теперь

просто отдаю должное поварским способностям Зосимы.

Моему примеру последовали и остальные: Зосима с полным пониманием ситуации, а остальные - в силу

выработавшейся за эти дни привычки к подчинению предводителю, то есть, мне. Когда наша довольно

скудная трапеза была закончена, мы неожиданно почувствовали себя насытившимися под завязку. Я не

очень этому удивился; так всегда бывает, если выходить из длительной голодовки, повинуясь здравому

рассудку, а не животным инстинктам.

Пал Палыч и Каролина уснули, не дойдя до шалаша, - прямо у костра. Кстати, наше временное пристанище

так и осталось недостроенным. Ужин помешал накрыть крышу вторым слоем сосновых веток - чтобы

шалаш не протекал во время сильного дождя.

Лишь Зосима, памятуя про свои годы, кое-как доковылял до импровизированной постели из лапника, где и

захрапел, распугивая лесную живность.

Я не стал ему мешать и тоже прикорнул на свежем воздухе; только под кустом, подальше от воды и на

возвышенности, положив под голову отощавший рюкзак. По ночам возле воды сыро, и мне вовсе не

хотелось проснуться ни свет, ни заря от холода и окропленным росой.

Меня разбудили непонятные звуки. Спросонку мне показалось, что неподалеку бродит какое-то животное.

Оно похрюкивало и усиленно работало челюстями.

Я вскочил на ноги и с ножом в руках двинулся к берегу; звуки доносились оттуда. Медведь?.. - подумал я,

однако не остановился. Обычно лесные звери не приближаются к стоянкам охотников, и лишь медведь

иногда нарушает это железное правило. Особенно когда он голоден. Но в этих краях медведи встречались

очень редко, и я больше грешил на диких кабанов.

Впрочем, мы только назывались охотниками. У нас не было огнестрельного оружия, самого главного пугала

лесных обитателей. А запахи пороха и оружейной смазки звери чуяли за тысячи метров.

А что если и впрямь медведь? Страшновато, конечно... Где-то лук лежит. Толку с него... На лесного

хозяина другое оружие надобно. Рогатину бы... Давно надо было сделать, невелика проблема: вырезать кол,

заострить, на костре обжечь. И все дела. Остановка за малым: отважиться выйти один на один с хищным

зверем весом за двести килограмм...

Я поежился, представив такую картину. И лег на землю, чтобы лучше видеть. Костер давно погас, луна

спряталась, но вода почему-то была светлой - как экран. И на этом экране я увидел согбенную

человеческую фигуру, которая и создавала звуковое оформление ночного пейзажа.

Твою дивизию!.. Я одним махом преодолел расстояние, отделяющее меня от человека. Мне очень хотелось

вмазать ему от всей души, однако я сдержался и сказал с укоризной, но негромко - чтобы не испугать:

- Ай-яй-яй, Пал Палыч, как нехорошо... Вы оставили без завтрака и обеда своих друзей по несчастью.

- Не ваше дело! - огрызнулся Пал Палыч, воровато пряча за пазуху недоеденного рябчика - одного из тех

трех, которыми я намеревался кормить свою команду до завтрашнего вечера.

Между прочим, после того, как мы покинули деревню, Пал Палыч стал обращаться ко мне только на "вы".

Правда, я разговаривал с ним очень редко и чаще всего короткими фразами. А он по-прежнему в основном

отмалчивался.

- Бунт на корабле? - спросил я строго. - Вам повезло, что я добрый. Мы не будем вешать вас на рее, а

просто спишем на берег, уважаемый. Дальше будете топать сами. Впрочем, это решит коллектив. Утром. А

пока отправляйтесь на боковую. Надеюсь, теперь вы сыты.

Пал Палыч не стал спорить, но спать не лег, а скрылся в темноте - наверное, чтобы продолжить свой

поздний ужин. Я печально посмотрел на единственную птичью тушку, которую удалось вырвать из его

ненасытной глотки. Для троих это меньше чем ничего. А нам предстояло углубиться в Кадью, где никто

легкой дороги нашей команде не гарантировал.

Я прислушался. Из зарослей доносились шорохи и аппетитное "хрум-хрум", отчетливо слышное в ночной

тишине. Похоже, Пал Палыч перемалывал птичью тушку вместе с костями. И мне вдруг захотелось пойти

туда и попинать его ногами. Сукин кот...

По дороге он все время что-то жевал. Запойный период неожиданно закончился, и теперь его организм

требовал срочной подпитки. Я наблюдал за ним какое-то время и в конце концов понял, что Пал Палыч

пробовал на зуб все, что только попадалось ему в пути: осиновые ветки, сосновые шишки, какие-то

корешки, не говоря уже о ягодах и грибах, которые он трескал сырыми. Похоже, в его похмельной башке

произошел какой-то сдвиг, и я побаивался, что он может впасть в буйство.

Но все шло более-менее нормально - до сегодняшней ночи. Теперь нужно думать, как с ним поступить. Не

было печали... Однако, безнаказанным неповиновение нельзя оставлять. Иначе начнутся распри, коллектив

утратит свою жизнеспособность, и мы попадем в лапы людей Ильхана... или кого там еще.

До утра я так и не уснул. Потому что ругал себя последними словами. До меня только этой ночью дошло,

что мы почему-то не посчитали нужным выставлять часовых. Мы, то есть, я. Понадеялся на глухомань.

Опасное заблуждение. Особенно если учесть, что нас усиленно ищут...

Утром все собрались на большой совет. Пал Палыч держался чуть поодаль, но, как мне показалось,

виноватым себя не чувствовал. Скорее наоборот: он приосанился и, крепко сжав в руке топорик, с которым

не хотел расставаться ни в какую, посматривал на нас свысока - будто мы были представителями

неполноценной расы.

- Вот, - сказал я, выставляя на всеобщее обозрение аппетитно выглядевшую птичью тушку. - Это все, что у

нас имеется в наличии.

- А где... где остальные!? - Голос Каролины неожиданно стал хриплым.

- Пал Палыч слопал. Ночью, когда вы спали.

Каролина медленно повернулась к Пал Палычу и несколько секунд разглядывала его - будто видела в

первый раз.

- Ах ты, гад... - наконец с ненавистью молвила Каролина; ее голос утратил хриплость, но понизился почти

до женского баса (если такое понятие существует). - Убью...

Не отрывая глаз от Пал Палыча, она стала с лихорадочной поспешностью шарить рукой по земле, выискивая

камень покрупнее. Он тоже смотрел на нее, набычившись. И мне очень не понравилось выражение его

обрюзгшего лица. Я понял, что сейчас он готов раскроить ей голову топориком, даже не мигнув глазом.

- Ну-ка, остынь, подруга! - рявкнул я, заслонив собой Пал Палыча. - Человек совершил ошибку. С кем не

бывает. Он исправится. Разделим птицу на троих и позавтракаем, а потом я пойду на охоту, чтобы

заготовить мяса впрок.

Последнюю фразу я произнес не совсем уверенно. Раз на раз не приходится, а в таком деле, как охота, - тем

более. Но иного выхода просто не было - чтобы идти дальше, нужны хоть какие-нибудь припасы. На первое

время.

- Горбатого могила исправит, - злобно сказала Каролина, но камень, который держала в руке, положила. -

Гнать его нужно в три шеи. Гнать! Дармоед...

- Это почему вы будете делить рябчика на троих? - вдруг подал голос Пал Палыч. - А про меня забыли?

На какое-то время нас заклинило. Мы смотрели на него с диким удивлением и негодованием. Ни фига себе

заявочка... Неужто Пал Палыч забыл, что ночью он съел две тушки? Чудеса...

- Вот, я вам говорила? - с победными нотками в голосе наконец первой высказалась Каролина.

- Говорила... - Я тяжело вздохнул; ну и как мне теперь быть?

Положение было хуже некуда.

- А что ты скажешь, Зосима? - Я попытался часть ответственности за решение переложить на плечи своего

приятеля.

Но он тоже был не лыком шит.

- Дык, я как все... - ответил Зосима, пряча глаза.

Чертов приспособленец! Член партии под названием "Моя хата с краю". Что ж, его не переделаешь.

Придется решать одному.

- Пал Палыч, народ требует наказания, - сказал я как можно строже. - Не стройте из себя идиота. Вы съели

почти все наше мясо. Поэтому звание "вождь могикан Чингачгук" отныне упраздняется, и вы назначаетесь

почтальоном Печкиным. Сдайте личное оружие. Только без глупостей! - прикрикнул я на Пал Палыча,

заметив, что он злобно оскалился и, подняв свой "томагавк", приготовился к нападению. - Иначе зашибу. -

И тут же я добавил более миролюбиво: - Давайте сюда топорик. И мы вам все простим.

На физиономии Пал Палыча вдруг появилось хитрое выражение. Он начал медленно отступать, но только не

по прямой, а по дуге. Когда я понял, что он задумал, уже было поздно: Пал Палыч упал, словно ястреб, на

землю, схватил лежавшие поодаль лук и стрелы, и с победным кличем скрылся в лесу.

- Стой, идиот! - заорал я и бросился ему вслед. - Вернись, мать твою!..

Но тут же и остановился. Не хватало мне еще стрелу в живот схлопотать. С этого чокнутого взятки гладки.

С перепугу выстрелит - и лечись потом, как знаешь. Стрела легкая, предназначенная на птицу и зайца,

убить ею невозможно, а вот ранение она может нанести серьезное. Занесет наконечник какую-нибудь

инфекцию - и все, капут.

- Я с тобой! - самоотверженно предложила свою помощь Каролина.

Она где-то раздобыла увесистую палку и теперь взмахнула ею с грозным видом.

- Пусть бежит, черт с ним, - пресек я ее патриотический порыв. - Без него нам будет легче. А лук я сделаю

новый, лучше прежнего.

- Пропадет он в лесу, - угрюмо сказал Зосима и неодобрительно покачал головой.

- Не думаю, - ответил я, и поставил на костер котелок с водой.

- Это почему? - заинтересовался Зосима.

- Если у него не совсем крыша поехала, он будет держаться поблизости и топать за нами. Твой клиент,

Зосима, хитрый, как змей. Нам теперь нужно уши держать востро. И прежде всего не мешает вооружиться

хотя бы дрекольем.

- Ну, если так... - Зосима успокоился и повеселел.

- Будем чай пить? - скучным голосом спросила Каролина, глядя на мои хлопоты возле костра.

- Нет. Сварим бульон. Думаю, с печеной птицы тоже будет неплохой навар. Нам нужно хорошо

подкрепиться, потому что переход ожидается длинный. До самого вечера. На обед у нас все равно ничего

нет. Опять перейдем на подножный корм. Зосима, давай твои травки. Да, да, именно их я и имею ввиду.

Каролина с удивлением смотрела на Зосиму, который доставал из карманов уже увядшие листья и корешки.

Только я заметил, ЧТО именно собирал по дороге мой приятель. Знал я и для чего все это предназначено.

Вечером, с голодухи, я как-то забыл о находках Зосимы. И вот теперь вспомнил.

- Дай немного аира и девясил. Хватит... Остальное спрячь, пригодится. У тебя есть и бедренец? Отлично.

Брось в котелок несколько листочков - для запаха.

Зосима глядел на меня во все глаза. Он никак не предполагал, что мне известно назначение его "гербария".

Тем более, что Зосима никогда не посвящал меня в секреты своей кухни.

Сейчас нам без этих трав было не обойтись. Я мысленно поклонился предусмотрительному Зосиме в ноги,

но говорить ничего не стал - еще загордится. Если бедренец используется в основном как приправа, то аир

болотный и девясил обладают, кроме всего прочего, и сильным лекарственным действием.

Например, девясил применяют как общеукрепляющее средство, приписывая его ослабленным людям. А мы

как раз такими и были. Поэтому бульон с приправами Зосимы должен был нас и вылечить от пока не

выявленных болезней, и добавить сил и бодрости.

- Класс! - восхитилась Каролина, попробовав мою стряпню. - Запах и вкус - обалдеть можно.

Я скромно потупился и промолчал. Знала бы она, что бульон с этими травами я сварил первый раз в жизни.

А все мои знания кухни отшельника - в основном чисто теоретические. Я даже сам удивился, что у меня все

получилось.

Глава 31.

Кадья оказалась для нас крепким орешком. Зосима уже кое-что подзабыл, и случалось, что мы или не туда

сворачивали, или вообще шли в обратную сторону. Возвышенность изрезали ручьи и речушки, а лесные

заросли местами были просто непролазными.

Но мы через них старались не ходить. Зосима вел нас по зализанным временем безлесным холмам. Они

поросли редким кустарником и высокой - в пояс - травой. Только вершины холмов были в основном

лысыми и напоминали тонзуры католических монахов.

Я старательно делал вид, что мало смыслю в топографии, хотя в свое время весьма точную армейскую

карту-десятиверстку окрестных лесов вызубрил наизусть, по устоявшейся привычке предполагая, что

лишние знания за плечами не носить. А поступил я так потому, что не желал обидеть Зосиму своими

советами (он и впрямь, при всем том, весьма прилично ориентировался на местности, но уж больно дикой

она была и труднопроходимой). Это во-первых; а во-вторых, мне почему-то не хотелось появляться в

областном центре раньше времени.

Какого именно времени, я пока и сам не знал. Все мои догадки находились в области интуиции. Были и

другие соображения, но они касались членов нашей команды...

Возвышенность состояла из выветрившихся пород, и лишь кое-где торчали скалы, похожие на гнилые

клыки доисторических животных. Она образовалась, по моему уразумению, во времена ледникового

периода и когда-то была мореной - скоплением обломков горных пород и глинозема, которую двигал перед

собой ледник. Мое неквалифицированное мнение подтверждали и сами скальные образования: они были

разноцветными и по строению сильно отличались друг от друга.

Но нам было не до геологии. Главным нашим вопросом являлся промысел чего-нибудь съедобного.

Удивительно, но факт: в районе казалось нехоженой Кадьи птицы и звери были более пугливыми, нежели в

окрестностях деревни.

И все-таки нам здорово повезло: я нечаянно подстрелил глухаря-самца весом не менее шести килограммов.

Этому моему "подвигу" предшествовала история, которая сама по себе занимательная.

Пал Палыч, как я и предполагал, шел за нами по пятам. Мы его не видели, но присутствие сбрендившего

чиновника ощущалось на каждом километре пути. То где-то позади раздастся грохот обвала - это когда мы

преодолевали некое подобие перевала, с обрывами и каменными осыпями. То стайки потревоженных птиц

вырвутся из крон и закружат над лесом. То совсем неподалеку от нашей тропы раздастся хруст сломанной

ветки.

А ночью неуемный Пал Палыч слонялся возле нашего бивака, выдавая себя шорохом и невнятными

звуками, похожими на голос гиены, только очень тихий. По этой причине нервная Каролина плохо спала,

несмотря на дикую усталость, и, нередко выходя из себя, в гневе обстреливала заросли камнями. Во

избежание ненужных ссор я даже не пытался сдерживать ее порывы, но время от времени исполнял роль

репродуктора, убеждая Пал Палыча вернуться в команду, чтобы дальше двигаться вместе.

Однако наш чиновный отступник не хотел внимать голосу разума. Наверное, ему так было лучше. В конце

концов, отказавшись от своей затеи направить горемыку на путь истины, я начал оставлять костер

непотушенным, - чтобы Пал Палычу было на чем поджарить свою добычу. Иначе он совсем одичает.

И все было бы ничего, но этот сукин сын взял за правило добывать себе пропитание впереди нашей

команды. Тем самым он лишил нас попутной добычи. Теперь лес встречал незваных гостей настороженной

тишиной и полным отсутствием всякой живности, которая благодаря неожиданно шустрому Пал Палычу

попряталась в свои укромные уголки.

Мы находили лишь окровавленные перья какой-нибудь птицы, которая стала добычей изгоя. Я вынужден

был констатировать, что Пал Палыч достаточно ловко обращается с луком. По всему было видно, что в

детстве он жил в сельской местности и, как все деревенские дети, был хорошо приспособлен к выживанию в

экстремальных условиях.

Поэтому я позаботился сделать свой новый лук настоящим оружием - кто знает, что может взбрести в

голову чокнутому Пал Палычу. Древко я вырезал большое, а тетиву натянул потуже, и теперь моя кустарная

самоделка стала похожей на средневековый английский лук, стрелы из которого пробивали железные

панцири рыцарей.

Стрелы тоже претерпели некоторые усовершенствования. Камышовые - для мелкой дичи, - какими были,

такими и остались. А вот другие, которые я считал (с известной натяжкой) боевыми, были изготовлены из

дерева и хорошо сбалансированы.

Я трудился над ними целых два вечера. Получились они как настоящие; даже оперение у них было не хуже,

чем у боевых стрел. Сделав несколько пробных выстрелов, я с невольной гордостью убедился, что теперь

могу завалить даже оленя. Правда, таких стрел у меня было всего три штуки.

Смастерил я, ко всему прочему, и колчан для стрел - чтобы удобней было их носить и чтобы они всегда

были под рукой. Колчан я сплел из лыка, и он получился легким и вместительным.

Вооружил я и остальных членов своей команды - рогатинами. Причем Зосиме досталась более тяжелая, с

двумя остриями, - как вилы. Сам я ограничился луком и увесистой дубинкой, удобной в ближнем бою.

С харчами, "благодаря" Пал Палычу, у нас стало совсем туго. Оставлять Каролину и Зосиму одних, чтобы

поохотиться подальше от места ночлега, я не решался - фиг его знает, что может взбрести в голову

свихнувшемуся отступнику. А по пути встречались только рептилии и разная совсем мелкая пернатая

живность.

Я уже начал подумывать, а не перейти ли нам на "паек" спецназовцев во время тренировок на

выживаемость, благо он сам под ногами прыгал и ползал. Вот тут все и случилось.

В тот день я поднял свою команду пораньше. И пока они готовили похлебку из различных кореньев и

грибов по рецепту Зосимы, я пошел разведать дорогу. Не без задней мысли: а вдруг мне снова удастся

блеснуть своим охотничьим мастерством?

В небе послышался гул самолета. Я поднял глаза, но так ничего и не увидел, - мешали густые кроны

деревьев.

Если звук вертолетных лопастей мы больше не слышали, то самолеты летали часто. Этот факт вызвал в

моей памяти неприятные ассоциации, но Зосима меня успокоил, сообщив, что иногда такое бывает, - когда

у военных начинаются учения. А поскольку я не был знаком с планами генштаба, то пришлось слова

Зосимы принять на веру.

Вдруг далеко впереди раздался топот ног, треск сушняка - и прямо на меня вылетел красавец-глухарь! Ни

секунды не медля и не задумываясь о том, кто преследует вожделенную дичь, я натянул лук, и выпустил

"боевую" стрелу.

Есть такое известное выражение, что везет новичкам, дуракам и пьяницам. Поскольку я считал Иво

Арсеньева нормальным мужиком, который к спиртному не питает особого пристрастия, то несколько позже

с готовностью признал себя начинающим охотником. Как бы там ни было, но моя стрела пробила птицу

навылет; выстрел был просто потрясающим. Чего не свершишь с голодухи...

Подобрать глухаря мне помешали: ближние кусты раздвинулись, и из них выскочил, сверкая белками

обезумевших глаз, Пал Палыч! Увидев меня, он, не сбавляя скорости, начал размахивать своим

"томагавком" и орать что-то непонятное.

Мне не оставалось ничего иного, как отскочить в сторону, освобождая ему дорогу, потому что этот

чокнутый пер в мою сторону словно паровоз. Он пролетел мимо, как вихрь, оставив меня в полном

недоумении - я ведь уже приготовился отразить его нападение.

Но недоумевал я совсем недолго, потому что вслед за Пал Палычем из кустов показался огромный медведь!

Не скрою, я показал не меньшую прыть, чем несчастный Пал Палыч. Только в отличие от попавшего в

переплет изгоя, я не стал бежать кросс, а мигом забрался на ближайшее дерево. Потом, глядя на него, я

очень удивлялся: каким образом мне удалось штурмовать почти голый ствол и долезть до самой верхушки?

Медведь, несколько озадаченный раздвоением добычи, приостановился на миг, недовольно рыкнул, глянув

на меня маленькими злобными глазками, и побежал дальше, однако уже гораздо медленнее, как бы в

раздумьях. Я понял, что зверь учуял запахи костра, и это обстоятельство охладило его пыл.

Но что побудило лесного хозяина преследовать Пал Палыча? Судя по упитанности и красивой шкуре с

пышной густой шерстью, медведь был достаточно молод и не голодал. Оставалось единственное

предположение (я все-таки не думал, что Пал Палыч в своем безумии рискнул охотиться на зверя с

топориком): медведь и человек просто столкнулись на узкой дорожке.

Обычно зверь при таких встречах пугается и убегает, но бывает и наоборот. Во втором случае ярость

потревоженного хищника беспричинна и не знает границ. Медведь очень непредсказуемый зверь. Его

характер своим непостоянством напоминает человеческий.

Возвратившись к месту привала, я застал Каролину и своего приятеля встревоженными. Оказалось, что Пал

Палыч в безумном беге перемахнул костер и разрушил шалаш, с разбегу не вписавшись в поворот тропы,

точнее - прогалины.

К счастью для них, медведь все-таки не стал дальше преследовать Пал Палыча. Мои друзья по скитаниям

некоторое время слышали неподалеку его злобный рык, но лесной хозяин так и не показался на поляне, где

мы остановились на ночлег.

Мясо глухаря стало для нас манной небесной. К этому времени наши силы были почти на исходе. Если я и

Зосима еще держались, то Каролине было совсем худо. Она здорово отощала и стала как былинка. Но свою

ношу, этот чертов рюкзак, Каролина тащила как потерявший ориентацию муравей.

Глядя на ее страдания, я крепился, - каждый усложняет себе жизнь в меру своей глупости - но дал себе

слово, что при первом же удобном случае зашвырну рюкзак куда подальше. Даже если в нем будет лежать

индульгенция на спасение моей души.

Несколько раз я мысленно порывался помочь Каролине, но тут же осаживал себя. У меня и так было много

обязанностей, а тяжелая (и бесполезная!) ноша за плечами вскоре скует мышцы моих ног и превратит пока

еще достаточно крепкого мужчину в отощавшего задохлика, которому хребет может сломать даже комар.

- Сколько нам еще осталось? - спросил я Зосиму, когда мы остановились на очередной ночлег. -По моим

скромным подсчетам, мы уже протопали сто двадцать километров. Может, несколько больше.

- Дык, это надо помыслить маненько, - ответил Зосима, и занялся вычислениями, черкая прутиком по

прибрежному песку (мы, как обычно, остановились у воды; на этот раз на берегу неширокой речушки).

- Размышляй, Спиноза. Только не очень долго. Нужно ужин готовить. - Я с трудом сдерживал раздражение.

- А ты чего расселась как засватанная!? - рявкнул я на Каролину. - Тащи сушняк для костра.

- Не могу... - жалобно простонала она в ответ. - Извини, я очень устала. И просто не в состоянии сдвинуться

с места... - Каролина сидела, привалившись к коряге, принесенной на отмель паводком. - Я пойду собирать

сушняк... но чуть позже.

- Позже ты будешь зубами от голода щелкать.

- Иво, не будь таким жестоким, - умоляющим голосом сказала девушка.

- Что ты, дорогуша! О жестокости не может быть и речи. Присутствует только элементарная констатация

фактов. А они говорят о том, что завтра ты никуда отсюда не двинешься.

- Это почему?

- Ты до сих пор не поняла? Господи, а я думал, что мозги у тебя вполне на уровне. Знать, ошибался.

- Пожалуйста, не говори загадками.

- Какие загадки? Все предельно просто: оставь свой рюкзак, и завтра по тропе будешь не идти, а порхать.

- Нет! - вскричала она, инстинктивно схватившись за лямки рюкзака, лежащего рядом, - словно я хотел

немедленно реквизировать ее "сокровище". - Я буду идти. И дойду. А дрова для костра я сейчас принесу.

- Никуда ты не дойдешь, - сказал я безжалостно. - На наших харчах и без груза впору ноги протянуть. А до

областного центра еще ой как далеко. Сколько верст до города ты насчитал, Зосима?

- Дык, получается, что еще много... - Зосима озадаченно чесал в затылке. - Я думал, нам осталось дня три

пути. Ничего не могу понять...

- А здесь и понимать нечего. От этого места до областного центра примерно восемьдесят километров. Мы

накинули приличный крюк. Что, собственно, и нужно было сделать, - чтобы нас не вычислили и не

подмели... к примеру, те молодцы, которые прилетали на "вертушке". Теперь мы пойдем четко по прямой.

И никаких отклонений от курса. По моим подсчетам, нам нужно продержаться максимум неделю. И для

этого необходимо мобилизовать все наши внутренние ресурсы.

- Но как ты подсчитал?.. - Зосима растерянно развел руками.

- Элементарно. Карта пути, дружище, здесь. - Я постучал пальцем по голове. - Мне и считать ничего не

нужно. Когда-то меня этому учили. Хорошо учили, смею утверждать.

- Тогда зачем мы столько плутали? - растерянно спросила Каролина.

- Ну, не так уж много мы плутали. Но это уже другой вопрос. Я на него может быть отвечу... как-нибудь

потом.

- Я давно заметила, что ты большой путаник, - сердито сказала девушка. - Правда в твоем понятии -

сплошные недомолвки и притворство.

- Кто бы говорил... - Я был сама невинность. - С какой стати ты считаешь меня притворщиком?

- А кто изображал из себя интеллигентного болвана, которого можно соплей перешибить!?

- Фи... - Я наморщил нос. - Мадмуазель, зачем так грубо. Этот спектакль заставили меня сыграть вы.

- Я? - Она сделала большие глаза. - Не поняла...

- Что здесь непонятного? Разве с неба на голову простому обывателю (ладно, дачнику - пусть так) каждый

день падают дельтапланы с девушками?

- Это была случайность, несчастный случай!

- Если на то пошло, то в моей прошлой жизни подобные "несчастные случаи", которые ты именуешь

случайностями, всегда считались закономерными и вызывали подозрение и опаску.

- В твоей прошлой жизни?..

- Именно! - Я завелся и плохо соображал, что говорю и что делаю; похоже, голодание и усталость сыграли

со мной злую шутку. - И опыт этой самой прошлой жизни подсказывает мне немедленно вывести тебя на

чистую воду. Тебе придется предъявить нам содержимое твоего рюкзака. Хватит нам тайн! А если нет...

Или мы играем в открытую, или скатертью дорожка. Можешь составить компанию Пал Палычу. По-моему,

вы друг друга стоите. Станешь этому "вождю могикан" его скво, а по-нашему - подругой жизни, телкой,

чувихой, шваброй или как там еще.

Я говорил очень обидные слова, и другая на месте Каролины просто разрыдалась бы. Но она на некоторое

время лишь оцепенела, не сводя с меня лихорадочно блестевших больших глаз. Я тоже смотрел на нее в

упор, угрюмо и зло, раздираемый противоречивыми чувствами.

Мне хотелось немедленно ее поколотить, и в то же самое время обнять и приласкать, - чтобы ее пушистая

головка лежала у меня на груди. Я спрашивал себя: а что ты будешь делать, если она не согласиться

выложить все начистоту? Неужто и впрямь бросишь ее в лесу?

Ответа на эти вопросы я не находил. Меня просто сжигали изнутри злобные импульсы - производные той

катавасии, которую затеял неизвестно кто и по какой причине, а отдуваться приходится мне. И это при том,

что я так мечтал о покое, о жизни на природе, не затронутой человеческой злобой и стяжательством, о месте

на земле, где не льется человеческая кровь...

К черту все! Или она наконец прояснит ситуацию, или... Или я просто не знаю, что с ней сделаю!

- Ты это серьезно? - спросила Каролина очень тихо.

- Да! - жестко и непреклонно отрезал я, не обращая внимания на испуганного Зосиму.

Он беззвучно жестикулировал, пытаясь что-то сказать, но у него, видимо, не находилось слов.

- Хорошо, - покорно сказала девушка и начала возиться с застежками рюкзака. - Пусть будет, как будет.

Мне ничего иного не остается, как надеяться на твою порядочность.

- Надейся... - Я упрямо боднул головой, хотя чувствовал себя абсолютно отвратительно.

Глаза бы мои не видели и уши не слышали того, что сейчас происходит. Господи, какой же ты идиот, Иво

Арсеньев!

- Смотри... - Она вытряхнула содержимое рюкзака мне под ноги. - Смотри!

Я опустил глаза - и едва не ахнул. На земле валялись пачки долларов и какие-то бумаги вперемешку с

тонким и ажурным дамским бельем. Много, очень много долларов. Все это добро (за исключением белья)

было хорошо упаковано в прозрачные полиэтиленовые пакеты. Я глазел в полном безмолвии на сокровище

у моих ног не менее минуты.

- Так ты еще и воровка, милая. - Я наконец нашелся, что сказать.

- В другое время и при иных обстоятельствах, МИЛЫЙ, - это слово она произнесла протяжно и с нажимом,

- за такое оскорбление ты получил бы от меня по морде. Пардон - по физиономии. Но сейчас я всецело в

твоей власти, так что пользуйся моей беззащитностью сколько хочешь. Я буду покорна, как рабыня.

- Только не нужно изображать из себя роковую женщину, которая влипла в очередную трагедию.

- Что ты обо мне знаешь!? - Ее голос пресекся, и она закусила нижнюю губу.

- Раньше я бы сказал, что ничего не хочу знать. Но сейчас не до сентиментов и хорошего тона. Среди нас

есть только одна темная лошадка, и это ты. Как человек здравомыслящий и много повидавший, я просто не

имею права всецело доверять такой скрытной особе. Так что колись, подруга. Облегчи свою душу, и может

быть тебе будут отпущены все твои грехи.

- Ты не падре, а я не на исповеди! - огрызнулась Каролина, но тут же сбавила тон. - Извини... нервы...

- Все мы несколько взвинчены, - сказал я миролюбиво, чтобы еще больше не усугублять ситуацию. -

Говори, мы внимательно слушаем. Надеюсь, Зосима может присутствовать на нашем брифинге?

- Да, конечно... - Она ласково улыбнулась Зосиме, который смотрел на нее как на кающуюся Марию

Магдалину. - Я тебе не соврала. Только я дочь не полковника, а генерала. Но он когда-то был полковником.

- Это извинительно, - сказал я с иронией.

- И еще одно: я не была женой Ильхана. - Видимо, Каролина решила принципиально не обращать внимания

на мои выпады. - Ни законной, ни гражданской. Знаю, о чем ты думаешь. Нет! И в его любовницах я не

числилась

- Начало обнадеживающее... - буркнул я себе под нос.

- Мой папа до развала Союза был начальником тыла... В общем, не суть важно, какого военного округа.

Когда началась распродажа армейского имущества, он с приятелями организовал что-то наподобие

акционерного общества...

- С очень ограниченной ответственностью, - подхватил я, саркастически ухмыляясь.

- Не знаю. Тогда я ходила в школу и в основном интересовалась нарядами, спортом и модными в то время

рок-группами - уж не помню сейчас, какими именно. Когда же я подросла и стала кое-что соображать,

акционерное общество обанкротилось, а отца вежливо попросили подать в отставку.

- Повезло...

- Еще как повезло... - Каролина нахмурилась. - Кое-кто из членов акционерного общества так и не дожил до

почетной отставки. У кого сердце внезапно отказало, кто попал в автомобильную аварию. А один, самый

хитрый и подлый, стал доносчиком, за что получил свинцовый привет от бывших товарищей по оружию, не

дожив два дня до суда, где был свидетелем. Ну, а потом... Потом отец, у которого, как я впоследствии

узнала, остались немалые деньги, зарегистрировал совместное предприятие. Поначалу дела шли очень

хорошо. Пока не появился ОН...

Каролина с трудом проглотила застрявший в горле комок. Зосима сочувственно кивал. Я слушал без особых

эмоций, мысленно подсчитывая, какую сумму "зеленью" Каролина таскала в рюкзаке. Выходило, что

больше чем до хрена. Ай да девка...

Верить Каролине или нет? Вдруг она сочиняет очередную небылицу? А что, запросто. Ей не впервой. С ее

фантазией можно сочинять женские романы - те, что в розовых переплетах, неестественно слезливые,

пахнущие дешевой косметикой и грязным бельем.

- Ильхан предложил отцу, как теперь называют, "крышу". Нет, нет, не совсем бандитскую! У него были

очень большие связи в Москве и за границей. Отцу пришлось согласиться... уж не знаю, что именно

подвигло его на этот союз.

- Догадаться об аргументации, предъявленной Ильханом, не составляет труда.

- Ошибаешься. У отца были телохранители, против которых бандиты Ильхана ничто, пыль. Парни из

диверсионных подразделений ГРУ, воевавшие во всех горячих точках бывшего Союза и даже дальнего

зарубежья. Отца охраняли не хуже, чем самых крутых бизнесменов страны. Несколько лет предприятие

работало как часы. Ильхан стал просто незаменимым. Отец был им очарован. А затем наступило прозрение.

- Но слишком поздно...

- Увы, ты прав. Отец готов был порвать с ним отношения, и даже успел перевести основной капитал и часть

договоров на дочернее предприятие, президентом которого уже была назначена я, но тут случилось

непоправимое: его личный самолет разбился на взлете. Отец... он погиб вместе с охраной и коммерческим

директором, другом детства. Так я осталась совсем беззащитной.

Я попытался изобразить сочувствие, но у меня не получилось. Скучно, братцы, ей-ей, скучно... Все эти

разборки между богатыми из-за дележа денег и собственности волнуют меня в такой же мере, как проблемы

глобализации, о которой все уши прожужжала западная пресса. Эка невидаль: кто-то кого-то обобрал или

хочет обобрать, но уже в массовом порядке. Мне от этого ни холодно, ни жарко.

- Первое время Ильхан был предупредительным, шел на уступки. Мы продолжали работать как при отце. На

удивление, я быстро освоилась с новой ролью, и дела на наших предприятиях шли неплохо. Ильхан почти

каждый день выводил меня в свет: на разные презентации, приемы, концерты, в рестораны. По поводу и без.

Я, дура, все гадала: к чему весь этот балаган? Думала, что он пытается таким образом облегчить мои

страдания из-за смерти отца. Ведь из родни у меня больше никого не осталось...

Она вдруг всхлипнула. Но не заплакала. Если говорит правду, подумал я, то нужно отдать ей должное -

характер у нее закаленный. Молодец, девка. А если врет, то и в этом случае можно поаплодировать: играет

свою роль на уровне народной артистки.

- Но он задумал другое. В один прекрасный момент Ильхан предложил мне руку и сердце... сволочь, чтоб

он издох! Подлый урод. К тому времени в России он развелся третий раз, а где-то в Турции у него был

целый гарем. Каково, а!?

- И что тебя расстроило? Неужели гарем? Напрасно. Была бы молодой, любимой женой. Кстати, а почему

его гарем находится в Турции?

- Так ведь Ильхан по национальности турок. Он имеет двойное гражданство. Или два паспорта - я в эти

вопросы особо не вникала.

- Турок, говоришь. Интересно...

В моей голове что-то мелькнуло, больно царапнув по спящим воспоминаниям. Стамбул, звездные южные

ночи, кофейни, дым кальянов, разноязыкий говор припортовых кабаков, - и подлый удар ножа из глубины

темной подворотни.

Нет, нет, ничего этого не было! К свиньям собачьим услужливую память, готовую в любой момент выдать

на дисплей незримого монитора картины, которые приятными никак не назовешь.

- Кстати, не вижу ничего необычного в том, что Ильхану захотелось на тебе жениться, - сказал я с

неожиданной ревностью в голосе; сказал, но дальше развивать эту тему не стал.

- Ему не я была нужна, а мое предприятие, - ответила Каролина. - Он так мне и заявил, когда получил от

ворот поворот.

- Тогда этот Ильхан точно сукин сын. Нежели он даже не предложил тебе выходное пособие - приличную

сумму "зеленью" с многими нулями?

- Предложил. Сущий мизер. Но я не согласилась бы на такой вариант ни за какие коврижки. Так я ему и

ответила.

- И тогда он начал тебе угрожать...

- Что ты, нет! Он начал планомерную осаду. Поначалу ко мне подобраться было трудно, так как меня

продолжали охранять парни отца (правда, их уже насчитывалось гораздо меньше). Но Ильхан нашел способ

убрать и эту преграду - он стал уничтожать моих телохранителей поодиночке. Вскоре половина парней

погибла, а остальные решили не рисковать ни своей жизнью, ни будущим своих семей...

- После этого ты решила бежать. Но почему на мотодельтаплане и так неудачно? Ведь у тебя были и другие

возможности.

- Не было. Верные люди донесли мне, что Ильхан перекрыл все пути. За мной постоянно следили - как

явно, так и тайно, прослушивали все телефонные разговоры, перлюстрировали переписку. Я была в самой

настоящей осаде. Я знала, что еще неделя-другая, и он нанесет последний удар. Какой именно? Догадаться

было несложно... Но я его опередила.

На лице Каролины появилось выражение торжества.

- Я сумела вытащить наличные, которые были в обороте, и поменяла их на доллары. Но это еще цветочки.

Самым главным было то, что я заблокировала все личные счета, а большую часть денег предприятия

перевела в другие банки. Затем моя школьная подруга увезла меня из офиса в багажнике своей машины на

аэродром, где я всегда держала наготове мотодельтаплан, предполагая, что он может когда-нибудь

понадобиться. И все было бы хорошо, но случилось непредвиденное: какой-то сукин сын из

обслуживающего персонала слил авиабензин, хранившийся в запасных канистрах, которые я намеревалась

взять в полет, и наполнил их простой водой. К несчастью, это обнаружилось уже в воздухе, когда бак был

почти сухой. Своими руками удавила бы того гада!

- И совершила бы большую ошибку. Менталитет, дорогая, не задавишь слабыми женскими ручками. Наш

человек, если хоть чего-нибудь не сопрет, считает день потерянным. Даже товарищ Сталин со своими

драконовскими законами оказался бессильным что-либо изменить.

- Может быть, - ответила Каролина неприязненно.

Мне показалось, что, пока мы с Зосимой слушали ее историю, она состарилась как минимум на десять лет.

- Значит, ты и впрямь очень нужна Ильхану, - сказал я задумчиво. - Притом, живая. Он мог вычислить, куда

именно ты летела?

- Вряд ли. Я ведь не дура. Меня он должен был ждать в областном центре, и поначалу я держала именно

такой курс. А потом, как раз неподалеку от вашей деревни, я хотела снизиться, чтобы исчезнуть с поля

зрения радаров, сделать разворот и уйти в сторону... - Она назвал город, который находился за пределами

нашей области.

- Очень неглупо, - похвалил я девушку. - Но теперь получается, что мы идем прямо в пасть тигру.

- Шакалу, - поправила мена Каролина со злобной непримиримостью в голосе.

Она умеет ненавидеть, подумал я. Интересно, а как насчет любви?

- Пусть так. От этого нам все равно не станет легче.

- У меня там есть надежные люди. Они помогут нам уехать из города.

- Нам?

- А разве ты хочешь вернуться?

- Конечно. И Зосима тоже. У нас нет такого рюкзачка, как у тебя, и крупных счетов в заграничных банках. В

переплет мы попали благодаря вам, милая леди, как я теперь понимаю. Когда найдешь надежное место,

сделаешь ложную засветку (например, позвонишь Ильхану или отправишь ему письмо), и блокада с деревни

будет снята. А мы в свою очередь что-нибудь придумаем.

- Тебя убьют!

- Как ты уже убедилась, это не так просто сделать. Должен тебе доложить, уж коль мы играем в открытую, у

меня тоже есть кое-какие связи. И этот твой Ильхан со своими братками мне до лампочки.

- Он не мой!

- Прости. Вырвалось... Но с рюкзаком все равно что-то нужно делать. Путь у нас неблизкий и очень

нелегкий. Спроси Зосиму, если мне не веришь. Ты просто рухнешь под этой ношей на четыре кости, и

поднять тебя можно будет только краном.

- Я не могу его оставить. Ведь здесь не только деньги, но и акции, ценные бумаги...

- Можешь. Найди приметное место, где посуше, и завали рюкзак камнями. Он будет лежать там до нового

пришествия. Мы с Зосимой на твои деньги не позаримся. Не сомневайся. Возьмешь себе тысяч двадцать, на

первое время хватит. Потом, когда все утрясется, наймешь вертолет, прилетишь сюда и заберешь свой

"клад". По-моему, это разумно.

- Наверное, да... - Каролина задумалась.

Где-то неподалеку ухнул филин, а затем закричала выпь. В костре затрещало догорающее полено, и из огня

вылетел уголек, перечеркнувший черное небо золотой чертой. На Кадью опустилась ночь.

Глава 32.

Сооружений и зданий я насчитал немного, и все они имели заброшенный вид. Но чутье, благодаря которому

я заставил свою команду не высовываться, меня не подвело. Спустя какое-то время между зданиями

мелькнула фигура в камуфляже, а затем и другая. Обе личности (физиономий я не смог рассмотреть из-за

большого расстояния) имели боевое оружие - автоматы Калашникова. Похоже, это были часовые.

- Как ты догадался, что там не все чисто? - удивленно спросил Зосима, с тревогой глядя на обветшалые

приземистые здание, похожие на воинские казармы, которые перекрывали нам прямую дорогу на областной

центр.

- Ничего сложного, - ответил я, поняв, о чем спрашивает мой приятель. - Комплекс заброшен, а дорога,

которая ведет к нему, в таком состоянии, будто по ней ездили еще вчера.

- Верно... - несколько сконфуженно почесал в затылке Зосима. -А я и не заметил. Старею, глаза уже не те...

- Глаза здесь ни при чем. Просто у меня большой опыт в таких делах. Посмотри левее. Там на бугре стоит

домик с мансардой. В нем, единственном, все окна целы. А труба как будто с зонтиком и сильно закопчена.

Догадываешься, что это значит?

- Дык, это... никак нет, - почти по-военному ответил Зосима и от смущения крякнул.

- В домике сторожка и наблюдательный пункт. Металлический зонтик на трубе служит рассекателем

дымных струй. Это чтобы ни с земли, ни с воздуха дым нельзя было заметить. Кстати, и крыша на сторожке

недавно покрыта толем. А теперь внимательней присмотрись к мансарде. Что-нибудь видишь?

- А как же! - обрадовался Зосима. - С биноклею кто-то там сидит. Зайчики от оптики бегают.

- Вот видишь, оказывается все не так и сложно. Поэтому не высовывайтесь, чтобы нас не заметили. Зосима,

а ты, случаем, не знаешь, что здесь раньше было?

- Разное люди говорили... - уклончиво ответил Зосима.

- Что значит - разное?

- Местные боялись сюда ходить. Тут до перестройки военные были.

- Ракетный гарнизон?

- Не знаю, объект шибко засекреченный был. Помню, в этих местах еще в начале восьмидесятых один наш

косолапых промышлял. Тогда их здесь было много. Ему, дураку, говорили, чтобы он поостерегся и не лазил

там, где его не просят. Дык, разве вставишь кому-нибудь свой ум. Однажды пошел он на охоту - и сгинул.

Кинулись искать - куда там. Дошли мужики до того места, где подъем на первый перевал, - помнишь

горушку? - а там их уже военные ждали. Повернули кругом, надавали пинков под зад и предупредили, что в

следующий раз накормят их свинцовым горохом. Такие дела... А тот, который на медведей ходил, так и не

объявился. Исчез без следа, будто его и не было.

- Может, в трясине утонул или лесной хозяин задрал? Такое бывает.

- Бывает. Но не в нашем случае. С ним была его собака, лайка. Хороший породы кобель, медведя брал.

Редкий пес, дорогой. Так его потом видели. Спустя два или три года, на охоте. Но хозяин у него был другой,

какой-то военный в больших чинах.

- И что из этого следует?

- Дык, разве непонятно? - искренне удивился Зосима.

- Мне - нет. Уж извини, я не всегда бываю востер.

- Пес не мог допустить, чтобы медведь заломал хозяина. Сначала косолапый должен был задрать кобеля.

Лайка, которая идет на медведя, так обучена. Это не человек, она не предаст и не струсит. Пес сражался бы

до последнего. А если все-таки охотник попал в трясину, кобель должен был вернуться в деревню. Но не

вернулся.

- Выходит, вашего охотника военные приговорили. А пса пожалели из-за его породистости. Весьма

возможно... Лайка легко привыкает к другому хозяину.

- И мы все так думали.

- А в правоохранительные органы не обращались?

- Вдова обращалась...

- Ну и каков результат?

- Отписку прислали. Пустышку. Деревенские не удивились. Ежели в наших лесах кто пропадал, то всегда с

концами. Опосля того случая мы лет двадцать сюда не ходили. Потом, правда, осмелели, - это когда

магазинные полки стали пустыми - и начали рыскать по лесам в поисках дичи где попадя. Но Кадья все

равно стояла особняком. Если сюда и забредали, то не дальше того озера, где был наш первый привал. Там

много рыбы, - ну, ты сам видел, жаль, что клев был плохим - и мы ее ловили сетью, в основном зимой. Что

касается чужих охотников и рыбаков, не местных, то про них мне ничего не известно.

- Значит, бывший военный объект...

Я достал из рюкзака бинокль и начал внимательно разглядывать строения, благо солнце находилось за моей

спиной, и я мог не бояться, что меня выдадут блики от оптики. Комплекс явно был построен военными, но,

руководствуясь своим опытом, я мог точно сказать, что это не наземные сооружения ракетной базы.

- Ну, что там? - нетерпеливо спросила Каролина, которая мыкалась позади меня.

- Опасность, миледи, - ответил я, не отрывая глаз от бинокля. - Здесь находится объект повышенной

опасности. Очень нехорошее место. И самое скверное заключается в том, что нам нужно его как-то обойти,

а это большой крюк, притом по жуткому бездорожью. Печально. Дорога, вон она, рукой подать. Выходи на

нее и топай, как по проспекту. Мечта, кто понимает.

- Неужели пойдем в обход? - с тоской спросила Каролина, которая совсем выдохлась, несмотря на то, что

теперь шла налегке.

- Погоди чуток, дай подумать...

Объект, несмотря на запущенный вид, и впрямь был очень серьезный. Присмотревшись, - уже со второй или

третьей попытки - я едва не уронил бинокль от удивления: посреди квадратной площадки, похожей на

армейский плац, окруженный длинными зданиями барачного типа, стоял, накрытый маскировочной сеткой,

самый что ни есть настоящий вертолет! Только четырехместный, если судить по габаритам.

Это открытие мне совсем не понравилось. Час от часу не легче, подумал я. Теперь у меня почти не осталось

сомнений, что нам преградили короткий путь к областному центру не военные, а сотрудники какой-то

коммерческой структуры, возможно, криминального плана. И было их там явно больше, чем двое.

Но что они забыли в этой глухомани? Неужели грибы и ягоды заготавливают? А казармы приспособлены

под консервные цехи? Весьма сомнительно... Тогда что им здесь нужно, черт возьми!?

А вдруг это база бандитов Ильхана, которые заняли пустующие помещения брошенного армией

спецобъекта на время поисков Каролины? Расположение очень удачное, прямо у нас на пути, из областного

центра можно по дороге легко доставить продукты и горючее для вертолета, комплекс хорошо укрыт от

нескромных глаз...

Нет, не получается. Сторожка явно обжита давным-давно. И не простыми людьми. Чего стоит один

"зонтик" над печной трубой. Хитро устроено. Несомненно, здесь поработали специалисты по

маскировочным мероприятиям.

Видимо, людям, которые заняли объект, есть что скрывать. Все это, вкупе с вооруженной охраной,

вызывало даже не опасения, а самый настоящий мандраж. Нам только и не хватало наступить на мозоль еще

одной организации, которая не будет церемониться в выборе средств, чтобы сохранить втайне свое

месторасположение.

- Делать нечего... - Я тяжело вздохнул. - Все-таки придется искать обходной путь. Охрана объекта с

автоматами нас точно не будет встречать пирогами.

- Дык, это и ежу понятно, - подтвердил Зосима.

У него была старческая дальнозоркость, поэтому он видел все, что творилось возле зданий, не хуже, чем я в

бинокль.

- Я этого не переживу... - простонала Каролина, с отчаянием глядя на свои когда-то шикарные спортивные

тапочки, превратившиеся в лапти дореволюционного крестьянина-бедняка, каким его рисовали художники-

передвижники. - Лучше добейте меня здесь, на этом месте.

Рваные донельзя тапочки держались у нее на ногах только благодаря многочисленным веревочкам и

проволочкам, которые отыскались в карманах "охотничьих" шаровар Зосимы. Впрочем, наша с Зосимой

обувь тоже каши просила. Особенно ей досталось на Кадье, где было много участков с каменной щебенкой,

имеющей острые края.

- Не опережай события, - буркнул я раздраженно. - Если нас поймает охрана этой шарашкиной конторы,

твое желание может исполнится гораздо раньше, чем ты думаешь.

Зосима притворился, что не расслышал моих слов. Он сосредоточенно разглядывал свою трубку, будто

надеялся, что вот-вот она превратится в сестру скатерти-самобранки и задымит ароматным дымком. Табак в

его кисете уже закончился, и он налегал на мои сигареты, которые я экономил, как только мог.

Я положил ему норму - три штуки в день. Как себе и Каролине; ее тоже пришлось пожалеть. Зосима

вздыхал, маялся, особенно на привалах, заискивал, но я был неумолим, так как мой табачный НЗ, блок

сигарет, таял на глазах.

- Ладно, поднялись... - Я спрятал бинокль. - Обойдем это осиное гнездо с правой стороны. Прошу вас -

будьте предельно осторожны. Общаться придется условными знаками. Показываю...

Обучение длилось не более двух минут. После этого мы углубились в лесок, который карабкался на крутой

склон. Мне почему-то думалось, что охранники таинственного комплекса поленятся лезть на верхотуру.

Я ошибся. Ах, как я ошибся! Усталость и недоедание сыграли со мной злую шутку. Я мог бы догадаться,

заметив вертолет, что охраняют это подозрительное место весьма тщательно и профессионально. Но не

догадался...

Нас взяли элементарно. Небольшая полянка, по которой мы шли, неожиданно вздыбилась, и перед нами

словно из-под земли выросли три фигуры в маскхалатах, утыканных ветками и пучками травы.

Я даже не пытался что-либо предпринять: на нас смотрела черными пустыми глазами автоматных стволов

сама смерть. У меня не было ни капли сомнений, что эти парни с бандитскими физиономиями,

раскрашенными сажей, будут стрелять, не колеблясь.

Они деловито и сноровисто обыскали нас, связали руки и, грубо подталкивая, повели вниз по едва

приметной тропинке. Все это охранники таинственного комплекса проделали практически безмолвно и без

эмоций, словно они ловили таких клиентов, как мы, каждый день.

Время от времени, улучив момент, я с тоской поглядывал на свою команду. Это не веревкой были связаны

мои руки, а любовью. Я неожиданно понял, что и Зосима, и Каролина мне очень близки и дороги.

Конечно, не будь их, я бы внес в диспозицию некоторые коррективы. Парней где-то неплохо обучили, но до

волкодавов-ликвидаторов ГРУ им было далеко. Это я видел и по походке, и по тому, как они обращаются с

оружием, и по другим, очень мелким, нюансам поведения, которые в состоянии разглядеть только весьма

искушенный взгляд.

Увы, я не мог неразумным поведением подставлять друзей по несчастью. Не имел морального права. К тому

же в глубине души у меня еще теплилась надежда, что все обойдется: что эти парни все-таки военные, что

теперь зона не такого уровня секретности, как была прежде, и что доллары Каролины послужат нам

пропуском.

Нынче все покупается и продается, так почему не скрасить скучную, полуголодную жизнь солдатиков и их

командиров такой козырной мздой? Нам не нужны тайны, о которых знают все, кому не лень, за рубежом,

но которые недоступны нашим гражданам из-за косности бывших парторгов, этих уникальных и живучих,

как тараканы, приспособленцев, до сих пор продолжающих хранить штамп на все случаи жизни с надписью

"НЕЛЬЗЯ".

Вблизи здания и сооружения имели еще более запущенный вид, нежели когда я наблюдал их через бинокль.

То, что в оптику гляделось невинными пятнышками на стенах, превратилось в проплешины от

обвалившейся штукатурки.

Металлические фермы и эстакады, казавшиеся ажурными и стройными, вблизи представляли собой

переплетение немыслимо ржавых элементов конструкций, готовых вот-вот рухнуть на землю. А мозаичный

зеленый ковер, устилавший плац, оказался сорной травой и мелкими кустиками, взломавшими

потрескавшийся и вздыбившийся асфальт.

Нас завели в сторожку и оставили в пустующей комнате без окон. Это было пределом моих мечтаний в

создавшейся ситуации. Мне край нужно было пошептаться с Каролиной и Зосимой, чтобы на грядущем

допросе придерживаться какой-то одной версии.

Пока мы шли под конвоем, такой возможности я был лишен. Нам не разрешали даже чихнуть. В какой-то

момент, не выдержав большого внутреннего напряжения, Каролина попыталась заговорить с одним из

парней, но тут же получила пинок, от которого у нее едва дух не отшибло.

Сторожка и впрямь содержалась в отменном состоянии. Даже в нежилом помещении, куда нас определили,

пол был покрашен, а стены побелены. Мебели в комнате не оказалось, и мы уселись прямо на пол.

- Иво, кто эти люди? - спросила Каролина немного надтреснутым от волнения голосом.

- Не знаю, - ответил я громко. - Какие-то военные. Хорошо, что мы все-таки выбрались из леса. Надо же так

заплутать... - Я перешел на шепот: - Сидите тихо и слушайте. Придвиньтесь поближе. В комнате могут быть

микрофоны. Слушайте и запоминайте: мы пошли в лес на пикник, попали в трясину, еле выбрались,

потеряли ружье и съестные припасы, заблудились. В общем, почти так, как на самом деле. Это чтобы не

завраться. Держитесь за эту версию руками и ногами!

- Дык, это понятно... - Зосима изо всех сил старался держаться с достоинством.

- Деньги нашли? - спросил я Каролину - все так же шепотом.

- Нет, - ответила она, касаясь губами моего уха; это было очень приятное ощущение. - Деньги в нагрудном

кармане комбинезона. Они там не искали.

- Постеснялись, - ухмыльнулся я в темноту. - Придется нам раскошелиться - дать взятку, чтобы нас

отпустили.

- Нам?

- Извини, не так выразился, - тебе. Ты у нас будешь выступать в качестве богатенького Буратино.

- Мне сейчас хочется быть не Буратино, а черепахой Тортиллой. Залезть бы в ее панцирь, лечь где-нибудь на

дно тихого пруда и чтобы глаза мои не видели подлых и злобных Карабасов.

- Да ты, оказывается, романтическая натура. Никогда бы не подумал.

- Перестань шутить! Мне не до шуток.

- Все, умолкаю. И прошу вас, друзья: успокойтесь и будьте предельно сосредоточенными. Будьте

естественными и не забывайте ни на миг, что мы самые обычные граждане, забредшие сюда в силу

обстоятельств.

Каролина прижалась ко мне потеснее (я и не подумал возражать), а Зосима шумно вздохнул. Больше

говорить было не о чем. Каждый остался наедине со своими мыслями.

Мне вдруг показалось, что в наступившей тишине я отчетливо слышу, как моя жизнь, словно вода из

ладоней, по капле утекает в вечность. Это было пронзительное чувство, сродни прозрению. Я вдруг понял,

что все наши ухищрения ни к чему не приведут и нас отсюда живыми не выпустят.

Глава 33.

Допрос состоялся ближе к вечеру. Нас повели скопом, что несколько упрощало ситуацию. Мы прошли по

узкому коридору десять шагов (здание сторожки на поверку оказалось совсем не маленьким) и очутились в

просторной светлой комнате, напичканной электроникой. Похоже, это был главный пульт.

Я смотрел и глазам не верил: весь периметр комплекса был оснащен видеокамерами, и на дорогих

современных мониторах была видна каждая травинка, каждый камешек местности. Увидел я и ту гряду, за

которой мы прятались, когда рассматривали неожиданно возникшее на нашем пути препятствие. Похоже,

нас заметили уже на подходе и выслали группу захвата.

Кроме мониторов внешнего обзора, в комнате находился большой стенд, расцвеченный мигающими

индикаторами. Я лишь сокрушенно вздохнул: да, эта "контора" была весьма серьезным объектом.

Оказывается, окрестности комплекса были напичканы еще и разнообразными датчиками. А это значило, что

охрана, дежурившая на пульте, могла заметить даже зайца, решившего пощипать травку в охраняемой зоне.

Так что же, черт возьми, скрывают эти полуразрушенные здания!? Секрет должен быть просто глобального

характера, если судить по уровню оснащенности и подготовке охраны.

Глядя на дорогую импортную аппаратуру, я все больше и больше утверждался во мнении, что мы попали в

руки не военных, а какой-то коммерческой структуры. Очень богатой структуры. Все охранные

мероприятия были проведены с поистине купеческим размахом. В деньгах явно не скупились.

В помещении, кроме дежурного оператора, не отводившего глаз от мерцающих экранов, находились еще

четверо: два здоровенных бугая, которые привели нас, и еще двое, в гражданской одежде. Первый из них, с

холодным непроницаемым лицом и светло-голубыми зенками, стоял у окна, скрестив руки на груди.

Второй, постарше, с квадратным лицом и длинными, гладко зачесанными назад рыжими волосами, сидел в

неудобном креслице возле небольшого письменного стола, на котором лежали все изъятые у нас вещи и

документы. Он смотрел на нас с каким-то странным, брезгливым любопытством, - будто перед ним были не

нормальные люди, а уродцы.

- Кто вы? - спросил он каким-то ржавым голосом.

Зосима и Каролина переглянулись, и обратили свои взоры на меня - мол, давай, старшой, отдувайся за всех.

Но я отвечать не торопился, пристально рассматривая рыжего. Он нетерпеливо забарабанил по столу

короткими толстыми пальцами, покрытыми жесткими волосами медного цвета.

- Вы что, глухонемые!? - В его голосе явно слышалось раздражение.

- Нет. Мы нормальные, - ответил я спокойно. - И нам хочется знать, почему нас задержали.

- Здесь вопросы задаю я, - отрубил рыжий. - И не сильно петушитесь, иначе вас быстро приведут в чувство.

Повторяю вопрос: кто вы и как здесь оказались?

Стоявшие позади нас неподвижные, как каменные столбы, здоровяки зашевелились. Я не стал нагнетать

ситуацию, - мало ли что взбредет в голову этим дуболомам - и поторопился ответить:

- Мы деревенские... - Я назвал деревню. - Пошли в лес за грибами, ну и, ясное дело, хотелось отдохнуть,

расслабиться на природе, и заблудились. Неделю бродим. Попали в болото, еле выбрались. Рюкзак с

продуктами и ружье потеряли в трясине. Обувь прохудилась, одежда в клочья... Места тут какие-то дикие.

Хорошо, на вас вышли. Третий день во рту не было даже крошки. Думали, каюк...

Я "лепил горбатого", смешиваю правду с ложью. Историю с грибами я придумал на ходу, вспомнив, что

они составляли наш основной рацион, да и насчет вынужденной голодовки несколько расцветил события.

Мы и впрямь недоедали, но не настолько, чтобы откинуть копыта. Этой многословной ложью я пытался

заставить наших тюремщиков думать, будто мы настолько ослабли, что не в силах оказать им даже

малейшего сопротивления.

- Ты лжешь, - безапелляционно перебил меня рыжий.

- Простите, не понял... - Я изобразил искреннее недоумение. - Зачем мне лгать? По-моему, наш внешний

вид подтверждает мои слова.

- Он подтверждает лишь то, что вы хитры и изворотливы. - Он взял в руки паспорта - мой и Каролины;

Зосима документов не имел. - Ответь на простой вопрос: кто, отправляясь в лес, который находится в двух

шагах от деревни, берет с собой документы?

Этот рыжий сукин сын ударил не в бровь, а в глаз. Паспорта и впрямь не очень вписывались в изложенную

мной версию. А они еще не знают о двадцати тысячах долларов, которые хранятся в большом кармане на

груди Каролины...

- Я беру... и моя подруга.- Мне хотелось выглядеть невинным, как младенец. - Мы ведь дачники.

Документы нельзя оставлять, где попадя. Замок на двери хлипкий , а народ у нас, сами знаете, какой...

Неровен час, обворуют, - как тогда быть? Сейчас без паспорта и шагу нельзя ступить, милиция на вокзалах

проверки устраивает. Упрячут в кутузку для выяснения личности, - и кукарекай там до новых веников.

- Логично, - вынужден был согласиться рыжий. - А ты, дед, почему не носишь с собой паспорт?

Зосима, который выглядел словно с креста снятый, тоскливо ответил:

- Дык, мы что, мы люди маленькие, и годы, конечно... Мы местные, никуда не ездим, зачем нам пачпорт в

лесу?

- И то верно. Ты у них вроде проводника?

- Ага. Проводники мы...

Если Зосима играл, то он был просто великолепен. Глядя на него, мне сразу вспомнились рассказы Чехова.

Мой приятель будто сошел к нам прямо из книжных страниц. Он смотрелся старым недоумком.

- А скажи дед, ты этих двоих хорошо знаешь? Только не ври! Иначе пожалеешь. И смотри мне в глаза!

- Зачем нам врать? Каждое лето в деревне отдыхают. Их знают все деревенские. Спросите...

- Спросим. - Рыжий перевел взгляд на Каролину. - А что скажет дама?

Каролина непринужденно пожала плечами и ответила:

- Что я могу сказать? Мне говорить нечего, вам уже все доложили. Может, вы все-таки нас покормите? У

меня сейчас все мысли о еде.

- Покормим... чуть позже. А для начала скажи, почему вы сюда пришли, и кто вас послал?

- Здрасьте, я ваша тетя. Мне что, нужно выступать в качестве попугая? Вам ведь уже все рассказали.

- Не дерзи, красотка, - вдруг продал голос тот, что стоял у окна. - Ты не в кабаке, а мы не твои кавалеры.

Кто вас послал, отвечай!

Голубоглазый смотрел на Каролину с беспощадной холодной злобой. Садист, ей-ей, садист, мелькнуло у

меня в голове. С ним нужно держаться повежливей. Хорошо бы подсказать это Каролине...

Но девушка уже закусила удила.

- Не надо на меня кричать! Кто послал, кто послал... Вы что тут, в лесу, сбрендили!? Выловили

заблудившихся дачников и устраиваете сцену допроса в гестапо. Не имеете права! Я...

Голубоглазый перебил ее на полуслове:

- Закрой ей пасть, Чех, - приказал он резким тоном.

Один из стоявших позади нас охранников рывком за плечо развернул Каролину к себе лицом и нанес ей

короткий удар в солнечное сплетение. Девушка упала бы на пол, как подкошенная, но он схватил ее за

шкирку и усадил на стул.

- Ты что делаешь, гад!? - возопил я в страшном негодовании и бросился на Чеха.

И получил то, что ожидал. Второй охранник провел великолепный удар в челюсть, и я улетел по инерции в

дальний угол. Я надеялся, что все выглядело весьма правдоподобно. Главное, чтобы охранник не понял,

почему от легкого касания кулаком пленник запорхал, как птичка.

Я интуитивно рассчитал траекторию удара и вовремя сумел погасить его силу. Все получилось как в

боевике, когда артисты изображают драку: в момент удара один из партнеров отталкивается от земли и

прыгает, поэтому легкая оплеуха превращается в пинок немыслимой мощи, отбрасывающий притворщика

на приличное расстояние.

Своим безрассудным поступком я выполнял две задачи. Первая, и главная, - они должны поверить на все

сто, что в единоборствах я полный дилетант и вообще слабак. А вторая, попутная, подтверждала мои

амурные отношения с Каролиной. Разве истинный кавалер останется спокойным, когда избивают его

девушку?

Для понта я полежал с минуту в "нокауте", пока мне на голову не вылили кувшин воды. Когда я встал,

пошатываясь, на ноги, Каролина уже дышала свободно, но была очень бледна. Она смотрела на меня с

жалостью и состраданием.

- Надеюсь, теперь вам всем понятно, кто тут может качать права, - насмешливо сказал рыжий.

- Что тут непонятного, - ответил я и, болезненно морщась, потрогал челюсть. - Таким кулачищем и убить

недолго...

- Слышишь, Чех, клиент в восхищении, - сказал рыжий, растягивая полные, неестественно красные, губы в

гнусной улыбке. - Теперь он обещает быть паинькой.

Охранники заржали. Только на лице голубоглазого не дрогнул ни единый мускул; он глядел на нас холодно

и оценивающе - как естествоиспытатель, перед тем, как препарировать лягушку.

- А теперь говори: кто вас послал? - Рыжий смотрел на меня змеем подколодным.

- Гражданин начальник, как на духу говорю, - заблудились мы! - С плаксивой миной на лице, я умоляюще

прижал ладони к груди. - Честное слово!

- Интеллигенция... - снисходительно бросил рыжий и посмотрел на голубоглазого. - Ну, что скажешь?

- Думаю, они не лгут. А если я все же ошибаюсь... то какая нам разница?

Они понимающе переглянулись.

- Ты прав, - сказал рыжий, снова неприятно осклабившись. - Никакой разницы. Чех, прикажи, чтобы их

накормили.

- Бу сделано. А что потом?

- По обычной схеме, - небрежно бросил через плечо голубоглазый, вместе с рыжим направляясь к выходу. -

Вертолет заправили?

- Еще утром.

- Пусть летун будет наготове. И чтобы он был трезвым! Иначе я из него отбивную сделаю.

- Тогда придется запереть его в боксе.

Охранники и дежурный оператор рассмеялись.

- Делай с ним, что хочешь. Хоть к столбу привяжи. Сегодня или завтра должен прибыть босс, нас уже

предупредили. Поэтому вертолет могут затребовать в любой момент. Так что объясни тому остолопу, чем

может закончиться неподчинение приказам.

- Нет проблем...

Они ушли. Нас отвели в то же самое помещение, где мы находились до допроса, и принесли поесть. Нам

дали наваристый суп с мясом, по две котлеты с картофельным пюре, салат из капусты и огурцов,

апельсиновый сок и буханку хлеба.

Упрашивать нас не пришлось, и вскоре все тарелки показали дно. Остатки хлеба мы рассовали по карманам

- по моему приказу. Когда забирали грязную посуду, я попросил закурить. Нам дали начатую пачку

"Примы" с фильтром и спички.

Я курил и размышлял. После допроса наши тюремщики стали мне не нравиться еще больше. Мы попали в

очень опасный переплет, если судить по тому, что я увидел и услышал.

Во-первых, почему на допрос нас повели не поодиночке, а всей командой? Непрофессионализм, или?..

Скорее, "или". Им было совершенно безразлично, кто мы и что собой представляем. По большому счету, их

интересовал всего лишь один единственный вопрос: не стало ли известно кому-нибудь постороннему о

существовании секретного комплекса?

А во-вторых, меня очень смутили намеки, которыми обменивались рыжий и голубоглазый. Что означали

слова "по обычной схеме"? Нас намереваются отпустить подобру-поздорову? Не похоже. Хотят пустить в

расход? Вряд ли. А иначе зачем тратить на нас продукты и кормить обедом?

Прибывает босс... Может, эти мелкие шавки намереваются показать нас своему высокому начальству? Не

исключено. Но и не факт. На кой ляд большому боссу какие-то бродяги?

Перебирая разные варианты, я все больше и больше утверждался в мысли, что свободы нам не видать. Мне

не очень представлялось, зачем мы им нужны (а что это так, я теперь был абсолютно уверен) и какая участь

нам уготована, но в любом случае на наших жизнях они поставили крест.

Не нужно быть очень опытным физиономистом, чтобы суметь прочитать циничное безразличие и

расчетливую жестокость на лицах тех, кто нас допрашивал. Мы являлись для них ничем, мусором. Но

мусором, все-таки представляющим некоторую ценность. Какую именно?

Мне не нужен был ответ на этот вопрос. Попавшему на сковородку карасю все равно, под каким соусом его

подадут к столу.

Я лихорадочно соображал, как нам сбежать. И мысленно корил себя за нерешительность, проявленную во

время нашего пленения. Гляди, все и обошлось бы. Фактор внезапности дает определенные преимущества.

Ведь те, кто нас задерживал, понимали, что никакие мы им не противники. Они даже представить не могли,

что безоружные старик, девушка и парень способны оказать сопротивление трем мордоворотам с

автоматами в руках.

А я упустил отличный момент. Осел! И что теперь? Ждать дальнейшего развития событий? Как бы не так!

Нужно рисковать. Мне вовсе не хотелось продолжить знакомство с нашими очень несимпатичными

тюремщиками. Можно только представить, какой сволочью является их босс...

Я придвинулся поближе к своим друзьям и начал излагать им план побега. Время шло. Где-то снаружи

залаял пес, потом что-то громыхнуло, - будто на лист железа упустили кувалду, затем проехала грузовая

машина... Но нам было не до внешних раздражителей. Мы решали свою судьбу.

Глава 34.

Все без исключения планы плохи тем, что практически никогда и ничто не идет так, как задумано. Если это

строительство, то планируемый срок сдачи объекта и смету можно совершенно спокойно умножать на

коэффициент полтора. Это как минимум.

Если это спецоперация, то можно не сомневаться, что группу десантируют не там, где нужно, связь

окажется "засвеченной", а радист-шифровальщик сломает ногу. И тогда элементарно простое задание

превращается в головоломку, кроссворд, который почти невозможно решить теоретически в штабных

условиях, не говоря уже о благополучном завершении мероприятия на практике, когда времени в обрез.

Ну, а что касается планов побега, то здесь и вовсе все находится в области предположений, смешанных с

фантастикой и упованиями на удачу. Самым дерзким хрестоматийным побегам обычно сопутствовало

головотяпство тюремщиков и масса других, совершенно невероятных факторов.

По моему уразумению, учесть их во время планирования способен только полный идиот, абсолютно не

способный к логическому мышлению. Умному человеку такое просто не может взбрести в голову, потому

как он точно знает, что это абсурдно.

Так получилось и с нашим планом, казалось бы продуманным до мелочей. Хотя и в нем было много всяких

"авось" и "предположим". Впрочем, все по порядку.

Ближе к вечеру раздался шум мотора, и винтокрылая машина улетела; наверное, встречать босса. Примерно

через полчаса дверь нашего узилища отворилась, и в помещение вошли уже знакомые нам охранники.

С ними был и незнакомый человек в штатском. Точнее, в халате, очень похожем на медицинский, только

светло-серого цвета.

Похоже, это и впрямь был доктор, потому что в кармане его халата торчал фонендоскоп. Он был

немногословен, сухощав, деловит и черен, как галка. Разговаривал доктор с неуловимым акцентом и

чересчур правильно, чтобы быть славянином. Иностранец? Что ему тут делать, в такой глухомани?

- На что жалуетесь? - спрашивал он, как это обычно делают врачи. - Откройте рот, покажите язык. Хорошо,

хорошо... А теперь я вас послушаю. Так нужно, это формальности. Нет, не раздевайтесь. Отличное сердце...

- Это врач сказал мне, прежде чем заняться Зосимой. - Сколько вам лет? - спросил он Зосиму; и, получив

ответ, с непонятным удовлетворением сказал: - Просто не верится. Отличный экземпляр. Вам можно

позавидовать...

Наученные горьким опытом, мы терпеливо, а главное, молча перенесли процедуру осмотра. Доктор ушел.

Нас вывели из сторожки, и мы направились мимо зданий барачного типа к маячившему вдалеке арочному

сооружению, похожему на вход в метро.

Что это? - подумал я мимолетом. Но мысль мелькнула, как метеор, и не остановилась. Меня в этот момент

занимало другое: количество и расположение охранников. На наше несчастье, к нам присоединился еще

один.

В отличие от первых двух, одетых в камуфлированные костюмы, третий носил темно-серую форму

неизвестного мне образца. Судя по лычкам на рукаве, он имел какое-то звание. Но Чех и его напарник

новенькому не подчинялись. Видимо, они были из разных подразделений.

Наш путь лежал не по прямой. Мы то и дело натыкались на останки каких-то машин, огромные цилиндры,

ржавые донельзя, сваленные как попало металлические конструкции, бочки из-под горючего, сложенные

стопками деревянные поддоны, большие ящики, железки разных конфигураций и прочий хлам. Это был

настоящий лабиринт.

Я незаметно переглянулся с друзьями. Зосима совсем упал духом при появлении третьего конвоира, а

Каролину наоборот переполнял боевой дух. Она даже раскраснелась от горячечного возбуждения. Да, с нею

можно ходить в разведку...

Когда!? - спрашивали, молили ее глаза. Она теперь верила мне безоглядно. Каролина сразу сообразила, что

во время допроса, когда меня ударили, я валял ваньку. Я представлялся девушке едва не сказочным

богатырем, готовым в любой миг сразить наповал всех врагов.

Если бы это было правдой... Трое против одного - не фунт изюма. И все они отнюдь не гражданские лохи,

жирные и неповоротливые, а неплохо тренированные бойцы. Притом с оружием в руках.

Я ждал свою удачу. Он должна была проклюнуться, должна! Все мои чувства обострились до предела,

мышцы переполнились адреналином. Наступал момент истины.

Это как лезвие ножа, по которому нужно перебраться через пропасть. Сделал один неверный шаг, опоздал

на долю секунды с верным решением, - и ты уже покойник. Или победа, или поражение, третьего не дано. В

таких случаях риск всегда оправдан. Потому что назад пути нет...

Все произошло настолько неожиданно, что я не успел ни удивиться, ни осознать произошедшее.

Совершенно нелепая фигура, похожая на кошмарное видение, выскочила откуда-то сбоку, и один из

охранников, напарник Чеха, упал с раскроенной головой.

Размышлять о сюрпризах судьбы, и устраивать смотрины нежданному помощнику, будто свалившемуся с

небес, было недосуг. Чех уже передергивал затвор автомата, чтобы застрелить неизвестного, когда я взвился

в воздух и ударил охранника ногой в висок. Раздался хруст сломанной кости, и Чех свалился на кучу мусора

уже без сознания.

Третий оказался не очень проворным. Он пытался достать пистолет из кобуры, прикрепленной к поясу (у

него не было другого оружия), но никак не мог расстегнуть дрожащими руками застежку. Его заклинило;

такое может случиться с каждым во время стресса.

Неизвестный развернулся и бросился на последнего из охранников. Они упали и начали кататься по земле,

тиская друг друга в отнюдь не дружеских объятьях.

Я попытался вмешаться в схватку, но это оказалось трудной задачей. Наконец, улучив момент, когда

охранник оказался сверху, я, не мудрствуя лукаво, треснул его по башке прикладом автомата, который

поторопился забрать у поверженного Чеха.

Пыхтя и отдуваясь, неизвестный помощник вылез из-под обеспамятевшего охранника и поднялся на ноги.

Мы невольно отшатнулись, в диком изумлении увидев вымаранную в крови давно небритую физиономию и

шальные глаза... Пал Палыча!

Он смахивал на первобытного дикаря. На ногах у Пал Палыча были опорки из шкурок зайца. Спортивные

шаровары совсем изорвались, и срам прикрывала набедренная повязка, которую он смастерил из куска

ветхой материи неизвестного происхождения. А куртка, прожженная искрами костра во многих местах,

была засалена донельзя и испещрена темными пятнами засохшей крови.

- Пал Палыч, это... вы!? - Первым опомнился Зосима.

- Я, - коротко ответил одичавший чиновник хриплым басом. - Пойдемте отсюда. Здесь опасно...

Мы не стали разводить трали-вали и рассыпаться в благодарностях Пал Палычу, а, подобрав оружие,

перебежками направились к недалеким зарослям. Вскоре под прикрытием заброшенных зданий мы

благополучно миновали периметр комплекса и углубились в лес.

Но я не заблуждался насчет того, что наш побег остался незамеченным. Я знал почти наверняка, что сейчас

на пульте в сторожке звенит сигнал тревоги, а оператор включил все датчики и видеокамеры - как

основные, так и дублирующие. Что поднятая по тревоге охрана уже занимает исходные позиции для

преследования, и скоро на наш след будет спущена большая кровожадная свора.

Уж больно объект был засекреченным. Теперь я в это уверовал. И, похоже, самая главная изюминка

хранилась за бронированной дверью арочного сооружения, скрытая под скальным массивом.

Больше того - я уже понял, что комплекс давно не принадлежит военным. Его прибрала к рукам какая-то

подозрительная коммерческая структура.

Чем она занимается? Почему до сих пор компетентные органы не заинтересовались ее деятельностью? Кто

этот доктор-иностранец, из какой страны и каким ветром его к нам занесло?

Вопросы, вопросы... Они впивались в мозг как надоедливые комары. Я их стряхивал усилием воли и бежал

дальше. Мне было сейчас не до них...

Мы остановились только тогда, когда темная безлунная ночь набросила на наши глаза непрозрачную

пелену. Идти стало опасно, и нам пришлось остановиться на привал.

Я честно разделил хлеб, который мы припрятали во время обеда, на четыре равные части. Пал Палыч, давно

не вкушавший такого лакомства, сразу же отошел в сторону и сел поодаль от нас. Он смаковал каждой

крошкой и ел очень долго, хотя был голоден не меньше, чем мы.

Пал Палыч сильно изменился. Куда девался толстяк, сибарит и пьяница? Вместе с нами, чаще всего впереди,

бежал поджарый, сильный дикарь. Он легко преодолевал подъемы и совершал такие прыжки, что хороший

спортсмен позавидовал бы.

Пал Палыч стал ДРУГИМ. Может быть, он вернул свою прежнюю сущность, давным-давно замурованную

под фундаментом личной карьеры, а возможно и впрямь сбрендил. Как бы там ни было, но Пал Палыч нам

здорово помог. Сдвинутый по фазе чиновник стал одним из тех невероятных факторов, которые

способствуют успеху самых смелых начинаний.

Несмотря на то, что у меня были спички, (я прикарманил их вместе с сигаретами, которые нам дали

охранники), костер мы решили не разжигать, - чтобы нас не заметила погоня. Ведь ночью огонь виден на

очень большом расстоянии.

- Пал Палыч, большое вам спасибо, - наконец решился я поблагодарить недавнего изгоя. - Вы нас спасли.

До этого момента мы практически не разговаривали. И Зосима, и Каролина поглядывали на Пал Палыча с

немым удивлением и даже страхом. Его дикарская одежда, забрызганная кровью, и топорик, который он не

выпускал из рук, и впрямь могли напугать кого угодно.

- Да... конечно, - ответил Пал Палыч без особых эмоций.

- Как вы нас нашли? - задал я в общем-то глупый вопрос; но мне хотелось его разговорить.

Конечно же, Пал Палыч все это время шел за нами. И, скорее всего, наблюдал, как нас пленили. Интересно,

а как он сумел не попасть на глаза охране? Это была загадка.

- Я следил...

- Но по периметру установлены видеокамеры и датчики, фиксирующие любое передвижение. А вы

пробрались на территорию комплекса незамеченным. Как это вам удалось?

- Я проник через главные ворота.

- Простите, не понял... - У меня от удивления отвисла челюсть.

- Сюда приезжал крытый КАМАЗ, привозил какие-то ящики и мешки. На подъеме я забрался в кузов.

- Блестяще! - не удержался я от похвалы новому Рэмбо. - Я так понимаю, вы каким-то образом выяснили,

что территория имеет охранную сигнализацию.

- Да.

- Извините мое любопытство, но каким образом?

Мое удивление выросло до необъятных размеров. Чтобы узнать о наличии сигнальных систем, нужно иметь

не абы какую подготовку. Может, Пал Палыч в молодые годы проходил службу в каком-нибудь спецназе?

- Мне помог лось. Не успел он пройти по ручью, а охранники уже тут как тут. Я видел, как они проверяли

место, где установлен прибор. И понял, что вокруг зданий полно таких хитрых штук. Поэтому я и забрался в

КАМАЗ. Охрана груз не проверяла.

- Я просто в восхищении. И безмерно удивлен - все это вы проделали на очень высоком профессиональном

уровне. Еще раз благодарю вас за наше спасение.

Пал Палыч что-то буркнул в ответ, и на этом наша беседа закончилась. Я не мог понять, что кроется за его

молчаливостью: стеснительность или замкнутость, приобретенная вследствие морального шока.

Он явно слегка сдвинулся на почве мании преследования. Это мне стало ясно после того, как Пал Палыч от

нас сбежал. Но теперь, похоже, все возвращается на круги своя. Такой поворот не мог меня не радовать -

при всем том, нельзя было сказать, что Пал Палыч мне не симпатичен.

Когда мы проснулись, - а проснулись мы очень рано - Пал Палыча уже не было. Он как будто испарился -

ушел настолько тихо, что даже я не услышал.

Во избежание неприятных сюрпризов, как со стороны предполагаемой погони, так и от Пал Палыча, я

провел ночь в полудреме. Но даже мои органы чувств, которые были постоянно настороже, не уловили

никаких подозрительных шорохов. Пал Палыч растаял, как бесплотный дух.

Мы успели лишь умыться и оправиться, как из светло-серого предрассветья, укутанного легким туманом,

вынырнула знакомая дикарская фигура Пал Палыча. Он подошел ко мне и положил к моим ногам двух

зайцев.

- Это вам, - сказал он, старательно избегая встречаться со мной взглядом.

Затем Пал Палыч скромно отошел на некоторое расстояние и сел на поваленную бурей лесину. Его как

будто и не интересовала наша реакция на буквально родившийся из самых смелых фантазий вожделенный

завтрак.

Не мешкая ни секунды, мы развели костер, при этом стараясь, чтобы он поменьше дымил, и вскоре две

аппетитно подрумяненные заячьи тушки уже лежали перед нами на скатерти из листьев лопуха. Я, так же,

как и вечером, снова разделил еду на четыре части, и одну порцию торжественно преподнес Пал Палычу.

- Спасибо, не надо, - сказал он с деланным безразличием, граничащим со стоицизмом. - Я ведь сказал, что

это вам.

- Пал Палыч, мы с вами - одна команда. Нам еще топать и топать. А для этого нужны силы и энергия. Так

что давайте без фокусов. Кто знает, что будет через час, на следующий день, спустя сутки. Мы должны быть

готовы к любым неожиданностям.

Он колебался не дольше секунды. Затем взял свою половину заячьей тушки и тихо сказал, глядя в землю:

- Вы мне... простите. Пожалуйста...

- Пал Палыч, о чем разговор? Вот вам моя рука. И забыли. А сейчас, пока завтракаем, задачка для всех: в

какую сторону пойдем? Ешьте и усиленно думайте. Вопрос серьезный. И жизненно важный. В самом

прямом смысле.

Позавтракали мы со сногсшибательной быстротой. Нас совсем не смутило то, что мясо было не посолено.

Когда человек голоден, ему не до гастрономических изысков. Лишь бы чем-нибудь набить бунтующий

желудок.

- Что ты посоветуешь, Зосима? - спросил я, когда мы попили воды из ручья и кое-как вымыли жирные руки,

употребляя вместо мыла ил и песок.

- Дык, я так думаю, нужно забирать вправо. В той стороне нас точно искать не будут. Места там совсем

дикие, лес как стена.

- Эта идея прошла бы вчера, когда у нас были нож, лук, стрелы и рыболовные снасти. А сейчас мы голь

перекатная. Голодающие Поволжья. Чтобы сделать такой большой крюк, нам просто не хватит сил.

- А иначе нас всех переловят, как коршун глупых цыплят, - недовольно молвил Зосима.

- Бабка надвое гадала... Пал Палыч, а что вы предложите?

- Держаться дороги. Это самый легкий путь. Я знаю.

- Каролина?..

- Я тоже за дорогу. У меня ноги в кровь сбиты. И силы на исходе.

- Значит, мое мнение решающее... - Я сокрушенно покачал головой. - Из двух зол стараются выбрать

меньшее. Поди знай, что нас может ожидать на этих маршрутах.

- Мне кажется, они просто не поверят, что мы можем пойти по дороге, - сказала Каролина.

- Почему?

- Так ведь это очевидно. Во-первых, мы бежали в сторону от дороги. Значит, нам нужно возвращаться,

чтобы выйти на нее, а это небезопасно. Во-вторых, я не думаю, что они сочтут нас полными идиотами,

способными на такой безрассудный шаг. И в-третьих, они скорее всего будут искать нас в той стороне,

откуда мы пришли. Ведь те, которые нас допрашивали, уже знают, что среди нас есть проводник из

местных. А куда ему деваться, как не идти домой, в свою деревню?

- Логично, - согласился я. - Готов признать твою правоту. Но меня смущает одно обстоятельство...

- Какое именно? - спросила несколько раздраженно Каролина.

- Я думаю, на дороге есть посты, своего рода секреты. Дорогу на такой крутой, судя по всему, объект

должны охранять самым тщательным образом. Чтобы и мышь не проскочила, не то, что человек.

- Это лишь предположение, - упрямилась Каролина.

- Согласен. Но подкрепленное фактами.

- Объяснись, - потребовала девушка.

- Пал Палыч сказал, что КАМАЗ, в котором он проник на территорию комплекса, никто не проверял. А это

означает, что машину досматривали на стационарном КПП. И возможно, еще на нескольких, блуждающих,

представляющих собой что-то вроде частной дорожной милиции. Убедил?

- Убедил, - уныло ответила Каролина. - Значит, по дороге не пойдем?

- Увы, пойдем. Как это ни глупо. Только по ней мы сможем быстро добраться до автотрассы. Словно по

компасу, не отклоняясь от верного направления ни на один метр. Лично я поддерживаю мнение Зосимы, но

жестокая необходимость доставить в областной центр не наши эфемерные души, а живые бренные тела,

заставляет меня согласиться с тобой и Пал Палычем и пойти на такой отчаянный шаг.

Выслушав меня, Зосима сумрачно кивнул. Лицо Пал Палыча осталось бесстрастным. По-моему, за две

недели, проведенные в лесах, он вообще утратил способность бояться за свою жизнь. Что касается

Каролины, то она была в смятении. Собственно, как и положено истинной женщине, у которой всегда семь

пятниц на неделе.

Спустя две-три минуты мы уже были в пути. Впереди я поставил Пал Палыча, который держал лук

постоянно наготове, - вдруг попадется какая-нибудь дичь. Сам я шел позади с толстой палкой в руках - со

своим единственным, и, как я понимал, совершенно бесполезным оружием.

На небе не было ни облачка. День обещался быть ясным и солнечным.

Глава 35.

Мы шли большей частью не по самой дороге, а подле нее. Благо она лежала в неглубокой долине, дно

которой представляло собой более-менее плоскую, прихотливо извивающуюся, ленту. Я решил, что

выходить на открытое место, когда за нами погоня, - а в этом никто из моей команды не сомневался, - было

чистым безумием.

Вдоль дороги высились деревья, но уже не вековые, а молодая поросль. Когда-то здесь производились

лесозаготовки, о чем напоминали печальные почерневшие пни, усыпанные шляпками поганок.

Идти по редколесью было легко. Но теперь нашу группу возглавлял я. Нам пришлось отпустить Пал Палыча

в свободный поиск, потому что, как заявил Зосима, к дороге дичь обычно приближается редко, а на ужин мы

не имели ни крошки.

До обеда нас никто не беспокоил. Дорога была пустынной, небо казалось бездонным и чистым, а

обмелевшая речушка, успокаивающе журчащая рядом с дорогой, рассыпала по прибрежным зарослям

мириады алмазных блесток. Лишь один раз по дороге проехал целый кортеж из микроавтобусов,

возглавляемый "джипом".

Мы шли споро, но осторожно. Сначала я всматривался и вслушивался при полной неподвижности своей

команды, затем совершал стремительный бросок вперед, держась в тени деревьев, снова слушал знойную

летнюю тишину, и только когда убеждался, что впереди все спокойно, давал отмашку Зосиме и Каролине.

Они в свою очередь тоже старались не шуметь и тщательно маскировались.

Весь превратившийся в комок нервов и слуховых окончаний, я несколько раз слышал гул легкомоторного

самолета. Но он летал на достаточно большой высоте, и я успокоился.

К полудню мы покинули холмистый массив Кадьи. Выветрившийся песчаник, из которого в основном

состояла возвышенность, уступил место черной, как уголь, земле. Она была пропитана водой словно губка.

Мы снова передвигались по болотистой местности, поросшей редколесьем.

Присоединившийся к нам Пал Палыч совсем замкнулся. Он был раздосадован, так как сумел подстрелить

всего лишь двух рябчиков. Но на болоте было немало грибов, растущих на сухих местах и взгорках, и мы

набили ими полные карманы.

И тем не менее, несмотря на царившую вокруг тишь и благодать, на душе у меня кошки скребли. Я был

уверен, что нас так просто не отпустят.

Они вышли на наш след, когда меня начал доставать просто зверский голод. По этому признаку я

определил, что сейчас третий час пополудни. Обычно в это время я обедал, и теперь желудок требовала

своего, устраивая забастовки, сопровождающиеся спазмами.

Чтобы успокоить пищеварительную систему, мне пришлось есть лебеду. Правда, сначала я наткнулся на

марь - растение, которой трудно отличить от лебеды. Я понял, что ошибся, только тогда, когда разжевал

серовато-зеленый с мучнистым налетом лист. У него был запах тухлой селедки. Я едва не вырвал, хотя марь

тоже съедобна.

Однако голод все-таки победил, и я уже согласен был на марь, но к тому времени мне попалась лебеда. По

вкусу она напоминала шпинат.

Я жевал аппетитно, с хрустом, - как заяц капусту - и все равно друзья по несчастью отнеслись к моему

начинанию довольно прохладно. И Каролина, и Зосима с вожделением поглядывали на рябчиков, которые

нес Пал Палыч.

Но до ужина еще было очень далеко, и они принялись за грибы. Я только вздыхал, глядя на их изможденные

лица. И предупреждал, чтобы сильно не увлекались, потому что грибы очень тяжелы для желудка, тем более

- пустого.

Только Пал Палыч переносил испытание голодом с удивительным стоицизмом. Он словно закаменел. Его

выдержке и выносливости можно было позавидовать. У меня все время теплилось подозрение, что он все-

таки не в себе...

Сначала появился вертолет. Он летел очень тихо и вынырнул из-за верхушек деревьев так стремительно,

что нам ничего иного не оставалось, как просто упасть на землю и притвориться болотными кочками.

Не знаю, заметили нас или нет, но проклятая стрекоза кружила над нами минут пять. А затем улетела в

сторону Кадьи.

Я посмотрел ей вслед. Да, это была та самая машина, что пряталась под маскировочной сетью на плацу.

Импортная, скорее всего, французского производства. Мне уже приходилось видеть такие элегантные

штуковины. Они стоили недешево.

- Туда! - указал я вглубь болот. - И побыстрее. Слушайте воздух и смотрите во все глаза. Бегом!

Мы помчались из последних сил, - чтобы убраться подальше от дороги. Никто не промолвил ни слова. Все

давно научились подчиняться без лишних прений. Беда - хороший учитель и воспитатель.

Дальнейшее превратилось в сплошной кошмар. Спустя какое-то время снова прилетел вертолет-разведчик -

тот самый, французский. А затем появился еще один, уже наш, цвета хаки, в отличие от заграничного -

белого с красными и синими полосами по борту.

Они жужжали над нашими головами как шершни. Мы и в кусты прятались, и под коряги, и к древесным

стволам прижимались, но "вертушки" не отставали. Точно определить, где мы находимся, они не могли, но

район поиска был определен с потрясающей точностью. Значит, эта буржуазная сволочь все-таки

высмотрела нас своими стрекозьими глазищами, когда прилетала первый раз. Бля!..

Я был зол как сто чертей. Лопухнуться на мякине! Нужно было не лебеду жрать, а небо слушать... олух

царя небесного! Голод сыграл со мной злую шутку.

А где были остальные!? Хороший вопрос, Иво Арсеньев. И главное, своевременный. Командир отвечает за

все, дружище. Или ты забыл прописную армейскую истину? Виноват - получи. И нечего на других кивать.

Наконец вертолеты улетели. Наверное, горючее было на исходе. Мы воспрянули духом и побежали дальше.

Хотя наше передвижение по болотистой местности скорее напоминало хоровод дистрофиков, нежели

полноценный бег.

Увы, не долго музыка играла. Не прошло и часа, как позади раздался приглушенный расстоянием собачий

лай. Мы с Зосимой переглянулись. Он печально кивнул и промолчал.

А что говорить? Козе понятно, что по нашему следу идут ищейки. Наверное, их доставили на Кадью в тех

микроавтобусах, что мы видели около полудня. А может, псы несли службу на объекте. Какая разница.

Главное заключалось в другом: от собачьей своры не спрячешься.

- Ручей, речка... - где?! - выкрикнул я, переводя дух. - В какую сторону, Зосима?

Спрятать следы в воде - это был наш единственный шанс. Очень слабый, почти призрачный, - но шанс.

- Туда, - не очень уверенно показал Зосима.

Дискутировать было недосуг, и мы побежали в направлении, указанном Зосимой.

Погоня настигала. Нам уже были слышны голоса преследователей. Псы, чуя свежий, горячий след,

бесились, подвывая от злобы.

А больших водоемов все не было и не было. Нам встречались только мелкие бочажки и крохотные линзы

восхитительно чистой воды, образованные бьющими из больших глубин ключами.

Мне хотелось плюнуть на все, припасть к ним, и пить, пить, пить, наслаждаясь холодной, до ломоты в зубах,

живительной влагой. Жажда буквально сжигала меня изнутри. Но еще больше меня жгло чувство

собственной беспомощности.

Эх, если бы я имел хороший нож! И чтобы за моей спиной не маячили прилипалы - бестолковые и

беспомощные в таких ситуациях. Я имел ввиду Зосиму и Каролину.

Пал Палыч мог быть полезен. Но только в качестве живца, как это жестоко не звучит. Он был для меня

никто, ничто и звать никак, однако мог отвлечь на себя какое-то количество преследователей. И не более

того. Мне бы этого хватило.

Мечты, мечты... Что толку от них? Я не имел права рисковать жизнями друзей. Своей - пожалуйста. Я

столько раз ставил ее на кон, что чувство неприятной новизны притупилось, и осталась лишь обыденность с

немалой примесью фатализма.

Можно подумать, что кто-нибудь избежал закономерного конца...

Нас догнали, когда до озера было рукой подать. Оно оказалось неглубоким, но широким, и с достаточно

твердым дном, судя по почве под ногами. В общем, то, что нужно. Но перебрести озеро, чтобы скрыться в

камышах на противоположном берегу, мы не успели.

Сначала из зарослей выскочили псы, два здоровенных ротвейлера. Завидев нас, они дружно залаяли, и

наддали ходу.

Глядя на их налитые кровью и свирепостью глаза, на пасти, покрытые пеной, и клыки, способные нанести

смертельные раны, неискушенный человек запросто может потерять самообладание. И тогда пиши пропало.

Собаки инстинктивно ощущают, что человек испуган и подавлен. И атакуют еще более напористо.

- Зосима, Каролина, бегите к озеру! - скомандовал я. - Мы вас догоним. - Это я сказал, чтобы оказать им

моральную поддержку; у меня были очень большие сомнения в благополучном исходе схватки с

преследователями. - Пал Палыч, стрелы!

Пал Палыч удивил меня в который раз. Он совершенно хладнокровно приготовил лук и успел сделать три

прицельных выстрела, пока псы не приблизились к нам на расстояние последнего прыжка.

Попала только одна стрела. Но что такое камышовое древко с наконечником из жести? Стрела попала в

грудь одному из псов, но его железные мышцы сработали как щит, а неглубокая рана лишь добавила

ротвейлеру прыти и злобы.

Псы были обучены охоте на человека, это я понял сразу. А потому крикнул Пал Палычу, который стоял со

своим "томагавком", как вкопанный:

- Отвлеките пса чем-нибудь!

Пал Палыч понял меня сразу. Он быстро нагнулся и схватил тонкую сухую ветку. Молодой и поджарый

ротвейлер, бежавший впереди, заметил движение, и в прыжке попытался вцепиться в левую руку Пал

Палыча, которая держала ненадежное и хрупкое пугало.

Но наш Рэмбо оказался проворней; он взмахнул топориком, и пес с визгом покатился по земле,

разукрашивая зеленый травяной ковер красными полосами.

Все это я видел краем глаза. Мне было не до наблюдений. Второй ротвейлер, опытный и сильный боец,

хотел с разбега ударить мне в ноги. Он намеревался свалить меня на землю, чтобы потом катать по земле,

как большую куклу, и рвать мою кожу своими весьма внушительными клыками на полосы.

И свалил бы, но только сегодня был не его день. Мне наконец пригодилась палка, которую я замаялся

таскать. Я нанес псу только один прицельный удар, но какой: он пришелся бедному ротвейлеру по носу. А

это у собак самое больное и уязвимое место.

Удар был очень резким, сильным и точным. Сраженный наповал невыносимой болью, пес разом потерял

злобу и боевитость, и с жалобным, почти человеческим, воплем завертелся юлой, даже не помышляя о

повторном нападении.

Я не стал его добивать. Теперь этот пес, случись нам когда-нибудь встретиться, будет бежать от меня, куда

глаза глядят. Он будет люто ненавидеть обидчика, но злобу ему придется вымещать на других - боль,

которая его терзала, никогда не забудется.

Мы недолго наслаждались плодами нашей маленькой победы. Зосима и Каролина едва вошли в воду, а мы

были от берега озера метрах в двадцати, когда из ближайшего леска вывалила целая толпа преследователей.

Вскоре, спустя две-три минуты, на горизонте показался и вертолет.

- Успеем... - бубнил себе под нос Пал Палыч, прыгая по кочкам, как горный козел.

- Успеем... - вторил я Пал Палычу без особой надежды.

Оно, конечно, штык - молодец, но ведь пуля - дура. А позади уже начали постреливать. Пока поверх наших

голов. Посылали нам первое предупреждение, чтобы мы остановились.

Это ничего, это мелочи. Но когда сыпанут очередями над самой землей, тогда беда. Шальная пуля слепа и

беспощадна. А между нами и нашими преследователями, вместо надежного щита, способного принять на

себя разящий свинец, всего лишь просматриваемое насквозь редколесье.

Но мы бежали. Из последних сил, надрывая жилы. Плюнув на инстинкт самосохранения, властно

приказывающий упасть на землю и закрыть голову руками.

Пал Палыч мычал от напряжения, а я - матерился. Потому как знал практически наверняка, что все наши

потуги - последнее собрание членов артели "Напрасный труд".

О том, что с нами будет дальше, я пытался не думать. Меня утешало единственное: те, что висели у нас на

хвосте, похоже, получили приказ взять двуногую дичь живьем. В противном случае по нам уже били бы

прямой наводкой.

Мы все-таки добежали до озера, и я с разбегу упал в воду, чтобы сделать несколько глотков. Три или

четыре. Мне показалось, что вода, попав на раскаленные стенки желудка, мгновенно испарилась. Но больше

пить я не стал - чревато.

Однако прислушиваться к новому для меня состоянию, - когда внутренности превратились в горнило печи -

было недосуг: над озером уже противно свистели винты низко летящего вертолета. И гад, который в нем

сидел, причесывал прибрежные травы с помощью крупнокалиберного пулемета.

Я медленно поднялся на ноги и обречено осмотрелся. Пал Палыч все еще упрямо бежал по мелкой воде,

смешно дрыгая коленками, Зосима стоял, как столб, подняв руки вверх, а Каролина, глядя на вертолет, что-

то кричала, - наверное, ругалась от бессильной злости и отчаяния.

Приехали. Какой бес дернул меня пуститься в бега!? Уж лучше бы я остался навсегда на деревенском

погосте. Там так тихо и уютно...

Я стоял и затравленно смотрел на приближающиеся серые фигуры. В душе царил мрак.

Глава 36.

На это раз нашу команду не стали заводить в сторожку, а потащили прямиком под арку, где, как я и

предполагал, находился вход в тоннель. Именно потащили - догнавшие нас люди, одетые в темно-серую

форму, отвели душу, попинав меня и Пал Палыча ногами.

Досталось и Каролине с Зосимой. Им надавали оплеух. Зосиме разбили губы, и он всю обратную дорогу

сплевывал сукровицу, а девушка слегка прихрамывала - ей попало еще и по ноге пудовым ботинком одного

из уродов, принадлежащих к серой своре.

То ли он чересчур сильно приложился к ней, то ли, пользуясь моментом, нахально полез куда не следует, но

вспыхнувшая, словно спичка, Каролина зафинтилила его в нос изо всей силы. Так называемый "слепящий"

удар - тычком раскрытой ладонью снизу вверх - получился на славу.

Парень минуты две ничего не соображал, ничего не видел и лил слезы, пополам с соплями и кровью из

расквашенного носа. А потом, оклемавшись, бросился качать права.

Каролине здорово повезло, что за нее вступился кто-то из старших; возможно, сержант, если у "серых"

были звания. Иначе она так легко не отделалась бы - всего лишь одним пинком; правда, ногой и от всей

души. (Это если не считать предыдущих оплеух).

Признаюсь: не будь я в таком аховом состоянии, - в этот момент "серые" считали мне ребра, а я изображал

футбольный мяч, - ударивший ее боец горько пожалел бы о своем не джентльменском поступке.

Но больше всех попало Пал Палычу. Бобик, которого он шандарахнул топором, был едва жив, и хозяин

несчастного ротвейлера просто озверел, увидев, что стряслось с его любимцем. Он как коршун набросился

на Пал Палыча, и, повалив его на землю, начал топтать ногами и охаживать прикладом карабина. Не

помешай избиению кто-то из серого начальства, нашему Рэмбо пришел бы конец.

Пал Палыч продолжал меня удивлять. Он не сопротивлялся (собственно, как и я; зачем доводить до

остервенения и так обозленных донельзя преследователей?), но и не кричал, не корчился от боли, хотя удар

прикладом сродни удару лошадиным копытом. Пал Палыч оказался стойким, как оловянный солдатик.

После увиденного я даже зауважал одичавшего чиновника.

Он был здорово избит. Если меня тащили под руки, - я притворялся полудохлым, намереваясь хоть так

уесть своих истязателей; пусть попотеют, чтобы жизнь им медом не казалось, - то Пал Палыча несли.

Правда, только до дороги. Там нас запихнули в микроавтобус, и мы отправились в обратный путь. Как я

подозревал, не только обратный, но и последний...

Тоннель был такой ширины и высоты, что в него мог свободно заехать трейлер. Освещение было

скудноватым - по маломощной лампе через каждые десять метров.

Как я успел определить, сюда не доходило централизованное энергоснабжение, - скорее всего, из

соображений безопасности. На подходе к арочному въезду я услышал шум работающей дизельной

электростанции, а пока отворяли калитку в воротах, увидел и ее.

Она была смонтирована в автомобильном прицепе, прикрытом маскировочной сеткой. Прицеп стоял возле

груды металлолома. Его и вблизи заметить было очень сложно, а с высоты птичьего полета - практически

невозможно.

Рядом находился и запасная электростанция - тоже под сеткой, и тоже на колесах. Предусмотрительные,

стервецы...

Мы шли минут пять. Затем сопровождавшие нас охранники свернули налево, и мы очутились в коробке

просторного лифта, который опустил нас метров на десять вглубь. Внизу тоже находился тоннель, но

гораздо уже - почти как обычный коридор в общественном здании, только со сводчатым потолком. В стенах

коридора были прорезаны ниши, закрытые металлическими дверями сейфового типа.

В одну из таких ниш нас и затолкали, предварительно огласив подземную тишину скрипом давно не

смазанных дверных петель.

Нас встретила пугающая безразмерная пустота. От неожиданности я остолбенел. Мне казалось, что за

сейфовой дверью должна находится каморка размером максимум четыре на четыре метра, не более. А мы

стояли на пороге зала ожиданий железнодорожного вокзала. Только он был плохо освещен, безлюден и не

имел скамеек. Что меня сразу же очень огорчило.

Противоположный конец бокса - назовем "зал ожидания" более подходяще - терялся в полумраке. Стены и

свод в дальнем конце, освещенные только плафоном у входа, будто таяли, казались размытыми, и чудилось,

что мы стоим в коридоре, ведущем в другие миры.

Но лязг закрывающейся за нами двери быстро вернул меня к жестокой, отнюдь не фантастической,

действительности. Скорее всего, мы и впрямь уйдем отсюда в другой мир. Только он находится не на

далекой планете, расстояние до которой исчисляется тысячами световых лет, а гораздо ближе - ровно в двух

метрах ниже уровня земли.

- Располагайтесь, - сказал я устало, и отправился обследовать нашу последнюю, как я предполагал, земную

юдоль.

За мной похромала и Каролина. Зосима и Пал Палыч, которых мы усадили возле двери, угрюмо

отмалчивались.

- Как ты? - спросил я участливо, с невольной нежностью глядя на ее бледное осунувшееся лицо с синяком

под левым глазом.

- Могло быть и хуже, - ответила она и вымученно улыбнулась.

- На всякий случай открою тебе тайну. Вдруг больше не будет такой возможности. Я с первой нашей

встречи знал, что все окончится печально.

- Ты хочешь таким образом подбодрить меня?

- Разозлить. Когда ты злая, то способна горы своротить.

- А это уже комплимент.

- Ни в коем случае. Просто в любой миг ситуация может кардинально измениться. И ты должна быть не

амебой, а пружиной, готовой к моментальному действию. Мне совсем не хочется изображать барана,

которого ведут на бойню. Умирать надо красиво, дорогая. Это мое жизненное кредо. Ты нужна мне,

Каролина...

Она посмотрела на меня долгим взглядом и сумрачно кивнула.

- Ты считаешь, что это наша конечная остановка? - спросила она изменившимся голосом.

- Лучше не заблуждаться. Иллюзии расхолаживают. И подавляют способность к сопротивлению.

Нам с Каролиной повезло. Мы нашли целую гору поломанных кресел и стульев. Оторвав у них спинки и

сидения, я соорудил "вертолет", как мы называли в армии деревянный лежак на гауптвахте, только не

одноместный, а широкоформатный и в мягком варианте.

Несмотря на огромное нервное напряжение, мы уснули, едва коснувшись импровизированного ложа.

Страшная, нечеловеческая усталость сразила нас наповал...

Долго отдыхать нам не дали. Мысленно задав вопрос своему внутреннему будильнику, я получил ответ, что

спали мы не более часа. Это могло быть правдой, а возможно и нет. Подтвердить или опровергнуть свое

предположение я не имел возможности.

Нам связали руки за спиной и повели к лифту (уже другому), чтобы поднять наверх, но не в главный

тоннель, а выше. Похоже, здесь находились кабинеты руководящего персонала, потому что лифт -

громыхающее доисторическое чудище с решетчатой дверью и топорно сработанным кнопочным пультом -

доставил нас прямо в большую квадратную приемную.

Там, за вполне современным столом, сидел строгий молодой человек в костюме и при галстуке. Возле него,

на приставных тумбах, стояли разнообразные телефоны, компьютер с лазерным принтером, ксерокс и еще

какая-то электронная аппаратура неизвестного мне назначения.

Нам пришлось ждать около десяти минут. Конвоир дышал мне прямо в затылок, и я был на пределе. Меня

просто тошнило от его зловонного дыхания и очень хотелось закрыть ему гнилозубую пасть хорошим

ударом кулака.

Но вот одни двери (самые большие, явно импортные, изготовленные из дерева ценных пород) отворились, и

оттуда вышла группа "яйцеголовых", как назвали бы их американцы, - человек пять-шесть, почти все

лысоватые, некоторые в очках, а двое в накрахмаленных белых халатах. Ну, чисто тебе солидное лечебное

учреждение...

Они мгновенно рассосались по другим кабинетам; на нас "яйцеголовые" даже не посмотрели, занятые

своими разговорами. Наверное, в этой весьма подозрительной шарашкиной конторе шеф проводил

вечернюю оперативку.

Нас завели в кабинет, где только что проходило совещание, спустя минуту. Это я уже знал точно, так как

прямо передо мною находились большие электронные часы, висевший над столом секретаря. Стало

известно мне и время - без двадцати восемь. Вот только непонятно - утра или вечера.

Кабинет оказался просто шикарным. Странно было видеть в глухомани вполне европейский офис с мягкими

кожаными креслами и дорогой итальянской мебелью.

Все это еще больше утвердило меня во мнении, что хозяева таинственного комплекса - люди очень богатые

и пользующиеся поддержкой в верхах. Пусть не столичных, но областных - точно.

Но больше всего меня поразило то, что кабинет имел окна. Комнаты верхнего этажа вырубили в скале, а

оконные проемы при необходимости маскировались специальными ставнями.

Сейчас ставни (или жалюзи) были открыты, и перед нашими глазами предстал во всем своем великолепии

малиновый закат. Засмотревшись на чудное зрелище, я как-то не обратил внимания на хозяев кабинета.

Они расположились за громадным столом. Их было двое. Один из них имел потрясающие уши: большие,

оттопыренные и прозрачные. Казалось, что сквозь них просматривается закатное небо.

Второй, в отличие от первого, худосочного, был плотный, с широкой шеей и сломанным носом

профессионального боксера. Он смотрел исподлобья каким-то отсутствующим взглядом, словно мыслями

был очень далеко от этих мест.

Что их роднило, так это цвет волос и смуглая кожа. Оба были чернявыми и носили усы. Этническая

принадлежность хозяев кабинета не вызывала разных толкований. Это были представители так называемой

"кавказской национальности". Но какой именно, определить с кондачка не представлялось возможным.

- Они? - спросил ушастый, глядя куда-то в сторону.

- Да, - раздался знакомый голос, и тут я увидел, что возле стены слева, на узкой оттоманке, сидит рыжий,

допрашивавший нас в сторожке. - Это они.

Куда и подевалась его наглая самоуверенность большого босса. Теперь он напоминал шавку,

подобострастно заглядывающую хозяину в глаза в ожидании, когда ей бросят кость.

- И эти... задохлики завалили Чеха и двух охранников? - В голосе ушастого явно слышалось сомнение.

- Вы сами просматривали видеозапись запись слежения... - глухо ответил рыжий, опуская глаза.

- Там мало что можно разобрать.

- Я докладывал о необходимости установки дополнительных видеокамер... где-то месяца два назад.

- Ну и?..

- Получил отказ.

- Разберемся. Но это не снимает с тебя ответственности за побег этих... - Ушастый не нашелся, как нас

обозвать, запнулся, но мысль все-таки закончил: - И за смерть наших людей. Ты обязан был предусмотреть

подобный поворот событий.

Рыжий виновато промолчал. Но в его красноречивом взгляде, который он бросил в нашу сторону,

плескалась дикая ненависть вперемешку с мстительностью. У меня даже мурашки побежали по коже: это же

надо было нажить себе такого врага. Теперь ждать пощады не приходится.

Я был знаком с типами, подобными рыжему. Они меняют ради денег веру и убеждения с такой же

легкостью, как перчатки. Из таких в свое время фашисты вербовали полицаев, карателей для зондеркоманд,

диверсантов, орудовавших в глубоком тылу.

Да и сейчас их немало. За время двух чеченских войн некоторые умудрились не только принять ислам, но и

стать более "правоверными", чем истинные мусульмане.

Патологическая жестокость подобных отщепенцев не знает себе равных. Чтобы прослыть своими среди

волчьей стаи, они льют кровь бывших соплеменников с ужасающей легкостью и невероятным садизмом. Их

даже людьми назвать трудно.

- Почему вы пытались сбежать? - спросил ушастый, ощупывая нас взглядом потревоженной змеи.

Поскольку он обращался ко всем, пришлось отвечать мне. Ушастый говорил с едва уловимым акцентом, но

я никак не мог точно определить его национальность. За то время, пока он разговаривал с рыжим, я лишь

перевел его из категории "кавказец" в категорию "восточный человек". Худосочный ушастик мог быть

арабом, турком, курдом и еще хрен знает кем.

- Нам не понравилось ваше гостеприимство, - сказал я как можно вежливей.

- Пусть так, - с подозрительной легкостью согласился ушастый; судя по всему, он и был здесь главным

боссом. - Но зачем же было убивать охранников?

- К глубокому сожалению, случилось недоразумение. - Я бросил выразительный взгляд на Пал Палыча. -

Наш друг подумал, что мы попали в руки вооруженных бандитов. А сейчас сами знаете, какие времена.

Погорячились маленько...

Я сдал Пал Палыча со всеми потрохам. И вовсе не потому, что я такой эгоистичный и трусливый сукин сын.

Причина моего "предательства" лежала, что называется, на виду.

Я совершенно не сомневался, что его (и мои) подвиги запечатлены почти в полном объеме, так как во время

схватки мы находились на своего рода центральной аллее, ведущей к тоннелю. Скорее всего, запись не

отражала всех перипетий заварухи, но суть и последовательность событий определить можно было.

А это значило, что я никого не предавал. Наоборот: я теперь должен был выглядеть в глазах босса честным,

прямодушным малым, который совершил большую ошибку. С кем не бывает...

- Это вас не оправдывает, - сказал босс вдруг потускневшим голосом; его жгуче-черные глаза словно

потухли и стали невыразительно-серыми. - Вы убили трех человек. Нам пришлось потратить уйму денег и

времени, чтобы отыскать вас. Мало того, вы еще, ко всему прочему, испортили двух псов. Один уже на

последнем издыхании, может, и не выживет, а второй по заключению кинолога покалечен и не способен к

работе. А вы говорите - недоразумение. И, наверное, ждете, чтобы вас помиловали. Но не слишком ли

обширен перечень ваших "заслуг"?

- Не спорю, это так. Но нас извиняет то, что мы, заблудившись, почти две недели бродили по лесам. Мы

были истощены до предела. И не столько физически, сколько морально. Мы просто не осознавали, что

делали. С нами приключилось временное помешательство. Разве можно судить человека, если он, по

независящим от него причинам, стал невменяемым?

- У вас хорошо подвешен язык. - Во вновь оживших глазах ушастого промелькнуло нездоровое

любопытство. - Вам он скоро пригодится.

- Вы хотите сказать, что нас отдадут под суд, и нам придется защищаться?

Неожиданно раздалось самое настоящее куриное кудахтанье. Я даже вздрогнул. И посмотрел в сторону

нелепых в таком шикарном кабинете звуков.

Смеялся второй хозяин кабинета, "боксер", о котором я как-то забыл, заговорившись с главным боссом. (А

может и не совсем главным, кто их разберет?) Он откинулся на спинку кресла и хохотал, показывая нам

идеально белые фарфоровые зубы.

- Махмут, хватит дурака валять, - насмеявшись вдоволь, сказал "боксер".- Нужно было бы пустить их в

расход, но у нас проблемы с живым материалом. Поэтому отправляй их в "обезьянник".

- Ты прав, Эртан. Нужно с ними заканчивать. К тому же я чертовски устал. Видит Аллах, не жди мы приезда

Первого, я уже был бы в нашем "гареме". Там такие умелицы, что мертвого поднимут.

- Это точно. Мне тоже не помешали бы баня и хороший массаж...

Я стоял оглоушенный. Они разговаривали на турецком языке! Вот это номер...

Боясь показать, что понимаю, о чем идет речь, я стоял со скорбной миной на постном лице и пялился в пол,

застеленный модерновым ковром с яркими геометрическими фигурами. А в голове работал компьютер,

просматривающий списки имен и фамилий, личные дела и фотографии.

Думай, Иво, думай! Вспоминай... Вспоминай! Сайн бейлер, бэн Тюркиеи чоктан бери зиярет этмек

истиердум.* Да на кой хрен она мне нужна! Что я там забыл?

Ладно, разговор не о делах давно минувших дней. Замнем для ясности. Но что забыли эти турецкие фраера в

русской глубинке? Какую пакость готовят Махмут и Эртан для русских Иванов? А в том, что это именно

так, я совершенно не сомневался. А иначе на кой ляд забираться под землю и держать солидный штат

головорезов, вооруженных до зубов?

* Сайн бейлер, бэн Тюркиеи чоктан бери зиярет этмек истиердум (тур.) - Уважаемые господа, я давно хотел

посетить Турцию.

- Уведите их, - приказал охранникам, которые стояли позади, ушастый Махмут, снова заговорив по-русски.

- Пусть поместят наших "гостей"... - он коротко хохотнул, - в санитарный блок. Там у них будет

достаточно времени для разговоров на самые разные темы. - Махмут снова рассмеялся.

Но выполнить приказ конвоиры не успели. Стремительно распахнулась дверь, и в кабинет буквально

ворвался невысокий крепкий мужчина с удивительно широкими мохнатыми бровями. Его нос смахивал на

орлиный клюв, а в фиолетовых глазах плескалось бешенство и, если хорошо присмотреться, сумасшествие.

Он явно был не в себе.

Я услышал, как стоявшая рядом Каролина тихо ахнула. Наверное, испугалась, подумал я, пристально

разглядывая вновь прибывшего. Мне показалось, что я где-то его видел.

- Какой идиот приказал вызвать вертолет поддержки?! Теперь у военных есть данные маршрута! Вы

понимаете, что это значит!? - Он говорил на турецком языке.

- У нас не было иного выхода, - виновато сказал Мехмет.

- Да что тут у вас, в конце концов, стряслось, черт побери!?

- Нам попались чересчур шустрые обезьяны... - Махмут умолк, колеблясь, но все-таки продолжил: - Они

сбежали, убив Чеха и еще двоих. Мы обязаны были вернуть их.

- Что верно, то верно. - Мужчина грозно посмотрел на "боксера". - Эртан, охрана подчинена тебе. Как

случилось, что Чех так опростоволосился?

- На него напали из засады. Есть запись...

- Это все равно тебя не оправдывает. Второй прокол за два месяца, - не много ли? Сначала побег

подопытного, теперь смерть охранников. Клянусь Аллахом, мое терпение не безгранично.

- У каждого бывают ошибки. Но я с тобой согласен - моя вина. Не все предусмотрел. Даю слово, что такое

больше не повториться.

- Смотри, ты сказал, я услышал. - В голосе Первого (видимо, это был он, как я понял из разговора)

прозвучала незамаскированная угроза; Эртан невольно поежился. - А для начала, как говорят русские,

ударим рублем. Ты будешь оштрафован. Все, больше никаких возражений! Вопрос решен. - Первый

обернулся к нам. - Это те самые обезьяны? - Он все еще говорил по-турецки.

- Те самые... - Это уже ответил Махмут, и тоже на своем родном языке. - Может, все-таки, отдать их нашим

парням, пусть потешаться? Уж очень они на них злы. Ну, а девке охранники обрадуются до потери штанов.

Если ее отмыть, прилично одеть и хорошо покормить с неделю, то она будет очень даже ничего...

- Девка, говоришь? - Первый впился взглядом в Каролину, которая стояла, низко опустив голову. - Смотри

на меня! - приказал он резко, словно бичом хлестнул. - Ну!

Каролина выпрямилась. Я взглянул на нее и испугался. Она была бледна, как сама смерть, а в ее глазах

таился даже не страх, а ужас. Неужели?..

Додумать внезапно возникшее предположение я не успел. При взгляде на Каролину у Первого неожиданно

отвисла челюсть. Он судорожно сглотнул и сказал тихо, почти шепотом:

- Каролина... Глазам своим не верю... Не может быть! Ты... здесь? Или я сплю? Тогда разбудите меня. Нет,

точно, она. Вот это удача... Здравствуй, девочка! Давно не виделись.

- Здравствуй... Ильхан, - прошелестела в ответ Каролина.

Ильхан! Мать твою... Час от часу не легче. Вот влипли, так влипли...

- А я уже тебя обыскался. Что же ты подводишь компаньона? Дела запутала, сам черт ногу сломит, и

улетела, упорхнула пташкой. Нехорошо. Банки по твоей милости отказываются платить по нашим счетам,

бывшие партнеры бегут от меня как черт от ладана... Катастрофа. Что молчишь?

- Я все сказала еще полгода назад. Надеюсь, память у тебя не девичья. - Каролина постепенно приходила в

себя.

- Что касается памяти, то по этому пункту у меня пока жалоб нет. - На смуглом лице Ильхана (где я его

видел, черт возьми!?) появилось выражение злобного коварства. - Ну, а если я что и забыл, то ты мне

напомнишь. Нам есть о чем поговорить...

Он с минуту смотрел на Каролину, упиваясь своей неограниченной властью, а затем повернулся ко мне.

Теперь, стоя лицом к лицу, мы узнали друг друга сразу. У меня будто пелена упала с глаз. Ну конечно же,

Ильхан! А я все гадал, откуда мне известно это имя, почему оно так неприятно царапало по сердцу, когда

Каролина упоминала его в наших разговорах?

Мы узнали друг друга.

Глава 37.

На какое-то время Ильхан потерял дар речи. Он просто не мог поверить, что сегодня ему привалила такая

удача. Бывает... Только порядочным людям почему-то везет гораздо реже, нежели мерзавцам, подобным

Ильхану.

- Вот так встреча... - сказал Ильхан, отступив на шаг. - Эртан, я был не прав. Извини. Ты заслуживаешь не

штрафных санкций, а премиальных. Позвольте представить вам, друзья, господина Иво Гесслера. В

Стамбуле я знал его как гражданина Германии, а на самом деле... - Ильхан злобно хохотнул. - На самом

деле это очень опасный человек. Вы связали ему руки? Правильно сделали. Господин Гесслер - крепкий

орешек. У него тигриная хватка. Он и на мне оставил отметину.

- По крайней мере, я не нападал с ножом из-за угла, как это сделал ты, Ильхан Бешик. Или в твоем паспорте

другая фамилия?

Наверное, по поводу его фамилии я оказался прав, потому что Мехмет и Эртан удивленно переглянулись.

Похоже, они не знали, что их босс, Первый, на самом деле резидент турецкой разведки МИТ и менял свои

установочные данные много раз.

- Естественно. - Ильхан злобно оскалился. - Так же, как и у тебя.

- Но я не злоумышлял против Турции, а ты явно строишь какие-то козни против России. Не так ли,

выкормыш "Серых волков"*?

- Ты!.. - Ильхан в бешенстве замахнулся.

- Бей, не бойся, я не в состоянии ответить. У меня связаны руки. Поэтому можешь корчить из себя храбреца,

сколько тебе влезет. Уж я-то знаю, на что ты способен, когда против тебя безоружный человек.

*"Серые волки" - профашистская экстремистская националистическая организация, созданная в 1948 г.

агентом нацистской разведки А. Тюркешом.

- Нет, я бить не буду. - Ильхан неожиданно успокоился. -А поведу тебя на экскурсию. - Он хищно

осклабился. - После экскурсии, я уверен, ты расскажешь, что привело тебя в эти места. Честно расскажешь,

без утайки. И не только это, а все, что меня интересует. Поверь, так оно и будет. Ты думаешь, что сильно

крутой. И что сможешь выдержать любой допрос. Наивный... - Обернувшись к Махмуту, он приказал: -

Этот идет со мной, остальных мужиков в "обезьянник", а девушку определите в мою комнату и приставьте

охрану.

Меня вывели из кабинета, а затем под бдительным оком двух охранников опустили в лифте на нижний этаж.

Ильхан шел впереди, я посредине, а охранники сзади. Знакомый коридор привел нас в тупик, который

заканчивался круглой герметичной дверью с надписью "Посторонним вход воспрещен".

Ильхан набрал код на цифровом замке, повернул штурвал, и толстенная бронированная дверь, издав

короткий всхлип, впустила нас внутрь обширного помещения, которое оказалось в несколько раз больше

того, где мы совсем недавно отдыхали. Часть его была поделена прозрачными барьерами на отсеки и ярко

освещена.

Почти в каждом отсеке сидел человек в белом халате - или возле компьютера, или за электронным

микроскопом. Немного дальше, и тоже за стеклом, находилась богатая лаборатория со склянками,

змеевиками, пробирками, колбами, автоклавами, какими-то приборами и стендами, сверкающими

никелированными частями.

Там тоже трудились люди, но уже в голубых халатах. Наверное, цвет спецодежды определял их статус.

Мы миновали лабораторный корпус и, открыв очередную дверь сейфового типа, попали в раздевалку со

шкафами для одежды, пляжными тапочками и длинными деревянными скамейками. Здесь мы надели

герметические комбинезоны и тонированные прозрачные шлемы с вмонтированными в них сменными

фильтрами для очистки воздуха.

Затем Ильхан повел нас через душевую еще к одной двери. Она тоже была лабораторного типа (имела

специальные уплотнения по краям) и открывала путь в самый настоящий лазарет.

В нее вошли только мы с Ильханом, а конвоиры осталась в душевой. Я заметил, что они сильно нервничали

и шагали по лабораторному корпусу, словно по минному полю. С чего бы?

Я стоял в белоснежном коридоре, по бокам которого находились двери с оконцами. Возле каждой двери

висели таблички с надписями на латыни - какие-то медицинские термины, в чем я мало смыслил. Коридор

освещался ультрафиолетовыми лампами, свет которых убивает микробы, а потому даже через фильтры я

почувствовал запах озона.

- Подойди сюда! - приказал Ильхан.- И посмотри.

Приблизившись к указанной двери, я через толстое стекло заглянул внутрь. Помещение оказалось

обыкновенной больничной палатой на одного человека. Пациент, одетый в серую пижаму (знакомая одежка,

вспомнил я стариков Коськиных и их находку), лежал на койке, сложив руки на груди, и я поначалу

подумал, что он уже представился.

Но больной видимо услышал шум за дверью и приподнялся на локте. Взглянув на него, я почувствовал, что

мне стало дурно.

Его лицо было сплошной язвой. Вернее, лица как такового не было - только гноящееся мясо с лоскутами

пока еще живой кожи. Отвратительное и устрашающее зрелище.

- Ну как, нравится? - спросил Ильхан. - А теперь взгляни на этого типа.

В следующей палате тоже находился больной, но на нем не было даже пижамы. Он лежал в одних трусах и

представлял собой живую иллюстрацию к картине "Египетские казни". Его тело с головы до ног испещрили

гнойники; похоже, он был болен черной оспой, одной из самых заразных и смертельных болезней.

В том, что это так, я понял по мерам предосторожности. Больные (как первый, так и второй) находились не

только за стенами герметично закрытой палаты, но еще и в специальных стеклянных боксах, к которым

была подведена вентиляция и кислород, судя по надписям на табличках, и которые имели специальные

манипуляторы для инъекций и разнообразных процедур.

- Сюда! -потянул меня за рукав Ильхан, подводя к следующей двери.

А я в это время думал: убить его сразу или чуть позже? Большей ненависти, чем та, которая бурлила у меня

внутри, я еще никогда не испытывал.

Я наконец понял, что собой представляет этот "исследовательский" комплекс. Здесь подпольно готовилось

бактериологическое оружие. А в "обезьяннике" накапливался живой материал для исследований, который

отлавливали по окрестным лесам бойцы Мехмета. Возможно, это их я видел, когда охотился.

Но для кого предназначаются эти страшные вирусы? Похоже, след тянется за океан, вспомнил я взрывы

небоскребов в Нью-Йорке и белый порошок в почтовых конвертах, от которого заболевали сибирской язвой.

И не только за океан. Есть места и поближе...

Мы еще заглянули в три или четыре бокса. Но я уже мало что видел. Перед моими глазами висела красная

пелена, которую я никак не мог смахнуть рукой, потому что был в шлеме. В это момент я боялся лишь

одного, - что прямо сейчас сорвусь и наделаю глупостей. И сдерживал свои порывы страшным усилием

воли.

- Ну как, впечатляет? - с изуверской иронией спросил Ильхан.

Он стоял в двух метрах от меня (осторожничает, тварь!) и держал в руках странного вида пистолет. Я знал,

для каких целей предназначено это оружие. В нем, вместо боевых патронов, находились капсулы с

усыпляющими препаратами. Примерно такие используются во время отлова диких животных.

Ильхан не думал меня убивать. Он хотел поместить подопытную "обезьяну" по кличке Иво в одну из этих

палат. А затем подобрать ей какую-нибудь заразную болезнь с длительным инкубационным периодом,

чтобы насладиться местью в полной мере.

- Впечатляет, - ответил я коротко, занятый своими мыслями.

- Если мы найдем общий язык, то даю гарантию, что сюда ты не попадешь. А если нет...

Он начал свою игру. Ну что же, поиграем.

- То есть, ты меня просто расстреляешь.

- Зачем? Возможны и другие варианты. Мы с тобой профессионалы, а потому знаем, что все в этом мире

продается и покупается.

- Хочешь меня завербовать?

- А у тебя есть другой выход?

- Нет.

- Вот видишь... Так что ты мне скажешь?

- Пока только одно: я не горю желанием сгнить заживо.

- Это уже прогресс... - Я увидел через стекло его шлема, как он самодовольно ухмыльнулся. - Пойдем,

поговорим в более комфортной обстановке.

- Пойдем... - Я изобразил полную покорность судьбе.

Мы покинули инфекционный блок и присоединились к охранникам. Нас поставили под специальный душ и

минут пять мыли в разных растворах. А затем все направились в раздевалку, где начали стаскивать

затрудняющие движения комбинезоны.

Первыми разоблачились охранники. Когда дошла очередь до меня, они уже были одеты в свою серую

униформу, и держали в руках пистолеты. Предусмотрительные, сволочи! - подумал я, делая вид, что

запутался в застежках комбинезона.

Расчет оказался верен: один из охранников, не выдержав моей медлительности, начал мне помогать.

Похоже, эти парни не очень любили посещать инфекционный блок и старались убраться отсюда поскорее.

Ильхан сделал непростительную ошибку. Он развязал мне руки. А иначе нельзя было надеть комбинезон.

Наверное, турок думал, что увиденное в инфекционном блоке настолько потрясет меня, что я буду

совершенно неспособен к сопротивлению. К тому же два здоровенных лба со стволами могли отбить охоту

брыкаться у любого мало-мальски здравомыслящего человека. Не говоря уже о том, что сбежать из

подземного комплекса, по его уразумению, было просто невозможно.

Но дело в том, что я никогда не причислял себя к рассудительным и неимпульсивным людям. Правда,

Ильхан этого не знал. Не знал он и того, что я всегда предпочитал смерть позору предательства.

Изменник, в какие ризы его не облачай, все равно останется отщепенцем. Его презирают и те, кого он

предал, и новые хозяева. Грех предательства невозможно смыть даже кровью.

Недовольный охранник, засунув пистолет в наплечную кобуру, начал грубо терзать непокорные застежки

моего комбинезона. Я немного сместился в сторону, чтобы его широкая спина закрывала меня от его

напарника, и как бы нечаянно пошатнувшись, сильно ударил парня головой в подбородок.

Упасть охраннику я не дал. Схватив его левой рукой за пояс, я буквально выдрал пистолет из кобуры, и, не

медля ни мгновения, нажал на спусковой крючок, благо оружие было на боевом взводе.

Все-таки охранников учили не тому, что нужно и не так, как нужно. Профессиональных телохранителей

натаскивают годами, - а парни как раз и выполняли их функции, сопровождая Ильхана - прежде чем

доверить им столь важное дело. Потому так много особо важных персон гибнет, положившись на личную

охрану, которая в самый ответственный момент просто теряется.

Так случилось и на этот раз. Вместо того, чтобы стрелять по мне, невзирая ни на что, опешивший от

неожиданности охранник хотел удержать от падения своего товарища, которого я толкнул на него.

Этой заминки мне вполне хватило, чтобы выпустить по ним четыре пули. Охранники еще не успели упасть,

как я повернулся к Ильхану. Он уже стоял возле двери, готовый покинуть раздевалку первым.

Но турок оказался проворней, чем я думал. Свой пистолет с усыпляющими ампулами он неосмотрительно

засунул в карман, а потому даже не помышлял о сопротивлении. Мгновенно сориентировавшись, Ильхан

выскочил из раздевалки и с криком "Тревога! К оружию!" побежал по проходу между отсеками.

Прихватив с собой и пистолет второго конвоира, я рванул за ним, совершенно не думая о том, что могу

наткнуться на пулю кого-нибудь из охранников, дежуривших в помещении лаборатории. Меня в этот

момент занимало только одно: я хотел как можно скорее освободить Каролину. И Зосиму вместе с Пал

Палычем.

На мое счастье, и охрана лаборатории тоже сплоховала. Впрочем, нельзя было судить их слишком строго.

Дело в том, что убегающий Ильхан, их главный босс, Первый, оказался на линии огня. Сообрази он упасть,

меня из автоматов просто изрешетили бы.

Но Ильхан был чересчур напуган молниеносной расправой с конвоирами. А они, я так думаю, были не из

худших.

Охранников, как я успел про себя отметить еще когда мы входили в подземную лабораторию, было двое.

Они беспомощно целились и что-то кричали бегущему Ильхану, за спиной которого я чувствовал себя как

за броней танка. Я даже постарался наддать, чтобы подобраться к охранникам как можно ближе. Ведь

пистолет, в отличие от автомата, оружие ближнего боя.

Я мог бы снять Ильхана одним выстрелом. Когда мы с Зосимой ходили на охоту, я просто притворялся, что

стрелок из меня никудышный. На самом деле в этой дисциплине со мной мало кто мог сравниться.

В специальном учебном заведении, которое я закончил с отличием, нас гоняли на стрельбища каждый день.

И в тире, и на полигоне мы проводили как минимум по двадцать часов в неделю, стреляя из всех видов

оружия, даже самых современных и засекреченных. За такое время можно и обезьяну выучить на снайпера.

Наконец до Ильхана дошел смысл отчаянных призывов охранников. Он метнулся в сторону, буквально

проломив один из застекленных отсеков, но я был наготове, и, резко остановившись, сделал два быстрых

прицельных выстрела.

Этого оказалось достаточно. Сломавшись в поясницах, охранники рухнули на блистающий чистотой

кафельный пол.

И все-таки один из охранников, перед тем как умереть, успел нажать на спусковой крючок. Но пули

прозудели у меня над головой, а затем веером ушли в сторону. Послышался звон битых стекол и отчаянные

крики и стоны раненых сотрудников лаборатории, так как длинная автоматная очередь пришлась по отсекам

на уровне человеческого роста.

Но мне было на них наплевать. Я подхватился на ноги и снова побежал за Ильханом, который уже успел

выскользнуть из лаборатории. Шустрый хорек, подумал я с ненавистью, забирая автоматы у мертвых

охранников: в такой пиковой ситуации любое количество оружия не бывает лишним.

В коридоре было шумно: сотрудники шарашкиной конторы высовывались из дверей и спрашивали друг

друга, что случилось. Мне было недосуг разъяснять ситуацию, поэтому я, не долго думая, выпустил очередь

из автомата поверх их голов.

Эффект от моего "объяснения" получился потрясающим. Я никогда прежде не видел, чтобы двери

захлопывались так быстро и так одновременно.

И все же я выловил кое-кого, что было крайне необходимо. Этим неудачником оказался охранник, который

на свою беду слишком рьяно бросился исполнять свой служебный долг. Он выскочил откуда-то сбоку, и

налетел прямо на меня.

Кроша зубы, я воткнул ему ствол автомата прямо в рот и быстрым движением отобрал пистолет, который

парень держал как мухобойку - на отлете. Чему только учат таких ослов!? - в который раз подумал я с

возмущением: терпеть не могу непрофессионализма в работе. В любой работе, даже если человек подметает

тротуары.

- Где находится "обезьянник"!? - рявкнул я ему над ухом.

- В-ва, м-му-у... - замычал потрясенный охранник.

Поняв, в чем дело, я убрал автомат.

- Говорить, мать твою!..

- Т-там... - показал он дрожащей рукой себе за спину.

- Веди! И запомни: трепыхнешься - убью.

Я торопился, потому что знал - Ильхан мешкать не будет. Я был уверен, что сейчас он ставит всю охрану на

ноги. Нужно было опередить его хотя бы на полшага.

"Обезьянником" оказалось небольшое помещение, похожее на тюремную камеру: четыре двуяхрусные

койки, стол, два стула, умывальник и параша - оцинкованное ведро с крышкой. Дверь помещения была

заперта на засов и хлипкий навесной замок, который я мигом сбил прикладом автомата.

- Выходите! - скомандовал я своим друзьям, которые невольно отшатнулись в стороны, когда я втолкнул к

ним мощным пинком незадачливого охранника. - Быстрее!

Они молча повиновались, все еще пребывая в приятном ступоре от моего внезапного появления. Я закрыл

дверь и задвинул засов, оставив своего проводника думать о вечности, едва не зацепившей его своим

черным крылом. Пусть живет. Может, поумнеет со временем...

- Держите! - Я отдал автомат Зосиме, а пистолет Пал Палычу. - Обращаться умеете? - спросил я для

проформы.

- Дык, знакомое дело, - радостно сказал Зосима, быстро разобравшись, что и к чему.

Старый солдат прошел с автоматом (правда, несколько иной конструкции) полвойны, поэтому я за него не

переживал. А как он стреляет, мне пришлось увидеть воочию.

Что касается Пал Палыча, то по его уверенным движениям, когда он проверял наличие патронов в обойме, я

понял: держать в руках пистолет ему не в новинку. Это меня здорово ободрило: теперь я был не одинок, а

значит спину будет кому прикрыть.

- А теперь в бой! - сказал я, забегая вместе со своей командой в лифт. - Стреляйте по любой движущейся

цели. Так сказать, во избежание. Господь лично разберет, кто прав, а кто виноват. Поехали!

Мы снова очутились на нулевой отметке. Теперь нужно было искать лифт, который доставил бы нас на

административный этаж. Где-то там находился кабинет Ильхана, в котором томилась Каролина.

Лифт мы нашли быстро, но он был обесточен. Успел все-таки, подлый стервятник! - ожесточаясь, подумал я

об Ильхане.

- Будем искать другой путь наверх, - сказал я, поворачиваясь к Зосиме и Пал Палычу.

- Зачем? - наконец подал голос и наш чиновный Рэмбо; он уже оклемался от побоев и держался вполне

уверенно. - Мы в тоннеле, до выхода рукой подать.

- Там мы не прорвемся. Нас перестреляют как глупых рябчиков. Это одно. А второе состоит в том, что мы

просто не имеем права бросить Каролину на произвол судьбы.

В этот момент перед моим внутренним взором появились палаты с больными, зараженными смертоносными

вирусами, и я невольно вздрогнул. Такую смерть и врагу не пожелаешь...

- Нет вопросов, - коротко ответил Пал Палыч, снова удивив меня своим железобетонным характером.

Гвозди бы делать с таких людей, некстати вспомнились мне стихи одного весьма известного в свое время

советского поэта...

Нам опять повезло. Едва мы завернули за угол, как встретили одного из тех "яйцеголовых", что

присутствовали на оперативке, устроенной их турецкими работодателями. Он шел по коридору с

потерянным видом, видимо, так и не осознав, что произошло и почему сотрудники не только замкнули все

двери, но еще и забаррикадировали.

- Веди, очкастый, - сказал я очень нехорошим тоном помертвевшему белохалатнику, и объяснил куда

именно.

Конечно же, он согласился.

Оказывается, на верхний этаж вели еще и две лестницы, вырубленные в скальном грунте. Да, умели когда-то

работать военные проектировщики и строители. Все продумано будь здоров.

На верхнем этаже нас встретили. К сожалению, не хлебом-солью. Едва мы появились в узком проходе,

который вел к приемной с лифтом, как ударили автоматные очереди. Пал Палыч тихо охнул, и мы дружно

отпрянули назад.

- Что там у вас? - спросил я встревожено, заметив, что Пал Палыч зажал рукой левое предплечье.

- Пустяки, - ответил он ровным голосом. - Слегка царапнуло.

- Потерпите чуток?

- Конечно, - сразу понял меня Пал Палыч.

Нам нужно было прорываться в приемную, пока к ней не подтянулись дополнительные силы.

- Зосима, прикрывай меня. Не нужно особо целиться, бей поверх моей головы куда угодно. Там бетон и

камень, поэтому рикошет для охранников будет страшнее прицельных выстрелов. Патронов не жалей.

- Дык, это понятно...

Автомат Зосимы затарахтел, как отбойный молоток, а я, пригибаясь, побежал по коридору изо всех сил.

Успею - не успею, успею - не успею... Это была единственная мысль, которая заполнила всю черепную

коробку без остатка. Если не успею, то... Лучше об этом не думать.

Я успел. Едва умолк автомат моего приятеля, как тут же из ниши высунулась физиономия охранника,

похожая на идеально круглый надувной шар с нарисованными бараньими глазами и ртом от уха до уха.

Он даже не успел испугаться, когда я короткой очередью практически в упор снес ему полголовы. А затем,

прячась за стеной, я сунул ствол автомата в нишу, и нажимал на спусковой крючок до тех пор, пока не

закончились патроны.

Едва затихло эхо от выстрелов, я, держа пистолет наготове, заглянул в нишу, за которой была дверь в

приемную. Их было трое, и все они лежали бездыханными. Я не претендовал на такую результативность;

скорее всего, как минимум один из них мог погибнуть от срикошетившей пули, выпущенной из автомата

Зосимы.

Мы буквально вломились в приемную, готовые зубами загрызть любого, кто станет на нашем пути. Но там

был только молодой прилизанный секретарь-референт, который тут же побледнел до синевы и поднял руки.

- Где девушка, козел!? - рявкнул я почему-то басом.

У парня с испугу язык присох к небу, и он безмолвно, кивком головы, указал на один из кабинетов.

Кабинет оказался запертым на ключ.

- Там есть охранник? - спросил я секретаря.

- Н-нет, - запинаясь, ответил он, поняв, что мы не собираемся отправлять его к праотцам. - Он б-был н-на

лестнице...

Значит, охранник, приставленный к Каролине, уже на пороге чистилища. Новость была обнадеживающей.

- Ключи у тебя? Открывай, - строго сказал я парню.

Секретарь отпер дверь кабинета, и мне на шею бросилась, повизгивая от радости, как щенок, счастливая

Каролина. Вот уж никогда бы не подумал, что она способна на такие положительные эмоции.

Сделав Пал Палычу перевязку (рана была и впрямь пустяковой), мы собрали все оружие и боеприпасы,

которое сумели отыскать, и заняли оборону в приемной, предварительно отгородившись от лифта сейфами

и забаррикадировав дверь в коридор, ведущий к лестнице. Нужно было посовещаться, что нам делать

дальше.

Мы не стали избавляться от референта, а связали ему руки и ноги и запихнули под стол в приемной. Авось

пригодится.

Кроме секретаря, в административном отсеке больше никого не было. Видимо, Махмут, Эртан и другие

начальники вместе со своим гребаным Первым уже были снаружи и приводили в боевую готовность все

свои наличные силы.

Да, положение у нас - хуже не придумаешь. И самым скверным было то, что я упустил Ильхана. Потому я

был зол на себя до умопомрачения.

- Что будем делать? - немного успокоившись, спросил я своих бравых вояк.

- Ты у нас начальник, тебе и решать, - сразу откликнулся Зосима, все еще в плену эйфории от нашей

маленькой победы.

Похоже, он полностью уверовал в мой полководческий гений и готов был идти за мною в огонь и воду.

- Да, это верно, - сказал ровным голосом невозмутимый Пал Палыч.

И этот туда же... Все это хорошо, но если бы мое решение касалось только меня одного.

- Каролина!?

- Я как все, - ответила она, сияя совершенно обалденными глазищами.

Со слов Зосимы она уже знала, что именно я настоял на штурме приемной ради ее спасения. Этот старый

хитрый змей и здесь оказался верен себе.

- Мы долго не продержимся, - сказал я с некоторым сомнением.

Были у меня кое-какие мысли по поводу наших дальнейших действий, но я пока держал их при себе.

- А что если вызвать подмогу? - с надеждой предложила Каролина, бросив взгляд на телефонные аппараты,

оккупировавшие треть стола секретаря-референта

- Дельный совет, - похвалил я девушку и поднял сначала одну трубку, затем вторую, третью...

В микрофонах всех трубок стояла полная тишина.

- Увы, номер не прошел, - сказал я печально. - Телефоны отключены.

- Тогда нужно поискать мобильник. - Каролина бросилась к столу и начала выдвигать ящики. - Черт! -

воскликнула она через некоторое время. - Ничего нет. Не верю!

- Эй, ты, красавец! - окликнул я секретаря-референта, который смотрел на нас из-под стола умными

собачьими глазами. - У вас есть мобильная связь? Только щебечи правду. А то когда начнется штурм нашей

"крепости", тебе, как и нам, будет хана. Спасай свою шкуру, пацан. На твоих руках, надеюсь, крови нет, так

что в итоге сможешь отделаться только легким испугом.

- Связь есть, - ответил парень. - И не только мобильная, но и космическая, напрямую через спутник. Но

буквально за пять минут до вашего появления в приемной Махмут забрал всю аппаратуру. Говорил, что

Первый приказал...

- Предусмотрительный у тебя босс, парень... - Я чуть слышно, сквозь зубы, выругался. - Тихо! Замрите! - Я

поднял руку и прислушался.

Нет, я не ошибся: заработал наш лифт.

- Все по местам! - скомандовал я. - Надеть противогазы! Каролина, ты в резерве, как мы договаривались.

Быстро в кабинет, ложись на пол и прячься за дверью. Будешь стрелять только по моему приказу.

Я ожидал газовой атаки, а потому в первую очередь позаботился о средствах индивидуальной защиты. Чего-

чего, а этого добра здесь хватало: в специальных ячейках в комнатах и коридорах хранились противогазы

самых разных конструкций и размеров.

Пал Палыч и Зосима заняли позиции под прикрытием сейфов, а я пошел на риск: прижался к стене возле

лифта.

Как я и предполагал, они начали с газовой атаки. Едва открылись двери лифта, как оттуда полетели

баллончики с какой-то гадостью. В приемной сразу воцарились серые сумерки.

Не долго думая, я дал по распахнутому лифту автоматную очередь. Не глядя. Оттуда донеслись крики, но я

по запарке сообразил, что они значат, только тогда, когда дверь автоматически закрылась и громоздкая

конструкция пошла со скрипом вниз.

Кричали "Не стреляйте!", "Мы безоружные!", "Нас заставили!" Я посмотрел на своих друзей и по их глазам

понял, что они тоже поняли, какая трагедия только что случилась. Меня даже в жар бросило.

Ильхан, волчара позорный, сразу не послал своих бойцов, а прикрылся или служащими подпольной фирмы,

которые могли и не знать истинного положения вещей, или обитателями одной из камер "обезьянника"

(можно было предположить, что мы не единственный улов подручных турецкого диверсанта).

- Вентиляция! - просипел через противогаз секретарь. - Включите вентиляцию! Кнопка за вашей спиной! -

Это он обращался ко мне.

Я быстро нашел большую кнопку зеленого цвета, и мощные вентиляторы за считанные секунды очистили

воздух в приемной.

- Посмотрите на индикаторы, - снова сказал референт. - Они там же, где и кнопка, на общей панели. Если не

горит красный свет, значит, противогазы можно снять.

Красная лампочка не горела, и я, вздохнув с облегчением, стянул с головы влажную от пота резину. Моему

примеру последовали и остальные. Все были подавлены и старались не смотреть друг другу в глаза.

Я тоже переживал, но не сильно: в моей прошлой жизни мне уже приходилось совершать поступки, от

которых и не пахло общечеловеческой моралью. А потому, вместо стенаний и сожалений по поводу

случившегося, я надел на себя маску холодной невозмутимости и спокойствия.

- Нужно переходить к активным действиям. Первое сражение мы выиграли, - я намеренно не стал говорить,

какой ценой, - но не за горами и другие. Кто знает, что они придумают в следующий раз.

- А что мы можем им противопоставить? - с истерическими нотками в голосе спросила Каролина.

- Смекалку, - коротко ответил я. - Принимаемся за работу. Все сейфы бросаем в шахту лифта. Оттуда

исходит главная опасность...

Мы завалили лифтовый колодец очень быстро. Кроме сейфов, я на всякий случай приказал побросать туда и

шкафы. Наш номер удался. С радостным удовлетворением мы слышали, как завывали моторы подъемного

механизма лифта, но неуклюжая коломбина даже не сдвинулась с места. Наверное, тяжелые сейфы что-то

там заклинили.

- Не мешало бы перекусить, - сказал я, чувствуя, как кишки в животе заиграли марш. - Нам нужны силы.

- Я согласна! - быстро отозвалась Каролина.

- Тогда накрывай на стол. А мы тут подежурим.

Я уже знал, что в кабинетах стояли холодильники, забитые продуктами и разнообразными

прохладительными напитками под завязку. Что и требовалось доказать.

Люблю запасливых людей.

Глава 38.

Поели мы быстро и плотно. А затем с огромным удовольствием закурили: в кабинете Ильхана нашлись

кубинские сигары самого высокого качества. Это был полный балдеж. Наверное, так когда-то выглядело

исполнение последнего желания идущего на эшафот, подумал я некстати.

- А что теперь? - осторожно обратилась ко мне Каролина, которую молчаливо поддержали Зосима и Пал

Палыч.

- Соберемся с силами и пойдем на прорыв, - сказал я безмятежно.

Какими словами можно рассказать человеку, что его в ближайшем будущем ожидает смерть? Как настроить

фактически приговоренного к высшей мере на встречу с вечностью? Каким образом донести до него мысль,

что он должен сражаться до конца, потому как даже в самой тупиковой ситуации может появиться

спасительный выход?

Я никогда не был хорошим психологом. Мне трудно понять внутренние порывы людей, у которых уровень

интеллектуального развития находится на более высоком или более низком уровне. Я - середняк. А потому

и поступаю, сообразуясь только со своим, весьма примитивным, мироощущением и представлениями о

нравственности. Да воздастся каждому по вере его...

В данный момент я знал почти наверняка, что уйти нам не позволят. Ни под каким видом. А это значило,

что придет время, и мы примем последний бой. И мне очень хотелось прихватить с собой на тот свет

Ильхана и еще добрый десяток его псов. Умирать надо с толком.

- Бред! - фыркнула Каролина; по-моему, сытная еда и сто грамм виски возвратили ей уверенность в себе. -

Едва мы высунем носы в тоннель, из нас сделают дуршлаг.

- Кто тебе сказал, что мы пойдем через тоннель?

- Так ведь выход только один... - Каролина смотрела на меня с удивлением.

- Как сказать... Такие комплексы без запасных выходов раньше не строили. Можешь мне поверить.

Возможно, тоннелей, ведущих на поверхность, даже не два, а больше. Ну-ка, развяжите парня. Нужно с ним

потолковать.

Секретаря-референта поставили вертикально и развязали ноги.

- В вашей конторе есть план подземного комплекса? - спросил я с напускной строгостью, хотя парень и так

был напуган до крайности.

- Нет... То есть, да! - мгновенно поправился он, когда я с ленцой поднял пистолет и передернул затвор. -

Есть. Мой личный...

- Э, да ты, батенька, мужик не промах. Хитер, курилка. Готовился слинять в случае чего? Разумно. Я так

понимаю, план ты скопировал тайком.

- Да.

- Ну, давай, показывай, где твой тайник.

План был спрятан под обшивкой спинки его кресла-вертушки. А ведь парень догадывался, что здесь не все

чисто, мелькнула у меня мысль. Впрочем, не исключено, что даже знал наверняка. Я почему-то не думал,

что парнишку завербовала МИТ; уж больно юн и с виду неглуп.

Но на большие деньги польститься мог. К сожалению, ему по молодости не было известно, что по

окончании серьезной операции с далеко идущими последствиями предполагается так называемая "зачистка"

- это когда убирают всех лишних и чересчур информированных. Дурашка... Молодо - зелено.

Выходов действительно было несколько. А точнее - пять. Но функционировали только три: большой

тоннель, через который мы попали внутрь подпольной бактериологической лаборатории, и два

вентиляционных штрека.

В конце одного из них, если судить по плану, стояла стальная решетка. И только второй был обозначен как

запасный выход. Но радоваться было нечему: оба штрека находились от нас так же далеко, как если бы они

были вырыты на Луне. Чтобы добраться до них, нам следовало пройти в лабораторный корпус, что было

исключено.

- Увы и ах... - Я с досадой отшвырнул ксерокопию плана в сторону. - Запасный выход не для нас. Значит

нужно вернуться на исходные позиции.

- То есть?.. - Каролина в недоумении насупила брови.

- Будем прорываться с боем. Только не в ту сторону, что ты думаешь, - предупредил я Каролину, уже

готовую задать следующий вопрос. - Мы как-то выпустили из виду окна.

- Верно! - обрадовалась девушка. - Между прочим, они открываются, я заметила. Мы можем спуститься

вниз и ...

- И попасть из огня да в полымя, - бесцеремонно перебил я фантазерку. - Нас там тоже ждут. Но если мы

продержимся до темноты...

Договорить я не успел. Раздался сильный взрыв, и приемная вновь наполнилась дымом. Мы мигом

распластались на полу, пытаясь понять, откуда к нам пришла очередная напасть.

Спустя полминуты (когда рассеялся дым) все стало ясно. Бойцы Ильхана врубили по нашей баррикаде,

которая подпирала дверь в коридор, из гранатомета.

Но они не учли одного, весьма существенного, фактора. Коридор был коротким и узким, а потому взрывная

волна шибанула назад с такой силой, что размазала гранатометчика по стене. Досталось и другим бойцам:

нам хорошо были слышны крики, стоны и ядреный мат раненых и увечных.

Граната проделала дыру в двери, но ничего не смогла сделать с большим железным шкафом, который нам с

трудом удалось вытащить из какого-то кабинета. Мы набили его толстенными справочниками, папками,

книгами, и теперь шкаф стал просто неподъемным. Взрыв лишь погнул и поцарапал толстое железо задней

стенки.

Мы не стали мешкать и быстро заложили дыру в двери щитами, на которые пошли верхние крышки

канцелярских столов. Но небольшую амбразуру все же оставили: только чтобы можно было просунуть ствол

автомата. Я боялся, что теперь наши поневоле поумневшие противники попробуют заложить под дверь

взрывчатку.

Часовым у двери я поставил Пал Палыча. За время общения с ним я понял, что слух у него идеальный. А это

как раз нам и нужно было, ведь в коридоре не осталось ни одного целого плафона.

- Вы должны стать одним большим ухом, - напутствовал я нашего Рэмбо. - Пока главная опасность исходит

из этого коридора. Мы на вас надеемся. Услышите подозрительные шорохи, стреляйте, не задумываясь.

Патронов у нас достаточно.

Действительно, боеприпасов мы имели вдоволь. Оказалось, что в приемной была каморка, сплошь

состоящая из стеллажей, на которых лежало оружие, и стояли цинки с патронами. Были там и гранаты.

Дверь в этот тайный арсенал был закрыт стеллажами. Мы нашли его совершенно случайно: когда бросали,

что попало, в шахту лифта.

Судя по количеству стволов, Первый готовился стоять в своем бастионе насмерть. Впрочем, на его месте я

сделал бы то же самое. Видимо, наши извилины были ориентированы в одном направлении. Что поделаешь,

принципы подготовки людей нашей профессии не отличаются оригинальностью и чрезмерной новизной...

- Каролина, ты следишь за лифтом, - распорядился я, когда Пал Палыч занял свой пост. - Зосима идет со

мной.

- А вы куда? - не без ревности полюбопытствовала девушка.

- За такие вопросы в армии сажают на губу. Ты должна бы это знать. - Я принял строгий вид, но мои глаза

говорили совсем другое. - Однако, в связи с военным положением, наказывать тебя я не буду. Мы

разберемся с окнами. Что-то в той стороне подозрительно тихо.

Каролина с сосредоточенным видом кивнула, и мы первым делом направились в самое большое помещение

(уж не знаю, кому оно принадлежало - Ильхану или Эртану), видимо, предназначенное для заседаний.

К слову, кабинет Первого был небольшим, но очень уютным. И самое главное: окна в нем оснастили

бронированными экранами. В других помещениях ставни были изготовлены тоже из металла, но тонкого.

Из зала заседаний (назовем помещение так) была видны почти все наземные здания и сооружения

комплекса. Посмотрев наружу, я тихо присвистнул.

- Зосима, ты только посмотри. Что творят, мерзавцы!

- Дык, я уже вижу... Нехорошо получается.

- Еще как нехорошо...

Помещения административного этажа были внутренней частью каменной подковы. Кабинет Ильхана и зал

заседаний располагались как раз по центру. Поэтому из окон были хорошо видны обрывы - как слева, так и

справа.

И сейчас по одному из обрывов (с правой стороны) карабкались фигурки, одетые в камуфлированные

куртки и шаровары. Им помогал кран "Ивановец". Максимально выдвинув стрелу, крановщик поднимал

бойцов, стоявших на поддоне, повыше, а уже оттуда они лезли на верхотуру сами.

- Надо бы маненько поубавить им прыти, - сказал Зосима, любовно поглаживая приклад СКС.

Карабин Симонова мы нашли в арсенале Ильхана. Это была классная машинка. Завидев СКС, Зосима сразу

же оставил непривычный для него автомат и теперь носился со своей новой игрушкой как малое дитя.

- Надо, - согласился я без колебаний. - Если они заберутся на козырек, что над окнами, нам будет совсем

худо.

- Это мы сейчас... - Зосима начал открывать окно.

- Извини, Зосима, но это сделаю я.

С этими словами я забрал у опешившего Зосимы СКС, отворил окно, соорудил себе подставку и

прицелился.

Зосима, несмотря на годы, был стрелок хоть куда. Но одно дело пулять по зверю, а совсем другое - взять на

прицел человека. Я боялся, что в последний момент рука старого солдата дрогнет, и тогда весь эффект

внезапности сойдет на нет.

Он посматривал на меня обиженно и с большими сомнениями, но я не обращал на него внимания. Я

понимал своего приятеля: он не очень верил в мои снайперские возможности.

Мне нужно было стрелять быстро и точно, чтобы ошеломить противника. И чтобы уложить игрушечных

камуфлированных солдатиков (такими они казались издали) как можно больше. Увы, о человеколюбии

придется временно забыть...

Я стрелял будто на обычных армейских стрельбищах: две фанерных солдата неизвестно какой армии в

касках - щелк, щелк; мишень с изображением пулеметчика - щелк. Отработав один сектор, я начал чистить

второй, что было гораздо сложнее: при первых же выстрелах камуфлированные фигурки попрятались за

камни.

И все же я кое-чего добился: два первых улетели вниз, а тот, кого я мысленно определил на роль

пулеметчика, был ранен, но все-таки сумел заползти в укрытие. Ничего не поделаешь, иногда в прицел

попадаются и везунчики.

Но уложить их нельзя даже со снайперской винтовки. Что ни говори, а теория вероятности все-таки больше

магия, нежели наука. Разве можно тягаться с заговоренными?

Урожайность при обстреле второго сектора оказалась совсем ничтожной. Я попал только в одного, но, судя

по прыти, с какой он искал место, где можно спрятаться, его рана была легкой. Эх, сюда бы оптику...

Зосима был ошеломлен. Он глазам своим не верил. В его взгляде, которым он меня одарил, была гамма

чувств - от восхищения до детской обиды. Наверное, он все-таки понял, что на охоте я его дурачил.

- Повезло, - объяснил я беззаботно свои снайперские успехи. - И оружие что надо.

Но мой приятель многозначительно промолчал. Уж он-то знал, что так стрелять может лишь опытный

стрелок и везение тут ни при чем.

- А теперь уходим! Быстро! - скомандовал я, закрывая ставни.

Едва мы выскочили в приемную, как раздался звон битого стекла и дребезжанье металла - люди Ильхана

начали стрелять по окнам.

- Что там такое? - всполошилась Каролина.

- Стреляют, - ответил я коротко.

Меня больше волновала дверь в коридор. Что-то там больно тихо. Подозрительно тихо. Я хотел окликнуть

Пал Палыча - живой ли? - как вдруг раздался оглушительный грохот. Накаркал, глупый ворон!

Мы бросились к Пал Палычу. Он лежал до пояса придавленный шкафом, и, как мне показалось, не подавал

признаков жизни. Из коридора к нам валил черный дым.

Ему здорово повезло. Тяжеленная железная коробка с не менее тяжелой бумажной начинкой упала от

взрывной волны не на самого Пал Палыча, а на всякую дребедень, которую мы навалили позади шкафа.

Из-за сваленных, как попало, разных ящичков, тумбочек и еще черт знает чего ноги нашего бедного

чиновника, контуженного взрывом, остались целы. Весь этот хлам исполнил роль ограничителя, и нам не

составило особого труда вытащить обеспамятевшего Пал Палыча из-под нашей баррикады. На нем не было

даже царапин.

Пока Каролина занималась Пал Палычем, приводя его в чувство, мы лихорадочно пытались заделать брешь,

которую наши противники, скорее всего, пробили с помощью связки гранат. Хорошо, что они не смогли

добросить ее до самой двери, иначе после взрыва в приемную можно было бы въезжать на "джипе".

Для того, чтобы снова построить баррикаду, нужно было вернуть шкаф на прежнее место. Но прежде мы

должны были освободить его от книг, а затем снова набить ими его изрядно покореженную оболочку.

Нам не дали довести задуманное до завершения. Сначала в коридоре послышался подозрительные шорохи, а

затем по двери был открыт сумасшедший огонь. Пули, ударяясь о стенки, сыпались на пол как горох. Мы

спрятались за стеной и с тревогой ждали развития событий.

Наконец стрелять перестали, и коридорчик заполнился топотом ног, обутых в подкованные ботинки. Я

скептически ухмыльнулся: эх, братва узколобая; что же вы прете, как на буфет, туда, где вас ждет верная

смерть. Наверное, подумали, что дело в шляпе; как же, сколько шуму, пыли и стрельбы...

Я, не особо торопясь, одну за другой, швырнул в коридор через развороченный дверной проем две гранаты.

Взрывы не заставили себя долго ждать, и смертоносный дождь осколков посек в коридоре все живое.

Кто-то из нападавших был убит, кто-то ранен (слышны были стоны и ругань), но мы не прислушивались,

что творилось в коридоре, а снова занялись сооружать баррикаду. Когда она была готова, мы, уставшие, как

бобики, буквально попадали на пол.

- Каролина, дай виски, - попросил я девушку.

Во встроенном в мебель баре в кабинете Ильхана мы нашли виски, джин и неплохой набор вин. Вот и верь

после этого, что мусульмане не употребляют спиртное.

Мы приложились к бутылке все вчетвером. Слишком уж напряжение было высоким, и нервы казались

струнами, готовыми порваться в любой момент. Даже я, расслабленный дачной жизнью, чувствовал себя как

на иголках, что было мне несвойственно. Пал Палыч уже оклемался, но взгляд у него был еще диковатый и

бессмысленный.

- Скоро они начнут нас выковыривать по-настоящему, - сказал я устало и закурил. - Рекомендую, - указал я

на сигары. - Высший класс. Жалко оставлять этой банде.

- Неужели мы ничего не можем сделать? - в отчаянии спросила Каролина.

- Если продержимся до темноты, то попытаемся уйти. Но днем нам отсюда даже носа не дадут высунуть.

Мы в западне.

- Ладно, чему быть, того не миновать. - Каролина неожиданно успокоилась. - Меня волнует единственное:

неужели Ильхан, эта грязная тварь, так и останется безнаказанным?

- Придется оставить нашего общего "друга" (как оказалось) на суд его любимого Аллаха. Надеюсь, там,

наверху, судьи неподкупны и неподвластны махровому национализму.

- Я бы ему здесь, на этом самом месте, собственными руками сердце вырвала бы!

- Пусть они останутся у тебя чистыми. Позволь уж мне (если повезет) оторвать ему все, что только можно.

Я готов за всех вас взять грех на душу. Одним грехом меньше, одним больше, - какая разница?

По окнам кабинетов снова сыпанул свинцовый град. И не только: по одному помещению шандарахнули из

гранатомета. Но толстые бетонные стены приемной могли выдержать даже артиллерийский залп. Так что

мы отделались лишь звоном в ушах.

Неожиданно стрельба стихла. А затем разгорелась с новой силой, только снаружи - ни одна пуля не

залетела через окно на наш этаж.

Мы недоуменно переглянулись. Это было что-то новое. Они что, между собой дерутся? - подумал я

удивленно. Наверное, за право первым перерезать нам горла.

Но как бы там ни было, а нас оставили в покое. Даже в коридоре прекратилось всякое шевеление. А снаружи

уже шел самый настоящий бой: трещали автоматные очереди, взрывались гранаты и даже раскатисто

строчил крупнокалиберный пулемет. Что за чертовщина!?

Венцом всего стал рокот вертолетных винтов и два сильных взрыва, потрясших подземный комплекс до

основания. Сомнений не оставалось: подпольная бактериологическая лаборатория подверглась атаке извне

при поддержке "вертушек", которые запустили по арочному порталу ракеты. Круто. Неужели наша

доблестная служба безопасности наконец проснулась от летаргического сна и рьяно принялась наверстывать

упущенное за годы повальной демократизации страны?

- Что это? - дрожащим голосом, в котором уже проклевывалась надежда на спасение, спросила Каролина.

- Похоже, Госпожа Удача подает знак, - сказал я с некоторым сомнением. - Но особо не обольщайтесь.

Может, это на Ильхана наехала конкурирующая банда. Будем держать оборону по-прежнему. До полного

прояснения ситуации. Если начнется штурм приемной вновь прибывшими, закроемся в кабинете Ильхана.

Там железная дверь и бронированные ставни.

- А потом? - Каролина нахмурилась; похоже, ей не понравился мой пессимизм.

- Надеюсь, что в неразберихе у нас будет шанс подняться наверх по склону.

- Как это?

- Элементарно. Откроем окно кабинета, а там ручками, ручками - и в дамки. Наверное, ты не заметила, что

рядом с окном проходит толстая труба, на которую, скорее всего, прикреплена антенная дальней

радиосвязи. Вот по ней я и вскарабкаюсь сначала на козырек, а затем и выше.

- А мы? - Каролина с сомнением посмотрела на Пал Палыча и Зосиму.

- Нужно сделать веревку из гардин. Я буду помогать, тянуть вас наверх. Так что идите в кабинет Ильхана и,

не мешкая, принимайтесь за работу. Я пока побуду здесь, подежурю...

Вертолеты произвели еще три или четыре пуска ракет, а затем неожиданно всю какофонию боя будто

ножом обрезало. Наступившая тишина показалась мне воистину гробовой. Я оставил свой пост и

поторопился в кабинет Ильхана.

- Как тут у вас? - спросил я нетерпеливо. - Скоро закончите?

- Нам нужно еще минут пять-семь, - ответила Каролина, затягивая с помощью Пал Палыча узлы.

- Где я вам их возьму!? - Я был в отчаянии, потому что в главном тоннеле послышался топот

многочисленных ног. - Мы опоздали, уже идет штурм.

- Успеем, успеем... - цедила сквозь зубы Каролина, не поднимая головы; ее руки так и мелькали.

Не успели. В приемной что-то взорвалось, потом еще и еще. По закрытой двери кабинета словно провели

огромной железной щеткой. Несколько особо крупных осколков пробили даже металлическую облицовку

дверного полотна.

- Все на пол! - скомандовал я. - Ложитесь лицом вниз, а руки держите на виду. Пал Палыч, бросьте оружие!

Иначе по запарке уроют нас за милую душу.

- Кто это? - спросила Каролина.

- Не знаю. Но люди очень серьезные. Лучше с ними не связываться...

Я еще не успел закончить предложение, как дверь отворили с такой силой, что она едва не сорвалась с

петель. Краем глаза я увидел, как в кабинет ввалились уродливые страшилища в специальных защитных

комбинезонах и с "глазастыми" армейскими противогазами на головах. Они как будто поднялись из

океанских глубин, потому что резина комбинезонов была мокрой. Видимо, перед атакой ее увлажнили

специальным составом, убивающим бактерии.

Мы были покорны, как овечки. Но даже примерное поведение не уберегло меня и Пал Палыча от

нескольких пинков. Каролину и Зосиму не тронули - наверное, из-за их пола и возраста. Нас подняли и

быстро вывели наружу. Тоннель полнился вооруженными людьми в противогазах и сотрудниками

подпольной лаборатории, которых, как и нашу команду, гнали к выходу.

Снаружи нас первым делом бесцеремонно обрызгали какой-то едкой вонючей гадостью, а затем окатили

водой из брандспойта. Потом толпу мокрых пленников повели в сторону плаца, где уже стояли крытые

грузовики и вертолет; вторая "вертушка" летала на небольшой высоте по периметру комплекса: наверное,

высматривали возможных беглецов.

На плацу меня удивили. К нашей толпе подошел один из глазастых, наверное, какой-то начальник, и

спросил:

- Кто из вас Арсеньев? Есть такой?

- Есть. - Я шагнул вперед.

- Садись в вертолет. Быстрее!

- Без этих троих я никуда не полечу, - указал я на своих друзей.

- Отставить разговоры! Не поднимешься на борт сам, поможем.

- Командир, это моя команда, - сказал я твердо. - Там, куда меня вы доставите, их тоже ждут. Просто пока

никто не знает, что они здесь.

Я блефовал без зазрения совести. У меня в голове уже стало проясняться и я кое-что начал соображать, но

пока не мог поверить, что такое возможно. Но все-таки решил, что в сложившейся ситуации имею полное

право на собственный голос.

Немного поколебавшись, командир дал добро, и вскоре вертолет поднялся в воздух. Я обнял за плечи

дрожащую Каролину и в ответ на ее немой взгляд ободряюще сказал:

- Все хорошо, девочка. Это свои.

Но внутри у меня такой уверенности не было...

Спустя два часа, чистый после душа, как новорожденный младенец, и в свежей одежде, я сидел за накрытым

столом в своей избе и разговаривал с немолодым мужчиной неброской наружности. Его главной

отличительной чертой были, пожалуй, только глаза. Серые, холодные, они, тем не менее, прожигали

собеседника насквозь. Несмотря на свою невзрачную внешность, этот человек был опасней гремучей змеи.

В кресле напротив расположился мой бывший шеф, руководитель одного из подразделений военной

разведки страны. Он неторопливо потягивал джин с тоником и разглядывал меня с интересом

естествоиспытателя, наткнувшегося на неведомую зверушку. Его звали Виктор Петрович, но в

определенных кругах он был больше известен как Дракон.

Я уже рассказал ему о своих злоключениях, и теперь готов был выслушать его версию происходящего:

достаточно хорошо зная шефа, я очень сомневался, что он выложит мне всю правду.

- Ты плохо выглядишь, Ястреб, - уклончиво сказал мой бывший шеф; наверное, он обдумывал, как лучше

навешать мне лапши на уши.

Он ошибался: от былого Ястреба теперь остались только выщипанные перья. Но я не стал разубеждать его в

лестном для меня мнении и ответил не то, что думал:

- Годы, Виктор Петрович...

- Бездеятельность, - отрезал шеф. - Ты просто застоялся в конюшне. Тебе нужен глоток свежего воздуха, и

прежний Ястреб снова покажет свои когти.

- Вы меня сватаете? Неужели нынче кадровый дефицит?

- Люди есть. Но спецы твоего уровня не растут на грядке и им мало одного сезона, чтобы дозреть. Есть

мнение, что тебя нужно отозвать из чересчур затянувшегося отпуска.

- Я, конечно, извиняюсь, но хочу уточнить: меня отправили не в отпуск, а на пенсию.

- Сам виноват, - сердито сказал шеф. - Ты провалил важное задание. И не потому, что был не в состоянии

его выполнить, а из-за личных мотивов. Тебе, видите ли, нужно было обязательно выяснить отношения со

своими старыми недругами.

Я промолчал. Не рассказывать же ему, что я тогда убил двух зайцев: отправил вперед ногами двух опасных

негодяев, за которыми наш отдел охотился добрый десяток лет, а заодно и накосил "капусты" на всю

оставшуюся жизнь, перехватив чемодан с деньгами, подготовленный к отправке в Чечню.

А что касается задания... Сколько их было на моем веку - не счесть. И что в итоге? Нищенский оклад,

мизерные командировочные, а потом пенсия, которой не хватит даже на приличное надгробие, даже если

копить ее целый год. Перспектива - закачаешься...

- Наверное, ты хочешь услышать, как мы здесь очутились, - сказал шеф, пытливо глядя мне прямо в глаза.

- Если честно, мне на это наплевать. Главное то, что я пока жив. И на том спасибо. А секреты "конторы"

можете оставить при себе. Я уже гражданский человек и хочу жить, как самый что ни есть простой

обыватель, - размеренно и спокойно.

- Ну, всего тебе действительно знать не стоит, но кое-что объяснить надо.

- Тогда грузите. Еще по стаканчику? Момент...

Я быстро разлил спиртное по стаканам (себе - виски со льдом) и открыл новую упаковку соленых орешков,

которые были любимой закуской Дракона.

- Мы вышли на след Ильхана два года назад, - начал шеф. - Кстати, тебе на заметку: Ильхан - друг

начальника турецкого генштаба Карадайы, резидент МИТ. Представь, птицу какого полета мы поймали в

сети благодаря тебе, Ястреб.

- Мне!? - Я был безмерно удивлен. - Не понял...

- Поймешь... несколько позже. - Шеф хитро ухмыльнулся. - Так вот, Ильхана "засветила" Несрин Услу,

референт-переводчик ставропольского филиала турецкой строительной компании "Идиль". Она была в

разработке еще в твою бытность. Затем парни из ФСБ по нашей просьбе прокачали кое-кого из

строительной фирмы "Энка", которая выполняла строительные подряды в Москве. Да, да, ты прав, эта

фирма - "крыша" для МИТ. Потом взяли даму по имени Виждан Шанслы, которая была на связи с

анкарским разведцентром, возглавляемым твоим "крестником" Эрханом Эзсоем. Помнишь девяносто пятый

год? Она дополнила общую картину крупномасштабной операции, затеянной МИТ и (не удивляйся)

организацией "Аль-Каэда" известного теперь всему миру Усамы бен Ладена. Так по крупице мы собрали

материал, который во время доклада руководству произвел фурор.

- Еще бы...

- Вот-вот. Но нам долго не удавалось выйти на подпольную бактериологическую лабораторию. Мы знали,

что она существует, но где именно? И тут нам помог случай. Ты не забыл человека, которого деревенские

старики нашли в лесу?

- Теперь я его долго не забуду.

- Да, все верно, ему удалось бежать именно из этой лаборатории. Он был дипломированным биохимиком,

вольнонаемным сотрудником подпольной фирмы Ильхана. Вовремя сообразив, чем занимаются его коллеги,

он пренебрег весьма приличным заработком, и попытался, образно выражаясь, спрыгнуть на ходу поезда.

Но его схватили и в наказание заразили сибирской язвой. К счастью для нас (и для себя в первую очередь)

он, как будто предчувствуя такой оборот, тайком сделал себе все необходимые прививки. Поэтому, когда вы

его нашли, он был не столько болен, сколько истощен.

- Значит, он сумел сбежать второй раз? Невероятно...

- Мужик был весьма предусмотрителен. Он знал, как открываются боксы, а также разведал, где находится

вентиляционный штрек. Через него он и ушел.

- Так это вы его?..

- Умыкнули из больницы? - закончил мою мысль шеф. - Мы опередили людей Ильхана на несколько часов.

Беглец выздоровел, но, к сожалению, он не знал, где находится подземная лаборатория. Ведь по причине

повышенной секретности всех сотрудников привозили на объект в закрытых машинах. А во время

блужданий по лесам и болотам ему было не до координат объекта.

- А где жили сотрудники?

- Километрах в сорока отсюда, на озерах. Там когда-то был военный городок.

- Но вы ведь могли догадаться, что лаборатория находится на месте бывшего военного объекта.

- Могли. Если бы у нас были такие данные. Дело в том, что в свое время объект был настолько засекречен,

что о его существовании знал лишь очень узкий круг лиц.

- Понятно. Но зачем турецкой разведке понадобилось бактериологическое оружие? Да еще и на нашей

территории?

- Видишь ли, сейчас мусульманские экстремисты начали экспортировать в другие страны не только ислам.

А что касается подпольной бактериологической лаборатории, то где еще найдешь по-настоящему

уединенное место, как не в этой лесной глухомани, таких продажных чиновников, как наши доморощенные

"демократы", и таких талантливых ученых, как русские, способных за гроши творить гениальные вещи? И

еще одно: мне ли тебе объяснять, что в последние годы турецких разведчиков начали засылать в Россию

косяками. Вспомни Чечню.

- Вы так и не сказали, каким образом я помог вам выйти на лабораторию.

- Сейчас узнаешь... - Шеф включил мобильное переговорное устройство: - Вы здесь? Заходите.

Дверь отворилась и в избу вошла... Лолита! С нею был молодой невысокий парень с подвижным,

смешливым лицом.

- Здравствуй, ковбой! - Она приняла эффектную позу. - Не нальешь ли стаканчик даме сердца?

- А, чтоб тебя! - выругался я почти серьезно. - Вот и верь после этого женщинам. Ладно, садись, чего там.

Виктор Петрович, вы не возражаете?

- Нет. Но мне пора. - Он встал. - Я даю вам на прощальный "банкет" ровно полчаса. А ты, мил дружочек,

подумай над моим предложением. Напоминаю, если ты забыл: разведчик уходит не на пенсию, а в запас.

Так-то. Лолита, объясни коллеге, каким образом он оказал нам неоценимую помощь.

Он ушел. Я требовательно воззрился на Лолиту, которая уже нарезала колбасу и хлеб.

- Колись, подруга, - сказал я сердито.

- Нет проблем. Ник! -обратилась она к пришедшему вместе с нею парню. - Изобрази.

Парень широко улыбнулся, сгорбился, перекосил лицо и заговорил противным гнусавым голосом:

- Подайте, Христа ради. На пропитание... Ы-ы-ы...

Горбун с рынка! Чтоб мне сдохнуть, горбун! Сукин сын...

- Узнал? - рассмеялась Лолита. - Только тогда он был в гриме. Ник на такие штуки великий мастер.

- Не скрою, поражен. Но я пока не понял, в чем состояло мое участие в операции отдела.

- Где твои джинсы? Дай их сюда.

Я отыскал в мусорной корзине джинсы, которые уже были ни на что не похожими.

- Если хочешь взять их на память о нашей... - я покосился на Ника. - О нашем знакомстве, то разреши мне

их постирать и отутюжить.

Она весело хохотнула. Вот уж неунывающий экземпляр...

- Смотри... - Лолита выудила из грязной тряпки, некогда бывшей дорогими фирменными джинсами,

медный кругляшек и положила его на стол. - Догадываешься, что это?

- Одна из бутафорских кнопок. Там есть еще несколько.

- Такова участь всех ветеранов спецслужб... - Она деланно пригорюнилась. - Сначала теряются

профессиональные навыки, а затем выпадают волосы и зубы.

Но я уже понял, что это за штуковина. Это был радиомаяк, новейшая разработка технических спецов

"конторы".

- Дошло. - Я покачал головой. - Круто. Но когда вы умудрились его воткнуть? Неужели?..

- Нет-нет. - Она рассмеялась. - Тогда я еще не знала, с кем меня свела судьба. Маяк поставил Ник, на рынке

в райцентре, когда теребил тебя за одежду, прося милостыню. Я навела о тебе справки, и мне приказали это

сделать. Ты ведь знаешь, что наш шеф обладает даром предвидения.

- Чушь! - фыркнул я негодующе. - Он приказал последить за мной. На всякий случай. Шеф не провидец, а

человек, подозревающий нашего брата во всех мыслимых и немыслимых грехах.

- Пусть так, - согласилась Лолита. - Но этот маячок, между прочим, спас тебе жизнь. Кстати, давай его сюда.

Он у меня на подотчете. Посею где-нибудь, меня со свету сживут. Уж больно секретная вещица. И дорогая.

- Понял. Я все понял. Это ваш вертолет загнал нас в болото?

- Да. К сожалению, тогда мы тебя упустили. Почему-то сигнал маяка пропал.

- Чего проще, - сказал я снисходительно. - Ведь я сидел по горло в грязи, которая послужила экраном для

сигнала.

- Верно. Потом мы подняли в воздух самолет-лабораторию - там аппаратура гораздо мощнее, нежели та, что

установлена на вертолете. Так мы, в конце концов, определили, куда ты девался. И сообразили, что и к чему.

Дальнейшее было делом техники... Ты будешь угощать гостей обедом или нет!? Я голодна как сто волков...

Лолита и Ник с едой управились быстро. Они и впрямь ели по-волчьи - почти не разжевывая. Наступило

время прощания. Ник деликатно удалился, и мы остались наедине.

- Кстати о профессионализме. - Я ухмыльнулся. - Если ты думаешь, что я тебя не заметил на рынке в

райцентре, когда ты сидела в "Жигулях" с рацией, то это очень большое заблуждение. Не переживай, шефу

о твоем проколе я не сказал. Пусть это будет нашей маленькой тайной.

- Черт! - воскликнула она в досаде. - А меня ведь предупреждали, что тебе палец в рот не клади.

- Не горюй. Лучше скажи на прощание что-нибудь хорошее. Письма ты все равно мне писать не будешь...

- Размечтался... о городской любви с сельским паспортом. -Лолита подошла вплотную и впилась мне в

губы крепким и длинным поцелуем. - Это тебе на память, - сказала она ласково.

- Так-так... - неожиданно раздался женский голос. - Вот ты чем занимаешься.

- Каролина? - Я с удивлением воззрился на девушку, которая от негодования расцвела, словно красный

бутон. - Я не ждал тебя так рано.

- Оно и видно... - Она смерила с головы до ног смеющуюся Лолиту уничижающим взглядом.

- А она у тебя ревнивая, Иво, - весело сказала Лолита. - Мой тебе совет - женись на ней. Она будет

прекрасной женой. Поверь моему женскому чутью. А ты, милочка, не переживай - я поцеловала его по-

братски. Когда-нибудь он тебе все объяснит. Пока!

И Лолита буквально испарилась, оставив после себя, как мне почудилось, сверкающий след. Удачи тебе,

коллега...

Я подошел к Каролине, взял ее за руку и заглянул ей в глаза. Она смотрела, не мигая. Нам слова уже были

не нужны.

Реклама на сайте