«Троянская одиссея»

Клайв Касслер Троянская одиссея

Памяти моей любимой жены Барбары, которая теперь пребывает с ангелами

Пролог Ночь позора

Крепость у моря на холме

Около 1190 г. до н.э.

Ловушка была поставлена с предельной простотой и глубоким пониманием природы человеческого любопытства. И сработала она безукоризненно. На плоской платформе на четырех деревянных ногах возвышалось безобразное чудище двадцати футов высотой. Наверху устроено было что-то вроде треугольного шалаша с открытыми торцами. Впереди на острой крыше этого сооружения виден был округлый выступ с двумя узкими щелями вместо глаз. Стены шалаша были покрыты воловьими шкурами. Платформа, служившая опорой для ног, просто лежала на земле. Эта штука не походила ни на одну из вещей, которые когда-либо приходилось видеть жителям крепости Илион[1].

Кое-кто из тех, кто обладал живым воображением, увидел в ней некоторое отдаленное сходство с конем на негнущихся ногах.

Дарданы проснулись утром, готовые к битве, как все последние десять недель[2]. Они ожидали увидеть вокруг крепости лагерь ахейцев, но равнина была пуста. Только дым плотной пеленой поднимался над углями догоревших костров вражеского лагеря. Ахейцы исчезли вместе со своими кораблями. Глубокой ночью погрузили они на корабли припасы, коней, оружие и колесницы и отплыли, оставив на берегу загадочного деревянного монстра. Разведчики дарданов вернулись и сообщили, что лагерь ахейцев совершенно пуст.

Без ума от радости, что осаде Илиона пришел конец, народ распахнул главные ворота цитадели и высыпал на открытую равнину, где две армии столкнулись и пролили много крови по крайней мере в сотне сражений. Поначалу все были в недоумении. Кое-кто чуял ловушку и выступал за то, чтобы сжечь деревянное чудище. Но вскоре выяснилось, что это просто безобидный шалаш на четырех ногах, грубо вытесанных из дерева. Кто-то взобрался по одной из деревянных опор, проник в шалаш и обнаружил, что он пуст.

– Если ахейцы не в состоянии сделать ничего более похожего на коня, чем эта штука, – прокричал этот смельчак сверху, – то неудивительно, что мы победили.

Снизу ему ответили громким хохотом. Затем толпа повернулась и с ликованием приветствовала царя. Приам, царь Илиона, выехал из городских ворот на колеснице. Он ступил на землю и помахал рукой в ответ на приветственные крики народа. Затем обошел вокруг странного сооружения, пытаясь понять, что это такое.

Удостоверившись, что сооружение не представляет никакой угрозы, он объявил его военной добычей и приказал подтащить на катках к воротам города. Там этот монстр будет служить памятником славной победы над ахейцами.

Ликование ненадолго прервалось, когда два солдата провели сквозь толпу пленника-ахейца, которого товарищи не взяли с собой. Пленника звали Синон, и был он родичем могучего Одиссея[3], царя Итаки и одного из предводителей огромной армии, осадившей Илион. При виде Приама Синон простерся перед ним ниц и молил старого царя оставить ему жизнь.

– Почему ахейцы не взяли тебя с собой? – грозно спросил царь.

– Мой родич поверил наветам моих врагов и изгнал меня из лагеря. Если бы я не спрятался в рощице, когда они отплывали, меня наверняка привязали бы и волокли за кораблем, пока я не утонул или не был съеден рыбами.

Приам внимательно посмотрел на Синона.

– Почему ахейцы так неожиданно сняли осаду? Какую цель они преследуют?

– Они не смогли захватить твою крепость, к тому же в битве пат могучий герой Ахилл. Ахейцы решили, что лишились милости богов. Они выстроили это сооружение, чтобы принести жертву богам, прося о безопасном путешествии домой через море.

– Но почему оно такое огромное?

– Чтобы вы не смогли втащить его как военный трофей в город, где оно напоминало бы о величайшей неудаче ахейцев.

– Да, я понимаю их намерения, – улыбнулся мудрый старый Приам. – Но они не догадались, что чудище может служить тем же целям и вне городских стен.

Сотня людей бросилась рубить и обтесывать бревна для катков. Еще сотня набрала нужное количество канатов, выстроилась в две линии и потащила трофей через равнину, отделявшую город от моря. Значительную часть дня люди потели и падали от изнеможения, сменяя друг друга, но все же втащили неуклюжее чудище вверх по склону к самой цитадели. Ближе к вечеру громадное сооружение уже стояло перед главными городскими воротами. Масса народа вышла на равнину и в первый раз за два с лишним месяца свободно, не страшась врага, гуляла вне стен города. Перед воротами собралась большая толпа. Люди стояли и с трепетом смотрели на то, что уже успели назвать Дарданским конем.

Женщины и девушки вышли из города, набрали цветов и сплели из них гирлянды, чтобы украсить нелепое деревянное чудище. Они радовались и ликовали, что закончилась, как казалось, бесконечная череда битв.

– Мы завоевали мир и победу! – восторженно кричали они.

И только дочь Приама Кассандра, которую считали безумной из-за ее страшных предсказаний и предвидения грядущих событий, воскликнула:

– Неужели вы не видите? Это же обман!

И бородатый жрец Лаокоон поддержал ее:

– Вы обманываете себя! Нельзя доверять ахейцам, приносящим дары!

Лаокоон подался назад и мощным броском послал свое копье в брюхо коня. Копье вонзилось в дерево на всю длину наконечника и задрожало. Толпа захохотала над столь глупым проявлением недоверия.

– Кассандра и Лаокоон безумны! Это чудище не опасно. Это всего лишь скрепленные вместе доски и бревна.

– Идиоты! – не сдавалась Кассандра. – Только глупец может поверить Синону-ахейцу.

Кто-то из воинов посмотрел ей прямо в глаза:

– Он говорит, что, поскольку чудище принадлежит теперь Илиону, никто и никогда не сможет захватить наш город.

– Он лжет.

Воин повернулся к жрецу:

– Неужели ты не в состоянии принять благословение богов?

– Нет, если оно исходит от ахейцев, – твердо сказал Лаокоон. Он протолкался через толпу и зашагал в город.

Счастливая толпа ничего не желала слушать. Враг убрался прочь. Война закончилась. Наступило время праздника.

Два одиноких скептика были быстро забыты. Не прошло и часа, как любопытство горожан улеглось и все занялись приготовлениями к пиру. Они рассчитывали как следует отпраздновать свой триумф над врагами-ахейцами. Повсюду в городе звучали флейты и трубы. На каждой улице пели и плясали. Вино лилось рекой. Люди звонко смеялись, поднимая и осушая кубки.

Жрецы в храмах курили фимиам, пели и приносили жертвы богам в благодарность за окончание ужасной войны, в результате которой так много доблестных воинов Илиона переселилось в царство мертвых.

Радостные горожане пили за всех, кто участвовал в битвах: за своего царя и героев, за ветеранов и раненых, – пили в память о погибших.

– Гектор, о Гектор, наш могучий защитник! Если бы ты дожил до этого момента и мог насладиться нашей славой!..

– Напрасно дураки-ахейцы атаковали наш великолепный город! – вопила какая-то женщина, крутясь в бешеной пляске.

– Они разбежались, как испуганные ребятишки! – кричала другая.

Так они болтали и хвастали, и вино горячим потоком растеклось по их жилам. Радовались все: царская семья во дворце, богачи в больших домах, выстроенных на террасах холма, бедняки в простых хижинах, притулившихся изнутри к стенам города для зашиты от дождя и ветра. Праздновал весь Илион. Были выпиты и съедены все остатки драгоценных припасов, которые приберегли на случай продолжения осады. Люди веселились так, будто время остановилось. К полуночи пьяная оргия утихла, и подданные старого царя Приама заснули глубоким сном. Впервые с начала осады города ненавистными ахейцами они чувствовали себя в безопасности.

Многие хотели в знак победы оставить городские ворота открытыми, но осторожность взяла верх. Ворота закрыли и заложили засовами.

* * *

Десять недель назад они налетели с севера и с востока. Они пересекли зелено-синее море на сотнях кораблей и высадились в бухте, неподалеку от Илиона, окруженного огромной равниной. Увидев, что значительная часть равнины заболочена, ахейцы устроили лагерь на мысе и разгрузили там свои корабли.

Смоленые днища кораблей ниже ватерлинии были черными, но надводная часть была расцвечена мириадами оттенков. Каждый из царей предпочитал свой цвет. Гребцы двигали корабли с помощью длинных весел, а управляли ими большим веслом, укрепленным на корме. Нос и корма были практически одинаковыми, так что корабль мог идти в любую сторону, а большой квадратный парус поднимали только при попутном ветре. На носу и корме были устроены приподнятые платформы, а на форштевне обычно красовалось резное изображение птицы – чаше всего ястреба или сокола. На одном корабле могло быть и сто двадцать, и двадцать воинов – смотря по тому, перевозил ли он припасы или людей. Экипаж большинства кораблей состоял из пятидесяти двух человек, включая командира и штурмана.

Предводители небольших царств нередко объединялись в свободный союз с целью захвата и грабежа прибрежных городов по всему побережью. Примерно так же в VII – XII веках н.э. действовали викинги.

Воины собирались из Аргоса, Пилоса, Аркадии, с Итаки и еще из дюжины других регионов. Современникам эти люди казались высокими и мощными, но на самом деле мало кто из них был выше пяти футов четырех дюймов. В бою они сражались яростно. Их защищали кирасы – пластины из кованой бронзы, которые прикрывали переднюю часть тела и закреплялись при помощи кожаных ремней. Бронзовые шлемы – иногда рогатые, иногда с острым навершием, чаще всего с рельефным изображением личного герба владельца – плотно охватывали их головы. Они носили поножи и наручи – доспехи, прикрывавшие нижние части ног и рук.

Эти люди мастерски владели копьем – своим любимым оружием. Своими короткими мечами они пользовались только тогда, когда копье было потеряно или разбито в бою. Воины бронзового века редко пользовались луком и стрелами, считая их оружием труса. Они прикрывались громадными щитами, состоящими из шести или даже восьми слоев воловьей шкуры, пришитых кожаными ремнями к плетеной раме, которую по углам еще оковывали бронзой. Щиты чаще всего были круглыми, но встречались и щиты в форме восьмерки.

Как ни странно, ахейцы, в отличие от воинов других царств и культур, не использовали кавалерию. Не пользовались они в бою и колесницами, которые в основном перевозили грузы и людей к месту сражения и обратно. Ахейцы, так же как дарданы Илиона, предпочитали сражаться пешими. Но эта война велась не ради завоевания земель и установления своего правления. Она велась не ради золота. Целью этого вторжения был металл[4], ценившийся почти столь же высоко, как золото.

Прежде чем высадиться под Илионом, ахейцы разграбили дюжину крупных и мелких прибрежных городов, захватили огромные сокровища и множество рабов, в основном женщин и детей. Но они не могли даже вообразить, какие несметные богатства находятся под охраной мощных стен Илиона и его решительных защитников.

Воины с немалой опаской смотрели на город, будто выросший на краю скалистого выступа, на его массивные каменные стены и прочные башни, на высокий царский дворец в центре. Теперь, когда цель набега была достигнута, стало очевидно, что этот город, в отличие от всех разграбленных прежде, не сдастся без долгой и трудной осады.

Это стало окончательно ясно, когда дарданы предприняли вылазку и атаковали ахейцев при высадке на берег. Им почти удалось сбросить в море авангард ахейского войска, пока остальные суда не подошли и не высадили воинов. После этого дарданы, чтобы не вступать в бой с превосходящими силами противника, спокойно отступили под защиту городских стен. Первая схватка осталась за ними.

Следующие несколько недель в разных концах равнины то и дело вспыхивали схватки. Дарданы стойко сопротивлялись. По мере того как с обеих сторон сражались и гибли великие герои, тела одних аккуратно складывали, других выбрасывали из лагеря ахейцев под стены Илиона. В конце дня обе стороны раскладывали громадные погребальные костры, на которых сжигали павших. Позже на месте погребальных костров насыпали памятные курганы. Тысячи воинов погибли, а бесконечные сражения все не утихали.

Пал храбрый Гектор, сын царя Приама и величайший воин Илиона, пал и его брат Парис. Среди погибших ахейцев значились могучий Ахилл и его друг Патрокл. После гибели величайшего героя предводители ахейцев, цари Агамемнон и Менелай, готовы были бросить осаду и отплыть домой. Стены цитадели оказались слишком грозными, проникнуть в город не удавалось. Припасы закончились, и ахейцам приходилось грабить окрестности. Вскоре ничего из съестного вокруг не осталось. Дарданов же снабжали союзники-соседи, находившиеся за пределами царства.

Подавленные неизбежным поражением, ахейцы уже готовились бросить лагерь и отплыть домой. И в этот момент хитроумный Одиссей, царь Итаки, предложил план последней попытки.

* * *

Пока Илион праздновал, ахейский флот под прикрытием темноты вновь подошел к берегу. Ахейцы гребли изо всех сил, спеша к городу от соседнего острова Тенедос, на котором укрывались весь день. Корабли шли на свет сигнального костра, разожженного коварным Синоном. Добравшись до берега, ахейцы направились через равнину к стенам города. Они несли с собой громадное бревно на петлях из плетеных веревок.

Стояла очень темная, безлунная ночь. Ахейцы смогли незамеченными подойти к воротам на сотню ярдов. Разведчики под началом Одиссея проползли мимо громадного, похожего на коня сооружения к самым воротам.

Наверху, в караульной башне, Синон убил двух задремавших стражников. Он не собирался сам открывать ворота: требовалось по крайней мере восемь сильных мужчин, чтобы поднять огромный деревянный брус, замыкавший тридцатифутовые створки. Вместо этого он негромко крикнул Одиссею:

– Стражники мертвы. Все в городе пьяны или спят. Самое время ломать ворота.

Одиссей быстро отдал приказ. Воины, несшие громадное бревно, приподняли его передний конец и положили на небольшую наклонную площадку, ведущую во внутреннюю часть коня. Пока одни воины толкали бревно снизу, другие забрались наверх и втащили бревно под остроконечную крышу. Затем подняли на веревочных петлях, пока оно не оказалось подвешенным в воздухе. О чем не смогли догадаться дарданы, так это о том, что конь, придуманный Одиссеем, был вовсе не конем, а тараном.

Воины внутри тарана оттянули бревно назад, насколько смогли, и резко толкнули вперед.

Конец бревна, окованный прочной бронзой, ударил по деревянной створке ворот с глухим стуком. Ворота в четыре фута толщиной вздрогнули в петлях, но не открылись. Ахейцы снова и снова били в них тараном. С каждым ударом от ворот летели щепки, но прочное дерево не поддавалось. Ахейцы опасались, что кто-нибудь из дарданов услышит грохот, выглянет за стену, увидит перед воротами вражеское войско и разбудит отсыпающихся после преждевременного праздника воинов. Вверху на стене Синон тоже держался настороже и следил, не встревожил ли грохот тарана кого-то из горожан. Но те, кто еще не спал, похоже, приняли его за отдаленный гром.

Ахейцам начало уже казаться, что их усилия ни к чему не приведут, как вдруг створка ворот, не выдержав, соскочила с одной из петель. Одиссей вместе со своими разведчиками присоединился к воинам внутри тарана для последнего могучего усилия. Он обхватил бревно руками и присоединил к его движению силу своих мускулов. Воины вложили в удар окованного бронзой бревна всю свою силу.

Поначалу казалось, что ничего не происходит. Но затем у ахейцев перехватило дыхание: створка ворот осела на оставшейся петле, а через несколько мгновений с печальным стоном завалилась внутрь цитадели и, тяжело громыхнув, упала на вымощенный камнем двор.

Как изголодавшиеся волки, с сумасшедшим воем ворвались ахейские воины в Илион, непреодолимым потоком затопили улицы города. Разочарование, накопившееся за десять недель бесконечных битв, единственным результатом которых была гибель товарищей, вырвалось наружу свирепой жаждой крови. Никто не мог считать себя в безопасности от ударов их мечей и копий. Ахейцы врывались в дома, разя налево и направо. Они убивали мужчин, забирали ценности, уводили женщин и детей, а затем жгли все, что осталось.

Прекрасная Кассандра вбежала в храм, считая, что там, под защитой храмовых стражей, она будет в безопасности. Но воин Аякс считал иначе. Он накинулся на Кассандру прямо под статуей богини. Позже в приступе раскаяния он бросился на собственный меч и погиб.

Воины Илиона в ту ночь не могли сравниться со своими врагами. Спотыкаясь, еще не придя в себя, поднимались они со своих постелей и оказывали лишь слабое сопротивление. Их убивали на месте. Никто не мог противостоять яростному напору ахейцев. Ничто не могло сдержать волну разрушения. Улицы стали красными от потоков крови. Окруженные дарданы сражались, падали и испускали дух, накрытые темным пологом смерти. Мало кому посчастливилось умереть, не увидев, как пылают их дома и уводят в полон их близких, не услышав криков своих женщин и плача детей, сопровождаемого воем тысяч городских собак.

Царь Приам, его служители и стража были безжалостно перебиты. Его жену Гекубу ждала участь рабыни. Царский дворец был разграблен. Сокровища, золото с колонн и потолков, красивые занавеси и золоченую мебель – все вынесли ахейцы, прежде чем предать великолепный прежде дворец огню.

Каждый ахейский меч, каждое ахейское копье в этот день напились крови. Ахейцы вели себя как стая волков в овечьем загоне. Они не щадили даже стариков и старух, слишком испуганных или слабых, чтобы убежать. Воины убивали их, как кроликов.

Один за другим герои-дарданы падали убитыми, и наконец не осталось никого, кто мог бы поднять копье против ахейцев, опьяненных кровью. В горящих домах города остались только тела тех, кто пал, пытаясь с оружием в руках защитить свои пожитки и близких.

Союзники дарданов – фракийцы, ликийцы, киконийцы и мизинцы – сражались храбро, но были быстро опрокинуты ахейцами. Амазонки – храбрые девы-воительницы, сражавшиеся вместе с войском Илиона, – ответили ударом на удар и унесли с собой в царство теней немало ненавистных захватчиков, но и их в конце концов перебили.

В городе уже горел каждый дом, каждая хижина, а ахейцы все никак не могли успокоиться. Они грабили и убивали, будто лишившись разума. Казалось, жуткое зрелище никогда не прекратится.

Наконец ахейцы, утомившись от этой кровавой оргии, начали покидать пылающий город. Они несли на плечах трофеи и гнали к своим судам живую добычу – рабов. Женщины, лишившиеся разума от скорби по убитым мужьям, жалобно выли и вели за собой своих детей к кораблям победителей. Они знали, что впереди их ждет ужасное будущее – рабство в чужеземных странах. Так было принято в то жестокое время, и, хоть такие обычаи и отвратительны, со временем женщины смирятся со своей судьбой. Некоторые из них позже станут женами своих поработителей, будут рожать им детей, их жизнь будет долгой и плодотворной. Другие умрут рано, не выдержав издевательств и оскорблений. О судьбе их детей никаких сведений не сохранится.

Войско ахейцев ушло, но в городе продолжали умирать люди. Многие из тех, кто сумел избегнуть меча, гибли теперь в пламени горящих домов. Рушились пылающие потолочные балки, погребая под собой зазевавшихся. Пламя огромного пожара стояло над людским горем и суетой, бросая вверх высокие крутящиеся столбы искр. Низкие облака, плывущие с моря, казались красно-оранжевыми. Подобные зверства в истории человечества повторялись не однажды.

Несколько сотен человек все же избежали смерти. Они укрылись в близлежащих лесах и дождались там ухода ахейского флота. Когда же флот скрылся за горизонтом – там, откуда и появился, – уцелевшие жители Илиона медленно вернулись в свой когда-то великий город-крепость. Они нашли там только массивные стены и груду дымящихся развалин, испускающих тошнотворную вонь горящей плоти.

Они не захотели заново отстраивать свои дома, вместо этого они переселились в другое место и там воздвигли новый город. Прошли годы. Морской бриз разнес угли и пепел сгоревшего города по равнине, а вымощенные камнем улицы и стены постепенно занесло песком.

Со временем город поднялся вновь, но так никогда и не достиг своей былой славы. В конце концов, в результате землетрясений, засух и эпидемий он окончательно пришел в запустение. Так, брошенный и забытый, он лежал две тысячи лет. Но слава его вновь воссияла ярче прежнего, когда семьсот лет спустя некий автор по имени Гомер[5] живо описал события, получившие название Троянской войны, и странствия греческого героя Одиссея.

Хитроумный и проницательный Одиссей, не чуждавшийся, как все его современники, убийства и жестокости, все же не был таким варваром, как его братья по оружию, – по крайней мере тогда, когда речь шла о порабощении плененных женщин. Он не мешал своим людям творить зло, но сам брал только богатства, захваченные у ненавистных врагов, сгубивших так много его людей. Одиссей единственный из ахейцев не увез с собой представительницы прекрасного пола в качестве наложницы. Он скучал по своей жене Пенелопе и по сыну, которых не видел очень давно. Мало того, он хотел как можно быстрее вернуться в свое царство на острове Итака.

Принеся жертвы богам, Одиссей покинул сгоревший город и отплыл в море, где попутные ветры понесли его маленькую флотилию на юго-запад, к дому.

* * *

Через несколько месяцев, после ужасного шторма, Одиссей, скорее мертвый, чем живой, с трудом преодолел полосу прибоя и выбрался на берег острова феаков. В изнеможении упал он на груду листьев у края воды и заснул. Там его и нашла принцесса Навсикая, дочь царя феаков Алкиноя. Нашла и встряхнула за плечо, чтобы понять, жив он еще или умер.

Он проснулся и не мог отвести от нее глаз, пораженный ее красотою.

– Только однажды на Делосе видел я столь прекрасное создание, как ты.

Изумленная Навсикая отвела потерпевшего кораблекрушение во дворец отца. Там Одиссей рассказал, что является царем Итаки, и был принят с подобающим уважением. Царь Алкиной и жена его, царица Арета, любезно предложили Одиссею корабль, чтобы тот мог добраться домой, но с одним условием: Одиссей должен был развлечь царя и его двор рассказом о великой войне и своих приключениях после отплытия из Илиона. В честь Одиссея устроен был великолепный пир, и он с готовностью согласился поведать историю своих деяний.

* * *

– Вскоре после того, как покинули мы Илион, – начат он свой рассказ, – подул встречный ветер, и мой флот отнесло далеко в море. После десяти дней борьбы с огромными волнами мы наконец добрались до берега незнакомой земли. Там моих людей и меня с большой теплотой и дружелюбием приняли местные жители, которых мы назвали лотофагами[6] из-за того, что они питались плодами какого-то неизвестного водного растения, называемого лотосом, и поэтому постоянно находились в состоянии эйфории. Некоторые из моих людей тоже вкусили плодов лотоса и вскоре впали в летаргию и лишились всякого желания вернуться домой. Поняв, что дорога домой может закончиться здесь и сейчас, я приказал силой втащить своих людей на корабли. Мы быстро подняли паруса и отплыли.

Считая ошибочно, что нас забросило далеко на восток, я поплыл на запад, ведя корабль ночью по звездам, а с восхода до заката по солнцу. Флот мой подошел к островам, которые заросли густым лесом и где постоянно шел теплый дождь. Острова были населены народом, который называл себя циклопами. Эти ленивые невежи разводили огромные стада овец и коз.

Я с отрядом моих людей отправился на поиски съестных припасов. У склона горы мы наткнулись на пещеру, служившую одному из циклопов овчарней. Поперек входа было устроено заграждение, чтобы животные не разбежались. Обрадовавшись такому подарку богов, мы принялись связывать овец и коз вместе, чтобы довести их таким образом до наших кораблей. Внезапно мы услышали шаги, и вскоре в пещере показался человек, огромный, как гора. Он вошел и, прежде чем заняться стадом, подкатил ко входу большой валун. Мы спрятались в темном углу пещеры и затаили дыхание.

Через некоторое время он раздул тлеющие угли очага, разжег огонь и увидел нас, затаившихся в дальнем углу. В жизни не случилось мне видеть лицо более безобразное, чем у циклопа. У него был всего один глаз, темный, как ночь. «Кто вы? – потребовал он ответа. – Почему вторглись вы в мой дом?»

«Мы не замышляем зла, – ответил я. – Мы сошли на берег со своих кораблей, чтобы наполнить бочонки водой».

«Вы явились красть моих овец, – загремел великан. – Я позову своих друзей и соседей. Скоро нас соберутся сотни, мы изжарим и съедим вас всех».

Мы, ахейские воины, только что победили в долгой и тяжелой войне, но мы знали, что вскоре врагов соберется гораздо больше, чем нас. Я нашел длинное тонкое бревно, которым запирался овечий загон, и заострил его конец при помощи своего меча. Затем я поднял козий мех, полный вина, и сказал ему: «Взгляни сюда, циклоп, прими наше вино и оставь нас в живых».

«Как тебя зовут?» – проревел он.

«Мать и отец называли меня Никто».

«Что за глупое имя!» Не произнеся больше ни слова, безобразный великан выпил целый мех вина, быстро опьянел и заснул крепким сном.

Я быстро схватил длинное бревно, бросился к спящему циклопу и вонзил заостренный конец в единственный глаз великана.

Завопив от боли, он вылез из пещеры наружу, выдернул бревно из глаза и принялся звать на помощь. Соседи-циклопы услыхали его и пришли выяснить, в чем дело. Они спросили нашего циклопа: «На тебя кто-то напал?»

Он же крикнул в ответ: «На меня напал Никто».

Они решили, что он сошел с ума, и разошлись по домам. Мы выбежали из пещеры и бросились к кораблям. Я выкрикивал на бегу оскорбления ослепленному великану: «Спасибо тебе за подаренных овец, ты, глупый циклоп. А когда друзья спросят, как ты потерял глаз, скажи им, что тебя перехитрил Одиссей, царь Итаки!».

– Значит, ты потерпел кораблекрушение, прежде чем тебя вынесло к нам, в Феакию? – спросил добрый царь.

Одиссей покачал головой.

– Нет, с тех пор миновало еще много долгих месяцев.

Отхлебнув немного вина из кубка, он продолжил свой рассказ:

– Течения и ветры отнесли нас далеко на запад, где мы обнаружили землю и бросили якорь у острова под названием Эолия, где жил добрый царь Эол, сын Гиппота, угодный богам. У него было шесть дочерей и шесть сыновей, цветущих, крепких здоровьем, поэтому он отдал дочерей в супружество сыновьям. Все они живут вместе, непрерывно пируя и наслаждаясь всей мыслимой роскошью.

Пополнив у доброго царя припасы, мы вскоре отплыли в море и снова попали в бурю. На седьмой день, когда улеглись волны, мы достигли гавани города лестригонов. Войдя в гавань через узкий пролив между двумя скалистыми мысами, мои корабли бросили якорь. Обрадованные тем, что вновь оказались на твердой земле, мы начали исследовать окрестности и встретили прекрасную деву. Она набирала воду у источника.

Мы спросили, где нам найти царя этой страны, и она направила нас к дому своего отца. Придя туда, мы обнаружили, что жена царя – великанша ростом с огромное дерево, и были поражены ее жутким видом.

Она позвала своего мужа, Антифата, который был еще больше ее и вдвое превосходил размерами циклопов. В ужасе мы бросились бежать обратно к кораблям. Но Антифат поднял тревогу, и вскоре явились тысячи могучих лестригонов. Они принялись метать в нас с утесов камни из гигантских пращей, – не просто камни, но валуны, каждый размером чуть ли не с наш корабль. Тот корабль, на котором находился я, единственный избегнул общей участи. Остальные были потоплены.

Люди мои попадали в воду, где лестригоны добивали их копьями, как рыбу, вытаскивали тела на берег, грабили, а затем поедали. Через несколько минут лихорадочной гребли мы ушли далеко от берега и оказались в безопасности, но сердца наши были полны печали. Мы потеряли не только друзей и товарищей, но и корабли с сокровищами, захваченными в Илионе. Большое количество золота – наша доля золота дарданов – осталось лежать на дне лестригонской гавани.

Мучимые горем, плыли мы дальше, пока не прибыли на остров Эю. Жила там Цирцея, знаменитая и прекрасная царица, которую местные жители почитали как богиню. Пораженный красотой светлокосой Цирцеи, я подружился с ней и провел в ее обществе три круга луны. Я не прочь был остаться у нее еще на какое-то время, но мои люди воспротивились. Они заявили, что мы должны сейчас же пуститься в путь, к родной Итаке, или они отплывут без меня.

Цирцея со слезами дала согласие на наш отъезд, но перед отъездом умоляла меня совершить еще одно путешествие. «Ты должен побывать в загробном мире, и дух прорицателя Тиресия скажет тебе, что тебя ждет и что ты должен будешь предпринять в дальнейшем. А когда снова пустишься в путь, берегись песен сирен, иначе они непременно заманят тебя и твоих людей к своим скалистым островам, где вы погибнете. Закрой себе уши, чтобы не слышать их чудесных песен. Миновав сирен и избавившись от искушения, ты должен будешь проплыть мимо скалистых утесов. Ничто, даже птица, не может безопасно миновать их. Все корабли, кроме одного, пытавшиеся пройти мимо, встретили свою судьбу, оставив после себя лишь обломки да тела моряков.

«А что за корабль сумел преодолеть те утесы?» – спросил я.

«Это был знаменитый „Арго“ Язона».

«А что затем? Ждут ли нас дальше спокойные воды?»

Цирцея покачала головой. «Затем вы подойдете ко второй скалистой горе, что поднялась до самого неба. Ее бока отполированы, как стенки глазурованной вазы, на них невозможно взобраться. В центре горы есть пещера, где живет ужасное чудовище – Сцилла, наводящая ужас на всех, кто к ней приблизится. У нее шесть очень длинных змеевидных шей с жуткими головами, а в челюстях по три ряда зубов, способных мгновенно умертвить человека. Она высунет головы и схватит шестерых человек из твоего экипажа. Быстро гребите вперед, не то все погибнете. Затем вы должны пройти воды, где Харибда – громадный водоворот, – может засосать твой корабль в глубину. Подгадайте так чтобы пройти мимо, пока она спит».

Простившись с Цирцеей, мы заняли места на корабле и вспенили море своими длинными веслами.

– А вы действительно посетили подземное царство мертвых? – побледнев, тихонько спросила прекрасная царица, жена Алкиноя.

– Да, я последовал совету Цирцеи. Мы поплыли к Гадесу, в его ужасающее царство мертвых. Через пять дней мы вошли в воды реки Океан, омывающей край мира, и оказались в густом тумане. Небо исчезло, вокруг воцарилась тьма, которую никогда не тревожат солнечные лучи. Мы пристали к берегу. Я сошел с корабля один. Я шел, освещаемый призрачным светом, пока не увидел обширную пещеру в склоне горы. Там я сел и стал ждать.

Вскоре духи начали собираться вокруг, испуская жуткие стенания. Я чуть не упал без чувств, когда появилась моя мать. Я не знал, что она умерла: когда я отплывал в Илион, она была еще жива.

«Сын мой, – произнесла она тихим голосом, – зачем пришел ты в жилище тьмы, если ты еще жив? Неужели ты еще не добрался домой, на Итаку?»

Со слезами на глазах поведал я ей о кошмарном путешествии домой из Илиона и об ужасной потере товарищей.

«Я умерла с разбитым сердцем, боясь, что никогда больше не увижу сына».

Услышав такие слова, я зарыдал и попытался обнять ее, но вся она была как туманное облачко и тут же растаяла, оставшись лишь влагой у меня на руках.

Они приходили группами, мужчины и женщины, которых я когда-то знал и любил. Они подходили, узнавали меня и кивали молча, прежде чем вернуться в пещеру. Я с удивлением увидел среди них моего старого товарища Агамемнона, который командовал нами под Илионом. «Ты погиб в море?» – спросил я его.

«Нет, моя жена и ее любовник напали на меня с кучкой предателей. Я хорошо сражался, но пал под множеством ударов. Они убили и Кассандру, дочь Приама».

Затем подошел благородный Ахилл с Патроклом и Аяксом. Они спрашивали о своих семьях, но я ничего не мог им сообщить. Мы поговорили о старых временах, а потом и они тоже вернулись в подземный мир. Рядом остались призраки других моих друзей и воинов, и каждый спешил рассказать мне свою грустную историю.

Я видел так много мертвых, что сердце мое исполнилось всепоглошающей грусти. Наконец я перестал видеть хоть что-нибудь. Тогда я оставил это печальное место и поднялся на борт своего корабля. Мы поплыли обратно сквозь пелену тумана и не оглядывались назад, пока нас вновь не коснулись солнечные лучи. Мы взяли курс на остров сирен.

– Удалось ли вам благополучно миновать сирен? – спросил царь.

– Да, – ответил Одиссей. – Но прежде чем мы осмелились приблизиться к ним, я взял большой кусок воска и разрубил его на куски мечом. Затем я принялся мять воск и мял до тех пор, пока он не размягчился, а потом кусками воска залепил своим людям уши. Я приказал им привязать себя к мачте и не обращать внимания на мои мольбы изменить курс. В противном случае мы непременно наскочили бы на скалы.

Сирены запели, как только увидели, что наш корабль пытается пройти мимо их скалистого острова. «Приди к нам, послушай наши сладкие песни, славный Улисс! Послушай наше пение, приди в наши объятия, мы очаруем тебя, и ты обретешь мудрость».

Музыка и звуки их голосов действовали так гипнотически, что я принялся умолять своих людей изменить курс и идти к ним, но мои спутники только крепче привязали меня к мачте и стали грести быстрее, пока звуки пения сирен не смолкли вдали. Тогда только вынули они воск из ушей и отвязали меня от мачты.

Миновав скалистый остров, мы столкнулись с огромными волнами и услышала громкий рев моря. Я побуждал своих людей грести сильнее, а сам правил навстречу буре.

Я ничего не сказал людям об ужасном чудовище Сцилле, иначе они прекратили бы грести и в страхе забились в трюм. Мы подошли к проливу меж скалистых стен, вошли в бурлящие воды Харибды и оказались в жутком водовороте. Нам казалось, что корабль крутится в водяной воронке внутри гигантского котла. Мы чувствовали, что любое мгновение может стать для нас последним, а в это время сверху нас атаковала Сцилла. Шесть ее голов на змеевидных шеях схватили шестерых моих лучших воинов. Я слышал их отчаянные крики. Я видел, как они поднялись в воздух, в смертельной муке и мольбе протягивая ко мне руки, и были раздавлены острыми зубами. Это самое ужасное зрелище, какое мне довелось увидеть во время этого несчастливого путешествия.

Корабль миновал Сциллу, но тут небо начало сотрясаться от ударов грома. Молния угодила прямо в корабль, наполнив его сильным запахом серы. Ужасная сила этого удара разнесла корабль в щепки. Люди оказались в воде, и вскоре все утонули.

Мне удалось отыскать часть мачты с прикрепленным к ней длинным кожаным ремнем. С его помощью я привязал себя за пояс к куску разбитого корабельного киля. Я забрался на свой импровизированный плот, и меня вместе с ним унесло в море и долго носило по воле ветра и течения. Много дней спустя мой плот и меня, едва живого, выбросило на берег острова Огигия. Там жила Калипсо, женщина обольстительной красоты и великого разума, к тому же сестра Цирцеи. Четверо ее подданных нашли меня на берегу и отнесли в ее дворец. Калипсо приняла меня и ухаживала за мной, пока я совсем не выздоровел.

Некоторое время я счастливо жил на Огигии. Калипсо с любовью заботилась обо мне и делила со мной постель. Мы любили отдыхать в чудесном саду, где четыре фонтана посылали свои водяные струи в противоположных направлениях. Остров был покрыт пышными лесами, где по веткам деревьев порхало множество ярких птиц. В тихих долинах, окруженных виноградниками, текли чистые, прозрачные ручьи.

– Как долго прожил ты у Калипсо? – спросил царь.

– Семь долгих месяцев.

– Почему же ты не отыскал лодку и не уплыл на ней прочь? – поинтересовалась царица Арета.

Одиссей пожал плечами.

– Потому что на этом острове невозможно найти лодку, их там просто нет.

– Как же ты, в таком случае, покинул остров?

– Добрая и милая Калипсо знала о моей печали. Однажды утром она разбудила меня и заговорила о своем желании помочь мне вернуться домой. Она дала мне инструменты, отвела в лес и помогла свалить несколько деревьев, чтобы я мог сделать плот, пригодный для плавания по морю. Она сшила паруса из воловьих шкур и снабдила меня пищей и водой. Через пять дней я был готов к отплытию. Она горько плакала, отпуская меня, и я смотрел на нее с большой грустью. Это была прекраснейшая из женщин, о какой мечтает каждый мужчина. Если бы я не любил Пенелопу еще сильнее, я с радостью остался бы с ней. – Одиссей замолчал, и в его глазах появились слезы. – Боюсь, что она после моего отплытия умерла от горя и одиночества.

– Что же случилось с твоим плотом? – спросила Навсикая. – На берег выбросило только тебя.

– Семнадцать дней плыл я на плоту по спокойному морю, но потом море внезапно разбушевалось. Жестокий шторм с сильным ливнем и жуткими порывами ветра унес мой парус. Вслед за этим несчастьем появились громадные волны. Они били и швыряли мое хрупкое суденышко, так что оно чуть было не развалилось. Двое суток мотало меня по морю, пока не выбросило на ваш берег, где ты, прекрасная Навсикая, нашла меня. – Он сделал паузу. – И на этом кончается мой рассказ о бедствиях и невзгодах.

Все сидели недвижно, покоренные невероятной повестью Одиссея[7]. Но вот царь Алкиной поднялся и обратился к гостям:

– Для нас большая честь принимать у себя такого славного героя, и мы в долгу у тебя за то, что развлек нас своим чудесным рассказом. Поэтому мой самый быстрый корабль – твой вместе с экипажем. Он отвезет тебя домой на Итаку.

Одиссей выразил свою благодарность, чувствуя, что недостоин подобного великодушия. Однако он спешил побыстрее отправиться в путь.

– Прощайте, царь Алкиной и прекрасная царица Арета. Спасибо вам и вашей дочери Навсикае за вашу доброту. Будьте счастливы в своем доме, и пусть никогда не покинет вас милость богов.

Затем Одиссей вышел за порог, и его провели на корабль. С попутным ветром по спокойному морю прибыл он наконец в свое царство на остров Итака, где встретил сына своего Телемаха. Он нашел там и свою жену Пенелопу в окружении навязчивых женихов, из которых не пощадил никого.

* * *

Так заканчивается сюжет «Одиссеи» – эпоса, пережившего столетия, воспламенявшего воображение и вдохновение всех, кто читал или слышал его. Но это не совсем правда. По крайней мере, не все, что здесь рассказано, правда.

Ибо Гомер не был греком. А события, о которых рассказывали «Илиада» и «Одиссея», происходили не там, куда помещали их легенды.

Реальная история приключений Одиссея выглядит совсем не так, и известна она станет гораздо позже...

Часть первая Гнев моря страшнее адского гнева

Ки-Уэст, штат Флорида

15 августа 2006 г.

1

Собираясь уходить, доктор Хейди Лишернесс бросила последний беглый взгляд на свежие изображения, полученные с СРСО – спутника сверхскоростного сканирования. Впереди ее ждала встреча с мужем и приятный вечер в городе. Хейди; полная дама с собранными в пучок серебристо-седыми волосами, сидела за рабочим столом в зеленых шортах и легком топе того же тона – влажная августовская жара Флориды только в таком наряде позволяла чувствовать себя сколько-нибудь комфортно.

На последнем кадре, поступившем со спутника – изображении Атлантического океана к юго-западу от островов Зеленого Мыса возле африканского побережья, – мелькнуло что-то неразличимое. Хейди присела к экрану и вгляделась повнимательнее.

Неподготовленный взгляд увидел бы в изображении на экране всего лишь несколько безобидных облачков, плывущих над лазурно-голубым морем. Хейди же увидела более угрожающую картину. Она сравнила изображение с кадром, полученным двумя часами раньше. Масса кучевых облаков увеличивалась в объеме более стремительно, чем при зарождении любого из тех штормов, которые Хейди довелось увидеть за восемнадцать лет работы в Центре ураганов НУМА[8], где она занималась мониторингом и прогнозированием тропических ураганов в Атлантическом океане. Она начала увеличивать оба изображения, где видно было формирование зародыша шторма.

В кабинет Хейди с нетерпеливым видом вошел ее муж Харли – жизнерадостный мужчина с лысиной, в очках без оправы и с усами как у моржа. Харли тоже был метеорологом, но работал аналитиком в Национальной метеорологической службе. Он занимался обработкой и анализом климатологических данных, которые затем выпускались в качестве метеосводки для коммерческих и частных самолетов и находящихся в море судов и яхт.

– Что тебя держит? – спросил он, нетерпеливо указывая на часы. – У меня заказан столик в «Крэб-Пот».

Не поднимая головы, она указала ему на две картинки, выставленные на экране монитора бок о бок.

– Снято с интервалом в два часа. Что это такое, по-твоему?

Харли присмотрелся к экрану. Его брови нахмурились, он поправил очки и наклонился поближе. Вглядевшись пристальнее, он поднял глаза на жену и кивнул:

– Чертовски быстро формируется.

– Слишком быстро. Если будет продолжаться теми же темпами, один бог знает, какая каша там заварится.

– Заранее не скажешь, – задумчиво сказал Харли. – Возможно, гора родит мышь. Так бывает.

– Это правда, но у большинства штормов на то, чтобы вырасти до такого состояния, уходит несколько суток, а иногда и недель. Этому грибочку хватило нескольких часов.

– Еще слишком рано, чтобы прогнозировать направление его движения или район, где он достигнет максимума и принесет больше всего вреда.

– У меня неприятное предчувствие, что этот шторм вообще будет непредсказуемым.

Харли улыбнулся:

– Ты ведь будешь держать меня в курсе его дел?

– Национальная метеорологическая служба всегда узнает новости первой, – ответила она и легонько шлепнула его по руке.

– Еще не придумала для своего нового друга имени?

– Если он станет настолько мерзким, как мне кажется, я назову его Лиззи – по имени Лиззи Борден, убийцы с топором.

– В этом сезоне еще, пожалуй, рановато давать имена на «Л», но звучит подходяще. – Харли вручил жене ее сумочку. – Отложи дела до завтра. Успеем посмотреть, что из этого получится. Я умираю от голода, пойдем есть крабов.

Хейди послушно вышла вслед за мужем из офиса, не забыв выключить свет и закрыть за собой дверь. Она скользнула на сиденье машины, но дурные предчувствия не желали отпускать ее. Еда не шла на ум. В голове вертелись мысли о только что виденном зародыше урагана, который, как она опасалась, вполне мог вырасти до ужасающих масштабов.

* * *

В Атлантическом океане ураган всегда называют именно ураганом, но в других местах это не так. В Тихом океане ураган называют тайфуном, а в Индийском он известен как циклон. Ураган – самое страшное проявление природных сил, он часто приносит значительно больше бед, чем даже землетрясения и извержения вулканов, и вызывает разрушения на гораздо большей территории.

Рождение урагана, как рождение человека или животного, сопровождается целым набором взаимосвязанных обстоятельств. Для начала тропические воды у западного побережья Африки нагреваются выше восьмидесяти градусов по Фаренгейту. Затем солнце должно как следует «прожарить» уже нагретую воду, вызвав тем самым испарение громадного количества воды. Вся эта влага поднимается вверх, где воздух прохладнее, и конденсируется в массы кучевых облаков, порождая одновременно обширные дожди и грозы. Такая комбинация дает достаточно тепла, которое, в свою очередь, подпитывает растущую бурю и ведет ее из младенческого состояния к зрелости.

Теперь добавьте к этому воздух, который закручивается спиралью и носится вокруг со скоростью до тридцати восьми миль в час. Этот все ускоряющийся ветер вызывает падение атмосферного давления в центре у поверхности. Чем сильнее падает давление, тем интенсивнее вращается воздух; он все ускоряется и ускоряется, пока не образует воронку. Система, как говорят метеорологи, постоянно подпитывается всем необходимым и в результате создает взрывную центробежную силу, которая создает сплошную стену из ветра и дождя вокруг центра, или «глаза», внутри которого царит поразительное спокойствие. В центре море остается относительно спокойным, светит солнце, а единственным признаком разбуженной огромной энергии служит окружающая его со всех сторон бешеная белая стена, вздымающаяся в небо на пятьдесят тысяч футов.

До этого момента систему называют тропической депрессией, но стоит скорости ветра достичь 74 миль в час, и это уже полномасштабный ураган. Затем, в зависимости от скоростей, которые развивает в нем ветер, ураган оценивают по специальной шкале. Скорости ветра от 74 до 95 миль в час относятся к категории I и считаются минимальными. К категории II относятся умеренные ветры со скоростями до ПО миль в час. Ураган категории III закручивает воздух со скоростью от 111 до 130 миль в час и считается сильным; до 155 миль в час относят уже к чрезвычайным. Таким, например, был ураган Хьюго, стеревший в 1989 году с лица земли большую часть прибрежных домов к северу от Чарлстона в Южной Каролине. И наконец, дедушка всех вышеперечисленных – ураган категории V, при котором ветер достигает скоростей выше 155 миль в час. Он рассматривается как катастрофический. Таким был ураган Камилла, обрушившийся на Луизиану и Миссисипи в 1969 году. Он оставил за собой 256 мертвых тел, совсем немного по сравнению с восемью тысячами погибших во время страшного урагана в 1900 году, полностью разрушившего Галвестон, штат Техас. Если говорить только об этих цифрах, то рекорд принадлежит тропическому циклону 1970 года, который пронесся по прибрежным районам Бангладеш и оставил после себя почти полмиллиона погибших.

Если говорить о материальном ущербе, то великий ураган, который в 1926 году прошел по югу Флориды и Алабаме, предъявил счет в размере 83 миллиардов долларов с учетом инфляции. Поразительно, но в этой катастрофе погибло всего двести сорок три человека.

Ураган Лиззи, однако, обладал собственным дьявольским сознанием, чего не мог предусмотреть никто, включая и Хейди Лишернесс. Его растущему неистовству суждено было превзойти все прежние зарегистрированные атлантические ураганы. Очень скоро, нарастив мускулы, он должен был начать свое убийственное путешествие к Карибскому морю, всюду сея хаос и разрушения.

2

Большая акула-молот пятнадцати футов длиной, быстрая и мощная, грациозно скользила в абсолютно прозрачной воде, как серое облачко над луговиной. С концов плоского стабилизатора, вытянутого поперек ее носа, не мигая глядели два выпуклых глаза. Вот они поймали движение и повернулись, сфокусировались на создании, неторопливо проплывающем сквозь коралловый лес внизу. Эта штука не походила ни на одну рыбу из тех, что приходилось видеть акуле-молоту. Сама она была черная, с красными продольными полосками по бокам, а на спине у нее выступали два длинных параллельных плавника. Огромная акула не увидела в этом существе ничего аппетитного и продолжила свой путь в нескончаемом поиске более вкусной добычи. Она так и не поняла, что из этого странного создания получилась бы очень неплохая закуска.

Саммер Питт заметила акулу, но никак не отреагировала на ее присутствие. Все ее внимание было сконцентрировано на изучении коралловых рифов отмели Навидад, лежащей в семидесяти милях к северо-востоку от Доминиканской Республики. Отмель, или банка, Навидад включает в себя огромное количество опасных рифов на площади тридцать на тридцать миль с глубинами от трех до ста футов. За последние четыре столетия в ловушку здешних рифов угодило не меньше двухсот судов. Кораллы, венчающие подводную гору, которая вздымается из колоссальных глубин Атлантического океана почти к самой поверхности, не прощают ошибок.

В этой части отмели кораллы были нетронуты и очень красивы, в некоторых местах они поднимались с песчаного дна футов на пятьдесят. Здесь можно было увидеть морской веер и гигантские кораллы-мозговики, чьи яркие цвета и скульптурные формы превращали голубую пустоту подводного мира в подобие волшебного сада с мириадами арок и гротов. Саммер казалось, что она заплыла в лабиринт, состоящий из узких проходов и тоннелей. Некоторые из них заканчивались тупиками, другие выходили в глубокие каньоны и расселины, достаточно широкие, чтобы по ним можно было проехать на грузовике.

Хотя вода прогрелась до восьмидесяти с лишним градусов, Саммер Питт была с ног до головы затянута в тяжелый гидрокостюм из вулканизированной резины «Викинг Про Турбо 1000». Она носила этот черный с красным гидрокостюм вместо более легкого именно потому, что он полностью изолировал от окружающей среды ее тело – все до последнего дюйма. Ей нужна была зашита не столько от теплой воды, сколько от химического и биологического загрязнения, с которым она рассчитывала столкнуться в процессе исследования кораллов.

Саммер взглянула на компас и слегка повернула влево, энергично работая ластами и сложив руки сзади, под сдвоенными воздушными баллонами, для уменьшения сопротивления воды. Ей казалось, что в громоздком гидрокостюме и полной лицевой маске «AGA Марк II» легче было бы идти по дну, чем плыть над ним, но неровная и часто острая поверхность коралла делала этот вариант почти невозможным.

Мешковатый гидрокостюм и полная лицевая маска скрывали контуры тела и черты лица Саммер. На ее красоту указывали только прекрасные серые глаза, глядящие сквозь стекла лицевой маски, и выбившаяся на лоб прядь рыжих волос.

Саммер очень любила море и погружения. Каждое погружение представляло собой новое приключение, новое проникновение в неизвестный мир. Она часто воображала себя русалкой и представляла, что в ее жилах вместо крови течет соленая вода. По настоянию матери она занялась наукой об океанах и поступила в Скриппсовский институт океанографии, где была одной из лучших. По окончании института она получила степень магистра по биологической океанографии, а ее брат-близнец Дирк в это же время получил степень по морской технике во Флоридском университете Атлантики.

Вскоре после возвращения молодых людей домой на Гавайи умирающая мать сообщила им, что отец, которого они не знали, был директором департамента специальных проектов НУМА в Вашингтоне. Только оказавшись на смертном одре, мать решилась рассказать о нем детям. Только тогда открыла она им тайну их любви и причины, побудившие ее обмануть его. Он был уверен, что она погибла при подводном землетрясении двадцать три года назад. Она же, израненная и обезображенная, решила, что будет лучше, если он проживет свою жизнь свободным, без нее. Через несколько месяцев она родила двойню. В память о своей неумирающей любви она назвала Саммер своим именем, а Дирка – именем отца.

Похоронив мать, Дирк и Саммер полетели в Вашингтон, чтобы впервые встретиться с Дирком Питтом-старшим. Их появление стало для него полной неожиданностью. Он был потрясен встречей с сыном и дочерью, о существовании которых даже не подозревал. Дирк Питт-старший пришел в восторг – ведь двадцать с лишним лет он считал, что незабываемая любовь всей его жизни давно умерла. Но затем он был глубоко опечален, узнав, что его возлюбленная прожила все эти годы инвалидом, ничего ему не сообщая, и умерла всего месяц назад.

Обняв неожиданно обретенных детей, он принял их и поселил в старом авиационном ангаре, где жил и сам вместе со своей огромной коллекцией старинных автомобилей. Когда он узнал, что по настоянию матери дети пошли по его стопам и получили специальности, связанные с океаном, он устроил их на работу в НУМА.

Прошло два года. Брат и сестра провели их в работе над различными океанскими проектами по всему миру. Теперь же они находились в уникальной экспедиции, целью которой были исследования и сбор данных по неизвестному токсичному загрязнению, из-за которого гибла хрупкая морская жизнь на отмели Навидад и других коралловых рифах по всему Карибскому морю.

Большая часть этой огромной системы рифов по-прежнему кишела жизнью – рыбы и кораллы в таких местах выглядели здоровыми. Разноцветные яркие люцианы плавали вперемешку с огромными рыбами-попугаями и морскими окунями. Мелкие радужные желто-фиолетовые тропические рыбки метались вокруг крошечных коричнево-красных морских коньков. Жутковатого вида мурены высовывали головы из отверстий в кораллах и угрожающе разевали рты, ожидая возможности вонзить свои острые, как иглы, зубы в добычу. Саммер знала, что их угрожающий вид объясняется всего лишь способом дыхания: у мурен нет жабр сзади на шее. Если их не провоцировать, мурены редко нападают на людей. Чтобы получить укус мурены, нужно чуть ли не специально засунуть руку ей в пасть.

По песчаному промежутку в гуще кораллового леса скользнула тень. Саммер подняла голову, наполовину ожидая увидеть, что уже знакомая акула вернулась еще раз взглянуть на потенциальную добычу. Но нет, над головой скользила группа из пяти пятнистых орляковых скатов. Один из них, как самолет, отделился от стаи и сделал круг над головой Саммер. Он с любопытством оглядел девушку, а затем метнулся вверх и присоединился к остальным.

Проплыв еще ярдов сорок, девушка скользнула над скоплением рогатых горгоновых кораллов и увидела обломки затонувшего судна. Громадная пятифутовая барракуда неподвижно висела над ними и холодными черными глазами-бусинками внимательно отслеживала все, что происходило в ее владениях.

Яростный ураган загнал пароход «Вандалия» на отмель Навидад в 1876 году. Из ста восьмидесяти его пассажиров и тридцати членов экипажа не уцелел никто. Лондонский «Ллойд» числил его пропавшим без вести, и судьба парохода оставалась загадкой до 1982 года, когда спортсмены-ныряльщики случайно обнаружили его обросшие кораллами останки. К настоящему моменту уже мало что позволяло различить в обломках «Вандалии» затонувшее судно. За сто тридцать лет отмель покрыла останки корабля слоем морской живности и кораллов толщиной от одного до трех футов. Только котлы и двигатели все еще выступали над искореженным корпусом и обнаженными ребрами того, что было когда-то горделивым океанским судном, и позволяли опознать его. Большая часть деревянных деталей исчезла: дерево давно сгнило в соленой воде или было съедено морскими существами, способными переварить любую органику.

Пароход «Вандалия» был построен в 1864 году для Вест-Индской почтово-пассажирской пароходной компании, его длина от кончика носа до гюйс-штока составляла 320 футов, максимальная ширина – 42 фута. Он мог принять на борт 250 пассажиров, а три его грузовых трюма вмешали немалый груз. Он ходил от Ливерпуля до Панамы, где высаживал пассажиров и выгружал грузы; и то и другое затем переезжало по железной дороге на тихоокеанскую сторону перешейка, где вновь грузилось на пароходы, чтобы следовать дальше в Калифорнию.

Мало кому из ныряльщиков-любителей удалось разжиться сувенирами с «Вандалии» – так трудно было отыскать ее замаскированные останки в укромном месте среди кораллов. От нее вообще мало что осталось после той страшной ночи, когда ее корпус, как скорлупку, раздавили гигантские волны. Внезапный ураган захватил пароход в открытом море и не дал добраться до безопасного убежища – гавани Доминиканской Республики или близлежащих Виргинских островов.

Саммер задержалась ненадолго над старыми обломками. Она не спеша плыла в мягком течении и смотрела вниз, пытаясь представить себе людей, когда-то ступавших по этой палубе. Душа ее ощутила что-то необычное: Саммер казалось, что она медленно летит над населенным призраками кладбищем, обитатели которого пытаются заговорить с ней из прошлого.

При этом она не забывала приглядывать за огромной барракудой, неподвижно висевшей в воде. Этой свирепой рыбе нетрудно было здесь прокормиться. Морской живности, обитающей внутри и вокруг старой «Вандалии», хватило бы на небольшую энциклопедию по морской ихтиологии.

Оторвавшись мысленным взором от сцен трагедии, девушка осторожно обогнула барракуду, которая ни на мгновение не отвела от нее глаз-бусинок. Оказавшись на безопасном расстоянии, Саммер остановилась. Она проверила по манометру оставшийся в баллонах воздух, отметила свое положение на мини-компьютере со спутниковой системой GPS, засекла по компасу направление на подводное обиталище, где они с братом поселились на время изучения рифа, и взглянула на показания своего подводного таймера. Чтобы нейтрализовать легкую плавучесть, она выпустила немного воздуха из заплечного компенсатора.

Проплыв еще сотню ярдов, Саммер увидела, что яркие краски куда-то пропали и коралл вокруг сделался бесцветным. Чем дальше она двигалась, тем более тусклыми и больными становились губки, пока наконец не исчезли совсем. Видимость в воде тоже резко упала, и через некоторое время девушка уже не видела ничего дальше вытянутой руки.

Ощущение было такое, будто она забрела в густой туман. Это явление, известное как «коричневая муть», время от времени можно было наблюдать по всему Карибскому морю. Вода у поверхности превращалась в жутковатую коричневую массу, которую все рыбаки описывали одинаково: похоже на нечистоты. До сих пор никто не знал, что вызывает такую муть или что запускает механизм ее образования. Океанологи считали, что она связана с каким-то видом морских водорослей, но это предположение нуждалось в доказательствах.

Как ни странно, муть, по всей видимости, не убивала рыб – в отличие от своей знаменитой родственницы, «красной волны». Рыбам в основном удавалось избежать контакта с ней и наиболее серьезных токсичных эффектов, но вскоре, лишившись пристанища и кормовой базы, они начинали голодать. Саммер заметила, что сверкающие всеми цветами радуги морские анемоны с выпущенными в поисках добычи щупальцами тоже сильно пострадали от неизвестного врага, вторгшегося в их владения. В ее непосредственную задачу входило всего лишь взятие нескольких предварительных проб. Позже предполагалось исследовать мертвую зону отмели Навидад с помощью телекамер и приборов химического анализа и определить точный состав коричневой мути, чтобы обнаружить со временем методы борьбы и полностью устранить опасность.

Первое погружение проекта было пробным. Нужно было взглянуть собственными глазами на результат воздействия мути, чтобы Саммер и другие ученые-океанологи на борту стоящего неподалеку исследовательского судна могли оценить масштаб проблемы и составить точный план исследования этого явления.

Первое предупреждение о вторжении коричневой мути было получено в 2002 году от профессионального ныряльщика, работавшего у берегов Ямайки. Загадочная муть, появившаяся из Мексиканского залива и продрейфовавшая вдоль островов Флориды, оставила за собой на дне полосу разрушения, не видимую с поверхности и по большей части оставшуюся незамеченной. Саммер начинала понимать, что эта вспышка сильно отличается от той, первой. Муть на отмели Навидад оказалась гораздо более токсичной. Саммер начали попадаться мертвые морские звезды и моллюски вроде креветок и омаров. Она также обратила внимание, что рыбы, которые плавали рядом в странной обесцвеченной воде, двигались будто во сне и, казалось, плохо ориентировались в пространстве.

Она вытащила из пристегнутой к бедру сумки несколько маленьких стеклянных пузырьков и начала брать пробы воды. Она подобрала также несколько мертвых морских звезд и моллюсков и сунула их в сетку, прикрепленную к грузовому поясу. Когда баночки с водой были запечатаны и аккуратно уложены в сумку, девушка вновь проверила оставшийся воздух. Она могла оставаться под водой еще двадцать с лишним минут. Она еще раз проверила показания компаса и поплыла обратно, в том направлении, откуда появилась. Вскоре вода вокруг нее снова стала чистой и прозрачной.

Саммер не забывала время от времени поглядывать на дно, которое к этому моменту превратилось в небольшую реку песка. Неожиданно на глаза ей попалось устье небольшой пещерки в стене кораллов. Проплывая здесь первый раз, девушка ее не заметила. На первый взгляд она показалась такой же, как остальные два десятка пещер, мимо которых она проплыла за последние сорок пять минут. И все же эта чем-то неуловимо отличалась от других. Слишком уж прямыми, как будто вырезанными, казались углы входного отверстия. Воображение девушки услужливо нарисовало внутри пару заросших кораллами колонн.

Песчаная лента вела внутрь пещеры. Саммер стало любопытно, да и воздуха еще оставалось достаточно, так что она подплыла к входу пещеры и заглянула в темноту.

На несколько футов в глубину помещения на его стенах цвета индиго плясал мерцающий солнечный свет, преломленный в прозрачной воде. Саммер медленно проплыла над песчаным дном, наблюдая, как синий цвет темнеет и через несколько ярдов становится неопределенно-коричневым. Она тревожно обернулась и взглянула через плечо. Ей хотелось увидеть ярко освещенный проем входа и убедиться в собственной безопасности. Без фонаря смотреть здесь было не на что; не нужно было обладать богатым воображением, чтобы представить в чернильной глубине пещеры всевозможные опасности. Саммер легко развернулась и двинулась к выходу.

Неожиданно одна из ее ласт задела на дне пещеры какой-то предмет, наполовину занесенный песком. Девушка готова была счесть эту штуку крупным куском коралла и выбросить из головы, но заключенный в коралловую корку объект был слишком симметричным, слишком походил на изделие человеческих рук. Она раскопала песок и освободила его целиком. Держа предмет перед собой на весу и слегка поворачивая, чтобы стряхнуть песок, она двинулась к свету. Ей показалось, что по размеру предмет примерно соответствует старомодной шляпной картонке, но притом он был довольно тяжелым, даже под водой. Из верхней его части выступали две ручки, а нижняя под слоем коралла, казалось, имела основание в форме пьедестала. Насколько Саммер могла судить, предмет был пустотелым – еще один признак его искусственного происхождения.

Саммер решила отнести находку домой, в подводное жилище, где можно будет осторожно очистить ее и определить, что скрывается под накопившимися наростами кораллового моря.

Из-за дополнительного веса таинственной находки и собранной на дне мертвой морской живности плавучесть девушки изменилась, и ей пришлось добавить воздуха в компенсатор плавучести. Крепко зажав обнаруженный предмет под мышкой, она не торопясь поплыла к дому, не обращая внимания на тянущийся сзади след из воздушных пузырей.

Недалеко впереди в мерцающей голубой воде показалось подводное жилище, которое они с братом должны были на ближайшие десять дней считать своим домом. Подводный дом имел собственное имя: его назвали «Рыбы» в честь одного из созвездий зодиака. «Рыбы» часто называли «земной космической станцией», но на самом деле это была подводная лаборатория, специально разработанная и предназначенная для исследования океана. Она представляла собой шестидесятипятитонный прямоугольный дом со скругленными углами размером тридцать восемь футов в длину, десять футов в ширину и восемь футов в высоту. Этот своеобразный дом стоял на «ножках», закрепленных на тяжелой плите-основании, которая позволяла создать на морском дне в пятидесяти футах под поверхностью стабильный фундамент. Входной воздушный шлюз служил одновременно складом и местом, где можно было надеть и снять подводное снаряжение. Между входным шлюзом и главным отсеком поддерживалась постоянная разница давлений. В главном отсеке размещались небольшая лаборатория, камбуз, крошечная столовая, четыре спальные койки и компьютерно-коммуникационная консоль, подключенная для связи с надводным миром к внешней антенне.

Саммер сняла воздушные баллоны и подсоединила их к подводной компрессорной станции рядом с домом. Задержав дыхание, она поднялась чуть повыше и оказалась во входном шлюзе. Она поднялась из воды и аккуратно уложила сумку и сетку с пробами и образцами в небольшой контейнер. Таинственный объект в коралловой корке она поставила на сложенное в несколько раз полотенце. Саммер не собиралась рисковать контактом с неизвестной находкой. Несколько лишних минут тропической жары и потения в изолирующем сухом гидрокостюме – небольшая цена за то, чтобы избежать опасности потенциального заражения смертельной болезнью.

Во время своего погружения она заплывала прямо в коричневую муть и плавала в ней, так что сейчас попадание даже одной капли воды на кожу могло оказаться смертельно опасным. Она пока не осмеливалась избавиться от своего сухого костюма «Викинг» с пристегнутым капюшоном «Турбо» и башмаками, с полной лицевой маской и загерметизированными с помощью специальных запорных колец перчатками. Саммер отстегнула грузовой пояс и компенсатор плавучести, а затем повернула два вентиля, включила мощную душевую установку и принялась поливать свой костюм и снаряжение специальным обеззараживающим раствором, чтобы смыть любые остатки коричневой мути. Убедившись, что дезинфекция проведена как надо, она выключила душ и постучала в дверь, ведущую в главный отсек.

Хотя мужское лицо, которое появилось по ту сторону смотрового иллюминатора, принадлежало ее брату-близнецу, между молодыми людьми было мало сходства. Несмотря на то что родились они с интервалом всего в несколько минут, Саммер и ее брат-близнец Дирк-младший были настолько непохожи между собой, насколько это вообще возможно для близнецов. Он – стройный, мускулистый и сильно загорелый – возвышался над ней на свои шесть футов четыре дюйма. Если у нее были прямые рыжие волосы и мягкие серьге глаза, то его густые черные волосы ложились мягкими волнами, а глаза имели колдовской оттенок зеленого опала и вспыхивали, если свет падал под нужным углом.

Когда она шагнула из входного шлюза внутрь дома, брат снял с нее регулятор и отстегнул лицевую маску и капюшон. По его взгляду – более острому, чем обычно, – и мрачному выражению лица она поняла, что ей гарантирован серьезный разнос.

Не дав ему времени открыть рот, она вскинула руки и сказала:

– Я знаю, знаю. Мне не следовало выходить одной, без напарника.

– Тебе, конечно, лучше знать, – раздраженно сказал брат. – Если бы ты не слиняла еще до рассвета, пока я не успел проснуться, я бы непременно догнал тебя и притащил обратно в лабораторию за ухо.

– Приношу извинения, – сказала Саммер, изображая раскаяние, – но, если мне не нужно будет заботиться еще об одном дайвере, я смогу сделать больше.

Дирк помог ей расстегнуть тугие водонепроницаемые молнии сухого гидрокостюма. Сняв для начала перчатки и стащив с головы внутренний капюшон, он начал стаскивать гидрокостюм с торса Саммер, затем с ее рук, ног и ступней, пока она не смогла наконец полностью освободиться от него. Волосы медно-красным водопадом упали ей на спину. Под гидрокостюмом на Саммер был надет плотно облегающий тело полипропиленовый комбинезон-боди, который только подчеркивал контуры ее соблазнительного тела.

– Ты заплывала в муть? – с беспокойством в голосе спросил Дирк.

Она кивнула.

– Я взяла пробы.

– Ты уверена, что в твоем костюме не было даже малейшей течи?

Закинув руки за голову, она сделала по комнате танцевальный пируэт.

– Смотри сам. Не видно ни капли токсичной слизи.

Питт положил руку ей на плечо.

– Запомни мои слова: никогда больше не ныряй одна. И уж точно не ныряй без меня, если я где-то поблизости.

– Слушаюсь, братец, – сказала она со снисходительной улыбкой.

– Давай запечатаем твои пробы в ящик. Капитан Барнум сможет поднять их на борт для анализа в корабельной лаборатории.

– Капитан собирается навестить нас? – спросила она с легким удивлением.

– Он напросился к ланчу, – ответил Питт. – Он настоял на том, чтобы лично доставить нам запасы продовольствия. Сказал, что это даст ему возможность отдохнуть от роли командира судна.

– Скажи, что мы не пустим его сюда, если он не прихватит с собой бутылку вина.

Дирк ухмыльнулся.

– Будем надеяться, что он получил это сообщение чудесным путем прямо сквозь толщу воды.

* * *

Капитан Пол Т. Барнум был очень худой. Внешне он напоминал легендарного Жака Кусто, вот только голова его была практически лишена растительности. В гости к молодым людям он приплыл в укороченном гидрокостюме и, войдя в главное помещение подводного дома, не стал его снимать. Дирк помог ему поднять из воды и поставить на стойку камбуза металлический ящик с двухдневным запасом продуктов. Саммер сразу же начала перегружать всевозможные припасы из него в маленький шкафчик и в холодильник.

– У меня для вас подарок, – объявил Барнум, демонстрируя бутылку ямайского вина. – И не только это. Корабельный кок приготовил вам на обед «термидор» из омара со шпинатом.

– Это объясняет ваше присутствие здесь, – заметил Питт, хлопая капитана по спине ладонью.

– Алкоголь в проекте НУМА! – насмешливо пробормотала Саммер. – Что бы сказал наш уважаемый руководитель адмирал Сэндекер, если бы узнал, что мы нарушаем его золотое правило – никакой выпивки в рабочее время?

– Ваш отец оказал на меня дурное влияние, – сказал Барнум. – Он никогда не появлялся на борту без ящика марочного вина, а приятель и напарник Дирка Ал Джордино неизменно появляется у нас со специальным ящичком, под завязку набитым сигарами из личного запаса адмирала.

– Кажется, все, кроме самого адмирала, знают, что Ал тайком покупает эти сигары у его же поставщика, – сказал, улыбаясь, Питт.

– Что еще у нас в программе?

– Свежий рыбный суп и салат из крабов.

– Кто оказал нам честь поработать поваром?

– Я, – проворчал Дирк. – Единственное, что Саммер способна приготовить из морепродуктов, – это сэндвич из консервированного тунца.

– Вовсе нет, – надулась она. – Я хорошо готовлю.

Дирк сердито поглядел на нее:

– Да? Тогда почему твой кофе по вкусу напоминает аккумуляторную кислоту?

Омара со шпинатом обжарили в масле и запили бутылкой ямайского вина в сопровождении анекдотов о морских приключениях Барнума. Подавая к столу испеченный в микроволновке пирог с лимонным безе, Саммер состроила брату рожу. Дирк первым признал, что сестра сотворила чудо кулинарии, – ведь выпечка и микроволновая печь не созданы друг для друга.

Барнум уже встал, собираясь уходить, когда Саммер дотронулась до его руки:

– У меня есть для вас загадка.

Взгляд Барнума сразу напрягся:

– Загадка какого рода?

Она торжественно вручила ему предмет, найденный в пещере.

– Что это?

– Я думаю, что это какой-то горшок или, может быть, ваза. Мы не узнаем этого, пока не очистим сам предмет от покрывающей его корки. Я надеялась, что вы возьмете эту штуку с собой на судно и поручите кому-нибудь как следует почистить ее.

– Я уверен, что добровольцы найдутся. – Он поднял находку обеими руками, как будто взвешивая. – По-моему, для терракоты она слишком тяжелая.

Дирк показал на основание объекта:

– Вон там, смотрите, незаросшее место, и видно, что предмет внутри металлический.

– Странно, нигде не видно никакой ржавчины.

– Рискну предположить, что это бронза, только не ловите на слове.

– Очертания этой штуки слишком изящны для местного изделия, – добавила Саммер. – Хотя она здорово обросла, похоже, что посередине отлиты какие-то выпуклые фигуры.

Барнум еще раз внимательно оглядел находку.

– У вас более богатое воображение, чем у меня. Может, после возвращения в порт какой-нибудь археолог сможет разгадать эту загадку, если, конечно, не впадет в истерику из-за того, что вы изъяли эту штуку с того места, где нашли ее.

– Не обязательно ждать так долго, – заметил Дирк. – Почему бы не передать ее фотографии Хайрему Йегеру в компьютерный центр НУМА в Вашингтоне? Он наверняка сможет подсказать нам дату и место производства. Эта штука, вполне возможно, упала с проходящего или терпящего бедствие судна.

– Например, неподалеку лежит «Вандалия», – предположила Саммер.

– Один из вероятных источников, – согласился Барнум.

– Но как эта штука попала в пещеру в сотне ярдов от места, где лежит корабль? – спросила Саммер, ни к кому конкретно не обращаясь.

Ее брат улыбнулся по-лисьи хитро и прошептал с таинственным видом:

– Это все колдовство, прекрасная леди, это все здешние колдуны вуду.

* * *

Над морем опустилась темнота, когда Барнум наконец пожелал молодым людям покойной ночи.

Когда он скользнул через дверь во входной шлюз, Дирк спросил:

– Как погода?

– Достаточно спокойно на ближайшую пару дней, – ответил Барнум. – Но у Азорских островов формируется ураган. Корабельному метеорологу придется его внимательно отслеживать. Если будет похоже, что он направляется сюда, я вас эвакуирую, и мы полным ходом поспешим уйти с его дороги.

– Будем надеяться, что он пройдет мимо, – сказала Саммер.

Прежде чем соскользнуть с бортика шлюза в темную ночную воду, Барнум опустил вазу в сетку и взял сумку с пробами воды, которые собрала Саммер. Дирк включил наружное освещение, и сразу стали видны стайки ярко-зеленых рыб-попугаев, которые плавали кругами и, казалось, не обращали ни малейшего внимания на людей, поселившихся в их владениях.

Не позаботившись даже надеть баллоны, Барнум сделал глубокий вдох, направил луч подводного фонаря перед собой и поднялся к поверхности футах в пятидесяти в стороне. Он поднимался в естественном темпе, одновременно выдыхая воздух. Его маленькая надувная лодка с жестким алюминиевым корпусом мирно покачивалась на волнах там, где он поставил ее днем на якорь, на безопасном расстоянии от подводного дома. Он подплыл к лодке, влез в нее и вытащил якорь. Затем включил зажигание, запустил два стопятидесятисильных подвесных мотора «меркурий» и, едва касаясь воды, полетел к судну, чья надстройка была ярко освещена множеством прожекторов и несла на себе ходовые огни – красный и зеленый.

Океанские суда обычно красят в белый цвет с красной, черной или синей продольной полосой. Некоторые грузовые суда – таких немного – предпочитают оранжевую цветовую гамму. Но только не «Морская фея». Как и все остальные суда, принадлежащие Национальному подводному и морскому агентству, она вся, от носа до кормы, была выкрашена в яркий бирюзовый цвет. Именно этот цвет выбрал для своих судов отважный директор агентства адмирал Джеймс Сэндекер. Он стремился сделать их отличными от всех остальных судов, бороздящих моря. Мало кто из моряков мог не узнать любое из судов НУМА, встретив его в море или в порту.

«Морская фея» для судов своего типа была крупным судном. Она насчитывала 308 футов в длину и 65 футов в ширину. Это судно, представлявшее собой во всех отношениях последнее слово техники, начинало свою жизнь как арктический ледокольный буксир. Первые десять лет жизни «Морская фея» провела в северных полярных морях, где вытаскивала поврежденные суда из ледяных полей и боролась с ледяными штормами. Она способна была пробить себе путь через сплошное поле шестифутового льда и отбуксировать авианосец, при этом не теряя устойчивости хода.

Когда Сэндекер купил ее для НУМА, «Морская фея» была еще в расцвете жизненных сил. Он приказал переоборудовать ее в сверхуниверсальное океанское исследовательское и водолазное судно. Для ремонта и реконструкции «Морской феи» не жалели ничего. Электронику и автоматизированную систему управления и связи специально для нее разрабатывали инженеры НУМА. Судно обладало первоклассными лабораториями, вполне приемлемым рабочим пространством и низкой вибрацией. Его компьютерные сети могли вести мониторинг, собирать и передавать обработанные данные в лаборатории НУМА в Вашингтоне для немедленного анализа, в результате которого проведенные исследования превращались в жизненно важные знания об океане.

На «Морской фее» были установлены самые передовые двигатели, какие только могла дать современная технология. Два больших магнито-гидродинамических двигателя могли разогнать ее на спокойной воде до скорости почти в сорок узлов[9]. И если прежде она способна была буксировать по бурному морю авианосец, то теперь она без особого напряжения утащила бы целых два. Ни одно исследовательское судно ни в одной стране мира не могло соперничать с ее грубоватой изысканностью.

Барнум гордился своим судном. Это был не просто один из тридцати исследовательских кораблей НУМА, это было самое уникальное из судов агентства. В свое время адмирал Сэндекер именно Барнуму поручил заниматься переоборудованием «Морской феи», и тот с радостью подчинился, особенно когда адмирал сказал ему, что о средствах можно не беспокоиться. Барнум не упустил ни одной детали и теперь не сомневался, что пост командира «Морской феи» – вершина его морской карьеры.

Не меньше девяти месяцев в году «Морская фея» проводила в рейсе, далеко от дома, и ученые на ней сменялись с каждым новым проектом. Остальные три месяца занимал переход к месту работы и обратно, техническое обслуживание в доке и доработка судового оборудования и приборов с учетом новых технических достижений.

Приближаясь к судну, Барнум в который раз оглядел его восьмиуровневую надстройку и огромный кран на корме. Именно с его помощью был опущен на дно подводный дом «Рыбы», именно он поднимал из воды автоматические зонды и погружаемые аппараты с людьми. Капитан внимательно осмотрел громадную вертолетную площадку, поднятую над бушпритом, и целый лес всевозможных коммуникационных и спутниковых устройств, выросший вокруг внушительного купола, в котором был размещен полный набор радарных систем.

Барнум повернул вдоль борта и переключил свое внимание на управление лодкой. Как только он заглушил двигатели, из-за борта показалась стрела небольшого крана и опустился трос с крюком на конце. Капитан зацепил крюком подъемный строп и подождал, пока лодку поднимут на борт.

Оказавшись на палубе, Барнум первым делом отнес загадочный объект в просторную корабельную лабораторию и вручил двум студентам-интернам из Школы морской археологии Техасского университета.

– Очистите эту штуку, насколько сможете, – сказал Барнум. – Но очень осторожно. В принципе она может оказаться весьма ценным артефактом.

– Похоже на старый горшок, залепленный грязью, – заметила светловолосая девушка в обтягивающей футболке Техасского университета. Было очевидно, что перспектива чистить артефакт ее не особенно прельщает.

– Вовсе нет, – сказал Барнум ледяным тоном. – Никогда не знаешь, какие жуткие тайны скрывает коралловый риф. Так что берегитесь злого духа, который сидит внутри.

Довольный тем, что последнее слово осталось за ним, Барнум повернулся и зашагал к своей каюте. Студенты подозрительно поглядели ему в спину, а затем повернулись и принялись рассматривать вазу.

К десяти часам того же вечера вертолет с вазой на борту уже был в воздухе и направлялся в аэропорт. Санто-Доминго в Доминиканской Республике. Там вазу планировалось погрузить на борт реактивного лайнера и отправить прямым рейсом в Вашингтон.

3

Тридцатиэтажное здание штаб-квартиры НУМА располагалось на восточном берегу Потомака с видом на Капитолий. Ее вычислительный центр на десятом, этаже напоминал звукозаписывающую студию из научно-фантастического голливудского фильма. Хозяином всей этой замечательной площадки был Хайрем Йегер, главный маг-компьютерщик НУМА. На разработку и создание самой крупной в мире морской библиотеки Йегер в свое время получил от Сэндекера карт-бланш и работал без какого бы то ни было вмешательства и финансовых ограничений. Ему удалось собрать, систематизировать и каталогизировать громадное количество данных по всем известным научным проектам: работы, исследования, анализы – все, что удалось отыскать, начиная с древнейших записей и до настоящего времени. Нигде в мире больше не существовало ничего подобного.

Вычислительный центр представлял собой обширное открытое пространство. Йегер в отличие от руководителей большинства правительственных и корпоративных вычислительных центров считал, что индивидуальные кабинки губительны для эффективной работы. Сам он дирижировал работой своего огромного комплекса из-за большой кольцевой панели, установленной на возвышении в центре. Единственным посторонним включением в вычислительный центр, не считая конференц-зала и уборных, была круглая прозрачная труба размером со стенной шкаф, установленная сбоку от ряда мониторов, окружающих консоль панели управления Йегера.

Йегеру так и не удалось окончательно превратиться из хиппи в образцового служащего. Он по-прежнему не носил деловых костюмов и одевался в джинсы, джинсовую же куртку и очень старые, поношенные ковбойские сапоги. Он собирал седеющие волосы в хвост и смотрел на свои обожаемые мониторы через старомодные очки. Как ни странно, но жизнь маг-компьютерщик НУМА вел совсем не такую, какую можно было бы вообразить по его внешнему виду.

У Йегера была жена – красивая женщина, к тому же признанный художник. На своей ферме в Шарпсберге, штат Мэриленд, Йегеры разводили лошадей. Две их дочери учились в частной школе и планировали после ее окончания продолжить обучение в том колледже, в каком захотят. Сам Йегер ездил в штаб-квартиру НУМА и обратно на дорогом «BMW V-12», а его жена предпочитала возить девочек и их подружек в школу и на вечеринки на «Кадиллаке-эспланада».

Когда в штаб-квартиру НУМА доставили таинственную вазу, Йегер был заинтригован. Он осторожно достал ее из ящика и поставил в специальное устройство в форме трубы в нескольких футах от своего кожаного вращающегося кресла. Затем набрал на клавиатуре команду. Через несколько мгновений в комнате возникло трехмерное изображение привлекательной женщины в цветастой блузке и такой же юбке. Эта эфемерная леди – создание Йегера – представляла собой изображение его собственной жены, но была при этом говорящим и мыслящим компьютерным созданием и обладала собственной индивидуальностью.

– Привет, Макс, – поздоровался Йегер. – Готова провести небольшое исследование?

– Я всецело в твоем распоряжении, – ответила Макс хрипловатым голосом.

– Видишь объект, который я положил у твоих ног?

– Вижу.

– Я бы хотел, чтобы ты его идентифицировала и назвала примерную дату и культуру.

– Мы теперь занимаемся археологией, да?

Йегер кивнул.

– Эту штуку нашла биолог НУМА в коралловой пещере на рифе Навидад.

– Ее могли бы упаковать и получше, – сухо сказала Макс, глядя на обросшую кораллами вазу.

– Они торопились.

– Это очевидно.

– Пройдись по университетским археологическим сетям, может быть, найдешь что-нибудь близкое.

Она лукаво посмотрела на него:

– Знаешь, ты ведь принуждаешь меня к противозаконным действиям.

– Влезть в категорию «другие файлы исторического назначения» не значит нарушить закон.

– Не перестаю удивляться, как ты всегда умудряешься оправдывать свои бесчестные поступки.

– Я занимаюсь всем этим исключительно из филантропических соображений.

Макс закатила глаза.

– Избавь меня от нравоучений.

Йегер дотронулся указательным пальцем до кнопки, и Макс медленно растаяла, как будто испарилась. Одновременно с этим ваза опустилась в приемное устройство, расположенное под трубой.

В это мгновение зазвонил синий телефон в целом ряду одинаковых аппаратов, различающихся только по цвету. Йегер, продолжая печатать что-то на клавиатуре, поднес трубку к уху:

– Да, адмирал.

– Хайрем, – раздался в трубке голос адмирала Джеймса Сэндекера, – мне нужна папка по тому плавучему уродству, что стоит сейчас на якоре у мыса Сан-Рафаэль в Доминиканской Республике.

– Я сейчас же принесу ее в ваш офис.

* * *

Джеймсу Сэндекеру шел шестьдесят второй год. Когда секретарь адмирала проводил Йегера в его кабинет, адмирал был занят гимнастикой. Это был человек небольшого роста – пять футов с небольшим – с густым ежиком рыжих волос и такой же рыжей вандейковской бородкой. Он поднял на Йегера взгляд холодных, уверенных голубых глаз. Он был фанатом здорового образа жизни, бегал каждое утро трусцой, работал ежедневно в гимнастическом зале НУМА и питался исключительно вегетарианской пищей. Его единственной слабостью была непреодолимая любовь к гигантским сигарам, изготовленным по специальному заказу. Сэндекер уже много лет принадлежал к касте высших государственных служащих и успел превратить НУМА в самый эффективный бюрократический аппарат правительства. Большинство президентов, под началом которых ему за много лет на посту директора НУМА приходилось работать, быстро убеждались, что Сэндекер – не командный игрок, но внушительный список достижений и заслуженное уважение к нему Конгресса гарантировали, что без работы он не останется.

Адмирал буквально вскочил на ноги и жестом предложил Йегеру стул наискосок от его стола, сделанного из крышки люка корабля Конфедерации – прерывателя блокады.

К ним присоединился Руди Ганн – заместитель Сэндекера на посту директора агентства. Ганн превосходил адмирала в росте меньше чем на дюйм. Он был очень умным человеком и в прошлом служил под началом Сэндекера в военно-морском флоте в звании коммандера. Ганн смотрел на мир через очки с толстыми стеклами в роговой оправе. Его основной работой было отслеживать многочисленные научные проекты НУМА в океане, разбросанные по всем свету. Руди кивнул Йегеру и устроился на соседнем стуле.

Йегер привстал и положил перед адмиралом толстую папку.

– Здесь все, что у нас есть по «Океанскому скитальцу».

Сэндекер открыл папку и внимательно вгляделся в планы роскошного отеля, спроектированного и построенного как плавучий курорт. Это автономное судно можно было отбуксировать в любую из нескольких специально подготовленных экзотических стоянок по всему миру. Отель оставался там в течение месяца, а затем его перетаскивали к следующему, не менее живописному месту стоянки. Через минуту изучения спецификаций Сэндекер с мрачным выражением лица поднял глаза на Йегера.

– Эта штука – настоящая катастрофа. Неизвестно только, когда именно она произойдет.

– Должен согласиться с вами, – сказал Ганн. – Наши инженеры тщательно изучили его внутреннее устройство и пришли к выводу, что отель спроектирован неправильно и не выдержит сильного шторма.

– Что привело вас к такому выводу? – с невинным видом спросил Йегер.

Ганн встал и склонился над столом. Он развернул чертеж системы якорных канатов, при помощи которых плавучий отель закрепляли на мертвых якорях, роль которых играли вколоченные в дно сваи. Он указал концом карандаша то место, где канаты подходили к громадным креплениям, расположенным под нижними ярусами судна-отеля.

– Сильный ураган способен сорвать его с якорей.

– Согласно спецификации, конструкция отеля способна противостоять ветрам со скоростями до ста пятидесяти миль в час, – заметил Йегер.

– Только не тем ветрам, о которых мы говорим, – возразил Сэндекер. – Ведь отель стоит на якорях в море, а не покоится на твердой земле. Он окажется игрушкой высоких волн, а на мелководье волнение обычно усиливается. Волны разобьют это сооружение в щепки, вместе со всеми пассажирами и обслуживающим персоналом.

– Но неужели архитекторы не приняли ничего этого во внимание? – спросил Йегер.

Сэндекер нахмурился.

– Мы указали им на проблему, но основатель курортной корпорации, он же владелец отеля, проигнорировал все наши предупреждения.

– Ему достаточно было того, что международная группа морских инженеров объявила его отель безопасным, – добавил Ганн. – А поскольку Соединенные Штаты не имеют юрисдикции над иностранными предприятиями, мы никак не могли вмешаться в его строительство.

Сэндекер вложил спецификации и чертежи обратно в папку и закрыл ее.

– Будем надеяться, что ураган, который формируется сейчас у Западной Африки, обойдет отель стороной или, может быть, не сумеет вырасти до пятой категории, где скорость ветра превышает сто пятьдесят миль в час.

– Я уже связался с капитаном Барнумом, – сказал Ганн. – Он сейчас обеспечивает работу подводной лаборатории «Рыбы» неподалеку от «Океанского скитальца». Они занимаются исследованием кораллов. Я велел ему обращать особое внимание на любые штормовые предупреждения, чтобы не оказаться ненароком на пути какого-нибудь приближающегося урагана.

– Наш центр в Ки-Уэсте как раз сейчас следит за формированием одного из них, – сказал Йегер.

– Держите меня в курсе, – попросил Сэндекер. – Нам сейчас меньше всего нужна двойная катастрофа.

* * *

Вернувшись к своему рабочему месту, Йегер увидел, что на панели мигает зеленый огонек. Он сел за компьютер и набрал команду. Вновь появилась Макс и одновременно снизу из-под пола поднялась обросшая кораллами ваза.

Когда изображение Макс полностью сформировалось, Йегер спросил:

– Ты проанализировала вазу?

– Да, – без колебаний ответила Макс.

– Что же ты обнаружила?

– Люди на «Морской фее» не слишком старались, очищая эту штуку от наростов, – пожаловалась Макс. – На поверхности остался слой известкового осадка. Они даже не позаботились почистить ее внутри. Там по-прежнему все заполнено отложениями. Чтобы хоть что-то понять, мне пришлось применить все мыслимые методы получения изображений. Метод магнитного резонанса, цифровой рентген, трехмерный лазерный сканер и импульсно сопряженные нейронные сети – все для того, чтобы получить приличное сегментное изображение.

– Избавь меня от технических деталей, – терпеливо вздохнул Йегер. – Что в результате?

– Начнем с того, что это не ваза. Это амфора, так как на горлышке у нее имеются небольшие ручки. Ее отлили из бронзы в середине или в конце бронзового века.

– Значит, она старая.

– Очень старая, – уверенно произнесла Макс.

– Ты уверена?

– Разве я когда-нибудь ошибалась?

– Нет, – согласился Йегер. – Признаю, ты меня никогда не подводила.

– Тогда поверь мне и на этот раз. Я провела весьма тщательный химический анализ металла, из которого она изготовлена. Придавать меди дополнительную твердость начали примерно за тридцать пять веков до начала нашей эры. Тогда медь обогащали мышьяком. Единственной проблемой было то, что тогдашние рудокопы и медники умирали молодыми от отравления парами мышьяка. Значительно позже, уже после двадцать второго века до нашей эры, было обнаружено, что если смешать девяносто процентов меди и десять процентов олова, то получится очень прочный и долговечный сплав. По всей видимости, обнаружили это случайно. Это и стало началом бронзового века. К счастью, большие запасы меди имелись и в Европе, и на Среднем Востоке. Но вот олово в природе встречается довольно редко, да и найти его гораздо труднее.

– Значит, олово было дорогим товаром.

– В то время да. Торговцы оловом ездили по всему древнему миру. Они покупали олово на шахтах и продавали тем, кто работал в кузницах. Бронза породила весьма развитую экономику и сделала многие знаменитые древние состояния. Ковали все: от оружия – бронзовые наконечники копий, ножи и мечи – до ожерелий, браслетов, поясов и булавок для дам. Бронзовые топоры и стамески привели к быстрому развитию искусства деревообработки. Ремесленники начали отливать горшки, вазы и кувшины. Если рассматривать историческую перспективу, бронзовый век сильно продвинул цивилизацию вперед.

– Так что можно сказать о нашей амфоре?

– Она была отлита между тысяча двухсотым и тысяча сотым годами до нашей эры. И, если тебе интересно, при отливке был применен способ литья по выплавляемой модели.

Йегер выпрямился в кресле:

– Это значит, что ей больше трех тысяч лет.

Макс саркастически улыбнулась:

– Ты очень проницателен.

– Где ее отлили?

– Ее отлили древние кельты в Галлии, точнее в районе, известном как Египет.

– Египет... – скептически повторил Йегер.

– Три тысячи лет назад землю фараонов не называли Египтом, скорее уж это была страна Л-Кхем или Кеми. Только Александр Великий, пройдя и завоевав эту страну, назвал ее Египтом. Он руководствовался при этом описаниями из «Илиады» Гомера.

– Я не знал, что тогда уже существовали кельты, – заметил Йегер.

– Кельты представляли собой группу слабо связанных между собой племен, которые занимались торговлей и искусством еще за две тысячи лет до нашей эры.

– Но ты сказала, что эта амфора сделана в Галлии. При чем же тут кельты?

– Вторгшиеся римляне назвали кельтские земли Галлией, – объяснила Макс. – Мой анализ показал, что медь была получена из шахт возле Хальштатта в теперешней Австрии, а олово – из Корнуолла в Англии. Но художественный стиль изделия указывает на одно из кельтских племен юго-западной Франции. Фигуры по внешнему диаметру амфоры почти точно соответствуют фигурам на котле, который один французский фермер откопал в 1972 году.

– Похоже, ты можешь назвать мне имя мастера, отлившего амфору.

Макс наградила Йегера ледяным взглядом.

– Ты не просил копаться в генеалогических записях.

Йегер задумался, впитывая услышанное.

– Есть идеи, как могла вещь бронзового века, изготовленная в Галлии, оказаться в коралловой пещере отмели Навидад у побережья Доминиканской Республики?

– Меня не программировали работать с неопределенностями, – надменно ответила Макс. – Не имею ни малейшего понятия, как она туда попала.

– Попробуй выдвигать предположения, – мило попросил Йегер. – Она что, упала с какого-то судна или, может быть, составляла часть груза, который разметало по дну после кораблекрушения?

– Скорее последнее, поскольку судам нечего делать на отмели Навидад, если только они не стремятся к гибели. Амфора могла бы быть частью груза древних артефактов, который везли богатому торговцу или в какой-то музей Латинской Америки.

– Вероятно, это предположение не хуже любого другого.

– На самом деле ничего похожего, – безразлично произнесла Макс – Согласно моему анализу, наросты снаружи слишком стары, чтобы иметь отношение к любому кораблекрушению после выхода в море флотилии Колумба. Я определила, что органическим соединениям на ней больше двадцати восьми веков.

– Это невозможно. До тысяча пятисотого года в западном полушарии не было кораблекрушений.

Макс вскинула руки.

– Ты что, не доверяешь мне?

– Ты должна признать, что твоя датировка граничит с нелепостью.

– Хочешь – верь, не хочешь – не верь. Я настаиваю на своей правоте.

Йегер откинулся в кресле, гадая про себя, что теперь делать с проектом и с выводами Макс.

– Распечатай свой отчет в десяти экземплярах, Макс. Я возьму их с собой.

– И еще одно, – сказала Макс, – прежде чем ты отправишь меня обратно в Никуда.

– А именно? – осторожно посмотрел на нее Йегер.

– Когда вычистят все это дерьмо, внутри амфоры вы найдете золотую статуэтку козы.

– Чего?!

– Пока, Хайрем.

Макс исчезла в своих электронных схемах, а Йегер остался сидеть в кресле, пребывая в полном недоумении. Его сознание попыталось перейти на отвлеченные понятия. Он попробовал представить себе, как какой-то древний моряк три тысячи лет назад на своем судне в четырех тысячах миль от Европы бросает за борт бронзовый горшок, но картинка не складывалась.

Он протянул руку, взял амфору и уставился было в ее горлышко, но тут же вынужден был отвернуться от жуткого зловония разлагающейся морской живности. Он положил амфору обратно в ящик и долго сидел неподвижно, не в силах осмыслить и принять то, что обнаружила Макс.

Он решил первым делом завтра, прежде чем поделиться результатом ее анализа с Сэндекером, провести тщательную проверку всех систем Макс. Ему совершенно не хотелось делиться результатами ее исследования, пока существовала хоть малейшая вероятность того, что Макс по каким-то причинам ошиблась.

4

Среднему урагану требуется шесть суток, чтобы вырасти до полной силы. Урагану Лиззи хватило четырех.

Его ветры закручивались вокруг центра все быстрее и быстрее. Он прошел стадию тропической депрессии со скоростью ветра от тридцати девяти миль в час. Затем скорость ветра достигла семидесяти четырех миль в час, и Лиззи стал полноценным ураганом первой категории. Ему, однако, мало было называться просто бурей – Лиззи не мешкая разогнался до скорости в сто тридцать миль в час, а значит, миновал категорию II и практически сразу прыгнул в третью категорию.

Хейди Лишернесс в Центре ураганов НУМА занималась изучением последних изображений, полученных с геостационарных спутников, которые висят в двадцати двух тысячах миль над экватором. Полученные данные передавались в компьютер, а затем обрабатывались с помощью одной из нескольких существующих математических моделей; модель позволяла предсказать скорость, направление движения и растущую мощь Лиззи. Спутниковые картинки нельзя было назвать слишком точными. Хейди предпочла бы изучать более детальные фотоснимки, но было еще слишком рано посылать военный самолет слежения за штормами так далеко в океан. Она вынуждена была ждать и обходиться пока не столь детальными снимками.

Первые данные не слишком обнадеживали.

У этого урагана наблюдались все предпосылки перешагнуть порог пятой категории, где скорость ветра превосходит сто пятьдесят миль в час. Хейди оставалось только надеяться и молиться о том, чтобы Лиззи не задел густонаселенное побережье Соединенных Штатов. До сих пор этим жутким достижением могли похвастать только два урагана пятой категории: ураган 1935 года, пронесшийся в День труда над островами Флориды, и ураган Камилла, который обрушился в 1969 году на штаты Алабама и Миссисипи, снося по пути многоэтажные жилые дома.

Хейди потратила несколько минут на составление и отправку факса своему мужу Харли в Национальную метеорологическую службу. Она хотела предупредить его и познакомить с последними данными по урагану.

«Харли,

ураган Лиззи движется на восток и при этом ускоряется. Как мы и предполагали, он уже вырос до опасных размеров. Компьютерная модель предсказывает ветер в 150 узлов и высоту волн 40 – 50 футов в радиусе 350 миль. Сам он движется с невероятной скоростью 20 узлов.

Буду держать тебя в курсе.

Хейди».

Она вновь обратилась к картинкам, поступающим со спутника. Каждый раз при взгляде на увеличенное изображение урагана Хейди не уставала восхищаться гибельной красотой его толстых, закручивающихся тугой спиралью белых облаков и настоящим щитом из перистых облаков, возникающих в ходе гроз в облачных стенах вокруг центрального «глаза». В арсенале природы нет ничего, что могло бы сравниться с ужасающей энергией полностью сформировавшегося урагана. В данном случае глаз урагана сформировался рано и выглядел теперь как черный кратер на белой планете. Известно, что диаметр глаза может быть от пяти до ста с лишним миль. Глаз Лиззи составлял пятьдесят миль в поперечнике.

В настоящий момент внимание Хейди было приковано к показаниям атмосферного давления в миллибарах. Чем ниже этот показатель, тем страшнее шторм. Во время ураганов Хьюго (1989 г.) и Эндрю (1992 г.) было зарегистрировано атмосферное давление в 934 и 922 миллибара соответственно. Давление Лиззи достигло уже отметки в 945 миллибар и продолжало стремительно падать, формируя в его центре вакуум, воронка которого с каждым часом становилась все шире. Мало-помалу, миллибар за миллибаром, как в дурном сне, стрелка барометра неуклонно ползла вниз по шкале.

Кроме того, ураган Лиззи с рекордной скоростью двигался через океан на запад.

Ураганы передвигаются медленно, обычно со скоростью не более двенадцати миль в час. Это средняя скорость человека на велосипеде. Но ураган Лиззи не захотел придерживаться правил, установленных прежними штормами. Он несся через океан с весьма солидной скоростью – двадцать миль в час. И, в отличие от прежних ураганов, склонных сворачивать от своего пути в Западное полушарие то в одну сторону, то в другую, Лиззи шел по прямой, как будто заранее наметив себе какую-то конкретную цель.

Штормы довольно часто сворачивают с пути и полностью меняют направление движения. В этом смысле Лиззи, опять же, вел себя не по правилу. Хейди казалось, что если существуют ураганы, одержимые одной идеей, то этот ураган относится именно к таким.

Хейди не знала, кто и на каком острове пустил в оборот слово «ураган», но слово это определенно имело карибское происхождение и означало «большой ветер». Лиззи, чуть не лопаясь от переполнявшей его энергии, не уступавшей энергии самой крупной ядерной бомбы, бесился вовсю: гремел раскатами грома, швырялся молниями, поливал все вокруг проливным дождем.

Суда в этой части океана уже начали ощущать на себе его гнев.

Наступил полдень – сумасшедший, дикий, тревожный поддень. Море буквально в мгновение ока превратилось из относительно спокойной водной плоскости в месиво тридцатифутовых волн. По крайней мере, так показалось капитану контейнеровоза «Мона Лиза», шедшего под никарагуанским флагом. Впечатление было, как если бы он распахнул дверь в пустыню и получил в лицо целую цистерну воды. Море разбушевалось всего за несколько минут, и легкий бриз мгновенно обернулся штормовым ветром. За все годы, проведенные в море, ему не приходилось видеть, чтобы шторм возникал так быстро.

Поблизости не было никакого порта, где контейнеровоз мог бы укрыться от бури, так что капитан решительно направил «Мону Лизу» навстречу шторму. Он ставил на то, что чем быстрее он минует центральную часть шторма, тем выше будут его шансы выйти из этой передряги без ущерба для груза.

В тридцати милях к северу громадные волны догнали египетский нефтяной супертанкер «Рамзес II». Капитан Уоррен Мид замер в ужасе, наблюдая, как девяностофутовая волна[10] с невероятной скоростью догнала его судно и обрушилась на корму. Она сорвала релинги и прямо через палубные люки обрушила вниз тонны воды, затапливая трюмы и жилые каюты. Вахтенные в рубке буквально онемели, когда волна обогнула надстройку и прошлась вдоль громадной семисотфутовой палубы, возвышающейся на шестьдесят футов над ватерлинией. Искалечив на палубе фитинги и трубопроводы, волна прокатилась над бушпритом и ушла дальше.

Восьмидесятифутовая яхта, принадлежавшая основателю компьютерной софтверной компании и шедшая с десятью пассажирами и пятью членами экипажа на борту в Дакар, просто исчезла, захваченная громадными волнами. Экипаж не успел даже подать сигнал SOS.

Еще до наступления ночи не менее чем дюжине судов суждено было испытать на себе разрушительную ярость Лиззи.

* * *

Хейди и ее коллеги-метеорологи в Центре ураганов НУМА без конца проводили конференции и изучали поступающие данные о системе, которая стремительно подходила с востока. Ураган Лиззи пересек уже сороковой меридиан в центре Атлантики, и до сих пор в нем не было заметно никакого ослабления. Он опровергал все предварительные прогнозы и несся вперед, будто паровоз по рельсам, практически не отклоняясь от курса.

В три часа Хейди приняла звонок от Харли.

– Как все это выглядит? – спросил он.

– Наша наземная система обработки данных сейчас рассылает их, получите и вы, – ответила Хейди. – Еще вечером начали выходить сводки и рекомендации для моряков.

– А на что похож маршрут Лиззи?

– Хочешь верь, не хочешь не верь, но этот ураган несется строго по прямой.

Последовала пауза.

– Это что-то новенькое.

– За последние двенадцать часов он ни разу не отклонился от прямой линии даже на десять миль.

Харли все еще сомневался.

– Это неслыханно!

– Когда получишь наши данные, увидишь сам, – твердо сказала Хейди. – Лиззи бьет все рекорды. Суда в океане уже сообщают о девяностофутовых волнах.

– Ничего себе! А как насчет ваших компьютерных прогнозов?

– Мы выкидываем их в мусорную корзину сразу же, как только печатаем. Лиззи действует совсем не так, как его предшественники. Наши компьютеры не в состоянии сколько-нибудь точно определить его маршрут и максимальную силу.

– Значит, он из тех событий, что происходят раз в столетие?

– Боюсь, что скорее из тех, что происходят раз в тысячелетие.

– Можешь дать мне какие-то факты, ну хоть что-нибудь, что помогло бы предсказать, где он может ударить, чтобы мой центр начал рассылать предупреждения? – Тон Харли изменился, он заговорил серьезно.

– Он может выскочить на сушу где угодно – от Кубы до Пуэрто-Рико. В настоящий момент я бы поставила на Доминиканскую Республику. Но наверняка мы не будем знать по крайней мере еще двадцать четыре часа.

– Значит, пора выпускать предварительные предупреждения.

– Да, имея в виду скорость, с которой передвигается Лиззи, давно пора.

– Я и мои коллеги по службе погоды начнем сейчас же.

– Харли!

– Да, любовь моя?

– Я сегодня не смогу прийти домой к обеду.

Хейди увидела мысленно, как весело улыбнулся Харли в трубку телефона.

– Я тоже, любовь моя. Я тоже.

Повесив трубку, Хейди несколько секунд неподвижно сидела в кресле, уставившись на громадную карту части Северной Атлантики с районом активных ураганов. Она пробежала глазами по островкам Карибского бассейна, лежащим ближе всего к приближающемуся чудовищу, и ее кольнуло какое-то беспокойство. Она дала своему компьютеру задание выдать список названий судов с кратким описанием и точными координатами в заданном районе Северной Атлантики. Положение двадцати с лишним судов говорило о том, что им придется испытать на себе полную мощь шторма. Она просмотрела список, опасаясь обнаружить в районе урагана какое-нибудь большое круизное судно с тысячами пассажиров и членов экипажа на борту. Нет, круизных судов поблизости от центра бури вроде не было. Но тут глаз зацепился за одно из названий. Сначала Хейди подумала, что это тоже судно, но потом кое-что вспомнила. Это было не судно.

– О господи! – простонала она.

Сэм Мур, очкастый метеоролог за соседним столом, поднял голову.

– С тобой все в порядке? Что-нибудь случилось?

Хейди осела в кресле.

– «Океанский скиталец».

– Это что, круизное судно?

Хейди покачала головой.

– Нет, это плавучий отель, стоящий на якорях прямо на пути системы. Его уже невозможно вовремя убрать оттуда. Он совершенно беззащитен.

– То судно, что сообщило о девяностофутовых волнах, – подхватил Мур. – Если такая волна ударит по отелю... – Он не закончил предложения.

– Нужно предупредить дирекцию отеля, пусть эвакуируют людей.

Хейди вскочила на ноги и побежала к комнате коммуникационного центра. Вопреки всему, она надеялась, что дирекция отеля начнет действовать сразу и без колебаний. Если нет, то тысяче гостей и служащих отеля грозит ужасная гибель.

5

Никогда еще на море не наблюдалось такого изящества и великолепия. Никогда не строилось ничего даже отдаленно напоминающего его уникальный и совершенно новый дизайн. Подводный курортный отель «Океанский скиталец» был приключением, которое ждало только своего героя. Он предоставлял гостям волнующую возможность любоваться чудесами, скрытыми под морской поверхностью. Отель во всем своем чудесном великолепии высился над волнами в двух милях от оконечности мыса Каброн – выступа на юго-восточном побережье Доминиканской Республики.

Мировая индустрия отдыха уже признала этот отель самым необычным курортом в мире. Он был построен в Швеции в соответствии с жесткими техническими требованиями, каких не удавалось выполнить никогда раньше. Высочайший уровень мастерства, использование новейших материалов и вместе с тем смелое применение богатых текстур и красок, иллюстрирующих жизнь в море. Ярчайшие краски – зеленая, синяя и золотая – собрались вместе, чтобы создать один роскошный ансамбль, великолепный снаружи и буквально захватывающий дух внутри. Внешние очертания надводной части напоминали мягкие, изящные линии низко бегущих облаков. Отель вздымался в небо более чем на двести футов. На пяти верхних этажах размещались каюты и офисы четырехсот служащих и членов экипажа, обширные хранилища, кухни, а также системы отопления и кондиционирования воздуха.

Кроме того, «Океанский скиталец» предлагал своим гостям бесконечные кулинарные изыски – настоящий рай для настоящих гурманов. Пять ресторанов под управлением пяти поваров мирового класса. Экзотические блюда из морепродуктов, всего несколько минут назад выловленных из моря, в самой роскошной обстановке. А еще для создания интимной романтической атмосферы можно было заказать обед на закате солнца во время морской прогулки на катамаране.

На трех уровнях отеля располагались два зала, где выступали знаменитые актеры и эстрадные артисты; огромный бальный зал, вмещавший полный оркестр. Пассажирам были предоставлены все возможности для беспрецедентного шопинга – дизайнерские бутики и самые разные магазины, полные волнующих и изысканных товаров, которые редко встретишь дома в магазинах для туристов. И все это без налогообложения!

Там был кинотеатр с бархатными сиденьями, куда через спутник поступали самые свежие киноновинки. Казино – меньше по размеру, чем в Лас-Вегасе, зато превосходящее все тамошние казино в роскоши. В извилистых длинных аквариумах, проложенных между игральными столиками и автоматами, плавали рыбы. За стеклянными потолками тоже видна была различная морская живность, лениво скользящая над головами играющих.

На средних уровнях размещались всевозможные бассейны и спа[11] мирового класса с бесплатными услугами профессиональных тренеров. Все виды массажа, полный набор самых дорогих процедур ухода за лицом и телом. Сауны и парные, оформленные под тропические сады с экзотическими растениями и цветами. Для активных занятий этаж над спа-бассейнами вмещал теннисные корты и поле для мини-гольфа, устроенное кольцом по периметру палубы. Была даже позиция для отработки дальних ударов, где гости могли направлять мячи далеко в море и бить по плавающим мишеням, расставленным с интервалами в пятьдесят ярдов.

Любителям приключений должны были понравиться несколько весьма витиеватых водяных горок с входами на разных уровнях. К входам гостей доставляли лифты. Одна такая горка начиналась под самой крышей отеля и спускалась по спирали к воде с высоты пятнадцатого этажа. Можно было заняться и другими водными видами спорта, включая виндсерфинг, катание на водных лыжах за самолетом или катером и, конечно, мириады бесплатных занятий по погружениям с аквалангом под руководством опытных инструкторов. Гости могли также прогуляться на небольшой подводной лодке в обиталище коралловых рифов и вокруг, а также в верхнюю часть более глубокой морской впадины. Но можно было и просто любоваться миром океана через выпуклые иллюминаторы подводной части отеля. Классы по определению рыб и образовательные лекции по морской жизни читали университетские преподаватели соответствующих наук.

Но настоящая магия, которую испытывали на себе гости этого отеля, заключалась в самой жизни внутри его громадной подводной части, построенной в форме яйца. На «Океанском скитальце», как на рукотворном айсберге, не было комнат. Там были только апартаменты – четыреста десять номеров. Все они располагались ниже поверхности моря и имели иллюминаторы во всю стену, от пола до потолка, из толстого, особо прочного стекла. Через них можно было наблюдать за поразительными картинами подводной морской жизни. Апартаменты были художественно отделаны в глубоких синих и зеленых тонах, а мягкое цветное освещение, которое можно было отрегулировать и подобрать под настроение, только усиливало ощущение того, что гости и правда живут на дне моря.

В любой момент пассажиры могли оказаться «лицом к лицу» с морскими хищниками – акулами и барракудами. Яркие тропические морские ангелы, рыбы-попугаи и дружелюбные дельфины небольшими группами сновали вокруг за стенами апартаментов. Гигантские морские окуни и скаты, резвясь среди разноцветных кораллов, проплывали прямо сквозь тела изящных неторопливых медуз. По ночам гости могли лежать в постели и наблюдать балет мелких рыбешек в перекрещивающихся лучах цветных прожекторов.

В отличие от многочисленного флота круизных судов, бороздящих все моря планеты, у «Океанского скитальца» не было двигателей. Это был плавучий остров. На месте его удерживали гигантские стальные булавки, загнанные глубоко в донные отложения. Четыре толстых троса шли от этих «булавок» к креплениям, которые можно было автоматически открывать и закрывать.

Но отель не стоял на одном месте. Помня о том, что богатые путешественники редко приезжают отдыхать в одно место дважды, дизайнеры «Океанского скитальца» предусмотрительно построили донные крепления для отеля в дюжине самых живописных мест по всему миру. Пять раз в год к плавучему отелю подходила пара стодвадцатифутовых буксиров. Из гигантских цистерн плавучести выкачивали всю воду, и отель поднимался, так что под водой оставались всего два уровня; якорные тросы отсоединяли. Буксиры, на каждом из которых стоял дизельный двигатель Ханнэвелла в три тысячи лошадиных сил, тащили плавучий отель к новому тропическому месту стоянки, где его снова ставили на мертвые якоря. Пассажиры могли по желанию уехать домой или остаться на время перехода на борту.

Каждые четыре дня в отеле проводились тренировки по использованию спасательных плотов – равно обязательные и для гостей, и для экипажа. Специальные лифты с автономными источниками энергии – на случай, если выйдут из строя генераторы, – могли эвакуировать всех людей на круговую палубу, устроенную на втором уровне. Там размещались новейшие крытые спасательные плоты, способные сохранять плавучесть даже в экстремальных условиях.

Благодаря невероятной роскоши отеля и уникальным впечатлениям, которые получали пассажиры, номера на «Океанском скитальце» были заказаны не меньше чем на два года вперед.

Сегодня, однако, был особый день. В отель должен был на четыре дня приехать человек, стоявший за созданием «Океанского скитальца», великолепное открытие которого состоялось месяц назад. Это был человек не менее загадочный, чем само море. Человек, которого фотографировали только издалека, который никому не показывал свое лицо ниже линии носа, а глаза всегда скрывал за темными очками. Никто не знал, кто он по национальности. Это был человек без имени, таинственный, как призрак. Средства массовой информации так и прозвали его – Призрак. Репортерам из печатных и телевизионных новостных агентств не удалось сорвать с него даже внешний покров анонимности. Не был известен ни его возраст, ни биография. Точно о нем известно было только одно: что он возглавляет «Одиссей» – гигантскую научно-исследовательскую и строительную империю, протянувшую щупальца в тридцать стран мира, – и единолично руководит им. «Одиссей» сделал его одним из богатейших и могущественнейших людей цивилизованного мира.

У «Одиссея» не было акционеров. Не было ни ежегодных отчетов, ни деклараций о прибылях и убытках, которые можно было бы изучить. Империя «Одиссей» и человек, управляющий ею, стояли особняком от остального делового мира и были окружены покровом строжайшей тайны.

* * *

В четыре часа пополудни тишина аквамаринового моря и лазурного неба была нарушена визгом низко пролетевшего реактивного самолета. Затем с запада появился большой пассажирский лайнер, выкрашенный в фирменный бледно-лиловый цвет «Одиссея». Любопытствующие гости отеля глядели снизу, как пилот этого необычного самолета мягко заложил вираж над «Океанским скитальцем», чтобы дать своему пассажиру возможность полюбоваться плавучим чудом с высоты птичьего полета.

Самолет не был похож на то, что им приходилось видеть прежде. Самолет «Би-200» русской постройки первоначально разрабатывался как самолет-амфибия для борьбы с пожарами. Этот экземпляр, однако, был построен так, что мог с королевской роскошью разместить на борту восемнадцать пассажиров и экипаж из четырех человек. На его высоко расположенном крыле были установлены два турбовинтовых двигателя «BMW – Роллс-Ройс». Самолет развивал скорость свыше четырехсот миль в час, а прочный корпус позволял ему легко взлетать и садиться на воду при волнении в два-три балла.

Пилот выровнял амфибию и зашел на посадку непосредственно перед отелем. Большой корпус коснулся воды одновременно с внешними поплавками и осел в воде. Затем он своим ходом подошел к плавучей пристани, закрепленной у главного входа отеля. На пристань полетели швартовочные концы, и экипаж тщательно закрепил самолет у причала.

На причале, огражденном золотыми бархатными шнурами, стояла группа встречающих во главе с лысым очкастым мужчиной в безукоризненном голубом блейзере. Это был исполнительный директор «Океанского скитальца» Хобсон Мортон – усердный и требовательный человек, полностью преданный своей работе и своему хозяину. Он был высок – шесть футов шесть дюймов, но весил всего сто семьдесят пять фунтов. В свое время Призрак лично переманил к себе Мортона. В соответствии со своей философией он всегда стремился окружать себя людьми более умными, чем он сам. За глаза коллеги называли Мортона «оглоблей». Вот и сейчас он стоял прямо, как телеграфный столб, – высокий и изящный, с седеющими висками под густой массой аккуратно причесанных светлых волос. Из главного люка амфибии появилась группа из шести сопровождающих, затем четверо сотрудников службы безопасности в синих комбинезонах. Охранники без промедления заняли позиции на причале.

Прошло несколько минут, прежде чем Призрак вышел из самолета. По контрасту с Мортоном он показался очень маленьким. Его рост мог бы составить пять футов пять дюймов, если бы Призрак сумел выпрямиться как следует, но с его значительным излишком веса это было практически невозможно. При ходьбе – а он переваливался, как утка, – он был похож на лягушку-быка в поисках болота. Прекрасно сшитый белый костюм обтягивал его громадный живот значительно сильнее, чем следовало. Голова была обмотана белым шелковым тюрбаном, длинным концом которого Призрак прикрывал подбородок и рот. Прочитать выражение на его лице было невозможно – даже глаза были скрыты за непроницаемыми линзами темных солнечных очков. Мужчины и женщины, тесно связанные с Призраком, всегда недоумевали, как он умудряется видеть сквозь них хоть что-нибудь. Они не знали, что линзы очков представляют собой что-то вроде одностороннего зеркала. Владелец изнутри прекрасно все видел, а его глаза оставались полностью невидимыми.

Мортон шагнул вперед и официально поклонился.

– Добро пожаловать на «Океанский скиталец», сэр.

Рукопожатий не последовало. Призрак задрал голову и посмотрел на величественное сооружение. Хотя он от зарождения идеи и до строительства проявлял личный интерес к проекту, ему до сих пор не приходилось видеть свой отель законченным, на морской стоянке.

– Его вид превосходит мои самые оптимистичные ожидания, – произнес Призрак мягким, мелодичным голосом с легчайшим намеком на акцент американского Юга, который совсем не соответствовал его внешности. Когда Мортон впервые встретился с Призраком, он ждал, что голос у него окажется высокий и скрипучий.

– Я уверен, что и внутренняя отделка вас более чем удовлетворит, – сказал Мортон покровительственным тоном. – Если вы будете любезны следовать за мной, я покажу вам весь отель, а потом провожу в пентхаус, в королевские апартаменты.

Призрак только кивнул в ответ и быстро заковылял по причалу к отелю. Свита двинулась за ним.

* * *

В узле связи, отделенном широким коридором от административных офисов, оператор отслеживал и переключал спутниковые вызовы, поступавшие из главной штаб-квартиры Призрака в выстроенном его компанией городе в Лагуне (Бразилия) и из других офисов по всему миру. На пульте мигнул один из огоньков. Оператор ответил на вызов.

– «Морская фея», куда я должен направить ваш звонок?

– Это Хейди Лишернесс из Центра ураганов НУМА в Ки-Уэст. Могу я поговорить с директором вашего курорта?

– Простите, он занят. Он сопровождает владельца и основателя «Океанского скитальца» в частной экскурсии по отелю.

– Это чрезвычайно срочно. Позвольте мне поговорить с его заместителем.

– Вся администрация отеля сейчас находится там же, на экскурсии.

– В таком случае, пожалуйста, – голос Хейди звучал умоляюще, – пожалуйста, сообщите им, что в направлении «Океанского скитальца» идет ураган пятой категории. Он движется с невероятной скоростью и может обрушиться на отель уже завтра на рассвете. Вы должны, я повторяю, вы должны начать эвакуацию отеля. Я буду все время держать вас в курсе. Если у директора будут вопросы, я буду у телефона по этому номеру.

Оператор исполнительно записал телефонный номер Центра ураганов, а затем ответил на несколько звонков, поступивших за время его разговора с Хейди. Он не принял предупреждение всерьез, а потому дождался через два часа смены и только потом разыскал Мортона и передал ему полученное сообщение.

Мортон внимательно вгляделся в сообщение, отпечатанное специальным принтером с голоса оператора, и задумчиво перечитал его, прежде чем передать Призраку.

– Предупреждение метеорологов из Ки-Уэст. Сообщают, что в нашем направлении движется ураган, и предлагают эвакуировать всех из отеля.

Призрак бегло просмотрел сообщение, неуклюже подошел к большому панорамному окну и оглядел океан в восточном направлении. Небо было чистым, а поверхность воды казалась вполне спокойной. Гребни волн поднимались не больше чем на один-два фута.

– Не будем принимать торопливых решений. Если этот шторм идет по обычному маршруту ураганов, он должен отвернуть к северу и пройти мимо нас в паре сотен миль.

Мортон был не слишком уверен в этом. Человек ответственный и осторожный, он предпочитал перестраховаться, чем после сожалеть о своей ошибке.

– Мне кажется, сэр, что не в наших интересах подвергать опасности жизни пассажиров и служащих отеля.

Я предлагаю отдать распоряжение о начале процедуры эвакуации и как можно скорее организовать транспорт для перевозки людей в Доминиканскую Республику. Нам следует также вызвать буксиры и попытаться отвести отель в сторону от самой опасной зоны шторма.

Призрак вновь уставился в окно на царящую снаружи тихую погоду, как будто стараясь еще раз убедиться в собственной правоте.

– Подождем еще три часа. Я не хочу портить имидж «Океанского скитальца» рассказами о бегстве пассажиров с него. Средства массовой информации не упустят случая раздуть эту историю и сравнить ее с тем, как... покидают тонущий корабль.

Он раскинул руки и как будто обнял величественное плавучее сооружение. Со стороны он напоминал воздушный шар с торчащими вверх длинными тонкими ушами.

– Кроме того, – добавил он, – мой отель построен так, что способен выдержать любую ярость стихии.

У Мортона мелькнула мысль напомнить о «Титанике», но он отказался от нее. Он оставил Призрака в апартаментах пентхауса и вернулся в свой офис, чтобы начать подготовку к эвакуации. Мортон был убежден, что эвакуировать людей придется.

* * *

В пятидесяти милях к северу от «Океанского скитальца» капитан Барнум был занят тем, что изучал метеорологические сводки, поступающие от Хейди Лишернесс. Сам того не зная, он, как и Призрак, все время поглядывал на восток. В отличие от людей сухопутных, Барнум хорошо знал море и давно приноровился к быстрой смене его настроений. Он заметил, что бриз медленно усиливается, а волны постепенно становятся выше. За долгую морскую карьеру ему пришлось пережить немало бурь. Барнум знал, что шторм на море способен незаметно подкрасться к судну и поглотить его меньше чем за час вместе с ничего не подозревающим экипажем.

Он поднял трубку телефона и вызвал «Рыбы». Голос, ответивший снизу, звучал невнятно и неразборчиво.

– Саммер?

– Нет, это ее брат, – шутливо ответил Дирк, подстраивая частоту. – Чем могу помочь, капитан?

– Саммер сейчас с тобой в доме?

– Нет, она снаружи, проверяет кислородные баллоны гидролаборатории.

– Из Ки-Уэст поступило штормовое предупреждение. На нас надвигается ураган пятой категории.

– Пятой категории? Это жестоко.

– Хуже не бывает. Я видел двадцать лет назад в Тихом океане ураган четвертой категории. Не могу представить себе ничего более страшного.

– Сколько у нас времени до того, как он будет здесь? – спросил Дирк.

– Центр предсказывал шесть часов утра. Но, судя по дальнейшим сводкам, он подходит гораздо быстрее. Нужно как можно скорее поднять вас с Саммер на борт «Морской феи».

– Мне не нужно рассказывать вам, капитан, о погружениях с автономными дыхательными аппаратами. Мы с сестрой пробыли здесь уже четверо суток. Нам потребуется не менее пятнадцати часов декомпрессии, прежде чем мы вернемся к нормальному состоянию и сможем подняться на поверхность. До подхода урагана мы никак не успеем.

Барнум прекрасно сознавал сложность ситуации.

– Возможно, нам придется прервать работу и уйти.

– На этой глубине мы сможем спокойно и с удобствами переждать шторм, – уверенно сказал Дирк.

– Мне не хочется вас оставлять, – мрачно заявил Барнум.

– Возможно, нам придется сесть на диету, но у нас есть генератор и достаточно кислорода, чтобы протянуть четверо суток. К этому моменту шторм должен уже пойти на спад.

– Лучше бы, если запас времени у вас был больше.

«Рыбы» ничего не ответили. Затем Дирк спросил:

– Есть ли у нас выбор?

– Нет. – Барнум тяжело вздохнул. – Думаю, что нет.

Он поднял глаза на внушительных размеров часы над автоматическим пультом управления в рубке. Больше всего он боялся, что шторм унесет «Морскую фею» слишком далеко от ее нынешнего положения и он не успеет вернуться достаточно быстро, чтобы спасти Дирка и Саммер. А если он потеряет в море внуков сенатора Джорджа Питта, то представить себе гнев директора департамента специальных операций НУМА просто невозможно.

– Примите все меры, чтобы как можно сильнее растянуть запас воздуха.

– Не нужно беспокоиться, капитан. В своей хижине на дне кораллового ущелья мы с Саммер будем как у Христа за пазухой.

Беспокойство Барнума не уменьшилось. Он понимал, что у «Рыб» немного шансов выдержать удар, если на риф обрушатся стофутовые волны, рожденные ураганом пятой категории. Он вновь уставился на восток через окна ходовой рубки. В небе уже начали собираться угрожающие облака, а высота волн выросла до пяти футов.

С огромным сожалением и растущим чувством приближающейся катастрофы капитан отдал приказ «Морской фее» сниматься с якоря и взять курс в сторону от предсказанной траектории движения шторма.

* * *

Когда в дверях шлюза появилась Саммер, Дирк пересказал ей услышанное и повторил полученные указания: им следует всячески беречь продовольствие и воздух.

– Нам нужно к тому же закрепить все свободно лежащие вещи на тот случай, если волны начнут швырять «Рыбы» по рифу.

– Как скоро шторм доберется до нас? – спросила Саммер.

– Но словам капитана, где-то перед рассветом.

– В таком случае у тебя еще хватит времени на последнее погружение со мной, прежде чем мы закупоримся здесь и будем ждать улучшения погоды.

Дирк взглянул на сестру. Возможно, посторонний человек был бы захвачен ее красотой и попал бы во власть ее чар, но Дирк, как брат-близнец, был невосприимчив к ее макиавеллиевским уловкам.

– Что ты задумала? – небрежно спросил он.

– Я хочу поближе взглянуть на внутренность той пещеры, где я нашла вазу.

– А ты сможешь отыскать ее в темноте?

– С легкостью, как лиса собственную нору, – ответила она самоуверенно. – Кроме того, ночью всегда очень интересно погружаться. Можно увидеть совсем других рыб, таких, каких не увидишь днем.

Дирк попался.

– Тогда давай побыстрее. До начала шторма у нас еще полно работы.

Саммер взяла его под руку.

– Ты не пожалеешь!

– Почему ты так говоришь?

Она подняла на брата мягкие, серые глаза.

– Потому что чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что в пещере можно найти что-то и покруче, чем эта ваза.

6

Саммер первая скользнула в воду входного шлюза. Брат и сестра проверили друг у друга снаряжение и двинулись в море, черное, как глубокий космос. Они одновременно включили фонари, распугав при этом ночных хищников-рыб, выплывших с наступлением темноты поохотиться в своих коралловых владениях. Луны на небе не было. Звезды заволокло зловещими тучами – недобрыми предвестниками надвигающегося шторма.

Дирк, перебирая ластами, плыл следом за сестрой в темную пустоту. По ее грациозным медлительным движениям он видел, какое наслаждение она получает от этой прогулки по подводному миру. Пузыри воздуха от ее дыхательного аппарата поднимались как связки воздушных шаров, что указывало на свободное дыхание опытной ныряльщицы. Она оглянулась на брата и улыбнулась ему сквозь стекло маски. Затем указала направо и повернула в ту сторону. Масса кораллов внизу светилась в луче ее фонаря вязью приглушенных цветных пятен.

В глубине молчаливого ночного моря под поверхностью не было ничего зловещего. Фонари ныряльщиков привлекали любопытных рыб, и они появлялись из своих коралловых укрытий, чтобы познакомиться с неизвестными неуклюжими существами, взявшимися неизвестно откуда, и с герметичными сосудами, сияющими, будто солнце. Некоторое время гигантская рыба-попугай плыла рядом с Дирком и глядела на него сбоку, как любопытная кошка. Откуда-то из мрака материализовались шесть четырехфутовых барракуд. Их нижние челюсти выступали далеко вперед и открывали взгляду несколько рядов острейших зубов. Они не обратили на ныряльщиков внимания и скользнули мимо без малейших признаков интереса.

Саммер легко, как будто по карте, находила путь в переплетении коралловых каньонов. Небольшая рыба-луна, испуганная светом, раздулась и превратилась в шар, усаженный шипами, как кактус, – вряд ли хоть один крупный хищник будет настолько глуп, что попытается проглотить такой «лакомый» кусочек.

Фонари отбрасывали на поверхность изломанных кораллов – то ломаную, то скругленную – зловещие мерцающие тени. Дирку это сложное переплетение форм и оттенков казалось бесконечным полотном художника-абстракциониста. Он взглянул на датчик глубины. Сорок пять футов. Дирк встрепенулся, увидев, что Саммер впереди внезапно резко ушла вниз в узкий коралловый каньон с крутыми стенами. Он направился за ней. В коралловых стенах каньона он различил множество проемов, ведущих в неглубокие пещеры, и подумал: интересно, которая из этих пещер привлекла накануне внимание Саммер?

Наконец Саммер замедлила движение перед вертикальным отверстием со скругленными углами, зажатым между двумя колоннами не слишком естественного вида. Она обернулась на мгновение, убедилась, что брат плывет следом, и без колебаний направилась внутрь. На этот раз, с фонарем в руке и вдвоем с братом, девушка сразу поплыла глубже в пещеру, мимо того места на донном песке, где в прошлый раз она нашла вазу.

Пещера была правильной формы. У нее были почти идеально плоские стены, потолок и пол. Она тянулась вперед, в темноту, прямая, как коридор, без изгибов и поворотов. Она вела их вперед и вперед, глубже и глубже.

Главная причина большинства несчастных случаев с ныряльщиками – то, что пловцы теряют путь в лабиринте пещер. Ошибки здесь смертельно опасны. В данном случае, к счастью, проблем с ориентацией не возникало. Погружались молодые люди не в пещере, к тому же здесь не было сложной системы смежных пещер, где несложно потерять путь. Помещение, в котором они находились, не имело ответвлений в стороны или вверх, где можно было бы перепутать направление. Чтобы вернуться к входу, им достаточно было повернуть в обратную сторону. Оба с благодарностью обратили внимание, что на дне пещеры не было слоя тонкого ила, который, если его взбаламутить, оседает больше часа и все это время не дает ничего видеть. Дно этой коралловой пещеры было покрыто крупным песком, слишком тяжелым, чтобы подниматься вверх от движений их ласт.

Ствол резко кончился, и воображение Саммер разыгралось не на шутку. Перед молодыми людьми, казалось, поднимались ступени, хотя и сильно заросшие всевозможной морской растительностью. Стайка морских ангелов закручивалась в спираль над головой девушки. Саммер начала подниматься, и испуганные рыбы метнулись мимо нее. По телу пробежала дрожь ожидания и надежды. Вернулось ощущение, что пещера не так проста, как кажется на первый взгляд.

Здесь, глубоко под поверхностью рифа, слой коралла, покрывавший все вокруг, стал заметно тоньше, ведь сюда никогда не проникал свет, необходимый морской живности для роста. Так, стены коридора были покрыты всего лишь тонкой коркой, меньше дюйма в толщину, и это был не твердый коралл, а в основном какие-то слизистые наросты. Дирк смахнул рукой в перчатке скользкие наросты и ощутил под пальцами скальную породу с какими-то канавками. Он подумал, что теоретически это может оказаться древняя кладка, сделанная в те времена, когда уровень моря был значительно ниже, и его сердце забилось быстрее.

В этот момент до него донесся приглушенный вопль Саммер. Он сильно взмахнул ластами, рванулся вверх и... вынырнул из воды в воздушный карман. Пораженный, он поднял голову вверх. Луч фонаря Саммер пробежал по куполу, сложенному без раствора из плотно прилегающих и, на первый взгляд, обтесанных камней.

– Так! Что мы здесь имеем? – спросил Дирк по системе подводной связи.

– Или это каприз природы, или древний свод, сложенный человеком, – благоговейно прошептала Саммер.

– Это не каприз природы.

– Должно быть, он ушел под воду в конце ледникового периода.

– Это было десять тысяч лет назад. Свод не может оказаться настолько древним. Более вероятно, что это сооружение погрузилось под воду во время землетрясения. Знаешь, как то, что в 1692 году разрушило Порт-Ройял на Ямайке. После нескольких сильных толчков это пиратское гнездо полностью погрузилось в море.

– Неужели и здесь забытый город-призрак? – с растущим возбуждением спросила Саммер.

Дирк покачал головой.

– Вряд ли, разве что остальное погребено под окрестными коралловыми зарослями. Внутреннее чувство подсказывает мне, что это скорее какой-то храм.

– Построенный древними жителями Карибских островов?

– Сомневаюсь. Археологи не обнаружили никаких свидетельств того, что в Вест-Индии до Колумба существовало искусство каменной кладки. И местные жители уж наверняка не умели делать бронзовые вазы. Это постройка совсем другой культуры, какой-то потерянной, неизвестной цивилизации.

– Только не это! Еще один миф об Атлантиде, – саркастически протянула Саммер.

– Нет, с этим папа и Ал[12] уже разобрались несколько лет назад в Антарктике.

– Кажется невероятным, чтобы представители древних народов Европы приплыли из-за океана и выстроили на каком-то коралловом рифе храм.

Дирк медленно провел по стене рукой в перчатке.

– Вероятно, в то время отмель Навидад была островом.

– Подумать только, – сказала Саммер, – мы сейчас дышим воздухом, которому, должно быть, больше тысячи лет.

Дирк глубоко вдохнул и вновь выдохнул.

– По-моему, он совсем не плох.

Саммер махнула рукой, указывая себе за плечо.

– Помоги мне с камерой. Мы должны непременно снять все это.

Дирк передвинулся ей за спину и снял алюминиевый контейнер, закрепленный у Саммер под баллонами с воздухом. Он вытащил из контейнера миниатюрную цифровую фотокамеру Sony PC-100 в компактном прозрачном боксе Ikelite для съемки под водой. Установил на пульте режим ручного управления и прикрепил штанги для направленных фонарей. Экспонометр при полном отсутствии внешнего света был не нужен.

Подводный купол, в котором находились молодые люди, поражал каким-то призрачным величием, и Саммер была достаточно опытна, чтобы поймать это впечатление на пленку. Стоило ей включить прожекторы, и мрачная пещера ожила калейдоскопом зеленых, желтых, красных и фиолетовых оттенков – разноцветной порослью на голых каменных стенах. Вода внизу по прозрачности почти не уступала стеклу и, если бы не легкое искажение картинки, была бы практически не видна.

Пока Саммер снимала помещение сначала ниже уровня воды, затем выше, Дирк нырнул вниз и медленно поплыл над полом вдоль стены, внимательно осматриваясь. Прожекторы видеокамеры отбрасывали на стены причудливые дрожащие тени.

Он чуть не проплыл мимо отверстия, не заметив его. В одном из углов стены вдруг расступились и открыли узкий проход, не шире двух футов. Дирку с его воздушными баллонами едва удалось протиснуться в него, держа перед собой на вытянутой руке фонарь. Он оказался в другом помещении, чуть больше первого. В его стенах были устроены каменные скамьи, а в центре располагалось нечто напоминавшее большое каменное ложе. Сначала Дирк решил, что никаких артефактов здесь нет, но в следующее мгновение луч фонаря высветил на плоской поверхности каменного ложа какой-то округлый предмет с двумя большими отверстиями по бокам и одним отверстием поменьше наверху. Предмет этот был похож на кирасу – часть доспеха, которая прикрывает торс воина. Чуть выше на камне лежало золотое ожерелье, а по бокам – два витых наплечных браслета. Над ожерельем располагалось нечто напоминающее замысловатый головной убор из металлического кружева, а над ним – богато украшенная диадема.

Дирк мысленно увидел тело, которое когда-то облегали все эти предметы. Там, где могли бы находиться ноги, лежала пара бронзовых поножей-наголенников. Слева от воина располагались два клинка – меч и кинжал, справа – наконечник копья без древка. Само же тело если и лежало здесь когда-то, то его давно растворила морская вода или переработали морские организмы, способные усвоить любую органику.

В ногах каменной постели был установлен большой котел.

В высоту он был чуть больше четырех футов, а в окружности – больше человеческого обхвата. Дирк легонько постучал по стенке котла рукояткой ножа и услышал глухой металлический звук. «Бронза», – подумал он. Смахнув рукой морскую живность с поверхности, он обнаружил на стенке котла фигуру воина, бросающего копье. С помощью перчатки Дирк расчистил верхнюю кромку котла по всей окружности и увидел целую армию сражающихся воинов в доспехах – мужчин и женщин. У воинов были щиты в их полный рост и длинные мечи. Несколько воинов держали в руках копья с короткими древками, но зато с очень длинными наконечниками спиральной формы. Некоторые сражались в панцирях, другие обнаженными, но и те и другие в большинстве своем были в громадных шлемах. На верхушках многих шлемов торчали рога. Дирк поднялся повыше, приблизился к котлу сверху, направил в его широкое горло фонарь и заглянул внутрь.

Огромный котел почти до краев был заполнен беспорядочной грудой перепутанных, но все еще узнаваемых вещей. Дирк разглядел там бронзовые наконечники копий, кинжальные клинки с давно растворившимися рукоятями, узкие и широкие лезвия топоров, витые браслеты и пояса, сплетенные из металлических колец. Он оставил все эти реликвии на месте и не стал ничего трогать – ну, почти ничего. Он осторожно вытащил из котла одну вещицу и полюбовался ею, держа перед глазами. Затем двинулся дальше через арку, которую успел заметить в противоположном углу комнаты. Он пришел к выводу, что комната эта в древности служила спальней, и лишь потом ее использовали в качестве гробницы.

В комнате за второй аркой он сразу же узнал кухню. Здесь не было воздушного кармана, и пузыри от акваланга Дирка спутанными ртутными цепочками поднимались к потолку и дальше к поверхности. На полу в беспорядке валялись бронзовые супницы, амфоры, вазы и кувшины вперемешку с черепками разбитых глиняных горшков. Рядом с тем, что показалось ему очагом, Дирк обнаружил бронзовые щипцы и большую бронзовую ложку. Все вещи были частично погребены под слоем ила, просочившегося в помещение за тысячи лет. Молодой человек медленно проплыл над полом и внимательно осмотрел сохранившиеся предметы, стараясь разглядеть на них какие-нибудь характерные рисунки или надписи. Все вещи, однако, были наполовину скрыты илом и плотно усыпаны мелкими ракообразными, которые за прошедшие века успели обжить комнату.

Убедившись, что больше в комнате нет ни проходов, ни закутков, которые можно было бы исследовать, молодой человек вернулся сначала в спальню, а затем и в первую комнату к Саммер. Девушка занята была тем, что наводила камеру и без устали снимала сводчатое помещение ниже уровня воды во всех мыслимых ракурсах.

Он тронул ее за руку и жестом показал вверх. Когда оба они поднялись на поверхность, он возбужденно воскликнул:

– Я нашел еще две комнаты.

– С каждой минутой становится все интереснее и интереснее, – сказала Саммер, не отнимая глаза от видоискателя.

Он ухмыльнулся и поднял в руке бронзовый женский гребешок.

– Расчешись им и попытайся представить себе последнюю женщину, которая пользовалась этим гребешком до тебя.

Саммер опустила камеру и уставилась на предмет в руке Дирка. Ее глаза восхищенно расширились, она осторожно взяла гребешок в руку и рассмотрела.

– Что за чудо! – прошептала она.

Девушка уже хотела провести гребешком по нескольким прядкам выбившихся из-за уха пламенно-рыжих волос, как вдруг остановилась и серьезно посмотрела на брата.

– Ты должен положить его обратно, туда, где нашел. Когда сюда придут археологи, а они непременно придут, тебя обвинят в воровстве реликвий.

– Могу поспорить, если бы у меня была подружка, она оставила бы гребешок себе.

– Последняя из твоих многочисленных женщин готова была стащить даже ящик с пожертвованиями из церкви.

Дирк сделал вид, что обиделся.

– Именно склонность к мелкому воровству делала Сару такой неотразимой.

– Тебе просто повезло, что папа лучше тебя разбирается в женщинах.

– А он тут при чем?

– Он выгнал Сару взашей, когда она заявилась в его ангар искать тебя.

– А я-то ломал голову, почему она не отвечает на звонки, – без тени обиды заметил Дирк.

Сестра наградила его убийственным взглядом и принялась рассматривать гребень, пытаясь вызвать в своем воображении образ женщины, которая последней прикасалась к этому гребешку до нее, представить, какие у нее могли быть волосы. Через несколько мгновений она осторожно положила гребешок в раскрытые ладони брата, чтобы сфотографировать.

Саммер сделала несколько снимков, и Дирк вернул гребень обратно в котел. Саммер последовала за ним. Она сделала своей цифровой камерой больше тридцати снимков спальни и находящихся в ней древних предметов, затем переместилась в кухню и принялась снимать там. Наконец она решила, что достаточно детально запечатлела на пленке все три комнаты и обнаруженные в них артефакты. Она передала камеру Дирку, тот отсоединил прожекторы и убрал камеру в алюминиевый контейнер, ручку которого он крепко сжал в руке – ему казалось, что так надежнее, что уж он-то, Дирк, сумеет сохранить контейнер с драгоценными снимками и доставить его назад в целости и сохранности.

Он еще раз проверил манометры на баллонах с воздухом – своем и Саммер – и убедился, что воздуха у них больше чем достаточно для возвращения в подводное жилище. Брата и сестру учил отец, и учил хорошо. Молодые люди были осторожными ныряльщиками, и им никогда еще не случалось даже близко подходить к той смертельно опасной черте, которую представляют собой пустые баллоны. На этот раз Дирк плыл впереди, проверяя, правильно ли он запомнил все изгибы и повороты кораллового дна.

Когда брат с сестрой добрались наконец до подводного убежища, которое успело стать для обоих домом, наверху, на поверхности, уже началось волнение. Под действием стремительно набирающего силу ветра волны вздымались все выше и ритмично били по рифу, как будто заколачивали сваи. Пока Дирк готовил обед – была его очередь, – они с Саммер оживленно обсуждали, как будут разгадывать загадку таинственного подводного храма. Они отдыхали и обедали, обманутые ложным ощущением безопасности. Никто из них не имел ни малейшего понятия о том, насколько уязвимо их убежище на глубине пятидесяти футов под поверхностью бушующего моря. Если волны, как ожидалось, достигнут стофутовой высоты, то впадины между ними пройдут прямо по поверхности рифа, и на подводный дом обрушится вся бешеная мощь жуткого шторма-убийцы.

7

Внутри бурлящей стены урагана, под ударами свистящих порывов ветра, ливневого дождя и града летел самолет. Его, как игрушку, бросали во все стороны восходящие и нисходящие потоки, мотала невообразимая ярость страшной бури. Двадцатидевятилетний охотник за ураганами «Орион Р-3» достойно принимал удары. Его крылья изгибались и трепетали, как клинки фехтовальной рапиры. Огромные пропеллеры четырех аллисоновских двигателей по 4600 л.с. каждый несли его сквозь потоки падающей с неба воды со скоростью триста узлов. Самолет был построен еще в 1976 г., но ни ВМС, ни НОАА[13], ни НУМА не удалось за все это время найти другой самолет, который способен был бы лучше, чем «Орион Р-3», противостоять жестоким ударам стихии.

«Галопирующая Герти», как любя называли пилоты самолет, была чрезвычайно устойчива в полете. На ее носу какой-то художник-любитель изобразил девушку-ковбоя верхом на брыкающейся лошади. Герти несла на себе двадцать человек экипажа, куда входили два пилота, штурман и метеоролог, три механика и специалиста по электронным средствам связи, двенадцать ученых и представитель средств массовой информации с местной телестанции. Он попросился на борт, когда узнал, что ураган Лиззи, по всей видимости, будет рекордным.

Джефф Барретт непринужденно сидел в пилотском кресле, то и дело пробегая взглядом по приборной панели. Все шесть часов полета (из запланированных десяти) ему больше некуда было смотреть – только на шкалы приборов и сигнальные лампочки. За ветровым стеклом видно было примерно то же самое, что можно увидеть внутри стиральной машины, работающей на мыльном цикле. Барретт был женат, имел троих детей и считал свою работу не более опасной, чем управление мусороуборочной машиной в переулках центральной части города.

На самом деле в клубящейся облачной массе, со всех сторон окружавшей «Орион», людей подстерегали опасность и смерть. Время от времени Барретт опускался к воде так низко, что пропеллеры, проходя сквозь тучи соленых брызг, метали их прямо в стекло, затягивая его похожей на иней пленкой. Затем он поднимал самолет по спирали на высоту семи тысяч футов, заходя на каждом витке в самую сердцевину шторма. Именно такой спиральный полет вдоль границы воздушных масс является самым эффективным способом регистрации и анализа силы урагана.

Эта работа не для робких. Ученые, проникающие на самолетах в сердце ураганов и тайфунов, принадлежат к особой породе. Шторм невозможно наблюдать с безопасного расстояния. Летать сквозь воздушный водоворот – занятие не для белоручек, тем более что делать это приходится не один раз, а не меньше десяти.

Они, не жалуясь, летают в невероятно тяжелых условиях, чтобы измерить скорость и направление ветра и дождя, атмосферное давление и еще сотню других параметров. Полученные данные тут же отправляются в Центр ураганов. Там информацию вводят в компьютерные модели, чтобы с их помощью метеорологи могли предсказать силу шторма и предупредить людей, живущих на предполагаемом пути урагана. Своевременная эвакуация людей из прибрежной зоны способна спасти множество жизней.

Барретт легко справлялся с рычагами управления. Вся система управления самолетом была приспособлена к тому, чтобы выдерживать чрезвычайные турбулентные нагрузки. Прежде чем хоть чуточку изменить курс, пилот обязательно проверял показания прибора спутниковой системы навигации. В какой-то момент он повернулся ко второму пилоту.

– Клиент сегодня у нас и правда серьезный, – сказал Барретт. «Орион» в очередной раз тряхнуло резким порывом ветра.

Члены экипажа говорили только в микрофоны и слушали только в наушниках. Для любого разговора без помощи радио в самолете пришлось бы кричать прямо в ухо собеседника. В пронзительных завываниях ветра тонул даже рев двигателей.

Худой мужчина, ссутулившийся в кресле второго пилота, посасывал через соломинку кофе из закрытого стаканчика. Аккуратный до педантичности, Джерри Бузер гордился тем, что ни разу во время ураганной вахты не пролил в кабине ни капли жидкости и не уронил ни крошки хлеба от сэндвича. Он согласно кивнул.

– Худший из всех, какие я видел, а я гоняюсь за ними уже восемь лет.

– Не хотелось бы мне оказаться на его пути, когда он выберется на сушу.

Бузер взял микрофон и заговорил в него:

– Эй, Чарли, что твоя команда волшебников думает об этом ветерке?

Вопрос был обращен в заднюю часть самолета, в научный отсек, забитый под завязку инструментами и стойками метеорологических электронных систем. Там перед целой панелью из множества приборных шкал сидел, пристегнувшись в кресле, Чарли Махони, исследователь из Стэнфордского университета. Приборы перед ним регистрировали температуру, влажность, давление и воздушные потоки.

– Ты не поверишь, – ответил он с южным акцентом, – но последний ветровой профилирующий радиозонд, который я сбросил, зарегистрировал горизонтальную скорость ветра до двухсот двадцати миль в час.

– Не удивительно, что старушке Герти так достается.

Бузер едва успел произнести эти слова, как самолет внезапно вырвался из облачного котла в спокойный неподвижный воздух и на алюминиевой поверхности фюзеляжа и крыльев блеснуло солнце.

Они вышли в глаз урагана Лиззи. Сверху было видно, как в беспокойной поверхности моря отражается голубое небо. Выглядело это так, словно самолет летит внутри гигантской трубы, круглая стена которой сплошь затянута клубящимися непроницаемыми тучами. Бузеру казалось, что он летит внутри обширной воронки, выход из которой ведет прямо в царство теней.

Барретт заложил вираж и принялся кружить внутри глаза бури, давая возможность метеорологам в центральном отсеке собрать все необходимые данные. Минут через десять он развернул «Орион» и направил его в изломанную серую стену. Самолет вновь содрогнулся всем корпусом, как будто на него обрушилась ярость богов. Впечатление было такое, что в правый борт воздушного судна со всего размаху ударил великанский кулак. Все незакрепленные вещи в кабине – бумаги, папки, кофейные кружки, портфели – швырнуло на правую переборку. Не успел первый порыв ветра утихнуть, как последовал удар еще большей силы, но уже в левый борт. Самолет мотнуло, как мотает игрушечный планер из бальзового дерева[14], если привязать его к вентилятору. Все вещи, брошенные первым ударом на правую переборку, теперь с не меньшей силой грохнулись о левую. Двойной удар швырнул самолет, как теннисный мячик, – от ракетки об стенку и обратно. Барретт и Бузер застыли в шоке. Ни один из них прежде не испытывал столкновения со шквалом такой силы, притом не с одним, а с двумя подряд с интервалом всего в пару секунд. Ни один из них о таком даже не слышал.

«Орион» содрогнулся и резко завалился на левое крыло.

Барретт ощутил внезапное падение мощности двигателей и немедленно обшарил глазами приборную панель, пытаясь одновременно выровнять самолет.

– Приборы четвертого двигателя ничего не показывают. Тебе не видно, его пропеллер вращается?

– О господи! – пробормотал Бузер, уставившись в боковое окно. – Четвертый двигатель пропал!

– Тогда выруби его! – резко скомандовал Барретт.

– Там нечего вырубать. Он отвалился.

Все физические и моральные силы Барретта в тот момент были сосредоточены на одной задаче – выровнять самолет. Он изо всех сил выкручивал штурвал и сражался с педалями. Поэтому до него не сразу дошел смысл страшного сообщения Бузера. Тем не менее он чувствовал, что с аэродинамикой самолета что-то сильно не так, что тот не отзывается на стандартные действия пилота. Самолет вообще почти не реагировал на его действия. Он вел себя так, как будто за правым крылом сзади тянулось что-то вроде гигантского троса с грузом на конце.

Наконец ему удалось выровнять «Герти». Тогда только слова Бузера проникли в его сознание. Именно потеря двигателя, сорванного с креплений яростным шквалом, сделала «Орион» неуправляемым и вызвала правый крен. Барретт подался вперед и поглядел мимо Бузера в окно.

Там, где прежде на крыле был закреплен турбовинтовой двигатель, теперь красовалась дыра, сквозь которую можно было разглядеть перекрученные и разорванные крепления двигателя, оборванные топливные и гидравлические магистрата, маслопроводы, искореженные насосы и какие-то электрические провода. «Такого не бывает», – подумал Барретт, не в силах поверить в произошедшее. Двигатели не отваливаются от самолета просто так, даже при самой сильной болтанке. Затем он насчитал в крыле чуть ли не три десятка маленьких дырок в тех местах, где выскочили заклепки. Его дурные предчувствия еще усилились, когда он разглядел несколько трещин в алюминиевой обшивке.

В наушниках раздался голос из центрального отсека.

– У нас здесь есть раненые. Большая часть оборудования повреждена и вышла из строя.

– Пусть те, кто в состоянии, позаботятся о раненых. Мы идем домой.

– Если сможем, – пессимистично заметил Бузер. Он показал на боковое окно со стороны Барретта. – Номер третий горит.

– Туши!

– Уже начал, – невозмутимо ответил Бузер.

Барретту захотелось позвонить жене и попрощаться, но он еще не собирался сдаваться. Требовалось чудо, чтобы вытащить из шторма жестоко покалеченную Герти и людей и доставить их целыми на сушу. Он начал шептать про себя молитву, мобилизуя одновременно весь свой опыт, чтобы вывести «Орион» из зоны урагана. Если удастся оставить позади этот жуткий хаос, все остальное образуется.

Минут через двадцать ветер и дождь начали потихоньку успокаиваться, облака поредели. Затем, когда Барретт уже считал, что им удалось вырваться из облачного месива, ураган Лиззи послал вслед «Ориону» еще один шквал и нанес последний удар, который пришелся в основном на систему управления. Машина потеряла даже ту небольшую управляемость, которая у нее еще оставалась.

Больше шансов на успешное возвращение домой у них не было.

8

Большую часть времени океан пребывает в покое. Бесконечные гряды волн «не выше головы немецкого пастуха» делают его похожим на спящего великана, грудь которого медленно поднимается и опадает с каждым вздохом. Это иллюзия, способная притупить внимание неосторожных. Случается, что моряки засыпают в своих койках при ясном небе и спокойном море, а просыпаются в бешеной мешанине волн. Ярость океана стремительно распространяется на тысячи квадратных миль, захватывая все оказавшиеся на пути суда.

Ураган Лиззи в избытке обладал всем необходимым для крупномасштабной катастрофы. Если утром он выглядел неприятным, то к полудню был уже откровенно мерзким, а к вечеру превратился в настоящий ревущий ад. Скорость ветра быстро выросла с двухсот двадцати до двухсот пятидесяти миль в час и продолжала увеличиваться. Порывы ветра без устали взбивали когда-то спокойную воду, превращая ее в гигантский кипящий котел. Массы воды вздымались и падали на сотню футов от верхушки волны до ее подошвы, и весь этот ревущий водоворот неудержимо двигался по направлению к отмели Навидад и Доминиканской Республике. Именно там он должен был впервые выйти на сушу.

«Морская фея» спешно подняла якорь и двинулась в путь. Пол Барнум уже в двадцатый, наверное, раз обернулся и вгляделся в восточный горизонт. Раньше он не замечал там никаких изменений. Но на этот раз на линии горизонта, где глубокая синева моря сливалась с сапфировой голубизной неба, появился темно-серый мазок, как будто вдалеке по прерии катилась пылевая буря-чинук.

Барнум стоял и смотрел на приближающийся кошмар, не в силах отвести глаз. Он был поражен скоростью, с которой серая полоска разрослась и начала заполнять собой небо. Он никогда не испытывал ничего подобного. Ему даже не приходило в голову, что шторм может двигаться со скоростью курьерского поезда – по крайней мере, так это выглядело со стороны. Не успел он задать бортовому управляющему компьютеру курс и скорость судна, как солнце скрылось за пеленой урагана, а небо окрасилось в свинцово-серый цвет, напоминающий цвет донышка видавшего виды котелка.

Следующие восемь часов «Морская фея» шла полным ходом. Барнум гнал свой корабль в безнадежной, казалось, попытке покрыть как можно большее расстояние между его корпусом и острыми кораллами рифа Навидад. Когда же он понял, что центральная часть урагана вот-вот догонит его, он принял другое решение. Он знал, что в этом случае самый верный способ уцелеть – это самому направить судно в самую сердцевину шторма и надеяться, что «Морская фея» выдержит и сумеет прорваться. Он дружески похлопал ладонью по штурвалу, как будто корабль был для него живым существом, а не массой холодной стали. «Морская фея» – надежное судно. За годы плавания в суровых полярных условиях она успела повидать все, что способно было обрушить на нее море, и все вынести. Возможно, ей придется нелегко и она выйдет из схватки побитой, но Барнум не сомневался, что она сумеет уцелеть.

Он обернулся к Сэму Мэверику. Длинные рыжие волосы, нечесаная борода и золотая серьга в левом ухе делали первого помощника «Морской феи» похожим на недоучившегося студента.

– Введите новую программу, мистер Мэверик. Разворачивайте судно и ложитесь на курс восемьдесят пять градусов к востоку. Мы не можем убежать от шторма, поэтому мы пойдем ему навстречу.

Мэверик перевел взгляд на гребни волн, вздымавшиеся на добрых полсотни футов над кормой «Морской феи», и покачал головой. Он уставился на Барнума так, как будто капитан вдруг растерял не меньше половины своих серых клеточек, и медленно проговорил:

– Вы хотите развернуться при таком волнении?

– Сейчас самый подходящий момент, – ответил Барнум. – Лучше сейчас, чем когда эти волны ударят по судну.

Этот маневр – один из самых опасных в управлении судном. На некоторое время, чертовски долгое для всех заинтересованных лиц, судно должно будет развернуться к волне бортом. Крупная волна, накрывшая судно в этот момент, легко может перевернуть его. Множество самых разных судов на протяжении столетий перевернулось, пытаясь выполнить этот маневр, и затонуло без следа.

– Я попытаюсь найти промежуток между валами. Вы по моей команде врубите полный ход.

После этого Барнум заговорил в микрофон судового радио:

– Мы начинаем разворот при сильном волнении. Всем закрепиться, и держитесь, если вам дорога жизнь!

Склонившись над приборной панелью перед окном ходовой рубки, Барнум немигающе смотрел вперед сквозь ветровое стекло и ждал с каменным терпением. Вот он увидел, что подходит особенно высокая волна – выше, чем все предыдущие.

– Полный вперед, будьте любезны, мистер Мэверик.

Мэверик мгновенно выполнил приказ Барнума, но сам он был уверен в неминуемой катастрофе. Он готов был мысленно обругать Барнума за слишком поспешный разворот, как вдруг понял, что у капитана на уме. Между волнами не было регулярных интервалов. Чудовищные волны шли подряд, чуть не наступая друг другу на пятки, как солдаты в тесном строю. Намеренно поспешив и начав разворот рано, Барнум получил драгоценную дополнительную минуту – ту самую, которая позволила ему встретить следующую волну не бортом, а под углом.

Безжалостная волна подбросила нос «Морской феи», а затем толкнула ее в левую скулу и швырнула вбок, чуть не перевернув и вновь пытаясь развернуть бортом. На долгие пятнадцать секунд судно полностью погрузилось в кипящую белую массу воды, с трудом проламываясь сквозь волну, гребень которой оказался в этот момент высоко над ходовой рубкой. В следующее мгновение оно уже скользило вниз по другому склону волны, что есть силы работая винтами назад и сильно кренясь влево, так что палубные ограждения левого борта оставались под водой. Почти чудом, с ужасающей медлительностью, «Морская фея» сумела выпрямиться в промежутке между волнами. Следующую волну она встретила уже носом и прошла на ровном киле.

Мэверик плавал на судах восемнадцать лет, но ему ни разу не приходилось видеть более профессионального, более интуитивно точного, более мастерского управления судном. Он бросил взгляд на Барнума и был изумлен, увидев на лице капитана улыбку – пусть мрачную, но все же улыбку. «Господи боже, – подумал Мэверик, ведь ему это нравится!»

* * *

В пятидесяти милях к югу от «Морской феи» внешний край урагана Лиззи должен был вот-вот обрушиться на отель «Океанский скиталец». Сначала с востока на небо быстро наползла пелена угрожающих темных туч. Солнечный свет исчез, и море покрылось призрачной серой тьмой. Затем надвинулась плотная пелена дождя. Капли начали барабанить по окнам плавучего отеля, как очереди тысяч пулеметов.

«Слишком поздно!» – простонал про себя Мортон. Он стоял в своем офисе и наблюдал через окно, как ураган неумолимо надвигается на отель, будто разъяренный тираннозавр, охваченный жаждой мести. Несмотря на предупреждение и информацию, регулярно поступавшую от Хейди Лишернесс из Центра ураганов, он не представлял себе до этого момента невероятную скорость этого природного явления и расстояние, которое оно преодолело с утра. Хейди Лишернесс регулярно снабжала Мортона последними данными и прогнозами о силе и скорости урагана, и все же невозможно было поверить, что спокойное море и ясное небо могут исчезнуть так быстро. Мортон и сейчас не мог до конца поверить, что передняя кромка урагана Лиззи уже накрыла здание отеля.

– Попросите всех руководителей подразделений немедленно собраться в конференц-зале! – отрывисто приказал он своему секретарю, выходя в приемную.

Возмущение нерешительностью Призрака, не пожелавшего спешить с эвакуацией тысячи ста гостей и работников отеля, граничило с яростью. А ведь у них был шанс благополучно переправить людей в безопасное место – в Доминиканскую Республику, до которой от отеля всего несколько миль. Мортон разозлился еще сильнее, когда окна кабинета завибрировали от звука прогреваемых двигателей самолета. Он подошел к окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как Призрак и его свита поднимаются на борт своего лайнера «Би-210». Не успела закрыться дверь, как двигатели самолета-амфибии взревели и он начал набирать скорость. Он пронесся по верхушкам высоких уже волн, затем поднялся в воздух, развернулся и взял курс на Доминиканскую Республику.

– Ты, мерзкий, трусливый подонок, – прошипел Мортон при виде того, как Призрак спасается бегством, нимало не заботясь об одиннадцати сотнях душ, оставшихся в отеле.

Он наблюдал за самолетом, пока тот не пропал среди угрожающих мрачных туч, и только потом отвернулся от окна. Тем временем руководители подразделений один за другим входили в зал и собирались вокруг большого стола. По выражению лиц можно было понять, что люди на грани паники.

– Мы недооценили скорость урагана, – начал Мортон. – Он в полную силу обрушится на нас меньше чем через час. Поскольку начинать эвакуацию уже поздно, мы должны собрать всех гостей и работников в самом безопасном месте – на верхнем уровне отеля.

– Разве буксиры не могут отвести нас в сторону от урагана? – спросила руководитель отдела предварительных заказов, высокая ухоженная дама лет тридцати пяти.

– Буксиры вызваны и скоро должны подойти, но волнение такое, что им будет чрезвычайно трудно подсоединиться к нашим буксирным устройствам и закрепить буксирные концы. Если осуществить эту операцию окажется невозможно, у нас не останется другого выбора, кроме как пережидать шторм здесь.

Старший консьерж поднял руку:

– Не безопаснее ли будет переждать шторм на гостевых уровнях под поверхностью воды?

Мортон медленно покачал головой:

– Если случится самое худшее и наши якорные канаты не выдержат ударов ураганных волн, то отель начнет дрейфовать... – Он помолчал и пожал плечами. – Я не хочу даже думать о том, что может произойти, если нас снесет на отмель Навидад в сорока милях к востоку отсюда или на скалистое побережье Доминиканской Республики. В том и другом случае стеклянные стены наших нижних этажей будут раздавлены.

Консьерж кивнул.

– Мы понимаем. Если вода затопит нижние уровни, балластные цистерны не смогут удержать отель на плаву и волны на скалах разобьют его на кусочки.

– А если все так и случится? – задал вопрос заместитель Мортона.

Лицо Мортона помрачнело, он обвел взглядом всех присутствующих.

– В этом случае мы бросим отель, сядем на спасательные плоты и будем молиться, чтобы хоть кто-нибудь уцелел.

9

Под хлесткими ударами урагана Барретт и Бузер прилагали все усилия, чтобы удержать самолет в воздухе и заставить его лететь ровно. Два сатанинских шквала с противоположных сторон, почти одновременно обрушившиеся на «Галопирующую Герти», чуть не покончили с ней. Оба пилота вместе сражались с рычагами управления, пытаясь удержать «Герти» на курсе. Руль направления не действовал, так что им, чтобы изменить направление полета, приходилось одновременно с изменением положения элеронов понижать или повышать обороты оставшихся двух двигателей.

Ни разу за все годы, что оба пилота в сумме провели в погоне за тропическими ураганами, не приходилось им видеть урагана такой невероятной силы, как Лиззи. Похоже было, что этот ураган пытается разорвать на части весь мир.

Наконец, после того что показалось пилотам тридцатью часами, а в реальности было значительно ближе к тридцати минутам, небо из однотонно-серого превратилось сначала в грязно-белое, а затем – в ярко-голубое. Покалеченный «Орион» сумел вырваться из бури и потихоньку полетел дальше.

– До Майами нам ни за что не добраться, – заметил Бузер, изучая штурманскую карту.

– Да уж, это вряд ли – с двумя-то движками, треснувшим фюзеляжем и бездействующим рулем направления, – мрачно подтвердил Барретт. – Лучше повернуть на Сан-Хуан.

– Сан-Хуан... Значит, Пуэрто-Рико.

– Прими управление на себя, – сказал Барретт, снимая руки с рычагов. – Пойду проведаю научников. Непонятно, что там у них творится.

Он отстегнулся, встал с кресла и прошел из кабины в главный отсек «Ориона». Там царил хаос. Компьютеры, мониторы и стойки с электронными приборами были в беспорядке разбросаны по кабине, как будто их свалили кучей из грузовика. Оборудование, установленное так, чтобы выдерживать самую сильную болтанку, было сорвано с мест как будто взмахом гигантской руки. Вокруг в разных позах лежали тела. Несколько человек, пострадавшие сильнее других, лежали без сознания, привалившись к переборкам. Кое-кто еще держался на ногах и оказывал первую помощь тем, кто больше всех в ней нуждался.

Но даже не это показалось Барретту самым жутким в отсеке. Фюзеляж «Ориона» треснул в сотне разных мест, из швов выскочило множество заклепок. В некоторых местах корпус самолета просвечивал насквозь. Очевидно было, что стоило «Ориону» задержаться в гуще урагана еще на пять минут, и самолет просто развалился бы и обрушился в жадную пасть океана тысячами обломков.

Метеоролог Стив Миллер поднял голову. Он был занят тем, что оказывал первую помощь инженеру-электронщику с открытым переломом предплечья.

– Невероятно, правда? – спросил он, указывая жестом на царящий в отсеке хаос – Справа на нас обрушился порыв ветра со скоростью двести десять миль в час, а всего через несколько секунд слева ударил второй порыв, еще сильнее.

– Никогда не слышал о том, чтобы ветер бил с такой силой, – с благоговейным ужасом прошептал Барретт.

– Поверьте мне. Ничего подобного никогда не регистрировалось. Два шквала противоположных направлений, столкнувшиеся в одном шторме, – метеорологическая диковинка, но именно это с нами и произошло. Где-то в этом месиве есть записи, которые послужат тощ доказательством.

– «Галопирующая Герти» не в том состоянии, чтобы лететь в Майами, – сказал Барретт, кивая на трещины в готовом развалиться фюзеляже. – Вместо этого мы попытаемся добраться до Сан-Хуана. Я попрошу держать наготове машины аварийных служб.

– Не забудьте запросить дополнительный медицинский персонал и машины «скорой помощи», – сказал Миллер. – Без ушибов и порезов не обошелся никто. Делберт и Моррис серьезно ранены, но в критическом состоянии никого.

– Я должен вернуться в кабину и помочь Бузеру. Если я могу что-то...

– Мы справимся, – ответил Миллер. – А вы постарайтесь удержать нас в воздухе и не уронить в океан.

– Не сомневайтесь, мы постараемся.

Двумя часами позже вдали показался аэропорт Сан-Хуана. Барретт, управляя машиной легкими движениями мастера, вел самолет на минимальной скорости. Он старался как можно меньше подвергать ослабленный корпус напряжениям. Он опустил закрылки и по длинной пологой дуге направил машину на посадочную полосу. Он знал, что у него есть только одна попытка. Если он запорет ее, то шансов выйти на вторую у него практически не останется.

– Выпустить шасси, – скомандовал он, когда машина была над полосой.

Бузер нажат на соответствующую кнопку. К счастью, шасси опустились и зафиксировались. Вдоль полосы в ожидании катастрофы выстроились пожарные машины и машины «скорой помощи». На земле уже знали масштаб повреждений.

Все, кто был в диспетчерской, не отрываясь смотрели на приближающийся самолет в бинокли. Люди не верили своим глазам. Казалось невозможным, что «Орион» с одним бездействующим двигателем и дырой на месте второго еще цеплялся за воздух. До завершения разыгравшейся в воздухе драмы аэропорт перевел все коммерческие рейсы в режим ожидания. Люди на земле замерли, глядя на самолет. Все ждали.

«Орион» зашел на полосу очень плавно и медленно. Бузер управлял двигателями, удерживая самолет на прямой, а Барретт занимался собственно посадкой. Он выровнял машину и коснулся полосы так мягко, как только возможно, – но слишком близко к ее концу. Когда взвизгнули покрышки и колеса плотно встали на асфальт, самолет все же чуть тряхнуло. Перевести пропеллеры в режим реверса оказалось невозможно. Бузер полностью сбросил газ, и теперь они вращались вхолостую. Самолет несся по полосе.

Барретт, видя, как стремительно летит навстречу забор за концом посадочной полосы, легонько нажал на педали тормозов. Если не будет другого выхода, он сможет изо всех сил нажать на левый тормоз и резко свернуть с полосы на траву. Но все получилось как надо, и «Герти» замедлила ход и остановилась окончательно, когда до конца полосы осталось меньше двухсот футов.

Барретт и Бузер откинулись в креслах и вздохнули с облегчением, и тут машина содрогнулась. Они отстегнулись и бросились назад, в научный отсек. На противоположном конце усыпанного мусором отсека с ранеными учеными в фюзеляже зияла громадная дыра, сквозь которую виднелась только что пройденная посадочная полоса.

Вся хвостовая часть самолета отвалилась и упала на землю.

* * *

Ветер бросался на выступающую тупым углом внешнюю сторону «Океанского скитальца». Инженеры, проектировавшие и строившие отель, хорошо знали свое дело. Здание было рассчитано на то, чтобы выдерживать ветры до ста пятидесяти миль в час, но его конструкция с толстыми бронированными стеклами успешно противостояла даже порывам со скоростями до двухсот миль в час. Единственное, что пострадало в отеле в первые часы шторма, – это то, что находилось на крыше. Спортивно-рекреационный центр – лужайки для гольфа, баскетбольные площадки, теннисные корты, обеденные столики и стулья – был полностью снесен ветром. Остался только бассейн с пресной водой. Он переполнился, и вода потекла по сточным желобам вниз в море.

Мортон мог с полным правом гордиться своим персоналом. Все служащие вели себя достойно. Вначале он больше всего опасался паники. Но менеджеры, дежурные, консьержи и горничные дружно работали не покладая рук. Они переселяли гостей из подводных апартаментов и размещали их в бальном зале, саунах, театре и в ресторанах верхних уровней. Всем раздавали спасательные жилеты и инструкции, как добраться до спасательных плотов и в который из них садиться.

Чего, однако, не знал никто – даже Мортон, поскольку никто из работников отеля не рискнул выйти на крышу при скорости ветра двести миль в час, – так это того, что спасательные плоты снесло с крыши вместе со спортивными снарядами через двадцать минут после того, как ураган обрушился на отель.

Мортон поддерживал непрерывную связь с техническим персоналом. Эти люди постоянно обходили все здание отеля, докладывали обо всех повреждениях и организовывали их ремонт. Пока прочная конструкция держалась. Теперь гости набирались новых, довольно жутких впечатлений. Они наблюдали, как перед отелем возникает чудовищная волна высотой до десятого этажа, как она разбивается об угол отеля, слышали доносящиеся снизу стоны якорных канатов и жалобы металлического остова здания, прогибавшегося и скрипевшего всеми стальными суставами.

До сих пор поступило всего несколько сообщений о небольших течах. Все генераторы, все системы электро– и водоснабжения до сих пор функционировали. Возможно, «Океанский скиталец» способен был противостоять стихии еще некоторое время, скажем час, но Мортон знал, что это только оттягивает неизбежное.

Гости отеля и те из работников, кто был освобожден от обычных повседневных дел, в гипнотическом ужасе смотрели на жуткий водоворот взбаламученной воды, превращенной штормовым ветром в клубящееся месиво белого тумана и водяных брызг. Люди беспомощно наблюдали, как гигантские стофутовые водяные валы, подгоняемые ветром со скоростью двести миль в час, неслись прямо на отель. Они знали, что от миллионов тонн воды их отделяет только сверхпрочное стекло. Мягко говоря, это действовало на нервы.

Потрясенный разум отказывался воспринимать масштабы явления. Люди могли только стоять и смотреть. Мужчины вцепились в женщин, женщины – в детей. Все зачарованно наблюдали, как очередная волна накрывала отель, и не сводили глаз с поглотившей, казалось, их водной стихии, пока наконец волна не спадала. После этого все повторялось вновь. Каждый надеялся и молился о том, чтобы следующая волна оказалась меньше предыдущей, но этого не происходило. Наоборот, волны как будто продолжали расти.

Мортон сидел за своим столом в офисе спиной к окну. Он не хотел, чтобы зрелище разыгравшейся стихии отвлекало его от решения больших и мелких проблем, лавиной сыпавшихся на его не слишком широкие плечи. Но главная причина, по которой исполнительный директор отвернулся от окна, – то, что он был просто не в состоянии видеть, как громадные зеленые волны обрушиваются на его беззащитный отель. Он рассылал бесчисленные отчаянные послания с просьбами о немедленной помощи в эвакуации гостей и работников отеля. Он умолял, пока еще не поздно, спасти людей.

На его мольбы отвечали и в то же время оставляли их без внимания.

Любое судно в пределах сотни миль от «Океанского скитальца» находилось в этот момент в еще худшем положении, чем отель. Уже прекратились сигналы SOS с шестисотфутового контейнеровоза. Плохой признак. Еще два судна перестали отзываться на радиосигналы. Пропала всякая надежда на возвращение примерно десяти рыбацких судов, имевших несчастье оказаться на пути урагана Лиззи. Все самолеты ВВС и морской спасательной службы Доминиканской Республики получили приказ оставаться на земле. Все военные суда пережидали ураган в порту. Мортон слышал в ответ только: «Извините, „Океанский скиталец“, вам придется обходиться своими силами. Мы поможем вам, как только шторм спадет».

Он поддерживал постоянную связь с Хейди Лишернесс в Центре ураганов НУМА и регулярно сообщал ей о силе шторма.

– Вы уверены, что волны действительно настолько высоки? – переспрашивала она, не в силах поверить его описаниям.

– Поверьте мне. Я сижу в сотне футов над ватерлинией отеля, и каждая девятая волна проходит надо мной и перехлестывает через крышу.

– Это неслыханно!

– Поверьте мне на слово.

– Я верю, – ответила Хейди с глубокой тревогой. – Я могу что-нибудь для вас сделать?

– Просто держите меня в курсе. Когда, вы считаете, начнут уменьшаться волнение и скорость ветра?

– По данным со спутника и с нашего самолета-лаборатории, еще не скоро.

– Если вы больше меня не услышите, – сказал Мортон, наконец поворачиваясь к окну и неотрывно глядя на прозрачную водяную стену снаружи, – знайте, что произошло самое худшее.

Прежде чем Хейди успела ответить, он отключил связь с ней и ответил на другой вызов.

– Мистер Мортон?

– Слушаю.

– Сэр, это капитан Рик Тэпп с буксирной флотилии «Одиссея».

– Продолжайте, капитан. Шторм несколько затрудняет связь, но я вас слышу.

– Сэр, я должен с сожалением сообщить вам, что буксиры «Альбатрос» и «Пеликан» не смогут прийти вам на помощь. Слишком сильное волнение. Никому и никогда не приходилось испытывать на себе шторм такой силы. Мы не сможем до вас добраться. Как ни прочны наши суда, они все же не рассчитаны на плавание в таком бурном море. Любая попытка была бы самоубийством.

– Да, я понимаю, – тяжело проговорил Мортон. – Подходите, когда сможете. Я не знаю, сколько еще выдержат наши якорные канаты. Чудо еще, что конструкция отеля до сих пор держится.

– Мы сделаем все, что в человеческих силах, чтобы добраться до вас, как только худшая часть шторма минует гавань.

Затем Мортон спросил, как будто что-то вспомнив:

– Вы получили от Призрака какие-нибудь инструкции?

– Нет, сэр, мы ничего не слышали ни от него, ни от его директоров.

– Благодарю вас, капитан.

Неужели у Призрака настолько каменное сердце, что он уже списал в расход и «Океанский скиталец», и всех находящихся в нем людей? Мортон не мог не думать об этом. Этот человек оказался еще большим чудовищем, чем можно было вообразить. Мортон представил, как толстяк проводит совещание с советниками и директорами, как он анализирует ситуацию и строит планы по дистанцированию своей компании от грядущей катастрофы.

Мортон собирался временно покинуть офис, осмотреть потрепанный бурей отель и попытаться успокоить пассажиров, внушить им надежду на то, что они сумеют пережить шторм. Мортон никогда не играл на сцене, но сейчас он твердо решил сыграть так хорошо, как только сможет.

Вдруг он услышал громкий звук лопающейся струны и почувствовал, что пол под ногами пошатнулся. Вся комната слегка накренилась.

Почти в то же мгновение загудел его портативный коммуникатор.

– Да! Да! Что случилось?

Из маленького динамика донесся знакомый голос начальника отдела технического обслуживания отеля:

– Это Эмлин Браун, мистер Мортон. Я внизу, во второй лебедочной. Я смотрю на оборванный конец одного из якорных канатов. Он лопнул в сотне ярдов от отеля.

Худшие опасения Мортона начинали оправдываться.

– Остальные держат?

– Один оборвался, значит, остальные приняли на себя дополнительную нагрузку. Сомневаюсь, что они долго смогут удерживать нас.

Каждый раз, когда громадная волна обрушивалась на отель, он содрогался, погружался на некоторое время в зеленую яростную воду и вновь вставал из нее, как осажденная крепость, – устойчивый и неподвижный, как скача. Постепенно гости приободрились. До сих пор «Океанский скиталец» выдерживал все удары стихии и выходил из каждой следующей волны без видимых повреждений. Это внушало надежду. Гости отеля в большинстве своем были богатыми молодыми людьми. Они выбрали для отдыха плавучий курорт в поисках приключений. Все они успели притерпеться к угрожающей им опасности и подсознательно настроиться на нее, происходящее уже казалось им в порядке вещей. Даже дети со временем стряхнули с себя первоначальный страх и с удовольствием наблюдали, как колоссальные массы воды обрушиваются на роскошный отель и перехлестывают через него.

По такому случаю повара и работники кухни превзошли самих себя и приготовили обед, который в переполненном театре и бальном зале с соблюдением всех тонкостей этикета подали гостям безупречно одетые официанты.

Обходя отель, Мортон все время ощущал растущий холод внутри. Он был убежден, что от катастрофы отель отделяет всего несколько минут и ни один смертный уже не сможет ничего противопоставить разбушевавшимся силам природы.

Канаты лопались один за другим. Последние два лопнули с интервалом меньше минуты. Сорванный с якорей отель начал стремительно дрейфовать к скалистому побережью Доминиканской Республики. Море, ярость которого превысила все, что когда-либо регистрировал человек, безжалостно гнало плавучий курорт на рифы.

* * *

В давно прошедшие времена рулевой, а во многих случаях и сам капитан корабля, стоял на палубе, широко раздвинув ноги, и смертельной хваткой сжимал в ладонях рукоятки штурвала. Ему приходилось долгие часы сражаться с морем один на один, вкладывая в борьбу все свои силы до последней капли.

Теперь не так.

Барнуму достаточно было ввести нужный курс в судовой компьютер, после этого он мог спокойно сидеть в своем кожаном кресле в ходовой рубке, естественно пристегнувшись, и наблюдать за тем, как электронный мозг распоряжается судьбой судна.

Компьютер, куда непрерывным потоком поступали данные с многочисленных бортовых метеорологических приборов и систем, мгновенно проанализировал их и выработал наилучший способ борьбы со штормом. После этого он переключил на себя автоматизированную систему управления судном и начал маневрировать. Он измерял и экстраполировал вздымающиеся в небо вершины волн и пещероподобные долины между ними, критически оценивал время и расстояние – и в результате определял наилучший угол и скорость, с которыми лучше всего бросаться в этот хаос.

Видимость впору было измерять в дюймах. В те короткие мгновения, когда судно не было целиком погребено под бесчисленными тоннами воды, окна ходовой рубки были сплошь залеплены соленой пеной и брызгами. Любой человек, не рожденный для моря, испугался бы до смерти, только взглянув на ужасающие волны и ветер. Но Барнум сидел в кресле спокойно и неподвижно, как скала. Его взгляд, казалось, пронизывал предательские волны и не отрывался от какого-то потерявшего рассудок океанского бога. На самом же деле все мысли Барнума были посвящены одной проблеме: как сохранить судно. Да, он доверил автоматизированной системе управления сражаться со штормом. Тем не менее могла возникнуть непредвиденная ситуация, и он в любой момент готов был взять управление на себя.

Судно преодолевало водяные гребни один за другим, а Барнум изучал их. Сначала он видел гребень волны, взлетавший высоко над ходовой рубкой. Затем смотрел сквозь толщу воды, пока «Морская фея» пробивалась на другую сторону и ныряла по склону вниз в долину.

Шли часы, улучшения не наступало. Кое-кто из моряков и почти все ученые страдали от морской болезни, но никто не жаловался. Ни у кого не возникало даже мысли выглянуть на палубу, по которой то и дело прокатывались громадные валы. Одного взгляда в иллюминатор на бешеное море было достаточно, чтобы люди разошлись по каютам, пристегнулись к койкам и молились о том, чтобы дожить до завтра.

Одно только чуть облегчало жизнь – мягкая температура тропиков. Те, кто смотрел в иллюминаторы, видели волны высотой с десятиэтажный дом. Они с ужасом и восторгом наблюдали, как жуткие порывы ветра срывают с этих волн верхушки и превращают их в огромные тучи тумана и пены, которые тут же пропадают в безумном ливне.

Тем, кто находился внизу, в жилых каютах и машинном отделении, движение судна не казалось настолько сумасшедшим, как Барнуму и его офицерам наверху, в ходовой рубке. Барнум начал всерьез беспокоиться о том, как швыряли волны «Морскую фею». Ее мотало, как кард на «русских горках». Когда исследовательское судно начало в очередной раз резко крениться на правый борт, Барнум проследил за цифрами на клинометре. Они показывали, что «Морская фея» отклонилась от вертикали на тридцать четыре градуса и застыла в этом положении, и только потом показания прибора постепенно вернулись к норме – в пределы между нулем и пятеркой.

– Еще один такой крен, – пробормотал Барнум про себя, – и мы навсегда останемся жить под водой.

Он не мог понять, как корабль умудряется выдерживать такое волнение. Неожиданно, как будто по сигналу, цифры скорости ветра на приборе начали падать. Скорость ветра уменьшалась все быстрее и быстрее, пока прибор не показал меньше пятидесяти миль в час.

Сэм Мэверик изумленно покачал головой.

– Похоже, что мы вот-вот выйдем в глаз урагана, а волнение только усиливается.

Барнум пожал плечами.

– Не помню, кто сказал, что темнее всего бывает перед рассветом.

Офицер-связист Мейсон Джар, коротышка с абсолютно белыми волосами и большой серьгой в левом ухе, подошел к Барнуму и вручил ему сообщение.

Барнум просмотрел его и поднял глаза.

– Получено только что?

– Меньше двух минут назад, – ответил Джар.

Барнум передал сообщение Мэверику, и тот прочел вслух:

– «Чрезвычайная ситуация в отеле „Океанский скиталец“. Оборваны якорные канаты. Отель на плаву. Сносит на скалы побережья Доминиканской Республики. Просим отозваться все суда, находящиеся в этом районе. На борту больше тысячи душ».

Он вернул сообщение Барнуму.

– Судя по количеству сигналов SOS в эфире, мы единственное оставшееся на плаву судно, способное еще кого-то спасать.

– Координаты не указаны, – заметил связист.

Барнум был мрачен.

– Они же не моряки, а содержатели гостиницы.

Мэверик склонился над столом с картами и проделал какие-то манипуляции с циркулем-измерителем.

– Когда мы снимались с якоря, чтобы уйти от урагана, они были от нас в пятидесяти милях к югу. Развернуться на отмели Навидад, чтобы провести спасательную операцию, было бы довольно сложно.

Подошел Джар с новым сообщением. В нем...

«МОРСКОЙ ФЕЕ» ИЗ ШТАБ-КВАРТИРЫ НУМА, ВАШИНГТОН. ЕСЛИ ВОЗМОЖНО, ПОПЫТАЙТЕСЬ СПАСТИ ЛЮДЕЙ НА БОРТУ ПЛАВУЧЕГО ОТЕЛЯ «ОКЕАНСКИЙ СКИТАЛЕЦ». ПОЛАГАЮСЬ НА ВАШУ ОЦЕНКУ ОБСТАНОВКИ, ПОДДЕРЖУ ЛЮБОЕ ВАШЕ РЕШЕНИЕ. СЭНДЕКЕР».

– Ну, по крайней мере у нас теперь есть санкция начальства, – заметил Мэверик.

– На борту «Морской феи» всего сорок человек, – сказал Барнум. – На «Океанском скитальце» больше тысячи. Я не могу бросить их и уйти.

– А как же Дирк и Саммер внизу в «Рыбах»?

– Им придется потерпеть и переждать шторм под водой, под защитой рифа.

– На сколько времени у них хватит воздуха? – спросил Мэверик.

– Еще на четверо суток, – ответил Барнум.

– Если этот чертов шторм пройдет, мы сможем вернуться к станции за двое суток.

– Если, конечно, до того сможем подцепить «Океанский скиталец» и оттащить его на безопасное расстояние от берега.

– Введите в компьютер последние координаты отеля и оценку его дрейфа, – приказал Барнум. – Затем рассчитайте курс для встречи.

Барнум начал подниматься с кресла, чтобы отдать приказ радиооператору доложить о принятом им решении адмиралу Сэндекеру, как вдруг, к его ужасу, над «Морской феей» поднялась новая волна, еще более чудовищная, чем все предыдущие. Ее вершина поднялась футов на восемьдесят над ходовой рубкой, которая сама располагалась на пятьдесят футов выше ватерлинии. Волна обрушилась на корабль с невообразимой силой, встряхнула и поглотила его целиком. «Морская фея» храбро проломилась сквозь водяную гору и, прежде чем подняться вновь, рухнула в долину, которая показалась людям бездонной.

Когда исследовательское судно поглотила следующая волна еще более устрашающих размеров, Барнум и Мэверик в полном ошеломлении посмотрели друг другу в глаза.

Под ударом миллионов тонн воды нос «Морской феи» нырнул и пошел вниз, вниз, все глубже и глубже, будто совсем не собираясь останавливаться.

10

«Океанский скиталец» был совершенно беспомощен. Сорвавшись с мертвых якорей, плавучий отель превратился в беззащитную игрушку урагана. Теперь уже никто и ничто не в силах было спасти отель и находящихся там людей.

Отчаяние Мортона росло с каждой минутой. Ему необходимо было принять единственно верное решение. Он мог приказать заполнить балластные цистерны, увеличив осадку отеля и уменьшив тем самым скорость дрейфа под ураганным ветром, а мог, наоборот, приказать осушить цистерны и позволить волнам швырять роскошное сооружение и его пассажиров, как швыряет канзасский торнадо маленький домик.

На первый взгляд первое решение казалось более практичным. Но это означало, что непреодолимые силы будут непрерывно бить почти неподвижный объект. И так уже некоторые секции отеля не выдержали и дали течь. Нижние уровни заливала вода, помпы работали на пределе мощности. Второй вариант должен был сделать пребывание на борту чрезвычайно неприятным и к тому же ускорить неизбежное столкновение со скалистым берегом Карибского острова.

Он собирался уже отдать приказ о заполнении балластных цистерн до предела, когда ветер неожиданно начал стихать. Еще через полчаса он стих почти полностью, на небе появилось солнце. Люди в бальном зале и театре начали кричать «ура», поверив, что худшее уже позади.

Мортон, однако, не заблуждался на этот счет. Штормовой ветер действительно стих, но море по-прежнему оставалось бурным. Сквозь покрытые пятнами соли окна видна была серая стена урагана, вздымающаяся в небеса. Они оказались точно на пути шторма и попали в настоящий момент в так называемый глаз бури.

Худшее еще впереди.

Мортон решил использовать несколько коротких часов спокойствия, выпавших отелю. Он собрал весь персонал отдела технического обслуживания, а также всех сильных мужчин из числа пассажиров, разделил их на несколько рабочих групп и отправил одних чинить повреждения, а других – крепить окна нижних уровней, которые сильно текли и готовы были вылететь окончательно. Люди работали героически, и вскоре их усилия начали давать результат. Приток воды уменьшился, и помпы начали давать нужный результат.

Мортон понимал, что отель получил всего лишь отсрочку на то время, пока не пройдет глаз бури, но было жизненно важно поддержать моральный дух людей и внушить всем уверенность. Люди должны верить, что борьба дает им шанс уцелеть, даже если сам Мортон в это не верил.

Он вернулся в свой офис и принялся изучать схемы береговой линии Доминиканской Республики. Он пытался угадать, где именно «Океанский скиталец» может быть выброшен на берег. Если повезет, он может угодить на один из многочисленных пляжей... Но нет, большинство из них слишком малы, а некоторые даже искусственно созданы с помощью направленных взрывов при строительстве курортных отелей. Насколько Мортон мог судить, с вероятностью девяносто процентов, отель должен был угодить на скалы, возникшие много миллионов лет назад из вулканической лавы.

Даже в худших своих кошмарах Мортон не мог представить себе, как он будет снимать тысячу человек с покалеченного отеля и переправлять их на берег, – и все это с учетом того, что громадные волны будут непрерывно швырять отель на острые скалы.

Похоже, никакого способа избежать ужасной участи не существовало.

Мортон никогда еще не ощущал себя настолько уязвимым, настолько беспомощным. Он в очередной раз тер свои уставшие, покрасневшие глаза, когда в дверь неожиданно влетел оператор связи.

– Мистер Мортон, пришла помощь! – выкрикнул он.

Мортон непонимающе взглянул на него.

– Спасательное судно?

Оператор потряс головой.

– Нет, сэр, вертолет.

Краткая радость Мортона угасла.

– Какой прок в одном-единственном вертолете?

– Они радировали, что собираются спустить нам на крышу двух человек.

– Невозможно.

Но Мортон тут же понял, что это все же возможно – до тех пор, пока отель не покинул глаз бури. Он метнулся мимо оператора и бегом бросился в свой личный лифт, чтобы подняться на крышу отеля. Он вышел из дверей лифта на крышу и был потрясен, увидев, что ураган снес с крыши все спортивные сооружения, оставив только яму плавательного бассейна. Еще большее потрясение он испытал, когда понял, что исчезли и все спасательные плоты.

Теперь, когда ему открылся полный вид в триста шестьдесят градусов на воронку урагана, он остановился в страхе и благоговении перед этой страшной красотой. Затем он поднял голову и увидел бирюзового цвета вертолет, спускающийся прямо на отель. Он различил на его борту слово «НУМА», написанное крупными буквами. Воздушное судно приостановилось и зависло в двадцати футах над крышей. Из него на тросах спустились два человека в бирюзовых комбинезонах и защитных шлемах. Они отстегнулись от тросов, а с вертолета тем временем спустили два больших тюка, упакованные в оранжевый пластик. Прибывшие быстро отсоединили трос и просигналили вертолету отбой.

Кто-то внутри включил лебедку и втянул тросы наверх, а затем поднял большие пальцы вверх жестом одобрения. Машина заложила вираж и пошла прочь от отеля, поднимаясь все выше и выше через глаз бури. Заметив Мортона, гости подошли к нему, без труда неся объемные тюки.

Тот, что повыше, снял шлем, обнажив густую шапку черных волос с легкой сединой на висках. У него было обветренное лицо человека, жизнь которого открыта всем стихиям, а опалово-зеленые глаза в сеточке мелких смешливых морщинок, казалось, пронизывали Мортона насквозь.

– Будьте добры, проводите нас к мистеру Хобсону Мортону, – произнес он голосом странно спокойным в данных обстоятельствах.

– Я Мортон. Кто вы и зачем вы здесь?

Незнакомец снял перчатку и протянул руку.

– Меня зовут Дирк Питт. Я директор департамента специальных проектов Национального подводного и морского агентства.

Он обернулся к коротышке с курчавыми темными волосами и тяжелыми надбровными дугами, который, похоже, был прямым потомком какого-нибудь римского гладиатора.

– Это мой заместитель, Ал Джордино. Мы прибыли, чтобы организовать буксировку отеля.

– Мне сообщили, что буксиры компании не могут выйти из порта.

– Мы используем не буксиры «Одиссея», а исследовательское судно НУМА, способное буксировать судно размером с ваш отель.

Мортон, готовый ухватиться за любую соломинку, жестом пригласил Питта и Джордино в свой личный лифт и препроводил в свой офис.

– Простите за холодный прием, – сказал он, усаживая гостей в кресла. – Меня не предупредили о вашем прибытии.

– У нас не было времени на подготовку, – безразлично отозвался Питт. – Каково состояние отеля?

Мортон уныло покачал головой.

– Не особенно хорошее. Наши помпы едва успевают откачивать прибывающую воду, существует реальная опасность разрушения здания. А уж когда нас выбросит на скалы, окружающие Доминиканскую Республику, – остановился он на мгновение и пожал плечами, – тогда тысяча человек, включая и вас, умрет.

Лицо Питта затвердело, как камень.

– Нас не выбросит ни на какие скалы.

– Нам потребуется помощь вашего технического персонала. Необходимо соединить отель и наше судно буксирными тросами, – вступил в разговор Джордино.

– Где же находится это судно? – спросил Мортон с сомнением в голосе.

– По показаниям вертолетного радара оно меньше чем в тридцати милях отсюда.

Мортон поглядел в окно на зловещую стену туч вокруг глаза бури.

– Ваше судно никак не успеет добраться сюда раньше, чем шторм снова возьмется за нас всерьез.

– Центр ураганов НУМА оценивает диаметр глаза в шестьдесят миль, а скорость урагана в двадцать миль в час. Если от нас не отвернется удача, судно будет здесь вовремя.

– Два часа на подход и еще час, чтобы прицепиться, – вставил Джордино, взглянув на часы.

– Насколько я понимаю, – произнес Мортон официальным тоном, – нужно еще обсудить вопрос о вознаграждении за спасение.

– Здесь нечего обсуждать, – раздраженно сказал Питт, недовольный задержкой. – НУМА – государственное агентство Соединенных Штатов, которое занимается океанскими исследованиями. Мы не спасательная компания. Здесь не идет речь о принципе «без спасения нет вознаграждения». Если все будет в порядке, наш босс, адмирал Сэндекер, не потребует с вашего босса, мистера Призрака, ни цента.

Джордино ухмыльнулся.

– Я мог бы упомянуть, что адмирал обожает дорогие сигары.

Мортон молча уставился на Джордино. Он не мог понять, как вести себя с этими людьми. Они без предупреждения свалились на него с неба и спокойно заявили, что собираются спасти отель и всех, кто в нем находился. По виду их никак нельзя было принять за благословение небес.

Наконец он сдался.

– Сообщите мне, пожалуйста, джентльмены, что вам потребуется.

* * *

«Морская фея» отказывалась умирать.

Она погрузилась в пучину глубже, чем можно себе представить. Невозможно было поверить, что какое бы то ни было судно способно нырнуть так глубоко и уцелеть. Все судно целиком, от носа до кормы, было погребено глубоко под водой, и никто уже не верил, что «Морская фея» сможет вернуться. На несколько бесконечных мгновений она, казалось, неподвижно зависла в серо-зеленой пустоте. Затем медленно, с огромным трудом, ее нос начал чуть приподниматься; «Морская фея» упрямо рвалась к поверхности. Ее винты вспенили воду и толкнули судно вперед. В конце концов она вновь вырвалась под яростные удары урагана – буквально выпрыгнула из воды носом вперед, как дельфин, и рухнула обратно. Каждый лист корпуса, утяжеленного дополнительно многими тоннами воды, содрогнулся от удара. Вода целыми водопадами обрушилась с палубы обратно в море.

Демонический вихрь нанес «Морской фее» самый страшный удар, но храброе маленькое судно сумело уцелеть в этом кипящем котле. Время от времени на него вновь обрушивались массы воды, перемешанной с воздухом. «Морская фея» вела себя совсем как человек – так, как будто твердо знала, что море уже ничего не сможет противопоставить ее упорству и решимости.

Мэверик, белый, как бумага, неподвижным взглядом смотрел сквозь ветровое стекло ходовой рубки, уцелевшее каким-то чудом.

– Жуть что такое, – произнес он фразу, далеко не отражающую реальное состояние вещей. – Я и не знал, что служу на подводной лодке.

Никакое другое судно не смогло бы пережить такое приключение и не затонуть при этом. Но «Морская фея» была необычным судном. Ее строили для плавания в суровых полярных морях. На ее корпус пошли гораздо более толстые стальные листы, чем обычно, ведь она должна была сражаться с ледяными полями. Но и ей не удалось выйти из этой переделки совершенно невредимой. С палубы унесло все шлюпки, кроме одной.

Взглянув на корму, Барнум пораженно заметил, что его коммуникационное оборудование каким-то образом уцелело. Тем, кто страдал от морской болезни в собственных каютах, было невдомек, насколько близко все они подошли к тому, чтобы навсегда остаться на дне морском.

Неожиданно ходовую рубку осветил солнечный луч. «Морская фея» прорвалась-таки в гигантский глаз урагана Лиззи. Ситуация казалась парадоксальной: над головой сияло ясное небо, а море продолжало свою бешеную пляску. Барнум чувствовал какую-то неправильность в том, что такое привлекательное зрелище может быть одновременно и таким грозным.

Барнум посмотрел на офицера-связиста Мейсона Джара. Тот стоял у стола, вцепившись побелевшими пальцами в поручни, и выглядел так, как будто видел перед собой целую армию привидений.

– Когда придете в себя, Мейсон, свяжитесь с «Океанским скитальцем» и сообщите тому, кто там распоряжается, что мы идем к ним с максимальной скоростью, возможной при таком волнении.

Все еще находясь в состоянии оцепенения, Джар медленно обернулся, молча кивнул и ушел по направлению к радиорубке. Двигался он как будто в трансе.

Барнум посмотрел на экран радара и на крохотную точку на нем. Он был уверен, что это отель. В данный момент он лежал к востоку от «Морской феи», на расстоянии двадцать шесть миль. Затем Барнум ввел курс в компьютер и снова передал управление автоматизированной системе. Закончив, он вытер лоб старой красной банданой и пробормотал:

– Даже если мы доберемся до них раньше, чем их выбросит на скалы, что тогда? У нас нет шлюпок, чтобы подойти к ним, а если бы и были, волнение не позволит ими воспользоваться. Большой буксирной лебедки с толстым тросом у нас тоже нет.

– Не особенно приятно наблюдать, как отель разбивается о скалы вместе с женщинами и детьми, – заметил Мэверик.

– Да, – тяжело согласился с ним Барнум. – Совсем неприятно.

11

Хейди не была дома трое суток. Она дремала урывками на кушетке в своем офисе, пила черный кофе галлонами и почти ничего не ела, кроме сэндвичей с колбасой и сыром. Тем не менее если она и бродила временами по Центру ураганов как сомнамбула, то не от недостатка сна, а от напряжения и душевной муки. Ей пришлось работать в гуще колоссальной катастрофы, которая вот-вот должна была вызвать смерть и разрушения неслыханных прежде масштабов. Хотя она с самого начала правильно предсказала ужасающую силу урагана Лиззи и своевременно разослала предупреждения, она не могла не испытывать чувства вины. Ей все время казалось, что она могла сделать больше.

Ураган стремительно несся к ближайшей земле, а Хейди с трепетом наблюдала за проекциями и картинками на своем мониторе.

Благодаря ранним предупреждениям больше трехсот тысяч человек было вовремя эвакуировано в гористые местности в центре Доминиканской Республики и ее соседа, Гаити. И все же жертв могло быть очень много. Хейди опасалась также, что шторм может повернуть на север и ударить по Кубе, а затем по южной Флориде.

Раздался телефонный звонок, и Хейди устало подняла трубку.

– Как твой прогноз в отношении направления? Ничего не изменилось? – спросил ее муж Харли из Национальной службы погоды.

– Нет, Лиззи по-прежнему катит на восток, как по рельсам.

– В высшей степени необычно. Тысячи миль по прямой.

– Более чем необычно. Это неслыханно. Все зарегистрированные ураганы делали петли.

– Идеальный шторм?

– Только не Лиззи, – возразила Хейди. – Он далек от идеала. Я бы классифицировала его как смертельный катаклизм величайшей силы. Пропала целая рыболовная флотилия. Прекратили передачи восемь других судов: нефтяные танкеры, сухогрузы и частные яхты. С них больше не поступают сигналы SOS, только молчание. Приходится предполагать худшее.

– Что нового о плавучем отеле? – спросил Харли.

– По последним данным, его сорвало с мертвых якорей. Ураганный ветер и волны гонят его к скалистому побережью Доминиканской Республики. Адмирал Сэндекер направил к нему одно из исследовательских судов НУМА. Они попытаются отбуксировать отель в безопасное место.

– Дело, похоже, безнадежное.

– Боюсь, что мы стали свидетелями небывалой морской катастрофы, – мрачно произнесла Хейди.

– Я собираюсь домой на пару часов. Почему бы тебе не прерваться и не поехать тоже? Я приготовлю чудесный обед.

– Я не могу, Харли. Пока еще не могу. Пока характер Лиззи не изменится.

– При его бесконечной мощи ждать, возможно, придется несколько дней, а то и недель.

– Я знаю, – медленно проговорила Хейди. – Это-то меня и пугает. Если его энергия не начнет падать после прохода через Доминиканскую Республику и Гаити, то он всей своей мощью обрушится на материк.

* * *

Саммер была навсегда околдована морем. Началось это в детстве. Мать настояла, чтобы девочка научилась нырять с аквалангом, когда ей было всего шесть лет. Для ее маленького тельца по особому заказу изготовили маленький баллон и редуктор. Оба они – Саммер и ее брат Дирк – брали уроки у лучших инструкторов. Изучая обитателей моря, его настроения и капризы, Саммер и сама стала наполовину морским существом. Плавая в безмятежных голубых водах, она научилась понимать море. Во время тайфуна в Тихом океане ей пришлось столкнуться с его гигантской мощью. Но сейчас она походила на женщину, которая после двадцати лет брака вдруг поняла, что в ее муже есть отвратительные, садистские черты. Саммер впервые была свидетелем того, каким по-настоящему жестоким и грозным может быть море.

Брат и сестра, находясь в прихожей «Рыб», видели сквозь большой прозрачный купол кипящее наверху месиво. Сначала, когда внешний край урагана только начал наступать на отмель Навидад, происходящее доносилось до молодых людей слабым и отдаленным шумом. Но вскоре сила шторма выросла, и стало очевидно, что их уютное маленькое убежище не сможет как следует защитить своих обитателей и, более того, находится в серьезной опасности.

В первые часы гребни волн легко проходили над подводным домом, примостившимся на глубине сорока пяти футов. Но волны быстро выросли до размеров водяных гор, а долины между ними, соответственно, опустились к самому дну. Дирк и Саммер вдруг обнаружили, что на дом льет настоящий дождь – в промежутках между волнами.

Раз за разом нескончаемая череда волн била и бросала «Рыбы». «Земная космическая станция» была рассчитана на давление морских глубин, и ее стальная раковина без проблем выдерживала натиск волн. Но ужасающие силы, действующие на ее внешнюю поверхность, вскоре сдвинули подводное обиталище с места и медленно потащили его по дну. Четыре опоры, на которых стоял подводный дом, не были прикреплены к основанию станции. Они, каждая в отдельности, были всего на несколько дюймов заглублены в коралловое дно. Только шестидесятипятитонная масса «Рыб» не давала шторму оторвать жилище ото дна и начать швырять его по рифу, как пустую бутылку.

Затем та же пара гигантских волн, что в двадцати милях отсюда чуть не поглотила «Морскую фею», обрушилась на отмель Навидад, безжалостно круша кораллы и разбивая их изящные формы на миллионы мелких осколков. Первая из этих волн опрокинула «Рыбы» на бок и покатила станцию, как бочку по каменистому пустырю. Молодые люди пытались ухватиться за что-нибудь прочное и удержаться на месте, но их швыряло, как тряпичные куклы.

Подводный дом прокатился, виляя и раскачиваясь, почти двести ярдов и только после этого остановился в неустойчивом равновесии на краю узкой коралловой расселины. Затем вторая волна обрушилась на него и сбросила вниз.

«Рыбы», ударяясь о коралловые стены, а иногда скребя по ним, провалились на сто двадцать футов на самое дно расселины, подняв при падении огромную тучу песка. Дом лег на правый бок и оказался зажат стенами расселины. Все внутри, что не было жестко прикреплено к стенам, разлетелось в разные стороны. Повсюду в жутком беспорядке валялись посуда, продукты, оборудование, постели, личные вещи.

Не обращая внимания на боль в вывихнутой ноге и десяток ушибов и царапин. Дирк сразу же подполз к сестре. Саммер, сжавшись в комочек, лежала между двух перевернутых коек. Дирк посмотрел в ее широко раскрытые серые глаза и впервые, с тех пор как он себя помнил, увидел там откровенный испуг. Он осторожно взял голову девушки в ладони и напряженно улыбнулся.

– Ну, как тебе поездочка?

Она вгляделась в его лицо, разглядела улыбку и медленно сделала глубокий вдох. Ее страх немного отступил.

– Я все это время думала о том, что мы родились вместе и умрем тоже вместе.

– Посмотрите на мою сестру-пессимистку! У нас впереди еще лет семьдесят, успеем подразнить друг друга.

Затем он с беспокойством спросил:

– Ты ранена?

Она покачала головой.

– Я втиснулась между койками, и меня не так бросало, как тебя. – Саммер посмотрела сквозь прозрачный пластик обзорной полусферы на кипящее месиво вверху. – Как дом?

– По-прежнему крепок... и не течет. Никакой волне, сколь угодно гигантской, не под силу вскрыть «Рыбы»: толщина их стальной шкуры четыре дюйма.

– А шторм?

– Бушует, но мы здесь теперь в безопасности. Волны проходят над каньоном, не доставая до дна.

Саммер обежала взглядом беспорядок в комнате.

– Господи, ну и кавардак!

Обрадованный тем, что Саммер вышла из испытания целой и невредимой, Дирк занялся проверкой систем жизнеобеспечения подводного дома. Саммер принялась за разборку завалов. Разложить все по местам было невозможно, по крайней мере, пока дом лежал на боку. Поэтому Саммер просто сложила вещи аккуратными стопками и прикрыла одеялами острые выступы приборов, вентилей, аппаратуры и всевозможных креплений. Бывший пол превратился в стену, а стена – в пол, так что при передвижении молодым людям приходилось все время через что-то перелезать. Казалось странным, что все вещи в доме повернуты на девяносто градусов.

Теперь Саммер чувствовала себя в большей безопасности, чем в начале шторма. В коралловом каньоне с крутыми стенами ураган уже ничем не мог повредить людям. Здесь не слышно было завывания ветра, не было яростных ударов волн, как в те моменты, когда долина между волнами открывала подводный дом всем стихиям. Страх и напряженное ожидание беды начали потихоньку оставлять Саммер. Теперь они в безопасности. Рядом с ней брат, унаследовавший отвагу и силу их легендарного отца. А «Морская фея» переждет ураган и вернется.

Но вот Дирк вернулся и уселся рядом с ней на стену, стараясь беречь ушибленные места, где уже начали проявляться синяки. На лице его почему-то не было привычного выражения уверенности.

– Ты что-то мрачный, – сказала Саммер. – В чем дело?

– При падении в расселину сорвало магистрали, с помощью которых баллоны со сжатым воздухом были подключены к нашей системе жизнеобеспечения. Судя по датчикам давления воздуха, четырех неповрежденных баллонов хватит нам всего на четырнадцать часов.

– Как насчет баллонов, ведущих к аквалангам, которые мы оставили во входном шлюзе?

– Внутри был только один, у которого нужно было ремонтировать вентиль. На нем мы вдвоем сможем протянуть в лучшем случае минут сорок пять.

– Мы можем воспользоваться им, чтобы выйти наружу и принести остальные, – с надеждой сказала Саммер. – Потом переждем сутки-двое, пока шторм не спадет, и оставим «Рыбы». Будем дрейфовать по поверхности на надувном плоту, пока нас не спасут.

Брат мрачно покачал головой.

– Плохие новости состоят в том, что мы в ловушке. Створку входного шлюза прижало к коралловой стене. Теперь ее можно открыть только динамитом.

Саммер вздохнула очень глубоко, а затем проговорила:

– Похоже, наша судьба в руках капитана Барнума.

– Я уверен, что он думает о нас. Он нас не забудет.

– Нужно сообщить ему о нашем положении.

Дирк выпрямился и положил руки на плечи сестры.

– Радио разбилось при падении в расселину.

– Мы все же можем выпустить радиобуй, чтобы они по крайней мере знали, что мы живы. – Саммер не хотела терять надежду.

Голос Дирка прозвучал мягко и сдержанно:

– Буй был закреплен на той стене дома, которая теперь внизу. Должно быть, он раздавлен. Но даже если он уцелел, выпустить его невозможно.

– Когда нас начнут искать, – напряженно проговорила Саммер, – то обнаружить «Рыбы» в этой расселине будет непросто.

– Можешь быть уверена, Барнум отправит обшаривать риф все шлюпки и всех водолазов, какие только найдутся на «Морской фее».

– Ты говоришь так, как будто воздуха у нас на несколько дней, а не часов.

– Беспокоиться не о чем, сестренка, – уверенным тоном заявил Дирк. – В данный момент мы в безопасности и шторм нам не страшен. Как только волнение уляжется, экипаж «Морской феи» бросится за нами, как пьяница за ящиком виски, выпавшим из грузовика.

Еще через несколько мгновений он добавил:

– В конце концов, мы теперь – его главная забота.

12

К несчастью, в данный момент подводный дом «Рыбы» и два его обитателя занимали в мыслях Барнума далеко не первое место. Он беспокойно ерзал в кресле, без конца переводя взгляд с экрана радара на ветровое стекло и обратно. Титанического размера волны уменьшились сначала до гигантских, а затем просто до очень больших. Они бесконечным строем наступали на «Морскую фею» и непрерывно бросали ее то вверх, то вниз – регулярно и столь же монотонно, как часы. Судну уже не приходилось взбираться вверх больше чем на сотню футов. Средняя высота волн от подошвы до верхушки упала до сорока футов. Море оставалось бурным, но по сравнению с тем, что было несколько часов назад, казалось сонным озером. Можно было поверить даже, что море нанесло по исследовательскому судну свой коронный удар и потерпело неудачу. После этого оно признало свое поражение и отступило и теперь причиняло «Морской фее» лишь мелкие неприятности.

Шли часы. «Морская фея» шла вперед настолько быстро, насколько Пол Барнум считал это возможным. Сам капитан, который всегда был дружелюбен и ироничен, под действием стоящей перед «Морской феей» безнадежной задачи превратился в человека неприступного и сурового. Он не видел способа доставить буксировочный конец на «Океанский скиталец». Большую буксировочную лебедку и трос толщиной с руку сняли с «Морской феи» еще тогда, когда переоборудовали ее в исследовательское судно НУМА. Теперь самой мощной лебедкой и самым прочным тросом на борту были те, что предназначались для спуска и подъема глубоководных спускаемых аппаратов. Эта лебедка была установлена на корме, позади большого крана, и совершенно/не соответствовала задаче буксировки плавучего отеля с водоизмещением гораздо большим, чем у линкора.

Барнум пытался пронзить взглядом налетающие полотнища ливня.

– Если бы мы могли видеть сквозь это безобразие, мы бы увидели отель, – наконец сказал он.

– По показаниям радара до него меньше двух миль, – подсказал Мэверик.

Барнум прошел в радиорубку и спросил у Мейсона Джара:

– Есть что-нибудь из отеля?

– Ничего, сэр. Тишина, как в склепе.

– Господи, надеюсь только, что мы не опоздали.

– Не хочется этому верить.

– Попробуйте вызвать их еще раз. Через спутник. Гости и обслуга, скорее всего, поддерживают связь с береговыми станциями по телефону, а не при помощи судовых радиостанций.

– Капитан, разрешите мне сначала попробовать морские радиочастоты. На таком расстоянии помех должно быть меньше. У отеля должны быть первоклассные средства связи с судами, ведь его буксируют, как баржу.

– Подключите к динамикам на мостике, чтобы я мог поговорить с ними, когда они отзовутся.

– Да, сэр.

Барнум вернулся в ходовую рубку как раз вовремя, чтобы услышать голос Джара в динамиках:

– «Морская фея» вызывает «Океанский скиталец». Мы в двух милях к юго-востоку от вас, подходим. Пожалуйста, ответьте.

Примерно полминуты из динамиков доносилось лишь потрескивание статических разрядов. Затем зарокотал низкий голос:

– Пол, ты готов немного поработать?

Из-за помех Барнум не сразу узнал голос. Он поднял трубку и заговорил в нее:

– Кто говорит?

– Твой старинный приятель, Дирк Питт. Я в отеле вместе с Алом Джордино.

Барнум был потрясен.

– Бога ради, каким образом вы двое оказались во время урагана в плавучем отеле?

– Не хотелось упустить возможность как следует повеселиться.

– Ты должен знать, что у нас нет надлежащего оборудования для буксировки «Скитальца».

– Нам нужны только ваши большие движки.

За время работы в НУМА Барнум успел твердо усвоить, что Питт, и Джордино не находились бы там, где находились, если бы у них не было плана.

– Что у вас на уме, хитрецы?

– Мы уже сформировали рабочие группы, которые помогут нам использовать якорные канаты отеля в качестве буксирных. Как только вы на «Морской фее» примете концы, вы сможете сложить их вместе и закрепить на кормовом шпиле.

– Совершенно безумный план, – с сомнением в голосе протянул Барнум. – Каким образом ты собираешься переправить несколько тонн троса, который сейчас волочится по дну за отелем, по бурному морю на мое судно?

Последовала пауза. Когда ответ наконец прозвучал, то Барнум почти воочию увидел дьявольскую ухмылку на лице Питта.

– Мы все же надеемся поймать журавля в небе.

Дождь немного утих, и видимость с двух сотен ярдов сразу выросла почти до мили. Прямо перед судном в завесе дождя выросла громада «Океанского скитальца».

– Боже, вы только посмотрите! – воскликнул Мэверик. – Это похоже на сказочный стеклянный дворец!

Среди бешеных волн отель казался особенно великолепным и величественным. Экипаж «Морской феи» и ученые, захваченные растущим возбуждением, выбежали из кают и столпились на мостике. Всем хотелось взглянуть на неожиданное зрелище – чудо современной техники – там, где ничего не должно было быть.

– Как красиво, – негромко проговорила маленькая блондинка, специалист по химии моря. – Совершенно не ожидала, что его конструкция настолько необычна.

– Я тоже, – согласилась с ней высокая брюнетка, специалист по химии океана. – На нем так много соленой пены, что его можно принять за айсберг.

Барнум навел бинокль на отель. Огромное здание раскачивалось под ударами волн в разные стороны.

– Похоже, что с крыши у них все смыло.

– Чудо, что он еще цел, – изумленно пробормотал Мэверик. – Вот уж чего трудно было ожидать.

Барнум опустил бинокль.

– Развернуть судно и поставить его кормой к ним с наветренной стороны.

– А после того, как мы немного помучаемся и встанем в позицию для приема буксирного конца? Что тогда, капитан?

Барнум задумчиво посмотрел на «Океанский скиталец».

– Мы будем ждать, – медленно проговорил он. – Ждать, пока Дирк Питт не продемонстрирует изумленной публике, какие козыри у него в рукаве.

* * *

Питт внимательно изучал подробный план крепления якорных канатов, который дал ему Мортон. Он, Джордино, Мортон и Эмлин Браун – начальник отдела технического обслуживания отеля – стояли вокруг стола в офисе Мортона.

– Тросы придется втянуть внутрь. Иначе мы не сможем узнать, где именно они оборвались и какой длины концы у нас остались.

Браун, жилистый парень с конституцией бегуна-стайера, провел рукой по копне черных как смоль волос.

– Мы уже смотали остатки тросов, сразу же после того как они оборвались. Я боялся, что если концы будут цепляться за скалы, то отель может развернуть под ударами этих дьявольских волн и он пострадает.

– На каком расстоянии от креплений оборвались тросы под номерами три и четыре?

– Имейте в виду, что это только моя приблизительная оценка, но я бы сказал, что от них обоих осталось чуть больше двухсот ярдов, ну, может, двухсот двадцати.

Питт взглянул на Джордино.

– Это не оставляет Барнуму достаточного пространства для безопасного маневра. И если «Океанский скиталец» все же затонет, у них не будет времени обрубить тросы. «Морскую фею» утащит на дно вместе с отелем.

– Если я хоть сколько-нибудь знаю Пола, то он без колебаний примет условия игры. Слишком много жизней поставлено на кон, – ответил Ал.

– Я правильно понял, что вы собираетесь воспользоваться обрывками якорных канатов для буксировки отеля? – спросил Мортон, стоявший с противоположной стороны стола. – Мне сказали, что судно НУМА – океанский буксир.

– Когда-то «Морская фея» была им, – ответил Питт. – Но это в прошлом. Ее переоборудовали из ледокольного буксира в исследовательское судно. Большую лебедку и буксирный трос при этом сняли. Сейчас на ней есть только кран для подъема спускаемых аппаратов. Придется импровизировать и обойтись тем, что есть.

– Тогда какой от вашего судна толк? – сердито спросил Мортон.

– Поверьте мне, – посмотрел ему прямо в глаза Питт, – если мы сможем зацепить отель, то у «Феи» хватит мощности, чтобы его отбуксировать.

– А как вы доставите концы тросов на «Морскую фею»? – поинтересовался Браун. – Стоит их размотать, и они опустятся на дно.

Питт перевел глаз на главного инженера:

– Мы переправим их на плаву.

– На плаву?

– У вас на борту должны быть пятидесятигаллонные бочонки?

– Здорово придумано, мистер Питт. Я понял, что вы имеете в виду.

Браун немного помолчал, размышляя:

– У нас есть несколько с машинным маслом для генераторов, с пищевым маслом для камбуза и с жидким мылом для уборки.

– Нам пригодятся все пустые бочонки, сколько сможете наскрести.

Браун обернулся к четверым рабочим, стоявшим в сторонке.

– Как можно быстрее соберите все пустые бочонки и освободите остальные.

– Когда вы и ваши люди будете разматывать канаты, – объяснил Питт, – привязывайте, пожалуйста, по бочонку через каждые двадцать футов. Мы придадим тросам плавучесть, и их можно будет подтащить к «Морской фее».

Браун кивнул.

– Считайте, дело сделано...

– Если четыре троса не удержали нас на якоре, – вмешался Мортон, – какие у вас основания считать, что эти два выдержат нагрузку и не лопнут?

– Во-первых, – терпеливо объяснил Питт, – шторм заметно утих. Во-вторых, концы будут короче и меньше подвержены чрезмерным нагрузкам. И наконец, мы потащим отель узким торцом вперед. Когда же он стоял на якоре, натиск шторма приходился на его широкую фронтальную стену.

Не дожидаясь реакции Мортона, Питт вновь обернулся к Брауну:

– Дальше. Мне понадобится хороший механик или машинист, чтобы сплести тросы и сделать на их концах проушины. Тогда их можно будет завести за ворот лебедки «Морской феи» и соединить.

– Это я сделаю сам, – заверил его Браун. Он остановился на мгновение, а затем продолжил: – Надеюсь, вы знаете, как переправить тросы на ваше судно? Они ни за что не поплывут туда сами, по крайней мере при таком волнении.

– Это самое интересное, – ответил Питт. – Нам потребуется линь длиной в несколько сотен футов, желательно маленького диаметра, но с прочностью на разрыв, как у стального троса.

– У меня в кладовой есть две пятисотфутовые катушки подходящего фалькронового линя. Он плотного плетения, тонкий, легкий и способен выдержать танк Паттона.

– Привяжите к концу каждого каната по двухсотфутовому концу линя.

– Я понимаю, что с помощью линя можно будет подтащить тяжелый трос к вашему судну, но как вы собираетесь доставить туда линь?

Питт и Джордино обменялись понимающими взглядами.

– Это уже наша задача, – сказал Питт с мрачной улыбкой.

– Надеюсь, что на это не потребуется много времени, – угрюмо произнес Мортон, указывая за окно. – Время – товар, которого нам может и не хватить.

Головы всех присутствующих синхронно повернулись к окну, как будто следили за мячом во время теннисного матча. Люди увидели, что до грозной береговой линии осталось чуть больше двух миль. И по обе стороны, насколько хватало взгляда, громадные волны неустанно бились о бесконечную, казалось, гряду скал.

* * *

Оказавшись в аппаратной с работающим кондиционером в одном из углов отеля, Питт быстро разложил на полу содержимое своего тюка. Первым делом он натянул на себя привычный укороченный мокрый гидрокостюм из неопрена. Он выбрал в данном случае именно укороченный гидрокостюм, так как температура воды, слава богу, оставалась тропической и Питт не видел необходимости в более тяжелом гидрокостюме – хоть сухом, хоть мокром. Кроме того, ему всегда нравилась свобода движений, которую давал укороченный гидрокостюм, так как руки ниже локтей и ноги ниже колен оставались открытыми. За гидрокостюмом последовали компенсатор плавучести и лицевая маска «Скуба Про». Он застегнул на себе пояс с грузами и проверил предохранительную защелку, которая при необходимости должна расстегиваться мгновенно.

Затем он присел, чтобы один из работников отеля помог ему поднять на спину ребризер – дыхательный аппарат, работающий по замкнутому циклу. И Питт, и Джордино полагали, что компактный ребризер даст им большую свободу движений, чем два громоздких стальных баллона со сжатым воздухом. В замкнутом ребризере, как и в акваланге, пловец делает вдох через регулятор и дышит при этом сжатым газом из баллона. Но после этого выдыхаемый воздух сохраняется и перерабатывается. Воздух проходит через поглотитель, который удаляет из него двуокись углерода, а запас кислорода в баллоне пополняется. Аппарат SIVA-55, которым пользовались Питт и Джордино, был разработан военными для проведения под водой тайных операций.

В последнюю очередь Питт проверил систему подводной связи фирмы «Оушен Текнолоджи Системз». Ее приемник был прикреплен к ремешку маски.

– Ал, ты меня слышишь?

Джордино, проделывавший эту же операцию в противоположном конце отеля, ответил будто через подушку:

– Каждое слово.

– Что-то ты необычно связно разговариваешь.

– Только попробуй давить на меня. Будешь давить, я подам в отставку и отправлюсь наверх пить коктейли.

Питт улыбнулся чувству юмора, без которого Ала невозможно было себе представить. Если Дирк и мог положиться на кого-то в этом мире, то именно на Джордино.

– Я готов, жду тебя.

– Командуй.

– Мистер Браун!

– Эмлин.

– О'кей, Эмлин, пусть ваши люди дежурят у лебедок, пока мы не дадим сигнал выпускать потихоньку тросы и бочки.

Из зала, где располагались громадные лебедки для якорных канатов, отозвался Браун:

– Будем ждать вашего сигнала.

– Держите пальцы скрещенными, – сказал Питт, натягивая ласты.

– Бог вам в помощь, ребята, и удачи, – ответил Браун.

Питт кивнул одному из рабочих Брауна, стоявшему рядом с катушкой фалькронового линя. Этот крепкий коротышка настаивал, чтобы его звали Криттер.

– Выпускайте линь понемногу. Если почувствуете, что он натянулся, быстро отпустите, иначе вы можете помешать моему продвижению.

– Пойдет легко и непринужденно, – заверил его Криттер.

Затем Питт вызвал «Морскую фею»:

– Пол, вы готовы принять буксирные концы?

– Как только вы их доставите, – раздался в приемнике твердый голос Барнума. Его слова посылал в эфир специальный передатчик, который спустили в воду с кормы «Морской феи».

– Мы с Алом можем подтащить к вам под водой только двести футов линя. Вам придется подойти поближе, чтобы подобрать нас.

И Питт, и Барнум понимали, что при таком волнении одной чудовищной волны будет достаточно, чтобы швырнуть «Морскую фею» на отель и отправить их вместе на дно. И все же Барнум готов был без колебаний сделать эту одну-единственную попытку.

– Хорошо, так и поступим.

Питт накинул петлю фалькронового линя себе через плечо. Он встал и попытался толчком открыть дверь, ведущую на маленький балкончик в двадцати футах над водой, но давление ветра не позволило ему это сделать. Он даже не успел попросить о помощи, как рабочий отеля оказался рядом.

Они вдвоем навалились на дверь. Как только она чуть приоткрылась, в образовавшуюся щель ворвался ветер и, распахнув дверь, с силой бросил ее на упоры, как будто дверь лягнул мул. Рабочий при этом остался стоять в дверном проеме, и ветер выстрелил его обратно в аппаратную, как из катапульты.

Питт сумел устоять на ногах. Но когда он поднял глаза и увидел идущую прямо на него громадную волну, он поспешил перепрыгнуть через невысокое ограждение балкончика и с переворотом полетел в воду.

Ярость урагана миновала. Глаз бури уже несколько часов назад ушел от «Океанского скитальца», и отель каким-то образом перенес прощальное неистовство Лиззи. Скорость ветра упала до сорока узлов, а средняя высота волн до тридцати футов. Море по-прежнему оставалось бурным, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить. Ураган Лиззи ушел на запад и продолжал теперь сеять смерть и разрушения на острове Гаити, чтобы затем съехать с противоположной стороны в Карибское море. Еще двадцать четыре часа, и волнение в тех местах, где прошел величайший шторм в истории, окончательно уляжется.

Грохочущий прибой с каждой минутой угрожающе придвигался все ближе и ближе. Отель уже достаточно приблизился к скалам, чтобы сотни гостей и служащих могли видеть тучи водяных брызг, взлетающих в небо, когда огромные водяные валы разбивались о скалистые утесы. По силе каждый удар напоминал горную лавину. Пена на гребнях волн наталкивалась на отступающую предыдущую волну и целыми пластами взлетала в воздух. До смерти оставалось не больше мили, а скорость дрейфа «Океанского скитальца» приближалась к миле в час.

Взгляды людей то и дело перебегали с берега на «Морскую фею». Маленькое суденышко, как жирная утка, покачивалось на волнах всего в нескольких сотнях ярдов.

Барнум, с ног до головы укутанный в желтый непромокаемый костюм, не обращал внимания на ливень, заряды которого ветер по-прежнему швырял в корму его судна. Он стоял под большим краном и смотрел на палубу, на то место, где раньше находилась большая лебедка, и думал о том, насколько с ней было бы проще. Придется, однако, обойтись лебедкой поменьше, а трос каким-то образом закрепить вручную.

Барнум стоял под прикрытием крана и неотрывно смотрел в бинокль на основание отеля. Все находившиеся на палубе «Морской феи» – и капитан, и четверо членов экипажа, – были привязаны к релингам, чтобы не смыло за борт. Барнум наблюдал, как Питт и Джордино погрузились в воду и исчезли в бурлящей воде. Он различал людей, которые стояли под ударами ветра в дверных проемах и вытравливали концы красного фалькронового линя, которые находились у пловцов под водой.

– Бросьте за борт пару концов с буйками, – приказал Барнум, не отрываясь от бинокля. – И приготовьте багры.

Он молился, чтобы не пришлось подцеплять баграми тела пловцов в том крайнем случае, если они потеряют сознание или не сумеют добраться до высокой кормы судна. Багры прикрепили к восьмифутовым алюминиевым рукояткам, вставленным в трубки, что добавило им дополнительные тридцать футов длины.

Моряки с нетерпением и одновременно с опаской наблюдали за поверхностью моря, но были не в состоянии разглядеть в бушующих волнах Питта или Джордино или заметить пузыри, так как ребризеры пловцов не выпускали выдыхаемый воздух.

– Стоп машина, – приказал Барнум старшему механику.

– Есть стоп машина, капитан, – отозвался механик из машинного отделения.

– Да, пловцы сейчас доставят нам буксирные концы, и тогда нас понесет на отель. Мы должны подойти к ним ближе чем на двести футов, иначе тросов не хватит.

Затем он навел свой бинокль на убийственную береговую линию, которая, казалось, приближалась к ним с невероятной стремительностью.

* * *

Отплыв на сотню футов от отеля, Питт ненадолго всплыл к поверхности, чтобы сориентироваться. Громада «Океанского скитальца», которую ветер и волны неумолимо относили прочь, вздымалась над ним подобно Манхэттену. «Морскую фею» Питту удалось разглядеть только с верхушки волны. Ему показалось, что судно качается на волнах где-то в миле от него, хотя на самом деле до него было меньше ста ярдов. Он засек по компасу направление на судно и вновь ушел в глубину, подальше от волнения, царящего на поверхности.

Линь, который он тащил за собой, с каждым следующим футом становился все тяжелее и все больше затруднял продвижение. Питт благодарил Бога за то, что линь такой тонкий и легкий, – в противном случае он был бы слишком неповоротливым и задача пловца стала бы просто невыполнимой. Чтобы минимизировать гидродинамическое сопротивление, он плыл опустив голову и сложив руки за спиной, под ребризером.

Он старался держаться на такой глубине, чтобы долины между волнами проходили чуть выше и волнение не мешало бы его продвижению вперед. Не однажды он терял направление, но одного взгляда на компас было достаточно, чтобы вернуться на правильный курс. Он изо всех сил работал ластами и упрямо тащил за собой линь. Петля линя врезалась ему в плечо. При продвижении вперед на каждые два фута сильное встречное течение относило пловца на фут назад.

Мышцы на ногах Питта начали болеть, и его продвижение замедлилось. Голова стала кружиться от избытка кислорода, сердце заколотилось от тяжелой нагрузки, дыхание стало затрудненным. Он не мог остановиться или ослабить усилия, потому что в этом случае течение быстро отнесло бы его назад и все труды пошли бы насмарку. Медлить было нельзя. Безразличное море продолжало нести «Океанский скиталец» навстречу катастрофе, и каждая минута была на счету.

Еще десять минут изматывающей работы, и Питт почувствовал, что ему изменяют силы. Тело отказывалось служить. Сознание диктовало удвоить усилия, но мышцы и плоть отказывались повиноваться. Всякой выносливости есть предел. От отчаяния Питт принялся грести руками, пытаясь облегчить нагрузку на ноги, которые с каждым мгновением двигались все тяжелее.

«Интересно, – подумал он, – как дела у Джордино, в каком он положении». Питт твердо знал, что Ал скорее умрет, чем сдастся, тем более что ставкой в игре служила жизнь множества людей, в том числе женщин и детей. Кроме того, Ал здоров как бык. Если в человеческих силах переплыть бурный океан, пользуясь только одной рукой, то Ал это сделает.

Питт не тратил дыхание на разговоры и не спрашивал по радио, как обстоят дела у его друга. Были мгновения, когда он с ужасом чувствовал, что может и не добраться до судна. Тем не менее он усилием воли отбросил пораженческие мысли и заглянул глубоко в себя, пытаясь вызвать к жизни внутренние резервы.

Дыхание Питта теперь с трудом вырывалось из легких, грудь ходила ходуном. Линь за спиной все сильнее тянул назад. Питту казалось, что он взялся перетягивать канат против целого стада слонов. Он попытался припомнить старые рекламные проспекты, в которых силач Чарлз Атлант тащил по рельсам целый локомотив. Испугавшись вдруг, что сбился с пути, он бросил взгляд на компас. Как ни странно, он каким-то чудом умудрился сохранить курс на «Морскую фею».

Перед глазами уже начало темнеть от полного изнеможения. Вдруг он услышал, как какой-то голос произнес его имя.

– Держись, Дирк! – прозвучал в его наушниках крик Барнума. – Мы видим тебя под водой. Теперь всплывай!

Питт послушно поплыл вверх и выскочил на поверхность.

Барнум снова закричал:

– Посмотри налево!

Питт повернулся. До оранжевого буйка на конце линя, ведущего к «Морской фее», было не больше десяти футов. Питт не стал отвечать. Сил у него осталось примерно на пять хороших взмахов ластами, и он потратил их без остатка, чтобы добраться до буйка. Ни разу в жизни он не испытывал такого облегчения, как в тот момент, когда схватился за спасательный линь и перекинул через него руку. Теперь линь оказался прочно зажат у него под мышкой, а буек уперся сзади в плечо.

Пока Барнум и его люди подтягивали его к корме судна, Питт смог наконец расслабиться. Затем они осторожно подцепили багром линь в трех футах позади Питта и подняли его на палубу.

Питт поднял руки, и Барнум ловко снял с его плеча завязанный петлей конец линя. Он прицепил его к крановой лебедке, на которой уже висел линь, доставленный Джордино. Два моряка помогли Питту снять загубник и лицевую маску. Он глубоко вдохнул чистый соленый океанский воздух и обнаружил, что смотрит прямо в ухмыляющуюся физиономию Джордино.

– Копуша, – выговорил не успевший отдышаться Джордино. – Я обогнал тебя на добрые две минуты.

– Мне повезло, что я вообще добрался, – пробормотал Питт между двумя судорожными вздохами.

Пловцы, превратившиеся теперь в зрителей, уселись под прикрытие борта, чтобы до них не доставала вода, которая продолжала захлестывать палубу. Они ждали, пока уляжется сердцебиение и дыхание вернется в норму. Сидя там, они наблюдали, как Барнум подал сигнал Брауну и пятидесятигалонные бочонки, служившие поплавками для невидимого под водой троса, начали один за другим выскакивать откуда-то из-под отеля. Крановая начала вращаться, линь выбрал слабину, и бочонки медленно поползли к «Морской фее». Трос, висящий в воде под стальными поплавками, извивался в воде как змея. Через десять минут первые бочонки уже стучали в корпус исследовательского судна. С помощью крана их вместе с концами обоих тросов подняли из воды на кормовую палубу. Матросы быстро соединили их вместе через подготовленные Брауном проушины. Затем все вместе – отдохнувшие Питт и Джордино тоже приняли участие – завели концы на большой шпиль, установленный перед краном.

– Готовы к буксировке, «Океанский скиталец»? – тяжело дыша, задал вопрос Барнум.

– Готовы настолько, насколько это возможно, – послышался ответ Брауна.

Барнум вызвал старшего механика:

– В машинном отделении готовы?

– Так точно, капитан! – ответил кто-то с сильным шотландским акцентом.

Затем Барнум обратился к первому помощнику в ходовой рубке:

– Мистер Мэверик, я буду командовать отсюда.

– Понял, капитан. Передаю управление.

Барнум с посуровевшим лицом шагнул к пульту управления, установленному перед большим краном, и встал перед ним, широко расставив ноги. Он положил руки на два хромированных рычага и мягко сдвинул их вперед, глядя при этом вполоборота назад, на нависающую над ними громаду отеля. Исследовательское судно казалось перед ним карликом.

Питт и Джордино стояли рядом с Барнумом по обе стороны. Все до единого члены экипажа и ученые судна собрались на том крыле мостика, до которого уже не доставали волны. Все в напряженном молчании смотрели на «Океанский скиталец» и ждали. Два мощных магнито-гидродинамических двигателя «Морской феи» не передавали движение на кормовые винты. Они производили энергию, которая шла на закачку и выбрасывание воды. Водометные двигатели создавали реактивную тягу. Поэтому при запуске двигателей за кормой судна не появилась обычная бурлящая масса зеленоватой воды. Вместо этого поверхность моря вспороли две водяные реки, как маленькие горизонтальные торнадо.

Корма «Морской феи» осела. Все суденышко содрогнулось от страшной нагрузки. Ему теперь приходилось выдерживать одновременно действие буксирных тросов, штормового ветра и по-прежнему бешеного волнения. «Морская фея» начала было задирать нос, но Барнум быстро изменил угол атаки водяных струй так, что она снова встала на ровный киль. Несколько мучительных минут, которые растянулись до размеров вечности. Людям казалось, что ничего не происходит. Похоже было, что отель продолжает упрямо двигаться навстречу гибели.

Двигатели под ногами людей, стоявших на кормовой палубе, не вибрировали и не стучали, как дизели. Помпы, задачей которых было подавать воду в водометные двигатели, завывали, как при агонии. Барнум пробежал глазами по указателям и циферблатам, регистрирующим нагрузку на двигатели, и увиденное ему не слишком понравилось.

Питт подошел и встал рядом с Барнумом. Руки капитана на рычагах побелели до синевы, он изо всех сил стиснул рукоятки и передвинул их вперед до упора. Передвинул бы и дальше, если бы это было возможно.

– Я не знаю, сколько еще выдержат двигатели, – прокричал Барнум сквозь шум ветра и визг снизу, из машинного отделения.

– Загони их насмерть, – холодно сказал Питт. – Если взорвутся, я возьму ответственность на себя.

Никто не ставил под сомнение власть Барнума как капитана над своим кораблем, но в иерархии НУМА Питт стоял значительно выше него.

– Тебе легко говорить, – предупредил его Барнум, – но, если они взорвутся, мы тоже окажемся на скалах.

Питт только ухмыльнулся в ответ, и его ухмылка показалась Барнуму жесткой, как гранит.

Положение людей на борту «Морской феи» с каждой секундой становилось все более безнадежным. Похоже было, что суденышко стоит в воде совершенно неподвижно.

«Давай! – молча молил его Питт. – Ты же можешь!»

* * *

Пассажиров на борту плавучего отеля охватила глубокая тревога, которая вот-вот могла смениться паникой. Люди, замерев в ужасе, смотрели, как прибой разбивается о ближайшие скалы, как ярится вода и взлетают к небесам тучи брызг и водяного тумана. Ужас еще усилился, когда с самых нижних уровней донесся скрежет – это башня отеля задела за поднимающееся дно. Не было ни давки, не бешеной гонки к выходам, как обычно происходит при пожаре или землетрясении. Бежать было некуда. Прыжок за борт означал не просто самоубийство. Он означал жуткую мучительную смерть – или в воде, или на острых гранях черных лавовых скал.

* * *

Мортон ходил по отелю и пытался успокоить и ободрить пассажиров и служащих, но на него почти не обращали внимания. Он всюду ощущал исходящие от людей волны страха. Одного взгляда в окно было достаточно, чтобы самое храброе сердце затрепетало в ужасе. Детям быстро передался страх, написанный на лицах родителей. Начался рев. Несколько женщин завизжали, кое-кто рыдал, остальные стояли с каменными лицами. Мужчины по большей части молча обнимали близких и пытались казаться храбрыми.

Громоподобные удары волн о скалы внизу для многих в отеле звучали как удары колокола во время похоронной процессии.

Мэверик сидел в ходовой рубке и не отрываясь смотрел на цифровой указатель скорости. Красные цифры на его экране, казалось, застыли навсегда. Прибор показывал нуль. Мэверик видел, что буксирные тросы натянуты струной, а пятидесятигаллонные бочонки висят на них как чешуя морского чудовища. Не один Мэверик в этот момент пытался усилием воли побудить корабль к движению. Первый помощник переключил внимание на датчик системы GPS, указывавший положение прибора с точностью до нескольких футов. Цифры на экране не менялись. Он перевел взгляд вниз, на неподвижного как статуя Барнума у кормовой панели управления; затем вверх, на громаду «Океанского скитальца», которую по-прежнему осаждало яростное море.

Он взглянул на цифровой анемометр и отметил, что ветер за последние полчаса заметно стих.

– Благодарение богу, – прошептал он неслышно.

Затем он снова взглянул на GPS-приемник – и цифры на нем изменились!

Он протер глаза, чтобы убедиться, что это ему не почудилось. Цифры на экране медленно менялись. Мэверик уставился на указатель скорости. Крайняя правая цифра на нем переключалась то на нуль, то на единицу.

Мэверик лишился дара речи. Ему отчаянно хотелось поверить в то, что он видел, но он боялся принять плоды излишнего оптимизма и разыгравшегося воображения за действительность. Но индикатор скорости не лгал. Судно действительно двигалось вперед, хоть и на мизерное расстояние.

Мэверик схватил мегафон и выбежал на крыло мостика.

– Пошел! – что есть силы завопил он, ополоумев от возбуждения. – Он движется!

Никто не закричал «ура»: время для этого еще не пришло. Небольшое продвижение при таком волнении невозможно было заметить невооруженным глазом. Пока об этом свидетельствовали только слова Мэверика. Нестерпимо долго тянулись минуты. Возбуждение и надежда людей росли. Но вот раздался новый крик Мэверика:

– Один узел! Мы движемся со скоростью один узел!

Это уже нельзя было назвать иллюзией. Постепенно стало очевидно, что расстояние между «Океанским скитальцем» и жуткой береговой линией медленно, но верно увеличивается.

Эти скалы сегодня не узнают, что такое крушение и смерть.

13

«Морская фея» впряглась в буксирные тросы и изо всех сил рвалась вперед. Ее двигатели работали в бешеном режиме, который их разработчикам не мог привидеться даже в страшном сне. Ни один человек на кормовой палубе судна не смотрел ни на убийственный прибой у берега, ни на громаду отеля позади. Все взгляды были прикованы к шпилю и толстым якорным канатам, которые стонали и поскрипывали от напряжения. Если они не выдержат, все кончено. Спасти «Океанский скиталец» и людей, находящихся за его стеклянными стенами, будет невозможно.

Но, каким бы невероятным это ни казалось, толстые тросы выдержали нагрузку, как и рассчитывал Питт.

Очень медленно, почти незаметно глазу, «Фея» разогналась до двух узлов. Громадные тучи брызг, взлетавшие из-под ее форштевня, осыпали дождем всю палубу. Только после того как расстояние между отелем и береговыми скалами увеличилось до двух миль, Барнум осмелился отвести рычаги немного назад, чтобы дать отдохнуть перегруженным двигателям. С каждым завоеванным ярдом опасность уменьшалась, и наконец стало ясно, что страшные скалы и яростное море сегодня останутся без добычи. Катастрофу удалось предотвратить.

* * *

С палубы «Морской феи» было видно, как пассажиры «Океанского скитальца» за стеклянными стенами отеля дико размахивают руками и кричат «ура», и экипаж исследовательского судна тоже махал им в ответ. Люди, только что избавленные от смертельной опасности, устроили настоящее столпотворение. Мортон приказал открыть винные погреба, и вскоре по всему отелю шампанское лилось рекой. Для пассажиров и работников отеля именно Мортон стал героем дня. Его то и дело окружали гости «Океанского скитальца» и горячо благодарили за все, что он сделал ради спасения их от жуткой гибели.

Как только появилась возможность, Мортон оставил потихоньку этот восторженный бедлам и вернулся в свой офис, чувствуя счастливое изнеможение. Он сидел за столом, а на него одна за другой накатывали волны невероятного облегчения. Наконец он обратился мыслями к будущему. Ему очень не хотелось оставлять место менеджера «Океанского скитальца», но в то же время он понимал, что все отношения с Призраком остались для него в прошлом. Он ни за что не смог бы больше работать на эту таинственную личность. Он, Мортон, не смог бы забыть, что этот человек в минуту опасности покинул больше тысячи человек, за которых нес ответственность.

Мортон размышлял долго и тяжело. Если бы его роль в разыгравшейся драме стала известна, то ни одна международная сеть высококлассных отелей не отказалась бы предоставить ему работу. Но в этом-то и состояла проблема. У Мортона было немного шансов добиться известности и уважения за свои дела.

«Не обязательно быть Нострадамусом, – думал Мортон, – чтобы предсказать поведение Призрака в создавшейся ситуации». Как только владелец поймет, что отель уцелел во время урагана, он отдаст своему отделу по связям с общественностью распоряжение подготовить пресс-релизы, организовать пресс-конференции и телеинтервью о том, как он, Призрак, взял на себя руководство и в сущности спас знаменитый отель и всех его обитателей.

Мортон решил воспользоваться своим преимуществом во времени и сделать первый ход. Уходящий ураган не мешал уже работе телефонов отеля, и Мортон позвонил старому приятелю по учебе в колледже, заправлявшему теперь собственной медиа-компанией в Вашингтоне, и изложил ему собственный вариант эпической саги. Он великодушно упомянул роль НУМА и тех людей, которые придумали способ буксировки отеля. Не забыл упомянуть и храбрые действия Эмлина Брауна и его людей из отдела технического обслуживания. Однако нельзя сказать, что Мортон поскромничал, описывая собственные действия и руководство событиями.

Сорок пять минут спустя он положил телефонную трубку, закинул руки за голову и улыбнулся. Призрак, конечно, ответит ему ударом на удар. Но как только первая версия событий проникнет в средства массовой информации и спасенные пассажиры начнут давать интервью, любой другой вариант уже будет восприниматься с сомнением.

Мортон осушил еще один бокал шампанского и быстро заснул.

* * *

– Слава богу, пронесло, – тихо проговорил Барнум.

– Прекрасно проделано, Пол, – отозвался Питт, хлопая его по спине.

– Скорость два узла! – завопил Мэверик с крыла мостика, и собравшиеся внизу на палубе люди встретили его слова новыми криками радости.

Дождь наконец прекратился. Море, поверхность которого до сих пор была покрыта тяжелой зыбью с узором из пенных барашков, успокоилось. Волны теперь не поднимались выше трех футов. Ураган Лиззи, которому, видно, наскучило гонять и топить корабли в море, отправился вымещать свою ярость на городах и селах Доминиканской Республики и соседнего государства Гаити. Ветер валил в Доминиканской Республике отдельно стоящие деревья, но большинство людей успело укрыться от урагана во внутренней части страны, заросшей лесом. Список погибших насчитывал меньше трехсот человек.

Но нищие жители Гаити – самого бедного государства западного полушария – давно вырубили свои леса на дрова и строительные материалы для постройки хижин. Запущенные, давно не ремонтированные здания не могли как следует защитить их от ярости бури, и почти три тысячи человек погибло прежде, чем ураган Лиззи пересек остров и вновь вырвался на морской простор.

* * *

– Стыдитесь, капитан, – со смехом сказал Питт.

Барнум недоумевающе взглянул на него. Он был настолько измотан, морально и физически, что едва смог пробормотать в ответ:

– Что ты такое говоришь?

– Вы единственный из всего экипажа не надели спасательный жилет.

Барнум опустил глаза на свой мешковатый непромокаемый плащ и улыбнулся.

– Думаю, я был слишком возбужден, чтобы подумать об этом. – Он повернулся по ходу судна и произнес в микрофон: – Мистер Мэверик.

– Сэр?

– Возьмите управление на себя. Переключаю.

– Так точно, капитан, управление принял.

Барнум повернулся к Питту и Джордино:

– Ну, джентльмены, вы сегодня спасли немало жизней. Это храбрый поступок – перетащить сюда, на «Фею», эти тросы.

И Питт, и Джордино выглядели по-настоящему сконфуженными.

Затем Питт ухмыльнулся и сухо произнес:

– Это пустяк в самом деле. Наш очередной подвиг всего-навсего.

Эта саркастическая острота не обманула Барнума. Он достаточно хорошо знал их обоих, чтобы быть уверенным: они скорее умрут, чем станут хвастаться тем, что проделали в этот день.

– Можете говорить о своих действиях сколь угодно легкомысленно, но я, например, считаю, что вы чертовски хорошо поработали. И хватит разговоров. Давайте поднимемся в ходовую рубку и переоденемся. Не откажусь и от чашечки кофе.

– А чего-нибудь покрепче нет? – спросил Джордино.

– Думаю, что для тебя найдется. В последнем порту я прихватил для шурина бутылку рома.

Питт с интересом взглянул на него:

– Когда ты-то успел жениться?

Барнум не ответил, только улыбнулся и зашагал к трапу, ведущему на мостик.

* * *

Прежде чем предаться заслуженному отдыху, Дирк Питт-старший зашел в радиорубку и попросил Джара связаться с сыном и дочерью – Дирком и Саммер. После нескольких попыток Джар оторвал взгляд от приборов и покачал головой.

– Простите, мистер Питт. Они не отвечают.

– Мне это не нравится, – задумчиво произнес Питт.

– Причиной может быть любая ерунда, – оптимистично заметил Джар. – Шторм наверняка повредил их антенны.

– Будем надеяться, что все дело в этом.

Питт направился по проходу в каюту Барнума. Он и Джордино сидели за столом и смаковали бермудский ром Гослинга.

– Я не могу связаться с «Рыбами», – сказал Питт.

Барнум и Джордино обменялись обеспокоенными взглядами. Их благодушие мгновенно пропало. Джордино успокаивающе сказал Питту:

– Подводный дом прочен, как танк. Я тоже участвовал в его разработке вместе с Джо Завала. Мы снабдили его всеми возможными приспособлениями для безопасности. Корпус никак не мог пострадать. Тем более на глубине пятидесяти футов. Он ведь построен для глубин до пятисот футов.

– Ты забываешь про стофутовые волны, – возразил Питт. – В долине между волнами «Рыбы» могли оказаться практически на суше, зато потом стена воды запросто могла сорвать дом с основания и швырнуть на скалы. Удар такой силы вполне способен разбить смотровой иллюминатор.

– Это возможно, – нехотя признал Джордино, – но маловероятно. Усиленный пластик, который я лично выбрал для иллюминатора, способен выдержать взрыв мины.

На столе Барнума зазвонил телефон. Он поднял трубку и выслушал сообщение Джара. Затем положил трубку и сел.

– Мы только что получили сообщение от капитана одного из буксиров «Океанского скитальца». Они вышли из порта и через полтора часа должны прибыть на место.

Питт шагнул к столу и взял в руки циркуль-измеритель. Он измерил расстояние между настоящим положением судна и крестиком на карте, обозначающим «Рыбы».

– Полтора часа до подхода буксиров. Полчаса, чтобы освободить якорные канаты отеля и двинуться в путь. Еще два часа, а на полном ходу, может, и меньше, до места. Всего чуть больше четырех часов. Молю бога, чтобы с ребятами все было в порядке.

– Ты говоришь как расстроенный отец, чья дочь не вернулась домой к полуночи, – сказал Джордино, пытаясь облегчить страхи Питта.

– Я согласен с Джордино, – добавил Барнум. – Коралловый риф должен был прикрыть их от шторма.

Но им не удалось полностью убедить Питта. Он начал вышагивать по ходовой рубке из конца в конец.

– Может быть, вы оба правы, – тихо произнес он. – Но следующие несколько часов, пожалуй, будут самыми долгими в моей жизни.

* * *

Саммер откинулась на матрас со своей койки, который она расстелила на наклонной стене подводного дома, превратившейся в пол. Она дышала неглубоко и очень медленно – медленно вдыхала и медленно выдыхала. Она не пыталась лежать без движения, чтобы сохранить как можно больше воздуха для дыхания. Саммер не могла удержаться, чтобы не взглянуть в иллюминатор, за которым плавали яркие тропические рыбки. Стайки рыб вернулись, как только улеглось волнение, и теперь смотрели в иллюминатор на загадочные существа внутри подводного дома. Девушка представляла себе, что это зрелище будет последним, которое ей суждено увидеть в жизни. Скоро, совсем скоро она умрет от удушья.

Дирк перепробовал все мыслимые сценарии спасения. Ни один из них не дал результата. Выбраться на поверхность с помощью оставшегося воздушного баллона было нереально. Даже если он сумел бы как-то взломать главный люк, – а это было бы нелегко даже с помощью кувалды, – из этого все равно ничего бы не вышло. Давление на глубине ста двадцати футов составляет шестьдесят футов на квадратный дюйм. При открытии люка вода ворвалась бы внутрь с силой пушечного выстрела, и человеческие тела не выдержали бы такого перепада давления.

– Сколько у нас осталось воздуха? – негромко спросила Саммер.

Дирк пробежал взглядом по датчикам.

– Часа на два, может, чуть больше.

– Что случилось с «Морской феей»? Почему Пол нас не ищет?

– Судно, вероятно, уже здесь, – не очень уверенно произнес Дирк. – Нас ищут, но в этой расселине дом нелегко заметить.

– Ты не думаешь, что ураган погубил их?

– Только не «Фею», – успокаивающе проговорил Дирк. – Не родился еще ураган, способный отправить ее на дно.

Они замолчали, и Дирк вернулся к ремонту разбитого подводного радиопередатчика, который он все это время тщетно пытался заставить работать. Когда он начал в очередной раз заново собирать прибор, в его движениях не было никакой нервозности. Пальцы действовали неторопливо и уверенно, а сам он был целиком погружен в работу. Они больше не разговаривали, сберегая оставшийся воздух и черпая друг в друге силу и уверенность.

Два часа тянулись бесконечно. Молодым людям показалось, что прошла целая жизнь. Им было видно, что наверху выглянуло солнце и осветило поверхность моря над отмелью Навидад. Несмотря на все упорство, Дирку так и не удалось починить передатчик. В конце концов он сдался и прекратил попытки.

Дирк чувствовал, что его дыхание становится все более затрудненным. Он в сотый раз проверил давление воздуха в неповрежденных баллонах. Все стрелки неподвижно стояли на нуле. Дирк передвинулся и мягко встряхнул Саммер. Из-за низкого содержания кислорода в воздухе подводного дома девушка успела уже соскользнуть в легкую дремоту.

– Проснись, сестричка.

Ее веки затрепетали. Она открыла серые глаза и посмотрела на него с такой спокойной безмятежностью, что его буквально затопила волна братской любви. Так часто бывает между близнецами.

– Проснись, соня. Нам пора начинать дышать из баллона акваланга. – Он поставил баллон между ними и передал ей загубник с регулятором. – Дамы первыми.

Саммер с болью чувствовала, что они с Дирком оказались в ситуации, где от них ничего не зависит. Прежде ей всегда чужда была беспомощность. В любой ситуации она была в состоянии повлиять как-то на свою жизнь. На этот раз она была совершенно бессильна, и это ввергало ее в отчаяние.

Дирк, с другой стороны, ощущал скорее злость, чем беспомощность. Ему казалось, что Судьба препятствует каждой его попытке спастись из подводной тюрьмы и избежать неминуемой гибели. Его не отпускала мысль, что должен все же существовать какой-то выход, что они могут что-то сделать, прежде чем вздохнут в последний раз, но каждая его новая идея неизменно вела в тупик.

Он пришел к выводу, что их с сестрой близкий конец из возможного стремительно превращается в неизбежный.

14

Верхний краешек солнца готов был окончательно скрыться за горизонтом. Вот-вот должны были наступить сумерки. Восточный ветер, который из штормового уже стал просто свежим, ласково поглаживал поверхность моря и покрывал ее мелкой рябью, делая матовой. Начиная с того момента, как стало известно о потере связи с «Рыбами», экипаж «Морской феи» чувствовал нарастающее напряжение. Постепенно это напряжение, как черная туча, расползлось по всему судну и накрыло его целиком. Всех мучил страх, что с Дирком и Саммер что-то случилось.

Ураган оставил на «Морской фее» всего одну, да и то серьезно поврежденную, надувную лодку с жестким корпусом. Остальные три из четырех были смыты волнами. За время торопливого возвращения «Морской феи» на место первоначальной стоянки возле отмели Навидад лодку удалось немного отремонтировать – ровно настолько, чтобы она была в состоянии нести на себе трех ныряльщиков. В поисково-спасательной операции должны были принять участие Питт, Джордино и Кристиано Лелази. Итальянец Лелази, мастер-ныряльщик и инженер по оборудованию, испытывал на борту «Морской феи» нового подводного робота.

Все трое собрались в конференц-зале судна. Туда же пришли обеспокоенные ученые и большинство членов экипажа. Все внимательно слушали, как Барнум описывал Питту и Джордино особенности местной подводной геологии. Он сделал паузу и взглянул на двадцатичетырехчасовой циферблат часов, висевших на переборке.

– Через час мы должны быть на месте.

– Поскольку связь потеряна, – сказал Джордино, – мы должны исходить из предположения, что ураган повредил «Рыбы». А если теория Дирка верна, гигантские волны вполне могли сдвинуть подводный дом с его последней известной позиции.

Питт продолжил:

– Если мы доберемся до места и увидим, что «Рыб» нет, мы начнем поиски. Для ориентировки воспользуемся сеткой, введенной в наши GPS-компьютеры. Мы разойдемся веером – я в центре, Ал справа от меня, Кристиано слева, – и будем прочесывать отмель на восток от этой точки.

– Почему на восток? – спросил Лелази.

– Именно в этом направлении двигался шторм, когда вышел на отмель Навидад, – ответил Питт.

– Я подведу «Фею» как можно ближе к банке, – вставил Барнум, – и не буду вставать на якорь, чтобы в случае необходимости можно было мгновенно тронуться в путь. Как только обнаружите подводный дом, сообщите, в каком он состоянии.

– Есть вопросы? – спросил Питт у Лелази.

Крепко сбитый итальянец отрицательно покачал головой.

Каждый из присутствующих смотрел на Питта с глубоким сочувствием в глазах и в сердце. На этот раз искали не посторонних. Два последних месяца Дирк и Саммер были для этих людей товарищами по экипажу, и их рассматривали не просто как случайных знакомых или приятелей. Здесь все были союзниками и единомышленниками в деле изучения и защиты океана. Ни один человек не смел даже подумать, что брат и сестра, возможно, погибли.

– В таком случае, начнем, – сказал Питт и добавил: – Спасибо вам всем за поддержку.

Питту сейчас хотелось одного и только одного: найти сына и дочь живыми и невредимыми. Хотя первые двадцать два года их жизни он даже не подозревал об их существовании, он питал к ним искреннюю любовь. Он успел узнать и полюбить детей за то короткое время, что прошло с момента их неожиданного появления на пороге его дома. Единственное, о чем он очень сожалел, – это о том, что ему не суждено было знать их с момента рождения и постоянно быть рядом с ними. Он испытывал также глубокую грусть при мысли о том, что их мать была жива все эти годы, а он об этом не знал.

Только один человек в делом мире – Джордино – любил этих детей так же сильно, как Питт. Он был для них любящим дядюшкой, надежной опорой в тех случаях, когда отец держался слишком покровительственно или оказывался слишком упрямым.

Ныряльщики выстроились друг за другом и направились к специальному трапу, спущенному с борта в воду. Другие члены экипажа «Морской феи» уже спустили на воду уцелевшую шлюпку, запустили навесные моторы и оставили их работать на холостом ходу.

Питт и Джордино на этот раз выбрали мокрые гидрокостюмы полной длины с дополнительно усиленными вставками на коленях, локтях и плечах для защиты от острых кораллов. Они решили также воспользоваться на этот раз не ребризерами, а обычными баллонами со сжатым воздухом. Все трое уже надели полные лицевые маски и проверили систему связи. Держа в одной руке ласты, пловцы вместе со своим снаряжением спустились по трапу в ожидающую их лодку. Как только все ныряльщики оказались в лодке, матрос выпрыгнул из нее и придержал лодку у трапа. Питт встал к штурвалу и, как только матрос отдал швартовы, двинул вперед сдвоенный рычаг управления двигателями.

Питт заранее ввел координаты точки, в которой первоначально находились «Рыбы», в свой компьютер Глобальной навигационной системы и теперь сразу же взял курс на это место. До него было меньше четверти мили. Питт сгорал от нетерпения оказаться на месте и в то же время боялся того, что они могут там обнаружить. Он перевел рычаги вперед до упора и заставил маленький катер лететь над волнами со скоростью почти сорок узлов. Когда цифры на GPS-приемнике показали, что нужная точка уже близко, он сбросил газ и подошел к месту на холостом ходу.

– Они сейчас должны быть под нами, – объявил он.

Не успел он произнести эти слова, как Лелази скользнул за борт и исчез с легким всплеском. Через три минуты он вновь появился на поверхности. Схватившись рукой за леер, провешенный вдоль планшира лодки, он одним движением с помощью второй руки перевалился через борт, целиком, вместе с баллонами и прочим снаряжением, и скатился на дно лодки.

Джордино смотрел на этот ловкий трюк с веселым интересом:

– Интересно, смогу я сейчас, как раньше, проделать такой фокус?

– Я точно знаю, что не смогу, – отозвался Питт. Он подошел к Лелази и опустился рядом с ним на колени, но тот покачал головой и заговорил в микрофон.

– Извините, синьоры, – произнес он с итальянским акцентом. – Подводный дом исчез. Там валяется только несколько баллонов и какая-то мелочь, больше ничего мне увидеть не удалось.

– Невозможно сказать, где точно они сейчас находятся, – задумчиво сказал Джордино. – Гигантские волны могли отнести их больше чем на милю от этого места.

– Значит, мы последуем за ними, – с надеждой сказал Кристиано. – Вы были правы, синьор Питт. В восточном направлении кораллы кажутся раздавленными, как будто по ним проехали катком.

– Для экономии времени будем искать с поверхности. Высуньте головы за борт и смотрите в воду. Ал, возьми на себя правый борт. Кристиано, левый. Подавайте мне команды, чтобы я мог идти по следу из обломков коралла.

Свесившись через округлый борт надувной лодки, Джордино и Лелази внимательно всматривались в воду через стекла своих лицевых масок. Они пытались разглядеть, куда ведет след унесенного штормом подводного дома. Питт управлял лодкой будто в трансе. Подсознательно он проделывал все необходимые операции и направлял нос туда, куда указывали ему Джордино и Лелази. В сознании же его вновь разворачивались события последних двух лет. Он думал о том, насколько изменилась его жизнь с тех пор, как в его полное приключений, но несколько одинокое существование вошли сын и дочь. Он вспоминал, как встретил их мать в почтенном старом отеле «Ала-Моана» в Вайкики-Бич. Он сидел тогда в баре отеля и беседовал с дочерью адмирала Сэндекера. Вдруг в зале появилась она, девушка, напоминающая прекрасное видение. Длинные ярко-рыжие волосы каскадом ниспадали ей на спину. Совершенное тело было затянуто в длинное облегающее платье зеленого шелка с высокими разрезами по бокам. У него буквально захватило дух. Еще секунду назад он был убежденным холостяком и не верил в любовь с первого взгляда. Теперь же он готов был умереть ради любви. Он считал, что она утонула, когда землетрясение разрушило подводное жилище ее отца у северного побережья Гавайских островов. Она тогда выплыла вместе с ним к поверхности, но потом снова нырнула, пытаясь спасти отца, а он – он не успел ее остановить.

Он никогда больше ее не видел.

– Разбитый коралл заканчивается в пятидесяти футах впереди! – завопил Джордино, вытащив голову из воды.

– Подводный дом видно? – требовательно спросил Питт.

– Никаких признаков.

Питт отказался в это поверить.

– Он не мог пропасть бесследно. Он должен быть здесь.

Еще через минуту завопил уже Лелази:

– Я вижу его! Вижу!

– Я тоже вижу его, – подтвердил Джордино. – Он упал в узкий каньон. Похоже, он лежит где-то на глубине ста десяти футов.

Питт повернул ключ зажигания и заглушил двигатели. Он кивнул Лелази.

– Поставьте буек и присматривайте за лодкой. Мы с Алом идем вниз.

Чтобы подготовиться к погружению, Питту достаточно было натянуть ласты: все остальное было уже на нем. Он натянул ласты на боты и, не теряя времени, нырнул через борт. Он поднял ноги и легко скользнул вниз сквозь тучу пузырьков, захваченных с поверхности при входе в воду. Расселина оказалась чрезвычайно узкой. Питта изумил тот факт, что подводный дом умудрился не застрять в ней и провалиться на самое дно.

Знакомые холодные пальцы дурных предчувствий сжали его внутренности. Питт даже вынужден был ненадолго остановиться и сделать пару глубоких вдохов, чтобы подготовить себя к тому, что, как он надеялся, ему не придется увидеть. Но он не мог выбросить из головы мысль, что он, возможно, пришел слишком поздно, чтобы спасти детей.

Сверху, откуда подходил Питт, подводный дом казался неповрежденным. Неудивительно, если принять во внимание его прочную конструкцию. Появился Джордино и жестом указал ему на покореженный и зажатый у коралловой стены входной люк. Питт жестом показал, что тоже видит. Затем он заметил сильно поврежденные баллоны, предназначенные для снабжения обитателей дома воздухом, и у него на мгновение перехватило дыхание, а сердце быстро-быстро забилось в груди. «Господи, нет, – подумал он, делая сильный взмах ластами и направляясь к обзорному иллюминатору. – Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы у них не кончился воздух».

Мучимый опасениями, что их помощь пришла слишком поздно, он прижался маской к толстому пластику, пытаясь разглядеть что-нибудь в царящем внутри мраке. Сверху в расселину проникал слабый призрачный свет, и Питту казалось, что он заглянул в затянутую туманом пещеру.

Он смутно различил Саммер, неподвижно лежащую на одеялах на нижней поверхности подводного дома. Ему показалось, что Дирк лежит рядом с ней, привалившись к вставшему вертикально полу. Но вот Дирк приподнялся на локтях и склонился к Саммер. Сердце Питта подпрыгнуло, когда он увидел это движение. Дирк передавал сестре изо рта в рот воздушный регулятор. Без ума от радости, что нашел своих детей живыми, Питт начал дико стучать в иллюминатор рукояткой ножа.

* * *

Стрелка манометра на баллоне стояла в красной зоне. До конца оставалось всего несколько коротких минут.

Саммер и Дирк медленно вдыхали и выдыхали, пытаясь размеренными вздохами как можно сильнее растянуть убывающий запас воздуха. По мере того как садилось солнце и убывал свет наверху, вода снаружи из сине-зеленой превратилась в серо-зеленую. Он взглянул на часы «Докса SUB 300Т» с оранжевым циферблатом, подаренные отцом. Часы показывали 19:47. Они с сестрой провели в подводном доме без связи с внешним миром почти шестнадцать часов.

Саммер лежала в полусне. Она открывала глаза только тогда, когда наступала ее очередь сделать несколько вдохов из баллона через регулятор. Дирк в это время задерживал дыхание, стараясь поглотить из воздуха в легких все до единой молекулы кислорода. Девушке показалось, что за иллюминатором что-то движется. Сначала затуманенное сознание подсказало ей, что это всего лишь крупная рыба, но затем она услышала стук по твердой прозрачной поверхности. Она резко села и уставилась в иллюминатор поверх плеча Дирка.

Снаружи был пловец. Он прижимался лицевой маской к иллюминатору и возбужденно махал руками. Через несколько секунд к нему присоединился еще один пловец. При виде признаков жизни внутри он тоже начал оживленно и радостно жестикулировать.

Поначалу Саммер решила, что у нее туманится сознание и наступает сумрачное состояние приятного бреда, но потом до нее дошло, что люди в воде за окном реальны.

– Дирк! – воскликнула она. – Они здесь, они нашли нас!

Он обернулся и посмотрел с каким-то тупым облегчением. Затем Дирк узнал пловцов за иллюминатором, и в его глазах зажглась дикая радость.

– О господи, это же папа и дядя Ал!

Молодые люди, смеясь от радости, по очереди дотронулись руками до иллюминатора там, где Питт с другой стороны прижимал свои руки в перчатках. Затем он взял грифельную доску, подвешенную у него на поясе, написал на ней два слова и показал им:

КАК ВОЗДУХ?

Дирк заметался среди валяющихся повсюду вещей и отыскал наконец фломастер и блокнот. Он написал большими буквами ответ и прижал блокнот к иллюминатору:

ОСТАЛОСЬ 10, МАКСИМУМ 15 МИНУТ

* * *

– Все висит на волоске, – произнес Джордино в микрофон.

– И притом чертовски тонком, – согласился Питт.

– Мы никак не успеем взломать иллюминатор прежде, чем у них кончится воздух, – сказал Джордино. Эти слова дались ему с трудом, но их необходимо было произнести. – Разбить обзорный иллюминатор можно только ракетой. Даже если бы это было возможно, то давление на этой глубине ворвется внутрь, как направленный взрыв. Эта волна их просто раздавит.

Джордино никогда не переставал удивляться холодному расчетливому уму Питта. Другой человек мог бы запаниковать, узнав, что у его сына и дочери осталось всего несколько минут до мучительной смерти. Только не Питт. Он неподвижно завис в воде, как будто наблюдая за медлительными движениями тропических рыб. Несколько мгновений он казался спокойным и бесстрастным, а когда заговорил, его голос звучал ровно и четко:

– Пол, ты меня слышишь?

– Слышу и понимаю твою проблему. Чем я могу помочь со своей стороны?

– Думаю, в твоем хозяйстве найдется подводный бур «Морфон».

– Да, найдется. Я уверен в этом.

– Пусть он будет наготове у трапа, когда мы подойдем. И проследи, чтобы на него поставили самый большой циркулярный резец, какой только найдется.

– Еще что-нибудь?

– Пригодилась бы еще пара воздушных баллонов с регуляторами.

– К вашему появлению все будет готово.

Затем Питт сделал на грифельной доске новую надпись и показал ее в иллюминатор:

ДЕРЖИТЕСЬ. ВЕРНЕМСЯ ЧЕРЕЗ 10 МИНУТ

После этого они с Джордино поднялись вверх.

* * *

Когда Питт и Джордино исчезли из виду, Дирк и Саммер испытали такое чувство, как если бы в разгар веселого праздника на лужайке внезапно разразилась гроза. При виде отца и его лучшего друга надежды молодых людей взлетели до небес, но с их уходом на брата и сестру вновь навалилась апатия.

– Лучше бы они не уходили, – тихонько проговорила Саммер.

– Не стоит беспокоиться. Они знают, сколько у нас воздуха, и вернутся раньше, чем ты успеешь подумать об этом.

– Как ты считаешь, каким образом они собираются нас вытаскивать? – вслух подумала Саммер.

– Если кто и способен сотворить чудо, так это папа и Ал.

Саммер не отрываясь смотрела на стрелку манометра их с братом последнего воздушного баллона. Стрелка крошечными рывками подходила все ближе и ближе к краю шкалы. Смотреть на это было невыносимо.

– Им лучше бы поспешить, – еле слышно пробормотала девушка.

* * *

Когда Питт пригнал лодку обратно к «Морской фее», у Барнума все уже было готово: и дополнительные баллоны, и подводная дрель «Морфон». Питт мастерски развернул катер на крохотном пятачке и резко остановился у трапа.

– Спасибо, Пол, – сказал он.

Как только оборудование передали в лодку, Питт до упора двинул вперед рычаги и погнал катер обратно к буйку, установленному над «Рыбами».

Пока Лелази выбрасывал за борт якорь, Питт и Джордино натянули лицевые маски и перепрыгнули через низкий борт спиной вперед. Питт не стал поддувать свой КП и добиваться нулевой плавучести вместе с тяжелым двадцатифунтовым буром. Наоборот, он воспользовался буром в качестве дополнительного груза и опустился на дно меньше чем за минуту, не забывая по мере спуска сравнивать давление в ушах. Как только ноги уверенно встали на дно расселины, он прижал циркулярный резец дрели к пластиковой поверхности иллюминатора.

Прежде чем включить дрель, он на мгновение вгляделся внутрь. Саммер, похоже, находилась в полубессознательном состоянии. Дирк слабо махнул рукой. Питт быстро отложил бур в сторону и написал на грифельной доске:

БУДУ СВЕРЛИТЬ ОТВЕРСТИЕ ДЛЯ БАЛЛОНОВ С ВОЗДУХОМ. ДЕРЖИТЕСЬ В СТОРОНЕ ОТ ПОТОКА

Последние минуты стремительно таяли. Питт прижал резец к иллюминатору и включил дрель, вопреки всему надеясь, что ему удастся просверлить прозрачный материал, по прочности почти не уступающий стали. Шум двигателя дрели, еще усиленный под водой, и скрежет фрезы, вгрызающейся в упрочненный пластик, сразу же распугали всех рыб на сотню ярдов вокруг.

Питт навалился на дрель и толкал ее вперед, упираясь в грунт и работая всеми мышцами ног и рук. Он с благодарностью заметил, что Джордино опустился на колени в песок, скорчился рядом и положил руки на переднюю цилиндрическую часть дрели, добавляя свои усилия к усилиям Питта.

Минуты ползли одна за другой. Двое мужчин все так же изо всех сил наваливались на дрель. Они не разговаривали между собой. Им не нужно было разговаривать. Каждый из них читал мысли другого уже больше сорока лет. Они работали, как обученная пара лошадей в упряжке.

Всякое движение внутри подводного дома прекратилось, и Питт чуть не сошел с ума. Чем глубже в пластик вгрызалась фреза дрели, тем быстрее шел процесс. Наконец Питт и Джордино почувствовали, что прошли иллюминатор насквозь. Они тут же выдернули дрель. Питт не успел еще повернуть выключатель, а Джордино уже пропихивал через образовавшееся круглое отверстие диаметром десять дюймов воздушный баллон и регулятор. Давление воды только помогало ему.

Питту хотелось крикнуть детям, что нужно двигаться, но они не могли услышать его. Ему было видно, что Саммер лежит совершенно неподвижно. Он схватил дрель, собираясь расширять отверстие так, чтобы туда можно было протиснуться, но в это мгновение Дирк слабо потянулся к регулятору и схватил зубами загубник. Два глубоких вдоха – и он пришел в себя. Не теряя времени, он тут же осторожно вставил загубник между губами Саммер.

Питт готов был завопить от восторга, когда увидел, что веки Саммер дрогнули и приоткрылись, а грудь начала подниматься и опускаться. Хотя поток воды через отверстие стремительно заполнял внутренность подводного дома, воздуха для дыхания у молодых людей теперь было больше чем достаточно. Питт и Джордино подобрали бур и вновь атаковали иллюминатор. Они собирались увеличить отверстие в нем, чтобы находящиеся внутри смогли выбраться. На этот раз они не спешили. Они работали по очереди, сменяя друг друга, и наконец круглые отверстия сложились в четырехлепестковый лист клевера, достаточно широкий, чтобы проскользнуть в него.

– Пол! – произнес Питт в микрофон.

– Я слушаю, – ответил Барнум.

– Как барокамера?

– Готова принять ребят, как только они поднимутся на борт.

– На какой глубине и как долго они провели в «Рыбах»?

– Они провели трое суток и четырнадцать часов при давлении, соответствующем шестидесяти футам глубины.

– Значит, им потребуется по крайней мере пятнадцать часов декомпрессии.

– Сколько бы ни потребовалось, неважно, – сказал Барнум. – У меня на борту специалист по гипербарической медицине. Он рассчитает для них время декомпрессии и присмотрит за ними.

Джордино просигналил, что закончил сверлить последнее отверстие. Внутренность подводного дома теперь была почти полностью заполнена водой, но оставшийся воздух, сжавшись, замедлил дальнейший приток воды. Джордино потянулся внутрь, взял Саммер за руку и помог ей выбраться наружу. Дирк передал один из воздушных баллонов. Саммер обхватила его руками и начала дышать через регулятор. Затем она вдруг замахала руками, прося подождать, и исчезла внутри подводного дома. Через несколько мгновений она появилась вновь, сжимая в руках свои записи, компьютерные диски и цифровую камеру в водонепроницаемом пластиковом чехле. Джордино взял девушку за руку и направился вместе с ней к поверхности.

Затем появился Дирк со вторым воздушным баллоном. Питт коротко обнял его, и они поднялись вместе к единственной оставшейся надувной лодке. Как только брата и сестру осторожно подняли в лодку, Кристиано сдвинул рычаги двигателей вперед и катер полетел к исследовательскому судну. Питт и Джордино, чтобы не тратить лишние две минуты, не стали подниматься в лодку, а остались в воде, только отодвинулись в стороны, чтобы не попасть ненароком под винты.

Когда Лелази вернулся за ними, сын и дочь Питта уже находились в барокамере. Декомпрессионная, или, как ее еще называют, кессонная, болезнь возникает из-за того, что при нормальном атмосферном давлении человек выдыхает большую часть излишнего азота. Однако при повышении давления с погружением ныряльщика содержание азота в крови растет. При подъеме на поверхность давление окружающей воды уменьшается, и в крови образуются пузырьки чистого азота, которые со временем увеличиваются настолько, что не могут проходить сквозь ткани. Чтобы пузырьки азота рассосались и прошли сквозь легочную ткань, ныряльщик должен некоторое время находиться в барокамере, где давление будет уменьшаться очень медленно, и дышать чистым кислородом.

Дирк и Саммер коротали долгие часы в барокамере за чтением и составлением отчетов о результатах своей работы. Они писали про умирающие кораллы и коричневую муть, а также записывали свои впечатления от пещеры с древними артефактами. Все это время за их состоянием наблюдал врач – специалист в области гипербарической медицины.

* * *

Звезды сверкали, как бриллианты, рядом с огнями высотных жилых домов, когда «Морская фея» вошла в порт Эверглейдс Форт-Лодердейла – один из самых оживленных глубоководных портов мира. Сияя палубными огнями, исследовательское судно медленно двигалось мимо длинного ряда роскошных круизных судов. Суда, которые собирались выйти наутро, грузили припасы и принимали на борт пассажиров. Береговая охрана предупредила всех заранее, и каждое судно в гавани салютовало «Фее» троекратным гудком или свистком. «Морская фея» направлялась к ремонтным докам НУМА.

Эпическое спасение исследовательским судном «Океанского скитальца» и тысячи его пассажиров сорок восемь часов назад стало одной из главных мировых новостей. Питт с ужасом ждал встречи с репортерами. Перегнувшись через ограждение на носу, он внимательно смотрел на черную воду с блестками отраженных фонарей, расступающуюся перед носом судна. В какой-то момент он заметил, что рядом кто-то стоит. Питт обернулся и увидел перед собой улыбающееся лицо сына. Он не уставал изумляться сходству сына с собой. Он будто поглядел в зеркало и увидел там самого себя двадцать пять лет назад.

– Как ты думаешь, что они с ним сделают? – спросил Дирк.

Питт поднял брови.

– С чем?

– С подводным домом, с «Рыбами».

– Решение о том, поднимать его или нет, будет принимать адмирал Сэндекер. Подогнать на коралловую отмель баржу с краном может оказаться невозможно. Даже если удастся это сделать, то вытащить шестидесятитонную махину наверх из узкой расселины будет, возможно, слишком дорого. Существует вероятность, что адмирал просто спишет его.

– Хотелось бы мне посмотреть, как вы с дядей Алом тянете концы от якорных канатов отеля к «Морской фее».

Питт улыбнулся:

– Сомневаюсь, что хоть один из нас вызвался бы проделать подобный фокус еще раз.

Теперь уже улыбнулся Дирк:

– Ну, в этом я готов держать с тобой пари.

Питт обернулся и оперся спиной на релинги ограждения.

– Как вы с Саммер себя чувствуете? Полностью пришли в себя?

– Мы успешно прошли тесты на равновесие и сравнительную чувствительность. Никаких отрицательных эффектов нет.

– Отдельные симптомы могут проявиться через несколько дней или даже недель. Лучше вам с сестрой некоторое время отдохнуть. А пока, если вам так хочется чем-нибудь заняться, я загружу вас рутинной работой.

Дирк подозрительно посмотрел на отца:

– Например?

– Я устрою вам встречу с Джулианом Перлмуттером. Вы оба сможете поработать вместе с ним, может, узнаете что-нибудь о древних артефактах, которые вы нашли на отмели Навидад.

– На самом деле нам нужно вернуться туда и еще раз исследовать все то, что мы обнаружили в пещере.

– Это тоже можно устроить, – заверил его Питт. – Но все в свое время. Спешить некуда.

– А как же коричневая муть, убивающая все живое вокруг отмели? – не отступал Дирк. – Нельзя же не обращать на нее внимания.

– Для этого будет организована еще одна экспедиция НУМА с новым экипажем и другим исследовательским судном. Она продолжит ваши исследования этой напасти.

Дирк отвернулся и взглянул на гавань и на пляшущие в воде отражения огней.

– Жаль, что мы так мало времени проводим вместе, – задумчиво проговорил он.

– Как насчет рыболовной экспедиции в северные леса Канады? – предложил Питт.

– Звучит неплохо.

– Я поговорю с Сэндекером. После того, что все мы проделали за последние несколько дней, он вряд ли откажет нам в небольшом отпуске.

Подошли Джордино и Саммер и тоже встали у релингов. Саммер махала рукой судам, мимо которых проходила «Морская фея», и те гудками салютовали ей. «Фея» прошла поворот, и впереди показался док НУМА. Как Питт и опасался, он был забит автобусами телевизионных станций и репортерами.

Барнум аккуратно ввел судно в док. Швартовочные концы были сброшены и закреплены на причальных кнехтах. Спустили трап. Тут же на судно взлетел адмирал Сэндекер, будто лис, преследующий цыпленка. Мелкие черты лица, ярко-рыжие волосы и вандейковская бородка делали его даже внешне немного похожим на лиса. Вслед за ним появился заместитель директора НУМА Руди Ганн – административный гений агентства.

Барнум приветствовал Сэндекера.

– Добро пожаловать на борт, адмирал. Очень рад видеть вас здесь.

Сэндекер неопределенно махнул рукой на док и толпу на причале и просиял.

– Ни за что в мире не отказался бы посмотреть на это.

Затем он энергично пожал Барнуму руку:

– Великолепно проделано, капитан. НУМА гордится вами и вашим экипажем.

– Это был коллективный труд, – скромно заметил Барнум. – Без героических усилий Питта и Джордино, доставивших нам якорные канаты, «Океанский скиталец» наверняка разбился бы о скалы.

Сэндекер отыскал взглядом Питта и Джордино и подошел к ним.

– Ну, – раздраженно проговорил он, – что ни день, то напасть. Вы двое, кажется, никогда не научитесь держаться подальше от неприятностей.

Питт знал, что это лучший комплимент, какой только может сделать ему адмирал.

– Скажем только, что нам повезло. Мы инспектировали работы по нашему проекту возле Пуэрто-Рико, когда из Центра ураганов в Ки-Уэст позвонила Хейди Лишернесс и описала ситуацию.

– Слава богу, что вы смогли прилететь на место вовремя и помогли предотвратить ужасную трагедию, – сказал Ганн. Этот маленький щуплый человек в очках с толстыми стеклами обладал таким ровным, дружелюбным характером, что любой человек проникался к нему симпатией при первой же встрече.

– Просто повезло, – не мудрствуя лукаво сказал Джордино.

Подошли Дирк и Саммер, и Сэндекер приветствовал их:

– После пережитых испытаний вы неплохо выглядите.

– Если бы папа и Ал не успели вовремя вытащить нас из «Рыб», – сказала Саммер, – мы бы сейчас здесь не стояли.

Улыбка Сэндекера могла бы показаться циничной, но глаза его были полны гордости.

– Да, похоже, что добрые дела никогда не кончаются.

– Вы мне напомнили, – вставил Питт. – Хочу обратиться с просьбой.

– Просьба отклонена, – ответил Сэндекер, будто прочитав его мысли. – Вы сможете отправиться в отпуск сразу же после завершения следующего проекта.

Джордино мрачно уставился на адмирала:

– Вот злобный старик.

Сэндекер проигнорировал его выпад:

– Как только соберете вещи, Руди отвезет вас всех в аэропорт. Ожидающий там реактивный самолет НУМА доставит вас в Вашингтон. Его салон герметичен, так что у Дирка и Саммер не будет никаких сложностей с недавней декомпрессией. Встретимся завтра в полдень в моем кабинете.

– Надеюсь, в вашем самолете есть спальные места. Это, похоже, единственное место, где мы сможем выспаться, – вновь вступил в разговор Джордино.

– Вы летите с нами, адмирал? – спросила Саммер.

Тот хитро улыбнулся.

– Я? Нет, я прилечу позже на другом самолете. – Он махнул рукой в сторону ожидающих репортеров. – Кто-то же должен принести себя в жертву на алтарь средств массовой информации.

Джордино выудил из нагрудного кармана сигару, подозрительно напоминающую одну из тех сигар, которые делали по специальному заказу Сэндекера. Зажигая кончик, он осторожно посмотрел на адмирала:

– Позаботьтесь о том, чтобы они правильно написали наши фамилии.

* * *

Хейди Лишернесс сидела в кресле, уставившись невидящими глазами на ряд мониторов, где можно было видеть умирающий ураган Лиззи. Отклонившись немного к югу и вызвав хаос среди судов во внутренней части Карибского моря, ураган вломился на восточное побережье Никарагуа между Пуэрто-Кабесас и Пунта-Горда. К счастью, его мощь к этому моменту упала вдвое, да и побережье в этом месте почти не заселено. Не пройдя и пятидесяти миль по болотистой равнине и предгорьям, ураган наконец рассыпался и умер. Тем не менее восемнадцать судов с экипажами было потеряно, три тысячи человек погибло, а еще десять тысяч получили ранения или остались без крова.

Хейди могла только вообразить, как вырос бы список погибших, если бы не ее прогнозы и предупреждения, разосланные вскоре после рождения Лиззи. Когда в пустом офисе появился ее муж Харли, она сидела ссутулившись за столом, заваленным фотографиями и компьютерными распечатками и заставленным целым лесом бумажных стаканчиков из-под кофе. Офис выглядел так, как будто ураган Лиззи бушевал и здесь тоже и оставил после себя полный беспорядок.

– Хейди, – негромко произнес он, положив руку ей на плечо.

Она подняла на него покрасневшие глаза:

– О, Харли. Как хорошо, что ты пришел.

– Пойдем, старушка, ты здорово поработала. Теперь позволь мне отвезти тебя домой.

Хейди устало и благодарно посмотрела на него и поднялась на ноги. Муж поддержал ее и повел из засыпанного бумажками офиса. В дверях она обернулась и последний раз взглянула на большой лист бумаги, пришпиленный к стене Кто-то написал на нем печатными буквами: «ЕСЛИ БЫ ВЫ ЗНАЛИ ЛИЗЗИ ТАК, КАК МЫ ЕГО ЗНАЕМ... ОХ-ОХ-ОЙ, ВОТ ЭТО ШТОРМ!»

Она улыбнулась сама себе и выключила свет. Большая комната Центра изучения штормов погрузилась во тьму.

Часть вторая Что дальше?

Вашингтон

23 августа 2006 г.

15

Горячий и влажный воздух тяжело висел над городом, даже слабый ветерок с моря не беспокоил его. По ярко-синему небу из конца в конец, подобно отаре овец, нескончаемой чередой плыли белые облака. Стояла середина лета, и весь город, если не считать туристов, медленно поджаривался и стремился как можно меньше двигаться. Конгресс пользовался любым предлогом, чтобы объявить перерыв и сбежать из города – от жары и напитанного влагой воздуха. Заседания проводились только в двух случаях: если они были абсолютно необходимы или если членам Конгресса нужно было напомнить о себе и поработать на имидж, изображая бурную деятельность. Питт сошел с борта реактивного самолета НУМА «ситэйшн», и ему показалось, что Вашингтон не слишком сильно отличается от тропиков, откуда он прибыл. Частный правительственный аэропорт в нескольких милях к северу от города был совершенно пуст, когда Джордино, Дирк и Саммер спустились вслед за ним по трапу единственного здесь самолета на черный асфальт, на котором вполне можно было бы поджарить яичницу.

На стоянке аэропорта пассажиров ждал единственный автомобиль – чудесная городская машина «Мармон V-16» выпуска 1931 года. Этот превосходный автомобиль, обладавший несомненным стилем и классом, выглядел благородно и элегантно. Что же до технической стороны дела, то он далеко обогнал свое время. Этот автомобиль – один из всего 390 выпущенных машин марки «Мармон V-16» – обладал невероятно бесшумным и ровным ходом, его большой двигатель развивал мощность 192 л.с. и крутящий момент 407 футов на фунт. Его корпус был выкрашен в тускло-розовый цвет, в точности соответствовавший тогдашней рекламе «мармона» как «самого передового автомобиля в мире».

Женщина, стоявшая рядом с машиной, выглядела не менее стильно и элегантно: высокая, стройная фигура, рассыпавшиеся по плечам светло-русые волосы с отблесками солнца, мягкое красивое лицо с высокими скулами и теплыми фиалковыми глазами. Конгрессмен Лорен Смит сияла от радости и, казалось, совершенно не страдала от жары. На ней была белая кружевная блузка, покрой которой призван был подчеркнуть естественные изгибы ее фигуры, и того же цвета свободные расклешенные брюки, чуть собиравшиеся на белых парусиновых туфлях. Она помахала рукой и улыбнулась, затем подбежала к Питту, посмотрела на него снизу вверх и легко поцеловала в губы. После этого она отступила в сторону.

– Добро пожаловать домой, моряк.

– Если бы я получал по доллару каждый раз, когда ты произносишь эту фразу...

– Ты бы разбогател, – подхватила она с приятным смехом, обнимая по очереди Джордино, Саммер и Дирка. – Я слышала, вы все пережили большое приключение.

– Если бы не папа и не Ал, – сказал Дирк, – мы с Саммер сейчас разговаривали бы с ангелами.

– Отдохнете немного и обязательно расскажете мне обо всем подробно.

Они погрузили в машину багаж и большие цилиндрические баулы с личными вещами: кое-что в горбатый багажник, остальное на пол перед задним сиденьем. Лорен скользнула за руль, расположенный в открытой части машины, Питт занял переднее пассажирское место. Остальные забрались в закрытую заднюю часть автомобиля, отделенную прозрачной перегородкой.

– Высадим Ала у его квартиры в Александрии? – спросила Лорен.

Питт кивнул.

– Затем можем поехать в ангар и привести себя в порядок. К полудню адмирал ждет нас в своем офисе.

Лорен взглянула на часы на панели инструментов. 10:25. Нахмурившись, она тронулась с места, мастерски, почти незаметно переключая скорости, и сказала язвительно:

– Надо скорее впрягаться в работу, некогда даже расслабиться? Не слишком ли он торопит, принимая во внимание все, что пережили вы вчетвером?

– Ты не хуже меня знаешь, что под его внешностью сухаря бьется доброе сердце. Без серьезной причины он не стал бы настаивать на сроках.

– И все же, – возразила Лорен, когда вооруженный охранник в воротах аэропорта жестом разрешил им проехать, – он мог бы дать вам хотя бы двадцать четыре часа, чтобы прийти в себя.

– Мы достаточно скоро узнаем, что у него на уме, – пробормотал Питт, изо всех сил пытаясь не заснуть.

Пятнадцатью минутами позже Лорен подъехала к огороженному кондоминиуму, где жил Джордино. Этот холостяк ни разу не был женат и, похоже, не торопился совершить этот решительный шаг. Вместо этого он пытался, по его собственным словам, никого не обойти вниманием. Лорен редко приходилось встречать его дважды с одной и той же дамой. Она пыталась знакомить Джордино со своими подругами, и все они находили его очаровательным и интересным кавалером, но через некоторое время он неизменно отдалялся и уходил к кому-то еще. Питт всегда сравнивал друга с золотоискателем, который бродит по райскому тропическому острову в поисках золота, но не находит его ни под одной пальмой.

Джордино вытащил из машины свой баул и помахал рукой.

– Скоро увидимся... даже слишком скоро.

До жилища Питта – авиационного ангара на заброшенном краю Национального аэропорта имени Роналда Рейгана – доехали по почти пустой дороге. Как и на первом аэродроме, охранник, узнав Питта, разрешающе махнул рукой. Лорен остановила автомобиль у старого ангара, который когда-то, в далеких тридцатых и сороковых годах XX века, использовала какая-то давно исчезнувшая авиакомпания. Питт купил ангар для своей коллекции старых автомобилей и устроил себе на втором этаже квартиру на месте старых офисов. Дирк и Саммер жили на первом этаже, рядом с пятьюдесятью коллекционными автомобилями, парой старых самолетов и пульмановским железнодорожным вагоном, который Питт отыскал в свое время в пещере под Нью-Йорком.

Лорен остановила «мармон» перед главными воротами ангара. Питт с помощью дистанционного пульта отключил сложную систему безопасности. Затем ворота поднялись, Лорен въехала внутрь и поставила машину в ряду других. Это была невероятная компания чудесных старинных классических автомобилей: начиная от самого старого «Кадиллака V-8» 1918 года выпуска и до «роллс-ройса» «Серебряный рассвет» с кузовом от фирмы «Хупер» 1955 года выпуска. На белом ламинированном полу в естественном свете, проходящем через стеклянную крышу, отполированные кузова старинных автомобилей сияли целой радугой ярких оттенков.

Дирк и Саммер удалились в свои комнаты, а Питт и Лорен поднялись в его квартиру. Он принял душ и побрился, а она за это время приготовила для всех четверых легкий завтрак. Через полчаса Питт появился из дверей спальни в легких светлых брюках и футболке. Он присел к кухонному столу, и Лорен вручила ему стакан с шипучим коктейлем.

– Слышала ты когда-нибудь о крупной корпорации под названием «Одиссей»? – ни с того ни с сего спросил Питт.

Несколько мгновений она молча смотрела на него.

– Да, я вхожу в состав комитета Конгресса, который проводил слушания по делам этой корпорации. Это, однако, не те слушания, о которых шумят средства массовой информации. Что ты знаешь о нашем расследовании?

Он небрежно пожал плечами.

– Абсолютно ничего. Я и не знал, что ты в Конгрессе занимаешься Призраком.

– А, это загадочный основатель корпорации. Тогда почему ты спросил?

– Любопытство, и ничего больше. Именно Призрак владеет отелем, который ураган Лиззи собирался выбросить на скалы, а мы с Алом помогли спасти.

– О нем очень мало известно. Только то, что он возглавляет крупное исследовательское учреждение в Никарагуа и участвует в гигантских строительных проектах и добыче полезных ископаемых по всему миру. Некоторые из его международных сделок законны, другие очень и очень сомнительны.

– Каковы его интересы в США?

– Водные каналы в пустынях на юго-западе и несколько дамб. И все.

– А какого рода исследовательскими проектами занимается «Одиссей»? – поинтересовался Питт.

Лорен пожала плечами.

– Их деятельность серьезно засекречена, а поскольку исследовательская организация находится в Никарагуа, они не обязаны ни перед кем отчитываться о своих экспериментах. По слухам, они участвуют в работах по созданию топливных элементов, или, как их еще называют, электрохимических генераторов, но наверняка никто этого не знает. Наша разведка не считает «Одиссей» серьезным объектом для разработки.

– А их строительные операции?

– По большей части сооружение подземных хранилищ и складов. До ЦРУ доходили слухи, что они занимаются строительством тайных хранилищ для ядерного и биологического оружия в таких странах, как Северная Корея, но доказательств нет. У них множество совместных проектов с китайцами – те хотят держать свои военные исследовательские программы и источники оружия в секрете. «Одиссей», похоже, специализируется на строительстве подземных тайников и бункеров, в которых можно прятать от спутников-шпионов деятельность военных и оружейные сборочные цеха.

– Но ведь Призрак построил плавучий отель и управлял им.

– Это игрушка для развлечения клиентов, – объяснила Лорен. – Он занимается курортным бизнесом только для собственного удовольствия.

– Кто такой этот Призрак? Менеджер «Океанского скитальца» не смог сказать о нем ничего хорошего.

– Должно быть, ему не нравится его работа.

– Дело не в этом. Он сказал мне, что не сможет больше работать на Призрака, потому что тот сбежал из отеля и улетел на собственном самолете перед самым ударом урагана, бросив и гостей, и работников. Его не заботило, что все они могут погибнуть.

– Призрак – очень таинственная личность. Вероятно, это единственный глава корпорации, у которого нет личного агента по связям с общественностью или собственной фирмы, которая занималась бы пиаром. Он никогда не дает интервью, его редко можно увидеть на публике. О нем нет никаких документов – ни о происхождении, ни о семье или учебе.

– Что, нет даже свидетельства о рождении?

Лорен покачала головой.

– В архивах США или какой бы то ни было другой страны мира не обнаружено никаких записей о его рождении. Как ни пытались наши разведывательные службы, им не удалось даже установить его подлинную личность. Несколько лет назад к нему пробовало подступиться ФБР, но и у них ничего не вышло. Подлинных фотографий, по которым его можно было бы узнать, не существует, так как он постоянно носит большие темные очки и прикрывает лицо шарфом. Получить отпечатки пальцев тоже не удалось, так как он нигде не появляется без перчаток. Даже его ближайшие помощники никогда не видели его лица. Очевидно только, что он очень тучный и весит, вероятно, не меньше четырехсот фунтов.

– Никто не может хранить свою личную и деловую жизнь в такой тайне.

Лорен беспомощно всплеснула руками.

Питт налил себе чашку кофе.

– Где расположена штаб-квартира его корпорации?

– В Бразилии, – ответила Лорен, – и громадный офисный центр в Панаме. А поскольку он вложил в эту страну много денег, президент предоставил ему гражданство. Он также назначил его главой администрации Панамского канала.

– Если все так, то в чем причина интереса к нему со стороны Конгресса? – спросил Питт.

– Его отношения с китайцами. У Призрака старые связи с Китайской Народной Республикой, он начал с ними работать еще пятнадцать лет назад. Как глава администрации канала, он помог гонконгской компании «Вампоа Лтд.», связанной с Народно-освободительной армией Китая, получить контроль над атлантическим и тихоокеанским портами канала – Бальбоа и Кристобалем. Кроме того, «Вампоа» отвечает за погрузку и разгрузку всех грузовых судов и обеспечивает работу железной дороги, по которой грузы доставляются из порта в порт. Вскоре они должны начать строительство нового подвесного моста, по которому крупногабаритные грузовые контейнеры будут перевозить через зону канала в направлении «север – юг».

– Что предпринимает в связи с этим наше правительство?

Лорен покачала головой.

– Насколько мне известно, ничего. Президент Клинтон дал китайцам карт-бланш на экспансию и расширение влияния по всей Центральной Америке.

После небольшой паузы она добавила:

– Еще одна интригующая особенность корпорации «Одиссей» – тот факт, что ее высшее руководство почти полностью состоит из женщин.

Питт улыбнулся.

– Феминистки, должно быть, боготворят Призрака.

Перед выездом в офис Сэндекера к ним присоединились Дирк и Саммер, и все четверо наконец позавтракали. На этот раз за рулем сидел Питт, а ехали на одном из служебных бирюзовых «навигаторов» НУМА. Лорен высадили у ее городского дома.

– Пообедаем вечером? – спросил Питт.

– А Дирк и Саммер к нам присоединятся?

– Я мог бы притащить с собой детей, – улыбаясь, ответил Питт, – но только если ты настаиваешь.

– Я настаиваю. – Лорен легко ступила на тротуар и поднялась по ступенькам крыльца.

С верхних этажей тридцатиэтажного здания штаб-квартиры НУМА, высившегося на одном из холмов над Потомаком, открывался великолепный вид на город. Когда конгресс выделил НУМА деньги на строительство центрального офиса, Сэндекер лично выбрал для него место. Штаб-квартира получилась значительно великолепнее, чем предполагалось первоначально, и обошлась на несколько миллионов дороже. А поскольку на восточный берег реки – уже вне округа Колумбия – не распространялись ограничения по этажности и высоте зданий, то впечатляющее трубчатое сооружение из зеленого стекла, воздвигнутое адмиралом, можно было видеть за многие мили.

Питт въехал на переполненную подземную стоянку и поставил машину на закрепленное за ним место. Они поднялись в лифте на верхний этаж к офису Сэндекера. Стены приемной, где они оказались, были отделаны тиковыми досками с палуб старинных кораблей, ставших жертвами крушений. Секретарь адмирала сообщил, что у адмирала встреча, и попросил их подождать минутку.

Не успел он договорить, как дверь адмиральского офиса открылась и в приемную вышли двое старых друзей Питта. Курт Остин, молодой человек с гривой рано поседевших волос, вместе Питтом руководил специальными операциями, а жилистый Джо Завала нередко участвовал в качестве инженера вместе с Джордино в разработке и строительстве подводных сооружений. Все обменялись рукопожатиями.

– Куда это старый чудак отправляет вас двоих? – поинтересовался Питт.

– На север Канады. Прошел слух, что в некоторых озерах там появились рыбы-мутанты. Адмирал попросил нас проверить.

– Зато вы, как мы слышали, вытащили «Океанский скиталец» из-под носа урагана Лиззи, – сказал Завала. – Не думал, что вы опять влезете в упряжку так скоро.

– В программе Сэндекера не предусмотрен отдых для уставших, – с кривой ухмылкой признал Питт.

Кивком головы Остин указал на Дирка и Саммер.

– В один из ближайших дней жду вас с детьми на барбекю.

– С удовольствием, – принял приглашение Питт. – Я всегда хотел посмотреть твою коллекцию старинного оружия.

– А я еще не видел твоей коллекции автомобилей.

– Почему бы не организовать тур? Коктейли и закуски у меня, а потом едем к тебе на барбекю.

– Считай, что договорились.

Подошел секретарь Сэндекера.

– Адмирал готов принять вас.

Остин и Завала направились к лифтам, а группа Питта прошла в офис Сэндекера. Адмирал сидел за громадным столом.

Как джентльмен старой школы, он встал при появлении Саммер и жестом предложил ей кресло напротив стола. Как ни поразительно, Джордино, одетый в светлые брюки и яркую гавайскую рубашку, появился у адмирала раньше них. Руди Ганн поднялся из своего офиса на двадцать восьмом этаже и тоже присоединился к компании.

Сэндекер начал без предисловий:

– Перед нами две интригующие загадки. Более важная из них – коричневая муть, которая все больше распространяется по Карибскому бассейну. К ней я перейду позже. – Он проницательно посмотрел через стол сначала на Саммер, потом на Дирка. – Ваши находки на отмели Навидад наделали много шуму. Похоже, вы открыли настоящий ящик Пандоры.

– С того момента как капитан Барнум отправил вазу в лабораторию, я ничего не слышала о результатах тестов, – сказала Саммер.

– Лаборатория все еще занимается ее очисткой, – пояснил Ганн. – Но Хайрем Йегер при помощи своей компьютерной магии предварительно датировал ее и определил культуру.

Прежде чем Саммер успела спросить, Сэндекер сказал:

– Хайрем датировал амфору двенадцатым веком до Рождества Христова. Он установил также, что она кельтская.

– Кельтская? – удивленно повторила за ним Саммер. – Он уверен?

– Она похожа на все известные амфоры, созданные кельтами около трех тысяч лет назад.

– А гребень, который мы сфотографировали? – спросила Саммер.

– Не имея возможности исследовать сам объект, – ответил Сэндекер, – компьютер Хайрема смог определить дату только приближенно. Тем не менее он тоже указывает возраст в три тысячи лет.

– Что Йегер думает о том, откуда эти артефакты могли взяться на отмели? – поинтересовался Питт.

Сэндекер поднял глаза к потолку.

– Так как кельты не были мореплавателями и, насколько известно, не путешествовали через Атлантику в Новый Свет, предметы, должно быть, бросили или уронили с какого-то проходящего судна.

– Ни одно судно не зайдет на отмель Навидад, если не хочет пропороть корпус об острые кораллы и намеренно получить страховку, – сказал Питт. – Единственный вариант – если судно загнал туда шторм.

Ганн не отрывал взгляда от ковра.

– Согласно страховочным документам, в этом месте на рифе когда-то затонул пароход «Вандалия».

– Я осматривала его останки, – сказала Саммер, ожидающе взглянув на брата.

Дирк кивнул ей и ухмыльнулся.

– Амфора – не единственная наша находка.

– Дирк имеет в виду, что мы обнаружили также лабиринт пещер или высеченных в скале комнат, покрытых теперь сверху слоем кораллов. – Саммер сунула руку в сумочку и достала оттуда цифровую камеру. – Мы сделали снимки этих сооружений и большого котла с рельефными изображениями древних воинов. Котел был доверху заполнен мелкими повседневными вещами, вроде того гребня.

Сэндекер недоверчиво взглянул на нее.

– Город на морском дне в западном полушарии? Город старше ольмеков, майя и инков? Это невозможно.

– Пока мы не проведем тщательных исследований, мы не получим и ответов на вопросы. – Саммер держала камеру перед собой в ладонях, как драгоценное украшение. – Сооружение, которое мы видели, напоминало храм.

Сэндекер обернулся к Ганну:

– Руди?

Ганн понимающе кивнул, взял камеру из рук Саммер и нажал на стене какую-то кнопку. Одна из стенных панелей поднялась, открыв большой цифровой телеэкран. Он подключил к нему камеру, взял в руки пульт и начал листать сделанные Дирком и Саммер снимки затонувшего храма.

Снимков было больше тридцати. Входная арка, ступени, ведущие внутрь помещения с каменным возвышением, напоминающим большое ложе. Котел с его содержимым в другом помещении.

По мере того как Ганн переходил от одной картинки к другой, Дирк и Саммер рассказывали. Когда на мониторе вспыхнуло последнее изображение, все некоторое время сидели молча.

Питт заговорил первым:

– Мне кажется, следует познакомить с этими материалами Джулиана Перлмуттера.

Ганн отнесся к предложению скептически.

– Джулиан не археолог.

– Это правда, но если у кого-то и есть теории относительно древних мореплавателей и навигаторов, относительно того, посещали они или нет этот берег океана три тысячи лет назад, так это у него.

– Стоит попробовать, – согласился Сэндекер. Он перевел взгляд на Дирка и Саммер. – Это ваш исследовательский проект на следующие две недели. Найдите ответы. Считайте это одновременно и отпуском. – Он крутнулся в своем большом кожаном кресле и оказался липом к лицу с Питтом и Джордино. – Теперь к вопросу о коричневой мути. На данный момент нам известно лишь, что она не имеет отношения ни к сине-зеленым, ни к диатомовым[15] водорослям. Она не является также каким-либо биотоксином, связанным с явлением «красной волны». Мы знаем, что ее относит в открытое море и что она оставляет за собой мертвую полосу. После этого ее подхватывает южное экваториальное течение и несет к Гольфстриму и берегам Флориды. Ученые-океанологи считают, что муть достигла уже американских вод. Из Ки-Уэста поступают доклады о том, что донные колонии губок страдают от неизвестной напасти.

– Жаль, что стеклянные бутылочки с пробами воды и образцы мертвой морской живности погибли, когда ураган сбросил «Рыбы» в расселину, – сказала Саммер.

– Не расстраивайтесь. К нам каждый день поступают образцы и пробы из пятидесяти разных точек по всему Карибскому бассейну.

– Есть ли какие-нибудь указания на место происхождения коричневой мути? – спросил Питт.

Ганн стянул с носа очки и принялся протирать стекла маленькой салфеточкой.

– Почти никаких. Наши специалисты проанализировали данные по ветрам и течениям, образцы воды, спутниковые снимки и доклады с судов. Пока они могут сказать только, что муть, по всей видимости, рождается где-то у побережья Никарагуа. Но даже это всего лишь догадки.

– Не может ли это быть какое-то химическое вещество, которое выносит в океан течение реки? – спросил Дирк.

Сэндекер, не зажигая, покатал в пальцах одну из своих знаменитых громадных сигар.

– Это возможно, но нам еще нужно проследить это течение до источника.

– Происходит что-то нехорошее, – заметил Ганн. – Эта штука смертельна для кораллов и большей части морской живности. Необходимо найти решение, причем быстро, пока она не распространилась бесконтрольно по всему Карибскому бассейну и не осела где-нибудь, образовав мертвую зону.

Питт уставился на Ганна.

– У тебя получается не слишком приятная картина.

– Нужно обнаружить источник и разработать меры противодействия, – добавил Сэндекер. – Это работа для вас с Алом. Ваша задача – исследовать воды у западного побережья Никарагуа. Я выделил для вас исследовательское судно НУМА класса «Нептун». Мне не нужно объяснять вам, что это небольшое судно, ему достаточно экипажа из пяти человек. На нем установлены новейшие приборы и исследовательское оборудование для подобных специализированных проектов. В отличие от других наших океанских исследовательских судов, это способно легко обогнать все, что плавает в океане.

– Как «Каллиопа», которую мы вынуждены были уничтожить несколько лет назад на Нигере? – невинно поинтересовался Питт, не поднимая глаз от желтого блокнота, в котором он одновременно что-то помечал.

– Мне следовало вычесть ее стоимость из вашего жалованья.

– Если вам все равно, адмирал, нам с Алом на этот раз хотелось бы быть менее заметными.

– Вы и не будете бросаться в глаза, – сказал Сэндекер и наконец закурил, не спрашивая разрешения и не обращая внимания на некурящих. – «Поко-Бонито» – моя радость и гордость. В нем семьдесят пять футов, а его внешность обманчива. Он никому не покажется подозрительным, так как сделан на базе шотландского рыболовного траулера. Мы сохранили корпус, палубу и ходовую рубку.

Питта, как всегда, захватил энтузиазм Сэндекера. Адмирал обожал изобретать и воплощать в жизнь необычные суда.

– Океанографическое исследовательское судно, замаскированное под рыболовный траулер. Вероятно, оно первое в своем роде.

– Рыболовный траулер шотландской постройки в Карибском море будет смотреться как уличная бродяжка на балу дебютанток, – с сомнением протянул Джордино.

– Не стоит беспокоиться, – возразил Сэндекер. – Надстройка «Поко-Бонито» снабжена электронными устройствами и способна автоматически менять свой внешний вид. Это суденышко может подстроиться под судно любого рыболовного флота в мире.

Питт уставился на ковер, пытаясь представить себе мысленно подобное судно.

– Если меня не обманывает мой школьный испанский, «Поко-Бонито» означает «Маленький тунец».

Сэндекер кивнул:

– Название показалось мне подходящим.

– Но зачем такая секретность? – спросил Питт. – Мы же идем не в зону военных действий.

Сэндекер бросил на него многозначительный взгляд, хорошо знакомый Питту.

– Ни за что не угадаешь заранее, когда твой путь пересечется с маршрутом корабля-фантома, битком набитого призрачными пиратами.

И Питт, и Джордино уставились на адмирала с таким изумлением, как будто он только что заявил, что слетал на Марс и обратно.

– Значит, призрачный корабль, – саркастически повторил Питт.

– Вы никогда не слышали легенды о буканьере-скитальце?

– В последнее время нет.

– Ли Хант, беспринципный флибустьер и пират, опустошал Вест-Индию в конце семнадцатого века. Он нападал на любое встретившееся судно, будь оно испанским, английским или французским. Сам он был настоящим великаном, Черная Борода по сравнению с ним показался бы сосунком. О его жестокости ходили легенды. Были случаи, что моряки захваченных Хантом судов предпочитали покончить с собой, нежели сдаться ему. Его любимым развлечением было тащить несчастных пленников на веревке позади судна, до тех пор пока несчастных не съедали акулы и веревка не возвращалась пустой.

– Очень похоже на одного знакомого морского волка, – раздраженно пробурчал Джордино.

Сэндекер продолжал, будто не услышав насмешки.

– Хант безнаказанно гулял по здешним морям пятнадцать лет, пока наконец не попался в ловушку. Он попытался захватить британский военный корабль, замаскированный под безобидное торговое судно. Обманутый Хант поднял на мачте Веселый Роджер – черный флаг с черепом, из глаз и рта которого струилась кровь, – и выстрелил поперек хода британца, приказывая остановиться. Затем, когда пиратский корабль подошел совсем близко, британцы открыли орудийные порты и дали по нему несколько убийственных бортовых залпов. Корабль Ханта носил название «Бич». После яростной битвы пиратов осталось совсем мало. Тогда британцы взяли пиратское судно на абордаж и прикончили оставшихся.

– А Хант, уцелел ли он во время битвы? – спросила Саммер.

– К несчастью для него – да.

Дирк провел пальцами по старым доскам адмиральского стола.

– Британцы поступили с ним так же, как он поступал со своими жертвами, и волокли за судном на веревке? – спросил Дирк.

– Нет, – ответил Сэндекер. – Брат британского капитана погиб от рук Ханта двумя, годами раньше, поэтому капитан жаждал мести. Он приказал отрезать Ханту ступни. Затем пирата подвесили на веревке и опустили за борт, так что окровавленные обрубки ног оказались всего в футе над водой. Вскоре акулы почуяли запах крови и начали выпрыгивать из воды, хватая добычу. Через некоторое время на веревке остались висеть одни только руки Ханта.

Красивое лицо Саммер выразило отвращение.

– Это омерзительно.

Дирк не согласился с ней.

– Мне кажется, он получил по заслугам.

– Просветите меня, адмирал, – сказал Джордино, изо всех сил пытаясь не заснуть. – Какое отношение имеет к нам этот пират?

Сэндекер криво улыбнулся:

– Подобно «Летучему голландцу», Ли Хант со своей командой кровожадных пиратов до сих пор гуляет в тех водах, куда вы направляетесь.

– Откуда эти сведения?

– За последние три года накопилось множество сообщений с самых разных судов – грузовых, рыболовных и прогулочных. Некоторые сообщали по радио, что их атакует заколдованный парусный корабль с призрачными пиратами на борту. Все эти суда бесследно пропали вместе со своими экипажами.

Питт поднял глаза на Сэндекера.

– Вы, должно быть, шутите.

– Вовсе нет. – Голос адмирала звучал решительно. – Раз вы сомневаетесь, я пришлю вам доклады и сообщения.

– Не забудьте, – ядовито добавил Джордино, – включить в состав нашего снаряжения осиновые колья и серебряные пули.

– Призрачный корабль с экипажем скелетов в море коричневой мути. – Питт меланхолично перевел взгляд за окно, на текущий под стенами здания Потомак. Затем он безропотно пожал плечами. – Увидев такое, и умереть не страшно.

16

Питт решил отвезти всех в ресторан в элегантном старинном «мармоне». Вечер был теплый, так что трое мужчин уселись вместе на переднем открытом сиденье, а женщины спрятались сзади, чтобы ветер не испортил прически. Мужчины были в легких спортивных пиджаках и брюках, а женщины нарядились в легкие летние платья.

Джордино привел с собой очередную подружку, Мики Леви, сотрудницу вашингтонской горнорудной компании. У нее были мягкие черты лица, смуглая кожа и большие карие глаза. Крупные локоны длинных черных волос были подняты наверх и уложены в высокую прическу с небольшим цветком гибискуса за левым ухом. Голос ее звучал мягко, и в нем чувствовался легкий израильский акцент.

– Какой чудесный автомобиль! – сказала она, после того как Джордино представил ее присутствующим. Джордино придержал для нее дверь, и она устроилась рядом с Саммер.

– Тебе придется терпеть моего друга, – сухо сказал Джордино. – Он не может нигде появиться без шума и помпы.

– Извини, ни фанфар, ни барабанов сегодня не будет, – ответил Питт. – У моего оркестра выходной.

Разделительное окно между сиденьями подняли, чтобы защитить женщин от ветра, и все время по дороге до ресторана они болтали между собой. Лорен и Саммер узнали, что Мики родилась и выросла в Иерусалиме, а диплом магистра получила в Школе горного дела в Колорадо.

– Значит, вы геолог, – спросила Саммер.

– Структурный геолог, – уточнила Мики. – Я специализируюсь на проведении предварительных анализов для тех инженеров, кто планирует значительные объемы земляных работ или подземное строительство. Я исследую фильтрацию грунтовых вод и каналы, ведущие в более глубокие зоны и водоносные горизонты, с тем чтобы строители знали, что может их ожидать и не угрожает ли их сооружениям затопление.

– Звучит ужасно скучно, – приятным голосом заметила Лорен. – В колледже, когда мне нужно было для получения степени по социальной экономике пройти несколько научных курсов, я выбрала курс геологии. Мне показалось, что это будет интересно. Никогда в жизни так не ошибалась! Геология почти так же интересна, как бухгалтерия.

Мики рассмеялась.

– К счастью, работа в поле не столь банальна.

– Папа не сказал, куда он нас везет обедать? – поинтересовалась Саммер.

Лорен покачала головой:

– Мне он ничего не сказал.

* * *

Через двадцать пять минут Питт свернул к ресторану «L'Auberge Chez Francois» в Грейт-Фолз, штат Виргиния. Он припарковал машину, и вся компания прошла в здание. Кто-то из членов семьи, владеющей рестораном, проверил имя Питта по списку предварительных заказов и проводил всех в небольшой альков к столику на шестерых.

Эльзасская архитектура и соответствующая внутренняя отделка буквально излучали тепло и уют. Питт заметил в зале старых друзей – Клайда Смита и его очаровательную жену Полу – и подошел к ним поздороваться. Смит работал в НУМА почти столько же, сколько и Питт, только в финансовом отделе. После того как все расселись, появился официант и рассказал о фирменных блюдах этого вечера. Питт пропустил коктейли и перешел сразу к вину, заказав ароматное «Спарр Пино Нуар». Затем он заказал в качестве закуски ассорти из дичи – мясо оленя и антилопы; грудки фазана и кролика и перепелов с лесными грибами и каштанами.

Пока все смаковали вино и с удовольствием уплетали огромное количество закуски, Лорен рассказала последние сплетни вашингтонских политических кругов. Все с большим интересом слушали – еще бы, не каждый день удается услышать политические сплетни из уст члена Конгресса. Затем настала очередь Дирка и Саммер. Они рассказали о том, как нашли под водой древний храм и вещи, а закончили описанием своих приключений на отмели Навидад во время урагана – приключений, которые чуть не закончились гибелью. Питт вмешался и сказал, что связался с Джулианом Перлмуттером и сообщил ему, что молодые люди заедут к нему, чтобы воспользоваться его обширными познаниями в области моря и мореплавания.

Принесли главное блюдо. Каждому принесли свое, но все без исключения блюда достойны были одобрения всякого ценителя французской кухни. Питт заказал почки с грибами в вишнево-горчичном соусе. В меню были и телячьи мозги, и языки, но никто из дам не изъявил желания их попробовать. Джордино и Мики выбрали себе бараньи ребрышки, а Саммер с Дирком решили попробовать фирменное блюдо под названием choucroute garni – большое блюдо кислой капусты с сосисками, кусочками фазана, голубя, утки в сахаре и фуа-гра. Лорен остановилась на petite choucroute – кислой капусте с креветками и кусочками копченой форели, лососины и мяса морского черта.

Все присутствующие с удовольствием попробовали жирный десерт и запили его бокалом хорошего портвейна, а затем единодушно признали, что с завтрашнего дня садятся на диету. Отдыхая после великолепного обеда, Саммер спросила Мики, в какие части света заносили ее геологические экспедиции. Мики рассказала о громадных пещерах Бразилии и Мексики и о том, как зачастую трудно проникнуть на их нижние уровни.

– Случалось ли вам находить золото? – в шутку поинтересовалась Саммер.

– Только однажды. Я нашла слабые следы золота в Калифорнии в подземной реке, которая течет под пустыней в Калифорнийский залив.

Как только Мики заговорила о реке, Питт, Джордино и Лорен невольно рассмеялись. В следующую минуту Мики с удивлением узнала, как Питт и Джордино в ходе проекта «Золото инков» обнаружили эту реку и спасли Лорен от банды похитителей исторических ценностей.

– Рио-Питт! – воскликнула Мики, на которую рассказ произвел сильное впечатление. – Я должна была догадаться.

Она продолжила свой рассказ о путешествиях по миру.

– Один из самых интересных моих проектов – исследование водных горизонтов в известняковых пещерах Никарагуа. Это очень большие пещеры, некоторые из них тянутся на многие мили. Их обнаружили десять лет назад. Корпорация, для которой я проводила исследования, планирует соорудить сухой канал между океанами.

– Сухой канал через всю Никарагуа? – переспросила Лорен. – Вот это новость.

– На самом деле инженеры называли это «подземным мостом».

– Это что, канал, который проходит под землей? – все еще недоверчиво спросила Лорен. – Я пытаюсь себе представить и не могу.

– Глубоководные контейнерные порты и зоны свободной торговли на карибском и тихоокеанском побережье – их еще предстоит построить – должны быть связаны между собой скоростной железной дорогой с поездами на магнитной подушке. Дорога пройдет по огромному тоннелю под горами и озером Никарагуа, и поезда в нем смогут развивать скорость до трехсот пятидесяти миль в час. Такова сущность проекта.

– Идея сама по себе здравая, – признал Питт. – Если это реально, такой тоннель, вероятно, сможет здорово сбить цены на морские перевозки.

– Речь идет о больших деньгах, – вставил Джордино.

Мики согласно кивнула.

– По предварительной оценке бюджет строительства составляет семь миллиардов долларов.

Лорен по-прежнему сомневалась.

– Мне кажется странным, что Министерство транспорта не выпустило ни одного сообщения о столь масштабном проекте.

– Средства массовой информации тоже молчат, – добавил Дирк.

– Это потому, что проект так и не был запущен, – пояснила Мики. – Мне сказали, что компания, стоявшая за проектом, решила отказаться от него. Почему – я так и не узнала. Я подписала конфиденциальное соглашение и пообещала никогда не упоминать мою работу в этом проекте и не сообщать никакой информации о нем, но все это происходило четыре года назад. А поскольку проект, по всей видимости, умер, я не считаю себя обязанной по-прежнему хранить тайну и не вижу ничего дурного в том, чтобы рассказать о нем друзьям за таким чудесным обедом.

– Поразительная история, – признала Лорен. – Интересно, кто собирался финансировать этот проект?

Мики отхлебнула портвейна.

– Я поняла, что часть финансирования должна была идти от Китайской Народной Республики. Они инвестируют большие средства в Центральную Америку. Если бы подземная транспортная система была построена, они получили бы огромное экономическое влияние на всю Америку – и Северную, и Южную.

Питт и Лорен посмотрели друг на друга с растущим пониманием в глазах. Затем Лорен задала Мики еще один вопрос:

– А какая именно строительная фирма вас нанимала?

– Громадная международная корпорация под названием «Одиссей».

– Да, – мягко проговорил Питт, стискивая под столом колено Лорен. – Да, я, кажется, о такой слышал.

– Вот вам совпадение! – сказала Лорен. – Мы с Дирком говорили об «Одиссее» всего несколько часов назад.

– Странное название для строительной компании, – заметила Саммер.

Лорен слабо улыбнулась и перефразировала Уинстона Черчилля:

– Загадка, окутанная туманом тайных коммерческих сделок, спрятанная в непостижимость. Ее основатель и президент, называющий себя Призраком, так же непостижим, как формула путешествия во времени.

Дирк задумчиво посмотрел на дам:

– Как вы считаете, почему он отказался от проекта? Недостаток денег?

– Только не из-за денег, – ответила Лорен. – Британские журналисты экономических изданий оценивают его личное состояние в пятьдесят с лишним миллиардов долларов.

– Удивительно, – пробормотал Питт, – почему он не довел этот проект до конца, ведь ставка очень велика?

Лорен колебалась. Зато Джордино высказался уверенно:

– Откуда ты знаешь, что он бросил полотенце на ринг? Откуда ты знаешь, что он не продолжает потихоньку копать тоннель под Никарагуа, пока мы тут попиваем портвейн?

– Невозможно! – Лорен категорически отвергла такую возможность. – На спутниковых снимках была бы видна строительная деятельность. Не существует способа скрыть работы такого масштаба.

Джордино внимательно разглядывал собственный бокал.

– А здорово, если ему удалось придумать способ незаметно избавиться от миллионов тонн вынутого грунта, правда?

Питт внимательно посмотрел на Мики через стол.

– Не могли бы вы достать для меня карту районов, где тоннель должен был начинаться и кончаться?

Мики с радостью согласилась помочь:

– Вы разбудили мое любопытство. Дайте мне номер вашего факса, и я пришлю вам планы строительства.

– Что ты задумал, папа? – спросил Дирк.

– Мы с Алом через несколько дней будем крейсировать вдоль побережья Никарагуа, – пояснил Питт с лукавой улыбкой. – Мы сможем просто заскочить туда по пути и осмотреться.

17

Дирк и Саммер подъехали к дому Джулиана в Джорджтауне на автомобиле Дирка. Это был «метеор» 1952 года выпуска с форсированным двигателем и изготовленным по особому заказу кузовом из фибергласа. Восьмицилиндровый двигатель модели «Де Сото Файрдоум V-8» удалось разогнать со стандартных ста шестидесяти лошадиных сил до двухсот семидесяти. Корпус автомобиля был окрашен в гоночные цвета Америки – белый с синей полосой посередине. Крыши у него не было вовсе. Когда шел дождь, Дирк попросту вытаскивал из-под сиденья кусок пластиковой пленки и накрывал ею салон. В пленке была заранее проделана дырка для головы водителя.

Автомобиль свернул с живописной, обсаженной деревьями улицы, вымощенной кирпичом, и оказался на дорожке, которая огибала большой старинный трехэтажный особняк с восемью фронтонами. Он не остановился у дома, а объехал его сбоку и остановился там, где раньше находились конюшни и каретный сарай имения. Это тоже было большое здание, когда-то оно вмещало десять лошадей и пять экипажей, а наверху хватало места для конюхов и кучеров. Джулиан Перлмуттер купил его сорок лет назад и переоборудовал в уютный архив. Там можно было обнаружить многие мили стеллажей, забитых книгами, документами и частными бумагами, – и все они имели отношение к морской истории и примерно к тремстам тысячам кораблей и кораблекрушений. Гурман и бонвиван[16], Перлмуттер держал полный морозильник деликатесов со всего света и винный погреб на четыре тысячи бутылок.

У двери не было видно никакого звонка, только большой дверной молоток в виде якоря. Саммер трижды стукнула в дверь и стала ждать. Прошло не меньше трех минут, прежде чем дверь распахнулась и в ней появился массивный человек ростом не меньше шести футов четырех дюймов и весивший фунтов четыреста. Возможно, Перлмуттер и был громаден, но при всем том он вовсе не казался толстой развалиной: все это море плоти было крепким и подтянутым.

У него были всклокоченные седые волосы, густая борода и длинные усы, закрученные на концах. Если бы не размеры, дети, увидев круглую красную физиономию с голубыми глазами, наверное, принимали бы его за Санта-Клауса. Перлмуттер был в своем обычном шелковом халате, расшитом пурпуром и золотом. Маленький шенок таксы крутился у него под ногами и радостно лаял на незнакомцев.

– Саммер! – воскликнул хозяин. – Дирк! – Он по-медвежьи обнял сразу обоих молодых людей своими громадными ручищами и поднял их в воздух. Саммер почувствовала, что у нее вот-вот треснут ребра, а Дирк тщетно пытался вдохнуть. К их огромному облегчению Перлмуттер, не сознававший собственной силы, поставил их на крыльцо и жестом пригласил войти.

– Входите, входите. Вы даже не представляете, какая для меня радость видеть вас – Затем он попытался приструнить щенка: – Фриц! Будешь так лаять, я урежу твой рацион вкусного собачьего корма.

Саммер помассировала бока.

– Надеюсь, папа предупредил вас о нашем появлении?

– Да, да, конечно, – жизнерадостно подтвердил Перлмуттер. – Какая радость! – Он помолчал, его глаза затуманились. – Глядя на Дирка, невозможно не вспомнить вашего отца в вашем возрасте, даже немного моложе. Он тогда часто приходил ко мне порыться в библиотеке. Так и кажется, что время остановилось.

Дирк и Саммер несколько раз бывали у Перлмуттера с отцом, и каждый раз поражались его огромным архивам. От всевозможных бумаг ломились полки, стопки томов башнями высились в коридорах и во всех комнатах бывшего каретного сарая, даже в ванных. Это была знаменитая библиотека Перлмуттера – самое крупное в мире хранилище материалов по морской истории. Библиотеки и архивы всей страны давно выстроились в очередь, готовые предложить любые деньги, если вдруг Перлмуттер когда-нибудь захочет продать свою громадную коллекцию.

Саммер всегда поражалась невероятной памяти Перлмуттера. Казалось бы, всю эту массу данных необходимо рассортировать, индексировать и внести в компьютер. Перлмуттер, однако, всегда утверждал, что не способен к абстрактному мышлению, и отказывался покупать умную машину. Поразительно, но он знал на память местонахождение любого клочка информации, любой книги, любого автора или источника и любого отчета в своей коллекции. Он любил хвастаться, что может найти в этой свалке все, что потребуется, за шестьдесят секунд.

Перлмуттер проводил молодых людей в отделанную сандаловым деревом столовую – единственную комнату в доме, где не было книг.

– Садитесь, садитесь, – приветливо гудел он, приглашая их к массивному круглому обеденному столу, вырезанному из рулевого пера знаменитого корабля-призрака «Мария Целеста», обломки которого были обнаружены на Гаити. – Я приготовил легкий ланч, сотэ из креветок с гуавой по собственному рецепту. Мы запьем его шардоннэ «Мартин-Рей».

Фриц сидел рядом со столом и мел хвостом по полу. Перлмуттер каждые несколько минут наклонялся и давал щенку кусочек креветки, который тот проглатывал не жуя.

Немного позже Дирк похлопал себя по плоскому животу:

– Креветки чрезвычайно хороши, и, боюсь, я наелся как поросенок.

– Ты не одинок, – тихонько простонала Саммер.

– Значит, перейдем к делу. Что я могу для вас сделать, ребята? – спросил Перлмуттер. – Ваш отец упомянул, что вы нашли какие-то кельтские артефакты.

Саммер открыла принесенный с собой кейс и вынула доклад, который они с Дирком составили в самолете по дороге в Вашингтон, и фотографии древних находок.

– Здесь практически все о наших находках, включая выводы Хайрема Йегера по амфоре, гребню и фотографиям предметов и помещений.

Перлмуттер налил себе еще вина, спустил на нос очки и начал читать.

– Берите еще креветки. Там много.

– Не думаю, чтобы кто-то из нас сейчас был в состоянии съесть еще хотя бы кусочек, – пробормотал Дирк, держась за живот.

Перлмуттер без слов провел рукой по бороде, почти полностью скрывающей его рот. Время от времени он прекращал читать и в задумчивости созерцал потолок, затем снова возвращался к бумагам. Наконец он положил бумаги на стол и прямо посмотрел на Питтов.

– Вы понимаете, что наделали?

Саммер пожала плечами:

– Нам кажется, что это довольно значительное археологическое открытие.

– Довольно значительное, – передразнил ее Перлмуттер с оттенком сарказма. – Если то, что вы нашли, подлинное, то вы отправили на свалку не меньше тысячи общепринятых археологических теорий.

– О господи! – произнесла Саммер, со страхом глядя на брата. Тот с трудом сдерживал смех. – Неужели это так плохо?

– Зависит от точки зрения, – пояснил Перлмуттер между глотками вина. Если сообщение и стало для него потрясающим откровением, то жизнерадостности определенно не лишило. – О кельтской культуре до пятого века до Рождества Христова известно очень мало. Вплоть до эпохи Средневековья они не вели никаких записей. Сквозь туманы времени до нас дошло только, что примерно за две тысячи лет до новой эры кельты широко возникли вроде бы в районе Каспийского моря, а затем распространились по Восточной Европе. Некоторые историки на основании сходства языков предполагают, что кельты имеют общее происхождение с индусами.

– Как широко распространились их поселения? – спросил Дирк.

– Они заселили север Италии и Швейцарию, затем двинулись во Францию, Германию, Британию и Ирландию. На севере они добрались до Дании, на юге – до Испании и Греции. Археологи находили кельтские артефакты даже на другом берегу Средиземного моря, в Марокко. Кроме того, в северной части Китая обнаружены захоронения культуры народа урумчи с хорошо сохранившимися мумиями. Урумчи почти наверняка были кельтами: у них светлая кожа, европеоидные черты лица, светлые или рыжие волосы и одежда из клетчатой ткани[17].

* * *

Дирк откинулся на спинку стула и принялся качаться на его задних ножках.

– Я читал о народе урумчи. Но представления не имел, что кельты заселили Грецию. Мне всегда казалось, что греки были аборигенами. Хотя некоторые из тамошних племен имели местное происхождение, большая часть, по мнению ученых, пришла с севера, из Центральной Европы. – Перлмуттер немного повозился, устраиваясь поудобнее, затем продолжил: – Одно время под властью кельтов находилась территория, сравнимая по площади с Римской империей. Вытесняя неолитические племена, построившие по всей Европе мегалитические сооружения[18] вроде Стоунхенджа, кельты переняли у них и продолжили традицию мистической религии друидов. Кстати говоря, слово «друид» означает мудрец.

– Странно, что о них так мало известно, – сказала Саммер.

Перлмуттер согласно кивнул:

– В отличие от египтян, греков или римлян, кельты не построили империи и вообще не создали никакого национального объединения. Это была слабо связанная конфедерация племен, которые часто воевали между собой, но при необходимости объединялись против общего врага. Через полторы тысячи лет деревенская культура постепенно уступила место укрепленным фортам на возвышенных местах. Эти земляные крепости, окруженные деревянными частоколами, были густо населены. Множество современных крупных городов выросло на месте старых кельтских крепостей. Возьмем, скажем, Цюрих, Париж, Мюнхен и Копенгаген. И вообще, половина городов Европы стоит там, где прежде находились кельтские деревни.

– Трудно представить себе, что доминирующей культурой Западной Европы стал народ, не строивший ни дворцов, ни каменных крепостей.

– Кельтская культура была в основном скотоводческой. Главным делом жизни кельты считали выращивание крупного рогатого скота и овец. Они занимались и земледелием, но сеяли немного и только для себя. Не считая того, что кельты не кочевали, их племенной образ жизни очень напоминал образ жизни американских индейцев. Они часто устраивали набеги на другие деревни, угоняли скот и уводили женщин. Только к трехсотому году до новой эры они начали выращивать зерно, для того чтобы кормить им скот во время суровой зимы. Те, кто жил вдоль побережий, стали торговцами. Они торговали бронзовым оружием и продавали другим племенам драгоценное олово для производства бронзы. Большую часть золота для изготовления экзотических украшений вождей и представителей элиты ввозили извне.

– Странно, что культура, не слишком стремившаяся к развитию и не проявлявшая особой активности, настолько усилилась, да еще на такой огромной территории.

– Нельзя сказать, что кельты не проявляли никакой активности, – тоном лектора объяснил Перлмуттер Дирку. – Они изобрели бронзу – сплав меди с оловом, огромные запасы которого были обнаружены в Британии, – и таким образом первыми вошли в бронзовый век. Считается, что позже именно они первыми расплавили железо, а значит, открыли дорогу и в железный век тоже. Они были великолепными лошадниками и познакомили Европу с колесом. Они строили боевые колесницы и первыми догадались использовать в хозяйстве четырехколесный фургон и металлические орудия для вспашки и уборки урожая. Они изобрели инструменты, многими из которых люди пользуются и сегодня, такие, как щипцы и клещи. Они первыми подковали своих коней бронзовыми подковами и использовали полоски железа для оковки колес и бортиков своих колесниц и фургонов. Кельты научили древний мир пользоваться мылом. Они никому не уступали в мастерстве работы с металлом и прекрасно умели обращаться с золотом, изготовляли из него изящные драгоценности и украшения, а также украшали шлемы, мечи и боевые топоры воинов изысканной золотой отделкой. Кельтские гончарные и керамические изделия тоже сделаны с выдумкой и богатой фантазией, кроме того, они освоили производство стекла. Они научили греков и римлян искусству эмали. Кельты славились как поэты и музыканты. Поэты в кельтском обществе пользовались даже большим уважением, чем жрецы. Именно от кельтов мы унаследовали обычай считать полночь началом нового дня.

– Какие же причины привели к тому, что слава кельтов закатилась? – спросила Саммер.

– В основном это были поражения, которые нанесли кельтам вторгшиеся римляне. Мир галлов, как называли кельтов римляне, разваливался по мере того, как по Европе расселялись племена других культур – германцы, готы и саксы. В каком-то смысле кельты были их худшими врагами. Дикие, неорганизованные люди, подвижные и импульсивные, они любили приключения, ценили личную свободу и были совершенно неспособны подчиняться дисциплине. Все эти факторы только ускорили их гибель. Ко времени падения Рима кельтов вытеснили далеко на север, за Северное море, в Англию и Ирландию, где их влияние чувствуется и по сей день.

– Как они выглядели? И как относились к своим женщинам? – поинтересовалась Саммер с игривой улыбкой.

Перлмуттер вздохнул.

– Я все ждал, когда вы об этом спросите. – Он разлил остатки вина по бокалам. – Кельты были сильной и рослой расой, со светлыми, рыжими или русыми волосами. Их описывали как шумных людей с резкими и глубокими голосами. Вы будете рады узнать, Саммер, что женщин в кельтском обществе очень почитали. Они могли выходить замуж по собственному желанию, могли и наследовать имущество. В отличие от большинства даже более поздних культур, кельтские женщины могли требовать возмещения за обиду. Есть свидетельства, что кельтские женщины не уступали мужчинам в росте и силе и сражались рядом с ними. – Перлмуттер поколебался, затем продолжил: – Войско, состоящее из кельтских мужчин и женщин, представляло собой, должно быть, то еще зрелище.

– Почему так? – спросила Саммер, попадаясь в расставленную ловушку.

– Потому что кельты часто шли в сражение обнаженными.

Саммер была слишком хладнокровна, чтобы покраснеть, но все же она опустила глаза и после этого долго сидела, уставившись в пол.

– Что возвращает нас к вопросу о кельтских артефактах, найденных нами на отмели Навидад, – серьезно произнес Дирк. – Если их не перевозило какое-то судно три тысячи лет подряд, то откуда они там взялись?

– И как насчет высеченных в скале помещений, которые мы обнаружили? – добавила Саммер.

– Вы уверены, что они высечены в скале, а не выложены из камней? – с сомнением спросил Перлмуттер.

Дирк посмотрел на сестру:

– На мой взгляд, это возможно. Корка осадков вполне могла сделать швы между камнями неразличимыми.

– Не в традициях кельтов высекать помещения в скалах. Они вообще редко строили из камня, – пояснил Перлмуттер. – Но, может, на банке Навидад, когда она поднималась над уровнем моря, просто не было деревьев, пригодных для строительства. Ведь, скажем, искривленные волокнистые стволы тропических пальм не годятся для строительства жилых зданий.

– Но как могли они за тысячу сто лет до Рождества Христова переплыть шесть тысяч миль океана?

– Сложный вопрос, – признал Перлмуттер. – Племена, обитавшие на берегах Атлантики, были мореходами, их часто называли «людьми весла». Известно, что они из портов Северного моря плавали в Средиземное. Но вот легенд о том, что кельты пересекали Атлантику, не существует, – разве что святой Брендан, ирландский монах. Многие считают, что в ходе своего семилетнего путешествия он побывал на восточном побережье Америки.

– К какому же времени относится это путешествие? – спросил Дирк.

– Где-то между пятьсот двадцатым и пятьсот тридцатым годами нашей эры.

Дирк наклонился и потрепал Фрица за ушами. Тот с готовностью лизнул его руку.

– Похоже, мы исключаем одну возможность за другой.

Саммер опустила глаза и расправила платье.

– Что же дальше?

– Первое, что вам нужно выяснить, – посоветовал Перлмуттер, – это когда отмель Навидад выступала над поверхностью океана и что там было три тысячи лет назад.

– Здесь нам сможет что-нибудь подсказать геоморфолог, изучающий возраст и происхождение земных поверхностей, – со знанием дела предположила Саммер.

Перлмуттер взглянул на модель знаменитой подводной лодки Конфедерации «Ханли».

– Вы можете начать с Хайрема Йегера и его компьютерных чудес. В его библиотеке – самая большая в мире база данных по морским наукам. Если где-нибудь когда-нибудь проводились научные исследования геологии банки Навидад, у него наверняка найдутся об этом сведения.

– А если такое исследование проводили немцы или русские?

– Тогда у Йегера найдется перевод. Можете быть уверены.

Дирк поднялся на ноги и начал расхаживать по комнате.

– По возвращении в штаб-квартиру НУМА мы первым делом встретимся с Хайремом и попросим его порыться в своих архивах.

Саммер улыбнулась:

– А что потом?

Дирк не колебался:

– Следующая остановка – в офисе адмирала Сэндекера. Если мы хотим добраться в этом деле до сути, мы должны убедить его дать нам исследовательское судно с экипажем и необходимым оборудованием, чтобы мы могли тщательно исследовать затонувшее здание и достать оттуда остальные предметы.

– Мы должны вернуться, ты это имеешь в виду?

– А разве есть другой способ?

– Наверное, нет, – медленно проговорила Саммер. Почему-то – она сама не могла объяснить почему – в ней нарастал страх. – Но я не думаю, что смогу заставить себя еще раз взглянуть на «Рыбы».

– Зная Сэндекера, – вставил Перлмуттер, – рискну предположить, что он сэкономит деньги НУМА и совместит вашу экспедицию еще с каким-нибудь проектом.

– Согласись, это разумное предположение, – сказал Дирк, обращаясь к сестре. – Идем? Мы и без того отняли у Джулиана достаточно времени.

Саммер с некоторой опаской обняла Перлмуттера:

– Спасибо за великолепный ланч.

– Старому холостяку всегда приятно разделить трапезу с хорошенькой девушкой.

Дирк пожал Перлмуттеру руку:

– До свидания и спасибо.

– Передайте отцу мои наилучшие пожелания. Пусть заглядывает при случае.

– Непременно.

После ухода молодых людей Перлмуттер долго сидел задумавшись. Зазвонил телефон. Звонил Питт.

– Дирк, твои дети только что уехали.

– Ты сориентировал их в нужном направлении?

– Я немного подогрел их аппетит. Но я смог предложить им немногое. В письменной истории почти нет сведений о кельтах-мореходах.

– У меня к тебе вопрос.

– Слушаю.

– Слышал когда-нибудь о пирате по имени Хант?

– Да. Этот буканьер прославился – ну так, слегка, – в конце семнадцатого века. Почему ты спрашиваешь?

– Мне сказали, что именно его неугомонный дух известен сейчас как Буканьер-скиталец.

Перлмуттер вздохнул:

– Я читал отчеты. Еще одна легенда о «Летучем голландце». Тем не менее несколько судов и яхт, с которых радировали о том, что видели его корабль, исчезли без следа.

– Значит, есть причина тревожиться, если идешь в никарагуанские воды?

– Думаю, что да. Почему тебя это интересует?

– Любопытство.

– Хочешь, я соберу все, что у меня есть по Ханту?

– Я был бы благодарен, если бы ты прислал материалы в мой ангар с курьером, – сказал Питт. – Завтра рано утром я улетаю.

– Материалы уже в пути.

– Спасибо, Джулиан.

– Через две недели я устраиваю небольшой званый вечер. Ты успеешь?

– Я никогда не пропускаю твоих знаменитых вечеринок.

Положив трубку, Перлмуттер собрал бумаги по Ханту, позвонил в службу доставки и прошел в спальню, где остановился перед стеллажом, плотно забитым книгами. Он безошибочно вытянул одну из них с полки и тяжело зашагал в кабинет. Там он поудобнее устроил свое большое тело на кожаной кушетке, изготовленной мастером Рекамье в Филадельфии в 1840 г. для приемной какого-то доктора. Фриц подпрыгнул, улегся хозяину на живот и уставился ему в лицо печальными карими глазами.

Перлмуттер раскрыл книгу Аймана Уилкинса, озаглавленную «Где когда-то стояла Троя», и начал читать. Через час он закрыл книгу и взглянул на Фрица.

– Неужели это возможно? – пробормотал он, обращаясь к собаке. – Неужели возможно?

Затем начало действовать шардоннэ, и Джулиан заснул.

18

На следующее утро Питт и Джордино вылетели в Никарагуа. На реактивном лайнере НУМА «ситейшн» они добрались до Манагуа, где пересели на коммерческий турбовинтовой «касса-212» испанской постройки. За час десять минут самолет пролетел над горами и равнинами до Карибского моря и дальше над районом, известным как Берег Москитов. Долететь на самолете НУМА сразу до места было бы быстрее, но Сэндекер решил, что им лучше не выделяться и прилететь на самолете местной линии, как обычным туристам.

Закатное солнце на западе заливало золотом горные пики. Еще немного, и его лучи потеряются в тени на восточных склонах. Трудно было представить себе, что по такому сложному рельефу можно проложить канал, однако из истории известно, что Никарагуа всегда считалось более подходящим местом для межокеанского канала, чем Панама. В Никарагуа более здоровый климат, на разведанном маршруте легче было бы производить земляные работы, и притом канал в результате оказался бы на триста миль ближе к Соединенным Штатам; на шестьсот – если считать путь туда и обратно.

В самом конце XIX века, как часто бывало в истории с важными поворотными решениями, из своего логова выползли политики и все испортили. В США существовало сильное панамское лобби, всячески старавшееся протолкнуть свой проект и испортить отношения между Никарагуа и правительством США. Кроме того, Тедди Рузвельт[19] предпринимал активные, хотя и тайные усилия по подготовке милого его сердцу соглашения с панамцами. Некоторое время чаши весов колебались, но тут сыграла свою роль роковая случайность. На карибском острове Мартиника произошло извержение вулкана Маунт-Пеле, погубившее тридцать тысяч человек. В это же время – вот пример невероятно неудачного выбора момента! – никарагуанцы выпустили серию марок, на которых Никарагуа воспевалась как страна вулканов, причем на одной из марок на фоне вулкана были изображены судоверфь и железная дорога. Этого оказалось достаточно. Сенат проголосовал за Панаму в качестве места, где США будут строить канал между океанами.

Сразу после вылета из Вашингтона Питт взялся за изучение подготовленного для него доклада по Берегу Москитов. Карибские долины Никарагуа отделены от более населенной западной части страны труднопроходимыми горами, хребты которых в данный момент проплывали под крылом самолета, и густыми тропическими лесами. Здешние жители и сама эта местность никогда не подчинялись испанцам. Напротив, в 1905 году, когда побережье отошло под юрисдикцию никарагуанского правительства, они попали под британское влияние.

Пунктом назначения Питта и Джордино был Блуфилдс – главный карибский порт Никарагуа. Свое название порт получил по имени печально знаменитого голландского пирата, который имел обыкновение прятать свой корабль в береговой лагуне возле города. Население здесь составляли в основном мискито – потомки выходцев из Центральной Америки, Европы и Африки. Кроме того, здесь жили креолы, черные потомки рабов колониального периода, и метисы – люди, в жилах которых смешалась кровь индейцев и испанцев.

Местная экономика была полностью ориентирована на рыболовство, и на побережье дела шли достаточно оживленно. Основу улова составляли креветки, омары и черепахи. Большой завод, расположенный в городе, перерабатывал рыбу на экспорт. Кроме того, крупные ремонтные и обслуживающие предприятия ремонтировали, заправляли и снабжали всем необходимым рыболовные флотилии со всего мира.

Когда Питт поднял голову от досье, небо за иллюминатором уже было угольно-черным. Гул пропеллеров и завывание моторов захватили Питта и заставили его предаться ностальгическим воспоминаниям. Лицо, которое он видел каждый день в зеркале, уже не могло похвастать гладкой кожей и полным отсутствием морщин, как двадцать пять лет назад. Время, жизнь, полная приключений, и стихии оставили на нем свои многочисленные следы.

Он сидел, уставившись в пустоту за стеклом иллюминатора, и вспоминал то время, когда все начиналось. Это было на пустынном пляже Каэна-Пойнт на гавайском острове Оаху. Он лежал на песке, подставляя бока солнцу, и от нечего делать рассматривал море за полосой прибоя. Неожиданно он разглядел в воде какой-то желтый цилиндр. Он бросился в море, преодолел предательскую полосу прибоя, добрался до цилиндра и вернулся с ним на берег. Внутри цилиндра оказалось послание от капитана пропавшей атомной подводной лодки. С этого момента его жизнь круто переменилась. Он встретил женщину, в которую влюбился с первого взгляда и которая стала его первой любовью. Он был уверен, что она погибла, и хранил ее образ в памяти. Только когда на его пороге появились Дирк и Саммер, узнал он о том, что его любимая в тот страшный день осталась жива.

Его тело пока успешно сопротивлялось действию времени. Может быть, мышцы чуть потеряли твердость, но суставы еще не успели познакомиться с ноющими болями, которые приходят с возрастом. Его черные волосы по-прежнему оставались волнистыми и густыми, только по вискам начала расползаться легкая седина. Колдовские опалово-зеленые глаза смотрели остро и внимательно. Любовь к морю и работа в НУМА по-прежнему поглощали все его время. Память о приключениях – и приятных, и кошмарных, – и многочисленных шрамах не успела еще потускнеть с годами.

Он вновь переживал мысленно те многочисленные ситуации, когда ему удалось обмануть старуху с косой. Рискованное путешествие вниз по подземной реке в поисках золота инков. Битва в Сахаре против многократно превосходящего противника в старом форте Французского легиона. Сражение в Антарктике с гигантским старинным снегоходом и подъем «Титаника». Два десятилетия трудов и достижений принесли в его жизнь чувство спокойного удовлетворения. Он мог без стыда оглядываться на прошлое. В конце концов, значительная часть жизни прожита не зря.

Но что-то все же ушло. Пропала прежняя напористость, стремление бросить вызов неизвестности. У него появилась семья и обязательства перед ней. Дни неограниченной свободы подходили к концу. Питт обернулся и взглянул на Джордино. Тот всегда способен был заснуть в любых, даже самых неблагоприятных обстоятельствах так же легко, как на пуховой перине в собственной вашингтонской квартире. Их совместные предприятия стали почти легендой. В личной жизни они не были особенно близки, но перед лицом ошеломляющих трудностей и опасностей всегда выступали как единое целое. Каждый пользовался физическими и интеллектуальными достоинствами другого, и в результате они вместе побеждали – или проигрывали, что случалось нечасто.

Питт улыбнулся, вспомнив, как о нем написал какой-то репортер в одном из тех немногих случаев, когда его подвиги получали широкую известность: «В каждом человеке, который жаждет приключений, есть что-то от Дирка Питта. А поскольку сам он и есть Дирк Питт, его жажда гораздо сильнее».

* * *

«Касса» выпустил шасси, и Питт очнулся от задумчивости.

Он повернулся к иллюминатору и посмотрел вниз. Посадочные огни многократно отражались в воде рек и лагун, окружающих городской аэропорт. Самолет сел и неторопливо подрулил к главному терминалу. С неба сыпал мелкий дождь. Свежий ветер – пять миль в час – относил дождевые капли в сторону, придавая воздуху аромат влажной свежести. Питт вслед за Джордино спустился по трапу и был слегка удивлен мягкой погодой: температура воздуха была в районе семидесяти с небольшим; он ожидал, что будет по крайней мере на десять градусов выше.

Они быстро пересекли поле и вошли в здание аэровокзала. После двадцати минут ожидания на карусели появился багаж. В инструкциях от Сэндекера было сказано только, что автомобиль, скорее всего, будет ждать их у выхода. Джордино вскинул на плечо большой баул с подводным снаряжением, Питт потянул за собой два чемодана на колесиках. Они прошли по мощеной дорожке пятьдесят ярдов и вышли на улицу. Там пять автомобилей и десять такси ждали пассажиров. Каждый из водителей стремился первым заполучить пассажиров. Питт и Джордино отмахнулись от таксистов и минутку постояли, пока последняя машина в очереди – побитый и поцарапанный старый «Форд Эскорт» – не мигнула им фарами. Питт подошел к окну со стороны пассажира, наклонился и начал произносить:

– Вы ждете не...

Это все, что он успел произнести, прежде чем замолчал от удивления. Из машины с водительской стороны вылез Руди Ганн. Ухмыляясь во весь рот, он обогнул автомобиль и подошел поздороваться и пожать руки.

– Невероятно, мы с вами все время встречаемся.

Питт непонимающе уставился на него:

– Адмирал ничего не сказал о том, что ты тоже участвуешь в этом проекте.

Джордино тоже смотрел непонимающе:

– Откуда ты взялся и как умудрился добраться сюда раньше нас?

– Мне наскучило просиживать свои дни в кабинете, так что я уговорил Сэндекера разрешить мне тоже принять участие. Я вылетел в Никарагуа вскоре после нашей встречи. Похоже, он не счел нужным предупредить вас.

– Должно быть, забыл, – заметил Питт, обнимая невысокого худенького Ганна рукой за плечи. – Мы с тобой, Руди, вместе пережили бурные времена и всегда рады работать рядом.

– Как в тот раз в Мали, когда на Нигере ты выбросил меня за борт?

– Насколько мне помнится, я сделал это по необходимости.

И Питт, и Джордино относились к заместителю директора НУМА с уважением. Возможно, он выглядел и вел себя как преподаватель университета, но при этом Ганн никогда не боялся унизиться и испачкать руки, если это было необходимо, чтобы довести очередной проект НУМА до успешного завершения. Особенно его уважали за то, что, какие бы убытки ни терпело агентство, он никогда не жаловался на оперативников Сэндекеру.

Они забросили вещи в багажник и забрались в видавший виды «эскорт». Ганн ужом проскользнул между ожидающими у терминала машинами и свернул на дорогу, ведущую из аэропорта к докам. Они проехали вдоль большой бухты Блуфилдса, окруженной широкими пляжами. Дельта реки Эскондидо перед Блуфилдсом распадается на несколько каналов, которые огибают город с разных сторон и затем через пролив Блафф впадают в море. Лагуна, гавань и заливы – все было забито пришвартованными рыбачьими лодками.

– Похоже, что весь рыболовный флот сейчас в городе, – заметил Питт.

– Благодаря коричневой мути рыболовство практически прекратилось, – пояснил Ганн. – Креветки и омары гибнут, а рыба перекочевала в более безопасные воды. Иностранные рыболовы, как и коммерческие суда из Техаса, перебрались в более продуктивные зоны.

– Местная экономика, должно быть, вылетела в трубу, – сказал Джордино, удобно устроившийся на заднем сиденье.

– Для них это катастрофа. Каждый, кто живет в низине, каким-то образом зависит от моря. Нет рыбы – нет денег. И это еще полбеды. На Блуфилдс и побережье вокруг него каждые десять лет, как часы, обрушиваются сильные ураганы. Ураган Джоан разрушил гавань в 1988 г. Теперь ураган Лиззи стер с лица земли все, что удалось отстроить. Но если коричневая муть не рассеется или ее не удастся нейтрализовать, множество людей будет обречено на голод. – Ганн помолчал. – И до шторма дела обстояли очень неважно. Безработица достигала шестидесяти процентов. Сейчас она приближается к девяноста. Западное побережье Никарагуа, как и Гаити, беднейший пасынок западного полушария. Да, пока не забыл. Вы, парни, голодные?

– Все в порядке, – ответил Джордино. – Мы слегка пообедали в аэропорту Манагуа.

Питт улыбнулся.

– Ты забыл про две рюмки текилы.

– Я не забыл.

«Эскорт» тем временем катил по городу, проваливаясь колесами в ямы, которые казались глубокими, как колодцы. Облупившиеся здания, казавшиеся скорее развалинами, принадлежали по архитектуре к смешанному англофранцузскому стилю. Когда-то они были покрашены в яркие цвета, но уже не один десяток лет ни одно из зданий не видело малярной кисти.

– Вижу, ты не шутил, когда говорил о катастрофе в экономике, – сказал Питт.

– Бедность в значительной степени объясняется полным отсутствием инфраструктуры и тем, что местные власти не хотят ничего по этому поводу делать, – тоном лектора начал Ганн. – Девочки, у которых нет никаких перспектив, начинают заниматься проституцией лет с четырнадцати. Мальчики продают кокаин. Никто не может себе позволить платить за электричество, поэтому жители лачуг подключают провода к уличным фонарям. В городе нет канализации, а губернатор тратит весь годовой бюджет на строительство дворца. Она считает, что важнее всего предстать в выгодном свете перед приезжими чинами. Здесь процветает наркобизнес, но никто из местных не богатеет на контрабанде. Ее передают в основном в море или в уединенных пещерах.

Ганн въехал в зону коммерческого причала в городке Эль-Блафф, расположенном у входа в лагуну напротив Блуфилдса. Гавань ощутимо воняла. В ее отвратительно грязной воде смешивались воедино мусор, нефть и сточные воды. Разгружавшиеся у причалов суда выглядели так, как будто готовы в любую минуту рассыпаться и рухнуть в грязную воду. Крыши с большинства портовых складов, похоже, были недавно сорваны. Питт обратил внимание, что с одного из контейнеровозов разгружают большие ящики с нарисованными по трафарету на дощатых стенках сельскохозяйственными машинами. Громадные, безукоризненно чистые сияющие грузовики и трейлеры, на которые их ставили, казались неуместными на фоне неряшливой пристани. В свете прожекторов с трудом различалось название судна: «Дун-Хэ». По центральной части корпуса протянулись буквы COSCO. Питт знал, что они означают «Китайское океанское пароходство».

Оставалось только гадать, что на самом деле находится внутри ящиков с рисунками тракторов и комбайнов.

– И это здешний порт? – недоверчиво спросил Джордино.

– Все, что от него осталось после урагана Лиззи, – ответил Ганн.

Через четыре сотни ярдов «эскорт» выкатил на старый деревянный причал, забитый потемневшими от старости заброшенными рыбацкими лодками. Ганн тормознул у единственной лодки, чья палуба была освещена. Судя по виду, судно знавало лучшие дни. В желтом свете прожекторов черная краска на его бортах казалась поблекшей. От палубного оборудования и железных деталей на корпусе тянулись вниз ржавые потеки. На рабочей палубе в беспорядке валялись рыболовные снасти. Случайно забредшему в порт человеку судно показалось бы абсолютно примитивным и утилитарным, точно таким же, как прочие рыбацкие суденышки вокруг.

Питт обежал его глазами с носа до кормы, где вяло болтался на флагштоке никарагуанский флаг с белой горизонтальной полосой в окружении двух синих. Он сунул руку за пазуху и нащупал небольшой шелковистый сверток. Он будто хотел убедиться, что сверток по-прежнему там.

Он слегка повернулся и коротко глянул на небольшой грузовичок бледно-лилового цвета, припаркованный в тени ближайшего пакгауза. Грузовичок не был пуст. Питт различал сквозь залитое потоками воды лобовое стекло темный силуэт за рулем и красную точку зажженной сигареты.

Наконец он повернулся обратно к судну.

– Значит, это и есть «Поко-Бонито».

– Не особенно выигрышно смотрится, правда? – сказал Ганн, открывая багажник и помогая вытащить оттуда вещи. – Зато на нем стоят два дизеля по тысяче лошадей и научное оборудование, за которое большинство химических лабораторий готово было бы удавиться.

– Недосмотр, – заявил Питт.

Ганн непонимающе взглянул на него.

– Как это?

– Наверное, это единственное судно во всей флотилии НУМА, не выкрашенное в бирюзовый цвет.

– Я знаком с небольшими судами класса «Нептун», которые НУМА использует для разведки, – заметил Джордино. – Кроме всего прочего, они прочны, как бронированный автомобиль, и достаточно устойчивы на крутой волне. – Он поколебался и окинул взглядом забитый рыбацкими лодками причал. – Здорово замаскировали. Немного великовата рубка, но тут уж ничего не поделаешь, а в остальном похоже в точности.

– Давно ли построена эта посудина? – поинтересовался Питт.

– Шесть месяцев назад.

– Как удалось инженерам так состарить его? Он выглядит таким... потрепанным.

– Спецэффекты, – рассмеявшись, пояснил Ганн. – Особая формула для облупившейся краски и ржавых потеков, чтобы придать именно такой вид.

Питт перепрыгнул с причала на палубу суденышка и обернулся, чтобы принять от Джордино чемоданы и баул. На звук его шагов из задней двери рубки появились мужчина и женщина. Мужчина шагнул вперед, в круг прожекторного света. Это был человек лет пятидесяти с коротко подстриженной седой бородой и кустистыми бровями. Его чисто выбритая голова блестела от пота. Он не слишком сильно превосходил Джордино в росте и, когда стоял, немного сутулил плечи.

Последним членом экипажа оказалась молодая женщина под шесть футов ростом, гибкая и тонкая, с фигурой фотомодели, страдающей отсутствием аппетита. Светлые волосы, густые и блестящие, свободно рассыпались по плечам. У нее было загорелое лицо с высокими скулами; улыбнувшись, она обнажила прекрасный комплект белоснежных, зубов. Как большинство женщин, работающих на открытом воздухе, она собирала волосы на затылке и почти не пользовалась косметикой. Ничто не отвлекало взгляд от ее естественной красоты. По крайней мере, по мнению Питта. Он обратил внимание, что она все-таки исполняет кое-какие женские ритуалы: так, она тщательно покрасила себе ногти на ногах.

И на мужчине, и на женщине были местные хлопковые рубашки в вертикальную полоску и шорты цвета хаки. Мужчина был обут в теннисные туфли с таким количеством дыр, что можно было подумать, будто их расстреливали из дробовика. На женщине были сандалии с широкими ремешками.

Ганн представил всех присутствующих.

– Доктор Рене Форд, наш местный специалист-ихтиолог, и доктор Патрик Додж, ведущий морской геохимик НУМА. Вам, кажется, знакомы Дирк Питт, директор департамента специальных проектов, и Ал Джордино, морской инженер.

– Нам прежде не приходилось работать вместе, – сказала Рене хрипловатым голосом, – но мы встречались на конференциях.

– Аналогично, – сказал Додж, пожимая прибывшим руки.

Питт испытывал искушение спросить, не из одного ли гаража Форд и Додж, но сдержался, опасаясь, что шутка окажется неуместной. Вместо этого он произнес:

– Рад вновь увидеться с вами.

– Надеюсь, из нас получится дружная команда, – сверкнул своей обаятельной улыбкой Джордино.

– Что может нам помешать? – отозвалась Рене.

Джордино промолчал. Это был один из тех редких случаев, когда ему нечего было ответить.

* * *

Несколько мгновений Питт стоял молча, слушая, как волны негромко шлепают по причальным сваям. Вокруг не было видно ни души. Пристань казалась пустой. Почти, но не совсем.

Он спустился в свою каюту на корме, вынул из чемодана небольшую черную коробочку и бесшумно поднялся по трапу на дальнюю от причала сторону палубы. Спрятавшись за рубкой, он открыл коробку и достал из нее предмет, похожий на видеокамеру. Питт включил преобразователь. Предмет в его руках начал приглушенно гудеть на высоких нотах. Питт набросил себе на голову одеяло и медленно выпрямился, так чтобы его глаза оказались чуть выше бухты каната, лежавшей на крыше рубки. Он прижался глазом к окуляру прибора ночного видения. Прибор автоматически подстроил усиление, яркость и инфракрасную подсветку изображения. Питт вгляделся в темноту за линией причала. Сейчас она превратилась для него в зеленоватое светящееся изображение. Теперь он мог видеть, как сова.

Грузовичок «шевроле», замеченный им по прибытии на «Поко-Бонито», по-прежнему стоял возле причала. Прибор усиливал свет звезд и двух тусклых уличных фонарей в двух сотнях ярдов от грузовичка в двадцать тысяч раз, позволяя разглядеть водителя так, как если бы он находился в хорошо освещенной комнате. Но, вглядевшись в водителя, Питт понял, что это женщина. По тому, как наблюдательница переводила свой бинокль с одного освещенного иллюминатора на другой, он мог сказать, что она не подозревает, что за ней наблюдают. Он сумел разглядеть даже, что у нее мокрые волосы.

Питт чуть опустил прибор и дал ему время сфокусироваться на водительской двери грузовичка. «Шпионка-то явно не профессионал, – подумал он. – И не слишком осторожна. Наверное, кто-то из работников фирмы играет в свободное время роль шпиона». На дверце золотыми буквами было написано название компании-работодателя: «ОДИССЕЙ»

Имя стояло там в полном одиночестве; рядом с ним не было написано ни «лтд», ни «корпорация», ни «компания».

Под именем можно было различить стилизованное изображение скачущего коня. Рисунок показался Питту странно знакомым, но он не смог вспомнить, где его видел.

«Странно, почему „Одиссей“ интересуется исследовательской экспедицией НУМА, – подумал Питт. – Чем может угрожать ему группа ученых-океанологов?» Он не видел никакого смысла в том, что гигантская организация, для которой в этом нет никакой выгоды, выслеживает их.

Питт не смог удержаться от того, чтобы немного подразнить шпионку. Он поднялся в полный рост, подошел к причальному борту и помахал женщине рукой. Она тут же навела на него свой прибор ночного видения. Питт в ответ поднял свой прибор к глазам и тоже уставился на нее. Да, определенно не профессионал. Женщина в грузовичке испытала такое потрясение, что уронила свой прибор на сиденье, запустила двигатель и с ревом унеслась в темноту, обиженно визжа тормозами.

Рене выглянула на палубу одновременно с Джордино и Доджем и спросила:

– Что тут происходит?

– Кто-то спешит, – весело ответил Питт.

Пока мужчины смотрели, Рене отдала носовой и кормовой швартовы. Ганн в рубке запустил двигатели, и они заработали с ровным негромким гулом. Палуба слегка завибрировала. «Поко-Бонито» неторопливо отошел от причальной стенки и пошлепал в канал, по которому суда через пролив Блафф выходили в море. Навигационный компьютер, куда заранее был введен курс, направил суденышко на северо-восток. Известно, однако, что большинство пилотов предпочитает поднимать самолет в воздух и сажать вручную, не передоверяя эту задачу компьютеру. Вот и Ганн решил сам встать к штурвалу и вывести суденышко в море.

Питт спустился по трапу в каюту, убрал прибор ночного видения обратно в чемодан и достал оттуда трехрежимный спутниковый телефон системы «Глобалстар». Затем вернулся на палубу и удобно устроился в потрепанном шезлонге. Рене протянула ему из камбуза через специальное окно чашку кофе. Он с улыбкой обернулся к ней.

– Кофе? – не выходя из камбуза, спросила она.

– Вы ангел, – отозвался Питт. – Спасибо.

Он отхлебнул кофе и набрал номер на телефонном аппарате. Сэндекер взял трубку на четвертом звонке.

– Сэндекер, – коротко представился он.

– Вы не забыли сообщить мне кое-что, адмирал?

– Не понял.

– «Одиссей».

В трубке воцарилось молчание. Через некоторое время:

– Почему ты спрашиваешь?

– Кто-то из их людей сегодня наблюдал, как мы грузились на судно. Мне интересно знать почему.

– Лучше, если ты узнаешь об этом позже, – загадочно заметил Сэндекер.

– Не имеет ли это отношения к никарагуанскому проекту «Одиссея», связанному с земляными работами? – невинно поинтересовался Питт.

Вновь молчание в трубке и как будто эхо:

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто любопытно.

– Где ты добыл информацию?

Питт не удержался от искушения.

– Лучше, если вы узнаете об этом позже.

И, нажав кнопку, он прервал разговор.

19

Ганн провел «Поко-Бонито» по черной воде между почти отвесными берегами пролива. На воде не видно было ни одного судна, поэтому он держал курс прямо по центру фарватера. Вдалеке у входа в гавань на волнах покачивались огни бакенов – зеленый проблесковый и красный постоянный.

Питт сидел в шезлонге, наслаждаясь морским тропическим вечером и наблюдая, как желтые огни Блуфилдса исчезают в темноте за кормой. Из головы никак не шла шпионка на пристани. Мысли о ней без конца крутились в мозгу и, похоже, собирались поселиться там навсегда. Где-то на грани сознания мелькала еще одна неясная мысль. В общем-то Питта не беспокоил тот факт, что во время отплытия за ними наблюдали. Это, казалось ему, не имеет значения. Грузовичок с надписью «Одиссей» на дверце по его личной шкале тревоги тянул максимум на два балла. А вот поспешность, с которой шпионка унеслась на нем с причала, поразила Питта и поставила его в тупик. Ей совершенно незачем было торопиться. Экипаж НУМА заметил ее? Ну так что? Они же не пытались к ней приблизиться. Ответ должен заключаться в чем-то ином.

И вдруг картина мгновенно прояснилась – он вспомнил влажные волосы женщины за рулем.

Ганн занес правую руку над сдвоенной рукояткой газа двух больших инжекторных двигателей судна. Он собирался сдвинуть ее вперед. После этого суденышко рванется и полетит по низким пологим волнам, набегающим с Карибского моря. Внезапно Питт резко выпрямился в своем шезлонге и закричал во весь голос:

– Руди, останови судно!

Ганн полуобернулся к нему:

– Что?

– Останови судно! Сейчас же!

Голос Питта по остроте не уступал лезвию рапиры, и Ганн быстро подчинился. Он перевел рукоятки газа назад до упора, в положение «стоп». Затем Питт криком позвал Джордино, который мирно посиживал на камбузе с Форд и Доджем и с наслаждением пил кофе с пирогом.

– Ал, тащи сюда мое подводное снаряжение!

– В чем, собственно, дело? – в недоумении вопросил Ганн, выходя из ходовой рубки. Ошеломленные Рене и Додж тоже поднялись на палубу и пытались понять, что происходит.

– Я точно не знаю, – объяснил Питт, – но подозреваю, что у нас на борту может находиться бомба.

– Что привело вас к такому выводу? – скептически поинтересовался Додж.

– Дама на том грузовичке очень уж торопилась исчезнуть. К чему такая спешка? Должна быть какая-то причина.

– Если вы правы, – сказал Додж, начиная понимать, – нам лучше найти бомбу.

Питт решительно кивнул.

– Вы в точности повторяете мои мысли. Руди, вы с Патриком и Рене обыщите каюты до последнего дюйма. Ал, возьми на себя машинное отделение. Я спущусь в воду и проверю, не закрепили ли ее снизу на корпусе.

– Давайте начнем, – сказал Ал. – Там может быть взрыватель с таймером, рассчитанный на взрыв сразу после выхода из гавани.

Питт покачал головой.

– Не думаю. А что, если бы мы остались у причала до утра? Совершенно невозможно предсказать в точности, когда мы отвалим от стенки и когда после этого выйдем в открытое море. Я предположил бы скорее, что на одном из бакенов на выходе из гавани установлен передатчик. Когда мы будем проходить мимо, он активизирует приемник, подключенный к взрывчатке.

– По-моему, у вас слишком живое воображение, – с сомнением произнесла Рене. – Я даже ради спасения собственной жизни не могу себе представить, у кого могут быть причины убить всех нас и уничтожить судно.

– Кто-то боится того, что мы можем обнаружить, – продолжил свою мысль Питт. – И на данный момент наш основной подозреваемый – «Одиссей» и все, кто с ним связан. У них, должно быть, отличная разведка, если они сумели все вынюхать вопреки стараниям адмирала доставить нас пятерых и судно в Блуфилдс как можно менее заметно.

Снизу появился Джордино с подводным снаряжением Питта. Алберт обладал достаточно развитой интуицией, чтобы сразу же принять теорию Дирка. За много лет – а они были знакомы с начальной школы – он понял, что Питт почти никогда не ошибался в трактовке даже самых загадочных событий. Взаимное доверие этой пары представляло собой нечто большее, чем просто дружбу или сотрудничество. В прошлом нередко случалось, что их мысли полностью совпадали.

– Нам лучше действовать быстро, – настойчиво произнес Питт. – Чем дольше мы будем здесь оставаться, тем быстрее наши «друзья» поймут, что мы их заподозрили. Они ждут, что в ближайшие десять минут случится красочный фейерверк.

Слова подействовали. Никого не потребовалось подгонять. Они быстро скоординировали усилия и поделили судно на секции, чтобы удобнее было искать. Питт разделся до трусов и надел воздушные баллоны и регулятор. У него не было ни необходимости, ни времени надевать мокрый гидрокостюм. Без его подъемной силы он не счел нужным надевать и стесняющий движения грузовой пояс. Взяв в рот загубник регулятора, он пристегнул к левой ноге небольшой набор инструментов, схватил в правую руку фонарь и шагнул через борт.

Кристально прозрачная вода показалась ему теплее, чем воздух наверху. Посветив фонарем вниз, он смог различить в восьмидесяти футах внизу плоское песчаное дно без каких-либо заметных деталей. Когда молочно-теплая вода охватила тело, Питт почувствовал себя в своей стихии. Корпус суденышка ниже ватерлинии был чист от всякой морской живности: прежде чем отправить «Поко-Бонито» на юг, Сэндекер распорядился тщательно почистить его в сухом доке.

Питт двинулся от руля и винтов вперед к носу судна, водя фонарем по днищу слева направо и обратно. Конечно, на свет фонаря могла заглянуть какая-нибудь любопытная акула, но Питту за все годы погружений почти не приходилось иметь дело с этими подводными машинами для убийства. Вместо того чтобы думать о такой возможности, он сконцентрировал свое внимание на предмете, попавшем в луч фонаря. Предмет этот, как опухоль, искажал очертания киля в центральной части судна. Так! Значит, его подозрения оказались небеспочвенными. Он медленно заработал ластами, и через несколько секунд то, в чем он без малейших сомнений узнал взрывное устройство, оказалось не более чем в десяти дюймах перед стеклом его лицевой маски.

Питт не был экспертом по бомбам. Он видел лишь, что к алюминиевому корпусу судна в том месте, где он примыкает к килю, прикреплен какой-то овальный контейнер примерно трех футов длиной и восьми дюймов шириной. Тот, кто устанавливал эту штуку, прикрепил ее к корпусу с помощью водостойкой клейкой ленты, достаточно прочной, чтобы выдержать напор воды при движении судна.

Невозможно было сказать, какая использована взрывчатка, но Питту показалось, что ее там слишком много. Классический случай применения оружия избыточной мощности. Такое количество взрывчатки должно было разнести «Поко-Бонито» на тысячу кусочков, а его экипаж на мелкие клочки плоти и костей. Эту мысль едва ли можно было назвать приятной.

Питт зажал фонарь под мышкой и осторожно положил обе руки на контейнер. Глубоко вдохнув, он попытался оторвать контейнер от корпуса судна. Ничего не вышло. Он увеличил усилия, но все было бесполезно. Без дополнительной опоры Питт не мог приложить достаточного усилия, чтобы преодолеть сопротивление клейкой ленты. Он отплыл немного в сторону, сунул руку в пристегнутый к ноге чехол с инструментами и вытащил небольшой рыбацкий нож с изогнутым лезвием.

В свете фонаря он бросил быстрый взгляд на оранжевый циферблат своих древних водонепроницаемых часов «Докса». Он провел под водой уже четыре минуты. Надо поторопиться, пока агент Призрака на берегу не догадался, что происходит что-то необычное. Питт очень осторожно просунул лезвие ножа между контейнером и корпусом так далеко, как только осмелился, и провел лезвием по клейкой ленте, как будто пытаясь распилить деревянный брусок. Тот, кто крепил контейнер к корпусу, потратил на это столько клейкой ленты, что хватило бы удушить кита. Питт успел уже перерезать ее в четырех местах, а контейнер по-прежнему держался на корпусе судна.

Питт убрал нож обратно в чехол, ухватил контейнер за оба конца, извернулся в воде так, чтобы иметь возможность упереться ногами в ластах в киль, и потянул из всех сил. Он молча молился при этом, чтобы бомба была способна сработать только от электронного сигнала, а, скажем, не от сотрясения. Контейнер внезапно отделился от корпуса и понесся на Питта с такой силой, что тот кувырком отлетел от судна и пролетел футов шесть, прежде чем остановился. Только теперь, когда бомба оказалась в его руках, он заметил, что дышит как паровоз, а сердце бьется так, будто пытается вырваться из груди.

Не дожидаясь, пока уляжется сердцебиение, а дыхание вновь станет нормальным, Питт поплыл вдоль киля и поднялся на поверхность у кормы возле руля. Никого не было видно. Все старательно обыскивали внутренние помещения судна. Питт выплюнул изо рта загубник и крикнул:

– Будет неплохо, если мне кто-нибудь поможет!

Он нисколько не удивился, что первым на его призыв отозвался Джордино.

Маленький итальянец выскочил из люка машинного отделения и свесился с кормы.

– Что у тебя?

– Достаточно взрывчатки, чтобы уничтожить линкор.

– Хочешь, чтобы я поднял ее на борт?

– Нет. – Питт угодил под волну и вынырнул, хватая ртом воздух. – Привяжи спасательный плот на длинный линь и брось его с кормы в воду.

Джордино не задавал вопросов. Он буквально взлетел по трапу на крышу рубки, выхватил из гнезда один из двух спасательных плотиков, похожих на надувные резиновые лодки, – их не привязывают, чтобы они могли остаться на плаву, если судно затонет. Рене и Додж появились на палубе как раз вовремя, чтобы подхватить плот, когда Джордино осторожно спустил его с крыши рубки на палубу.

– Что происходит? – спросила Рене.

Джордино указал кивком на голову Питта в воде за кормой.

– Дирк нашел на корпусе взрывное устройство.

Рене уставилась на контейнер в руках Питта, освещенный его же подводным фонарем.

– Почему бы просто не уронить его на дно? – пробормотала она. В ее тоне явно проскальзывал страх.

– Потому что у него есть план, – терпеливо пояснил Джордино. – А теперь помогите мне сбросить плот за борт.

Додж ничего не сказал. Втроем им удалось сбросить тяжелый плот через релинги в воду. Волна от его падения накрыла Питта с головой. Яростно работая ластами, он высунулся из воды по грудь, поднял тяжелый контейнер над головой и осторожно опустил его на дно надувной лодки. Он с ужасом чувствовал, что, возможно, испытывает свою удачу уже слишком долго. Единственным утешением служила мысль, что в случае чего он сам не заметит, как перенесется на тот свет.

Питт смог вздохнуть с облегчением, только когда контейнер оказался надежно закреплен на дне спасательного плота.

Джордино спустил трап и помог Питту взобраться на борт. Когда он помогал Питту снять баллоны, тот сказал:

– Вылей в плот несколько галлонов горючего, а потом отпусти его на полную длину линя.

– Вы хотите, чтобы мы тащили за собой полный спасательный плот взрывчатки, залитой бензином? – с сомнением спросил Додж.

– Примерно так.

– Что произойдет, когда он пройдет мимо бакена с передатчиком?

Питт посмотрел на Доджа и криво ухмыльнулся.

– Рванет.

20

Когда судно подходит к гавани с моря, то перед ним оказываются бакены, обозначающие безопасный фарватер. Бакен по левому борту обычно окрашен в зеленый цвет и имеет на верхушке соответствующего цвета фонарь. Ему присваивают нечетный номер. Расположенный точно напротив правый бакен должен быть красным, иметь четный номер и красный фонарь на верхушке. Поскольку «Поко-Бонито» не входил в гавань, а, напротив, покидал ее, с него бакены видны были наоборот – красный – слева, зеленый – справа.

Все, кроме Джордино, который встал к штурвалу, столпились на кормовой палубе и неотрывно смотрели назад поверх кормового ограждения. Наконец нос «Поко-Бонито» поравнялся с внешними бакенами гавани.

Форд и Додж знали, что Питт обнаружил взрывчатку, и видели своими глазами, как он положил бомбу в спасательный плот, прежде чем отпустить его за кормой на веревке. Тем не менее они ожидали, что судно будет вот-вот уничтожено взрывом. Плотик маленьким оранжевым пятнышком маячил на черной воде в ста пятидесяти ярдах за кормой, а на «Поко-Бонито» напряжение в воздухе настолько сгустилось, что его, казалось, можно было резать ножом. Но в конце концов корпус «Поко-Бонито» полностью миновал линию между бакенами и остался цел. Ничего не произошло.

Напряжение вновь возросло, даже сильнее прежнего, когда к бакенам приблизился спасательный плот. Пятьдесят ярдов, затем двадцать пять. Рене инстинктивно пригнулась и закрыла ладонями уши. Додж присел на корточки и повернулся к корме спиной, а Питт и Джордино спокойно смотрели назад, как будто ожидая, когда среди множества звезд в небесах промелькнет падающая звезда.

– Как только рванет, – сказал Питт Доджу, – выключите наши ходовые огни. Пусть думают, что мы испарились.

Едва он успел договорить, как спасательный плот исчез.

Взрыв прогремел, и его эхо заметалось в проливе между отвесными стенами. Воздушная волна прокатилась по воде, мягко ударила людей в лицо и качнула судно. Темнота перед глазами наблюдателей превратилась в кошмар из пламени и разлетающихся обломков; вода в середине канала вскипела и взметнулась вверх огромным белым фонтаном двадцати футов шириной. Топливо, залитое в плот, вспыхнуло столбом пламени. Экипаж «Поко-Бонито», как загипнотизированный, наблюдал за тем, как мельчайшие клочки плота дождем, как метеоры, сыпались с неба. Они густо засыпали палубу судна, никого не поранив и ничего не повредив.

* * *

Затем с такой же внезапностью вновь наступила тишина. Вода сомкнулась над кратером взрыва, и ничто больше не говорило о происшедшем.

Женщина, сидевшая в грузовичке, после ухода «Поко-Бонито» успела не меньше десятка раз посмотреть на часы. Когда же наконец в отдалении раздался грохот и примерно в двух милях от берега мелькнула яркая вспышка, она с облегчением вздохнула. Взрыв прозвучал немного позже, чем она рассчитывала. На восемь минут позже, если быть точным. Может быть, рулевой осторожничал и слишком медленно вел судно по черным водам узкого канала. Или судно могла задержать мелкая техническая неисправность. В любом случае, теперь это уже не имело значения. Можно было сообщить коллегам, что задание успешно выполнено.

Вместо того чтобы прямиком направиться в аэропорт к ожидающему там самолету корпорации «Одиссей», женщина решила заехать в убогий центр Блуфилдса и выпить стаканчик рому. Она чувствовала, что заслужила сегодня возможность отдохнуть и немного расслабиться.

Снова начался дождь. Отъезжая от пристани по направлению к городу, она включила дворники на лобовом стекле.

* * *

Канал впереди был чист, «Поко-Бонито» шел в открытое море. Их курс теперь лежал к островам Пунта-Перлас и Кайос-Перлас. Небо постепенно расчистилось. Среди облаков, потянувшихся за легким южным бризом, появились звезды. Питт взял на себя вахту с полуночи до трех часов утра. Он уселся в рубке и принялся размышлять обо всем подряд, оставив навигационный компьютер заботиться о том, чтобы заданный курс выдерживался в точности. В первый же час ему пришлось применить всю силу воли, чтобы не заснуть.

Перед его мысленным взором возник образ Лорен Смит. Их отношения с переменным успехом продолжались уже почти двадцать лет. По крайней мере дважды они были на волосок от законного брака, но из этого ничего не вышло, поскольку оба давно уже жили каждый своей работой: Питт в НУМА, Лорен в Конгрессе. Но теперь, когда Лорен заявила, что, по всей видимости, не будет баллотироваться на пятый срок, возможно, и ему пора сменить работу. Подыскать себе что-то полегче, чтобы не мотаться по всем океанам Земли. Он слишком часто смотрел смерти в лицо; эти встречи оставили шрамы и на его теле, и в душе. Не исключено, что его дни уже сочтены. Удача не может длиться вечно. Если бы он не обратил внимания на женщину в грузовичке «Одиссея», если бы его не осенила мысль о взрывчатке – и он, и его друг Джордино, и все остальные были бы уже мертвы. Может быть, пора уходить в отставку. В конце концов, он теперь человек семейный, у него двое взрослых детей и обязательства, которых два года назад он не мог себе даже представить.

Единственная проблема: он очень любит море, все море целиком, и поверхность его, и глубины. Невозможно просто повернуться к морю спиной и отказаться от него. Наверное, должен существовать какой-то компромисс.

Он сконцентрировался на текущей проблеме. Коричневая муть. Пока химические детекторы, чувствительные датчики которых были установлены под корпусом судна, фиксировали лишь слабые следы этой субстанции. Хотя на горизонте не видно было ни одного огня, Питт взял бинокль и принялся от нечего делать всматриваться в темноту впереди.

«Поко-Бонито», двигаясь на экономичной скорости двадцать узлов, больше часа назад оставил за кормой острова Кайос-Перлас. Питт положил бинокль и заглянул в навигационную карту. По его оценке, судно находилось в данный момент примерно в тридцати милях от города Тасбапауни на никарагуанском побережье. Он вновь взглянул на приборы. Стрелки и цифровые показатели по-прежнему стояли на нуле, и Питт начал сомневаться, там ли они ищут.

В рубке появился Джордино с чашкой кофе в руке.

– Я подумал, что ты не откажешься выпить немножко чего-нибудь, что поможет тебе не заснуть.

– Спасибо. Твоя вахта начинается только через час.

Джордино пожал плечами.

– Я проснулся и не смог снова заснуть.

Питт благодарно отхлебнул кофе.

– Ал, как получилось, что ты ни разу не женился?

Темные глаза Джордино сощурились от любопытства.

– Почему ты меня сейчас об этом спрашиваешь?

– Мне нечем занять мозги, и в голову лезут странные мысли.

– Как это говорится? – сказал Джордино, пожимая плечами. – Не встретил подходящую девушку.

– Как-то раз ты был очень близок к женитьбе.

Ал кивнул:

– Пэт О'Коннелл. Мы оба в последний момент дали задний ход.

– Что, если я скажу тебе, что подумываю уйти в отставку и жениться на Лорен?

Джордино обернулся и посмотрел на Питта так, как будто тот только что всадил ему в легкое стрелу.

– Повтори!

– Думаю, ты понял.

– Я поверю в это, когда солнце с утра встанет на западе.

– Неужели ты никогда не думал, что пора завязывать с этой работой и начать относиться к жизни полегче?

– Пожалуй, нет, – задумчиво проговорил Джордино. – Я никогда не питал особых амбиций. Я счастлив делать то, что делаю. Роль мужа и отца меня никогда не привлекала. Кроме того, восемь месяцев в году меня нет дома. Какая женщина станет с этим мириться? Нет, я, наверное, буду держаться за то, что есть, пока меня не отвезут в кресле на колесиках в дом престарелых.

– Не могу представить себе, чтобы ты испустил дух в доме престарелых.

– Знаменитый стрелок Док Холлидей умер именно там. Его последние слова были «Будь я проклят!». Он произнес это, когда взглянул на свои босые ноги и понял, что умирает не в сапогах.

– Что ты хотел бы написать на своем памятнике? – не без юмора поинтересовался Питт.

– «Пока был жив, я здорово повеселился. Надеюсь, веселье продолжится где-то в другом месте».

– Я запомню. Когда придет время...

Внезапно Питт замолчал. Ожившие индикаторы приборов начали показывать присутствие в воде химических загрязнений.

– Похоже, мы на что-то наткнулись.

Джордино повернулся к трапу, ведущему в жилые каюты:

– Я разбужу Доджа.

Через несколько минут зевающий Додж втиснулся в рубку и начал просматривать показания приборов и компьютерные мониторы. Наконец он выпрямился, явно озадаченный.

– Это не похоже ни на одно промышленное загрязнение, которое мне приходилось видеть.

– Что вы об этом думаете? – спросил Питт.

– Я пока не уверен, нужно проделать кое-какие анализы, но похоже, что здесь настоящий коктейль из всех элементов периодической таблицы.

Возбуждение усилилось, когда появились Ганн и Рене, разбуженные неожиданной активностью в рубке, и предложили приготовить всем завтрак. Додж потихоньку начат собирать поступающую информацию и анализировать цифры.

Хотя до восхода солнца оставалось еще добрых три часа, Питт вышел на палубу и принялся внимательно вглядываться в черную воду, струящуюся вдоль борта. Он лег на палубу, высунулся под релингами и опустил руку в воду. Когда он вытащил ее и поднес поближе к глазам, оказалось, что ладонь и пальцы покрыты коричневой слизью. Он вернулся в рубку, поднял руку на всеобщее осмотрение и объявил:

– Мы вошли в муть. Вода превратилась в тускло-коричневое дерьмо, как если бы одновременно поднялся весь донный ил.

– Вы ближе к истине, чем предполагаете, – сказал Додж, впервые за последние полчаса раскрывая рот. – Дичайшее варево. Никогда не видел ничего подобного.

– Есть какие-нибудь соображения относительно рецепта? – спросил Джордино, терпеливо ожидавший, пока Рене положит ему на тарелку кусок яичницы-болтуньи с ветчиной.

– Ингредиенты совсем не похожи на то, что можно было бы ожидать.

Рене взглянула на него недоумевающе:

– О химических загрязнениях какого рода мы, собственно, говорим? – Додж значительно посмотрел на нее.

– В состав мути не входят полученные искусственным путем токсичные химикаты.

– Вы хотите сказать, что за всем этим не стоит человек, какой-то злоумышленник? – вопросил Ганн, зажав химика в уголке.

– Нет, – медленно проговорил Додж. – В данном случае злоумышленник – мать-природа.

– Но если это не химикаты, то что? – не унималась Рене.

– Смесь, – ответил Додж, наливая себе кофе. – Коктейль из нескольких самых токсичных минералов, какие только существуют на земле. В него входят такие элементы, как барий, сурьма, кобальт, молибден и ванадий, полученные из токсичных минералов, таких, как стибнит, барит, патронит и арсенопирит.

Тонко очерченные брови Рене поднялись.

– Арсенопирит?

– Минерал, из которого получают мышьяк.

Питт в мрачной задумчивости посмотрел на Доджа.

– Как так может быть, что концентрированный токсичный минеральный коктейль, как вы его называете, увеличивается в количестве? Ведь он не способен воспроизводить себя?

– Его накопление идет за счет постоянной подпитки, – ответил Додж. – Я мог бы добавить, что в мути присутствуют заметные следы магния, что указывает на растворение неслыханного количества доломитовой извести.

– О чем это говорит? – спросил Руди Ганн.

– С одной стороны, о присутствии известняка, – уверенно пояснил Додж. Он помолчал несколько секунд, изучая компьютерную распечатку. – Еще один фактор – сила притяжения, которая заставляет минералы или химические вещества в щелочном растворе стремиться к северному магнитному полюсу. Минералы притягивают к себе другие минералы, они ржавеют и окисляются. Химикаты в щелочном растворе притягивают к своей поверхности другие химикаты, в результате образуются токсичные отходы или газы. Вот почему большая часть пятна коричневой кляксы движется на север к Ки-Уэсту.

Ганн покачал головой.

– Это не объясняет, каким образом Дирк и Саммер обнаружили ее участки на отмели Навидад – в Атлантике, по другую сторону от Доминиканской Республики.

Додж пожал плечами.

– Должно быть, какую-то ее часть отнесло ветрами и течениями через пролив Мона между Гаити и Пуэрто-Рико, а уж после этого занесло на отмель Навидад.

– Что бы ни содержалось в этом вашем коктейле, – сказала Рене, поднимая знамя зашиты окружающей среды, – от него вода становится вредной и опасной для всех, кто ее использует, – для людей, зверей, рептилий, рыб, даже для птиц, которые на нее садятся, не говоря уж о микроорганизмах.

– Что ставит меня в тупик, – пробормотал Додж, продолжая свою мысль так, как будто не слышал слов Рене, – так это то, что смесь с консистенцией ила способна сплотиться в единую массу, которая проходит огромные расстояния на глубине не более ста двадцати футов от поверхности и не распадается. – Говоря это, он делал в блокноте какие-то заметки. – Я подозреваю, что в распространении мути играет роль соленость морской воды. Этим же, возможно, объясняется тот факт, что муть не опускается на дно.

– Это не единственная странность в данной истории, – заметил Джордино.

– Поясни, – мягко подтолкнул его Питт.

– Температура воды семьдесят пять градусов, на добрые пять градусов ниже нормы для этой части Карибского моря.

– Еще одна загадка, – устало пробормотал Додж. – Нигде не зафиксировано, чтобы температура здесь когда-нибудь падала так низко.

– Все же вы многое узнали, – похвалил химика Ганн. – Мы возьмем пробы, и пусть лаборатория НУМА в Вашингтоне ищет ответы на загадки. Наша задача теперь – выяснить источник этой дряни.

– Единственный способ сделать это – идти по следу, двигаться все время в сторону наибольшей концентрации, – сказала Рене.

Питт устало улыбнулся.

– За этим мы сюда и приехали... – Он внезапно прервал свою речь и застыл, уставившись куда-то вперед сквозь ветровое стекло. – За этим, – тихо проговорил он чуть позже, – и ради визита в Диснейленд.

– Тебе лучше немного поспать, – спокойно заметил Джордино. – Ты начинаешь заговариваться.

– Здесь никакой не Диснейленд, – сказала Рене, подавляя зевок.

Питт обернулся и кивком головы указал на море прямо по курсу судна.

– Тогда почему нам вот-вот предстоит участвовать в постановке «Пиратов Карибского моря»?

Все головы повернулись одновременно. Все глаза уставились на горизонт, где кончалась темная вода и начинались звезды. Там виднелось слабое желтоватое свечение. По мере того как «Поко-Бонито» деловито шлепал вперед, яркость свечения постепенно возрастала. Люди замерли в молчании, а свечение медленно материализовалось в туманные очертания старинного парусного корабля. С каждой минутой корабль становился все отчетливее.

На мгновение им показалось, что они сходят с ума, но тут Питт негромко и бесстрастно произнес:

– А я-то гадал, скоро ли появится старина Ли Хант?

21

Настроение на борту внезапно изменилось. Почти минуту никто не двигался с места и не произносил ни слова. Все неотрывно смотрели на странное явление. Наконец Ганн нарушил молчание:

– Тот самый пират Хант, о котором нас предупреждал адмирал?

– Нет, буканьер Хант.

– Все это не может быть настоящим! – Рене в ужасе смотрела, отказываясь верить своим глазам. – Неужели перед нами на самом деле корабль-призрак?

Губы Питта изогнулись в рассеянной улыбке.

– Только в глазах зрителей. – И он процитировал «Поэму о старом моряке» Колриджа:[20] – «И тихо призрачный корабль опять в моря уплыл».

– Кто такой этот Хант? – спросил Додж с трепетом в голосе.

– Буканьер, который орудовал в Карибском море с 1665 по 1680 год. В 1680 он был захвачен кораблем Британских военно-морских сил и скормлен акулам.

Не желая видеть перед собой жуткий фантом, Додж отвернулся. Его мозг отказывался это воспринимать. Он пробормотал через силу:

– В чем разница между пиратом и буканьером?

– Очень небольшая, – пояснил Питт. – Пират – это общий термин для обозначения британских, голландских, французских моряков, которые захватывали торговые суда ради сокровищ и денег. Слово «буканьер» произошло от французского слова, обозначающего барбекю. Ранние буканьеры коптили и высушивали мясо для корабельных припасов. В отличие от приватиров, действовавших в соответствии с законными патентами своего правительства, буканьеры, не имея никаких бумаг, нападали на любые суда, преимущественно испанские. Еще их называли флибустьерами.

До призрачного судна оставалось всего полмили, и оно быстро приближалось. Зловещее желтое свечение придавало ему совершенно сюрреалистический вид. По мере того как корабль подходил ближе и детали проступали все яснее, на борту фантома стали слышны человеческие голоса и крики.

Это был трехмачтовый барк с прямыми парусами и небольшой осадкой – любимое судно всех пиратов до XVIII века. Его развернутые марсели и фок были полны несуществующим ветром. Верхняя палуба пиратского корабля несла десять пушек – по пять с каждого борта. На квартердеке стояли люди в банданах и яростно размахивали саблями. Высоко на грот-мачте развевался громадный черный флаг с дьявольски ухмыляющимся черепом, из которого сочилась кровь. Причем флаг развевался так, как если бы корабль шел навстречу сильному ветру.

Выражение лиц людей, находившихся в этот момент на борту «Поко-Бонито», варьировалось от растущего ужаса и дурных предчувствий до отрешенного задумчивого созерцания. Джордино смотрел на призрак с отвращением, как на холодную пиццу, а Питт разглядывал его в бинокль с видом человека, получающего удовольствие от просмотра фантастического фильма. Затем он опустил бинокль и рассмеялся.

– Вы с ума сошли? – резко спросила Рене.

Он передал ей бинокль.

– Взгляните на человека в алом камзоле с золотой перевязью. Он стоит на квартердеке. Взгляните и скажите, что вы видите.

Она поднесла бинокль к глазам.

– На нем шляпа с перьями.

– Чем он еще отличается от остальных?

– У него деревянная нога и крюк вместо правой руки.

– Не забудьте повязку на глазу.

– Да. Это тоже.

– Не хватает только попугая на плече.

Рене опустила бинокль.

– Я не понимаю.

– Вам не кажется, что он несколько стереотипен?

Ганн, старый морской волк, прослуживший пятнадцать лет на кораблях ВМС, почувствовал смену курса корабля-призрака, наверное, раньше, чем тот начал маневр.

– Он идет прямо на нас.

– Надеюсь, они не собираются дать по нам бортовой залп, – наполовину в шутку, наполовину всерьез заметил Джордино.

– Жми на газ и протарань его посередине, – скомандовал Питт Ганну.

– Нет! – задохнулась Рене, пораженно и непонимающе уставившись на Питта. – Это самоубийство!

– Я с Дирком, – как верный оруженосец, заявил Джордино. – Я бы даже сказал так: вставь этим молокососам по самое некуда!

Ганн начал понимать, что подразумевает Питт, и по его лицу медленно расползлась улыбка. Он встал к штурвалу и дал двигателям полный ход. Нос «Поко-Бонито» приподнялся над водой на добрых три фута. Суденышко рванулось вперед, как скаковая лошадь, которую кольнули в зад вилами. Через сотню футов оно уже летело над водой со скоростью пятьдесят узлов. Ганн правил прямо в левый борт пиратского корабля. Орудия, выставленные в порты, выстрелили. Из стволов вырвались длинные языки пламени. Гром выстрелов эхом разнесся над водой.

Один быстрый взгляд на экран радара – и Питт бросился в каюту за прибором ночного видения. Меньше чем через минуту он вновь появился на палубе и поманил Джордино за собой на крышу ходовой рубки. Тот без малейшего колебания полез следом за ним по трапу. Они улеглись на крыше, опершись локтями для большей устойчивости прибора, и принялись по очереди смотреть в него, передавая один другому. Как ни странно, смотрели они не на светящийся фантом, а куда-то в темноту впереди и позади него.

Рене и Додж все это время гадали, не теряют ли парни из НУМА связь с реальностью. Сами они инстинктивно пригнулись на палубе, стремясь спрятаться за рубкой. Питт и Джордино наверху даже не думали, казалось, о стремительно надвигающейся катастрофе.

– Я свою поймал, – объявил Джордино. – Похоже на небольшую баржу примерно в трехстах ярдах к западу.

– Я свою цель тоже поймал, – сказал Питт, – Яхта, большая, больше ста футов в длину, на том же расстоянии к востоку.

Сто ярдов, пятьдесят, курс прямо на столкновение с неизвестностью. Затем вдруг «Поко-Бонито» ворвался внутрь и проскочил светящийся силуэт старинного барка насквозь. На мгновение желтое свечение взорвалось оранжевыми точками лазеров, как на рок-концерте, и обволокло исследовательское суденышко со всех сторон. Рене и Додж видели, как сверху над ними по палубе разгуливают пираты, с мстительной яростью паля из пушек. Как ни странно, никто из них не обратил ни малейшего внимания на судно, которое протаранило их корабль и пронеслось сквозь него.

В следующее мгновение «Поко-Бонито» уже несся один по бархатно-черной поверхности моря. Позади него желтое свечение мигнуло пару раз и вдруг исчезло. Звуки пушечных выстрелов растворились в ночи. Призрачного видения как не бывало.

– Не сбавляй ход, – посоветовал Питт Ганну. – Здесь нездоровая обстановка.

– У нас что, были галлюцинации? – пробормотала Рене с белым как бумага лицом. – Или мы на самом деле прошли прямо сквозь корабль-призрак?

Питт положил ей на плечи руку:

– То, что вы видели, милая моя, было четырехмерным изображением – три пространственных измерения плюс движение. Все это было записано и проектировалось в воздухе, как голограмма.

Рене уставилась в ночь, все еще не в состоянии прийти в себя.

– Все это выглядело таким реальным, таким убедительным...

– Примерно вдвое реальнее, чем этот их фальшивый капитан с деревянной ногой Длинного Джона Сильвера из «Острова сокровищ», крюком вместо руки из «Питера Пэна» и повязкой на глазу, как у Горацио Нельсона. Да еще этот их флаг. У них кровь из черепа сочится совершенно не в тех местах.

– Но зачем? – вопросила Рене, ни к кому особенно не обращаясь. – К чему вдруг такое представление посреди моря?

Глаза Питта не отрывались от экрана радара, который был ему виден через открытую дверь рубки.

– В данном случае мы имеем дело с современными пиратами.

– Но кто проектировал это голографическое изображение?

– Я тоже в недоумении, – добавил Додж. – Я не видел никаких других судов.

– Ваши глаза и сознание были полностью заняты видением, – сказал Джордино. – Мы с Дирком обнаружили по нашему левому борту большую яхту, а по правому – баржу, обе на расстоянии примерно в триста ярдов. Ни на одном из этих судов не было никаких огней.

Рене наконец увидела свет.

– Так это их луч создавал голограмму?

Питт кивнул.

– Они создали иллюзию корабля-призрака и экипажа, обреченного на вечные скитания по морям. Но их картинка – чистое клише. Должно быть, они насмотрелись старых фильмов с Эрролом Флинном.

– Судя по показаниям радара, их яхта гонится за нами, – сообщил Джордино.

Ганн, не отходя от руля, всмотрелся в пару точек на экране.

– Одна из них неподвижна. Наверное, это баржа. Яхта идет за нами, сейчас она примерно в полумиле, но постепенно отстает. Должно быть, они взбесились, увидев, что старая рыбацкая посудина оставляет их за кормой.

Джордино решил немного остудить его радость.

– Нам лучше молиться, чтобы у них не оказалось на борту минометов или ракет.

– Если бы были, они уже открыли бы по нам... – Ганн не успел закончить свое утверждение. Реактивный снаряд, вырвавшийся из предутренней тьмы, задел на «Поко-Бонито» купол радара и с громким всплеском ухнул в воду в пятидесяти ярдах впереди.

Питт осуждающе поглядел на Джордино.

– Лучше бы ты не подавал им идей.

Ганн промолчал. Он был слишком занят, вращая штурвал в разные стороны. «Поко-Бонито» с резким креном ушел влево, затем повернул вправо и понесся вперед непредсказуемым зигзагом, чтобы избежать попадания ракет, которые появлялись теперь каждые тридцать секунд.

– Гаси ходовые огни! – закричал Питт Ганну.

Ответом ему стала мгновенная темнота – маленький замдиректора НУМА щелкнул главным тумблером освещения. Волны тем временем увеличились до трех футов. Широкий корпус «Поко-Бонито» скакал по верхушкам валов со скоростью почти сорок пять узлов.

– Как у нас с оружием? – спокойно спросил у Ганна Джордино.

– Два карабина М-4 с подствольными сорокамиллиметровыми гранатометами.

– А посерьезнее ничего?

– Адмирал разрешил иметь на борту только легкое стрелковое оружие, которое легко спрятать на тот случай, если нас остановит и обыщет никарагуанское патрульное судно.

– Мы что, так похожи на контрабандистов и торговцев наркотиками? – недовольно спросила Рене.

Додж посмотрел на нее с кривой улыбкой.

– А как выглядят контрабандисты и торговцы наркотиками?

Питт сказал:

– У меня с собой старый кольт сорок пятого калибра. Как ты, Ал?

– Автоматический пистолет «дезерт-игл» пятидесятого калибра.

– Может, мы и не сможем потопить их, – заметил Питт, – но от абордажа, пожалуй, отобьемся.

– Если они сначала не разнесут нас в клочья, – проворчал Джордино, когда еще одна ракета упала в воду не больше чем в пятидесяти футах за кормой.

– Если на их ракетах не стоят устройства самонаведения, они не смогут попасть в то, чего не видят.

В темноте за кормой замелькали огоньки автоматных выстрелов. Современные пираты вели огонь в примерном направлении по показаниям радара. Трассирующие пули веером разлетались над морской поверхностью в пятидесяти ярдах справа по борту. Ганн, пытаясь сбить преследователей с толку, ненадолго повернул влево, а затем вернулся на прежний курс. Следы трассирующих пуль медленно сместились, нащупывая жертву, прежде чем посыпались в темную воду в точке, где «Поко-Бонито» должен был находиться в данный момент, но, к счастью, его там уже не было.

Еще две ракеты понеслись сквозь тьму. Пираты пытались угадать и выпустили их по точке на экране радара почти одновременно. Идея была верной, но выстрел пришелся на тот момент, когда Ганн еще шел прямо, а после этого он сделал финт и сдвинулся влево. Ракеты упали в море по разные стороны судна, не дальше пятидесяти футов, и окатили палубу двойным водопадом.

Затем выстрелы прекратились. Людям показалось, что на судно опустилась завеса полной тишины, которую нарушало только биение могучих машин, вибрирующих внизу на своих крепких станинах, да выхлопы, да журчание воды у борта.

– Они бросили погоню? – с надеждой спросила Рене.

Взглянув на радар, Ганн радостно доложил через открытую дверь рубки:

– Они отворачивают и ложатся на обратный курс.

– Но кто они?

– Местные пираты не пользуются голограммами и не стреляют с яхт ракетами, – категорически заявил Джордино.

Питт задумчиво посмотрел за корму.

– Самые вероятные подозреваемые – наши друзья из «Одиссея». Но они никак не могли знать, что наши тела не покоятся на дне морском. Мы просто попали в ловушку, приготовленную для любого судна или яхты, которым случится заглянуть в данный район.

– Вряд ли они обрадуются, – заметил Додж, – когда узнают, что мы те самые, кто сумел уйти от них, и не один раз, а уже дважды.

Рене почувствовала себя еще более одинокой.

– Но почему мы? Что мы такого сделали, чтобы нас убивать?

– Подозреваю, что мы вторглись в зону их интересов, – сказал Питт, начиная рассуждать логически. – В этой части Карибского моря должно быть что-то, чего они не хотят показывать ни нам, ни кому-то другому.

– Может быть, операция по контрабанде наркотиков? – предположил Додж. – Может ли Призрак быть связанным с наркоторговлей?

– Возможно, – согласился Питт. – Но из того немного, что мне известно, следует, что его империя получает огромные прибыли на строительных проектах и проектах, связанных с большими объемами земляных работ. Наркоторговля в их положении не стоит затраченных усилий даже как побочное занятие. Нет, то, что мы здесь обнаружили, тянет на большее, это не просто контрабанда наркотиков или пиратство.

Ганн включил автопилот, вышел из рубки и устало опустился в шезлонг.

– Итак, какой пункт назначения будем вводить в компьютер?

Последовало долгое молчание.

Питту не хотелось и дальше подвергать жизни всех присутствующих опасности, но они были на месте и должны были выполнять задание.

– Сэндекер послал нас выяснить, что на самом деле стоит за возникновением коричневой мути. Мы продолжим поиски максимальной ее концентрации и будем надеяться, что это приведет нас к источнику заразы.

– А если они снова погонятся за нами? – поинтересовался Додж.

Питт широко ухмыльнулся.

– Мы развернемся и убежим. Мы здорово научились это делать.

22

Наступил рассвет. Море было пустынным. Радар не показывал ни одного судна на тридцать миль вокруг, и, если не считать огней вертолета, который пролетел над «Поко-Бонито» часом раньше, поиски источника коричневой мути шли беспрепятственно. На всякий случай экипаж судна всю ночь не зажигая огней.

Вскоре после столкновения с поддельным кораблем-призраком они повернули на юг и теперь находились в заливе Пунта-Горда, куда привел их след все увеличивающейся токсичности морской воды. До сих пор им везло: погода стояла хорошая. В воздухе едва ощущался легкий ветерок.

До никарагуанского побережья было всего две мили. Узкая полоска прибрежной низменности виднелась на горизонте, как будто проведенная гигантской рукой при помощи рейсшины и рейсфедера. Над низменностью поднимались туманы, которые затем медленно уплывали на запад к подножию невысоких гор.

– В высшей степени странно, – сказал Ганн, внимательно осматривая местность в бинокль.

Питт поднял голову:

– Что именно?

– Судя по картам залива Пунта-Горда, единственный населенный пункт здесь – маленькая рыбацкая деревня под названием Барра-дель-Рио-Маис.

– И что?

Ганн передал Питту бинокль:

– Посмотри и скажи, что ты там видишь.

Питт настроил бинокль и внимательно оглядел береговую линию.

– Это вовсе не глухая рыбацкая деревушка. Больше похоже на крупный глубоководный контейнерный порт. Вон там два контейнеровоза разгружаются у громадного причала с кранами, а еще два на рейде ожидают своей очереди.

– Кроме того, большой участок земли отведен под склады.

– Да, жизнь бьет ключом.

– Как ты оцениваешь ситуацию? – спросил Ганн.

– Единственное, что я могу предположить: сюда завозят оборудование и припасы для строительства пресловутой высокоскоростной железной дороги от океана до океана.

– Чертовски тихая работа, – заметил Ганн. – Я не видел докладов о том, что этот проект профинансирован и начал воплощаться в жизнь.

Огромная бухта Пунта-Горда, у внешней границы которой находился в этот момент «Поко-Бонито», неожиданно оказалась морем отвратительной коричневой грязи. Все вдруг обратили внимание на воду. Никто не произнес ни слова. Никто не двинулся, когда коричневая муть, густая, как овсянка, окружила судно со всех сторон.

Люди стояли и молча смотрели, как нос «Поко-Бонито» режет густое коричневое месиво. Казалось, что вода поражена какой-то отвратительной болезнью, а ее поверхность выкрашена жженой умброй. Все вместе это напоминало кожу, пораженную проказой.

Джордино, стоявший у руля с незажженной сигарой в зубах, сбросил газ. Додж бешено регистрировал и анализировал химический состав воды.

За эту длинную ночь Питт успел лучше узнать Рене и Доджа. Она выросла во Флориде и рано стала мастером-ныряльщиком. Девушка буквально влюбилась в море, получила степень магистра по морской биологии и в результате посвятила ему свою жизнь. За несколько месяцев до встречи на «Поко-Бонито» она закончила бракоразводный процесс, который дался ей очень нелегко. Вернувшись домой после очередной долгой морской экспедиции на Соломоновы острова, она обнаружила, что ее любимый съехал от нее и живет с другой женщиной. Теперь она утверждала, что мужчины ей больше не интересны.

Питт начал кампанию по возвращению ей интереса к жизни. Теперь он стремился рассмешить ее всякий раз, когда на ум ему приходило что-нибудь забавное.

В случае с Доджем, однако, его старания пропадали втуне. Этот неразговорчивый человек был тридцать лет удачно женат, имел пятерых детей и четверых внуков. Он работал в НУМА с момента основания агентства. Обладал степенью доктора философии по химии и изучал загрязнение воды, работая в центральной лаборатории НУМА. Но год назад его жена умерла, и он попросился в экспедицию. Шутки Питта вызывали у него в лучшем случае слабую улыбку. Он никогда не смеялся.

В тучах восходящего солнца вокруг, сколько хватало взгляда, видна стала не вода, а пресловутая коричневая муть. По консистенции она здесь напоминала нефтяную пленку, только гораздо плотнее, и полностью гасила всякое волнение. Поверхность, по которой Джордино на небольших оборотах вел «Поко-Бонито» со скоростью десять узлов, оставалась практически неподвижной.

После взрыва, которого чудом удалось избежать возле Блуфилдса, и столкновения с пиратской яхтой на борту «Поко-Бонито» всю ночь копилось тревожное напряжение. К утру оно настолько сгустилось, что, казалось, его можно было пощупать рукой. Питт и Рене втащили на борт несколько ведер мути и разлили по стеклянным контейнерам для дальнейшего исследования в лабораториях НУМА в Вашингтоне. Они выловили и несколько образцов мертвой морской живности, плававшей на поверхности. Их изучением собиралась заняться Рене.

Внезапно из рубки послышались крики Джордино. Он кричал изо всех сил, размахивая руками, – сказывалось итальянское происхождение.

– Слева по борту! В воде что-то происходит! Теперь уже увидели все. В воде что-то двигалось, как будто бился в смертельной агонии гигантский кит. Все на борту застыли в неподвижности, как статуи. Джордино повернул нос судна на двенадцать градусов, направляя «Поко-Бонито» ближе к месту событий.

Питт пошел в рубку и проверил показания эхолота. Дно под судном резко поднималось. Выглядело так, как будто «Поко-Бонито» проходил сейчас над почти отвесным склоном, вроде стены Большого Каньона. Обнаженная мерзость коричневой мути придавала поверхности моря вид кипящей грязи.

– Невероятно, – пробормотал Додж как загипнотизированный. – Судя по глубинам, обозначенным на карте в этом месте, прибор должен показывать шесть сотен футов.

Питт ничего не ответил. Он стоял на носу и неотрывно смотрел в бинокль.

– Выглядит так, как будто море кипит, – сказал он Джордино через открытое окно ходовой рубки. – Но источник не может быть вулканическим. Нет ни пара, ни тепловых волн.

– Дно поднимается с невероятной скоростью, – крикнул Додж. – Там будто растет вулкан, но без расплавленной лавы.

Между тем берег приблизился и виднелся теперь меньше чем в двух милях впереди. Бурление воды все усиливалось, волны метались и били во всех направлениях. Суденышко дико подпрыгивало, как будто его трясли на гигантском вибростенде. Коричневая муть вокруг густела все больше, пока не превратилась в настоящую неразбавленную грязь.

Джордино шагнул к двери рубки и окликнул Питта:

– Температура воды изменилась, причем скачком. За последнюю милю она вернулась к нормальным восьмидесяти трем градусам.

– Чем ты можешь это объяснить?

– Ничем, так же как и ты.

Додж никак не мог поверить в реальность происходящего. Внезапное повышение температуры воды, не обозначенный на картах подъем дна, невероятное количество коричневой мути, поднимающейся неизвестно откуда. Совершенно невообразимо!

Питт тоже не мог поверить в то, чему они стали свидетелями. Все происходящее шло вразрез с известными законами моря. Да, случается, из глубины поднимаются вулканы, но не ил и жидкая грязь! За бортом «Поко-Бонито» должна была бы находиться жидкая живая среда – место обитания всевозможных рыб. Здесь же не было живых существ. Возможно, когда-то они плавали в этой воде или ползали по дну залива. Теперь они либо погибли и оказались погребены под слоем жидкой грязи, либо мигрировали в места с более чистой водой. Здесь ничего не росло и ничего не жило. Это был мертвый мир, покрытый взявшимся, казалось, ниоткуда токсичным дерьмом.

Джордино с трудом удерживал судно на ровном киле. Волны были совсем невысокими, не больше пяти футов, но в отличие от волн, которые штормовой ветер гонит в одном направлении, эти хлестали и колотили суденышко со всех сторон сразу. Еще двести ярдов, и вода за бортом будто сошла с ума.

– Масса взбесившейся грязи, – заговорила Рене, глядя прямо перед собой. – Очень скоро здесь образуется остров...

– Скорее, чем вы думаете, – закричал Джордино и всей силой налег на рычаги, переключая двигатели на задний ход. – Держитесь. Дно поднялось прямо под нами!

Суденышко начало замедляться, но было уже поздно. Его нос ударил в поднявшуюся из воды массу отвратительной грязи и застрял в ней. Людей на палубе резко швырнуло вперед. Нос «Поко-Бонито» перестал резать воду, а винты бешено вращались и взбивали жидкую грязь в нежно-коричневую пену, пытаясь стащить суденышко назад с таинственного новообразования. Люди на судне, превратившемся в пленника коричневой грязи, почувствовали себя бессильными наблюдателями.

– Стоп машина, – скомандовал Питт Джордино. – Через час высшая точка прилива. Подождем и попробуем еще раз. А пока перенесем все тяжелые припасы и вещи на корму.

– Вы действительно считаете, что перемещением нескольких сотен фунтов мы сможем поднять нос достаточно, чтобы «Поко-Бонито» соскользнул с этой грязевой кучи? – с сомнением спросила Рене.

Питт уже тащил на корму большой моток веревки.

– Добавьте к этому семьсот фунтов нашего живого веса, и, кто знает, может быть, нам повезет.

Все мужчины на борту и одна женщина работали так, как если бы от результата зависели их жизни. Тем не менее потребовался почти час, чтобы перетащить как можно ближе к кормовому срезу палубы весь багаж, съестные припасы, несущественное оборудование и мебель. Рыболовные сети и ловушки, предназначенные для маскировки судна, и носовые якоря просто сбросили за борт. Питт взглянул на стрелки своих часов «Докса».

– Высшая точка прилива через тринадцать минут. Момент истины.

– Момент этот наступил скорее, чем ты думал, – вмешался Джордино. – На радаре появилось судно. Идет к нам с севера. И быстро.

Питт схватил бинокль и уставился вдаль.

– Кажется, это яхта.

Ганн прикрыл ладонью глаза от восточного солнца и всмотрелся в даль поверх моря коричневой грязи.

– Та самая, что атаковала нас минувшей ночью?

– Я не разглядел ее особо в темноте через прибор ночного видения. Но мне кажется, мы смело можем считать, что это то самое судно. Наши друзья выследили нас.

Питт собрал всех на корме «Поко-Бонито». Джордино встал к штурвалу и посмотрел назад. Убедившись, что все крепко держатся за релинги, Питт кивком дал Джордино сигнал полный назад. Джордино сдвинул рычаги до упора, и могучие дизели взревели. Судно развернулось в воде перпендикулярно к границе грязевого острова, его корма приподнялась, но нос сидел крепко. Густая коричневая грязь сработала как клей. Даже с перемещением всего экипажа и доброй тонны груза к самой корме нос судна приподнялся всего на два дюйма. Недостаточно, чтобы вырваться из грязевого плена.

Питт надеялся, что какая-нибудь волна немного приподнимет нос судна, но волн не было. Густая коричневая субстанция сделала поверхность моря плоской, как газетный лист. Двигатели ревели, винты вспенивали жидкую глину, но ничего не происходило. Глаза всех присутствующих обратились к яхте, которая с огромной скоростью неслась прямо к «Поко-Бонито».

Теперь, когда удалось ясно рассмотреть яхту при дневном свете, Питт оценил ее длину – сто пятьдесят футов. Громадная яхта была выкрашена не в стандартный белый, а в бледно-лиловый цвет, так же, как грузовичок «Одиссея» на пристани. Яхта была настоящим шедевром, воплощением роскоши и мореходных качеств. На ней имелся шестиместный вертолет и двадцатифутовый моторный катер вместо шлюпки.

Яхта уже подошла достаточно близко, чтобы можно было различить ее название – «Эпона», написанное золотыми буквами. Под названием на переборке второй палубы был изображен все тот же логотип «Одиссея» в виде – скачущего коня. На флаге, развевающемся на мачте связи, тоже красовался золотой конь на бледно-лиловом фоне.

Питт наблюдал, как двое матросов лихорадочно готовили к спуску катер, а несколько других с оружием в руках занимали позиции на длинной носовой палубе. Никто не пытался укрыться. Они считали, что рыбацкая посудина не способна и не посмеет сопротивляться. У Питта встали дыбом волосы, когда он увидел, как двое мужчин готовят к пуску ракету.

– Она идет прямо на нас, – с беспокойством пробормотал Додж.

– Они совершенно не похожи на пиратов, о которых мне приходилось читать, – проорал в рубке Джордино, пытаясь перекричать рев двигателей. – Пираты никогда не охотятся на суда с элегантных яхт. Ставлю два к одному, они ее украли.

– Не украли, – возразил Питт. – Она принадлежит «Одиссею».

– Это я спятил или весь мир вокруг?

Питт обернулся и позвал:

– Рене!

Она сидела на корме, опершись спиной на кормовое ограждение.

– Что такое?

– Спуститесь на камбуз, найдите там сколько сможете пустых бутылок и наполните их топливом из бака генератора.

– А почему не из баков главных двигателей? – поинтересовался Додж.

– Потому что бензин воспламеняется легче, чем дизельное топливо, – объяснил Питт. – После этого вставьте в каждую бутылку тряпочку и оберните ею горлышко.

– Коктейль Молотова?

– Именно.

Рене едва успела скрыться в люке, как «Эпона» повернула по широкой дуге и пошла прямо на «Поко-Бонито». Она стремительно приближалась. С нового ракурса Питт разглядел, что корпус у нее сдвоенный, как у катамарана.

– Если мы не слезем сейчас же с этой грязевой кучи, – сказал он раздраженно, – у нас будут в высшей степени серьезные осложнения.

– Серьезные осложнения! – огрызнулся Джордино. – И это все, что ты можешь сказать?

Затем Джордино, к всеобщему изумлению, выбежал из рубки, вскарабкался по трапу на ее крышу, застыл на мгновение на краю, как прыгун с трамплина, и изо всех сил прыгнул на кормовую палубу, между Питтом и Ганном.

Можете называть это как угодно – удачей, точным расчетом или судьбой. Вес Джордино и энергия его приземления на палубу послужили последним камешком, и его оказалось достаточно, чтобы вырвать застрявший нос «Поко-Бонито». Медленно, дюйм за дюймом, судно неторопливо сползало с предательской глиняной горы. Наконец киль освободился, и суденышко рванулось назад, как будто под действием гигантской натянутой пружины.

В уголках глаз Питта появились мелкие веселые морщинки.

– Если я когда-нибудь посоветую тебе сесть на диету, придуши меня не раздумывая.

Джордино сверкнул широкой улыбкой.

– С удовольствием!

– Теперь о нашем хорошо отрепетированном бегстве, – продолжал Питт. – Руди, встань к штурвалу и пригнись пониже, насколько сможешь. Рене, вы с Патриком лягте и укройтесь за всем этим хламом, который мы свалили на корме. Мы с Алом спрячемся под грудой сетей.

Эти слова едва успели слететь с губ Питта, как один из матросов роскошной яхты выпустил по ним ракету из ручной пусковой установки. Прежде чем упасть в воду в пятидесяти ярдах перед носом «Поко-Бонито» и взорваться, ракета влетела в дверь ходовой рубки слева и вылетела через окно по правому борту.

– Хорошо, что меня там еще не было, – заметил Ганн, пытаясь вести себя как на прогулке в парке.

– Понял, что я имел в виду, когда просил тебя пригнуться?

Ганн одним прыжком оказался в рубке и крутнул штурвал, резко отворачивая судно от грязевой отмели. Но он не успел набрать скорость. Еще одна ракета проломила корпус судна посередине и врезалась в правый двигатель. Ракета чудом не взорвалась, но загорелась, когда на нее из расколовшегося корпуса двигателя плеснуло горячим маслом. Ганн почти рефлекторно заглушил двигатель, чтобы топливо из поврежденных трубопроводов не попало в огонь.

Додж взял инициативу на себя. Он нырнул в люк машинного отделения и сорвал с переборки огнетушитель. Он вытащил предохранительный штифт, нажал на пусковой рычаг и сбил пламя. Через несколько секунд только густой черный дым спиралью поднимался из машинного отделения через люк и уходил в небо.

– Течь есть? – прокричал Питт из-под рыболовной сети.

– Здесь, внизу, конечно, жуткий бардак, но днище в порядке! – выкрикнул Додж между двумя приступами кашля.

Люди на борту пиратской яхты видели только густой дым, поднимающийся откуда-то изнутри рыбацкого суденышка. Они решили, что жертва получила смертельный удар, что ее экипаж мертв или пострадал слишком сильно, чтобы оказать сопротивление. Капитан яхты сбросил обороты двигателей, замедлил ход и пошел по инерции наперерез «Поко-Бонито».

– Руди, наши движки еще работают?

– Правый сдох, а левый пока в порядке.

– В таком случае они только что допустили серьезную ошибку, – сказал Питт с холодной усмешкой.

– В чем? – поинтересовался Ганн.

– Помнишь пиратский корабль?

– Помню, будь уверен. – Ганн сбросил газ у исправного двигателя, делая вид, что «Поко-Бонито» совершенно беспомощен.

Маленький исследовательский кораблик совсем остановился. Замысел сработал. Капитан яхты, уверенный, что жертва вот-вот потонет, заглотнул наживку и позволил своему судну приблизиться к ней.

Медленно тянулись секунды. Наконец яхта подошла настолько близко, что чуть не задевала «Поко-Бонито». Экипаж не видел на борту суденышка никакого движения – только столб дыма из машинного отделения – и потому не открывал по жертве огня из стрелкового оружия. Затем из окна ходовой рубки яхты высунулся бородатый мужчина и с сильным акцентом южных штатов США произнес в мегафон:

– Всем, кто меня слышит. Если вы не покинете вашу посудину, мы разнесем ее в щепки. Не пытайтесь воспользоваться какими бы то ни было средствами связи. Повторяю, не выходите на связь. У нас на борту есть детекторы, и мы немедленно узнаем, если вы начнете что-либо передавать в эфир. У вас ровно шестьдесят секунд, чтобы покинуть судно. Я обещаю доставить вас всех в целости и сохранности в ближайший порт.

– Будем отвечать? – спросил Ганн.

– Может быть, нам следует подчиниться? – пробормотал Додж. – Я хочу вновь увидеть своих детей и внуков.

– Если вы способны поверить слову пирата, – холодно ответил Питт, – то я скажу вам, что у меня в Ньюарке, штат Нью-Джерси, есть золотая шахта и я продам ее вам задешево.

Не обращая, казалось бы, никакого внимания на яхту, Питт встал и пробрался через завалы всевозможных вещей на корму к гюйс-штоку, на котором до этого момента развевался никарагуанский флаг. Он спустил его, отстегнул крепления и снял полотнище. Затем достал из-за пазухи сверток. Через несколько мгновений над кормой «Поко-Бонито» уже развевалось новое шелковое полотнище размером три на пять футов.

– Теперь они знают, откуда мы, – сказал Питт. Остальные благоговейно смотрели на звездно-полосатый флаг, дерзко полоскавшийся на ветру.

Рене вернулась на палубу с двумя стеклянными банками и винной бутылкой, наполненными бензином. Быстро оценив ситуацию, она внезапно ахнула:

– Вы же не собираетесь таранить его?! – воскликнула она.

– Командуй, когда будет пора! – завопил в это время Ганн. В его голосе прозвучало нетерпение, а каменное выражение лица было достойно игрока в покер, рассчитывающего с помощью блефа сорвать банк.

– Нет! – простонала Рене. – Это же не голограмма! Это твердый объект. Если его таранить, наше суденышко сложится гармошкой.

– Я на это и рассчитываю, – отрезал Питт. – Вы с Патриком зажгите фитили и, как только произойдет столкновение, будьте готовы метнуть коктейль.

Больше колебаний не было. Яхта медленно ползла перед носом «Поко-Бонито» поперек его курса. До нее оставалось не больше сотни футов.

Джордино швырнул Питту один из карабинов М-4, и оба они открыли по яхте огонь. Джордино стрелял длинными очередями, безостановочно поливая ходовую рубку яхты натовскими пулями калибра 5,56 мм. Питт, напротив, тщательно прицеливался и стрелял одиночными. Его целью был человек с ракетной пусковой установкой. Снять его удалось со второго выстрела. К оружию тут же наклонился другой член экипажа яхты, но Питт вырубил и его...

Экипаж яхты, пораженный неожиданным сопротивлением со стороны «Поко-Бонито», бросился в укрытие, не пытаясь ответить огнем на огонь. Джордино, сам того не зная, всадил пулю в плечо капитана, тот упал в рубке на пол и пропал из глаз. В то же мгновение и на рулевого обрушился целый град пуль. Яхта начала терять ход и отворачивать в сторону. У «Поко-Бонито» работал лишь один двигатель, так что разогнаться он сумел всего лишь до половины максимальной скорости. Тем не менее маленький кораблик храбро резал носом воду, и для задуманного Питтом его мощности должно было оказаться более чем достаточно.

Никому не пришлось объяснять, что нужно сесть к переборке и прикрыть голову руками. Рене и Додж встретили оранжевые спасательные жилеты, которые выдал им Ганн, одинаково испуганными взглядами. Сам Ганн уверенно стоял в рубке, крепко сжимая штурвал побелевшими пальцами. Единственный винт пенил воду за кормой и гнал «Поко-Бонито» прямо на огромную роскошную яхту. Ее экипаж с ужасом и неверием в глазах уставился на приближающееся суденышко. Они поняли наконец, что безобидная с виду рыбацкая посудина не собирается сдаваться – скорее она идет на таран! Изумление пиратского экипажа было полным. До сих пор ни одно судно – ни большое, ни маленькое – не пыталось при захвате оказать сопротивление. Да еще неожиданное появление американского флага...

Питт и Джордино продолжали вести опустошительный огонь. Они поливали палубы яхты свинцом, не позволяя экипажу высунуться, а тем временем «Поко-Бонито» полным ходом несся к противнику. Ганн нацелил свое небольшое судно в середину корпуса яхты, сразу за ходовой рубкой. Теперь, когда «Поко-Бонито» подошел почти вплотную, яхта казалась еще огромнее. Ее палубы были пусты. Члены экипажа, как испуганные кролики, забились в трюм, не рискуя подставляться под огонь с приближающегося суденышка.

Налетающий «Поко-Бонито» шел навстречу судьбе. Выхлоп двигателя вместе с густым дымом поднимался вверх непосредственно через люк машинного отделения. Встречный ветер тут же сносил его назад и укладывал горизонтальной полосой дыма. Ганн служил в свое время старшим помощником на ракетном эсминце, который таранил иракскую подводную лодку. Дело было в Средиземном море, когда этот регион чистили от войск Саддама Хусейна. Но тогда над водой видна была только рулевая башня субмарины. Теперь же он видел не только перед собой, но и практически над собой большое крепкое судно.

Десять секунд до столкновения.

23

Питт и Джордино отложили карабины и приготовились к удару. Рене сидела скорчившись за переборкой позади ходовой рубки. Со своего места она различала бесстрастные лица мужчин без малейших признаков напряжения или страха на них. Питт и Джордино казались безразличными, как пара селезней под проливным дождем.

Ганн в рубке был занят тем, что тщательно обдумывал последовательность своих действий. Он намеревался ударить носом «Поко-Бонито» в машинное отделение яхты сразу за главным обеденным салоном. После удара самое хитрое будет мгновенно дать задний ход и молиться, чтобы судно сумело выскочить из только что проделанной дыры и продержаться на воде, пока враг не отправится на дно. Отполированный корпус «Эпоны» был уже настолько близко, что Ганн, казалось, мог высунуть руку через разбитое вдребезги лобовое стекло и дотронуться до вытянутого изображения скачущего коня.

Яхта нависла над «Поко-Бонито» и заслонила собой солнце. Затем время как будто замедлилось. Раздался глухой продолжительный скрежет. Он заполнил собой воздух вокруг и, казалось, длился целую вечность. «Поко-Бонито» вломился во вражеское судно, значительно превосходившее его по размеру, и пробил в его борту огромную треугольную дыру. При этом нос суденышка снес переборки машинного отделения правого корпуса катамарана и убил всех, кто в это время работал внутри.

Рене и Додж поднялись и швырнули свои наполненные бензином бутылки с торчащими из горлышка зажженными тряпками. Одна из них, не разбившись, покатилась по тиковой палубе яхты, зато вторая разбилась вдребезги. На краю палубы образовался огненный шар, вниз по борту яхты обрушился яростный водопад пламени. Не останавливаясь, они швырнули следом две стеклянных банки и винную бутылку. Это сошло удачно. Половину яхты охватил огненный вихрь. Прекрасное когда-то судно выглядело так, как будто вышло из кошмарного сна безумца.

Исследовательское судно не успело еще даже остановиться, а Ганн уже переключил двигатель на полный назад. Несколько ужасающих секунд «Поко-Бонито» висел на месте. Его разбитый нос вошел в корпус «Эпоны» на добрых шесть футов и оказался зажат там, как в тисках. Его винт лихорадочно вращался. Так прошло десять секунд, затем пятнадцать, затем двадцать. Наконец с жутким визгом рвущегося железа корпус «Поко-Бонито» медленно сдвинулся назад. Его искореженный нос перестал затыкать дыру в корпусе яхты, и туда ревущей рекой хлынула коричневая муть. Яхта резко накренилась.

Двое из моряков «Эпоны», находившиеся в безопасности на палубе второго корпуса, немного пришли в себя и начали стрелять по «Поко-Бонито» из автоматов. Они не могли как следует прицелиться, так как крен правого корпуса яхты лишал их верных ориентиров. Пули шли ниже, чем было нужно. Они плясали в воде вокруг корпуса исследовательского судна. Некоторые из них пробили корпус, и в маленькие дырки внутрь ручейками хлынула вода.

Питт и Джордино тоже стреляли наугад в густое облако дыма и огня, пока сопротивление на яхте наконец не утихло. Ее надстройка полностью исчезла за густой завесой пламени и дыма. Откуда-то из глубины слышны были крики и вопли людей. Легкий ветерок раздувал огонь не только снаружи, но и внутри, в глубине правого корпуса. Через огромную дыру, пробитую носом «Поко-Бонито», тоже виднелись проблески пламени. Катамаран все сильнее кренился вправо. Его неповрежденный левый корпус полностью поднялся над водой.

На борту «Поко-Бонито» все столпились у релингов и завороженно наблюдали за агонией гибнущей яхты. Экипаж «Эпоны» лихорадочно спешил забраться в вертолет. Пилот запустил двигатель и увеличил обороты. Скомпенсировав крен палубы, пилот поднял машину с пылающего судна, заложил вираж и направил вертолет в сторону берега, бросив раненых на яхте – гореть заживо или тонуть, как получится.

– Подойди к ней поближе, – приказал Питт Ганну.

– Насколько близко? – с беспокойством спросил маленький моряк.

– Достаточно, чтобы я мог перепрыгнуть туда.

Зная, что спорить с Питтом бесполезно, Ганн пожал плечами и осторожно повел покореженное судно к яхте, которая уже пылала от носа до середины. Он держал двигатель на заднем ходу и двигался кормой вперед, чтобы не увеличивать давление воды и ее приток в разбитый носовой отсек.

Тем временем Джордино лихорадочно работал в жуткой мешанине, в которую превратилось машинное отделение «Поко-Бонито», пытаясь сделать так, чтобы судно осталось на плаву и было способно передвигаться. Рене расчищала палубу, попросту выбрасывая за борт теперь уже бесполезное оборудование. Додж, почерневший от копоти, спустился вниз, перетащил портативную помпу в носовой отсек и принялся сражаться с прибывающей водой. Нос несчастного суденышка был вдавлен внутрь буквально до переборки.

Пока Ганн осторожно маневрировал, чтобы подвести «Поко-Бонито» поближе к «Эпоне», Питт ждал. Но вот корпуса судов сошлись почти вплотную. Питт встал на релинг и прыгнул вперед. Он приземлился на открытую тиковую палубу яхты позади главного обеденного салона. К счастью, ветер продолжал сносить пламя вперед, к носу яхты, и кормовая ее часть не успела еще пострадать от пожара. Но если Питт хотел найти кого-то живым, ему следовало спешить: роскошное когда-то судно вот-вот должно было затонуть. Разгулявшееся пламя гудело, как летящий по рельсам паровоз.

Питт вбежал в обеденный салон, но никого там не обнаружил. Торопливый осмотр кают этажом ниже также не дал результатов. Никого не было видно. Он попытался подняться по покрытому роскошным ковром трапу в ходовую рубку, но наткнулся на стену огня и повернул назад. Дышать было нечем. Легкие, казалось, были полны дыма. Глаза слезились так, как будто собирались вылезти из орбит. Питт опалил волосы и ресницы и собирался уже сдаться и прекратить поиски, как вдруг в коридоре буквально споткнулся о лежащее тело. Он наклонился к нему и был поражен, обнаружив, что это женщина в одном только крохотном купальнике. Он взвалил ее на плечо и, спотыкаясь, кашляя и вытирая слезы рукавом, выбрался на кормовую палубу.

Ганн мгновенно оценил ситуацию и придвинул суденышко еще ближе к корпусу яхты. Корпуса с громким стуком соприкоснулись. Затем он бросился к борту и через релинги принял из рук Питта безжизненное тело женщины. Жар был такой, что краска на бортах исследовательского судна начала пузыриться. Ганн быстро, но осторожно положил женщину на палубу. Он успел заметить только, что у нее длинные рыжие прямые волосы. Он метнулся обратно к штурвалу и отвел «Поко-Бонито» от пылающей яхты.

Глаза Питта почти ничего не видели. Он нащупал у женщины пульс. Его биение было ровным и устойчивым. Дышала она тоже нормально. Он откинул с ее лба пламенно-рыжие волосы и обнаружил шишку размером с яйцо. По всей вероятности, она ударилась головой в момент столкновения и потеряла сознание. Лицо женщины, ее руки и длинные стройные ноги были покрыты ровным загаром. У нее было красиво изваянное лицо с полными чувственными губами и безукоризненной кожей. Слегка вздернутый нос служил ему идеальным завершением. Поскольку глаза женщины были закрыты, Питт не мог разглядеть их цвета. Насколько он мог судить, это была очень привлекательная женщина с гибким телом танцовщицы.

Рене сбросила за борт последний ящик с поплавками для рыбацких сетей и поспешила к лежащей на палубе женщине.

– Помогите мне отнести ее вниз, – велела она. – Я о ней позабочусь.

Питт, по-прежнему почти ничего не видевший, отнес женщину с яхты вниз по трапу в свою каюту и уложил на собственную койку.

– У нее на голове неприятная шишка, – сказал он, – но думаю, что дама скоро придет в себя. Вы можете дать ей подышать воздухом из баллона для акваланга, так легкие быстрее очистятся от дыма.

Питт вернулся на палубу как раз вовремя, чтобы стать свидетелем последних минут «Эпоны».

Яхта погружалась в воду. Ее когда-то бледно-лиловый корпус теперь был черным от копоти и коричневой мути. Грустный и жалкий конец для прекрасного судна. Питт сожалел, что именно он стал причиной его гибели. Через несколько мгновений, однако, всякие сожаления вытеснила холодная строгая логика. Он увидел мысленно, как тонет «Поко-Бонито» с мертвым экипажем на борту. Сожаление сменилось радостью при мысли о том, что сам он и все его друзья остались целы и невредимы.

Правый корпус катамарана полностью погрузился в коричневую воду. Левый корпус некоторое время висел в воздухе. Затем в воду погрузилась надстройка, оставив за собой клубящийся столб пара и дыма. Блеснули на солнце полированные бронзовые винты, и яхта окончательно исчезла. Если не считать шипения воды, соприкасающейся с огнем, яхта затонула бесшумно, без жалоб, как будто стремясь скрыть свое уродство. Последним над водой был виден вымпел с золотым конем. Затем и его поглотило безразличное коричневое море.

Яхта исчезла, и на этом месте поверх жидкой коричневой грязи появилось и расплылось нефтяное пятно. Море окрасилось в черный цвет с радужными разводами, поблескивающими в лучах солнца. Пузыри воздуха поднялись из глубины на поверхность и лопнули. Какие-то изуродованные обломки всплыли на поверхность и будто зависли на границе воздуха и воды, чтобы позже течения и приливы вынесли их на какой-нибудь отдаленный берег.

Отвернувшись от места трагедии, Питт шагнул в рубку. Под ногами хрустело разлетевшееся по палубе битое стекло.

– Как наши дела, Руди? Дотянем до берега или придется спускать плоты?

– Пожалуй, дотянули бы, если бы Алу удалось уговорить двигатель еще поработать, а Патрик сумел бы ослабить приток воды, что маловероятно. Вода прибывает быстрее, чем помпы успевают ее откачивать.

– Кроме того, через пулевые отверстия в корпусе ниже ватерлинии тоже проникает вода.

– В кладовке внизу есть большой кусок брезента. Если мы сможем завести его на нос – надеть, как маску, – то, возможно, вода станет прибывать медленнее и насосы с ней справятся.

Из рубки было видно, что передняя часть «Поко-Бонито» опустилась чуть ли не на два фута.

– Пойду попробую, – сказал Питт.

– Только быстро, – предостерег его Ганн. – Я пока так и буду идти задом, чтобы вода прибывала помедленнее.

Питт свесился в люк машинного отделения.

– Ал, как у тебя идет веселье?

Откуда-то вынырнул Джордино и поднял голову. Он стоял по колено в воде, густой от коричневой мути. Одежда на нем была мокрой до ниточки, руки и лицо перемазаны машинным маслом.

– Едва успеваю, и уж поверь мне, это вовсе не весело.

– Сможешь помочь мне?

– Дай мне пять минут, чтобы прочистить помпу. Если не прочищать фильтры каждые несколько минут, муть забивает их намертво.

Питт спрыгнул вниз и пробрался мимо кают к кладовке, где отыскал большой свернутый кусок брезента. Он оказался тяжелым и объемным, но Питт все же вытащил его вверх по трапу и просунул через люк на палубу. Вскоре к нему присоединился Джордино, черный, как отродье дьявола. Вдвоем они развернули брезент и привязали к каждому из четырех его углов по нейлоновому концу. К двум из них они подвязали в качестве грузов детали развороченного ракетой двигателя. Когда все было готово, Питт повернулся к Ганну и жестом показал уменьшить задний ход.

Джордино и Питт сбросили брезент в воду с разбитого носа, держа за концы веревок, и подождали, пока его утяжеленная сторона медленно погрузилась в жидкую грязь. Затем Питт крикнул Ганну:

– О'кей, малый вперед!

Они с Джордино встали по обе стороны носа и начали потихоньку выбирать верхние концы. Когда нижняя утяжеленная сторона брезента оказалась немного ниже границы разрушенной части носа, они натянули и закрепили все четыре конца, так что брезент оказался натянутым, как чехол, поверх поврежденного носа «Поко-Бонито». Это значительно уменьшило поступление воды в носовой отсек. После того как все было сделано, Питт потянул на себя люк носового отсека и спросил у Доджа:

– Как там, Патрик?

– Кажется, получилось, – усталым, но счастливым голосом ответил тот. – Вы уменьшили приток воды процентов на восемьдесят. Теперь насос должен справиться.

– Я должен вернуться в машинное отделение, – сказал Джордино. – Там картина не слишком красивая.

– Да и ты тоже, – улыбаясь, заметил Питт и положил Джордино руку на плечи. – Если потребуется помощь, дай мне знать.

– От тебя никакого проку, одни неприятности. Через пару часов все будет под контролем.

Питт отправился в рубку.

– Теперь можно отправляться в путь, Руди. Наш пластырь, похоже, работает.

– Нам повезло. Навигационный компьютер и система управления выдержали удар. Я ввел в компьютер курс на Барра-дель-Колорадо в Коста-Рике. Один мой старый флотский приятель вышел в отставку и живет там рядом с базой для спортивного рыболовства. Мы сможем встать к его причалу и провести необходимый ремонт, прежде чем идти через море к верфям НУМА в Форт-Лодердейле.

– Мудрое решение. – Питт показал рукой на громадный таинственный контейнеровоз по другую сторону бухты. – Если мы пойдем туда, у нас могут быть неприятности. Береженого бог бережет.

– Ты прав. Как только никарагуанские власти проведают, что мы на их собственных задворках потопили яхту, мы все будем арестованы. – Ганн промокнул тряпицей кровь, которая сочилась из пореза на его щеке. – А что ты знаешь о женщине, которую спас?

– Узнаю что-нибудь, как только она придет в себя.

– Хочешь связаться с адмиралом и отчитаться перед ним, или лучше мне это сделать?

– Я об этом позабочусь.

Питт прошел на камбуз и сел к компьютеру, которым экипаж пользовался в основном для развлечения. На нем обычно играли, посылали сообщения домой по электронной почте и иногда по спутниковой связи искали что-то нужное в интернете. Питт набрал в окне поискового сервера название яхты «Эпона» и немного подождал. Прошло не больше минуты, а на экране уже появилось изображение скачущего коня и краткое описание. Питт внимательно прочитал его, запомнил все нужное и, выключив компьютер, вышел из камбуза.

В проходе между каютами он встретил Рене.

– Как она?

– Моя бы власть, я бы вышвырнула ее наглую задницу за борт.

– Так плохо?

– Еще хуже. Не успев очнуться, она тут же принялась меня доставать. Мало того что она все время чего-то требует, она еще и говорит только по-испански. – Рене самодовольно улыбнулась. – Притворяется.

– Откуда вы знаете?

– Фамилия моей матери – Ибарра. Я лучше говорю по-испански, чем наша гостья.

– Значит, по-английски не отвечает? – спросил Питт. Рене покачала головой.

– Как я уже сказала, это притворство. Она хочет, чтобы мы поверили, что она всего лишь бедная мексиканка, за гроши работавшая на камбузе. Косметика и бикини от дизайнера выдают ее с головой. У этой шлюхи есть класс. Она отнюдь не судомойка.

Питт вытащил из поясной кобуры свой старый кольт сорок пятого калибра.

– Позвольте мне разыграть перед ней маленькую сценку из серии «Давайте договоримся».

Он шагнул в каюту, где находилась таинственная гостья, подошел к ней и мягко приставил ей к носу пистолет.

– Извини, милашка, но мне придется убить тебя. Мы не можем оставлять свидетелей. Ты же понимаешь.

Янтарно-карие глаза широко раскрылись и сошлись к переносице – женщина пыталась сфокусировать взгляд на пистолете. Она почувствовала прикосновение холодного твердого ствола, и ее губы внезапно задрожали. Она подняла взгляд и посмотрела в непроницаемые зеленые глаза Питта.

– Нет, нет, пожалуйста! – воскликнула она по-английски. – Не убивайте меня! У меня много денег. Оставьте меня в живых, и я озолочу вас.

Питт обернулся к Рене. Та стояла с раскрытым ртом, не до конца веря, что Питт не собирался в действительности стрелять в женщину. – Рене, вы хотите разбогатеть?

Рене уловила смысл игры и включилась в нее:

– У нас в трюме и без того уже лежит тонна золота.

– Вы забыли упомянуть рубины, изумруды и бриллианты, – упрекнул девушку Питт.

– Мы могли бы, наверное, отыскать в своих сердцах достаточно доброты, чтобы подождать еще пару дней и пока не скармливать ее акулам, но только если она расскажет о фальшивом пиратском корабле. Мы хотим узнать также, зачем пираты полночи гонялись за нами, зачем хотели убить нас всех и потопить наше судно.

– Да! Да! Пожалуйста! – задыхаясь, проговорила женщина. – Но я могу рассказать только то, что знаю!

При этом Питт обратил внимание на странный блеск в ее глазах, который определенно не располагал к доверию.

– Мы слушаем.

– Эта яхта принадлежала мне и моему мужу, – начала она. – Мы вышли в круиз из Саванны, собирались пройти через Панамский канал и подняться обратно к Сан-Диего. Но однажды к нам подошло безобидное, как нам показалось, рыбацкое судно. Капитан попросил поделиться с ним медикаментами для пострадавшего члена экипажа. К несчастью, Дэвид, мой муж, попался на удочку. Не успели мы оглянуться, как наша яхта была захвачена пиратами.

– Прежде чем мы продолжим, – сказал Питт, – представлюсь. Меня зовут Дирк Питт, а это Рене Форд.

– Я была очень груба, я до сих пор не поблагодарила вас за спасение. Я Рита Андерсон.

– Что произошло с вашим мужем и с экипажем яхты?

– Их всех убили, а тела бросили в море. Меня пощадили. Пираты решили, что я могу оказаться полезной: буду заманивать для них проходящие суда.

– Как это? – поинтересовалась Рене.

– Они решили, что при виде женщины в бикини на палубе любое судно подойдет достаточно близко, чтобы можно было атаковать и захватить его.

– И это единственное, что побудило их оставить вам жизнь? – с сомнением в голосе спросил Питт.

Она молча кивнула.

– Что вы знаете о них? Кто они, откуда?

– Это были местные никарагуанские бандиты, ставшие пиратами. Нас с мужем предупреждали, что здешние воды опасны и заходить сюда не стоит, но море вдоль побережья казалось таким мирным.

– Странно, что местные пираты умеют управлять вертолетом, – чуть слышно пробормотала Рене.

– Сколько яхт и других судов успели они потопить после захвата вашей яхты? – продолжал давить на Риту Питт.

– Я знаю о трех. Перебив экипаж и разграбив яхту, ее топили.

– Где вы находились во время столкновения нашего судна с яхтой? – спросила Рене.

– Так, значит, вот что произошло, – неопределенно отозвалась гостья. – Я была заперта в своей каюте. Я слышала взрывы и выстрелы. Затем я почувствовала сильный удар, яхта содрогнулась, возник пожар. Я помню только, как рушились стены каюты, потом я отключилась. Очнулась уже здесь, на вашем судне.

– Вы помните еще что-нибудь до столкновения и пожара?

Рита отрицательно покачала головой.

– Ничего. Меня держали взаперти в каюте и выпускали только тогда, когда готовились захватить какое-то судно.

– Но зачем им была нужна голограмма пиратского корабля? – спросила Рене. – Это больше похоже на попытку удержать суда подальше от этого района, чем на действия пиратов.

Рита взглянула на нее непонимающе.

– Голограмма? Я вообще плохо представляю себе, что это такое.

Питт внутренне улыбнулся. Он не видел повода сомневаться в том, что вся история, рассказанная Ритой Андерсон, чистая выдумка. Рене, безусловно, была права. Макияж на лице Риты вряд ли мог принадлежать женщине, которая была свидетельницей того, как убили ее мужа, и жертвой жестокого обращения пиратов. Бежево-розовая помада с блеском была наложена слишком аккуратно. Глаза были тщательно подведены карандашом глубокого каштанового цвета, на веки наложены мерцающие тени. Все это ясно говорило о жизни в роскоши и о привычке к элегантности. Он решил нанести удар в самое уязвимое место и внимательно наблюдать за ее реакцией.

– Каким образом вы связаны с «Одиссеем»? – неожиданно спросил он.

В первый момент она не поняла. Затем до нее дошло наконец, что эти люди не случайные рыбаки. Она попыталась отговориться:

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Разве ваш муж не работал в корпорации «Одиссей»?

– Почему вы об этом спрашиваете? – ответила она вопросом на вопрос, пытаясь уйти от ответа и опомниться от неожиданности.

– На вашей яхте был изображен такой же конь, как на логотипе «Одиссея».

Безупречно выщипанные и подведенные брови слегка приподнялись. «Она хорошо играет, – подумал Питт, – очень хорошо играет. Ее нелегко сбить с толку». Он начал понимать, что Рита – не просто жена богатого человека. Она отлично умеет командовать людьми и распоряжаться. Его даже позабавило, когда она вдруг предприняла фланговую атаку и попыталась поменяться с ним местами.

– Кто вы такие? – неожиданно резко спросила она. – Вы не рыбаки.

– Нет, – медленно, с напором произнес Питт. – Мы сотрудники научной экспедиции Национального подводного и морского агентства США. Мы ищем источник коричневой мути.

Эффект был такой, как будто Питт ударил ее по лицу. Ее спокойная собранность внезапно исчезла. Не сумев удержаться, она выпалила:

– Это невозможно. Вы... – и замолчала.

– Должны были погибнуть при взрыве в канале Блуфилдса? – закончил за нее Питт.

– Так вы знали? – задохнулась от изумления Рене. Она шагнула к койке, как будто собираясь задушить Риту.

– Она знала, – согласился Питт, мягко удерживая Рене за руку.

– Но почему? – требовательно спросила Рене. – Что мы такого сделали, чтобы заслужить эту жуткую смерть?

Рита не собиралась больше ничего говорить. Удивление на ее лице сменилось гневом и ненавистью. Рене в тот момент больше всего хотелось ударить по этому лицу кулаком, и посильнее.

– Что мы будем с ней делать?

– Ничего, – ответил Питт, слегка пожимая плечами. Он понял, что ему больше не удастся заставить Риту говорить. Она сказала все, что намеревалась сказать.

– Пока не доберемся до Коста-Рики, держите ее взаперти в каюте. Я попрошу Руди связаться с местными властями и договориться, чтобы на причале ее встретили и взяли под стражу.

* * *

Мало-помалу на Питта навалилось изнеможение. Он смертельно устал, как, впрочем, и все остальные. Но прежде чем вздремнуть, хотя бы немножко, ему необходимо было сделать еще одно дело. Он оглянулся в поисках шезлонга, но вспомнил, что Рене выбросила его за борт. Он уселся прямо на палубу, с которой исчезли все маскировочные рыболовные снасти, вытянул ноги, привалился спиной к фальшборту и набрал номер на своем трехрежимном спутниковом телефоне системы «Глобалстар».

В трубке раздался сердитый голос Сэндекера:

– Почему так долго не выходили на связь?

– Мы были заняты, – пробормотал Питт и следующие двадцать минут вводил адмирала в курс дела. Сэндекер терпеливо слушал и не перебивал. В завершение Питт пересказал свой разговор с Ритой Андерсон.

– Какое отношение ко всему этому может иметь Призрак? – озадаченно спросил Сэндекер.

– В настоящий момент я могу предположить только, что у него есть тайна, ради сохранения которой он готов перебить экипаж любого судна, случайно заглянувшего в его владения.

– Я слышал, что они совместно с КНР реализуют сейчас строительные проекты по всей территории Никарагуа и Панамы.

– Лорен однажды за ужином тоже упоминала что-то подобное.

– Я прикажу расследовать деятельность «Одиссея», – сказал Сэндекер.

– Вы можете проверить также Риту и Дэвида Андерсонов и яхту под названием «Эпона».

– Немедленно поручу Йегеру.

– Интересно будет узнать, как эта женщина замешана в этой истории.

– Вы обнаружили источник коричневой мути?

– Мы угодили непосредственно в то место, где она поднимается с морского дна.

– Значит, это скорее всего естественный феномен?

– Патрик Додж так не думает. – Питт подавил зевок. – Невозможно, как он утверждает, чтобы минеральные компоненты, из которых состоит муть, просто так поднимались со дна. Да еще одновременно в таких количествах – как из пушки. Он говорит, что такой апвеллинг[21] может быть только искусственным. Здесь, похоже, происходит нечто жуткое, и невольно вспоминается мистический триллер «Сумеречная зона».

– Мы вернулись к тому, с чего начали, к естественному феномену, – сказал Сэндекер.

– Не совсем, – тихо проговорил Питт. – Мне хотелось бы осуществить еще одну небольшую экспедицию, свою собственную.

– Я направил реактивный транспортный самолет НУМА в аэропорт близ Рио-Колорадо-Лодж. На нем команда, которая подштопает «Поко-Бонито», прежде чем вести его на север. Ганн, Додж и Форд улетят на нем в Вашингтон. Я бы хотел, чтобы вы с Алом к ним присоединились.

– Работа еще не закончена.

Сэндекер не стал спорить. Он давно уже понял, что Питт редко ошибается в своих оценках.

– Что ты планируешь?

Питт вгляделся в зелень заросшего лесом берегового горного хребта за белым песком пляжей.

– Думаю, что было бы полезно подняться по реке Сан-Хуан в озеро Никарагуа.

– Что ты рассчитываешь там найти? Это слишком далеко и от моря, и от коричневой мути.

– Ответы, – сказал Питт. Мысленно он уже плыл вверх по реке. – Ответы на все вопросы.

Часть третья От Одиссея до «Одиссея»

Отмель Навидад,

23 августа 2006 г.

24

Если можно сказать, что ураган Лиззи принес кому-то хоть какую-то пользу, то заключалась она в том, что он начисто смел с банки Навидад коричневую муть. Вода над коралловыми зарослями вновь стала сине-зеленой и прозрачной, как стекло, с видимостью чуть ли не в двести футов. Вместе с чистой водой на прежние места обитания вернулись рыбы. Внешне все выглядело так, как если бы здешних обитателей никогда ничто не тревожило: ни коричневая муть, ни ураган.

Вместо «Морской феи» у кромки отмели появилось другое исследовательское судно, задачей которого на этот раз стало исследование таинственного затонувшего сооружения. Судно это под названием «Прошлогоднее море» было разработано и построено специально для подводных археологических исследований на мелководье, и ему редко приходилось работать вне пределов видимости берега. Среди его предыдущих проектов числились раскопки подводных руин Александрийской библиотеки в Египте, исследование китайского флота, потопленного ураганом у берегов Японии, поиски древних шведских и русских торговых судов на Балтике. За плечами работавшей на «Прошлогоднем море» команды ученых было множество экспедиций, связанных со всевозможными историческими событиями.

Судно было полностью оборудовано для подобных исследований. Его можно было закрепить на четырех якорях и проводить с него как автономные – с автономными дыхательными аппаратами, – так и локальные погружения с подачей сжатого воздуха ныряльщику сверху, по шлангам. Сквозная шахта в середине его корпуса была приспособлена как для всевозможных погружений, так и для спуска и подъема подводных роботов. Были там и условия для безопасного подъема с морского дна древних артефактов. Весь довольно обширный носовой отсек судна занимала просторная лаборатория с самым современным научным оборудованием для анализа и консервации находок.

«Прошлогоднее море» было короче большинства других исследовательских судов – всего 151 фут, зато его широкий сорокапятифутовый корпус был удобным и вместительным. На судне была команда из четырех человек и десять ученых-исследователей. Два больших дизельных двигателя позволяли ему развивать скорость до двадцати узлов. Те, кто плавал на «Прошлогоднем море», имели право гордиться: им не раз удавалось переписывать страницы истории мореплавания.

Чем дальше продвигались исследовательские работы на банке Навидад, тем сильнее становилось общее убеждение в том, что экспедиция стоит на пороге величайшего открытия.

Поначалу морские археологи, исследовавшие каменные помещения, не были уверены даже, что эти сооружения рукотворны. Да и местность вокруг отнюдь не изобиловала изделиями рук человеческих. За исключением предметов, обнаруженных на каменном ложе и в котле, найти что-либо еще удалось только в кухне. Однако чем дальше, тем больше обнаруживалось совершенно невероятных археологических сокровищ. Во-первых, геологам экспедиции удалось установить, что изучаемое сооружение когда-то стояло на суше, на вершине небольшого холма. Это выяснилось, когда с небольшого участка – всего шесть квадратных дюймов – стены в спальне осторожно сняли все то, что успело нарасти на ней за это время. И сразу стало очевидно, что помещения не высечены в скале, а сложены из плотно пригнанных камней в то время, когда банка Навидад была островом и поднималась над морскими волнами.

Дирк вместе с сестрой стоял в лаборатории и рассматривал находки. Здесь, в глубоких лотках с морской водой, находились теперь все обнаруженные в здании предметы. Впереди их ожидал длительный процесс консервации. Дирк очень осторожно поднял из воды изящное золотое крученое ожерелье – то самое, что лежало прежде на каменном ложе.

– Все без исключения предметы, обнаруженные на ложе и в котле, принадлежали женщине.

– Это ожерелье гораздо красивее большинства современных украшений, оно более изящное и утонченное, – сказала Саммер, любуясь витой цепью. Золото приглушенно мерцало в лучах солнца, проникающих через иллюминаторы.

– Пока не появится возможность сравнить ожерелье с аналогами по археологическим записям в европейских архивах, мне придется примерно датировать его серединой бронзового века, – произнес рядом мягкий голос, будто легкий летний дождь прошумел по металлической крыше.

Голос принадлежал доктору Джеффри Парксу, который всегда ходил вытянув вперед голову, будто принюхиваясь, а повадками напоминал осторожного волка. Будучи шести футов восьми дюймов росту, он, чтобы видеть что-то из своей стратосферы, постоянно ходил склонившись. В свое время в колледже он считался звездой баскетбола, но серьезная травма колена вынудила его покинуть площадку. Он никогда больше не играл. Вместо этого он увлекся морской археологией и добился успехов в этой области. Его докторская диссертация была посвящена древним затонувшим городам. Учитывая специализацию Паркса, адмирал Сэндекер и пригласил его в экспедицию.

Паркс прошелся вдоль длинного стола с глубокими открытыми кюветами, в которых находились древние памятники, и остановился у большой доски, закрепленной на переборке. К ней было приколото больше пятидесяти фотографий, сделанных внутри подводного сооружения. Возле доски он остановился и ластиком на обратном конце карандаша постучал по группе смонтированных снимков, представляющей план древнего здания.

– У нас ведь здесь не город и не крепость. Не видно никаких сооружений, кроме тех комнат, которые вы обнаружили с самого начала. Назовите это особняком – ну тем, что могло в то время играть роль особняка, – или, скажем, небольшим дворцом, который позже превратился в гробницу для женщины. Женщины, безусловно, принадлежавшей к местной элите. Возможно, королевы или верховной жрицы, достаточно богатой, чтобы заказывать собственные драгоценности.

– Жаль, что от нее ничего не осталось, – заметила Саммер. – Даже от черепа не осталось никаких следов. Даже зубы исчезли.

Паркс слегка улыбнулся.

– Ее кости исчезли много веков назад вместе с одеждой. Вероятно, это произошло вскоре после того, как здание погрузилось в море. – Он передвинулся к большой фотографии, сделанной прежде, чем древние артефакты сняли с каменного ложа, и снова постучал карандашом по крупному изображению бронзового доспеха. – Должно быть, она была воином, и ей приходилось водить мужчин в сражение. По фотографии похоже, что кираса изготовлена из цельной пластины и надевать ее нужно было через голову, как металлический свитер.

Саммер попыталась представить себе, как могла бы эта кираса выглядеть на ней. Ей приходилось читать, что кельты для своего времени были крупными людьми, но этот доспех казался слишком маленьким для ее торса.

– Но как все же могла она здесь оказаться?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Паркс – Как традиционному археологу, мне не полагается верить в диффузию культуры, в контакты между Америками и остальными частями света до Колумба. Я, вероятно, должен сказать, что это тщательно подготовленная мистификация, которую устроили испанцы где-то после тысяча пятисотого года.

Саммер нахмурилась.

– Не может быть, чтобы вы на самом деле в это верили!

Паркс снова улыбнулся.

– На самом деле не верю. По крайней мере после того, что мы здесь увидели. Но если нам не удастся точно выяснить, как эти предметы попали на отмель Навидад, и доказать это так, чтобы не осталось никаких сомнений, это противоречие потрясет и расколет мир древней истории.

Саммер не сдавалась:

– Но ведь древние моряки могли пересекать океан.

– Никто и не говорит, что они не способны были это сделать. Люди уже пересекали и Атлантический, и Тихий океаны на чем угодно, от лодок из натянутых на раму воловьих шкур до шестифутовых парусных скорлупок. Вполне можно себе представить, что какой-нибудь шторм мог забросить в Америку рыбаков из Японии или Ирландии. Археологи признают, что по всей Центральной и Южной Америке в искусстве и архитектуре имеется множество интересных особенностей и косвенных признаков, указывающих на европейское и азиатское влияние. Тем не менее на той стороне пруда не было обнаружено ни одного достоверного предмета с этого берега.

– Наш отец обнаружил доказательства присутствия викингов на территории США, – возразила Саммер.

– К тому же они с Алом Джордино нашли в Техасе артефакты из Александрийской библиотеки, – добавил Дирк.

Паркс пожал плечами.

– Но факт остается фактом. На раскопках в Европе и Африке до сих пор не найдено ни одного предмета американского происхождения.

– А как насчет следов никотина и кокаина, обнаруженных в египетских мумиях? – выпустила очередную стрелу Саммер. – Табак и листья коки могли попасть туда только из Америки.

– Я так и думал, что вы об этом вспомните, – сказал Паркс со вздохом. – Египтологи до сих пор об этом спорят.

Саммер задумчиво нахмурилась.

– А может быть, ответы на эти вопросы все еще там, внизу?

– Может быть, – признал Паркс – Наши морские биологи всячески исследуют наросты на стенах, а наш фитохимик копается в трудах по остаткам растительной жизни, пытаясь определить хотя бы примерно, как долго здание пробыло под водой.

Саммер, казалось, погрузилась в собственные мысли.

– А не может быть надписей на стенах, под наростами? Ну разве не могли археологи что-нибудь упустить?

Паркс рассмеялся.

– Ранние кельты не оставили после себя произведений искусства или письменных источников, в которых описывалась бы их культура. Так что находка вырезанных надписей очень маловероятна, разве что мы сильно ошиблись в датировке Навинии.

– Навинии?

Паркс всмотрелся в компьютерную распечатку, где затонувшее здание было изображено так, как оно могло выглядеть сразу после постройки.

– Название не хуже любого другого, как вам кажется?

– Не хуже любого другого, – отозвался Дирк. Он перевел взгляд на Саммер. – Почему бы нам с тобой не нырнуть завтра с утра пораньше и не поискать надписи на стенах? Кроме того, мне кажется, что нам следовало бы в последний раз поклониться нашей верховной жрице и отдать ей почести.

– Не задерживайтесь там слишком надолго, – сказал Паркс. – Капитан предупредил, что в полдень собирается поднять якоря. Он хочет как можно скорее доставить находки в Форт-Лодердейл.

Молодые люди вышли из лаборатории, и Саммер посмотрела на Дирка с любопытным блеском в глазах.

– С каких это пор тебя мучает ностальгия?

– В моем безумии есть вполне практическая цель[22].

– Так, и что же это за цель? – сухо поинтересовалась Саммер.

Дирк ухмыльнулся и смело встретил ее вызывающий взгляд.

– У меня есть идея. Мне кажется, что кое-что важное все же упущено.

На этот раз они знали, с какого места следует продолжать поиски, а потому сразу направились в прихожую. Древние комнаты были пусты и вновь казались заброшенными. А ведь только вчера в них было многолюдно, как в зале ожидания аэропорта. Ученые с «Прошлогоднего моря» залезали в каждую трещинку и исследовали каждый укромный уголок. Теперь же все артефакты были уже подняты на борт судна и ждали обработки и консервации. Исследования практически завершились, и ученые наверху занимались описанием и предварительным анализом находок. Затонувшие комнаты оказались в полном распоряжении Дирка и Саммер. Теперь, когда никто не следил за ними и не заглядывал все время через плечо, молодые люди не видели причин относиться к стенам с особой нежностью.

Как и собирались, они начали свои поиски с прихожей. Пока Саммер осматривала одну стену, Дирк занялся другой. Они соскребали со стен шпателями всю морскую живность и любые наросты, добирались до самого камня. При этом они понимали, что в глазах сознательного археолога их действия выглядят как святотатство. Тем не менее молодые люди старательно обрабатывали стены, расчищали на них длинные горизонтальные полосы, преимущественно на высоте от четырех до пяти футов над уровнем пола. Три тысячи лет назад люди в среднем были ниже современных на несколько дюймов, а значит, и уровень их глаз находился ниже. Дирк и Саммер решили воспользоваться этим историческим фактом и сузить поле своих поисков.

Работа шла медленно. После часа бесплодных усилий они вернулись на «Прошлогоднее море», чтобы заменить почти пустые воздушные баллоны. Все водолазные суда НУМА были оснащены барокамерами, так что Дирк педантично выдерживал график повторных погружений, предписанный его наручным компьютером, чтобы избежать кессонной болезни.

Через двадцать минут после начала второго погружения, когда молодые люди уже перешли из прихожей дальше, в длинный коридор, Саммер вдруг постучала по стенке рукоятью шпателя, привлекая внимание Дирка. Он немедленно подплыл к ней и в изумлении уставился на только что расчищенный участок стены, на который возбужденно показывала Саммер.

На расцарапанном месте под слоем наростов проявились какие-то рисунки.

Дирк кивнул и возбужденно вскинул большие пальцы кверху. Брат и сестра вместе принялись лихорадочно расчищать камни стены ладонями и пальцами в перчатках. Они старались работать осторожно, чтобы не повредить драгоценные реликвии, которые медленно проявлялись перед ними на стене в полумраке подводного коридора. Наконец вырезанные в камне изображения предстали перед глазами молодых людей целиком. Брат и сестра были в восторге: им удалось то, до чего не додумались профессионалы! Они понимали, что видят зрелище, которого не видел ни один человек вот уже три тысячи лет.

Изображения на стене оказались пиктограммами. Они раскрывали загадку затонувшего дома. Пытаясь получше рассмотреть детали, Дирк поднес свой фонарь ближе к стене и направил свет на рисунки сбоку, В результате дальнейших поисков выяснилось, что изображения идут по обеим стенам коридора на высоте около пяти футов от пола полосами шириной два фута. По структуре они напоминали ковер из Байо с изображением высадки Вильгельма Завоевателя и битвы при Гастингсе в 1066 году.

Дирк и Саммер неподвижно висели в воде и с почти религиозным благоговением взирали на вырезанные в стене рельефные изображения. На них какие-то люди плыли куда-то на парусных кораблях. Люди эти выглядели довольно странно: у них были большие круглые глаза и густые бороды. Их вооружение состояло из длинных кинжалов, коротких мечей с продольным ребром на клинке и боевых топоров с закругленными лезвиями. Некоторые из воинов ехали по одному на колесницах, но большинство сражалось пешими.

Были представлены и многочисленные, весьма кровавые батальные сцены. Создавалось впечатление, что сцены эти изображают несколько битв одной длительной войны. На рисунках можно было видеть, как женщины с обнаженной грудью бросают в гущу врагов копья.

Саммер легко провела рукой в перчатке по женским фигурам. Затем повернулась к Дирку и улыбнулась с видом превосходства.

На самых первых рисунках изображены были корабли, покидающие пылающий город. Дальше на стене было видно, что корабли разметало штормами, а уцелевшим пришлось сражаться – уже на суше – с существами весьма странного вида. Ближе к концу из всех кораблей остался только один, остальные погибли. Затем один из рисунков показывал, что во время шторма затонул и этот последний корабль. На последней картинке двое – мужчина и женщина – стояли обнявшись. Они прощались, после чего мужчина, как явствовало из изображений, уплыл прочь на каком-то плавсредстве, похожем на плот с парусом.

Дирк и Саммер обнаружили классическую хронику. Неизвестный древний автор вырезал ее на камне этих стен, а потом остров затопило море. Брат и сестра с веселым возбуждением посмотрели друг на друга через стекла лицевых масок. Они и вообразить себе не могли, что найдут что-то столь необыкновенное.

Дирк жестом указал Саммер на дверной проем, ведущий из древнего здания наружу, на отмель. Фонарь мигнул и погас. Молодые люди развернулись и направились к поверхности, оставив бесценное сокровище открытым взгляду тех, кто в скором времени должен был последовать за ними. Уже их делом будет сфотографировать пиктограммы, восстановить их в полном величии и блеске и познакомить с ними человечество.

25

«Поко-Бонито» вошел в устье Рио-Колорадо в середине дня. Вода за бортом постепенно избавилась от следов коричневой мути, изменившись до чистой речной синевы. По ярко-голубому небу тут и там плыли величественные белые облака. Время от времени одно из них заслоняло солнце, а некоторые даже орошали землю короткими теплыми ливнями. Экипаж НУМА стоял на палубе и махал руками флотилии проносившихся мимо «Поко-Бонито» маленьких рыбацких лодок. Их подвесные моторы гудели, как рой шершней, а рыбаки гордо демонстрировали улов-тарпонов, снуков и барракуд. На одной из лодок, прошедшей совсем близко от искалеченного исследовательского судна, отмечали успех поднятыми бутылками с пивом. Двое рыболовов подняли со дна лодки и показали тарпона, в котором на вид было не меньше сотни фунтов.

Ганн медленно ввел «Поко-Бонито» в устье и прошел легкий поворот русла. Он старался держаться подальше от стаек маленьких фибергласовых рыбачьих лодок, а потому шел вдоль одного из берегов реки и далеко обходил бакены. Повернув штурвал на пол-оборота, он направил суденышко мимо крошечного поселка Рио-Колорадо-Лодж к причалу, от которого крытая дорожка в окружении цветов вела к большому дому в роще пальмовых деревьев.

– Да это настоящий рай! – сказала Рене в восхищении от пышной красоты тропического леса, со всех сторон окружавшего дом. Сам дом был выстроен из кусков лавы и покрыт большими пальмовыми листьями.

– Рыбацкий рай, – заметил из рубки Ганн. – Его построил мой старый друг еще по академии, Джек Макги. Если вам нравятся морепродукты, то здесь можно до отвала наесться экзотическими рыбами. Он также собрал тысячи рецептов со всего света и написал по этому вопросу несколько книг.

Питт спрыгнул на причал, принял швартовочные концы, сброшенные Джордино, и закрепил их на кнехтах. По закону они не должны были отходить далеко от судна, пока местные пограничники не проверят их документы. Представители закона явно удивились, увидев полученные «Поко-Бонито» повреждения. Рене воспользовалась своим испанским и сочинила на ходу дикую историю о том, как экспедиции удалось уйти от целой флотилии пиратов-контрабандистов, не менее кровожадных, чем их предки.

Поскольку произошло все это в никарагуанских водах, пограничники не потребовали официального отчета. С другой стороны, Рита Андерсон представляла собой серьезную проблему. Бумаг у нее не было никаких, и, поскольку Питт и Ганн не имели ни малейшего желания объяснять ее присутствие на борту исследовательского судна, Рене связала ее и заткнула ей рот кляпом. После этого Джордино втиснул Риту в небольшую кладовку в машинном отделении. Пограничники провели поверхностный осмотр судна, увидев Джордино, никто из них не захотел пачкать в его владениях тщательно отглаженную и накрахмаленную форму. Маленький итальянец выглядел как Джеймс Дин в фильме «Гигант» – после того как из земли забил нефтяной фонтан.

Когда пограничники удалились, Додж повернулся к Питту:

– Почему мы обращаемся с миссис Андерсон как с преступницей и держим ее как пленницу? Ее мужа убили, а ее яхту захватили пираты.

– Она совсем не та, за кого себя выдает, – коротко ответила Рене.

Питт не сводил глаз с пограничников, пока они не забрались в «лендровер» и не уехали от причала по грязной дороге, разбитой после дождей.

– Рене права. Миссис Андерсон по уши замешана в этом темном деле. Адмирал Сэндекер связался с правоохранительными органами Коста-Рики, и они согласились взять ее под стражу и начать расследование. Их представители должны вот-вот подъехать.

Рене шагнула на ступеньку трапа, ведущего вниз, в каюту Питта.

– Я, пожалуй, лучше пойду подготовлю нашу принцессу к отправке в тюрьму.

Не успела она исчезнуть из глаз, как на дорожке, ведущей к пристани, показался человек. Он быстро шагал прямо к «Поко-Бонито». Джек Макги оказался крепким, румяным человеком лет пятидесяти. Ни в светлых волосах его, ни в усах, как у типичного американского шерифа в кино, не видно было даже легкой седины. Широко расставленные светло-коричневые глаза придавали ему вид настороженного зверька, который постоянно следит, не появился ли поблизости хищник. Он был одет в темно-синие шорты и цветастую рубашку. Офицерская фуражка на его голове выглядела так, будто успела поучаствовать еще во Второй мировой.

Ганн шагнул навстречу. Друзья пожали друг другу руки, потом обнялись.

– Джек, каждый раз, как мы встречаемся, ты выглядишь старше на десять лет.

– Это потому, что мы с тобой встречаемся раз в десять лет, – приветствовал друга Макги. При звуке его голоса всем подумалось, что он, наверное, когда-то пел в хоре партию баса-профундо.

Ганн представил присутствующих друг другу. Джордино только помахал рукой из люка машинного отделения.

– Еще с одним членом нашего экипажа встретишься позже. Это Рене Форд, она сейчас занимается внизу одним небольшим делом.

Макги понимающе улыбнулся:

– Вашей незваной гостьей?

Ганн кивнул:

– Да, Ритой Андерсон. Это та дама, которую я упоминал по спутниковому телефону, когда сообщал о нашем скором прибытии.

– Инспектор полиции Габриэль Ортега – мой старый друг, – сказал Макги. – Он заставит вас пройти в участок и дать письменные показания, но, я думаю, вы быстро поймете, что он очень вежлив и тактичен.

– Вас в здешних водах не донимают пираты? – поинтересовался Питт.

Макги рассмеялся и энергично покачал головой.

– Только не в Коста-Рике. Но на севере, в Никарагуа, их пруд пруди.

– Почему же там есть, а здесь нет?

– Коста-Рика – экономическое чудо Центральной Америки. Уровень жизни выше, чем в большинстве других латиноамериканских стран. В основном здесь, конечно, развито сельское хозяйство, но кроме этого на подъеме туризм, и, как ни удивительно, страна активно экспортирует электронику и микропроцессоры. Никарагуа, наоборот, после тридцати лет революции лежит практически в руинах. Сейчас, правда, правительство стабилизировалось. Зато большая часть повстанцев, умевших только вести партизанскую войну, отказались заняться фермерством или тяжелым ручным трудом. Они обнаружили, что контрабанда наркотиков значительно прибыльнее. А поскольку для этого потребовался целый флот катеров для перевозки кокаина, то одновременно возникло и пиратство.

– Ты слышал что-нибудь о коричневой мути?

Макги слегка покачал головой:

– Только то, что такая штука существует к северу от нас и к востоку, в Карибском море. Если взять суммарный эффект бандитизма, пропажи судов и заражения этой гадостью, то можно сказать, что рыболовство у берегов Никарагуа умерло насильственной смертью.

Макги обернулся и приподнял шляпу. Из дома на пристань вышел полицейский офицер в форме.

– А, Габриэль, вот и ты.

– Джек, старый приятель, – приветствовал его Ортега. – Во что ты вляпался на этот раз?

– Не я, – рассмеялся Макги. – Это мои друзья из Штатов.

Хотя внешность Ортеги была, несомненно, латиноамериканской, тем не менее он очень походил на Эркюля Пуаро Агаты Кристи – те же гладкие прямые черные волосы, зачесанные назад, те же тонкие, безукоризненно подстриженные черные усики, те же мягкие темные глаза, от которых ничего не могло укрыться. В его английской речи чувствовался легкий испанский акцент. Улыбнувшись при знакомстве, он приоткрыл ряд ровных зубов. Очевидно было, что этот офицер пользуется услугами хорошего дантиста.

– Адмирал Сэндекер объяснил мне ситуацию, в которой вы оказались, – сказал он. – Надеюсь, вы снабдите меня детальным отчетом о приключениях с пиратами?

Питт кивнул.

– Можете на это рассчитывать, инспектор.

– А где та женщина, которую вы спасли с пиратского судна?

– Внизу. – Питт обеспокоенно нахмурился и обернулся к Джордино. – Ал, почему бы тебе не заглянуть вниз и не выяснить, что задерживает там Рене и нашу гостью?

Джордино, ни слова не говоря, вытер руки масляной тряпкой и исчез внизу. Он вернулся меньше чем через минуту. Его лицо было искажено яростью, глаза смотрели сурово.

– Рита исчезла, а Рене мертва, – сказал он все с тем же выражением гнева на лице. – Убита.

26

В первые несколько мгновений все были настолько потрясены, что просто не поняли, что сказал Джордино. Они стояли и тупо смотрели на него. Потребовалось не меньше пяти секунд, чтобы значение его слов начало проникать в сознание присутствующих.

Затем Додж обалдело выпалил:

– Что вы говорите?

– Рене мертва, – просто повторил Джордино. – Рита ее убила.

Питта целиком затопила дикая ярость. Он требовательно шагнул к Джордино:

– Где она?

– Рита? – По лицу Джордино можно было решить, что он только что очнулся от кошмарного сна. – Она исчезла.

– Это невозможно. Как могла она незаметно покинуть судно?

– Ее нигде нет, – возразил Джордино.

– Могу я увидеть тело? – с профессиональной бесстрастностью спросил Ортега.

Питт уже съезжал вниз по трапу. Он чуть не свалился на Джордино, который едва успел податься к стене.

– Сюда, инспектор. Женщины были внизу, в моей каюте.

Внутренне Питт испытывал острое чувство вины. Это он виноват. Он не понял, что Рита способна на убийство. Он проклинал себя за то, что не пошел вместе с Рене, а отправил ее одну освобождать убийцу от пут.

При виде Рене он смог только пробормотать про себя:

– О господи, нет!

Рене, раздетая донага, лежала на койке. Ее ноги были вытянуты, а руки разведены в стороны, крестом. На животе ее был вырезан логотип «Одиссея» – кельтский белый конь из Уффингтона.

* * *

Пока Рене освобождала от липкой ленты ее руки, Рита притворялась покорной и уступчивой. Рене по неопытности даже не подозревала, что ее жизни может грозить опасность, если меньше чем в десяти футах от нее находятся пятеро мужчин. Но когда она опустилась на колени, чтобы освободить от липкой ленты колени и лодыжки Риты, эта ведьма стиснула руки и с силой обрушила их на основание шеи жертвы. Рене рухнула без единого звука.

Рита быстро сорвала с Рене одежду, положила ее на постель и прижала к лицу подушку. Борьбы не было. Рене была без сознания и даже не почувствовала, как ее задушили. Затем Рита нашла в бритвенном приборе Питта ножницы и вырезала на животе Рене схематическое изображение кельтского коня. От начала до конца вся эта жуткая операция заняла у нее меньше четырех минут.

Рита метнулась к носу судна и выбралась наверх через носовой люк, под прикрытием ходовой рубки. Мужчины тем временем спокойно беседовали на кормовой палубе. Не показываясь им на глаза, Рита перебралась через невысокий борт и без всплеска скользнула в воду. Практически не показываясь из воды, она проплыла к противоположному берегу заливчика и выбралась на берег сквозь густые заросли тропической растительности. В тот самый момент, когда Джордино обнаружил тело Рене, Рита незамеченной исчезла в джунглях.

* * *

– Эта женщина не сможет далеко уйти, – заявил Ортега. – Около Рио-Колорадо нет никаких дорог. Она не сможет выжить в джунглях. Мои люди перехватят ее, прежде чем она сумеет обзавестись средством убраться отсюда по воздуху или по воде.

– Имейте в виду, она убежала в одном бикини, – сообщил Питт.

– Она не взяла никакой одежды?

– Шкаф Рене по-прежнему закрыт, а ее одежда разбросана по палубе, – сказал Ганн, указывая на предметы одежды, валяющиеся там, где Рита их бросила.

– Деньги у нее есть? – спросил Ортега.

Питт покачал головой.

– Нет. Разве что у Рене было что-то в карманах, но я в этом сомневаюсь.

– Без денег и документов ей некуда бежать, кроме как в джунгли.

– Вряд ли женщина сможет выжить в джунглях в одном бикини, – заметил Макги, остановившийся в дверях.

– Пожалуйста, закройте каюту, – скомандовал Ортега, – и ничего не трогайте.

– Нельзя ли нам по крайней мере одеть ее? – попросил Питт.

– Нет, пока не подъедут мои эксперты и не проведут надлежащих исследований.

– Когда мы сможем забрать ее и отправить на самолете в Штаты?

– Через два дня, – вежливо ответил Ортега. – Пока же я прошу вас остаться здесь и воспользоваться гостеприимством мистера Макги. Вас всех необходимо допросить и записать ваши показания. – Он сделал паузу и спросил, указав на Рене: – Она из вашей страны?

Додж отвернулся, не в силах видеть перед собой тело Рене Форд.

– Она живет в Ричмонде, штат Виргиния, – прошептал он прерывающимся голосом.

Питт взглянул на Ганна.

– Нам следует проинформировать адмирала.

– Да, он вряд ли примет это сообщение спокойно. Насколько я его знаю, он потребует от Конгресса объявить войну и направить сюда морскую пехоту.

Впервые за все время Ортега проявил удивление. Его глаза расширились.

– Что он сделает, сеньор?

– Это игра слов, – ответил Питт. Не обращая внимания на полицейского инспектора, он накрыл тело Рене одеялом.

* * *

Рита торопливо пробиралась через джунгли. Она держалась возле берега реки, но далеко ей идти и не понадобилось. Она добралась до базы спортивного рыболовства и по стрелкам указателей направилась к плавательному бассейну. В своем бикини она оказалась там вполне на месте и легко сошла за еще одну «вдову рыболова». Большинство женщин, отдыхающих на базе с мужьями, предпочитали проводить время возле бассейна, пока мужчины на реке махали спиннингами, пытаясь поймать тарпона или снука.

Не обращая внимания на недоуменные взгляды служителей бассейна и официантов, Рита небрежно подхватила с одного из пустующих шезлонгов пляжное полотенце и накинула его на плечо. Затем пошла по дорожке, соединявшей между собой жилые комнаты. Заметив в одной из комнат горничную за уборкой, она уверенно вошла внутрь.

– Tome su tiempo, – сказала она горничной, прося не торопиться. Рита вела себя так, как будто это ее комната.

– Me casi acaban, – ответила горничная, вынесла грязные полотенца к своей тележке, оставленной за дверью на дорожке, и закрыла за собой дверь.

Рита присела к столу, подняла телефонную трубку и попросила соединить себя с номером, который ничем не отличался от обычного. Когда на том конце в трубке раздался голос, она сказала без всяких предисловий:

– Это Флидаис.

– Одну минуту.

Через несколько мгновений в трубке прозвучал другой голос:

– Линия чиста. Продолжайте, пожалуйста.

– Флидаис?

– Да, Эпона, это я.

– Почему ты звонишь по открытой линии из какого-то отеля?

– У нас неожиданная проблема.

– Да?

– Исследовательское судно НУМА, занимавшееся поиском источника коричневой мути, не испугалось нашей голограммы и уничтожило яхту.

– Понятно, – ответила женщина, которую назвали Эпоной, без малейших признаков каких-либо эмоций. – Где ты сейчас?

– После того как яхта затонула, меня захватили люди из НУМА. Я убежала и теперь сижу в комнате гостиницы в Рио-Колорадо-Лодж. Еще несколько минут, и местная полиция выследит меня здесь.

– Что с экипажем?

– Кое-кто убит. Остальные сбежали на вертолете и бросили меня.

– Так, с ними разберемся. – Собеседница Риты немного помолчала. – Они тебя допрашивали?

– Пытались, но я сочинила историю и сказала, что меня зовут Рита Андерсон.

– Оставайся на линии и подожди немного.

Флидаис, она же Рита, порылась в шкафу и отыскала цветастое летнее платье десятого размера. У нее самой был восьмой. Она решила, что это достаточно близко. Лучше большое, чем маленькое. Она натянула платье поверх бикини и нашла еще шарф, чтобы повязать голову и спрятать свои рыжие волосы. Ее нисколько не беспокоил тот факт, что она занималась воровством и собиралась оставить хозяйке комнаты немалый счет за телефонные переговоры. Определенно, после убийства Рене ее совсем не волновали подобные мелочи. Затем она натянула на ноги открытые сандалии, которые пришлись впору. На прикроватной тумбочке лежали без дела солнечные очки, так что она прихватила и их.

Она улыбнулась сама себе, когда в первом же ящике платяного шкафа обнаружилась сумочка постоялицы. Для Флидаис всегда оставалось загадкой, почему женщины так неизобретательно прячут свои ценные вещи. В кругу гостиничных воров хорошо известно, что женщины неизменно прячут свои сумочки вместе с кошельками в шкафу под стопкой одежды. Она обнаружила в сумочке восемьсот американских долларов и несколько коста-риканских колонов. При обменном курсе триста шестьдесят девять тысяч колонов за доллар большая часть денежных операций в Коста-Рике проводится в иностранной валюте.

Под фотографией на водительских правах и в паспорте значилось имя: Барбара Хакен. Если не считать волос разного цвета и нескольких лет разницы в возрасте, две женщины вполне могли бы сойти за сестер. Флидаис чуть приоткрыла дверь, чтобы увидеть, если на дорожке вдруг покажется законная обитательница комнаты. В это время Эпона вновь появилась на линии.

– Все организовано, сестра. Я посылаю свой частный самолет, он подберет тебя в аэропорту. Когда ты подъедешь, он будет ждать на взлетной полосе. У тебя есть транспорт?

– У отеля должна быть машина, на которой они встречают гостей и отвозят в аэропорт.

– В аэропорту тебя, возможно, попросят показать удостоверение личности. Иначе служба безопасности не пропустит.

– В этом отношении все улажено, – ответила Флидаис, закидывая ремешок сумочки на плечо. – Через три дня я увижу тебя и сестер во время церемонии.

Она повесила трубку и прошла в вестибюль отеля мимо двух местных полицейских в форме. Полицейские искали женщину, которую последний раз видели в бикини, поэтому они лишь бегло взглянули на проходящую мимо одетую женщину. Они решили, что это постоялица. Рита заметила, что возле бассейна загорает Барбара Хакен. Она, похоже, задремала на солнце. Когда Рита вошла в вестибюль, за стойкой был сам хозяин отеля. На вопрос о том, сможет ли автомобиль отеля отвезти ее в аэропорт, он улыбнулся.

– Надеюсь, вы с мужем не покидаете нас.

– Нет, – неопределенно ответила она и подняла руку к лицу, делая вид, что ей нужно почесать нос – Он все еще на реке. Охотится за крупной добычей. Мне нужно встретиться с друзьями, которые сядут в вашем аэропорту для дозаправки, прежде чем лететь дальше в Панама-Сити.

– Мы увидим вас за обедом?

– Конечно, – сказала Флидаис, отворачиваясь от хозяина. – Где еще здесь можно поесть?

* * *

Подъехав к воротам взлетного поля, водитель остановил машину. Из крохотного офиса появился охранник.

– Вы покидаете Рио-Колорадо? – спросил он у Флидаис через открытое окно.

– Да, я лечу в Манагуа.

– Паспорт, пожалуйста.

Она вручила ему паспорт Барбары Хакен и откинулась на сиденье, повернув голову к противоположному окну.

Охранник поступил по инструкции. Он не торопясь сравнил фотографию в паспорте и черты лица Флидаис. Волосы женщины были прикрыты шарфом, но несколько рыжих прядей выбились из-под цветастого шелка. Охранника это не обеспокоило. Женщины все время красят волосы, и вряд ли можно рассчитывать, что месяц спустя они будут такого же цвета, как сейчас. Лицо выглядело похожим, но вот глаз за солнечными очками видно не было.

– Пожалуйста, откройте багаж.

– Извините, у меня нет багажа. Завтра у моего мужа день рождения. Я забыла купить ему подарок, так что я отправляюсь в Манагуа пройтись по магазинам. Завтра утром я рассчитываю вернуться.

Удовлетворенный объяснением охранник вернул паспорт и разрешающе помахал рукой.

Пять минут спустя все, кто находился на расстоянии мили от аэропорта, могли с завистью наблюдать, как бледно-лиловый самолет низко прошел над деревьями и аккуратно опустился на взлетное поле. Самолет казался слишком большим для местной посадочной полосы. Пилот включил двигатели на реверс и нажал на тормоза, но все равно остановился только за сотню ярдов до северного конца полосы. Затем самолет развернулся и подрулил к тому месту, где его ожидала в машине Флидаис. Еще через пять минут она уже была на борту «Би-210» и летела в Панама-Сити.

27

Два человека небрежно развалились в плоскодонной лодке, которую обитатели местных деревень назвали бы панга. Выглядели они в точности как местные жители, живущие рыболовством на Рио-Сан-Хуан. Они были в мешковатых белых шортах и футболках, в мягких белых кепках вроде бейсболок на головах. Торчавшие с кормы лодки два удилища терпеливо поджидали следующего обеда ленивых рыболовов.

Никто с берега не заметил бы в рыболовах ничего необычного. Разве что опытный рыбак, оказавшийся поблизости и давший себе труд обратить внимание на ничем не примечательную лодку, мог бы догадаться, что на лесках удилищ нет крючков. Река кишела всевозможной рыбой, и ни один крючок – даже пустой – не мог бы оставаться без поклевки больше нескольких секунд.

Плоскодонка шла вверх по течению на тридцатисильном подвесном моторе «Маринер», управление которым было выведено с помощью тросов к центральной стойке. На ее верхушке красовалось рулевое колесо от автомобиля. Двадцатифутовая панга легко поднималась по спокойной реке сквозь чащу тропического дождевого леса. Лил дождь. Путешественники пустились в дорогу в разгар длинного сезона дождей, который в этих местах начинается в мае и продолжается до конца января. Тропическая растительность по берегам была очень густой, и при взгляде на нее казалось, что каждое растение непрерывно сражается с соседом за любой случайный луч солнца, которое изредка – не слишком часто – проглядывает сквозь нескончаемую череду дождевых туч.

Питт и Джордино приобрели пангу, на носу которой красовалось выведенное краской название «Греческий ангел», вместе с запасом топлива и продовольствия всего через несколько часов после того момента, как реактивный самолет НУМА с Руди Ганном, Патриком Доджем и телом Рене Форд на борту поднялся в воздух и взял курс на Вашингтон. Ремонтная бригада, прибывшая в Барра-Колорадо с этим же самолетом, вытащила «Поко-Бонито» на пологий берег и уже вовсю работала над тем, чтобы привести судно в порядок и сделать его пригодным для самостоятельного перехода на север.

Джек Макги устроил для друзей отвальную вечеринку и почти насильно снабдил их суденышко таким количеством пива и вина, что хватило бы для открытия небольшого салуна. Инспектор Орте га тоже старался быть полезным. Он любезно поблагодарил американцев за содействие в расследовании и выразил глубокое сожаление по поводу бессмысленного убийства Рене. Кроме того, его расстроил и разозлил тот факт, что женщина, которую они знали как Риту Андерсон, сумела уйти из расставленных им сетей. Как только команда Ортеги узнала о пропаже паспорта Барбары Хакен и допросила владельца отеля и охранника у ворот аэропорта, они прониклись уверенностью в том, что Рита покинула Коста-Рику и улетела в США. Питт тоже добавил кусочек к складывающейся головоломке, когда узнал, что прилетевший за Ритой самолет был выкрашен в бледно-лиловый цвет. Одного этого факта было достаточно, чтобы накрепко связать Риту с «Одиссеем». Теперь Ортега поклялся, что продолжит преследовать убийцу Рене за границей своей страны и прибегнет для этого к помощи американских правоохранительных органов.

Питт, расслабившись, сидел в кресле на возвышении перед рулевой стойкой и управлял лодкой с помощью одной ноги. Плоскодонка шла по живописным лагунам, проходящим вдоль основного русла реки и связанным с ним спокойными протоками. Джордино одолжил у Макги шезлонг с мягкой подстилкой и развалился теперь на носу лодки, свесив ноги вперед по ходу и с опаской наблюдая за восемнадцатифутовыми крокодилами, время от времени видневшимися на берегу.

Зная особенности тропических лесов, Джордино позаботился прикрыться москитной сеткой. О маленьких кровососах обычно не упоминают в туристических брошюрах, но в этой части света в дождливый сезон их вряд ли меньше, чем дождевых капель. Питт, не желая стеснять движения сеткой, щедро намазал все открытые участки кожи репеллентом.

Первые двадцать миль они плыли на северо-запад по Рио-Колорадо, пока наконец не вышли в мутные воды Рио-Сан-Хуан, служившей извилистой границей между Никарагуа и Коста-Рикой. Если подняться вверх по реке еще на восемьдесят километров, можно добраться до городка Сан-Карлос на озере Косиболка, более известном просто как озеро Никарагуа.

– Я пока не вижу никаких признаков строительства, – заявил Джордино, внимательно рассматривая в бинокль, береговую линию.

– Ты уже видел их, – ответил Питт. Он с любопытством разглядывал ярких многоцветных птиц и их гнезда, во множестве висевшие на деревьях, ветви которых спускались к самой воде.

Джордино извернулся в своем шезлонге, спустил на кончик носа солнцезащитные очки и уставился на Питта поверх оправы. Примерно так же, наверное, он посмотрел бы на букмекера, который предлагает ставку сто к одному на победу фаворита в ближайшей скачке.

– Ну-ка, повтори еще раз.

– Твоя подружка Мики Леви. Помнишь?

– Это имя мне что-то напоминает, – пробормотал Джордино, все еще не понимая, к чему клонит Питт.

– За обедом в тот раз она рассказывала о планах строительства «подземного моста» – системы железнодорожных тоннелей, разработанных для перевозок через всю Никарагуа от океана до океана.

– Она также сказала, что проект так и не был запушен, поскольку Призрак отказался в этом участвовать.

– Обман.

– Обман, – передразнил Питта Джордино.

– После того как инженеры и геологи, так же как твоя подруга Мики, закончили свои исследования, администраторы «Одиссея» настояли на том, чтобы все они подписали соглашение о конфиденциальности и обязались никогда не раскрывать никакой информации о предполагаемом проекте. Призрак грозил ничего им не заплатить, если они откажутся подписать такое соглашение. Затем представители «Одиссея» заявили, что после изучения отчетов пришли к выводу, что проект непрактичен и слишком дорог.

– Откуда ты все это знаешь?

– Перед отлетом из Вашингтона, после того как Мики прислала мне по факсу планы строительства, я позвонил твоей подруге, – небрежно сообщил Питт.

– Давай дальше.

– Я задал ей еще несколько вопросов о Призраке и о проекте подземного моста. Неужели она тебе не рассказала?

– Наверное, забыла, – задумчиво проговорил Джордино.

– В любом случае получается так, что Призрак никогда и не собирался бросать этот проект. Инженеры его «Одиссея» лихорадочно роют здесь уже больше двух лет. Мы видели подтверждение этому и в порту. По всей видимости, с контейнеровозов разгружали не что-нибудь, а шахтное оборудование.

– И разве не я сказал тогда: «Здорово, если ему удалось придумать способ незаметно избавиться от миллионов тонн вынутых камней и глины».

– И ты был прав, действительно получилось здорово.

В голове Джордино внезапно прояснилось.

– Коричневая муть?

– Ответ на миллион долларов, – признал Питт. – На спутниковых снимках не видно никакой строительной деятельности, поскольку видеть там нечего. Единственный способ спрятать миллионы тонн камней и грязи состоит в том, чтобы построить большую трубу, смешать грунт с водой и перекачивать то, что получится, в море на пару миль от берега.

Джордино открыл банку костариканского пива и вытер полотенцем пот с лица под москитной сеткой. Оба они из-за стопроцентной влажности воздуха сильно потели. Джордино покатал по лбу холодной банкой.

– Ну хорошо, мистер умник, но зачем такая секретность? Почему Призрак ради сохранения тайны проекта и строительства идет на крайние меры? Он вроде бы строит тоннель для перевозки грузов от одного моря до другого. Всего лишь. Но если никто ничего не знает о тоннеле, то где же здесь выгода?

Питт подхватил брошенную Джордино банку пива и потянул за ушко.

– Если бы я знал, я бы не плавал тут с тобой, не обливался потом и не поднимался бы вверх по реке, любуясь дикой природой.

– Что мы надеемся обнаружить?

– Вход. Невозможно полностью скрыть место, где люди и техника постоянно входят в тоннель и выходят из него.

– И ты считаешь, что мы обнаружим этот вход, если будем шлепать по реке через эти чертовы джунгли, как на «Королеве Африки»?

Питт рассмеялся.

– Не в джунглях, а под ними. Согласно плану строительства, который выслала мне Мики, тоннель должен пройти точно под городком под названием Эль-Кастильо. Это на полпути к озеру.

– И какие же аттракционы ждут нас в Эль-Кастильо?

– Тоннелям большой длины необходимы вентиляционные шахты. Без них невозможно обеспечить строителей воздухом, нагреть или охладить его, если нужно, и вывести наружу выхлопы горнопроходческого оборудования и дым в случае пожара.

Джордино с беспокойством наблюдал, как громадный крокодил легко соскользнул с берега в мутную воду реки. Затем его взгляд обратился к непроницаемой стене джунглей по северному берегу.

– Надеюсь, ты не собираешься передвигаться здесь автостопом. Иначе мама Джордино никогда больше не увидит любимого сыночка.

– Эль-Кастильо – изолированная речная община. Ни туда, ни оттуда нет никаких дорог. Главная достопримечательность городка – старинная испанская крепость.

– И ты считаешь, что вентиляционная шахта торчит в таком месте, где все в городе могут ее свободно увидеть, – с сомнением в голосе проговорил Джордино. – Мне кажется, что джунгли гораздо больше подходят для того, чтобы прятать в них вентиляционные шахты. Они настолько густы, что никакая аэрофотосъемка и никакой спутниковый снимок не помогут отыскать ее.

– Несомненно, большинство шахт скрыты в джунглях, но я рассчитываю на то, что хотя бы одну они должны были разместить поближе к цивилизации на случай, если потребуется срочно эвакуироваться.

Открывавшийся с реки вид на джунгли был настолько великолепен, что двое мужчин замолчали на некоторое время, впитывая в себя красоту тропической растительности и любуясь всевозможной живностью. Они будто попали на речное сафари в не тронутом человеком тропическом уголке земли. Беломордые паучьи обезьяны в ветвях дерева дразнили крадущегося внизу ягуара. Муравьеды, огромные, как призовые свиноматки на ярмарке, не спеша шествовали вдоль реки, держась, однако, на безопасном расстоянии от берега с кайманами и крокодилами. Туканы с цветными клювами и яркие многоцветные попугаи летали среди радужных бабочек и орхидей. Марк Твен, проплывший в свое время вниз по реке Сан-Хуан, описал здешние джунгли как настоящий земной рай, как самое чарующее место, где ему приходилось бывать.

Питт вел «Греческого ангела» очень ровно, с постоянной скоростью пять узлов. В этих водах не стоит носиться с огромной скоростью и поднимать волны, способные размыть экологически безупречную береговую линию. Эти сказочные три тысячи акров девственного леса входят в биологический заповедник Индио-Маис. Здесь обитают триста видов рептилий, двести видов млекопитающих, более шестисот видов птиц.

В четыре часа пополудни Питт и Джордино вошли в Рио-Бартола – приток Рио-Сан-Хуан. Еще немного, и их плоскодонка встала у причала гостиницы и исследовательского центра Рефуджио-Бартола. В этом заведении, устроившемся в глуши тропического дождевого леса, имелось одиннадцать комнат для гостей, оборудованных отдельными ванными и москитными сетками. Питт и Джордино заняли по комнате.

Они привели себя в порядок и направились в бар-ресторан. Питт заказал текилу какой-то незнакомой марки с кубиками льда. Джордино, утверждавший, что видел больше дюжины фильмов про Тарзана, в каждом из которых было полно англичан на сафари, выбрал джин. Питт сразу обратил внимание на полного человека в белом костюме, одиноко сидящего за столиком возле бара. По всему было видно, что это уважаемый на реке местный житель. Именно такой человек мог оказаться для друзей бесценным кладезем информации.

Питт подошел к столику:

– Простите меня, сэр, но не хотите ли вы присоединиться ко мне и моему приятелю?

Человек за столиком поднял глаза, и Питт увидел, что он очень пожилой, наверное, приближается к восьмидесяти. Его лицо пылало от жары и блестело от пота, но при этом он умудрялся чудесным образом сохранять свежим свой белый костюм. Он протер платком свою лысину и кивнул:

– Конечно, конечно. Я Перси Ратбоун. Хотя, возможно, было бы проще, если бы вы присоединились ко мне, – сказал он, указывая на свою объемистую фигуру, до отказа заполнившую плетеное кресло.

– Меня зовут Дирк Питт, а это мой друг, Ал Джордино.

Рукопожатие старика оказалось твердым, но влажным.

– Рад познакомиться. Садитесь, садитесь, пожалуйста.

Питта позабавила привычка Ратбоуна повторять некоторые слова.

– У вас вид человека, который хорошо знает и любит джунгли.

– Это видно, это видно с первого взгляда, не правда ли? – сказал Ратбоун с коротким смешком. – Я провел большую часть жизни на берегах этой реки в Никарагуа и Коста-Рике. Моя семья переселилась сюда во время Второй мировой. Мой отец был представителем британцев и присматривал за немцами. Те пытались организовать в лагунах тайные базы для обслуживания и снабжения подводных лодок.

– Если позволите спросить, чем может прожить человек на берегу подобной реки, в полной глуши?

Ратбоун лукаво посмотрел на Питта.

– Вот интересно, вы поверили бы мне, поверили, если бы я сказал, что делаю ставку на туризм?

Питт не был уверен, что старику вообще можно верить, но тем не менее решил ему подыграть.

– Значит, у вас какой-то небольшой бизнес?

– В точку, молодой человек, в точку. Я получаю неплохой доход с рыбаков и любителей природы, приезжающих в заповедник. Я владею небольшой сетью курортов между Манагуа и Сан-Хуан-дель-Норте. Когда вернетесь домой, джентльмены, сможете заглянуть ко мне на интернет-сайт.

– Но этот отель принадлежит заповеднику и управляется им.

Ратбоуну не понравилось это замечание Питта. Он, казалось, слегка напрягся.

– Правда, правда, я в отпуске. Я люблю уехать подальше от моих собственных заведений и расслабиться. Например, здесь, где меня не беспокоят гости. А как вы, ребята? Приехали порыбачить?

– Да, и посмотреть на дикую природу. Мы начали свой круиз в Барра-Колорадо и рассчитываем со временем добраться до Манагуа.

– Великолепное путешествие, великолепное, – сказал Ратбоун. – Каждая минута его принесет вам подлинное наслаждение. В этом полушарии больше нет ничего подобного.

Принесли напитки, и Джордино попросил записать их на счет его комнаты.

– Скажите мне, мистер Ратбоун, почему реку, которая течет, можно сказать, от Тихого океана до Атлантического, за пределами этих мест почти никто не знает?

– Эта река была знаменита на весь мир, пока не построили Панамский канал. После этого Рио-Сан-Хуан и угодила на свалку истории. В 1524 году вверх по Сан-Хуану поднялся испанский конкистадор по имени Эрнандес де Кордоба. Он добрался до самого озера Никарагуа и основал на его противоположном берегу колониальный город Гранада. Испанцы, пришедшие вслед за Кордобой, понастроили по всей Центральной Америке вооруженных до зубов фортов, чтобы не пустить в эти места французов и англичан. Одним из этих фортов был Эль-Кастильо, в нескольких милях вверх по реке отсюда.

– Удалось ли испанцам добиться цели? – поинтересовался Питт.

– Конечно, да, конечно, – взмахнул руками Ратбоун. – Но не совсем. Генри Морган и сэр Фрэнсис Дрейк тоже поднимались вверх по реке, но не сумели пройти мимо форта Эль-Кастильо и добраться до озера. Еще через сотню с лишним лет такую же попытку предпринял Горацио Нельсон, тогда еще никому не известный. От отправил вверх по Сан-Хуану небольшую флотилию и атаковал форт, который стоит и до сих пор. Его атака не удалась. Это было единственное проигранное сражение в его военной карьере. Всю оставшуюся жизнь он не мог забыть об этой неудаче.

– Почему это? – спросил Джордино.

– Потому что во время этой атаки он и потерял глаз.

– Правый или левый?

Ратбоун не понял шутки. Он несколько секунд подумал, затем пожал плечами:

– Не помню.

Питт посмаковал глоточек текилы.

– И как долго испанцы полностью контролировали реку?

– До начала тысяча восемьсот пятидесятых годов и калифорнийской золотой лихорадки. Коммодор Вандербильт, железнодорожный и пароходный магнат, не упустил своего золотого шанса. Он заключил с испанцами сделку, предоставив свои суда для челночной перевозки золотоискателей. Те, кто жаждал побыстрее добраться до золотых приисков, покупали в Нью-Йорке и Бостоне билеты для долгого путешествия в Калифорнию на пароходах Вандербильта. В Сан-Хуан-дель-Норте пассажиры пересаживались с океанских судов на речные пароходы, которые затем поднимались по Сан-Хуану и шли через озеро к Ла-Вирхен. Оттуда оставалось проехать в фургонах всего лишь двенадцать миль до маленького тихоокеанского порта Сан-Хуан-дель-Сур, где была всего пара причалов и где пассажиры вновь садились на пароходы Вандербильта, которые уже доставляли жадных до золота искателей в Сан-Франциско. При этом золотоискатели не только сокращали свой путь на сотни миль тем, что не огибали мыс Горн, но и не спускались так далеко к югу, к Панаме, а значит, сокращали свой путь еще на добрую тысячу миль.

– Когда же прекратились здесь речные перевозки? – спросил Питт.

– Основанная Вандербильтом компания, которую он назвал «Аксессори Транзит», заглохла со строительством Панамского канала. Коммодор выстроил в Сан-Хуан-дель-Норте громадный особняк. Он цел до сих пор, хотя заброшен и весь оброс вьющимися растениями. Восемьдесят лет река пребывала в полном забвении, пока в девяностых ее название не зазвучало вновь, уже в качестве приманки для туристов.

– Создается впечатление, что здешняя трасса канала была гораздо более логичной, чем Панамская.

Ратбоун печально покачал головой:

– Значительно, значительно более логичной, но сложная политическая игра вашего президента Теодора Рузвельта отодвинула канал на сотни миль к югу от нужного места.

– Но ведь прорыть здесь канал можно было бы даже сейчас, – задумчиво произнес Джордино.

– Слишком поздно. Интересы крупного бизнеса связаны с Панамским канатом, к тому же защитники окружающей среды и экологи бились бы насмерть против такого проекта. Даже если бы никарагуанское правительство дало разрешение, никто не вложил бы в подобное предприятие деньги.

– Я слышал, что существовали планы строительства через Никарагуа железнодорожного тоннеля между океанами.

Ратбоун неподвижно смотрел куда-то за реку.

– В то время вся река несколько месяцев гудела слухами об этом строительстве, но ничего так и не вышло. Понаехали геологи с теодолитами, исползали все джунгли. Повсюду с ревом носились вертолеты. Геологи и инженеры заполнили тогда мои гостиницы и пили мой виски. Но где-то через год все они собрали оборудование и уехали домой. На этом все и кончилось.

Джордино прикончил свой джин и заказал еще порцию.

– И никто из них так и не вернулся?

Ратбоун покачал головой.

– Насколько мне известно, нет.

– Они объяснили как-то, почему проект не будет реализован? – поинтересовался Питт.

Голова старика снова отрицательно закачалась.

– Было такое впечатление, что все они знают ровно столько же, сколько я. Сроки их контрактов истекли, им заплатили. Вообще все это выглядело очень в духе шпионских фильмов. Я напоил одного из инженеров допьяна накануне отъезда, но смог вытянуть из него только одно: что его и его коллег-инженеров заставили поклясться в сохранении тайны.

– А генеральный подрядчик назывался «Одиссей»?

Ратбоун слегка напрягся.

– Да, так и было, так и было, «Одиссей». Главный начальник даже приезжал сюда и останавливался в моем отеле в Эль-Кастильо. Большой человек, очень большой. Весит, должно быть, фунтов четыреста. Называл себя Призраком. Очень странный. Я так и не разглядел как следует его лица. Он постоянно был окружен свитой, в основном женщинами.

– Женщинами? – встрепенулся Джордино.

– И весьма привлекательными, но знаете, очень деловыми. Держались очень обособленно, всегда в работе. Никогда ни с кем не разговаривали и ни с кем из местных дружбы не водили.

– Как они сюда добирались? – вставил вопрос Питт.

– Садились на реку и оттуда же взлетали на большом самолете-амфибии цвета орхидеи.

– Бледно-лилового?

– Наверное, можно назвать и так.

Джордино крутнул в своем стакане остатки скотча с кубиками льда.

– Неужели вы так и не узнали, хотя бы намеком, почему проект не пошел?

– В слухах, сплетнях и досужих разговорах назывались по крайней мере пятьдесят причин, но ни в одной из них нет никакого смысла. Мои друзья в правительстве Манагуа были поражены не меньше, чем здешние жители. Они утверждали, что их вины в этом нет. Поскольку реализация проекта привела бы к сильному оживлению экономики Никарагуа, они предлагали «Одиссею» любые льготы и преимущества. Мое личное мнение состоит в том, что Призрак нашел для корпорации «Одиссей» более выгодные проекты и просто предпочел их.

В этот момент Питту и Джордино показалось, что земля под ними вздрогнула. В стаканах звякнули кубики льда, а содержимое их задрожало, как будто под ударами невидимых дождевых капель. Верхушки деревьев в джунглях качнулись в унисон с криками бесчисленных птиц и ревом невидимых зверей.

– Землетрясение, – безразлично заметил Джордино.

– Больше похоже на легкую дрожь, – согласился Питт, делая очередной глоток из стакана.

– Вас, парни, кажется, совсем не беспокоит то, что земля у нас здесь движется, – слегка удивился Ратбоун.

– Мы выросли в Калифорнии, – объяснил Джордино.

Питт обменялся с Джордино взглядом, а затем сказал:

– Интересно, на дальнейшем пути вверх по реке нам придется еще испытывать такое дрожание земли?

Судя по виду, Ратбоун испытывал неловкость.

– Сомневаюсь. Подобная дрожь появляется и исчезает неожиданно, как гром небесный, но весьма редко. Кроме того, она пока не нанесла никому никакого вреда. А вот местные аборигены суеверны. Они считают, что древние боги их предков вернулись и поселились в джунглях.

Он медленно, с усилием поднялся с кресла и остановился у столика, слегка покачиваясь.

– Джентльмены, спасибо за выпивку. Мне было очень, очень приятно поговорить с вами. Но с возрастом, знаете ли, приходит необходимость рано ложиться спать. Увижу ли я вас завтра вновь?

Питт поднялся и пожал Ратбоуну руку.

– Возможно. С утра мы, скорее всего, предпримем небольшую экскурсию по здешним местам, а после обеда двинемся дальше.

– Прежде чем отправляться дальше вверх по реке к озеру Никарагуа, мы бы хотели провести день в Эль-Кастильо и осмотреть руины крепости, – добавил Джордино.

– Боюсь, что крепость вы сможете увидеть только издалека, – сказал Ратбоун. – Правительственная полиция объявила ее запретной зоной и для местных жителей, и для приезжих туристов. Утверждается, что из-за бродящих по руинам толп народа крепость разрушается. По-моему, полная чепуха. Дождь наносит ей гораздо больше вреда, чем ноги туристов.

– И что, стены охраняет никарагуанская полиция?

– Там больше всяких охранных штучек, чем на заводе, где делают ядерные бомбы. Видеокамеры, сторожевые собаки и десятифутовый забор вокруг всего форта с колючей проволокой по верху. Один из обитателей Эль-Кастильо, парень по имени Хесус Диего, попытался из любопытства пробраться внутрь. Беднягу нашли висящим на дереве на речном берегу.

– Мертвым?

– Мертвее не бывает. – Ратбоун поторопился сменить тему. – На вашем месте я бы близко не подходил к этому месту.

– Мы, пожалуй, последуем вашему совету, – сказал Питт.

– Ну, джентльмены, рад был познакомиться. Доброй ночи.

Старик медленно зашаркал прочь. Питт и Джордино провожали его глазами.

– Что ты думаешь? – спросил Джордино у Питта.

– Он не тот, за кого себя выдает, – ответил Питт. – Он ничего не сказал о контейнерном терминале.

– А изящные руки ты тоже заметил?

– Для человека за семьдесят у него на руках слишком гладкая кожа, без всяких пятен и возрастных изменений.

Джордино помахал официанту.

– Ты обратил внимание на голос? Он звучал неестественно, как запись.

– Очевидно, мистер Ратбоун вешал нам лапшу на уши.

– Было бы интересно узнать, что за игру он ведет.

Официант принес друзьям очередные порции напитков и спросил, готовы ли они и можно ли пригласить их за обеденный столик. Оба кивнули и направились следом за ним в обеденный зал. Усевшись за столик, Питт обратился к официанту:

– Как вас зовут?

– Маркус.

– Маркус, вам часто приходится здесь, в джунглях, испытывать дрожание земли?

– О да, сеньор. Но раньше ничего такого не было. Они начали двигаться верх по реке всего три или четыре года назад.

– Кто начал? Дрожание земли? – спросил заинтригованный Джордино.

– Да, очень медленно.

– В каком направлении?

– Началось все в устье реки в Сан-Хуан-дель-Норте. А теперь джунгли трясутся уже выше Эль-Кастильо.

– Это определенно не дело рук матери-природы.

Джордино вздохнул.

– Куда, спрашивается, девается Шина – Королева Джунглей, когда в ней возникает нужда?

– Боги никогда не позволят человеку открыть их секрет, по крайней мере в джунглях, – сказал Маркус и испуганно оглянулся, как будто ожидая увидеть подкрадывающегося убийцу. – Никто из тех, кто туда входит, не выходит живым.

– Когда в джунглях начали пропадать люди? – задал вопрос Питт.

– Около года назад экспедиция университета отправилась в джунгли изучать диких животных и пропала. Даже следов никаких не нашли. Джунгли хорошо охраняют свои секреты.

Второй раз за этот вечер Питт и Джордино обменялись понимающими взглядами и одновременно напряженно улыбнулись.

– Ну, не знаю, – медленно проговорил Питт. – Секреты имеют загадочное обыкновение раскрываться.

28

Крепость возвышалась на вершине одинокого холма, который больше походил на громадную поросшую травой могильную насыпь. Вокруг возвышались деревья нескольких видов. Эль-Кастильо-де-Инмакулада-Консепсьон – крепость Непорочного Зачатия – была построена в соответствии с принципами фортификации Вобана[23]. В каждом из четырех ее углов возвышалось по бастиону. После четырех столетий тропических ливней крепость поразительно хорошо сохранилась.

– Полагаю, ты знаешь, – заметил Джордино, откидываясь на спину и всматриваясь в звездный ковер над головой, – что взлом и незаконное проникновение не по нашей линии.

Питт вытянулся рядом с ним. Он рассматривал стену вокруг крепости Эль-Кастильо через прибор ночного видения.

– Мало того, НУМА ничего не платит нам за риск.

– Нам следовало бы связаться с адмиралом и Руди Ганном и ввести их в курс наших приключений. Стоит нам забраться под землю, и от наших телефонов не будет никакого проку.

Питт достал из рюкзака спутниковый телефон и начал набирать номер.

– Сэндекер всегда рано встает, так что и ложится, наверное, рано. Руди должен быть на месте. В конце концов, разница во времени с Вашингтоном здесь всего час.

Пять минут спустя Питт завершил разговор.

– Руди собирается направить в Сан-Карлос вертолет. Он будет наготове на тот случай, если нам придется спешно драпать.

Джордино вновь переключил свое внимание на крепость:

– Я не вижу там никаких лестниц, только пандусы.

– По этим каменным наклонным плоскостям удобнее было втаскивать наверх и спускать с парапетов пушки, – пояснил Питт. – Строители в то время знали о сооружении крепостей никак не меньше, чем современные подрядчики о строительстве небоскребов.

– Видишь что-нибудь, что напоминало бы вентиляционную шахту тоннеля?

– Должно быть, она проходит через центральную башню.

Джордино был рад, что на небе нет луны.

– Итак, как мы собираемся перелезать через ограду, пробираться мимо видеокамер и всевозможных датчиков, охранников и собак?

– Все по порядку. Мы не можем разбираться с сигнализацией и охранниками, пока не окажемся по ту сторону стены, – ответил Питт. Все это время он лежал совершенно неподвижно и был поглощен изучением местности вокруг.

– И как мы это сделаем? Там, должно быть, не меньше десяти футов высоты.

– Мы могли бы попробовать перепрыгнуть ее с шестом. Джордино взглянул на Питта с очень странным выражением лица:

– Наверное, ты шутишь.

– Шучу. – Питт вытащил из рюкзака моток веревки. – Ты как, еще способен забраться на дерево или артрит вынуждает тебя ограничивать любую физическую активность?

– Мои стареющие суставы по-прежнему вдвое лучше твоих.

Питт хлопнул старого друга по плечу.

– Тогда давай посмотрим, смогут ли два старых чудака вспомнить молодость и показать чудеса ловкости.

* * *

Позавтракав в гостинице, Питт и Джордино, как и говорили вчера Ратбоуну, присоединились к группе из дюжины туристов и отправились на экскурсию по заповеднику под руководством местного проводника. Во время экскурсии они держались позади всех, разговаривали между собой и едва ли замечали всевозможных ярко окрашенных птиц и незнакомых экзотических животных, на которых указывал проводник.

После возвращения в гостиницу Питт осторожно поспрашивал служащих о вчерашнем старике. Как он и ожидал, ему сказали, что Ратбоун, насколько было известно служащим отеля, был просто одним из гостей. При регистрации он показал панамский паспорт. Если он и владел сетью туристических гостиниц вдоль реки вверх и вниз по течению, то никто из служащих ничего об этом не знал.

В полдень друзья погрузились на «Греческий ангел» вместе со своим снаряжением и парой сэндвичей с гостиничной кухни и вновь пустились в путь. Мотор завелся с первой попытки, и плоскодонное суденышко вышло из приречной лагуны в главное русло реки Сан-Хуан. Вместо девственных джунглей по берегам появились открытые места с плавными зелеными холмами и немногочисленными деревьями, расположенными так правильно, что казалось, будто они посажены в этом обширном парке аккуратным садовником строго по схеме.

До Эль-Кастильо было всего шесть километров вверх по реке, поэтому друзья не спешили. Лодка шла еле-еле, и все равно через час они прошли последний поворот и оказались под стенами древней колониальной крепости, главенствовавшей над городом. Ее руины густо обросли мхом, и это придавало им вид безобразного грязного пятна на великолепном пейзажном полотне. Маленький городок внизу, в противоположность крепости, весело посверкивал красными жестяными крышами и ярко раскрашенными лодками на берегу и казался манящим оазисом.

Если не считать речного транспорта, Эль-Кастильо был полностью отрезан от остального мира. Ни туда, ни оттуда не вело ни одной дороги. В нем не было ни одного автомобиля, не говоря уж об аэропорте. Местные жители занимались земледелием на окрестных холмах, кормились рыболовством или работали на лесопилке или заводике по производству пальмового масла, расположенных в двадцати километрах вверх по реке.

Питт и Джордино хотели быть замеченными. Им нужно было, чтобы обитатели этой рыбацкой вотчины видели, как они приплыли и как уплыли дальше к озеру Никарагуа. Поэтому они привязали пангу к маленькому причалу и прошли ярдов пятьдесят по грязной дороге до крошечной гостиницы с баром и рестораном. При этом они прошли мимо нескольких деревянных, весело окрашенных домов и помахали трем свежеотмытым маленьким босым девочкам в желтых платьицах, игравшим на каком-то крыльце.

Они решили приберечь сэндвичи с кухни базы Рефуджио-Бартола для ночной экскурсии, а потому заказали ланч из свежей речной рыбы и местного пива.

Владелец гостиницы по фамилии Арагон лично обслужил их столик.

– Могу я рекомендовать вам рыбу гаспар? Она не слишком часто попадается и, если приготовить ее с моим фирменным соусом, просто великолепна на вкус.

– Гаспар, – повторил Джордино. – Никогда не слышал о такой рыбе.

– Живое ископаемое возрастом в несколько миллионов лет с твердыми костяными пластинками, длинным носом и зубами. Гарантирую, что вам нигде не удастся ее попробовать, кроме как здесь, у нас.

– Я не могу устоять перед небольшим приключением в деле освоения высокого искусства вкусно поесть, – заявил Питт. – Несите вашего гаспара.

– Я соглашаюсь, но с большими опасениями, – пробормотал Джордино.

– Как жаль, что доступ в крепость запрещен, – между прочим заметил Питт. – Я слышал, что тамошний музей стоило бы посетить.

Арагон слегка напрягся и украдкой взглянул в окно на Эль-Кастильо.

– Да, сеньор, жаль, что вам придется пропустить эту достопримечательность. Но правительство закрыло ее для туристов как слишком опасную.

– А мне она кажется весьма крепкой, – возразил Джордино.

Арагон пожал плечами:

– Я знаю только то, что сказали мне полицейские из Манагуа.

– А те, кто ее охраняет, живут в городе? – спросил Питт.

Арагон покачал головой:

– Они устроили внутри крепости бараки, и мы их практически не видим, разве только в тот момент, когда им вертолетом присылают из Манагуа смену.

– И никто не выходит из форта даже ради еды, выпивки или удовольствий?

– Нет, сеньор. Они с нами совсем не общаются. И не подпускают никого ближе чем на десять метров к ограде.

Джордино налил себе пива из бутылки в стакан.

– Первый раз слышу о правительстве, которое бы не пускало туристов в музей оттого, что тот может обвалиться.

– Вы, джентльмены, собираетесь переночевать у нас в отеле? – спросил Арагон.

– Нет, спасибо, – ответил Питт. – Мне сказали, что выше по течению будут пороги, и нам бы хотелось успеть пройти их, пока светло.

– Если пойдете по фарватеру, никаких проблем у вас, скорее всего, не возникнет. Лодки редко переворачиваются на порогах, если люди в них соблюдают осторожность. Зато если упасть за борт на спокойной воде, могут быть проблемы с крокодилами.

– В вашем ресторане можно купить сырое мясо для жаренья? – поинтересовался Питт.

– Да, сеньор. Вы еще голодны?

– Нет, мы бы хотели взять мясо с собой про запас. Как только пройдем пороги, мы с другом станем на берегу лагерем и приготовим обед на костре.

Арагон кивнул:

– Будьте осторожны, не ставьте лагерь слишком близко к берегу, а то можете сами угодить на обед какому-нибудь голодному крокодилу.

– Стать добычей крокодилов, пожалуй, не входит в мои намерения, – с широкой улыбкой заявил Питт.

* * *

Отплыв ближе к вечеру, они прошли пороги над Эль-Кастильо без происшествий и продолжали движение, пока город не скрылся из виду. На речном плесе между двумя поворотами не было видно больше ни одной панги. Друзья подогнали «Греческий ангел» к берегу, подняли подвесной мотор и втащили лодку в густой подлесок, так чтобы ее не было видно с реки.

Пока еще было светло, они отыскали у берега узкую тропинку, которая, по всей видимости, вела в город. Затем съели сэндвичи, легли и проспали до полуночи, а после этого двинулись в путь. Они осторожно прошли вдоль тропинки, для надежности пользуясь приборами ночного видения, обогнули небольшие окраинные дома и добрались наконец до густого кустарника вокруг крепости. Там они улеглись на землю и принялись изучать систему безопасности, стараясь обнаружить и зафиксировать в уме все видеокамеры.

Начал моросить дождь, и вскоре их тонкая одежда вымокла насквозь. Дождь в тропиках чем-то напоминает домашний душ: сверху падает вода такой же комфортной температуры, как если бы вы заранее настроили кран.

Через некоторое время Питт, а следом за ним и Джордино, перебрались к высокому дереву ятоба, диаметр ствола которого у основания составлял четыре фута, а крона вздымалась на высоту больше ста футов. Дерево стояло всего в нескольких футах от ограды крепости. Его нижние ветви тянулись над верхушкой ограды с уложенной по ней острой как бритва стальной спиралью далеко внутрь охраняемой территории. Джордино забросил веревочную петлю на толстую ветвь в десяти футах над землей и забрался на нее, а затем и на следующую ветку еще выше. Он пополз по ней, раздвигая более тонкие ветви, пока не оказался внутри ограды на высоте двенадцати футов над землей. Там он остановился и внимательно осмотрелся через инфравизор.

Питт тоже воспользовался оставленной Джордино веревкой. Он подтянулся на руках, шагая при этом по вертикальному стволу, и закинул тело на нижнюю ветку. Затем прополз по ней через путаницу мелких ветвей и поравнялся наконец с обутыми в ботинки ногами Джордино.

– Ну как, есть признаки охранников с собаками? – шепотом спросил он.

– Охранники лентяи, – ответил Джордино. – Они просто спустили собак, и те бегают сами по себе.

– Чудо, что они нас до сих пор не почуяли.

– Торопишься. Я вижу, что три из них смотрят аккурат в нашу сторону. Ого, бегут сюда.

Пока собаки не начали лаять, Питт торопливо сунул руку в рюкзак и вытащил мясо, купленное в ресторане. Он с силой швырнул куски на пандус к ближайшему бастиону. Они шлепнулись на камни с ясно различимым сочным звуком. Собаки услышали звук и метнулись туда же.

– Ты уверен, что это сработает? – прошептал Джордино.

– В кино всегда получается.

– Спасибо, утешил, – простонал Джордино.

Питт осторожно спрыгнул с ветки на землю и встал на ноги. Джордино последовал за ним, не переставая с опаской коситься на собак, которые в счастливом забытьи торопливо жевали мясо и не обращали на двух нарушителей ни малейшего внимания.

– Очень может быть, что я больше никогда не усомнюсь в тебе, – чуть слышно пробормотал Джордино.

– Я не забуду этих твоих слов.

Питт первым направился к одному из каменных пандусов. С помощью инфравизора он определил момент, когда ближайшая телекамера начала движение по дуге. Он тихо свистнул, и по этому сигналу Джордино подбежал к камере с ее незрячей стороны и брызнул на линзу объектива черной краской. После этого друзья двинулись дальше. Они остановились перед темным запертым зданием музея и прислушались. За стенами в главном внутреннем дворе, где были построены казармы, слышались приглушенные голоса. Питт и Джордино пробрались в полуразрушенное помещение, по всей видимости служившее раньше складом. Каменные стены были по-прежнему крепки, но деревянные балки перекрытия и крыша давно исчезли.

Питт махнул рукой в сторону центральной башни, возвышавшейся над остальным фортом. Она была построена в виде пирамиды, срезанной примерно посередине.

– Если здесь действительно снизу выходит вертикальный ствол вентиляционной шахты, то она должна проходить внутри, – негромко произнес он.

– Единственное разумное место, – согласился Джордино и неожиданно навострил уши. – Что это за шум?

Питт замер, прислушиваясь. Все его чувства были напряжены до предела, а уши, казалось, буквально пронзали темноту. Через несколько мгновений он кивнул.

– Это, должно быть, гудят большие вентиляторы. Стараясь держаться в густой тени, друзья взобрались на узкий карниз из камней, выступавший из стен башни и опоясывавший ее кругом, и остановились перед небольшим люком. Узкий проем встретил их потоком прохладного воздуха, да таким сильным, что Питту и Джордино показалось, что они попали в аэродинамическую трубу. Питт низко нагнулся, чтобы преодолеть давление ветра, и шагнул в проем. Он оказался перед большой квадратной клетью из металлической сетки. Гул вентиляторов, вспарывавших воздух внизу за сеткой, в замкнутом помещении усилился и с силой ударил по барабанным перепонкам.

– Вот шумные, черти, – прокричал Джордино.

– Это потому, что мы находимся непосредственно над ними. Но если бы не глушители, было бы гораздо хуже. А так снаружи башни шума практически не слышно.

– Я не нанимался работать при штормовом ветре, – заявил Джордино, исследуя толщину проволочной двери.

– Вентиляторы сконструированы таким образом, чтобы доставлять вполне определенное, рассчитанное компьютером количество воздуха при достаточном давлении.

– Ну вот, ты опять читаешь лекцию. Только не говори мне, что ты прошел начальный курс тоннелестроения.

– Неужели ты забыл те летние каникулы в Академии ВВС, когда я работал на серебряной шахте в Лидвилле, штат Колорадо? – отпарировал Питт.

– Я не забыл, – улыбаясь, сказал Джордино. – Я в то лето работал спасателем в Малибу.

Джордино вглядывался вниз сквозь сетку, пытаясь что-нибудь разглядеть. Где-то в глубине проема мерцал слабый свет. Он двинулся вокруг клетки, пока не нашел засов, который удерживал на месте проволочный же люк.

– Заперто изнутри, – заметил он. – Придется резать сетку.

Питт вытащил из рюкзака небольшие кусачки.

– Я думал, они могут нам пригодиться, если наткнемся на колючую проволоку.

Джордино взял кусачки и поднес их поближе к сетке, на свет.

– Да, должны сгодиться. А теперь, пожалуйста, отойди и постой в сторонке, пока учитель сотворит вход.

Дело, вопреки ожиданиям, оказалось совсем не простым. Только через двадцать пять минут Джордино удалось наконец прорезать в сетке достаточно широкое и высокое отверстие, чтобы можно было пролезть. Пот с него тек ручьями. Он вернул кусачки Питту, оттянул сетку в стороны и вгляделся в пространство за ней. Перед ним открылась квадратная вентиляционная шахта шириной пятнадцать футов. Она служила для вытяжки использованного воздуха из проходившего внизу тоннеля. Один из углов шахты занимала круглая металлическая труба. Она служила людям для спуска и подъема и была оборудована железной лестницей, которая, казалось, исчезала в бездонной пропасти.

– Для обслуживания и на тот случай, если систему вентиляции потребуется ремонтировать, – громко пояснил Питт, перекрикивая гул огромных пропеллеров. – Может также послужить аварийным выходом для шахтеров, если в главном тоннеле произойдет пожар или обвалится свод.

Джордино пролез в шахту ногами вперед и спустился на несколько ступенек. На мгновение он остановился и кисло взглянул на Питта.

– Надеюсь, мне не придется об этом пожалеть! – прокричал он сквозь рев пропеллеров и двинулся вниз.

Питт был благодарен судьбе за то, что шахта оказалась освещена. Он быстро спустился футов на пятьдесят, затем остановился и поглядел вниз. Все, что ему удалось увидеть, это лестницу, уходящую в бесконечность, как железнодорожные рельсы. Не видно было никаких признаков дна.

Он вытащил из кармана бумажную салфетку, разорвал ее пополам, скатал шарики и засунул их в уши в качестве затычек. Постоянный гул вентиляторов действовал ему на нервы. Кроме главной системы вентиляции, в шахте через равные промежутки примерно в сотню футов были установлены дополнительные разгонные вентиляторы, призванные поддерживать необходимое давление, чтобы воздух из тоннеля поднимался до самой поверхности.

Через некоторое время – Питту и Джордино показалось, что примерно через полжизни, – Джордино остановился и помахал рукой. По его прикидке они спустились уже футов на пятьсот. В поле зрения показалось дно шахты и конец лестницы. Медленно и осторожно Джордино перевернулся на лестнице вниз головой и полез дальше в таком положении, пока не смог заглянуть под крышу небольшого диспетчерского поста, где находилась аппаратура слежения за состоянием системы вентиляции, температурой, а также приборы обнаружения рудничных газов и окиси углерода.

Питт и Джордино спустились гораздо ниже главной системы вентиляции, а потому могли разговаривать достаточно тихо и при этом слышать друг друга. Джордино поднялся немного выше, одновременно вновь перевернувшись в нормальное положение, и заговорил с Питтом, который за это время тоже спустился почти донизу.

– Что там? – спросил Питт.

– Лестница проходит через диспетчерский пункт системы вентиляции, который расположен футах в пятнадцати над дном тоннеля. Там за компьютерными терминалами сидят мужчина и женщина. К счастью, они сидят спиной к лестнице и смотрят в другую сторону. Нам, наверное, будет несложно от них избавиться. Они и понять не успеют, в чем дело.

Питт вгляделся в темные глаза Джордино через разделявшие их несколько дюймов.

– Как ты предлагаешь это сделать?

Губы Джордино разошлись в лукавой ухмылке.

– Я возьму на себя мужчину. Выводить женщин из строя у тебя получается лучше.

Питт сверкнул на него глазами.

– Задиристый петушок!

Не теряя больше времени, они быстро и бесшумно скользнули по лестнице в диспетчерскую. Никто их не заметил. Операторы системы – мужчина в черной спецовке и женщина в белой – внимательно наблюдали за экранами своих мониторов и не заметили, как в них отразились нападающие. Когда они спохватились, было уже поздно. Джордино зашел сбоку и свалил мужчину сильным ударом в челюсть. Питт предпочел нанести удар сзади в основание шеи. Оба дежурных упали почти без стона.

Держась на всякий случай ниже уровня окон, Питт вытащил из рюкзака рулон клейкой ленты и бросил его Джордино.

– Свяжи их, а я сниму с них спецовки.

Меньше чем за три минуты они раздели беспомощных операторов системы вентиляции до нижнего белья, заткнули им рты и связали по рукам и ногам липкой лентой. Затем закатили под столы, чтобы никто из проходящих мимо по тоннелю не смог случайно их заметить. Питт влез в черный комбинезон, который повис на нем мешком, а Джордино с трудом, чуть не разорвав его по швам, втиснулся в белый, женский. Они обнаружили на полке каски соответствующих цветов и надели их на головы. Свой рюкзак Питт небрежно накинул на одно плечо, а Джордино для пущей важности взял в руки планшетку и карандаш. Один за другим они спустились по лестнице на дно тоннеля.

Оказавшись на дне, Питт и Джордино немного осмотрелись и, онемев, застыли в благоговейном ужасе. Им пришлось прищурить глаза от яркого света нескончаемой линии огней под сводом тоннеля. Они не могли оторвать глаз от развернувшегося перед ними величественного зрелища.

То, что они увидели, не было обычным железнодорожным тоннелем. Точнее сказать, это вообще не было железнодорожным тоннелем.

29

В сечении тоннель напоминал подкову, а по размеру намного превосходил все, что могли вообразить себе Питт и Джордино. Питту казалось, что он попал в мир, созданный фантазией Жюля Верна. По его оценке, диаметр тоннеля был не меньше пятидесяти футов – значительно больше, чем у любого когда-либо построенного тоннеля. Диаметр тоннеля между Францией и Англией составляет двадцать четыре фута, а тоннеля Сэйкан, соединившего острова Хонсю и Хоккайдо, – тридцать два.

Гудение вентиляторов сменил громкий звенящий звук. Он отражался от стен тоннеля и доносился, казалось, с обоих направлений. Высоко над головами по эстакаде из толстых стальных балок в восточном направлении двигалась бесконечная лента гигантского конвейера. Вместо обычных кусков породы размером двенадцать – восемнадцать дюймов, конвейер нес на себе полужидкий грунт, измельченный чуть ли не до состояния песка.

– Вот вам источник коричневой мути, – сказал Питт. – Они размалывают породу в пыль, чтобы ее можно было перекачивать по трубе в Карибское море.

Под конвейерной лентой были параллельно проложены железнодорожный путь и бетонная автодорога. Питт опустился на колени и внимательно изучил рельсы и шпалы.

– Электрическая, как подземка в Нью-Йорке.

– Осторожнее с третьим рельсом, – предостерег Джордино. – Кто знает, какое там напряжение.

– Чтобы такая штука работала, у них через каждые несколько миль должны быть устроены генераторные электроподстанции.

– Собираешься положить пенни на рельсы? – пошутил Джордино.

Питт поднялся и с отсутствующим видом уставился вдаль.

– По этим путям скоростные составы с грузовыми контейнерами не смогут идти ни под каким видом. Там ведь скорости до двухсот сорока миль в час. А здесь рельсы не слишком высокого качества, а металлические шпалы слишком далеко друг от друга. Мало того. Стандартная ширина железнодорожного полотна составляет четыре фута и восемь с половиной дюймов. Здешнее полотно шириной всего около трех футов, так что это вообще узкоколейка.

– Которая проложена здесь для технической поддержки и снабжения проходческого комбайна.

Брови Питта взлетели вверх.

– Где ты нахватался подобных слов?

– Я читал о проходческих комплексах в какой-то книжке.

– Твоя успеваемость явно улучшается. Этот тоннель действительно прокладывается с помощью проходческого комплекса, причем большого.

– Может быть, они собираются заменить пути позже, – задумчиво проговорил Джордино.

– Зачем же дожидаться, пока тоннель будет прорыт до конца? Путевые рабочие со своей техникой должны были бы следовать непосредственно за комбайном для экономии времени. – В задумчивости Питт медленно покачал головой. – Тоннель такого диаметра прокладывается не для железнодорожного сообщения. У него должна быть другая цель.

Питт и Джордино вздрогнули, когда мимо бесшумно проехал большой двухэтажный автобус бледно-лилового цвета. Водитель помахал рукой. Питт и Джордино отвернулись и сделали вид, что рассматривают и обсуждают какую-то запись на планшетке Джордино. В автобусе сидели рабочие в разноцветных комбинезонах и касках. Все они были в темных очках. Питт и Джордино также отметили название «Одиссей» и логотип с конем на борту автобуса. Водитель замедлил ход, подумав, вероятно, что встреченных диспетчеров нужно подвезти, но Питт отрицательно махнул ему рукой.

– Электрический, – заметил Джордино.

– Не загрязняет воздух выхлопами с окисью углерода.

Джордино заметил у стены пару пустых электромобильчиков вроде тех, что ездят по полям для гольфа. Внешне они, правда, больше напоминали миниатюрные спортивные автомобили.

– Со стороны хозяев очень мило обеспечить нас средством передвижения. – Он уселся за руль. – В какую сторону?

Питт мгновение подумал:

– Поехали, пожалуй, следом за грунтом на конвейере. Вполне может быть, это наш единственный шанс наверняка убедиться, что источник коричневой мути именно в нем.

Огромный, похожий на пещеру тоннель уходил, казалось, в бесконечность. Движение по автодороге ограничивалось, по всей видимости, перевозкой шахтеров, а узкоколейка, напротив, перевозила исключительно фунт и грузы. На панели электромобильчика был спидометр, и Питт попытался засечь скорость движения конвейерной ленты. Лента бежала весьма резво – со скоростью двенадцати миль в час.

Питт переключил внимание на свод тоннеля. После прохода комбайна шахтеры, чтобы усилить естественную тенденцию скального грунта к самоукреплению, устанавливали на своде и стенах тоннеля систему анкерных болтов. После этого на стены тоннеля под высоким давлением пневматически напыляли толстый слой торкрет-бетона. После этого, чтобы предотвратить попадание в тоннель фунтовых вод, за обделку, по всей видимости, дополнительно закачивали под давлением жидкий раствор. Торкрет-бетон и раствор не только изолировали тоннель от проникновения воды извне, но и улучшали прохождение жидкости по тоннелю. Питт начал думать, что назначение тоннеля, скорее всего, именно таково.

Лампы на потолке тоннеля освещали его так ярко, что становилось больно глазам. Питт и Джордино теперь хорошо поняли, почему все рабочие в автобусе защищали глаза темными очками. Как будто сговорившись, они одновременно вытащили и надели собственные темные очки.

В противоположном направлении, к месту проходческих работ, прошел небольшой электровоз с несколькими открытыми платформами, на которых стояли ящики с анкерными болтами. Все члены локомотивной бригады при виде двух мужчин в электромобильчике приветственно замахали руками. Питт и Джордино тоже помахали в ответ.

– Очень уж все дружелюбны в здешних местах, прямо как в деревне, – заметил Джордино.

– А ты заметил, что на всех мужчинах черные комбинезоны, а на женщинах белые или зеленые?

– Должно быть, в прошлой жизни Призрак был дизайнером интерьеров.

– Более вероятно, что это своего рода кастовая опознавательная система, – возразил Питт.

– Я лучше отрежу себе ухо, чем оденусь в бледно-лиловое, – пробормотал Джордино, который внезапно сообразил, что одет в белое. – Думаю, что я не на работе.

– Подсунь себе что-нибудь на грудь.

Джордино промолчал, но горький взгляд, брошенный им на Питта, был достаточно красноречив.

Питт вновь стал серьезным.

– Интересно, имеют ли эти шахтеры представление о том, что в грунте, который они сливают в море, содержатся токсичные минералы?

– Они узнают об этом, – добавил Джордино, – когда у них начнут выпадать волосы и выходить из строя внутренние органы.

Питт и Джордино продолжали двигаться по тоннелю, остро чувствуя неестественную атмосферу, царящую здесь, намного ниже уровня земли и моря. Они миновали несколько поперечных тоннелей меньшего диаметра, уходивших куда-то влево. Похоже было, что параллельно главному тоннелю проложен еще один, и через каждую тысячу ярдов два тоннеля соединяются сбойками. Питт решил, что второй тоннель сервисный и предназначен для прокладки электрических кабелей.

– Вот и объяснение, почему на поверхности дрожит земля, – сказал Питт. – Они не используют свой громадный проходческий комплекс для прокладки этих вспомогательных тоннелей, а обходятся отбойными молотками и взрывчаткой.

– Может быть, свернем в один из меньших тоннелей?

– Позже, – ответил Питт. – Пока давай лучше поедем вперед, туда, куда движется грунт на конвейере.

Джордино был поражен мощностью, которую развивал их небольшой электромобиль. Он разогнался до пятидесяти миль в час и вскоре начал обгонять на бетонной дороге другие транспортные средства.

– Лучше давай помедленнее, – предостерег его Питт. – Мы не хотим возбудить подозрений.

– Ты считаешь, что у них здесь есть дорожная полиция?

– Нет, но Большой Брат наблюдает за нами, – продолжал Питт, незаметно кивая на камеру, закрепленную на своде тоннеля рядом с лампами освещения.

Джордино нехотя замедлил ход и пристроился позади автобуса, шедшего в том же направлении. Питт начал отмечать прохождение автобусов и вскоре установил, что автобусы идут один за другим с интервалом двадцать минут и останавливаются на рабочих площадках, если там ожидают проходчики или если кому-то из пассажиров пора выходить. Он посмотрел на стрелки часов. Рано или поздно – это только вопрос времени – в диспетчерскую системы вентиляции прибудет новая смена и обнаружит там под столами своих связанных коллег. Пока еще тревога не прозвучала, да и в тоннеле не было видно лишних охранников, которые бы кого-то искали.

– Подъезжаем к чему-то, – предупредил Питта Джордино.

Гулкие бухающие звуки усилились. Электромобиль приближался к тому, в чем Питт быстро опознал гигантскую насосную станцию. Полужидкий грунт, размолотый до консистенции ила, поступал с ленты конвейера в чудовищный бункер. Оттуда помпы размером с трехэтажный дом выталкивали эту пыль в громадные трубы. Как Питт и предполагал, ядовитая грязь затем выбрасывалась в море в том месте, где «Поко-Бонито» налетел на ее скопление. Позади насосной станции виднелись гигантские стальные двери.

– Загадок становится все больше, – задумчиво заметил Питт. – Эти монументальные насосы... их мощности хватило бы на перекачку вдесятеро большего количества вынутого грунта. Они должны предназначаться для другой цели.

– Когда строительство тоннеля будет закончено, их, вероятно, разберут.

– Не думаю. Они кажутся стационарными.

– Интересно, что находится по ту сторону этих дверей? – сказал Джордино.

– Карибское море, – ответил Питт. – Мы сейчас, должно быть, находимся в нескольких милях от берега и глубоко под поверхностью моря.

Джордино не мог оторвать глаз от дверей.

– Черт побери, но как выкопали такую штуку?

– Для начала они развернули на берегу моря земляные работы и соорудили портал. Затем начали проходить предварительный, или подходной, тоннель, но не этим комбайном, а проходческой машиной другого типа. Когда тоннель достиг заданной глубины, туда по частям спустили большой комбайн и собрали его на месте, прямо в конце прорытого тоннеля. Он двинулся на восток под морское дно. В какой-то момент его, по всей видимости, разобрали и собрали снова, чтобы он мог двинуться в противоположном направлении, на запад.

– Как можно сохранить в тайне операцию подобного масштаба?

– Нужно платить шахтерам и инженерам большие бабки, чтобы держать их рты на замке. А может, в этом деле лучше помогают угрозы и шантаж.

– Если верить Ратбоуну, они без колебаний убивают незваных гостей. А почему не рабочих, у которых развязался язык?

– Не напоминай мне о незваных гостях. Но в любом случае наши подозрения подтвердились, – медленно проговорил Питт. – Коричневая муть распространяется в море по вине человека, которого ни в малейшей степени не волнуют ужасные последствия.

Джордино медленно покачал головой:

– Да, эта операция по сбросу отравленных вод наверняка затмит все остальные.

Питт вновь потянулся к своему рюкзаку, вытащил оттуда небольшую цифровую фотокамеру и начал снимать все, что имело отношение к гигантским насосам.

– А не найдется ли в твоем волшебном мешке какой-нибудь еды или питья? – закинул пробный шар Джордино.

Питт сунул руку внутрь и вытащил пару батончиков с сухофруктами.

– Прости, это все, что я могу для тебя сделать.

– А что еще там есть?

– Мой старый добрый кольт сорок пятого калибра.

– Значит, мы всегда сможем застрелиться раньше, чем нас повесят, – мрачно изрек Джордино.

– Мы увидели то, ради чего залезли сюда, – сказал Питт. – Пора возвращаться домой.

Питт еще не закончил фразы, а Джордино уже жал на акселератор.

– Чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше. Мы и так слишком задержались.

Машина набрала скорость и покатила по тоннелю. Джордино чувствовал, что в планы Питта входит не только исследование одного из боковых тоннелей. Он был совершенно уверен, что Питт собирается посетить второй конец главного тоннеля и посмотреть на большой проходческий комплекс в действии. По пути он фотографировал каждый встреченный механизм. Не остались без внимания даже самые мелкие детали конструкции тоннеля.

Не замедляя хода, Джордино на двух колесах завернул в первый же попавшийся на пути боковой тоннель. Питт изо всех сил вцепился в сиденье и наградил друга ядовитым взглядом, но ничего не сказал. Через каких-то двести футов электромобиль внезапно выскочил во второй тоннель. Джордино резко тормознул, и друзья в полном изумлении огляделись вокруг.

– Невероятно, – с ужасом и восторгом прошептал Джордино.

– Не останавливайся, – приказал Питт. – Гони дальше!

Джордино выполнил команду и на полной скорости погнал электромобиль вперед, в следующий поперечный тоннель. Он больше не колебался и не ждал от Питта дополнительных указаний. Он даже не снял ногу с акселератора, когда их машина пересекла третий большой тоннель и вылетела в четвертый. Дальше ехать было некуда, и Джордино остановил машину, чтобы не врезаться в дальнюю стену тоннеля. Несколько мгновений они неподвижно сидели, вглядываясь вправо и влево в бесконечную даль тоннеля и пытаясь осознать огромность того, что только что увидели.

В пораженном молчании Питт и Джордино старались принять и осмыслить тот факт, что существует не один, а четыре громадных взаимосвязанных тоннеля одинакового размера. Великанские масштабы тоннельной сети становились все более впечатляющими.

В обычных обстоятельствах Джордино не так просто было удивить, но сейчас он был ошеломлен и не стыдился этого.

– Этого просто не может быть, – с трудом выговорил он. Голос его прозвучал чуть громче шепота.

Усилием воли Питт отбросил неконтролируемое желание закрыть свое сознание от контакта с реальностью и заставил себя сосредоточиться. Для этого предприятия, достойного самого Геракла, должно быть какое-то рациональное объяснение. Как могло произойти, что Призрак построил под горами Никарагуа четыре огромных тоннеля и об этом не пронюхали ни одна разведка мира, ни средства массовой информации? Как мог проект такого масштаба оставаться незамеченным в течение четырех с лишним лет?

– Спрашивается, сколько железных дорог собирается запустить Призрак? – все еще не придя в себя, пробормотал Джордино.

– Эти тоннели построены не для того, чтобы перевозить грузы под землей по железной дороге, – задумчиво протянул Питт.

– Может, на баржах?

– Невыгодно. За всем этим должна стоять какая-то совершенно другая цель.

– Чтобы окупить подобное предприятие, где-то здесь, на другом конце радуги, должен лежать горшок с золотом колоссального размера.

– Стоимость строительства, должно быть, намного превзошла первоначальную оценку в семь миллиардов.

Четвертый тоннель был совершенно пуст – ни людей, ни машин. Голоса друзей гулко раздавались в пустоте, многократно отражались от стен и свода громадной пещеры тоннеля. Если бы не правильная форма закругленного свода и стен и не ровный бетон под ногами, они вполне могли бы вообразить, что находятся в огромном естественном гроте.

Кивком головы Питт указал вниз, на пол тоннеля.

– Ну вот и все разговоры о системе скоростных грузовых перевозок. Они вообще разобрали железнодорожное полотно.

Джордино с опаской кивнул в сторону охранной видеокамеры на столбе, направленной точно в их сторону.

– Пожалуй, нам лучше побыстрее отступить в главный тоннель и обзавестись другим средством передвижения. Этот драндулет слишком заметен.

– Отличная идея, – согласился Питт. – Если они до сих пор не поняли, что к ним заглянули незваные гости, то у них, должно быть, совсем нет мозгов.

Они развернулись и проехали по своим следам через три пустых тоннеля. Остановились, немного не доезжая до четвертого, с которого начали, и поставили электромобиль позади очередной видеокамеры. После этого вышли в рабочий тоннель и с независимым видом зашагали вдоль дороги, пока не дошли до остановки, где уже стояло в ожидании автобуса восемь проходчиков. С близкого расстояния Питт сумел разглядеть под неизменными темными очками глаза. Все рабочие оказались азиатами.

Питт значительно пихнул Джордино в бок. Тот понял.

– Ставлю двадцать против десяти за то, что все они китайцы, – прошептал Питт.

– Я не приму такого пари.

Автобус еще только подъезжал к остановке, а в тоннеле уже появилась большая группа электромобилей с красными и желтыми мигалками. Вся эта армия пронеслась мимо и, не снижая скорости, свернула в тот вспомогательный тоннель, из которого только что вышли Питт и Джордино.

– Сейчас они обнаружат электромобиль, и им потребуется целых десять секунд, чтобы догадаться, что мы в этом автобусе, – нервно заметил Джордино.

Питт следил глазами за поездом, подходившим из восточной части тоннеля.

– Я тоже так думаю. – Он поднял руку и, поскольку ожидавшие на остановке проходчики уже сели, дал водителю сигнал отправляться. Дверь автобуса с шипением закрылась, и автобус двинулся.

– Когда ты в последний раз догонял грузовой состав? – уже на ходу спросил Питт у Джордино. Друзья пересекли дорогу и остановились, как будто беседуя, пока локомотив не проехал мимо. Инженер в кабине разглядывал какой-то журнал.

– Несколько лет назад в пустыне Сахара. Тот поезд вез токсичные химикаты в форт Фуро.

– Насколько я помню, ты тогда чуть не свалился.

– Ненавижу, когда ты дразнишься, – заявил Джордино, поджав губы.

Как только локомотив проехал мимо, они что было мочи припустили вдоль путей. Питт еще в самом начале определил скорость здешних поездов в двадцать миль в час, так что бежать пришлось соответственно. Джордино для своего роста был очень быстрым бегуном. Он опустил голову и рванулся за платформой, как будто пытаясь во время матча по регби донести мяч до зоны ворот. Схватившись рукой за проплывающий мимо поручень, он сумел удержаться, и его буквально забросило на платформу. Питт, закидывая свое тело наверх, тоже воспользовался силой движения поезда.

На платформе, куда они попали, ехали два небольших грузовичка неизвестной модели с электрическими двигателями. Они сверкали новой краской и выглядели так, как будто только что сошли с конвейера. Не обменявшись ни словом, Питт и Джордино открыли дверь и осторожно забрались в кабину одного из грузовиков и скорчились там на полу ниже уровня окон и панели управления. И вовремя. Едва они успели скрыться в кабине, как две патрульные машины с воем сирен и сверканием мигалок пронеслись по дороге мимо поезда вдогонку за автобусом. Питт выглядел довольным.

– Видеокамеры не засекли наш маленький маневр, а не то они сейчас гнались бы за нами, а не за автобусом.

– Да уж, теперь нам очень потребуется везение.

– Не поднимайся, – скомандовал Питт. – Я сейчас вернусь.

Он открыл вторую – дальнюю от дороги – дверь грузовика и опустился на четвереньки. Двигаясь по платформе спереди назад, он вытащил башмаки из-под колес грузовичка и снял цепи, которые удерживали его на платформе. Затем втиснулся обратно в кабину.

Джордино посмотрел на него странным взглядом.

– Я понимаю твои намерения, но я не в состоянии постичь, каким образом мы собираемся съехать с движущегося поезда и выбраться из тоннеля, заблокированного с обоих концов.

– Об этом мы побеспокоимся, когда придет время, – беззаботно отмахнулся Питт.

* * *

Ничто на земле не может даже отдаленно сравниться с большим тоннелепроходческим комплексом.

Комплекс, занимавшийся прокладкой тоннеля от атлантического до тихоокеанского побережья под землями Никарагуа, растянулся в длину больше чем на сто двадцать ярдов. Еще на сто ярдов следом за ним тянулось всевозможное вспомогательное оборудование.

Комплекс представлял собой невероятно сложное искусственное сооружение, внешне напоминавшее первую ступень ракеты «Сатурн». Управлялся он при помощи электрического привода с регулируемой скоростью, что исключало любые утечки и загрязнение гидравлической жидкости. ТПК Призрака непрерывно вгрызался в скальный грунт множеством карбидных резцов, закрепленных на массивном вращающемся стальном роторе, и способен был прокладывать сквозь скальные породы круглый тоннель диаметром пятьдесят два фута со скоростью сто пятьдесят футов в сутки. В оболочке комплекса рядом с ротором установлены были приводные двигатели, обеспечивавшие огромную мощность, необходимую, чтобы «зубы» комплекса могли вгрызаться в скалы, и гидравлические прессы, создававшие громадное давление, позволявшее комплексу вдавливаться в стену грунта и постепенно стачивать породу.

Гигантская машина состояла из нескольких сочлененных звеньев. Оператор, размешавшийся в передней ее части, мог автоматически вести ее с помощью лазера и одновременно наблюдать, как проходит операция. Вынутый грунт поступал в заднюю часть проходческого комплекса и проходил через дробилку, размельчавшую скальные породы в мелкий песок. После этого конвейер доставлял его к противоположному концу тоннеля, где громадные насосы перекачивали его прямо в море.

* * *

Поезд остановился в двухстах ярдах позади проходческого комплекса под конвейером возле базового склада и терминала. Здесь же находилась целая серия больших грузовых лифтов, шахты которых поднимались к потолку тоннеля и исчезали из виду. Двери одного из лифтов открылись, группа женщин в белых комбинезонах вышла из него и погрузилась в автобус. Питт подобрался поближе и подслушал, как одна из женщин сказала, что инспекцию необходимо закончить за восемь часов, чтобы отправить доклад наверх, в штаб-квартиру.

Питт ничего не понял. Штаб-квартира? Наверху – это где?

Никто, казалось, не обратил внимания, когда он уверенно съехал на грузовичке с железнодорожной платформы на погрузочную и дальше вниз по пандусу к бетонной дороге. Затем он развернулся и поставил грузовичок позади трех других электрических грузовиков.

Джордино оглядел рабочую площадку, где по крайней мере тридцать горняков управляло всевозможной техникой, и сказал:

– Это было слишком просто.

– Мы еще не дома, – заметил Питт. – Нам необходимо суметь выбраться отсюда.

– Мы всегда можем вылезти наружу через какую-нибудь другую вентиляционную шахту.

– Если мы сейчас под озером Никарагуа, то не можем.

– Как насчет возвращения к той шахте, по которой мы влезли?

– Я думаю, что об этом лучше забыть.

Джордино увлеченно наблюдал за работой большого проходческого комбайна.

– Ну хорошо, вождь, что ты предлагаешь делать дальше? – спросил он.

– Мы не можем выбраться из этого тоннеля, потому что он еще не закончен. Наша единственная надежда – выскользнуть незаметно с тихоокеанской стороны через вентиляционную шахту одного из трех остальных тоннелей, – ответил Питт.

– А если окажется, что это невозможно?

– Тогда мне придется придумать другой план.

Джордино указал на погрузочную платформу, где охранники проверяли пропуска у горняков, и сказал:

– Пора сваливать. Мы не слишком похожи на наши описания.

Питт взял в руку карточку, прикрепленную к нагрудному карману его комбинезона, и уставился на нее с веселым изумлением.

– У меня проблемы. Этот парень пять футов два дюйма ростом. Во мне шесть и три.

– А как насчет меня? – вопросил Джордино с лукавой улыбкой. – Откуда, спрашивается, я возьму длинные волосы и пару сисек?

Питт слегка приоткрыл дверцу и оглядел погрузочную платформу. Он обнаружил, что дальний конец ее совершенно пуст.

– Вылезаем сюда.

Следуя за Питтом, Джордино скользнул вдоль переднего сиденья грузовичка. Они, пригнувшись, спрыгнули на погрузочную платформу и рванули к распахнутым воротам склада. Пробравшись вдоль штабелей нераспечатанных ящиков с запасными частями для всевозможной техники и самого проходческого комбайна, они обнаружили в дальнем конце склада выход к железнодорожному полотну. Позади ряда биотуалетов они ненадолго остановились и задумались.

– Нам совсем не помешало бы средство передвижения, – заметил Джордино, с отвращением сморщив нос.

– Если сильно захотеть, оно появится, – ответил Питт с широкой ухмылкой.

Не дожидаясь Джордино, он поднялся, вышел из-за ряда кабинок и небрежно двинулся к одному из автомобилей охраны, стоявших на площадке без присмотра. Он уселся за руль, включил зажигание электродвигателя и нажал на акселератор. В тот же момент Джордино ласточкой впрыгнул в машину через противоположную дверь. С поворотом ключа электроэнергия аккумуляторов пошла на переднеприводной дифференциал с непосредственной связью, и электромобиль бесшумно тронулся с места.

Удачливость Питта по-прежнему работала. Охранники были так заняты проверкой горняцких пропусков, что не заметили, как угнали их патрульную машину. Мало того что двигатель электромобиля работал очень тихо – шум и грохот проходческого комплекса не позволили им услышать рабочих, которые пытались привлечь их внимание к краже авто.

Для пущей официальности Джордино протянул руку к панели управления и включил вращающиеся цветные огни около переднего среза крыши. У первого же поперечного тоннеля Питт повис на руле и заставил электромобиль резко повернуть влево, а затем повторил маневр в следующем главном тоннеле. Теперь друзья на полной скорости неслись к западному порталу.

Питт считал, что четыре тоннеля должны быть прорыты под озером Никарагуа таким образом, чтобы под узкой полоской земли, отделяющей озеро от океана возле старинного порта Сан-Хуан-дель-Сур, подняться к поверхности. Где-то на этом отрезке, прежде чем тоннели уйдут прочь от берега под океанское дно, должна быть установлена еще одна вентиляционная система.

Но Питт ошибался.

Проехав несколько миль, они оказались перед массивной системой насосов, точно такой же, как та, что они видели на восточном конце тоннеля. За насосами тоннель внезапно заканчивался такой же парой гигантских дверей. Струйки воды, просачивавшиеся по краям металлических створок и уходившие ручейками дальше по тоннелю, доказывали, что это не подъем к поверхности возле Сан-Хуан-дель-Сур, а глухой тупик где-то под Тихим океаном, далеко от берега.

30

После утренней пробежки от своего уотергейтского кондоминиума до штаб-квартиры НУМА адмирал Сэндекер сразу же прошел в свой офис. Он даже не зашел в гимнастический зал, чтобы принять душ и переодеться в деловой костюм. Руди Ганн уже ждал его с мрачным выражением на ястребином лице. Поверх очков в роговой оправе он молча наблюдал, как Сэндекер садится за свой стол и вытирает полотенцем пот с лица.

– Что нового от Питта и Джордино?

Ганн буквально излучал тревогу.

– За последние восемь часов ничего, с тех пор как они проникли в то, что называли вентиляционной шахтой глубокого подземного тоннеля. По мнению Питта, он проходит через джунгли Никарагуа от Тихого океана до Карибского моря.

– Совсем никаких контактов?

– Полное молчание, – ответил Ганн. – С ними невозможно связаться по телефону, если они находятся глубоко под землей.

– Тоннель от моря до моря, – с сомнением повторил Сэндекер шепотом.

Ганн кивнул:

– Питт уверен в этом. Он доложил также, что строит его корпорация «Одиссей».

– «Одиссей»? – Сэндекер в замешательстве уставился на Ганна. – Опять?

Ганн снова кивнул.

– Такое впечатление, что он теперь в каждой бочке затычка. – Сэндекер поднялся из-за стола и выглянул в окно, выходящее на Потомак. На пределе видимости он мог различить у пристани внизу по течению свернутые красные паруса своей маленькой шхуны. – Мне не известно ничего ни о каком тоннеле, который бы копали в Никарагуа. Были разговоры о строительстве тоннеля для перевозки грузов скоростными поездами. Но это было несколько лет назад, и, насколько мне известно, из этого ничего не вышло.

Ганн раскрыл какую-то папку, вытащил из нее несколько фотографий и разложил их на столе.

– Вот спутниковые снимки сонного маленького порта под названием Сан-Хуан-дель-Норте, сделанные на протяжении нескольких лет.

– Откуда они взялись? – с интересом спросил Сэндекер.

Ганн улыбнулся.

– Хайрем Йегер прошерстил свою библиотеку спутниковых снимков от разных разведывательных агентств и ввел их в базу данных НУМА.

Сэндекер поправил очки и принялся изучать фотографии, обращая внимание на даты съемки, отпечатанные на нижнем обрезе. Через несколько минут он поднял голову.

– Пять лет назад порт выглядел совершенно заброшенным. Теперь он выглядит так, как если бы туда завезли тяжелое оборудование и построили контейнерный терминал для тяжелых контейнеровозов.

– Обратите внимание, что все до единого контейнеры с материалами и оборудованием немедленно увозят в сборные склады-ангары, и они никогда уже не появляются обратно.

– Невероятно! Такое масштабное предприятие и так долго оставалось незамеченным.

Ганн положил папку, которую держал в руках, на стол рядом с фотографиями.

– Йегер также добыл доклад о программах и операциях «Одиссея». Об их финансовых делах известно очень мало. Поскольку штаб-квартира размещается в Бразилии, они не обязаны выпускать общедоступные отчеты о прибылях и потерях.

– А как насчет их акционеров? Они-то обязательно должны получать годовые отчеты компании.

– Их акции не значатся ни на одной фондовой бирже мира. Все дело в том, что Призрак является единоличным владельцем «Одиссея».

– Неужели они могли в одиночку профинансировать такой проект? – спросил Сэндекер.

– Насколько мы можем судить, ресурсов у них для этого достаточно. Но Йегер считает, что в проекте такого масштаба их скорее всего финансирует Китайская Народная Республика, которая и раньше субсидировала их проекты в Центральной Америке.

– Звучит логично. Китайцы сейчас вкладывают в этот регион кучу денег и создают там свою зону влияния.

– Еще один момент. Секретность позволяет им обойти все социальные и экономические проблемы, а также проблемы, связанные с защитой окружающей среды. Пока работы продолжались в полной тайне, никарагуанское правительство могло просто игнорировать протесты активистов и любые вопросы, имеющие отношение к отводу земли под строительство.

– А по каким еще проектам Призрак сотрудничает с китайцами?

– Портовые мощности по обе стороны Панамского канала и мост, который должен пересечь зону канала. Открытие моста назначено на начало следующего года.

– Но почему все же такая секретность? – пробормотал Сэндекер, возвращаясь в кресло. – Какой в ней смысл?

Ганн беспомощно вскинул руки.

– Без дополнительных данных мы ничего не можем об этом сказать.

– Но мы не можем сидеть сложа руки!

– Следует ли нам связаться с ЦРУ и Пентагоном и сообщить им о наших подозрениях? – спросил Ганн.

Сэндекер на мгновение задумался. Затем произнес:

– Нет, мы обратимся непосредственно к советнику президента по национальной безопасности.

– Согласен, – сказал Ганн. – Ситуация может оказаться очень серьезной.

– Черт! – выпалил Сэндекер раздраженно. – Если бы только с Питтом и Джордино была связь! Тогда мы имели бы представление о том, что там происходит.

* * *

Оказавшись в тупике, Питт и Джордино вынуждены были развернуться и ехать обратно в том направлении, откуда приехали. Четвертый тоннель, последний, казался заброшенным. В нем не было ни людей, ни оборудования. Он был так пуст, как будто и не был обязан человеку своим происхождением. Только громадные молчащие насосы в каждом из концов говорили о какой-то скрытой цели, которую никак не мог прояснить для себя Питт.

Странно было также, что вслед за ними в этот пустой и почти не освещенный тоннель не устремилась, мешая друг другу, целая толпа автомобилей службы безопасности с включенными сиренами и мигалками. Охранных видеокамер тоже не было видно. По всей видимости, все они были сняты после завершения строительства этого тоннеля.

Вскоре ответ на эти вопросы стал очевиден.

– Теперь я понимаю, – спокойно проговорил Джордино, – почему охранники не спешат нас хватать.

– Нам некуда деться. – Питт сформулировал ответ на мучившую обоих загадку. – Наше небольшое путешествие в неведомое закончено. Людям Призрака даже делать больше ничего не нужно. Достаточно только подождать, пока мы проголодаемся и захотим пить, а затем встретить нас в главном тоннеле, когда мы придем сдаваться в надежде на последнюю трапезу осужденного перед повешением.

– Вероятно, они предпочли бы оставить нас гнить здесь навсегда.

– Возможен и такой вариант.

Питт провел рукавом спецовки по лбу, чтобы стереть внезапно выступивший пот, который уже начал заливать глаза.

– А ты заметил, что температура в этом тоннеле значительно выше, чем в остальных?

– Да, здесь становится как в бане, – согласился Джордино. Его лицо тоже блестело от пота.

– И в воздухе, кажется, одна сера.

– Кстати, о голоде. Как там твои запасы батончиков?

– Только что кончились.

Внезапно в головах обоих одновременно возникла одна и та же мысль. Питт и Джордино повернулись и посмотрели друг на друга, а затем в унисон произнесли:

– Вентиляционная шахта.

Джордино внезапно помрачнел.

– А может, и нет. В других тоннелях я не видел таких диспетчерских пунктов, как в первом.

– Их тоже должны были разобрать после окончания строительства, как железнодорожные пути и рабочее освещение, а сами шахты заделать, поскольку необходимость в них с окончанием проходки пропала.

– Да, но ступеньки лестницы были вделаны в стену. Ставлю жалованье за следующий месяц, если, конечно, я доживу до его получения, что они поленились их ликвидировать.

– В этом мы убедимся достаточно скоро, – сказал Питт. Джордино нажал на акселератор, и электромобиль рванулся вперед, пронзая тьму перед собой светом фар.

Миль примерно через двадцать Джордино заметил на стене тоннеля ступеньки лестницы. Он остановил электромобиль футах в тридцати перед этим местом, с тем чтобы его фары освещали кусок стены как можно большей протяженности.

– Ступеньки ведут вверх к тому месту, где прежде была диспетчерская будка, – сказал он, проводя рукой по небритому подбородку и щекам.

Питт вылез из электромобиля и начал взбираться по ступенькам. Строительство тоннеля было завершено не меньше года назад, и оборудование, по всей видимости, сняли в то же время. Ступеньки были скользкими от подземной влаги и покрытыми ржавчиной. Он добрался до верха лестницы и обнаружил над головой круглый железный люк вроде канализационного, прикрывавший вход наверх, которым пользовались люди, в саму вентиляционную шахту. Люк был закрыт на засов.

Питт просунул одну руку для надежности сквозь последнюю ступеньку и попытался сдвинуть засов обеими руками. Железный язык вышел из скобы почти без сопротивления. После этого Питт изогнулся таким образом, чтобы упереться в люк плечом, и надавил изо всех сил.

Люк сдвинулся в лучшем случае на миллиметр.

– Придется попробовать вдвоем, – крикнул он вниз.

Джордино поднялся к нему и встал на ступеньку выше Питта, чтобы скомпенсировать разницу в росте. Со стороны можно было подумать, что волк собрался мериться силой с медведем. Оба заняли исходную позицию, прижались плечами к тяжелому железному люку и надавили всей силой.

Крышка упорно не хотела никуда двигаться. Она чуть пошевелилась, отошла меньше чем на дюйм и застыла.

– Вот упрямая, черт, – простонал Джордино.

– По крайней мере она не заварена и способна двигаться, – возразил Питт.

Джордино ухмыльнулся:

– Еще раз, и с чувством.

– На счет три.

Они на мгновение встретились взглядами и одновременно кивнули.

– Раз, – начал Питт, – два... три-и-и-и.

Оба они нажали на крышку люка, посылая ее вверх со всей силой, какая только нашлась в их мышцах. Еще мгновение крышка держалась. Затем она медленно пошла вверх и вдруг распахнулась с громким скрипом и грохнулась о стену вентиляционной шахты. Питт и Джордино уставились вверх в черную угрожающую темноту проема, как если бы это была прямая дорога в рай.

– Интересно, где она выходит на поверхность? – пробормотал Джордино, пытаясь отдышаться.

– Понятия не имею, но мы постараемся это выяснить.

Джордино слегка сжал руку Питта.

– Держись. Давай позаботимся о том, чтобы подручным Призрака пришлось хорошенько побегать, если уж они вздумают нас ловить.

Джордино соскользнул по лестнице вниз и забрался в электромобиль охраны. Он вытащил ремень из своих шорт и закрепил руль таким образом, чтобы передние колеса смотрели точно вперед. Затем вытащил подушку переднего сиденья и поставил ее на торец перед рулевым колесом. Она должна была прижимать акселератор к полу. Наконец он повернул ключ «зажигания» и отступил в сторону.

Электромобиль рванулся по тоннелю, взрезая призрачную темноту впереди светом своих фар. Не пройдя и сотни ярдов, он вильнул к одной из стен тоннеля, затем накренился в своей бешеной гонке в другую сторону и метнулся к другой стене. Он отскакивал, как теннисный мячик, от одной стены к другой и обратно, жутко скрежеща металлом по камню, пока не отъехал достаточно далеко.

– Интересно, как Призрак будет объяснять все это представителям своей страховой компании, – сказал Джордино, повернувшись к Питту, но тот уже двинулся вверх по лестнице и пропал из виду.

Питт был удивлен, как тяжело оказалось карабкаться по лестнице, как неохотно и с какой болью работали мышцы после напряжения и стресса последних нескольких часов. Он лез медленно, стараясь беречь силы. В шахте не было света, и подниматься приходилось в абсолютной темноте. Питт ощутил даже легкий приступ клаустрофобии. Он начал считать ступеньки и останавливаться после каждой пятидесятой, чтобы перевести дух. Ступеньки были вделаны в стену через каждые двенадцать дюймов, так что посчитать пройденное расстояние можно было с помощью простой арифметики. По сравнению с этим подъемом спуск по освещенной вентиляционной шахте из Эль-Кастильо до диспетчерской показался ему детской забавой. На триста пятидесятой ступеньке Питт остановился и подождал Джордино.

– Неужели это никогда не кончится? – выговорил тот, пытаясь отдышаться.

– Прошу прощения за каламбур, – задыхаясь, пробормотал Питт, – но в конце тоннеля виден свет.

Джордино поглядел прямо вверх и увидел вдалеке слабое свечение. Ему показалось, что до источника света не меньше десяти миль.

– Можно ли как-нибудь заставить его приблизиться?

– Будем надеяться, что он хотя бы не начнет убегать от нас.

Они продолжили подъем, все сильнее ощущая необъяснимый страх перед заброшенной шахтой. Источник света наверху увеличивался в размерах и усиливался ужасающе медленно. По стенам шахты и железным ступенькам сочилась вода. Руки Питта и Джордино, которыми они не только хватались за покрытые шероховатой ржавчиной ступени, но и случайно задевали за них, покраснели и начали болеть. Кожу на них как будто натерли наждаком.

Наконец неясное мерцание наверху превратилось в яркий свет, и близость выхода вернула друзьям желание двигаться. Питт начал подниматься через ступеньку, быстро расходуя остаток сил. Но ведь до конца пути оставалось всего несколько футов!

Последним усилием, полностью исчерпавшим еще остававшиеся силы, он подтянулся на очередную ступеньку и уперся головой в проволочную сетку, которой был закрыт вход в шахту. Его дыхание вырывалось из груди громкими всхлипами, из пальцев и ладоней сочилась кровь.

– Добрались, – выдохнул он.

Вскоре к нему присоединился и Джордино.

– Я не в состоянии опять прорезать кусачками дыру в этой сетке, – задыхаясь, проговорил он.

Как только боль чуть ослабла, Питт потянулся к рюкзаку, вытащил те же самые кусачки и принялся устало перекусывать проволочную сетку.

– Мы будем работать по очереди и меняться, когда устанем, – сказан он.

Питт сумел прорезать за несколько минут всего лишь пару дюймов и в какой-то момент просто не смог сжать кусачки с достаточной силой, чтобы перекусить проволоку. Он отодвинулся в сторону и передал кусачки Джордино. Они чуть было не выскочили из его скользких от крови пальцев. Питт ахнул, но Джордино успел в последний момент подхватить инструмент.

– Держи покрепче, – предостерег его Питт с мрачной улыбкой. – Вряд ли тебе захочется спускаться за ними и снова залезать сюда.

– Я лучше умру, – храбро заявил Джордино. Он резал проволоку почти десять минут, прежде чем вновь передал кусачки Питту.

Им обоим потребовался почти час, чтобы прорезать в сетке отверстие, в которое можно было протиснуться. Питт выкарабкался из шахты. Солнечный свет, не затеняемый уже густой проволочной сеткой, ослепил его. Он надел темные очки, чтобы снять напряжение с успевших привыкнуть к темноте глаз, и обнаружил, что находится в круглом помещении с полностью стеклянными – от пола до потолка – стенами. Пока Джордино протискивался через отверстие в сетке, Питт обошел стеклянную комнату по периметру и успел полюбоваться открывающимся великолепным панорамным видом гигантского озера и окружающих островов. На все триста шестьдесят градусов за стеклянными стенами было видно одно и то же.

– Где мы вылезли? – поинтересовался Джордино.

Питт повернулся и ошеломленно посмотрел на него.

– Ты не поверишь! Мы с тобой на верхушке маяка.

* * *

– На маяке! – взорвался Сэндекер, выслушав по громкой связи описание Питта. В голосе его ясно прозвучало облегчение от того, что Питт и Джордино живы и здоровы.

– Да, сэр. – Голос Питта проходил через спутник и раздавался в штаб-квартире НУМА совершенно неискаженным. – Призрак выстроил здесь новодел.

– Новодел?

– Сооружение, которое построено так, что выглядит словно древний замок или какое-то другое историческое сооружение, – объяснил Ганн. Он наклонился к микрофону: – Так вы говорите, что этот маяк построен специально для того, чтобы скрывать вентиляционную шахту тоннеля?

– Именно, – подтвердил Питт.

Сэндекер покрутил в пальцах одну из своих сигар.

– Ваш рассказ звучит фантастически.

– В нем все правда, до последней капельки, – сказал Питт.

– Механизированный проходческий комплекс, который способен проходить в скальных грунтах по миле в сутки?

– Это объясняет, как Призрак сумел за четыре года проложить четыре тоннеля по сто пятьдесят миль каждый.

– – Но если не для скоростной железной дороги, – вмешался Ганн, – то зачем?

– Ни у меня, ни у Ала нет даже приблизительных предположений. Насосы в обоих концах тоннеля позволяют предположить, что по нему предполагается перекачивать воду, но смысла в таком предположении, по-моему, немного.

– Я записал ваш краткий отчет, – признался Сэндекер, – и передам его Йегеру. Пусть ищет варианты, пока вы не вернетесь и не составите более полный и точный отчет.

– Кроме всего прочего, я снял кое-что на цифровую камеру.

– Хорошо. Нам понадобятся все факты, которые вам удалось собрать.

– Дирк! – вступил в разговор Ганн.

– Да, Руди.

– По моим прикидкам, вы находитесь всего в тридцати милях от Сан-Карлоса. Я зафрахтую вертолет. Они поднимутся в воздух и будут над вашим маяком часа через два.

– Нам с Алом до смерти хочется помыться и как следует поесть.

– На излишества нет времени, – отрезал Сэндекер. – Вертолет отвезет вас прямо в аэропорт Манагуа, где будет ждать реактивный лайнер НУМА. Сможете помыться и поесть после прибытия.

– Вы суровый человек, адмирал.

– Учись, пока есть возможность, – сказал Сэндекер с хитрой улыбкой. – В один прекрасный день ты можешь оказаться в моем кресле.

Закончив разговор, Питт остался в полном недоумении относительно намеков Сэндекера. Он уселся рядышком с Джордино, успевшим уже задремать. Совершенно не хотелось сообщать приятелю, что поесть ему удастся еще не скоро.

31

После разговора с Питтом Сэндекер терпеливо дождался, пока Ганн договорится о том, чтобы из Сан-Карлоса выслали вертолет и сняли директора департамента специальных операций НУМА с верхушки поддельного маяка. Затем они вместе вышли из офиса адмирала и спустились на один этаж в небольшой конференц-зал, где Сэндекер назначил встречу для обсуждения открытий на отмели Навидад, связанных с историей кельтов.

За громадным овальным столом из тикового дерева, напоминавшим корабельную палубу, сидели Хайрем Йегер, Дирк и Саммер Питт и Джулиан Перлмуттер. Рядом с Саммер сидел историк доктор Джон Уэсли Чизхолм, профессор древней истории из университета Пенсильвании. Любую деталь внешности профессора Чизхолма можно было смело назвать средней. Средний рост и вес. Волосы неопределенного средне-русого цвета и такого же средне-карего оттенка глаза. Зато его как личность никак нельзя было назвать середнячком. Он постоянно улыбался и разговаривал очень вежливо и дружелюбно, а его ум далеко превосходил средний уровень.

В центре внимания всех присутствующих в данный момент находился доктор Элсворт Бойд. Он стоял перед большим монитором, на котором можно было видеть монтаж из множества фотографий, и читал лекцию о предметах и вырезанных на камне изображениях, обнаруженных на отмели Навидад. История получалась настолько поразительная и сказочная, что слушатели сидели за огромным столом в благоговейном молчании. Бойд описывал артефакты, называл примерные даты и места их создания. После этого он перешел к каменной резьбе.

Доктор Бойд, стройный мужчина слегка за сорок, обладал гибким и жилистым телом акробата и, очевидно, был в полном расцвете сил. Он стоял выпрямившись и смотрел на заинтересованную аудиторию серыми, а скорее даже сизыми, как голубиное крыло, глазами, иногда отбрасывая с лица непослушную прядь светло-русых волос. Почетный профессор классической истории дублинского Тринити-колледжа, он посвятил всю свою энергию исследованию ранней истории кельтов. В его многочисленных книгах рассматривались все без исключения аспекты сложного кельтского общества. Получив приглашение адмирала Сэндекера прилететь в Вашингтон и изучить артефакты, которые в настоящий момент подвергаются консервации, он в тот же день вылетел из Дублина. Увидев реликвии своими глазами, а настенные изображения при помощи многочисленных фотографий, он чуть не лишился дара речи.

Поначалу Бойд просто отказывался верить, что то, что он видит, не подделка и не тщательно продуманный розыгрыш. Он убедился в подлинности предметов только после того, как провел двадцать часов подряд за их тщательнейшим изучением.

Саммер впитывала каждое слово Бойда и ощущала радостное возбуждение. Она молниеносно записывала его лекцию на планшете, пользуясь практически забытым искусством стенографии.

– В отличие от египтян, греков и римлян, – объяснял Бойд, – кельтам многие историки отводят вторичную роль и не придают большого значения, несмотря на то что именно кельтская культура явилась краеугольным камнем западной цивилизации. Значительная часть полученного нами наследия – религиозные, политические, социальные и литературные традиции – возникла первоначально в составе кельтской культуры. Да и промышленности тоже, имея в виду, что именно кельты первыми выплавили бронзу, а затем и железо.

– Но почему же тогда мы так мало знаем о кельтском влиянии? – спросил Сэндекер.

Бойд рассмеялся:

– Это и есть камень преткновения. Три тысячи лет назад кельты передавали всю информацию – и реальные знания, и домыслы – изустно. Обряды, обычаи и правила поведения передавались от поколения к поколению из уст в уста. Они начали вести какие бы то ни было записи только в восьмом веке до Рождества Христова. Много позже, когда Рим захватил почти всю Европу, римляне сочли кельтов обычными неотесанными варварами. То немногое, что римляне сочли нужным все же написать о кельтах, было далеко не лестным.

– Но все же они были изобретательны, – вставил Перлмуттер.

– В противоположность распространенному мнению, кельтская цивилизация во многих отношениях была более развитой, чем раннегреческая. Вот только письменная культура и изысканная архитектура не были их сильными сторонами. Но, если разобраться, их культура и цивилизация опередили греков на несколько столетий.

Йегер подался вперед в кресле:

– Совпадает ли ваша датировка находок с моей компьютерной оценкой?

– Я бы сказал, приблизительно, – ответил Бойд, – если считать, что плюс-минус сотня лет это хронологически точное совпадение. Я считаю также, что пиктограммы дают нам для Навинии достаточно точные временные рамки.

Саммер улыбнулась:

– Мне ужасно нравится это название.

Бойд нажал кнопку дистанционного пульта и переключил картинку на гигантском экране, занимавшем в конференц-зале целую стену, на следующий кадр. Трехмерное перспективное изображение подводного сооружения появилось таким, каким оно могло быть сразу после постройки.

– Но самое интересное, – продолжал Бойд, – что это сооружение служило не только жилищем очень высокопоставленной женщины – скажем, что-то вроде жены вождя племени или верховной жрицы, – но что оно же стало и ее гробницей.

– Когда вы говорите «верховная жрица», – поинтересовалась Саммер, – вы имеете в виду жрецов-друидов?

– Да, – кивнул Бойд. – Сложная изысканная резьба и золото украшений указывают на то, что она, по всей видимости, занимала высокое положение в сакральном мире кельтского друидизма. Особенно о многом говорит ее бронзовая кираса. Известен еще лишь один подобный доспех, принадлежавший женщине. Он относится к промежутку между одиннадцатым и восьмым веками до Рождества Христова. Должно быть, ей пришлось в своей жизни участвовать в сражениях, хотя бы в одном. При жизни ее, вероятно, почитали как богиню.

– Живая богиня, – негромко произнесла Саммер. – Должно быть, она прожила интересную жизнь.

– И вот что еще мне показалось интересным. – Бойд вытащил на экран фотографию изножья каменного погребального ложа, где можно было разглядеть резное изображение стилизованной лошади. – Здесь вы видите утонченную пиктограмму скачущей галопом лошади, вполне современной по виду. Такая же лошадь, известная как Белый конь из Уффингтона, была вырезана на склоне мелового холма в Англии, в графстве Беркшир, в первом веке нашей эры. Это кельтская богиня коней Эпона. Ей поклонялись во всем кельтском мире и на той территории, которая позже стала Галлией.

Саммер внимательно рассмотрела изображение:

– Так вы думаете, что наша богиня была Эпоной?

Бойд покачал головой:

– Нет, я так не думаю. Эпону почитали как богиню лошадей, мулов и крупного рогатого скота на протяжении всей римской эры. Считается, что еще на тысячу лет раньше она, возможно, была богиней красоты и плодородия и обладала способностью околдовывать мужчин.

– Хотелось бы мне владеть ее даром, хотя бы отчасти, – со смехом сказала Саммер.

– Но что привело друидов к гибели? – спросил Дирк.

– Христианство, постепенно распространявшееся по Европе и набиравшее силу, осмеивало кельтскую религию как языческую. В особенности это касалось отношения к женщинам. По христианским канонам им не полагалось того уважения, которым они пользовались у друидов. Церковные иерархи не могли допустить никакого неуважения или противодействия главенству мужчин. А римляне так вообще устроили против религии друидов настоящий крестовый поход и стремились полностью уничтожить ее. Всех женщин-друидов объявили ведьмами. Этих могущественных женщин представили злобными созданиями, продавшими душу дьяволу. Особенно сильным нападкам подвергались женщины-правительницы, которых низвели от образа богини-матери до колдуньи, обладавшей неестественной плотской властью над мужчинами.

Академичный ум Ганна впитывал каждое произнесенное Бойдом слово.

– Но ведь римляне и сами поклонялись языческим богам и богиням. Почему же они так стремились уничтожить друидов? – поинтересовался он.

– Потому что римляне видели в друидах потенциальный источник антиримского бунта. Кроме того, дикость друидских обрядов вызывала у них отвращение.

– Дикость в какой именно форме? – поинтересовался Сэндекер.

– Ранние друиды практиковали человеческие жертвоприношения. Утверждается, что их языческий культ не знал никаких пределов. Кровавые ритуалы были обычным делом. Есть еще весьма неприятная легенда об «Ивовом человеке». Римляне рассказывали о случаях, когда приговоренного к смерти человека – мужчину или женщину – помещали в гигантскую плетенную из лозы куклу и сжигали живьем, – пояснил Бойд.

Саммер, казалось, это не убедило.

– А точно известно, что женщины-друиды принимали в этих варварских ритуалах непосредственное участие?

Бойд неопределенно пожал плечами:

– Можно только предполагать, что они ответственны за них в той же мере, что и жрецы-мужчины.

– Что возвращает нас к вопросу, который мы задавали себе не меньше сотни раз, – сказал Дирк. – Как случилось, что высокопоставленная кельтская женщина оказалась похоронена где-то в Карибском море, там, где когда-то был остров? Ведь от этого места до ее европейского дома пять тысяч миль!

Бойд повернулся и кивнул Чизхолму.

– Насколько я понял, мой коллега Джон Уэсли может предложить вам на этот вопрос совершенно необычайные ответы.

– Но сначала, – прервал их Сэндекер и обернулся к Йегеру, – удалось ли вам и Максу выяснить, каким образом сооружение оказалось под водой на глубине пятидесяти футов?

– Ранних геологических данных по Карибскому бассейну не существует, – ответил Йегер, помахивая перед собой пачкой разрозненных листочков. – Нам больше известно о доисторических метеоритах или о движении тектонических плит, длившемся миллионы лет, чем о геологических подъемах три тысячи лет назад. Максимум, чего мы смогли добиться от ведущих геологов, – это предположения о том, что отмель Навидад когда-то была островом и затонула во время подводного землетрясения где-то между тысяча сотым и тысячным годом до Рождества Христова.

– Но каким образом получена эта датировка? – спросил Перлмуттер и изменил положение своей грузной туши в кресле, слишком для него маленьком.

– По различным химическим и биологическим тестам ученые могут определить, как давно появились наросты и сколько времени им потребовалось, чтобы покрыть каменные стены слоем соответствующей толщины. Кроме того, можно определить степень коррозии предметов и возраст кораллов вокруг здания.

Сэндекер потянулся в нагрудный карман за сигарой, но ничего там не обнаружил и начал постукивать по столу карандашом.

– Поклонники Атландиты наверняка обрадуются и заявят, что она наконец найдена.

– Это не Атлантида. – Чизхолм покачал головой и улыбнулся. – Я много лет уже слышу подобные заявления. Мое личное мнение состоит в том, что Платон выдумал описание катастрофы на основе реального извержения вулкана Санторин в тысяча шестьсот пятидесятом году до нашей эры.

– А вы не думаете, что Атлантиду следует искать в Карибском море? – полушутя поинтересовался Сэндекер. – Утверждается, что там глубоко под водой находят затонувшие дороги и города.

Чизхолма шутка не развеселила.

– Геологические формации, и ничего больше. Если Атлантида действительно существовала где-то в Карибском море, то почему не найдено ни одного, – приостановился он на мгновение для пущего эффекта, – ни одного глиняного черепка или вообще любого предмета древнего происхождения? Простите, но Атлантиды по эту сторону океана никогда не было.

– Согласно палеонтологическим данным, содержащимся в моей библиотеке, – вставил Йегер, – первыми людьми в Вест-Индии были индейцы-араваки, обнаруженные испанцами по прибытии в Новый Свет. Они мигрировали из Южной Америки примерно за две с половиной тысячи лет до Рождества Христова или за тысячу четыреста лет до того, как нашу таинственную даму положили в гробницу.

– Кто-то всегда бывает первым, – заметил Перлмуттер. – Колумб, например, докладывал об остатках больших судов европейской постройки на берегу какого-то острова.

– Я не могу объяснить, как она туда попала, – сказал Чизхолм. – Но я мог бы пролить свет на то, кто она такая.

Он нажал кнопку дистанционного пульта, и на экране появилось первое из последовательных изображений на каменной стене, найденных Дирком и Саммер. Изображена была флотилия кораблей, вереницей подходивших к какому-то берегу. Корабли напоминали драккары викингов, но были значительно шире и имели плоское дно, позволявшее им, вероятно, с легкостью ходить по прибрежному мелководью и рекам. Единственная мачта на каждом корабле несла большой квадратный парус, сшитый, казалось, из шкур, чтобы выдерживать удары диких атлантических шквалов. У кораблей были высокие нос и корма для плавания по бурному морю и один ряд весел с каждой стороны, вставленных в отверстия в верхнем ряду обшивки.

– На первом рисунке каменной галереи показана флотилия кораблей. С них сходят воины, выгружают лошадей и колесницы. – Он опять нажал какую-то кнопку на пульте и вернул на экран полный монтаж настенного повествования. – На сцене номер два изображена вражеская армия, встающая из громадной канавы или рва, окружающего крепость на верхушке крутого холма. На следующем рисунке показано, как неприятель несется в атаку по плоской равнине и нападает на прибывших, пока они не успели выгрузиться на берег. Сцена четыре – сражение на берегу.

– Если бы не все эти земляные укрепления и не цитадель, выстроенная, похоже, из дерева, – заметил Перлмуттер, – я бы сказал, что мы смотрим на сцены Троянской войны.

Чизхолм в этот момент был похож на волка, который внимательно следит, как к его логову подходит отара ничего не подозревающих баранов.

– Вы действительно видите перед собой сцены Троянской войны.

Сэндекер, как и ожидалось, угодил в ловушку.

– Надо сказать, ваши греки и троянцы выглядят довольно странно. Я всегда считал, что они носили бороды, а не густые усы.

– Это потому, что на самом деле они не были ни греками, ни троянцами.

– Кем же они были?

– Кельтами.

Лицо Перлмуттера выразило живейший интерес.

– Я тоже читал книгу Аймана Уилкинса.

Чизхолм кивнул:

– В таком случае вам знакомы его поразительные выводы по поводу величайшего заблуждения древней истории.

– Не могли бы вы просветить и остальных? – нетерпеливо спросил Сэндекер.

– Буду счастлив оказаться полезным, – ответил Чизхолм. – Битва за Трою...

– Да?

– Имела место вовсе не на западном побережье Турции и вообще не на Средиземном море.

Йегер уставился на него с видом полнейшего недоумения:

– Но если не в Турции, то где?

– Близ Кембриджа, в Англии, – просто ответил Чизхолм, – на берегу Северного моря.

32

Каждый из присутствующих, за исключением Перлмуттера, наградил докладчика полным недоверия взглядом.

– Вижу скептицизм в ваших глазах, – ответил на вызов Чизхолм. – В течение ста двадцати шести лет весь мир пребывал в заблуждении. Произошло это после того, как один немецкий предприниматель по имени Генрих Шлиман уверенно заявил, что обнаружил Трою, воспользовавшись указаниями Гомеровой «Илиады». Он утверждал, что древний насыпной холм Хизарлык идеально подходит под описание укрепленного города Трои.

– Но разве большинство археологов не согласилось со Шлиманом? – спросил Ганн.

– По этому вопросу до сих пор идут жаркие споры, – пояснил Бойд. – Сам Гомер тоже человек в высшей степени загадочный. Нет доказательств того, что он существовал на самом деле. Легенда рассказывает лишь о том, что некий человек по имени Гомер взял эпические поэмы о великой войне, которые сотни лет передавались изустно, и записал их в виде серии приключенческих рассказов. Но был ли это один человек, или несколько человек на протяжении столетий оттачивали эти стихи так, что «Илиада» и «Одиссея» стали величайшими литературными произведениями в истории? Мы никогда не узнаем правды. Но кроме загадки личности Гомер оставил после себя еще одну огромную тайну: была ли Троянская война реальной или выдуманной. И если она действительно имела место в начале бронзового века, то были ли греки подлинными врагами троянцев или Гомер писал о событиях, происходивших более чем за тысячу миль от него?

Перлмуттер широко ухмыльнулся. Бойд и Чизхолм только подтвердили то, во что он и так всегда верил.

– До Уилкинса никому не пришло в голову предположить, что Гомер был вовсе не греческим, а кельтским поэтом и писал о легендарной битве, имевшей место за четыреста лет до него, причем не в Средиземном, а в Северном море.

Ганн, казалось, совершенно потерялся.

– Значит, Одиссей совершал свое эпическое путешествие...

– В Атлантическом океане.

Голова Саммер тоже шла кругом.

– Вы хотите сказать, что тысяча кораблей вышла в поход не ради прекрасного лица Елены?

– Я собирался предположить, – возразил Бойд с усталой улыбкой, – что за мифом скрывается правда. И правда эта состоит в том, что война разгорелась не из-за желания Менелая отомстить за похищение его жены любовником. Вряд ли стоило тысячам людей сражаться и умирать ради неразборчивой женщины, не правда ли? Мудрый старый Приам, царь Трои, никогда не стал бы рисковать ни судьбой своего царства, ни жизнями своих людей ради того, чтобы его легкомысленный сын мог жить с женщиной, которая, если уж говорить откровенно, добровольно оставила мужа и ушла с другим. Но целью похода не были и сокровища Трои. Скорее говоря, война шла за мягкий кристаллический металл под названием «олово».

– Джулиан прочел нам с Саммер лекцию о том, что кельты первыми вошли и в бронзовый, и в железный век, – сказал Дирк, поднимая голову от планшета, где он усердно записывал все, что говорилось.

Чизхолм согласно кивнул:

– Конечно, именно они начали производство, но никто не может сказать сколько-нибудь определенно, кто в действительности открыл, что при добавлении к меди десяти процентов олова получается в два раза более твердый металл, чем все, что было известно прежде. Точной даты этого не существует. Наилучшая оценка – бронза появилась примерно за две тысячи лет до Рождества Христова.

– Выплавка меди была известна еще за пять тысяч лет до Рождества Христова в центральной Турции, – сказал Бойд. – Меди по всему древнему миру хватало с избытком. Ее добывали в больших количествах и в Европе, и на Среднем Востоке. Но когда изобрели бронзу, возникла проблема. Олово в природе встречается редко. Охотники за оловянной рудой рассыпались по всему древнему миру, как позже во времена золотой лихорадки старатели. Самые крупные запасы со временем были обнаружены на юго-западе Англии. Кельтские племена Британии быстро прибрали копи к рукам и создали широкий международный рынок олова. Добываемое олово они переплавляли в бруски и торговали им по всему древнему миру.

– Высокий спрос на олово привел к тому, что древние бритты установили на него монополию и стали брать с заморских торговцев большие деньги, – добавил Чизхолм. – Если купцы из богатых империй вроде Египта могли себе позволить обменивать олово на дорогие вещи, то кельтам Центральной Европы нечего было предложить, кроме кустарных изделий и неограниченного количества янтаря. Без бронзы и ее производства они вынуждены были оставаться чисто сельскохозяйственным обществом. На большее нечего было даже надеяться.

– Поэтому они решили объединиться и захватить у бриттов оловянные копи, – предположил Йегер.

– Вот именно! – сразу же согласился Бойд. – Кельтские племена на континенте образовали союз для вторжения в южную Англию и захвата копей, находившихся на территории, которую они знали как Троаду и которая позже стала известна как Троя. Столица тех мест называлась Илионом.

– Итак, ахейцы не были греками, – подвел итог Перлмуттер.

Бойд слегка наклонил голову в знак согласия:

– Понятие «ахейцы» было достаточно широким и обозначало союзников. Троянцы обычно называли себя дарданами. Точно так же и земля фараонов называлась не Египтом.

– Погодите, – вставил Ганн. – Откуда же тогда взялось название Египет?

– До Гомера земля фараонов была известна как Ал-Кхем, Миср или Кеми. И только несколько веков спустя, когда пирамиды и храм Луксора увидел греческий историк Геродот, он и назвал слабеющую империю Египтом по названию земли, описанной в «Илиаде» Гомера. Название закрепилось.

– Но какие доказательства приводит Уилкинс в поддержку своей теории? – спросил Сэндекер.

Бойд ожидающе взглянул на Чизхолма:

– Не хотите ли принять эстафету, доктор?

– Вы, вероятно, знаете об этом не меньше меня, – возразил Чизхолм с улыбкой.

– Может быть, позволите мне? – спросил Перлмуттер. – Я подробно изучил книгу Уилкинса «Где когда-то стояла Троя».

– Добро пожаловать, – согласился Бойд.

– Доказательств полно, – начал Перлмуттер. – С одной стороны, практически ничто из изложенного Гомером в его эпических произведениях не выдерживает критики при пристальном изучении. Он ни разу не называет армию вторжения «греками». В двенадцатом веке до Рождества Христова, когда предположительно происходили описанные события, Греция была заселена не слишком плотно. Там не было крупных городов, которые могли бы содержать большой флот боевых кораблей с экипажами. Ранних греков вообще не считают мореходами. По рассказам Гомера, корабли и люди, которые пересекали море, кажутся больше похожими на викингов. Кстати говоря, его описание моря тоже больше напоминает атлантическое побережье Европы, чем Средиземное море.

То же самое можно сказать об описаниях климата. Гомер постоянно говорит о сильных продолжительных дождях, густых туманах и даже о ледяной крупе. Согласитесь, что такие погодные условия чаще можно встретить в Англии, чем в южной Турции, откуда рукой подать – через Средиземное море – до Сахары.

– А еще растительность, – подсказал Бойд.

– Конечно, – подтвердил Перлмуттер с легким кивком. – Чуть ли не все деревья, которые Гомер подробно описывает, больше подходят для влажной атмосферы Европы, чем для более засушливых земель Греции и Турции. Он говорит в основном о листопадных широколиственных деревьях, тогда как греки должны были чаще иметь дело с вечнозелеными хвойными породами. Кроме того, лошади. Кельты любили лошадей и были отличными лошадниками. В то же время использование лошадей в бою древними греками было делом неслыханным. Египтяне и кельты пользовались боевыми колесницами, зато греки и римляне этого никогда не делали. Они предпочитали сражаться пешими, а колесницы использовали только в качестве транспорта и для состязаний.

– А в отношении еды есть какие-нибудь противоречия? – поинтересовался Ганн.

– Гомер упоминает угрей и устрицы. Угри начинают жизнь в Саргассовом море и мигрируют к Европе, в более холодные воды. Гомер использует выражение «нырять за устрицами», что гораздо чаще делают на океанских побережьях вне Средиземного моря. А грек если уж нырял, то скорее за губками, которые в Греции того времени были распространены очень широко.

– Как насчет богов? – вставил Сэндекер. – В «Илиаде» и «Одиссее» боги на каждом шагу вмешиваются в жизнь людей и с троянской, и с греческой стороны.

– Кельты и здесь были первыми. Ученые-классицисты пришли к выводу, что боги, которых изобразил Гомер, первоначально были кельтскими, а греки позже заимствовали их из книг Гомера. – Перлмуттер сделал паузу и добавил: – Еще один интересный момент. Гомер утверждает, что и греки, и троянцы кремировали своих мертвецов. Это обычай кельтов. Средиземноморские народы обычно хоронили своих умерших.

– Интригующая гипотеза, – сказал не слишком убежденный Сэндекер. – Но построение все же достаточно вольное.

– Я как раз собирался перейти к самому интересному. – Перлмуттер показал зубы в широченной улыбке. – Самое необычайное открытие Уилкинса состоит в следующем: он убедительно доказывает, что городов, островов и народов, о которых Гомер писал в своих эпических поэмах, либо вовсе не существовало, либо назывались они как-то совершенно иначе. География и топография «Илиады» просто не совпадает с особенностями сухопутных и морских ландшафтов вокруг Средиземного моря. Уилкинс обнаружил, что названия, которые Гомер дает городам, регионам и рекам, происходят из районов континентальной Европы и Англии. Греческие названия не подходят ни к окрестностям Трои, ни к государствам греческих героев, и то же самое можно сказать об описаниях земель. Они не совпадают с геофизическими реалиями.

– Список можно продолжить, – заметил Чизхолм. – Согласно описанию Гомера, Менелай был рыжим. Одиссей темно-рыжим, а Ахилл светловолосым. Кроме того, про некоторых воинов говорится, что у них светлая кожа. Ни то, ни другое не характерно для средиземноморских народов. Можно подумать, что все эти люди пришли из другого времени и другого измерения.

Ахейская армия вторжения состояла из воинов племен, которые жили в производящих бронзу регионах Франции, Швеции, Дании, Испании, Норвегии, Голландии, Германии и Австрии. Флотилия, вероятно, собиралась в том месте, где сейчас находится Шербур. Корабли пересекли море Гелле (кстати, от этого имени произошло название Геллеспонта в Турции), которое сейчас известно как Северное море. Воины высадились в большой бухте, когда-то назвавшейся Фракийским морем. На современных картах этот залив в Кембриджшире обозначен просто как Уош. Его воды омывают край Восточно-Английской равнины.

Бойд добавил к рассказу Перлмуттера еще один факт:

– Гомер упоминает четырнадцать рек, протекающих в Трое и ее окрестностях. Это поразительное совпадение. По Восточно-Английской равнине протекает ровно четырнадцать рек. Уилкинс обнаружил, что даже через тридцать столетий их имена сохранились почти в первозданном виде и вполне опознаются. Гомер, например, говорит о реке Темезе. Это название следует перевести как Темза.

– А троянцы? – вопросил Сэндекер, все еще не до конца убежденный.

– Их армия была собрана со всей Англии, Шотландии и Уэлса, – продолжил рассказ Перлмуттер. – Кроме того, им помогали союзники из континентальной части Европы. А теперь, когда у нас есть залив и равнина при нем, мы можем отметить на ней места битв и оборонительных сооружений. К северо-востоку от Кембриджа до сих пор сохранились два громадных параллельных рва. Уилкинс считает, что их вырыли осаждающие. Они выполняли примерно такую же функцию, как траншеи времен Первой мировой войны: не давали защитникам крепости внезапно атаковать лагерь и корабли осаждающих.

– Но где же тогда стояла сама крепость Троя? – не отступал Сэндекер.

Перлмуттер принял вызов.

– Наиболее вероятным местом ее расположения представляются холмы Гог-Магог, где обнаружены и раскопаны большие кольцевые земляные укрепления с глубокими оборонительными рвами. Там обнаружены следы деревянного палисада и множество бронзовых изделий. Найдены также погребальные урны и большое количество скелетов со следами прижизненных ран.

– Откуда взялось такое странное название – Гог-Магог? – спросила Саммер.

– Много лет назад, когда местные жители начали случайно находить все больше человеческих костей, они решили, что это место великой древней битвы, очень кровопролитной битвы. Они вспомнили и о библейском пророчестве Иезекииля и о войне, которую должен развязать Гог, царь страны Магог.

Сэндекер перевел взгляд с Бойда на Чизхолма:

– Ну хорошо, мы услышали от вас о Троянской войне, о том, что она велась на юге Англии из-за оловянных копей. Какое все это имеет отношение к кельтским находкам Дирка и Саммер на отмели Навидад?

Ученые обменялись веселыми взглядами. Затем Бойд произнес:

– Ну как же, адмирал, самое прямое! Теперь, когда мы почти уверены, что битва за Трою состоялась в Англии, мы можем установить связь великих странствий и приключений Одиссея с отмелью Навидад.

В конференц-зале воцарилась такая тишина, что, если бы на пол упала булавка, все наверняка бы это услышали. Прозвучавшее заявление было подобно разорвавшейся бомбе, и взрыв оказался столь неожиданным, что прошло почти полминуты, прежде чем кто-то из присутствующих произнес хоть слово.

– О чем вы говорите? – спросил Ганн, пытаясь переварить услышанное.

Сэндекер медленно развернулся к Перлмуттеру:

– Джулиан, ты что, тоже заодно с этим безумием?

– Это вовсе не безумие, – заявил Перлмуттер с широченной улыбкой. – В эпосе Гомера написано, что Одиссей был царем острова Итака. Но на этом греческом острове никогда не было царства, да и значительных развалин там тоже нет. Уилкинс показывает – и для меня, по крайней мере, его аргументов достаточно, – что царство Одиссея находилось не в Греции. Теофиль Кайо, бельгийский адвокат из французского города Кале, после многолетних исследований объявил, что Итака Гомера находилась на месте испанского Кадиса. За прошедшие три тысячи лет береговая линия здесь сильно изменилась, но геологи и сейчас могут показать вам очертания нескольких островов, ставших теперь частью материка. Кайо и Уилкинс сумели идентифицировать большинство пунктов путешествия Одиссея, и ни один из них не имеет отношения к Средиземному морю.

– Вынужден согласиться, – сказал Йегер. – Мы с Макс тоже составили карту его путешествия. Мы использовали при этом всю известную информацию о странствиях Одиссея – описания Гомера, теории Кайо и Уилкинса, навигационные методы бронзового века, сведения о приливах и течениях.

Йегер взял в руки пульт дистанционного управления и набрал на нем цифровой код. На экране появилась карта северной части Атлантического океана. Красная линия от южной Англии прошла сначала вдоль побережья Африки, а потом за островами Кабо-Верде пересекла океан и добралась до островов Карибского бассейна. Йегер взял лазерную указку и начал двигать световое пятнышко по маршруту Одиссея, начиная от Англии.

– Место первой высадки на сушу после выхода в море сам Одиссей называет Землей лотофагов, или поедателей лотоса. По Уилкинсу, это, вероятно, западное побережье Африки возле Сенегала. Лотос здесь – род растений из семейства бобовых. Он обладает наркотическим эффектом, и местные жители с удовольствием поедают его уже тысячи лет. Отсюда ветры погнали корабли Одиссея на запад к островам Кабо-Верде, где мы вполне логично можем поселить циклопов. Описание Одиссея соответствует этим островам почти идеально.

– А, это земля одноглазых людей, – заметил Сэндекер с напряженной улыбкой.

– Гомер нигде не утверждает, что все люди там имели по одному глазу, – объяснил Йегер. – У них у всех было по два, только у Полифема один, и то не посередине лба, а где положено.

– Если я правильно помню «Одиссею», – заметил Ганн, – то после бегства от циклопов Одиссея опять понесло на запад к острову Эола.

Йегер только кивнул.

– Я учел преобладающие ветры и течения и получил, что местом следующей высадки Одиссея на берег должен быть один из многочисленных островков к югу от Мартиники и к северу от Тринидада. Оттуда шторм унес его самого и его флотилию к земле лестригонов. Вот, один из небольших островков под названием Бранвин вполне подходит под описание. Высокие скалы по обоим берегам узкого пролива, по которому проходили корабли Одиссея, до последней детали соответствуют географии этого острова.

– Это там, где лестригоны уничтожили флотилию Одиссея, – добавил Перлмуттер.

– Если бы это было правдой, – возразил Йегер, – то корабли, груженные сокровищами, до сих пор лежали бы в иле на дне бухты.

– Как называется остров?

– Бранвин, – отозвался Йегер. – По имени кельтской богини, одной из трех покровительниц Британии.

– Какому государству принадлежит этот остров? – спросил Дирк.

– Это частное владение.

– Вы знаете, чье именно? – задал вопрос Сэндекер. – Кому он принадлежит? Рок-звезде, актеру, может быть, какому-то богатому бизнесмену?

– Нет, Бранвин принадлежит богатой женщине. – Йегер прервался, чтобы свериться с записями. – Ее зовут Эпона Элиаде.

– Эпона! Это же имя кельтской богини! – воскликнула Саммер. – Вот это совпадение!

– А может, и не просто совпадение, – сказал Йегер. – Я проверю.

– Где была следующая остановка Одиссея? – спросил Сэндекер.

– Всего с одним кораблем вместо двенадцати, – продолжал Йегер, – он приплыл на остров Цирцеи, называемый Эйя, который, по моим расчетам, совпадает с отмелью Навидад – точкой, которую Гомер поместил на краю света.

– Цирцея! – Саммер задохнулась от удивления. – Цирцея была той женщиной, которая жила и умерла в здании, которое мы нашли?

Йегер пожат плечами:

– Что я могу сказать? Это все предположения, и их практически невозможно доказать.

– Но что привело ее сюда, на другую сторону океана, столько тысяч лет назад? – вслух подумал Ганн.

Перлмуттер сложил руки на своем объемистом животе.

– В древние времена люди гораздо чаще путешествовали от одного материка к другому, чем мы можем предположить.

– Интересно было бы узнать, где вы поместите царство Гадеса, – сказал Сэндекер Йегеру.

– Самое вероятное предположение – в пещерах Санто-Томас на Кубе.

Перлмуттер громко высморкался и спросил:

– А после того как Одиссей покинул царство Гадеса, где именно он встретил сирен, чудовище Сциллу и водоворот Харибду?

Йегер беспомощно вскинул руки:

– Эти события я вынужден приписать живому воображению Гомера. По эту сторону Атлантики нет географических явлений, которые соответствовали бы хоть одному из описаний. – Он остановился на мгновение, прежде чем продолжить отслеживать по карте маршрут Одиссея. – Далее Одиссей плывет на восток, пока не подходит к острову Огигия, где живет Калипсо. Я согласен с Уилкинсом в том, что это остров Сан-Мигель в группе Азорских островов.

– Калипсо была красавицей-богиней, сестрой Цирцеи, – вставила Саммер. – Обе они занимали высочайшее общественное положение. По-моему, Одиссей и Калипсо очень романтически провели время вдвоем в виртуальном райском саду уже после его встречи с Цирцеей на ее острове. Я права?

– Да, это так, – ответил Йегер. – После того как Одиссей оставил на морском берегу рыдающую Калипсо и уплыл дальше, его последней остановкой стал дворец царя Алкиноя, куда его занесло встречными ветрами. Получается, что дворец этот находился на острове под названием Лансароте на Канарах. Там он рассказывает царю и его семейству историю своих странствий, получает в подарок корабль и наконец плывет домой, на Итаку.

– Где же вы поместили Итаку? – поинтересовался Ганн.

– Как и утверждает Кайо, около порта Кадис в юго-западной Испании.

Несколько мгновений за столом стояла тишина. Каждый пытался переосмыслить для себя классическую историю и разобраться во множестве теорий. Какая их часть хотя бы отдаленно приближается к истине? Только Гомер знал это, да и он не выдавал этой тайны три тысячи лет.

Дирк улыбнулся Саммер.

– Надо отдать Одиссею должное. Он определенно обладал мужской харизмой, если сумел завести роман с двумя могущественнейшими и влиятельнейшими женщинами своего времени. Пока рядом не появился он, обе они хранили чистоту и были недостижимы для мужчин.

– Если уж говорить откровенно, – сказал Чизхолм, – ни одна из этих дам не была богиней, да и чистотой своей они отнюдь не напоминали свежевыпавший снег. Их обеих описывают как невероятно красивых женщин, обладавших к тому же магическими способностями. Цирцея была колдуньей, Калипсо – чародейкой. Одиссей, будучи простым смертным, никак не мог удовлетворить ни одну из них. Существует вероятность, что они принадлежали к друидам и принимали участие во всевозможных диких и извращенных ритуалах. В качестве друидов они должны были непосредственно совершать человеческие жертвоприношения, которые, как считалось, необходимы для вечной жизни.

Саммер покачала головой:

– И все же в это трудно поверить.

– Но это правда, – ответил Чизхолм. – Известны случаи, когда женщины-друиды обманом завлекали мужчин на оргию или церемонию жертвоприношения. А как предводительницы этого женского культа, они обладали способностью заставить своих приверженцев выполнить любое их желание.

Йегер кивнул:

– К счастью для нас, друидизм умер примерно тысячу лет назад.

– Вот здесь-то и кроется западня, – сказал Чизхолм. – Друидизм очень даже жив, он рядом с нами. По всей Европе существуют секты, которые исполняют древние ритуалы этого культа.

– За исключением человеческих жертвоприношений, надеюсь, – заметил Йегер с мрачной улыбкой.

– Нет, – серьезно возразил Бойд. – Несмотря на то что сейчас это называется убийством и считается серьезным преступлением, человеческие жертвоприношения в подпольных сектах друидов до сих пор практикуются.

После того как все остальные разошлись, Сэндекер пригласил Дирка и Саммер в свой офис. Он подождал, пока они усядутся, и быстро перешел к делу:

– Я бы хотел, чтобы вы вдвоем осуществили археологический проект.

Саммер и Дирк тайком обменялись сконфуженными взглядами. Ни один из них не имел понятия, к чему клонит адмирал.

– Вы хотите, чтобы мы отправились на отмель Навидад? – спросил Дирк.

– Нет, я хочу, чтобы вы полетели на Гваделупу и исследовали гавань острова Бранвин.

– Но раз это частное владение, разве мы не должны будем получить разрешение владельца? – спросила Саммер.

– До тех пор, пока вы не высаживаетесь на берег, вы не нарушаете границы частных владений.

Дирк скептически посмотрел на Сэндекера:

– Вы хотите, чтобы мы искали сокровища, которые флотилия Одиссея потеряла в земле лестригонов?

– Нет, я хочу, чтобы вы нашли корабли и все, что от них осталось. Если вам удастся их найти, это будут самые старые обломки кораблей в Западном полушарии. Такая находка способна изменить всю древнюю историю. Если это в принципе возможно, я хочу, чтобы честь открытия принадлежала НУМА.

Саммер нервно сложила руки на столе.

– Вы должны понимать, адмирал, что шансов совершить такое невероятное открытие – один на миллион.

– Даже один-единственный шанс стоит того, чтобы попробовать. Лучше попытаться и потерпеть неудачу, чем сидеть на месте и ничего не делать. И никогда не узнать правды.

– У вас есть расписание авиарейсов?

– Руди Ганн организует для вас самолет НУМА. Вылетите завтра утром. После того как ваш самолет сядет в аэропорту города Пуэнт-а-Питр на Гваделупе, вас встретит тамошний представитель НУМА Шарль Моро. Он уже зафрахтовал для вас небольшое суденышко. На нем вы и отправитесь к острову Банрвин, который находится южнее. Вам придется везти с собой ваше собственное подводное снаряжение. Руди организует перевозку профиломера – специального прибора, который поможет вам обнаружить под слоем ила и песка на дне бухты любые аномалии.

– Но почему такая спешка? – спросил Дирк.

– Если информация обо всем этом просочится наружу, а это непременно произойдет, то на остров тут же заявятся со всего света толпы охотников за сокровищами. Я хочу, чтобы команда НУМА быстро появилась там, исследовала дно и исчезла. Если у вас получится, мы сможем договориться с французами, которые владеют Гваделупой, и обеспечить охрану района. Есть вопросы?

Дирк взял Саммер за руку.

– Что ты думаешь?

– Звучит заманчиво.

– Я почему-то знал, что ты это скажешь, – грустно заявил Дирк. – В какое время мы должны быть в аэропорту на терминале НУМА, адмирал?

– Лучше, если вы вылетите с утра пораньше. Самолет поднимется в воздух в шесть.

– В шесть утра? – спросила Саммер, мгновенно потеряв значительную часть своего энтузиазма.

Сэндекер весело ухмыльнулся.

– Если повезет, вы по пути в аэропорт еще успеете услышать крик петуха.

33

После встречи и обсуждения в конференц-зале Йегер спустился на лифте в свои владения на десятом этаже. Он никогда не был любителем официальных ланчей в известных ресторанах Вашингтона, а потому привозил на работу фрукты, овощи и термос с морковным соком в старомодной корзинке, специально для этого предназначенной.

Йегер был не из тех, кто способен утром с места в карьер окунуться в работу. Ему всегда требовалось время на подготовку. Вот и сегодня он развалился в кресле, поставил рядом чашку с травяным настоем, который всегда заваривал лично, и принялся просматривать «Уолл-стрит Джорнал», проверяя состояние своих инвестиций. Наконец он отложил газету в сторону и перешел к отчету, который направил ему офис Сэндекера и где говорилось об обнаруженных Питтом и Джордино громадных подземных тоннелях под Никарагуа. Он прочел отчет, а затем запустил программу, которая перевела печатный текст в компьютерную форму и записала на диск. Еще один глоток травяного настоя, и он вызвал Макс.

Она медленно материализовалась в пространстве перед терминалом. На ней было короткое голубое шелковое платье с желтым поясом и голубыми звездами. На спине платья красовалась надпись: «чудесная женщина».

– Как тебе нравится мой наряд? – спросила Макс приторно-сладким голосом.

– Где ты это отыскала? – строго спросил Йегер. – От этих тряпок наверняка отказалась Армия спасения?

– В свободное время я изучаю интернет-каталоги. Счет я попросила прислать твоей жене.

– Ну еще бы! – улыбнулся Йегер.

Макс представляла собой всего лишь голограмму. Она никак не могла ни заказывать материальные объекты, ни носить их или платить за них. Йегер изумленно покачал головой. Его не переставал поражать темперамент Макс, призрачный и все же очень живой. Бывали моменты, когда ему казалось, что он напрасно придал Макс внешность и характер своей жены.

– Если ты закончила пускать пыль в глаза, Чудесная Женщина, то у меня есть для тебя небольшая работенка.

– Я готова, господин, – ответила она, копируя манеру Барбары Эден в старом телевизионном шоу «Я мечтаю о Дженни».

Йегер ввел содержимое диска в память Макс.

– Не спеши, подумай. Что ты можешь об этом сказать?

Несколько мгновений Макс стояла неподвижно и не мигая, затем спросила:

– Что ты хочешь знать?

– Вопрос следующий: какой мотив может быть у «Одиссея» и китайцев для рытья четырех громадных тоннелей через все Никарагуа от Атлантического океана до Тихого?

– Это просто. Решение твоей загадки даже не разогрело мне процессор.

Йегер поднял глаза на стоящее перед ним изображение женщины:

– Откуда у тебя мог взяться ответ? Ты еще даже не проанализировала проблему.

Макс демонстративно зевнула, небрежно прикрывая рот рукой:

– Это настолько элементарно! Не перестаю удивляться, как люди умудряются не видеть ничего дальше собственного носа.

Йегер окончательно уверился, что ошибся где-то в программе. Слишком уж быстро Макс объявила, что задача решена.

– Хорошо, я очень хочу услышать твое решение.

– Тоннели построены для того, чтобы перекачивать по ним большое количество воды.

– Ну, это заявление не кажется мне сногсшибательным. – Он решил, что Макс просто ушла в сторону от вопроса. – Серия тоннелей, которые начинаются и кончаются в океане и, кроме того, оборудованы громадными насосами... Твой вывод очевиден.

– Ах, – произнесла Макс, держа перед собой руку с поднятым указательным пальцем. – Но знаешь ли ты, зачем они хотят перекачивать по этим тоннелям большое количество воды?

– Какой-нибудь громадный ирригационный проект или опреснение морской воды? Черт, я не знаю.

– Как люди могут быть настолько тупыми? – раздраженно произнесла Макс. – Ты готов, господин?

– Если ты будешь так добра и наконец скажешь мне...

– Тоннели созданы для того, чтобы изменить направление Южного Экваториального течения, которое проходит от Африки в Карибское море.

Йегер был озадачен.

– Что же при этом произойдет? Какая возникнет угроза для окружающей среды?

– Неужели ты не понимаешь?

– В Атлантическом океане больше чем достаточно воды, чтобы компенсировать потерю нескольких миллионов галлонов.

– Не смешно.

– Что же тогда?

Макс вскинула руки:

– Если Южное Экваториальное течение изменит свое направление, температура Гольфстрима на тот момент, когда он добирается до Европы, упадет почти на восемь градусов.

– И? – Йегер все еще не понимал до конца.

– Если температура воды, которая греет Европу, упадет на восемь градусов, там установится примерно такая же погода, как в северной Сибири.

Йегер был не в состоянии мгновенно осмыслить всю необычайность заявления Макс и понять все немыслимые последствия такого варианта развития событий.

– Ты в этом уверена?

– Я когда-нибудь ошибалась? – надула губки Макс.

– Восемь градусов, по-моему, многовато, – не желая сдаваться, продолжал настаивать Йегер.

– То, о чем мы говорим, вызовет падение температуры Гольфстрима возле Флориды, скажем, всего на три градуса. Но когда выходящее из Арктики ледяное Лабрадорское течение встретит Гольфстрим возле прибрежных провинций Канады, температура упадет ниже. Это, в свою очередь, вызовет еще большее похолодание по всей Европе, изменит погодные схемы и вызовет возмущения в атмосфере от Скандинавии до Средиземного моря.

Эта ужасающая перспектива внезапно предстала перед Йегером с кристальной ясностью. Двигаясь будто в замедленном кино, он снял трубку телефона и набрал номер офиса Сэндекера. Секретарь без промедления соединил его с адмиралом.

– Ну как, у Макс нашлись какие-нибудь ответы? – спросил Сэндекер.

– Нашлись.

– И?

– Адмирал, – с трудом выговорил Йегер внезапно охрипшим голосом. – Боюсь, что надвигается катастрофа.

34

В ожидании вертолета, который уже опаздывал больше чем на час, Джордино безмятежно спал и, вероятно, видел приятные сны, а Питт осматривал в бинокль воды озера Никарагуа, окружавшего башню маяка. На западе меньше чем в трех милях виднелась береговая линия, и Питт мог различить на ней маленькое поселение. Он справился с картой и определил, что это поселение называется Ривас. Затем он переключил внимание на большой величественный остров в форме восьмерки. Остров этот, густо заросший лесом и с виду казавшийся весьма плодородным, лежал не больше чем в пяти милях к западу от маяка. Питт оценил его площадь приблизительно в сто пятьдесят квадратных миль.

Судя по карте, остров носил название Ометепе. Питт сосредоточил свое внимание на двух вулканических пиках, которые соединял между собой узкий перешеек в пару миль длиной. Вулкан в северной части острова вздымался больше чем на пять тысяч футов и, судя по всему, находился в активном состоянии. Это было видно по тонкой струйке дыма, которая поднималась из верхушки вулканического конуса и пропадала в клубящихся облаках, проплывающих над вершиной.

Южный вулкан по форме представлял собой идеальный конус и, кажется, спал. Питт рассудил, что он на добрую тысячу футов ниже своего северного собрата. Он определил также, что четыре подземных тоннеля проходят непосредственно под перешейком острова около основания северного вулкана. Это объяснило бы, подумал он, тот странный подъем температуры, который они с Джордино испытали в четвертом тоннеле.

Еще один быстрый взгляд на карту показал, что активный вулкан называется Консепсьон, а его спящий собрат – Мадерас. Он повел биноклем и совершенно неожиданно для себя обнаружил, что видит перед собой нечто очень напоминающее крупное промышленное предприятие. Комплекс его сооружений раскинулся на южных склонах Консепсьона прямо над концом перешейка. Питт оценил занимаемую комплексом площадь в пятьсот – шестьсот акров. Место для крупного предприятия показалось Питту весьма неожиданным. Вряд ли имело смысл вкладывать миллионы долларов в строительство подобного промышленного гиганта в месте, лишенном каких бы то ни было транспортных возможностей. Если, конечно, размышлял он, это предприятие не секретное.

Затем он увидел, как с севера появился самолет и сделал круг над озером, собираясь садиться. Оказывается, вдоль перешейка была проложена взлетно-посадочная полоса, подходившая непосредственно к воротам комплекса. Самолет обогнул вулкан Мадерас, сел и подкатил к большому терминалу в конце полосы.

Питт опустил бинокль. На его лице появилось выражение отвращения, как будто он видел перед собой то, чего ему совсем не хотелось видеть. Его зеленые глаза затуманились в глубоком раздумье. Он промыл линзы бинокля несколькими каплями воды из своей фляжки и тщательно протер подолом рубахи, вытащенным из-под комбинезона. Затем он вновь поднял бинокль и, чтобы окончательно удостовериться, заново навел его на самолет.

В этот момент между облаками проглянуло солнце, и остров Ометепе оказался залит ярким светом. Хотя самолет даже в бинокль выглядел не крупнее муравья, ошибиться в его бледно-лиловом цвете было невозможно: фюзеляж и крылья самолета как раз отразили солнечные лучи.

«Одиссей», – пробормотал Питт про себя. У него закружилась голова. Только теперь он наконец сообразил, что таинственный промышленный комплекс располагается непосредственно над тоннелями. Это объясняло грузовые лифты, которые они с Джордино видели внизу возле железнодорожного терминала. Чем бы ни занимались на предприятии, оно действительно могло быть связано с тоннелями – в прямом и в переносном смысле, – но в то же время его размеры заставляли предположить, что это отдельный, независимый проект.

Он слегка повернул бинокль и оглядел здания, устроившиеся возле подножия вулкана. Его взгляд остановился на выстроившихся в ряд ангарах, а там... за ангарами... что-то похожее на обширные грузовые причалы! Крыши складов-ангаров заслоняли их почти полностью, но ему все же удалось разглядеть на фоне голубого неба четыре грузовых крана. Питт понял, что комплексу не нужна внешняя транспортная система. Он вполне самодостаточен.

Затем почти одновременно произошли три вещи, и стало ясно, что их проблемы на сегодня отнюдь не закончились.

Башня маяка внезапно начала необъяснимо раскачиваться, как танцовщица, исполняющая гавайский танец. Как Питт и говорил Перси Ратбоуну, они с Джордино выросли в Калифорнии и привыкли к землетрясениям. Однажды Питт оказался в момент землетрясения на тридцатом этаже офисного здания. Небоскреб начал вот так же раскачиваться и вибрировать. К счастью, фундамент здания – специально в расчете на подобные случаи – покоился глубоко под землей на гигантских бетонных роликовых подшипниках. На маяке ощущение было примерно таким же. Башня дрожала и ворочалась, как пальмовое дерево в точке столкновения встречных ветров.

Питт подумал, что началось извержение вулкана и резко повернулся к конусу горы Консепсьон. Однако пик по-прежнему казался спокойным, над ним не появилось ни дыма, ни пепла. Он перевел взгляд вниз, на воду, и увидел, что ее поверхность дрожит, как будто под поверхностью работает гигантский невидимый вибратор. Через минуту, которая показалась Питту вечностью, дрожание прекратилось. Джордино даже не проснулся, что, впрочем, совсем не удивило Питта.

Вторым признаком угрожающей опасности стал маленький бледно-лиловый патрульный катер. Он отошел от острова и направился прямо к маяку. Охранники на борту катера, по всей видимости, были совершенно уверены, что жертва в ловушке и никуда не денется. Катер не спеша резал носом озерную воду.

Третья и окончательная опасность пришла снизу, из-под ног Питта и Джордино. Из шахты, ведущей глубоко вниз в тоннель, донеслось чуть слышное звяканье металла о металл. Этот звук на пределе слышимости в следующие несколько секунд, вероятно, спас им обоим жизнь.

Питт толкнул Джордино ногой.

– У нас гости. Кажется, они взяли наш след.

Джордино мгновенно проснулся и вытащил из-за пояса под белым комбинезоном автоматический пистолет «дезерт-игл» пятидесятого калибра. Питт с той же скоростью выудил из своего рюкзака древний кольт сорок пятого калибра.

Скорчившись рядом с входом в шахтный ствол, Питт, не показываясь над бортиком, заорал вниз:

– Стоять! Не двигаться!..

Дальше произошло нечто совершенно неожиданное. Ответом ему стал ураганный огонь из автоматического оружия. Стреляли из шахты снизу вверх, при этом металлическая крыша маяка обзавелась достаточным количеством отверстий, чтобы ее можно было переквалифицировать в дуршлаг. Снизу шел настолько интенсивный огонь, что Питт и Джордино не стали даже отвечать: поостереглись высовывать над бортиком руку с пистолетом. Им совсем не хотелось рисковать пальцами.

Питт, не поднимая головы, подобрался к одному из окон маяка и принялся колотить по стеклу рукояткой своего кольта. Понадобилось несколько сильных ударов, чтобы толстое стекло треснуло и осыпалось множеством осколков. Большая их часть улетела вниз, в море, но Питт быстро протянул руку наружу и разбил оставшиеся части стекла таким образом, чтобы осколки полетели на пол. Он ногами сгреб их в кучки и спихнул через край в шахту. Осколки толстого стекла посыпались вниз дождем бритвенно-острых лезвий. В шахте раздались вопли и крики боли. Огонь почти прекратился.

Воспользовавшись замешательством, Питт и Джордино принялись вслепую палить в ствол шахты из своих автоматических пистолетов. В узкой шахте пули, даже выпущенные наугад, рикошетили от бетонных стен и косили поднимающихся по лестнице охранников «Одиссея». Крики боли прекратились, вместо них наверх донеслись тошнотворные глухие удары тел о стены шахтного ствола и об пол тоннеля далеко внизу.

– Пожалуй, это помешает им осуществить свои планы, – заметил Джордино, вставляя в пистолет свежую обойму. В его голосе не прозвучало ни сожаления, ни раскаяния.

– У нас есть и еще непрошеные гости, с ними тоже придется разбираться, – сказал Питт и указал на патрульный катер, который теперь уже несся к маяку на полной скорости, подняв нос над водой и оставляя за собой радужный петушиный хвост водяных брызг.

– Да, сойдутся вплотную. – Джордино кивнул через разбитое окно на голубой вертолет, приближавшийся к маяку с севера. Вертолет летел над самой поверхностью озера.

Питт быстро прикинул в уме расстояния, которые осталось преодолеть вертолету и катеру, и позволил себе напряженно улыбнуться.

– Птичка быстрее. Она, скорее всего, обгонит катер на целую милю.

– Молись, чтобы у них на борту не было ракетных установок, – сказал Джордино, тем самым выливая ушат холодной воды на пламенную уверенность своего друга.

– Скоро узнаем. Готовься хватать конец, как только его сбросят.

– Понадобится слишком много времени, чтобы поднять нас туда по одному, – сказал Джордино. – Я решительно предлагаю нам обоим распрощаться с этим замечательным маяком одновременно. Прольем по несколько слезинок, ну и так далее.

Питт кивнул.

– Я за.

Они вышли на узкий балкончик, опоясывавший верхушку маяка. Питт опознал вертолет как «Белл-430» с двумя двигателями фирмы «Роллс-Ройс». На его желто-красном корпусе красовалась надпись «Авиалинии Манагуа». Питт внимательно наблюдал, как пилот вертолета без всяких экивоков и предварительных маневров направляет машину прямо к башне маяка. Одновременно кто-то из членов экипажа включил лебедку, и через открытую боковую дверь вертолета на тросе вниз поехала специальная обвязка для подъема человека.

Будучи чуть ли не на фут выше Джордино, Питт подпрыгнул изо всех сил и вцепился в ремни обвязки сразу же, как только она приблизилась и начала раскачиваться у них над головами. Еще через мгновение он накинул обвязку на плечи Джордино.

– Ты сложен покрепче. Ты виси в этой сбруе, а я ухвачусь за тебя.

Джордино просунул руки в петлю и дополнительно схватился ими за трос, а Питт плотно обхватил его вокруг пояса. Техник в вертолете, понимая, что его не слышно за воем мощных турбин, бешено размахивал руками, пытаясь просигналить людям внизу, что вертолет может поднимать только по одному человеку одновременно.

Его предупреждение опоздало: Питта и Джордино уже унесло с балкона маяка, и они теперь болтались в сотне футов над водой. Виной этому стал неожиданный порыв ветра, подхвативший вертолет. Пилот был удивлен, когда его летающая машина от суммарного веса двух человек внезапно накренилась на правый борт. Он быстро выправил ее и завис на месте. Техник тем временем беспомощно наблюдал, как перегруженная лебедка изо всех сил старается втащить на борт обоих мужчин.

Им повезло. С катера преследователей не стали запускать ракеты. Однако спаренный крупнокалиберный пулемет на носу взорвался частыми очередями. К счастью, катер был еще слишком далеко, да и нос его на полной скорости подпрыгивал на волнах, так что пулеметчик промахнулся на добрых пятьдесят ярдов.

Пилот в ужасе увидел, что по его машине открыли огонь. Он тут же позабыл о людях, которых прилетел спасать, и резко бросил вертолет в сторону, уходя от преследователей и спеша добраться до безопасного берега. Питту и Джордино оставалось еще двадцать футов до двери вертолета, и их теперь бешено мотало во все стороны. Джордино казалось, что его руки готовы выскочить из плечевых суставов. Питт не испытывал боли, ему оставалось только держаться за Джордино мертвой хваткой и кричать технику, чтобы поднимал их побыстрее.

Питт видел напряжение и муку на лице Джордино. Эти две минуты стали самыми длинными, какие ему пришлось пережить. Он чуть не поддался искушению выпустить Джордино и упасть, но одного взгляда на поверхность озера, которое плескалось теперь почти в пятистах футах под его болтающимися ногами, оказалось достаточно, чтобы он быстро изменил свое мнение.

Еще несколько мгновений – и он увидел всего в пяти футах перед собой оцепенелые глаза техника. Тот повернулся и крикнул что-то пилоту, который мастерски накренил машину – ровно настолько, чтобы Питт и Джордино буквально ввалились в грузовой отсек. Боковую дверь поспешно захлопнули и заперли.

Обалдевший техник все еще не мог отвести глаз от двоих мужчин, распростертых на полу отсека.

– Ну вы, парни, чокнутые, – проворчал он с сильным испанским акцентом. – Наша лебедка предназначена только для мешков с почтой по сотне фунтов.

– Надо же, он говорит по-английски, – заметил Джордино.

– Не слишком хорошо, – добавил Питт. – Напомни мне написать благодарственное письмо компании, сделавшей эту лебедку.

Он поднялся на ноги и поспешил в кокпит, где не без труда отыскал в боковом окне патрульный катер. Тот прекратил погоню и теперь разворачивался, чтобы вернуться обратно к острову.

– Что, черт побери, здесь происходит? – требовательно спросил разгневанный пилот. – Эти клоуны всерьез в нас стреляли.

– Нам повезло. Они плохие стрелки.

– Я не рассчитывал на неприятности, когда брал этот фрахт, – сказал пилот, по-прежнему не отрывая от катера опасливого взгляда. – Кто вы такие, парни, и почему этот патрульный катер вас преследует?

– Как и указано в вашем фрахте, – ответил Питт, – мы с другом работаем на Национальное подводное и морское агентство. Меня зовут Дирк Питт.

Пилот снял одну руку с пульта управления и протянул ее Питту через плечо.

– Марвин Хьюи.

– Вы американец. Монтана, судя по акценту.

– Близко. Я вырос на ранчо в Вайоминге. Двадцать лет гонял эти штуки в Военно-воздушном флоте, а после того как жена оставила меня и сбежала с нефтяником, вышел здесь в отставку и основал небольшую чартерную компанию.

Питт пожал протянутую руку и бегло оглядел пилота. За пультом управления вертолетом тот казался маленьким; редеющие рыжие волосы клином спускались на лоб. Он был одет в выцветшие джинсы, цветастую рубашку и высокие ковбойские башмаки. Его бледно-голубые глаза смотрели на мир так, как будто им пришлось на своем веку увидеть слишком многое. Судя по внешнему виду, ему было под пятьдесят.

Хьюи с любопытством взглянул на Питта:

– Вы так и не сказали мне, что за бегство с погоней и стрельбой вы тут устроили.

– Мы видели кое-что, чего нам видеть не полагалось, – ответил Питт без подробностей.

– Что можно увидеть на заброшенном маяке?

– Этот маяк совсем не то, чем кажется.

Хьюи явно не поверил, но не стал настаивать на продолжении разговора.

– Мы сядем на нашем летном поле в Манагуа через двадцать пять минут.

– Чем быстрее, тем лучше. – Питт жестом показал на пустующее кресло второго пилота: – Вы не против?

Хьюи слегка кивнул:

– Да, пожалуйста.

– Думаю, что вы не сможете пролететь над заводом «Одиссея» на острове?

Хьюи чуть развернулся в его сторону и наградил Питта взглядом, который приберегают обычно для ненормальных.

– Вы шутите. Это место охраняется лучше, чем зона номер пятьдесят один на озере Грум-Лейк в Неваде. Я не успел бы подлететь к нему и на пять миль, как меня отогнал бы вертолет охраны.

– А что, собственно, там происходит?

– Никто не знает. Это настолько секретное предприятие, что никарагуанцы вообще отрицают его существование. Начиналось все это как маленькая фабрика, но за последние пять лет ее кардинально расширили. Предпринимаются предельные и даже запредельные меры безопасности. Там построили громадные склады и какие-то другие здания. Некоторые думают, что сборочные цеха. Ходят слухи, что там есть жилая секция на три тысячи человек. Прежде местные никарагуанцы выращивали на островах кофе и табак. Теперь никарагуанское правительство насильно выселило людей с их земли и переселило на восток, в горы. Крупные здешние города, Альта-Гарсию и Мойогальпу, просто снесли с лица земли и сожгли.

– Правительство, должно быть, вкладывает в это предприятие кучу денег.

– Об этом я ничего не знаю, но они сделали все от них зависящее, чтобы «Одиссей» мог действовать здесь без помех.

– И никто ни разу не проскользнул через охранную систему «Одиссея»? – поинтересовался Питт.

Хьюи натянуто улыбнулся:

– Никто из тех, кто остался жив.

– Туда так сложно проникнуть?

– Все побережье острова патрулируют автомобили, оборудованные средствами наблюдения по последнему слову техники. Патрульные катера при поддержке вертолетов постоянно обходят остров. Дистанционные сенсоры регистрируют любое движение на каждой тропинке и дорожке, ведущих к комплексу. Говорят, что инженеры «Одиссея» довели сенсоры системы наблюдения до совершенства, и теперь они способны уловить запах приближающегося человека и отличить его от запаха животного.

– Но должны же существовать спутниковые фотографии, – продолжал настаивать Питт.

– Вы действительно можете купить такие фотографии у русских, но они не расскажут вам, что происходит внутри многочисленных зданий.

– Должны быть слухи.

– Конечно, и множество. Единственный слух, основанный хоть на чем-то, состоит в том, что это научно-исследовательское предприятие. Что именно там исследуют – каждый может догадываться сам.

– У предприятия должно быть название.

– Только местное.

– Какое именно? – Питту пришлось поторопить ответ.

– По-английски, – наконец ответил Хьюи, – оно означает «дом невидимок».

– Есть какие-то причины?

– Говорят, это потому, что каждый, кто туда входит, исчезает без следа.

– И местные власти не проводят расследования? – спросил Питт.

Хьюи покачал головой.

– Никарагуанские бюрократы никого к этому не подпускают. Говорят, что администрация «Одиссея» просто купила в этой стране всех политиков, судей и полицейских начальников.

– А как насчет китайцев? Они тоже здесь?

– В Центральной Америке они сейчас всюду. Около трех лет назад они заключили с «Одиссеем» контракт на строительство короткого канала через перешеек, отделяющий с запада озеро Никарагуа от океана. Было предусмотрено, что через канал возле Пенья-Бланка глубоководные грузовые суда смогут входить в озеро и выходить из него.

– Должно быть, это принесло экономике страны огромную выгоду.

– Да нет. Большая часть судов, которые пользуются каналом, принадлежит торговому флоту Китая.

– Компании «КОСКО»?

Хьюи кивнул.

– Да, эти самые. Они всегда встают к причалам «Одиссея».

Остаток пути Питт сидел молча. Его мозг без конца тасовал и перебирал мириады противоречий и неизвестных, имеющих отношение к «Одиссею», к его странному основателю и к еще более странным операциям. Как только Хьюи посадил вертолет возле ангара своей компании в двух милях от Манагуа, Питт отошел в сторонку и вызвал адмирала Сэндекера.

Сэндекер – в своем репертуаре – не стал тратить слов понапрасну:

– Разве вы еще не вылетели в Вашингтон?

– Нет, – резко ответил Питт. – И не собираемся.

Сэндекер понял, что у Питта на уме что-то серьезное, и сбавил ход.

– Полагаю, у вас есть на то серьезная причина.

– Известно ли вам о громадном секретном предприятии на острове в озере Никарагуа непосредственно над тоннелями? Построил его и владеет им «Одиссей».

– Пока я видел только доклад том, что «Одиссей» расширяет канал из океана в озеро, чтобы через него могли проходить грузовые суда. – Сэндекер немного помолчал. – Если подумать, в докладе говорилось что-то неопределенное о ремонтных предприятиях, которые никарагуанцы строят в портовом городе Гранада в нескольких милях к востоку от Манагуа.

– В докладе и не могло быть ничего определенного, потому что эти доки построены на острове Ометепе, входят в состав комплекса «Одиссея» и предназначены только для его внутреннего использования.

– Что вы задумали? – спросил Сэндекер, как будто прочитав мысли и расшифровав намерения Питта.

– Я предлагаю следующее: мы с Алом проникнем на это предприятие и расследуем его деятельность.

Сэндекер заколебался.

– И это после того, как вы еле ушли из тоннелей? Всякое везение когда-нибудь кончается.

– Зато мы набираемся опыта по взлому и проникновению.

– Не смешно, – резко оборвал его Сэндекер. – У них, должно быть, очень плотная система безопасности. Как вы планируете пробраться внутрь?

– С воды.

– А ты не думаешь, что у них есть подводные сенсоры?

– Я бы очень удивился, – произнес Питт, – если бы их не было.

35

Через десять минут после разговора с Питтом Сэндекер сидел за своим столом и с крайним скептицизмом смотрел на Хайрема Йегера.

– Ты в этом уверен? Должно быть, твои данные ошибочны.

Йегер был непоколебим.

– Макс, конечно, не может быть права во всех ста процентах случаев, она тоже может ошибиться. Но в данном случае я считаю, что она попала в точку.

– Это совершенно невероятно, – сказал Ганн, прочитав прогнозы Макс.

Сэндекер, потрясенный прочитанным, медленно покачал головой.

– Ты говоришь, что тоннели построены для того, чтобы направить в сторону Южное Экваториальное течение, что, в свою очередь, должно вызвать падение температуры воды в Гольфстриме?

– Согласно созданной Макс компьютерной модели, эта температура к моменту, когда течение подходит к Европе, упадет на восемь градусов.

Ганн поднял голову от папок с информацией.

– Для европейского климата последствия будут катастрофическими. На всем континенте восемь месяцев в году будет царить сильнейший мороз.

– Давайте не будем забывать, что Гольфстрим оказывает свое влияние и на восточное побережье Соединенных Штатов, и на прибрежные провинции Канады, – добавил Сэндекер. – Все штаты к востоку от Миссисипи и вдоль атлантического побережья могут пострадать от холода не меньше, чем Европа.

Ганн саркастически заметил:

– Ну вот, первая приятная мысль.

– Теплые поверхностные воды атлантического пассатного течения имеют определенную температуру и соленость, – объяснил Йегер. – По мере того как эти тропические воды продвигаются на север, они смешиваются с холодными арктическими водами. Плотность воды увеличивается, и к юго-востоку от Гренландии течение опускается вниз, на глубину. Это так называемая термохалинная циркуляция. Затем воды течения постепенно вновь нагреваются, и на подходе к Европе оно вновь поднимается к поверхности. Внезапное падение температуры Гольфстрима может вызвать также прекращение термохалинной циркуляции, что еще более усугубит кризис. Такое положение вещей может затянуться на несколько столетий.

– Каковы будут первые следствия такого события? – спросил Сэндекер.

Йегер разложил на адмиральском столе несколько листов бумаги и начал излагать свои данные:

– Смерть и разрушение приобретут немыслимые масштабы. Вначале от обморожения и гипотермии должны будут умереть тысячи бездомных. Потом гораздо больше людей умрут оттого, что небывало высокий спрос вызовет быстрое исчезновение из продажи всевозможных вещей и припасов, необходимых для отопления домов. Замерзнут реки и встанут все жизненно важные речные перевозки. В Балтийском и Северном морях замерзнут все порты, затруднятся перевозки нефти и сжиженного газа, который используется для отопления, не говоря уж о миллионах тонн продовольствия, ввозимого из других стран. Урожаи большинства сельскохозяйственных культур упадут вдвое. Нехватка продовольствия усугубится еще и тем, что вегетационный период станет заметно короче. Автотранспорт встанет из-за морозов, сильных снегопадов и недостатка топлива. Аэропорты и железные дороги тоже будут стоять неделями. Люди станут больше болеть простудами, гриппом и воспалением легких. Туризм исчезнет за одну ночь. Европейская экономика впадет в состояние полного хаоса, конца которому не будет видно. И это только половина истории.

– Значит, конец французскому виноделию и голландским тюльпанам, – пробормотал Ганн.

– Но как насчет газа, который идет по трубам из стран Среднего Востока и России? – спросил Сэндекер. – Не сможет ли увеличение импорта газа по этим каналам смягчить ситуацию?

– Капля в море, если хотя бы приблизительно прикинуть потребности. Не забудьте еще о серьезной нехватке электроэнергии во время суровых зимних бурь. По оценке Макс без тепла останутся по крайней мере тридцать миллионов домов по всей Европе.

Ганн поднял голову от своих записей.

– Ты сказал, что это только половина истории.

– Подъем температуры в конце весны вызовет дальнейшие разрушения и несчастья, – продолжил Йегер. – В этот жуткий сценарий внесут свою лепту проливные дожди и сильные ветры. Результатом станут массовые и очень сильные наводнения. Реки вздуются от громадного количества тающего снега, выйдут из берегов и затопят тысячи крупных и мелких городов, снесут жизненно важные мосты и миллионы жилых домов. Обвалы и оползни погребут под собой целые города и разрушат большие участки всевозможных автодорог. Невозможно даже вообразить, сколько людей погибнет во время подобного страшного катаклизма.

Некоторое время Ганн и Сэндекер не произносили ни слова. Затем Сэндекер нарушил молчание.

– Зачем? – коротко спросил он.

Ганн тоже не удержался и задал тот единственный вопрос, который занимал сейчас мысли обоих:

– Какую выгоду получат Призрак и китайцы от осуществления такого чудовищного проекта?

Йегер беспомощно всплеснул руками:

– Макс пока не дала ответа на этот вопрос.

– Может быть, Призрак контролирует поступающий в Европу газ? – закинул пробный шар Сэндекер.

– Мы уже ставили этот вопрос и получили сведения обо всех основных производителях газа, которые поставляют его на континент, – ответил Йегер. – Ответ отрицательный. У «Одиссея» нигде в мире нет интересов в добыче газа или нефти. Единственные минералы, добычей которых занимается эта корпорация – это платина из группы благородных металлов и три металла из VIII группы периодической системы Менделеева: палладий, иридий и родий – так называемые платиновые металлы[24]. Для их добычи «Одиссей» владеет крупными месторождениями и шахтами в Южной Африке, Бразилии, России и Перу. У него была бы монополия на все мировые запасы, если бы не рудник «Холл» в Новой Зеландии. Он один производит этих металлов столько же, сколько все остальные страны вместе взятые. Владелец рудника, Уэстморленд Холл, отказывается от любых предложений о продаже.

– Если я правильно помню школьную химию, – медленно проговорил Сэндекер, – то платина используется в основном в производстве электродов, таких, как автомобильные свечи, и ювелирных украшений.

– Она также широко используется в химических лабораториях из-за высокой термостойкости.

– Не вижу связи между горнорудными разработками «Одиссея» и его тайными планами отбросить Европу назад; в ледниковый период.

– Здесь должно быть какое-то рациональное зерно, – сказал Ганн. – Чтобы прокладка таких тоннелей окупилась, вложенные в них деньги должны принести астрономическую прибыль. Если Призрак не получит выгоды от возросшей потребности в энергии, то какую же цель он преследует?

Сэндекер отвернулся к окну и некоторое время задумчиво смотрел вниз, на Потомак. Затем он опять повернулся к Йегеру:

– А эти насосы, они ведь должны работать при огромном давлении воды? Может быть, их можно использовать для получения электричества? Если так, они дадут достаточно электроэнергии, чтобы обеспечить потребности большей части Центральной Америки.

Йегер возразил:

– В докладе Питта ничего не говорится о генераторах. И он, и Джордино, конечно, узнали бы электростанцию, если бы она там была.

Взгляд властных голубых глаз Сэндекера остановился на Ганне:

– Ты в курсе очередной авантюры, которую собираются предпринять эти двое?

– Нет, не в курсе. – Ганн, ничуть не испугавшись, ответил Сэндекеру таким же твердым взглядом. – У меня создалось впечатление, что они уже летят в Вашингтон.

– Планы изменились.

– Неужели?

– Они сообщили мне, что намереваются скрытно исследовать секретное предприятие, построенное «Одиссеем» на острове в центре озера Никарагуа.

– Вы им разрешили? – поинтересовался Ганн с лукавой улыбкой.

– С каких это пор, скажи мне, эти двое готовы принять от меня отрицательный ответ?

– Не исключено, что им удастся подобрать кое-какие ответы к нашим нерешенным загадкам.

– Возможно, – мрачно признал Сэндекер. – А возможно, их просто убьют.

Часть четвертая Ключ

Остров Бранвин, Гваделупа

30 августа 2006 г.

36

На остров Бранвин, расположенный в Карибском море в пятнадцати милях к югу от Басс-Терр – одного из главных островов Гваделупы, – начали прибывать частные и корпоративные самолеты. У трапа пассажиров каждого лайнера встречали необычные микроавтобусы бледно-лилового цвета, роскошно отделанные внутри. Проворно загрузив багаж, водители доставляли путешественников в элегантные апартаменты подземного дворца, открытого исключительно для личных гостей Призрака. Среди тех, кто спускался по трапам многочисленных самолетов, были только женщины. Ни одну из них не сопровождал друг или деловой партнер.

Каждая из женщин прилетела на Бранвин одна.

Последний самолет приземлился на острове в шесть часов вечера. Это был уже знакомый «Би-210», принадлежавший корпорации Призрака. Призрак – единственный мужчина среди всех прибывших – с трудом протиснул свой огромный живот через посадочный люк и живо проковылял вниз по самолетному трапу. За ним на носилках пронесли какое-то тело, целиком укрытое одеялом. Затем Призрак в своем обычном белом костюме устроился на заднем сиденье и налил себе из бара бокал божоле.

Водитель, которому и прежде не раз приходилось возить Призрака, не уставал изумляться, что такой грузный человек может быть так подвижен. Он остановился на мгновение и с любопытством понаблюдал, как непонятное тело на носилках без церемоний, не обращая никакого внимания на начавшийся сильный дождь, запихнули в открытый кузов небольшого грузовичка.

На южном конце острова в коралле и скальных породах была выдолблена огромная чаша в сотню ярдов диаметром. По форме выемка напоминала врытый в землю котел. Глубина ее составляла тридцать футов, так что ни с одного судна, случайно оказавшегося возле острова, невозможно было разглядеть, что там происходит.

Внутри «котла» по кругу были расставлены на равных расстояниях – через каждые три фута – тридцать каменных столбов высотой тринадцать футов каждый. Это была копия знаменитого и таинственного мегалитического сооружения, известного как Стоунхендж, то есть каменный круг. Столбы были шириной шесть с половиной футов и толщиной три фута. На их слегка суживающихся верхушках лежаkи перекладины длиной десять с половиной футов, изогнутые в соответствии с кривизной окружности.

Внутренний незамкнутый круг в форме подковы состоял из пяти каменных ворот, известных как трилитоны. Однако если английский Стоунхендж между 2550 и 1600 годом до Рождества Христова построили из крупнозернистого песчаника, то все детали этого вполне современного сооружения были высечены из черного гранита.

Главное различие между старым и новым сооружениями составлял громадный резной мраморный блок в форме саркофага. Он был установлен почти в десяти футах над землей в центре внутренней подковообразной структуры, и к нему нужно было подниматься по ступенькам. Ступеньки вели на площадку, окружавшую «саркофаг» со всех сторон, а на его стенках был очень искусно вырезан скачущий конь Уффингтона.

Ночью скрытые светильники заливали внутренность чаши потоками бледно-лилового света, который будто водоворотами закручивался вокруг каменных колонн. Установленные снаружи от внешнего круга камней лазеры посылали свои лучи высоко в ночное небо. В начале вечера их ненадолго включили, а затем вновь выключили.

За несколько минут до полуночи дождь, как по команде, прекратился. Когда огни вспыхнули вновь, в центре между трилитонов появились тридцать женщин в свободных одеяниях, напоминающих покрывала и ниспадающих красивыми складками. У древних греков подобные одеяния назывались «пеплум». Они были длинными, до самой земли, и сверкали радугой всевозможных оттенков, причем ни один из них не повторялся в точности. Длинные распущенные волосы у всех женщин были рыжими. На их лицах, шеях и открытых частях рук поблескивали серебряные точки. Серебристый макияж придавал лицам вид призрачных масок и делала их всех похожими друг на друга.

Женщины стояли молча и пристально смотрели на неподвижную фигуру, распростертую на мраморном блоке. Это был мужчина. Можно было видеть только верхнюю половину его лица, все остальное – тело, подбородок и рот – было плотно завернуто в черный шелк. С виду ему было под шестьдесят, в густых волосах обильно блестела седина. У него было загорелое лицо с множеством мелких морщинок, острые нос и подбородок. Его глаза были широко открыты и, казалось, стремились вылезти из орбит. Они безостановочно метались вокруг, выхватывая из тьмы то лучи света, то верхушки каменных колонн. Он не мог ни пошевелиться, ни повернуть голову. Создавалось впечатление, что он просто приклеен к своему мраморному ложу. Он мог смотреть только вверх. Он испытывал ужас и был не в состоянии оторвать взгляд от лазерного луча, пронзающего ночное небо прямо над ним.

Внезапно все источники света, кроме направленных в зенит лазеров, погасли. Через минуту они включились вновь. Мгновение казалось, что все осталось по-прежнему, но затем, как по волшебству, в центре появилась женщина в золотом пеплуме. С ее головы до самых бедер ниспадал водопад огненно-рыжих блестящих волос. Кожа на ее лице, шее и руках буквально светилась жемчужной белизной. Ее стройная фигура казалась воплощением совершенства. С кошачьей грацией женщина поднялась по ступеням к мраморному блоку, который, как теперь стало ясно, представлял собой алтарь.

Она подняла руки и заговорила нараспев:

– О дочери Одиссея и Цирцеи! Да лишатся жизни недостойные! Опьяняйте себя богатствами и всем, чем владеют мужчины, которые пытаются поработить нас. Ищите для себя только мужчин, обладающих богатством и властью. Найдя, эксплуатируйте их, рассеивайте их желания, разоряйте их и занимайте их место в мире.

Все женщины подняли руки и продолжили хором:

– Священно наше сообщество сестер, ибо мы суть опоры мира. Священны дочери Одиссея и Цирцеи, ибо путь их в этом мире славен.

Эта песнь-заклинание повторялась несколько раз, набирая силу, а затем упала почти до шепота. Одновременно женщины опустили руки.

Женщина перед мраморным алтарем с лежащим на нем перепуганным мужчиной продела руку в складки своего одеяния, вытащила оттуда кинжал и подняла высоко над головой. Остальные женщины поднялись по ступеням и плотно окружили сцену, где вот-вот должно было произойти языческое жертвоприношение. Они тоже все как одна, вынули из складок одеяний кинжалы и подняли их.

Женщина в образе верховной жрицы пропела:

– Вот лежит тот, кому не следовало рождаться.

После этих слов она с силой погрузила свой кинжал в грудь связанного мужчины. Подняв кинжал со струящейся по клинку кровью, она отступила в сторону, а женщины начали одна за другой подходить к алтарю и вонзать свои кинжалы в грудь несчастного мужчины.

Женщины спустились по ступенькам и образовали кольцо под каменными колоннами. Они держали свои окровавленные кинжалы, как будто преподносили их кому-то в дар. На несколько мгновений воцарилось зловещее молчание, а затем они хором пропели:

– Мы торжествуем под взглядами наших богов!

После этого и лазерные лучи, и остальные светильники внезапно погасли, оставив языческий храм убийства во власти ночной тьмы.

* * *

На следующий день деловой мир был поражен сообщением о том, что издательский магнат Уэстморленд Холл считается погибшим. Он уплыл в море с пляжа своей роскошной виллы на Ямайке и пропал. Он плавал в море каждое утро и всегда ходил купаться один. Известно было, что Холл любит заплыть за рифы и отдаться волнам, с тем чтобы они принесли его обратно к берегу через узкий проход. Ямайские власти предприняли интенсивные поиски, но тело обнаружить не удалось, поэтому неизвестно, что именно произошло с Холлом: утонул ли он, напала ли на него акула, или он умер от естественных причин.

В некрологе было сказано:

«Основатель горнорудной империи, владевшей основными запасами платины и других пяти металлов платиновой группы в Новой Зеландии, Холл всегда действовал жестко. Он добился успеха, приобретая практически обанкротившиеся шахты и превращая их в прибыльные, а затем занимая под них деньги для новых приобретений в Канаде и Индонезии. Вдовец, потерявший жену в автомобильной катастрофе три года назад, Холл оставил после себя сына Майрона, успешного художника, и дочь Ровену, которая, как вице-президент компании, станет главой совета директоров и возьмет на себя текущее управление делами огромной корпорации.

После известия о смерти Холла акции «Холл Энтерпрайзиз» поднялись на десять пунктов. Большинство экономистов Уолл-стрит считают это поразительным. Чаще всего смерть главы крупной корпорации вызывает падение курса ее акций, но в данном случае брокеры сообщают о крупных покупках, сделанных несколькими неизвестными лицами. Большинство экспертов предсказывает, что Ровена Вестморленд продаст активы своего отца корпорации «Одиссей», поскольку известно, что основатель «Одиссея», мистер Призрак, предложил за них гораздо больше, чем любое другое горнорудное объединение.

Поминальная служба для друзей и родных состоится в соборе Христа в ближайшую среду в два часа пополудни».

Через десять дней в деловых разделах ведущих мировых газет появилась заметка:

«Мистер Призрак из корпорации „Одиссей“ приобрел у семьи покойного Уэстморленда Холла компанию „Холл-Майнинг“. Сумма сделки не раскрывается. Президент и главный акционер компании Ровена Уэстморленд продолжит вести текущие дела компании в качестве управляющего».

Нигде в заметке не упоминалось, что вся добытая платиновая руда теперь приобреталась пекинской компанией «Лин Хо лимитед» и сразу же отправлялась в некий промышленный центр на побережье провинции Фуцзянь.

37

Ветер с Тихого океана поднял на озере легкое волнение. Несмотря на размеры озера, течение почти не ощущалось, а вода имела вполне комфортную температуру. Тишину озера нарушало только резкое стрекотание двигателя гидроцикла. Невидимый для человеческих глаз водный мотоцикл мчался сквозь ночь со скоростью более пятидесяти узлов. Он был невидим и для радаров, так как специальный кожух из мягкой резины поглощал радиоволны, не давал им отражаться и эхом возвращаться к передатчику.

Питт вел «Поларис Вираж ТХ» с Джордино на заднем сиденье и полным мешком снаряжения в носовом багажнике. Кроме подводного снаряжения там были украденные в тоннеле комбинезоны работников «Одиссея» – только фотографии на пропусках на этот раз соответствовали их лицам, причем Джордино на своей слегка отретушированной фотографии был похож на мужеподобную женщину. Дожидаясь прибытия из Вашингтона своего подводного снаряжения, друзья отправились в фотостудию и договорились, чтобы пропуска с их фотографиями вновь заламинировали в такие же держатели. Владелец мастерской взял с них хорошие деньги, но вопросов задавать не стал.

Питт и Джордино обогнули остров у подножия вулкана Мадерас и прошли вдоль перешейка, держась примерно в миле от песчаного пляжа между двумя горами. На фоне темной громады горы Консепсьон ярко сияли огни промышленного комплекса. Никакой светомаскировки. Администрация «Одиссея» чувствовала себя в полной безопасности под защитой армии охранников и полного ассортимента охранной аппаратуры.

На подходе к пристани и грузовым терминалам Питт замедлил ход гидроцикла. Впереди в море прожекторного света был ясно виден большой океанский контейнеровоз компании «КОСКО». Питт заметил, что портовые краны сгружают с судна грузовые контейнеры и ставят их на грузовики, выстроившиеся вдоль борта. В то же время на само судно ничего не грузили. Питту начинало казаться, что комплекс представляет собой нечто большее, чем просто научно-исследовательский центр. Он обязательно должен быть связан с проходящими непосредственно под ним тоннелями.

Сэндекер в конце концов вынужден был дать принципиальное согласие на операцию. Йегер и Ганн ввели Питта и Джордино в курс последних предположений о цели строительства тоннелей. После этого все пришли к твердому убеждению, что любая информация, которую Питту и Джордино, возможно, удастся добыть на территории комплекса, может оказаться жизненно важной для понимания того, какими мотивами руководствуется Призрак, обрекая Европу на новое оледенение.

«Вираж ТХ» был выкрашен в угольно-серый цвет, который идеально сливался с черной водой озера. Несмотря на то, что в кино шпионы крадутся по ночам исключительно в черных облегающих костюмах, на самом деле темно-серый цвет в звездную ночь менее заметен. После того как с трехцилиндровым двигателем гидроцикла повозились инженеры НУМА, его мощность возросла до ста семидесяти лошадиных сил. Глушитель тоже модифицировали, так что громкость выхлопа, напротив, упала на девяносто процентов.

Гидроцикл несся по черной воде. Из звуков слышны были только шлепанье носа по верхушкам волн и приглушенный гул выхлопов тщательно настроенного водометного движка. Таким образом, уже через полчаса после того, как Питт и Джордино отчалили от заброшенной пристани на южной окраине Гранады, они оказались у внешней кромки острова Ометепе.

Питт сбросил газ. Джордино тем временем изучал показания ручного антирадара.

– Ну как? – спросил Питт.

– Луч проходит не останавливаясь, так что они, должно быть, нас не видят.

– Разумно, пожалуй, что мы решили последнюю часть пути проделать под водой, – заметил Питт, наклоняя голову в сторону пары прожекторов, лучи которых то и дело проходили по воде и освещали ее ярдов на пятьсот от берега.

– Моя оценка – около четверти мили.

– Наш эхолот показывает здесь глубину всего в двадцать два фута. Должно быть, мы не попали на главный фарватер.

– Пора покинуть судно и окунуться в водичку, – сказал Джордино, указывая жестом на патрульный катер, только что появившийся из-за длинного волнореза.

И Питт, и Джордино уже были в своих легких мокрых гидрокостюмах, так что они быстро натянули остальное подводное снаряжение и рюкзаки, извлеченные из багажника гидроцикла. «Вираж» – достаточно остойчивое суденышко, на нем можно даже стоять. Питт и Джордино помогли друг другу надеть кислородные ребризеры замкнутого цикла, какие обычно используют военные при проведении операций на мелководье. Они быстро проделали все необходимые перед погружением проверочные процедуры. Джордино скользнул в воду, а Питт с помощью веревок закрепил ручки управления гидроциклом в прямом положении. Затем он направил машину в сторону западного берега острова и включил газ, а сам соскользнул в воду. Ни один из них перед погружением не оглянулся на уходящий гидроцикл. Пловцы пользовались системой радиосвязи, но все равно не хотели потерять друг друга в чернильно-черной воде. Они пристегнули к своим грузовым поясам концы десятифутового линя.

Никто из них не произносил ни слова. Джордино плыл вслед за Питтом, отслеживая его движения с помощью затененного подводного фонарика, тонкий лучик которого почти невозможно заметить с поверхности. Питт заметил, что дно довольно резко пошло вниз, – они приблизились к главному фарватеру. Питт проверил курс по компасу и вновь заработал ластами. Пловцы направлялись к доку «Одиссея». Где-то далеко ему и Джордино был слышен усиленный водой стук сдвоенных винтов патрульного катера.

Ориентируясь по компасу и показаниям компьютера с GPS-приемником, Питт и Джордино направились к тому месту, где к берегу подходил главный причал. Они плыли медленно и уверенно. По мере приближения к фонарям, ярко освещавшим всю причальную зону, вода над их головами понемногу становилась менее черной. Иногда они видели, как по поверхности пробегали светлые полосы, – это желтые лучи прожекторов обшаривали поверхность моря.

Вода становилась все более прозрачной, желтое свечение на поверхности усиливалось. Еще сотня ярдов, и пловцы смогли различить слабо мерцающие линии причальных свай. Они обогнули контейнеровоз «КОСКО», держась от него предусмотрительно подальше, чтобы никакой случайный моряк не мог заметить под водой их силуэты. Тем временем на причале прекратилась всякая активность. Грузовики с контейнерами уехали, краны встали, склады закрылись. Причальная зона казалась покинутой.

Внезапно Питт почувствовал какое-то движение в воде, сзади по шее побежали мурашки. Из мрака материализовалось громадное тело и тут же исчезло, задев Питта по плечу хвостом. Он замер. Джордино сразу же заметил провисание линя.

– В чем дело? – требовательно спросил он.

– По-моему, нами интересуется акула.

– Акула?

– Серая бычья акула, обитает в озере Никарагуа, тупорылая, большая, до восьми-девяти футов.

– А пресноводные акулы кусаются?

– Покажи мне хоть одну акулу, которая не была бы хищником.

Питт повел по кругу узким лучом своего фонарика, но в мутной воде невозможно было ничего увидеть дальше десяти футов.

– Пожалуй, нам пора ставить фургоны в круг.

Джордино сразу понял, что имелось в виду. Он подплыл к Питту и развернулся. Теперь они висели в воде спиной к спине и смотрели в противоположных направлениях, чтобы иметь полный обзор на триста шестьдесят градусов. Как будто читая мысли друг друга, они одновременно достали пристегнутые к лодыжкам ножи и вытянули их перед собой, как шпаги.

Существо, олицетворявшее для них в данный момент силы судьбы, вернулось и принялось медленно описывать вокруг них спираль, подходя с каждым оборотом все ближе и ближе. Узенькие лучи их фонариков высвечивали серую кожу на боках акулы и делали ее вид еще более угрожающим. Огромное отвратительное чудовище не сводило с пловцов одного черного глаза, большого, как кофейная чашка. Широкая челюсть демонстрировала длинные ряды треугольных зубов. Похоже было, что акула скалится, как собака. Она резко развернулась и еще раз прошла мимо, стараясь получше рассмотреть добычу. Ей никогда не приходилось видеть таких рыб с непонятными штуками на спине, они совсем не походили на обычных подводных обитателей. Казалось, прожорливое чудовище пытается решить для себя, годятся ли в пишу и вкусны ли эти две странные рыбины, вторгшиеся в ее владения. Похоже было, что она не понимает, почему добыча не пытается убежать.

Питт понимал, что эта жуткая машина для убийства не вполне готова атаковать их. Ее рот был только слегка приоткрыт, жуткие зубы почти скрыты губами. Он решил, что лучшая защита – это нападение, и бросился прямо на акулу, размахивая ножом и пытаясь попасть ей в нос – единственное уязвимое место на хорошо защищенном теле.

Акула отвернула в сторону, оставляя за собой струйку крови. Неожиданное сопротивление намеченной жертвы вызвало у нее недоумение и гнев. Она-то считала пловцов легкой добычей! Через несколько мгновений она развернулась, чуть повисела в воде, поводя хвостовыми плавниками, и с невообразимой скоростью бросилась на людей. Все происходило в полной тишине. Акула неслась убивать.

У Питта в запасе оставалась всего одна хитрость. Он направил луч своего маленького фонарика прямо в правый глаз акулы. Неожиданная вспышка временно ослепила хищницу, ровно настолько, чтобы она ушла вправо, повернулась на правый бок и открыла рот, готовясь вонзить зубы в плоть и кости. Питт резко двинул ластами, выгнулся в сторону, пропуская акулу, и попытался за нагрудный плавник оттолкнуть ее. Раскрытые в ожидании челюсти сомкнулись в пустой воде. Питт взмахнул ножом и всадил его в черный безжизненный глаз чудовища.

Дело могло обернуться двояко. Боль и ярость могли спровоцировать взбешенную акулу и заставить ее атаковать без дальнейших раздумий. С другой стороны, наполовину ослепленная акула могла уплыть прочь, оставив поле боя за противником, и поискать себе более легкой добычи.

К счастью, она уплыла и не вернулась.

– Пожалуй, у нас никогда еще не было такого шанса попасть на обед в качестве главного блюда, – сказал Джордино рассеянно. В его голосе еще чувствовалось напряжение.

– Она, вероятно, переварила бы меня, а тебя выплюнула из-за дурного вкуса, – отпарировал Питт.

– Теперь мы никогда не узнаем, любит ли она итальянскую кухню.

– Давай-ка двигаться, пока не появился кто-нибудь из ее любопытных собратьев.

Питт и Джордино продолжили свой путь, стараясь соблюдать еще большую осторожность, и почувствовали облегчение, когда видимость в воде благодаря причальным фонарям достигла добрых тридцати футов. Наконец они добрались до причальных свай и некоторое время плыли между ними, а потом поднялись на поверхность. Некоторое время они лежали в воде под причалом, разглядывали доски над головой, приходили в себя и проверяли, не вызвало ли их приближение срабатывания каких-нибудь охранных устройств. Прошло несколько минут, а наверху по-прежнему не слышно было ни шагов охранников, ни шума тревоги.

Питт сказал:

– Прежде чем всплывать снова, доберемся под причалом до самого берега.

На этот раз ведущим стал Джордино, а Питт поплыл следом. Глубина резко уменьшилась, и пловцы с облегчением обнаружили, что дно песчаное и острых камней на нем нет. Там же, скрючившись под причалом, они сняли с себя подводное снаряжение и гидрокостюмы, затем открыли герметичные рюкзаки и вытащили рабочие комбинезоны и каски «Одиссея». Они оделись, натянули носки и ботинки, убедились в том, что пропуска на груди висят правильно, и осторожно вышли из-под причала на открытое место.

В небольшой сторожке на краю асфальтовой дороги, которая вела к въезду на причал, сидел единственный охранник. Он не отрывал глаз от экрана телевизора, где крутили старый американский фильм на испанском языке. Питт внимательно огляделся, но никого, кроме этого единственного охранника, не увидел.

– Ну что, проверим, как обстоят дела? – спросил он у Джордино, поворачиваясь к нему лицом впервые с того момента, как оба нырнули в воду.

– Ты хочешь посмотреть, как он отреагирует, если мы пройдем мимо?

– Ну да, у нас сейчас есть уникальная возможность проверить, сможем ли мы свободно передвигаться по предприятию.

Они непринужденно прошли мимо сторожки. Охранник в черном мужском комбинезоне заметил их и вышел на дорогу.

– La parada! – нахмурившись, прокричал он.

– La parada? – повторил Джордино.

– Это означает «стой».

– Para que esta usted aqui? Usted debe estar en sus cuartos.

– У тебя есть шанс блеснуть знанием испанского, – сказал Джордино Питту. Одновременно его пальцы под комбинезоном с силой сжали рукоять пистолета.

– Какой испанский! – мягко возразил Питт. – Я давно позабыл большую часть того, что изучал в колледже.

– Попробуй догадаться. Что он сказал?

– Он хочет знать, что мы здесь делаем. Потом он сказал, что в это время мы должны находиться в комнатах.

– Неплохо, – ухмыльнулся Джордино. Он направился к охраннику с таким видом, будто у него во всем мире не было ни единой заботы.

– Yo no hablo el espanol, – произнес он высоким голосом, тщетно пытаясь сделать его похожим на женский.

– Очень хорошо, – в свою очередь сделал ему комплимент Питт.

– Я бывал в Тихуане. – Джордино подошел к охраннику и беспомощно пожал плечами: – Мы канадцы.

Охранник нахмурился и присмотрелся к Джордино. Если бы можно было прочесть его мысли, то оказалось бы, что женщина в белом форменном комбинезоне показалась ему самой безобразной на свете. Затем он перестал хмуриться и улыбнулся:

– О, si, канадцы, я говорю по-английски. – Он произнес это слово на испанский лад – «энглез».

– Я знаю, что мы должны быть в бараках, – сказал Питт, улыбнувшись в ответ. – Мы только хотели немного прогуляться перед сном.

– Нет-нет, это не разрешается, amigos, – сказал охранник. – Вам не разрешается выходить из своей зоны после восьми часов.

Питт в отчаянии вскинул руки.

– Прости, amigo, мы разговаривали и не заметили, как забрели не туда. Теперь мы заблудились. Не мог бы ты указать нам путь к баракам?

Охранник подошел поближе, осветил фонарем их пропуска и внимательно изучил их.

– Вы снизу?

– Si, мы действительно снизу. Начальник дал нам несколько дней отдыха и отпустил наверх.

– Я понимаю, senor, но вы должны вернуться к себе. Такие правила. Идите по этой дороге, а возле водокачки поверните налево. В тридцати метрах будет ваш корпус.

– Gracias, amigo, – поблагодарил Питт. – Мы уже идем.

Удостоверившись, что Питт и Джордино находятся на территории на законных основаниях, охранник вернулся в свою маленькую сторожку.

– Ну вот, мы прошли первое испытание, – заметил Джордино.

– До утра нам лучше где-нибудь спрятаться. Шляться по территории во тьме ночной вредно для здоровья. Слишком подозрительно. Следующий охранник, который нас остановит, может оказаться не столь дружелюбным.

Они шли по дороге, следуя инструкциям охранника, пока не увидели перед собой длинный ряд зданий. Дальше они уже крались в тени вдоль опушки небольшой пальмовой рощицы и внимательно разглядывали входы во все жилые здания для работников «Одиссея».

Все здания, кроме последнего, пятого, никем не охранялись. Зато последний корпус охранялся как следует. Двое охранников стояли у входа, еще двое патрулировали по периметру вдоль наружной стороны окружавшего здание высокого забора.

– Те, кто здесь живет, очевидно, не пользуются благосклонностью «Одиссея», – заметил Питт. – Этот корпус больше напоминает тюрьму.

– Должно быть, здешних обитателей удерживают насильно.

– Согласен.

– Значит, нам следует податься в один из неохраняемых корпусов.

Питт покачал головой.

– Нет, нужно пробраться именно в этот. Я хочу поговорить с теми, кого держат внутри. Возможно, от них мы сможем больше узнать о делах «Одиссея».

– Но ты понимаешь, что сюда нам ни за что не удастся пробраться обманом?

– Кажется, вон там, чуть дальше, стоит небольшой сарайчик: Давай-ка подберемся к нему поближе под прикрытием деревьев и посмотрим, что там.

– Да уж, ты не ищешь легких путей, – простонал Джордино, разглядев в свете уличных фонарей на лице Питта отстраненное и задумчивое выражение.

– Неинтересно, когда что-то дается легко, – серьезно проговорил Питт.

Они крались под деревьями, как грабители по тихому жилому району, и пытались спрятаться за тонкими стволами невысоких пальм. Наконец показался конец рощицы. Питт и Джордино присели и бегом, пригнувшись, преодолели оставшиеся до сарая тридцать ярдов. Они подбежали к сараю сзади. Затем осторожно выглянули из-за угла и обнаружили в боковой стене дверь. Джордино попробовал ее открыть и обнаружил, что она не заперта. Они скользнули внутрь. Закрыв за собой дверь, они включили фонарики и осмотрелись. В сарае, как оказалось, хранилось всевозможное оборудование и стояла машина для уборки улиц.

В полумраке сарая Питт заметил, что губы Джордино растянулись в улыбке.

– По-моему, мы наткнулись на золотую жилу.

– Ты думаешь то же, что и я?

– Точно, – подтвердил Питт. – Мы заведем уборочную машину и пустим ее вдоль по улице, вот только внесем одно усовершенствование, чтобы уж наверняка привлечь внимание охранников.

– А именно?

– Мы ее подожжем.

– Твоя изобретательность не устает изумлять меня.

– Это дар Божий.

За десять минут они перекачали три галлона бензина в пятигаллонную канистру, которую обнаружили в гараже. Питт забрался в кабину уборочной машины и включил зажигание. Джордино стоял у дверей гаража и был готов в нужный момент распахнуть их. Двигатель завелся с полоборота и сразу же заработал ровно, без лишнего шума. На уборочной машине была стандартная четырехскоростная коробка передач, и Питт встал возле открытой двери и приготовился перевести рычаг сразу на вторую скорость, чтобы автомобиль быстрее набирал ход. Рулевое колесо он поставил в такое положение, чтобы машина покатилась под углом поперек дороги по направлению к ряду припаркованных напротив грузовиков. Джордино распахнул двойные двери гаража и метнулся обратно, к канистре с бензином. Он вылил бензин в пустую кабину и стал наготове чуть в стороне с зажигалкой и ацетиленовой горелкой.

– Пора, – коротко произнес он.

Питт, стоявший возле кабины у самой двери, перевел рычаг на вторую передачу и отскочил как можно дальше. Джордино полностью отвернул вентили на баллонах с кислородом и ацетиленом и щелкнул пьезоэлектрической зажигалкой. Горелка выкинула двухфутовый язык пламени. Раздалось громкое шипение, и кабину уборочной машины охватил огненный шар. В то же мгновение она тронулась с места и выкатилась из гаража.

Машина с ревом, подобно комете, понеслась по дороге. Ее щетки бешено вращались, поднимая тучи пыли и грязи. Промчавшись пятьдесят ярдов, она врезалась в первый грузовик в ряду. От удара он подпрыгнул на всех четырех колесах и рухнул прямо на пальмовые деревья. Затем уборочная машина лоб в лоб налетела на второй грузовик. Раздался жуткий скрежет рвущегося металла и звон бьющегося стекла. Грузовик отлетел назад на остальные машины. Только тогда уборочная машина наконец остановилась. Языки пламени ее горящей кабины взлетали высоко в небо, следом клубами поднимался густой черный дым.

Два охранника у входа в здание замерли в шоке. Они не могли поверить в происходящее и были не в состоянии оторвать глаз от высоченного факела. Наконец они очнулись и спешно начали действовать. В первый момент все, естественно, подумали, что водитель остался в кабине. Охранники оставили свой пост и бросились бежать по дороге. Следом за ними неслись и внутренние охранники.

Питт и Джордино поспешили воспользоваться беспорядком, возникшим вокруг пылающего автомобиля. Питт рванулся через ворота внутрь ограды, а затем буквально нырнул в дверь корпуса, растянувшись на полу прямо за дверью. Джордино, который несся сразу же за ним, не смог мгновенно остановиться. Он налетел на Питта и свалится на него сверху.

– Тебе пора худеть, – простонал Питт.

Джордино быстро схватил его и поставил на ноги.

– Куда теперь, гений?

Питт не стал отвечать. Вместо этого он, увидев перед собой длинный пустой коридор, припустил по нему изо всех сил. Двери по обе стороны коридора были заперты. Он остановился перед третьей дверью и обернулся к Джордино.

– Это уже твоя специализация, – сказал он, отступая в сторону.

Джордино окинул его раздраженным взглядом, затем шагнул назад и сильным ударом ноги наполовину снес дверь с петель. После этого поднажал плечом, и дело было сделано. Не в силах противостоять напору мускулистого итальянца, дверь с грохотом рухнула на пол.

Питт шагнул в комнату и обнаружил там мужчину и женщину. При столь неожиданном появлении незнакомцев они сели в кровати и застыли в пораженном молчании. На их лицах застыл ледяной ужас.

– Простите за вторжение, – мягко произнес Питт, – но нам нужно где-то спрятаться.

Он только начал говорить, а Джордино уже ставил дверь на место.

– Куда вы собираетесь увезти нас? – спросила женщина с сильным немецким акцентом. Она была близка к панике и все время пыталась прикрыть покрывалом верх ночной сорочки. Ее круглое лицо с широко раскрытыми карими глазами пылало, седые волосы были собраны сзади в пучок. Она выглядела как чья-то бабушка, да, вероятно, и была ею. Несмотря на то что ее тело скрывали простыня и легкое одеяло, Питт ясно видел, что оно ни за что не влезло бы в платье шестнадцатого размера.

– Никуда. Мы не те, за кого вы нас принимаете.

– Но вы один из них.

– Нет, мадам, – возразил Питт, пытаясь успокоить ее. – Мы не работники «Одиссея».

– Тогда кто же вы, бога ради? – спросил мужчина, медленно приходя в себя. Он поднялся с кровати в старомодной ночной сорочке и накинул на себя столь же старомодный шелковый халат. В противоположность своей жене – по крайней мере, так Питт успел определить ее, – он был высоким и тощим, как жердь. Когда он встал, его густая седая шевелюра оказалась по крайней мере на три дюйма выше Питтовой. На белой коже лица выделялись лишь резко очерченная пирамида носа и тонкогубый рот с узкими, будто нарисованными усиками.

– Меня зовут Дирк Питт. Моего друга – Ал Джордино. Мы работаем на правительство Соединенных Штатов и находимся здесь с целью узнать, почему существование этого предприятия хранится в таком секрете.

– Как вы попали на остров? – спросила женщина.

– С воды, – ответил Питт, не вдаваясь в подробности. – Мы вошли в ваше здание с помощью небольшой диверсии, или, если хотите, отвлекающего маневра. – Пока он рассказывал, снаружи возник и быстро приблизился звук сирен. Через открытую по-прежнему входную дверь он прокатился эхом по коридорам всего здания. – Ни разу не встречал человека, который мог удержаться и не побежать смотреть на пожар.

– Почему вы выбрали нашу комнату?

– Чистая случайность, ничего больше.

– Если вы согласитесь оказать нам услугу, – сказал Джордино, – то мы хотели бы провести здесь ночь. С рассветом мы исчезнем.

Женщина изучающе посмотрела на Джордино, пробежала глазами вверх и вниз по его белому комбинезону и сказала с подозрением в голосе:

– Вы не женщина.

Джордино ответил на это широченной улыбкой.

– К счастью, нет. Как я оказался в женском форменном комбинезоне «Одиссея» – длинная и скучная история.

– Почему мы должны вам верить?

– Я при всем старании не могу назвать вам ни одной причины.

– Не могли бы вы рассказать нам, почему вас держат взаперти в этом здании? – поинтересовался Питт.

– Простите нас, – сказана женщина, возвращаясь к привычным представлениям о вежливости. – Мы с мужем совсем растерялись. Его зовут доктор Клаус Ловенхардт, а я его жена, доктор Хильда Ловенхардт. Нас запирают здесь только на ночь. Днем мы работаем в лабораториях под сильной охраной.

Столь официальное представление сильно позабавило Питта.

– Как вы здесь оказались?

– Мы проводили исследования в Германии, в Техническом исследовательском институте в Аахене. Агенты некоего мистера Призрака, представляющего корпорацию «Одиссей», предложили нам работу в качестве консультантов. Из сорока лучших специалистов в нашей области мы с женой были единственными, кто соблазнился на большие деньги и обещания финансировать потом наши собственные проекты и согласился оставить свою лабораторию. Нам сказали, что мы летим в Канаду, но это была ложь. Когда наш самолет приземлился, мы оказались на этом острове, неизвестно где. С тех пор мы все работаем как автоматы.

– Как давно это было?

– Пять лет назад.

– Какого рода исследования вас заставляют вести?

– Наша научная специализация – топливные элементы.

– Это предприятие построено специально для того, чтобы проводить эксперименты и разрабатывать топливные элементы?

Клаус Ловенхардт кивнул.

– «Одиссей» начал это строительство около шести лет назад.

– Как насчет внешних контактов?

– Нам не позволяют общаться по телефону с друзьями и родными, – ответила Хильда. – Можно только писать письма, но и они проходят строгую цензуру.

– Пять лет без родных и любимых – долгий срок. Почему вы не пробовали затягивать работу или саботировать, чтобы помешать исследованиям?

Хильда мрачно покачала головой.

– Потому что они угрожали каждому, кто будет препятствовать ходу работ, ужасной смертью.

– И не только нам, но и нашим родным, там, на родине, тоже, – добавил Клаус – У нас не было выбора – приходилось работать в полную силу. Кроме того, нам ведь на самом деле хотелось продолжить исследования, которым мы посвятили жизнь, и дать людям всего мира чистый и эффективный источник энергии.

– Одного мужчину, у которого не было семьи, сделали козлом отпущения в пример остальным, – рассказала Хильда. – По ночам они пытали его, а днем заставляли работать. Однажды утром его нашли в комнате висящим на креплении для люстры. Мы все знали, что его просто убили.

– Вы считаете, что его убили по приказу должностных лиц «Одиссея»?

– Казнили, – поправил его Ловенхардт. Он мрачно улыбнулся и показал вверх, на потолок. – Взгляните сами, мистер Питт. Выдержит ли это крепление вес человека? Там ведь практически ничего нет, кроме проводов и лампочки.

– В ваших рассуждениях есть логика, – признал Питт.

– Мы делаем то, что нам приказывают делать, – тихо произнесла Хильда. – Мы готовы на все, чтобы только не пострадали наш сын, две дочери и пятеро внуков. И все остальные, кто здесь работает, в таком же положении.

– Удалось ли вам и вашим коллегам достичь успеха в разработке топливных элементов? – спросил Питт.

Хильда и Клаус заговорщически переглянулись. Затем Клаус сказал:

– Неужели мир ничего не узнал о нашем успехе?

– Успехе?

– Нам вместе с коллегами удалось создать источник энергии, в котором реагируют между собой кислород из атмосферы и аммиак – источник азота. При этом вырабатывается значительное количество энергии при очень низкой удельной стоимости, а в отходы идет исключительно чистая вода.

– Я думал, что практичные и эффективные топливные элементы существуют уже не один десяток лет, – сказал Джордино.

– Да, если речь идет о топливных элементах, где для производства электроэнергии используются водород и кислород. Кислород можно брать из воздуха. Однако водород не так легко доступен, его необходимо добывать заранее. Но благодаря нашей удаче и почти чудесному прорыву, мы проложили дорогу к подлинно чистой и экологичной энергии, доступной уже сейчас миллионам людей.

– Вы говорите так, как будто такие элементы уже запущены в массовое производство, – заметил Джордино.

– Изделие доведено и испытано с большим успехом больше года назад. – Ловенхардт наградил Джордино взглядом, каким смотрят обычно на деревенского дурачка. – Производство было начато немедленно после окончания работ. Но вы, конечно, должны были слышать об этом.

Они легко могли понять, что замешательство и недоумение на лицах Питта и Джордино искренни.

– Для нас это новость, – скептически сказал Питт. – Я лично ничего не слышал о новом чудесном источнике энергии, который можно было бы купить в магазинах или на котором работали бы автомобили.

– Я тоже, – повторил за ним Джордино.

– Мы не понимаем. Нам сказали, что новый завод в Китае уже выпустил миллионы установок.

– Мне не хочется разочаровывать вас, но ваше великое достижение до сих пор хранится в секрете, – с сочувствием сказал Питт. – Я могу только предположить, что китайцы накапливают ваши установки для какой-то своей непостижимой цели.

– Но какое все это имеет отношение к тоннелям? – пробормотал Джордино, изо всех сил пытаясь сложить два и два.

Питт уселся в кресло и принялся задумчиво разглядывать узор на ковре. Наконец он поднял голову:

– Как сказал адмирал, компьютер Йегера пришел к выводу, что целью строительства тоннелей является понижение температуры Гольфстрима. В этом случае восточная часть Соединенных Штатов и Европа будут обречены на суровую восьмимесячную зиму.

Затем он обернулся к Ловенхардтам:

– Эта ваша передовая энергетическая технология разработана для автомобилей?

– В данный момент нет. Но со временем, после дальнейшего изучения и отработки, наша технология сможет давать достаточно чистой энергии для всех без исключения транспортных средств, в том числе для самолетов и локомотивов. Первая стадия уже пройдена. В настоящее время мы проводим последние инженерные работы перед испытаниями.

– А что именно делает та штуковина, что пошла в производство? – спросил Питт.

При слове «штуковина» Клаус поморщился.

– «Мача» – самоподдерживающийся генератор, способный обеспечить недорогой электрической энергией любой частный дом, офис, фирму или школу в мире. Он сделает загрязнение воздуха кошмаром прошлого. Теперь каждая семья сможет иметь в своем доме – неважно, большой он или маленький, расположен в большом городе или в глуши, – собственный независимый источник энергии...

– Вы назвали его «Мача»?

– Это название предложил сам Призрак, когда увидел первый рабочий экземпляр. Мача, как он нам сказал, – это кельтская богиня познания и хитрости. Ее считали также царицей призраков.

– Опять кельты, – недовольно пробормотал Джордино.

– Сюжет усложняется, – философски заметил Питт.

– Охранник идет, – предупредил Джордино со своего наблюдательного поста у двери. – Судя по шагам, двое.

Он навалился телом на дверь.

В комнате воцарилась такая тишина, что можно было ясно расслышать голоса охранников в коридоре. Они подходили все ближе, проверяя одну за другой двери ученых-заложников. Наконец шаги охранников остановились прямо за дверью.

Глаза обоих Ловенхардтов приобрели загнанное выражение. Супруги в этот момент напоминали испуганных кроликов, заслышавших вой койотов. Но в руках Питта и Джордино как по волшебству появились автоматические пистолеты, и ученые поняли, что эти люди из тех, кто всегда владеет ситуацией.

– Este puerta aparece danada.

– Он сказал, что дверь кажется поврежденной, – прошептал Питт.

Один из охранников подергал замок и толкнул дверь, но она даже не шевельнулась. Веса Джордино хватило, чтобы ее удержать.

– Se parece seguro, – произнес другой голос.

– Она кажется надежной, – перевел Питт.

– Lo tendremos reparados рог la manana.

– Они говорят, что утром нужно будет ее отремонтировать.

Затем охранники отправились дальше по коридору, продолжая свой обход. Шаги и голоса постепенно затихли.

Питт обернулся и долгим суровым взглядом посмотрел на Ловенхардтов.

– Нам скоро придется покинуть остров, и вы должны будете пойти с нами.

– Ты думаешь, это разумно? – усомнился Джордино.

– Целесообразно, – ответил Питт. – Эти люди – ключ к загадке. Благодаря их знаниям нам нет нужды рыскать по предприятию, рискуя попасться. Кроме того, как бы мы ни старались, нам не узнать и трети того, что известно этим господам.

– Нет-нет! – задохнулась Хильда. – Мы не посмеем бежать. Охрана узнает, что мы исчезли, и эти дьяволы из «Одиссея» будут мстить. Они убьют наших детей.

Питт взял ее руку в свои и мягко сжал.

– Вашу семью защитят. Я обещаю вам: мы не допустим, чтобы с ними что-нибудь случилось.

– Я все же не уверен, – сказал Джордино, обдумывая обстоятельства и возможные последствия этого шага. – Поскольку гидроцикл мы бросили, наш единственный шанс бежать с острова – попытаться угнать катер или самолет. Вертолет угнать не дадут, перехватят. Если с нами будут двое пожилых людей, осуществить этот план будет не слишком просто.

Питт снова обернулся к Ловенхардтам.

– Вот о чем вы не подумали. Когда ваша работа будет завершена и вы станете не нужны, вас и остальных ученых-заложников неизбежно ликвидируют. Призрак не может рисковать тем, что кто-то из вас расскажет всему миру, что здесь происходит.

На лице Клауса Ловенхардта отразилось полное понимание, но он все еще не мог заставить себя до конца поверить словам Питта.

– Но не всех же! Это был бы адский замысел. Они не посмели бы убить нас всех. Внешний мир все равно узнал бы правду.

– Вовсе нет. Представьте себе, что самолет, на котором вы полетите домой, разобьется и таинственным образом пропадет в океане. Будет, конечно, расследование катастрофы, но в остальном никто так ничего и не узнает.

Клаус перевел взгляд на жену и обнял ее рукой за плечи.

– Боюсь, что мистер Питт прав. Призрак не может позволить себе оставить кого-то из нас в живых.

– Но если вы сообщите обо всем в средства массовой информации, то Призрак не посмеет убить остальных членов вашей научной группы. Правоохранительные органы всех ваших стран объединятся и обратят против Призрака и его империи «Одиссей» все инструменты международного права, которые находятся в их распоряжении. Поверьте мне, присоединиться сейчас к нам и бежать – единственный выход.

– Можете ли вы гарантировать, что благополучно вывезете нас с острова? – нерешительно спросила Хильда.

Питт выглядел чрезвычайно озабоченным.

– Я не могу обещать того, чего и сам не знаю. Но если вы останетесь здесь, вы умрете наверняка.

Клаус стиснул плечо жены.

– Ну, дорогая, вот, кажется, наш шанс снова увидеть близких.

Она подняла голову и поцеловала его в щеку.

– Значит, идем вместе.

– Они возвращаются, – объявил Джордино, не перестававший слушать у двери.

– Будьте добры, оденьтесь, пожалуйста, – обратился Питт к Ловенхардтам, – а мы с другом позаботимся об охранниках.

Ученые начали собирать одежду, а Питт повернулся к ним спиной и присоединился к Джордино. С кольтом сорок пятого калибра наготове он занял позицию по другую сторону дверного проема.

Шли секунды. Охранники неторопливо возвращались прежним путем. Питт и Джордино терпеливо ждали, пока шаги охранников не раздались прямо за дверью. В этот момент Джордино рванул на себя сломанную дверь и с грохотом швырнул ее на пол. Охранники были слишком удивлены, чтобы оказать сопротивление. Их быстро втащили в комнату и продемонстрировали им с близкого расстояния дула двух очень больших автоматических пистолетов.

– En el piso, rapidamente! – резко скомандовал Питт, приказывая охранникам лечь на пол. Одновременно Джордино начал срывать с постели простыни. Они быстро разоружили и связали ошеломленных охранников и заткнули им рты кляпами.

Через пять минут все четверо – впереди Питт, за ним Клаус и Хильда и в арьергарде Джордино – миновали неохраняемые ворота в окружавшем здание заборе и торопливо перешли улицу, плотно забитую сотрудниками охраны и пожарными. Внимание всех присутствующих было обращено на машину для уборки улиц, которая все еще горела. Беглецы незамеченными скользнули во тьму.

38

Им предстоял долгий путь. До самолетных ангаров, расположенных в конце взлетно-посадочной полосы на перешейке между островами, от места заключения Ловенхардтов нужно было пройти больше мили по территории комплекса. Но теперь им легче было ориентироваться, ведь кроме спутникового снимка они могли воспользоваться помощью ученых, которые были знакомы с расположением улиц.

Клаус Ловенхардт немного приотстал, чтобы тихонько переговорить с Джордино.

– Ваш друг действительно владеет ситуацией?

– Давайте скажем просто, что Дирк – человек неограниченных возможностей. Он способен с помощью слов или силы выпутаться почти из любой сложной ситуации.

– Вы ему доверяете.

Это было скорее утверждение, чем вопрос.

– Во всем, вплоть до жизни. Я знаю его почти сорок лет, и он ни разу еще не подвел.

– Он что, разведчик?

– Едва ли. – Джордино не сумел подавить тихий смешок. – Дирк – морской инженер. Он директор департамента специальных проектов Национального подводного и морского агентства. Я его заместитель.

– Спаси господи! – пробормотал Ловенхардт. – Если бы я знал, что вы не секретные агенты ЦРУ и не имеете соответствующей специальной подготовки, я никогда не пошел бы с вами и не стал рисковать жизнью жены.

– Вам не найти лучшего человека, которому можно доверить свои жизни, – заверил его Джордино тихим и твердым, как бетон, голосом.

Питт двигался от здания к зданию, стараясь держаться в тени, подальше от уличных фонарей и прожекторов, установленных на крышах. Идти было нелегко. Весь комплекс от одного конца до другого был ярко освещен. Прожекторы на каждом здании и вдоль улиц призваны были отбить у любого человека охоту даже думать о бегстве. Обилие света позволяло Питту осматривать окрестности не в прибор ночного видения, а просто в бинокль, и он все время проверял, не прячутся ли где-нибудь в тени слишком ретивые охранники.

– Что-то непонятно – на улицах практически нет патрулей, – прошептал Питт.

– Это потому, что охранники на ночь выпускают собак, – объяснила Хильда.

Джордино резко остановился.

– Вы ничего не говорили о собаках.

– Меня никто не спрашивал, – беспомощно ответила она.

– Держу пари, это доберманы, – простонал Джордино. – Ненавижу доберманов!

– Нам повезло, что удалось пройти так много, – откровенно признал Питт. – Теперь придется быть вдвое внимательнее.

– А у нас как раз закончилось мясо, – пожаловался Джордино.

Питт уже собирался опустить бинокль, но заметил высокую ограду из проволочной сетки с проложенной по верху спиралью колючей проволоки. Он разглядел, что у ворот на дороге к аэродрому дежурят два человека, ясно видимые в свете фонарей. Питт подрегулировал бинокль и посмотрел еще раз повнимательнее. Это были не мужчины, а женщины в синих комбинезонах. Две собаки без привязи бегали перед воротами и что-то вынюхивали. Это были доберманы, и Питт усмехнулся про себя, вспомнив отвращение Джордино к этой породе собак.

– Дорогу на взлетное поле преграждает забор, – сказал он, передавая Джордино бинокль.

Джордино посмотрел.

– А ты заметил, что там в нескольких футах перед большим забором есть еще заборчик, пониже?

– Предназначенный, несомненно, для защиты собак?

– Ну да, чтобы из них не получилось жаркое с хрустящей корочкой. – Джордино немного помолчал и внимательно осмотрел ограду на сотню ярдов в обе стороны. – Похоже, в сетке главного забора хватит электричества, чтобы зажарить целого быка. – Он еще немного помолчал и оглядел окрестности. – И ни одной уборочной машины в пределах видимости.

Внезапно земля у них под ногами начала двигаться. По объекту пронесся низкий гул. Деревья раскачивались, окна в домах дребезжали. Примерно такое же сотрясение Питту и Джордино пришлось испытать уже дважды – на башне маяка и еще раньше на реке. На этот раз, однако, земля дрожала дольше: прошло не меньше минуты, пока колебания затихли. Все это время доберманы лаяли как бешеные, а охранницы с беспокойством оглядывались. Теперь, когда собаки почувствовали возбуждение и нервно забегали вокруг, можно было даже не пытаться скрытно подобраться к охранницам.

– Нам уже приходилось испытывать такое сотрясение земли, – сказал Питт Клаусу. – Оно исходит от вулкана, да?

– Косвенно, – сразу же ответил тот. – В нашей исследовательской группе есть специалист по вулканам. Это доктор Алфред Хонома, геофизик, его сманили из гавайского университета. По его мнению, это явление не имеет никакого отношения к перегретой магме, которая поднимается по трещинам в теле вулкана. Он утверждает, что на склоне вулкана может внезапно произойти гигантский оползень, и тогда катастрофы не избежать.

– Как давно начались эти дрожания? – спросил Питт.

– Год назад, – ответила Хильда. – С тех пор они сильно участились и теперь происходят с интервалом меньше часа.

– Они не только участились, но и усилились, – добавил Клаус – Доктор Хонома говорит, что сдвиги поверхности вызывает какой-то неизвестный феномен под вулканом.

Питт понимающе посмотрел на Джордино:

– Четвертый тоннель проходит прямо под основанием вулкана.

Джордино только кивнул, соглашаясь.

– Говорил ли Хонома что-нибудь о том, когда именно может произойти оседание склона? – поинтересовался Питт.

– Он считает, что катастрофа может случиться в любой момент.

– Каковы будут последствия? – спросил Джордино.

– Если доктор Хонома прав, – ответил Клаус, – то при оседании склона огромный объем скальной породы, около кубической мили, понесется вниз к озеру со скоростью до восьмидесяти миль в час.

– При обрушении в воду такой массы грунта возникнут громадные волны, – сказал Питт.

– Да, эти волны вполне способны будут стереть с лица земли все города и деревни вокруг озера.

– А как насчет исследовательского комплекса «Одиссея»?

– Поскольку он занимает значительную часть склона, то все здесь будет сметено с лица земли и погребено под оползнем. – Клаус немного помолчал и добавил мрачно: – Вместе с людьми.

– Разве администрация «Одиссея» не знает о нависшей угрозе?

– Они привозили сюда собственных геологов. Те заявили, что обрушения вулканических склонов происходят чрезвычайно редко, всего раз в десять тысяч лет. Я понял ситуацию примерно так: мистер Призрак дал понять, что никакой угрозы нет и не нужно обращать на нее внимания.

– Да, Призрак не славится заботой о благополучии своих работников, – сказал Питт, вспомнив инцидент на борту «Океанского скитальца».

Внезапно все застыли на месте и подняли головы к усыпанному звездами небу. От воздушного терминала донесся легко узнаваемый шум вертолетных винтов. В свете прожекторов мелькнул бледно-лиловый борт машины. Беглецы стояли недвижно, прижавшись к стене. Лопасти вертолетных винтов рассекали ночной воздух и несли машину прямо на них.

– Они ищут нас, – прохрипел перепуганный Клаус Ловенхардт. Он крепко схватил жену за плечи и прижал к себе.

– Маловероятно, – уверил его Питт. – Когда что-то ищут, летают кругами. Нас они еще не хватились.

Машина пролетела над ними не более чем в двухстах футах. Джордино показалось, что, если постараться, до нее можно было добросить камнем. С секунды на секунду должны были вспыхнуть посадочные огни, и тогда они оказались бы мишенями, не хуже чем крысы в пустом амбаре в свете дюжины фонарей. Но тут им улыбнулась Госпожа Удача. Пилот не стал включать посадочные огни, пока не миновал то место, где они стояли. Он сделал резкий вираж к крыше стеклянного, по виду офисного, здания, выровнялся над ним и сел.

Питт взял у Джордино бинокль и не сводил глаз с вертолета, пока тот садился, и после, пока лопасти винта медленно останавливались. Дверь вертолета открылась, и трап обступили несколько человек в бледно-лиловых комбинезонах. Из вертолета вышла женщина в золотистом комбинезоне. Питт осторожно покрутил колесико, добиваясь, чтобы изображение наконец попало в фокус. Он не мог бы утверждать с абсолютной уверенностью, но готов был поставить на кон свое годовое жалованье, что женщина, которая вышла из вертолета, совсем недавно представилась ему как Рита Андерсон.

Его лицо закаменело от гнева. Он передал бинокль Джордино:

– Взгляни-ка повнимательнее на королеву в золотом комбинезоне.

Джордино тщательно изучил женщину в бинокль и проследил, как она вместе со свитой прошла к лифту, на котором можно было спуститься с крыши.

– Наша приятельница с яхты, – проговорил он низким недобрым голосом. – Та самая, что убила Рене. Отдам царство за снайперскую винтовку!

– Мы ничего сейчас не сможем с ней сделать, – с сожалением заметил Питт. – Наша главная цель – доставить Ловенхардтов в Вашингтон целыми и невредимыми.

– Кстати, о целости и невредимости... Как мы рассчитываем преодолеть этот электрифицированный забор, пройти трех доберманов и двух вооруженных до зубов охранниц?

– Не пройти, – тихо произнес Питт, мысленно просчитывая шансы на успех, – а перелететь.

Супруги Ловенхардт все это время стояли молча, не понимая, о чем идет речь и как к этому следует относиться. Джордино проследил взгляд Питта и снова увидел вертолет на крыше офисного здания в квартале от того места, где они находились. Выражение его лица стало холодным и сосредоточенным. Питт и Джордино не обменялись ни единым словом, но предварительный план уже возник в сознании обоих. Питт поднял бинокль к глазам и внимательно изучил здание с вертолетной площадкой.

– Управляющий центр комплекса, – сказал он. – Охраны, кажется, нет.

– Здесь нет смысла запирать людей. Все, кто работает в этом здании, – преданные сотрудники «Одиссея».

– И никаких параноидальных мыслей о том, что незваные гости могут войти через парадный вход. – Питт слегка наклонил бинокль. Пилоты вслед за Ритой прошли в лифт. У вертолета, казалось, никого не осталось. – Лучшей возможности нам наверняка не представится.

– Не вижу здесь никакой возможности. Только представь. Мы войдем в оживленное офисное здание, проберемся неизвестно как мимо двух сотен занятых своим делом работников, ворвемся на десятый этаж и угоним вертолет. И за все это время никто не заподозрит, что в их логово проникли крысы?

– Не исключено, что было бы полезно найти для тебя бледно-лиловый комбинезон.

Джордино наградил Питта испепеляющим взглядом.

– Я и так уже зашел гораздо дальше, чем требовал служебный долг. Тебе придется придумать что-нибудь другое.

Питт направился к Ловенхардтам, стоявшим обнявшись немного в стороне. Они посмотрели на него с тревогой, но без страха.

– Мы собираемся войти в здание управления комплексом и подняться на крышу, где попытаемся захватить вертолет, – сказал Питт. – Держитесь поближе ко мне. Если попадем в беду, падайте на пол. Ни в коем случае не оставайтесь стоять на линии огня. Дерзость – наше главное оружие. Мы с Алом попытаемся сделать вид, что сопровождаем вас на встречу, или на допрос, или еще куда-нибудь – как получится. Как только доберемся до крыши, быстро залезайте в машину и пристегивайтесь покрепче. Взлет может быть очень резким.

Клаус и Хильда торжественно заверили, что будут строго следовать его инструкциям. Они уже влезли в это дело по уши и прошли точку возврата. Питт решил, что может на них положиться: ученые в точности выполнят любое его указание. У них нет выбора.

Все вчетвером они прошли вдоль улицы до ступеней главного входа в здание управления комплексом. Мимо, осветив их фарами, проехал какой-то грузовик, но водитель не обратил на прохожих никакого внимания. У самого входа в здание стояли и курили две женщины: одна в бледно-лиловом, другая в белом комбинезоне. На этот раз первым шел вежливо улыбающийся Джордино. Через большие стеклянные двери они вошли в фойе, где прогуливались и беседовали между собой несколько женщин и всего один мужчина. Питт со спутниками спокойно шел вперед, и почти никто из присутствующих не посмотрел в их сторону, да и те, кто посмотрел, сделали это без всякой подозрительности.

Совершенно непринужденно, как если бы ему приходилось входить в это здание каждый день по несколько раз, Джордино быстро провел свою группу к лифтам и жестом пригласил в пустую кабину, стоявшую с открытыми дверцами. Не успели они, однако, войти и нажать кнопку выхода на крышу, как в этот же лифт вошла привлекательная блондинка в бледно-лиловом. Она прислонилась к стенке рядом с Джордино и нажала кнопку восьмого этажа.

Она обернулась и изучающе поглядела на Ловенхардтов, а затем сделала многозначительную паузу. Во взгляде ее появилось подозрение.

– Куда вы ведете этих людей? – требовательно спросила она по-английски.

Джордино колебался, не в силах выбрать верную линию поведения. Питт, не испугавшись, шагнул к Джордино и произнес на ломаном испанском:

– Perdonenos para ingles no parlante[25]?

Глаза женщины внезапно сердито блеснули.

– Я не обращалась к тебе! – гневно отрезала она. – Я разговаривала с госпожой.

Оказавшись в центре перепалки, Джордино растерялся. Говорить он боялся: голос наверняка выдал бы, что он не женщина. Но выхода не было. Когда он наконец заговорил, его писклявый голос прозвучал в замкнутом пространстве лифта странно и неестественно:

– Я говорить немного ingles.

Ответом ему стал внимательный, пронизывающий взгляд. Она тщательно изучила лицо псевдоженщины, и ее глаза расширились при виде полусуточной щетины на скулах. Она подняла руку и провела пальцами по его щеке.

– Ты мужчина! – пораженно выпалила она. Развернувшись на каблуках, она потянулась к кнопкам, чтобы остановить лифт на следующем этаже, но Питт ударил ее по руке и не позволил этого сделать.

Представительница «Одиссея» неверяще перевела взгляд на Питта.

– Как ты смеешь?

Он неприятно улыбнулся.

– Ты произвела на меня столь сильное впечатление, что я решил выкрасть тебя и увезти в лучший мир.

– Ты сошел с ума!

– Точно. – Лифт остановился на восьмом этаже, но Питт нажал на кнопку закрывания дверей, и лифт продолжил свой путь наверх, к последней остановке на крыше, выше десятого этажа.

– Что здесь происходит? – Она впервые пригляделась повнимательнее к Ловенхардтам, которых, казалось, забавлял весь этот обмен репликами. Ее лицо помрачнело. – Я знаю этих людей. На ночь их должны запирать в тюремном корпусе. Куда вы их ведете?

– До ближайшего туалета, – бесстрастно пояснил Питт.

Женщина явно не знала, что предпринять: то ли закричать, то ли попытаться остановить лифт. В конце концов она поддалась женскому инстинкту и открыла рот, собираясь кричать. Питт без колебаний ударил ее правым кулаком в челюсть. Она плюхнулась на пол, как мешок подмокшей муки. Джордино успел подхватить ее под мышки, не дав упасть. Он аккуратно засунул ее бесчувственное тело в угол, где его не должно было быть видно при открывании дверей.

– Почему вы попросту не заткнули ей рот? – спросила Хильда. Ее шокировало, что Питт хладнокровно и жестоко ударил женщину.

– Потому что она укусила бы меня за руку, а я сегодня в недостаточно рыцарственном настроении, чтобы позволить так обращаться с собой.

Мучительно, бесконечно медленно лифт преодолел последние несколько футов подъема и добрался наконец до верхней площадки здания, откуда можно было выйти на крышу. Кабина мягко остановилась и открылись двери. Питт и его спутники вышли. И попали прямо в руки четырех охранников в форме, стоявших вне поля зрения за большой установкой кондиционирования воздуха.

* * *

В вашингтонской квартире Сэндекера в уотергейтском пентхаусе царила атмосфера спокойной – в большей или меньшей степени – тревоги. Адмирал расхаживал из конца в конец комнаты в облаке голубоватого дыма от одной из своих знаменитых громадных сигар, изготовленных по особому заказу. Другой мужчина мог бы вести себя в присутствии дам как джентльмен и не окуривать гостей табачным дымом, но только не адмирал. Либо дамы принимали его вредную привычку, либо адмирал не принимал их у себя. Несмотря на этот недостаток, одинокие дамы переступали его порог с поразительной частотой.

Адмирал считался завидной добычей, поскольку был свободным вдовцом. Его дочь и трое внуков жили в Гонконге. С учетом всего этого Сэндекера непрерывно осаждали приглашениями на обед. К счастью или к несчастью, в зависимости от точки зрения, его постоянно представляли одиноким дамам, стремящимся к замужеству или по крайней мере к прочным отношениям. Как ни удивительно, адмирал был в этом отношении мастером обмана.

В этот вечер в гостях у адмирала была член Конгресса Берта Гарсия, занявшая этот пост после смерти своего мужа Маркуса. Она сидела на балконе и разглядывала столичные огни, прихлебывая одновременно из бокала отличный портвейн. Они с адмиралом только что вернулись с вечеринки, и на ней было очень стильное маленькое черное платье для коктейля. Ее забавляла нервозность адмирала.

– Почему бы тебе не присесть, Джим? Ковер протрешь.

Он остановился, подошел к ней и прикоснулся ладонью к ее щеке:

– Прости, что я не обращаю на тебя внимания, но двое моих людей в Никарагуа попали в сложную ситуацию, – он тяжело опустился рядом с ней. – Что, если я скажу тебе, что на нашем восточном побережье и в Европе начнутся суровые зимы, каких мы никогда прежде не видели?

– Тяжелый год всегда можно пережить.

– Я говорю о столетиях.

Она поставила бокал на столик.

– Но ведь этого не может быть – идет глобальное потепление!

– Несмотря на глобальное потепление, – твердо сказал он.

Зазвонил телефон. Адмирал подошел к столу своего домашнего кабинета и взял трубку:

– Да?

– Это Руди, адмирал, – раздался в трубке голос Ганна. – По-прежнему ничего.

– Но они проникли туда?

– Мы не получали никаких сообщений с того момента, как они вышли из Гранады на гидроцикле и отправились через озеро.

– Мне это не нравится, – пробормотал Сэндекер. – Им давно пора связаться с нами.

– Нам не следовало брать на себя подобную работу, это дело разведывательных служб, – сказал Ганн.

– Я согласен, но Дирка и Ала остановить невозможно.

– Они справятся, – успокаивающе сказал Ганн. – Они всегда справляются.

– Да, – тяжело согласился Сэндекер. – Но когда-нибудь закон больших чисел даст о себе знать и их везение закончится.

39

При виде выходящей из лифта группы охранники удивились не меньше, чем Питт и его спутники. Среди охранников было трое мужчин в голубых комбинезонах и женщина в зеленом. Питт решил, что командует здесь именно она. В отличие от остальных, у нее не было в руках автоматической винтовки. Все ее вооружение составлял небольшой автоматический пистолет в поясной кобуре. Питт взял инициативу в свои руки и направился прямиком к женщине.

– Вы здесь начальник? – спросил он спокойным и уверенным голосом.

Женщина, застигнутая врасплох, посмотрела на него изумленным взглядом:

– Я начальник. Что вы здесь делаете?

Питт испытал мгновенное облегчение от того, что она по крайней мере говорит по-английски. Он указал ей на Ловенхардтов:

– Мы обнаружили этих двоих на четвертом этаже, они что-то вынюхивали. Кажется, никто не знает, как они сюда попали. Нам приказали сдать их охранникам на крыше. То есть вам.

Женщина внимательно посмотрела на Ловенхардтов. Ученые были в шоке, они смотрели на Питта с растущим ужасом в глазах.

– Я знаю этих людей. Это ученые, они работают над проектом. В это время они должны быть заперты в своих комнатах.

– Там что-то произошло. Кажется, загорелась машина. Должно быть, они воспользовались суматохой и ускользнули оттуда.

Озадаченная охранница не спросила, каким образом Ловенхардты оказались в административном здании.

– Кто приказал вам вести их на крышу?

Питт пожал плечами.

– Какая-то дама в бледно-лиловом комбинезоне.

Было очевидно, что при этом ответе Питта трое охранников с автоматами наизготовку немного расслабились. По всей видимости, они поверили рассказу Питта, хотя их начальница продолжала сомневаться.

– Где вы работаете? – требовательно спросила она.

Джордино сделал несколько шагов к вертолету, отвернулся и сделал вид, что с интересом разглядывает летающую машину. Питт не спускал взгляда с женщины.

– Мы работаем в тоннелях. Наш начальник дал нам два дня отдыха и отпустил наверх.

Краем глаза Питт наблюдал, как Джордино медленно, почти незаметно глазу, перемешается позади охранников.

Эта история один раз уже сработала. Он надеялся, что она сработает снова. Так и произошло. Женщина кивнула.

– Это не объясняет, почему вы оказались в здании управления ночью.

– Приказано завтра возвращаться вниз, и нам велели явиться сюда и взять пропуска.

На этот раз он явно промахнулся.

– Какие пропуска? Мне ничего не известно о пропусках, которые выдавали бы тоннельным рабочим. Ваших нагрудных карточек должно быть достаточно.

– Я делаю только то, что мне велели, – сказал он, изображая раздражение. – Так вы возьмете на себя этих пленников или нет?

Прежде чем она успела что-нибудь ответить, в руке Джордино появился большой пистолет. Одним молниеносным движением он вскользь ударил рукоятью по голове одного из охранников и обрушил ее на голову другого. Третий охранник сам убрал руки с винтовки, когда увидел, что зияющее дуло автоматического пистолета Джордино смотрит ему точно промеж глаз.

– Так гораздо лучше, – тихо проговорил Питт. Он обернулся к Джордино и улыбнулся: – Хорошая работа.

Джордино ответил слабой ухмылкой:

– Я тоже так думаю.

– Собери их оружие.

Рука женщины скрытно подбиралась к кобуре пистолета.

Питт сказал ей:

– На вашем месте я не стал бы этого делать.

Лицо охранницы превратилось в маску ярости, но ей хватило ума, чтобы признать поражение. Она подняла руки, и Джордино вынул из ее кобуры пистолет.

– Кто вы? – прошипела она.

– Меня почему-то все время об этом спрашивают, – ответил Питт. Он махнул рукой единственному оставшемуся стоять охраннику: – Снимай форму. Быстро!

Охранник быстро расстегнул молнию впереди на комбинезоне и вылез из него. Питт проделал то же самое со своим черным комбинезоном и тут же легко скользнул в синий, снятый с охранника.

– Ложитесь на крышу рядом с остальными, – приказал Питт женщине и полураздетому охраннику.

– Куда это ты собрался? – небрежно поинтересовался Джордино.

– Как все порядочные работники авиалиний, я ненавижу поднимать в воздух полупустую машину.

Джордино больше ни о чем не спрашивал, он уже понял, что у Питта на уме. Он встал перед пленниками так, чтобы те могли видеть, как дуло его автоматического пистолета описывает дугу и переходит от одной головы к другой. Он взглянул на Ловенхардтов и твердо сказал:

– Пора подняться на борт.

Два пожилых человека послушно и без жалоб забрались в вертолет, а Питт вновь шагнул к лифту. Через несколько секунд дверцы кабины закрылись, и он исчез.

* * *

По офисному пентхаусу на десятом этаже, чуть ниже вертолетной площадки на крыше, тянулась великолепная анфилада комнат. При взгляде на их отделку возникало впечатление, что по помещениям прошла приливная волна бледно-лилового цвета. На стыках высоченные куполообразные потолки тоже были выдержаны в бледно-лиловой гамме, а в центре украшены сценами странных религиозных ритуалов и танцев. Исполняли их женщины в свободных одеждах на фоне живописных лесов, таинственных озер и мифических горных пиков. Огромные ковры от стены до стены, в которых ноги утопали чуть ли не по лодыжку, тоже были бледно-лиловыми с золотом. Резная мебель из белого мрамора напоминала кресла-троны, которые часто можно видеть на классических греческих вазах. Для удобства на креслах лежали толстые и очень мягкие бледно-лиловые подушки. Люстры тоже переливались лиловым цветом, и хрустальные детали вокруг ламп имели тот же оттенок. Стены были отделаны все в той же универсальной гамме, но уже чудесным бархатом. Тяжелые шторы на высоких окнах и занавеси были сшиты из этого же материала. В целом же интерьер казался очень экзотическим – настоящим воплощением чувственной мечты. Он производил на неподготовленного зрителя гораздо более сильное впечатление, чем все, что тот мог вообразить заранее.

На длинной мраморной скамье, вольно раскинувшись на мягчайших подушках, сидели две женщины. Между ними стоял стеклянный столик изысканной формы, на нем ведерко со льдом и с бутылкой марочного шампанского с фирменной бледно-лиловой этикеткой. Одна из женщин была облачена в золотистое платье, вторая – в пурпурное. У обеих были совершенно одинаковые рыжие волосы, как будто обе они пользовались одной бутылочкой с краской, услугами одного парикмахера и стилиста. Если бы женщины не двигались, их можно было бы принять за часть общего декора.

Дама в пурпурном отхлебнула из высокого узкого бокала шампанское и произнесла голосом, лишенным всякого выражения:

– Все идет по графику. Десять миллионов установок «Мача» будут готовы для розничной продажи к первому снегопаду. После этого наши друзья в Китае запустят свои сборочные линии на полную мощность. К концу лета войдут в строй их новые заводы, и производство вырастет до двух миллионов установок в месяц.

– Готовы ли каналы распространения? – задала вопрос дама в золотом. Она была потрясающе красива.

– По всей Европе и северо-востоку Соединенных Штатов построены или взяты в аренду торговые склады. Они уже принимают товар с китайских торговых судов.

– Нам повезло, что Друантия сумела занять место своего отца и обеспечить наши потребности в платине. Мы отчаянно в ней нуждались.

– Без нее мы ни за что не смогли бы удовлетворить спрос.

– Ты приехала специально для того, чтобы открыть тоннели?

Дама в пурпурном кивнула.

– Наши ученые рассчитали дату, десятое сентября. По их оценкам, потребуется шестьдесят дней, чтобы температура Гольфстрима упала достаточно и вызвала в северных широтах сильные холода.

Дама в золотом улыбнулась и налила себе еще бокал шампанского.

– Значит, все готово.

Ее собеседница кивнула и подняла бокал:

– За тебя, Эпона! За женщину, которая скоро станет самой могущественной в истории человечества.

– И за тебя, Флидаис! Без тебя это было бы невозможно.

* * *

Питт справедливо предположил, что главные офисные апартаменты должны находиться на верхнем этаже, под самой крышей. Когда он вышел из лифта, то увидел пустые холлы и коридоры – секретари и клерки покинули здание несколько часов назад. В голубом комбинезоне охранника он без проблем прошел мимо двух других охранников. Те лишь мельком взглянули на него, когда он прошел в прихожую главных апартаментов. Оказалось, что в самих апартаментах охраны нет, и Питт очень осторожно толкнул дверь и тихонько вошел, а затем аккуратно прикрыл ее за собой. Он обернулся и застыл в изумлении при виде необычайного декора.

Он услышал в следующей комнате негромкие голоса и скользнул за бледно-лиловые гардины, которыми был задрапирован арочный проход. Гардины были собраны к стенам и удерживались на месте с помощью золотых шнуров. Сквозь щель между ними Питт увидел двух женщин, непринужденно раскинувшихся на широкой роскошной скамье. Он окинул взором нарочито пышную обстановку комнаты и решил, что по сравнению с ней даже самый шикарный бордель показался бы придорожной лачугой. Кроме двух женщин, в комнате никого не было. Питт шагнул вперед, вышел из-за драпировок и встал посередине дверного проема, невольно любуясь их красотой. Они тем временем продолжали спокойно беседовать, не оборачиваясь и не замечая, что в комнате появился посторонний.

– Ты скоро уедешь? – спрашивала Флидаис у Эпоны.

– Через несколько дней. В Вашингтоне возникли неприятности, придется заняться минимизацией потерь. Комитет Конгресса расследует наши вновь приобретенные рудники в Монтане. Политики штата недовольны тем, что весь добываемый из тамошней руды иридий мы потребляем сами и ничего не продаем коммерческим предприятиям или правительству Соединенных Штатов. – Эпона удобно откинулась на мягкие подушки. – А ты, дорогая подруга? Какие у тебя планы?

– Я поручила международному детективному агентству выследить двух мужчин, сумевших проникнуть через нашу систему безопасности и побродить по тоннелям, а затем бежать через вентиляторы маяка.

– У тебя есть предположения о том, кто они?

– Подозреваю, что они из Национального подводного и морского агентства. Те самые, от которых я бежала после того, как они уничтожили нашу яхту.

– Ты считаешь, что наши усилия сохранить проект в тайне потерпели неудачу?

Флидаис покачала головой.

– Я так не думаю. По крайней мере пока. Наши агенты не сообщали о какой бы то ни было активности разведывательных служб США и не отмечали интереса к тоннелям. Наоборот, везде царит странное молчание. Выглядит все так, как если бы эти дьяволы из НУМА просто исчезли с лица земли.

– Не стоит излишне беспокоиться. Слишком поздно. Американцы уже не смогут остановить наших операций. Кроме того, вряд ли они сумели разгадать подлинное назначение тоннелей. Всего через восемь дней тоннели откроются и начнут перекачку вод Южного Экваториального течения в Тихий океан.

– Они молчат, я надеюсь, потому, что не сумели сложить два и два и обнаружить угрозу, а также определить ее подлинные масштабы.

– Да, это бы объяснило их бездействие.

– С другой стороны, – задумчиво проговорила Эпона, – можно было бы ожидать, что они захотят отомстить за убийство одного из членов их экипажа.

– Ее смерть была совершенно необходима, – заверила ее Флидаис.

– Я не согласен, – возразил Питт. – Хладнокровное убийство никогда не бывает необходимым.

* * *

Последовала немая сцена. Время как будто застыло. В полной тишине бокал с шампанским выскользнул из ухоженных пальцев Эпоны и упал на толстый ковер. Головы обеих женщин резко повернулись к Питту, пряди длинных волос хлестнули, как кнуты. Удивление в прекрасных глазах с длинными ресницами сменилось раздражением. Женщины были недовольны незваным вторжением одного из своих собственных охранников. Затем глаза вновь отразили удивление – женщины увидели в руках Питта направленный в их сторону кольт.

Питт поймал короткий взгляд Эпоны в сторону стеклянного столика. Под ним на ковре лежал маленький золотой пульт дистанционного управления. Эпона начала медленно сдвигать одну ногу в сторону столика.

– Не слишком умно с твоей стороны, милая, – небрежно заметил он.

Нога остановилась, чуть-чуть не дотянувшись пальцами до одной из кнопок. Затем медленно отодвинулась.

В это мгновение Флидаис узнала Питта.

– Вы! – резко произнесла она.

– Привет, Рита, или как вы теперь себя называете. – Он обежал глазами комнату. – Кажется, ваше социальное положение резко улучшилось.

Янтарно-карие глаза Флидаис уставились на него в холодном гневе.

– Как вы сюда попали?

– Неужели вам не нравится мой комбинезон «от кутюр»? – Он сделал вид, что демонстрирует на подиуме новинки моды. – Поразительно, но с его помощью можно открыть любые двери.

– Флидаис, кто этот человек? – спросила Эпона, не переставая разглядывать Питта, как зверя в зоопарке.

– Меня зовут Дирк Питт. Мы с вашей подругой встречались у восточного побережья Никарагуа. Насколько я припоминаю, в то время она щеголяла в желтом бикини и владела шикарной яхтой.

– Которую вы уничтожили, – прошипела Флидаис, как разъяренная кобра.

– Не припоминаю, чтобы вы предоставили нам возможность выбора.

– Чего вы хотите? – поинтересовалась Эпона, не отводя от Питта взгляда нефритовых глаз с золотистыми блестками.

– Я думаю, будет только справедливо, если Флидаис – вы ведь именно так ее называете? – ответит за свои преступления.

– Могу я спросить, что вы задумали? – спросила она, загадочно глядя на него.

«Классная актриса, – решил Питт. Ее ничто не сбивает, даже дуло моего пистолета».

– Я заберу ее с собой на небольшую воздушную прогулку на север.

– Вот так просто?

Питт кивнул:

– Да, так просто.

– А если я откажусь... – презрительно прорычала Флидаис.

– Давайте скажем только, что последствия вам не понравятся.

– Если я не подчинюсь вам, вы меня убьете. Так?

Он приставил дуло своего кольта к ее виску рядом с левым глазом.

– Нет, я просто вышибу вам выстрелом оба глаза. После этого вы – слепая и безобразная как смертный грех, – сможете спокойно дожить до старости.

– Вы грубы и вульгарны, как большинство мужчин, – возмущенно заявила Эпона. – Примерно таких поступков и можно от вас ожидать.

– Приятно сознавать, что я не разочаровал столь проницательную и прекрасную даму.

– Не нужно относиться ко мне снисходительно, мистер Питт.

– Ну что вы, Эпона! Я проявляю по отношению к вам не снисходительность, а терпимость. – «Этот удар задел ее за живое», – отметил он с удовлетворением. – Возможно, мы когда-нибудь еще встретимся с вами при более приятных обстоятельствах.

– Не спешите благодарить судьбу, мистер Питт. Я не вижу в вашем будущем счастья.

– Забавно! Вы совсем не похожи на цыганку.

Питт мягко толкнул Флидаис в плечо дулом пистолета и вышел вместе с ней из комнаты. На пороге он остановился на мгновение и обернулся к Эпоне.

– Да, пока не забыл. С вашей стороны было бы неразумно открыть построенные тоннели и начать перекачку Южного Экваториального течения, чтобы погрузить Европу в глубокий холод. Я знаю множество людей, которым это может не понравиться.

Он взял Флидаис за руку и быстро, но без спешки провел ее через арку и дальше по коридору в лифт. Оказавшись в кабине, Флидаис гордо выпрямилась и расправила на себе свободное одеяние.

– Вы не только грубы, мистер Питт, вы еще и чрезвычайно глупы.

– Правда? Как так?

– Вы ни за что не сможете покинуть здание. Здесь на каждом этаже охранники. У вас нет ни одного шанса свободно пройти через фойе.

– А кто говорил о том, что мы собираемся идти через фойе?

Глаза Флидаис расширились. Лифт двинулся вверх и остановился на верхней площадке. Дверцы открылись, и Питт вытолкнул ее на крышу.

– Не хочу торопить вас, но, похоже, здесь скоро станет жарко.

Она увидела лежащих на крыше вниз лицом охранников и Джордино, стоящего над ними с автоматической винтовкой и бесстрастно выцеливающего одну голову за другой. Затем ее взгляд остановился на вертолете. Женщина почувствовала, как улетучивается последняя ее надежда на то, что Питта с партнером перехватят охранники. Она сверкнула на Питта глазами в последней отчаянной попытке:

– Вы не сможете пилотировать вертолет!

– Мне жаль вас разочаровывать, – терпеливым тоном ответил Питт, – но и я, и Ал умеем летать на этой птичке.

Джордино смерил взглядом Флидаис, оценил ее элегантный наряд и неприятно улыбнулся:

– А, вижу, ты нашел Риту. Подцепил на вечеринке, да?

– Вечеринка на двоих с дорогим марочным шампанским. Ее зовут Флидаис. Она летит с нами. Приглядывай за ней.

– Непременно. Буду глядеть в оба, – ледяным тоном подтвердил Джордино.

Садясь в вертолет, Питт бросил на Флидаис короткий взгляд. Ее глаза потеряли всякий блеск. Спокойствие и отсутствие страха сменились очевидной тревогой.

Прежде чем пройти в кокпит и сесть в кресло пилота, Питт окинул вертолет беглым взглядом. Это была модель «Эксплорер» фирмы «Макдоннелл – Дуглас» с двумя турбовальными двигателями фирмы «Пратт энд Уитни». Машина была построена на вертолетном заводе «Макдоннелл – Дуглас» в городе Меса в Аризоне. Питт обрадовался, что машина оказалась роторной – с системой противовращения, а значит, без рулевого винта.

Он убедился, что клапан отсечки топлива открыт, рычаг «шаг-газ» стоит на нижнем упоре, а ручка управления находится в нейтральном положении. Затем проверил, мягко ли ходят педали и рычаги управления двигателями. Включил автоматы защиты сети всех необходимых систем и установил топливную смесь на максимальное обогащение. Наконец – кнопка запуска двигателей. Включилось зажигание, и оба двигателя начали работать, постепенно набирая обороты. Еще минута, и винты разогнались до положенных в режиме малого газа скоростей. И последнее. Питт убедился, что не горит ни один из предупреждающих и аварийных сигналов.

Он высунулся в боковое окно и заорал Джордино, пытаясь перекричать вой двух турбин.

– Прыгай на борт!

Джордино не стал подражать Питту и миндальничать с дамой. Он просто поднял Флидаис и буквально зашвырнул ее внутрь винтокрылой машины. Затем забрался сам и закрыл за собой большую сдвижную дверь. Оказалось, что салон вертолета оформлен стильно и элегантно. Четыре больших кожаных кресла с консолями орехового дерева, на одной из консолей – компактная офисная система с компьютером, факсом и спутниковым видеофоном. В консоли между двумя креслами напротив – бар с хрустальными графинчиками и бокалами.

Ловенхардты, сидевшие пристегнутыми в креслах, в немом изумлении уставились на Флидаис, которая влетела в салон и растянулась на полу. Она все еще лежала там, куда без особых церемоний швырнул ее Джордино. Он взял ее под руки, поставил вертикально и усадил в кресло, не забыв застегнуть привязной ремень. Он вручил Клаусу Ловенхардту винтовку:

– Если она шевельнет хотя бы пальцем, стреляйте.

Клаус, которому не за что было любить своих бывших работодателей, принял поручение с радостью.

– Когда вы приземлитесь в Манагуа, вас встретят наши агенты, – презрительно заявила Флидаис.

– Вы меня очень утешили.

Джордино быстро повернулся, прошел в кокпит и плюхнулся в кресло второго пилота. Питт бросил взгляд на двери лифта и увидел, как они закрываются. Охранники, поднятые по тревоге оставшейся в апартаментах женщиной, ждали только лифта, чтобы подняться на крышу и навести порядок. Питт протянул руку и передвинул рычаг «шаг-газ» вверх, поднимая вертолет в воздух. Затем он плавно повел ручку управления от себя. «Эксплорер» наклонился на нос и устремился вверх, прочь от крыши здания. Питт быстро разогнал вертолет до максимальной скорости в сто восемьдесят четыре мили в час. Набирая высоту, машина прошла над комплексом «Одиссея» по направлению к взлетно-посадочной полосе, которая, будто ниточка, соединила между собой два вулканических пика. Добравшись до горы Мадерас, он заложил крутой вираж, обогнул пик и резко бросил «Эксплорер» вниз. Вертолет опустился к самым деревьям – до верхушек оставалось меньше тридцати футов – и только после этого пересек береговую линию и пошел над озером.

– Надеюсь, мы направляемся не в Манагуа, – сказал Джордино, надевая наушники. – Ее королевское высочество говорит, что там нас будут ждать ее бездельники.

– Я бы нисколько не удивился, – отозвался Питт с широкой ухмылкой. – Именно поэтому мы некоторое время будем идти на запад, над Тихим океаном, а потом повернем на юг и направимся в столицу Коста-Рики – в Сан-Хосе.

– А топлива нам хватит?

– Должно хватить, если пойдем на крейсерской скорости, и пара галлонов еще останется.

Питт летел над самой поверхностью воды, стараясь, чтобы его не засекли радарные системы «Одиссея». Он перелетел перешеек, отделяющий на западе озеро Никарагуа от Тихого океана, и удалился на десять миль от берега. Только после этого он повернул к югу и начал медленно набирать высоту. Джордино тем временем проложил курс на Сан-Хосе. Всю оставшуюся часть полета он то и дело с опаской поглядывал на указатели топлива.

Небо было затянуто легкой облачной пеленой, недостаточно густой для дождя, но достаточной, чтобы звезд совсем не было видно. Питт устал. Он чувствовал себя измотанным как никогда в жизни. Он передал управление вертолетом Джордино, поудобнее устроился в кресле, глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Но прежде чем позволить себе расслабиться и заснуть, ему необходимо было сделать еще одно дело. Он вытащил из непромокаемого мешка спутниковый телефон и набрал личный номер Сэндекера.

Голос адмирала возник в трубке почти мгновенно:

– Да!

– Мы закончили, – устало произнес Питт.

– Давно пора.

– Пришлось немного задержаться. Возникла необходимость в более продолжительной экскурсии.

– Где вы сейчас?

– В угнанном вертолете на пути в Сан-Хосе.

Сэндекер помолчал, переваривая информацию.

– Вам не кажется, что надо было осмотреть комплекс в дневное время?

– Нам повезло, – объяснил Питт, изо всех сил стараясь не клевать носом.

– Вы собрали все необходимые данные? – нетерпеливо спросил Сэндекер.

– Теперь мы знаем все, – ответил Питт. – Призрак взял в заложники ученых и с их помощью разработал совершенную технологию производства топливных элементов. Вместо водорода в них используется азот. Китайцы сейчас миллионами производят электрические отопительные установки. Когда они откроют тоннели и зимние морозы обрушатся на побережье США и Европу, эти установки будут лежать на складах в полной готовности и их тут же выставят на продажу.

– Ты хочешь сказать, что вся эта безумная схема придумана для того, чтобы продавать топливные элементы? – недоверчиво переспросил Сэндекер.

– Вы говорите о сотнях миллиардов долларов, не говоря уже о власти, которую неизбежно получит обладатель монополии на их производство. Что ни говори, но, когда упадет первый снег, мировая экономика окажется полностью зависимой от Призрака.

– Ты уверен, что Призраку удалось отработать технологию, когда лучшие умы мира даже близко не подошли к решению этой проблемы? – не сдавался Сэндекер.

– Лучшие умы работают на Призрака, – возразил Питт. – Вы сможете сами услышать эту историю из уст двоих ученых, принимавших участие в работе над проектом.

– Они с вами? – с растущим нетерпением спросил Сэндекер.

– Сидят позади меня вместе с женщиной, которая убила Рене Форд.

Сэндекер чувствовал себя как человек, которому удалось с закрытыми глазами попасть в яблочко.

– Она тоже у вас?

– Зафрахтуйте для нас в Сан-Хосе самолет, и в этот же час завтра она будет сидеть у вас на коленях.

– Сейчас же дам поручение Руди, – пообещал Сэндекер с явной радостью и возбуждением в голосе. – Как только приземлитесь, жду вас всех в своем офисе.

Ответа не было.

– Дирк, ты меня слышишь?

Но Питт уже спал, уронив голову на грудь, и пребывал в счастливом неведении о том, что прервал разговор с адмиралом.

40

Самолет компании «Эйр Канада» пробился через плотную пелену облаков. В их мягких белых изгибах отражались первые оранжевые отблески заходящего солнца. Самолет начат медленное снижение к Гваделупе. Саммер сидела у окна и наблюдала, как море внизу из темно-фиолетового превращается в светло-голубое, а затем в бирюзовое, когда самолет пролетает над рифами и мелководными лагунами. Рядом в кресле у прохода Дирк изучал морскую карту окрестностей островов Ле-Сент – группы небольших островков к югу от Гваделупы.

Саммер с растущим любопытством смотрела, как внизу вырастают два главных острова Гваделупы – Басс-Терр и Гранд-Терр. Вместе они образуют силуэт, напоминающий бабочку. Роль западного крыла выполняет остров Басс-Терр, сплошь покрытый густо заросшими лесом холмами и даже невысокими горами. Высшая точка острова – курящийся вулкан Ла-Суфриер; его вершина поднимается выше четырех тысяч восьмисот футов над уровнем моря. В дождевых лесах на его склонах, густо заросших папоротником, скрываются великолепные водопады, самые высокие в Карибском бассейне. Суммарная площадь обоих островов сравнима с размерами Люксембурга. Друг от друга их отделяет узкий пролив Ривьер-Сале, целиком покрытый мангровыми зарослями.

Восточное крыло бабочки, остров Гранд-Терр, представляет собой полную противоположность Басс-Терр. На острове преобладают плоская равнина и невысокие холмы, пологие склоны которых почти целиком засажены сахарным тростником. Тростник является основным сырьем для трех винокуренных заводов, производящих прекрасный гваделупский ром.

Сердце Саммер радостно забилось в предвкушении чудесных дней, полных наслаждения морем. На Гваделупе множество романтических пляжей с белым и черным песком, окруженных нежно колышущимися на ветру пальмами. В глубине души, однако, Саммер знала, что принимает желаемое за действительное. Стоит им с Дирком закончить поиски флотилии Одиссея, которые им поручил Сэндекер, и адмирал наверняка сразу же прикажет возвращаться домой. Он не позволит им даже несколько дней отдохнуть и порадоваться жизни. Про себя она решила, что все равно задержится, даже если вызовет тем самым гнев адмирала.

Самолет описал широкую окружность и прошел над городом Пуэнт-а-Питр, торговой столицей Гваделупы. Саммер взглянула вниз, где красные черепичные крыши перемежались с металлическими. Центральную часть этого приятного городка украшал живописный сквер в окружении открытых лавочек и уличных кафе. По узким оживленным улочкам спешили домой обедать многочисленные горожане. Машин почти не было. Вместо них на улицах было много мотоциклов и небольших скутеров. В маленьких домиках в портовой части города уже начали зажигаться вечерние огни. У причалов стояли крупные грузовые суда. Небольшие рыболовецкие шхуны спешили в бухту после дневного лова.

Пилот аккуратно зашел на посадку к полосе гваделупского аэропорта Поль-Караиб. Шасси опустилось с глухим стуком и зафиксировалось в посадочной позиции. Закрылки, жужжа, опустились в нижнее положение. На мгновение в стеклах иллюминаторов блеснули последние лучи заходящего солнца, и вот уже самолет опустился на полосу. Обычный несильный толчок при касании, протест покрышек и резкий вой турбин в режиме реверса, – самолет затормозил и неторопливо покатил к терминалу.

Саммер всегда очень любила ранний вечер в тропиках. Обычно в это время ветер дует с берега и уносит с собой накопившиеся за день жару и влажность. Саммер любила запах мокрой растительности после дождя и аромат вездесущих тропических растений, цветущих круглый год.

– Как твой французский? – спросил Дирк у Саммер в аэропорту Гваделупы, когда они спускались по ступенькам самолетного трапа.

– Примерно так же, как твой суахили, – ответила она. В легкой цветастой юбке и такой же блузке она, казалось, излучала энергию и радость жизни. – А почему ты спрашиваешь?

– Здесь только туристы говорят по-английски. Местные говорят по-французски и на местном франко-креольском диалекте.

– Поскольку ни ты, ни я не блистали в школе успехами в языках, придется объясняться на языке знаков.

Дирк посмотрел на сестру долгим взглядом и рассмеялся, а затем вручил ей небольшую книжечку:

– Это англо-французский словарь. Теперь я буду за переводами обращаться к тебе.

Они вошли в здание терминала и направились вслед за другими пассажирами к стойке пограничного контроля. Прежде чем проштамповать их паспорта, сотрудник иммиграционной службы окинул молодых людей внимательным взглядом.

– Вы в Гваделупу по делу или отдохнуть? – спросил он на беглом английском.

Саммер наморщила свой дерзкий носик и состроила Дирку рожицу.

– Для удовольствия, – ответила она чиновнику, взмахнув левой рукой и невзначай продемонстрировав нечто с виду похожее на кольцо с бриллиантом. – У нас медовый месяц.

Чиновник хладнокровно оглядел ее с ног до головы, обратил особое внимание на грудь и улыбнулся одобрительно, шлепая свой штамп на свободные странички паспортов:

– Желаю приятно провести время.

Как только брат с сестрой оказались вне пределов слышимости, Дирк спросил Саммер:

– Что это за чепуха насчет нашего медового месяца? И где ты взяла это кольцо?

– Я подумала, что представиться молодоженами – хорошее прикрытие, – ответила Саммер. – Кольцо – стекляшка. Я заплатила за него целых восемь долларов.

– Надеюсь, никто не станет к нему присматриваться, а то подумают, что я самый дешевый муж в мире.

Молодые люди прошли к багажной стойке, где им пришлось не меньше двадцати минут дожидаться своих вещей. Они погрузили вещи на тележку, прошли таможню и направились в фойе терминала. Там стояла небольшая толпа встречающих – человек тридцать или около того. Какой-то маленький смуглый человечек в белом костюме – судя по внешности, креол – держал над головой табличку с надписью: «Питт».

– Это мы, – представился ему Дирк. – Это Саммер, а я Дирк Питт.

– Шарль Моро, – протянул руку маленький человечек. У него были чернильно-черные глаза и нос, достаточно острый, чтобы им можно было воспользоваться на дуэли. Он ростом был Саммер по плечо, и худенький, как подросток. – Ваш рейс опоздал всего на десять минут. В каком-то смысле это рекорд. – Он поклонился, взял руку Саммер и с истинно европейской галантностью поднес ее пальцы к губам: – Адмирал Сэндекер сказал правду. Вы действительно очень красивая пара.

– Полагаю, он сказал также, что мы брат и сестра.

– Сказал. А что, здесь есть какая-то проблема?

Дирк бросил взгляд на Саммер. Та невинно улыбнулась в ответ.

– Я просто хотел избежать недоразумений.

Саммер и Моро вышли из дверей терминала первыми, а Дирк с багажной тележкой двинулся следом. Неожиданно сбоку на него с силой налетела привлекательная черноволосая женщина в традиционном креольском платье – широкой яркой хлопковой юбке в желто-оранжевую клетку, таком же платке на голове и белой кружевной блузке с оборкой и шарфом на одном плече. Зная, чего можно ожидать в дороге, он сразу схватился за карман, в котором держал кошелек. Все, однако, оказалось на месте.

Женщина остановилась, разминая ушибленное плечо:

– Простите, ради бога. Это моя вина.

– Вы не поранились? – обеспокоенно спросил Дирк.

– Теперь я знаю, что значит налететь на дерево. – Она подняла на него взгляд и открыто улыбнулась: – Я Симона Рэзе. Возможно, мы еще встретимся с вами в городе.

– Возможно, – ответил Дирк, не торопясь тем не менее называть себя.

Женщина кивнула Саммер:

– У вас красивый и привлекательный муж.

– Он может быть таким иногда, при желании, – ответила Саммер с оттенком сарказма в голосе.

После этого женщина повернулась и направилась в здание терминала.

– Что ты об этом думаешь? – поинтересовался смущенный Питт.

– Нельзя отрицать – вела она себя довольно нахально, – пробормотала Саммер.

– Чрезвычайно странно, – сказал Моро. – Она дала понять, что живет здесь. Я родился на острове, но никогда ее прежде не видел.

Саммер казалась слегка обеспокоенной.

– Если хотите знать мое мнение, то это столкновение было подготовлено заранее.

– Согласен, – отозвался Дирк. – Ей что-то было нужно. Не знаю, что именно. Но наша встреча не показалась мне случайной.

Моро провел молодых людей на другую сторону улицы на автостоянку и остановился у седана BMW-525. Он нажал кнопку отключения сигнализации на брелоке с ключами и открыл багажник. Дирк загрузил вещи, и все трое уселись в машину. Моро выехал со стоянки и направил машину в сторону Пуэнт-а-Питр.

– Я зарезервировал для вас небольшой двухкомнатный номер в отеле «Канелла-Бич», одной из самых популярных местных гостиниц, где может остановиться молодая пара с ограниченными средствами. В инструкции адмирала Сэндекера говорится, что во время поиска сокровищ вам следует держаться в тени.

– Исторических сокровищ, – поправила его Саммер.

– Он прав, – согласился Дирк. – Если просочится информация о том, что НУМА охотится за сокровищами, набежит столько народу, что мы не сможем работать.

– Не говоря уж о том, что вас вышвырнут с острова, – добавил Моро. – Наше правительство приняло строгие законы о защите нашего подводного наследия.

– Если у нас все получится, – сказала Саммер, – то ваш народ получит эпохальное открытие.

– Тем больше оснований держать вашу экспедицию в тайне.

– Вы давно знакомы с адмиралом?

– Я встретился с Джеймсом много лет назад, когда был консулом Гваделупы в Нью-Йорке. С тех пор как я ушел в отставку, он время от времени нанимает меня для выполнения заданий НУМА в этой части Карибского моря.

Моро вел машину по холмам, густо заросшим яркой зеленью. Он проехал к гавани и, обогнув город по юго-восточному берегу Гранд-Терр, добрался до окраины другого города, Гозье. Затем свернул на узкую грязную дорогу, немного попетлял по ней и выехал обратно на шоссе.

Саммер смотрела в окно и любовалась небольшими уютными домиками в окружении пышных ухоженных садов.

– Устроили для нас экскурсию по окрестностям?

– У нас на хвосте от самого аэропорта плотно висит какое-то такси, – пояснил Моро. – Я хотел посмотреть, поедут ли они за нами.

Дирк развернулся на месте и посмотрел в заднее окно.

– Зеленый «форд»?

– Он самый.

Моро выехал из жилой зоны и начал обгонять машины одну за другой. Он обходил шедшие плотным потоком автобусы, туристов на скутерах, городские такси. Водитель зеленого «форда»-такси пытался удержаться поблизости, но застрял в медленном транспортном потоке. Моро мастерски протиснулся между двумя автобусами, которые умудрились блокировать обе стороны дороги. Затем он резко свернул направо на узкую улочку между рядами живописных жилых домов во французском колониальном стиле. Потом он повернул налево, а через квартал еще раз налево и вновь оказался на главной дороге. Такси резво проскочило мимо автобусов прямо по тротуару, нагнало Моро и снова будто приклеилось к его заднему бамперу.

– Все понятно, мы его определенно интересуем, – сказал Дирк.

– Теперь посмотрим, смогу ли я от него отделаться, – отозвался Моро.

Он подождал, пока в потоке машин возникнет разрыв. Затем, вместо того чтобы повернуть, бросил машину вперед и проскочил поперек потока в боковую улочку. Водитель такси не успел проскочить вслед за ним и застрял среди скутеров, легковушек и автобусов на добрых тридцать секунд, прежде чем сумел вырваться и возобновить погоню.

Повернув за угол и на время потеряв такси из виду, Моро быстро свернул с улицы на подъездную дорожку какого-то дома и остановился за большим кустом олеандра. Через несколько секунд зеленое такси пронеслось на большой скорости по улице мимо дома и вскоре исчезло в туче поднятой пыли. Они подождали еще несколько минут, после чего Моро вырулил задним ходом обратно на улицу и вновь влился в поток машин на шоссе.

– Мы оторвались от него, но боюсь, что только на время.

– Когда он нас хватится, – вслух подумал Дирк, – он, может быть, проделает тот же самый трюк и попробует нас дождаться.

– Сомневаюсь, – уверенно возразила Саммер. – Готова спорить, он все еще гоняется за нами по улицам.

– Ты проиграла, – рассмеялся Дирк и указал рукой на зеленый форд, припаркованный сбоку у бордюра. Его водитель возбужденно говорил с кем-то по сотовому телефону. – Подъезжайте прямо к нему, Шарль.

Моро медленно подъехал к такси поближе и неожиданно вывернул из потока, остановившись от зеленого «форда» всего в нескольких дюймах. Дирк высунулся в окно и постучал в дверцу:

– Вы не нас ищете?

Застигнутый врасплох водитель бросил взгляд на улыбающееся лицо Дирка, уронил сотовый телефон, вжал до отказа педаль газа и рванул по усаженному пальмами шоссе к городу Санта-Анна. Колеса форда забуксовали по гравию обочины и обиженно взвизгнули, выскочив на асфальт. Моро выехал на обочину и остановился, наблюдая, как такси исчезает впереди в потоке транспорта.

– Сначала дама в аэропорту, теперь это, – тихо произнес Моро. – Кого может так интересовать пара служащих НУМА и их подводные изыскания?

– Слово «сокровище» – сильное возбуждающее средство и распространяется не хуже эпидемии, – сказала Саммер. – Непонятно как, но известие о наших намерениях обогнало нас.

Дирк в задумчивости продолжал смотреть вдаль, на то место дороги, где исчезло из виду зеленое такси.

– Завтра, когда выйдем в море и направимся к острову Бранвин, мы точно узнаем, потянется ли кто-нибудь за нами, и если потянется, то кто.

– А вы знаете что-нибудь про остров Бранвин? – спросила у Моро Саммер.

– Достаточно, чтобы понимать, что приближаться к нему опасно, – тихо ответил Моро. – Прежде он назывался Иль-де-Руж, это по-французски красный, из-за своей красноватой вулканической почвы. Новый владелец переименовал его. Мне говорили, что Бранвин – это кельтская богиня, известная как Венера северных морей, божество любви и красоты. Зато местные, кто посуевернее, называют его, наоборот, островом смерти и считают, что он оправдывает это название.

Дирк откровенно наслаждался теплым ароматным ветерком, влетавшим через открытое окно.

– Это из-за предательских рифов или опасного прибоя?

– Нет, – ответил Моро, притормаживая, чтобы пропустить двоих детей в ярких праздничных нарядах. – Владелец острова не любит незваных гостей.

– Судя по тому, что нашим удалось отыскать в компьютерной сети, – заметила Саммер, – островом владеет женщина по имени Эпона Элиаде.

– Весьма загадочная дама. Насколько нам известно, она ни разу не ступала на землю ни Басс-Терр, ни Гранд-Терр.

Саммер отбросила с лица волосы, из-за влажности в воздухе повисшие прядями.

– Если мисс Элиаде содержит на острове Бранвин роскошный дом, у нее должны быть смотрители и слуги.

– На спутниковых снимках видны летное поле, несколько зданий, странный круг из высоких вертикальных колонн и действительно роскошный особняк, – сказал Моро. – Утверждается, что рыбаков, и туристов, которые пытаются высадиться на острове, позже находят мертвыми. Обычно их тела выносит на пляжи Басс-Терр за много миль от острова.

– А как насчет полицейского расследования?

Моро медленно покачал головой и одновременно включил фары машины. Сгущались сумерки.

– Они не обнаружили никаких признаков насилия или преступления и ни разу не смогли доказать, что жертва на самом деле приближалась к этому острову.

– Неужели местные патологоанатомы не в состоянии определить причину смерти погибших?

Моро издал короткий смешок.

– Тела обычно осматривает местный практикующий врач, а то и дантист, – кто окажется под рукой в тот момент и в том месте, где их вынесет на берег. Если учесть еще и разложение, то любые выводы здесь достаточно произвольны. По большей части все списывается на несчастный случай. – Он немного помолчал и добавил: – И все же ходят упорные слухи, что у жертв бывают вырезаны сердца.

– Звучит омерзительно, – пробормотала Саммер.

– Похоже на пустые слухи, – заметил Дирк.

– Тем больше оснований держаться от этого острова на безопасном расстоянии.

– Это невозможно, если мы собираемся провести исследование придонного слоя в его бухте.

– По крайней мере, будьте начеку, – сказал Моро. – Я дам вам номер моего сотового телефона. Если заметите что-то необычное, сразу же позвоните. Через десять минут к вам выйдет полицейский патрульный катер.

Моро проехал по шоссе еще две мили, затем свернул к отелю и остановил машину у входа. Из отеля торопливо выскочил швейцар и придержал перед Саммер дверцу. Дирк обошел автомобиль и открыл багажник, чтобы носильщик смог выгрузить их чемоданы и мешки с подводным оборудованием и отнести их в отель, в отведенный для них номер.

– Отсюда можно легко дойти до нескольких ресторанов на выбор, до магазинов и развлекательных центров, – сказал Моро. – Я заеду за вами завтра в девять утра и отвезу на причал, где стоит зафрахтованная мною яхта. Она вполне подойдет для ваших исследований. Профиломер твердого дна, подводный металлоискатель и водяная пушка для зондирования дна, которые Руди Ганн прислал сюда грузовым рейсом из Флориды, уже на борту и готовы к работе. Я также установил на палубе небольшой компрессор, необходимый для работы драги и водяной пушки.

– Вы очень предусмотрительны, – сделал Дирк комплимент маленькому гваделупцу.

– Мы благодарны вам за помощь и поддержку, – сказала ему Саммер, когда он вновь галантно поцеловал ей руку.

– И спасибо за интересную поездку из аэропорта, – добавил Дирк, обмениваясь с Моро рукопожатием.

– Этим вы обязаны не только мне, – возразил тот со слабой улыбкой. Затем его лицо помрачнело. – Пожалуйста, будьте осторожны. Здесь что-то происходит, что-то, о чем мы не знаем и что не в состоянии контролировать. Я не хочу, чтобы вы кончили так же, как остальные.

Дирк и Саммер стояли у входа в отель, пока Моро не выехал за ворота.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросила брата Саммер.

– Не имею ни малейшего представления, – медленно ответил Дирк. – Но я отдал бы правую руку, только чтобы папа и Ал сейчас были здесь.

41

Питт и Джордино вышли из самолета. На этот раз их встретили совсем по-другому. Никакой красавицы члена Конгресса, никаких следов элегантного старинного автомобиля. Вместо них самолет окружили облаченные в форму бойцы службы безопасности с ближайшей авиабазы. Из автомобилей присутствовали один черный лимузин «Линкольн Таун Кар», бирюзовый «Линкольн Навигатор» НУМА и белый микроавтобус без опознавательных знаков.

Когда Питт и Джордино спустили трап и сошли с борта самолета на землю, возле открытой дверцы «навигатора» их уже ждал Руди Ганн.

– Интересно, увижу ли я еще когда-нибудь душ и нормальный обед с куском мяса, – простонал Джордино, уверенный, что Сэндекер прислал Ганна с поручением отвезти их сразу же в штаб-квартиру НУМА.

– Кашу, конечно, придется расхлебывать, но мы сами ее заварили, так что ругать, кроме самих себя, некого, – вздохнул Питт.

– Избавьте меня от своих жалобных стенаний, – с улыбкой приветствовал их Ганн. – Вы, парни, будете рады узнать, что адмирал не хочет вас видеть до завтрашнего обеда. В два часа назначена встреча в Белом доме. Вы все расскажете советникам президента.

Супруги Ловенхардт тоже спустились из самолета на землю и подошли к Питту и Джордино. Хильда поднялась на цыпочки и расцеловала Питта в обе щеки, а Клаус долго тряс руку Джордино.

– Как сможем мы вас отблагодарить? – произнесла она, задыхаясь от нахлынувших чувств.

– Мы в громадном долгу перед вами и никогда не сможем расплатиться, – присоединился к благодарностям и Клаус. Он буквально просиял при виде знакомых зданий Вашингтона.

Питт обнял его за плечи:

– Теперь о вас позаботятся. Мне обещали, что ваших детей тоже возьмут под защиту и они прилетят сюда при первой возможности.

– Заверяю вас, что мы готовы во всем сотрудничать с вашими людьми. Мы с радостью поделимся с вашими учеными своими знаниями по технологии производства азотных топливных элементов. – Он обернулся к жене. – Правда, Хильда?

– Да, Клаус, – улыбаясь подтвердила она. – Мы подарим наше открытие всему миру.

Они попрощались, и Ловенхардты в сопровождении агента ФБР направились к ожидавшему их «линкольну». Их должны были отвезти на одну из конспиративных квартир ФБР в Вашингтоне.

Питт, Джордино и Ганн стояли у машины и смотрели, как два крепких агента ФБР выносят из самолета Флидаис, пристегнутую наручниками к носилкам, и запихивают в микроавтобус. Она бросила на Питта взгляд, полный глубокой ненависти. Он ухмыльнулся и, пока не закрылись дверцы микроавтобуса, помахал ей рукой:

– Я пришлю вам в камеру чего-нибудь вкусненького!

После этого они с Джордино уселись в «навигатор» НУМА. Ганн сел на место водителя. Он провез их через летное поле к воротам и показал охранникам пропуск. Ему разрешающе махнули рукой, после чего автомобиль повернул налево, на широкую трехполосную улицу, и направился к ближайшему мосту через Потомак.

– Теперь, наверное, нас на некоторое время оставят в покое, – мечтательно произнес Джордино, поудобнее устраиваясь на заднем сиденье и прикрывая глаза. Он не обращал никакого внимания на проносившиеся мимо живописные пейзажи и деревья, успевшие за время их отсутствия покрыться листвой. – Я мог бы уже четыре дня назад оказаться дома, угощать обедом и поить вином какую-нибудь прекрасную даму, но нет! Тебе непременно нужно было остаться и залезть в святая святых Призрака.

– Не припоминаю, чтобы мне пришлось тебя уговаривать, – отозвался Питт без малейших признаков раскаяния в голосе.

– У меня было временное помрачение рассудка.

– Не обманывайся. Если по нашей информации будут предприняты немедленные действия, то получится, что мы помогли спасти США и Европу от очень больших неприятностей.

– А кто остановит Призрака и не даст ему открыть тоннели? – усомнился Джордино. – Никарагуанское правительство, спецназ США, пустые призывы ООН? Европейские дипломаты будут говорить и говорить без конца, болтать, пока не впадут в кому, а их страны тем временем обратятся в ледышки. Ни у кого не хватит смелости положить конец «Одиссею», а потом будет уже поздно что-либо делать.

Питт знал, что Джордино не слишком далек от истины.

– Вероятно, ты прав, но это уже от нас не зависит. Мы предупредили. Больше мы ничего сделать не в состоянии.

Ганн перескочил через мост в Александрию, где в одном из кондоминиумов жил Джордино.

– Ну адмирала ты точно осчастливил. Он теперь в Белом доме герой дня. Добытые вами сведения все еще засекречены по очевидным причинам, но, как только советники президента по безопасности разработают план операции, целью которой будет остановить преступную деятельность Призрака и «Одиссея», все выйдет наружу и начнется жуткая шумиха. Средства массовой информации, стоит им пронюхать об этом, сорвутся с цепи, и вот тогда-то НУМА получит по заслугам.

– Все очень хорошо и даже здорово, – равнодушно пробормотал Джордино. – Ты подбросишь меня первым?

– Поскольку ты живешь ближе всех, – объяснил Ганн. – Потом я доеду до шоссе на Маунт-Вернон и высажу Дирка возле его ангара.

Через несколько минут уставший Джордино вытащил свои вещи из багажника «навигатора» и с трудом поднялся по ступеням здания. Построено оно было во время Гражданской войны и долго служило складом, но недавно было перестроено и поделено на дорогие квартиры. На пороге Джордино обернулся и слегка махнул на прощание рукой.

Проехав немного вдоль берега Потомака, Ганн свернул в ворота Национального аэропорта имени Роналда Рейгана и направил автомобиль по грязной разъезженной дороге к старому ангару Питта, стоявшему в нескольких сотнях ярдов от конца взлетно-посадочной полосы. Ангар был построен в начале тридцатых годов двадцатого века для самолетов какой-то давно сгинувшей авиакомпании. Питт купил и переоборудовал его под стоянку и обслуживание своей коллекции старинных автомобилей и самолетов, а после этого умудрился сделать так, чтобы его объявили памятником истории.

– Ты заедешь за мной перед совещанием? – спросил Питт, вылезая из машины.

Ганн покачал головой и раздвинул губы в улыбке:

– Я не приглашен. Служба безопасности пришлет за тобой машину.

Питт повернулся к двери и набрал на панели своей уникальной охранной системы целую серию кодовых чисел. «Навигатор» тем временем исчез вдали, оставив после себя тучу пыли. Снаружи можно было подумать, что старая дверь ангара давно рассохлась, краска на ней растрескалась и облупилась. Питт открыл ее и вошел.

Открывшееся зрелище неизменно вызывало у Питта радостное возбуждение. Внутреннее помещение ангара чем-то напоминало элегантный выставочный зал торговца шикарными автомобилями. Стены ангара, его закругленная крыша и пол – все было выкрашено в ослепительно-белый цвет, на фоне которого особенно красочно смотрелись тридцать классических автомобилей всевозможных ярких цветов. Кроме «Мармона V-16», там были «дюзенберг» 1929 года, «штутц» 1932 года, «Корд L-29» 1929 года и «Пирс-эрроу» 1936 года с соответствующим трейлером. В один ряд выстроились «Форд хот-род» 1936 года, спортивный «метеор» Дирка-младшего и ярко-красный «Аллар J2X» 1953 года. Вдали стояли два самолета – «Форд три-мотор» начала тридцатых и реактивный «Мессершмит-262» времен Второй мировой войны. Вдоль стены вытянулся длинный пульмановский вагон с яркой надписью «Манхэттен лимитед» по всей длине. Только два объекта казались в этом помещении неуместными – рубка парусной яхты, установленная на надувном спасательном плотике, и ванна с подвесным лодочным мотором на одном из торцов.

Питт поднялся по железной винтовой лестнице в свою квартиру на северной стороне ангара. Он устал, мешок с подводным снаряжением и сумка с вещами оттягивали плечи. Квартира Питта внутри тоже выглядела необычно и напоминала скорее торговый зал антикварного магазина морской тематики. Мебель со старинных парусных судов, морские пейзажи на стенах, модели кораблей на встроенных в стены полках заполняли гостиную. Пол был настелен тиковыми досками с палубы парохода, разбившегося неподалеку от гавайского острова Кауаи.

Питт распаковал вещи. Всю одежду из мешка он сложил в корзину рядом со стиральной машиной, затем разделся и отправил все снятое туда же. С чувством облегчения он прошел в душевую кабинку из тикового дерева, включил воду погорячее – настолько, насколько мог терпеть, – и с наслаждением намылился с ног до головы. Он тер и тер себя мочалкой, пока кожу не начало слегка пощипывать. Потом растерся полотенцем и направился к кровати. Растянулся прямо поверх покрывала и мгновенно уснул.

* * *

Уже наступила темнота, когда Лорен Смит открыла дверь ангара собственным ключом и вошла. Она поднялась наверх и обошла квартиру в поисках Питта – о его приезде ей сообщил Руди Ганн. Лорен обнаружила его в спальне. Совершенно голый Питт лежал поверх покрывала и крепко спал. Лорен наклонилась и накинула на него край покрывала. Губы ее при этом невольно сложились в мягкую чувственную улыбку.

Когда Питт проснулся, проспав шесть часов, в потолочное окно были видны звезды. А его ноздри уловили аромат мяса, зажаренного на рашпере. Он увидел на себе покрывало и мысленно улыбнулся. Он знал, что это дело рук Лорен. Он поднялся и натянул на себя шорты цвета хаки и цветастую шелковую рубашку, сунул ноги в сандалии.

Лорен в облегающих белых шортах и полосатой шелковой блузке выглядела чудесно, ее руки и ноги были темны от загара, который она умудрялась получать на балконе собственной квартиры. Она легко вздохнула, когда Питт крепко обнял ее обеими руками за талию и одновременно потерся носом сзади об ее шею.

– Только не сейчас, – одернула она его в притворном раздражении. – Я занята.

– Откуда ты узнала, что последние пять суток мне снилось исключительно жареное мясо?

– Не нужно быть психотерапевтом, чтобы догадаться об этом. Ты же больше ничего не ешь! А теперь присядь и разомни картофель.

Питт послушался. Он уселся за обеденный стол, тонированная и отполированная столешница которого когда-то была крышкой люка старинного корабля, размял в миске картофель и ложкой разложил его по тарелкам. Лорен принесла большой говяжий бифштекс, разрезала пополам. Затем она поставила на стол салат и тоже села. Питт открыл бутылку охлажденного шардоннэ «Мартин-Рей».

– Я слышала, вам с Алом пришлось нелегко, – сказала она, разрезая свой бифштекс.

– Обошлось парой царапин. Медицинской помощи не потребовалось.

Она посмотрела ему в глаза. Взгляд фиолетовых глаз встретился со взглядом зеленых. Черты ее лица оставались мягкими, но голос зазвучал требовательно:

– Ты становишься слишком стар для подобных передряг. Пора сбавить темп.

– Уйти в отставку и пять дней в неделю играть в гольф в каком-нибудь клубе? Не хочется.

– Тебе не обязательно уходить в отставку. Ты мог бы руководить исследовательскими экспедициями – это менее опасно, чем твои прежние занятия.

Он налил ей вина и откинулся в кресле, наблюдая, как она пьет его маленькими глоточками. Он будто заново изучал черты ее лица, достойные обложки глянцевого журнала, ее волосы, маленькие точеные уши, изящно изваянный нос, твердый подбородок и высокие скулы. Она могла бы завоевать любого мужчину в Вашингтоне – будь то министр, сенатор или конгрессмен, богатый лоббист или адвокат, приезжий промышленный магнат или иностранный сановник, – но на протяжении двадцати лет, несмотря на несколько коротких романов, она не любила никого, кроме Питта. Время от времени она уходила от него, но непременно возвращалась. Теперь Лорен стала старше, вокруг глаз появились крохотные морщинки, а тело, которое ей с помощью неустанных упражнений удавалось поддерживать в форме, несколько утратило мягкую округлость юности. И все же, помести ее в комнату, полную красивых молодых женщин, и глаза всех присутствующих мужчин будут прикованы к Лорен. Соперницы ей никогда не были страшны.

– Конечно, я мог бы больше времени проводить дома, – медленно проговорил он, не отрывая глаз от ее лица. – Но для этого мне необходима причина.

Она, как будто не услышав, сказала:

– Мой срок в Конгрессе скоро закончится. Ты знаешь, я уже объявила, что не буду больше баллотироваться.

– Думала ли ты, чем будешь заниматься, когда окажешься не у дел?

Она медленно покачала головой:

– У меня есть несколько предложений возглавить различные организации. По крайней мере четыре лоббистские организации и три юридические фирмы пригласили меня присоединиться к ним. Но я предпочла бы просто уйти в отставку. Отправлюсь путешествовать, напишу ту книгу о скрытых течениях в Конгрессе, которую мне всегда хотелось написать, смогу уделить больше времени живописи.

– Ты занялась в жизни не тем, – сказал Питт. Он протянул руку через стол и дотронулся до ее руки. – Твои пейзажи вполне профессиональны.

– А ты? – отозвалась она, считая, что знает ответ. – Вы с Алом опять отправитесь на охоту, будете играть в орлянку со смертью и пытаться вдвоем спасти океаны мира от всех злодеев?

– Не могу ничего сказать про Ала, но для меня сражения закончились. Я собираюсь отрастить седую бороду и заниматься своими автомобилями, пока меня на инвалидном кресле не отвезут в дом престарелых.

Она рассмеялась.

– Я почему-то не в состоянии себе этого представить.

– Я, правда, надеялся, что ты, может быть, согласишься присоединиться ко мне.

Она напряглась и уставилась на него расширенными глазами.

– Что ты говоришь?

Он взял ее руку в свои и крепко сжал.

– Вот что я говорю, Лорен Смит. Я думаю, что мне пора попросить твоей руки.

Она недоверчиво смотрела на него, не отводя глаз.

– Ты не стал бы... Не может быть, чтобы ты это в шутку... – произнесла она наконец прерывающимся голосом.

– Я чертовски серьезен, – ответил он и увидел, как в ее фиолетовых глазах показались слезы. – Я люблю тебя. Я люблю тебя, кажется, уже целую вечность, и я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Лорен сидела за столом, ее била крупная дрожь. Это ее-то, железную деву палаты представителей... даму, никогда не отступавшую от своих принципов, несмотря на политическое давление... женщину, не уступавшую или даже превосходившую мужеством любого мужчину в Вашингтоне. Через некоторое время она отняла у Питта руку и, закрыв обеими руками глаза, зарыдала.

Он обошел вокруг стола и обнял ее за плечи.

– Прости, я не хотел тебя расстроить.

Она подняла голову и взглянула на него полными слез глазами.

– Глупый, неужели ты не знаешь, как долго я ждала от тебя этих слов?

Питт был окончательно сбит с толку.

– Но ведь раньше, когда речь заходила о женитьбе, ты всегда говорила, что об этом не может быть и речи, что у нас обоих на первом месте работа.

– Ты что, веришь всему, что говорит тебе женщина?

Питт мягко поднял ее на ноги и легко поцеловал в губы.

– Прости меня. Прости за глупость и за то, что так долго собирался. Тем не менее вопрос задан. Ты выйдешь за меня замуж?

Лорен обхватила его руками за шею и покрыла его лицо поцелуями.

– Да, дурачок, – произнесла она в экстазе. – Да, да, да!

42

Утром, когда Питт проснулся, Лорен рядом уже не было. Она уехала к себе, чтобы принять душ и переодеться перед очередным днем политических баталий в Конгрессе. Он вспомнил, как она радовалась вчера, как страстно обнимала его, что не хотела выпускать из крепкого кольца своих рук, и почувствован, что внутри поднимается теплая волна. Хотя Питту предстояла встреча в Белом доме, ему совершенно не хотелось надевать деловой костюм. Кроме того, он уже принял решение уйти в отставку и считал, что ему теперь не обязательно стремиться произвести благоприятное впечатление на президентских советников. Так что он надел светлые брюки, рубашку «гольф» и спортивный пиджак.

Когда Питт вышел из дверей ангара, его уже ждал черный «линкольн» с агентом какой-то спецслужбы за рулем. Водитель, широкоплечий, но с солидным брюшком, не произнес ни слова. Он как ни в чем не бывало сидел в машине, предоставив Питту самому открывать заднюю дверцу. До квартиры Джордино доехали в полном молчании.

Вскоре после того, как Джордино устроился рядом с Питтом на заднем сиденье, стало ясно, что дорога, по которой движется машина, не похожа на обычный путь к Белому дому. Джордино наклонился к водителю:

– Извини, приятель, но, по-моему, ты выбрал не самый короткий путь.

Водитель молчал, не отрывая глаз от дороги.

Джордино с легкой тревогой обернулся к Питту:

– Да этот парень просто болтун какой-то!

– Спроси его, куда он нас везет.

– Что скажешь? – Джордино говорил теперь прямо в ухо водителя: – Если не в Белый дом, то куда мы едем?

Ответа по-прежнему не было. Водитель полностью игнорировал Джордино и продолжал вести машину, как робот.

– Как ты считаешь? – прошептал Джордино Питту. – Может быть, на ближайшем светофоре нам стоит воткнуть ему в ухо отвертку и угнать машину?

– Откуда мы можем знать, что он на самом деле из спецслужб? – заметил Питт.

Лицо водителя в зеркале заднего вида осталось совершенно бесстрастным. Он протянул руку через плечо и показал им свое служебное удостоверение.

Джордино присмотрелся к документу.

– Пожалуй, он настоящий. Такое имя, как Отис Мак-Гонигл, вряд ли можно придумать.

– Я, пожалуй, рад, что мы едем не в Белый дом, – сказал Питт, зевая, будто от скуки. – Там такие неинтересные и скучные люди. Хуже того, они считают, что страна без них провалится в тартарары.

– Особенно это относится к тем подхалимам, которые охраняют президента, – добавил Джордино.

– Ты имеешь в виду тех разгильдяев, что стоят вокруг президента в миниатюрных наушниках и солнечных очках, тридцать лет как вышедших из моды?

– Их самых.

По-прежнему никакой реакции со стороны водителя, ни малейших признаков раздражения.

Питт и Джордино прекратили попытки вызвать с его стороны хоть какую-нибудь реакцию и оставшуюся часть пути сидели молча. Макгонигл остановился у массивных железных ворот. Охранник в форме полиции Белого дома узнал водителя в лицо, прошел в караулку и нажал кнопку. Ворота распахнулись, и машина по наклонному пандусу въехала в тоннель. Питт был знаком с системой тоннелей под Вашингтоном. Глубоко под землей они соединяют между собой большинство правительственных зданий вокруг Капитолия. Бывший президент Клинтон нередко пользовался ими во время своих похождений по ночным заведениям города.

Примерно через милю, по оценке Питта, Макгонигл остановил машину перед лифтом. На этот раз он вышел и открыл перед ними заднюю дверцу.

– О'кей, джентльмены, мы прибыли на место.

– Он заговорил! – удивился Джордино, оглядываясь вокруг. – Но как? Я не вижу рядом чревовещателя.

– Да, парни, вас не возьмут на работу в «Комеди-Клаб», – пробормотал Макгонигл, отказываясь вступать с ними в пререкания. Дверцы лифта открылись, и он отступил в сторону: – Буду затаив дыхание ждать вашего возвращения.

– Не знаю почему, но ты мне нравишься, – произнес Джордино на прощание. Он хлопнул агента по спине и шагнул в лифт. Ответа Ал уже не услышал, так как дверцы лифта закрылись прежде, чем тот успел среагировать.

Вместо того чтобы двигаться вверх, лифт начал опускаться и опустился, как показалось Питту и Джордино, чуть ли не на четверть мили, прежде чем остановился и бесшумно раздвинул двери. За дверью лифта обнаружилась еще одна дверь, на этот раз стальная, и вооруженный морской пехотинец в парадной форме перед ней. Он проверил документы Питта и Джордино и тщательно сверил их лица с фотографиями. Удостоверившись, что все в порядке, он набрал на панели сбоку от двери код и отступил в сторону. Дверь распахнулась. Без единого слова он жестом пригласил их войти.

Питт и Джордино оказались в длинном конференц-зале, под завязку набитом электроникой. Коммуникационного оборудования там хватило бы на любой крупный военный штаб. Три стены зала занимали телевизионные экраны и видеомониторы с картами и фотографиями. Сэндекер поднялся из кресла и поздоровался с ними.

– Знаете, на этот раз вы двое открыли настоящий ящик со змеями.

– Надеюсь, что результаты наших исследований оказались полезными, – скромно отозвался Питт.

– Полезными – это сильное преуменьшение, – заметил Сэндекер. Он обернулся навстречу высокому седоволосому мужчине в черном костюме в тонкую полоску и красном галстуке. – По-моему, вы знакомы с советником президента по национальной безопасности Максом Сеймуром.

Питт пожал протянутую руку.

– Я познакомился с ним как-то на субботнем барбекю у отца.

– Мы с сенатором Питтом старые знакомые, – тепло отозвался Сеймур. – Как поживает ваша матушка?

– Чудесно, если не считать артрита, – ответил Питт. Сэндекер быстро представил им еще троих мужчин, стоявших в другом конце длинного стола. Джек Мартин, советник по науке; Джим Гехт, заместитель директора ЦРУ; и генерал Арнолд Стэк, чье точное служебное положение в Пентагоне так и осталось неясным. Все сели за стол, и Сэндекер попросил Питта рассказать о том, что они с Джордино обнаружили в тоннелях и в исследовательском центре «Одиссея» на острове Ометепе.

После того как секретарь объявил, что магнитофон включен и работает, Питт приступил к рассказу. Каждые несколько минут он передавал слово Джордино, и тот дополнял его рассказ деталями, которые Питт забыл упомянуть. Они подробно описали огромное количество событий и сцен, которым были свидетелями, и изложили свои выводы. Слушатели не прерывали их рассказ вопросами. Наконец Питт и Джордино рассказали о бегстве с острова вместе с супругами Ловенхардт и женщиной-убийцей из «Одиссея» и на этом закончили свое повествование.

Людям президента потребовалось некоторое время, чтобы осознать всю масштабность нависшей катастрофы. Макс Сеймур посмотрел через стол на Джима Гехта из ЦРУ с ледяной улыбочкой на лице:

– Кажется, ваши люди здесь прокололись, Джим.

Гехт неловко пожал плечами:

– Мы не получали из Белого дома никаких указаний расследовать это дело. Мы не видели оснований посылать туда оперативников, поскольку на спутниковых снимках не видно никаких признаков масштабных строительных работ, которые могли бы нанести ущерб безопасности Соединенных Штатов.

– А исследовательский комплекс на Ометепе?

– Мы его проверяли, – ответил Гехт, недовольный вопросами Сеймура, – и обнаружили, что он занимается исследованиями в области альтернативных источников энергии. Наши аналитики не нашли ничего, что указывало бы на разработку и создание оружия и средств разрушения. Поэтому мы оставили их в покое. Нашей главной целью был мониторинг и анализ проникновения китайцев в Центральную Америку, в частности в зону Панамского канала.

Вмешался Джек Мартин:

– Меня беспокоит другое. Нашим лучшим ученым для создания эффективных топливных элементов и энергетических систем на их основе потребуется еще не один год работы. А здесь! Мало того что «Одиссей» совершил поразительный технический прорыв... Китай уже производит такие установки миллионами!

– Мы не можем быть первыми в мире всегда и во всем, – заметил генерал Стэк. Он кивнул Питту и Джордино. – Вы говорите, что «Одиссей» переманил к себе немалое количество ведущих ученых, работавших над созданием топливных элементов. Ученых переправили в исследовательский центр в Никарагуа и силой заставили разработать практичный и эффективный прибор.

Питт кивнул.

– Это так.

– Я могу назвать по крайней мере четверых наших ученых, которые неожиданно оставили свои лаборатории и уехали в неизвестном направлении, – сказал Мартин.

Гехт взглянул на Питта:

– Вы уверены, что Ловенхардты согласятся сотрудничать с нами и раскроют нам все технические детали, необходимые для создания столь же эффективных азотных топливных элементов?

– Они со всем согласились, когда я пообещал им, что их детей привезут в Соединенные Штаты под охраной, что они смогут увидеться с семьей и что их всех защитят от «Одиссея».

– Молодец, что догадался, – одобрил Сэндекер с блеском в глазах, – даже если при этом ты превысил свои полномочия.

– Мне казалось, что это дело чести, – отозвался Питт с лукавой улыбкой.

Джек Мартин рисовал в блокноте какие-то каракули.

– Как только они немного оправятся от пережитого и отдохнут, мы начнем их расспрашивать. – Он поднял взгляд на Питта, сидевшего за столом напротив: – Что они говорили вам о том, как устроены и работают эти элементы?

– Очень немного. После того как они поняли, что водород в качестве топлива не годится, они начали экспериментировать с азотом, так как из него на семьдесят восемь процентов состоит земная атмосфера. Они извлекают его из воздуха вместе с кислородом. Такой подход помог им создать самоподдерживающийся топливный элемент остроумной конструкции. Он работает на естественных природных газах, а в отход идет только чистая вода. По словам Клауса, они разработали очень простой механизм, в нем не больше восьми элементов. Именно простота установки позволила китайцам так быстро организовать массовое производство.

Генерал Стэк помрачнел:

– Такие громадные объемы производства за такой короткий срок! Это поразительно!

– На такое множество установок должно было потребоваться безумное количество платины. Она идет на покрытие анодов, с помощью которых газ разделяется на протоны и электроны, – объяснил Мартин.

На это ответил Гехт:

– За последние десять лет «Одиссей» сосредоточил в своих руках восемьдесят процентов мировой добычи платины. Это недешево обошлось нашей автопромышленности, так как они тоже используют платину в производстве некоторых деталей двигателей.

– Если у нас будут чертежи Ловенхардтов, – сказал Сеймур, – мы тоже столкнемся с проблемой нехватки платины и, наверное, не сможем составить конкуренцию китайцам.

– Они, правда, сказали, что топливный элемент для автомобиля еще не разработан, – заметил Джордино.

Мартин отозвался:

– Воспользовавшись данными Ловенхардтов и приложив все силы, мы, возможно, сумеем обогнать «Одиссей» и китайцев в этой области.

– Попробовать, безусловно, стоит, – сказал генерал Стэк. – Особенно теперь, когда базовые исследования завершены и результаты вместе с готовой технологией поднесены нам на блюдечке с голубой каемочкой. – Это возвращает нас к вопросу о том, что делать с «Одиссеем» и тоннелями, – продолжил Стэк, и его глаза обежали всех присутствующих за столом и остановились на Сеймуре.

– Послать спецназ с заданием блокировать какую-то систему тоннелей – не то же самое, что направить войска разбираться с диктатором, который, как Саддам в Ираке, создал целый арсенал ядерного, биологического и химического оружия, – медленно, будто читая по складам, разъяснил Сеймур. – Я не могу с чистой совестью посоветовать президенту применить силу.

– Но ведь жуткие морозы на тридцатой параллели могут вызвать не менее трагические последствия.

– Макс прав, – поддержат Сеймура Мартин. – Будет практически невозможно убедить остальной мир в том, что эти тоннели опасны.

– Как ни подходи к вопросу, – вмешался Сэндекер, – но эти тоннели необходимо блокировать, и сделать это быстро. Если система будет запущена и миллионы галлонов воды пойдут из Атлантического океана в Тихий, наша задача намного усложнится.

– А если скрытно направить туда небольшую группу взрывников? Смогут они проделать все необходимое?

– Им ни за что не пройти систему безопасности «Одиссея», – высказал свое мнение Джордино.

– Но вы же с Дирком сумели пройти и туда и обратно, – сказал Сэндекер.

– Мы не тащили с собой ста тонн взрывчатки, а для разрушения тоннелей ее потребуется не меньше.

Питт поднялся со стула и прошелся по комнате, рассматривая экраны мониторов и карты на стенах. Особенно его заинтересовал крупный спутниковый снимок научно-исследовательского комплекса «Одиссея» на Ометепе. Он подошел поближе и внимательно рассмотрел склон вулкана Консепсьон. В его голове начала формироваться какая-то мысль. Через некоторое время он повернулся и шагнул обратно к столу.

– Достаточно сбросить с «В-52» несколько проникающих в грунт бомб по две тысячи фунтов, – предложил Стэк.

– Мы не можем ни с того ни с сего бомбить дружественную страну, – отрезал Сеймур, – несмотря на угрозу.

– Так вы все же признаете, что понижение температуры является угрозой для национальной безопасности. – Стэк, кажется, загнал Сеймура в угол.

– Эта часть уравнения сомнений не вызывает, – устало подтвердил Сеймур. – Я хочу сказать только, что должно существовать логическое решение, такое, чтобы в результате президент и правительство Соединенных Штатов не выглядели в глазах остального мира бесчеловечными чудовищами.

– И не будем забывать, – добавил Гехт с хитрой улыбочкой, – о политических последствиях и результатах следующих выборов. Мы потеряем голоса, если примем неправильное решение.

– Возможен другой подход, – медленно проговорил Питт, продолжая смотреть на спутниковый снимок. – Подход, который устроит все заинтересованные стороны.

– Ну хорошо, мистер Питт, – с сомнением отозвался генерал Стэк, – расскажите, как нам уничтожить тоннели, не посылая туда спецназ или эскадрилью бомбардировщиков?

Теперь все внимание людей за столом было приковано к Питту, все глаза обращены на него.

– Я предлагаю доверить это дело Природе.

Все продолжали молча смотреть на него, ожидая объяснений. Кое у кого даже возникли мысли, не потерял ли Питт во время своих приключений часть серого вещества. Наконец молчание нарушил Мартин, представитель науки:

– Не могли бы вы пояснить свою мысль?

– Геологи утверждают, что склон вулкана Консепсьон на Ометепе постепенно сползает вниз. Вызвано это, без сомнения, прокладкой тоннелей непосредственно под внешней границей вулкана. В ближайшем к вулкану тоннеле температура значительно выше, чем в остальных, мы с Алом были тому свидетелями.

– Температура там заметно выше сотни градусов, – добавил Джордино.

– Ловенхардты сказали нам, что один из ученых-заложников, некий доктор Хонома из Гавайского университета...

– Он есть в нашем списке пропавших ученых, – вставил Мартин.

– Так вот, доктор Хонома считает, что в любой момент может произойти внезапный оползень, который вызовет обрушение всего бокового склона вулкана и катастрофические последствия.

– Насколько серьезны и обширны будут эти катастрофические последствия? – спросил генерал, не до конца убежденный словами Питта.

– Весь исследовательский центр «Одиссея» вместе со всеми, кто будет там находиться, окажется погребенным под миллионами тонн скальных пород. Это вызовет на озере приливную волну такой силы, что все прибрежные города и деревни будут стерты с лица земли.

– Эту ситуацию мы определенно не рассматривали, – заметил Гехт.

Сеймур наградил Питта долгим испытующим взглядом.

– Если то, что вы говорите, правда, то гора сама сделает за нас всю работу и уничтожит тоннели.

– Это один из сценариев.

– Значит, нам остается только сидеть и ждать.

– На самом деле геологи видели слишком мало обрушений вулканических склонов и не могут точно предсказать время, когда это произойдет. Может быть, ждать придется несколько дней, а может быть, несколько лет. А тогда пытаться предотвратить наступление морозов будет уже поздно.

– Мы не можем просто сидеть сложа руки, – резко заговорил Стэк, – и беспомощно наблюдать, как «Одиссей» откроет тоннели и запустит их в действие.

– Мы могли бы сидеть сложа руки, – возразил Питт, – но есть другой путь.

– Расскажи нам, будь так любезен, что у тебя на уме, – нетерпеливо потребовал Сэндекер.

– Сообщить никарагуанскому правительству, что наши ученые проводили спутниковый мониторинг оползневого склона вулкана Консепсьон и пришли к выводу, что он может обрушиться в любой момент. Напугать их до полусмерти. Описать возможные последствия, тысячи жертв и тому подобное, а затем подкинуть им наживку.

Сеймур, казалось, был совершенно сбит с толку.

– Наживку?

– Мы предложим им солидную помощь. США помогут людям в исследовательском центре и населенных пунктах вокруг озера Никарагуа эвакуироваться из низин на возвышенности. После того как район будет очищен, вы сможете спокойно сбросить на склон вулкана бомбу с высоты пятидесяти тысяч футов, и никто ничего не скажет. Взрыв послужит спусковым крючком для оползня, и тоннели будут уничтожены.

Сэндекер откинулся в кресле и задумчиво уставился на поверхность стола.

– Для такого масштабного события все это звучит слишком просто, слишком элементарно.

– Насколько я знаю этот район, – заметил Мартин, – вулкан Консепсьон до сих пор активен. Взрыв может вызвать извержение.

– Если сбросить бомбу непосредственно в кратер вулкана, может случиться извержение, – сказал Питт. – Но если мы направим ее так, чтобы взрыв произошел ниже основания склона вулкана, то ничего такого произойти не должно.

Генерал Стэк в первый раз за все время неожиданно улыбнулся.

– По-моему, в словах мистера Питта что-то есть. Именно простота этого плана делает его реализуемым и логичным. Я предлагаю подробно рассмотреть открывающиеся возможности.

– А что с рабочими внизу, в тоннелях? – спросил Сеймур. – У них не будет ни одного шанса уцелеть.

– Об этом нечего и беспокоиться, – ответил Джордино. – Они уберутся оттуда не меньше чем за сутки до того момента, когда тоннели будут открыты для воды.

– Но мы не можем терять времени, – предостерег Питт. – Я слышал, как две женщины в штаб-квартире «Одиссея» говорили, что до открытия тоннелей осталось восемь дней. Это было три дня назад. У нас осталось всего пять.

Гехт внимательно посмотрел на Сеймура сквозь очки.

– Макс, в данном случае запустить механизм – ваше дело. Мы не можем начать действовать без санкции президента.

– Одобрение мы получим в течение часа, – уверенно заявил Сеймур. – Следующая моя задача – убедить госсекретаря Хэмптона немедленно инициировать переговоры с властями Никарагуа о разрешении на въезд в страну наших спасателей. – Он бросил короткий взгляд на Стэка. – А вы, генерал, должны организовать и провести эвакуацию. В этом я рассчитываю на вас – Затем настал черед Джека Мартина. – Джек, в вашу задачу входит напугать никарагуанское правительство и внушить им всем, что катастрофа вполне реальна и неизбежна.

– В этом я тоже могу помочь, – предложил Сэндекер. – Я близко знаком с двумя ведущими океанологами страны.

Наконец Сеймур обратил взгляд на Питта и Джордино.

– Джентльмены, мы перед вами в большом долгу. Хотел бы я знать, как можно расплатиться за подобное.

– Есть кое-что, – сказал Питт, ухмыляясь и переглядываясь с Джордино. – Речь идет об агенте секретной службы, который известен нам под именем Отис Макгонигл. Мы с Алом хотели бы попросить, чтобы его повысили в должности.

Сеймур пожал плечами:

– Думаю, что это можно организовать. У вас есть какие-нибудь конкретные причины для такой просьбы?

– Мы с ним прекрасно сработались, – ответил Джордино. – Он делает честь своей организации.

– И еще одна просьба, – проговорил Питт, взглянув на Гехта. – Мне бы хотелось увидеть ваше досье на Призрака и корпорацию «Одиссей».

Гехт кивнул.

– В ближайшее же время мой курьер доставит его в штаб-квартиру НУМА. Вы рассчитываете обнаружить в нем что-нибудь полезное для разрешения нынешней ситуации?

– Не знаю, – честно ответил Питт. – Но я хочу как следует изучить его.

– Мои аналитики долго копались в нем, но ничего определенного не нарыли.

– И все же есть шанс, – сказал Питт. – Небольшой, но есть. Можно случайно наткнуться на что-то интересное.

43

Ровно в девять утра Моро в белых шортах, белой рубашке с распахнутым воротом и гольфах встретил Дирка и Саммер у выхода из отеля. Молодые люди появились из дверей с громоздкими цилиндрическими баулами, полными подводного снаряжения. Швейцар загрузил их баулы в багажник, и все трое под легким дождичком из единственной одинокой тучки на чистом голубом небе забрались в салон BMW-525. Резные листья высоких пальм едва заметно шевелились под легким ветерком.

До причала, где Моро поставил зафрахтованное для Питтов суденышко, нужно было проехать всего две мили по извилистой дороге, ведущей к морю. Моро въехал на узкий каменный причал, протянувшийся от берега далеко в море. Вода рядом с причалом с глубиной меняла цвет и из желтовато-зеленой превращалась в сине-зеленую. Он остановился у небольшой яхточки, примостившейся у причала, как утенок у материнского бока. Кораблик лениво покачивался на набегающих с лагуны волнах, и кранцы, как перья, предохраняли его фибергласовый корпус от контакта с камнем. На корме золотыми буквами было написано название: «Милашка».

Кораблик оказался симпатичной парусной яхтой – бермудским шлюпом с топовым стакселем. На такой яхте и грот, и стаксель начинаются от самой верхушки мачты. Двадцать шесть футов в длину, девять в ширину и осадка всего четыре с небольшим фута. Двигатели – триста тридцать один квадратный фут площади парусов и небольшой десятисильный вспомогательный дизель. В каюте, оборудованной туалетом, душем и небольшим камбузом, можно было вполне удобно устроиться вдвоем. Как и обещал Моро, в кокпите обнаружились установленные и готовые к работе металлоискатель Фишера и профиломер твердого дна Кляйна. Дирк бросил на палубу трап и принял у Моро вещи, а затем отнес их вниз, в каюту.

Моро попрощался с Саммер:

– Желаю вам безопасного путешествия. Я буду всегда держать сотовый телефон при себе. Если возникнут проблемы, сразу позвоните, пожалуйста.

– Обязательно, – уверенно пообещала Саммер. Она гибко соскользнула по трапу вниз и присоединилась к Дирку, который уже начал запускать дизель. По его сигналу Моро отдал причальные концы. Пока маленькая яхточка, пыхтя двигателем, не пересекла лагуну и не вышла в открытое море, он все стоял на причале с выражением крайней обеспокоенности на лице.

Как только яхта прошла последний бакен, Дирк поднял на мачте грот и стаксель. Саммер встача к штурвалу. Паруса яхты оказались ярко-алыми. На фоне голубого неба они, наверное, были видны издалека и смотрелись великолепно. Паруса быстро взяли ветер и надулись. Яхта заскользила навстречу водяным валам, которые по мере удаления от берега становились все выше. Дирк оглядел палубу яхты. Все на ней было начищено и ярко блестело. Насколько можно было судить по внешнему виду, «Милашке» не исполнилось еще и года. Все медные и хромированные детали сияли на солнце, палуба была хорошо отдраена.

Под парусом маленькое суденышко шло ровно и уверенно, оно легко скользило по воде и взбиралось на верхушки валов с легкостью кошки, перебегающей лужайку. Случайный порыв ветра – часть проходящего мимо шквала – налетел неожиданно, взбил ровную поверхность воды мелкой рябью, вспенил верхушки волн. Затем так же быстро улетел прочь, и вот уже яхта снова скользит по гладкой поверхности моря, и воздух вокруг снова сух. Морской простор расстилался перед бушпритом, как гигантский ковер.

– Как далеко до Бранвина? – спросила Саммер, умело откренивая «Милашку», чтобы добавить ей лишний узел скорости. Мимо подветренного борта яхты стремительно проносилась вспененная вода.

– Примерно двадцать три мили, – отозвался Дирк. – Держи курс на юг. На восточном конце острова стоит маяк, узнать который легче легкого.

Дирк снял рубашку и в одних шортах занялся выравниванием парусов. Саммер тоже скинула платье и переоделась в купальник-бикини, зеленый, в цветочек. Ее руки уверенно и спокойно лежали на штурвале. Саммер легкими движениями направляла яхту, выбирая наилучший путь через гребни и долины волн. Одним глазом она следила за маячившими на горизонте островами, другим поглядывала на компас.

Ее длинные рыжие волосы свободно развевались позади. Вообще, в этот момент она была похожа на моряка, который ведет свое суденышко из Ньюпорт-Бич на остров Каталина на дневную экскурсию. Через час Саммер подняла к глазам бинокль и внимательно осмотрела горизонт.

– По-моему, я вижу маяк, – сказала она, указывая рукой.

Дирк проследил за направлением ее руки. Маяк разглядеть ему не удалось, но вскоре размытое пятнышко на горизонте превратилось в низкий силуэт острова.

– Это, должно быть, Бранвин. Правь прямо на него. Бухта находится в южной части острова.

Стайка летучих рыб выпрыгнула из воды прямо перед носом яхты и рассыпалась во всех направлениях. Несколько рыб долго еще продолжали выпрыгивать из воды рядом с яхтой, будто надеясь, что с борта им бросят что-нибудь вкусненькое. Затем их сменили пять дельфинов. Они начали кувыркаться вокруг яхты, явно ожидая аплодисментов.

До острова оставалось всего около трех миль, и можно было уже различить некоторые детали. На фоне неба ясно виднелись башня маяка и трехэтажный дом возле ближайшего пляжа. Дирк взял у Саммер бинокль и внимательно оглядел дом. Ему показалось, что все окна закрыты ставнями. Вокруг не было видно ни души. От песчаного пляжа в море отходил небольшой причал, но возле него не стояло ни одной лодки.

Брат и сестра поменялись местами. Дирк встал к штурвалу, а Саммер прошла на нос, свесилась за борт, держась за снасти, и всмотрелась в остров. Этот остров ничем не привлекал глаз, бывают острова гораздо красивее. Никакого густого подлеска с яркими тропическими цветами, никаких тенистых пальм на пляже. У большинства островов есть свой собственный запах. Аромат зелени и гниения, аромат тропических растений... Запах человека, приготовляемой им на кострах пищи, резкий запах дыма выжженных полей, смешанный с запахом копры и кокосового масла. От этого острова исходил запах смерти, он будто воплощал в себе зло. Уши Саммер уловили далекое ворчание прибоя на рифах, которые окружали вход в лагуну перед домом. Теперь уже можно было различить низкое сооружение в конце длинной взлетно-посадочной полосы. Должно быть, ангар. Но Саммер, как и Дирк, не заметила на острове никаких признаков жизни. Бранвин напоминал заброшенное кладбище.

Дирк держался на безопасном расстоянии от рифа и время от времени поглядывал за борт. Вода была прозрачной, как в ванне. Вот уже можно рассмотреть в глубине чистое песчаное дно. Каждые несколько секунд Дирк проверял показания эхолота. Он опасался, как бы дно возле острова внезапно не поднялось до самого киля «Милашки». Твердой рукой он направлял яхту вокруг острова, пока не добрался до его южной оконечности. Сверившись с картой, он слегка изменил курс, а затем развернул яхту и вошел в проход между рифами, обнаруженный при помощи эхолота. Перед входом в лагуну во внешнем рифовом кольце острова был разрыв шириной примерно в сотню ярдов, где пологие океанские валы превращались в беспорядочную зыбь.

Проникнуть в лагуну оказалось нелегко. Течение сносило яхту влево. Дирк подумал, что Одиссею и морякам, которые вместе с ним пересекли Атлантический океан, вход в гавань должен был показаться детской игрой. Кроме того, при плавании в бурных водах у них было серьезное преимущество: они в любой момент могли спустить на воду весла. Дирк мог, конечно, запустить двигатель, но, как летчику, который не любит сажать самолет на автопилоте, ему тоже хотелось завести суденышко в бухту собственными силами.

Как только яхта миновала проход в рифах, волнение полностью улеглось. Через толщу воды было прекрасно видно, как под днищем яхты медленно проплывает дно. Дирк снова передал штурвал Саммер и спустил паруса. Затем запустил дизель и принялся обследовать гавань.

Бухта на острове была небольшая – не больше полумили в длину и вдвое меньше в ширину. Саммер свесилась за борт и разглядывала дно, пытаясь высмотреть на нем какие-нибудь необычные детали, а Дирк неторопливо крейсировал по бухточке туда и обратно. Он представлял себя на палубе одного из кораблей Одиссея и старался почувствовать гавань и ее течения. Он пытался угадать, какое место выбрали бы много столетий назад для стоянки древние моряки.

Наконец он остановился на одной из частей бухты. От преобладающих ветров это место защищала возвышенность на острове – песчаный холм, находившийся почти на сотню футов над уровнем моря. Дирк застопорил движок и бросил носовой якорь, то есть он щелкнул в кокпите переключателем, после чего якорь автоматически опустился в воду с помощью лебедки.

– Это место, пожалуй, подходит не хуже любого другого. Давай спустимся и обследуем дно.

– Дно здесь, по-моему, плоское, как пол в столовой, – отозвалась Саммер. – Я не заметила никаких выпуклостей или контуров. Конечно, скорее всего дерево кельтских кораблей сгнило и исчезло тысячи лет назад. И вообще, если что-то и осталось, то эти предметы будет сложно отыскать.

– Давай нырнем. Я проверю плотность песка и ила. Ты поплаваешь вокруг и осмотришься.

Молодые люди оделись для погружения. Дирк проверил якорь. Он хотел удостовериться, что тот как следует лег на дно и не сорвется, не позволит яхте сдвинуться с места. Правда, в замкнутой гавани она все равно не смогла бы далеко уйти. На этот раз ныряльщикам не нужно было защищать себя ни от холодной воды, ни от острых кораллов, поэтому Дирк и Саммер решили поплавать в лагуне на глубине в десять футов в одних только купальных костюмах. Вода по прозрачности напоминала стекло, видно было футов на двести. Температура воды держалась около восьмидесяти пяти градусов. В общем, идеальные условия для погружения.

Через сорок минут Дирк вскарабкался по трапу обратно на палубу, снял баллоны и грузовой пояс. Он попытался прощупать песок на дне металлическим щупом и рассчитывал обнаружить под ним более плотный слой глины, однако оказалось, что слой мягкого песка толщиной в пятнадцать футов лежит непосредственно на скальном основании. Дирк посидел несколько минут, наблюдая, как воздушные пузырьки из акваланга Саммер передвигаются вокруг яхты. Вскоре Саммер тоже взобралась на трап. Перед тем как подняться на палубу, она остановилась на мгновение и осторожно положила на палубу какой-то предмет в толстой коралловой корке. Затем ступила на палубу и легко выскользнула из подводного снаряжения. Вода ручейками стекала с ее тела на тиковые доски палубы.

– Что это у тебя? – поинтересовался Дирк.

– Не знаю, но для обычного камня эта штука, пожалуй, тяжеловата. Я нашла ее в сотне ярдов от берега, она торчала из песка.

Дирк внимательно осмотрел берег острова. Он по-прежнему казался покинутым. Однако его не покидало странное чувство. Ему все время казалось, что за ними наблюдают. Он взял непонятный объект и принялся рукояткой своего ножа осторожно сбивать с него коралловую корку. Вскоре объект принял форму птицы с распростертыми крыльями.

– Похоже на орла или лебедя, – заметил он и попытался легонько царапнуть загадочную птицу кончиком ножа. Царапина серебристо блеснула. – Так вот почему она такая тяжелая. Эта штука отлита из свинца.

Саммер взяла изображение птицы в руки и принялась рассматривать распахнутые крылья, изогнутый клюв, повернутую вправо голову.

– Неужели это тоже может принадлежать древним кельтам?

– Тот факт, что птица изготовлена из свинца, хороший знак. Доктор Чизхолм говорил мне, что, кроме олова, одной из главных ценностей Корнуолла были его свинцовые рудники. Ты заметила точное место, где обнаружила эту штуку?

Саммер кивнула.

– Я воткнула там в песок свой щуп с маленьким оранжевым флажком.

– Далеко?

– Футов пятьдесят в том направлении, – сказала она, показывая рукой.

– Отлично. Прежде чем отсасывать со дна песок или запускать водяную пушку, мы обследуем это место с помощью металлоискателя. Если останки кораблей погребены глубоко в песке, то гидролокатор бокового обзора нам вряд ли поможет.

– А если попросить Руди прислать магнитометр?

Дирк улыбнулся:

– Магнитометр реагирует на магнитное поле железа или стали. Одиссей же плавал задолго до начала железного века. Металлоискатель тоже видит железо, но, кроме железа, он способен обнаружить и большинство других металлов, включая золото и бронзу.

Саммер включила импульсный металлодетектор «Фишер-10». Дирк подключил его индикатор и аудиовыход к буксируемому контейнеру в виде торпеды, в который был помешен сенсор прибора. После этого он опустил контейнер за борт на такую глубину, чтобы при медленном движении яхты он не задевал дна. Закончив подготовку, он поднял якорь.

– Готова?! – крикнул он Саммер.

– Все на мази, – отозвалась она.

Питт запустил движок и начал плотным зигзагом прочесывать площадку, как будто косил лужайку. Всего через пятнадцать минут стрелка индикатора начала слабо подергиваться в унисон с усилением жужжания в наушниках Саммер.

– Подходим к чему-то, – объявила она.

Вскоре в наушниках раздался короткий всплеск звука, а стрелка индикатора дернулась – яхта прошла над оставленным Саммер в песке металлическим щупом.

– Ну как, есть что-нибудь? – спросил Дирк.

Саммер собиралась ответить отрицательно, как вдруг стрелка начата беспорядочно метаться из стороны в сторону, указывая на то, что яхта проходит над каким-то металлическим предметом или несколькими такими предметами.

– Да, там, внизу, очень приличная масса металла. В каком направлении мы движемся?

– С востока на запад, – ответил Дирк, записывая одновременно координаты точки по показаниям GPS-приемника.

– Давай пройдем еще раз над этим местом, только теперь в направлении с севера на юг.

Дирк так и сделал. Он прошел на сотню ярдов дальше места находки, а затем развернул «Милашку» по широкой дуге и вновь подошел к той же точке, на этот раз с севера. Индикатор и звуковой сигнал снова взбесились. Саммер записала показания индикатора карандашом в блокноте и подняла голову на стоящего за штурвалом Дирка:

– Объект линейный, длина около пятидесяти футов, явственно выделяются два полюса интенсивности. Металла немного, но он распределен по большой плошали, – примерно так, как можно было бы ожидать, если здесь погибло деревянное парусное судно.

– Размеры, похоже, тоже соответствуют ожиданиям. И с находкой рядом. Стоит проверить.

– Какая здесь глубина?

– Всего десять футов.

Дирк вновь развернул яхту, заглушил мотор и позволил «Милашке» свободно дрейфовать. Когда цифры на экране GPS-приемника достаточно приблизились к координатам зарегистрированной аномалии, он бросил якорь и, не откладывая, включил компрессор.

Молодые люди вновь облачились в подводное снаряжение и спрыгнули в воду с противоположных бортов яхты. Дирк повернул вентиль водяной пушки и направил струю в песок – примерно так, как дети направляют в землю наконечник садового шланга, чтобы проделать дыру. За первые пять попыток щуп не встретил в песке ничего твердого. Затем Дирк неожиданно почувствовал, как кончик щупа уперся во что-то на глубине трех футов под поверхностью песчаного дна. Еще несколько попыток, и Дирк смог представить себе примерный контур находки. Металлический щуп Саммер продолжал торчать в песке на ее внешнем краю.

– Там что-то есть, это точно, – сказал он уже на поверхности, выплевывая изо рта загубник. – И размеры для древнего корабля примерно подходящие.

– Это может быть все что угодно, – заметила Саммер, – от обломков старой рыболовной шхуны до мусора, который выкинули с какой-нибудь баржи.

– Это мы скоро выясним. Вот запустим грунтосос, проделаем отверстие и посмотрим.

Они вернулись к яхте, подсоединили к грунтососу толстый рукав и сбросили его за борт. Грязную работу по расчистке дна и раскапыванию находки Дирк взял на себя, а Саммер осталась на борту наблюдать за работой компрессора.

Дирк подтащил к месту раскопа рукав с металлическим наконечником. Грунтосос всасывал через наконечник песок со дна и выбрасывал его в стороне от места исследований через другой рукав, который Дирк постарался отнести подальше в сторону, чтобы поднимать на месте раскопа как можно меньше мути. Грунтосос, вгрызаясь в песчаное дно, работал как обычный домашний пылесос. Песок на дне был мягкий, поэтому меньше чем за двадцать минут Дирку удалось проделать в дне кратер шириной четыре и глубиной три фута. Еще несколько минут, и на глубине чуть меньше четырех футов он обнаружил округлый предмет, в котором без труда узнал древний кувшин для масла из обожженной глины, или терракоты. Доктор Бойд на конференции в НУМА показывал фотографии точно такого же кувшина. Дирк очень аккуратно убрал песок вокруг кувшина и под ним, а затем поднял находку и поставил на край раскопа. После этого он возобновил прерванную работу.

Следующей находкой оказалась терракотовая чашка для питья. Затем еще две. За ними последовали рукоятка меча и его же сильно разъеденный клинок. Он уже собирался прекратить работу и поднять найденные сокровища на поверхность, но тут под очередным слоем песка проявился какой-то круглый куполообразный предмет с двумя выступами по бокам. Дирк очистил его процентов на пятьдесят и почувствовал, что его пульс резко подскочил с шестидесяти до ста ударов в минуту. Он узнал предмет. Это был рогатый шлем бронзового века – точно такой, какой описывал в своих работах Гомер.

Дирк окончательно расчистил место вокруг шлема, вынул древний артефакт из ямы и осторожно положил его на желтый песок рядом с остальными находками. Представить только, он пролежал на этом месте больше трех тысяч лет! Работа с грунтососом была тяжелой и утомительной. Приходилось стоять в глубокой яме в туче поднятого песка и аккуратно водить металлическим наконечником рукава из стороны в сторону. Он пробыл под водой почти пятьдесят минут и уже отыскал то, что ему было нужно, – доказательства того, что флот Одиссея погиб в Вест-Индии, а вовсе не в Средиземном море. У него почти закончился воздух. Конечно, на такой глубине – всего десять футов – он мог позволить себе использовать воздух в баллонах до конца и после этого легко подняться на поверхность: достаточно сделать выдох, и можно всплывать. Тем не менее пора было сделать перерыв. Следующей задачей было доставить артефакты на борт «Милашки» целыми и невредимыми. Дирк оттолкнулся ногами и всплыл, прижимая к себе шлем, как новорожденного младенца.

Саммер ждала его у трапа, чтобы помочь снять баллоны и грузовой пояс. Дирк поднял из воды шлем и осторожно передал ей:

– Возьми, но обращайся очень аккуратно. Он сильно разъеден.

Затем, не дав ей времени для ответа, он сложился пополам и нырнул за остальными находками.

К тому времени когда Дирк поднялся на борт, Саммер успела уже опустошить холодильник с напитками и занималась тем, что погружала артефакты в соленую воду для сохранности.

– Здорово, – повторяла она раз за разом. – Глазам своим не верю. Шлем! Ей-богу, настоящий древний бронзовый шлем...

– Нам чрезвычайно повезло, – заметил Дирк, – что мы нашли все это сразу же.

– Значит, это действительно с кораблей флотилии Одиссея.

– Мы не сможем сказать наверняка, пока вещи не посмотрят настоящие эксперты, вроде доктора Бойда и доктора Чизхолма. К счастью, предметы лежали в слое мелкого песка и ила и потому сохранились.

После легкого ланча и часового отдыха Саммер занялась очисткой находок от верхнего слоя морских отложений. Она действовала очень осторожно, чтобы не повредить артефакты. Дирк вновь спустился под воду работать с грунтососом.

На этот раз ему удалось найти четыре бруска меди и один брусок олова. Слитки были странной формы, с вогнутыми гранями. Это ясно указывало на то, что изготовлены они были в бронзовом веке. Затем ему попался каменный молоток. На глубине четырех с половиной футов Дирк наткнулся на фрагменты деревянных досок и брусьев. Там был даже кусок бруса длиной два фута и пять дюймов толщиной. «Может быть, – подумал Дирк, – чем черт не шутит – лаборатория дендрохронологии сможет датировать этот брус по годичным кольцам дерева, из которого он изготовлен». Когда он вновь отнес найденные предметы на поверхность и втащил на борт грунтосос, день уже клонился к вечеру.

Поднявшись на борт, он увидел, что Саммер любуется великолепным океанским закатом. Огромный огненный шар солнца, катившийся к горизонту, окрашивал облака на западе всеми оттенками красного и оранжевого. Отвлекшись на минуту, она помогла брату освободиться от снаряжения.

– Открой бутылку вина, а я приготовлю ужин.

– Как ты насчет коктейля? Надо же отметить успех! – улыбаясь сказал Дирк. – В отеле я купил бутылку хорошего гваделупского рома. У нас есть имбирная газировка, так что я приготовлю коктейль с ромом.

– Только все это будет комнатной температуры. Когда ты притащил первые артефакты, я выбросила из ящика весь лед, чтобы его можно было использовать для хранения находок в соленой воде.

– Теперь, когда у нас уже есть один продуктивный раскоп с интересными находками, мне кажется, стоит поискать остальные корабли флотилии Одиссея.

Саммер задумчиво поглядела на воду, которая после захода солнца успела уже стать темно-синей.

– Интересно, сколько там внизу сокровищ?

– Возможно, их там вовсе нет.

Она заметила в глазах брата сомнение:

– Почему ты так говоришь?

– Не могу точно сказать, но мне кажется, что площадка, где я сейчас работаю, была уже прежде потревожена.

– Потревожена? – скептически переспросила она. – Кем?

Дирк с сомнением посмотрел на заброшенные, казалось бы, строения на берегу.

– Мне показалось, что вещи, которые я нашел, двигала скорее рука человека, чем приливы и течения. Такое впечатление, что их когда-то свалили в кучу, что совершенно неестественно.

– Мы подумаем об этом завтра, – сказала Саммер, отводя взгляд от догорающего заката. – Сейчас я умираю от голода и жажды. Займись коктейлями.

Пока она разогрела суп из моллюсков и отварила пару пойманных днем омаров, окончательно стемнело. На десерт Саммер подала «банановый фостер». После обеда молодые люди разлеглись на палубе и долго лежали, рассматривая звезды над головой. Они проболтали чуть ли не до полуночи. Слышно было, как мелкие волны тихонько шлепают по корпусу «Милашки».

Дирк и Саммер всегда были очень близки между собой. Тем не менее в отличие от однояйцевых близнецов у каждого из них была своя жизнь, и вне общей работы каждый из них занимался своими делами и дорожил свободой. Саммер встречалась с молодым, подающим надежды дипломатом из госдепартамента, с которым познакомил ее дедушка, сенатор Питт.

Дирк предпочитал свободу. Он не хотел заводить прочных связей и менял девушек одну за другой. Все его девушки были очень разными, как внешне, так и в отношении интересов и предпочтений. Дирк был слеплен из того же теста, что его отец, но по большей части не разделял его интересов. Правда, он тоже обожал старинные автомобили и самолеты и питал страсть к морю, но на этом их сходство заканчивалось. Дирк любил гонять на мотоциклах по пересеченной местности и участвовал в гонках катеров. Он постоянно старался продемонстрировать свои умения и свое превосходство, всегда стремился к победе. Его отец, напротив, не слишком стремился к личным победам и предпочитал командные виды спорта. Если Дирк-младший, учась в Гавайском университете, участвовал в личных состязаниях по легкой атлетике, то Дирк-старший в свое время играл в регби и был лучшим квортербеком Военно-воздушной академии.

Молодые люди говорили об Одиссее и его путешествии и легли спать не раньше, чем полностью исчерпали эту тему. Саммер спустилась в каюту и легла на одну из коек, а Дирк решил переночевать прямо на палубе, в кокпите на подушках, под открытым небом.

В четыре часа утра море было черным и глянцевым, как обсидиан. Начался небольшой дождь, облака затянули небо. Звезды исчезли. В такой темноте можно было шагнуть за край палубы и не заметить этого, пока не ударишься о воду. Дирк натянул на себя брезент и, довольный, вернулся в страну сновидений.

Он не проснулся от звука лодочного мотора, так как никакого мотора, да и никакой лодки тоже, не было. Они поднялись из воды молча, как духи, которые летают над могилами в ночь хэллоуина. Их было четверо – трое мужчин и одна женщина. Дирк не услышал мягких шагов ног, поднимающихся по трапу, который он вечером поленился втащить на борт. Он сам облегчил пришельцам задачу.

Проснувшись ночью от присутствия в доме посторонних, люди реагируют по-разному. Дирк не отреагировал никак. У него просто не было времени. В отличие от своего отца, Дирк еще не научился никогда не доверять ни удаче, ни судьбе и всегда следовать старому девизу бойскаутов: «Будь готов!» Он даже не узнал, что на «Милашке» появились посторонние. Голова его внезапно оказалась под брезентом, а на затылок обрушилась дубинка, бейсбольная бита или просто палка – он так и не узнал, что именно. Удар вырвал его из страны сновидений и отправил гораздо дальше. Так и не проснувшись, Дирк провалился в бездонную черную яму.

44

Подготовка к эвакуации острова Ометепе подходила к концу. Госсекретарю Джорджу Хэмптону потребовалось четыре дня, чтобы убедить президента Никарагуа Рауля Ортиса в том, что намерения американцев исключительно гуманны. Он пообещал, что после завершения эвакуации все американские силы покинут страну. Одновременно Джек Мартин и адмирал Сэндекер работали с никарагуанскими учеными, которые, узнав о надвигающейся катастрофе, приложили все силы к обеспечению операции.

Как и ожидалось, местные правительственные чиновники, состоявшие на содержании Призрака, сопротивлялись изо всех сил. Те, кто был близок с китайцами, тоже получили от хозяев указания и сражались вовсю. Но, как предложил на конференции Мартин, они с Сэндекером так расписали потенциальную катастрофу и возможные людские потери на расстоянии мили от озера, что перепугали руководителей страны до полусмерти. Возникла паника, и никакая оппозиция не смогла ей противостоять.

Генерал Стэк в тесном контакте с генералом Хуаном Морега, главой вооруженных сил Никарагуа, подготовил все необходимое для спасательной операции. Как только разрешение было получено, он начал действовать. Все суда на озере получили приказ эвакуировать обитателей тех городков и деревень, сухопутных дорог к которым просто не существовало. Остальных, тех, что на возвышенности, доставляли грузовиками и вертолетами армии США. Одновременно был подготовлен отряд спецназа, который должен был атаковать исследовательский комплекс «Одиссея».

Никто не сомневался, что служба охраны «Одиссея» окажет сопротивление, стремясь сохранить в тайне свой проект и ученых, которых корпорация незаконно удерживала на территории комплекса. Существовали серьезные опасения, что Призрак может уничтожить ученых и избавиться от их тел, не оставив даже следов их существования. Генерал Стэк высказывал сочувствие по этому поводу, но возможная потеря тысяч жизней и триллионов долларов, крушение экономик многих стран и целых континентов перевешивало двадцать или тридцать жизней. Он отдал приказ как можно скорее эвакуировать комплекс и его работников, включая и ученых, – если, конечно, они там окажутся.

Он отдал Питта под команду подполковника Бонапарта Нэша, которого близко знавшие его называли Бонн. Подполковник служил в военно-морской разведке. Он встретил Питта и Джордино на временной базе вертолетной спасательной службы на западном берегу озера в маленьком городке Сан-Хорхе. У него были коротко стриженные светлые волосы и мускулистое от постоянных упражнений тело. Дружелюбные голубые глаза на круглом мягком лице смотрели сурово и выдавали скрытый от невнимательного взгляда жесткий внутренний стержень.

– Очень рад познакомиться с вами, мистер Питт, мистер Джордино. Мне сообщили о вашей квалификации как работников НУМА. Очень впечатляет. Уверен, что вы сможете проводить меня и моих людей к зданию, где держат в заключении ученых.

– Сможем, – заверил его Питт.

– Но, насколько я понял, вы были там всего один раз.

– Если мы сумели отыскать его ночью, – недовольно пробурчал Джордино, – то днем тоже как-нибудь отыщем.

Нэш разложил на маленьком столике крупномасштабный спутниковый снимок комплекса:

– У меня пять вертолетов «Чинук СН-47» вместимостью по тридцать человек каждый. Я планирую посадить один возле аэропорта, второй – у причалов, третий – возле здания, где, по вашим словам, размещается штаб-квартира службы безопасности, а четвертый – в парке между складами. Вы двое полетите вместе со мной на пятом вертолете и позаботитесь о том, чтобы мы нашли нужное здание – то, где держат ученых.

– Если позволите, я хотел бы высказать предложение, – вставил Питт. Он вытащил из нагрудного кармана своей цветастой рубашки ручку и постучал ее концом по зданию рядом с засаженной пальмами улицей. – Вот это – здание главного управления комплекса. Вы могли бы сесть на крыше и захватить высших администраторов «Одиссея», прежде чем они успеют убраться на собственном вертолете.

– Откуда вам все это известно? – задумчиво поинтересовался Нэш.

– Шесть дней назад, убегая из комплекса, мы с Алом угнали с крыши вертолет.

– В здании по крайней мере десять охранников, с которыми вашим людям придется иметь дело, – вставил Джордино.

Нэш поглядел на них с возрастающим уважением. Видно было, что он все еще не до конца убежден, что всему сказанному этими людьми можно верить.

– Охранники были там, когда вы совершили побег?

Питт заметил сомнения Нэша.

– Да, их было четверо.

Джордино и на этот раз не смог промолчать:

– Мы одолели их с легкостью, для нас это пустяки.

– Мне сказали, парни, что вы морские инженеры, – в недоумении пробормотал Нэш.

– И это тоже, – бойко отозвался Джордино.

– О'кей, если вы так говорите. – Смущенный Нэш слегка мотнул головой. – Так. Значит, я не могу выдать вам никакого оружия. Вы летите со мной в качестве проводников. В драку не ввязывайтесь, оставьте это мне и моим людям.

Питт и Джордино переглянулись с веселыми искорками в глазах. Их автоматические пистолеты – сорок пятый калибр у Питта и пятидесятый у Джордино – были заткнуты сзади под брючные ремни и скрыты под свободными тропическими рубахами.

– Если попадем в переделку, – заметил Джордино, – будем отбиваться камнями, пока ваши люди нас не выручат.

Нэш чувствовал, что эти два острослова ему, пожалуй, не нравятся. Он поднял руку и посмотрел на часы.

– Вылет через десять минут. Вы летите со мной. После приземления указываете нам нужное здание. Смотрите не перепутайте. После приземления у нас не будет лишних минут на поиски и выяснение обстановки, если мы хотим спасти заложников, прежде чем их прикончат охранники «Одиссея».

Питт кивнул:

– Да, все правильно.

Точно через десять минут они с Джордино сидели пристегнувшись в креслах в салоне большого транспортного вертолета «Чинук» вместе с подполковником Нэшем. Кроме них там было три десятка крупных молчаливых мужчин в камуфляже и бронежилетах со здоровенными автоматическими винтовками, как будто позаимствованными из какого-то фантастического фильма, и самыми разнообразными ракетными установками.

– Крутые ребята, – одобрительно прокомментировал Джордино.

– Я рад, что они на нашей стороне, – согласился Питт.

Пилот поднял вертолет в воздух и направил его через пляж в сторону озера. До исследовательского комплекса «Одиссея» нужно было проделать над озером всего пятнадцать миль. Успех всей операции должен был определить фактор внезапности. План подполковника Нэша сводился к тому, чтобы нейтрализовать охранников, вывезти заложников и затем эвакуировать несколько сотен остальных рабочих на всевозможных лодках. Лодки уже были в пути; они направлялись к острову от всех прибрежных населенных пунктов. Как только последний человек будет эвакуирован с острова и окажется на возвышенности, Нэш должен будет подать сигнал пилоту бомбардировщика «В-52». Самолет, который в данный момент описывал круги на высоте шестидесяти тысяч футов, должен будет в свою очередь сбросить мощную, проникающую в грунт ударную бомбу в основание вулканического склона. Согласно расчетам, взрыв должен был вызвать обрушение всего вулканического склона целиком, он должен был разрушить тоннели и снести в озеро исследовательский центр.

Питту показалось, что они едва успели взлететь, как вертолет завис в воздухе на несколько секунд и плавно опустился на землю. Нэш и его люди стремительно выпрыгнули из вертолета и уже приказывали охранникам у запертых ворот корпуса бросить оружие.

Остальные четыре вертолета тоже приземлились. Кое-где охранники, не подозревавшие, что имеют дело с элитными силами, встретили их выстрелами. Убедившись в своей ошибке и поняв, что сопротивление бесполезно, они поторопились сдаться, спеша побыстрее бросить оружие и поднять руки. Их нанимали для охраны предприятия, а не для войны со спецназом, и никто из них не хотел погибнуть.

Питт сразу же бросился к воротам и ворвался в двери корпуса раньше Нэша и его людей. Джордино не отставал. Охранники внутри, конечно, слышали выстрелы кое-где на территории комплекса, и тем не менее они были поражены, когда увидели перед собой дула двух очень больших автоматических пистолетов и поняли наконец, что происходит. Они застыли даже не от удивления, а скорее от страха.

Нэш тоже удивился при виде оружия в руках Питта и Джордино. Он не просто удивился, он пришел в ярость.

– Дайте сюда ваши пистолеты! – скомандовал он.

Питт и Джордино не обратили на него внимания. Они бросились вдоль коридора, пинками распахивая двери в комнаты. Первая, вторая, третья, четвертая – все были пусты. Питт метнулся обратно к охранникам, которых люди Нэша уже выводили из здания. Он схватил ближайшего охранника за шиворот и с силой вжал ему дуло пистолета прямо в нос.

– Английский!

– Нет, сеньор.

– Donde estan los cientificos?

Глаза охранника расширились. Он скосил их и попытался сфокусировать на дуле пистолета и собственном носу.

– Ellos fueron tornados lejos a la darsena у colocados en el transbordador.

– Что происходит? – требовательно спросил Нэш. – Где заложники?

Из носа охранника потекла кровь, и Питт убрал от его лица дуло пистолета.

– Я спросил у него, где ученые. Он сказал, что их отвели на пристань и посадили на паром.

– Похоже, они собираются вывести паром в озеро и там затопить его вместе с людьми на борту, – мрачно сказал Джордино.

Питт поглядел на Нэша:

– Нам потребуются ваши люди и вертолет. Мы полетим за ними, пока люди «Одиссея» не успели затопить паром.

Нэш отрицательно покачал головой:

– Извините, так не пойдет. Мой приказ – обеспечить безопасность базы и эвакуировать персонал. У меня нет ни лишних людей, ни лишнего вертолета.

– Но эти люди имеют огромное значение для наших национальных интересов, – попытался возразить Питт. – Они владеют ключом к технологии производства топливных элементов.

Лицо Нэша было твердым как камень.

– У меня приказ.

– Тогда одолжите нам гранатомет, и мы сами разберемся с паромом.

– Вы прекрасно знаете, что я не имею права выдавать оружие гражданским лицам.

– Вы нам здорово помогли, – резко сказал Джордино. – Но у нас нет времени, и мы не можем разбазаривать его на пререкания с тупым солдафоном. – Джордино кивнул в сторону электромобильчика, такого же, как тот, на котором они несколькими днями раньше ездили по тоннелю. – Если мы не успеем остановить их на причале, может, захватим один из патрульных катеров «Одиссея».

Питт бросил на Нэша взгляд, полный презрения, и побежал вслед за Джордино к электромобилю. Восемь минут спустя Джордино, сидевший за рулем, выехал на пристань. Лицо Питта мучительно исказилось – старый паром уже выходил в озеро, а вслед за ним шел патрульный катер.

– Слишком поздно, – простонал Джордино. – Они прихватили патрульный катер, чтобы забрать с парома охранников, после того как те вышибут дно этой старой калоши.

Питт перебежал на противоположную сторону причала и заметил, что всего в двадцати ярдах впереди к сваям привязана небольшая лодка с подвесным мотором.

– Давай сюда, «леденцовый кораблик» ждет нас! – Он сорвался с места и рванул к лодке.

Это был восемнадцатифутовый «бостонский китобой» со 150-сильным двигателем «меркурий». Пока Питт заводил мотор, Джордино успел отвязать причальные концы. Он едва успел сбросить их на причал, как Питт дал двигателю полный газ. Маленький «китобой» подпрыгнул над водой, как будто получив пинок в корму, и полетел вслед за паромом и патрульным катером.

– Что мы будем делать, когда догоним их?! – поинтересовался Джордино, пытаясь перекричать рев мотора.

– Когда придет время, я что-нибудь придумаю! – прокричал Питт в ответ.

Джордино измерил взглядом стремительно уменьшающееся расстояние между судами:

– Тебе лучше поторопиться. У них автоматы против наших пукалок, а у патрульного катера на носу видна очень неприятная пушка.

– Оцени идею, – проговорил Питт все так же громко. – Я собираюсь описать дугу и подойти к парому так, чтобы он оказался между нами и патрульным катером. Тогда они не смогут открыть огонь. Мы причалим к парому и запрыгнем на борт.

– Мне приходилось выслушивать и худшие планы, – мрачно отозвался Джордино, – но, пожалуй, не последние десять лет.

– Похоже, на верхней палубе парома рядом с рулевой рубкой то ли два, то ли три охранника. Возьми мой кольт и изобрази из себя десперадо с двумя стволами. Если ты сумеешь как следует напугать их, они, может быть, поднимут руки и сдадутся.

– На их месте я не стал бы дожидаться этого, затаив дыхание.

Питт крутанул штурвал и повел «китобой» по широкой дуге, стараясь спрятаться за паромом, пока экипаж патрульного катера не успел навести на них свою пушку. Лодка подпрыгнула на небольшой ходовой волне парома и плюхнулась во впадину. Над их головами пронеслась автоматная очередь. Джордино в ответ принялся нажимать спусковые крючки обоих пистолетов так быстро, как только мог. Град пуль застал охранников врасплох. Один из них упал на палубу с пробитой ногой. Другой завертелся, схватившись за плечо, а третий бросил оружие и поднял руки.

– Смотри! – сказал Питт, – Я же тебе говорил.

– Ну да, после того как я вывел двоих из строя.

В двадцати ярдах от парома Питт убавил газ и слегка повернул руль вправо. Одним привычным движением, наработанным годами практики, он поставил лодку к борту парома практически без удара. Джордино первым вскочил на борт и уже разоружал охранников, когда Питт тоже запрыгнул на палубу.

– Я вставил полную обойму. – Джордино бросил Питту свой пистолет: – Держи!

Питт подхватил пистолет, спрыгнул в открытый люк и стремительно скользнул вниз по трапу. Он не успел даже встать на нижнюю палубу в каком-то коридоре, как из машинного отделения донесся глухой гул. Паром содрогнулся. Один из охранников привел в действие детонаторы, и в результате взрыва в днище парома образовалась дыра. Питта сшибло с ног, но он тут же вскочил и побежал по центральному коридору, на ходу распахивая двери пинками.

– Выходите, выходите быстрее! – кричал он перепуганным ученым, которые были заперты в каютах. – Судно сейчас затонет!

Питт принялся сгонять всех к трапу, ведущему на палубу. Остановив на мгновение седого мужчину с бородой, он спросил:

– Еще кто-нибудь есть?

– Они заперли несколько человек в кладовой в конце коридора.

Ученый не успел закончить фразу, а Питт уже рванулся к двери кладовой. Под ногами хлюпала вода. Дверь кладовой оказалась слишком крепкой, чтобы ее можно было вышибить пинком.

– Отойдите от двери! – заорал он, затем навел на замок пистолет Джордино и выстрелил. Массивная пуля разнесла защелку, и Питт смог выбить дверь плечом. Внутри оказалось десять человек: шесть мужчин и четыре женщины. Все пораженно молчали. – Наверх, быстрее! Необходимо покинуть судно, пока оно не затонуло!

Питт вытолкал последнего из ученых вверх по трапу на палубу парома и собирался сам последовать за ними, как вдруг второй, более сильный, взрыв швырнул его назад на переборку. От удара он задохнулся и долго не мог вздохнуть. На затылке быстро надулась здоровенная шишка. Затем он просто отключился на пару минут. Придя в себя, обнаружил, что сидит на полу, причем вода уже поднялась до груди. Он с трудом заставил себя подняться и начал карабкаться по трапу наверх. Ему приходилось отдыхать на каждой ступеньке.

До момента, когда паром должен был пойти на дно озера, оставалось меньше минуты. Вместе с журчанием и плеском поднимающейся воды Питт услышал странный глухой шум. Что с людьми, которых он спас и выгнал на палубу? Они что, утонули? Или их перестреляли с патрульного катера, как кроликов в клетке? Что с Алом? Смог ли он помочь уцелевшим? Все еще не опомнившись окончательно после столкновения с переборкой, Питт собрал остатки сил и высунулся наконец из люка на палубу.

Корма парома опустилась уже к самой воде, волны накатывали на палубу и захлестывали открытый люк. Непонятный звук стал громче. Питт поднял голову и увидел Джордино, болтающегося в петле. В первый момент Питту показалось, что его напарник висит между небом и землей без всякой поддержки, но затем он увидел вертолет. Слава богу, Нэш передумал, промелькнуло в затуманенной голове Питта.

Он обхватил Джордино за пояс. Одновременно тот сильными мускулистыми руками подхватил Питта под руки. Паром выскользнул из-под его ног и затонул практически в тот момент, когда Питта и Джордино втащили в салон вертолета.

– Что с учеными? – задыхаясь, спросил Питт у Джордино. В воде никого не было видно.

– Всех подняли на борт вертолета, – ответил Джордино, стараясь перекричать шум ветра и грохот вертолетного винта. – Когда появился Нэш со своей командой, охранники поняли, что дело худо, и смотались на патрульном катере.

– С острова всех вывезли? – спросил Питт у Нэша, когда тот подошел и опустился рядом с ним на колени.

– Мы эвакуировали даже бродячих кошек и собак, – сказал Нэш с довольной улыбкой. – Закончили операцию раньше срока и полетели за вами. Когда вы не появились вместе с остальными, мы решили, что вам конец, – все, кроме Ала. Прежде чем я успел остановить его, он снова спустился на веревке к самой палубе парома. Только тогда мы заметили вас в проеме люка.

– Мне повезло, что вы появились вовремя.

– Сколько еще до конца? – спросил Джордино.

– Как только мы доставили всех с Ометепе на материк, их грузовиками и автобусами вывезли на возвышенности. Туда же доставили всех, кто проживает на расстоянии двух миль от озера. – Нэш замолчал на мгновение, чтобы посмотреть на часы. – По моей оценке, нужно еще тридцать пять минут, чтобы все были в безопасности. Когда мне сообщат, что все готово, я дам команду пилоту на сброс бомбы.

– Не встретила ли ваша команда сопротивления со стороны небольшой армии женщин в форме? – поинтересовался Питт.

Нэш странно взглянул на него и ухмыльнулся:

– В комбинезонах забавных расцветок?

– Бледно-лиловых и зеленых?

– Они сражались как амазонки, – ответил Нэш с не прошедшим еще изумлением. – Мои люди сначала не хотели отвечать огнем на огонь женщин, и трое из них получили ранения. Выбора не оставалось, пришлось стрелять на поражение.

Вертолет пролетал над территорией комплекса, и Джордино поглядел вниз, на здание центрального управления. Окна в здании зияли выбитыми стеклами, с десятого этажа потихоньку тянулся дымок.

– Сколько их вы положили?

– Мы насчитали по крайней мере девять тел, – Нэш, казалось, был сильно озадачен. – Большинство из них были высший класс, настоящие красавицы. Мои люди очень тяжело это восприняли. Не сомневаюсь, что у некоторых по возвращении домой возникнут психологические проблемы. Их не учили стрелять в гражданских женщин.

– На одной из них случайно не было золотистого комбинезона? – спросил Питт.

Нэш мгновение подумал, затем покачал головой.

– Нет, я не видел никого, кто подходил бы под это описание. – Он немного помолчал. – Волосы у нее были рыжие?

– Да, она была рыжая.

– Как и все погибшие. У всех рыжие волосы одного и того же оттенка. Они сражались как безумные фанатички. Невероятно!

Вертолет завис над островом. Практически ровно через тридцать пять минут Нэш получил сообщение о том, что эвакуация благополучно завершена. Без малейших колебаний он дал экипажу «В-52» разрешение на бомбардировку.

Бомбардировщик находится на такой высоте, что увидеть его или заметить летящую бомбу было невозможно. Никто не увидел и того, как бомба ударила в склон вулкана чуть выше исследовательского комплекса и прошла вниз, глубоко под поверхность земли. Через несколько секунд со склона горы Консепсьон донеслось глухое громыхание. Взрыв бомбы больше напоминал сильный, но глухой удар, чем тот резкий звук, который возникает при взрыве на поверхности земли. Вскоре после удара раздался новый звук, похожий на долгий раскат грома. Склон вулкана потерял сцепление с основанием конуса и пополз вниз, набирая скорость, пока не разогнался до восьмидесяти миль в час.

С воздуха картина выглядела так, как будто весь исследовательский комплекс, вместе с домами, причалами и аэропортом, соскользнул в озеро, как чудовищная монета, брошенная великаньей рукой. В воздух поднялись тучи обломков и пыли, а на озере образовалась гигантская волна высотой больше двухсот футов. Затем гребень волны наклонился, и она с жуткой скоростью понеслась через озеро. Волна обрушилась на берега, затопила и разрушила все, что встретила на пути. Только после этого вода будто нехотя отступила и вернулась обратно в озеро.

За время, которое требуется, чтобы перевернуть в книге две страницы, с лица земли была стерта созданная Призраком империя «Одиссей» и ее гигантский исследовательский центр вместе с женщинами-руководителями и тоннелями, которые были полностью разрушены.

Южное Экваториальное течение уже никто не повернет в Атлантический океан. Гольфстрим будет продолжать течь так, как делает это вот уже миллион лет. В Европе и Северной Америке не будет сибирских морозов до следующего ледникового периода.

45

Непроницаемая черная пелена в голове начала перемежаться ярким белым свечением. Колючие звезды, до предела заполнившие голову, побледнели и почти все исчезли. К Дирку медленно возвращалось сознание. Ему было холодно от сырости. Боль внутри головы – целое море боли – не позволяла ему полностью прийти в себя. Дирк с трудом приподнялся на локтях и огляделся.

Он обнаружил, что находится в крошечной прямоугольной комнатке, не больше чем пять футов на три. Потолок, пол и три стены комнатки были бетонными. Место четвертой стены занимала ржавая железная дверь. Ручки на ней с внутренней стороны не было. В потолке камеры было проделано крошечное окошко, не больше тарелки для пирога. Тусклый свет, проникавший через него, едва освещал крошечный серый мирок Дирка. В камере не было ни лавки, ни одеяла, только дыра в полу в качестве канализации.

Дирк никогда в жизни не испытывал похмелья, которое могло хотя бы отдаленно сравниться с этой пульсирующей болью внутри головы. Повыше левого уха он нащупал большую шишку размером, как ему показалось, с компьютерную мышь. Чтобы подняться на ноги, ему потребовались серьезные усилия. Просто из любопытства он попытался толкнуть дверь. С тем же успехом он мог попробовать повалить дуб ударом кулака. Спать на палубе яхты он ложился в трусах и футболке. Сейчас же, опустив глаза, он увидел, что трусы и футболка исчезли, а вместо них на нем надет белый шелковый халат. В данной обстановке халат выглядел настолько неуместно, что Дирк не смог даже предположить, что может означать такое переодевание.

Затем его мысли обратились к Саммер. Что с ней? Где она? Последнее, что он сумел вспомнить, как лежал на палубе и наблюдал восход половинки луны над морем, а потом заснул. Головная боль начала чуть-чуть стихать. Дирк наконец сообразил, что кто-то, должно быть, оглушил его ударом по голове, а затем перенес на берег и поместил в эту камеру. Но как же Саммер? Что произошло с ней? В сознание Дирка начало потихоньку просачиваться отчаяние. Положение казалось безнадежным. Запертый в этой бетонной коробке, он ничего не мог сделать. Побег казался невозможным.

Ближе к вечеру Дирк услышал снаружи какие-то звуки. Щелкнул ключ в замке, и дверь распахнулась наружу. В проеме двери обнаружилась голубоглазая блондинка в зеленом комбинезоне с большим автоматическим пистолетом в руке. Дуло пистолета смотрело прямо в грудь Дирку.

– Ты пойдешь со мной, – негромко сказала она без малейших признаков суровости в голосе.

В других обстоятельствах она могла бы показаться Дирку весьма красивой, но сейчас выглядела в его глазах отвратительной, как ведьма Бастинда из детской сказки.

– Куда? – спросил он.

Она, не отвечая, подтолкнула его в спину дулом пистолета. Дирка провели по длинному коридору мимо нескольких железных дверей. Можно было только гадать, не сидит ли за одной из этих дверей Саммер. В конце коридора обнаружилась лестница, и Дирк начал подниматься, не дожидаясь дополнительного приказа. Поднявшись, они прошли в дверь и оказались в холле с полом из мраморных плит и стенами, выложенными миллионами кусочков мозаичной золотой плитки. Кресла в холле были обтянуты бледно-лиловой крашеной кожей, а столы инкрустированы бледно-лиловым тонированным деревом. В целом обстановка показалась Дирку безвкусной и кричаще роскошной.

Охранница провела Дирка к громадной паре чуть ли не сплошь позолоченных дверей, постучала и отступила в сторону. Двери открылись. Охранница жестом велела Дирку войти.

Дирк вошел и был поражен открывшимся ему зрелищем. За длинным столом для совещаний, вырезанным из громадной глыбы красного коралла, сидели четыре красивые рыжеволосые женщины с распущенными волосами в бледно-лиловых и золотистых одеяниях. Саммер тоже сидела за столом, но одеяние на ней было белым. Дирк метнулся к ней и обхватил за плечи:

– С тобой все в порядке?

Она медленно повернулась и поглядела на него снизу вверх, как будто в трансе:

– В порядке? Да, со мной все в порядке.

Дирк сразу увидел, что она чем-то сильно одурманена.

– Что они с тобой сделали?

– Пожалуйста, сядьте, мистер Питт, – приказала женщина в золотом одеянии, сидевшая во главе стола. В голосе ее, негромком и музыкальном, безошибочно слышалась властная нотка.

Дирк почувствовал позади себя какое-то движение. Приведшая его охранница вышла из зала и закрыла за собой дверь. На мгновение он подумал, что, несмотря на численное превосходство женщин, он мог бы на какое-то время вывести их из строя и бежать вместе с Саммер. Однако он тут же отбросил эту мысль. Он понял, что Саммер одурманена настолько сильно, что никуда бежать не сможет. Он медленно потянул к себе стул на противоположном конце стола и сел.

– Могу я поинтересоваться вашими намерениями в отношении меня и моей сестры?

– Можете, – ответила женщина, которая, очевидно, была здесь главной. Затем она перестала обращать на Дирка внимание и повернулась к женщине справа: – Ты обыскала их лодку?

– Да, Эпона. Мы нашли подводное снаряжение и аппаратуру для подводного поиска.

– Прошу прощения за невольное вторжение, – сказал Дирк, – но мы думали, что на острове никого нет.

Эпона уставилась на него жестким взглядом холодных глаз:

– У нас свои методы борьбы с браконьерами.

– Мы здесь в археологической экспедиции, ищем обломки древних кораблей. Ничего больше.

Она посмотрела на Саммер, затем вновь перевела взгляд на Дирка.

– Мы знаем, что вы искали. Твоя сестра с радостью рассказала нам все, что знает.

– После того как вы накачали ее наркотиками, – сказал Дирк. Он едва удержался, чтобы не броситься через стол и не напасть на женщину.

Она будто читала его мысли:

– Даже не думайте о сопротивлении, мистер Питт. При необходимости мои охранники будут здесь через мгновение.

Усилием воли Дирк заставил себя расслабиться и изобразить безразличие.

– Так что именно Саммер вам рассказала?

– Что вы с ней работаете на Национальное подводное и морское агентство и находитесь здесь в поисках погибшей флотилии Одиссея. Той самой, которую, по словам Гомера, потопили лестригоны.

– Вы читали Гомера?

– Я знаю и почитаю Гомера-кельта, но не Гомера-грека.

– Значит, вам известна подлинная история Трои и путешествия Одиссея через океан.

– Это причина, по которой мы с сестрами здесь находимся. Десять лет назад, после долгих исследований, мы пришли к выводу, что с троянцами воевали не греки, а кельты, и не ради прекрасных глаз Елены, а за обладание корнуоллскими залежами олова, необходимого для производства бронзы. Как и вы, мы проследили путь Одиссея через Атлантику. Вам, вероятно, будет интересно узнать, что его корабли были уничтожены не гигантскими обломками скал, которые швыряли с острова лестригоны, а ураганом.

– А сокровища с погибших судов?

– Мы обнаружили их восемь лет назад и использовали для строительства финансовой империи «Одиссей».

Дирк сидел неподвижно и внешне спокойно, но руки его под столом дрожали. В мозгу как будто мигал красный предупредительный огонек. Возможно, эти женщины оставят в живых Саммер, но ему, скорее всего, не позволят увидеть даже ближайший рассвет.

– Могу я спросить, из чего состояли эти сокровища?

Эпона пожала плечами:

– Не вижу причин скрывать результаты наших исследований. Здесь нет никакой загадки. Наши поисковые группы достали со дна две с лишним тонны золотых предметов, блюд, скульптур и других декоративных кельтских изделий. Кельты были мастера работать с металлом. Все это, вместе с тысячами других древних артефактов, мы распродали по всему миру. Всего выручили чуть больше семисот миллионов долларов.

– Но разве вы не рисковали при этом? – спросил Дирк. – Французы, владеющие Гваделупой, греки и другие европейские страны, где когда-то правили кельты? Разве они не вмещались и не потребовали вернуть сокровища?

– Все хранилось в глубокой тайне. Все те, кто покупал у нас артефакты, хотели остаться неизвестными, все денежные операции и операции с золотом проводились очень осторожно. Золото, например, помешали в депозитарии в Китае.

– А как же поисковые операции и ныряльщики, которые всем этим занимались? Они рассчитывали получить свою долю добычи, и заставить их молчать было бы очень непросто.

– Они ничего не получили, – ответила Эпона с насмешливой интонацией, – и тайна умерла вместе с ними.

Ее намек не прошел мимо внимания Дирка.

– Вы их убили? – Это прозвучало в его устах скорее как утверждение, чем как вопрос.

– Давайте просто скажем, что они присоединились к погибшим морякам Одиссея. – Она немного поколебалась, а затем загадочно улыбнулась: – Никто из тех, кто когда-либо попадал на этот остров, не остался в живых и не смог рассказать об этом. Это относится даже к туристам, случайно бросившим якорь в бухте, и к обычным рыбакам, проявившим излишнее любопытство. Они не смогли никому рассказать о том, что увидели здесь.

– До сих пор я не видел ничего, из-за чего стоило бы умирать.

– И не увидите.

Дирк ощутил мгновенное беспокойство.

– Но зачем такая дьявольская жестокость? Зачем убивать невинных людей? Откуда вы взялись и чего надеетесь добиться? Вы же безумны!

На этот раз в голосе Эпоны прозвучал легкий гнев:

– Вы совершенно правы, мистер Питт. В каком-то смысле мы с сестрами безумны. Мы антисоциальные личности. Мы живем и действуем, не руководствуясь обычными человеческими чувствами. Именно поэтому нам удалось всего за несколько коротких лет зайти так далеко и добиться очень многого. В скором времени именно антисоциальные личности будут править миром. Они не одержимы моралью, этика не оказывает на них влияния и не сдерживает их. При полном отсутствии сомнений и сантиментов проще добиться своей цели. Они гениальны, а все остальное не имеет значения. Да, мистер Питт, я антисоциальная личность, и все остальные члены нашего сообщества сестер-богинь – тоже.

– Сообщество сестер-богинь, – очень медленно повторил за ней Дирк, подчеркивая каждое слово. – Значит, вы возвеличили себя до божественного положения. Быть просто смертными для вас уже недостаточно.

– Все великие вожди прошлого были антисоциальными личностями, и некоторые из них очень близко подошли к тому, чтобы править миром.

– Гитлер, Сталин, Аттила, Наполеон, да? Психбольницы переполнены людьми, которые мечтают быть великими.

– Они все потерпели неудачу, потому что переоценили свои силы. Мы не собираемся повторять их ошибок.

Дирк оглядел стол и сидевших за ним красавиц. Для него не осталось незамеченным, что оттенок рыжих волос его сестры в точности соответствовал оттенку остальных волос.

– Несмотря на одинаковый цвет волос, вы не можете все быть кровными сестрами.

– Нет, на самом деле мы не родственницы.

– Когда вы произносите «мы», кого вы включаете в это понятие?

– Женщин сообщества. Мы, мистер Питт, принадлежим к религии друидов. Мы исповедуем давно утраченное учение кельтских друидов, которое много столетий передавалось из поколения в поколение.

– Древние друиды – больше миф, чем реальность.

В уголках губ Эпоны промелькнуло раздражение.

– Они существовали в течение пяти тысяч лет.

– Это всего лишь легенда. Первые записи об их религии и обрядах были сделаны всего за тысячу лет до Христа.

– Да, записей не существует, но их знания и магические предметы передавались от человека к человеку на протяжении сотен поколений. Друиды впервые появились в древних кельтских племенах. Они собирались по ночам вокруг лагерных костров и дарили своим людям мечту о счастье среди повседневного тяжелого труда ради выживания. Именно тогда зародились их мистицизм, философия и понимание мира. Им дано было создать религию, которая принесла в кельтский мир вдохновение и свет. Друиды были лекарями, магами, провидцами, мистиками, советниками. Но еще – и это, пожалуй, важнее всего остального, – они стали учителями и разбудили в своих соплеменниках жажду познания. Именно благодаря им в Западном мире стали появляться люди с более высоким интеллектом. Чтобы стать друидом, молодые мужчины и женщины учились лет по двадцать, пока не приобретали энциклопедических знаний. Грек Диоген писал, что друиды были мудрейшими философами в мире. Среди друидов было много женщин, которые становились богинями. Им поклонялись по всему кельтскому миру.

Дирк пожал плечами:

– Друидизм был жалкой иллюзией. Мало того, он нес в мир зло. В древности друиды совершали человеческие жертвоприношения, а вы теперь убиваете людей и продолжаете заниматься своими делами, как будто ничего не произошло, а людей этих просто не существовало на свете. Друидизм умер много сотен лет назад, и в наше время его невозможно принять.

– Как у большинства мужчин, у вас вместо мозга камень. Друидизм, несмотря на свое древнее происхождение, сегодня жив и так же важен, как пять тысяч лет назад. Вы не понимаете, мистер Питт, что мы сейчас переживаем возрождение. Поскольку мудрость друидизма не подвержена действию времени, поскольку он харизматичен и обладает духовностью, он возрождается сейчас по всему миру.

– И он по-прежнему предполагает человеческие жертвоприношения?

– Если обряд этого потребует.

Дирк почувствовал отвращение при мысли, что эти женщины могут на самом деле верить в необходимость жертвоприношения и принимать в них участие, да еще и оправдывать таким образом убийство. Он начал понимать, что если он не сумеет взять Саммер и бежать с острова, та же судьба, по всей видимости, уготована и им. Он внимательно вгляделся в полированную поверхность стола, пытаясь сосредоточиться, и заметил длинный металлический стержень для штор. Из него может получиться хорошее оружие.

Эпона помолчала.

– Придерживаясь принципов друидизма, мы с сестрами сумели создать крупный бизнес в области недвижимости и строительства и распространить его по всему миру. В этих областях обычно главенствуют мужчины, но мы убедились, что вместе способны перехитрить их в любом деле. Да, мы построили империю, настолько могущественную, что очень скоро мы с помощью изобретенных нами топливных элементов будем контролировать экономику большей части западного мира.

– Изобретение можно со временем повторить. Никто, даже ваша империя, не сможет долго удерживать монополию. Есть множество других серьезных ученых, найдутся и деньги для исследований. Вашу модель не просто скопируют, а еще и улучшат.

Эпона заговорила ровным голосом:

– Они все остались на старте. Как только наш проект будет запущен и начнет работать, будет уже слишком поздно.

– Боюсь, что я не знаю, о чем идет речь. Какой проект?

– Ваши друзья из НУМА знают.

Дирк слушал ее только вполуха. Его очень занимал тот факт, что никто из остальных женщин, сидевших за столом, за все это время не произнес ни слова. Они сидели совершенно неподвижно, как статуи в музее восковых фигур. Он посмотрел повнимательнее, пытаясь понять, не одурманены ли они, но не заметил никаких признаков. Он начал понимать, что все они буквально околдованы Эпоной. Похоже было, что им как следует промыли мозги.

– Очевидно, они не посчитали нужным сообщить мне. Я ничего не знаю об этом проекте.

– Под моим руководством мистер Призрак... – Она немного помолчала. – Вы о нем знаете?

– Только то, о чем писали в газетах, – солгал Дирк. – Это какой-то богатый чудак вроде Говарда Хьюза.

– Кроме того, гений мистера Призрака стоит за успехом «Одиссея». Своими достижениями мы в значительной степени обязаны его высочайшему интеллекту.

– У меня сложилось впечатление, что мозгом предприятия являетесь вы.

– Мы с сестрами выполняем указания мистера Призрака.

Раздался стук в дверь, и вошла женщина в зеленом комбинезоне. Она обошла вокруг стола и, прежде чем выйти, вручила Эпоне клочок бумаги. Эпона прочла сообщение, и ее лицо изменилось. Вместо надменности и самоуверенности на нем появилось выражение абсолютного ужаса. Она выглядела так, как будто ее ударили, и невольно вскинула руку ко рту. Наконец, будто в полусне, она произнесла прерывистым голосом:

– Это из нашего офиса в Манагуа. Наш исследовательский центр на Ометепе разрушен при обрушении склона вулкана Консепсьон и тоннели вместе с ним.

Новость была встречена с изумлением и ужасом.

– Разрушен? Все разрушено? – не в состоянии поверить, медленно проговорила одна из женщин.

Эпона медленно кивнула:

– Информация достоверная. Наш комплекс сейчас находится на дне озера Никарагуа.

– И что, все погибли? – спросила другая женщина. – Никто не уцелел?

– Все рабочие были спасены флотилией лодок, собранных со всего озера, и вертолетами спецназа Соединенных Штатов, атаковавшего управление комплекса. Все наши сестры, героически защищавшие здание управления, убиты.

Эпона поднялась и двинулась вдоль стола. Она взяла Саммер под руку и заставила ее подняться на ноги. Затем они, спотыкаясь, направились к двери. Обе, казалось, шли в полусне, только одна видела обычный сон, а другая – кошмар. Возле двери Эпона повернулась, ее красные губы раздвинулись в злобной усмешке. Она чуть наклонила голову в сторону Дирка:

– Настают последние часы вашего пребывания на этой земле, мистер Питт.

Дирк вскочил, опрокинув стул, и двинулся к Эпоне с жаждой убийства в глазах. В ту же секунду дверь отворилась, и появившаяся охранница приставила дуло пистолета к его виску. Он застыл, кипя от бессильной ярости.

– И попрощайтесь с сестрой. Вы больше никогда не сможете насладиться ее обществом.

Затем Эпона положила руку на плечи Саммер и вывела ее из комнаты.

46

Солнце жарило и без того раскаченный асфальт возле терминала для частных самолетов в международном аэропорту Манагуа. Питт и Джордино стояли под крышей портика и наблюдали, как садится реактивный «ситейшн» НУМА. Пилот остановил самолет у противоположного конца поля, развернулся и подрулил к терминалу. Как только самолет остановился, дверь распахнулась и на землю ступил Руди Ганн.

– О нет! – простонал Джордино. – Нюхом чую, что-то тут не так. Мы не летим домой.

Вместо того чтобы подойти, Ганн помахал Питту и Джордино, чтобы они шли к самолету. Когда они приблизились, он встретил их словами:

– Поднимайтесь быстрее на борт, нельзя терять времени.

Питт и Джордино без лишних слов закинули свои баулы в багажный отсек. Едва они уселись в кресла и пристегнули ремни, как двигатели лайнера взревели, он начал разгон и тут же поднялся в воздух.

– Только не говори мне, – сухо проговорил Джордино, – что мы должны провести в Никарагуа целую вечность.

– Почему такая спешка? – спросил у Ганна и Питт.

– Дирк и Саммер пропали, – сказал Ганн без всякого вступления.

– Пропали... – повторил Питт, и глаза его блеснули тревогой. – Где?

– В Гваделупе. Адмирал направил их на один из мелких островков искать останки флотилии Одиссея, которая вроде бы была уничтожена там во время плавания из Трои.

– Продолжай.

– Сегодня ночью позвонил мистер Шарль Моро, наш представитель в этой части Карибского моря, и сказал, что с твоими детьми оборвалась всякая связь. Он много раз пытался связаться с ними, но безрезультатно.

– В тех местах был шторм?

Ганн покачал головой:

– Погода там стоит идеальная. Моро арендовал самолет и облетел остров Бранвин, куда направлялись Дирк и Саммер. Их яхта исчезла. Он не заметил никаких признаков присутствия ребят ни на самом острове, ни рядом с ним.

Питту показалось, что грудь сдавило чем-то страшно тяжелым. Сознание отказывалось принимать всерьез жуткую возможность того, что его дети, возможно, пострадали или даже погибли. Какое-то мгновение он не мог поверить, что с ними что-то случилось. Но, посмотрев в глаза немногословного, как обычно, Джордино, он увидел в его взгляде глубокую озабоченность и сочувствие.

– Мы сейчас направляемся туда, – сказал Питт, констатируя факт.

Ганн кивнул:

– Мы приземлимся в аэропорту Гваделупы. Моро обо всем договорился. Там ждет вертолет, который сразу же доставит нас непосредственно на Бранвин.

– Какие есть предположения? Что могло с ними случиться? – спросил Джордино.

– Нам известно только то, что сообщил Моро.

– А что сам остров? Там кто-нибудь живет? Есть рыбацкая деревенька?

Лицо Ганна приобрело серьезное, даже суровое выражение.

– Остров находится в частном владении.

– Кто хозяин?

– Женщина по имени Эпона Элиаде.

В опалово-зеленых глазах Питта вспыхнуло удивление.

– Эпона! Ну конечно, и здесь без нее не обошлось.

– Хайрем Йегер навел о ней справки, выяснил все, что только можно. Она входит в высшее руководство «Одиссея», о ней говорят как о правой руке Призрака. – Ганн остановился на мгновение и взглянул на Питта. – Ты ее знаешь?

– Я встретился с ней в тот раз, когда мы с Алом выручили Ловенхардтов и умыкнули Флидаис. Судя по тому, что я тогда видел и слышат, она действительно занимает высокое положение в иерархии «Одиссея». Насколько мне известно, она уцелела во время сражения в исследовательском центре.

– Очевидно, она успела выскользнуть из сети прежде, чем комплекс был уничтожен. Адмирал Сэндекер попросил ЦРУ проследить за ее передвижениями. Один из их агентов сообщил, что спутник засек ее личный самолет при заходе на посадку на аэродром острова Бранвин.

Питт с трудом сдерживал свой страх и не давал ему проявиться. Помолчав немного, он произнес с абсолютной уверенностью и непоколебимой убежденностью в голосе:

– Если по вине Эпоны пострадают Дирк или Саммер, ей не жить.

* * *

Когда самолет НУМА приземлился в Гваделупе и подрулил к частному ангару, сумерки успели уже превратиться в плотную тропическую темноту. Моро встретил лайнер у ангара вместе с группой наземного обслуживания. Он приветствовал Питта, Джордино и Ганна у трапа, представился и сразу же повел их к вертолету, ожидавшему всего в сотне футов.

– Старый добрый «джет-рейнджер» компании «Белл», – заметил Джордино, любуясь прекрасно отреставрированным старым вертолетом. – Давным-давно не видел ничего подобного.

– Обычно его используют туристы для осмотра достопримечательностей, – объяснил Моро. – За такое короткое время я не смог найти ничего лучшего.

– Нам он отлично подойдет, – сказал Питт.

Он швырнул свой цилиндрический баул внутрь, залез в вертолет и сразу же прошел в кокпит познакомиться и поговорить с пилотом. Это был мужчина немного за шестьдесят, налетавший за свою жизнь не одну тысячу часов на всевозможных воздушных судах двух десятков типов. В свое время Горди Шепард был старшим пилотом крупной авиакомпании. Когда же его жена умерла от рака, а самому ему пришло время уходить в отставку, он приехал в Гваделупу и подрядился несколько часов в неделю катать туристов над островами на вертолете. Его густые седые волосы прекрасно сочетались с черными глазами.

– Давненько я не выполнял этот маневр, – сказал Шепард, выслушав указания Питта. – Но, пожалуй, справлюсь.

– Если нет, – заметил Питт с натянутой улыбкой, – то мы с другом ударимся о воду с силой пушечного ядра.

Тем временем снаружи возле вертолета Ганн поблагодарил Моро и закрыл дверь. Лопасти винта начали медленно вращаться, все ускоряясь, и наконец пилот поднял машину в воздух.

Потребовалось меньше пятнадцати минут, чтобы преодолеть двадцать семь миль, отделяющие аэропорт Гваделупы от острова Бранвин. По просьбе Питта пилот, оказавшись над водой, выключил ходовые огни и дальше уже летел без света. Летать ночью над морем – все равно что сидеть с завязанными глазами в шкафу, дверь которого заклеена липкой лентой. Используя маяк Бранвина в качестве ориентира, пилот по прямой линии безошибочно вышел к южной оконечности острова.

За эти несколько минут сзади, в пассажирском отсеке, Питт и Джордино раскрыли баул и надели гидрокостюмы. Кроме гидрокостюмов они надели на ноги жесткие резиновые боты, и больше ничего. У них не было ни аквалангов, ни ласт, ни масок – только грузовые пояса для компенсации плавучести мокрых неопреновых костюмов. Единственным оборудованием, которое Питт взял с собой, был спутниковый телефон. Он был плотно пристегнут к животу Питта в маленьком водонепроницаемом футлярчике. Затем оба пловца перебрались в заднюю часть отсека и открыли грузовой люк.

Питт кивнул Ганну:

– О'кей, Руди, если нас потребуется срочно вытаскивать оттуда, я позвоню.

Ганн поднял руку со своим телефоном и ухмыльнулся:

– Я приклею эту штуку к ладони и не выпущу из руки, пока не получу сообщения, что тебя, Джордино и ребят пора эвакуировать с острова.

Питт был далек от того, чтобы полностью разделять оптимизм Ганна, и все же он был благодарен за проявление уверенности в успешном исходе событий. Он поднял телефонную трубку из вертикального кронштейна на переборке вертолета и сообщил пилоту:

– У нас все в норме.

– Будьте наготове, – скомандовал Шепард. – Через три минуты мы будем над бухтой. Вы уверены, что глубина там достаточная для того, чтобы нырять?

– Прыгать, – поправил его Питт. – Если вы ввели правильные GPS-координаты и остановитесь точно в нужном месте, то воды нам хватит, чтобы успеть затормозить и не шарахнуться о дно.

– Сделаю все, что смогу, – заверил их Шепард. – После этого мы с вашим другом мистером Ганном сделаем вид, что пролетаем здесь по пути к другому близлежащему острову. Отлетим, развернемся и будем ждать вашего сигнала, а потом прилетим и заберем вас.

– Все точно.

– Удачи вам, парни, – произнес Шепард в телефон, заканчивая переговоры с пассажирским отсеком. Затем выпрямился в кресле, устроился поудобнее и сосредоточился на предстоящем маневре.

В темноте остров казался необитаемым, на нем не было видно ни единого огонька, только свет маяка поверх металлической рамы. Питт еле-еле различал слабые и неопределенные очертания зданий и копию Стоунхенджа посередине острова на небольшой возвышенности. Да, маневр будет не из легких. Тем не менее Шепард казался совершенно невозмутимым. Примерно так выглядит гангстер в собственной ложе на дерби в Кентукки, когда знает, что лучшая лошадь вот-вот сойдет с дистанции, так как он хорошо заплатил ее жокею.

Шепард зашел на старом «джет-рейнджере» с моря и пролетел над проходом в рифах до бухты точно посередине фарватера. Питт и Джордино в заднем отсеке стояли у грузового люка в полной готовности. Вертолет шел на скорости примерно сто двадцать миль в час, когда Шепард приступил к выполнению маневра. Его руки на панели управления и ноги на педалях исполнили сложный танец, и вертолет резко встал на дыбы. На мгновение он завис в воздухе с наклоном на правый борт, давая Питту и Джордино возможность незамеченными спрыгнуть в темноту. Затем Шепард вновь рванул вертолет вперед и набрал скорость. Он заложил вираж, обогнул остров и ушел в сторону. Весь маневр от начала до конца был выполнен безукоризненно. Если кто-то на острове наблюдал за машиной, он вряд ли вообще заметил, что вертолет замедлял ход и зависал на какое-то время.

Питт и Джордино, затаив дыхание, падали сквозь непроницаемую тьму. Им пришлось пролететь футов тридцать. Первоначально они рассчитывали попытаться войти в воду стоя, ногами вперед, но неожиданный наклон вертолета помешал им сориентироваться и не дал прыгнуть так, как хотелось. В результате оба пловца закувыркались в воздухе и предпочли сжаться в комочек и обхватить руками колени, чтобы избежать удара плашмя о твердую поверхность воды, – в этом случае они могли разбиться или, по крайней мере, потерять сознание. Неопреновые гидрокостюмы погасили значительную часть удара. Питт и Джордино рухнули в воду, камнем ушли вниз и только на глубине десяти футов смогли погасить инерцию движения.

Они почувствовали себя так, как будто их прогнали сквозь строй садистов с досками в руках. Вынырнув наконец на поверхность, Питт и Джордино как раз успели увидеть, как на берегу вспыхнули два прожектора. Их мощные лучи полукругом пробежали по поверхности бухты и, обнаружив цель, зацепились за вертолет. Машина засияла всеми цветами радуги, подобно игрушкам на рождественской елке. Шепард, будучи профессионалом, которому в свое время приходилось летать над джунглями Вьетнама, понял, что может последовать за такой иллюминацией. Он резко послал машину вниз по крутой параболе. В тот же миг тишину ночи разорвал треск пулеметных очередей, и позади и выше вертолета веером рассыпались пули. Благодаря предусмотрительности пилота, они прошли в стороне от вертолета на расстоянии доброй сотни футов. Шепард так же резко крутнул вертолет вокруг оси и начал резко набирать высоту. Пулеметный огонь снова прошел мимо цели.

Шепард понимал, что его древняя машина не сможет долго уходить от преследования таким способом, тем более что лучи прожекторов присосались к вертолету как пиявки и не выпускали его из перекрестья лучей. Он опять угадал намерения пулеметчиков на острове и «остановил» машину. На мгновение вертолет завис в пространстве. Пулеметчики, усвоившие предыдущий урок, теперь вели вертолет в прицеле и целились с упреждением, но Шепарду вновь удалось обмануть их. На этот раз пули разорвали воздух в пятидесяти футах впереди вертолета.

Это может показаться невероятным, но во время этих маневров Шепарду удалось уйти больше чем на полмили от пулеметчиков на острове. Он вновь бросил машину вниз к поверхности моря, когда последняя прощальная очередь прошила фюзеляж, прошла вертолет насквозь и вынесла ветровое стекло. Одна из пуль попала Шепарду в руку и прошла насквозь через бицепс, не задев кость. Ганн бросился плашмя на пол и получил всего лишь царапину на голове. Если бы не поспешный нырок, той же пулей ему снесло бы полчерепа.

Питт с растущим облегчением наблюдал из воды, как вертолет уходил из пределов досягаемости пулеметного огня и в конце концов растворился во тьме. Он не знал, ранены Ганн и Шепард или нет, но было совершенно очевидно, что вертолет не сможет вернуться, пока небо над островом прикрывает такой плотный огонь.

– Они не смогут вернуться, пока мы не вырубим прожекторы, – сказал Джордино. Он улегся на спину и покачивался на волнах так же беззаботно, как в бассейне собственного кондоминиума.

– Мы побеспокоимся о решении этой маленькой проблемы, после того как выясним, что произошло с Дирком и Саммер.

Питт вглядывался в береговую линию острова. Голос его звучал твердо, с уверенностью человека, который видит что-то скрытое от остальных. Через несколько минут лучи прожекторов опустились к воде и начали обшаривать поверхность бухты.

Оба пловца тут же нырнули. Они не стали тратить время и дыхание на излишние предупреждения: оба знали, что за много лет у них образовались одинаковые инстинкты и что партнер правильно среагирует на опасность. На глубине десяти футов Питт перекатился на спину и посмотрел вверх. Ослепительные лучи прожекторов, проходя над ним, озаряли поверхность воды с яркостью солнца. Только когда световые пятна ушли прочь, пловцы осмелились вынырнуть на поверхность и перевести дыхание. Им обоим пришлось провести под водой больше минуты, но ни один из них не задыхался и не хватал ртом воздух. И Питту, и Джордино пришлось в свое время заниматься фридайвингом и, соответственно, освоить искусство задерживать дыхание.

Они вновь нырнули и начали очень осторожно двигаться к берегу, до которого оставалось чуть больше ста ярдов. Оба внимательно следили за движением прожекторов и согласовывали с ним свои короткие подъемы на поверхность. Наконец огни мигнули в последний раз и погасли. Теперь можно было спокойно плыть по поверхности. Еще через десять минут ноги пловцов коснулись песчаного дна. Они поднялись на ноги, сбросили грузовые пояса и осторожно перебрались в тень кучи камней на берегу. Прежде чем оценивать ситуацию, необходимо было отдохнуть хотя бы несколько минут.

– Куда теперь? – шепотом спросил Джордино.

– Мы вышли на берег с южной стороны дома и примерно в двухстах ярдах к востоку от копии Стоунхенджа, – тихо ответил Питт.

– Очередной новодел, – вставил Джордино.

– Что?

– Поддельные замки и копии древних сооружений называют новоделами. Помнишь?

– Это навсегда выжжено в моем мозгу, – пробормотал Питт. – Пошли. Давай осмотримся, найдем и выведем из строя прожекторы. Не годится, если они вдруг поймают нас, как пару кроликов на дороге.

Им потребовалось восемь минут, чтобы отыскать спаренную прожекторную установку. Они буквально наткнулись на нее в темноте. Охранники, состоявшие при прожекторах, не заметили их только потому, что пловцы были в черных гидрокостюмах, почти невидимых в темноте ночи. Питт и Джордино затаились. Они различили на песке контуры человека, лежащего на спине. Еще один занимался тем, что рассматривал поверхность бухты в бинокль с прибором ночного видения. Охранники не ожидали нападения сзади. Им в голову не приходило, что кто-то может влезть на высокую платформу, на которой были установлены прожекторы, со стороны берега.

Джордино беззвучно возник из тьмы позади охранников, но его выдал скрип резиновых бот по песку. Человек с биноклем резко обернулся – как раз вовремя, чтобы увидеть, что из темноты на него несется какая-то тень. Он рванул на себя автомат, стоявший возле опоры прожекторной установки, и повел дулом в сторону Джордино. Выстрелить он не успел. С противоположной стороны появился Питт, на пять шагов опередивший приятеля. Он вырвал автомат из рук охранника и обрушил приклад ему на голову. Почти одновременно с этим Джордино налетел на отдыхавшего охранника и точно рассчитанным ударом в челюсть отправил его в беспамятство.

– Не правда ли, сознание того, что мы теперь вооружены, придает уверенности? – поинтересовался Джордино жизнерадостно. Он разоружил охранников и вручил одну из автоматических винтовок Питту.

Питт не потрудился ответить. Он отпер стеклянные крышки прожекторов, распахнул их и легким движением, почти беззвучно, разбил лампы внутри.

– Давай теперь проверим дом, а затем твой новодел.

Луны не было, но Питт и Джордино не хотели рисковать и двигались медленно и осторожно. Они едва различали поверхность земли под ногами. Плотные резиновые боты защищали их ноги от острых обломков коралла, которые перемежались с участками мягкого песка. Они подобрали под пальмой упавший лист и тащили его позади себя, чтобы немного замаскировать следы. Если им не удастся покинуть остров до рассвета, придется искать укрытие, в котором можно будет дождаться спасательной экспедиции, организованной Ганном и Моро.

Дом представлял собой большое колониальное сооружение с широкой верандой по всему периметру. Питт и Джордино забрались на веранду. Здесь резиновые боты давали им возможность двигаться совершенно бесшумно. Окна были закрыты плотными ставнями, призванными защищать дом от ярости тропических ураганов. В одной из щелочек между досками ставня был виден свет внутри. Питт на четвереньках подполз к окну и заглянул в щель. Комната по ту сторону окна была совершенно пуста. Внутренность дома выглядела так, как будто в доме никто не жил уже много лет.

Не видя причин таиться и дальше, Питт встал и нормальным голосом сказал Джордино:

– Дом заброшен, и уже давно.

В темноте нельзя было различить выражение полного изумления, появившееся на лице Джордино.

– Это нелепо. Как это? Владелец экзотического острова в Вест-Индии никогда не бывает в единственном на острове доме? Какой тогда смысл владеть таким местом?

– Моро говорил, что какие-то люди прилетают на остров и улетают отсюда несколько раз в году в определенное время. Должно быть, здесь есть какое-то другое место, где можно разместить гостей.

– В таком случае оно должно находиться под землей, – сказал Джордино. – На поверхности острова нет ничего, кроме этого дома, новодела и небольшого ангара для обслуживания самолетов и вертолетов.

– Но тогда зачем такой горячий прием и вооруженная охрана? – задумчиво протянул Питт. – Что Эпона пытается сохранить в тайне?

Ответом ему стала внезапная странная музыка, а затем радуга цветных огней, вспыхнувших внутри и вокруг современной копии Стоунхенджа.

* * *

Дверь в камеру Дирка с силой распахнулась и клацнула об ограничитель. В воздухе еще ощущался дневной жар, а в маленькой замкнутой каморке дышать вообще было нечем. Женщина-охранница двинула дулом автомата, недвусмысленно приказывая выйти в коридор. Дирку вдруг стало холодно, как будто он шагнул в холодильник. Руки и спина покрылись гусиной кожей. Он знал, что охраннице бесполезно задавать вопросы. Она ничего ему не скажет.

На этот раз они не попали в экзотически украшенную комнату, а прошли через другую дверь в длинный бетонный коридор. Казалось, он уходил в бесконечность. Они шли и шли по коридору. Дирку уже казалось, что они прошли по нему чуть ли не милю. Наконец подошли к винтовой лестнице и поднялись по ней вверх этажа на четыре, по оценке Дирка. С площадки на верху лестницы проход через каменную арку вел к большому креслу, похожему на трон, которое было слабо освещено золотистым светом из скрытого источника. Из темноты по бокам выступили две женщины в голубых одеяниях и приковали Дирка цепями к кольцам, вделанным в подлокотники кресла. Еще одна закрыла ему рот черным шелковым платком и завязала его на затылке. Затем все три женщины вновь растворились в темноте.

Внезапно вокруг чаши каменного амфитеатра, построенного по образцу античных, но без сидячих мест для зрителей, вспыхнуло множество бледно-лиловых огней. Казалось, огни закружили вокруг в бешеном хороводе. Еще через мгновение в черное небо воткнулись лазерные лучи. Они осветили ряд колонн, поставленных на равных расстояниях вокруг чаши, а также внешний, больший круг колонн из черного лавового камня. Только тогда Дирк увидел в центре громадный черный камень в форме саркофага. Юноша напрягся и рванулся вперед, но цепи удержали его на месте. Он понял. Он узнал в центральном камне своего рода алтарь и понял, что его используют для жертвоприношений. Его глаза расширились от ужаса, а рот напрягся в немом крике. Он разглядел, что на верхушке черного камня лежит, раскинув руки, Саммер в белом одеянии. Она лежала неподвижно, будто привязанная к жесткой поверхности камня. Дирка охватил холодный, всепоглощающий страх. Он как сумасшедший сражался с цепями, пытаясь разорвать их или выдернуть кольца из креплений. Все напрасно. Его сил, даже умноженных приливом адреналина, было явно недостаточно. Никому из людей было бы не под силу разорвать звенья цепей или выдернуть их из каменных подлокотников. Но Дирк все равно боролся и не прекращал попыток, пока не лишился сил.

Огни внезапно погасли, и в чаше послышались звуки кельтской музыки. Вертикальные камни отразили их многократным эхом. Прошло десять минут, и огни вспыхнули вновь, осветив на этот раз тридцать женщин в разноцветных развевающихся одеждах. Отблески света играли на их рыжих волосах, серебристые блестки на телах мерцали, как звезды на небе. Затем огни завертелись спиралью, как это уже происходило не однажды, и появилась Эпона в золотом пеплуме. Она шагнула к черному жертвенному камню, подняла руку и начала декламировать нараспев: – О дочери Одиссея и Цирцеи, да лишатся жизни недостойные!

Голос Эпоны звучал и звучал без конца. Иногда в ее речитативе возникала пауза, и тогда остальные женщины поднимали руки и тоже пели в унисон. Как и прежде, они повторяли одну и ту же фразу, она звучала все громче и вдруг внезапно затихала и падала до почти неслышного шепота, когда все одновременно опускали руки.

Дирк видел, что Саммер не замечает окружающего. Ее широко раскрытые глаза смотрели на Эпону и на высокие колонны вокруг алтаря, но ничего не видели. В них не было страха. Она была настолько одурманена, что не имела представления о том, что ее жизни что-то угрожает.

Эпона сунула руку в складки своего одеяния и вскинула над головой церемониальный кинжал. Остальные женщины поднялись по ступенькам и окружили свою богиню. Они тоже вытащили откуда-то кинжалы и подняли их над головами.

Зеленые глаза Дирка помутнели от ужаса. Это были глаза человека, который знает, что его мир вот-вот разлетится на кусочки. Вот-вот произойдет трагедия. Он кричал от невыносимой муки, но кляп глушил звуки его голоса.

Наконец Эпона произнесла формулу смерти:

– Вот лежит та, которой не следовало рождаться.

Ее нож и ножи остальных сверкнули в пляшущих лучах прожекторов.

47

За долю секунды до того, как Эпона и остальные успели вонзить кинжалы в беспомощное тело Саммер, перед алтарем будто по волшебству материализовались две таинственные фигуры, полностью затянутые в черное. Та, что повыше, схватила поднятую руку Эпоны за запястье, выкрутила ее и вынудила женщину опуститься на колени. Все остальные вокруг алтаря застыли в шоке.

– На сегодня хватит, – сказал Питт. – Шоу закончено.

Джордино мягко, как кот, двинулся вокруг алтаря, переводя дуло автоматической винтовки с одной женщины на другую, – на тот случай, если кому-то из них придет в голову вмешаться.

– Назад! – резко приказал он. – Бросьте ножи и отойдите к началу лестницы.

Продолжая одной рукой прижимать дуло своей винтовки к груди Эпоны, Питт хладнокровно принялся освобождать Саммер. Она была привязана к алтарю единственным ремешком на талии.

Ошеломленные и перепуганные рыжеволосые женщины медленно отступили от алтаря прочь и сбились кучку. Джордино эта сцена не обманула ни на секунду. Он знал, что «сестры» этих женщин насмерть, как тигрицы, сражались со спецназовцами на Ометепе. От его внимания не укрылось, что они и не подумали бросить кинжалы, а вместо этого начали потихоньку окружать его со всех сторон. Мышцы Джордино напряглись. Он понимал, что сейчас не время миндальничать и нет смысла еще раз просить их бросить кинжалы. Он тщательно прицелился из своей винтовки, нажал на курок и отстрелил левую сережку из уха женщины, по виду которой можно было сделать вывод о ее высоком положении.

Выстрелив, Джордино замер в изумлении и тревоге. Женщина, казалось, не почувствовала боли и вообще не ощутила каких бы то ни было эмоций. Она даже не подняла руку к мочке уха, откуда закапала кровь. Все, что она сделала, – это вонзила в Джордино взгляд, полный ярости и ненависти.

Он бросил быстрый взгляд через плечо на Питта. Тот был занят тем, что пытался одной рукой расстегнуть ремень, удерживавший Саммер на камне.

– Мне нужна помощь. Такое впечатление, что эти сумасшедшие бабы вот-вот бросятся на меня.

– И это еще не все. Все охранники острова примчатся сюда, как только поймут, что что-то не так.

Питт поднял голову и увидел, что все тридцать женщин вновь начали медленно придвигаться к алтарю. Необходимость безжалостно застрелить женщину шла вразрез с мужской природой Питта, с его воспитанием и представлениями о жизни, но в данном случае на карту были поставлены не только их собственные жизни. Если им вдвоем не удастся остановить тридцать самых ярых представительниц общества «дочерей Одиссея», то его дети погибнут тоже. Их просто заколют тридцатью ножами. Женщины вокруг алтаря были похожи на стаю волков, окружившую пару львов.

На мгновение Питт прекратил дергать ремень и освобождать одурманенную Саммер. В ту же секунду Эпона выдернула свою кисть из его руки. Бритвенно-острое кольцо на ее пальце глубоко рассекло ладонь Питта. Он вновь схватил ее за руку и вгляделся в кольцо. На танзаните было вырезано изображение Уффингтонского белого коня. Не обращая внимания на острую боль в ладони, он оттолкнул Эпону и поднял винтовку.

Четыре хладнокровных выстрела пришлись по ногам четырех ближайших женщин. Все четверо с криками боли и удивления попадали на землю. Питт не мог заставить себя убивать, но стремился по крайней мере вывести противников из строя. У него не было другого выхода, только так он мог спасти от кровавой смерти ближайшего друга и собственных детей. Остальные женщины заколебались, но, подогреваемые фанатизмом и яростью, вновь двинулись вперед, угрожающе размахивая кинжалами.

Джордино не больше, чем Питт, был нравственно готов убивать женщин. Он взял пример с Питта и тоже начал не торопясь, методично стрелять по ногам. Еще пять женщин упали рядом, образовав бесформенную груду тел.

– Остановитесь! – прокричал Питт. – Или мы начнем убивать.

Те из женщин, кто еще не пострадал, остановились и перевели взгляд на своих сестер, извивавшихся от боли у них под ногами. Одна из женщин в серебристом одеянии подняла свой кинжал высоко над головой и разжала пальцы. Кинжал с громким лязгом упал на каменный пол. Медленно, одна за одной, остальные женщины последовали ее примеру, и вскоре все уже стояли, широко раскинув в стороны пустые ладони.

– Позаботьтесь о раненых!

Джордино продолжал контролировать действия женщин и следил, не появятся ли охранники. Тем временем Питт освободил наконец Саммер. Он обнаружил, что во время заварушки Эпона куда-то исчезла, и проклял сам себя. Обнаружив, что Саммер не способна идти самостоятельно, он перекинул ее через плечо и поспешил к стоявшему в стороне трону. Там он воспользовался стволом своей винтовки в качестве рычага и быстро выдернул из камня кольца, к которым была прикреплена цепь Дирка.

Дирк сорвал кляп и, задыхаясь, выдохнул:

– Отец, откуда, бога ради, вы с Алом взялись на этот раз?

– Полагаю, можно сказать, что мы упали с неба, – ответил счастливый Питт, обнимая сына.

– Успели в самый раз. Еще несколько секунд, и... – Дирк замолчал, погрузившись в мрачные мысли.

– Осталось только найти способ убраться отсюда. – Питт внимательно вгляделся в стеклянные глаза Саммер. – С ней все в порядке? – спросил он у Дирка.

– Эти ведьмы накачали ее наркотиками.

Питт еще раз пожалел, что дал ускользнуть Эпоне. Но ее теперь нигде не было видно. Она бросила своих сестер и исчезла где-то в темноте за ритуальными камнями. Питт вытащил из чехла на поясе спутниковый телефон и набрал номер. После довольного долгого молчания в трубке раздался голос Ганна:

– Дирк?

– В каком вы состоянии? – спросил Питт. – Насколько мы сумели увидеть, в вас были попадания.

– Шепард получил сквозную рану в руку, но рана чистая. Я перевязал его, как сумел.

– Может он управлять вертолетом?

– Он тертый калач. И слишком взбешен, чтобы не сесть за штурвал.

– А как ты?

– Одна пуля отскочила от моей головы, – жизнерадостно отозвался Ганн, – но я подозреваю, что ей пришлось хуже, чем мне.

– Вы сейчас в воздухе?

– Да, примерно в трех милях к северу от острова, – объяснил Ганн, затем неуверенно спросил: – Как Дирк и Саммер?

– Живы и здоровы.

– Слава богу! Вы готовы убираться оттуда?

– Прилетайте и заберите нас.

– Можешь рассказать, что вы там обнаружили?

– Ответы на вопросы будут позже.

Питт выключил телефон и перевел взгляд на Саммер, которую Дирк и Джордино пытались привести в чувство. Они под руки водили ее взад и вперед, чтобы восстановить кровообращение. Пока вертолет не появился, Питт обошел вокруг жертвенного камня. Он все время ожидал появления охранников Эпоны, но никто так и не появился. Затем прожекторы между каменных колонн внезапно мигнули и погасли, и мир погрузился во тьму. На языческий амфитеатр опустилась тишина.

К тому моменту, как над островом во второй раз появился вертолет с Шепардом и Ганном, на маленьком взлетном поле уже вовсю ревели двигатели. Оттуда успело взлететь несколько реактивных самолетов. Они взлетали один за другим, чуть не задевая друг друга. Питт теперь был уверен, что им не угрожает никакая опасность. Когда вертолет наконец появился, Питт сообщил Шепарду, что можно спокойно включить посадочные огни. Вертолет ненадолго завис над амфитеатром, и в свете его прожекторов Питт смог убедиться, что они одни в этой чаше с ритуальными каменными столбами. Все женщины исчезли. Питт поднял голову к ясному небу с миллионами звезд и задумался о том, куда теперь направляется Эпона. Что она будет делать теперь, когда ее нелепый проект, который должен был принести страдания миллионами невинных людей, лежит в руинах под озером Никарагуа?

Теперь, когда стало известно, что она по поручению своего босса Призрака совершала преступные деяния, ее будут разыскивать. По ее следу пойдут все международные правоохранительные агентства. Тщательному анализу будет подвергнут каждый аспект деятельности корпорации «Одиссей». Суды Европы и Америки будут завалены исками против нее. Вряд ли «Одиссей» сумеет пережить такое расследование. Что же сам Призрак? Какова его роль в этом проекте? Он руководил всем, а потому должен отвечать. На чем построены отношения между Призраком и Эпоной? Каковы эти отношения? Вопросы без ответов во множестве теснились в голове Питта.

«Эту загадку придется разгадывать кому-то другому», – решил он. Их с Джордино миссия на этом, слава богу, закончена. Он переключился на более насущные проблемы, на свое собственное будущее. Джордино тихонько подошел и встал рядом.

– Возможно, сейчас не слишком подходящее время, чтобы затевать этот разговор, – произнес он, как будто размышляя вслух, – но я много думал об этом, особенно в последние десять дней. Я пришел к выводу, что становлюсь слишком стар, чтобы метаться по всем океанам и участвовать в безумных авантюрах Сэндекера. Я устал от сумасшедших подвигов и диких эскапад, от экспедиций, каждая из которых легко могла оборвать мою плодотворную деятельность. Я не могу больше делать все то, что делал прежде. У меня болят суставы, а раны заживают в два раза дольше, чем в молодости.

Питт поглядел на него и улыбнулся:

– Что ты хочешь этим сказать?

– У адмирала будет выбор. Он может отправить меня в отставку, и тогда я найду легкую, хорошо оплачиваемую работу в какой-нибудь морской инженерной компании. Или он может назначить меня начальником департамента подводного снаряжения НУМА. В общем-то меня устроит любая работа, где не обязательно будет калечиться и терпеть, когда в тебя стреляют.

Питт повернулся и долго смотрел на беспокойное темное море. Затем перевел взгляд на Дирка и Саммер, его сын как раз помогал девушке забраться в вертолет. Они – его будущее.

– Знаешь, – наконец отозвался он, – ты словно прочел мои мысли.

Часть пятая Тайное становится явным

48

Вашингтон, округ Колумбия

11 сентября 2006 г.

В девять часов утра, через три дня после возвращения вместе с отпрысками домой в ангар, Питт повязал галстук и надел «серьезный костюм», как он его называл, – единственный свой шитый на заказ черный костюм-тройку в тонкую полоску. Он застегнул жилет и опустил в кармашек старинные золотые часы. Золотую часовую цепочку он пропустил в специальную петлю, а второй конец ее с грузиком опустил в кармашек на другой стороне. Питт не слишком часто надевал этот костюм, но сегодня был совершенно особый день.

Федеральным маршалам удалось перехватить Призрака, когда его пилот на пути в Монреаль по оплошности сел для дозаправки в Сан-Хуане в Пуэрто-Рико. Ему вручили повестку, согласно которой он должен был предстать для дачи свидетельских показаний перед комитетом Конгресса, занимавшимся расследованием его сомнительных предприятий по добыче полезных ископаемых на территории Соединенных Штатов. Маршалы взяли его под стражу и переправили в Вашингтон, чтобы лишить всякой возможности бежать из страны. Тем не менее попытка заморозить Северную Америку и Европу имела место на территории другой страны, вне юрисдикции США, и Призрак по этому делу был неподсуден федеральному суду. Скорее наоборот, у комитета были связаны руки, и на правовую победу надежды практически не оставалось. Максимум, что можно было сделать, – это предать деятельность Призрака гласности и пресечь на будущее любые его операции на территории Соединенных Штатов.

Эпона, однако, сумела выскользнуть из сети, и о ее местонахождении до сих пор ничего не было известно. Предполагалось, что комитет будет задавать Призраку вопросы и о ней тоже.

Питт еще раз взглянул на себя в высокое старинное зеркало, попавшее к нему из салона первого класса одного старого парохода. Единственное отступление от вашингтонского стандарта, которое он себе позволил, – это галстук с серо-белыми завитками. Зеленые глаза под густой шапкой аккуратно причесанных волнистых черных волос смотрели ясно, с обычным блеском, несмотря на то что поспать ему как следует не пришлось: свидание с Лорен затянулось на всю ночь. Питт прошел к письменному столу и взял нож – тот самый, который он отобрал у Эпоны на острове Бранвин. Это был тонкий обоюдоострый кинжал с рукояткой, украшенной рубинами и изумрудами. Питт очень аккуратно спрятал его во внутренний нагрудный карман пиджака.

Он спустился по изящной кованой винтовой лесенке на первый этаж, где располагались все его старинные средства передвижения – и наземные, и воздушные. Перед воротами ангара его ожидал внедорожник «навигатор» НУМА. Вообще, эта большая машина не слишком подходит для езды по оживленным улицам столицы, но Питту всегда нравилась ее управляемость, и он с удовольствием ездил на ней. Кроме того, по логотипу НУМА на дверце и соответствующему цвету машины сразу можно было понять, что автомобиль правительственный, а это уже давало Питту возможность парковаться в местах, где парковка личных машин запрещена.

Он проехал по мосту в центральную часть города и поставил машину на правительственной стоянке в двух кварталах от здания Капитолия. Поднялся по величественной лестнице, вошел внутрь и добрался до зала, где проводились слушания. Не желая входить в зал через двери, предназначенные для журналистов и публики, он пошел по коридорам дальше, пока не оказался перед охраняемой дверью, предназначенной для членов комитета, их помощников и юристов.

Питт попросил охранника у двери передать члену Конгресса Лорен Смит записку.

– Мне не полагается этого делать, – возразил охранник в серой форме.

– Это чрезвычайно важно, – продолжал настаивать Питт властным голосом. – Я располагаю важным доказательством, которое совершенно необходимо ей и комитету в целом.

Питт предъявил охраннику удостоверение НУМА, чтобы показать, что он не просто человек с улицы. Охранник сравнил лицо Питта с фотографией на удостоверении, кивнул, взял у него записку и отправился в зал.

Через десять минут был объявлен перерыв, и Лорен вышла к Питту.

– В чем дело, дорогой? – спросила она, высоко подняв красивые брови.

– Мне необходимо попасть в зал.

Она удивленно взглянула на него.

– Ты мог бы войти в зал как все, через двери для публики.

– У меня есть предмет, с помощью которого можно всем показать, кто такой Призрак.

– Дай его мне, и я представлю этот предмет комитету.

Он покачал головой.

– Так не пойдет. Я должен представить его лично.

– Я не могу позволить тебе это сделать, – возразила она. – Тебя нет в списке свидетелей.

– Сделайте исключение, – настойчиво проговорил он. – Попроси позволения у председателя.

Она внимательно вгляделась в его глаза, такие знакомые и родные. Она будто пыталась отыскать в них что-то и не находила.

– Дирк, я просто не могу этого сделать. Ты должен рассказать мне, что у тебя на уме.

Охранник стоял тут же, неподалеку, и прислушивался к разговору. Дверь, которую обычно во время заседаний запирают, была чуть приоткрыта. Питт взял Лорен за плечи, одним быстрым движением развернул ее на месте и несильно толкнул на охранника. Прежде чем кто-то из них успел остановить его, Питт уже миновал дверь и стремительно зашагал вперед по проходу, по обе стороны от которого сидели конгрессмены с помощниками. Он спустился по короткой лестнице на уровень, где располагались свидетели и зрители. За все это время ни один человек в зале не сделал попытки помешать ему или хотя бы просто возразить против его действий. Питт остановился перед столом, где сидел Призрак в окружении своих высокооплачиваемых адвокатов.

Конгрессмен Кристофер Данн, представитель Монтаны, стукнул своим председательским молотком и возгласил:

– Вы, сэр; прерываете очень важное расследование. Я должен просить вас немедленно покинуть зал. В противном случае мне придется приказать вывести вас.

– Если позволите, господин председатель, я придам вашему расследованию совершенно новое направление.

Данн махнул охраннику, который вбежал в зал вслед за Питтом.

– Удалите его из зала!

Питт вытащил из кармана кинжал и направил его на охранника. Тот резко остановился, и его рука медленно потянулась к кобуре, но тоже остановилась, когда Питт остановил острие кинжала в дюйме от его груди.

– Дайте мне слово! – повторил Питт. – Поверьте, господин председатель, вы не зря потеряете время.

– Кто вы такой, сэр?

– Меня зовут Дирк Питт. Я сын сенатора Джорджа Питта.

Несколько секунд Данн переваривал это, затем кивнул охраннику.

– Подождите. Я хочу выслушать мистера Питта. – И он вновь перевел взгляд на Дирка: – Уберите нож, и я дам вам ровно одну минуту, чтобы изложить дело. И в ваших интересах, чтобы сказанное вами имело смысл. В противном случае не позже чем через час вы окажетесь за решеткой.

– И вы арестуете сына уважаемого сенатора? – шутливо поинтересовался Питт.

– Он республиканец, – ответил Данн в том же тоне, – а я демократ.

– Благодарю вас, господин председатель. – Питт положил богато украшенный кинжал на стол и сдвинулся немного в сторону так, что оказался прямо напротив Призрака. Тот за все это время не произнес ни слова и сидел совершенно невозмутимо. Он, как обычно, был в белом костюме и шляпе, лицо его ниже темных очков, тоже как обычно, было прикрыто шарфом.

– Будьте любезны, мистер Призрак, встаньте, пожалуйста.

Один из адвокатов Призрака подался вперед и заговорил в установленный на столе микрофон:

– Я должен заявить самый решительный протест, конгрессмен Данн. Этому человеку нечего делать в зале. Согласно закону, мистер Призрак ни в коем случае не обязан отвечать ему.

– Мистер Призрак боится? – язвительно проговорил Питт. – Он напуган? Да нет, он просто трус!

Питт замолчал и выжидательно уставился на Призрака.

И Призрак схватил наживку. Он был слишком высокомерен, чтобы проигнорировать откровенные оскорбления Питта. Он остановил адвоката и медленно поднялся из кресла всем своим громадным телом. Через несколько секунд он уже стоял перед Питтом во весь невеликий рост. Неопределенные очертания фигуры, скрытое лицо – настоящее воплощение загадки, окутанной тайной.

Питт улыбнулся и отвесил ему легкий, небрежный поклон.

Внезапно, прежде чем кто-нибудь успел отреагировать, он схватил со стола нож и с размаху резанул Призрака поперек живота. Кинжал погрузился в белый костюм по самую рукоять.

Зал всколыхнулся от криков мужчин и визга женщин. Охранник бросился на Питта, но Питт был готов к этому. Он отступил на шаг в сторону и подставил охраннику ножку. Тот со всего размаха полетел на пол. После этого Питт с силой воткнул кинжал в стол перед Призраком и отступил назад с выражением величайшего удовлетворения на лице.

Лорен, которая тоже, как и все, вскочила на ноги и закричала, внезапно умолкла. Она одной из первых заметила, что из Призрака не течет кровь.

Крови и внутренностям Призрака давно следовало бы затопить весь стол, но на его белом костюме по-прежнему не было видно ни пятнышка. Прошло еще несколько секунд, и сотня с лишним человек, которые в шоке от происшедшего вскочили на ноги, заметили наконец то же самое.

Конгрессмен Данн, бледный как полотно, не сводил глаз с Призрака и как сумасшедший колотил своим молотком по подставке.

– Что здесь происходит? – вскрикивал он раз за разом.

Никто не попытался помешать Питту, когда он обошел вокруг стола, потянул с Призрака темные очки и небрежно уронил их на пол. Затем вновь поднял руку, стащил с него шляпу и шарф и бросил на стол.

Все в зале невольно вскрикнули от изумления, когда по плечам Призрака рассыпались длинные рыжие волосы.

Питт приблизился к конгрессмену Данну:

– Сэр, позвольте представить вам мисс Эпону Элиаде, известную также как Призрак, – основателя промышленной империи «Одиссей».

– Это правда? – спросил все еще не пришедший в себя Данн. – Эта женщина действительно Призрак, а не его замаскированный двойник?

– Она настоящая, – заверил его Питт. Он обернулся к Эпоне и саркастически произнес: – Как это ни странно, мне вас не хватало.

Было бы естественно, если бы она во время этой сцены дрожала от страха, как мышь под взглядом змеи. Но нет. Женщина стояла, гордо выпрямившись, и ничего не отвечала Питту. Да в этом и не было необходимости. Ее глаза сверкали, губы сжались в тонкую линию. Ее лицо выражало такую ненависть и презрение, что их оказалось бы достаточно, чтобы начать революцию. Но еще одно жуткое мгновение – и произошло нечто совершенно непонятное. Гнев исчез с ее лица так же внезапно, как появился. Медленно, очень медленно, Эпона начала снимать с себя разрезанный белый костюм, и в конце концов осталась стоять перед залом в одном только обтягивающем белом шелковом платье-мини с открытыми плечами. Она стояла совершенно неподвижно и невозмутимо. Рыжие волосы каскадом падали на ее обнаженные плечи.

Ни строгий зал, ни пораженная аудитория никогда не видели и, наверное, никогда уже не увидят ничего подобного.

– Вы выиграли, мистер Питт, – произнесла она глубоким мягким голосом со следами легкой хрипотцы. – Чувствуете себя героем? Считаете, что совершили чудо?

Питт медленно покачал головой:

– Ни то, ни другое. Я попросту доволен. Ваша попытка уничтожить миллионы людей потерпела крах. Вы могли подарить миру свои немалые достижения в разработке топливных элементов, ваши тоннели под Никарагуа могли несказанно уменьшить время и стоимость транспортировки грузов по сравнению с Панамским каналом. Вместо этого вы предпочли объединить усилия с иностранной державой, причем целью вашей были богатство и власть, и ничего больше.

Он видел, что она вполне владеет своими эмоциями и не собирается с ним спорить. Вместо этого она улыбнулась многообещающей улыбкой. Никто из присутствовавших в тот день в заде не сможет забыть это экзотическое колдовское существо, буквально излучавшее неописуемый женский магнетизм.

– Красивые слова, мистер Питт. Но бессмысленные. Если бы не вы, я, возможно, сумела бы изменить ход мировой истории. Именно это было моим намерением, моей конечной целью.

– Мало кто будет оплакивать вашу неудачу, – заметил Питт с холодной насмешкой в голосе.

Только теперь Питту удалось разглядеть в пленительных глазах Эпоны слабую тень отчаяния. Она взяла себя в руки, вскинула голову и гордо обернулась к членам комитета:

– Делайте со мной что хотите, но имейте в виду, вам нелегко будет осудить меня за какое бы то ни было преступление.

Данн поднял молоток и указал им в сторону двух мужчин в дальнем углу зала.

– Пусть федеральные маршалы возьмут эту женщину под стражу.

Адвокаты Эпоны тут же вскочили на ноги, громко заявляя протест. «Данн как конгрессмен, – говорили они, – не имеет права никого арестовывать». Он ответил на это гневным взглядом:

– Эта женщина преступна уже тем, что пыталась совершить подлог перед лицом нашего комитета! Она будет содержаться под стражей до тех пор, пока офис Генерального прокурора не рассмотрит ее преступную деятельность и не предпримет соответствующих юридических действий.

Федеральные маршалы взяли Эпону под руки и повели из зала, где проходили слушания. Перед Питтом она остановилась. Она внимательно посмотрела на него с выражением хотя и сардоническим, но, что удивительно, лишенным злости или неприязни:

– Мои заморские друзья не допустят, чтобы меня осудили. Наши пути еще пересекутся, мистер Питт. В этом зале ничто не заканчивается. Не стройте иллюзий. В следующий раз, когда мы с вами встретимся, вы тоже попадете в мои сети.

Питт сдержал свое возмущение и ответил Эпоне холодной и загадочной улыбкой.

– В следующий раз? – повторил он. – Не думаю, мисс. Вы не мой тип.

Губы женщины вновь гневно сжались. Ее кожа заметно побледнела, глаза потеряли блеск. Федеральные маршалы поторопились вывести ее из зала через боковую дверь. Питт, наблюдая за ней, не мог не восхититься ее красотой. Мало кто из женщин способен сделать свой уход после страшного падения подлинно драматическим событием и обставить его с таким изяществом. Откровенно говоря, внутри у него что-то переворачивалось при мысли о том, что их пути действительно могут однажды пересечься вновь.

Лорен спустилась на уровень свидетелей и без стеснения обняла Питта.

– Сумасшедший! Тебя же могли просто застрелить.

– Прости за театральность, но время и место показались мне сегодня подходящими, чтобы раскрыть перед всеми сущность этой ведьмы.

– Почему ты не сказал мне?

– Я не хотел, чтобы ты была замешана в этом деле, если бы оказалось, что я ошибся.

– Ты не был уверен? – в удивлении произнесла она.

– У меня были серьезные основания, но абсолютной уверенности не было.

– Но что навело тебя на мысль?

– Поначалу я только следовал интуиции. Когда я пришел сюда сегодня, по-прежнему был уверен всего на шестьдесят процентов. Но стоило мне оказаться с Призраком лицом к лицу, и я увидел, что его вес даже в сидячем положении распределяется совсем не так, как должен распределяться у человека, который весит четыреста фунтов. – Питт поднял руку и показал Лорен шрам на ладони. – Потом я узнал кольцо на указательном пальце правой руки. Именно этим кольцом на острове Бранвин Эпона поранила мне руку. Все сошлось.

Тем временем Данн пытался криком призвать присутствующих к порядку и вернуть слушания комитета на прежние рельсы. Не обращая внимания на то, что могут подумать окружающие, Лорен легко поцеловала Питта в щеку:

– Я должна вернуться к работе. Ты открыл настоящий ящик Пандоры, теперь направление расследования полностью изменится.

Питт двинулся прочь, будто собираясь уходить, но обернулся и взял Лорен за руку.

– Как, следующее воскресенье годится?

– А что произойдет в следующее воскресенье? – невинно поинтересовалась она.

Его губы раздвинулись в лукавой усмешке, так хорошо ей знакомой.

– Это день нашей свадьбы. Я договорился в Вашингтонском соборе.

После этих слов он оставил ее и вышел. Член Конгресса от Колорадо г-жа Лорен Смит осталась в оцепенении стоять посередине зала.

49

Вашингтон, округ Колумбия,

11 октября 2006 г.

Нет, Лорен, конечно, ни за что не согласилась на свадьбу через десять дней. Она настояла на том, чтобы торжества были отложены на месяц. Даже в этом случае ей едва хватило времени, чтобы как следует спланировать это событие, зарезервировать подходящее помещение для церемонии и организовать прием, который должен был проходить в ангаре Питта, среди его старинных автомобилей. К тому же пришлось искать портниху, которая смогла бы подогнать для нее свадебное платье ее матери.

Церемония венчания прошла в Вашингтонском национальном соборе, который возвышается над американской столицей. На бракосочетании присутствовали почти пятьсот друзей и родственников новобрачных. Родители Лорен вместе с двумя ее братьями и двумя сестрами приехали со своего ранчо в западной части Колорадо. Были и родители Питта – отец, сенатор Джордж Питт, и мать, Барбара Питт. Они буквально лучились счастьем – ведь их необузданный сын решил наконец остепениться и взять в жены женщину, которую оба они любили и уважали. Приятели из НУМА тоже не упустили случая: адмирал Сэндекер, казалось, по-настоящему наслаждался происходящим; были Хайрем Йегер с женой и дочерьми; Руди Ганн; Зерри Почински, многолетний секретарь Питта; и еще два десятка людей, с которыми Питту приходилось вместе работать в НУМА долгие годы. Был и Джулиан Перлмуттер, занявший на скамье чуть ли не три места.

В зале присутствовала значительная часть вашингтонской элиты – сенаторы, конгрессмены, чиновники, государственные деятели и даже президент с супругой; они как раз оказались в городе и тоже смогли приехать.

Подружками Лорен были ее сестры, а распорядительницей – ее секретарь Мэрилин Трэск, которая работала с Лорен бок о бок еще со времени ее первой избирательной кампании. Саммер Питт, которой вскоре предстояло сделаться ее приемной дочерью, тоже была среди подружек невесты. Свидетелем Питта был его старый товарищ по приключениям Ал Джордино, а роль друзей исполняли его сын Дирк Питт, Руди Ганн и братья Лорен.

Лорен была в свадебном наряде своей матери, сшитом в 1950 году – сложном сооружении из белого кружева и белого же атласа с глубоким V-образным вырезом. Расшитый корсаж, длинные узкие кружевные рукава и очень широкая трехслойная атласная юбка с фижмами для пущего эффекта. Дирк и его команда тоже были при полном параде: во фраках и белых галстуках-бабочках они выглядели очень внушительно.

Пока гости занимали свои места, соборный хор пел. Затем пение умолкло, и орган начал играть традиционный свадебный марш. Все головы повернулись к проходу. Питт с друзьями стояли шеренгой у алтаря и тоже смотрели в заднюю часть церкви. Подружки невесты с Саммер во главе двинулись по проходу.

Лорен, сиявшую от счастья, вел под руку отец. Она же не сводила глаз с Питта и без конца улыбалась ему.

Приблизившись к алтарю, мистер Смит отступил в сторону и передал руку Лорен Питту. Церемонию венчания проводил преподобный Виллард Шелтон, друг семьи Лорен. Обряд прошел совершенно традиционно, ни невеста, ни жених не стали петь од собственного сочинения и клясться в неумирающей любви.

После этого, пока новобрачные шли к выходу, Джордино выбежал из собора через боковую дверь и подал к ступеням автомобиль как раз в тот момент, когда Питт и Лорен выходили. Стоял чудесный день, по яркому голубому небу величественно плыли белые облака. Лорен обернулась и бросила в толпу свой букет. Старшая дочь Хайрема Йегера, которой букет прилетел прямо в руки, рассмеялась, покраснела, как майский цвет, и принялась неудержимо хихикать.

Джордино ждал новобрачных за рулем розового «Мармона V-16». Питт открыл для Лорен дверцу и придержал платье, помогая ей забраться внутрь. Семена для птиц, сменившие теперь рис, которым прежде забрасывали новобрачных, осыпали их с ног до головы. Джордино включил первую передачу, и большой автомобиль плавно отъехал от ступеней собора. Он выехал через сквер на Висконсин-авеню и повернул в сторону Потомака к принадлежавшему Питту ангару, где должен был состояться свадебный прием. Перегородка между передней открытой частью автомобиля и пассажирским салоном была поднята, и Джордино не мог слышать разговора между Питтом и Лорен.

– Ну все, злодейство свершилось, – со смехом проговорил Питт.

Лорен ткнула его в бок:

– Злодейство? Вот, значит, как ты называешь наше чудесное венчание?

Он взял ее руку в свои и посмотрел на кольцо, которое сам же чуть раньше надел на ее безымянный палец. На кольце красовался рубин в три карата в окружении мелких изумрудов. За свою полную приключений жизнь Питт нахватался достаточно информации, чтобы знать, что рубины и изумруды встречаются в пятьдесят раз реже, чем алмазы, которых на мировом рынке хватает с избытком.

– Сначала ко мне являются двое взрослых детей, о существовании которых я даже не подозревал, а теперь я заимел еще и жену, которую должен холить и лелеять.

– Мне нравится выражение «холить и лелеять», – мягко произнесла она, обнимая его за шею обеими руками и целуя в губы.

Высвободившись наконец, он прошептал:

– Давай дождемся медового месяца, а не то нас с тобой занесет.

Она рассмеялась и поцеловала его еще раз.

– Ты так и не сказал мне, куда собираешься повезти проводить медовый месяц. Вот будет сюрприз так сюрприз.

– Я арендовал в Греции небольшую парусную яхту. Мы будем плавать по Средиземному морю.

– Звучит чудесно.

– Как ты думаешь, пастушка из Колорадо сможет научиться ставить паруса и управлять яхтой?

– Вот увидишь, сможет.

Вскоре они подъехали к ангару Питта. Джордино с помощью пульта дистанционного управления отключил охранную сигнализацию и открыл главные ворота, а затем въехал в центр зала прямо на «мармоне». Питт и Лорен вышли из машины и поднялись по лестнице в его жилые комнаты, где переоделись для приема гостей.

Джулиан Перлмуттер ворвался в ангар, подобно взбесившемуся гиппопотаму, и тут же начал раздавать приказы распорядителям приема. Он вытер со лба пот, вызванный жарой и влажностью, и набросился на метрдотеля ресторана «Ле-Курсель», удостоенного по справочнику «Мишлен» трех звезд, которого сам же и пригласил для организации свадебного приема:

– Устрицы, которые вы собираетесь подать, размером не больше земляного ореха! Они никуда не годятся! Так не пойдет!

– Я немедленно распоряжусь, чтобы их заменили, – пообещал метрдотель и заторопился прочь.

Вскоре начали прибывать приглашенные. Пока гости усаживались за столики, расставленные по всему ангару, им подавали шампанское с калифорнийских виноградных плантаций. Они и сами начали пробовать всевозможные деликатесы, достойные гурманов, с нескольких буфетных столов, устроенных вокруг старинной, богато изукрашенной ванны с навесным мотором, в которой Питту много лет назад удалось бежать с Кубы. Буфетные столы были уставлены подогреваемыми блюдами полированного серебра, а также блюдами со льдом. Те и другие были до краев полны всевозможными морепродуктами, включая мидий и морских ежей.

Меню этого приема, которое, по всей видимости, никогда не будет повторено и останется уникальным, было творением Перлмуттера и предметом его особой гордости.

Адмирал Сэндекер, появившись, захотел поговорить с Питтом наедине. Его проводили в один из салонов пульмановского вагона «Манхэттен лимитед», который Питт использовал в качестве офиса. После того как Питт закрыл дверь, мужчины уселись. Сэндекер закурил одну из своих «флагманских» сигар и пустил к потолку струю голубоватого дыма.

– Ты, вероятно, знаешь, что вице-президент Холден болен, – начал адмирал.

– Кое-что слышал.

– Ситуация гораздо серьезнее. Скорее всего, Холден не доживет до конца месяца.

– Мне жаль это слышать, – сказал Питт. – Мой отец знает его уже тридцать лет. Холден хороший человек.

Сэндекер перевел взгляд на Питта, чтобы не упустить его реакции, на следующую фразу.

– Президент попросил меня составить ему компанию на следующих выборах.

Густые черные брови Питта сошлись над переносицей.

– Президент – безусловный фаворит, он наверняка выиграет выборы. Мне почему-то трудно представить вас вице-президентом.

Сэндекер пожал плечами:

– Эта работа проще, чем моя нынешняя.

– Да, но НУМА – ваша жазнь.

– Я не становлюсь моложе, к тому же за двадцать пять лет работы на одном месте я немного перегорел. Пора менять жизнь. Кроме того, я не тот человек, кто на посту вице-президента будет бездельничать, исполняя только представительские функции. Ты достаточно давно меня знаешь, чтобы понять, что я возьму правительство за горло. Со мной им придется несладко.

Питт рассмеялся:

– Да, знаю, вы не будете прятаться в шкафу в Белом доме или отмалчиваться по серьезным вопросам.

– Особенно по вопросам окружающей среды, имеющим отношение к морю, – развил свою мысль Сэндекер. – Если подумать хорошенько, то из Белого дома я смогу больше сделать для НУМА, чем из своего красивого офиса там, за рекой.

– Кто возглавит НУМА? – поинтересовался Питт. – Руди Ганн?

Сэндекер покачал головой.

– Нет, Руди отказался от этого назначения. Его больше устраивает место заместителя.

– Тогда кого же вы планируете поставить?

На тонких губах Сэндекера появилась хитрая улыбка.

– Тебя, – коротко ответил он.

Первые несколько мгновений Питт ничего не понимал, затем до него дошло.

– Меня? Вы, должно быть, шутите.

– Я не могу назвать человека, который больше подходил бы для того, чтобы взять на себя управление НУМА.

Питт встал на ноги и прошелся по комнате.

– Нет-нет, я не администратор.

– Ганн и его команда вполне справятся с повседневными проблемами, – объяснил Сэндекер. – Ты же, с твоей известностью, достижениями и послужным списком, будешь идеален в роли руководителя и лица НУМА.

От Питта не ускользнуло, что решение, которое ему предстояло принять, в любом случае должно было оказать на его жизнь огромное влияние.

– Мне необходимо подумать.

Сэндекер тоже поднялся и прошел к двери.

– Обдумай мое предложение во время медового месяца. Когда вы с Лорен вернетесь, мы с тобой обсудим его еще раз.

– Я должен сначала обсудить его с ней, мы ведь теперь женаты.

– Я уже говорил с ней. Она «за».

Питт пригвоздил адмирала к месту железным взглядом.

– Старый черт...

– Да! – жизнерадостно согласился Сэндекер. – Совершенно верно. Старый черт.

Питт вернулся в зал и провел некоторое время с гостями. Вместе с Лорен и родителями он позировал для свадебных фотографий. Он был занят разговором с матерью, когда подошел Дирк-младший и дотронулся до его плеча.

– Пап, там какой-то человек у двери. Он хочет тебя видеть.

Питт извинился и, лавируя между рядами старинных автомобилей, направился через толпу друзей и знакомых к двери. Там он обнаружил пожилого мужчину, лет около семидесяти, с седыми волосами и бородкой. Ростом он почти не уступал Питту, а в глазах его, хотя и не таких зеленых, можно было заметить похожий блеск.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросил Питт.

– Да, я некоторое время назад уже связывался с вами, просил разрешения заехать и посмотреть вашу коллекцию автомобилей. Несколько лет назад на одной из встреч любителей старинных автомобилей мы с вами стояли рядом.

– Конечно, я показывал свой «штутц», а у вас была «испано-суиза».

– Да, точно. – Мужчина взглянул Питту за спину, на праздничную толпу. – Кажется, я пришел не вовремя.

– Нет-нет, – возразил Питт, которому хотелось осчастливить всех вокруг. – Сегодня моя свадьба. Я приглашаю вас к нам присоединиться.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Простите, я забыл ваше имя.

Пожилой гость-взглянул на него и улыбнулся:

– Касслер. Клайв Касслер.

Питт задумчиво вгляделся в Касслера.

– Странно, – проговорил он наконец, – у меня такое чувство, что я давно вас знаю.

– Может быть, в ином измерении.

Питт одной рукой обнял Касслера за плечи.

– Пойдемте, Клайв, пока мои гости не выпили все шампанское.

Вдвоем они шагнули в ангар и закрыли за собой дверь.

Примечания

1

Троя (Илион) – древний город на с.-з. Малой Азии. Раскопки подтвердили, что ок. 1260 г. до н.э. город испытал длительную осаду и был разрушен, – Здесь и далее примеч. ред.

(обратно)

2

См. далее по тексту.

(обратно)

3

Одиссей, или Улисс – один из наиболее популярных персонажей греч. мифологии. Его прадед – бог Гермес.

(обратно)

4

См. далее по тексту.

(обратно)

5

Гомер – др.-греческий эпический поэт, которому приписывается авторство «Илиады», «Одиссеи» и других произведений. Так называемый гомеровский вопрос вырос из проблемы авторства до совокупности проблем происхождения и развития др.-греческого эпоса.

(обратно)

6

Лотофаги – поедатели (или пожиратели) лотоса.

(обратно)

7

По соображениям краткости К. Касслер многое выпускает из путешествий Одиссея и допускает ряд неточностей.

(обратно)

8

NUMA (National Underwater & Marine Agency) – Национальное подводное и морское агентство.

(обратно)

9

1 узел равен 1.852 км/ч; 40 узлов равны 74,08 км/ч.

(обратно)

10

Около 27 метров.

(обратно)

11

Здесь: бассейны с минеральной водой.

(обратно)

12

Алберт (Ал) Джордино (см. другие романы К. Касслера).

(обратно)

13

НОАА – Национальное управление по океанам и атмосфере, США. Существует в действительности и выполняет часть функций, которые автор приписывает НУМА.

(обратно)

14

Бальзовое дерево (бальсовое дерево, бальса) относится к сем. бомбаксовых. Растет в Юж. и Центр. Америке. Прочная, легкая (легче пробки) древесина используется для изготовления плотов, в самолетостроении, как звуко– и теплоизоляционный материал. Из него был построен плот «Кон-Тики» Т. Хейердала.

(обратно)

15

То же, что диатомеи; д. флора – совокупность видов ископаемых диатомей определенного геологического промежутка времени или обнаруженных в определенных геологических отложениях.

(обратно)

16

Бонвиван (от фр. Bon vivant. Букв.: тот, кто хорошо живет) – лицо, любящее жить в свое удовольствие (устар.).

(обратно)

17

Кельты (галлы) – индоевропейские племена, обитавшие во 2-й половине 1 тыс. до н.э. на территории современной Франции, Бельгии. Швейцарии, северной Италии, южной части Германии, Австрии, северной и западной Испании, Британск. островов, Чехии, частично Венгрии и Болгарии. К середине 1 в. до н.э. покорены римлянами.

(обратно)

18

Древние культовые сооружения (3 – 2 тысячелетия до н.э.).

(обратно)

19

Рузвельт Теодор (1858 – 1919) – 26-й президент США (1901-1909).

(обратно)

20

Колридж Сэмюел Тейлор (1772 – 1834) – английский поэт и литературный критик.

(обратно)

21

Апвеллинг (от англ. Upwelling. Up – наверх и well – хлынуть) – подъем вод из глубины водоема к поверхности, происходящий в случаях, когда ветер сгоняет поверхностные воды в сторону открытого моря, озера.

(обратно)

22

Питт-младший перефразирует известную фразу Гамлета из трагедии У. Шекспира.

(обратно)

23

Во6ан Себастьян Ле Претр (1633 – 1707) – маркиз, военачальник и военный инженер, маршал Франции. Построил и модернизировал свыше 300 крепостей, руководил осадой 55 крепостей. Один из основоположников минно-подрывного дела.

(обратно)

24

К платиновым металлам также относятся рутений и осмий.

(обратно)

25

Простите, но мы не говорим по-английски.

(обратно)

Оглавление

Пролог . Ночь позора

Часть первая . Гнев моря страшнее адского гнева

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

Часть вторая . Что дальше?

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

Часть третья . От Одиссея до «Одиссея»

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  31

  32

  33

  34

  35

Часть четвертая . Ключ

  36

  37

  38

  39

  40

  41

  42

  43

  44

  45

  46

  47

Часть пятая . Тайное становится явным

  48

  49 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте