«Делец платит наличными»

Игорь Хрусталев Делец платит наличными

Предоплата

― С вами все в порядке, господин Паратов? ― подскочил ко мне тот самый одноглазый коротышка, что давеча сломал спинной хребет одному типу, который отстрелил ему мочку левого уха.

― Угу, ― буркнул я, стряхивая с запястья обломки часов.

Сапфировое стекло моих «радо» нельзя было ни разбить, ни поцарапать. Но против пуль крупного калибра это швейцарское изделие не устояло.

Шесть трупов за двое суток ― это чересчур даже для бизнесмена моего уровня.

Один-два ― еще куда ни шло, а с таким веером жмуриков я сегодня рискую нарваться на крупные неприятности. И для себя и для своей фирмы.

Тем более, что я вляпался в эту историю исключительно «из любви к искусству», в данном конкретном случае ― к искусству расследования.

А за любовь, как вам должно быть известно, надо платить. Причем наличными.

Кстати, надо на досуге подсчитать, сколько нулей потеряла моя кредитная карточка. Так что о личной выгоде речь пока что не идет.

Впрочем, это еще как сказать и с какого боку посмотреть. Возможны варианты.

Но для этого нужно сначала разложить все по полочкам, потому что времени остается в обрез.

Черт, они снова стреляют.

Но пули мыслям не помеха.

Даже наоборот.

Итак, как же все начиналось?

$ 1

Зал ресторана «Лайнер» был оформлен под салон самолета, только что раз в десять больше.

Между круглыми столиками туда-сюда сновали рослые длинноногие официантки в прикиде аэрофлотовских стюардесс и развозили заказы.

Несмотря на все рекламные навороты, кормили тут довольно скверно, как-то без души.

И по-хорошему, стоило прилагать к столовому набору пакетик ― для блева, понятное дело, если уж имитировать авиа-сервис до конца.

«Продержатся от силы три месяца, ― подумал я, промокая губы салфеткой, ― у Марциненко ни одно заведение не функционировало больше этого срока. Потом опять возьмет подряд и забабашит какой-нибудь гриль-бар. С тем же, разумеется, результатом».

― Что-то ты хмур сегодня, дружище, ― похлопал я по плечу соседа. ― Я все в толк не возьму ― мы обмываем твою сделку, или справляем поминки?

Сапожников попытался улыбнуться, но это у него не очень-то получилось.

― Да и под конец поминок народ обычно расслабляется, ― продолжал я.

Но Максим по-прежнему молчал и продолжал вяло ковыряться в овощном салатике, терзая тупыми выступами вилки мясистый лист спаржи.

― Да вы только посмотрите на него, люди добрые, ― всплеснул я руками, ― этот человек за два дня уломал французов, чтобы они открыли у себя филиал его фирмы. Любой другой на твоем месте прыгал бы ль счастья, пока не свалился бы без сил.

Мой сосед за столом отнюдь не произвел подобных действий, а, казалось, еще глубже погрузился в мрачную меланхолию.

― Но ты умудрился под согласие французов уломать греков, ― продолжал я, ― а те, в свою очередь, уломали итальянцев. Теперь у тебя свои предприятия по всей матушке-Европе, а ты выглядишь как рэкетир, которого обдурили десятилетние наперсточники.

― Отчасти ты прав... ― через силу выдавил из себя Максим.

― Да что с тобой стряслось? ― тронул я его за плечо. ― Кухня в этом кабаке не нравится? Плюнь в тарелку и сменим диспозицию.

― Да нет, ― отмахнулся Сапожников, ― просто... просто у меня предчувствие.

― Вот как? ― поднял я брови. ― И что это за ощущение такое? В каком месте твоего тела? Не забывай, что я врач по образованию.

― Понимаешь, Сергей, ― Сапожников провел бледной рукой по лицу, ― похоже, что моя благоверная ввязалась во что-то нехорошее.

― Это Ленка-то? ― искренне удивился я. ― С ее-то мертвой хваткой? Ни в жисть не поверю. У нее всегда все получалось. Уверен, что приди ей в голову идея стать президентом РФ ― прошла бы. Просто, наверное, пока ей в Кремль неохота.

Максим Сапожников издал вроде нечто задорного смеха, но тут же снова помрачнел.

― Ну а все-таки, ― наклонился я к нему, ― что же у тебя происходит?

Судя по его рассказу, происходило, действительно, нечто странное.

Максим неделю назад поехал за город ― переговорить кое с кем без лишних ушей.

Переговоры оказались удачными и все проблемы были разрешены к ободному удовольствию.

Но на двести первом километре от города Максим Сапожников увидел автомобиль.

Серый «форд», стоявший на обочине лесочка не представлял бы для него никакого интереса, если бы не принадлежал его супруге.

Максим заверял меня, что никакой ошибки тут быть не могло ― Сапожникову даже удалось разглядеть номер автомобиля и он совпадал с номером «форда» его супруги. Понятно, что Сапожников разволновался.

И вот, этим же вечером, когда Елена вернулась домой, Максим осторожно поинтересовался, что она делала в такой глухомани.

А в ответ...

― Ты же знаешь, какие у нас отношения, ― хмуро процедил Сапожников.

Я молча кивнул.

Максима Сапожникова нельзя было назвать обыкновенным подкаблучником ― все было гораздо тоньше и, в то же время, гораздо банальнее.

Его брак с Еленой был почти идеальным, если бы не одно немаловажное обстоятельство.

Дело в том, что Максим стал преуспевающим бизнесменом лишь два года назад.

А два года плюс один месяц назад он был всего лишь гражданином Сапожниковым, освободившимся по амнистии из мест лишения свободы.

И лишь знакомство с Русланом Коровиным помогло ему укрепиться в новой реальности, которая открылась перед Максимом после выхода из зоны.

Старый номенклатурщик Коровин к тем временам успел прочно обосноваться в областной администрации и курировал вопросы охраны окружающей среды.

Даже такое благородное дело, как экология, стало в его руках средством извлечения «черного нала» из еще работающих в области предприятий.

Руслан Архипович Коровин быстро понял, что Максим ― очень способный работник, а ерундовый срок за мошенничество, который было проще простого получить в перестроечные времена владельцу кооператива, можно было списать на грехи молодости.

Номенклатурный эколог устроил Сапожникова в структуру при местном авиазаводе, которая вскоре отпочковалась и, обретя вывеску акционерного общества, продолжала обслуживать государственные нужды.

Более того, вскоре дочь Коровина Елена и Максим поженились.

Коровин был поставлен перед фактом и решил, что лучше не спорить ― его дочка отличалась характером взбалмошным и мстительным, ― а разумнее продвинуть зятя на еще одну ступеньку карьерной лестницы, обеспечив, тем самым, благополучие молодой семьи.

Но Коровин был тертым калачом и на всякий пожарный случай держал Сапожникова на очень коротком поводке, время от времени давая ему понять, что без тестя Максим ― пустое место.

Пару раз он даже поступился собственной выгодой, только бы не дать зятю обрести такую степень самостоятельности, чтобы тот смог обходиться в дальнейшем без протекции всесильного тестя.

И вот, когда Максим дерзнул поинтересоваться у своей супруги насчет присутствия ее автомобиля в пригородном лесочке, та пришла в такую ярость, что Сапожников не на шутку испугался.

Обычно Елена предпочитала не вмешиваться в деловую сферу жизни своего мужа ― ее вполне устраивало положение домохозяйки.

Впрочем, это не определение образа жизни, а всего лишь термин.

Дом и дети находились на попечении целого штата домработниц и гувернанток, а сама Елена проводила большую часть своего времени в косметических салонах и на курортах Средиземного моря.

Но в этот проклятый вечер Елену Сапожникову словно бы подменили.

Услышав вопрос мужа, она прикрыла глаза, словно бы собираясь с силами после нанесенного ей оскорбления и заявила буквально следующее:

― Если ты хоть еще раз будешь лезть в мои дела, я пожалуюсь отцу и ты снова вернешься туда, откуда вышел два года назад.

После этих жестоких слов Елена удалилась в свою спальню и не появлялась перед глазами своего супруга до следующего утра.

Зато на другой день Елена вела себя так, как будто накануне вечером ничего такого особенного между ними не произошло.

Напуганный Максим решил, что так тому и быть, хотя неприятный осадок остался.

Сапожников на всякий случай убедил себя в том, что эта угроза вырвалась у нее случайно и Елена даже отчасти чувствует себя виноватой, хотя этого и не скажешь по ее внешнему облику и поведению.

― Впрочем, я сделал одну глупость, ― добавил Максим. ― Кажется... Ладно, я не хочу больше об этом говорить. Давай лучше выпьем.

И плеснул себе водки.

Я выслушал этот резанувший мне по сердцу рассказ с двойственным чувством.

С одной стороны, нельзя было не пожалеть своего приятеля.

А с другой, как ни крути, выходило, что Максим сам был во всем виноват.

Не стоило, ну не стоило ему соглашаться на покровительство, и уж тем более не стоило жениться на дочери своей «крыши».

По мне так уж лучше не хватать звезд с неба, но быть независимым человеком.

Разумеется, я не стал говорить этого вслух, а ограничился сочувственными фразами насчет непредсказуемости женского характера.

На десерт предложили какое-то химическое мороженое, на которое я даже смотреть не мог ― с детства не переношу молочных продуктов.

А Максим, не поморщившись, поглотил всю башню пломбира ядовито-желтого цвета.

«Пожалуй, ему действительно херово, ― думал я, глядя как Сапожников механически уплетает ложку за ложкой всю эту гадость. ― Если человек не чувствует вкуса еды, то ему надо помочь».

Но тут я был бессилен.

Если бы дело касалось финансовой или политической сферы ― нет проблем.

Вернее, проблем не стало бы, возьмись я за дело со своей энергией и связями.

А вот разруливать чужие семейные дрязги ― эта деятельность уже на любителя, каковым, надо заметить, я отнюдь не являюсь.

Договорившись встретиться на другой день и поболтать ― Максим пригласил меня в гости поужинать, ― мы расстались заполночь.

Я тешил себя мыслью, что тот объем работы, который навалится завтра на Максима ― ведь ему придется курировать все свои филиалы в Европе, ― отобьет у него охоту переживать по пустякам.

«Труд освобождает», ― вспомнил я фразу какого-то древнего философа.

Впрочем, нет, кажется, этот лозунг висел на воротах Освенцима...

Ну да это детали.

А наутро на работе меня поджидал крайне неприятный сюрприз.

Только я переступил порог родной конторы, как вице-президент «Ледокола» ― так называется торгово-промышленная ассоциация, которую я возглавляю ― сообщил мне ошеломляющую новость.

Я велел собрать команду и через час мы начали обсуждение создавшейся ситуации.

Созданная мной торгово-промышленная ассоциация «Ледокол» в последнее время пыталась расширить круг своей деятельности.

Мы брались и за строительство и за разработку полезных ископаемых.

Особенно, конечно, нас интересовала нефть, за неимением в наших недрах золота и алмазов. Не говоря уже о радии и плутонии.

«Черного золота», по правде говоря, в нашей землице было не так уж и много, но, тем не менее, игра все равно стоила свеч.

Сначала «Ледокол» немного занимались поставками оборудования, а в последнее время планировали вложиться в переработку.

Но самым лакомым кусочком, разумеется, были сами шесть скважин.

Медленно, но верно, руководство области пришло к мудрой идее приватизации.

Конечно, со всем геморроем, который только мог иметь место в наших условиях, но уже и это было значительным шагом вперед.

Шесть огромных дыр в земле, из которых хлестали живые деньги, использовались местным руководством на редкость бездарно.

Но скважины были расположены на самом краю области, у черта на куличках, в такой заброшенной глухомани, что прокладывать туда рельсы для транспортировки нефти было не по карману нашим властям.

Тогда государственные мужи решили прибегнуть к помощи частных фирм и объявили конкурс, по результатам которого победитель получал бы преимущественное право на разработку нефтяных месторождений. Под строгим контролем того же государства, разумеется.

Эта немаловажная оговорочка выглядела бы вполне приемлимо при нормальных условиях, а при нашем «новом режиме» могла значить только одно ― дополнительный грабеж со стороны власти.

Впрочем, можно было ткнуть чиновников носом в ими самими же принятые законы, которые сулили значительные льготы частным компаниям.

Но и тут была палка о двух концах ― законы были приняты лишь на местном уровне, кое в каких пунктах, натурально, противоречили федеральным и служили лишь для лишнего плюса в имидже губернатора, который прилагал все усилия, чтобы представить нашу область в глазах центра передовой и самостийной.

На мутной волне договоров разграничения полномочий центра и регионов ― а в последнее время эта волна принимала очертания цунами ― все эти состряпанные на скорую руку законы принимались на ура.

А вот с точки же зрения их конкретного выполнения сами же чиновники, если это им было выгодно, кивали на федеральное законодательство. Очень удобная практика, как вы сами понимаете.

Можно было перешибить и этот обух, если иметь под рукой достаточно прочную плеть.

Среди фирм, которые подали заявки на конкурс такой плетью обладал только «Ледокол».

Нашими главными козырями были, есть и останутся деньги и независимость.

Все остальные участники, одержи они победу, рано или поздно оказались бы под мощным прессингом администрации и неизбежно превратились бы в карманные фирмы того или иного высокого лица.

И вот, сегодня утречком агентурные данные приносят мне информацию о том, что областная дума намерена поставить на повестку дня законопроект о запрете привлечения частных компаний для разработки недр нашей области. Ни больше, ни меньше.

На деле это значило бы (будь этот законопроект принят), что государство приберет к рукам всю нефть путем создания собственной структуры.

Не вызывало, разумеется, никаких сомнений, что данный законопроект этот вышел из недр родной администрации и был спущен в комитет по землепользованию думы для создания видимости действенной работы и влиятельности законодательной власти.

Таким образом правительство области одним метким выстрелом убивало наповал сразу двух жирных зайцев ― оставляло себе нефть и позволяло думе продемонстрировать оппозиционность.

Еще бы!

После такого никто не станет упрекать депутатов в том, что они послушно работают под чутким надзором власти исполнительной.

Как раз наоборот ― чиновники-Матросовы ложатся, можно сказать, на амбразуру своими твидовыми костюмами, не позволяя отдавать на откуп недра малой родины вским толстосумам-проходимцам.

Похоже, именно в такой упаковке все и будет подано населению.

И я даже знаю, кто из журналистов напишет об этом передовую статью.

Короче, все складывалось так, что нужно было немедленно принимать какие-то контр-меры.

До очередного заседания думы оставалась всего неделя и я решил переговорить кое-кем из депутатского корпуса, чтобы прояснить обстановку.

Мой выбор остановился на Вадиме Поснове и Степане Белоглазове.

Первый принадлежал к демократам, который был последовательным коммунистом, но, несмотря на столь значительные различия, оба они были схожи в одном ― с ними можно было разговаривать.

Почти все остальные, с тех пор, как в думу прекратили выбирать по партийным спискам, были пешками в руках обладминистрации и только и ждали, пока для них освободится место в правительстве, чтобы отдать свое кресло молодым да ранним из той же поросли.

Демократ Поснов согласился приехать в «Ледокол» и обещал быть через полчаса.

Коммунист же Белоглазов предпочитал встречу на нейтральной территории.

Мы пробеседовали с Вадимом Посновым полчаса, досконально обсудив проблему.

Мои самые худшие ожидания после этой встречи вполне оправдались.

― Понимаешь, ― говорил он, отхлебывая текилу из рюмки, ― они уже все решили. Даже то, что я и еще несколько человек будут голосовать против, заложено в их интриге. Видимость демократии, а как же иначе? Это раньше было девяносто девять и девять десятых процента. А теперь все чин чином, не подкопаешься. Конечно, жлобство. Конечно, маразм. То что тут можно поделать, я не представляю.

И от слизнул с тыльной стороны ладони толченых соленых гусениц ― традиционная закусь для текилы, которую, кстати сказать, поставляло в наш город только соответствующее «ледокольное» подразделение.

― Ну, кое-что все-таки можно, ― улыбнулся я. ― Я уверен, что правительство не сможет изменить сроки конкурса ― об этом уже раструбили в центральной прессе и Кремль одобрил инициативу снизу. А заседание запланировано за пять дней до исходной даты. Как у вас, например, как у вас обычно обстоят дела с кворумом?.

Поснов лишь пожал плечами.

― В такие дни все депутаты являются как штык. Ну, заболею я, еще пара-тройка народных избранников. Это же не решить проблему, не так ли?

Я, скрепя сердце, вынужден был согласиться с этим заявлением.

Пока что у меня не было никакого реального плана, и я удовольствовался уверенностью, что Поснов не откажется помочь мне, если, конечно, это не будет стоит ему депутатского кресла.

Вторая запланированная встреча была немногим оптимистичнее.

Коммунист Белоглазов пил немецкую водку и последними словами ругал власть ― как исполнительную, так и законодательную. Доставалось и судебной ветви, и, само собой, журналистам.

― Коммунистов совсем за людей не считают, ― жаловался он. ― Впрочем, москвичи сами виноваты. Ну вот скажите мне, куда податься нормальному человеку, если он социал, скажем, демократ. Да он откроет газету «Завтра» и его стошнит еще на первой странице.

― Да, у левых с эстетикой плоховато, ― не кривя душой, согласился я. ― Ничего, на следующих президентских выборах отыграетесь.

Когда разговор зашел о законопроекте, Белоглазов подтвердил мою гипотезу относительно происхождения этого документа.

― Само собой, с площади, ― кивнул он, имея в виду здание областной администрации в центре города. ― Дурная бумага, что тут говорить. Сами работать не способны и другим не дают.

― Но ведь коммунисты, насколько я знаю, традиционно выступают против частной собственности, ― якобы удивился я его словам.

― Так мы за то, чтоб дело делалось, ― ответил Белоглазов. ― А насчет нефти, есть специальные поправки. Если соблюдать их ― нет проблем. Работай и делись с государством. А эти все под себя тянут.

Короче, он тоже не сомневался, что законопроект пройдет при первом же голосовании.

― Ну, ладно. А вот, скажем, можно провалить этот законопроект? ― мрачно спросил я.

― Можно. Но у тебя, Сергей Радимыч, денег не хватит, ― уныло пошутил депутат.

Я понимал, что он прав, но, будучи человеком обстоятельным, решил произвести кой-какие подсчеты и прикинул число мест в думе.

Так, значит...

Если переговорить с половиной депутатского корпуса один на один в строго конфиденциальной обстановке, да приплючовать еще человек пять...

Цель оправдывала средства.

Просто наличных средств действительно, немного не хватало.

Я купил бы всех депутатов, но для этого пришлось бы продать весь «Ледокол».

Вот только с пустым карманом нас к нефти никто бы не подпустил.

Однако Белоглазов также подтвердил свое желание помочь в случае чего.

Последнее словосочетание можно было истолковать следующим образом:

― Тебе надо, ты и напрягайся. А я, само собой, впрягусь, если буду уверен, что дело того стоит. Да и ты, я уверен, не обидишь.

Приблизительно то же самое сказал и Поснов, только почти открытым текстом.

Так что проблема стояла перед «Ледоколом» как неприступная крепость ― с отвесными стенами, прорезями бойниц, ощетинившимися пушками и хорошо укоплектованным гарнизоном защитников.

Эту самую крепость нам и предстояло взять, несмотря ни на что.

Я решил не отступать и отдал распоряжение своим ребятам рыть землю носом.

Вице-президент Гессен был обязан рассмотреть все возможные варианты.

Наш гениальный юрист, которому бы позавидовала любая контора ― среди своих его звали просто Епифаныч ― поступал в распоряжение Гессена и должен был работал с ним в тесной связке.

На начальнике службы безопасности «Ледокола» Воронцове лежала задача оказывать любое содействие в случае необходимости, вплоть до задействования наших вооруженных бойцов охраны.

Для полноты картины я подключил к этой команде руководителя рекламного подразделения Грустенко ― среди его работников были психологи со стажем, которые досконально знали все приемы воздействия на извивы общественного мнения через рекламу еще с колыбели.

А сам я направился в гости к Сапожниковым, как мы и договаривались.

Максим с Еленой жили в новом двухэтажном доме на набережной.

Постройка была спланирована на четыре семьи ― подъезда не было (зато был подземный гараж), просто с каждой стороны дома располагалось по одной двери, которая и вела в двухуровневые квартиры.

У Сапожниковых я застал Руслана Коровина, который навещал дочку с зятем.

Главный эколог на госслужбе уже собирался уходить и я провел в его обществе не более получаса, хотя мне хватило и этого.

Такой народ, честно говоря, как-то не мо мне, но посмотреть на Коровина в неформальной обстановке было, отчасти, небезынтересно.

Руслан Архипович Коровин тихо беседовал с дочкой, со вкусом попивая чай, который присылали Сапожниковым прямо с цейлонских плантаций ― свернутые листья в полиэтиленовых мешках.

Чиновник, отвечающий в области за экологию был в этот вечер на редкость благодушен и доброжелателен, напоминая вояку на пенсии.

Глядя на его одутловатые щеки, я вдруг вспомнил прозвище Коровина.

«Санэпидемстанция»!

Дело в том, что в советское время данная организация была грозой любого учреждения и могла рассчитывать на небольшую, но стабильную мзду.

Теперь же, само собой, уровень ставок повысился на несколько порядков.

Елена Сапожникова вежливо расспрашивала отца о его работе, тот охотно рассказывал о новых инициативах его подразделения, вдаваясь в необязательные для светской беседы подробности.

Видимо, Коровину было приятно, что дочка интересуется его делами.

Елена с застывшей милой улыбкой на лице внимала отцу, изредка кивая, а Максим стоял поодаль, возле стеллажей с африканскими масками, и молча прихлебывал апельсиновый сок из высокого стакана.

Наконец, Коровин стал прощаться.

Уже в прихожей, накинув плащ и подавая мне вялую руку, Руслан Архипович поинтересовался, как обстоят дела в «Ледоколе».

― Прекрасно, ― отозвался я. ― Сплошь фильтры да биотуалеты. Скоро переведем автопарк на солнечные аккумуляторы, если администрация будет ежедневно разгонять тучи над городом.

Моя шутка возымела успех.

Коровин долго отсмеивался, кутая шею в шарф и напоследок снова протянул мне руку.

С уходом Руслана Архиповича мне даже стало как-то легче дышать.

Елена и Максим сразу же оживились и мы дружно уселись за стол, который уже был накрыт в соседней комнате возле камина.

Я знал, что повар Сапожниковых раньше обслуживал дачу первого секретаря обкома партии и смог убедиться, что за прошедшие годы этот профессиональный кулинар не утратил своего мастерства.

Хозяйка дома выглядела раскованной и легкомысленной. Елена Руслановна Сапожникова за столом без умолку верещала (приезд в наш город столичного модельера с его коллекцией осенней одежды; выставка азиатских тканей в Санкт-Петербурге, откуда Сапожникова привезла образцы; погода в Марокко ― брать ли с собой зонтик, и если да, то от дождя или от солнца).

Максим же на фону супруги выглядел довольно бледно ― отвечал невпопад, уронил на пол кусок курятины и пролил вино на скатерть.

Когда хозяйка дома отправилась варить кофе ― эту обязанность она никому не доверяла, ― я вопросительно посмотрел на Максима.

― Я сделал одну опасную глупость, ― ответил он, отбрасывая в сторону смятую салфетку. ― Извини, что я докучаю тебе своими проблемами, но мне просто больше не к кому обратиться.

― Что такое?

― Помнишь, я говорил тебе про серый «форд» моей жены, который приметил в лесочке на двести первом километре? ― шепотом произнес Максим.

― Конечно, помню, ― тихо отозвался я. ― Эта история получила какое-то развитие?

― В том-то и дело, что нет, ― еле слышно сказал Максим.

При этом он опасливо оглянулся на дверь ― Елена уже вкатывала в гостиную прямоугольный столик с дымящимися чашками.

― Сегодня мы пьем кофе без кофеина, ― объявила она, усаживаясь за стол. ― Больше одной дозы принимать не рекомендуется.

― А что будет, если все же перебрать? ― поинтересовался я.

― Попробуй рискнуть, ― рассмеялась Елена. ― Ты не забыл дома страховой полис? Ведь придется вызывать «скорую помощь».

Напиток, разлитый в малюсенькие чашечки на полтора глотка каждая, действительно, обладал совершенно убойным действием.

Сразу же после приема внутрь по жилам разливался теплый веселый пожар и хотелось немедленно жить, любить и работать, причем одновременно.

― Невероятно! ― похвалил я хозяйку. ― Это почти гипноз. Никогда не думал, что простой кофе может так на меня подействовать.

― Гипноз? ― усмехнулся Максим. ― Никогда бы не подумал, что Делец верит в подобную чепуху. Смотри, не проговорись об этом журналистам.

Как вы понимаете, «Делец» ― это мое прозвище в определенных кругах.

Когда я начинал свою карьеру, бизнесменов в городе было раз-два и обчелся.

Всех знали в лицо и поименно, но предпочитали награждать более-менее обидными кличками.

Ко мне прилипло прозвище «делец» и я не возражал, чтобы меня так называли за глаза.

― Очень безответственное заявление, ― Елена немедленно парировала слова мужа. ― Люди, которые до сих пор так глупы, что недооценивают силу внушения, всегда оказываются в проигрыше.

― Значит, те, кто используют магию в бизнесе всегда процветают?

― Уверена, что так.

― Ха-ха-ха, ― серьезно произнес Сапожников. ― Не хочешь ли ты сказать, что...

Тут начался затяжной спор, исподволь переходящий на личности.

Слово за слово, и вот уже разговор за столом перешел в перепалку.

Сапожниковы цеплялись к тем или иным неосторожным выражениям друг друга, как это бывает в семьях, откуда давно уже ушла любовь, а на смену ей так и не пришло надежной дружеское чувство.

В воздухе комнаты, озонированной апельсиновыми спреями, запахло ссорой.

Хотя супруги Сапожниковы и пытались время от времени апеллировать к моему независимому мнению, я предпочитал не вмешиваться.

Зачем мне это надо?

Милые бранятся ― только тешатся, а разнимщику ― первый кнут, думал я про себя, а вслух отделывался шутками и попивал французскую минералку.

Впрочем, легковесная перебранка подспудно достигала достаточно высокого градуса и уже не походила на обычную супружескую стычку.

Я почуял, что что-то тут не так и между делом принялся наблюдать, как меняется за время спора лицо Елены Сапожниковой.

Она принадлежала к тому типу женщин, которым идет лишь одно выражение лица ― скажем, отрешенной доброжелательности.

Стоило лишь Сапожниковой испытать какое-либо сильное чувство, как непроизвольная мимика меняла ее фэйс до неузнаваемости.

Если это была радость, то рот раскрывался слишком широко и напоминал оскаленную волчью пасть; если она гневалась, то верхняя губа подскакивала вверх и ее личико превращалось в мордочку грызуна.

Наконец, когда оставалась еще секунда до тех слов, после которых обычно приходит время либо «военных действий» (прицельного швыряния друг в друга предметами домашнего обихода), либо разрыва дипломатических отношений («Я с тобой не разговариваю»), Елена резко встала из-за стола и, на ходу поправив идеально лежащую прическу, быстрым шагом вышла из комнаты.

Я услышал, как в глубине дома громко хлопнула дверь ее спальни.

Воцарилось молчание.

Максим сидел красный, как рак, тяжело дыша и уставясь на свои огромные руки.

― И охота тебе... ― пожал я плечами. ― Главное, что повод-то пустяковый.

― Это она начала, ― твердо сказал Сапожников. ― И, потом, дело вовсе не в предмете спора. Раньше такого не было, можешь мне поверить.

О, вот в этом-то я как раз ни секунды не сомневался, Максим мог бы не объяснять.

Раньше Сапожников не посмел бы и слова Елене поперек молвить ― даже мысли такой в голову ему не приходило и придти не могло.

Все дело тут, как мне представляется в одной психологической тонкости.

Максим Сапожников с самого начала покорно принял на себя роль «благодарного зятя» и честно разыгрывал ее на семейной сцене.

Но вот в ответ Максим ― то ли по простоте душевной, то ли по глупости ― всерьез рассчитывал на то, что эта игра будет вестись и с другой стороны.

То есть, что получалось ― Максим думал, раз будут соблюдены необходимые правила приличия, то ему никогда не укажут на «свой шесток».

И вот теперь это хрупкое равновесие нарушилось раз и навсегда.

― Знаешь, а ведь это у нее началось с того раза, когда я сказал про ее автомобиль, ― глухо произнес Максим. ― Она боится, вот в чем дело. Боится, и старается укусить меня исподтишка при любом удобном случае. Запугать по мелочам. Зачем?

― Ты что, подозреваешь измену? ― сухо спросил я. ― Как-то пошло...

― Даже не знаю, что и думать, ― со вздохом признался Максим. ― Еще и этот тип куда-то подевался, черт бы его побрал.

― Не понял...

― Ну, этот... частный детектив, которого я нанял, ― вполголоса пояснил Максим. ― Ах да, я ведь не успел тебе об этом рассказать. В общем, он как в воду канул. Аванс взял ― и привет.

― Максим! ― всплеснул я руками. ― Что я слышу! Ты нанял шпика, чтобы следить за собственной женой! Ну ты даешь, старик!

― Да, все это выглядит глупо, я понимаю, ― сказал Сапожников. ― Однако я вовсе не ревновал Елену. Просто... просто я хотел иметь в запасе козырь против нее... На всякий случай.

― Господи, да неужели все до такой степени серьезно? ― встревожился я. ― Ты решил обзавестись компроматом на Елену?

― Да, ― резко ответил Максим. ― Я чую, задницей чую, что мне хана. Понимаешь, Елена только и ждет удобного случая, чтобы...

Сапожников не закончил фразу и снова погрузился в раздумья.

― В общем, я даже не исключаю самые крайние меры с ее стороны.

― Да быть такого не может! Это ты дурных триллеров заполночь по телеку насмотрелся, ― удивился я. ― Ни за что не поверю. С какой стати Елене вдруг становиться твоим врагом?

― Она думает... нет, она уверена, что я знаю о ней что-то страшное, ― медленно произнес Максим, глядя мне прямо в глаза.

Я почувствовал, как у меня между лопатками пробежал холодок.

― Понимаешь, ― продолжал он, ― это как раз та ситуация, когда мы не можем с ней откровенно поговорить. Мне под угрозой второй посадки ― и я знаю, что это не шутка ― запрещено касаться в разговорах ее автомобиля на обочине этого проклятого леска. А сама она с тех пор вбила себе в голову, что я видел нечто большее... или что я знаю что-то еще ― и ненавидит меня за это.

― Какой кошмар! ― искренне возмутился я. ― Да как же можно жить... да и работать в такой обстановке! Ты же постоянно под прессом, наделаешь кучу ошибок, не учтешь то, се, пятое-десятое ― и тесть с чистой совестью вышвырнет тебя на помойку! Нет, так нельзя!

― Я тоже так думаю, ― спокойно согласился со мной Сапожников. ― Именно поэтому я и решился на такой шаг ― нанять частного детектива. Мне нужно было иметь хотя бы приблизительное представление о том, чего может бояться моя жена. Тогда я смог бы как-то разобраться в том, что происходит.

― Знаешь что, ― предложил я, почувствовав азарт. ― давай я тебе помогу.

Максим Сапожников удивленно посмотрел на меня, но, подумав, кивнул. Конечно, он понимал, что это для него наилучший выход.

― Диктуй-ка мне адрес этого твоего тормозного филера, я встречусь с ним и немного подстегну его, чтобы оперативнее работал, ― решительно предложил я. ― А если он вздумал тебя кинуть, то...

Но тут со стороны спальни раздался звук открывающейся двери и вслед за щелчком замка послышались тихие шаги Елены, которые приближались к нам.

Я тотчас же оборвал фразу на полуслове и решил договорить с Максимом после.

Через минуту хозяйка дома снова появилась в гостиной и вечер продолжился.

Наверное, за минуту перед входом Елена перед зеркалом уверенно напялила на себя маску доброжелательного интереса и завела со мной разговор о породах собак, модных сейчас в Англии.

При этом госпожа Сапожникова подчеркнуто игнорировала присутствие в гостиной собственного мужа, даже не разу ни взглянула в его сторону.

Я чувствовал себя крайне погано.

Наконец, улучив удобную минуту, я посмотрел на часы, охнул, «вспомнил» про какое-то неотложное дело и стал прощаться.

Максим тотчас же вызвался проводить меня до машины и Елена, напоследок протянув мне руку для поцелуя, осталась в комнате.

Теперь нам никто не мог помешать закончить начатый в ее отсутствие разговор.

― Так где ты надыбал этого шпика? ― поинтересовался я, остановившись возле своего «феррари», припаркованного перед домом Сапожниковых.

― Агентство «Ястреб», ― ответил Максим. ― Собственно, в самой конторе я не был, только позвонил по телефону и переговорил с этим типом.

― Сколько заплатил?

Сапожников усмехнулся.

― Странная сумма ― триста тридцать пять долларов. По курсу, разумеется, мелочи зеленью у меня с собой не было. Мы договорились встретиться на бульваре возле памятника Вавилову. Это было пять дней назад. Сыщика зовут Сергей Соломатин, такой востроносый проныра, слегка шепелявит. Я сразу узнал его голос ― это он со мной говорил по телефону, когда я звонил в агентство.

― Вы договорились встретиться? ― спросил я, не скрывая интереса.

― Нет, дело обстоит не совсем так, ― покачал головой Максим. ― Соломатин обещал мне позвонить сам через три дня. Я оставил свой рабочий телефон, но от него с тех пор ни слуху ни духу.

― А в агентство ты снова не звонил? ― поинтересовался я.

― Ты, понимаешь, какая ситуация, ― нерешительно объяснил Максим, ― Соломатин настаивал только на односторонней связи.

― А почему?

― Он упирал на секретность предприятия, ― развел руками Сапожников.

― Понятно, ― пробормотал я. ― Знаешь, как-то мне вся эта бодяга не по душе.

Максим беспомощно посмотрел на меня и только пожал плечами.

― Но вы хотя бы договорились о возможных контактах в случае форс-мажорной ситуации? Ведь ты мог отправиться в командировку, сменить адрес, мало ли что, наконец, могло бы произойти, ― нетерпеливо произнес я, досадуя, что приходится вытягивать из Сапожникова информация в час по чайной ложке.

Я имел кое-какое представление о деятельности наших детективных агентств и в том, что поведал мне Максим, увидел уже несколько несостыковок.

Но о выводах, которые я сделал, Сапожникову пока что знать не надо.

― Да, ― неохотно подтвердил Сапожников, ― я даже не знаю, стоит ли об этом говорить... В общем, если мы не совпадаем через три дня, я должен был с двадцати трех до двадцати трех ноль пяти в любой день появиться возле кинотеатра «Темп».

― И ты, разумеется, не пошел, ― констатировал я. ― Заварил кашу, а сам...

― В первый день я не смог. Потом ― решил отложить на завтра, ― неловко объяснял Максим. ― Сегодня вот с тобой ужинал.

― А завтра найдется еще какое-то объяснение, ― продолжил я с саркастической усмешкой. ― Нет, старик, так дело не пойдет. Эта твоя стерва тебя с потрохами съест или в один прекрасный день подсыплет толченого стекла в варенье. Значит, договариваемся так: я нахожу тебе этого твоего филера, а дальше ты сам. И я должен быть в курсе всего, это обязательное условие. Идет?

― Конечно, ― с облегчением согласился Максим. ― О чем разговор.

$ 2

Я гнал свой «феррари» по улицам ночного города, подставив лицо встречному ветру.

Несмотря на смурную обстановку сегодняшнего ужина у Сапожниковых и завтрашние проблемы, связанные с почти уже потерянными для «Ледокола» нефтяными скважинами, я был преисполнен воодушевлением.

Дело в том, что я снова оказался в той атмосфере, которая, как я смог недавно убедиться, была для меня наиболее адекватной.

Кто-то ловит свой кайф от наркотиков, кто-то тратит месяцы на экзотические путешествия, кто-то ведет список любовниц, стараясь добраться до тысячи, а при более удачном раскладе, и перевалить за нее.

Да мало ли чем заполняют люди свою маленькую жизнь, стремясь как можно ярче расцветить свое обыденное существование!

И я не являюсь исключением.

Ваш покорный слуга не так давно обнаружил, что его хлебом не корми (напитки обязательны в любом случае), дай только распутать какое-нибудь дельце.

Началось все это с проблем моего старого знакомого с академической степенью.

В тот самый важный в моей жизни день, когда я взялся ему помогать, то не подозревал, чем это может для меня обернуться.

И вот, в результате ― я, что называется, «подсел» на расследования.

В фирме с моим увлечением мирились, как с неизбежным злом.

И, действительно, казалось бы ― разве у меня мало проблем по работе?

Стоит ли мое странное «хобби» того времени, которое я трачу на подобные занятия?

И не пора ли, наконец, Сергею Паратову подумать о чем-то более существенном и, например, взять да и обзавестись семьей?

В принципе, на каждый вопрос я мог бы после краткого раздумья ответить «нет».

Серьезных проблем у «Ледокола» было более, чем достаточно.

Наша фирма с первых же дней ориентировалась на принципиально самостоятельный способ существования и от государственных структур мы не получали никакой поддержки. Совсем даже наоборот.

Но я не буду тратить время на подробный рассказ про все заморочки с «Ледоколом».

Эти леденящие душу любого нормального бизнесмена истории можно приберечь для какого-нибудь бестселлера типа «Как я заработал свой первый миллиард», который я когда-нибудь напишу.

Что касается моего времени, то в пересчете на годовую прибыль ассоциации каждая минута моей жизни стоила ох как дорого.

И тем не менее, я не мог себе отказать в столь неподобающем солидному бизнесмену времяпровождении ― шнырять по городу как какой-нибудь герой «крутого» боевика, и распутывать чужие проблемы.

Насчет семьи я тоже мог высказаться с полной определенностью.

Мой первый и единственный брак закончился со смертью жены во время родов и последовавшей через несколько дней кончиной дочери.

Эта трагедия до сих пор бередила мое сердце и я ни при какой погоде уже не мог себя представить в роли счастливого мужа и отца.

Пусть прошло много лет, пусть тогда я был скромным врачом на железнодорожной станции ― все равно душе не прикажешь.

Тем паче, мне не хотелось оказаться в роли Елены Сапожниковой ― ведь нет-нет да и мелькнут мысль «А вдруг она вышла за меня из-за денег?»

Ведь на Алена Делона я не очень смахиваю. На Брюса Уиллиса ― еще туда-сюда, но с Делоном мне рядом не стоять. Разве что по деньгам.

А что касается свободных состоятельных дамочек из ближайшего окружения, то они были на редкость неприятными и пустыми особами.

Короче, я с радостью «влипал» в любую возможность, которая позволяла мне снова оказаться в шкуре сыщика и ловил свой маленький кайф, не очень-то афишируя свои похождения даже среди своих коллег.

Вот так и теперь ― я чуял, что в случае Максима Сапожникова кроется нечто очень любопытное и загадочное и просто не мог отказаться от очередного подвернувшегося мне случая оттянуться на все сто.

В конце концов, можно даже сказать, что частные расследования ― это мой отдых.

Как известно, человек в нашей свободной стране имеет право на отдых по Конституции, и я это право реализую вот в таких формах.

А уж что каждый считает отдыхом ― решать не Госдуме, а конкретному физическому лицу.

Данное лицо в настоящий момент подруливало к кинотеатру «Темп», сверяясь с циферблатом вмонтированных в панель управления часов.

До назначенного Сапожникову его шпиком срока свидания оставалось еще пятнадцать минут.

Быстро прикинув диспозицию, я подрулил к небольшой уличной кафешке.

Выйдя из «феррари», я даже не стал запирать свой автомобиль.

Такое необычное по нашим временам поведение в данной ситуации было вполне естественным.

Широко, по-американски улыбнувшись, я направился к шумной группе людей, сидящих вокруг сдвинутых столов возле входа.

Ни одному безумцу, находящемуся в полном отрыве от реальности не пришла бы в голову мысль угнать мой автомобиль из-под носа компании, которая расположилась за одним из столиком напротив кинотеатра.

Более того, к этим людям было опасно даже приближаться на расстояние выстрела ― об этом свидетельствовал уже их внешний вид.

Из десяти человек трое мужчин были в мешковатых спортивных костюмах, двое в дорогих смокингах (по полторы штуки баксов, не меньше), а остальные ― женского пола ― были скорее раздеты, чем одеты.

― Ба-а! ― закричал человек, сидевший в центре компании. ― Смотрите-ка, кто к нам пожаловал! Да это сам Делец! Такие люди и без охраны!

― А зачем мне охрана, Копченый? ― улыбнулся я, подсаживаясь на предусмотрительно придвинутый стул, ― В этом городе у меня враги только в комплексе зданий на центральной площади.

Дамская часть коллектива заметно оживилась при моем появлении, но я ограничился легким кивком в их сторону и даже повернулся спиной к пяти красавицам, находившимся в сулящей много неожиданностей полосе между средней и тяжелой степенью опьянения.

― Знаю, знаю, ― с усмешкой проговорил Копченый. ― Я сегодня с твоими врагами роддом открывал. Были все, кроме Самого. Он, вроде, в Совете Федерации по бюджетным долгам отчитывается.

― Как думаешь, отчитается? ― спросил я, прекрасно зная, что мне ответит Копченый.

― А то как же! ― расхохотался тот. ― Братва постаралась, собрали что могли. Так что с этим вопросом все тип-топ на какое-то время.

Я продолжал приветливо смотреть на жизнерадостную физиономию Копченого, поддерживая беспредметный разговор, а сам в это время думал:

«Веселись, веселись, Копченый, сейчас твое время. Впрочем, если бы ты был хоть чуть-чуть поумнее и была бы у тебя не такая короткая память, вспомнил бы о судьбе своих предшественников».

Мысли эти, надо признать, были, в общем-то достаточно беззлобными.

Бандиты, как ни крути ― неотъемлемая часть нашего круга общения в последнее время и, хочешь – не хочешь, а с ними надо считаться.

И, кстати сказать, то общаться с так называемой братвой гораздо проще, нежели с гораздо более многочисленной армадой чиновников.

Последние наделены властью сверху, они ничего не добились сами, а в большинстве своем получили право распоряжаться собственностью, а подчас и людскими судьбами сверху, от начальства.

Сами по себе господа чиновники почти ничего из себя не представляют ― это просто-напросто функции, а не реальные люди, право слово.

Иной раз даже не и знаешь, с живым человеком ты говоришь или с высоченным креслом, которое он в данный момент занимает.

Братва же на новом историческом этапе ― я беру здесь не примитивную урлу, и не «организованные преступные группировки», а тщательно сформированную команду с мозговым центром и достаточно мощным коллективом профессиональных исполнителей ― представляет из себя людей, безусловно талантливых и прытких.

Я говорю это без всякой этической оценки, а просто констатирую очевидный факт.

Но и у этой категории граждан есть существенный минус ― недостаток образования и дурацкая блатная привычка схапать все и сразу.

Отсутствие финансовой сметки и расчета частенько приводит их на положенное количество метров ниже земной поверхности.

В невероятно сложном и опасном финансовом мире, неизбежно связанным с политикой и экономикой научились ориентироваться единицы из бандитов.

Остальные же ― и их большинство ― избрали для себя наиболее простой путь и плыли по течению, принимая навязанные им государством правила игры на тот или иной отрезок исторического времени.

Так, сегодня было принято крепко дружить с администрацией.

Схема приблизительно такая: я тебе деньги, ты мне подряды и возможность отмывки.

Вроде бы все о’кей.

Но через какое-то время авторитет сам оказывался в положении «кабанчика».

Этот термин представляет собой следующее: бизнесмен находит себе крышу, которая медленно, но верно прибирает к рукам его дельце.

Мало-помалу, шаг за шагом традиционная выплата дани отходит на второй план, а братва начинает подкидывать бизнесмену всякого рода выгодные проекты, вкладывает деньги в его предприятие и в один прекрасный день, когда «кабанчик» уже откормлен, предпринимателя ставят перед фактом: твоя фирма уже не твоя.

Государство, надо сказать, переняло именно такую тактику по отношению к братве.

Сначала прикармливая, холя и лелея шпану высокого ранга, оно убеждалось в том, что братан расслабился и вовремя не позаботился о тылах: скажем, политическом окружении или запасных путях отхода.

И, в один прекрасный день братан обнаруживал себя за решеткой, а то и с пулей во лбу.

В последнем упомянутом мной случае, конечно же, обнаруживали его.

Расследование, как правило, тянулось вяло и заходило в тупик, а населению через газеты сообщали, что произошла очередная разборка.

Место фаворита занимал новенький, скорее всего тот, чьи ребята ухлопали предыдущего и машина начинала крутиться заново.

«Эх, Копченый, Копченый, ― продолжал я свои размышления. ― Недостаток исторического мышления, вот что тебя погубит.

Разве ты не помнишь Макара, твоего давнего врага, кстати? Он ведь ногой дверь в мэрии открывал еще каких-то пять лет назад?

И где он теперь? Пожизненное заключение с отклоненной кассацией об амнистии.

А Календарь?

Ведь он даже в официальных спортивных мероприятиях участвовал.

А сейчас где-то на обочине и финансового и криминального мира. Искать его надо с большим микроскопом, да и такая глупая идея никому в голову не придет ― не нужен больше Календарь.

А Рыжий?

Полгода не прошло. как его расстреляли вместе со всей его командой прямо в офисе.

А ведь когда-то все деньги страховой медицины шли через него.

Так что думай, Копченый, хорошенько думай, если не хочешь оказаться на их месте. Время-то у нас сейчас быстро идет...»

А Копченый не уставал мне рассказывать о своих успехах на местном фронте.

Пока что все у него ладилось и Копченый находился в некоторой эйфории.

Сегодня он праздновал очередную победу, кочуя, как это было у него в обыкновении, из дорогих кабаков в дешевые кафешки и чередуя элитные сорта коньяка с сомнительным портвейном.

― Неужели все у тебя так хорошо? ― спросил я, незаметно взглянув на часы.

Мои любимые швейцарские «радо» с особо прочным стеклом, которое нельзя поцарапать даже при самом сильном желании, показывали без пяти одиннадцать.

― Прям-таки никаких проблем? ― повторил я свой вопрос, обращенный к Копченому.

― Ну почему же никаких, ― с охотой отозвался Копченый. ― Вот, скажем, с облицовкой нового драмтеатра получаются проблемы.

― Это какие же?

― Поставки срывают, мать их во все дыры, ― пожаловался Копченый. ― Думаю, надо из своих хлопцев рейд в Москву отправить, чтобы разобрались.

В последнее время Копченый специализировался на строительном бизнесе.

Ему удалось за прошлый год подмять под себя большинство городских предприятий и сделаться в этой перспективной области почти монополистом: оставил для видимости конкуренции три-четыре мелких конторы, которые тоже, кстати, контролировал.

― Неужели с африканским гранитом напряг? ― удивился я. ― Что, общество снова возвращается к незапамятным временам дефицита?

― Да нет, ― пояснил Копченый, ― просто у них свои заморочки. Камень идет через Лейпциг, а там у них забастовка. Вот гады немцы, правда ведь?

― Зачем же время тратить и людей попусту в престольную гонять? ― отозвался я.

― Как зачем... ― начал кипятиться Копченый. ― У меня разговор короткий...

― Все равно ведь они в Лейпциге не впрягутся вместо работяг вкалывать, ― пожал я плечами. ― И чего ты на одной конторе зациклился, Копченый? Давай я свои каналы подключу. Это Урал, там все железно, кроме транспортировки. Если сможешь договориться о перевозках, то считай, что гранит уже у тебя в кармане.

― А что? ― оживился Копченый. ― Давай завтра стрелку забьем, побазарим.

― Давай, ― согласился я. ― Чтоб долго не думать, предлагаю встретиться здесь в это же время. Тем паче, что у меня к тебе тоже есть просьба ― надо бы уточнить насчет одной конторы. Детективное агентство «Ястреб». Слышал, наверное.

― Что конкретно интересует «дельца»? ― спросил мой собеседник.

― Все в самых общих чертах. Бывшие менты, твои коллеги там рулят или кто еще. Насколько можно доверять. Финансовое состояние. Сколько времени функционирует, перспективы развития...

― Заметано, ― откликнулся Копченый. ― Сейчас я себе помечу.

И он достал оганайзер из крокодиловой кожи с золотым тиснением.

Дамы, как только разговор зашел о делах, мигом потеряли к нам всяческий интерес и переключились на спутников Копченого.

― Да не лижись ты, ― оттолкнул от себя девку второй человек из компании, одетый в костюм. ― Все лацканы мне помадой испачкала, а мне завтра на прием. Вон, давай с Кузьмой лижись.

Прикинутый в новехонький «Адидас» Кузьма вяло приобнял пьяную деваху.

Мне, правда, показалось, что спиртное интересовало его гораздо больше.

― А вообще ты прав, Копченый, ― сказал я, хлопнув го по плечу. ― Жизнь прекрасна. И ты посмотри, как все складывается: ты сидишь здесь, в самой гуще народа, ни один мент тебя не трогает, а народ уважает. Он, народ, знает, что ты, в случае чего, защитишь, а то и работенку какую подбросишь. Наверняка ты здесь каждый уголок знаешь, правда? Вот, скажем, киношка напротив.

Я ткнул пальцем в направлении тускло сверкавшей неоновой вывески кинотеатра.

При этом я услышал, как часы на руке у меня пискнули, отмерив ровно час до полуночи.

― Что там в этой киношке, ты прекрасно знаешь, автомобильный салон, ― продолжал я. ― Но и фильмы кой какие крутят. Вон, народ стягивается потихоньку к началу последнего сеанса.

Копченый невольно проследил за моей рукой, которой я окинул сквер напротив кафе.

Мне хотелось, чтобы мой собеседник на всякий случай четко зафиксировал фигуры, которые сейчас просматривались возле кинотеатра.

Старушка с лицом, как сморщенное яблоко, продающая чахлые цветочки.

Молодой человек в зеленом пиджаке, явно кого-то поджидающий (ага, вот и его девушка ― наскоро чмокнув друг дружку, они заспешили в недра киношки на очередную серию «Эмманюэли»).

Высокая полноватая девушка в сапожках на толстенной платформе.

Наконец, дополнял картину мужичонка с красным носом, продающий дешевые газеты с телепрограмой припозднившимся прохожим.

― Да, ― меланхолично произнес Копченый, ― вроде бы срань привычная. А вот за границей мне этих родных картинок как-то не хватает.

Я едва сдержал улыбку.

Оказывается, мой криминальный собеседник был не лишен гражданских чувств, замешанных, правда, на сентиментальности.

...Весь обратный путь до своего дома я проделал в раздумьях.

Я вел машину, как робот, автоматически выполняя все правила дорожного движения и паркуя машину в подземном гараже собственного дома.

В это время мои мозги как детали сложного и дорогого механизма работали над анализом проблемы, которую можно было обозначить как «Максим Сапожников и частный сыщик, не вышедший на связь».

Я, разумеется, сразу же понял, что дело нечисто и пованивает кидняком за версту.

Вот, хотя бы, начать с самого простого: ну не бывает так, чтобы клиент беседовал с рядовым сотрудником в обход начальства.

Так или иначе, филер взял все переговоры на себя, а это уже настораживало.

И потом, гонорар.

Что это за сумма, черт побери ― триста тридцать пять долларов?

С какого потолка он ее взял, из каких расходов она складывается?

В лучшем случае этот Соломатин решил просто-напросто слевачить и заработать деньги, в которых он в этот момент остро нуждался.

Да, а что такое триста тридцать пять долларов, кстати сказать?

Это выходит приблизительно две тысячи новыми. Может быть отсюда эта странная сумма?

Но что произошло потом?

Почему этот гребаный самый филер Соломатин не вышел на связь?

Ведь не мог же этот агент вот так просто взять и кинуть клиента!

Соломатин же должен был понимать, что клиент рано или поздно обратится к его непосредственному начальству и поднимет шум.

А вот тогда Соломатину бы не поздоровилось, как минимум, лишился бы работы.

Или дело гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд?

И Максиму уже угрожает опасность не только со стороны его подозрительной женушки?

Тогда что же он знает такое, что стал объектом сложной и покамест непонятной мне игры?

Вопрос следовал за вопросом, и я следил за ними, словно человек, мучимый бессонницей, считает мерно шествующих по пустыне верблюдов.

Наконец я провалился в сон и проспал всю ночь без сновидений.

На следующее утро я пробудился бодрый и веселый, словно потомственный неврастеник после очередного сеанса аутогенной терапии.

Грядущий день обещал новые события и я почувствовал прилив свежих сил ― как солдат перед битвой, после которой ему светит стать сержантом.

Напевая что-то бравурное, я принял душ, чередуя ледяные струи и кипятком, насухо вытерся одноразовым полотенцем и сел за компьютер.

Мой миниатюрный ноут-бук, помимо неизбежных игрушек и деловых бумаг был забит еще кой-какой весьма полезной информацией.

В частности, там имелась огромная база данных, дублирующая адресный стол, сеть налоговой полиции плюс некоторые закрытые адреса и телефоны, полученные в свое время по эмвэдэшным каналам.

Задав в системе поиска фамилию Соломатин, я в считанные секунды получил информацию.

Я смог выяснить, что человек с подобной фамилией и инициалом С. (тезка, черт побери!), проживает у черта на куличках на северном краю города, среди заводских труб и барачных построек.

Что ж, уже неплохо.

Вот мы и навестим гражданина Соломатина через часок с небольшим.

А сейчас нужно заехать в «Ледокол» и распланировать рабочий день своей команды.

Когда я уже собирался уходить, в дверь коротко позвонили, а затем я услышал, как в замочной скважине поворачивается ключ.

― Клавдия Владиславовна? ― на всякий случай крикнул я из комнаты. ― Это вы?

В ответ мне раздалось хмурое «да» и шелест полиэтиленовых мешков.

Домработница приходила дважды в неделю и приводила мое жилище в божий вид.

Не могу сказать, чтобы я вокруг сильно пакостил ― одинокое существование по определению не предполагает буйных оргий.

И, тем не менее, оба мусорных бака во дворе оказывались заполненными до отказа.

Примерно девять десятых их содержимого составляли предметы, которые наиболее сильно ранили простое сердце Клавдии Владиславовны.

Один раз по простоте душевной она даже попыталась направить меня на путь истинный, но я лишь недоуменно пожал плечами.

Если вы думаете, что речь идет о пустых бутылках из под виски, то ошибаетесь.

Этих пузатиков в моем мусоре тоже, конечно, хватало, но предметы одноразового использования прочно держали пальму первенства.

И, кстати, на этот раз вы тоже ошибаетесь, если думаете о...

Я говорю вовсе не о презервативах, а о бритвах, полотенцах, простынях и тому подобное.

Просто по жизни я как-то не очень привязываюсь к вещам и предпочитаю общаться с окружающими меня предметами быстро и функционально.

А моя домработница наверное, думает, что это так принято у новых русских.

Поверьте мне, она глубоко ошибается, я скорее исключение, чем правило.

Давая указания домработнице, я кивнул Клавдии Владиславовне на емкость с бумажной трухой ― измельчитель бумаги, который стоял возле стола.

С тех пор, как произошел один досадный инцидент с исходящей бумажкой «Ледокола», выуженой из мусорки (как-нибудь расскажу поподробнее), я не выпуская из квартиры ни одного целого листа бумаги.

― Тут пятнышко от сигарного пепла, ― показал я на обивку кресла. ― Как вы думаете, отстирается или выкинуть его к чертовой матери?

При этих, на мой взгляд, вполне невинных словах Клавдия Владиславовна так на меня посмотрела, словно я между делом рассказал ей о сногсшибательных успехах своего чада на панели.

― Я попробую отстирать, Сергей Радимович, ― кротко сказала она, ― обязательно попробую. Если не получился, я оставлю вам записку.

― Замечательно, ― отозвался я. ― Простыни слева, рубашки справа. Или наоборот. В общем, разберетесь. Всего вам доброго, я уже убегаю.

Напоследок окинув взглядом беглым взглядом квартиру, я оставил Клавдию Владиславовну прибираться, а сам спустился в гараж.

Подходя к машине, я вдруг подумал, что девять десятых моих знакомых, узнав, что я оставляю у себя домработницу одну дома, без присмотра, долго бы крутили указательными у виска.

Смешные люди, право слово.

Меня вот, например, часто спрашивают: почему я хожу без охраны?

Могли бы с таким же успехом и спросить: почему я столь легкомысленно доверяю свою квартиру женщине, которая не очень-то меня жалует?

Ведь, при желании, можно было бы снять информацию с винта моего ноут-бука.

А кое-кому эта информация оказалась бы очень даже полезной...

Но все очень просто, господа. Гораздо проще, чем вам кажется.

Пролистайте на досуге газетки и вы увидите, что заказные убийства удавались всегда, как бы тщательно не охранялся объект.

Какой бы ни был человек толстокожий, но пули-то от него не отскакивают.

Особенно от головы.

Не придумали пока еще для кумпола нечто вроде бронежилета. Впрочем, тогда бы он назывался бронешарф, или бронемаска.

А что касается Клавдии Владиславовны, то тут все еще проще.

Я могу кое-чего не знать в этой жизни, но людей я успел изучить.

И пусть моя домработница подчас дарит меня неободрительными взглядами.

Я уверен, что она меня никогда не предаст. Ее честность подчас приобретает патологические черты, но это даже к лучшему.

На работе меня ждал очередной сюрприз ― это становилось уже нормой жизни.

Услышав новость, которую мне сообщил начальник нашей службы безопасности, я только молча покачал головой и заперся у себя в кабинете.

Да, похоже дела нефтяные в этом городе еще попортят мне кровушки!

Оказывается, через два с небольшим часа после того, как депутат демократической ориентации Вадим Поснов покинул мой офис, две какие-то темные личности подкараулили представителя законодательной власти в его собственном подъезде, причем охранник куда-то отлучился.

Вадим Поснов был довольно крепким парнем, но тут он не смог противостоять неожиданному напору и только считал удары.

В общем, хорошенько отмутузив Поснова, эти парни сломали ему два ребра.

Газеты глухо намекали, что инцидент связан с профессиональной деятельностью депутата: Поснов входил к комитет по приватизации и читатели могли сделать вывод, что Вадим то ли кому-то что-то недодел, то ли, наоборот, взял у кого-то «не по чину».

Подобную шелуху, разумеется, нельзя было принимать всерьез.

Местная дума была для меня прозрачнее родниковой воды и я прекрасно знал, что к Вадиму на сегодняшний день никаких претензий быть не может.

Значит, на Поснова грубо наехали именно из-за визита ко мне.

Что же, выходит, можно считать это предупреждением? Или объявлением войны?

Я отдавал себе отчет, что Вадим ― крепкий орешек и что он может извлечь пользу для себя практически из любой ситуации. Так и оказалось.

Когда я заехал к нему в больницу с охапкой роз, апельсинами и пузатой бутылочкой джина, Поснов давал интервью прямо в палате.

Подмигнув мне с постели, Вадим продолжал распространяться о своих заслугах перед российской демократией, туманно намекая на темные силы, которые стремятся затормозить необратимый ход реформ.

― Есть определенные круги, которые хотели бы повернуть ход времени вспять, ― распинался он. ― Они уже не раз предпринимали подобные попытки. Консервативные силы готовятся взять реванш...

Эту словесную жвачку господа политики усвоили еще с перестроечных времен и, как ни странно, она еще оказывала какое-то действие.

Пяти минут беседы с Посновым посте того, как он отстрелялся с патлатыми газетчиками, оказалось вполне достаточным, чтобы я еще раз получил заверения в возможной поддержке с его стороны.

С разумной оговоркой, само собой, что план, который я предложу, должен быть реальным и сработать на все сто процентов.

Тогда получается, что все довольны ― и демократ Вадим оказывается на своем либеральном коне, и треклятый конкурс по нефтяным скважинам проводится, несмотря ни на что. И я его выигрываю.

Поснов поведал мне, что сегодня должны быть объявлены два претенденты на заключительный тур ― «Ледокол» и «Черное золото».

Последняя фирма была настолько крошечной, что ей бы с лихвой хватило двух бензоколонок, да и то бы пришлось влезать в долги.

Правительство явно играло на публику ― смотрите, мы честно ведем к тому, что лицензию на разработку должен получить «Ледокол».

Но вот, что получается, сограждане: Дума решила по иному.

А против решения народных избранников, сокрушится администрация, не попрешь.

В данном, конкретном случае, разумеется. Во всех остальных конкретных случаях мнение законодательной власти не очень-то учитывалось.

Трактовка событий, которые состоятся в ближайшее время, если я, конечно, не сорву планы чиновников, будет примерно такой: плохие дяди-коммунисты сорвали хорошее дело, ясно тебе, народ?

Так что голосуйте за проправительственный блок на следующих выборах, а то, что мы сами приберем к рукам эти скважины тебе, народ, знать не надо. А в крайнем случае, мы объясним как-нибудь...

Мой красный «феррари» с визгом затормозил возле сгнившего в незапамятные времена остова грузовой машины, едва не раздавив голубя, хлебавшего из лужицы с нефтяными разводами остатки какой-то влаги.

Я вылез из машины, захлопнул дверцу и осмотрелся по сторонам.

Впереди, ускользая за линию горизонта, змеилась узкая траншея.

Наверняка здесь должны были закладываться какие-то трубы, но что-то не сладилсь и население теперь использовало это канаву как помойку. И, судя по количеству мусора, уже не первый год.

Позади меня возвышались унылые аварийные многоэтажки нового микрорайона, а справа и слева пространство на весь окоем было усеяно двухэтажными бараками, сооруженными, как явствовали полустертые цифры на фасаде одного из домов в год смерти Сталина.

В одном из таких, не ласкающих взгляд строений и жил Соломатин.

Я не без труда нашел нужный дом и, ступая по трем треснувшим доскам, уложенным через глубокую грязь, подошел к подъезду.

Жильцы дома, судя по всему, решили отхватить себе лишний метраж на лестничных площадках и врезали во входную дверь замок.

Я положенное количество раз нажал на кнопку звонка, укрепленного рядом с табличкой на одном гвозде «Соломатиным ― 2 раза» и услышал резкий хриплый звук, извещающий хозяев о приходе гостя.

― Кто? Кого? ― раздался с верхнего этажа надрывный женский голос.

― Сергей Соломатин здесь живет? ― громко спросил я, наклонившись к двери.

― Чего?

Я повторил свой вопрос.

Но вместо ответа я услышал лишь задумчивое молчание и хриплый вздох где-то сверху.

Через минуту послышались торопливые шаги. Человек, спускавшийся по лестнице, ступал тяжело и все время обо что-то спотыкался.

Дверь открылась, ударив меня в нос запахом кислой капусты.

Из-за ржавой цепочки толщиной к три пальца выглядывало испуганное лицо женщины.

― Мне необходимо видеть Сергея Соломатина, ― настойчиво повторил я.

― Нет его, ― быстро ответила женщина и попыталась захлопнуть дверь.

Я ловко просунул носок ботинка в вонючую щель и, как ни старалась женщина справиться с дверью, у нее ничего не выходило.

Тогда она решила поднажать, ― наверное, чтобы раздробить мне кости, ― но кожа моих португальских ботинок могла выдержать и не такой напор.

― Сейчас милицию вызову, ― пообещала запыхавшаяся от натуги женщина.

― Без проблем, ― кивнул я, ― могу даже дать телефончик.

Не вынимая ноги из щели, я достал из кармана «нокию» и протянул хозяйке.

Та подозрительно покосилась на мой аппарат и перестала мучить мои башмаки.

― Чего надо-то? ― хмуро спросила она, поблескивая маленькими мутными глазами.

― Я же сказал: Сергея Соломатина, ― терпеливо втолковывал я.

― А я тебе и ответила: нет его тут, ― упорно твердила женщина.

Я решил прибегнуть к испытанному древнему средству убеждения и достал бумажник.

Кстати сказать, меня неоднократно упрекали за то, что я, мол, швыряю деньги направо и налево.

Смею вас заверить, что это отнюдь не так. Или не совсем так.

Что такое деньги ― я знаю хорошо. Может быть, даже слишком хорошо. В отличие от большинства населения нашей страны.

Деньги, господа, это не цель.

И даже не средство.

Это просто средства. Которые могут быть направлены на то или иное начинание.

Каждый человек расходует их в меру своего понимания жизни.

Те средства, которыми могу располагать я без ущерба для фирмы достаточно велики, чтобы я мог использовать их по своему усмотрению.

Например, покупать необходимую мне в данный момент информацию. Маркс, скажем, вывел формулу: товар ― деньги ― товар.

А другие умные люди вывели другую формулу: деньги ― информация ― большие деньги.

Вот эту-то формулу я и использую в своей «следственно-розыскной работе».

Казалось бы, я должен терпеть из-за своего пристрастия к частному сыску немалые убытки.

Даже, если бы это было только так (а так бывает разве что иногда), я предлагаю самому себе списывать расходы на «хобби».

Это для меня как отпускные, которые народ копит весь год, отказывая себе в необходимом, а потом с визгом тратит на какую-нибудь ерунду на каких-нибудь замусоренных Канарах и Мальдивах.

Так вот, эти самые деньги, которые народ все же продолжает считать целью, а не средством, обладают еще и неким гипнотическим действием.

И когда я продемонстрировал стоящей передо мной даме веер разноцветных бумажек разного достоинства, она сменила гнев на милость.

― Новые? ― с интересом посмотрела она на шелестящие купюры.

― Конечно, ― ласково ответил я. ― Но я плачу только за вежливые разговоры.

Цепочка была откинута и дверь распахнулась, приглашая меня внутрь.

Мне, однако, не хотелось углубляться в пропахшие капустой недра лестничной клетки и я сделал лишь два шага за порог.

― Вы кто ему будете? ― вынул я из веера десятку и протянул женщине.

― Тетка двоюродная, ― быстро ответила она, наскоро вытерев испачканные капустой руки о передник и принимая первый взнос.

― Сергей ведь тут прописан? ― поинтересовался я на всякий случай. Я хотел знать, не устарела ли база данных в моем ноут-буке.

Еще десятка.

― Да, ― подтвердила женщина. ― Только он тут уж год не живет. Переехал, но не выписался. Сейчас так многие делают.

― Его адрес?

Я вытащил из пачки полсотни. Такая информация стоила подороже червонца.

― Королева, шесть, квартира девятнадцать, ― с готовностью ответила женщина. ― Напротив хозяйственного, который закрыт.

― Здесь бывает?

Снова десяточка.

― На день рождения заходил, а так только открытки к праздникам присылает.

― Телефон?

На этот раз сотня ― и мне продиктовали шестизначный номер.

― О’кей. Пожалуй, у меня все, ― развернулся я и направился к выходу.

― Постойте, постойте! ― закричала мне вслед женщина, сжимая в кулаке деньги. ― А вы к Соломатину по какому делу заходили?

― Хотел работенки подкинуть, ― ответил я, не оборачиваясь.

― Может, еще чего спросите? ― с надеждой крикнула мне вслед женщина.

Я помотал головой.

Уже из своей машины я позвонил по мобильнику на Королева.

Телефон, как и следовало ожидать, молчал.

И никто не потрудился открыть мне дверь в девятнадцатой квартире.

Я настолько долго топтался на площадке, что приоткрылась дверь напротив.

― Чего названиваете-то? ― прошипела сквозь узенькую щелку стервозного вида старушка. ― Неграмотный что ли? Раз ни открывают, значит нету их. И нечего электричество зря переводить.

― А почем нынче киловатт? ― осведомился я, повернувшись к соседке.

― Сто пятьдесят старых рублев, ― охотно ответила старушка.

― Значит так, бабуля, ― вежливо, но твердо сказал я. ― Очень мне нужно с твоим соседом повидаться. Давай-ка я тебе деньжат подкину, а ты мне звякнешь, когда он появится. Идет?

― Кто ж у нас щас от живых денег отказывается! ― откликнулась мгновенно подобревшая старушка, протягивая руку с порога.

Я вложил в ее ладонь две сотни и бумажку с номером моего телефона.

Не успел я отъехать и сотни метров, как задребезжал мой мобильник.

― Это Копченый говорит, ― поставил меня в известность человек на другом конце провода. Провода, разумеется, виртуального.

― Рад слышать, ― ответил я. ― Чего хорошего расскажешь?

― Тебе еще интересно насчет «Ястреба»? ― спросил Копченый.

― Еще интересно.

― Так вот, ― поведал мне Копченый. ― Фирма хилая, крыша ментовская, финансирования нет. Непонятно, зачем эту контору вообще держат. Для галочки, что ли. Главный там Кривоносов Виктор Фомич, майор в отставке. Контингент не бог весть какой. Так что если ты по-серьезному, то связываться не советую. Лучше моих пацанов задействовать, и то толку больше будет.

― Спасибо за предложение, но мне просто была нужна объективная информация, ― ответил я, улыбнувшись. ― Мое предложение насчет гранита в силе, подробности при вечерней встрече.

Мой мобильный телефон зазвонил снова уже через полчаса, когда я сидел в своем офисе и слушал соображения «ледокольного» вице-президента Аркадия Гессена по ситуации, сложившейся вокруг нефти.

Мой заместитель ― надо сказать, большая умница ― подчас был склонен к самым неординарным решениям, первое впечатление от которых всегда обладало слегка шокирующим действием.

Но, надо отдать Аркадию должное, многие из этих безумных решений, как это ни парадоксально, оказывались единственно верными.

В данный момент предлагал устроить нечто такое, что затмило бы повестку дня очередного заседания Думы. Такое, чтобы депутаты вообще забыли про нефть и обсуждали бы чрезвычайные происшествия в городе.

― И что же это, по-твоему, может быть? ― спросил я, не скрывая скепсиса. ― Похищение должностного лица? Взрыв? Авария?

― Я изложил только самую общую схему, ― вдумчиво отвечал строгий и подтянутый Гессен. ― Чем ее наполнить ― другой вопрос.

― Любопытно, ― отозвался я. ― Тут есть над чем подумать, вот вы этим и займетесь сообща. Что касается хронометража, могу с определенностью сказать следующее: в день заседания Думы на шесть вечера намечен футбольный матч между нашей сборной и астраханцами. Спикер ни за что не пропустит этого мероприятия и заседание закончится не позже пяти тридцати. И раньше трех они тоже не начнут ― с утра в область прибывают представители фракции «Наш дом» и их будут обхаживать до обеда.

― Значит, у нас есть два с половиной часа, ― констатировал Аркадий.

― Вот именно, ― подтвердил я. ― С трех до пяти тридцати. Так, всем думать, чем можно забить это время так, чтобы...

И в этот самый момент со мной снова вышли на связь. Я вынул из кармана «нокию» и, подсоединившись к линии, ответил на звонок.

― Але? ― осведомилась о качестве слышимости соседка Соломатина. ― Пришел Сергей только что. Да не один заявился, а с какими-то двумя приятелями. Всю ночь напролет где-то шастал...

― Все понял, ― отозвался я, вставая с кресла. ― Спасибо за подмогу. Я сейчас приеду, не могли бы вы минут через пятнадцать подойти к подъезду? Возможно мне снова понадобится ваша помощь.

Я сложил телефон, спрятал его в карман и обратился к коллегам.

― Всем думать, меня нет до вечера. Если что ― звонить домой.

$ 3

Старушка-информаторша поджидала моего прибытия на лавочке.

Она тщательно изучала последний номер газеты «Мошенники» и следила в дырочку, которую проковыряла на сгибе, за дорогой, ведущей к подъезду Соломатина. Вид у нее был довольно встревоженый.

― Уже ушедши те, которые с ним были. А дверь за собой открытой оставили, ― поманив меня пальцем, шепнула она на ухо. ― Я по ноль-два покамест не позвонила, решила вас дождаться.

― Понятно, ― сказал я. ― Давайте вместе туда поднимемся. Наверняка ничего хорошего мы не увидим, но я думаю, что нервы у вас крепкие.

― Еще бы! ― немедленно согласилась со мной старушка. ― Я каждый божий день по телевидению боевики смотрю. Чай, привыкла уже.

Бабуся надавила кнопку вызова и перед нами распахнулись створки кабины лифта, исписанной матерными лозунгами неопределенного содержания. Через несколько секунд мы были на седьмом этаже.

Дверь квартиры номер девятнадцать была незаперта ― ушедшие «гости» лишь слегка прикрыли ее, оставив только узкую щель.

― Постарайтесь ни к чему не прикасаться, ― попросил я старушку.

Та с готовностью кивнула.

Я легонько подтолкнул дверь ногой и она со скрипом отворилась, словно предлагая нам войти.

Из квартиры девятнадцать доносился только какой-то странный тихий шелест, как будто там рассеянно перебирали бумаги.

Я протиснулся внутрь, на всякий случай держа руки в карманах ― зачем оставлять в обиталище Соломатина свои отпечатки пальцев?

Нашим глазам в квартире частного сыщика предстал полный кавардак.

Все вещи, казалось, взбунтовались и решили вывернуть себя наизнанку.

Шкафы выбросили наружу свое содержимое; немногочисленные книги были сметены с полки и валялись, раскрытые веером; ящики письменного стола оказались поставленными на попа, а то, что хранилось внутри них теперь было рассыпанным по всей квартире.

Посреди этого хаоса я увидел труп мужчины, возлежавший на куче скомканных рубашек.

Человек средних лет, довольно невзрачной наружности лежал на спине, уставя остекленевший взгляд в обшарпанный потолок.

В середине его нахмуренного лба зияло неровное пулевое отверстие.

― Это и есть ваш сосед Соломатин? ― кивнул я на покойника.

― Да-да, ― подтвердила взволнованная старушка. ― Как они его отделали, однако... Бедная Сонечка, то-то она станет убиваться! Хотя траур, наверняка, будет ей очень к лицу. Такая черная вуалька...

― Кто это ― Сонечка?

― Супружница его, ― пояснила бабушка. ― Разведенные они были, а все равно встречались. Наверное, сердечное влечение. Третьего дня вот заходила. Теперь переживать, наверное, будет...

― Третьего дня, говорите? ― заинтересовался я. ― Так-так, очень интересно. А как она выглядит, эта Сонечка, можете описать?

Старушка задумалась.

― Н-ну, она такая... вроде Флорентины будет, ― изрекла она наконец.

Я недовольно поджал губы.

― Какой-такой Флорентины?

На этот вопрос соседка Соломатина окинула меня взглядом, в котором сквозило сочувствие, смешанное с легкой долей презрения.

― Дочери Октавио, жены Мигеля и матери Серафиты и Константэна, само собой.

До меня дошло.

― Сериал, что ли? Как называется? ― нетерпеливо спросил я.

― «Облетевшая роза», ― произнесла старушка, мечтательно вздохнув.

― По какой идет программе эта самая «роза»? ― продолжал я уточнять.

― По второй шла.

― Что значит «шла»?

― Неделю назад последнюю трехсот шестьдесят пятую серию показали, ― с сожалением поведала мне старушка. ― Знаете, так как-то теперь пусто, будто с родными людьми распрощалась...

― Ч-черт...

― Но благодаря письмам телезрителей режиссер решил снять продолжение, «Новая роза», ― обнадежила бабушка. ― Обещали к следующей зиме.

― А до следующей зимы нам с вами еще надо дожить, ― философски пробормотал я, непроизвольно взглянув на труп Соломатина.

― Это точно, ― согласилась со мной старушка. ― Но фильм того стоит. Обязательно доживу. И вы не пожалейте времени, посмотрите обязательно. Флорентина ― такая душечка! Да вот, сами можете убедиться.

И старушка изо всех сил вытаращила глаза, глядя куда-то в пол.

― Не понял, ― вопросительно посмотрел я на ее мимические упражнения.

― Вы же сами сказали: «ничего не трогать», ― ответила старушка. ― А как раз у вас под левым каблучком фотография ихняя семейная придавлена. На ней Сонечка вылитая Флорентина, ей-Богу.

Я осторожно шагнул в сторону и нагнулся над измятым фотоснимком.

С пожелтевшей глянцевой бумаги тринадцать на восемнадцать на меня смотрел Сергей Соломатин, обнимающий за плечо русоволосую красавицу с широким ртом и близко посаженными глазами.

Женщина улыбалась как-то смущенно, что вовсе не делало ее краше.

Пожалуй, Флорентина все же была не в моем вкусе. Так что сериал можно не смотреть.

― Хорошо, ― быстро поднялся я на ноги. ― Значит, так, матушка...

Я вытащил свой широкий лопатник и, запустив туда руку, проговорил: ― Вот вам тысяча новыми. Через десять минут позвоните в милицию. Скажете, как все было на самом деле, только меня не упоминайте. Увидели открытую дверь, зашли, обнаружили труп, позвонили куда следует. Все.

Старушка приняла от меня две бумажки с изображением Петра и с готовностью кивнула.

― А где эта Сонечка живет, не в курсе? ― спросил я напоследок.

― Вроде, где-то в Гагаринском районе возле рынка, ― неуверенно произнесла старушка. ― То ли покупает что-то, то ли продает...

― Как и все мы, грешные, ― непроизвольно добавил я, печально улыбнувшись.

...Офис детективного агентства «Ястреб» располагался на последнем этаже здания бывшего отделения Академии наук на центральной улице города.

Обитавших здесь ученых не так давно перевели в новострой с евроремонтом, а старинное здание о пяти этажах объявили памятником архитектуры и сдали в аренду нескольким фирмам.

Судя по составу арендующих помещения контор, тут были широко представлены так называемые льготники ― организации, свободные от налогообложения.

Центральный вход украшали вывески объединений инвалидов (числом две, конторы были конкурирующими), спортсменов и картинная галерея.

А уже внутри помещения я заметил еще какую-то протестантскую фирму с зарегистрированным товарным знаком, которая именовала себя новой церковью.

«Хорошие новости! Твои грехи прощены!» ― прочитал я на их рекламном плакате.

― Как удобно, черт побери! ― бормотал я себе под нос, плутая по коридорам. ― Главное ― не побояться принять на себя ответственность... А там ― можно и грехи отпускать. И себе и другим.

Сотрудники этих почтенных организаций, как трудолюбивые муравьи, сновавшие среди офисов друг от друга ничем не отличались.

Любой из них имел строгий дорогой костюм, непременное золото на шее или на пальцах, и тщательно уложенную прическу с обязательным прямым пробором. Эта деталь меня особенно умилила.

Я даже сделал про себя заключение о том, что существует некий стиль «льготников», который требует неукоснительного соблюдения, дабы не спутать их с простыми смертными бандитами.

Здесь же, на четвертом этаже и свил себе гнездо «Ястреб».

Как детективная контора вписывалась в эти райские кущи, я пока что не понимал.

Но, остановившись возле двери в отсек, ведущей к «ястребам», я немного пораскинул мозгами и все оказалось просто, как яичница.

На плотной двери из красного дерева красовалась большая табличка с золотыми буквами, извещающая посетителей о том, что Виктор Фомич Кривоносов принимает по будням от сих до сих.

Сверившись с часами, я с удовлетворением обнаружил, что до истечения срока приема еще остается четыре с половиной минуты.

Стукнув в дверь, я нажал на испанскую позолоченную ручку и вошел внутрь, не дожидаясь ответа.

$ 4

― Вы ко мне? ― приподнимался из-за стола крупный мужчина с отвислыми щеками.

Хозяин кабинета уже застегивал пиджак левой рукой, а в правой держал на весу кейс, намереваясь, очевидно, покинуть свое рабочее место.

― Угу, ― произнес я, оглядывая кабинет. ― Неплохо, неплохо.

― Простите? ― с вежливой опаской посмотрел на меня Кривоносов.

― Неплохо, говорю, офис отделали, ― пояснил я, присаживаясь к столу.

― Видите ли, ― быстро проговорил Кривоносов, поглядывая на дверь и прикидывая, вызывать ли охрану или можно спровадить меня просто так, ― мой рабочий день уже закончен, так что...

― Да вы не волнуйтесь, ― улыбнулся я, ― я вовсе не от Марата.

Виктор Фомич очень осторожно поставил дипломат на стол и снова вернулся в свое кресло, прикрываясь кейсом, словно щитом.

― А от кого же еще? Перестаньте темнить и говорите прямо, что вы намерены со мной обсудить? ― хмуро спросил он. ― Я вообще-то не понимаю, почему вы пришли прямо ко мне, а не к...

― Карасеву, ― закончил я. ― Ведь это именно Карась патронирует все фирмы, которые расположенные в этом здании, не так ли?

Виктор Фомич Кривоносов продолжал настороженно смотреть на меня, но хватка руки, заслоняющейся кейсом, заметно ослабла.

― Ах да, я же забыл представиться!

Я приветливо улыбнулся и сунул руку во внутренний карман. Кривоносов с ужасом наблюдал за моими действиями, даже рот слегка приоткрыл.

Но я достал вовсе не пистолет, как ожидал Виктор Фомич, а бумажник, из которого вытащил свою визитную карточку, которую катнул по полированной поверхности стола к начальнику бюро «Ястреб».

Шероховатый картон с очень четкой печатью врезался в кейс и, покрутившись на месте, остановился возле мизинца Кривоносова.

Виктор Фомич поставил дипломат на пол возле стола и, нагнувшись, ознакомился с текстом на визитке, не беря ее при этом в руки.

Потом он посмотрел на меня, снова уставился в визитку и еще раз окинул меня взглядом.

Вслед за этим Кривоносов поднялся с кресла, подошел к двери, закрыл ее ключом на два оборота и вновь уселся на свое место.

Не скрывая недавнего испуга, он поднес руку ко лбу и смахнул крупные капли пота.

― Хотите кофе? Или, может быть, водки? ― спросил хозяин кабинета тихим голосом.

― Мне кофе, себе ― что угодно, ― ответил я. ― Только без молока, пожалуйста.

Кривоносов прошел к бару и вытащил оттуда громоздкую немецкую кофеварку.

Опрокинув туда содержимое кувшина с водой, Виктор Фомич включил подогрев и, порывшись в столе, достал растворимый «Нескафе».

Я поморщился, но положил в стакан две ложки с горкой, а от сахара отказался.

Себе Кривоносов налил полстакана местной дрянной водяры и, для приличия буркнув что-то вроде «Ну, будем», выпил злодейку в три глотка.

― Вот так, ― проговорил он, прислушиваясь к своему организму.

После выпитой дозы Кривоносов слегка повеселел и даже дружески подмигнул мне.

― Вот работка, а! ― пробормотал он, с ненавистью смотря на свои дрожащие руки.

Я покамест молча слушал Виктора Фомича, изредка кивая на его жалобы.

― Если бы мне кто-нибудь сказал, что после ментовки, где чего только со мной не было, я сидеть в собственном кабинете и трястись при каждом визите, я бы решил, что надо мной издеваются, ― обращался ко мне Кривоносов, рассчитывая, очевидно, на сочувствие с моей стороны. ― Как будто самого вот-вот возьмут, право слово. Врагу, блин, не пожелаешь.

― Но, насколько я понимаю, такое положение длится всего месяц, ― отозвался я.

― Всего! ― возмущенно хрюкнул Виктор Фомич. ― Другой бы на моем месте за неделю в инфаркте свалился! А я ничего, держусь!

― Да я думаю, все устроится, Виктор Фомич, ― успокоил я его.

У меня были некоторые основания для такого утешительного прогноза.

Насколько я был в курсе дела, небезызвестный Карасев, «державший» все эти конторы и более известный в городе как Карась, в настоящее время подвергался ожесточенному давлению.

На Карася наезжал его бывший подельник Марат, недавно отбывший срок полностью, в то время как Карась отделался половиной и успел надежно закрепить свои позиции в городе и почти легализоваться.

Сам Карась выбрал верный имидж и теперь косил под филантропа и возглавлял фирму «Общее дело» ― фонд помощи заключенным.

Ежу понятно, что речь на самом деле шла о легализованном общаке.

Вокруг господина Карасева тесным роем вились мелкие бизнесмены и руководители убыточных предприятий, он был в хороших отношениях с местной епархией и периодически вкладывался в реставрацию церквей.

Особо удачным оказался для Карасева год прошлый, когда ему удалось оказать существенную поддержку кандидатам в городскую думу, одобренным администрацией.

Местные власти с большим удовольствием переложили суетные заботы по финансированию выборов лично на Карасева и тот, надо сказать, блестяще справился с возложенной на него высокой задачей.

А вот год нынешний принес с собой весьма серьезные проблемы.

Марат вышел на свободу, быстро оценил обстановку, пришел к выводу, что он обделен в прибылях, которые мог бы иметь, выйди на свободу он, а не Карась, и не так давно решительно заявил о своих правах.

Ситуация была крайне сложной.

Марат по старой памяти пользовался в городе огромным авторитетом и открыто выступить против него никто бы не решился.

Тем более, что за очень короткое время Марат развил бурную деятельность и смог сформировать вокруг себя очень мощную группу боевиков.

В этих обстоятельствах Марат сделал ставку на самых что ни на есть отморозков, столь же опасных и неуправляемых, как бешеные собаки.

Как бы ни морщились уголовные авторитеты, считавшие подобный контингент чем-то неприличным, это была сила, которая заставляла с собой считаться.

С другой стороны, Карась за эти годы сумел стать настолько нужным человеком, а его структура настолько удобной для всех, что сдавать его просто так Марату никто бы не решился.

Сначала ситуация подвисла и кроме череды затяжных переговоров с использованием калькуляторов ничего особенного не происходило.

Но потом счетные приборы сменились грохотом автоматной пальбы.

Карась решил, что не стоит уступать и в одном газетном интервью (он купил две трети полосы в городской газете под свой материал) заявил между делом, что он не любит неудачников.

Эта вполне невинная в любой другой ситуации фраза была объявлением войны.

На другой же день в центре города взорвался «мерседес» Карася.

Сам же Карась в это время мирно ужинал в новеньком китайском ресторанчике, возле которого был припаркован его автомобиль.

Метрдотель мне рассказывал, что в момент взрыва Карась выбирал из аквариума живых угрей, для того, чтобы повар их потом зажарил.

Когда снаружи жахнуло, Карась втянул голову в плечи, а потом осторожно выглянул в разбитое окно, сжимая в руке извивающуюся рыбину.

Увидев, что его автомобиль бешено полыхает, господин Карасев дал волю своим чувствам и в припадке ярости откусил угрю голову.

Но неприятности этого вечера для него только еще начинались.

Через полчаса взорвался автомобиль адвоката господина Карасева.

Юрист тоже не пострадал, так как в этот момент всучивал взятку остановившему его гаишнику и находился на безопасном расстоянии от своей машины.

Карась в долгу не остался.

В выходные сгорел дотла пункт приема цветных металлов на Угольной улице.

Казалось бы, мало ли что горит?

Но именно в этом подвале была расположена головная контора братвы Марата, который еще не успел обзавестись пристойным собственным офисом и какой-нибудь фирмой с надлежащей вывеской.

В день пожара в милицию поступили также заявления из восьми пунктов приема посуды, которые были разгромлены до основания.

Этот бизнес тоже опекал Марат, снабжая тарой подпольные водочные заводы.

Люди из команды Карася действовали слаженно, быстро и оперативно.

Семь точек приема стеклотары они обработали всего за полтора часа, а вот на восьмой их уже ждала засада из маратовцев.

Завязалась перестрелка, в результате которой погибли двое маратовцев.

Потери карасевцев точно никто не мог определить, так как наступавшие быстро ретировались, погрузив раненых бойцов в измазанные грязью «джипы черокки» ― в этот день с утра хлестал дождь и дороги по окраинам превратились в мелководные озера.

С утра понедельника весь город затаил дыхание и ждал, чем же завершится смертельный спор между Карасевым и Маратом.

Властные структуры по понятным причинам были очень недовольны происходящим, но воздерживались от активного вмешательства.

Карасевцы же, затаив дыхание, ждали ответного хода Марата.

К многочисленным структурам Карася принадлежала и фирма «Ястреб».

Господин Кривоносов в свое время служил в Гагаринской районном отделе милиции, который располагался в непосредственной близости от фирмы «Общее дело» и интересы двух этих контор не могли не пересекаться.

Так что, сопоставив наличие традиционно имеющих «крышу» «льготников» ― и «крыша» эта была мне известна ― с присутствием в этом же здании сыскного бюро «Ястреб», я пришел ко вполне определенному выводу относительно патронажа Карася и над этой конторой.

И, как показал мой разговор с Кривоносовым, не ошибся в своем предположении.

Отхлебнув кофе, я покатал во рту жидкость и, повернув к себе банку, покачал головой.

― Сомалийская лицензия, сразу видно. Кстати, я такой товар не принимаю.

― А почему, собственно? ― машинально поинтересовался Виктор Фомич, с любовью поглядывая на остатки водки в бутылке.

― Не соблюдают рецепт, ― пояснил я. ― А это очень плохо сказывается на качестве товара ― раз. И на репутации фирмы ― два.

― А по мне так все равно, ― проговорил Кривоносов, недоуменно рассматривая банку. ― Кофе как кофе. Я вообще их не различаю.

― Это у вас вкусовые рецепторы атрофировались, ― предположил я. ― На самом деле проблема очень серьезная и могу с уверенностью сказать, что Марат в ближайшее время погорит именно на этом.

― На кофе? ― удивленно поднял брови Виктор Фомич. ― Это как же понимать?

Я покачал головой.

― Не на кофе, Виктор Фомич, отнюдь не на кофе. На водке, ― улыбнулся я. ― А, вернее, на левом некачественном товаре.

― Ну-ка, ну-ка, ― оживился Кривоносов, ― объясните-ка поподробнее.

― Все очень просто, ― зевнул я, ― Марат, как вы знаете, после выхода из зоны решил резко поправить свое положение. И он выбрал самый легкий способ ― старый добрый испытанный левак.

― В курсе.

― Но Марат не учел одного крайне существенного фактора...

― Какого же?

― Изменение исторической обстановки. И, как совершенно неизбежное следствие ― изменение конъюнктуры, иная расстановка сил, ― начал я свое объяснение. ― А, значит, здесь уже другие правила, другой, что ли, воздух, которым все мы дышим. То, что было можно вчера ― сегодня уже нельзя ни под каким видом. И не потому, что вдруг все стали такими уж честными...

При этих словах Кривоносов понимающе улыбнулся и дважды кивнул.

― Просто это невыгодно, ― продолжал я. ― То есть, выгодно только одному человеку ― Марату, а время одиночек давным-давно закончилось.

― Я, кажется, начинаю понимать, что вы имеете в виду, ― одобрительно произнес Кривоносов, снова посмотрев на водку в бутылке.

― Вот и хорошо, ― похвалил я его за сообразительность. ― Ведь как получается? Марат гонит левую водку плохого качества и заливает ее в тару из под нашей, родной, местной... А что такое местная водка?

― Н-ну... ― Виктор Фомич неопределенно повертел в воздухе руками.

― Правильно. Продукт государственного значения, девяносто девять целых девяносто девять десятых местного бюджета. Кто у нас стоит во главе водочной промышленности? Почему его сделали монополистом? Вот-вот, вы просто киваете, зная, что на такие простые вопросы отвечать не требуется. Так вот, государство может стерпеть очень многое, но запускать руку себе в карман оно не позволит. По крайней мере, тем людям, которые делают это явочным порядком, а не централизованно, дозированно, как все простые смертные чиновники. Левая водка Марата портит как желудки сограждан, так и репутацию местной водочной промышленности. Плюс нехилый ручеек, который течет ему в кассу.

― Миллионы народных денег, ― прокашлявшись, вставил слово Кривоносов.

― Уверен, что именно этого Марату не простят и разделаются с ним в самое ближайшее время. Так что у вас, Виктор Фомич, нет особого повода так уж сильно волноваться, ― завершил я.

Моя длинная речь произвела на Кривоносова сильное впечатление.

Начальник сыскного бюро «Ястреб» сразу подобрел, расправил плечи и допивал водку уже как человек, уверенный в себе и в своем завтрашнем дне.

― Но я пришел вовсе не для того, чтобы успокаивать ваше нервы, Виктор Фомич, ― произнес я. ― Тут одно дело получается малоприятное...

― Нет проблем, ― мгновенно отозвался Кривоносов. ― Мы, правда, немного свернули деятельность в связи с... ну, вы понимаете. Но я готов бросить клич и собрать всех сотрудников...

― Дело не во мне.

― Что-нибудь сугубо интимное? ― деловым тоном произнес Виктор Фомич. ― Все решим без вопросов, и все будет так, как надо.

Он пододвинул к себе стопку ― на этот раз бумаги ― и взялся за перо. Позолоченный «паркер» весело поблескивал в лучах электрической лампы.

― Называйте объект, ― предложил он. ― Женщина, мужчина ― безразлично. Подключим лучших людей, они будут рядом, войдут в доверие и объект выложит все, что вам интересно знать. У нас есть проверенные кадры.

Я покачал головой.

― Я же сказал, что дело касается вовсе не меня. Скорее проблемы у вас, Виктор Фомич. А вернее, у вашей уважаемой конторы.

― Что такое? ― настороженно поднял голову Кривоносов. ― Нельзя ли выражаться поконкретнее? Какие еще такие проблемы?

― Если быть совсем уж точным, то проблема заключается в одном из сотрудников вашего предприятия ― Сергее Соломатине, ― уточнил я.

Кривоносов в раздражении бросил ручку на стол с такой силой, что колпачок слетел с основания и откатился на самый край.

― Этот кадр у нас больше не работает, ― произнес он, скрестив руки на груди.

― Неужели до такий степени проштрафился? ― поинтересовался я.

― Не то слово, ― со вздохом произнес Кривоносов. ― Сами понимаете, какая сейчас ситуация, сотрудники находятся в вынужденных отпусках... Но ведь это все равно не повод, чтобы превышать полномочия!

― Хотите я расскажу, в чем он провинился? ― предложил я. ― Дело было так. Соломатин оказался в конторе в ваше отсутствие и ответил на телефонный звонок. Зная, что вы наверняка спустите заказ на тормозах или поручите его кому-нибудь другому, он решил взять дело на себя и немного полевачить ― зарплату вы ведь сейчас вряд ли выплачиваете. Он встретился с клиентом, взял с него аванс и вник в суть дела. Я правильно излагаю?

― В общем, достаточно близко к реальности, ― заерзал на стуле Кривоносов.

― Как вы узнали о том, что Соломатин превысил свои полномочия? Ведь, насколько я понимаю, он был рядовым сотрудником, а заказы должны проходить если не через вас, то, как минимум, через начальников соответствующих отделов, но никак уж не напрямую.

― Соломатин сам ко мне пришел, ― мрачно сказал Виктор Фомич.

― Вот как? ― удивился я. ― Что, неужели покаялся? Совесть заела? Да в жизни не поверю! Или дело оказалось не по зубам?

― Ни то, ни другое, ни третье, ― нахмурившись, ответил Кривоносов. ― Можете не гадать, я сам скажу. В общем, дело оказалось гораздо сложнее, чем этот крендель себе представлял.

― А именно?

Виктор Фомич немного помолчал и как бы нехотя поинтересовался:

― Вам это для чего нужно знать? Свой интерес или как? У меня все же секретность...

― Или как, ― ответил я. ― Просто ваши клиент ― мой хороший знакомый и он начинает думать, что «Ястреб» его кинул. Мне не хотелось бы, чтобы о вашей фирме складывалось такое мнение. И, с другой стороны, я хочу помочь своему другу.

― Знаете что, ― предложил мне Кривоносов, ― давайте мы с вами плавно переместимся из этого тесного кабинета в какое-нибудь теплое местечко, там я вам все и расскажу. Нет возражений?

― С удовольствием.

― В новом «Лайнере» вы уже успели побывать? Знакомые говорили, что там внутри все такое навороченное... ― сказал Виктор Фомич, сгребая бумаги со стола в ящик и запирая его на ключ.

― Только не «Лайнер», ― твердо сказал я. ― Лучше что-нибудь проверенное годами. Например, «Фокстрот». Устраивает?

Мы завалились в кафе, облюбованное мной еще в студенческие времена и на удивление не утратившее привлекательности за многие годы.

Через полтора часа, после опорожненной бутылки хорошей скандинавской водки Кривоносов излагал мне историю с Соломатиным.

― Его подцепили, ― хрипло говорил Виктор Фомич, наклоняясь поближе ко мне и обдавая водочным перегаром, который не перешибет никакой «Орбит».

― Что значит «подцепили»?

― А значит, что там вовсе не разврат, не адюль... блин, как же это говорится?!

― Адюльтер, супружеская измена, ― пришел я на помощь Виктору Фомичу.

― Вот-вот, это самое слово, ― подтвердил Кривоносов, тыча вилкой в скатерть. ― Там дела, выходит, покруче, и, сдается мне, что твой дружок решил разгрести свои проблемы нашими руками.

При этих словах я сразу вспомнил неуверенный голос Максима Сапожникова, его задумчивую интонацию и плохо скрываемый испуг.

― Не отвечу с уверенностью, ― отозвался я. ― Так что же все-таки произошло?

Виктор Фомич Кривоносов откинулся на спинку стула и произнес:

― Соломатина начали пасти. Пасти грубо, жестко, почти угрожающе.

― Следить за следящим, ― тихо проговорил я. ― Какая-то порнография получается.

― Вот именно. Сергей ходил за этой бабой полдня по всяким маникюрным салонам да бутикам, а к вечеру обнаружил за собой хвоста, ― продолжал Кривоносов. ― Да такого хвоста, что Соломатина вынудили бросить бабу и вели его самого аж до самого дома.

― Как это делается? ― спросил я с намерением уточнить механику слежки.

― За ним шли двое, которые менялись через каждые полчаса, ― терпеливо пояснял Кривоносов. ― Соломатин говорил мне, что у него возникло такое впечателение, будто весь город наводнен этими людьми. Он испугался не на шутку и пришел ко мне.

― А вы что?

― Велел ему связаться с клиентом и переадресовать его ко мне.

― Он это сделал?

― Не знаю, ― раздраженно произнес Кривоносов. ― Я в тот день здорово накричал на Сергея и уволил его. Сказал, что, мол, если хочешь получить причитающиеся тебе за два месяца деньги ― два лимона старыми без премиальных ― то сделаешь, как я велю.

― И?

― И нет его, ― развел руками Кривоносов. ― Не объявлялся мой сотрудничек. И клиент твой тоже не просматривается на горизонте. Так что вышел с ним Соломатин на связь или нет ― я не в курсе. Да, честно говоря, и без Соломатина с его инициативой забот хватает. Я как-то и из головы выбросил этот случай до того времени, как ситуация с Маратом утрясется.

Я призадумался.

Выходит, что опасения Максима Сапожникова были не такими уж безосновательными.

Чем же таким занимается его женушка, что даже такая ерунда, как ее «фордик» на краю лесочка оказалась смертельной уже для одного человека ― легкомысленного филера Сергея Соломатина?

Я нутром чувствовал, что Елена действительно представляет серьезную опасность.

Человек, который не знает, что точно известно другому человеку, с которым ты вынужден жить под одной крышей, способен на многое.

― А как по-вашему, кто могли быть эти ребята, которые пасли Соломатина? ― спросил я. ― Конкурирующая фирма или совсем левые люди?

― Есть кой-какие мысли по этому поводу... ― пробормотал Кривоносов.

― Вы же профессионал, ― решил я подпустить немного лести, ― и можете о многом узнать даже по почерку слежки. Да и Соломатин ― ваш кадр, с вашей выучкой, хоть и проявил безответственность. Наверняка он пришел к какому-то заключению.

― Мы с Сергеем в тот раз сообща обмозговали создавшуюся ситуацию, ― признался Виктор Фомич. ― Вернее, Соломатин изложил мне факты и свои наблюдения, а к выводам я пришел самостоятельно.

― И какие же это выводы?

― Не очень утешительные, ― вынужден был констатировать Кривоносов. ― Представляется, что это довольно мощная, но не очень профессиональная организация. Не думаю, что это конкурирующее сыскное агентство, у нас нет реальных конкурентов...

Здесь Кривоносов явно лукавил, но я не стал его ловить на слове.

В Тарасове насчитывалось по крайней мере пять агентств, три из которых были вполне самостоятельными пост-ментовскими структурами с солидным оборудованием и профессионально подобранными сотрудниками. Так что тут он выдавал желаемое за действительное.

― Значит, вы говорите, что Соломатин обнаружил за собой хвост во второй половине дня, ― рассуждал я вслух. ― Выходит, что его засекли за то время, пока он бродил за объектом.

Я заметил, что мы с Кривоносовым ведем себя как два старых шпиона и намеренно не называем имен Елены и Максима Сапожниковых в разговоре.

― А это, в свою очередь, значит, что на каком-то месте Соломатин обратил на себя внимание. Остается выяснить, что это за место, ― закончил я.

― Сергей составил мне отчет, ― тут же отозвался Кривоносов.

― Можно посмотреть?

― Вообще-то у нас такое не практикуется, ― секунду поколебался Виктор Фомич, ― но тут случай особый, сами понимаете.

Кривоносов полез в свой портфель и вытащил кожаную папку.

Из этой папки Виктор Фомич извлек папку полиэтиленовую из которой, в свою очередь, выудил лист, исписанный мелким почерком.

Это был отчет Соломатина.

― Знаешь что, ― предложил мне Кривоносов, ― у меня есть две идеи.

― Угу, излагай, ― согласно кивнул я, просматривая отчет.

― Давай завалимся к девочкам, ― сладко улыбнувшись, произнес Виктор Фомич мечтательным голосом. ― Организм хочет расслабиться.

― А вторая? ― рассеянно спросил я, не отрываясь от бумаги.

― Н-ну, если ты возьмешься сам обсудить дело со своим приятелем, то можешь забирать отчет. Эта бумажка почти тянет на выплаченную твоим корешом сумму. А все остальное либо требует дополнительных консультаций, либо вообще дело не нашей компетенции. Да и положение сейчас не ахти какие, сам знаешь.

― Заметано.

― Значит, едем? ― оживился Виктор Фомич. ― Это тут, неподалеку. Контора называется «Феерия». Бассейн с подогревом, девочки разные, по-французски щебечут, некоторые даже поют...

― Заметано насчет второй идеи, ― уточнил я, складывая бумажку пополам и пряча ее к себе в карман. ― А насчет девочек ― и рад бы, да работы по горло. Как-нибудь в другой раз.

Мы расстались друзьями, хлопнув на посошок еще по соточке.

Кривоносов поехал расслабляться, а я направился... к гадалке.

Не то, чтобы я был совсем равнодушен к женщинам... Отнюдь нет.

Мне случалось пару раз в месяц посещать подобные заведения, в том числе и названное Кривоносовым ― одному или со знакомыми.

Иногда мне подсовывали очаровательных блондинок по окончании презентаций...

Для меня это было ― как сходить в хороший ресторан и вкусно пообедать.

Что же касается дня сегодняшнего, то у меня были другие планы.

Просто мое внимание привлек один пункт в отчете Соломатина.

И привлек настолько, что охотничий азарт оказался сильнее стремления к развлечениям.

Казалось, в отчете сыщика не было ничего из ряда вон выходящего.

Елена Сапожникова в тот день шлялась по городу, инспектируя новые минимаркеты и наведываясь к косметологу, парикмахеру и гадалке.

Она до обеда не посещала никого из своих знакомых, не встречалась с ними на улице, так что хвост за Соломатиным мог возникнуть только после визита Елены в одно из перечисленных в отчете заведений.

Я решил начать с конца.

Последним в списке стояла контора под названием «Дама пик».

В скобках было помечено: «гадание, предсказание судьбы, гороскопы».

Это заведеньице было расположено в помещении планетария и до него нужно было добираться на колесах минуть семь ― семь с половиной.

Здание было новехоньким и планетарий вселился туда недавно.

После того, как из красивой маленькой церкви, где располагалось сие научно-просветительское учреждение в самом центре города снова сделали церковь, планетарий остался без крова.

В перестройку под него отгрохали огромное строение, в котором могло бы поместиться два десятка планетариев со всеми своими телескопами.

Господа строители работали с дальним прицелом ― в воздухе уже чувствовался одуряющий запах экономической самостоятельности и проектировщики наряду с заказчиками (пока еще государственными) понимали, что еще чуть-чуть, и начнутся сладкие времена аренды.

Так и получилось. Новый планетарий с помпой вселился в новое здание.

А уже через полгода занимал там всего пять процентов помещения.

Все остальные пространства были переданы фирмам, которые хоть с какого-нибудь бока имели отношение к научно-просветительской работе.

С тех пор невропатологи, сексологи, парапсихологи, гадалки, местные гуру, на данный момент находящиеся в фаворе, лечебные кабинеты, мелкие издательства, рекламные фирмы, торговцы канцтоварами прочно оккупировали строение с круглым куполом.

Гадалка еще привлекла меня и потому, что я вдруг вспомнил, из-за чего разгорелась жаркая перепалка между Сапожниковыми во время ужина.

Помнится, в тот памятный вечер речь зашла о гипнозе, Максим пошутил на эту тему, а Елена не на шутку взъерепенилась.

Может быть, госпожа Сапожникова съехала на какой-нибудь оккультной хреновине?

Я, конечно, предполагал, что в бизнесе подобного рода встречаются самые разные господа, среди которых немало и прохвостов.

А поскольку данная деятельность касалась преимущественно внутреннего мира клиентов этих господ, шарлатаны тут были вдвойне опасны, если ставили себе задачей облапошить доверчивых богачей.

Вернее, их жен.

Ведь женское сердце традиционно податливо на подобные заморочки.

Что ж, проверим.

Я долго плутал в коридорах здания.

Чего тут только не предлагалось потребителям! Было где разгуляться...

И тебе биоэпилляция, и чтение ауры на расстоянии по фотографии три на четыре, и присушки/отсушки для граждан с нетрадиционной сексуальной ориентацией, и гороскопы для домашних животных...

Мне даже показалось, что я попал в какое-то странное измерение ― будто средневековье взяли да поместили в офисы с евроремонтом.

Наконец, я не без труда нашел нужный кабинет среди всего этого оккультного разнообразия.

Дубовая дверь конторы была обита кожей, раскрашенной орнаментом из карточных мастей.

Чувствовалась, что обитатели этого кабинета ― люди деловые, основательные, себе на уме и финансово вполне благополучные.

А когда оказалось, что гадалка из фирмы «Дама пик» вовсе не пожилая толстая тетка торгового вида, не худая смуглая брюнетка с пронзительным взором, а хорошо одетый мужчина лет тридцати, я только лишь укрепился в своих подозрениях насчет того, что нашего брата дурят.

$ 4

За дверью оказалась просторная приемная с белокурой секретаршей, восседавшей за столиком.

Справа от нее располагался кассовый аппарат с раскрытыми ячейками.

― Добро пожаловать! ― приветствовала она меня с американской улыбкой. ― Вы в первый раз на прием? Проходите ко мне, я сейчас вас оформлю.

«Кругом бюрократия, даже у оккультистов, ― подумал я, подсаживаясь к секретарше.

― Вас как зовут? ― спросил я, оглядывая молоденькую девушку.

― Настя. А вас? ― мгновенно задала она встречный вопрос.

Ее пальцы, сжимающие ручку зависли над листом стандартного бланка.

Я, однако, решил сразу не сдаваться и разведать, как тут у них с приватностью.

― Видите ли, ― убедительно произнес я, ― мне бы не хотелось афишировать свои контакты с вашей фирмой. Я лицо в городе довольно известное, и мне бы не хотелось, чтобы в газетах...

― Разумеется, ― отозвалась девушка, улыбаясь еще шире и приветливей. ― В таком случае я сейчас о вас доложу, а вы сами обсудите с мастером все детали. Поль Гайде практикует с очень обширным кругом людей, среди которых, надо признать, встречаются знаменитости. Так что я вас очень хорошо понимаю.

Попросив меня обождать минутку, секретарша исчезла за плотной бордовой занавесью.

«Поль Гайде! ― покачал я головой. ― Это же надо такое придумать!»

Занавеска слегка отдернулась и в приемной снова появилась секретарша.

― Мастер ждет вас, ― сказала она ласково, но строго. ― Желаю удачи.

«Можно подумать, что мне сейчас будут делать операцию или я собираюсь прыгать с парашютом!! ― подумал я, вступая во внутреннее помещение.

В глубине комнаты стоял человек в черном костюме с хрустальным шаром в руках.

― Задумайте число! ― приказал он мягким бархатным голосом, в котором чувствовался небольшой акцент. ― Какое-нибудь очень простое число.

― Шесть целых, четыреста семьдесят пять десятитысячных, ― мгновенно отозвался я.

Поль Гайде опешил.

― Это разве просто число?

― Куда уж проще! ― резонно возразил я. ― Курс доллара по торгам московской межбанковской биржи на сегодняшний день.

― Загадайте простое целое число от одного до пяти, ― настаивал Гайде.

Я покачал головой.

― Не буду.

― Но это необходимо для того, чтобы вычислить ваше астральное число, с которым мы будем в дальнейшем работать, ― пояснил Гайде.

― Не-а, не надо.

Я подошел к мастеру и кивнул на хрустальный шар в его руке.

― Вроде, богемское. Если не ошибаюсь, такие продают на Ямском поле в этой лавочке для повернутых... То есть, в эзотерическом клубе.

Мастер аккуратно положил шар в специальное углубление и сел за стол.

Мне показалось, что Поль Гайде смотрел на меня с интересом.

― Да вы не обижайтесь, ради Бога, ― продолжал я. ― Видите ли, я человек простой и все эти дела мне в новинку. Я, собственно, пришел сюда по рекомендации одной из своих знакомых...

― Так-так, ― кивал Гайде.

― А вы в самом деле француз? ― спросил я с улыбкой. ― Что-то ваш акцент мне напоминает украинский. Впрочем, возможно, я ошибаюсь...

― Не ошибаетесь, ― ответил мастер. ― Поль Гайде ― это звучное имя для публики. Для своих я ― Павел Никитич Гайденко.

― Вот и хорошо, Паша, ― улыбнулся я и достал из бумажника свою визитку.

Мастер принял ее из моих рук с легким поклоном и, прочитав текст, удивленно посмотрел на меня.

Впрочем, в этом взгляде сквозил еще и плохо скрываемый страх.

― И чего же вы здесь хотите? ― медленно спросил он, пряча визитку.

― Решил узнать, стоит ли раскручивать подобный бизнес, ― приврал я. ― Наша ассоциация довольно широкого профиля и мы могли бы...

― Боюсь, что уже нет, ― озабоченно проговорил Гайденко. ― Это дело требует значительных вложений, а рынок уже и так переполнен.

― Так мы возьмем количеством! ― не унимался я. ― В каждом районе области нашу ассоциацию будет представлять какой-нибудь мастер. Арендуем помещения, фирменный знак зарегистрируем, рекламу в газетах и по ти-ви обеспечим. Дело пойдет.

― Не знаю, не знаю, ― гнул свое Гайденко. ― Нужна комиссия, лицензия...

― Но вот у вас же, например, есть постоянная клиентура, ― возразил я. ― Это наверняка приносит вам деньги и неплохие.

При слове «деньги» Гайденко сразу же посерьезнел и скривился.

― Кстати, если не секрет, ― поднял на меня глаза мастер оккультных наук, ― кто же именно из ваших хороших знакомых порекомендовал вам обратиться ко мне? Припомните, пожалуйста.

― Сейчас-сейчас, дайте припомнить, ― притворился я насилующим собственную память. ― Кажется Лена Сапожникова, я у них недавно ужинал, мы с ее мужем давно накоротке... Впрочем, нет, вроде бы не она... Нет, простите уж, точно сказать не могу.

― Ну и ладно, ― вдруг оживился Гайденко. ― Давайте так договоримся: вы подготовьте бумаги, мы их вместе обсудим, может быть я смогу оказаться вам полезным. О цене консультации поговорим позднее. А сейчас, раз уж вы сидите здесь, позвольте оказать вам бесплатную услугу. Хотите, погадаю?

― Валяйте, ― вяло отозвался я, глядя на колоду пластиковых карт, которые тасовал Гайденко. ― Только я и так все про себя знаю.

― Так будете знать еще больше, ― пообещал мастер, раскладывая карты полукругом.

Павел Гайденко бросил только один взгляд на карты, потом резко смешал их и, облизнувшись, произнес с видимым удовольствием:

― Карты говорят, что вам угрожает опасность. Причем, по вашей же вине. Будущее ваше вырисовывается весьма неопределенным. Но, тем не менее, буду рад вас снова увидеть через неделю, чтобы обсудить бизнес-план сети оккультных услуг населению.

― Знаете, Павел, ― ответил я, ― меня не оставляет ощущение, что мы с вами увидимся гораздо раньше. А своей интуиции я доверяю.

Я выходил из конторы, немного раздраженный этим прохвостом с хрустальным шариком.

Впрочем, основная цель моего визита была достигнута и я мог быть доволен.

Теперь я был совершенно уверен, что именно визит Елены Сапожниковой в контору Гайденко был поводом для организации слежки за Соломатиным.

Так что все массажно-маникюрно-биоэпилляционные заведения, посещавшиеся супругой Максима в тот день можно уже не инспектировать.

А вот с Настей мне хотелось бы встретиться еще раз в более привычной мне обстановке ― например, у меня дома или в ресторанчике.

Уходя, я немного пофлиртовал с ней и, дав понять, что со мной стоит иметь дело, выудил у белокурой секретарши номер ее телефона.

Теперь оставалось убедиться в том, что за мной начата слежка.

Я медленно-медленно ехал по тарасовским улицам на своем «феррари», не пытаясь скрываться, а наоборот, как бы выставляясь напоказ.

В центре я оставил машину на стоянке, где у меня было забронировано место и принялся неторопливо расхаживать по улицам.

Очень забавно быть в положении человека, который знает, что за ним следят.

В такой ситуации охотник и добыча как бы незаметно меняются местами, и вся прелесть состоит в том, что охотник об этом не подозревает.

Давно я так бездарно и так спокойно не проводил время рабочего дня.

Гулял по тротуарам, глазел на витрины, зашел в пару собственных точек, проверил ценники. выпил кофе в забегаловке.

Для человека на колесах, который мечется между важными встречами, собственным офисом и отсыпается дома такое времяпрепровождение ― настоящая экзотика. Так что я даже словил определенный кайф от своего малоосмысленного шатания по улицам.

Впрочем, смысл во всем этом был.

Очень скоро не замедлили появиться те ребята, которых я ожидал.

Это действительно были двое парней довольно жуткого вида: мрачные, закутанные какими-то драными шарфами, они с равнодушным видом следовали за мной повсюду, куда бы я не направлялся.

Через какое-то время их сменила другая двойка ― мужики в кожанках, сосредоточенно жующие жвачку.

Эти деятели шли за мной на таком близком расстоянии, что я даже улавливал своими ноздрями сладковатый фруктовый аромат баббл-гама.

Именно с этими типами мне как-то не очень хотелось общаться.

Я дождался, пока их сменят очередные ― двадцатилетние оболтусы в бейсболках.

Эти меня вполне устраивали.

Я рассеянно брел по улице и свернул в небольшой дворик с железными воротами.

Удостоверившись, что парочка от меня по-прежнему не отстает, я не спеша зашел в одноэтажное здание с вывеской «Фрегат».

Осторожно выглянув из-за занавески, я еще раз убедился в том, что эти двое стоят во дворе и курят, поджидая, когда я выйду.

― Замечательно, ― пробормотал я. ― Просто великолепно.

Затем я прошел внутрь дома и, миновав небольшую комнату с немолодой женщиной за компьютером, без стука вошел в дверь с табличкой «Директор».

Глава службы безопасности «Ледокола» Егор Воронцов, арендовавший дополнительные метры в этом здании, был на своем рабочем месте.

― Шеф? ― удивился он, завидев меня. ― Если вы насчет плана по Думе, то меня отставили до вечернего совещания в головной конторе.

― Вот и хорошо, ― сказал я, усаживаясь в кресло. ― А то у меня к тебе как раз дельце созрело. Там у нас во дворике стоят двое парней в таких безумных кепочках. Я хочу, чтобы ты блокировал ворота и доставил мне эту парочку в отдельный кабинет для приватной беседы. Сколько это займет времени?

― Минуты три, ― ответил Воронцов, уже нажимая кнопку на панели стола.

Глава службы безопасности «Ледокола» блестяще справился с этим заданием, уложившись всего-навсего в две с половиной минуты.

Я из окна мог наблюдать, как изумленные парни в бейсбольных кепочках сначала зачарованно смотрят на захлопывающиеся за ними ворота, потом бросают свои недокуренные сигареты и кидаются с смыкающимся перед их носом скрежещущими створками.

Дотронуться до них успел только один ― тот, который был повыше и попрыщавее.

Второй, глядя на корчащееся на земле тело своего напарника в ужасе отступил назад, спрятав за спиной скрещенные руки.

И не удивительно ― ведь через ворота Воронцов велел пропустить заряд тока.

Не смертельный, разумеется, но вполне достаточный для весьма мощного тычка в организм, на время выводящий из строя.

Если у ребят и было оружие, то воспользоваться им они не успели.

Во дворе дома появились четверо наших ребят с автоматами, еще два ствола выглядывали из окон ― взвод службы безопасности располагался здесь же, в помещении фирмы с романтической вывеской «Фрегат».

Филеров шустро отконвоировали в обитый пробкой специальный кабинет, который не пропускал звуков ни внутрь, на наружу.

Там я и поджидал своих преследователей, готовясь к предстоящему разговору.

Я сидел на табуретке возле двери, а парней расположили у дальней стены.

Тот, которого шарахнуло током к этому времени уже почти очухался.

Он тяжело дышал, словно загнанный зверь и тупо мотал головой по сторонам, пытаясь понять, что с ним произошло и как он тут очутился.

Второй был поспокойнее.

Когда парень убедился, что его здесь не собираются убивать, по крайней мере, в ближайшее время, он быстро взял себя в руки и, как мне показалось, был вполне готов для разговора.

― Знаешь что, ― остановил я Воронцова в дверях, когда Егор собирался оставить меня наедине с этой парочкой, ― давай их рассредоточим.

Мне хотелось сопоставить их сведения, допросив обоих вразбивку.

А в том, что оба они будут говорить, я ничуть не сомневался.

― Оставь того, который не бросался на ворота, ― приказал я. ― Второго в соседнее помещение. Кофе, что ли, ему сооруди... Мне этот кадр нужен нормальным и адекватным минут через пятнадцать ― двадцать.

Высокого и прыщавого вывели, оставив меня с глазу на глаз с его напарником.

― Н-ну, что ж, давай знакомиться, ― предложил я. ― Кто я такой, ты, вероятно, знаешь. А мне бы хотелось тоже узнать о тебе кое-что.

Тот вяло улыбнулся.

― Вы преувеличиваете, ― сказал парень, с тоской поглядывая в окно, ― я вас знать не знаю. Мне ваша персона как-то до лампочки.

― Зачем же ты тогда за мной хвостом бродил? ― задал я резонный вопрос.

― Так это моя работа, ― хмыкнул парень. ― На кого покажут, за тем и ходим.

― Ага, ― удовлетворенно заключил я, ― выходит, ты меня не знаешь?

― Не-а, ― мотнул он головой. ― Говорю же вам, что не подозревал о вашем существовании еще час назад. А зовут меня Шурик.

― Хорошо, Шурик, ― похвалил его я. ― Это уже лучше. А меня зовут Сергей Паратов и я являюсь президентом «Ледокола». Ты где живешь?

― Так вы ж паспорт отобрали, там все написано, ― огрызнулся он.

― Я еще не смотрел твой паспорт. А у тебя что, язык присох, что ответить лень? ― устало сказал я, поглядывая на часы.

― Да нет, ― пожал тот плечами, ― на Комсомольской живу, дом пятнадцать.

― Ага, ― смекнул я. ― Значит, знаешь магазинчик «Колибри»?

― Ни фига себе магазинчик! ― присвистнул парень. ― Это ж целый город.

― Вот-вот, ― кивнул я. ― Это мой. И охотничий через два дома, и музыкальный через дорогу, и «Дары моря» через квартал. Это все тоже мое.

― А мне, между прочим, в этих ваших самых «Дарах» недавно семгу предлагали просроченную, ― вдруг оживился парень.

― Не может быть, ― ласково отозвался я. ― Просроченную рыбу мы отдаем в кошачий питомник, что в детском парке. Мы у них спонсоры.

― Ну не просроченную... в том смысле, что срок годности кончался на другой день, ― уточнил парень. ― Разве так можно?

― Очень даже можно, ― заверил его я. ― Тебе ведь семгу за двадцать пять процентов от стоимости предлагали, так ведь?

― Так, ― вынужден был признать Шурик. ― Но все равно ведь негодная.

― Почему же негодная! ― искренне возмутился я. ― Там что написано? Употребить до указанного срока. Срок ― завтра. Купил за двадцатку вместо сотни и съел. Где ты еще найдешь семгу за двадцатку?!

Вопрос был принципиальный и я не мог оставить просто так обвинение к недобросовестной торговле даже от этого парня ― каким бы он ни был прохвостом, но в частной жизни он был моим покупателем.

― Здесь все дело в терминах, ― объяснил я. ― В советское время употреблялся термин страшный, пугающий: «продукт годен до...» Получается, что до девятого числа он годен, а после девятого отрава. Западные фирмы употребляли более мягкий вариант предупреждения. Вы английский знаете немножко?

Парень помотал головой.

― Я во французской школе три класса закончил, ― смущенно произнес он.

― Ничего, я объясню. На Западе писали на товарах «best before» и указывали срок. «Best» ― это превосходная степень. Значит, наиболее приемлемый срок употребления продукта, при котором он сохраняет все свои качества. Суть одна, а подход разный.

― Усек.

― Вот и славно. Так что мою семгу вы вполне могли бы есть и, скажем, день пять ― семь после указанного срока годности и ничего бы с вами не случилось, ― заверил я мальчишку.

― В-возможно, ― вынужден был согласиться мой юный оппонент.

― Но реализовывать подобный товар запрещено, ― продолжал я. ― Мы, конечно, могли бы сменить ценники, указав другой срок. Но наша реализационная структура на это не идет, в отличие от других фирм, которые, кстати сказать, запросто переходят ту «нейтральную полосу», которая отделяет срок окончания годности продукта от срока, в который он приходит в полную негодность. Бог им судья заодно с соответствующими инспекциями.

Шурик украдкой посмотрел на часы и от меня не укрылось направление его взгляда.

― Так вот, если говорить коротко, то мы могли бы продавать эту самую семгу до этого самого срока по той же самой цене. Но мы ее снижаем, и снижаем значительно. Покупатели, кстати, очень правильно реагируют. Бывают, конечно, исключения, вроде вас... А в день окончания срока рыба передается в кошачий питомник. Кстати, я вовсе не уверен, что вся рыба достается только кошкам, а не перепадает и обслуживающему питомник многочисленному персоналу. Ну что, я вас убедил или нет?

― Убедили, ― быстро кивнул парень. ― Признаю, что в тот раз я был неправ. Как только выйду отсюда, пойду за семгой.

― Очень мудрое решение, ― согласился я. ― Так давайте же ускорим этот момент.

Я встал со стула и прошелся по комнате, мерно чеканя свой шаг.

― Вы напрасно все время поглядываете на часы, ― наконец остановился я. ― Срок вашей смены... Кстати, через какой промежуток времени меняется наружное наблюдение? Минут тридцать ― сорок? Так вот, этот срок давно прошел и ваше начальство уже серьезно обеспокоено вашим ― и моим ― исчезновением.

― Сорок пять, ― уточнил мое предположение сразу поскучневший Шурик. ― А откуда вам стало известно про эту фишку?

Я игнорировал этот вопрос.

― От кого вы получили задание и как оно было сформулировано?

― Нам запрещено об этом говорить, ― твердо ответил Шурик.

― Разумеется, ― согласился я. ― Но случай, согласитесь, особенный.

― Мне башку оторвут, работы лишат, ― торопливо заговорил Шурик.

― Это разные вещи, ― перебил я его, ― и ты не можешь этого не понимать. Без работы лучше, чем без башки. Это в американских фильмах дядя в тройке пулю себе в висок пускает, когда его вышвыривают с работы. У нас все обстоит гораздо оптимистичнее.

― Да вы себе просто не представляете, что с нами могут сделать! ― вскочил парень.

― Сядь! ― прикрикнул я. ― Не надо нервов. Нервы ― это время, а у вас оно уже закончилось. Поэтому давай говорить по-деловому.

Я подсел к нему рядом и, достав ручку с бумагой стал говорить очень убедительно, для наглядности фиксируя основные пункты своего монолога в виде цифр и символических геометрических фигур.

Этот нехитрый прием я использовал уже много лет и неоднократно убеждался, что он увеличивает силу логики на порядок.

― Значит, так, ― нарисовал я цифру один. ― Вы получили задание и с ним не справились, грубо говоря, просрали объект.

Ручка изобразила пухленький круг, который тотчас же перечеркнула.

― Вас за это непременно накажут тем или иным образом, ― продолжал я.

Перо начертило линию ― сначала ломаную, потом извилистую, хвостик которой печально повис, оборвавшись несколькими короткими штрихами.

― Какой для вас видится выход из этой ситуации? ― задал я самому себе вопрос.

При этом я начертал возле цифры два жирный вопросительный знак.

― Санкции на работе неизбежны, это как дважды два, ― констатировал я и поставил жирный крест возле цифры один. ― А значит...

Тут я выдержал короткую паузу и посмотрел на своего собеседника.

Шурик при этом, само собой, вынужден был оторваться от наблюдения за листом бумаги и волей-неволей должен был взглянуть мне прямо в глаза.

― А значит, надо как-то исправлять ситуацию, ― проговорил я внушительно.

― Хорошо бы, ― согласился Шурик, ― только я не представляю, как.

― А я представляю, ― провел я ручкой горизогтальную черту. ― В твоей конторе тебе все равно вломят ― скажешь ты мне, кто тебе дал задание или нет. Тебе почти без разницы.

― Ну, ― кивнул Шурик, пока еще не взяв в толк, куда я клоню.

― Но разница есть в другом случае, ― доверительно произнес я, ― если ты быстро и внятно отвечаешь на мой вопрос, я обещаю мягкую посадку, когда ты будешь лететь из своей конторы после пинка под зад.

Шурик заинтересовался.

― Для начала устрою на стажировку в свою службу безопасности, ― пообещал я.

― А дальше?

Я рассмеялся.

― Какой шустрый! А дальше все от тебя зависит ― научишься, значит будешь работать. Нет ― подыщешь еще что-нибудь. Усек?

Похоже, я его убедил.

Парень довольно быстро раскололся и за минуту с небольшим выдал мне ту информацию, которую я вытягивал из него эти полчаса.

Я поменял местами филеров и обработал второго за четверть часа.

Он подтвердил информацию Шурика и теперь я уже знал, что мне нужно делать.

Для начала я решил тщательно подготовиться к предстоящей встрече ― первым делом достал из сейфа в директорском кабинете некоторое количество зеленой налички и засунул баксы себе в карман.

Затем я велел Егору Воронцову подготовить ребят для сопровождения.

Мы условились, что машина с бойцами нужна для страховки и вероятность введения в действие наших силовых резервов невелика.

После этого я поднял телефонную трубку, набрал номер, представился и попросил соединить меня с майором Ворошиловым.

Мой звонок произвел настоящую сенсацию. В трубке слышался топот ног, встревоженные выкрики и громкая брань. Наконец, мне ответили.

― Слушает Ворошилов, ― раздался низкий шепелявый голос.

― Майор, мне очень не нравится, что за мной ходят по пятам ваши люди, ― начал я с места в карьер, не давая возможности человеку на том конце провода оправдываться или что-то объяснять.

― Но...

― Никаких но, ― оборвал его я. ― Значит так, я готов вернуть вам вашу парочку через десять минут. Именно вам, лично, заметьте.

― Вы хотите со мной встретиться? ― уточнил прокашлявшийся Ворошилов.

Я еще не понял, туп мой собеседник или чересчур дотошлив, и терпеливо повторил:

― Да-да, вы совершенно верно меня поняли. Я хочу встретиться, и именно с вами. Нам есть о чем поговорить, и, думаю, этот разговор может быть полезен для нас обоих. Значит так, ― перешел я к подробностям, ― встречаемся у музыкального театра. Марку моего автомобиля вы знаете, он будет стоять у служебного входа.

― Угу, ― раздалось в трубке. ― Там, с торца, где рекламные щиты?

― Совершенно верно, ― с улыбкой подтвердил я. ― Можете не прикрывать трубку рукой, я все равно слышу, что вы отдаете приказания своим людям.

В трубке хмыкнули.

― Я понимаю, сто меры предосторожности необходимы. Можете приводить с собой хоть целый полк, ― продолжал я, ― но пусть ваши люди держатся от моей машины на расстоянии и не мешают нашему разговору.

― Значит ли это, что ваши люди будут вести себя так же корректно? ― на всякий случай уточнил Ворошилов. ― Вы ведь тоже будете не один?

― Разумеется, ― подтвердил я. ― Мои люди будут рядом, но в разговор никто не вмешивается, ни с вашей, ни с моей стороны.

― Хорошо, я буду, ― заключил Ворошилов. ― Значит, через десять минут?

― Время пошло, ― согласился я и повесил трубку на рычаг.

$ 5

Мой красный лихой феррари подъехал на место встречи первым.

Я припарковал машину возле служебного входа и стал ждать появления майора Ворошилова.

Он опоздал на тридцать секунд. И среди военных такое случается.

Майор приехал на шикарном вольво девятьсот шестидесятой модели.

Машинка выглядела новехонькой ― будто только что с авторынка ― и на ее черной крыше весело плясали солнечные зайчики.

Ворошилов оказался грузным человеком лет пятидесяти ― пятидесяти пяти.

На встречу майор приехал в штатском ― на Ворошилове был кремовый костюм с легкомысленным галстуком расцветки «бешеный попугай».

Подойдя к моему автомобилю, Ворошилов нагнулся к открытой дверце и спросил:

― Где?

Вместо ответа я кивнул ему на противоположную сторону улицы, где в этот момент наши ребята выпускали из микроавтобуса Шуру с напарником.

Ворошилов удовлетворенно кивнул и, покрякивая, залез ко мне в салон.

― Работнички, мать иху туды-растуды, ― покачал он головой. ― Гнать поганой метлой из органов, а не зарплату платить.

― Да, ― проговорил я, ― зарплата по нашим временам уже как премиальные. Но нас с вами, насколько я понимаю, это не очень касается.

Ворошилов промолчал.

― И насчет органов ― это вы кому-нибудь другому рассказывайте, ― продолжил я. ― Как только мне назвали вашу фамилию, я навел справки и узнал, что вы работаете лично на Мясоедова.

Майор был шокирован.

Бедный Ворошилов выглядел так, будто мы с ним находились на светском приеме у английской королевы в составе правительственной делегации, а я вдруг позволил себе какую-нибудь хулиганскую выходку.

― Да как вы можете... ― прошептал он, в ужасе оглядываясь по сторонам.

― Могу, ― пожал я плечами. ― А чего тут такого особенного?

― Об этом не говорят, ― начал учить меня испуганный майор. ― Это сверхсекретная информация. Теперь мне придется доложить по начальству и всю структуру будут заново перетасовывать.

― А вы не докладывайте, ― предложил я. ― Мне лично ваша сверхсекретность до лампочки. Подумаешь, негосударственное подразделение личной гвардии Виталия Мясоедова! Ну и что?

Майор Ворошилов снова припух.

Мне показалось, что его сейчас наверняка хватит кондратий, если я буду продолжать изъясняться в том же духе, поэтому я поспешил плавно сменить тему и перейти к конкретным деталям.

― Вариант А, ― загнул я один палец на левой руке. ― Мы расстаемся к взаимному неудовольствию, не обменявшись информацией.

― Я не уполномочен... ― начал было Ворошилов, но я не дал ему договорить.

― Как вы уже успели заметить, я достаточно осведомлен о ваших структурах, так что играть в прятки со мной не стоит. Хотите Мясоедову позвоню?

И я сделал вид, будто полез в карман за сотовым телефоном.

― Нет, ― быстро ответил майор. ― Не хочу. Лучше этого не делать.

― Конечно, ― согласился я. ― Зачем вмешивать начальство, когда можно его не вмешивать? У начальства и так забот хватает, верно? Тем паче я не уверен, что Мясоедов курирует все детали вашей работы.

― У вас, кажется, есть еще вариант Б, ― напомнил мне майор Ворошилов.

Я заметил, что любое упоминание фамилии Мясоедова действовало на него как пощечина и решил приберечь этот прием на будущее.

― Есть, ― медленно сказал я. ― И этот вариант позволяет нам с вами на короткое время немножко подружиться. Скажем, на денек-другой.

Страх майора, надо сказать по совести, не был таким уж безосновательным.

Виталий Мясоедов был правой рукой главы местного МВД генерала Тараканенко.

Я не уверен, был ли у него какой-нибудь чин, может быть, даже и нет.

Тем не менее, этот вполне невзрачный на вид человек сумел всего за несколько лет подмять под себя всех местных силовиков, независимо от званий, покровителей и их личных качеств.

В один прекрасный день город был просто поставлен перед фактом ― решения по наиболее важным вопросом принимает именно Мясоедов, и никто другой.

Его влияние было настолько велико, что три последних губернатора ― смену даже самого высшего начальства Мясоедов, казалось, даже не замечал ― считали своим долгом узнавать его мнение по наиболее кардинальным вопросам политики и экономики.

Что самое интересное, Виталий Мясоедов вовсе не был честолюбив.

Его имя никогда не мелькало на газетных страницах, он никогда не давал интервью.

Более того, его имя средства массовой информации старались вообще не упоминать ― разве что изредка, среди десятка других фамилий, перечисляя присутствовавших на каком-нибудь приеме.

Положение серого кардинала, человека-невидимки с огромной властью вполне устраивало Виталия Мясоедова и он предоставлял другим арену для политических схваток, сам внимательно наблюдая за происходящими в области событиями из темной ложи, если уж продолжать сравнение общественной жизни с цирком.

Я вполне предполагал, что у Мясоедова имеются свои организованные формирования и не видел в этом ничего такого уж особенного.

Но то, что именно эти ребята следили за мной, меня неприятно поразило.

Когда глава моей службы безопасности услышал от меня фамилию начальника подразделения, к которому принадлежали Шурик с напарником, он полез в свою базу данных и, не обнаружив этой фамилии среди известных ему охранных структур и госслужащих, пришел к выводу, что мы имеем дело с неким мощным летучим отрядом.

А роскошь иметь такую мощную карманную контору я нашем городе, мог позволить себе только Виталий Мясоедов и никто другой.

Да-да, можно было бы сразу догадаться, что если агентов могут менять каждые сорок пять минут, то мы имеем дело с достаточно разветвленной структурой, которая даст фору как государственным, так и бандитским организованным формированиям.

Впрочем, я не думал, что Мясоедов интересуется именно моей персоной.

За мной, так же, как и за Соломатиным, началась слежка после посещения конторы «Пиковая дама» с Павлой Гайденко во главе.

Не исключено, что именно этот субъект интересовал Мясоедова.

И, в данном случае наши с серым кардиналом интересы совпадали.

Поэтому я не стал долго рассусоливать и внятно и доходчиво постарался изложить майору Ворошилову, чего я, собственно, от него хочу.

― Вариант Б таков, ― обратился я к собеседнику. ― Вы здесь и сейчас рассказываете мне, почему вы прицепились к Полю Гайде, или как его там, из «Пиковой дамы», а я, в свою очередь, подбрасываю вам факты, о которых вы, возможно, еще не знаете.

― Это абсолютно невозможно, ― сразу же ответил Ворошилов. ― Нам строжайше запрещено посвящать посторонних в эту операцию...

― А я и не посторонний, ― парировал я. ― Тем паче, можете считать, что я в нее уже вовлечен. И попрошу не забывать о вашем проколе с филерами. Вряд ли Мясоедову понравится ваша работа ― ведь спрашивать он будет именно с вас, не так ли?

― Так, ― сокрушенно подтвердил Ворошилов. ― А в мои годы найти новую работу...

― Да ладно вам, ― усмехнулся я. ― На бывших специалистов из КГБ спрос традиционно высокий. Кстати, сколько вы получаете в год у Мясоедова?

Секунду поколебавшись, Ворошилов ответил.

Названная им сумма приблизительно совпадала с той, что лежала у меня в кармане.

Я достал деньги, стянутые в толстую короткую трубочку и положил их на колено майора.

― Это вам, ― бесстрастно произнес я. ― Для того, чтобы вы убедились в серьезности моих намерений. Итак, что вы там надыбали?

И Ворошилов рассказал.

По его словам выходило, что у Мясоедова есть купный счет к Полю Гайде.

Или, что вероятнее, к тому, кто стоит за этим человеком.

Кто именно, Ворошилов не знал.

Именно это и предстояло ему выяснить, именно такая и была перед ним поставлена задача.

Собственно, его работа заключалась в том, чтобы «пасти» посетителей «Пиковой дамы» и отслеживать контакты Павла Гайденко.

Именно поэтому, когда была обнаружена слежка за Еленой Сапожниковой, на Соломатина было оказано жесткое давление с тем, чтобы он оторвался от объекта и не мешал работать людям Ворошилова.

Как я и предполагал, оказалось, что люди из команды Ворошилова не имеют отношения к смерти Соломатина ― в их задачу не входило устранение филера в физическом, так сказать, смысле.

Услышав от меня о смерти Соломатина, Ворошилов удивленно выпучил глаза и выпалил:

― Эх ни х... себе! Кто ж это его так? Надеюсь, вы не думаете, что...

― Не думаю, ― подвел я черту. ― Но смерть Соломатина однозначно связана с салоном «Пиковая дама». Вернее, с посещением его Еленой.

― Не исключено, ― поддержал меня Ворошилов. ― Тогда оказывается, что ситуация еще сложнее, чем мы предполагали несколько дней назад.

Как поведал мне майор, дело тут было тонкое и государственное.

Чем так заинтересовал Гайденко всесильного Мясоедова ― оставалось загадкой для Ворошилова и он, будучи не более, чем исполнительным службистом, не старался ее разгадать, ограничиваясь строгими рамками поставленного перед ним задания.

Впрочем, в обмен на мой краткий рассказ об обнаруженном мной трупе Соломатина майор Ворошилов решил немного приоткрыть свои карты.

Оказалось, что Мясоедов дал майору задание организовать наблюдение за Гайденко после того, как серый кардинал встретился с одним человеком.

Кто это был ― Ворошилов не знал. Обычный, как он выразился, мужик.

По словам Ворошилова, Мясоедов с этим обычным мужиком закрылись в кабинете и о чем-то проговорили целых полтора часа, причем посетитель вышел от Мясоедова вспотевшим и вид имел какой-то потерянный.

От проницательного майора не укрылось, что «обычный мужик» то и дело машинально массировал левую сторону груди и тихонько охал.

― На какой машине он приезжал? ― поинтересовался я, прикрыв глаза и стараясь представить себе образ этого «обычного мужика».

― Такая странная, вроде редко у нас встречается, ― сразу же отозвался Ворошилов. ― Новая модель «шкоды». Кругом одни мерсы да форды с фольксвагенами, а тут такой раритет.

«Шкода... шкода... ― усиленно размышлял я. ― Новая модель. Кто у нас может ездить на чешском автомобиле? И почему такой странный выбор?»

Ну да, разумеется!

Я чуть не хлопнул себя ладонью по лбу, но вовремя сдержался, чтобы не выдать свою догадку в присутствии майора Ворошилова.

Один человек, с которым я встречался не так давно, в составе местной делегации недавно посещал Чехию по обмену опытом.

А махались они этим самым опытом с родственными нашим структурами.

И структуры эти были экологическими. Следовательно, речь скорее всего шла о тесте Елены Сапожниковой ― Руслане Коровине.

Круг замкнулся.

Теперь дело оставалось за малым ― мне предстояло выяснить, почему эта геометрическая фигура вообще появилась и что она означает.

Мы расстались с майором Ворошиловым очень довольные друг другом.

Он пообещал строго наказать своих филеров, а я в ответ на это только улыбнулся, помня свое обещание, данное Шурику в офисе «Фрегата».

...Приближался вечер.

Я помнил, что на без пятнадцати одиннадцать у меня запланирована деловая встреча с авторитетом Копченым напротив кинотеатра.

Как и в тот раз, господин Копченый восседал со своей братвой за круглым столиком уличного кафе, работавшего допоздна.

Впрочем, в этот вечер он был одет не так сногсшибательно, как вчера ― серый свитер в полоску ― и девочек рядом с ним не было.

Деловые аспекты нашей встречи мы обсудили за десять с небольшим минут и быстро пришли к взаимовыгодному соглашению.

Мои контакты с Уралом плюс транспорт, который обеспечивал Копченый, вроде бы решали зависшую в воздухе проблему с гранитом.

Копченый предложил это дело отметить и мы пропустили по рюмочке арманьяка, причем Копченый поинтересовался, по часовой стрелке следует крутить пузатую рюмашку возле носа, чтобы аромат напитка шибанул в ноздри, или против часовой. Я обещал уточнить.

Пока мы выпивали, минутная стрелка подбиралась к одиннадцати.

Без одной минуты я встал и, тепло распрощавшись с Копченым, пересек улицу.

Когда моя нога ступила на тротуар, часы показывали ровно одиннадцать.

Итак, какие актеры участвуют в сегодняшнем спектакле? Не произошло ли замен?

Я остановился поодаль и оглядел площадку перед неярко освещенным кинотеатром.

Бабуся с цветочками, как постовой, стояла на своем углу с букетиком вялых фиалок.

Девки в сапогах не просматривалось, а продавец газет уже сворачивал свой баул.

Пошарив взглядом непосредственно перед кинотеатром, я довольно улыбнулся и быстрым шагом заспешил к молодому человеку в зеленом пиджаке.

Собственно, меня интересовал не он, а его подружка, которая, точь-в-точь как в прошлый раз, подскочив к нему, поцеловала его в щеку и, уцепив за рукав, уже была готова шмыгнуть в кинотеатр.

― Вы ничего не перепутали? ― заслонил я им дорогу. ― По-моему, вы ждете меня.

Парочка переглянулась.

Парень, решительно отстранив подругу, хотел было разыграть «возмущенного кавалера», но я даже не посмотрел в его сторону.

Мой взгляд был прикован к девушке.

Не знаю, да и не узнаю, скорее всего, как выглядела на экране Флорентина ― героиня сериала, с которой сравнивала старушка из квартиры напротив жену Соломатина.

Могу лишь сказать, что в жизни Соня была гораздо симпатичнее, чем на фотографии, которая валялась рядом с трупом в квартире Соломатина.

― Послушай дядя, ― взял меня за локоть парень, ― тебе что, так жить скучно, что ты сам себе неприятности ищешь? И ведь уже нашел.

― Неприятности нашел ваш муж, Соня, ― тихо сказал я, обращаясь к Соломатиной. ― По-моему, нам надо с вами поговорить. Кстати, отшейте своего кавалера, а то он мне костюм помнет.

― Это мой муж, ― так же тихо ответила Соломатина. ― Паша, отпусти его.

Парень повиновался.

― Кто вы такой? ― прищурив глаза, спросила Софья. ― И почему пришли вы?

― Я все вам объясню, ― пообещал я, ― но только не здесь.

И мы поехали ко мне.

Через полчаса мы сидели в гостиной и пили кофе. Я тихонько подливал себе в чашку ликер, и отхлебывал маленькими глотками.

― Максим не пришел на встречу потому, что не доверял вашему мужу, ― негромко говорил я. ― Согласитесь, что Сергей вел себя не очень хорошо.

― Поэтому я и оставила его, ― проговорила Софья. ― В нем было что-то такое... ненадежное. Я не могла это выносить и мы расстались.

Ее муж ― мне его представили как Бориса ― молча сидел рядом, потягивая кофе и пытливо осматривая обстановку моей гостиной.

Пожалуй, известная роскошь его напрягала и он изо всех сил старался найти какой-нибудь изъян, но тут я мог ему только посочувствовать ― после уборки Клавдии Владиславовны обстановка была почти стерильной и в гостиной можно было проводить операции.

― Давайте подытожим общую информацию, ― предложил я. ― Раз уж мы с вами встретились, то имеет смысл работать и дальше.

Софья ничего не ответила.

На ее посерьезневшем лице отражалась напряженная работа мысли, брови были сдвинуты на переносице, а губы плотно сжаты.

Я понял, о чем она думает.

― Работа будет оплачена, ― весомо произнес я. ― Могу гарантировать, что вы не понесете убытков. Даже совсем наоборот.

― Это меняет дело, ― с пониманием отозвалась Софья. ― Тогда слушайте.

И она рассказала мне о том, что удалось раскопать ее мужу.

Сергей Соломатин однажды позвонил и попросил свою бывшую жену приехать к нему на квартиру.

Соломатин был очень взволнован и Софья поняла, что ему требуется помощь.

Она приехала ― именно в тот день их вместе видела соседка.

Сергей вынужден был рассказать об очень сложной ситуации, в которую он влип.

Ухватив заказ для «Ястреба», который Соломатин, так сказать, приватизировал, Сергей нажил крупные неприятности сразу на двух фронтах.

Он испортил отношения со своим начальником и не выполнил поручение клиента.

Более того, положение Сергея значительно осложнилось нажимом со стороны «третьей силы» ― парней из группы майора Ворошилова.

Поняв, что он потерял работу, он в панике обратился за помощью к своей бывшей жене.

Соломатин вкратце объяснил ей, в чем дело, и попросил несколько дней подряд потусоваться перед кинотеатром, обещая оплатить работу.

Сергей описал ей клиента и попросил объяснить обстановку, если тот выйдет на связь.

Соломатин полагал, что полученный от Сапожникова аванс в триста с хвостиком долларов он отработал, а остальное требует более солидных вложений.

При этом Софья не была уверена, что Сергей будет продолжать дело самостоятельно ― слишком уж он был напуган для нормального режима работы.

Я слегка скривился.

Чем больше я узнавал о Соломатине, тем меньше он мне нравился.

Сыщику даже не приходило в голову, что он может подставить свою жену под удар, когда он обращался к ней с просьбой подменить его у кинотеатра.

― Сам-то он почему не выходил на связь с клиентом? ― спросил я раздраженно.

― С ним провели беседу, ― коротко ответила Софья. ― После этого разговора Сергей стал опасаться за свою жизнь. И, как показывают события, опасения эти не были безосновательными.

― Кто с ним разговаривал? ― оживился я. ― Он рассказывал вам?

― Нет, ― отрицательно помотала головой Софья. ― Сказал только, что их было двое, и что теперь его жизнь не стоит ни копейки.

Она встала с кушетки и, пройдя в коридор, что-то вынула из кармана плаща.

― Вот, ― вернулась она в комнату, держа в руках конверт. ― Это он просил передать вашему приятелю. Поскольку пришли вы ― я отдаю вам.

― Что внутри?

― Наверное то, что искали у него дома, ― пожала плечами Софья. ― Вам виднее.

В комнате возникла неловкая пауза.

Я понял, что сейчас неминуемо должна прозвучать музыка цифр и предложил Соломатиной в качестве гонорара две тысячи зеленью.

Она кивнула.

― Это плата за риск, ― произнесла она, принимая от меня деньги и как бы оправдываясь. ― Мне эти шпионские развлечения в тягость, если честно. Теперь я смогу спокойно жить, не думая о проблемах своего покойного мужа. Ведь я правильно поступаю?

Софья обернулась к своему спутнику. Тот лишь пожал плечами в ответ.

Судя по лицу парня, он был бы не прочь получить немного побольше.

― Вы поступаете совершенно правильно, ― заверил я Соломатину. ― Покой ― вещь по нынешним временам достаточно дорогая.

Я не спеша прошел на кухню с намерением сварить еще немного кофе.

Пока вода в турке закипала, я присел на пуфик и попытался проанализировать ситуацию.

Интересный клубок получается.

Сапожников засекает свою жену за городом, сдуру проговаривается ей об этом, та кипит в бессильной ярости и выпускает когти.

Максим пугается, нанимает детектива и просит меня помочь.

Елена посещает салон «Пиковая дама» и за ней устанавливается слежка ребятами майора Ворошилова, которые отсекают Соломатина.

Но он знает что-то еще.

К нему приходят двое, которые сначала, очевидно, просто запугивают его, а во время второго визита ― убивают, переворошив квартиру в поисках конверта, который филер передал своей жене.

Более того ― хозяином этой самой «Пиковой дамы», в то же время интересуется сам Виталий Мясоедов, а господин Гайденко, судя по личному моему впечатлению ― прохвост и шарлатан ― смеет мне угрожать, делая вид, что гадает на картах.

Я заварил кофе и, пока напиток отстаивался, аккуратно распечатал простой на вид почтовый конверт, который стоил жизни филеру.

На колени мне порхнула фотография Елены Сапожниковой в обществе какого-то циркача.

«Неужели банальные блядки?» ― разочарованно подумал я, присматриваясь к фото.

Изучив фотографию повнимательнее, я узнал в циркаче Поля Гайде.

Елена, одетая в прозрачный полураспахнутый халатик, стояла рядом и, казалось ассистировала ему в какой-то сложной операции.

В конверте оказалось еще несколько бумаг. Первый мне на глаза попался длинный список с фамилиями.

Пробегая по нему глазами, я сперва никак не мог понять, по какой схеме он составлен и что означает весь этот винегрет.

Листок бумаги был заполнен фамилиями местных чиновников из разных департаментов и ведомств. Что объединяло эти двадцать фамилий?

Как я ни ломал голову над этим вопросом, разгадка так и не приходила. Наверное, где-то задерживалась, как начальство...

На втором листе содержался хронометраж неизвестных мне событий: дата и время.

Немного пошевелив мозгами, я смог лишь установить, что одно число совпадает с тем днем, когда вся эта история началась-завертелась ― с днем лицезрения Максимом Сапожниковым серого форда своей жены в не очень-то подходящем для этого месте.

...Нас взяли, когда я вызвался подвезти Соломатину с ее приятелем до дома ― время было уже позднее и мне не хотелось отпускать их брести по ночным улицам с двумя штуками баксов.

Поэтому я предложил им свои колеса, предложение было принято, я довез их до пятиэтажки на Кузнецкой и вот тут-то все началось.

Трое неизвестных личностей появились из ночной темноты возле хрущобы, словно тени, решившие вдруг материализоваться.

Только я высадил гостей и собирался попрощаться с ними, опустив стекло, как мне в висок уперлось довольно широкое дуло пистолета.

Еще двое стояли по бокам, блокировав Соломатину и ее приятеля.

― Не двигаться! ― приказал человек с пистолетом. ― Выходи из машины!

Я тяжело вздохнул.

― Ну зачем все эти глупости? ― почти спокойно произнес я. ― Нашли, чем пугать, право слово. Я что, пушек на своем веку не видел?

― Выходи из машины, ― продолжал настаивать вооруженный незнакомец.

― Как дети, право слово, ― пробормотал я, выполняя его приказ. ― Ну вылез, дальше что? Обыщешь, оружия не найдешь, отведешь к своему начальнику, мы с ним поговорим и все обсудим, так ведь?

Молчание ― знак согласия.

― Так неужели нельзя было начать именно с этого пункта? ― спросил я.

Мне не ответили.

Действительно, вслед за этим последовал быстрый и довольно профессиональный обыск, после которого мне предложили пересесть в автомобиль, припаркованный неподалеку за углом дома.

Я услышал, как переговаривались между собой те двое, что стояли сбоку:

― А этих куда?

― С собой прихватим, там видно будет, ― коротко ответил на вопрос коллеги человек в сером плаще. ― Шеф разберется.

Я покорно проследовал в «Волгу» и забрался на заднее сиденье.

По бокам сели двое, один был за рулем.

Соломатину с ее другом усадила во вторую машину ―«ниву», как я смог различить, и наш кортеж быстро покатил по ночному городу.

Привезли нас, само собой, за город, в уютный дачный поселок с охраняемым въездом.

Таких по округе десятка два уже наберется, кое-где и «Ледокол» прикупил пару-тройку строений.

Но в этом месте я был явно впервые и ориентироваться мог только приблизительно, да и то с трудом. Понял только, что мы на северной окраине.

Автомобили притормозили возле трехэтажного особняка, на втором этаже которого сквозь вертикальные жалюзи пробивался тусклый свет.

― Здесь, ― коротко приказал человек слева от меня шоферу.

Пистолет он продолжал держать в руке, уставив мне дуло в бок ― и так всю дорогу.

Хорошо, что эту трассу на совесть заасфальтировали ― спасибо губернатору ― иначе при тряске могли бы возникнуть досадные недоразумения.

― Здесь так здесь, ― проговорил я, вылезая из тесного салона «Волги». ― А местечко-то неплохое. Пруд рядом, что ли?

Но со мной явно не желали вступать ни в какие переговоры.

Определив моих невольных спутников под присмотр хмурого верзилы на кухню, размещавшуюся на цокольном этаже, двое мужиков, ехавших со мной по бокам, проводили меня вверх по лестнице; один шел впереди, другой вышагивал сзади, тяжело дыша мне в затылок.

В комнате, занимавшей собой весь этаж находился всего один человек.

Если бы когда-нибудь мне предложили снимать кинокомедию, то я, не задумываясь, выбрал бы стоявшего передо мной коротышку на роль главного героя.

Мало того, что этот человек был маленького роста, он еще и умудрился где-то расстаться со своим левым глазом ― на его лице блестела стекляшка с тщательно прорисованным зрачком.

― Господин Паратов? ― подскочил он ко мне. ― С вами все в порядке?

― Как вам сказать... Вроде бы да, ― осторожно ответил я, еще не зная, что это наиболее частая фраза в устах коротышки и должна она на самом деле восприниматься как приветствие. ― А что?

― Это замечательно! ― провозгласил коротышка. ― Я Мокрый.

― Да?

Я непроизвольно осмотрел его костюм и не найдя никаких признаков влаги, вопросительно посмотрел на плюгавого человечка.

― Мокрый, ― настаивал мой собеседник. ― Михаил Анатольевич.

― Очень приятно, ― сообразил я. ― Мне, наверное, представляться не стоит?

― Конечно, ― тотчас же согласился тот. ― Мы сейчас с вами пройдем еще чуть выше и там с вами поговорят. Вы не возражаете?

― А если бы я возражал, что бы вы стали делать? ― улыбнулся я.

Мокрый задумался.

― Тогда бы мы с вами остались здесь, а человек, который хочет с вами поговорить, спустился бы сюда, ― серьезно ответил он.

― Ну, зачем же доставлять неудобства, ― сказал я, ― наверх так наверх.

Лестницу, ведущую на третий этаж, мы преодолели вдвоем с Мокрым.

Он ввел меня в плохо освещенную комнату и пододвинул ко мне стул.

Впереди чувствовалось присутствие человека.

Кто-то невидимый мне сидел у противоположной стены и терпеливо ждал, пока господин Мокрый ретируется и оставит нас вдвоем.

Я не мог различить даже силуэт этого человека ― окна были плотно зашторены, а крохотный ночник, горевший возле меня, не давал мне возможности разглядеть даже носки своих ботинок.

― С вами все в порядке? ― обратился Мокрый в темноту и, услышав оттуда краткое «угу», довольно кивнул и выскользнул из комнаты.

― Вы вряд ли представляете, с кем вы сейчас беседуете, ― раздался тихий спокойный голос. ― Я могу обещать, что после того, как мы поговорим, я отпущу вас и ваших спутников. В ваших же интересах оставаться на том месте, где вы находитесь сейчас и не делать попыток приблизиться ко мне. Вы поняли?

― Да зажгите вы свет, Руслан Архипович, к чему этот маскарад, ― поморщился я. ― Могли бы запросто ко мне позвонить, а не устраивать всю эту дачную комедию плаща и шпаги.

После недолгого молчания вспыхнул свет, на потолке загорелась развесистая люстра из разноцветного хрусталя и я понял, что не ошибся в своей догадке.

Передо мной с недовольным видом, облокотясь на резную ручку кресла, сидел Коровин.

― Не знал, что у вас такая склонность к театральным эффектам, Руслан Архипович, ― произнес я, устраиваясь в кресле поудобнее.

― Дело не в эффектах, Сергей Радимович, и попрошу вас оставить этот легкомысленный тон, ― раздраженно процедил Коровин. ― Я не стал бы вас дергать, если бы не было в этом жесточайшей необходимости.

Госэколог по кличке «санэпидемстанция» вытряс из продолговатого жестяного футляра толстую гаванскую сигару и не торопясь раскурил ее от специальной позолоченной зажигалки с широким пламенем.

― Какой вам интерес в «Пиковой даме»? ― поинтересовался Коровин.

― Пока я только присматриваюсь к ее владельцу, ― ответил я.

― У вас намечается бизнес с Гайденко? ― строго спросил Коровин. ― Не советую.

― Мне приходилось иметь дело со многими прохвостами, ― возразил я.

― Пусть он хоть трижды прохвост, это в данном случае роли не играет, ― заявил Коровин. ― Дело тут государственное и такие понятия как «эмоции», «бизнес», «прибыль» уже просто ничего не значат.

Бледно-серые кольца сигарного дыма плавно взлетали под потолок и, зависнув, оседали вниз бесформенным клубящимся туманом.

― Государственное, говорите, ― повторил я, ― так вот почему вас вызывал Мясоедов.

Коровин вздрогнул и выронил сигару.

Табачный цилиндрик упал ему прямо на колени и Руслан Архипович вынужден был быстро вскочить со стула, с испугом стряхивая с себя честно тлеющее изделие кубинского производства.

Ликвидировав досадную оплошность, он поднял сигару и в ярости затушил ее прямо о подоконник, при этом тихо выматерившись.

― Вы опаснее, чем я предполагал, ― констатировал Руслан Архипович.

― Смотря для кого, ― пожал я плечами. ― Мы мирные люди. Но кой-какая бронетехника на запасных путях имеется, скрывать не буду.

Коровин с досадой смотрел на меня, поджав губы. Он явно раздумывал, стоит ли говорить со мной начистоту, и, наконец, решился.

― Да, вы не враг, ― признал он. ― Во всяком случае для меня и во всяком случае пока. Поэтому я хотел бы с вами обсудить кой-какие моменты.

― Всегда готов, ― взял я свой стул и подсел поближе к Коровину.

Он не стал настаивать на своем недавнем предупреждении, чтобы я держался подальше и я понял, что Руслан Архипович настроен на деловой лад.

Мы быстро прояснили позиции.

Я был нужен Коровину, Коровин был нужен мне, во всяком случае сейчас.

Потом началась неизбежная торговля.

Никто из нас не хотел первым выкладывать карты на стол и я предложил «пошаговую» тактику.

― Выдаем информацию дозированно, ― пояснил я. ― Подаю пример. Гайденко угрожал мне во время моего визита к нему, имитируя сеанс гадания.

― «Пиковая дама» является подставной конторой для прикрытия деятельности Гайденко, которая контролируется преступными структурами, ― подхватил мою инициативу Руслан Архипович.

― И деятельность эта, как я могу понять, затрагивает государственные интересы, ― дополнял я. ― Именно поэтому вас вызывал...

― Пожалуйста, давайте обойдемся без упоминания некоторых имен, ― быстро сказал Коровин. ― Ситуация и без того на пределе.

Я еще раз убедился в том, что фамилия Мясоедова действует на наших чиновников как удар хлыстом и решил в данном вопросе пойти навстречу пожеланиям Руслана Архиповича. Без имен, так без имен.

Вернее, без одного-единственного имени, если быть точным.

― Человек, который рискнул проследить за одним из визитеров «Пиковой дамы», убит в своей квартире двумя неизвестными, ― продолжал я.

― Вполне допускаю, ― кивнул Коровин, ― от этого типа модно ждать чего угодно. Могу сказать, что Гайденко представляет интересы крупной преступной группировки, которая связана с одной промышленной структурой. Эта фирма лоббирует на российском рынке интересы крупной транснациональной корпорации, которые ― на данный момент ― вступают в противоречие с местными интересами.

― Ого, ― уважительно воскликнул я, ― вот это птичка! Однако, продолжим. Покойный, о котором я упоминал выше, успел получить кое-какую информацию о Гайденко и, что очень важно, успел перед смертью передать ее одному надежному человеку. Это два листа бумаги, на одном из которых помечены даты и время неких мероприятий, а на втором перечислены некоторые фамилии. Смею полагать, что многие из них вам знакомы.

― Так, это уже серьезно, ― сразу посерьезнел Коровин. ― Бумаги о которых вы говорили, как я понимаю, у вас? Я могу их увидеть?

― Сначала я хочу узнать поподробнее о структурах, стоящих за Гайденко.

― Х-хорошо, ― неуверенно произнес Коровин. ― Я удовлетворю ваше любопытство.

То, что я услышал в следующие пятнадцать минут, показалось мне настолько же отвратительным, насколько, увы, вполне реальным по нашим временам.

Гайденко был связан с организованной преступной группировкой Булгакова ― бывшего москвича, ныне проживающего в Лихтенштейне.

Булгаков курировал деятельность компании «АБЦ», которая в последнее время проявляла большой интерес к Поволжскому региону.

В свою очередь, «АБЦ» являлась представителем Североевропейского концерна «Кунц».

― Вам должно быть хорошо известна эта фирма, ― со значением поглядел на меня Руслан Архипович Коровин. ― Кажется, вы встречались с ее эмиссарами в позапрошлом году. Припоминаете?

― Да-да, такие тихие пронырливые голландцы, ― кивнул я. ― Теперь мне все ясно.

― Приятно беседовать с умным человеком, ― вздохнул с облегчением Коровин.

«Мне понятны ваши чувства», как говорил, глядя на осужденного к повешению один мазохист устроившийся работать палачом.

В данном случае своей фразой я избавлял Коровина от необходимости объяснять мне вещи, касаться которых ему очень не хотелось. А так выходит, что я уже осведомлен и, таким образом, с Руслана Архиповича снимается значительная часто ответственности.

Что же касается небезызвестной фирмы «Кунц», то эти ребята еще несколько лет назад примеривались к нашей родной нефти.

В печати был поднят фурор насчет того, что Запад нам поможет, что «Кунц» ― фирма солидная и дружбе нашей теперь не будет конца. Если, разумеется, удастся договориться по нефти.

В тот раз ни фига не удалось.

Чиновники наших департаментов ездили в Голландию как к себе на работу.

Но переговоры затягивались и, в конце концов, зашли в тупик.

Голландцы честно призналась, что не смогут выполнить все экологические требования в наших условиях. А менять условия тогда никто не собирался.

Теперь же времена изменились.

То, что можно было вчера ― нельзя сегодня. Но и наоборот тоже, не будет об этом забывать.

На сегодняшний день существовало такое количество федеральных и местных законов, что можно было преспокойно выбирать между ними, так как имелась почти стопроцентная вероятность прямо противоположного толкования тех или иных понятий.

И когда Коровин произнес слово «Кунц», то я допетрил, что наши власти не намереваются ограничиваются убийством двух вислоухих одной пулей, а наметили уже и третьего и теперь расставляют зайчат в колонну, чтобы было удобнее палить.

Первых двух зайчат, которые помирают от выстрела ― отмена конкурса ― я уже определил для себя давно. Это организация народного недовольства законодательной властью и получение в бесконтрольное пользование вожделенных нефтяных скважин.

Но я хорошо усвоил для себя, что сами они это дело не потянут. Значит, нужна какая-то структура, которая будет работать на них.

И тут появляется заяц номер три ― очень жирная зверюга в лице голландской фирмы «Кунц».

Если скважины останутся в госсобственности, то абсолютно никто не сможет помешать нашим властям привлечь для разработки месторождений голландцев, наплевав на все экологические нормы.

― Получается, Руслан Архипович, ― констатировал я, ― что вы крайний. При любом раскладе. Если «Кунц» работает, то вы отвечаете за несоблюдение экологических нормативов и слетаете со своего кресла со стопроцентной вероятностью. На ваше место сажают другого и он мотыляется еще с годик, пока не следует за вами. Кажется, на новом языке это называется «болтанкой»?

― Да-да, ― кивнул Коровин. ― Крайнего назначают, потом снимают и на его место идет новый «смертник». И так, пока не изменится ситуация.

― Выходит, что наши интересы тут совпадают, ― улыбнулся я. ― И, думаю, мы сможем сообща как-то направить события по нужному нам пути ― я имею в виду изменение повестки дня в Думе или срыв заседания.

― Но сначала надо разобраться с Гайденко, ― поправил меня Коровин. ― Когда вы сможете познакомить меня с бумагами?

― Да хоть сейчас, ― я достал из кармана ксерокопии записок Соломатина.

Коровин нервно схватил листки и, нацепив на переносицу окуляры, стал жадно вчитываться в криво усыпавшие бумагу строки.

Пробежав их вдоль и поперек два раза, Руслан Архипович поднял на меня глаза, приспустил на переносице очки и раздосадованно спросил:

― Это все?

Я развел руками.

― Тем не менее, этого оказалось достаточно, чтобы убить человека. Кстати, Руслан Архипович, любой обладатель этих бумаг тоже, считайте, находится под прицелом. Так что делайте выводы.

Коровин машинально оглянулся, но прицела в обозримой близости не обнаружил.

― Знаете, мне кое-что пришло в голову, ― неожиданно произнес я. ― Смотрите, что получается: на листке перечислены фамилии чиновников из разных ведомств. Митрофанов, Каковкин и Бучарский ― это из пресс-службы губернатора, правильно?

Коровин кивнул.

― Бутылин из мелиорации, Масленников ― это, кажется, строительство?

― Его перебросили на культуру, ― поправил меня Руслан Архипович.

― А вот фамилия Шмоткина вычеркнута, ― продолжал я размышлять вслух. ― Он что, умер? Или ушел на пенсию? Впрочем, нет, Лузакин ― тот на пенсии, а в списке все равно числится.

― Шмоткин не умер, ― задумчиво произнес Руслан Архипович.

― Вот тут еще зам по транспорту Казакбаев вычеркнут, ― заметил я. ― Что связывает Шмоткина и Казакбаева, как по вашему?

― Ну, жены у них умерли недавно, ― напряг память Коровин. ― Больше ничего.

― Жены? ― образовался я. ― А скажите мне, Руслан Архипович, все ли перечисленные здесь господа женаты? Посмотрите повнимательнее.

Коровин снова изучил список с фамилиями и удивленно поднял на меня глаза.

― Да, вы совершенно правы, ― констатировал он. ― Все перечисленные здесь работники госаппарата действительно, женаты.

― Значит, Гайденко действует через жен, ― заключил я. ― Или...

― Или что? ― Коровин снова поглядел на меня поверх очков.

― Нет-нет, Руслан Архипович, это я просто размышляю вслух, ― быстро ответил я.

Мне покамест не хотелось просвещать Коровина насчет Елены и Максима.

Когда по жизни приходится иметь дело с такими зубрами, как Коровин, всегда хорошо иметь про запас лишний козырь ― это я твердо для себя усвоил.

― Я полагаю, что всех жен упомянутых здесь чиновников объединяет некое место. Полагаю, что место это находится где-то за городом и представляет из себя что-то вроде приватного клуба.

Коровин слушал меня с интересом, делая пометки себе в блокноте.

― Не исключено, что через дамочек идет утечка информации, которую использует в своих целях Гайденко и те, кто стоит за ним, ― заключил я. ― У меня есть кой-какие соображения по этому поводу, но я предпочел бы вернуться к разговору чуть позже.

― Мы предполагали что-то подобное, ― произнес Коровин. ― Ваше предположение кажется мне убедительным. Но вот как быть с клубом? Вы имеете представление о том, как его можно вычислить?

― Пожалуй, да, ― ответил я. ― Вы, конечно, можете организовать скрытое наблюдение за всеми женами упомянутых здесь чиновников, но неизвестно, сколько все это будет длиться.

Коровин помножил количество баб на количество шпиков, которое потребуется для того, чтобы обслужить всю эту когорту, перевел полученную сумму в человеко-часы, а потом в деньги и покачал головой.

― Выходит, что дешевле ликвидировать Гайденко, ― пробормотал он, не смущаясь моим присутствием. ― Но на это сейчас никто не пойдет.

― Я хочу обратить ваше внимание на два момента, ― снова выдвинул я идею. ― Если вы сверите числа на втором листке по календарю, то получится, что вся эта команда собирается на тусовку по первым пятницам каждого месяца. До следующего срока ― один день.

― Тогда можно потратиться, ― снова углубился в подсчеты Коровин.

― Но даже если вы сделаете все правильно, то где гарантия, что вам удастся накрыть это гнездышко без потерь? Ведь судя по тому, что происходит, за Гайденко стоят еще и люди, готовые на убийство. Где гарантия, что ваши машины не встретят в этом клубе автоматным огнем? Вы уверены, что не произойдет непоправимого?

― Нет, ― честно ответил Руслан Архипович. ― Но у нам нет другого выхода.

― Есть, ― возразил я. ― Выходите завтра вечером со мной на связь, и, думаю, я смогу назвать вам место расположения этого клуба.

Когда мы прощались, Руслан Архипович еще раз заглянул в свою бумажку и, черкнув еще одну строчку, произнес деловым тоном:

― Полагаю, что мы сможем как-то скооперироваться по интересующей вас проблеме. Я имею в виду нефтяные скважины, объявленный на них конкурс, который вы выиграете, если не будет заседания Думы.

― У вас есть идеи? ― спросил я. ― На них вас натолкнула фамилия Чиркова в списке, не так ли? Ведь это деверь спикера местной Думы, если я не ошибаюсь. Думаете, сможем продавить?

― Уверен, ― спокойно ответил Руслан Архипович. ― Почти уверен...

$ 6

― Настя, это вы? ― с утра сел я на телефон. ― Очень рад вас слышать...

Я отложил этот чрезвычайно важный для меня разговор на утро, так как не решился позвонить секретарше Гайденко поздно ночью.

Наш разговор с Коровиным закончился в третьем часу утра, а я потом еще довозил до дома не на шутку перепуганную Соломатину с ее парнем.

Эта парочка была уже на пределе человеческих сил и, разве что только полученные от меня доллары согревали сердце Софьи.

Я посоветовал им не брать в голову происшествия сегодняшней ночи, расслабиться и немного отдохнуть где-нибудь на побережье Средиземноморья. Я даже пообещал организовать разумную скидку, если они обратятся в дружественное «Ледоколу» турбюро.

Как я потом выяснил, они так и сделали и провели свой медовый месяц в относительно недорогой Испании, откуда прислали мне открытку...

― Вы узнали меня Настя? ― продолжал я трепаться. ― Ах, какая жалость... Как почему? Значит, богатым не буду, такая вот примета имеется... Не верите в приметы, говорите? Ах ну да, вам на работе вся эта шелуха осточертела, я вас понимаю...

«Девушка должна что-то знать», ― думал я про себя, продолжая пудрить ей мозги.

Настя так или иначе может быть в курсе дел своего шефа ― я был в этом уверен. Значит, надо ее как-то раскрутить, чтобы она кое-что мне выложила.

― А вы мне сегодня приснились, ― сказал я, не очень-то даже и солгав, ― под утро мне определенно снилась какая-то женщина, только лица я не разглядел, ― вот я и подумал, может быть, смогу увидеть вас наяву? Нет-нет, в контору я не собираюсь. Ах вы до обеда сегодня? Ну так давайте где-нибудь вместе перекусим.

Настя не возражала.

Мы быстренько забили стрелочку и я дернул к себе на работу, прикидывая, какой подобрать прикид для предстоящего обеда.

Ресторацию для встречи я уже наметил, так что дело оставалось только в выборе соответствующего костюма: впечатление ― это полдела.

А на родной работе, как я и ожидал, творилось черт-те что.

Вчера до меня никто не смог дозвониться, даже если и очень хотел, так как мобильник я выключал, а дома меня не было до утра.

И, как результат вчерашнего молчания телефона ― сегодня на моем столе скопилась гора бумаг, в приемной ― десятка два посетителей.

Плюс моя команда ― ребята были готовы поделиться наработками по нефти, которые они общими усилиями произвели за день.

Обзор вороха бумаг можно было переложить на референта, но я знал, что эта работа уже была им проделана и на моем столе лежат только «самонужнейшие», как выражались в прошлом веке документы ― то, что требует именно моего просмотра и зоркого хозяйского глаза, так что деваться от этой кипы было некуда.

Я, недолго думая, сгреб их в портфель и решил просмотреть дома.

Что касается посетителей, то восемнадцать из двадцати я мог с чистым сердцем переложить на секретарей и заместителей, что и было проделано.

С оставшимися двумя визитерами ― представители наших филиалов в Москве и Питере ― я обязан был встретиться и сумел уложиться в полчаса.

Отстрелявшись от посетителей, попросил к себе Аркадия Гессена, чтобы тот изложил мне итог работы моего штаба за истекший суточный период.

― Идея есть, ― строго сказал он, присаживаясь напротив меня. ― Не знаю, как тебе покажется, но, по-моему, тут попадание в десятку.

― Любопытно, ― я нагнулся и выдернул из розетки шнур телефона.

― Мы подошли к известной тебе ситуации как бы с позиции сверху, ― пояснял Гессен. ― То есть, попытались увидеть ее целостно, отчасти с предысторией и теми последствиями, которые она будет иметь при том или ином развитии. Теперь подробнее: мы пришли к выводу о необходимости провести конкурс путем создания тебе имиджа, который сделал бы невозможным решение думы.

― Вот как? ― удивленно поднял я брови. ― И что же вы такое надумали?

― Пункт первый, ― продолжал Аркадий. ― В прессе публикуется ряд материалов, в которых подробно освещаются условия конкурса и дается информация о «Ледоколе» и его президенте.

― А дальше?

― После того, как мы убеждаемся в том, что население достаточно информировано о предстоящем конкурсе, тебя расстреливают...

― Что-о?

― ...из автоматов в центре города. Покушение должно быть подготовлено очень обстоятельно, чтобы избежать нежелательных последствий ― как для тебя, так и для киллеров в кавычках.

Я был, конечно, потрясен услышанным, но пока никак не реагировал.

― Скажем, одна-две пули навылет, и небольшое сотрясение мозга, ― на полном серьезе предложил Гессен. ― Для пущей правдоподобности.

― А нападавшие?

― Налетчики, само собой, скрываются, ты становишься героем, народ уверен, что покушение связано с нефтяным конкурсом и ни одна собака в думе не посмеет поднять на тебя хвост.

― Спасибо, Аркадий, ― с теплотой в голове ответил я. ― Знаешь, я немного подумаю над этой идеей. В принципе, мне она нравится. Но я бы хотел выбирать из нескольких вариантов. У вас есть еще пара дней, так что попробуйте измыслить что-нибудь бескровное.

...Выйдя из офиса, я еще долго приходил в себя после этого разговора.

Казалось, все окружающее теперь принимается репетировать будущею сцену покушения.

Знакомый поворот за угол по шоссе становился героическим поступком.

Пешеходы, мирно бредущие по тротуарам с детьми, свертками и собаками, должны будут стать свидетелями пальбы в мою персону.

А стены вот этих домов будут изрешечены пулями, выпущенными из автоматов.

Кстати, ― мелькнула у меня мысль, ― а не предложить ли Аркаше Гессену для пущего правдоподобия, как он выражается, заслонить меня грудью?

Скажем два-три ранения навылет, касательное в череп и пара пуль в ягодицы?

Если он обещает таких метких снайперов, то пусть сам под пули ложится...

Я припарковал автомобиль возле бутика Файнермана и направился выбирать шмотки.

Этот магазинчик был хорош тем, что можно было оформить заказ по каталогу, если вдруг в наличии не оказывалось требуемой модели твоего размера.

Заказ у Файнермана в таком случае выполнялся в течение трех дней, но такое было редкостью ― обычно все отоваривались с первого раза.

Я немного прошелся между вешалок с костюмами, преследуемый назойливыми голоногими продавщицами и, наконец, выбрал рубашку с нарисованным галстуком с изображением каких-то симпатичных насекомых и плотный костюм с золотыми нитями в серой шерсти.

― Заворачивать не надо, ― попросил я у кассы. ― Впрочем, заверните-ка тот, что сейчас на мне и отправьте его куда-нибудь.

― По вашему адресу? ― мило осведомилась дама за кассовым аппаратом.

― Да нет же, ― пояснил я, ― туда, где принимают подержанные вещи. В Африку, там, на Кавказ, в Якутию или какую-нибудь слаборазвитую латиноамериканскую страну. В общем, мне все равно, хоть в наш секонд-хэнд, хоть в нью-йоркский...

Ну, вот и все, теперь можно и завалиться в ресторанчик с Настей.

Тем паче, что время уже несется к назначенному сроку нашей с Настенькой встречи, как олимпийский бегун к финишной ленточке.

Настя уже ждала меня возле почтамта ― стояла на ступеньках и крутила головой.

Одета она была в ядовитого цвета плащик с квадратными пуговицами. Такое носили лет пятнадцать назад где-нибудь в Таиланде или Малайзии, но Настя, очевидно, была не совсем в курсе подобных деталей ― наверное, она считала, что плащик ей идет.

И тут она не ошибалась.

Я часто замечал, что понятие «мода» не очень-то имеет право на существование.

Тут все точно так же, как и в любом другом бизнесе ― надо время от времени менять ориентиры публики, целенаправленно формировать ее вкус и пристрастия на будущий сезон с тем, чтобы оная публика сама пришла к тебе и выложила денежки за то, что ты указываешь ей, какие блузочки будут носить этой осенью. Очень удобно.

Но хорошенька женская фигурка плюс такое же личико обладают одним особенным качеством: им идет почти все. И плевать хотели такие везунчики на то, что навязывают прочим какие-то хмыри из Париже.

Я ткнул ладонью в пухлую кнопку на руле погудел своим клаксоном ― моя машинка исполняла первые такты «Турецкого марша» Вольфганга Амадея.

Настя беспомощно огляделась и, заметив меня, приветливо замахала рукой.

Держалась она вполне естественно и, если даже и испытывала некий напряг, то ничем его не выказывала ― свидание как свидание.

― Куда направимся? ― осведомилась Настя, аккуратно усаживаясь в машину и стараясь не сильно хлопать дверцей «феррари».

― Есть тут одна таиландская кухонка, ― добродушно произнес я, ― если у вас нет непреодолимого отвращения к экзотической кухне.

― Пока нет, ― с улыбкой ответила Настя и мы рванули в «Хромого быка».

После второго бокала кокосовой настойки Настя заметно расслабилась и повеселела.

― А здесь очень даже мило, ― проговорила она, оглядывая мрачноватые стены ресторана, декорированные под необработанный камень. ― Вы, наверное, часто бываете в таких заведениях.

― Да нет, ― подал я плечами, ― только когда надо встретиться с нужным человеком. Знаете, бывают такие случаи ― переговоры, договоры...

― Как сегодня, например, ― немедленно подколола меня Настя.

Ого!

А она не так проста, как хочет показаться. Надо держать ухо востро.

― Да, именно как сегодня, ― подтвердил я, прихлебывая винцо.

― И какие же у нас намечены переговоры-договоры? ― поинтересовалась Настя.

― Хочу предложить вам работу, ― просто ответил я. ― Что вы умеете делать?

― Работу? ― удивилась Настя. ― Да я в общем-то не нуждаюсь в работе.

Я покамест помалкивал.

― Платят мне очень даже неплохо, вовремя, что самое главное... Работа довольно интересная, и не то, чтобы слишком уж тяжелая... много новых знакомств, ― продолжала Настя.

― Полезных знакомств, не так ли? ― спросил я с понимающей улыбкой.

― Да, можно сказать и так, ― осторожно кивнула Настя. ― Так что...

― У вас скоро не будет этой работы, ― оборвал я ее. ― А именно ― завтра.

Настина рука с бокалом на секунду дрогнула, но девушка тут же овладела собой.

― Вот как? ― приподняла она брови. ― Очень жаль, я уже успела привыкнуть.

― И к своему шефу? Он спит с тобой? ― ровным голосом осведомился я.

― Вам так интересно это знать? ― краешком рта улыбнулась Настя.

― Простое любопытство, ― пояснил я. ― Не хотите ― не отвечайте.

― Да нет, почему же, ― не смущаясь, ответила Настя. ― Это было в самом начале моей работы, ― иначе я бы просто не получила это место. А потом у босса сменился репертуар и я могу спокойно работать.

― Кто? ― коротко спросил я. ― Елена Сапожникова, я не ошибся?

Настя немного помолчала.

― Вы что-то говорили о новой работе, ― произнесла она. ― В чем она будет заключаться?

― Тот же круг обязанностей, только без постели, ― прикинул я. ― Устраивает?

― А зарплата? ― продолжала интересоваться Настя. ― У вас с этим все в порядке?

― У нас с этим все в порядке, ― сухо произнес я. ― Сколько ты получала у Гайде?

― Триста долларов.

― В месяц?

― Ну не в неделю же...

― Если знаешь английский и работаешь с компьютером, умножь на полтора.

― Знаете, мне это подходит! ― весело воскликнула Настя, поднимая рюмку. ― Может быть, закажем шампанского, раз такое дело?

― А вот об этом нужно было подумать заранее, ― всерьез задумался я. ― Могут возникнуть несостыковки. Ну да ладно, попробуем.

― Что, неужели здесь нет шампанского? ― удивилась Настя.

― Конечно, ― недоуменно пожал я плечами. ― Но мы сейчас все устроим.

Я вынул мобильник и, связавшись с «Аквавитой» ― подразделение «Ледокола» по бухалу, запросил, как там у них насчет шампанского.

Удостоверившись, что искомый напиток имеется, я попросил привезти мне две бутылки.

Через пять минут в зале ресторана появился сотрудник базы с двумя огнетушителями.

― Вот, извольте, ― не без гордости сказал я, указывая на установленные перед нами бутылки. ― Самое то, как вы хотели.

― Тут что-то по-французски? ― удивленно сказала Настя, оглядывая этикетку.

― Разумеется, по-французски, ― обескураженно подтвердил я. ― Ведь шампанское выпускается только во Франции. Все остальное вино теперь называется по-другому. Разве вы не знали?

Настя виновато помотала головой и мы быстро осушили одну бутылочку.

― Вы не ответили на мой вопрос, ― напомнил я. ― Раз с работой все решено, то нвы можете говорить совершенно свободно.

― Да, это она, ― вздохнула Настя. ― Я сразу поняла, что между ними что-то намечается еще во время ее первого визита в «Пиковую даму». Знаете, у женщин глаз на такие дела наметан.

― Ваш босс встречался с Еленой прямо в офисе? ― спросил я напрямик.

― Она заходила в «Пиковую даму», ― тщательно подбирая слова, ответила Настя. ― А встречались они, как вы выразились, в другом месте.

― Где?

― За городом, ― тихо ответила Настя. ― Откройте вторую бутылку, пожалуйста.

Я подозвал официанта и дождался, пока он бесшумно откупорит шампанское, нальет немного в наклоненный бокал и даст мне попробовать.

― Да-да, очень хорошо, ― нетерпеливо ответил на его вопросительный взгляд.

― Я знаю, где это место, ― таинственно проговорила Настя.

Она смотрела на меня так вызывающе, что я начал немного скучать.

― Если ты, солнышко, думаешь, что я немедленно потащу тебя к себе в постель, то ты ошибаешься. Если хочется африканской страсти, найдешь себе что-нибудь помоложе и попрытче, ― спокойно сказал я. ― Меня сейчас интересует дело и только дело.

Настя пожала плечами, демонстрируя некоторую разочарованность.

― За информацию я предпочитаю платить наличными, а не своим телом, ― пояснил я. ― А то получается, ты мне все рассказываешь, потому что я с тобой сплю. Это как-то не по-мужски, голубушка.

Я достал из кармана кредитную карточку, оформленную на имя Насти.

― Здесь тебе на первое время. Плюс две тысячи неснимаемого остатка, ― протянул я пластик своей соседке по столику.

Они приняла у меня из рук свою карточку и быстро спрятала ее у сумочку.

― Фотку вклеишь в отделении банка завтра с утра и поставишь свою закорючку в их бумажках, ― пояснил я на всякий случай. ― И давай не терять времени, хорошо? Сейчас должны принести горячее, а после обеды я обычно немного медленнее соображаю.

Настя все рассказала за вторым витаминным салатом, так что полученную информацию я переваривал вместе с горячим блюдом.

Затем мы налегли на фрукты с мороженым и, выйдя из ресторанчика, поехали ко мне.

Теперь, когда Настя ничего не была мне должна и все деловые вопросы были разрешены, ничто не мешало мне перейти к более близким отношениям.

Я не уверен, что она понимала все тонкости жизни делового человека и была готова ринуться в постель еще до посещения ресторана.

Но у меня был свой кодекс чести и я старался его по возможности не нарушать.

...Как и следовало ожидать, в постели Настя не представляла из себя ничего особенного. Но, кажется, мы остались довольны друг другом.

Особенно я.

$ 7

Наутро, проснувшись и быстро запихнув себе в рот подогретые в СВЧ две киевские котлетки, я позвонил господину Коровину.

― Информация получена, Руслан Архипович, ― доложил я веселым голосом.

― Вы хотите сказать, что можете назвать место, где сегодня состоится встреча?

― Угу, ― подтвердил я, наливая себе ананасовый сок из только что разделанного на кухонном комбайне мясистого плода. ― Можем действовать.

― Приятно иметь дело с человеком слова, ― серьезно отозвалась трубка.

― На том стоим, ― без тени скромности ответил я. ― А как же иначе?

И все дальнейшие события этого дня показали, что я оказался гораздо более ответственным человеком, нежели Руслан Архипович.

Я еще раз смог убедиться, что эти господа, научившиеся считать проценты от государственных денег, которые тонкой, но верной струйкой текут в их карманы, не могут не то что выполнить простую задачу, но даже толком и поставить перед собой проблему ее решения.

Могу без хвастовства с полным знанием дела сказать, что ребята из моей службы безопасности разобрались бы в данном конкретном случае куда быстрее, четче и, главное, без излишнего шума.

А эти раздолбаи...

Ладно, что теперь говорить, все равно уже ничего не поправишь!

Короче, дело обстояло следующим образом. Коровин убедился, что мне можно доверять и что со мной можно работать. В знак доверия во время нашей утренней встречи он «познакомил» меня с майором Ворошиловым.

Мы сделали вид, что видим друг друга впервые и долго трясли руки друг другу.

Затем Коровин с Ворошиловым посвятили меня в свой, так сказать, план.

Когда я услышал, что они собираются предпринять, у меня глаза на лоб полезли.

Эти ребята, по-моему, оборзели. Вот что делает власть с человеком!

Судите сами ― вместо того, чтобы действовать плавно, мягко и решительно, Коровин с Ворошиловым рассудили, что тут нужна как минимум крупномасштабная военная операция с привлечением боевых сил.

На полном серьезе они обсуждали, сколько понадобится автоматчиков и подгонять ли бэтээры. А если и подгонять ― то один или два.

В конце концов, остановились на трех.

Я безуспешно пытался вправить им мозги и, тыкая пальцем в карту дачной местности, доказывал, что бронетехника тут просто не развернется.

― Тогда, вертолеты? ― задумчиво спросил Коровин Ворошилова.

― Ну знаете!.. ― возмутился я. ― Это уж слишком. Если вам непременно хочется порезвиться, то играйте в пейнтбол. Могу по знакомству организовать скидку при записи в члены клуба.

Но пейнтбол их не устраивал. Хотелось масштабных действий со стрельбой.

Я прекрасно понимал, что Ворошилов с Коровиным действуют по приказу Мясоедова ― иначе, откуда бы у них появилась возможность задействовать такое количество спецподразделений?

Но я не мог выйти на прямую связь с серым кардиналом губернии, чтобы объяснить ему, как все нужно сделать без лишнего поднятия пыли.

Так или иначе, операция была запланирована на четыре часа дня.

На бумаге все это выглядело довольно гладко и было расписано следующим образом.

В дачный поселок, где расположен объект захвата, бросается взвод автоматчиков.

Их прикрывают три бронетранспортера, которые стоят неподалеку в лесочку и отрезают пути отступления возможного противника.

Отходы к реке отрезаются еще одним взводом, который скрывается в посадках, ведущих к «водному массиву» ― как изысканно выразился майор.

На всю операцию отводится ровно тридцать восемь минут и ни секундой больше.

В концовке Гайденко с его командой арестовывается, а прочие лица препровождаются в особняк на другом конце города для тихих разборок с мужьями захваченных дамочек.

Теперь я расскажу о том, как все происходило на самом деле.

Бронетранспортеры, как я и предупреждал, действительно, не развернулись.

Вернее, развернулся только один, но снес при этом полдачи, которая, как оказалось впоследствии, принадлежала ректору университета.

Остальные две громоздкие махины так и остались тарахтеть аж за двести с лишним метров от положенного им по плану места.

При этом бэтээры распугали всю округу, так что народ двигался в двух направлениях ― одни спешно уезжали домой, другие сбегались смотреть, что же тут происходит. Некоторые щелкали фотоаппаратами.

Как при такой постановке дела эти разработчики плана намеревались сохранить секретность ― остается самой главной загадкой во всей этой истории, которую я разрешить до сих пор не в состоянии.

Взвод, как это не смешно прозвучит, перепутал направление и полчаса плутал по дачным развилкам, пугая отдыхающих огородников топотом сапог и бряцанием автоматов.

«А город подумал ― ученья идут», ― саркастически подумал я, вспомнив строчки старой доброй заунывной советской песни.

Майор Ворошилов, Руслан Архипович Коровин горели желанием не то, чтобы ринуться в бой, но непременно присутствовать при проведении операции.

С ними вызвался идти я, а Коровин прихватил еще и господина Мокрого.

И вот, наш «вольво» пылит по дороге, сворачивает прямиком к даче, которую предстоит осаждать, Коровин уже думает, что все схвачено и слажено.

Но клятвенно обещанного взвода бойцов-автоматчиков нет и в помине.

Представляю, что должны были чувствовать Ворошилов с Коровиным, когда они вышли из автомобиля поразмяться, а к ним направились трое молодчиков с электрошоковыми дубинками наперевес.

― Ну что, доигрались? ― со злобой произнес я в сторону Коровина.

Руслан Архипович был настолько испуган, что потерял дар речи.

Молодчики приближались очень быстро и были настроены весьма агрессивно ― очевидно, Гайденко успел получить по своим каналам информацию о том, что началась осада и был готов на крайние меры.

Мокрый выхватил пистолет и, недолго думая, пальнул наступающим по ногам.

Один с диким криком рухнул на землю, а двое других направились к нам уже бегом.

Мало того ― из-за изгороди в нашу сторону раздалась автоматная очередь и я заметил еще двоих бойцов Гайденко, пристроившихся возле калитки.

Веер пуль полоснул по дверцам автомобиля, оставив на них неглубокие вмятины.

Черт с ней с техникой ― а вот вторая очередь пришлась в непосредственной близсти от нас ― я почувствовал, как моя левая рука стала чуть легче и понял, что часикам моим пришел конец.

Что касается Мокрого, то ему повезло куда меньше ― его задели.

И, как мне сначала показалось, он был ранен очень серьезно.

По голове господина Мокрого весело струилась кровь, заливая белый воротник его рубашки. Но он продолжал стоять на ногах.

Мокрый тотчас же, присев, аккуратно снял двумя выстрелами обоих автоматчиков, которые не оценили серьезность положения и пренебрегли маскировкой.

Один был положен на месте, а второму пуля раздробила руку и он с бешеным воплем раненого зверя бежал в нашу сторону.

Рядом со мной послышался жалобный стон, как будто ребенок увидел по телевизору огромную анаконду, которая преследует его в кошмарных снах.

Я обернулся, и увидел, что Коровин почти оседал на землю, держась за сердце.

Лицо его было землистого цвета и дышал он, как вытащенная на поверхность рыба, широко раскрывая рот и беспомощно выпучив глаза.

Ворошилов же успел сориентироваться чуть быстрее и крикнул, чтобы мы прыгали в автомобиль ― он хотя бы догадался взять машину с пуленепробиваемыми стеклами.

Как-никак, он был военным, и решил честно обеспечить прикрытие.

Майор выхватил пистолет и выпустил из него пару зарядов куда-то в синее небо. Но внутрь салона он залез, только после того, как убедился, что мы с Коровиным находимся в безопасности.

― А как же Мокрый? ― осведомился я у Руслана Архиповича, бухаясь на заднее сиденье. ― Ведь ваш человек остался снаружи!

― Ничего, ― задыхаясь, произнес Коровин. ― Это его работа, в конце концов.

Я приник к стеклу.

Сквозь затемненную его поверхность, как на киноленте, снятой в коричневых тонах, я имел возможность наблюдать, в чем заключалась работа Мокрого.

Не знаю, сколько платил ему Коровин, но Мокрый отрабатывал ставку на совесть.

Этот малюсенький человечишко подождал, пока парни с дубинками приблизятся на достаточно близкое расстояние и хладнокровно расстрелял их в упор, не забыв направить один выстрел в сторону раненого обладателя дубинки ― пуля пришлась ему между глаз.

Затем он достал откуда-то из рукава запасную обойму и одним быстрым движением вложил ее в рукоять своего пистолета.

Но оставался еще один кадр ― парень с простреленной рукой, который замер на полпути, в ужасе глядя на трупы своих коллег.

Этот боец, слегка выведенный из строя, на мгновение замешкался, намереваясь, очевидно, дать обратный ход, но эта заминка решила его судьбу.

Господин Мокрый показал себя в данной ситуации не только отличным стрелком. Он оказался еще и на редкость экономным человеком.

Мокрый решил, что не стоит тратить пулю на безоружного бойца и, подскочив к нему одним прыжком, словно гигантский кузнечик, обхватил его рукой сзади за шею и уперся коленом в спину.

Раздался жуткий хруст позвоночника и автоматчик рухнул на землю, сломавшись пополам.

Отряхнув испачканные руки, Мокрый вприпрыжку направился к машине и, забравшись на место водителя, между делом поинтересовался:

― С вами все в порядке?

Никто ему не ответил.

Коровин лишь одобрительно покачал головой и подал Мокрому аптечку с заднего сиденья, чтобы тот остановил хлещущую кровь ― оказалось, что выстрел из-за ограды лишил его мочки уха.

Между тем, долгожданный взвод уже показался на горизонте, разобравшись, наконец, в сложной топографии дачного участка.

Теперь нам оставалось лишь ожидать, пока ребята окончательно разберутся с вооруженными людьми, засевшими в особняке.

Я видел, как солдаты в пятнистой униформе, тяжело топая подкованными сапогами, петляя бегут к калитке, постреливая на ходу.

Другие залегли полукругом, держа под прицелом калитку и соседние участки.

Дальние выстрелы, доносившиеся откуда-то из глубины леска, свидетельствововали о том, что осажденные, действительно, пытались уйти к реке, но их остановила засада, поджидавшая их в лесочке.

Когда выстрели почти стихли, Ворошилов с Мокрым направились на разведку, и мы с Коровиным остались вдвоем в автомобиле.

$ 8

Я понял, что настало время для серьезного разговора и повернулся к Коровину.

$ 9

― Руслан Архипович, ― серьезно сказал я. ― Открылись новые обстоятельства. Я думаю, что все гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд.

Вынув из кармана фото, добытое Соломатиным, которое я не стал во время нашей прошлой встречи передавать Коровину, ― то самое, где была запечатлена Елена и Гайденко, я протянул его Руслану Архиповичу.

Тот очень осторожно принял у меня из рук фотографию, очень долго ее рассматривал и, наконец, засунул ее к себе в плащ.

― Но фамилии Максима не было в списке, ― злобно произнес он, глядя на меня исподлобья. ― Что все это значит, господин Паратов?

― Это значит, что Елена была правой рукой Гайденко, ― ответил я. ― Именно поэтому ее и нет среди тех фамилий, которые мы вчера изучали. Ее присутствие как бы само собой разумелось.

Коровин скривился.

― Да нет, вы привираете. Ну была Елена пару раз в «Пиковой даме», засекли ее визиты. Но ведь не более того! Мало ли куда ходит баба!

Я покачал головой.

― Нет, Руслан Архипович, я прав, как вам ни тяжело будет это признать. Елена уже довольно длительно время является любовницей Гайденко, и у меня есть тому доказательства. Думаю, что именно она организовала этот клуб из жен чиновников. Ведь Сапожниковы жили достаточно широко и круг их знакомств был весьма обширен.

― Но зачем, зачем?!

― Думаю, что все очень просто. Жены занятых деловых людей испытывают недостаток в эмоциональной подпитке, как вам, наверняка, известно. Если у мужей хватает проблем на работе, то у их жен проблем, как раз наоборот ― не хватает. Вот они себе их и создают.

― Какая дура! ― схватился за голову Руслан Архипович. ― Мало я ее драл в детстве!

― И это еще не все, ― печально продолжал я. ― У меня создалось впечатление, что через Елену шла утечка информации из вашего ведомства.

Коровин в ужасе обернулся ко мне.

Его зрачки медленно расширялись, как будто Руслан Архипович только что вкатил себе хорошую дозу стимулятора и даже допустил передозировку.

― Я думаю, вам не надо объяснять, что это значит, ― проговорил я.

Потрясенный Коровин молчал.

― Я думаю, что вы прекрасно понимаете, сколько может стоит такая информация для заинтересованных лиц, ― продолжал я. ― Ваше ведомство, скажем, намеревается наехать на то или иное предприятие ― получается, что можно предупредить того, кого надо. Вы с них, само собой, что-то поимеете, но могли бы в десять раз больше. А процент идет человеку, который предупредил.

― Точно, ― медленно произнес Коровин. ― С угледобывающей такое было. Мы точно знали, что у них складированы вредные отходы. А когда приехали ― хоть шаром покати, комар носа не подточит.

― Думаю, что вы могли посвящать Елену и в более серьезные проблемы, ― предположил я. ― Всего один разговор, при котором я присутствовал, заставил меня насторожиться. Помните, тогда, за ужином?

Коровин кивнул.

― Елена очень хорошо играла роль вежливой дочери, которой приходится выслушивать длинные монологи отца о его проблемах на работе. Вы, наверняка, жаловались на определенные трудности, рассказывали, что собираетесь предпринять ― и по личным каналам, и как руководитель подразделения. Маска отсутствия интереса ― лучший способ вызвать человека на откровенность.

― Дрянь, ― шепотом произнес Коровин. ― Каждый раз, когда мы встречались, было именно так. «Папочка, расскажи, что у тебя на работе». «Папочка, как идут дела?», «Папочка, ты решил, как разобраться со своими недругами?» ― и все в таком духе.

― Так что вы, Руслан Архипович, все же поторопились с военной операцией, ― констатировал я. ― Но теперь уже поздно что-либо менять. Я бы посоветовал вам быстренько организовать прессу насчет ликвидации крупной преступной группировки, а сведения насчет дамского клуба положить поглубже под сукно. Дело-то семейное, в конце концов, не так ли, господин Коровин?

― А вы? ― повернулся он ко мне. ― Вы будете молчать? Может быть, как-то договоримся?

― Очень может быть, ― улыбнулся я. ― Вы ведь знаете, у меня есть прямые выходы на центральную прессу ― практически на любую. А информацию такого рода примут с радостью как бульварные издания, так и серьезные газеты. Сколько будет отставок, Руслан Архипович? Посчитайте на досуге, да начните с себя.

― Чего вы хотите? ― перешел к делу Коровин. ― Только не говорите мне про нефть, покамест я не в силах вам помочь в этом вопросе. Я сегодня говорил наверху о конкурсе, так вот, завтра должна быть утверждена повестка дня заседания думы.

― А само заседание? ― поинтересовался я мимоходом. ― Дата известна?

― Послезавтра, ― ответил Руслан Архипович. ― И если завтра утвердят повестку, провалить проект будет в сто раз труднее. Проще избежать самой его постановки на обсуждение. Но это решается завтра с утра.

― Хорошо, ― произнес я. ― Подумаем на досуге. А пока, господин Коровин, не проинспектировать ли нам с вами особнячок? Разве вам не интересно, что представлял из себя этот самый загадочный женский клуб? Пойдемте, там, кажется, уже не стреляют.

Оплата по факту

Мы выбрались из машины и медленно направились к утопающему в зелени особняку.

Я остановился возле тела подстреленного Мокрым бойца и всмотрелся в его лицо.

― А ведь это человек Марата, ― повернулся я к Коровину. ― Теперь все упрощается, не так ли? Если за Гайденко стоит Марат ― московские связи я пока по понятным причинам не беру в расчет, ― то есть вкусная возможность набрать дополнительные очки.

― Пожалуй, да, ― произнес Коровин. ― Мы устраняем фактор нестабильности в лице Марата и все какое-то время идет по-прежнему.

― Вот именно, ― кивнул я.

Мы прошли в холл, где солдаты держали под прицелом разоруженных людей.

― И вот этот, и этот тоже, ― говорил я Коровину, ― кивая на хмурых парней в хаки. ― Можно сказать, все подразделение в сборе.

Но меня гораздо больше интересовали гости особняка, нежели охрана.

Нас с Коровиным подвели к комнате и позволили заглянуть в замочную скважину.

― Ого! ― пробормотал я, изучая физиономии испуганных дамочек. ― Да тут весь список. А-а, вот и новая клиентка. Посмотрите-ка, Руслан Архипович.

И я пропустил Коровина, быстро нагнувшегося к двери. Когда он выпрямился, на его лице, извините за каламбур, не было лица ― маска испуганного удивления.

― Господи, да это же жена самого... ― и тут он прикусил себе язык, не желая всуе поминать фамилию губернатора области.

― Да-да, Руслан Архипович, ― с улыбкой подтвердил я. ― Именно жена и именно самого. Обратите также внимание на одежду этих молодушек. Вернее, на ее отсутствие. Кстати, вы выяснили, что тут происходило?

Коровин подозвал Ворошилова и, склонив к его губам ухо с серьезным видом слушал его несколько минут. Потом он вернулся ко мне и прошептал:

― Что-что... разврат, понятное дело. Выписывали гимнастов да штангистов. Мужей им, понимаешь ли, мало. А кому расхлебывать? Мужьям, понятное, дело...

― Вы поговорите с губернатором насчет повестки дня или мне самому на прием записаться? ― в лоб спросил я.

― Сам поговорю, ― серьезно кивнул Коровин. ― Считайте, что дело почти решенное.

На другой день я развернул газету и прочел информацию о том, что завтра состоится заседание областной думы. В повестку дня было внесено два вопроса: подготовка в жилищно-коммунальной реформе и состояние ветлечебниц.

― Прекрасно, ― проговорил я, набирая номер телефона Максима Сапожникова. ― Просто замечательно. ...Алло, Максим? Слушай, тут все разрулилось. Я думаю, что вы с Еленой как-то мирно разъедетесь, и ты сможешь крутить свое дело дальше самостоятельно, без оглядки на тестя. Да-да, я ним переговорил. Очень деловой человек, честно слово. С тебя причитается, говоришь? Ну давай встретимся, поужинаем. Только не в «Лайнере», хорошо?

Оглавление

Предоплата

$ 1

$ 2

$ 3

$ 4

$ 4

$ 5

$ 6

$ 7

$ 8

$ 9

Оплата по факту

Реклама на сайте