«Специальный рейд»

Сергей Самаров Специальный рейд

ЧАСТЬ I

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

– Мальчик мой...

В ответ только долгий и напряженный взгляд. Уловить хоть что-то в едва заметном шевелении материнских губ...

Она прощалась с сыном заранее, и уже не в первый раз, потому что тяжело сразу отторгнуть от себя живое и родное, отторгнуть – и надолго, может быть, навсегда, проститься с тем, кого сама произвела на свет в муках, криках и в громких молитвах. Прощалась, положив ладонь изуродованной руки ему на голову. Знала, что больше времени для прощания им может быть и не отпущено. Прощаться на глазах у всех ей было особенно тяжело, и потому она всегда искала время, чтобы побыть с ним наедине.

– Мальчик мой...

Мальчик, как обычно, как уже два года из трех лет своей жизни, молчал, только в глазах его было что-то такое, чего не выразить словами. Впрочем, он точно так же смотрел уже два года и на дверь. Зарема сначала думала, что сын ждет возвращения отца и не понимает, почему того нет. С удивлением – за что его, такого маленького, наказали, отобрав у него отца... Потом думала, что сын ждет уже другого человека, которого научился ждать, как отца. А потом и этого человека у него отобрали...

А он все смотрел и чего-то ждал...

А теперь отбирают и все остальное... Отбирают само право на ожидание...

Понимает или нет трехлетний Арчи, куда ушел отец, куда потом ушел Зураб, что готовят ему ближайшие дни?

Она думает, что он понимает...

Все думают, что – нет...

Все считают его неразумным инвалидом. Сын не только не разговаривает, он и не слышит после того случая двухлетней давности, когда Зарема осталась вдовой.

* * *

...Отец был высокий и стройный, с узкой, как у женщины, талией и по-мужски широкоплечий, гибкий, как береговой тростник, и сильный, как горная ель. И при этом легок характером, как ветер. Он всегда больше играл с сыном, чем мать. Он вообще был невероятно веселым и беспечным, шутливым и игривым. Сын так привык к нему, что плакал, когда за отцом пришли мрачные бородатые люди с автоматами и сказали, чтобы Адлан собирался быстрее.

– Почему ты должен наслаждаться ласками жены, когда другие дерутся за то, чтобы ты жил свободно? Ты сильный мужчина, а сильным мужчинам сейчас место не дома!

Адлан в ответ только широко улыбнулся и согласился. Он ни о чем не спросил Зарему, потому что мужчина не должен спрашивать женщину, когда речь идет о мужском деле. Это она хорошо понимала и возразить не посмела.

И его увели, оставив жену с малолетним сыном в горе и страхе.

А потом Адлан в течение месяца ночью приходил домой, занавешивал окна старыми одеялами, чтобы не было видно света, и ставил автомат рядом с дверью, которую запирал на засов. Раньше такого сильного засова на двери не было, был просто крючок из проволоки. По просьбе Адлана засов поставил днем его самый старший брат Темир, уже старик, оставшийся в деревне. Адлан приходил, и маленький Арчи смеялся и радовался при виде отца и любил тереться носом о его бороду. Зареме он больше нравился без бороды. Без бороды он выглядел моложе и красивее.

Арчи очень рано, просто на удивление всем, начал говорить и говорил много и подолгу. Как тогда смотрели на сына отец и мать... Не понимая больше половины из сказанного им... Арчи очень тянулся к отцу, и каждый вечер трудно засыпал, дожидаясь его. Когда Адлан приходил, сына будили. Днем отоспится...

Потом на целую неделю Адлан вернулся к дневной жизни и даже автомат спрятал где-то под крышей сарая, пока однажды утром за ним не заехали сразу на трех машинах. Торопили...

– Солдаты идут... Нас ищут. Всех знают. Жену забирай... Сына захвати... Будем к границе пробиваться... В Грузию уйдем, потом, если Аллах не оставит заботой, в Турцию...

Адлан думал всего пару секунд.

– Собирайся, Зарема. Одевай Арчи!

Сам бросился к сараю.

– Куда ты?

– Автомат там.

– Ладно... Есть в машине автомат... Скорее...

Зарема не поняла, почему они должны ехать, но не воспротивилась. Если так муж говорит, значит – надо. Арчи же радовался и смеялся. И без умолку что-то лопотал, помахивая пухлой белой ручкой. Кожа у сына, как у матери, – очень белая, тогда как отец всегда был смуглым. Ребенок до этого никогда на машине не ездил и не знал, что это такое. И ему нравилось, когда машину подбрасывало на выбоинах дороги. А дорога по военному времени из одних выбоин и состояла.

Село большое, по ущелью в сторону шоссейки вытянутое. Арчи успел прокатиться в свое удовольствие. А на выезде, около развалин старого телятника, началась стрельба.

– Пригнись... – приказал Адлан жене.

Она сама пригнулась, как куст дикой прибрежной алычи, и накрыла собой сына, оберегая.

Адлан стрелял из окна машины. Из разбитого окна. Маленький Арчи смеялся и пытался выбраться из-под матери, принимая это за веселую игру, за продолжение той игры, когда подбрасывало машину. И совсем не боялся выстрелов. Совсем не боялся громких, резких мужских криков. Он думал, что мужчины тоже играют.

– Вправо забирай... – закричал человек, сидящий спереди. – Вправо! Слева гранатомет...

А потом что-то ударило в машину, подбросило ее. Почти сразу же запахло гарью. И больше Зарема ничего не помнит.

* * *

Она пришла в себя и как-то сразу поняла, по запаху, что ли, по тишине ли вокруг, что находится в больнице. Рука была в гипсе, голова обмотана бинтами так туго, что было больно. Должно быть, больно было не из-за повязки. Но ей казалось, что именно из-за бинтов и идет к ней боль, пульсирует точечными ударами в горящем лбу. Память не покинула ее, и все происшедшее Зарема помнила хорошо. Но больше всего помнила страх...

– Арчи... Адлан... – глядя на медсестру, которую увидела со спины, произнесла она едва слышно.

– Что тебе, милая?.. – Медсестра повернулась на голос, склонилась над Заремой. Пожалуй, помоложе ее самой, рыжая и веснушчатая, русская.

Зарема долго рассматривала незнакомое, приветливое и простодушное лицо.

– Сын где? Муж? – при произнесении слов трескались пересохшие губы, словно слова хотели выходить наружу только с кровью.

– Сын в детской палате. Он жив... – сказала медсестра.

Если спрашивают про двоих и про одного говорят, что он жив, это значит, что второй погиб. Но Зарема переспросила:

– А Адлан?

Веснушчатая не ответила, посмотрела даже испуганно.

– Адлан... Муж...

– Я... Я не знаю...

И только тогда Зарема все поняла.

Она стала в двадцать один год вдовой.

* * *

Ей еще не разрешали вставать. Ночью она сама попробовала сесть, но даже в таком положении голова закружилась так сильно, что пришлось сразу же лечь, чуть не упасть перевязанной головой в жесткую больничную подушку. И после этого ее сильно тошнило. А утром сказали, что сына приведут к ней в палату повидаться.

– Арчи, – позвала Зарема, когда его только ввели в дверь. Голос не слушался, был слабым, и она его словно проглатывала вместе со слезами волнения. Арчи не услышал, хотя в палате стояла тишина.

Он только хмуро смотрел по сторонам, по-взрослому чуть набычив голову, чего раньше никогда не делал. Даже когда обижался и капризничал, что со всеми детьми бывает. Но мать не услышал.

– Арчи... – позвала она громче и подняла руку.

Она опять увидела, что сын не слышит ее. И поднятую руку заметил только тогда, когда медсестра, что привела его, показала:

– Вот и мама...

Арчи смотрел и не узнавал. Бинты на ее голове мешали ему узнать мать. Он никогда не видел мать в таком виде. Но медсестра подвела его ближе. Теперь они смотрели глаза в глаза. Арчи чего-то ждал, взгляд его ждал. Он не бросился к ней, не прижался, не засмеялся заливисто и радостно. Смотрел и ждал.

Ждала и она, что он вот сейчас, вот через секунду заговорит, залопочет, обрадуется.

А он не радовался.

Она поняла не сразу: Арчи ждал, что услышит голос матери.

Но он его не слышал... И потому не понимал, что происходит. Мальчик оказался в другом мире.

В непонятном и беззвучном...

* * *

...Два года прошло.

Зарема больше не слышала от сына ни одного слова. Почти не слышала... Иногда сын издавал в волнении отрывочные звуки. И это было все.

И он не слышал ее слов. Мальчик оглох после взрыва машины, хотя врачи говорили, что слуховой аппарат у него в порядке, барабанные перепонки не повреждены. Предполагали, что глухота – последствие нервного переживания, точно так же, как и немота. Страшная фраза – посттравматический стресс, перешедший в невроз. Так непонятно говорили врачи...

Горе пришло...

Одних горе придавливает сразу, другие пытаются с ним бороться.

Она пыталась. Может быть, и не стала бы бороться за себя, но стала за сына. Едва оправившись сама, покрывая голову черным платком по самые глаза, как и положено вдове, но не только потому, что она вдова, а еще и потому, что в больнице ей выбрили голову перед операцией, Зарема, сама часто шатаясь от головокружения, стала таскать мальчика по врачам. Родственники деньги собирали. Если не хватало, она шла просить. Не стала бы никогда просить для себя, унижаться, но попросить для сына не считала зазорным. Всем селом ее отправляли в дорогу. Соседи, чем могли, всегда помогали, в память об Адлане, которого любили все. Она ездила и в Назрань, и в Ставрополь, и даже до Краснодара, а потом до самого Ростова добралась. И везде ответ был одинаковым – посттравматический невроз. Не сильно утешали мать врачи, привычные, как почти все медики, к чужой беде: может пройти со временем сам собой, может не пройти никогда. Если начнет развиваться дальше, перейдет в шизофрению.

– Отдай ты его в детский дом, – откровенно посоветовал один врач, пожилой психотерапевт, игриво осматривая эффектную фигуру Заремы. – Ты еще баба молодая, красивая, устрой свою жизнь, жалко такой пропадать...

Она посмотрела на него с гневом и отчаянием. И ушла молча.

А сын рос красивым мальчиком, в отца.

2

Басаргин прилетел из Парижа рано утром на самолете, следующем до Пекина с посадками в Москве и в Иркутске. Вообще-то он собирался прилететь еще вчера во второй половине дня прямым рейсом, но задержался самолет от Лиона до Парижа, пришлось менять билет и добираться домой ближайшим рейсом, чтобы не ночевать во французской столице. Задержка Александра не сильно расстроила, потому что выдалось время и в Париж съездить, и не слишком домой опоздать. От аэропорта Орли до Парижа на такси – полтора часа быстрой езды. Ну, может быть, чуть-чуть побольше. Таксист попался толковый, разговаривал по-английски лучше, чем сам Александр по-французски, и они нашли общий язык. По крайней мере понимали друг друга.

Конечно, жалко, что ехать во Францию пришлось одному, без Александры, которая рвалась туда несравненно больше, чем он, но вызов был срочным, сборы заняли только три часа, и жена за это время не могла никуда пристроить сыновей-близнецов, чтобы составить мужу компанию. Их только два дня назад привезла бабушка, категорично и обиженно отказавшись от продолжения совместного летнего отдыха. Устроили ей сорванцы на дачном чердаке взрыв, которым снесло половину крыши. Как только сами остались живы! Как только дачу не спалили!

– Я хотела бы еще хоть немножко пожить... Без террористов в доме... – выразила бабушка скромное желание и вечером же уехала, обиженная, оставив «террористов» на попечение родителей.

Александра расстроилась, хотя по сыновьям соскучилась. Александр ее утешил только тем, что обещал привезти фотографии, если будет время сфотографироваться. Предполагал сразу, что график поездки, из-за срочных дел дома, предельно жесткий. Но неожиданно повезло с опозданием самолета, и в итоге он успел и на Монмартр съездить, и к Эйфелевой башне, и даже посмотрел на кафе «Ротонду», хотя попить кофе там времени не хватило. И везде сфотографировался. Пусть Александра хоть фотографии посмотрит. А вместе – уж в следующий раз.

И все же слишком мимолетно встретился он с Францией, не ощутил ее как следует. Все второпях... Когда добрался до Лиона, в штаб-квартире Интерпола его сразу засадили за дело, из-за которого и вызвали. Это комиссар Костромин постарался – такую рекламу сделал аналитическим способностям руководителя русского бюро своего подсектора, ярко проявившимся во время операции по поиску «тибетца», сильнодействующего наркотического вещества – мечты террористов. И в сложнейшей ситуации, когда оборваны многие нити важного дела, а факты не помогают выстроить версию, Басаргина пригласили, как последнюю надежду, чтобы он дал аналитическое заключение. Он это заключение дал, хотя в первый момент, когда переводчик, запершись с Басаргиным на несколько часов в кабинете, втолковывал ему содержание всех собранных материалов следствия, подумалось, что с этим ворохом фактов справиться невозможно. Даже слегка паническое состояние было. Вызвали его из Москвы. А он ничего не может сказать. Зачем вызвали? Опер он и есть опер... Ему гоняться за преступниками надо – погони, стрельба, собирание улик. А остальное все для высоких умов. Опозорился, короче... И именно это ощущение, стремление доказать собственные способности и правильность выбора Костромина, заставило собраться с мыслями, ухватиться за нить, подойти к делу не так, как штатные аналитики Интерпола. Он пошел от обратного, от парадокса. И сделал вывод, от которого у многих глаза на лоб полезли. Но первая же телефонная проверка дала положительный результат, который поставил следствие на рельсы. Самого Александра почему-то не поздравляли. Поздравляли Костромина, которому удалось заполучить такого ценного сотрудника.

А Александра тут же отправили домой. Костромин лично проводил его в аэропорт и посадил на самолет, вылетевший из Лиона с опозданием.

– Александре поклон нижайший... Ее портрет всем моим понравился необыкновенно. Так и скажи. Когда творчество художника оценивается дома, это одно. А когда оно оценивается во Франции, это другое!

Все-таки Стас стал больше французом... Сам Басаргин предпочел оставаться русским.

А Александре, насколько он понимал, оценка французов дорога...

* * *

Встретить его в Шереметьево-2 приехал Андрей Тобако на своем неизменном «БМВ» с двигателем, собранным по спецзаказу Интерпола. В способности машины километры просто заглатывать Басаргин имел возможность убедиться, когда гнали по Пятницкому шоссе, чтобы выручить Доктора Смерть, а «КамАЗ» с бойцами «Альфы» отставал безнадежно, хотя «КамАЗ» тоже машина скоростная и простой легковушке уступать не спешит[1].

– Ремонт закончили? – поздоровавшись, спросил Александр и сел на заднее сиденье.

– Закончили в день твоего отлета. И офис, и квартиру. Вчера уже завезли мебель и оргтехнику.

Негласный офис и квартиру через стену от него в районе, где никто не знает Басаргина как бывшего офицера ФСБ, решено было приобрести по настоянию комиссара Костромина.

– Молодцы. Мои переехали?

– Тоже вчера. Будь готов вернуться домой и сразу приступить к работе.

– Всегда готов, – не очень бодро отрапортовал Александр. – Есть что-то новое?

– Есть. Приедем, посмотришь сам.

– Хорошо. Меня никто не разыскивал?

– Не просто разыскивал, а по-настоящему домогался полковник Баранов. Не понимал, почему твой «сотовик» не отвечает.

– У него, кажется, какой-то юбилей предстоит...

– Я думаю, что не по этому поводу. Он по делам.

– Основания так думать?..

– Баранов сделал то, что он делать права не имел. Дал мой телефон моим бывшим сослуживцам, – Тобако сказал это недовольно. Словно Александр виноват в том, что бывший его начальник поступил так опрометчиво. Но, зная полковника Баранова, Александр понимал, что без острой необходимости полковник так никогда не поступит.

– «Альфе»?

– Да. Потом и они меня донимали, интересовались, когда ты вернешься. Естественно, я сказал, что не знаю. Требовали новый номер твоего «сотовика». Я сказал, что это закрытая информация. Зная, что я твой сотрудник, со мной бывшие сослуживцы поделиться информацией не захотели, из чего я делаю вывод, что дело не в привлечении нас к какому-то определенному мероприятию, а персонально в твоей личности.

– Когда это было?

– Баранов начал искать вчера утром. Мои сослуживцы после обеда.

Басаргин взглянул на часы. Половина седьмого. Нормальные люди еще только просыпаются.

И тут же зазвонил «сотовик» у Тобако.

– Это Александра, – сказал Андрей, не глядя на определитель номера и протягивая трубку Александру.

– Это Баранов или твои сослуживцы, – предположил Басаргин и трубку взял. Он на определитель посмотрел. – Что я говорил...

– Слушаю вас, товарищ полковник, – ответил.

– С приездом, Шурик. Мне уже доложили, что ты благополучно приземлился.

– Спасибо, Сергей Иванович. Хотя не скажу, что меня откровенно радует всенародная популярность.

– Какая популярность? – не понял Баранов.

– Едва я ступаю на московский асфальт, меня узнают и капают на меня в ФСБ. И даже в такое раннее время. Разве это не популярность?

– На тебя запрос делали... Короче, ситуация такая. Меня просто за грудки берут, требуют немедленно тебя предоставить.

– Кто?

– И из «Альфы», и даже директор вчера позвонил. Уже ночью. Просил тебя с «Альфой» связать. Как будто и верить не захотел, что тебя в Москве нет и что с тобой связи нет.

– Что им надо? – Андрей не стал рассказывать, что по настоятельной, похожей на приказ, просьбе Костромина отключил свой телефон сразу по прилете во Францию. Вопросы конспирации комиссар воспринимал с трепетом и очень любил о них напоминать. И он словно в воду смотрел – оказывается, понадобился Басаргин кому-то...

– Они разве говорят, что им надо.

– Сообщите, что я прибыл, пусть звонят после девяти. Я буду на месте. Запомните мой номер...

Баранов запомнит. У него память не предпенсионная, хотя сам он в неполные пятьдесят лет уже о пенсии часто поговаривает.

Утренняя солнечная Москва казалась приветливой после равнодушного, ждущего дождей Парижа. Почти пустой в ранние часы Ленинградский проспект позволил Тобако и здесь показать силу двигателя «БМВ». И скоро машина уже свернула во двор.

– Сегодня и тебе следует о машине позаботиться, – подсказал Андрей.

– Уж об этом я постараюсь позаботиться в первую очередь. Если эта первая очередь дойдет... Должность требует передвигаться по возможности быстро.

– А как дела пойдут полным ходом, закажем тебе «коня», как у меня... – Тобако довольно ударил ладонями в руль.

Впрочем, оба они хорошо знали: если дела начинают «идти», как правило, бывает не до того, чтобы заниматься какими-то иными проблемами, кроме самых неотложных.

3

Красный «Рейнглер» Ахмата Текилова слишком приметен и определяет социальный и финансовый статус человека лучше любой визитной карточки. Сейчас это совершенно ни к чему. И потому Ахмат, как делал обычно в таких случаях – а в последнее время это происходило особенно часто, взял «жучку» своей подруги, у которой жил в Москве уже полтора года. Доверенность Людмила сделала ему давно, радуясь возможности самой поездить на джипе и покрасоваться перед подругами и знакомыми. С его, разумеется, доверенностью. После таких обменов Ахмат с усмешкой посматривал на спидометр: накатала километров – будь здоров! – только чтобы ее везде видели. Не иначе Москву по Кольцевой дороге с десяток раз объехала. Но ему «жучка» сподручнее. Машина не слишком ходкая, да в сегодняшнем деле и не нужна особая быстрота. Бывший опер ингушского республиканского уголовного розыска хорошо знает, когда следует показать себя, а когда лучше быть неприметным.

Еще ему надо продемонстрировать, что его машина не из Москвы приехала, а в Москву добирается. И потому пришлось встать пораньше, еще затемно, и сделать большой круг, нахватать в сухую погоду на корпус и колеса побольше грязи. Только после этого он и въехал в нужный знакомый поселок в тридцати километрах от Москвы. И остановился около моста на берегу речки, чтобы машину на глазах у всех помыть. Неудобно после дальней дороги въезжать в столицу на грязном транспорте. Любой мент может придраться.

Он не очень торопился и не бросал при этом взгляды на противоположный берег, где спускались к реке зеленые огороды. Ему и не нужно взгляды бросать, потому что он и так знал – внимание на машину, которая скоро проследует в сторону Москвы, обратят, как и на внешний вид человека из этой машины. Никто не будет сомневаться, что это представитель кавказских народов. Они обычно друг другу помогают, по мере сил выручают в трудных ситуациях. И хватит у наблюдателей времени обдумать свое поведение...

Закончив работу, Ахмат сам сполоснулся по пояс в прохладной утренней воде – сон разогнал после бессонной ночи. И сел за руль. Теперь – пора... Нельзя людей заставлять долго ждать. Вдруг дурная какая-то машина выскочит и опередит его, заберет попутчиков. И мало тогда поможет национальность. Если только не помешает... Впрочем, любой водитель в данном случае будет проявлять корыстный интерес. Земляк же имеет естественное право этим интересом пренебречь.

Как он и предполагал, начиная эту провокацию, сразу за мостом его уже ждали двое – мужчина и женщина. Мужчина лет тридцати, одет буднично и неопрятно. Женщина моложе, но это видно только по той части лица, которую можно рассмотреть, – черный платок опущен до самых глаз, по-вдовьи. Мужчина поднял руку. Ахмат остановился, потянулся и открыл стекло.

– В Москву? – Лицо не брито уже несколько дней. Глаза красные, усталые.

– В Москву.

– Не подбросишь, земляк?

– О чем разговор. Садись...

– Только... у нас денег нет.

– Что ж так... – Ахмат на несколько секунд задумался, словно посомневался. Имидж случайного встречного, желающего подзаработать, следует поддерживать. – Ладно. Садись... Все одно, по пути...

Дорога в этих местах старая и разбитая, местами виднеются остатки асфальта, но в основном грунтовка. Деревни и поселки полузаброшенные. Только иногда среди развалившихся домишек вдруг возникают откуда-то солидные двух– и трехэтажные коттеджи за кирпичными сплошными заборами.

Текилов просчитал ситуацию правильно, подъехал к определенному часу и посадил пассажиров вовремя. В чем и убедился уже через сорок минут, когда навстречу попался большой черный джип «Тойота Ленд-Крузер» со знакомым номером. И опять Текилов оказался прав, поменяв машину. Его красный «Рейнглер» бросился бы сразу в глаза и был бы, несомненно, узнан. Пассажиры, молчаливые и слегка испуганные, заметили этот джип тоже. Они могут и не знать номер, они просто от любой солидной машины прячутся. Незадолго до этого навстречу «Гранд Чероки» попался – тоже испугались, вжались в сиденья. И если бы он не подумал о возможной встрече с «Тойотой» и приехал сюда на своем «Рейнглере», они ни за что в машину не сели бы. Побоялись бы... «Жучка» для них – хоть маленькая, но гарантия безопасности. Сильные мира сего не ездят на «жучках». А мужчина с женщиной прячутся именно от таких людей.

Эти пассажиры не из весельчаков-попутчиков, которые сокращают дорогу болтовней, сам Текилов тоже не слишком разговорчивый, и потому ехали большей частью молча. Только уже на хорошей шоссейке, когда выбрались в места обжитые, пассажиры, кажется, повеселели. Поверили, что имеют все шансы уйти от погони. Эту погоню Текилов предвидел, потому что то ли с утра, то ли вообще от рождения пьяный старик из соседнего дома наблюдал, оперевшись локтем о высокий палисад под окнами, как садятся в машину люди, что жили несколько дней рядом с ним. Номер машины он едва ли запомнил. Но описать неказистую «жучку» сможет. Те, что приедут на большом джипе, обязательно «потрясут» соседей – кто что видел. И им расскажут о небольшом опоздании, до того небольшом, что оно не может не выглядеть обидным. Джип, конечно, ринется в погоню, но погоня хороша только тогда, когда о ней не знают люди, от нее убегающие.

А Текилов знает. И потому свернул на Кольцевую дорогу, вместо того чтобы ехать прямо в Москву.

Пассажиров такой маневр слегка смутил – зашевелились на заднем сиденье. Для них сейчас одно важно: чем дальше, тем лучше. По наивности они думают, что по прямой можно уехать дальше. Может, и так. Но только на хорошей машине. «Жучке», случись гонка, не уйти.

– Мы куда, земляк? – спросил небритый мужчина с легким беспокойством.

– А-а... – сказал Текилов. – Там дальше дорогу ремонтируют. Половину полотна перекрыли. Дырку маленькую оставили, как горлышко в бутылке. Час в пробке простоишь... С другой стороны въедем. А куда вам в Москве-то?

– В Сокольники.

– Ну и хорошо. Тогда я вообще правильно поехал. Так ближе будет и быстрее... Чем по Москве крутиться... В Москве сейчас все на работу добираются. Пробки кругом. А я хотя и горный человек, все же не орел. Сами-то откуда будете?

– Из Урус-Мартановского района.

– Ай-я!.. – воскликнул Ахмат. – Почти рядом жили!.. Я из Назрани. Меня Ахмат зовут.

– Я Ширвани. А это Нури, моя сестра...

– Надо же! – удивился Ахмат. – Почти всю дорогу проехали, только и узнали, что в самом деле почти земляки... От Назрани до вас два часа езды – рукой подать... В Москве из конца в конец в «час пик» пробраться – на целый час больше...

Он даже поехал веселее. Скорость добавил и музыку включил.

– А в деревне как оказались? Работали, что ли?

– В поселке... Поселок там... – Ответ в надежде на то, что вопрос не повторится.

– Какая разница. Все равно деревня...

– Ага...

– Работали?

– Нет. Друг там у меня дом купил. Жили у него. Он в Москву поехал и пропал куда-то. А у нас все вещи и деньги у него дома в Москве остались... Не знаем, что и делать?

– Найдется... Мужчины так просто не пропадают.

– В Москве всякое может быть...

– Адрес-то знаете?

– Нет. Только, как искать, помню. От метро «Сокольники»... Через дорогу... Меня к нему привели, а адрес и не сказали. Да я найду...

– О-хо... – вздохнул Ахмат. – А с документами-то у вас в порядке? А то сейчас менты нашего брата на каждом углу останавливают.

Ширвани помрачнел. Представил, должно быть, как их останавливают и проверяют документы. У него вообще представление о проверке документов должно быть чеченское, когда такая проверка приравнивается к «зачистке»: прикладом в лоб, лицом к стене, ноги шире плеч... «Где документы? Сам из кармана не доставай... На стену руки, на стену...»

– И документы тоже у него дома. Все у него. У него свои дела были, не хотел, чтобы мы мешали. Он нас на машину посадил, повез в поселок. Сказал, поживите пару дней. В Москве пока нельзя. Через пару дней приеду, сказал, заберу.

– Не приехал? – Ахмат голосом выразил сочувствие.

– Четыре дня мы просидели. Думаем, беда какая случиться могла...

– А друга как зовут? Может, я его знаю... Мы – земляки – в Москве все почти друг друга немного знаем...

– Гали Барджоев. Не знаешь?

Беда, как вы правильно подумали, случилась... И не найдете вы больше Гали.

– Нет. Не слышал.

И документы ваши в другом месте сейчас лежат, совсем у других людей. Сначала там были только документы Нури, теперь там же и документы ее брата. И даже документы самого Гали. И вы хорошо этих людей знаете. Но правильно делаете, что не говорите первому встречному о том, что с вами случилось. Люди не любят беглецов. Они за себя боятся, потому и не помогают беглецам, если только у них не возникает в этом необходимости. Гали по-родственному решился помочь, и потому с ним случилась беда...

Ахмат тоже решился помочь, но не из сострадания, а совсем по другой причине.

Он никого не боится. Он сам идет навстречу опасности. Ему необходимо найти некоторых из тех людей, от которых брат с сестрой прячутся. Самого главного из них, и самого опасного...

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Добрые слова от людей, которым в жизни несладко, можно услышать чаще, чем от тех, кто в покое живет. И не только словом такие люди помогут неимущему или несчастному. Зарема убедилась в этом на собственном опыте.

А что может быть страшнее той беды, что с ней случилась? Потеряла мужа, сын стал глухонемым, сама постоянно от болей в голове мучается, и рука, где разорвало сухожилия, сохнет, только два пальца на ней работают – большой и мизинец. Можно сказать, что не рабочая рука. Остальные как одеревенели, даже не сгибаются... Даже писать теперь может только с великим трудом. А о серьезной работе и говорить не приходится. С такой рукой и себя не прокормить, как же кормить больного сына. А сын... Гораздо легче самой умереть, не так больно... Не так больно за себя, как за людей любимых...

Но и это, как оказалось, не стало пределом.

Беда к беде, говорят в народе, веревкой, как телок, привязывается. Так и получилось. Целый месяц мрачно и молча смотрел на любимую младшую дочь отец, гладил внука по голове, в глаза ему заглядывал. А потом собрал деньги, какие в доме остались, поехал на базар и купил у нужного человека автомат. Молча и ушел, не сказав матери слова на прощание. Не хотел, чтобы останавливала. Привезли тело отца через два дня... Простреленное в нескольких местах, с задранной кверху бородой.

Плакала над телом мать, рвала седые волосы из головы пучками. Любимая младшая дочь не плакала, молча смотрела. И внук смотрел молча. Он не только говорить, он и плакать разучился. Или просто не понимал, что с дедом произошло.

Не понимал еще, что и деда у него отобрали, как раньше отобрали отца...

* * *

Сколько же можно отнимать у одного маленького несмышленого существа!

Зарема положила изуродованную руку сыну на голову, посмотрела красными глазами в его черные глаза. И не сказала ни слова, потому что он все равно не слышит ее. Но подумала, что она сейчас совершит самое страшное для своего сына дело – отнимет у него и мать.

И полезла в сарай, под самую крышу, где между стропилами, как она видела, спрятал когда-то автомат Адлан. Достала его, взяла в руки, подержала, попробовала, как руки слушаются, но правая рука не могла нажать на курок, как ни пыталась она всунуть в скобу изуродованные пальцы. Тогда она попробовала переменить руки. И убедилась, что может стрелять. Хотела попробовать сначала во дворе, но не решилась.

Время приближалось к обеду. Зарема пошла в дом к матери, там вымыла мальчику ноги и уложила спать. Потом вернулась домой, завернула автомат в одеяло и пошла с ним в сторону дороги. Там она села на пригорке, свесив ноги в заросший колючей травой придорожный кювет, и стала ждать машину. Машины проходили здесь часто, почти каждый час. Но ей нужна была только военная машина с русскими солдатами. И потому несколько машин она пропустила, не зная, кто в них едет. Машины были гражданскими.

Зеленый «уазик» она увидела издали. Это еще лучше. На таких, как она видела, офицеры ездят. Взгляд упорно вцепился в подпрыгивающую на кочках машину, и только резь в глазах заставляла ее иногда мигать.

Машина приблизилась. Зарема с хладнокровием, какого не ожидала от себя, и с решительностью чисто мужской развернула одеяло. Совсем немного осталось до машины. Она взяла автомат в руки и вышла на дорогу. Спрятала оружие за спину и встала. Тяжел для женских рук автомат, руки едва держали его так, чтобы не показать раньше времени. А «уазик» приближался. Там уже увидели стоящую посреди дороги Зарему, стали тормозить. Пять метров осталось. Остановилась машина, хлопнули дверцы, и в этот момент она перекинула автомат и нажала на спусковой крючок. Выстрела не последовало. Она давила со всех сил, видела, как стали прятаться за машину люди, вышедшие из нее. А она давила и давила, но выстрела все равно не было.

И тогда она просто бросила автомат себе под ноги. И голову опустила.

Военные подошли к ней.

– Шалава такая!.. С-сука!.. – заорал водитель и замахнулся прикладом.

Второй, с пистолетом в руках, спокойно остановил его.

– Она предохранитель не сняла. Не умеет стрелять.

Зарема поняла, что она что-то не так сделала, потому и не прозвучало очереди. Потому и не смогла она отомстить за себя, за мужа, за отца, за сына... Она очень жалела, что не так сделала, но в то же время в душе шевельнулась благодарность к офицеру с пистолетом, которого она только что хотела убить. Она даже и сейчас могла бы это сделать, но все же...

– Пошли в машину... – сказал офицер строго.

Солдат-водитель подтолкнул ее стволом автомата под ребра. Больно...

* * *

Ее привезли в Шали, в комендатуру. Помощник коменданта объяснял, что у него все камеры мужиками переполнены, боевиками, которые в лесу жили и женского тела месяцами не видели. Нельзя к ним женщину сажать. На клочки разорвут, а обвинят в этом опять русских.

Но они договорились. Посадили ее пока в какую-то комнату на втором этаже, где окна с решетками. Самой Зареме было все равно, что с ней будет дальше. Хотелось только, чтобы не тревожили. Она положила на колени руки и смотрела в пол пустым, потухшим взглядом. И даже иногда закрывала глаза, словно полудремала, ко всему вокруг безучастная.

Через час за ней пришли.

– На выход, – и взяли под локоть. – Пошевеливайся, стерва, ноги быстрее переставляй!

Опять посадили, безмолвную, в машину. Теперь ехали всего-то три минуты. Другое здание. Поднялись на второй этаж. Ввели в кабинет.

– Садитесь.

Она не подняла глаз, но по голосу узнала того человека, что выскочил из машины с пистолетом. Она убить его хотела. Теперь он, наверное, захочет ее убить, хотя там, на дороге, не позволил водителю даже ударить. У них, у русских, есть свои методы убийства. Они это законом называют и думают, что от этого суть изменится. Но убийство все равно убийством останется. Пусть убивают... Только бы не мучили... Скорее бы... И все кончится... Сил к сопротивлению не осталось, а главное, что не осталось никакого желания сопротивляться. Возникло только обидное сожаление, что не спросила ни у кого в деревне, как автоматом пользоваться.

– Я оперуполномоченный федеральной службы безопасности. Моя фамилия Басаргин. Зовут меня Александр Игоревич. Как вас зовут?

В дверь постучали.

– Разрешите, товарищ капитан?

Зарема вздрогнула и подняла глаза.

Его только здесь и не хватало!

Хотя как же без него... Ее же рядом с селом арестовали. Значит, догадались, откуда она на дорогу вышла. Вот и вызвали Зураба. Бывший ее одноклассник, несостоявшийся назойливый жених... Как он рад, наверное, сейчас, что погиб Адлан, что такая беда случилась с сыном Адлана, что она теперь здесь.

Еще один мучитель. Многолетний... Как избегала она встреч с ним в последние годы... А вот не смогла полностью избежать. Свиделись, да еще в такой обстановке.

– Что вы хотите?

– Я участковый, товарищ капитан. Ее село, – кивок в сторону Заремы, – на моем участке. Меня вызвали по вашему приказу.

– Понятно. Садитесь и вы. Будем вместе думать, что с задержанной делать.

Зураб не сел, только руки положил на спинку стула.

– Товарищ капитан! Я прошу меня предварительно выслушать. Прежде, чем что-то решать. Это не простое дело... Здесь нельзя по общим меркам. От отчаяния она...

Эти слова прозвучали взволнованно, сбивчиво. Зураб, как ни странно, защищал ее. Это Зарема поняла. И даже странной такая защита показалась. Зураба Хошиева вся деревня ненавидела, и Зарема вместе со всеми, хотя в школе они очень дружили и считались будущими женихом и невестой. Так бы и случилось, если бы не Адлан.

А Зураб... Может быть, из-за этого тогда и уехал. Долго где-то пропадал. Потом вернулся уже милиционером. Вместе с русскими вернулся. И он, казалось, всех ненавидел. Именно он приводил солдат, когда проводилась очередная «зачистка». И в ее дом солдат приводил. И смотрел при этом на отказавшую ему невесту с насмешкой, потому что сила была на его стороне. Да, ее он должен ненавидеть особо, как ненавидел Адлана, и сам говорил ему это, обещая поймать и застрелить, еще до того, как бородатые люди пришли за мужем Заремы и он ушел с ними в горный лес. Тогда еще и причины не было Адлана ловить, но Зураб все равно его подозревал.

Что же он сейчас делает, почему сейчас защищает?

– У нее очень непростая ситуация. Столько бед сразу свалилось. Как тут не быть отчаянию!

– Я могу догадаться, что она действовала не с большой радости, – сказал капитан Басаргин. – Что у нее случилось?

– Сначала муж погиб. Они в одной машине были. Машину гранатометом накрыли. Ее тоже ранило. Сын калекой остался. А на днях отца убили... Она сама тихая. От отчаяния это. Она же и автомат раньше в руках не держала.

– Это я понял, – сказал капитан. – За смертью на дорогу пошла. За своей и за чужой одновременно. Неужели вам было все равно, кого убивать? Ведь не все же люди виноваты в ваших бедах!

Зарема поняла, что спрашивают ее. И подняла глаза, желая сказать что-то дерзкое.

Но посмотрела на этого капитана и ничего не ответила.

Когда на тебя без зла смотрят, тоже не хочется зло говорить...

2

И офис, и новую квартиру Александр видел только до ремонта. Голые стены запущенных грязных помещений не вдохновляли. Но Тобако вел его в новый дом, словно обещал подарок. Подарок действительно состоялся. Сразу. Небольшой коридор, общий для двух помещений, преобразился и приобрел вполне приличный вид.

Новое жилье встретило тишиной. Близнецы благополучно спали, как и положено десятилетним мальчишкам – с трудом ложиться вечером и с еще большим трудом вставать утром. К тому же вчерашний день они посвятили благоустройству на новом месте, помогали матери и основательно устали. Александра усталости умеет сопротивляться, поднялась рано, вышла встретить, только услышав шевеление ключа во внешней двери. Но говорить старалась вполголоса, чтобы мальчишек не разбудить. Стала показывать мужу квартиру. И даже легкое хвастовство в ее голосе проскальзывало, словно это она виновница торжества. Он только улыбался и кивал, не совсем еще осознавая, что теперь жить им предстоит здесь. Комнату близнецов осмотрели с порога, чтобы не будить спящих. Сама же Александра вела себя так, словно со вчерашнего вечера уже полностью здесь освоилась – хозяйка. Она еще вчера битком набила холодильник, а сегодня уже и завтрак приготовила для мужа и для Андрея, точно рассчитав время приезда.

– Баранов во сколько звонил? – спросил Андрей, сев за стол.

– У тебя что, в кармане прослушивающее устройство завалялось? – удивилась она с улыбкой. – Почти перед твоим приземлением.

* * *

После завтрака Басаргин опять заглянул в комнату к спящим близнецам, положил рядом с кроватями подарки из Франции и сразу ушел в офис. Из квартирной двери три шага – и дверь направо. Металлическая, усиленная, как и входная в коридор, как и квартирная – даже замки похожи, хотя ключи разные. Удобно, что ни говори. Даже тем удобно, что тебя никто не будет караулить по дороге на работу, желая подстрелить, как было недавно в старом доме.

Все это еще казалось нереальным, происходящим с кем-то другим. Так отличалась служба в Интерполе от предыдущего места службы. И даже, наверное, от службы в НЦБ[2], которое имеет официальный открытый статус. У российского бюро сектора «G» статус почти нелегальный, хотя и утвержденный президентской визой. В соответствии с этим определенные удобства и неудобства.

Тобако уже уселся за компьютер, входя в дела почти с разбегу.

– Тебе следует в первую очередь освоить оргтехнику и все программы. Я вчера день потратил, программы ставил и настраивал. Запомни, что сейфов для архивных документов у нас как таковых, не будет. Только сейф для оружия и текущих необходимых бумаг. Бумаги после отработки уничтожаются. Весь же архив шифруется и хранится на сайте Интерпола. Там у тебя собственный «сейф» с собственным «ключом». Хотя не забывай, что контролирующие службы в Лионе имеют к твоему «сейфу» доступ и всегда имеют возможность тебя проконтролировать. И будут контролировать постоянно и тщательно. Все, что касается России, интересует по-прежнему многих. Ты меня понимаешь, бывший сотрудник ФСБ?

– Я тебя понимаю и принимаю твое предупреждение. Что касается сейфа, то мне уже, кстати, Костромин «ключ» вручил... Тринадцать цифр. Трудно запомнить.

– Тогда садись и проверяй, нет ли тебе корреспонденции.

– Уже может быть корреспонденция?

– Это обязательный утренний ритуал. Он должен стать более привычным, чем умывание. Если корреспонденция идет с категорией «срочно», тебе поступает сообщение на пейджер.

– У меня, кстати, нет пейджера. Костромин советовал купить.

Андрей достал из стола пейджер.

– Уже есть. Вчера Александра позаботилась. Теперь слушай дальше. На выход в сеть у нас выделенная асинхронная линия. Никаких проблем возникнуть не может. Ящиков электронной почты должно быть несколько – для разных категорий корреспондентов. Скоро прилетит Доктор Смерть, скорее всего, с утренним самолетом, он тебя научит вскрывать чужие сети. Это тонкая работа. Я кое-что умею, но с Доктором тягаться не берусь. Доктор сам постоянно читает файлы своего областного управления ФСБ. И даже коллекционирует данные из досье на себя.

Александр хмыкнул.

– На себя данные я пока раздобыть не сумел. Но у меня лежат четыре диска... Там полная база данных по диаспорам Москвы и Подмосковья и по некоторым проблемным диаспорам России.

– Откуда у тебя это?

– Костромин объяснил мне, с чем придется работать в том числе. И я позаботился о собственной информированности, прежде чем сдать все дела.

– Похвально. Ты собираешься и эту базу данных хранить в интерполовском сейфе? – Во взгляде Андрея засветился неподдельный и даже слегка ехидный интерес.

– Нет, – категорично сказал Басаргин. – Российские данные я предпочитаю хранить в России.

– Тебя, я вижу, не надо учить, – усмехнулся Тобако. – Точно так же делаем и мы с Доктором. Как ни суди, а Интерпол – не самая подверженная влиянию нашей страны организация. Но подверженная влиянию других сил, которым все открывать не следует. Мы все – российские офицеры, хотя и отставные, и присягали только России. У нас нет гарантии, что кто-то из Интерпола не передаст твои файлы по диаспорам в МИ-6[3] или в ЦРУ. И любому иностранному разведчику будет легче опираться на какие-то известные данные, чтобы получить поддержку на нашей территории. Я рад, что ты сам дошел до этого.

– А в прошлой операции... – начал Александр, но договорить ему не дал телефонный звонок.

– Слушаю.

– Капитан Басаргин?

– Уже капитан запаса... Я слушаю вас.

Александр не случайно сделал такое уточнение. По привычке им еще будут пытаться командовать, и он был готов к тому, чтобы отстоять свою независимость от российских спецслужб, вопреки тому, о чем они только что говорили с Тобако. В этом сложность новой работы – остаться своим со своими и в то же время превратиться в хорошего международного полицейского.

– Генерал Астахов вас беспокоит, – поправка не смутила генерала из штаба «Альфы».

– Здравия желаю, товарищ генерал. Мне сообщили, что вы меня разыскивали, только я просил полковника Баранова, чтобы мне позвонили после девяти. До этого я занят.

Александр опять умышленно заменил привычное уставное «доложили» на «сообщили», чтобы отодвинуться от бывшей службы и показать свою независимость, следовательно, подтвердить возможность не подчиняться чужим приказам, которые по инерции еще могут идти. И даже позволил себе показать недовольство звонком генерала, прозвучавшим раньше времени.

Но и это генерала тронуло мало, из чего Басаргин сразу сделал вывод, что вопрос в самом деле срочный.

– Вам ничего не говорит имя Зураба Хошиева?

– Говорит. Я знаю этого человека еще по первой командировке в Чечню. Встречались и во второй командировке, но он тогда уже не служил в милиции. Последствия ранения, потом еще в дополнение какие-то тейповые неприятности. Смена руководства в республиканской милиции, вы знаете, как это у них бывает, и новые люди вытеснили старых.

– Нам необходимо немедленно с вами встретиться.

Александр недовольно поморщился.

– Я освобожусь через полчаса, товарищ генерал. Закажите на меня пропуск.

– Немедленно!

– В таком случае приезжайте ко мне.

– Это отпадает. Вы нужны именно здесь, чтобы побеседовать с Хошиевым.

– Он задержан?

– Да.

– Вот как?.. Я постараюсь освободиться быстрее. Закажите пропуск.

– У вас разве нет пропуска?

– Уже нет. Я сдал все документы.

Он положил трубку и посмотрел на Андрея.

– По какому поводу понадобился?

– Они задержали моего бывшего осведомителя. Я с ним в Чечне плотно работал. Бывший младший лейтенант милиции, участковый. Потом, после милиции, помогал мне в отдельных вопросах. Зураб Хошиев... Этот Зураб желает, как я понял, говорить исключительно со мной. Только не могу взять в толк, отчего такая торопливость. Я говорю, что освобожусь через полчаса, генерал требует немедленно прибыть.

– Может, привычка генеральская – получать все сразу?

– Сомневаюсь. Астахов не хам. Он себе даже дачу, говорят, собственными руками строил.

Тобако усмехнулся важной характеристике.

– Да, странный, должно быть, генерал. Я с ним не знаком. Поезжай. Я пока посмотрю твой «сейф». Не забудь «ключ» к «сейфу» оставить.

Александр продиктовал тринадцать цифр. Первые тройкой, остальные парами. Не потому, что так лучше запоминается, а потому, что между ними следует набирать дефис.

– Я поехал.

– Ты не договорил... Что ты про прошлую операцию хотел спросить?

– Доктор тогда специально звонил тому полковнику из ГРУ, чтобы предупредить о нашем интересе?[4]

Андрей усмехнулся.

– А это ты, аналитик, сам решай... И учись у старших товарищей, пусть даже и подчиненных тебе.

Басаргин достал из сейфа пистолет, проверил обойму, дослал патрон в патронник, щелкнул предохранителем и убрал оружие в подмышечную кобуру.

– Это правильно. Теперь оружие следует всегда при себе держать, – поддержал его Тобако и показал свою кобуру, распахнув полу пиджака.

3

– Давай, земляк, будем искать... Вот твоя станция метро. – Ахмат свернул к бордюру и остановился, не выключая двигатель. – Куда дальше прикажешь? Вспоминай, вспоминай...

Ему всегда нравилось управлять людьми так, чтобы они об этом не догадывались. В этом была некая таинственная, не всем доступная сила. И сейчас он управлял братом с сестрой именно так. Они не осознавали, что он управляет ими, и потому были перед ним слабы. Но побеждает только сильный. А Ахмат настроен на победу. Он и сам отлично знает, куда ехать дальше. Но нельзя это показывать, иначе вся его задумка провалится.

Нури голову не подняла. Она и не помнит. Не в том была, надо полагать, состоянии, когда Ширвани привел ее сюда.

Ее брат осмотрелся.

– Мы с другой стороны из метро выходили. Сейчас... Сейчас... А потом... Туда... – уверенно рукой показал. Ахмат отметил, что для деревенщины Ширвани хорошо ориентируется в городе. И зря, может быть, его считают недоумком. Может быть, он такой, как у русских в сказках – Иванушка-дурачок... Тогда с ним надо быть осторожнее. Впрочем, будь Ширвани с хитрецой человек, он не оставил бы свои документы у Гали Барджоева. Но присмотреться к нему стоит, и осторожность соблюдать тоже стоит.

Текилову пришлось развернуться, чтобы проехать в указанном направлении. И вздох изобразить. Встал он на этой стороне тоже исключительно для того, чтобы непонятно было, что он знает обстановку. Получилось все естественно. Естественным выглядело и его недовольство. Они и так надолго задержались, пробираясь через утреннюю Москву. Поток машин, направляющихся в столицу, всегда бывает утром гораздо большим, чем встречный. И машина вынуждена была подолгу простаивать в пробках. Но до метро все же добрались.

– Теперь туда...

Ахмат свернул на боковую улицу, проехал между двух домов и чуть не выдал себя, объезжая внешне неглубокую лужу. Под поверхностью воды скрыта большая выбоина, и знать о существовании выбоины может только человек, часто здесь проезжающий. Но Ширвани, похоже, сам про выбоину не знает. Или просто не обратил внимания на такую мелочь. Он на многое внимания не обращает, слишком на многое, потому, наверное, и оказался в таком положении. И все опасения Ахмата напрасны.

– Теперь направо, вот-вот, туда вон – прямо, и вдоль домов...

Ахмат проехал, куда показал пассажир. И сразу отметил, что Ширвани приезжал сюда в прошлый раз не на машине, а шел пешком, разглядывая номера корпусов и номера квартир на подъездах. Для автомобильного транспорта, как он хорошо знал, специальный путь шел чуть в стороне, но прямой, где не следовало тормозить у каждого подъезда из опасения, что из кустов кто-то торопливый выскочит под колеса.

Но он поехал именно по указанному пути, опять чтобы не вызвать подозрений.

Здесь, в этой квартире, никто уже не может дожидаться Ширвани и Нури. Текилов точно знает адрес, который назвал вчера избитый до полусмерти Гали Барджоев. Совсем другой адрес. Там он зарегистрирован, там у него жена и два сына живут, но сам он там появляется не всегда. А эта квартира принадлежит кому-то другому, кажется, старшему брату Гали, который уехал в Москву гораздо раньше, обосновался, но, по слухам, из-за разногласий с законом находится сейчас где-то за границей. За границей сейчас много чеченцев неплохо устроились. Там рэкет приносит больше прибыли, чем здесь рэкет и бизнес, вместе взятые. Правда, там и попасться на этом опаснее. Немецких полицейских купить сложнее, чем наших ментов, а на немецких, скажем, судей надавить вообще никогда не удается.

Гали пользовался этой квартирой для собственного удовольствия. То есть проводил здесь основное свое время, потому что больше всего на свете он любил удовольствия. И к нему, по ненавязчивой подсказке Ахмата, переданной через третьи уста в нужные уши, обратился за помощью Ширвани. Отказать, хотя знал, с кем связывается и против чего выступает, Гали не мог. Его достоинство этого не позволяло. Натура не очень умная, но очень довольная собой. Кроме того, родственные отношения приказали поступить таким образом...

– А если его дома нет? Что делать будете? – спросил Ахмат.

– Не знаю. Совсем не знаю... Все деньги там... Все документы...

Сестра молчала, опустив глаза, и в зеркало заднего вида можно было рассмотреть только ее подбородок. Ахмат обратил внимание, что подбородок подрагивает. Должно быть, Нури с трудом сдерживается, чтобы не заплакать.

Для простого человека, попавшего в их положение, выбор представляется естественным. Это для таких беглецов он страшен. Но подсказать следует именно это, потому что они не сказали Ахмату, что беглецы, гонимые, и прячутся. И не рискнут сказать, потому что последует резонный вопрос – почему они прячутся?

– Надо родню искать. Помогут, – подсказал Текилов. – Есть в Москве кто-то из вашего тейпа?

– Как не быть. Помогут. Только где искать?

– Чеченцев здесь много... Поспрашивать, всегда найти можно.

– Да-да, буду искать... Помогут...

Ширвани упорно цеплялся за каждую подсказку, лишь бы не рассказывать, что случилось. Страшно рассказывать. Побоятся люди связываться с той силой, против которой он выступил, желанию которой воспротивился. И сам он боится...

– Вот этот подъезд. Спасибо, земляк, – он протянул руку для пожатия. – Выручил ты нас...

Ахмат руку пожал, убедился, что рука сильная, натруженная и не дрожит, но сказал:

– Не торопись прощаться. Вдруг не застанете дома. Я подожду. Если что, подумаем вместе, как быть.

Земляки должны помогать друг другу. Все естественно.

Ширвани помог сестре выйти из машины. Поддержал ее под локоть. Только сейчас, когда они пошли, Ахмат обратил внимание на походку женщины. Очень характерная походка. Даже длинная черная юбка не скрывает: ноги работают как бы совершенно по отдельности от всего тела. Тело спокойно, руки спокойны, а ноги неуклюжие, непослушные, то не сгибаются, то, наоборот, подгибаются. Ахмат знает, отчего происходит подобное. Наверное, женщине пару месяцев наркотики кололи. Она уже больна серьезно. Впрочем, ее здоровье никого и не заботило. Подготовка в батальоне «черных вдов» длится всего два месяца. За пару месяцев, ставя по дозе один раз в день, надо затратить по две тысячи долларов на человека. Две тысячи долларов – вот цена готового террориста-смертника. Ну, можно прибавить еще тысячу или даже две на накладные расходы, включающие взрывное устройство, переезды, наем жилья в Москве, а еще лучше в Подмосковье. Дешево обходится Басаеву его батальон.

Ширвани и Нури долго и тщетно стояли у подъездной двери, раз за разом отправляя вызов по домофону, словно кто-то там, наверху, не желает их пускать, и они не понимали, почему это происходит. Наконец какой-то мальчишка вышел, и они смогли войти.

Очевидно, и в квартиру они звонили тоже долго и настойчиво. И вышли на улицу растерянные. Ахмату стало даже жалко их, но сказать правду он не смог. Просто потому, что не доверяет. Таких людей он знает хорошо. Они могут себе позволить неповиновение во имя спасения, потому что не желают быть просто овцами для заклания. Но они никогда не решатся на активное сопротивление во имя того же. Побоятся мести, которая будет распространяться на родителей и на родных. Гали спас их, и потому погиб сам. Но и это им знать не надо до поры до времени, потому что они могут испугаться и постараются сбежать и от него, от Ахмата. А для него это пока единственная верная нить, за которую следует тянуть, чтобы раскрутить дело до конца и добиться своего – найти Умара.

– Нет? Не застали? – спросил он, когда Ширвани с сестрой подошли к машине.

Тяжелый вздох откровенно расстроенных людей прозвучал в ответ. Это оказалось первым проявлением какой-то реакции со стороны сестры. Значит, она еще не совсем разучилась чувствовать и соображать, как того добиваются от «черных вдов» их командиры.

– Нет.

– Может, он на работе?

– Он не работает.

Вот это неправда. Гали официально считается владельцем хлебобулочного комбината, числится там генеральным директором, за что и зарплату регулярно получает, и время от времени даже занимается делами. Если есть настроение... Занимался то есть, если было настроение... Но оно у него было не всегда. Больше, чем работать, он любил развлекаться. И говорил, что у него аллергия на запах ванили, потому и не может подолгу сидеть в своем директорском кабинете. А на комбинате «правит бал» исполнительный директор – его двоюродный брат.

– Что делать думаете?

Они переглядываются. Растерянны.

– Не знаю, как и быть... – отвечает, как и положено мужчине, Ширвани.

Текилов старательно сделал вид, что задумался.

– Ладно, – решился он наконец. – Садитесь. Поехали.

– Куда? – впервые за целое утро знакомства подала голос Нури. Голос у нее совсем детский, высокий.

– Я живу у знакомой женщины. Но у меня есть собственная маленькая квартирка. Могу вас пока там поместить.

Маленькая квартирка из трех комнат в старом доме почти в центре Москвы. Но она скромно называется именно так, потому что ее нельзя сравнить с трехэтажным особняком отца Ахмата в Назрани. Отец почти всю свою жизнь имел интерес к золотодобыче в Якутии, не потерял этот интерес и сейчас – получает какие-то проценты с приисков и от бригад старателей, работу которых финансирует. Такой интерес позволяет ему жить неплохо. Он даже помог сыну открыть несколько ювелирных магазинов в Москве, не влезая в долги.

Единственный долг, который бременем повис на Ахмате, он ощущает только сам, почти никому о нем здесь не говоря, но вернуть собирается сполна...

Долг «кровника»...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Привычные длинные коридоры, с которыми так недавно расстался, встретили Басаргина приветливо. Словно специально навстречу попадались один за другим хорошие знакомые, которые желали поговорить, расспросить, и Александру стоило большого труда не останавливаться, чтобы не застрять надолго. Он даже в кабинет к полковнику Баранову не зашел, а сразу направился в крыло, занятое управлением по борьбе с терроризмом.

Там опять пришлось показывать пропуск. В управлении свой дежурный, слава богу, что нет своего бюро пропусков. Дежурный и показал дверь кабинета генерала Астахова.

Александр постучал, дождался приглашения и вошел. Генерал – человек в возрасте Андрея Тобако, еще подтянутый, хотя и слегка напряженный. Взгляд прямой и внимательный.

– Здравия желаю, товарищ генерал. Басаргин моя фамилия, – представился Александр и протянул руку, подчеркивая этим опять свою независимость. Более того, поставив себя поведением в равные с генералом права.

Астахов руку пожал и на поведение капитана запаса внимания не обратил.

– Вас как звать-величать?

– Александр Игоревич.

– Я – Владимир Васильевич. Рад знакомству. Судя по всему, встречаться нам доведется часто. Чаще, чем с сотрудниками НЦБ, которые больше бумажными делами занимаются. Ваше подразделение, насколько я понимаю ситуацию, специализируется на аналогичных с нами задачах.

– Да, – коротко ответил Басаргин, не углубляясь в тему деятельности своего подразделения, но и не делая из нее глобального секрета, потому что директор ФСБ наверняка уже поставил «Альфу» в известность о появлении в России параллельной структуры Интерпола.

– Дело у нас вот какое... Вы, должно быть, в курсе, что все поезда, следующие в Москву с юга, контролируются.

– Я могу это только предполагать. Дело естественное и даже необходимое.

– Вот и хорошо. Сутки назад шел поезд из Волгограда... Одно из самых опасных, кстати, направлений. Террористы считают, очевидно, что поезда из Грозного, Моздока и из Махачкалы должны контролироваться жестче, и предпочитают ими не пользоваться. Они добираются до Ростова, Краснодара, Волгограда, Элисты – любым видом транспорта, а там уже пересаживаются на московский поезд, если вообще едут поездом. Так вот, шел поезд из Волгограда. Естественно, мы не применяем в поезде кинологов со служебными собаками.

– Если кто-то задумал взорвать поезд, то при появлении кинолога с собакой просто произведет взрыв раньше времени, только и всего.

– Правильно. Там, в этих поездах, прогуливается из вагона в вагон пожилой человек с кокер-спаниелем, специально натренированным отыскивать по запаху взрывчатые вещества. Собака чувствует этот запах с двух метров. Очень талантливый и тщательно оберегаемый кокер. И возле одного из купе, где ехали две пожилые чеченки, собака залаяла. Мужчина, естественно, извинился, отругал собаку и потащил ее дальше. Реакция собаки – сигнал, на который среагировали сотрудники линейного отдела милиции в гражданском. Одна из женщин вышла за чаем, у нее захватили сразу обе руки, чтобы предотвратить возможный взрыв знаменитого «пояса». Вторая только выглянула из купе на шум, с ней произошло то же самое. Сработали четко...

– Не совсем, – не согласился Басаргин.

– Что вас смущает?

– В купе, как я понимаю, ехали и другие пассажиры?

– Да, еще два казака. Правда, без шашек. Но, как обычно, ряженые...

– Отличная маскировка. Вполне можно было бы изобразить, что виновники переполоха – они.

Астахов на несколько секунд задумался.

– Вы правы. Этот вопрос необходимо проработать и разослать циркулярным способом по всем ведомствам, занятым в контроле поездов. Но в этот раз нам повезло. В сумках женщин нашли восемнадцать килограммов тротила и около трехсот граммов «состава С»[5]. Ни детонаторов, ни «поясов шахидов» нам на сей раз, к счастью, не продемонстрировали. Знать бы это заранее, можно было бы организовать наблюдение и захватить адресата. Но сотрудники МВД оказались не из самых расторопных и даже следующую возможность упустили. По показаниям женщин, их должны были встретить на вокзале в Москве и сумки забрать. Они, естественно, «не знали», что в сумках. Просто, говорят, просили до Москвы доставить и заплатили за это сто долларов. Вариант стабильный.

На этом бы дело закончилось, но тут проводница вспомнила, что в Волгограде женщин сажал на поезд молодой чеченец, которого она видела после этого в соседнем вагоне. Обратила на него внимание, потому что красивый парень. Он на стоянке выходил курить на перрон, она опять его увидела. Сам он в их вагон за сутки пути ни разу не заглянул. Естественно, соседний вагон собаками тоже проверялся, там реакции никакой не было. Этого чеченца сотрудники линейного отдела взяли, когда он вышел в тамбур. Перерыли, естественно, его багаж. Среди вещей задержанного обнаружен автоматический пистолет «беретта» и две запасные обоймы к нему.

Всех арестованных доставили к нам для «раскрутки». Чеченец назвался Зурабом Хошиевым, утверждал, что женщины на вокзале попросили его помочь донести до вагона сумки. Раньше он их не видел и не знает даже их имен. Ту же версию выдвигают сами женщины. Наличие пистолета Хошиев оправдывает необходимостью защиты, так как у него, как у бывшего сотрудника милиции, много личных врагов среди боевиков. Пистолет, говорит, купил на базаре.

Басаргин кивнул:

– Вполне возможно. Там и автоматы, и гранаты продают. И даже милиция порой вооружается там же. Вообще к жителям Чечни в таком вопросе относиться следует по особым меркам. Я понимаю, что закон обязателен для всех, но вы сами отлично знаете, насколько не проработаны у нас законы. Там в самом деле прожить без оружия сложно, тем более такому человеку, как Зураб. С его прошлым. Извините, что перебил, товарищ генерал. Я слушаю вас дальше.

– Этот Зураб Хошиев попросил свидания с вами. Дескать, у него есть для вас важные сведения. С нами сведениями делиться не пожелал. К сожалению, мы не смогли вас сразу найти. Вот, в принципе, и все, если бы не одно маленькое «но»...

– Слушаю вас...

– Это «но» заключается в том, что, по нашим агентурным данным, в ближайшие дни, может быть, даже сегодня, может быть, даже в ближайшие часы в Москве готовится проведение целой серии террористических актов. Субботний день, массовые мероприятия, народ гуляет и отдыхает... Завтра воскресный день. Та же картина... Понимаете? Агентурные данные очень расплывчаты. Именно поэтому мы искали вас. Может быть, мы сможем через Хошиева зацепиться за ниточку, если он имеет отношение к этому делу. По крайней мере у него может быть случайная информация, которая нам поможет...

– Хорошо, товарищ генерал. Причина достаточно уважительная, чтобы встретить меня у самолета и доставить не домой, а сюда.

– Сейчас Хошиева приведут.

– Зураб в самом деле служил в милиции, потом его убрали оттуда довольно невежливо. Местные тейповые дела и передряги, а он только что едва-едва сумел оправиться после тяжелейшей контузии и остался почти без средств к существованию. Во время второй моей командировки в Чечню мы опять встретились, и я передал его своему сменщику для работы «сексотом». Думаю, он и сейчас ехал с какими-то сведениями. Давайте дождемся его. А пока я могу предположить еще один вариант. В том же поезде, где везли взрывчатые вещества, должны были везти и детонаторы и, возможно, устройства дистанционного управления. Следовало бы более внимательно отнестись к пассажирам.

– Вы нас, Александр Игоревич, за дилетантов тоже не считайте, – генерал сказал это даже слегка обиженно. – Мы пришли к такому выводу сразу, потому что знаем, что в Москве детонаторы достать труднее, чем взрывчатку. На поезд сразу села дополнительная бригада. Осматривали багаж всех подозрительных лиц. Но они же не могли просмотреть багаж всех пассажиров, сами понимаете... Найти ничего не удалось. Кстати, за последний месяц это уже третий случай выявления взрывчатых веществ при перевозке. Правда, первые два случая были на автомобильной дороге. Сначала в мешках с рисом, потом в тайнике под кузовом грузовика. И оба раза без детонаторов.

– Химические детонаторы для «состава С» найти практически невозможно. Их можно перевозить в виде закладки в книге. Что касается детонаторов для тротила, надо искать производителя здесь. Нужна только небольшая мастерская для изготовления и умелые руки.

– Мы уже давно ищем такую мастерскую. Несколько месяцев...

В дверь постучали.

– Войдите, – громко сказал генерал.

– Товарищ генерал, задержанный Зураб Хошиев доставлен, – сказал прапорщик из группы сопровождения арестованных.

Зураба, небритого и усталого, ввели в кабинет.

– Снимите наручники, – приказал генерал.

2

– Очевидно, вас надо оставить наедине? – предположил Астахов.

– Если можно... – вежливо отреагировал на это Басаргин.

Астахов усмехнулся, оглянулся на сейф, проверяя по привычке, не оставил ли ключи в замочной скважине, и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Здравствуй, товарищ капитан, – сказал Зураб.

– Здравствуй, – ответил Басаргин и протянул руку. – Садись. Что тебя сняло с насиженных мест? И как ты так неловко попался...

– Так уж и попался... Сам знаешь, что мне без пистолета нельзя.

– Знаю. Сейчас многим нельзя без пистолета. Мне недавно тоже было нельзя. Два покушения было. И сейчас приходится носить. Поэтому я могу тебя понять. Тех женщин в поезде ты в самом деле не знаешь?

– Уже в дверях перед перроном встретились. Смотрю, пыхтят со своими сумкам. Еле тащат. Попросили помочь – как я отказать мог... Они моей мамы покойной ровесницы.

– Я верю. Меня ты искал в надежде на помощь? Или есть какое-то сообщение?

– Есть сообщение...

Зураб сделал паузу.

– Я слушаю, – поторопил Басаргин.

– Зарема в Москве... Вместе с сыном...

– Вот как! У нее все в порядке? Я рад за нее...

Зураб отрицательно покачал головой.

– У нее не все в порядке... У нее все очень плохо!

– Рассказывай.

– Она два месяца была в батальоне «черных вдов» у Басаева. Вместе с Арчи... Теперь ее привезли сюда... Ты понимаешь для чего?

– А Арчи?

– И он с ней... Два человека, мать с сыном, – это не вызовет подозрения. Я так думаю... Наверное, и еще кто-то так думает...

– Где ее искать?

– Я не знаю этого. Я знаю только, что повез ее в Москву сам Умар Ажигов. Я только через три дня узнал и поехал к тебе за помощью.

– Умар Ажигов... Сам Умар... Кстати, он сейчас проходит по спискам Интерпола на розыск.

– Он персонально отвечает за всех женщин-смертниц. Можно сказать, что командир батальона. Его у нас теперь так и зовут – «черный комбат». Раньше Умар в Москву не ездил. Только дома разрабатывал операцию, а кто-то уже здесь корректировал ее и контролировал выполнение. Если поехал сам Умар, это должно быть что-то масштабное.

Александр откинулся на спинку стула.

– Это я помню. Почему ты не рассказал об этом генералу?

– Какому?

– В кабинете которого мы беседуем. Генерал Астахов Владимир Васильевич.

– Этот, в штатском?

– Да.

– Я в первый раз его вижу. Со мной разговаривал сначала какой-то капитан. Потом старший лейтенант. Их совершенно не интересовал мой пистолет. Они пытались заставить меня признаться, что это я вез груз взрывчатки в поезде. Странно только, что не били. Но врач меня уже осматривал. Думаю, хотели применить спецсредства.

– Обстановка такая, что могли бы и применить... – задумался Басаргин. – Что нам делать с тобой?

– Меня посадят за ношение оружия. Больше мне ничего не грозит. И «грохнут» в первую же неделю... Туда «малява»[6] дойдет быстро. А боевики на «зоне» в авторитетах ходят.

– Ты, я чувствую, рад этому несказанно?

– Что мне остается делать? Я уже давно не мент и могу рассчитывать, как ты понимаешь, только на общий режим. Что меня там ждет, я представляю реально.

– Ладно, – встал Басаргин. – Будем думать. Ты, кстати, не против возможности вернуться на службу? Только не на прежнюю, а чуть-чуть на иную. Где я буду твоим начальником.

– Не против, товарищ капитан.

– Теперь я капитан запаса...

– Ты уже здесь не служишь?

– Нет. Потому меня так долго и искали. Тебя где содержат?

– Здесь же, в подвале. Мне еще обвинение не предъявили, чтобы в изолятор отправить.

– Тогда потерпи...

Басаргин подошел к двери и распахнул ее. Генерал Астахов беседовал в коридоре с двумя офицерами.

– Мы поговорили, товарищ генерал...

Астахов сделал знак прапорщику. Тот зашел в кабинет и вывел задержанного, снова защелкнув ему за спиной руки наручниками. Зураб посмотрел на Басаргина долгим взглядом.

– Если что, не забудь про Зарему с Арчи, – он не напоминал, он просил с тоской в голосе и в глазах.

– Я не забуду, – пообещал Александр.

Хошиева увели. В конце коридора к первому присоединился и второй прапорщик.

Генерал с Басаргиным вернулись в кабинет. Сели на прежние места.

– Ну, что он вам поведал, Александр Игоревич? Есть что-то интересное для нас?

– Есть, Владимир Васильевич. И даже очень. Вам ничего не говорит имя Умара Ажигова?

Астахов от этого имени даже приподнялся в кресле.

– Очень много говорит. Он уже два года в федеральном розыске. И по вашему, интерполовскому розыску тоже проходит. Специалист по подготовке смертниц. За ним в Чечне идет настоящая охота, к сожалению, пока безуспешная.

– Сейчас он в Москве вместе с некоторыми «вдовами» из своего батальона...

– Это сказал Хошиев?

– Да.

– Что же он раньше молчал?

– Я тоже задал ему такой вопрос. Оказывается, его об этом даже не спрашивали. Его спрашивали только о женщинах, перевозящих взрывчатые вещества. Кроме того, он и не стал бы вам рассказывать...

– То есть... Почему?

– Потому что Умар Ажигов привез в Москву женщину с ребенком... Эту женщину Зураб любит с самого детства. Там очень драматичная и печальная история. Я тоже принимал некоторое участие в судьбе этой женщины. Хошиев поехал в Москву с целью найти Зарему и спасти ее... Естественно, без пистолета он не может противостоять Ажигову и его людям. Владимир Васильевич...

Генерал уже понял, к чему клонит разговор Басаргин, и посмотрел на него прямо:

– Как вы представляете себе хотя бы документальное оформление подобного...

– Просто. Я пишу объяснительную записку, что Зураб Хошиев является сотрудником Интерпола и находился с оружием во время выполнения задания.

– Вы, я вижу, очень в нем уверены.

– Он меня ни разу не подводил. Кроме того, мне представляется, что без помощи Зураба мы не сможем найти женщину-террористку и самого Умара Ажигова. У меня очень ограниченные выходы на чеченскую диаспору. А у вас?

Генерал хмыкнул, наблюдая, как расставляет ему ловушку капитан запаса.

– А у нас все выходы на диаспоры проходят через ваш бывший отдел, то есть через полковника Баранова. Должно быть, вам виднее, какие выходы существуют. Вы же не только цыганами занимались.

– Ну вот... Значит, товарищ генерал, и вы видите целесообразность освобождения Хошиева из-под стражи. Даже без моей объяснительной записки, поскольку возглавляемый мной сектор не проходит по республиканскому реестру даже режимных предприятий.

– А что прокурор скажет?

– Зурабу не предъявляли обвинения.

– Вы уверены? Почему?

– Очевидно, готовились к применению спецсредств, с тем чтобы задержанный потом просто пропал – и все... Такое случается, как вы знаете, в нашей стране.

Астахов подумал с минуту.

– Вы не возражаете, если я посоветуюсь с товарищами?

– Как я могу возражать, если я обращаюсь к вам с просьбой.

Генерал вышел. Басаргин встал и подошел к окну. Набрал по «сотовику» номер Тобако.

– Андрей, ты освободился?

– Почти.

– Где ты сейчас?

– Недалеко от тебя, если ты все еще в управлении.

– Можешь сейчас подъехать?

– Не хочется на метро ездить?

– Надо будет отвезти к нам человека. Нежелательно, чтобы его видели на улицах. Пока мы не придумаем что-то для него. Тем более нежелательно, чтобы видели вместе со мной, да еще выходящим из здания ФСБ. Я предполагаю, что этот человек – наш будущий сотрудник.

– Еду.

– К твоему бывшему подъезду.

– Понял.

Астахов вернулся через пару минут. Сел в кресло. Присел на свой стул и Басаргин.

– Ну что, Александр Игоревич... Работаем вместе?

– Вместе. Но – по отдельности... Предоставление данных гарантирую, если получу то же самое взамен. – В голосе Александра прозвучали откровенные обида и недовольство. – Если бы в прошлую операцию я имел полные данные, то нам бы не пришлось отдать лавры победителей спецназу ГРУ. Но вы от меня утаили, что спецназ проводит операцию.

– ГРУ с нами далеко не всегда делится информацией. Но мы постараемся наладить с вами хороший контакт, поскольку делаем общее дело.

– Хошиева сейчас освободят. Оформляют документы и приносят извинения. Это – строго под вашу личную ответственность.

– Я понимаю, что моя жена такую ответственность нести не может. Точно так же, как и мой заместитель. И потому готов нести ее сам.

– Я слышал, у вас в замах ходит майор Тобако?

– Он тоже майор запаса.

– У нас на стенде висит его портрет. Ходячая легенда. Я пришел в «Альфу», когда его уже здесь не было. И потому с Тобако не знаком. Буду рад исправить это. Так и передайте ему.

– Обязательно.

– Хорошо. Увидимся.

3

Больше всего Зареме тогда не хотелось, чтобы ее о чем-то спрашивали...

Она и не стала бы отвечать. Просто молчала бы. Потому что ответ на самый естественный вопрос, который в голове каждого возникнуть должен, – это бесконечное переживание заново всего происшедшего, всего того ужасного, болезненного, неизбывного горя, что выпало на ее молодые годы. Оно и так не прекратилось, это переживание, не утихло. Только отступает на минуту, на пять или десять куда-то в сторону, уступая естественным проявлениям жизни, а потом, стоит только в мыслях наедине с собой остаться, возвращается и щиплет где-то внутри, больно, нескончаемо. И от этого возникла усталость, равнодушие к боли и нежелание о ней говорить.

Наверное, горя каждому отпускается определенное количество. Когда-то она слышала рассказ ученого имама о том, что невзгоды посылаются Аллахом для того, чтобы у человека окрепла вера. Имам был беден и умен, он много ходил по свету и горя насмотрелся немало, и сам его хлебнул с лихвой. Он много знает и, как всякий знающий, много умеет понять...

Только Зарема, когда задумывалась, сама никак понять не могла, почему именно ей эти испытания выпали. Почему не кому-то другому – не подругам ее, не соседям. Неужели им не нужно укреплять веру? Конечно, всем испытаний хватило с избытком. Нет во всей Ичкерии, как нет и во всей Чечне[7], тейпа, который мог бы сказать, что сохранил всех своих мужчин. А если бы и нашелся такой, то потерял бы уважение других, и другие бы назвали всех мужчин этого тейпа женщинами. Но большего горя, чем у нее, Заремы, она даже по рассказам не знает. Хотя, наверное, свое горе для каждого самое больное, самое непереносимое.

Зураб что-то долго говорил, что-то рассказывал капитану Басаргину. Наверное, то рассказывал, о чем не хотела вспоминать сама Зарема. Он освободил ее от этой тяжелой обязанности. Капитан сидел молча и хмуро, ритмично постукивал ручкой по чистому листу бумаги, ничего не записывая, иногда и у Зураба спрашивал, но у Заремы, слава Аллаху, нет. Только бросал на нее взгляды. Она эти взгляды чувствовала, хотя смотрела по-прежнему в пол.

Потом они говорили оба. А она не слышала. Она думала о том, что Арчи проснулся уже и испугался, потому что нет рядом с ним матери. Опять нет, как тогда, когда он проснулся в госпитале, а потом увидел ее перевязанную и не умеющую вставать. Как плохо, когда дети просыпаются и пугаются. Еще хуже, если они вдруг обнаруживают свою маму забинтованной и загипсованной. Откуда может ждать радости ребенок, несколько раз переживший такое...

Хорошо бы когда-нибудь купить Арчи игрушку и хоть тогда увидеть в его глазах радость...

* * *

– Вам трудно будет... Вам, конечно, очень трудно будет... – сказал капитан Басаргин, и она вдруг поняла, хотя ничего не слышала из разговора мужчин, что они пытаются придумать, как помочь ей.

А можно ли ей вообще помочь? Они что, могут вернуть ей Адлана? Они могут помочь ей вернуть отца? Они могут восстановить здоровье Арчи? Они ее саму, Зарему, могут опять сделать здоровой и веселой? О чем тогда они говорят? К чему тогда вообще все эти разговоры...

– Не надо ничего... Ничего мне от вас не надо... – сказала она, попыталась встать, но ноги ее не держали. – Я ничего не хочу...

– Вам не надо, надо вашему сыну. Придет и в Чечню нормальная мирная жизнь. Сын вырастет, и ему долго еще жить предстоит и внуков ваших растить...

– Мы не знаем, что такое нормальная мирная жизнь. Я еще ребенком была, когда она кончилась... – откуда-то вдруг голос прорезался, сопротивляться захотелось, высказаться. Вспомнилось, что отец говорил раньше, до того, как купил себе автомат. А говорил он, что Москва предала Чечню. Растравила и бросила на произвол судьбы. После этого вспомнились и другие слова, что говорили сначала бородатые вооруженные люди, потом, когда с ними встал, и Адлан. – Зачем вы вообще пришли в наш дом, на нашу землю... Зачем?

– А зачем чеченцы пришли в Москву? – все еще спокойно, но уже с напряжением в голосе сказал капитан. – Их сейчас там не меньше, чем здесь...

– Они что, мешают вам жить, как вы привыкли?

– Почти каждый чеченец в Москве если сам не бандит, то помогает бандитам. Не работают чеченцы на заводах, не встретишь чеченца на стройке. Чем они занимаются?.. Мне рассказать или вы сами это знаете? Вы должны это знать, потому что это знают здесь все.

Да, честно говоря, Зарема сама прекрасно знала по разговорам, как живут чеченцы в Москве. Так же живут, как здесь. По закону сильного. И там сильные не дают слабым жить спокойно, и здесь не дают.

– Оставили бы вы нас в покое... – сказала она тише.

– Мы оставляли вас в покое. Вы, очевидно, забыли это. Покой вам предоставили. Но чем этот покой обернулся? Для вас для всех, для жителей Чечни? Чем? Напомнить? Но если бы еще только это!.. Вы же еще и в Дагестан пришли! Вас туда звали? Вот теперь вы и пожинаете плоды...

– Меня в покое оставьте... – уже не за всех чеченцев, уже только за себя попросила она едва слышно, потому что знала, сколько в его словах правды.

* * *

Она знала только свою маленькую правду, правду, которая касалась только ее лично. Но и чувствовала при этом, что не капитану Басаргину, а кому-то там еще, в Москве, рангом и званием повыше, имеющему карман потолще и рожу пошире, эта война нужна. Кто-то там, в Москве, наживается на этой войне, набивает свой карман. Точно так же, как здесь, в Чечне, есть люди, которые наживаются за счет войны и не хотят, чтобы она прекратилась.

Но почему отвечать за все это должна она, Зарема? Почему страдать из-за этого должен ее маленький Арчи, который разучился улыбаться, перестал говорить и слышать! Почему другие люди должны отвечать за это? Соседи, знакомые, родственники и чужие? Почему ее мать должна остаться одной на старости лет, когда Зарема не выдержит больше собственных испытаний?

И что тогда с Арчи станет?

* * *

– Трудно сейчас устроиться куда-нибудь... Я попробую... – сказал капитан Басаргин.

Зарема опять не слушала, что говорят между собой мужчины. Поняла только последнюю фразу. Она вдруг дошла до сознания. Ее попробуют на работу устроить. Работа и возможность получать зарплату – это возможность жить и кормить сына. Это возможность купить сыну какой-нибудь подарок, чтобы попытаться вызвать в его глазах радость.

Кто знает, может быть, капитан в самом деле сумеет найти для Заремы работу? Сколько людей здесь, в Чечне, о работе только мечтают? Неужели ей так повезло? Зарема размечталась и даже взглянула благодарно на Зураба. Это и он тоже помогает. Он помогает, а не мстит...

* * *

Зураб отвез ее в деревню на своей милицейской машине. Один не поехал. Он никогда не ездит один, как и все милиционеры. На заднее сиденье сели еще трое с автоматами. Неприятно это было. Неприятно, что привозят ее домой милиционеры на машине. Люди могут плохо подумать о Зареме. С милицией в деревне никто не дружит. Это считается позорным – дружить с милицией. Но ее не спрашивали, на чем отвозить. А сил на то, чтобы пешком пройти двадцать два километра, у нее не было.

– Здесь... – сказала она, когда машина поравнялась с ее домом.

До дома матери можно и пешком дойти. Не хотелось, чтобы мать видела милиционеров. Не хотелось, чтобы Арчи их видел.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

«Маленькая квартирка» на Комсомольском проспекте, рядом с мостом, в двух шагах от станции метро «Парк культуры». Старый дом с толстенными шлакоблочными стенами. До потолка не допрыгнешь. Квартира эта, конечно, обошлась Ахмату в приличную сумму, даже если учесть, что продал ее знакомый азербайджанец, который уезжал на постоянное жительство в Голландию, где свободно можно было жить с его тремя женами, не чувствуя дискомфорта от непонимания со стороны закона, и курить себе «травку» в присутствии комиссара полиции, не опасаясь преследования. Покупать такую квартиру у незнакомых вышло бы намного дороже.

Туда добрались не скоро. Московское утро славится тем, что лучше ездить на метро, чем на машине. Но в метро с такими попутчиками – без документов – предпочтительно не соваться. К тому же немало может попасться навстречу людей, которые узнают или самого Текилова, или Ширвани с Нури. Увидят их вместе... Нет, разделить участь Гали Барджоева Ахмат не собирается. Он осторожность не потерял, как Гали. Так глупо, и, главное, на чем попасться? На билетах! Поручить по бездумности мальчишке-«шестерке» купить билеты на поезд... Что может быть несуразнее собственной лени в такой ситуации? Гали всегда был ленив... Любил, чтобы ему приносили готовенькое, чтобы за него дела делали...

Глупость, из-за которой погиб Гали, первоначально показалась провалом всех планов. Но Текилов отлично умел управлять обстоятельствами, отыскивая подходы к любым из них с разных сторон. И в этот раз он опять с обстоятельствами справился, только слегка подкорректировав предыдущий план.

Ахмат не Гали, он поведет себя иначе. Он опытнее, он хорошо представляет себе ситуацию. И потому предпочитает потерять время в автомобильных пробках, чем положиться на случайность. К тому же не бросать же чужую машину посреди города. Потом ее не найдешь, даже такую старенькую...

Сначала, уже около дома, Ахмат остановился рядом с магазином.

– Денег совсем нет? – спросил с небольшим укором, продолжая играть прежнюю роль. Он человек небогатый. Был бы богатый, не на такой бы машине ездил.

– Совсем. Гали забрал. Сказал, так спокойнее будет, так мы никуда не денемся.

Текилов сделал вид, что не заметил прокола Ширвани. А прокол очевиден. Почему забрал деньги Гали? Что значит – «никуда не денетесь»? Да, для оперативной работы бесхитростный тракторист годится мало. И приходится удивляться, что он, даже при всех подсказках Ахмата, переданных посторонними, до сестры добрался и умудрился освободить ее...

Как умудрился освободить – это Ахмат знает с чужих слов. Сам он предпочитал у места основного события не появляться, хотя и очень хотелось проконтролировать действия деревенского неумехи. По слухам, Ахмат знал, что сначала вдов «выводят», как собак, на прогулку. В Москву. Чтобы они привыкли к русской столице и чувствовали себя свободно на улицах. Не шарахались от непривычного, не привлекали к себе внимания. Обычно таких прогулок совершалось от трех до шести, в зависимости от «дикости» самих «вдов». Гуляли в местах, где предстояло действовать, чтобы можно было там ориентироваться. И Ахмат постарался, чтобы этот слух дошел до ушей Ширвани. Слух дошел. Деревенщина начал действовать.

Но он побоялся взять в руки оружие, хотя Гали предлагал ему пистолет. Тракторист никогда не воевал. И потому вооружился вместо пистолета или ножа куском водопроводной трубы. Длиной в полметра. И ударил сопровождающего сзади по голове. Тот упал. А Ширвани схватил сестру за руку и побежал вместе с ней. И не видел, что сопровождающий после тяжеленного удара встал на колени и посмотрел им вслед. И узнал неуклюжую, косолапую фигуру тракториста, которого сам когда-то, когда увозили Нури из родной деревни, ударил прикладом в лоб, чтобы не мешался.

Тогда и начался поиск. Боевики зашевелились, забегали. Под угрозу провала встала вся сеть. Самое первое в таком поиске – опрос всех членов диаспоры. И своей, и дружественных. Мальчик-«шестерка», которого Гали послал в кассы за билетами, встретил друга. Друг звал с собой. Мальчик-«шестерка» сослался на дела. Обещал присоединиться позже, когда купит два билета. Так вышли на Гали.

Характер льва и родственные отношения не позволили тому сразу сдать людей, обратившихся к нему за помощью. Говорил, что они уже уехали. Как они могли уехать? – спрашивали его и совали под нос документы вместе с билетами.

И снова били.

Его сильно били. Потом хотели оставить жить до утра, потому что утром должен был приехать человек, которому Гали не посмеет отказать. Человек с авторитетом. Гали до утра не дожил, и сейчас его, наверное, уже закопали где-нибудь в подмосковном лесу. А Ахмату пришлось приложить много усилий, чтобы узнать положение вещей. Его действия могли насторожить Умара Ажигова, потому что пропало два человека из верных его помощников. И потому труп одного из пропавших Ахмат велел выбросить в лесополосе в черте города. Чтобы нашелся быстрее. Такая находка подтвердила бы версию о какой-то вражде, но отмела бы версию о вмешательстве спецслужб. Вражды Умар не испугается. Кровников у него так много, что он давно привык к их существованию и к своей постоянной настороженности из-за этого.

Может ли он заподозрить здесь присутствие и участие Ахмата Текилова? Едва ли. Нет причин так думать, когда налицо одна и весьма ясная версия: брат похитил сестру и сопротивляется с силой, которой никто не ожидал от него – деревенского дурачка, тугодума, не способного муху убить.

А ведь этот брат и в самом деле, наверное, такой, раз не пожелал взять у Гали пистолет. Один Ширвани, конечно, пропадет. Попусту пропадет, без смысла. Слишком он не приспособлен к активной и жесткой, жестокой жизни. И сестру погубит. На простой вещи прокалывается, выдает себя с потрохами. Значит, следует следить за ним внимательно.

– Подождите здесь, – сказал Ахмат с демонстративным вздохом доброго и слегка усталого человека и вышел из машины.

Вернулся он через десять минут с полным пластиковым пакетом. Набрал еды, чтобы его гости не сидели голодными и не вздумали на улицу выйти в его отсутствие. Потом подкатил прямо к подъезду. В доме живет несколько азербайджанских семей. Конечно, это не чеченцы, но между собой они поддерживают хорошие союзнические отношения. Им тоже не надо видеть, кого привез Текилов. И Ахмат некоторое время сидел, вызывая недоумение пассажиров, присматривался к своему двору. Ждал, пока уйдет куда-нибудь пожилая женщина-азербайджанка, гуляющая с ребенком. Но это ожидание могло продлиться несколько часов. Пришлось рисковать.

– Пошли... – сказал наконец. – Быстро...

Он открыл подъездную дверь ключом, вызвал лифт. Чуть не молился, чтобы никто не пришел одновременно с ним. Никто не пришел. Дальше дело обстояло проще. Нужный этаж. Металлическая дверь. В квартире жарко. До обеда солнце светит в окна с одной стороны, после обеда с другой. И всегда здесь солнечно.

– Хороший у тебя дом! – сказал Ширвани, подходя к окну. Из окна с этой стороны открывается вид на реку. Для деревенского жителя это самый лучший вид Москвы.

– Ремонт надо делать, да все руки не доходят... – вздохнул Ахмат. – Но жить здесь можно. Я пока в другом месте живу. Вы меня не стесните. Холодильник выключен. Надо включить. Вот продукты. Располагайтесь, отдыхайте. Я вечером заеду, подумаю, как нам быть.

Надо найти какой-то подход к Ширвани. Такой подход, чтобы не спугнуть его. Одно дело ударить трубой человека, пусть и боевика, который тебя когда-то прикладом в лоб саданул. За такое тебя только уважать будут. Совсем другое дело пусть и не самому, но причинить боевикам вред, сорвать все их планы. Тогда уже и домой показаться нельзя будет. Ширвани прост. Он не понимает, что и сейчас ему уже нельзя показываться домой. Что туда позвонили, там ждут, и он даже от вокзала отойти не сможет далеко, как окажется в руках людей Умара Ажигова. И сестра опять поедет в Москву, предварительно, скорее всего, повторив подготовку в батальоне. Должно быть, по сильно укороченной программе. Это повторение необходимо для того, чтобы наркотическое состояние не проходило совсем. Сейчас оно проходит. Разрывается периодичность. Потому и не слушаются ноги. А скоро у Нури может начаться настоящая ломка. Хотя ломка, скорее всего, уже прошла в том домике на берегу. Брат наркотики не даст. Он их и достать со своей простотой не сумеет. И не на что ему их купить.

– Закрыть вас или сами закроетесь? – спросил Текилов, давая понять, что они свободны и могут в любой момент покинуть квартиру.

– Как хочешь. Мы никуда не пойдем сегодня. Отдохнуть надо. Нури прибаливает...

– Тогда я закрою, – сказал он и вышел.

2

Генералу позвонили и сообщили, что задержанный вместе с вещами у выхода. Документы все при нем. Пистолет вернули.

– Пистолет ему вернули, – сообщил Астахов Басаргину.

– Хорошо, – кивнул Александр.

– Осторожнее с оружием. – Похоже, возвращение пистолета человеку, не имеющему на него разрешения, не очень-то понравилось Астахову. Как человек военный, он привык к оружию относиться серьезно. А как специалист-антитеррорист вооруженного человека привык считать потенциально опасным для общества. Даже при том, что этот человек будет помощником.

– Вы баллистическую экспертизу наверняка провели.

– Провели, – согласился генерал. – На стволе ничего не висит. Но если ваш Зураб попадет с этим стволом не к нам, а в милицию, вам будет труднее его выцарапать оттуда. МВД не поставлено в известность о существовании вашего сектора, хотя НЦБ курирует именно МВД. Лучше без необходимости ствол с собой не брать.

– Можно будет ему сделать временную регистрацию в Москве? – высказал Басаргин просьбу. – Чтобы с теми же ментами проблем не возникало?

– С этим сложностей возникнуть не должно. Я сам позвоню. Только адрес мне сообщите, как только определитесь. У вас уже есть какие-то определенные наметки по использованию Хошиева?

– Пока конкретных нет. Мы еще даже не составляли план оперативных мероприятий. Я включился в это дело уже в вашем кабинете. Пока я вижу только возможность встреч Зураба с членами своего тейпа. И собирание слухов и информации. Слухов, как правило, бывает гораздо больше, но отсеять из них полезную информацию тоже возможно. Но главное даже не в этом. Здесь есть один важный момент, который следует обязательно использовать, не вызвав подозрений.

– Какой?

– Зураб со школьной скамьи влюблен в Зарему. И до сих пор. Все родственники это знают, иногда подшучивают над ним. Но это оправдывает сами поиски. Никто не подумает, что он ищет Умара Ажигова. Все будут считать, что он ищет только Зарему. Даже сам Умар, который о существовании Зураба наверняка знает. И от Хошиева так прятаться, как от нас с вами, не будет.

– Да, это прекрасный козырь. Грех такой упустить, и я понимаю ваше желание иметь Зураба в своей команде. Еще какие-то просьбы?..

– Да. Поговорите с полковником Барановым о возможности активного использования нами осведомителей, числящихся за его отделом.

– Вы же и так их будете использовать. Я правильно вас понимаю?

– Буду. У меня работа с «сексотами» была хорошо поставлена, многих я лично вербовал и готовил, натаскивал. И я не вижу смысла терять такой источник информации. Но если будет разрешение Баранова, у меня будет легче на душе.

– Хорошо. Считайте, что я разрешил вам. Баранов согласится.

– Он упрямый, извините, как баран.

– На этот случай существует директор, который упрямство может сломить своим распоряжением. Пусть вас это не волнует. Действуйте. И держите меня в курсе дела.

Они пожали друг другу руки. На выходе дежурный офицер кивнул на прощание Басаргину, как своему человеку. Хорошо бы, если бы так же кивали ему и во время ознакомления с накопленной информацией. Практика, однако, показывает, что информацией Контора делиться не любит, как не любил это делать и сам Басаргин в пору своей работы здесь.

Конечно, по-доброму-то следовало самому зайти к полковнику Баранову и поговорить по душам. Сергей Иванович человек понимающий. Но не хотелось оставлять освобожденного Зураба надолго в одиночестве. Еще надумает воздухом после пребывания в подвале подышать. Прекрасный вид – у подъезда ФСБ. Кто не пожелает – и тот увидит.

Александр заспешил к выходу, тщательно изображая из себя очень занятого человека. Это специально, на случай встречи с кем-то из знакомых. И знакомые, каковых было множество, понимали его торопливость и не останавливали, хотя, казалось, специально вышли в коридор, чтобы его поприветствовать. В былые дни никогда не встретишь за один проход столько людей.

Зураб сообразил, молодец, и из подъезда не вышел. Он стоял уже перед дверьми, позади дежурного, и дожидался Басаргина.

– Спасибо, – коротко поблагодарил за освобождение. Но в этом коротком слове было много веры в помощь Басаргина. В дальнейшую помощь...

– Постой здесь. Я сейчас машину посмотрю, – ответил Александр и вышел за двери.

Тобако ждал в стороне. Увидел своего молодого начальника сразу и подъехал. Басаргин сделал ему знак рукой, открыл дверь и позвал Зураба. Когда тот вышел, дверь «БМВ» уже была распахнута для него, и тут же с краю сел сам Александр.

– Поехали.

И только когда машина уже перестроилась в третий ряд и Андрей привычно бросил несколько пристальных взглядов в зеркало заднего вида, проверяя наличие «хвоста», Басаргин представил нового участника предстоящей операции.

– Познакомься, Андрей. Это бывший участковый инспектор милиции в Шалинском районе Чечни младший лейтенант Зураб Хошиев, благополучно вызволенный мной из плена ФСБ. Зураб привез ценную информацию, по которой мы начинаем работать.

– Уже начинаем?

– Уже... Лично я уже начал, вызволяя Зураба. Генерал Астахов идет параллельным курсом, хотя конечные цели у нас чуть-чуть разные.

– Разные конечные цели? – переспросил Зураб.

– Для Астахова главное – поймать террористов-смертников и не допустить проведения взрывов. Для нас это только промежуточная цель, потому что основную я вижу в том, чтобы оторвать организаторов терактов от диаспор, на которые они опираются как на готовую базу. Необходим жесткий компромат, который в состоянии дискредитировать террористов перед самими чеченцами. Но это дело не одного дня...

Тобако воспользовался тем, что остановился у светофора, и протянул руку через плечо.

– Меня зовут Андрей. Будем, значит, вместе трудиться...

– Сообщений для нас никаких не было? – спросил Басаргин.

– Пока нет. Но нам самим следует доложить о совместной работе с «Альфой». Начальство не любит, когда силовые системы страны пытаются подгрести под себя наши структуры. Надо составить рапорт очень осторожно.

– Я составлю рапорт, как только приедем. Но обстановка в Москве требует нашего вмешательства. Я не думаю, что у Костромина или еще у кого-то могут возникнуть возражения.

– Добро!

Тобако не пожелал долго простаивать на перекрестках, свернул на боковую улицу, потом на следующую и на следующую. Так, на скорости сравнительно небольшой, он все же передвигался скорее, чем на магистральных дорогах. И уже через сорок минут въехал во двор.

– Доктор прилетел, – сообщил Андрей, когда они подошли к распахнутой подъездной двери.

– Откуда ты знаешь?

– Я его нутром чувствую. И еще чувствую, что он сильно не в настроении, – Тобако усмехнулся.

– Тебя, случаем, зовут не бабка Ванга?

– Нет. Просто у Доктора дурная привычка. Если он не в духе, он сильно распахивает подъездную дверь. Когда я полтора часа назад уезжал, дверь была в порядке. Я обратил внимание, потому что мысль возникла поставить в подъезде домофон, как во всех приличных домах. Сейчас – посмотри... Верхняя петля вот-вот оторвется. Так только Доктор со своей массой тела умеет. Во всех трех домах, где он имел квартиры, у него такая же история с подъездными дверьми, поскольку не в духе он время от времени пребывает. Когда совсем уж не в духе, может и дверь кулаком проломить.

– От чего такой доктор лечит? – наивно поинтересовался Зураб.

– От жизни, – коротко сказал Тобако. – Если его хорошенько достать... Мы с ним когда-то вместе воевали в Абхазии. Я командовал одним батальоном, Басаев командовал соседним, хотя, по правде говоря, я не доверил бы этому вашему Шамилю и взвод. Но наглости Басаеву тогда было не занимать, как, наверное, и сейчас. И единственный человек, кого он побаивался, был Доктор. Там у нас процветали довольно вольные нравы. И возникали порой разногласия. Доктор одним кулаком способен был усмирить любого.

– Даже если бы Доктор проломил дверь нашего подъезда, я все равно остался бы рад его приезду, потому что такой специалист по проламыванию дверей весьма кстати, когда начинается большое дело, – сказал Басаргин.

Они поднялись на этаж.

3

Доктор сидел мрачный в офисе. Басаргин только приветственно махнул ему рукой, пропуская Тобако с Хошиевым, а сам прошел в квартиру поздороваться с близнецами, которые уже должны бы были и проснуться.

– Ты что-то сегодня мрачнее обычного, хотя мрачнее, я думал, не бывает, – сказал Андрей, пожимая Доктору руку, и сразу сел за компьютер.

Доктор взглянул на нового члена их компании слегка настороженно, Андрею, в соответствии со своим настроением, не ответил и только представился чечену:

– Виктор.

– Зураб. – Хошиев глаза раскрыл так широко, словно увидел перед собой призрак отца Гамлета. Так подействовал на него вид человека, которого опасался сам Басаев. Произвести впечатление колоритная фигура могла в самом деле на любого.

– Это наш сотрудник, пока только на период новой операции, а дальше будет видно... – добавил к взаимному представлению Тобако. – Он только намедни прибыл из Чечни и был сразу арестован «Альфой». Даже под пытками не выдал им сведений, сообщив, что выложит все данные только Басаргину.

– Новая работа намечается?

– Я как раз хотел у тебя спросить, – не отрываясь от монитора и щелкая мышью, сказал Тобако, – ты будешь завязан с нами или у тебя свои дела в Москве?

– У меня есть свои дела, хотя я и не уверен, что это мои дела, но с вами я тоже работаю.

– Спасибо за подробнейшую информацию. Ты еще, похоже, не завтракал?

– Ты же знаешь, что я никогда не завтракаю. Если я начинаю завтракать, я начинаю толстеть. А мне это не нравится.

– Нормальные люди отказываются от ужина, чтобы не толстеть. Я так слышал от кого-то мудрого...

– От ужина я тоже отказываюсь, – мрачно согласился Доктор. – А обедать предпочитаю в избранной компании.

– Из сказанного я делаю вывод, что тебя пригласили сегодня на обед.

– Я пригласил сегодня на обед...

В это время вернулся Басаргин, пожал руку Доктору и продолжил гастрономическую тему.

– Зураб, в соседней квартире моя жена готовит тебе завтрак, потому что в камере тебя, я думаю, не сильно откармливали. Доктор от завтрака уже отказался. Она тебя позовет через несколько минут. А до этого сообщи несведущим, – Александр кивнул в сторону Тобако с Доктором, – какие новости ты привез.

Зураб встал.

– Сиди, сиди... – махнул рукой Александр. – У нас нет армейской дисциплины.

– Новости простые. Небезызвестный всем Умар Ажигов прибыл в Москву.

– Даже так? – удивился Тобако. – Смелый шаг... Я понимаю, что быть опознанным ментами и предстать перед судом он не боится, поскольку ему этот процесс когда-то нравился – если память мне не изменяет, у Ажигова три судимости, и все за разбой. Но ведь до него могут добраться и родственники «черных вдов», у которых, как я слышал, накопилось к Ажигову немало вопросов.

– ...Прибыл и привез с собой знакомую нам с капитаном Басаргиным женщину с больным ребенком. Эта женщина в течение двух месяцев проходила стажировку в батальоне «черных вдов» у Басаева.

– Теперь уже с ребенком? – сказал Доктор все тем же мрачным тоном. – Моя бы воля, я заменил бы эту женщину на родителей самого Умара. Можно использовать родителей вместе с внуками.

– Свою задачу я вижу в одном, – продолжил Хошиев. – Найти эту женщину и спасти. Вот и все.

– Это не все, – не согласился Басаргин. – Во-первых, необходимо еще добавить, как и за что арестовали Зураба. На вокзале в Волгограде он помог донести сумки двум пожилым чеченкам и посадил их в поезд. Сам ехал в соседнем вагоне. Во время пути служебная собака учуяла запах взрывчатых веществ. Линейная милиция среагировала быстро, женщин задержали. При осмотре в багаже у них оказалось целых восемнадцать килограммов тротила и триста граммов пластита. Без детонаторов, кстати.

– Значит, детонаторы везли в другом купе, – сказал Тобако категорично. – Или даже в другом вагоне. Так обычно считается безопаснее.

– Я говорил генералу Астахову то же самое. Они сами так же думали, но не имели возможности перерыть багаж всех пассажиров. Более того, «Альфа» разыскивает в Москве какую-то мастерскую, где могут делать детонаторы. Это не слишком сложный технологический процесс. Но суть дела не в этом. Суть дела в том, что последний факт стал подтверждением ранее установленного – в Москву завозится в больших количествах взрывчатка. Несколько партий было перехвачено на дорогах. В том, что основная часть груза не была перехвачена, думаю, никто из присутствующих не сомневается. У «Альфы» есть сведения, что в ближайшие дни, может быть, даже сегодня-завтра, планируется провести в Москве несколько террористических актов, возможно, одновременных. Поэтому прошу включиться в работу немедленно и выложить свои соображения. Мои соображения пока таковы. Что касается Зураба, то его задача представляется однозначной. Активно начать поиски Заремы с сыном, используя своих родственников и знакомых среди чеченской диаспоры. Умар Ажигов не в состоянии сам, без помощи диаспоры, провести крупномасштабную акцию. Сегодня, Зураб, тебе сделают регистрацию. Будешь числиться проживающим по моему прежнему адресу. Кстати, можешь там и остановиться, если не найдешь нужным остановиться у родственников.

– Лучше у родственников. Всегда можно услышать какую-то случайную фразу. А в таком деле случайная фраза способна навести на след.

– Я согласен. Но зарегистрироваться можешь по моему адресу. Через два часа позвони генералу Астахову. Его зовут Владимир Васильевич. Он скажет, к кому следует обратиться в отделении милиции, чтобы не стоять в очереди и не ждать оформления несколько дней. И не надо будет давать взятку. Теперь можешь идти завтракать.

Зураб вышел, понимая, что все разговоры ему слышать не полагается.

Басаргин подождал, пока закроется за чеченцем дверь, и продолжил:

– Дальше... Доктор, как я понимаю, присоединяется к нам. Потому я хочу воспользоваться его хакерскими навыками и засадить его за просмотр милицейских сводок. Андрей, ты сегодня утром говорил про нашу собственную сеть волонтеров, с которой я познакомиться не успел. Займись ими плотно и активизируй работу по полной программе. Поиск всех знакомых чеченцев. Контроль за приезжими. Характерная деталь – у Заремы Бадамовой, о которой рассказал Зураб, после взрыва в машине не работают три средних пальца на правой руке – не сгибаются. Ее сын после того же взрыва – мальчику сейчас три года – не слышит и не разговаривает.

– Кто их взорвал? Боевики?

– Наши. Боевики пытались прорваться из села. Муж Заремы захватил с собой ее и сына. Думали уходить в Грузию. По машине «шандарахнули» из «мухи»[8]. Эти данные обязательно довести до сведения всех. В принципе, это достаточно яркие особые приметы. Надо искать. Но нам нужна не только сама Бадамова. Главное – захватить Умара. Я попробую задействовать всю доступную мне сеть «сексотов» ФСБ, хотя они наверняка и без меня уже задействованы. Но будет совсем неплохо, если они начнут передавать сообщения в два адреса.

– Не забудь одновременно составить донесение Костромину, – добавил Тобако.

– Доктор, поскольку ты будешь работать за компьютером, сделай это от моего имени. Компьютер не различит наши с тобой автографы.

Доктор кивнул.

– Единственное, в два часа у меня свидание в ресторане. Это связано с основной моей деятельностью. Много времени это не займет, и я снова в вашем распоряжении.

– Хорошо. Нам поставлена задача, – Александр встал, – начинаем действовать... Я поехал за машиной, потому что придется сегодня основательно поколесить по городу.

– Чтобы действовать, тебе следует сначала сменить машину, – посоветовал Тобако.

– Time not on our side![9] – английской поговоркой ответил Басаргин.

– Я могу позвонить и договориться, чтобы тебе временно выделили машину. Через десять минут подгонят сюда вместе с доверенностью.

– Ты можешь удивиться, но против я не буду, – кивнул Басаргин.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Зарема ждала полторы недели...

И передумала за это – такое длительное для нее! – время множество дум. Устроиться на работу ей очень хотелось. Казалось, что такая перемена в жизни и саму жизнь переменит, добавит хотя бы частицу радости в дни без просвета, без солнечного луча. И потому, когда выходила во двор дома или на улицу, взгляд невольно устремлялся в сторону дороги, потому что вестей следовало ждать именно из Шали. И даже дома она часто выглядывала в окно – в ту же сторону смотрела.

Так она и высмотрела машину. Чаще забилось сердце, хотя машина была совсем не та, что привозила ее домой после памятного разговора с капитаном Басаргиным. Мало ли на какой машине за ней приехать могут...

Но, оказалось, эта машина не к ней и не за ней, хотя пассажирка, пожаловавшая в село, имела к ней отношение. Правда, Зарема не сразу поняла, кто сидит на переднем сиденье. Стекло в машине пыльное, да и не виделись они невесть сколько. Потом уже к ней прибежали и сказали. Приехала из Москвы старшая незамужняя сестра Адлана – Мадина. Ненадолго, только родителей навестить. Она в Москве закончила институт и осталась работать по специальности. Уже шестнадцать лет там живет.

Накрыли стол. Адлана добрым словом поминали. Женщины всплакнули. Для родителей, как и для сестры, как и для Заремы, он в памяти живым остался. Потом, когда за столом посидели, разговоры пошли, конечно, больше о Москве, о самой Мадине и неудачной ее личной жизни, одинокой жизни, связанной только с наукой. Уже вечером, когда солнце малиново пробивалось сквозь облака на западе, Мадина проводила Зарему до дома. Они сели во дворе на скамейку, сделанную руками мужа одной из них и брата другой, словно вспомнили таким образом о нем. Рядом сел, сложив руки на коленях, и Арчи. Он никогда не играл вместе с другими детьми. Только иногда стоял и смотрел, как другие дети бегают, но бегать с ними не хотел. И сами дети его чурались. Слишком взрослые были у маленького мальчика глаза, пугающе взрослые. Не могли дети в них смотреть.

Мадина племянника впервые в этот приезд увидела. И тоже, кажется, испугалась его вопросительно-пронзительного взгляда.

– Как же ты его кормишь? – сочувственно спросила Мадина. – Чем?

– Как придется... Огород... Родители помогают... Только... Только у меня... У самой одна мама осталась... Ей тоже помощь требуется...

Огород у Заремы маленький, земля каменистая. Но двух человек прокормить впроголодь в состоянии.

– Про работу пока ничего не слышно?

О том, как Зарема пыталась расстрелять машину с русским офицером из ФСБ, и о том, что офицер отпустил ее, потому что заступился за Зарему участковый, о работе, которую Зареме обещали, чтобы она могла сына прокормить, – знало уже все село. Рассказали и Мадине. Родители, наверное. У них уже было время поговорить. И потому Зарема вопросу не удивилась.

– Жду. Зураб обещал. И капитан Басаргин обещал. Наверное, это не просто сделать...

И было в ее голосе столько покорности судьбе и надежды на лучшее одновременно, что Мадина невольно вздохнула. Она тоже, хотя и давно не была дома, хорошо знала, как не просто найти здесь работу.

– Люди серьезные... Может быть, и помогут... А может, тебе в Москву поехать?

Зарема вздохнула тоже.

– Кому я там нужна...

– В Москве с работой проще. Всегда можно что-то найти. Хотя... – Она посмотрела на изуродованную руку Заремы и замолчала.

Зарема и сама знала – разговоры слышала не раз, что в Москве устроиться можно очень неплохо, но для этого надо быть или специалистом, или торгашом, или бандитом. Она не имела специальности и раньше, потому что выросла уже в то время, когда чеченские власти стали считать женщину принадлежностью дома, которой распоряжается хозяин, и не больше того. А правая рука практически не дает ей возможности стать хорошим специалистом сейчас. Грамотности у нее откровенно маловато, чтобы хорошую специальность получить, потому что в годы, когда Зарема взрослела, власти опять решили, что женщина грамотной быть не должна и самое большее, на что могут девочки рассчитывать, это доучиться до четвертого-пятого класса. И то, что Зарема сумела восемь закончить, уже достижение. Мать Зураба – директор школы – помогала. Но этого все-таки мало. Что еще делать? Торговлей Зарема никогда не занималась. Научиться-то, может быть, и смогла бы, да чтобы торговать, надо иметь, чем торговать. Тоже деньги нужны. А взять их негде. Так и получается, что в Москву путь ей заказан.

* * *

Зураб приехал на следующий день, словно услышал там, у себя в Шали, женские жалобы на скудное существование. Опять на той же машине с синей полосой и двумя автоматчиками на заднем сиденье.

– Пока вакансия есть только одна. В столовой для офицеров подсобной рабочей. Хотели подождать, что-то получше подыскать, да у Басаргина командировка кончается. Уезжает он.

– Куда?

– Домой. В Москву. А без его помощи трудно устроиться. Поедешь?

– Поеду. А жить где? А Арчи как?

– Не с кем его здесь оставить?

– Не с кем. И не могу я бросить...

– Бери с собой. Он же у тебя смирный. И не плачет. Посадишь где-нибудь в уголке. И будет сидеть. А жить будешь в общежитии. Басаргин комнатку пробьет. Там офицеры живут. Командированные. И для тебя место найдется.

Она даже не вспомнила, что совсем недавно выходила на дорогу с автоматом, желая расстрелять длинными очередями машину с офицерами. Ей почему-то казалось тогда, что расстреливать надо обязательно длинными очередями. Зарема не знала, что из автомата стреляют короткими очередями, а при длинной очереди оружие уводит в сторону от цели.

– Когда?

– В воскресенье вечером я за тобой заеду. В понедельник выходишь на работу.

Осталось четыре дня...

Зураб уехал, а она пошла сначала к матери, ей сообщить, чтобы за дочь с внуком порадовалась. Мать, отрешенная от всей жизни после смерти отца, холодно кивнула и сказала только:

– Поезжай... Корми офицеров...

Зарема словно услышала то, что мать подумала. «Корми офицеров, которые твоего отца убили...» Это было больно и несправедливо. Все получалось несправедливо. Но эта работа – надежда хоть какой-то новой жизнью зажить, хоть что-то изменить в безрадостном существовании.

От матери, слегка поколебленная в своем решении, Зарема пошла к родителям Адлана. Рассказала и спросила, обжегшись уже на реакции матери:

– Что скажете? Соглашаться?

– Ну, что же, – сказал тесть. – Кормиться и тебе надо. И Арчи хоть что-то увидит...

Но вмешалась опять свекровь, со своей материнской непоколебимой логикой и вечной обидой. Теми же словами, что и родная мать, пожелала проводить ее:

– Поезжай... Корми офицеров...

Несказанное читалось во внимательном и суровом взгляде пожилой женщины: «Корми офицеров, которые моего сына и твоего мужа убили, которые тебя и твоего ребенка изувечили...»

И совсем Зарема готова была отказаться от своей надежды на новую жизнь, но тут Мадина со своим столичным рациональным мышлением вмешалась.

– Я так рада за тебя. Вот увидишь, все у тебя переменится... Здесь одной с ума сойти можно. И Арчи легче будет. Может, там хоть общаться научится... И не сомневайся, соглашайся!

Она согласилась. В дом вернулась, стала Арчи рассказывать. Он слушал молча, словно что-то слышал.

* * *

Когда в воскресенье вечером запылила вдали дорога, а потом из облака пыли вынырнула машина с Зурабом, Зарема была уже готова. Она с обеда сидела, готовая. Собрала вещи в спортивную сумку мужа, что не вошло, в скатерть завернула и узлом завязала.

– Поехали?

– Поехали.

Оказалось, что не так просто им поехать. Маленький Арчи проявил силу, которой от него Зарема не ожидала, никак не хотел садиться в машину. Упирался. Хотя по-прежнему и не издавал ни звука. А в глазах застыл великий испуг, недетский ужас. Для него машина означала потерю отца, потерю речи и слуха, мучительное пребывание в больнице рядом с перевязанной матерью. Должно быть, впечатления от трагедии прочно вцепились в детскую память и отпускать не желали... Зареме с большим трудом удалось успокоить мальчика. И всю дорогу он просидел, спрятав лицо у нее на груди, вцепившись маленькими, но такими сильными ручонками в материнское тело.

Приехали в общежитие.

– Вот, теперь детский сад из нас сделали... – Пожилой прапорщик, комендант общежития для прикомандированных офицеров, был ворчливым, но беззлобным, это Зарема сразу на его лице прочитала. – Те же условия проживания, что и у офицеров, я тебе, дочка, не обещаю. И... Сама понимаешь... Мужики все ж таки... Даже на этаж тебя поселять рискованно. Есть комнатушка с отдельным входом. Вообще-то, хозяйственная комнатушка... Зимой там печку ставить придется, отопления там нет. Зато вход отдельный.

Он провел Зарему и Зураба в комнатушку, расположенную с торца здания. Помещение было завалено метлами, лопатами и всяким хозяйственным хламом.

– Разбирать надо.

Прапорщик дал милиционеру ключ от сарая.

– Перетаскайте все это вон туда... Там же возьмите кровать и стол. Стул только один дам. Из своего кабинета. Не хватает у нас стульев. И чайник электрический дам. Свой, личный. Матрац из сарая принесите, а постельное белье я выдам. Вот... Пусть здесь и живет. Здесь ей спокойнее. И на окне решетка. Никто не вломится... Завтра справку с работы принеси, что все в порядке, что не террористку я пригрел.

Прапорщик ушел. Они занялись устройством комнаты, посадив на камень у порога маленького Арчи, который только-только успокоился после поездки в машине.

– А где капитан? – спросила Зарема. – Поблагодарить бы надо...

– Он еще в пятницу домой уехал.

2

– Мне пора отправляться, – сказал Басаргин. – Человек ждет. Первые сведения, согласно сакральной традиции, бывают самыми важными.

– Подожди. Я уже позвонил. Кстати, кажется, это он... – Тобако показал в окно, а потом посмотрел на часы. – Точность – вежливость королей!

Андрей оказался верен слову, ручаясь за своего человека. В самом деле, прошло ровно десять минут после звонка, и машина подъехала к дому. Маленький и верткий трехдверный джип «Тойота».

Вместе с Андреем они вышли на улицу. Сели в не слишком просторный салон. Хозяин передал ключи от машины и документы. Тут же заполнил своей рукой доверенность. Посмотрел на Андрея с вопросом:

– Так я побежал?

– Делай! – кивнул Андрей.

– Это кто? – поинтересовался Басаргин, когда мужчина свернул за угол. – Не каждый человек свою машину так вот просто незнакомому предоставит.

– Это не его машина. Это наша служебная. Она только оформлена на него. А сам он – один из наших волонтеров, с которыми ты так и не найдешь время познакомиться. Бизнесмен, и весьма преуспевающий. В том смысле преуспевающий, что успевает и свое дело не забывать, и с нами сотрудничать. Умеет координировать рабочее время. В финансовом отношении его бизнес мало дает. Так мало, что его даже рэкет не трогает.

– Времени в самом деле нам отпущено мало... – Александр вздохнул. – И потому я сразу отправляюсь на свидание. Заодно и новый транспорт опробую.

– Я тоже отправляюсь. – Андрей, уже выйдя из джипа, нажал кнопку пульта, отчего мяукнула сигнализация его «БМВ». – Доктор пока с ролью диспетчера справится. Когда он уедет, надо будет посадить за телефон Александру. Ты, как супруг, не возражаешь против привлечения ее к делам?

– Не возражаю, только близнецов моих в офис не пускать. Всю новую технику по винтику раскрутят.

– Сам воспитывай. Ты когда вернешься?

– Через час, думаю, буду на месте. У меня только две встречи. Но обе важные. А ты?

– Я позже.

Басаргин перебрался за руль. Вздохнул поглубже, решаясь, и повернул ключ в замке зажигания. Что и говорить, российские офицеры, даже офицеры спецслужб, не избалованы хорошими машинами – ни служебными, ни личными. После старого «Москвича» эта маленькая и изящная «Тойота» показалась удивительной и восхитительной, достойной любви и преклонения. И так легко чувствует каждое движение человеческой руки.

Невольно мысли вернулись к прежней службе. Как только не ругают в народе, в чем только не обвиняют работников спецслужб. А они делают свое дело и за зарплату, в десять раз меньшую, чем сейчас у Басаргина, и практически при минимальном финансировании оперативной работы. Уж, казалось бы, головное управление, где служил Александр! Здесь-то должно быть и финансирование хорошее, и оснащение качественное. Но там и не мыслят о своих спутниках, как у Интерпола. Там много лет следует простоять в очереди на квартиру, да и то в последнее время получение жилья – вопрос, повисший в воздухе. А Интерпол в состоянии просто предоставить квартиру новому сотруднику, да еще такую, что из нее не надо в офис далеко бежать. Когда будет такое в России?..

Ответить на свой же вопрос он не сумел, да и не ожидал, что сможет ответить. Хотя во времена КГБ, которые Басаргин только чуть-чуть застал, было гораздо проще работать. Тогда средств на охранение страны и ее жителей не жалели. Правда, не жалели еще больших средств на охранение жителей от всего остального мира...

Перед перекрестком, к которому Александр приближался по второму ряду, его неожиданно обогнал громоздкий джип «Линкольн Навигатор». Обогнал и подрезал, поворачивая вправо из третьего ряда. Александр еле-еле сумел избежать столкновения. И увидел, как насмешливо и с презрением посмотрел на него человек с правого переднего сиденья большого «Линкольна».

Ответ на недавний вопрос пришел сам собой. Тогда все станет нормальным и правильным, когда жизнью в стране будут управлять не такие вот хозяева, а настоящие. Себя и других уважающие. И он, как на прежней своей службе, так и сейчас, делает все для того, чтобы это время пришло быстрее. Когда комиссар Интерпола Станислав Сергеевич Костромин уговаривал Басаргина перейти служить в Интерпол. Когда, получив согласие, он объяснял ему различие между новой интерполовской структурой по борьбе с терроризмом и официальным НЦБ, ни слова не было сказано о главном. Не сказали ему открыто об этом и Тобако с Доктором Смерть. Но Басаргин сам это главное почувствовал. НЦБ является составной частью Интерпола, но одновременно продолжает являться полуофициальным подразделением МВД, поскольку сформировано из сотрудников МВД, более того, даже приказом по МВД. В самом Интерполе этим, естественно, не слишком довольны. Им хотелось бы иметь организацию собственного подчинения, никак не завязанную с властными структурами России. Именно поэтому они создали отдельное бюро, оправдывая необходимость такого создания режимом секретности и сформировав целую новую концепцию борьбы с терроризмом. Концепция остается концепцией, и с терроризмом бороться следует активнее и более жестко. Здесь Басаргин возразить ничего не сумел. Но в другом он полную неудачу Интерпола заметил. Как бы ни старались сотрудники штаб-квартиры в Лионе, как бы широко ни финансировали деятельность новой организации, она все равно останется российской и работать будет в основном на Россию и во благо России. Сегодня утром разговор с Тобако только подтвердил это.

* * *

Подъезжая к месту встречи, Басаргин достал «сотовик» и набрал номер.

– Слушаю, – ответили сразу.

– Это Басаргин. Вы далеко от места?

– Подхожу.

– С какой стороны?

– От станции метро.

– Не доходя до перекрестка поверните направо. Красный джипчик «Тойота»... Запоминайте номер...

Он продиктовал номер трижды, зная некоторую рассеянность человека, с которым предстоит встретиться. Может быть, даже и не рассеянность, а пугливость, следствием которой является невозможность сосредоточиться. Человек боится того, что делает, но не делать это тоже боится. Участь многих «сексотов».

– Я понял. Меня отвезут к вам?

– Нет. Я буду за рулем.

Он убрал трубку, перестроился заранее в первый ряд и аккуратно свернул направо уже на мигающий зеленый сигнал светофора. И сразу заметил знакомую фигуру, которая отошла от угла всего метров на двадцать.

Александр обогнал осведомителя, остановился и открыл дверцу, в которую человек сразу и юркнул.

– Здравствуйте, – протянул он жесткую сухощавую руку. – С приобретением вас...

– С каким? – не понял Александр, отвечая на рукопожатие. Почему-то промелькнула мысль о новой квартире и о возможной утечке информации.

– Машина...

– Это служебная.

– Все равно. Раньше вы на «Москвиче», кажется, ездили. Я все, помнится, удивлялся, как он до сих пор не разваливается на ходу.

– Я тоже постоянно этому удивлялся. Что-нибудь смогли узнать?

Осведомитель помрачнел и прокашлялся в кулак.

– Вчера вечером пытали, а сегодня, наверное, уже убили Гали Барджоева.

Когда волки грызутся между собой, это хороший признак. Особенно приятно услышать о подобном в момент, когда охотники вышли на тропу. Вой и визг можно услышать издалека. Однако Басаргин читал во многих источниках, что волки никогда не дерутся насмерть. Дикие и злобные, они уважают один другого и, добившись победы, отпускают противника. Хищники вообще редко убивают себе подобных. Исключение составляют только мерзкие и очень высокоорганизованные в своем обществе гиены. Даже хищные птицы, у которых удар клюва, как удар ножа, и те всегда проявляют к побежденному великодушие. Из птиц дерутся до смерти только самцы голубя, ставшего с легкой руки Пикассо символом мира. А убивают друг друга, подобно хохочущим гиенам, люди, живущие, как им кажется, тоже в высокоорганизованном обществе.

– Кто такой Гали Барджоев?

– Уважаемый был человек. Думаю, найдется много желающих принять на себя обязанности кровника и рассчитаться за Гали. Он владел хлебобулочным комбинатом. Был добрым и хорошим человеком. Один недостаток – очень женщин любил и из-за этого постоянно страдал.

– Они его не любили? – холодно, без интереса, спросил Александр.

– Нет, не в этом дело. Просто слишком часто Гали приходилось лечиться. И ко мне даже обращался, хотя это не мой профиль. Я отправлял его к коллегам.

– Как вы узнали про Барджоева?

– Меня вчера привозили к нему. У него были многочисленные травмы, выбит глаз, переломаны обе руки и ребра. Гали постоянно терял сознание, и они боялись, что он умрет раньше времени.

– Раньше какого времени? – Басаргин желал точности. – Чего они ждали? Что хотели у него узнать?

– А вот этого я не знаю. Мне только сказали, что он должен дожить до утра. Я поставил ему новокаиновую блокаду в области ребер и укол снотворного, чтобы до утра отдохнул. Но у него опасные повреждения головы. Я боюсь, что он и до утра не смог дотянуть без оперативной помощи. Избит жесточайше... После такого редко выживают даже в реанимации. Как правило, бывают разрывы внутренних органов с обширными кровоизлияниями.

– Где это происходило?

– В служебном подвале клуба «Ночь нежна». Знаете, есть такой ночной клуб для богемы... Туда артисты съезжаются после спектаклей, художники всегда толкутся, ну и... всякие остальные, кто с деньгами... Только у меня к вам просьба. Если вы туда сегодня заявитесь, то сильно подставите меня. Там все равно уже никого найти невозможно. Утро прошло...

– Я согласен с вами. Делать там уже нечего. Ваши земляки часто в этом клубе собираются?

– Они им владеют. Хотя я точно не могу знать, кто именно.

«Он знает, – сделал вывод Александр, – но скажет это не сразу. „Сексоты“ тоже бывают разные. Некоторые сразу выкладывают все, что знают, не заботясь о том, нужные сведения дают или „льют воду“. „Воду льют“ даже более старательно, чтобы создать видимость активности и многознания. Другие, словно торгуются, сведения из себя выцеживают и никогда не скажут того, о чем их не спрашивают. Берегут про запас, чтобы было что сказать в следующий раз. Третьи скажут много, но порциями, чтобы опять же продемонстрировать постоянную работу и подчеркнуть свою „нужность“. Врач-осведомитель как раз из категории последних.

– О ночном вызове вы никому не говорили?

Осведомитель помолчал, собираясь с мыслями, и Басаргин понял, что не все в этом деле так просто.

– Выкладывайте...

– Есть здесь один человек, хороший мой знакомый. Раньше он служил в уголовном розыске в Назрани. Капитан Текилов... Ахмат Темирович Текилов... Сын уважаемых состоятельных родителей, из сильного тейпа, который сам во власть не лезет, но влияние на власть имеет почти президентскую...

– Сейчас не служит?

– Сейчас у него несколько ювелирных магазинов в Москве. Ему, должно быть, не надо сейчас служить. Так вот, Ахмат заявился ко мне домой сразу после того, как меня отвезли. Оттуда... Из подвала... Я сначала думал, что он тоже за помощью обратился. Ко мне, как к врачу, часто и среди ночи земляки приезжают... Вы же сами хорошо знаете... И сам Ахмат обращался, и товарища привозил... Но там криминала не было, иначе я сообщил бы. Простые консультации. В этот же раз все не так показалось...

– Показалось... А что было в действительности?..

– Он начал меня расспрашивать о том, что в подвале произошло. Я сначала сказал, что там была простая драка и человеку сломали ребра. Тогда он напрямую спросил, как себя чувствует Гали. Они, как бы это сказать, не то чтобы дружили, но были в приятельских отношениях. Я Текилова знаю давно, еще и отца его знаю, как я говорил, уважаемый очень человек, и потому рассказал все. Понимаете, есть люди, которым вынужден бываешь все рассказывать, если не хочешь на свою голову неприятностей. Мне просто некуда было деться. Но больше всего Ахмата интересовали люди, которые при этом присутствовали. Я знаю только двоих, их и назвал.

– Что за люди?

– Одного зовут Хасан Степанов. Не обращайте внимания на русскую фамилию. Он чистокровный чеченец, просто его дед в войну каким-то образом сумел обменяться фамилиями со своим побратимом, который его спас. Второй – Завгат. Фамилию его я не знаю. Какой-то бывший спортсмен. Кажется, борец. Вот и все, что я могу сообщить по этому поводу.

– Больше ничего нового не знаете? По любому другому поводу...

– Пожалуй, нет. Это все.

– Спасибо. Еще одно задание. В Москву приехал Умар Ажигов. Будет случай, невзначай поинтересуйтесь им... У вас вопросов ко мне нет?

– Был один, но его накануне решил полковник Баранов. А что касается Ажигова, то им тоже интересовался Ахмат Текилов. По-моему, больше, чем всем остальным.

– Это уже интереснее. Где мне можно найти Текилова?

– Не представляю. Я не был у него ни разу. А если найдете, меня упоминать ни в коем случае нельзя. Вы сами понимаете ситуацию...

– Хорошо. Я жду от вас всех сведений. Все, что будет хоть чуть-чуть выходить за рамки обыденного. В настоящее время ситуация настолько обострена, что любой намек может стать хорошей помощью в деле. Надеюсь уже сегодня услышать ваш голос несколько раз. Звоните. Встречаться больше не будем. – Александр протянул конверт со скромной добавкой к зарплате «стукача» – пять сотенных долларовых бумажек. Для обычного «сексота» это очень высокий заработок. ФСБ столько платить не в состоянии. Но Интерпол может позволить себе списание денег по статье «Накладные расходы» без указания точных данных по выплатам. – Вас куда-то подбросить?

– Не стоит. Я машину оставил у станции метро. Нехорошо будет, если заметят, как я пересаживаюсь из машины в машину.

Врач заглянул в конверт.

– О! – вырвалось у него. – Но мне в этом месяце уже выплачивали зарплату...

– Считайте это авансом за новые сведения. Я очень прошу вас проявить активность.

3

Попрощавшись с первым осведомителем, Александр не сразу поехал дальше, соображая, что же произошло в подвале ночного клуба. Данные были интересные, но настолько лишенные конкретных привязок, что пока их невозможно систематизировать. Он дважды прослушал диктофонную запись разговора. Некоторые моменты прослушал дополнительно, вникая в суть – уцепиться не за что, хотя какой-то конец нити болтается над головой. Кто держит другой конец этой нити? Ахмат Текилов? Пока не ясно...

Просто так забивать человека до смерти не будут. Это может быть местью, а может быть и пыткой, с целью что-то конкретное узнать. Причем второе более правдоподобно, если учесть ночной вызов врача. Этого врача завербовал когда-то сам Басаргин, избавив от статьи за подпольные криминальные аборты, но лишив дополнительного не облагаемого налогами заработка. Правда, предложил заработок другой, меньший, но более безопасный и стабильный. С тех пор прошло уже много лет, и врач-осведомитель вошел во вкус работы. Он пользуется среди чеченцев авторитетом благодаря тому, что готов в любое время дня и ночи поехать туда, куда позовут, и оказать помощь. И не сообщать о происшествии в милицию, как это сделали бы в обыкновенном травмпункте и как обязан сделать любой частный врач. При обыкновенном избиении врача, естественно, не вызывают. Значит, Барджоев должен был что-то сообщить. К тому же его желали оставить в живых до утра, когда кто-то еще должен был приехать. Кто? Тот, кто имеет у Барджоева авторитет? Кому он ответ даст непременно? Или же другая жертва, ради которой Барджоев будет говорить? Привезут, предположим, его жену или его детей, чтобы развязать язык отцу или мужу...

Пока непонятно.

Следующий вопрос не менее сложный. Кто такой Ахмат Текилов, какую цель он преследует, проводя свои расспросы? Капитан уголовного розыска, ставший владельцем нескольких ювелирных магазинов в Москве? Не на зарплату же мента становятся такими владельцами! И еще, самое важное – интерес Текилова к Ажигову. При этом сам Текилов не приехал в клуб «Ночь нежна» и не поинтересовался, что случилось с Барджоевым.

С этим тоже необходимо разобраться быстрее.

Александр глянул на часы и поехал дальше. Следующая встреча должна пройти в летнем кафе. Пришлось долго искать место, где можно поставить машину, потому что все места для стоянки вдоль газона были забиты. В конце концов Александр, опасаясь опоздать на свидание, просто поставил машину на тротуаре. Тротуар широкий. Маленький джип не помешает прохожим. И заспешил в кафе.

За столиком в углу посасывал пиво из пластикового стакана лысый человек со сплющенным носом. Этот нос мог бы принадлежать профессиональному уличному драчуну, а совсем не боксеру, потому что боксеры свое лицо, как правило, беречь умеют, но, вопреки логике, достался личности смирной и миролюбивой, однако от случайности застрахованным не может быть никто. Сам осведомитель объяснял когда-то Александру странности своего лица любовью к лыжам. Еще в детстве катался с горы, засмотрелся на одноклассницу и слишком поздно среагировал. Въехал на большой скорости носом в сосну.

Они молча пожали друг другу руки.

– Есть что-нибудь по финансовым отчислениям? – Александр начал сразу с дела, даже для приличия не поинтересовавшись вкусом пива.

– Есть, но не много... По сравнению с обычными выплатами сумма мизерная. Единственное, что меня смущает, выплаты произведены не в обычное время. Сто пятьдесят тысяч рублей наличными. Получал, как всегда, кассир. Все официально, придраться не к чему. Формулировка старая – за информационные услуги. Кроме того, по безналичному расчету оплачены два микроавтобуса «Газель» и переданы в дар благотворительному фонду «Сироты Чечни». Реквизиты я написал на бумажке, под салфеткой возьмите.

– Раньше этот фонд проходил по платежам?

– Трижды. В первый раз тоже микроавтобус, только «Форд Транзит». Дважды выделялись суммы на приобретение путевок для детей. Причем деньги перечислялись напрямую в туристические фирмы.

– Почему вы обратили внимание на эти платежи только сейчас?

– Раньше они приходили сами по себе. В этот раз вместе с заявкой на наличные принесли платежные требования для фонда. Одна и та же подпись.

– Даты предыдущих перечислений?

– Все на бумажке. Даты, банковские реквизиты, юридические адреса.

– Это все?

– Все, товарищ капитан.

– Мне пора. Я побежал.

Басаргин вернулся к машине. Небольшой листок бумаги из-под салфетки перекочевал к нему в ладонь.

Этот «сексот» несколько лет назад проходил по делу одной из финансовых «пирамид», успел перед закрытием построить себе дачу и купить квартиру, но был арестован. Его можно было бы и посадить, но, поскольку дело одновременно расследовалось следственными бригадами МВД и ФСБ, Баранову удалось вытащить этого человека и устроить на работу заместителем главного бухгалтера солидного банка, негласно принадлежащего чеченской диаспоре. Вернее, верхушке чеченской диаспоры. Бухгалтеру конверт с премиальными не полагался, поскольку он даже ежемесячное пособие не получал, подписав соглашение о сотрудничестве «добровольно», и отрабатывал, таким образом, свое свободное существование.

В машине, захлопнув дверцу, Басаргин раскрыл ладонь. Мелким кеглем набранные на компьютере данные. Реквизиты, юридические адреса, даты выплат и перечислений, основания для перечисления сумм.

Он уже повернул ключ в замке зажигания, но внезапно что-то всплыло из памяти. Еще раз посмотрел на бумажку, достал «сотовик» и позвонил генералу Астахову.

– Владимир Васильевич, Басаргин беспокоит.

– Слушаю вас.

– У меня тут на бумажке несколько дат записано. Проверьте, если не трудно. У меня есть подозрение, но я на свою память не полагаюсь.

– Что за подозрения?

– Я не буду говорить, чтобы вас не программировать. Если ничего не найдете интересного, позвоните мне и сообщите. Тогда я выложу свои соображения. Записывайте, я диктую...

Генерал записал. Александр выехал с тротуара под упертым взглядом двух постовых милиционеров, обративших внимание на незнакомую машину на контролируемой ими территории. Но они не остановили его. «Москвич» остановили бы обязательно. И если раньше Басаргин мог бы показать удостоверение сотрудника федеральной службы безопасности, то сейчас ему показать было нечего, кроме бумажки в энное количество долларов.

А уже перед следующим перекрестком генерал сам позвонил.

– Слушаю, товарищ генерал, – глянув на определитель номера, сказал Басаргин.

– Интересные даты. Все за два дня до совершения или попыток совершения терактов в Москве. Где вы их взяли? Что это за даты?

– Товарищ генерал, пропуск заказывать некогда, я к вам подъеду через пятнадцать минут, пришлите кого-нибудь, чтобы взяли у меня бумажку и сделали с нее копию. Это даты платежей из некоего банка, принадлежащего московским чеченцам. Наличную сумму получала «крыша». Это не рэкет, потому что они все друг с другом повязаны. Просто деньги за услуги по охране. Обычно ежемесячная сумма наличных выплат бывает в четыре раза больше и производится в другое время. Следовательно, эти деньги не за «крышу», а дополнение по какому-то особому случаю. Платежные требования по безналичным платежам принес тот же бухгалтер, который оформлял заявку на наличные. В этот раз банком оплачены два микроавтобуса «Газель» для благотворительного фонда «Сироты Чечни». Раньше оплачивался микроавтобус «Форд Транзит» и дважды путевки для сирот. Причем деньги перечислялись напрямую в туристические агентства.

– Подъезжайте, дежурный спустится к вам. Еще что-то есть?

Загорелся зеленый сигнал светофора. Разговаривать во время езды при интенсивном движении было неудобно и на машине с таким податливым управлением даже слегка рискованно.

– Я все расскажу дежурному. Пусть возьмет блокнот для записей.

– Хорошо.

Время Басаргин рассчитал неправильно, не учел интенсивность движения в малознакомом для него районе. И добирался до управления вместо обещанных пятнадцати минут целых полчаса. Дежурный ждал его у подъезда. На остановившийся джип внимания сразу не обратил и подошел, только когда Александр открыл дверцу.

– Еще раз здравия желаю, – сказал дежурный, с удовольствием забираясь в машину. И сразу с интересом осмотрелся.

– Если здесь такой же двигатель, как у «БМВ» майора Тобако... – он покачал в восхищении головой, – то я вам просто завидую. Тогда, на Пятницком шоссе, наш водитель чуть с ума не сошел. Тобако обгонял его, как обгоняют трамвай... Совсем без напряжения...

– К сожалению, я не дорос пока до машины с таким двигателем, – улыбнулся Александр. – Пока, после моего развалившегося «Москвича», меня устраивает и этот транспорт. Вот эту бумажку следует скопировать и отдать копию генералу Астахову.

– Понял. Я что-то еще должен записать?

– Записывайте. Сегодня ночью в подвале клуба «Ночь нежна» сначала пытали, а потом, вероятно, убили некоего Гали Барджоева. Предположительно, от него хотели что-то узнать. Одного из доморощенных палачей зовут Завгат. Фамилия не известна. Второго – Хасан Степанов. На русскую фамилию внимания не обращайте, он чистокровный чеченец. Они вызывали врача, чтобы избитый и изуродованный Барджоев дожил до утра, потому что утром кто-то желал с ним встретиться. Если дожил до встречи, в чем врач сомневается, его убили после нее. Чуть позже происходящим интересовался некий Ахмат Текилов, бывший капитан уголовного розыска в Назрани, ныне владелец нескольких ювелирных магазинов в Москве. Текилов также проводил расспросы об Умаре Ажигове. Я прошу поискать на всех этих людей данные и передать мне. Сам я, в свою очередь, передам, что накопали мои помощники.

– Это все? – дежурный хотел убрать блокнот.

– Нет. Что касается первой бумажки... Деньги перечислялись на туристические фирмы. Хорошо бы проверить счета самих этих фирм. Я вижу два варианта расходования средств. Первый – исполнители терактов выезжали сразу после события за границу в составе какой-то группы туристов. Когда едут в группе, это вызывает меньше подозрений. Второй – деньги расходовались на материально-техническое обеспечение. Проверка банковских счетов позволит это определить точнее. Теперь все. Я жду, когда вы сделаете копию и вернете мне бумажку.

Дежурный убежал в подъезд.

Пока он делал копию, Басаргин опустил голову, чтобы не попадаться на глаза знакомым. За две минуты мимо него прошли три бывших сослуживца. Такая быстрая перемена имиджа – а джип, несомненно, говорит об этом – может вызвать различные слухи и разговоры. Ни к чему лишний раз быть у всех на слуху.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Надоедать гостям Текилов не стал, соблюдая предельную осторожность. Он закрыл их на оба замка, причем один открыть возможно было только снаружи, и оставил «отдыхать» до вечера, когда обещал приехать. Сам заглянул сначала в офис, подписал подготовленные бухгалтером счета по оплате поставщикам, взял из сейфа наличные и выдал снабженцам на взятки и тут же перевалил все остальные дела на своего заместителя.

– Считайте, я в отпуске... Родственники из Назрани приехали. Не могу их надолго оставить. В случае чего, звоните на «мобильник», дома меня не будет... Но лучше вообще обойтись без меня.

И уехал на работу к Людмиле. Но рядом с ее офисом «Рейнглера» не оказалось. Ахмат решил дожидаться, не поднимаясь на этаж. Иначе она, заметив свою машину и не желая такого быстрого обратного обмена, просто уедет еще куда-то. Все хитрости подруги Ахмат изучил основательно. Только минут через сорок Людмила вырулила на стоянку и оказалась не слишком довольной перспективой пересаживания за руль собственной «жучки».

– Хоть бы день дал покататься...

– Надо было пользоваться моментом. Маскироваться я временно прекратил. Мне сейчас нужен престиж. Поэтому – извини...

– Когда вернешься?

– Поздно. Не жди... Могу и до утра задержаться.

– Что-то серьезное?

– Кажется, я до него в этот раз доберусь... – это прозвучало не только угрюмо, но и самодовольно.

Людмила слегка нахмурилась. Ахмат когда-то рассказывал ей, откуда взялись два старых круглых шрама на груди, рядом с сердцем – входные пулевые отверстия, и говорил, что спать спокойно не будет, пока жив человек, направивший руку стрелка. Сам стрелок его волновал мало. Впрочем, она относилась к этому спокойно, считая, что мужчины всегда бахвалятся. Думала, что если бы Ахмат собирался по-настоящему мстить, то он не уехал бы в Москву, а остался бы на месте, где врага своего скорее мог встретить. Однажды, под плохое настроение после ссоры, даже высказала ему свое мнение. Ахмат тогда ничего не ответил, только посмотрел мрачно. Откуда женщине знать, что такое боевики... Там, в Чечне или в Ингушетии – Текилов оставался просто ходячей мишенью. А подобраться к самому Умару Ажигову, прячущемуся где-то в горах, практически невозможно. И Ахмат правильно рассудил, что Ажигов, занимаясь тем, чем он занимается, непременно когда-то сам приедет в Москву. Необходимо только этот момент выждать. Терпение кошки, застывшей перед норкой мыши, всегда приводит к результату.

И, кажется, он выждал. Кот Ахмат ждал полтора года...

А уж теперь упустить свое время не желает. За это время он осел в Москве прочно, оброс необходимыми связями, в том числе и связями среди чеченцев. И все с одной целью. Сейчас важно проявить выдержку и умение, в самый критический момент они особенно нужны. Не сорваться в необдуманном порыве, чтобы все дело погубить и самому, может быть, погибнуть. Горячий восточный нрав требовал немедленного действия. Но природное хладнокровие уверяло, что каждый шаг должен быть выверенным и подготовленным, только тогда он станет плодотворным.

– Моя помощь нужна? – зачем-то спросила Людмила, хотя понимала, насколько плохой может получиться из нее помощник.

Ахмат ответил холодным и слегка презрительным взглядом.

Ее не презрительность взгляда обидела, а холодность. Словно чужой человек на нее посмотрел, словно и не было этих полутора лет, что провели вместе. Но в глубине души она хорошо сознавала, что все это время была только инструментом для исполнения Ахматом главного дела. Вот сделает он его, продаст свои магазины и уедет домой. Он сам когда-то так говорил ей. Еще в самом начале. Но Людмила понадеялась, что время привяжет к ней Ахмата. Кажется, не получилось...

* * *

Опер уголовного розыска «влез» в дела, которые ему предлагали просто закрыть, как закрываются сотни дел за невозможностью довести расследование до конца. И не такой был Ахмат принципиальный человек – он вырос в среде, где закон привыкли считать своим собственным орудием, а не принадлежностью справедливости, чтобы поступать сугубо в соответствии «с буквой». Он принадлежал к сильному и уважаемому тейпу, чувствовал за спиной поддержку многих родственников. И договариваться с ним следовало по-хорошему, как это делается обычно. Пришли бы в гости, принесли бы подарок, поговорили, обсудили бы положение. Глядишь, что-то и пошло бы не совсем так. С ним же поступили, как с безвестным мальчиком. Почти в центре города, на глазах у всех прохожих, заблокировали на дороге его машину, подошли, открыли дверцу и жестко предупредили.

– Ты суешься в дела, которые тебя мало касаются... Если они коснутся тебя напрямую, будет уже поздно. Запомни, Умар Ажигов не любит повторять дважды...

И Умар хлопнул дверцей, придавив Ахмату ногу.

Такого отношения к себе он перенести не мог просто из мужской природной гордости горца. Было бы оружие с собой, он начал бы стрелять сразу, невзирая на неравенство сил. Но пистолет остался в служебном сейфе. И потому капитан Текилов сразу сообщил на посты номера машин. Одну из них расстреляли на выезде из города. Вторую нашли брошенной в самой Назрани.

Умар Ажигов пропал без следа.

Те два дела, из-за которых так обострилась ситуация, касались похищений молодых женщин, вдов ваххабитов, из родных домов в соседних селах. Текилов уже вышел на след организатора похищений. А тут этот организатор сам в Назрань пожаловал и не побоялся того, что находится в федеральном розыске. И даже пожелал с опером поговорить принародно. Так Умар сам обрезал пути к мирному соглашению.

Развязка произошла через неделю, когда Ахмат со следственной бригадой возвращался с места преступления в близком к Назрани районном центре. Дорогу перекрыл грузовик. Вышли люди с автоматами и расстреляли милицейский «уазик». Текилова сочли мертвым – две пули в грудь на уровне сердца. И почти не дышал. Оказалось, он выжил единственный из всех, кто находился в «уазике». Но только когда вышел из больницы, ему сообщили, что одновременно с расстрелом похитили его жену. Тело жены, истерзанное и поруганное, нашли через три дня.

Дом был пуст, хотя там остались еще дети. Он все равно казался пустым. И тихим, потому что в нем поселился страх. Не вполне еще оправившись от ран, Ахмат весь день и вечер не вставал с кресла – строил планы самого страшного мщения. А ночью ему телефонным звонком пообещали новую очередь в грудь и обязательный контрольный выстрел в голову.

– Я мог бы тебя убить прямо сейчас. Но я сейчас развлекаюсь с женщинами, как развлекался недавно с твоей женой. Она мне не понравилась. Совсем не интересная в постели. Я отдал ее своим охранникам. Если моим сегодняшним женщинам вдруг захочется посмотреть на красивое зрелище, я приеду к тебе и перестреляю всех в доме. А может быть, и не приеду. Мне просто лень с подушек подниматься ради тебя. Но ты все равно жди. Когда у меня будет подходящее настроение... – сказал Умар.

Это значило, что не сегодня, не завтра, не послезавтра, не через месяц... А может быть, и сегодня, и завтра, и послезавтра, и через месяц. Живи и бойся каждую минуту, что тебя застрелят. Ажигов оказался опытным палачом-психологом, и Ахмат оценил его изощренность по достоинству.

Ахмат через родственников стал выяснять ситуацию. До самого Умара добраться невозможно. Басаев его так просто не отдаст. Воевать с Басаевым глупо. Нет таких сил у Ахмата. Проводить облавы на дорогах, чтобы выцепить Умара Ажигова – не ту должность занимает капитан, чтобы ради него начинали долговременную и широкомасштабную операцию с привлечением федеральных сил. Но и постоянно жить, ожидая смерти, – нервов на это не хватит... Он позвонил отцу...

Состоялся семейный совет. Решено было ради безопасности отправить троих детей Ахмата к брату в Лондон. Пусть там учатся, получают европейское образование. И долго не могли прийти к решению, как самому капитану себя вести. Вопрос решил он сам.

– Есть у меня возможность достать Умара здесь?

– Нет.

– У Умара есть возможность достать меня здесь?

– Есть.

– Чем занимается Умар у Басаева? Готовит теракты для Москвы. Я поехал жить в Москву. Он туда сам приедет... Там и встретимся...

С ним согласились. Это не бегство, это – ловушка, построенная вполне в национальном духе. Кто умеет ждать долго, тот умеет бить больнее.

Так и оказался Ахмат Текилов в столице. Отцовские деньги помогли ему осесть прочно и приобрести необходимый вес и среди ингушей, и среди чеченцев.

* * *

Большой красного кирпича особняк земляка-ингуша в подмосковном поселке стал штабом, куда стекались сведения, пока не слишком богатые. Но тейп Текиловых полностью включился в работу, подчиняясь указаниям старейшины, и другие ингуши не хотели отказать им в просьбе. Не только московские представители тейпа включились в поиск, но и там, дома, многие занялись активной работой, собирая сведения об Ажигове. Выскочка Умар, хотя носит известную в Ингушетии фамилию, никакого отношения к тейпу Ажиговых не имеет, и вообще он ичкериец из какого-то мелкого, малозначительного высокогорного тейпа. И уже пришла пора восстановить справедливость. По сути дела, многие ингуши, поддерживая Текиловых, противопоставили себя произволу, нарушающему законы адата. Ни Ажигов, ни даже Басаев не имеют права ставить свои условия ингушам и отнимать по своему желанию ингушских жен. За это может быть только одно наказание – смерть. Одновременно никто не поставил под сомнение право боевиков вести войну. Но лучше, если они будут делать это там, у себя дома, и не задевая при этом ни чести, не деловых интересов ингушей.

Ахмат приехал в этот дом на «Рейнглере», просигналил у ворот, и уже по тому, что ворота ему открыл человек, вооруженный автоматом, понял, что нечто изменилось в обстановке. Во дворе ходило еще несколько человек с автоматами, уважительно здороваясь с Ахматом.

Увидев в окно знакомую машину, хозяин вышел на крыльцо.

– Я собрал своих людей тебе в помощь. Мы поймаем этого мальчишку Умара! – Хозяин, сам престарелый, но сохранивший гордый дух, готов, казалось, прицепить к поясу шашку и начать притоптывать в воинственном горском танце.

– Спасибо, – ответил Текилов. – Но одному мне легче поймать его. Когда он не видит врага, когда он не ждет крупных неприятностей, он бессилен.

Старик покачал головой.

– Дело даже не в этом. Мне сказали, Умар привез несколько «черных вдов»...

– Я тоже об этом слышал.

– Зачем нам эти взрывы? Чтобы опять ездили с обысками омоновцы? Они не разбирают – кто чеченец, а кто ингуш...

Хозяин коснулся темы, которая не раз заставляла задуматься Ахмата. Но он понимал, что если ингуши живут по-своему, то московские чеченцы вынуждены терпеть и подчиняться. Хотя и те и другие одинаково страдают от преследований, неминуемых после взрывов. О чеченцах и ичкерийцах разговор вообще особый. Они устраивались здесь во многом благодаря помощи боевиков и прочно с ними повязаны. И если выступят против Умара ингуши, то чеченцы будут его, скорее всего, защищать. Им прикажут это сделать. Это уже означает войну. Нужна ли она?

Текилов высказал свои соображения.

– Не проще ли убрать Умара, и все прекратится само собой?

– Я не знаю. Тебе решать, потому что Умар – твой «кровник»... Но мы готовы к поддержке в открытую. Надоело терпеть и молчать.

– Если помощь будет нужна, я попрошу, – вежливо сказал Ахмат.

2

Басаргин торопился вернуться к себе в офис, надеясь там получить дополнительные сведения. И оттого, что поменял машину так вовремя, чувствовал себя увереннее на дороге. Сколько бы ему тащиться на старом «Москвиче», чувствуя унижение от того, что любая машина в состоянии тебя обогнать и уж никто и никогда не уступит дорогу. Да, наличие приличного транспорта обеспечивает хорошее настроение и, как следствие этого, повышенную работоспособность. Александр на себе испытал правоту подобного довода.

Он поставил машину на стоянку во дворе. «БМВ» Тобако еще не занял свое привычное место. Значит, Андрей пока в поиске. Александр взглянул на часы. Доктор уже уехал на обед в ресторан. Его место около телефона заняла Александра и принимает сообщения.

В подъезде он поздоровался с очень приветливой и еще более любопытной пожилой женщиной.

– Вы новый жилец? – спросила женщина, перегораживая каким-то образом всю лестницу сравнительно не крупным с виду телом.

– Что такое жилец? – с улыбкой поинтересовался Басаргин, безуспешно стремясь бочком проскользнуть вдоль стены. – Это слишком расплывчатое определение...

– Жилец – это тот, кто живет в квартире. Раньше ее сдавали, то одни жили, то другие... Все какие-то разные, больше нерусские... А вы основательно, я вижу, переехали, с новой мебелью, с детьми.... Купили квартиру?

– Да. Купили.

– А вторую?

– Тоже кто-то купил... Наверное... Я точно не могу сказать, потому что чужими покупками стараюсь не интересоваться.

Намек был высказан откровенно, что женщину, впрочем, совершенно не смутило.

Александр не был расположен разговаривать долго, но, чтобы поддержать добрые отношения с новыми соседями, улыбнулся женщине, ловко вильнул корпусом и оказался у нее за спиной.

– Я зайду познакомиться с вашей женой... – разочарованным голосом сказала соседка ему в спину.

– Она у меня очень занятой человек и не любит долгих разговоров, – ответил Басаргин и заспешил по лестнице в слегка паническом состоянии.

Вопреки его категоричному распоряжению, близнецы увязались за матерью в офис. И сейчас пытались, пользуясь моментом, когда Александра вышла на кухню вскипятить чайник, взломать с помощью чайной ложки вместо «фомки» оружейный сейф.

– А ну, кыш отсюда, молодежь. Я же предупреждал, что сюда вход воспрещен.

– Есть, товарищ капитан, – встал по стойке «смирно» тот, который на двадцать минут старше, переглянулся с братом, хихикнул, и пацаны, громко топая, строевым шагом ушли в квартиру. Смутить их окриком трудно, впрочем, как и наказанием.

К дисциплине их Басаргин, как мог, приучал. Только дисциплина эта соблюдалась исключительно в его присутствии. Более того, если ничего не слышно, это опаснее. Сыновья наверняка уже затеяли какую-то очередную проделку. Мать стремление отца к строгости не поддерживала, считая неадекватное поведение мальчишек проявлением своего рода творческих начал.

– Чай будешь? – спросила из кухни Александра.

– Зеленый, и без сахара.

– Научил тебя Доктор... – засмеялась она.

– Хочу быть таким же лосем, как он, – ответил Басаргин умышленно серьезно. Со слов Тобако он уже знал, что за глаза Доктора часто зовут лосем.

Доктор Смерть в самую жару постоянно пил зеленый чай. Такой горячий, чтобы пар валил. Объяснял, что зеленый чай чистит капилляры и обновляет тело. Поскольку Басаргин не видел медицинский диплом доктора, он ему верил. Потому что никогда не верил настоящим врачам и оттого был всегда здоров.

– Кто звонил? – спросил Александр, когда жена вернулась из кухни с расписанным ее собственными руками подносом. Такой поднос в магазине не купишь, но и показать его некому, потому что посторонним в офисе делать нечего.

– Дважды полковник Баранов. Потом утренний твой гость. Минут пятнадцать назад.

– Гостей было двое. Доктор и Зураб.

– Который от завтрака не отказывается...

– Что сообщил?

Она пододвинула к нему листок бумаги. Там только два имени – «Ширвани и Нури Байрамхановы». Александр листок отодвинул.

– Мне эти имена ничего не говорят. Кто такие?

– Зураб говорит, что их по всей Москве ищут крутые ребята из чеченской диаспоры. Что-то они натворили очень серьезное. И боятся, что натворят еще больше. Приказ дан – убивать, если найдут, без разговоров, особенно женщину.

Голос Александры дрогнул и слегка завибрировал. Она мечтала включиться в работу мужа, но слова об убийстве даже незнакомых людей с трудом ею произносились.

– Муж с женой?

– Брат с сестрой. Поиски организованы по просьбе какого-то приезжего уважаемого человека. Еще ищут какую-то машину. Зураб узнает номер, сообщит. Это тоже как-то связано с Байрамхановыми.

– Прекрасно.

– Что же в этом может быть прекрасного? Это ужасно!

– Прекрасно другое. Это уже, возможно, след. Уважаемый человек случайно не Умар?

– Имени Зураб не назвал. Я голос, ты же знаешь, хорошо чувствую... И не похоже, что только из-за телефонного разговора. Мне показалось, он просто не знает. Иначе как-то намекнул бы...

– Когда сам приедет?

– Обещал после обеда.

– Хорошо. Что Сергей Иванович хотел?

– Не сообщил. Обещал перезвонить, когда время будет.

– Меня позвонить не просил?

– Он, очевидно, не в кабинете. Сам позвонит. Меня поздравил с назначением на ответственную диспетчерскую должность. Спросил, по какой форме оформляли на меня допуск и какой оклад положил мне Костромин...

В двери заворочался ключ.

– Тобако приехал.

Андрей вошел недовольный и усталый, хотя устать еще и не должен был бы, потому что работа только началась. Но Басаргин по себе хорошо знал, если поиск не идет, как хотелось бы, если не можешь уцепиться за нить, если факты просто в руки не идут, хотя предпринимаешь все возможные меры, устаешь в три раза сильнее, чем при интенсивной загруженности, но и при наличии результата.

– Всех своих волонтеров гоняю по возможным адресам. Ничего... Ухватиться не за что... Они пока просто не приспособлены для этой работы. Переквалифицироваться с наркоты на терроризм не просто. Да еще сразу в таком серьезном деле, без предварительной раскачки. Не по тем каналам, должно быть, ищут. Хотя связь должна быть. Террористы без денег от наркоты беспомощны. Они в таком положении сами, как наркоманы без дозы...

Он плюхнулся в кресло и задумался.

– У тебя в Назрани среди ментов знакомые есть? – спросил Александр.

– Есть один отставной полковник. Сейчас на инвалидности... На мине взорвался. Что у нас любопытное в Ингушетию тянется?

Басаргин рассказал об отставном капитане уголовного розыска Ахмате Текилове.

– Поинтересуюсь... Кстати, Александра, ты не в курсе, когда жара прекратится... Через неделю осень, а солнце, как в июне!

Андрей вытер платком шею, пододвинул ближе к себе телефон, достал электронную записную книжку, отстучал фамилию на клавиатуре.

– Вот он, здесь... Я боялся, что в эту книжку его не занес. – Тобако набрал номер и включил спикерфон, чтобы разговор был слышен другим.

– Добрый день, мне Камил Алиевич нужен.

– Он в саду отдыхает. Подождите пару минут, я его позову, – ответил молодой женский голос с сильным акцентом. – Что сказать? Кто спрашивает?

– Это из Москвы звонят. Моя фамилия Тобако.

– Хорошо. Я сейчас схожу за ним.

В трубке что-то загрохотало. Должно быть, ее положили на стол или на полку. Ждать пришлось не пару минут, а больше пяти. Зажав трубку рукой, Андрей пояснил:

– Полковник сейчас ходит только на костылях. Ему обе ступни оторвало. К протезам никак привыкнуть не может. Спереди в машине сидел. Как большой начальник. Большим начальникам больше других и достается.

– Алло! Андрей? – прозвучало из громкоговорителя.

– Да, Камил, я... Здравствуй, друг дорогой. Как твое самочувствие?

– Лучше не спрашивай. Жаловаться не люблю, а хорошего рассказать не могу, потому что врать не научился. Больше духом страдаю, чем телом, честно говоря... А мы тут на днях тебя вспоминали.

– По какому поводу?

– У меня племянник в Грузию ездил. Хотел тебя в Поти найти, я адресок давал. Там такие страсти понарассказывали, что я уж и не знал, что думать.

– Там все утрясется. Были неприятности. Но без них, сам знаешь, и дела не бывает.

– Ты просто так позвонил или по делу? А то мне, извини уж, стоять трудно. А в моем доме у телефона присесть негде. Он на стене висит.

– Ты не слышал про такого человека в Назрани – бывший капитан уголовного розыска Ахмат Текилов...

– Слышал... – последовала долгая пауза. – Я хорошо знаю его отца, это мой приятель. И его самого немного. Он был некоторое время моим подчиненным, но я предпочел с ним расстаться. Чем тебя заинтересовал Ахмат?

– Мне хотелось бы узнать о нем все, что можно. Вплоть до черт характера. Думаю, что твоя фраза «предпочел с ним расстаться» уже дает некоторую характеристику.

– Он тебе перешел дорогу?

– Я не знаю. Он интересуется теми же людьми, что и я.

– У тебя есть электронная почта?

– Есть.

– Сообщи адрес. Внучка сейчас под мою диктовку тебе отстукает. А вообще...

– Что?

– Если можешь, не мешай Ахмату. При всех своих недостатках он очень хорошее дело делает. Для всех хорошее.

– Что он делает?

– Тебе слово «кровник» что-то говорит?

– Да.

– Капитан, еще когда служил, раскручивал дело о похищении женщин. Вдов ваххабитов. Его хотели заставить прекратить производство. Он отказался. У него убили жену. Его самого расстреляли вместе с бригадой уголовного розыска в машине. Ахмат из всех один тогда выжил, хотя получил две пули в грудь. Он ушел из милиции и ищет того человека.

– У меня есть очень важный вопрос. Я понимаю, что ответить на него рискованно. Не хочешь, можешь не отвечать. Тот человек – Умар Ажигов?

– Да.

– Я понял тебя. У нас с Текиловым одна цель. Я даже постараюсь помочь Ахмату. Жду данных на него. Подскажи, как на него выйти, чтобы встретиться и поговорить.

– Хорошо. Я спрошу у отца и пришлю. Давай адрес.

Тобако продиктовал. Камил повторял, очевидно, кому-то диктуя.

– Извини, мне трудно стоять... Такая вот жизнь у меня... До встречи, Андрей. Я рад, что ты объявился. Хорошего человека всегда приятно услышать.

– Здоров будь, Камил.

Тобако положил трубку и посмотрел на Александра с Александрой.

– Все становится на свои места, господа сыщики. Вам так не кажется?

– Пока я не вижу самих мест, куда все становится, – пожал плечами Басаргин. – То, что сообщил твой полковник, я уже предполагал, хотя данных у меня не было. Надо найти адрес Текилова.

– Полковник пришлет.

– Нет. Он пришлет только телефонный номер. Скорее всего, номер «сотовика». Адреса в таком случае не даются, как и городские номера, по которым легко вычислить абонента. Это вопрос простой осторожности. А нам нужен адрес. Может быть, Астахов что-то раздобыл?

Басаргин взялся за трубку.

– Астахов уже в курсе?

– Да.

– Может получиться нехорошо. Мне Камил доверился, а я парня под «Альфу» подставлю. Это все равно, что под асфальтовый каток подсунуть. В Назрани так это поймут. Мне будет стыдно посмотреть полковнику в глаза. Есть возможность дать Астахову «откат»?

Басаргин задумался.

– Я попробую, – и набрал номер генерала.

– Слушаю. Астахов, – генерал ответил недовольно и торопливо, словно его оторвали от важного дела. И голос был слегка приглушен. Так обычно бывает, когда идет совещание или планерка и не хочется отрываться, чтобы не потерять мысль, и нельзя не ответить на звонок, потому что каждый звонок может нести такую нужную в напряженный момент информацию.

– Владимир Васильевич, Басаргин беспокоит. У вас не появилось данных по Текилову?

– Мне еще не доложили. Но должны уже поступить. Запрос в МВД отправили сразу. Если у него есть регистрация в Москве, проблем не будет. Я распоряжусь, чтобы вам сразу позвонили.

– Можно с просьбой обратиться?

– Слушаю вас.

– Текилова плотно разрабатывает Тобако. Он уже раскопал кое-что в Назрани. Хорошо бы, чтобы с двух сторон его не зажимали, но взаимно друг другу помогали.

– Обособиться хотите?

– Нет. Мы же делимся информацией...

– Хорошо. Это не принципиальный вопрос. Мы все равно своими каналами действуем. Еще что-то интересное есть?

– Есть. Вести от Зураба. Боевики чеченской диаспоры разыскивают по всему городу брата и сестру Байрамхановых. Ширвани и Нури. И еще ищут какую-то машину. Номер Зураб сообщит дополнительно.

– Хорошо. Ширвани и Нури Байрамхановы. Я записал. Сообщу вам, как только что-то будет.

– Владимир Васильевич, хотите совет?

– Слушаю.

– Я не знаю ваших возможностей и понимаю, что это сложное дело. Попробуйте подключиться к телефонам городского ГИБДД. Если они найдут туда выход, а они его найдут, координаты владельца машины будут брать оттуда.

– Откуда у вас уверенность, что поиск машины связан с нашим делом?

– Это одна из нитей, за которые нельзя не уцепиться, когда не видишь более надежных.

– Вы хотя бы представляете, сколько номеров надо прослушивать одновременно?.. У нас сотрудников не хватит. Это не реально.

– Хотя бы какую-то выборочную проверку. Мне кажется, это реальный вариант. Ажигов должен выйти на ГИБДД. Попробуйте...

– Хорошо. Я подумаю.

Басаргин положил трубку.

– Твой генерал обещает тебе не мешать, – сообщил Андрею.

– Очень хотелось бы моему генералу поверить. Впрочем, он не мой генерал. Когда я служил в «Альфе», Астахова там еще не было. А если бы я до сих пор оставался там, то тоже уже был бы, надо полагать, генералом... Однако я не люблю частицу «бы», поэтому предпочитаю не думать о таких мелочах, как звание. Зарплата у меня сейчас повыше, чем у него, а работа не менее интересная при минимальном контроле начальства. И новый мой начальник, хотя и не генерал, тоже человек, мне кажется, не самый плохой. Как ты считаешь, Александра?

3

– Я понимаю, как нехорошо делать из вольного и, несомненно, талантливого художника заведующего производством общепитовской столовой, – издалека начал Басаргин, – но время проходит незаметно, и невольно приходит в голову мысль, что неплохо было бы нам и пообедать.

– Иногда я понимаю даже очень прозрачные намеки, – сказала Александра и ушла в квартиру.

Басаргин повернулся в вертящемся кресле к Тобако.

– Мне кажется, нам надо определиться более конкретно в своих отношениях с «Альфой».

– «Альфа» не любит подпускать посторонних к своим делам, но любит пользоваться посторонней информацией. Поэтому действовать следует только самим и опираясь на собственные силы.

– Я о том и говорю. Если Ажигов со своими женщинами только попадет в прорезь прицела какого-то снайпера, их сразу положат. Без раздумий. Это вопрос безопасности граждан, и «Альфа» со своей точки зрения стремится выполнить собственную задачу правильно. Мы же опять останемся ни с чем.

– Конкретно – как ты видишь нашу миссию.

– Я вижу нашу миссию в том, чтобы оторвать Ажигова от «черных вдов». Женщин надо спасти...

– Ты уверен, что они не идут на это добровольно?

– Может быть, только единицы. А основная масса...

Телефонный звонок не дал Александру развить свою мысль. Он взял трубку.

– Да. Слушаю. Зураб, мы тебя ждем. Хорошо. Записываю. Ты когда будешь? Мы ждем. Саня уже обед готовит. Поторопись.

И тут же, только нажав на рычаг телефона, стал набирать другой номер.

– Владимир Васильевич! Опять Басаргин. Записывайте номер разыскиваемой машины. Так? Понял. Прекрасно. Будем надеяться... Да... Записываю. Понял. Спасибо.

И повернулся к Тобако.

– Ты будешь сам разговаривать с Текиловым?

– Да.

– Вот его адрес и домашний телефон. Хотя вполне возможно, что он на работе.

Андрей сразу набрал номер и нажал кнопку спикерфона. Трубку не брали долго.

– Алло? – наконец ответил мужской голос с сильным акцентом, неуверенный или, как тоже можно было предположить, заспанный.

– Мне Ахмат нужен, – сказал Тобако.

– Его нет... – ответили испуганно – и трубку тут же положили, даже не поинтересовавшись, кто звонит.

Александр с Андреем переглянулись.

– А кто вообще тебе сказал, что он живет один? – отвечая на не высказанный вопрос, сказал Тобако.

– Во-первых, обычно люди интересуются, кто звонит хозяину квартиры, чтобы передать тому сообщение.

– Это можно списать на плохое владение русским языком.

– Может быть... На сорок процентов возражение по первому пункту принимаю. Во-вторых, когда человек берет на себя миссию «кровника», согласно неписаным законам адата он старается действовать в одиночестве. Это связано еще и с тем, что «кровник» должен лично убить своего врага. Он боится, что это может сделать кто-то из его единомышленников. И потому старается таковых вообще не иметь. Поверь, что это серьезный аргумент. Я достаточно подробно изучал психологию «кровников», поскольку предыдущая моя служба заставляла часто с этим сталкиваться и иногда на этом строить свою работу. Ахмат Текилов должен жить или один, или с какой-то женщиной. Скорее, у какой-то женщины, оставляя квартиру для собственных нужд. Эта квартира – как пещера абрека в горах.

– В пещерах не регистрируются.

– Он никого в эту квартиру не водит. Поэтому может ею пользоваться по мере надобности.

– Принимаю на восемьдесят процентов. Но выставляю свое возражение. А если он эту квартиру просто сдал родственникам или землякам?

– Относительно «сдал» отметаю полностью. Человек, владеющий несколькими ювелирными магазинами, не будет сдавать квартиру. Ему проще оплатить съем посторонней квартиры для родственника, чем самому остаться без уголка в случае надобности. Нет, эта квартира должна быть его рабочим инструментом, как мастерок у каменщика.

В дверь заглянула Александра.

– Мужчины! Работнички! Столовая открыта, поспешите, пока нет очереди.

– Сейчас Зураб подъедет. Мы вместе пообедаем. Не остынет?

– Не остынет. Я пока мальчишек покормлю...

Александра ушла, а Александр с Андреем хотели продолжить обсуждение, но почтовая программа в компьютере подала звуковой сигнал.

– Это, должно быть, Камил уже расстарался. – Тобако пересел за компьютерный столик. – Так и есть. Сейчас я распечатаю. Кстати, мой тебе совет, если не хочешь, чтобы твоя переписка контролировалась Интерполом, удаляй сообщения сразу. Твои связи – это твои связи. И совершенно ни к чему, чтобы ими кто-то вздумал воспользоваться, передав от тебя привет.

Александр вытащил из принтера лист и стал читать вслух:

* * *

«Андрей, я понимаю, что говорить нехорошо о человеке, которому просишь не мешать, не совсем логично. Тем не менее я прошу тебя... Если Текилов свое дело сделает, а он его сделает обязательно, жить станет проще и воздух станет чище...

Ахмат был очень хорошим опером с хваткой настоящего клеща. Если он цеплялся за что-то, то начинал раскручивать любое дело быстро и настырно. Правда, методы он применял не всегда корректные. Было на него несколько жалоб на избиение свидетелей. Понимаешь? Не подозреваемых, а простых свидетелей, которые не хотели быть до конца откровенны, опасаясь за свою судьбу. Ты сам знаешь, что в наших краях быть откровенным свидетелем очень опасно. Вообще, это его главная черта характера – идти к цели любым путем. Не рвать на груди рубаху и бросаться на амбразуру, но своего добиваться, жертвуя при этом интересами других людей.

Сам Ахмат представляет сильный и влиятельный тейп. Очень богатый тейп. Его отец владеет многими предприятиями по золотодобыче и очень не любит платить налоги, что в нашей республике, как ты знаешь, делается очень просто. Того, кто будет платить налоги, никогда не будут уважать. Тейп Текиловых пустил в Москве прочные корни, оброс необходимыми связями на уровне первых лиц многих министерств и ведомств. Поэтому Ахмату не стоило труда удобно осесть в Москве и завести там свое дело. У него целая сеть ювелирных магазинов. Не отделов в разных больших магазинах, как у вас это принято, а именно отдельных магазинов. У него прочная «крыша» и большие связи в головном управлении МВД. Если он доберется до Ажигова, помогать ему будет вся ингушская диаспора Москвы, так распорядились старейшины. И никакие чеченцы не смогут остановить Ахмата.

Прошу тебя учесть, что сведения я передаю от себя, а номер его телефона вынужден был спросить у отца. Таким образом, если с Ахматом произойдет неприятность, неприятности ждут и меня.

Номер сотового телефона...

Позвони мне, когда все кончится. Инвалиды вроде меня живут одними слухами. И достоверная весть им всегда интересна. Удачи тебе.

Камил».

* * *

– Вот так... – сказал Александр. – На основании одного этого сообщения можно без труда построить психограмму образа Ахмата Текилова и представлять его возможные ходы. Более того, я уже даже имею право предположить, что человек в квартире Текилова, который ответил на телефонный звонок, является не чем иным, как инструментом, которым Ахмат желает воспользоваться.

– Ты уговорил меня на девяносто процентов, – сказал Тобако.

– Если ты такой податливый на уговоры, тогда сгоняй-ка по адресу до того, как мы позвонили самому Ахмату. После звонка твой визит может показаться назойливым...

– После обеда, – входя в дверь и услышав последние слова, категорично заявила Александра. – Зураб идет со стороны метро. Я видела его в окно. Наверное, уже в подъезде. Быстро всем мыть руки и за стол.

Выполнить приказание главного столового распорядителя они не успели, потому что раздался новый телефонный звонок.

– Слушаю, – ответил Басаргин.

– Саша, Баранов беспокоит. Ты сегодня не забежал ко мне...

– Не успел, товарищ полковник. Мне необходимо было догнать человека, который направился к выходу раньше меня.

– Это не важно. Утром я все равно был на выезде. Теперь приходится самому ездить, пока не подобрал замену тебе и Елкину. Короче, дело такое... Я чуть-чуть в курсе того, чем ты с Астаховым занимаешься. Может быть, это как-то и касается вас... У меня есть донесение двух «сексотов», что ингуши в столице срочным порядком покупают автоматическое оружие – просят «калаши» и АПС[10].

– Спасибо, Сергей Иванович. Это вполне вписывается в схему, которая созревает у меня в голове. Нечто подобное и следовало бы ожидать, хотя сам я до такого не додумался.

– Рад помочь. Бывай здоров и не загружай Александру. У нее своя работа должна быть на первом плане. Когда она у тебя в последний раз в мастерской была?

– Не знаю. Переезд занял у нее все последние дни. А сейчас мы без нее не обойдемся, – он посмотрел на жену, которая поняла, что речь идет о ней, и остановилась, но дослушать ей не дал звонок в дверь. Пришлось идти открывать.

– Что еще произошло? – спросил Тобако, когда Александр положил трубку.

– Московские ингуши скупают автоматическое оружие. Я думаю, готовятся к разборкам с чеченами, если такие возникнут после естественной активизации действий Текилова. Боевики постараются не дать в обиду Ажигова. А если не смогут его защитить, то будут мстить.

– А ты говорил, что он пожелает работать в одиночестве, – имея в виду Текилова, сказал Тобако.

– Я подозреваю, что подготовка идет по линии старейшин тейпа. Они могут объявить мобилизацию. Но поддержка проявит себя после того, как Текилов сделает дело.

– А что делает Текилов? – поинтересовался, входя в дверь, Зураб.

– Он ждет не дождется, когда вы сядете за стол. Быстро всем мыть руки, – скомандовала Александра.

Ее послушались, но разговор продолжили. Басаргин объяснил ситуацию с Ахматом Текиловым. Как-никак, а Зураб тоже чеченец, и законы адата для него не пустой звук. Зураб полностью поддержал Александра.

– Текилов не допустит, чтобы кто-то вмешался в его дело. Для него это вопрос чести. Кроме того, что я слышал о нем...

– Ты о нем слышал?

– Да. Я же тоже служил в милиции, хотя меня «ушли» оттуда раньше, чем расстреляли Текилова. К тому же наша милиция с ингушской не очень ладит. Но о расстреле я тоже слышал. Что ни говорят о Текилове, все звучит однозначно – Ахмат хитрый, злобный и осторожный волк. Он любит и умеет расставлять ловушки, в которые любой другой волк попадается, как кролик. Дело чести он никогда не передоверит другому, потому что очень ценит свой авторитет. Ему есть что терять, и он это потерять не захочет.

– Посмотрим... – все же не оставил сомнения Тобако.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Зима выдалась слякотная, грязная по-военному и по-военному же пахнущая гарью. Но в райцентре стало тише. По ночам стреляли только изредка. На улицах стало больше мужчин по сравнению с летом. Следующим летом они опять уйдут, как понимала Зарема, в леса, откопают свои автоматы, и начнется все сначала. Сейчас им пора отдохнуть. Зимой мужчины почти не воюют, потому что по снегу легко прочитать следы и выследить любой отряд. Правда, ходят слухи, что чаще стали звучать взрывы в городах и поселках. То там, поговаривают, на фугасе подорвалась машина, то в другом месте, сказывают, машина, начиненная взрывчаткой, въехала в какое-то административное здание. Но всегда гибло больше мирных людей, чем солдат. Это сначала возмущало, потом стало привычным. Должно быть, зимняя война такая...

С работой Зарема справлялась без труда. Вытереть столы мокрой тряпкой, потом сухой, унести посуду на мойку – это и с ее рукой сделать можно. Что касается еды, то при столовой и сама голодной никогда не оставалась, и у сына щеки стало со спины видно. А главное, деньги за работу платили наличные. Так что Зарема и Арчи сумела одеть на зиму – из старой своей одежды он стремительно вырос.

Зураб приходил раз в два-три дня. Он еще осенью, когда только-только стали заявлять о себе холода, привез печку со смешным названием «буржуйка» и вывел в окно трубу. А через неделю пригнал и целую машину угля. Где уж достал такую роскошь, неизвестно. Другим приходилось топить собственные квартиры старой разломанной мебелью из полуразрушенных домов, в которых никто не жил. Благо домов таких было немало, но топливо надо было еще собирать. Зураб и с прапорщиком-комендантом договорился, и тот выделил угол в сарае. Хошиев сам полдня провозился с лопатой и с ведрами, перетаскивал уголь в этот угол. Зарема рвалась ему помогать. Если не лопату держать, то хотя бы ведра таскать с ее рукой было можно. Он только смеялся, но помощи не принял.

Стал привыкать к Зурабу маленький Арчи. Зарема заметила, что хотя тихий сын ее слишком мал, чтобы уметь считать, он каким-то чутьем угадывал день и время, когда придет Зураб. И начинал ждать его загодя. Об этом говорили глаза мальчика, устремленные на дверь. Глаза непривычно светились, и не было в них всегдашней испуганной мрачности. От такого отношения сына к чужому мужчине стало меняться отношение к нему и самой Заремы. Если раньше она общалась с Хошиевым просто как со школьным приятелем, и при этом достаточно строго, как и полагается вдове погибшего моджахеда, то теперь стала ловить себя на том, что вместе с Арчи ждет Зураба. А скоро поняла сама, что она по-прежнему осталась женщиной и женская натура просит мужской ласки. Если бы Зураб торопил события, если бы настаивал на сближении, она никогда бы не решилась на такое. Но он проявил терпение, и она сама сделала шаг ему навстречу. Когда однажды вечером Арчи уснул и Зураб встал у двери, уйти не торопясь, пока его не подтолкнут словами или рукой, она позвала его к себе...

Но отправила его восвояси еще в темноте, пока Арчи не проснулся, пока никто не вышел на улицы – комендантский час только-только кончился.

* * *

Весной, когда снег начал активно таять и вот-вот готовы были выбраться из набухших почек листья, они начали втроем ходить гулять. Обычно вечером, когда воздух казался особенно чистым. Весна обещала, как всегда, грядущую радость, будила ощущение свежести, будоражила душу обещанием чего-то светлого и хорошего. Даже Арчи весне радовался, глаза его светились уже не так печально и мрачно, как обычно. А однажды, разбежавшись на дороге, он споткнулся на разбитом асфальте, упал, ударился сразу коленями, локтями и лицом и издал какой-то долгий звук. Зарема понимала, что звук этот мальчик издал от боли, но сколько счастья это принесло ей, сколько радости, как ни странно, доставило после почти года абсолютного молчания ребенка. Радовался и Зураб.

– Надо денег подкопить, и тогда повезем его в Москву. Там же всегда лучшие врачи были... Там помогут... – сказал он. – Если звуки может издавать, и разговаривать станет, и смеяться...

Слова эти вселяли надежду. Просто потому, что верить в это хотелось очень-очень.

Обычно после работы Зарема возвращалась к себе в каморку, умывала и переодевала Арчи, и они отправлялись к райотделу милиции. Останавливались на другой стороне улицы. Зураб видел их в окно и выходил. Сам он жил в другом общежитии, в милицейском, устроенном в спортзале бывшей школы. Один большой спортзал – комната на всех. Там устроились и местные, у кого не было возможности дома жить. В селах района не баловали любовью милиционеров. Там же жили и прикомандированные со всей России. О своем быте Зураб только рассказывал, но никогда не водил в общежитие Зарему.

– Смотреть там не на что, – говорил.

В тот памятный день она, как обычно, зашла сначала к себе, чтобы переодеть Арчи, потому что к вечеру становилось прохладнее, чем днем, и удивилась, обнаружив, что оставила утром дверь не закрытой. То есть она вроде бы помнила, что закрывала ее. И ключ взяла с собой. Если бы не закрывала, то зачем бы положила ключ в карман? Но дверь оказалась открытой, хотя и плотно притворенной.

Возникло подозрение, что ее обокрали. Зарема прошла в комнату, посмотрела – воровать-то нечего. Приподняла с полки в стенном шкафу стопку белья. Там хранила деньги, что сумела скопить. Копейки, конечно, но они всегда могут сгодиться. Деньги оказались на месте. Она уже опустила стопку на место, но что-то заставило ее приподнять белье снова. Взяла деньги в руки. Даже на ощупь чувствовалось, что их больше. И не такие, как ей показалось в полумраке комнаты. Она подошла к окну, чтобы пересчитать, и с удивлением обнаружила десять стодолларовых купюр, приложенных к стопочке снизу.

В первый момент это испугало. Потом возникла вдруг острая, как боль в сердце, догадка.

Адлан! Адлан жив. Это он приходил, когда ее не было, и оставил деньги для сына.

Но надежда, вспыхнув пламенем и заставив Зарему покраснеть, тут же погасла. Тело Адлана отдали родителям, и те похоронили его своими руками, пока Зарема с Арчи лежали в госпитале. Родители не могли ошибиться и похоронить кого-то другого.

Кто же тогда принес деньги? Не Зураб же... Откуда у Зураба тысяча долларов? Тысяча долларов – это же целое состояние. Может быть, кто-то из друзей покойного мужа? Но не знала она таких близких друзей, кто стал бы заботиться о ней год спустя после трагедии на выезде из села.

Не понимая, что произошло, Зарема положила деньги в карман и посмотрела на Арчи.

А он вдруг показал рукой на дверь и сказал:

– З-а-а...

Не промычал нечленораздельно, а именно сказал. Она поняла, что мальчик зовет ее к Зурабу.

Переодев сына, она хотела пойти, но ключ в замке отказался поворачиваться. Замок сломан. Не зная, что делать, Зарема вернулась в комнатушку и села на кровать. Не оставлять же дверь открытой. Нельзя уходить. Значит, сегодня не до гуляния. Надо замок менять. Но как его сменить? И ночь скоро. Нет, решила, надо пойти к Зурабу. Она же сама даже замок сменить не сможет...

* * *

– Странно... – сказал Зураб, выслушав Зарему. – Тысяча долларов? Кто же это мог принести?

– Откуда же я знаю... – развела она руками. – Потом разберемся. Меня сейчас больше замок беспокоит... Как мы с Арчи на ночь останемся? Страшно...

– Я с вами останусь. Сейчас замок нигде не найти. Поздно уже. Утром у коменданта попросим.

Они совсем немного прошлись по улице.

– Пойдем-ка к тебе... – вдруг сказал Зураб. Видно, какая-то мысль в голову ему пришла. – Ты все в комнате осмотрела?

– Ничего я не осматривала. Только в шкаф заглянула, деньги проверила, и все... Там и брать-то больше нечего...

– Пойдем... – Слово прозвучало уже твердо и даже с некоторой жесткостью.

– Дем... – вдруг сказал Арчи и тоже потянул мать за руку.

Они с Зурабом только переглянулись и поймали один в глазах другого радость.

– Говорит... – отчего-то шепотом сказала Зарема, боясь, должно быть, спугнуть миг счастья. – Так говорит, как будто слышит... Повторяет за тобой...

– Говорит... – тоже шепотом ответил ей Зураб, и Зареме показалось, что он такие же чувства испытывает, как и она. Это значило бы, что он к Арчи относится как к сыну.

Они двинулись не торопясь, посматривая время от времени на мальчика с ожиданием. Иногда даже специально останавливаясь, в надежде, что он снова позовет их. Однажды даже пытались позвать ушедшего вперед мальчика, надеясь, что он услышит их. Уже на подходе к самому корпусу офицерского общежития Арчи заспешил вперед, чтобы первым подойти к двери, но сделал только три шага, поскользнулся и упал.

– Ой! – коротко и ясно сказал он.

– Говорит... – остановилась Зарема.

– Говорит... – повторил с улыбкой Зураб. Но не остановился, желая первым войти в комнату.

Она наклонилась над Арчи, подняла его и стала стряхивать с колен налипшую грязь.

И тут грохнул взрыв. Она сначала даже не поняла, что случилось, не поняла, что это взрыв, не поняла новой беды, свалившейся на них. Только когда ее ударил сначала один камень по плечу, потом второй камень по спине, она начала осознавать происходящее, захотелось еще и Зураба, ушедшего вперед, позвать, но его уже не видно было за облаком огня и пыли, из которого летели камни. Третий камень ударил ее по голове, и, теряя сознание, она пыталась упасть так, чтобы накрыть собой маленького Арчи и спасти от этого камнепада...

2

Андрей вернулся из квартиры Текилова напряженный и с загадочной полуулыбкой.

– Если судить по твоему виду, то ты встретился со своим другом Ахматом и вместе с ним составил подробный план следственно-розыскных мероприятий. И теперь вы через каждые пять минут будете звонить один другому, спрашивать друг друга о состоянии здоровья всей семьи вместе и каждого ее члена в отдельности. И попутно обмениваться новостями, – встретил его Александр, рассматривая листы с милицейскими сводками, которые только что вывел на принтер сидящий за компьютером немолодой хакер Доктор Смерть.

– Неужели я выгляжу настолько глупо? – удивился Тобако.

– Ты выглядишь слишком умно для нас, не умудренных твоим жизненным и сыскным опытом, – печально прокомментировал Доктор. – Мы тут сидим, не зная, в какую сторону направить пистолеты, а ты, похоже, уже все узнал, все оформил и рассмотрел перспективу действий по крайней мере на ближайшие несколько лет.

Тобако усмехнулся.

– Так глубоко я копать не умею, но на ближайший час перспективу я рассмотрел, здесь вы, пожалуй, оба правы. И выглядит она... перспективной...

– Да, – согласился Доктор, – когда перспектива выглядит перспективной, это, надо полагать, великий успех. Поделись!

– Да бога ради, – пожал Андрей плечами. – Я не жадный. Короче говоря, дело обстоит так. Прихожу я по адресу. Звоню. Дверь металлическая, с мощным каркасом, который «фомкой» не взять. Замки достаточно сложные. Не каждый подобрать ключи сумеет, а спецов по работе с отмычками в уголовной среде по нынешним временам не найти, они только в ГРУ остались.

– С парой из таких спецов я сегодня обедал... – вставил Доктор.

– Вот, значит, – продолжил Тобако, – я и сделал соответствующий вывод. Восьмой этаж. Снизу без пожарной лестницы не забраться. В дверь без гранатомета не вломиться. Сверху еще три этажа, значит, и крыша не помощница. Только со спецснаряжением и сверху можно попасть. Не квартира, а крепость. То, что предполагал наш умнейший начальник, вроде бы подтверждается. На мой звонок никто откликнуться не пожелал. Но у меня с детства со слухом было хорошо. Я в школе даже на аккордеоне играл, а родители пытались отдать меня обучению игре на скрипке, чему я активно воспротивился. Но, говорят, слух мне позволял. Таким образом я и расслышал шаги. Кроме того, Доктор ни разу не бил меня кулаком по лицу. Особенно в последнее время. И потому синяков у меня не наблюдается. Следовательно, смотреть открытыми глазами я имею полное право. Я и смотрел. И увидел, как закрылся свет в дверном «глазке». Кто-то старательно меня разглядывал. Тогда я позвонил еще несколько раз. Результат остался непоколебимым, как металлическая дверь квартиры. Меня упорно не желали видеть и слышать. Дальнейший мой ход очевиден...

– Ты поехал рассказать о своей неудаче нам... – сказал Доктор.

– Естественно, я так и сделал бы, чтобы вернуться потом с вами, такими недоверчивыми, и предоставить вам право дозвониться. Но там подъездная дверь открывается ключом. С кодовым замком я бы как-нибудь справился, а вот с таким сразу не сумел. И потому пришлось ждать минут десять, чтобы войти. Я и решил, что если пойду к вам жаловаться, то не скоро снова попаду в подъезд. И решил пока по соседним квартирам пробежаться. Само собой, предварительно сделал вид, что ухожу совсем. Чтобы человеку у дверного «глазка» дать возможность вздохнуть спокойно и не слушать, как я с людьми общаюсь. Потому я стал опрашивать сначала соседей с пятого этажа. А на шестом мне повезло. Пожилая женщина-азербайджанка гуляла с внуком во дворе и видела приезд Ахмата. Приехал он на чужой машине, привез мужчину и женщину. В подъезд вошли торопливо, чуть не забежали. Но самое главное, что бабушка сказала... А глаз у нее наметанный, на старшего внука насмотрелась... Женщина из машины – наркоманка. Походка особая. Ноги, говорит, как местами недоваренные макароны. Дальше... Ахмат вышел через пять минут. И уехал.

– Это все? – спросил Басаргин. – А где перспектива на ближайший час?

– Все. Сейчас буду самому Текилову звонить. Потом встретимся с ним, и хоть что-нибудь я из него смогу выудить. Даже шантажом.

– Звони.

Андрей пододвинул к себе лист принтерной распечатки послания Камила и телефонный аппарат. Включил спикерфон. Набрал номер. Ответили сразу.

– Добрый день, это Ахмат?

– Да. Я. Кто это?

– Моя фамилия Тобако.

– А... Мне уже звонил отец. Нет. Меня не интересует ваша помощь. Я вообще не хочу в игры с Интерполом играть. Если вам хочется, ловите Умара сами. Без меня. А меня оставьте в покое. Я хорошо и спокойно живу. И вам того же желаю. И не нужен мне больше Ажигов. Все. До свидания!

И он отключил трубку.

Андрей пожал плечами и посмотрел поочередно на Доктора и на Басаргина.

– Что скажете?

– Скажу, что пора ставить телефон Текилова на спутниковый контроль, – предложил Доктор.

– Ставь, раз уж за компьютер уселся, – согласился Басаргин. – С грифом «срочно».

Доктор открыл программу спутникового контроля и усердно стал разбивать тяжеленными пальцами клавиатуру, отстукивая задание.

– В «Альфу» данные давать не будем? – поинтересовался Тобако.

– Они нам хоть что-то передали?

– Адрес и домашний телефон Текилова.

– Потому что я им номер машины передал. И почти с ножом к горлу подступил. Готов поспорить, что у них есть и еще новости, – Александр выказывал откровенное недовольство. – Только они не торопятся с сообщениями. Могу сразу и проверить...

– Попробуй.

Александр набрал номер.

– Владимир Васильевич, Басаргин опять беспокоит.

– Слушаю вас. У вас что-то появилось?

– Практически ничего. А у вас как?

– Я как раз хотел дать распоряжение, чтобы вам позвонили, – традиционно отговорился генерал, оправдывая свою забывчивость. – Пришел ответ по запросу на брата и сестру Байрамхановых. Нури Байрамханова была похищена неизвестными вооруженными людьми два месяца назад. За ней приехали на машине, сказали, что ее зовет двоюродный брат. И увезли в неизвестном направлении. В то время она жила в доме родителей погибшего мужа. В доме осталось двое детей. Ее брат Ширвани Байрамханов случайно оказался в гостях у сестры и получил в тот день удар прикладом по лбу. Около месяца назад он отправился на поиски сестры. Его видели в лагере боевиков. Куда пропал потом – неизвестно. Пришли их фотографии. Но не через компьютерную сеть, а по факсимильной связи. Изображение настолько плохое, что разобрать лица невозможно. Мы запросили повторно. Через сеть смогут прислать только вечером. Я тогда перешлю вам.

– Спасибо, Владимир Васильевич. Мы ждем.

– Данные по машине вам нужны?

– Конечно. У нас нет официального договора с ГИБДД, чтобы получать у них информацию.

– Записывайте. Людмила Анатольевна Косаченко. Сотрудник небольшой частной фирмы, торгующей оптом ювелирными изделиями из серебра. Обратите внимание – из серебра, а ваш Текилов работает с золотом, поэтому я не вижу связи между ними, хотя возможность такой связи не отрицаю просто по принципу: «возможно все, кроме того, что невозможно». Мы сейчас проверяем ее по всем доступным каналам. Пока мне только сообщили, что Людмила Анатольевна сегодня на работе, хотя несколько раз уезжала из офиса. Но у менеджера служба такая, много приходится по городу мотаться. Предположений о связях с чеченцами по нашему делу пока нет. А у вас?

– Мы ее не прорабатывали.

– Записывайте домашний адрес, домашний и служебный телефоны... Номера «мобильника» у нас нет. Не дали в офисе. Экономят деньги своей сотрудницы.

– Диктуйте.

Басаргин записал.

– По Текилову что-то нашли?

– Да. Он разыскивает, как и мы, Умара Ажигова. «Кровник»...

– Таких только союзников нам не хватало. Но лучше один труп террориста, чем много трупов жертв террора. Потом мы и «кровником» займемся. Но – только потом. Ладно. У меня все.

Александр положил трубку и посмотрел на приунывшего Тобако.

– Что я говорил... У них целый самосвал новостей. Иметь такой следственный аппарат и не иметь новостей – это невозможно. И не спешат данными делиться. Пока сам не спросишь, не соизволят номер набрать...

– У них там запарка, – попытался Андрей оправдать бывшую свою службу. – Наверняка держат несколько групп в боевой готовности. И уже совершали пару-тройку выездов, когда на улицах видели подозрительного вида женщин кавказской национальности. С нас, если что случится, и не спросят. А с них голову снимут.

– В таких случаях голову не снимают даже по недоразумению. Даже если есть сведения о готовящихся терактах, предотвратить их чрезвычайно сложно. Не мне вас учить...

– Я закончил... – сообщил Доктор. – Теперь обязательно кто-то должен сидеть на контроле за компьютером. Я надеюсь, что прослушка что-то даст.

– Доктор, проверь квартиру Косаченко. Поговори с соседями...

– Я хотел бы продолжить блуждание в дебрях милицейских сетей. Здесь от меня больше пользы, а около Косаченко будет больше пользы от Тобако, поскольку у Андрея лицо поприятнее, и он внушает больше доверия, особенно бабушкам, гуляющим с внуками. И ему проще, поскольку я на этот раз в Москве без колес...

3

В течение следующего часа неожиданно посыпались звонки на «сотовик» к Басаргину. Начали активно работать его осведомители и штатные «сексоты» ФСБ, услугами которых он не постеснялся воспользоваться. Первым позвонил врач, который утром получил солидный аванс.

– Александр Игоревич?

– Да. Слушаю вас.

– Ко мне только что приводили пациента. Я вынужден был отправить его в «Склиф». По моему мнению, у него черепно-мозговая травма, и достаточно серьезная. Говорит, четыре дня назад его ударили трубой по голове. Постоянная тошнота, головокружение, высокая температура. Дважды сегодня терял сознание. Больной ехать в «Склиф» не пожелал. Потребовали от меня провести лечение. Я сказал, что возможна сильная гематома мозга, следовательно, нужна сложнейшая операция, провести которую я не могу. Там нужен нейрохирург. Помимо сотрясения мозга у него может быть еще целая куча всяких травм. Как-то: прострел в лобовую кость, возможна трещина лобовой кости, судя по очагам боли. Можно предположить растечение мозговой жидкости. Если он не поедет в больницу, он не протянет и пару дней.

– Ваше мнение? Он поедет?

– Мне показалось, нет. Мне подумалось даже, что сопровождающие его просто пристрелят. Хотя...

– Это парни такого уровня?

– Да. Это откровенные бандиты, с которыми я сам не пожелал бы в темноте встретиться и другим бы не посоветовал.

– Спасибо. Адрес проживания пациента вы, естественно, не знаете?

– Нет. Такие люди не сообщают адрес.

– Это все?

– Нет. Эти люди, сопровождающие больного, не присутствовали при допросе Гали Барджоева там, в подвале ночного клуба. Но они спросили меня, не распустил ли я язык...

– То есть?

– Я тоже удивился. Спросил, о чем они говорят? Оказывается, пропали Хасан Степанов и Завгат. Я сказал, что они не были моими пациентами. Вы случайно не вышли на этих людей?

– Нет. Мы до них не добрались.

– Значит, добрался Ахмат... Он очень ими интересовался... У меня все.

– Звоните.

Александр только успел передвинуть Доктору листок с фамилиями пропавших чеченцев и попросить его проверить имена по милицейским сводкам, как раздался следующий звонок.

– Слушаю.

– Александр Игоревич, привет. Это Коля Копыта. По вашим делам...

Мелкий воришка и хулиган, мечтавший всю жизнь попасть на «зону» и стать авторитетным вором, но ни разу не получивший больше чем административное наказание, то есть от десяти до тридцати суток работ по благоустройству города, сам когда-то по-соседски предложил свои услуги подполковнику Елкину. Если его не брали в уголовную среду, он хотя бы таким образом осуществил свою мечту и прикоснулся к тайной деятельности, имея к этому необоримую склонность.

– Да-да, Николай...

– Сегодня в кафе на Веерной улице чеченцы проводили «стрелку» с цыганами. По поводу акций какого-то завода. На «понял» друг друга брали... Мне подружка-официантка только что рассказала. Дело чуть до стрельбы не дошло. Расстались врагами. Цыгане требовали решить вопрос на какой-то сходке, официантка не поняла, о чем речь. Чеченцы не хотели. Они хотели нахрапом хапнуть.

– Спасибо. Это все?

– Пока все.

– Я жду новых звонков. Действуй.

Басаргин так и настраивал «сексотов» – сообщать все, что касается чеченцев и выходит за рамки обыденности. Любой факт может иметь, а может и не иметь отношения к делу. Этот внешне отношения не имеет, но какой-то стороной может и коснуться терроризма. Пока сообщение отложилось только в памяти и на листе бумаги, переложенной в общую тонкую пока стопочку.

Тут же последовал еще один звонок.

– Александр Игоревич, это Анастасов. Сегодня у чеченцев в нашем поселке свадьба.

Этот «сексот», оптовый торговец собственноручно выращенными на участке и в оранжерее цветами, активно работал еще с советских времен. Тогда ему за работу прощали статью за спекуляцию. Сейчас такой статьи нет, но Анастасов работает уже по привычке. Необходимость «стучать» прочно въелась в его кровь и заставляет быть общительным и любопытным со всеми встречными, начиная от пассажиров в метро и в автобусе, кончая ближайшими и дальними соседями.

– Гостей много?

– Говорят, больше сотни. Меня тоже пригласили. И оптом берут цветы.

– И жених, и невеста – чеченцы?

– Да. Он – красавец, она – только ворон с таким лицом пугать... Но, говорят, очень богатая.

– Гости с родины приехали?

– Много родственников. Мне так сказали. Добирались автобусом от Чечни. Ругались на посты федералов. Через каждый километр, говорят, автобус с собаками проверяли. Наркоту искали. И ничего не нашли.

– От меня поздравлять молодых не надо. Сообщи на всякий случай адрес.

Новый листок лег в стопку.

– Александр Игоревич, это Каргополов.

Каргополов человек душевный, готов каждого выслушать, дать совет и поддержать разговор на любую тему. Сейчас он на пенсии, гадает на картах Таро и имеет обширную домашнюю клиентуру, которую по-прежнему с удовольствием выслушивает. Люди считают его отдушиной, в которую можно выпускать пар из мешка своих бед, и не подозревают, что отдушина имеет прямой выход в управление ФСБ.

– Слушаю.

– Сегодня утром совершенно неожиданно для администрации детского дома в Бескудниково приехали чеченцы из какой-то благотворительной организации и привезли в подарок пять компьютеров для детей. Хорошие современные компьютеры, стоящие немалых денег.

– Что там за детский дом?

– Самый обыкновенный. Ничем не примечательный. Культурный, чистый. Может быть, директор необычный – человек хороший...

– А в остальных детских домах, по вашему мнению, директора...

– Сами понимаете... А этот, говорят, молодой и толковый, и сразу, как пришел, половину персонала столовой разогнал за воровство продуктов. Потом половину состава воспитателей поменял. И какие-то новые экспериментальные программы воспитания внедряет. Ввел должность психотерапевта, который с детьми работает больше, чем воспитатели. Платит ему, говорят, чуть не тройную ставку. Тот тоже эксперименты какие-то ставит. Над диссертацией работает. А директор все больше разворачивается. Спонсоров постоянно ищет. И, самое странное, находит. Деньги на счету детского дома – это вообще по нынешним временам нонсенс.

– Раньше чеченцы в детском доме появлялись?

– Ни разу. Просто сегодня сначала позвонили, потом приехали. Без всякой торжественности. Сразу привезли компьютеры и специалиста. Он моментально все их установил в компьютерном классе. До этого там уже четыре стареньких компьютера стояло. Подключил в сеть. Все работают. Пожали руки, поздравили детей – и все... И даже никаких отчетных документов не потребовали. Это бухгалтера и насторожило. Она мне и пожаловалась. Понимаете, благотворительный фонд «Сироты Чечни» – это не частное лицо. Им отчетность проводить надо. А тут без документов... Она и говорит: может быть, ворованные...

– Спасибо.

Новый лист отправился к предыдущим.

– Александр Игоревич, это Ярослав Яковлевич.

Ярослав Яковлевич – человек уже преклонного возраста, отставной военный моряк. Работает не за деньги, считает это продолжением своей прежней службы, где он тоже с удовольствием «стучал» по любому поводу в политотдел и в особый отдел.

– Сегодня утром на автобусной остановке «Опытное поле» в Балашихе два чеченца избили пожилую женщину. Русскую. Она им сделала какое-то замечание, они ее избили. Их задержала милиция, но быстро отпустила. Даже до отделения не довезли. Я это проверил. Должно быть, откупились.

– Спасибо, Ярослав Яковлевич. Откуда вы знаете, что это были именно чеченцы?

– А кто же еще?

– Может быть, азербайджанцы, может быть, дагестанцы, может быть, ингуши...

– Не-ет... Чеченцы... Я их носом чую...

– Спасибо. Больше ничего нет?

– Это все. Разве этого мало?! С нашей милицией надо бороться, как с преступниками...

– Я полностью разделяю ваши убеждения. До свидания. Жду новых сообщений.

И еще один лист в стопку.

– Александр Игоревич...

– Я.

– До вас дозвониться проблематично. Дежурный по штабу «Альфы» капитан Рославлев. Мы сегодня с вами встречались в управлении и у вас в машине.

– Слушаю, товарищ капитан. Генерал решился что-то нам передать?

– Так точно. Решился. Помните, когда мы пытались взять Руслана Салдуева[11]...

– И что?

– В его распоряжение чеченской диаспорой был предоставлен микроавтобус «Форд Транзит». Это тот самый микроавтобус, который проходит по оплате счета за него банком... Ваши сегодняшние сведения... Мы отследили. Никакому фонду «Сироты Чечни» микроавтобус не передавался. Вообще этот фонд существует только на бумаге. По юридическому адресу их никто не видел. Просто прикрышка для обналичивания денег.

– Я так и предполагал, – кивнул Басаргин телефонной трубке.

– Слушайте дальше, – продолжил капитан Рославлев. – Два микроавтобуса «Газель», только что приобретенные по доверенности все того же фонда, сегодня получили государственные номера...

Запищал принтер. Доктор Смерть подсунул Басаргину лист распечатки. Рославлев между тем продолжал:

– Запишите...

Басаргин записал на отдельном листе. Стал слушать и одновременно читать распечатку.

– Что касается туристических фирм. Фирмы эти существуют и процветают. «Крыша» у них, естественно, чеченская. Ради соблюдения мер осторожности мы проверку проводили не через сами фирмы, а по реестру выдачи загранпаспортов. Детей никто и никуда не отправлял. Тогда негласно проверили банковские счета. Один платеж, совпадающий по времени, вызвал подозрение. Покупка большого старого дома в Подмосковье. Полуразвалившегося. Якобы чтобы использовать в качестве гостиницы для транзита иногородних российских туристов, пользующихся услугами московской фирмы. Сейчас адрес проверяется... Но, по отчетам самой фирмы, за последние полгода у них было только семь иногородних туристов. Покупка дома не вызвана необходимостью. Туда выехала группа захвата.

– Спасибо, товарищ капитан. У меня для вас тоже кое-что есть. Несколько часов назад в лесополосе на Клязьминской улице обнаружен труп Хасана Степанова, про которого я утром рассказывал. Один из тех, кто пытал Гали Барджоева. Труп тоже со следами пыток. Я могу предположить, что кто-то, возможно, Ахмат Текилов, пытался узнать судьбу Барджоева. Врач определил, что смерть наступила около трех часов ночи.

– Хорошо. Мы возьмем это дело под свой контроль.

Басаргин положил трубку на стол и задумался.

Но долго раздумывать ему опять не дали. Трубка отдыхала не больше пяти минут, а потом подала очередной мелодичный сигнал.

– Витя, поговори ты. Мне надо кое-что сообразить, а я никак сообразить не могу... Записывай сведения. Я в той комнате посижу...

– О чем разговор... Размышляй, коли ты аналитик... – Доктор взял трубку.

Александр сразу ушел во вторую комнату, приспособленную для отдыха и временного проживания сотрудников, и откинулся на спинку дивана. У него начала выстраиваться в голове версия, но не хватало какого-то важного, очень важного, может быть, даже решающего звена. И не просто звена, а определяющего мотива.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Дом и двор выглядят опрятными. В каждом ли дворе стоят собственные урны? А здесь стоят. Он бросил в урну недокуренную сигарету.

– Мне надо навестить нашего друга. Надеюсь, слегка отдохнув, он стал разговорчивее...

Текилову нравится быть слегка медлительным, степенным, почти вальяжным. Это подчеркивает его авторитет. Бегать и суетиться он не любит. Особенно в последнее время, как в Москву перебрался. Он всегда найдет людей, которые будут бегать и суетиться вместо него.

– Утром он все кричал, пить просил.

– Напоили?

– Лестница крутая, никто спускаться не захотел. Ключ от каморки висит на стене, возле лестницы, – сказал хозяин дома.

Ахмат взял ключ и спустился по бетонной лестнице, в самом деле крутоватой, в подвал.

Там стояли сырость и полумрак, пахло плесенью и какими-то огородными соленьями. Лампочки в подвальном коридоре горели слабые и создавали слегка гнетущее состояние у того, кто долго здесь находится. То есть то самое состояние, что должно соответствующим образом воздействовать на человека, которого он привез сюда ночью. Ахмат остановился перед нужной ему дверью, прислушался. В комнатушке стояла тишина. Даже стонов слышно не было, хотя, когда он уходил отсюда, Завгат стонал громко. Сейчас он, по логике, должен еще громче стонать, потому что в его положении, когда ни сесть невозможно, ни рану нельзя прижать рукой, чтобы придавить боль, устаешь и от усталости мучаешься несравненно сильнее, чем от побоев и самих ран.

Ахмат открыл ключом дверь, но вошел не сразу, дождался, когда глаза привыкнут к стоящему в комнате полумраку. В каморке лампочки вообще нет, и свет проникает не через окно даже, а через горизонтальную вентиляционную щель в стене под потолком шириной в десяток сантиметров. Узкая полоса, как кусок сплющенного солнца, ложится на противоположную стену. Теперь еще добавился тусклый свет коридора. И в этом неверном свете Завгат предстал сразу за дверью – в трех шагах. Скованные наручниками руки перекинуты через толстую канализационную трубу. Он стоит вытянувшись, даже слегка приподнявшись на цыпочки. Долго так можно простоять? Пальцы ног отвалятся... Да еще если колено прострелено... А попробуй-ка повисеть на наручниках! Еще хуже. Никелированный обод так впивается в запястье, что выть хочется. Кровь из простреленного Ахматом колена бежать перестала. Запеклась на штанине, пропитав ее и сделав почти деревянной. Левый глаз плотно прикрыт синяком, а на губах кровавые пузыри.

Но единственным глазом парень смотрит жалобно. Глаз устало закрывается и лениво открывается и не мечет высокомерные угрозы, как сначала. Так-то лучше... Пора бы уже и обломаться...

Ахмат обошел вокруг пленника. Оказавшись сзади, дал пинка, приводя в полное сознание.

– Созрел?

Пленник застонал.

– Созрел, я спрашиваю?

Опять стон, и нет ответа.

Ахмат зашел спереди и посмотрел в единственный открытый глаз. Твердо посмотрел, как смотрит сильный человек на поверженного врага.

– Я тебе вопрос задал!

Он понимает, что ответить сейчас Завгату – значит признать, что он сломался. Потому он и молчит. Следует додавить его. Унизить и заставить сломаться. Нет времени на выжидание. Но и это показать нельзя.

– Висеть будешь, пока говорить не начнешь.

И повернулся, демонстрируя желание уйти. Даже ключ из кармана достал.

– Не-ет... – прохрипел пленник.

– Что? – переспросил Ахмат. – Не созрел?

Последовал тяжелый, сопровождаемый пеной изо рта кроваво-слюнявый вздох.

– Созрел...

– Так-то лучше. А теперь отвечай. Ты сам знаешь, что мне надо узнать. Где сейчас находится Умар?

– Не знаю...

– Верю. Если ты казуистикой занимаешься, то верю... Он и вправду долго на одном месте не сидит. Если по городу ездит, то ты в самом деле не знаешь, где он находится. Но ты знаешь другое. И сейчас скажешь мне это. Где он остановился?

– Не знаю... Он звонит... И приезжает... Я еще не видел его... Дай попить...

– Попить я тебе дам, когда ты все расскажешь мне.

– Я не видел его... Он утром обещал приехать... Мы с Хасаном по домам до утра поехали... И я на тебя нарвался....

– Тебе повезло. Хасан чувствует себя хуже... Хуже, чем Гали Барджоев. Барджоева по крайней мере закопали. А Хасана сейчас жрут бродячие собаки. В пригородных лесах много бродячих собак. Ты не хочешь, чтобы тебя сожрали собаки? Что сказал вам Гали?

– Сказал, что Байрамхановых в своем доме в деревне спрятал. Сказал... И умер...

– В какой деревне?

– Он не сказал...

– А Хасан не так рассказывал...

– Хасан знает, где у Гали дом...

– Почему вы сразу туда не поехали?

– Дай попить...

– Сначала расскажи.

– Умар звонил... Сказал, что сам поедет... Не велел трогать... Он не умеет прощать... Любит сам точку поставить...

– Откуда Умар звонил? Почему сразу не поехал?

– Он из Воронежа звонил... С дороги...

– Номер телефона скажи.

– Какой?

– Умара.

– Не знаю...

– Тогда еще повиси, может, вспомнишь...

Ахмат опять повернулся, показывая желание уйти.

– Подожди... Я вспомню...

Должно быть, с памятью у парня плоховато. Не сразу вспоминает. Но, может быть, и правда старается? Пусть попробует.

Завгат сказал, с трудом произнося цифры.

– Хорошо. Я скажу, чтобы тебе принесли попить. А ты мне скажи, где и что Умар собирается взрывать?

– Не знаю я этого, хоть до конца жизни висеть буду, а не знаю... Сказать не могу... Дай попить...

Это было сказано очень искренне, отчаянно. Чуть не на последнем издыхании, и потому Ахмат поверил. Впрочем, его совсем и не интересовал этот вопрос. Просто хотелось на всякий случай знать возможное местопребывание Умара Ажигова, если сорвется первый вариант. Но первый вариант продуман хорошо. И он сорваться не должен.

– Я сейчас пришлю человека. Тебя освободят от трубы, но ты посидишь здесь еще несколько дней, пока я не разберусь с Умаром.

– Спасибо... – прошептал Завгат.

Текилов вышел, закрыл дверь так же на ключ и поднялся по крутой лестнице. Во дворе его ждал хозяин дома. Сразу с усмешкой посмотрел на руки – не разбиты ли?

– Пошли кого-нибудь вниз. Пусть пристрелят его, а потом выбросят в лес.

– Закопать?

– Нет. Просто выбросить, как вчерашнего... Только в другом месте. Пусть его собаки жрут... И обязательно документы должны в кармане остаться. Когда найдут, до Умара это быстро дойдет...

Он направился к машине.

– Ахмат... – окликнул хозяин.

Текилов обернулся.

– Будет нужна помощь, звони...

– Я скоро приеду.

Человек с автоматом торопливо распахнул створки ворот. Ахмат выехал на скорости, не притормаживая на повороте, и скрылся за углом, оставив позади себя облако пыли. Странно, но он сам себя ощущал разным человеком, когда ехал на «жучке» Людмилы и на своем «Рейнглере». Там он соответствовал уровню «жучки», и ощущения у него были такие, какие должны быть у владельца той машины. В «Рейнглере» ездил другой Ахмат – властный, сильный, уверенный в себе.

* * *

До наступления часа пик, когда будет трудно пробираться по дорогам города, Ахмат решил успеть навестить своих «квартирантов» и вернуться назад. И потому сильно спешил, проскочив раз за разом несколько перекрестков на желтый сигнал светофора и дважды чуть не столкнувшись с другими такими же торопыгами. Но осторожность он при этом не потерял, соображал здраво и свою машину оставил на улице, не заезжая во двор, – не хотел, чтобы брат с сестрой увидели из окна его личную машину, как видели уже машину Людмилы.

Он открыл дверь подъезда, вызвал лифт, когда зазвонил «сотовик». Посмотрел на определитель номера. Легка на помине, звонила Людмила.

– Слушаю, – ответил он, – хотя мне очень некогда...

– Ахмат! – она кричала в трубку. – За мной какие-то твои земляки гонятся. Сначала на улице пристали, хотели к себе в машину посадить. Милиции испугались. Рядом милиция оказалась. Теперь едут за мной. Морды зверские. Что делать?

Он сразу понял все. Тот сосед-пьяница в поселке, что видел машину утром, когда в нее садились Ширвани и Нури, оказывается, не всю память пропил и номер запомнил. Люди Ажигова быстро наши машину, быстро нашли и саму Людмилу, так же быстро могут и до Ахмата добраться...

– Гони по улице на предельной скорости. Как только увидишь милицию, сворачивай к ним и говори, что тебя преследуют чеченцы. Это очень опасные люди.

– Но мне надо за город. Это работа, и я не могу ее бросить.

– Если хочешь остаться в живых, не покидай больших улиц!

– Так серьезно?

– Даже более того! Это убийцы!

– Хорошо. Я так и сделаю.

– Потом позвони мне.

– Хорошо. А что случилось?

– Потом позвони мне... Держи руль двумя руками и гони...

Он убрал трубку, чувствуя в себе неприятное возбуждение и озлобленность. Если они доберутся до Людмилы, то наверняка узнают, кто строит им гадости. Подойдет нужный час, Умар узнает и так, но сейчас это знать ему еще рано, иначе может сорваться все дело.

О том, что будет с Людмилой, если Умар до нее доберется, Ахмат даже не подумал.

Он поднялся на этаж, открыл ключом дверь, и сразу за порогом его встретил Ширвани.

– Как отдыхалось? – спросил Ахмат не слишком ласково, разыгрывая заранее продуманную роль. Звонок Людмилы помог ему легче в эту роль войти. Теперь он вел себя не как человек из «жучки», а как преуспевающий бизнесмен из «Рейнглера». Придет время, и он будет себя вести как человек, которому старейшины тейпа поручили командовать другими людьми.

– Спасибо. Хорошо, – Ширвани радости не проявляет. – Нури плохо себя чувствует.

«Ломка»! – понял Текилов. При «ломке» никто не чувствует себя счастливым и не выражает бурную радость от появления услужливого человека, даже спасителя.

– Что же вы меня так подставляете? – Ахмат начал атаку.

– Как?.. – растерянно спросил Ширвани, сам отлично зная как, но не понимая, откуда стало известно Ахмату об их беде.

– Да вас по всему городу Умар Ажигов разыскивает! Всех опрашивает! Я ж к вам по-доброму... А вы хоть бы предупредили!

Ширвани молчал, потупив взгляд. Вышла в коридор Нури. Тоже глаза не поднимает. Вообще половину лица черным своим вдовьим платком закрыла. Но в такой момент предпочла быть рядом с братом.

– Мы уйдем... – сказал наконец Ширвани. – Мы тебя подставлять не будем...

– Далеко вы без документов уйдете? – спросил Ахмат раздраженно. – И без денег... Эх, вот же счастье подвалило, связался я с вами... Короче, так. Сегодня ночью машина уходит в Ингушетию. До Назрани вас подвезут. Там уж будете своим ходом добираться. Я уже договорился. Фура, без груза. Ехать будете в кузове, потому что кругом ментовских постов полно. Документы проверяют. Вас просто брезентом накроют. Из Московской области выедете, тогда пересадят в кабину. Но предупреждаю, и меня не подводите, и водителя тоже. Если что, вы без спроса в машину сели. Водитель и не знал... А если за пределами области остановят, то – вы просто «голосовали» на дороге. Так машину и остановили. Понятно?

– Понятно. Спасибо вам, – сказала вдруг молчаливая Нури.

– Водителя Агзамом зовут.

– Спасибо тебе...

– Я буду стоять недалеко. Проконтролирую, как все пройдет. Мне не надо, чтобы меня видели с вами, поэтому ко мне не подходите. Вы домой уезжаете, а я здесь остаюсь. Увидит кто – неприятностей потом не оберусь. Если что, я к водителю машины подойду. Но вы меня – запомните! – не знаете. Это вам на дорогу, – Ахмат протянул четыре бумажки по пятьсот рублей. – Встретимся – отдадите. Теперь запоминайте. Ровно в час ночи вы должны стоять на дороге у станции метро. Помните, где станция?

– Через сквер пройти...

– Подойдет машина. «КамАЗ». Быстро садитесь в кузов. И – в путь!..

У Ширвани на глазах слезы выступили. Так тронут заботой.

– Спасибо. Я твой должник навсегда!

– Будем живы, сочтемся. Смотрите, не опоздайте. Если какие-то изменения случатся, я сюда позвоню. Предупрежу. Свет не забудьте выключить. Дверь просто захлопните... Посмотрите, чтобы замок был не на предохранителе... – Он объяснял эти бытовые мелочи специально для того, чтобы отвести подозрения в коварстве. Когда просят не забыть выключить свет, обычно не намереваются людей сдать.

– Да, Ахмат, сегодня кто-то уже звонил. Я думал, это ты, трубку взял, но тебя спросили. Я помолчал и ничего не сказал. Положил трубку. А потом приходил какой-то русский. Долго в дверь звонил. Мы не открыли.

– Откуда знаешь, что русский?

– Я в «глазок» смотрел.

– Я знаю, кто это... Он же и звонил... – Текилов сразу подумал про Тобако. – Не переживайте, это не страшный человек. Ладно, мне пора бежать. Главное, не опоздайте! Давайте прощаться.

Он протянул руку, которую Ширвани с благодарностью пожал.

– Ты спас нас...

«Для того чтобы убить...» – подумал Ахмат.

2

Вернулся Тобако. И не стал дожидаться, когда Доктор, в привычной пикировке, начнет задавать вопросы относительно выражения его лица. Собрался сам рассказать.

– Интересные новости...

Вышел из комнаты, чтобы услышать эти новости, и хмурый Басаргин. Но сначала с невозмутимым и мудрым лицом спросил сам:

– Ты застал Текилова у Косаченко? Как он тебя принял?

Тобако сначала даже растерялся.

– Кто-то, вижу, нагло опередил меня? Вот так всегда! Стараешься, стараешься... Будишь в себе самые лучшие душевные качества, чтобы выплеснуть на людей океан обаяния, когда ходишь по квартирам и выспрашиваешь, словно заядлый вор-домушник, кто в такой-то квартире живет и чем он занимается в рабочее время и на досуге. И почему у него одно ухо торчит в сторону, а второе смотрит вниз, как у спаниеля. Забираешься к людям под кожу, чтобы выведать у них все, что они сказать не хотят, и стараешься, чтобы не говорили то, что сказать желают. Потому что мне совершенно не интересно, с чего это вдруг по вечерам у маленькой собачки бабушки Розы поднимается температура и пропадает аппетит и с какой стати у тети Светы сноха матерится не по-русски. И после всего этого оказывается, что все твои старания были напрасными. Я так подозреваю, что это парни из «Альфы» подстроили мне очередную гадость?

Тобако предпочитал отдавать своим бывшим коллегам все существующие лавры первенства, если они не принадлежали ему самому. На основании только одной совместной операции он еще недостаточно привык к тому, что Басаргин порой делает выводы и без чужих сообщений.

– Обошлись, слава богу, своими силами... – ответил Александр.

– Неужто опять вычислил? – У Тобако брови приподнялись на самый лоб.

– Вычислил. Уж извини меня за такую подлость.

– Научи, Христом богом молю. Тогда не придется бегать по городам и весям, как Савраска...

– Бог научит... А ты слушай, когда я объясняю, и улавливай систему, если она есть, в чем лично я сомневаюсь, потому что сам уловить ее не могу. Соответственно, не могу и объяснить принцип.

Андрей плюхнулся в кресло.

– Я готов слушать очень внимательно.

– Мне странно, что Текилов не совершил за день ни одного звонка по «сотовику», – сказал Доктор. – Или у него есть второй телефон для особых нужд, или он просто очень осторожен.

– Он же бывший мент. И знает, что его могут при желании прослушать. Тем более Андрей уже имел с ним непродолжительную беседу. Любой здравомыслящий опер поймет, что ему не очень верят. Если на него вышли, значит, у этого выхода должны быть какие-то основания. И вышли не простые люди, а сразу сотрудники Интерпола. Потому и тишина...

– Но ему-то должны звонить?

– Значит, носит с собой две трубки разных телефонных компаний.

– Рассказывай, рассказывай... – продолжал настаивать Тобако.

– Я не в состоянии все рассказать, потому что мне не хватает некоторых звеньев в цепочке. Я могу только отдельные участки осмыслить и представить, но предстоит еще соединить их друг с другом. Только предварительно я позвоню по двум номерам, чтобы не опоздать и не дождаться беды...

Позвонить Александр не успел, потому что его опередил входящий звонок.

– Алло, я вас слушаю, – ответил Доктор. – Одну минутку.

И протянул трубку Басаргину.

Басаргин ответил и тут же включил спикерфон на аппарате.

– Александр Игоревич, дождались мы первой беды... – сообщил генерал.

– Что, уже? – Он только что сам говорил о предполагаемой беде, но сейчас подумалось, что Астахов собирается рассказать о взрыве в людном месте Москвы.

– Пока только малая. Людмила Анатольевна Косаченко десять минут назад, управляя известным вам автомобилем, на высокой скорости приблизилась к милицейскому посту. Она вышла и успела только пожаловаться милиционерам, что ее преследует автомобиль с чеченцами, как этот автомобиль остановился рядом, из окон высунулись два автомата и буквально изрешетили и саму Косаченко, и двух милиционеров, которым она жаловалась. Все трое скончались на месте. Третий милиционер успел спрятаться за машину и дал несколько ответных выстрелов, после чего чеченцы скрылись в неизвестном направлении. Машину они бросили через два поворота в проулке. Должно быть, следом ехала другая, которая и забрала стрелков вместе с оружием. Один из нападавших ранен выстрелом милиционера. На месте остановки машины, прямо под окном дверцы, обнаружена кровь, автомат выпал в окно дверцы и тоже окровавлен.

– Владимир Васильевич, записывайте адрес, куда сейчас, скорее всего, повезут раненого, – сразу включился в ситуацию Басаргин и продиктовал адрес своего врача-осведомителя. – Одна просьба... Человек, который будет оказывать раненому помощь, один из самых ценных осведомителей ФСБ, и рисковать его раскрытием нельзя. Прошу задержание провести так, чтобы, по возможности, не «засветить» его. Лучше уже на выходе. Или вообще в стороне, когда они отъедут. Там дорога большая, автомобиль можно блокировать грузовиком.

– Спасибо. Высылаю группу захвата, – отозвался Астахов и положил трубку.

Басаргин торопливо набрал номер. Долго ждал, когда возьмут трубку. Длинным гудкам, казалось, не будет конца. Наконец ответили:

– Алло! – Голос сухой и хриплый, но даже одно-единственное слово было произнесено с откровенным кавказским акцентом.

– Ширвани, послушай-ка меня внимательно и не клади трубку.

На другом конце провода молчали.

– Ахмат Текилов сдал тебя Умару Ажигову. И тебя, и твою сестру. Может быть, еще и не полностью сдал, но собирается это сделать в ближайшие часы. Ты можешь сейчас закрыть изнутри дверь, чтобы поговорить со мной об этом деле?

– Кто это говорит? – спросил Ширвани.

– Человек, который ловит Умара.

Раздумье длилось несколько долгих томительных секунд. Должно быть, Ширвани Байрамханов не отличался реактивной сообразительностью.

– Дверь закрыть?..

– Да, изнутри.

– Она закрыта.

– Там есть задвижка?

– Есть. Ее задвинуть?

– Конечно... И быстрее. Потом поговорим.

Трубка стукнулась о стол. Басаргин только головой покачал от такой замедленной реакции на свои слова. Другой давно бы все понял и начал бы действовать. Даже вопросы сам стал бы задавать, чтобы себя обезопасить.

– Я закрыл... Что еще? – снова взяв трубку, спросил Ширвани.

– Теперь слушай меня внимательно. Сейчас за тобой приедет человек, который уже приходил сегодня в дом. Ты рассматривал его через дверной «глазок». Запусти его в квартиру. Он все тебе объяснит.

Ширвани опять долго думал.

– Ты понял?

– Понял. Только пусть тот человек будет один. Мне в «глазок» видно, если кто-то сбоку спрячется...

Тяжело общаться с человеком из деревни. Да еще если этот человек плохо по-русски разговаривает. Осталась надежда, что он все-таки понимает, что ему говорят.

– Если позвонит Ахмат Текилов, ничего ему не говори.

– Он только что ушел. Сказал, что будет звонить.

– Ничего не говори. Сейчас к тебе приедут. Жди...

Басаргин положил трубку и посмотрел на Андрея.

– В квартире Текилова? – только переспросил тот.

– Да.

– Доставить сюда?

– Не на вокзал же...

– А если что-то покрутить... На одного живца двух крокодилов поймать...

– Ориентируйся по обстановке.

– Хорошо. Ты хотел позвонить еще по одному номеру...

– Астахов уже сообщил, что поздно.

Тобако молча направился к двери. Но уже с порога, обернувшись, сказал:

– Ничего пока Доктору не рассказывай о своем методе. Иначе он потом все мне переврет. Я приеду, будешь свои соображения выкладывать строго по порядку. Я все равно научусь так же соображать...

Тобако ушел, а Доктор тем временем корпел над компьютером, мало обращая внимания на болтовню товарища. И бормотал при этом что-то подбадривающее себе под нос. Похоже, сам себя хвалил.

– Что у тебя?.. – спросил Басаргин.

– Что-то непонятное. Спутник зарегистрировал звонок с телефона Текилова. Но наш капитан только набрал номер, а когда ответили: «Да», послушал голос и отключился...

Они переглянулись настороженно, с надеждой.

– Ты думаешь?

– Я думаю, что нетерпение «кровника» сыграло с Текиловым скверную шутку. У него есть номер «сотовика» Умара Ажигова. И он не удержался, захотел услышать любимый голос. Ажигов ответил. Ахмату хватило всего одного короткого слова, чтобы получить удовлетворение, и он его получил. Я сразу подключил на контроль и второй номер. Если это в самом деле Ажигов, то мы зарегистрируем его местонахождение. В момент разговора он был...

Доктор запустил синхронную карту космической съемки и дал несколькими щелчками мыши сильное увеличение.

– К сожалению, это многоквартирный жилой дом. Определить квартиру мы не можем, но можем определить подъезд.

– Звони Астахову. Сообщи адрес.

Доктор тут же стал звонить. Телефон был занят. Когда ответили, Доктор представился:

– Товарищ генерал, моя фамилия Гагарин. Я коллега Басаргина. Две минуты назад спутником был зарегистрирован звонок на номер сотового телефона, предположительно, Умара Ажигова. Сам Умар, если это был он, ответил из дома... – Доктор назвал адрес. – Крайний слева подъезд. Дом стоит буквой «П». В левом крыле. Полной уверенности у меня нет, поэтому контролируйте и второй слева подъезд. У меня все.

– Что сказал генерал? – поинтересовался Басаргин, когда Виктор положил трубку.

– Он забыл сказать даже «спасибо». По-моему, он подпрыгнул до потолка вместе с рабочим столом и сразу стал кого-то чуть не матом посылать по адресу.

3

На этот раз Тобако с задачей справился быстрее. Должно быть, потому, что ему не нужно было обходить множество квартир в стремлении наскрести какие-то сведения о жильцах квартиры определенной, куда в этот раз его сразу пустили за порог.

– Как успехи? – пробасил Доктор, не отрывая взгляда от монитора. Он опять вошел в сеть МВД и собирал сведения о расстреле Людмилы Косаченко и милиционеров, но пока не нашел ничего, кроме экстренных циркулярных сообщений. Протоколы, должно быть, еще не подготовлены и не занесены в базу.

– Видишь же, что я не привел сюда Умара Ажигова. Значит, успехами пока даже половину кармана не набил. Успех будет, когда оба кармана будут полными. В одном бандиты, в другом «черные вдовы» с дезактивированными «поясами шахидов».

Из квартиры пришли Александр с Александрой, которая приготовилась сменить Доктора около телефона. Все ждали доклада Тобако, развалившегося в кресле.

– Я хотел бы сначала послушать выкладки нашего начальства, чтобы убедиться в их и в своей правоте, – сказал Андрей. – В одном я уже убедился: он вычислил каким-то образом, что за люди прячутся в квартире Ахмата Текилова. Но я хотел бы знать, каким именно образом он это вычислил. Тогда и для меня многое станет более ясно, и я скажу, насколько правильно сумел повернуть дело. Я работаю и одновременно учусь соображать по-новому. К начальству подлаживаюсь...

– А мы не опоздаем, как в первом случае? – осторожно поинтересовался Александр. – Мой рассказ при всех купюрах не может быть коротким.

– Нет. У нас еще уйма времени, чтобы подготовиться и даже выспаться. По крайней мере до наступления темноты и тишины на улицах нам бояться нечего.

– Хорошо, я постараюсь по возможности коротко изложить свои размышления. – Александр разложил по столу листки с донесениями, словно еще раз просматривая все факты и выбирая из них соответствующие его версии. Несколько листков убрал в сторону. – Начнем плясать от Текилова, как начал я, поскольку он первым попал в поле нашего зрения. Даже хронологически. Рассказ Зураба о Зареме с Арчи и о приезде в Москву Умара Ажигова я не ставлю на первый план, потому что этот рассказ пришел, когда фактов у нас еще не было. Итак, отставной ментовский капитан... Сначала я оценил интерес Текилова к Умару Ажигову и совместил этот интерес Ахмата с психограммой объекта своего исследования. Психограмму мне удалось мысленно вывести с помощью данных полковника Камила и характеристики Зураба Хошиева. Я пришел к выводу, что Ахмат, в соответствии со своим характером и склонностью к оперативной деятельности, не будет ждать равнодушно, когда Умар Ажигов сам начнет его разыскивать, а организует хитрую провокацию, в чем все ингуши, в соответствии со своим национальным характером, большие мастера. Я сейчас не буду углубляться в различие национальных особенностей кавказских народов, скажу только, что ичкерийцы, то есть горные чеченцы, больше любят открытые военные действия, а чеченцы долинные и ингуши стараются действовать хитростью и строят ловушки. Какая самая классическая приманка может быть применена в данном случае? Та же самая, которая кладется в мышеловку, – сыр. Что может заставить Умара Ажигова в мышеловку сунуться и отведать приготовленный для него сыр? Угроза развала всей его московской сети и чувство горской мести. Именно это и решил использовать Ахмат. Причем я думаю, что он готовился долго и изощренно. Связи в милиции Ингушетии и Чечни позволяли ему быть в курсе определенных событий, происходящих на Кавказе, и даже отсюда, из Москвы, руководить конкретно его интересующими.

Я пришел к выводу, что у Текилова имелся канал информации в самом лагере боевиков, в окружении самого Умара Ажигова. Он не мог действовать без этого канала. Опытному оперативнику, впрочем, не составляло труда такой канал организовать. Тем более что Ахмат имел поддержку своего и дружественных тейпов. Приказ старейшины любого из тейпов мог сыграть решающую роль и заставить кого-то помогать Ахмату. А возможно, канал был организован еще тогда, когда Ахмат расследовал дело о похищении женщин у себя в республике. Именно то дело, из-за которого его пытались убить.

– Основание для вывода? – спросил Тобако.

– По донесению врача-стукача, Текилов спрашивал его о приезде Умара Ажигова. Не имея канала в Чечне, в самой непосредственной близости к Ажигову, невозможно знать об этом приезде. Ажигов не настолько наивен, чтобы давать интервью накануне отъезда. Далее я строил свои рассуждения, исходя из того, что если этот канал существует, то приезд Ажигова – не единственная информация, оттуда получаемая. Более того, Ахмат должен был давать и указания о действиях, которые смогут ему помочь. Так, я позволил себе предположить, что Текилов непременно подбросит сыр – организует бегство одной из «черных вдов». Причем бегство не на Кавказе, где шансы у Умара и у Ахмата разные и преимущество имеет Ажигов, а именно в Москве, где преимущество уже перейдет к противоположной стороне, как к ведущей дело и остающейся при этом в тени.

– Бегство брата с сестрой – это и есть «сыр в мышеловке» для Ажигова? – спросил Доктор.

– Да. Во-первых, бегство должно быть дерзким, с применением силы, чтобы вызвать желание отомстить. Во-вторых, сбежать должен был человек, уже готовый к использованию в качестве «ходячего взрывного устройства». То есть уже вошедший в тонкости предстоящего теракта, знающий если не все, то многие ходы и выходы в установленной системе взаимоотношений и материального обеспечения действий. Следовательно, имеющий возможность сдать эту систему, если попадется. Впрочем, это не решающий фактор. Текилов предусмотрел даже то, что сбежавшая «вдова» не обратится в правоохранительные органы, потому что дома у нее остались родители и дети, на которых в этом случае может распространиться месть боевиков. На это же надеется и Ажигов. Однако случайность, вроде произошедшей с нашим вмешательством, они не исключали. И потому Нури была приговорена еще накануне бегства. Но я буду рассказывать по порядку, как я представляю себе ситуацию. А представляю я ее так потому, что мысленно ставлю себя на место Текилова и оцениваю любое возможное и необходимое действие с точки зрения характера самого Ахмата.

Об отправке из Чечни очередной «черной вдовы» или даже нескольких «вдов» Текилову сообщили вовремя. Более того, я подозреваю, что ему сообщили и о каком-то человеке, «вдову» разыскивающем. В данном случае это оказался брат. Ахмат отдал распоряжение передать отфильтрованную информацию Ширвани, который и прибыл в Москву в качестве второго кусочка сыра, дразнящего мышиный инстинкт «черного комбата» Умара Ажигова. Сам «черный комбат» вместе со «вдовами», естественно, добираться не собирался. Это слишком для него рискованно. Он ехал отдельно. И я не исключаю возможность, что ехал, уже зная происшедшее, то есть с целью найти сыр и попробовать, не догадываясь, что пружина готова мышеловку захлопнуть... Одновременно с этим Умар запланировал еще одну операцию, достаточно крупную, которой руководить пожелал сам, опасаясь новых провалов и считая, что никто лучше его самого с делом не справится. Но к ней мы вернемся позже.

Психограмма Умара Ажигова составлена давно, как и психограммы всех полевых командиров, я с ней знакомился и не могу сказать, что Умар отличается особым интеллектом. Разве что есть в нем некоторая изощренность, совмещенная с жестокостью. Но главная его характеристика: он – абсолютный ичкериец по характеру. Хладнокровный, жестокий, мстительный, с доминирующим фактором вседозволенности, утрированным за годы партизанской борьбы до уродливых форм. Он дерзок, считает, что может сделать все, что пожелает, и потому легко приходит в ярость, если что-то срывается. Оружие и количество выставленных стволов для него аргумент, определяющий уважение.

Дальше... Я предположил, что убитый боевиками Гали Барджоев был как-то связан с Текиловым помимо бытовых товарищеских отношений. Это не обязательный фактор, но возможный. Еще я могу предположить, что Барджоев представляет один тейп с Байрамхановыми. По крайней мере, какие-то родственные отношения их связывают больше, чем связывала бы, скажем, детская дружба, хотя и последнего не исключаю.

– Барджоев был родным братом покойного мужа Нури, – подсказал Тобако. – Она по нынешней фамилии Барджоева. Нас сбило с толку сообщение Зураба. Третий брат Барджоев сейчас живет в Германии.

– Вот теперь срослись еще два звена из цепочки, – кивнул Басаргин. – Ахмат Текилов это наверняка знает и не случайно, вероятно, набился Гали Барджоеву в друзья. Он все просчитал, и все, с кем он имел отношения в последнее время, были не больше чем оружием в его руках. В том числе и женщина, у которой он жил, – Людмила Косаченко, убитая сегодня. Доктор, нет пока сведений?

– Только сообщение о происшествии. Протоколы и заключения экспертов появятся ближе к вечеру. Обычно так бывает. А могут и вообще появиться через несколько дней. Все зависит от того, насколько заинтересованы вышестоящие органы в ускорении следствия. Будут давить – данные для контроля начнут поступать быстро. Не обратят внимания, можно месяц ждать, пока информацию не передадут в архив. Менты вообще народ нерасторопный...

– Хорошо. Я продолжаю. Итак, Текилов предусмотрел, что Ширвани Байрамханов обратится за помощью к Гали Барджоеву. И, очевидно, загодя, чтобы это не выглядело нарочитым, подсунул какие-то сведения Гали. А когда появился в Москве Ширвани, Барджоев эти сведения ему передал. Я думаю, это были сведения о местонахождении Нури Барджоевой-Байрамхановой. И Ширвани начал поиск. У меня есть среди донесений «сексотов» маленький эпизод, который вписывается в общую картину...

Телефонный звонок прервал рассказ Александра.

– Слушаю, – пробасил в трубку недовольный Доктор Смерть. – Тебя...

Басаргин взял трубку.

– Александр Игоревич, – голос врача-«стукача» звучал торопливо и приглушенно, будто его могли подслушать. Хотя Басаргин был уверен: при угрозе подслушивания врач ни за что не решился бы позвонить. – Ко мне сейчас привозили одного человека. Это младший брат Умара Ажигова. Шестнадцатилетний мальчишка, и не по возрасту заносчивый. Огнестрельное ранение. Перебита кость руки. Я обработал рану, извлек пулю и наложил гипс. Пуля пистолетная. Где была получена рана, при каких обстоятельствах – мне не сообщили, а сам я спрашивать, естественно, не стал.

– Я знаю об этом. Всю группу должны брать, когда она выйдет от вас или чуть позже, на дороге. Будьте готовы, что к вам пожалует сам Умар, чтобы задать несколько вопросов. Но группа захвата предупреждена о вашей работе, и парни постараются сделать дело так, чтобы вас не подставить. Но будьте, еще раз предупреждаю, готовы, что с вами пожелает поговорить Умар.

– Спасибо за предупреждение, Александр Игоревич.

– Больше ничего интересного нет?

– Пока ничего.

– Жду ваших звонков. До встречи.

Басаргин тут же позвонил генералу Астахову.

– Товарищ генерал, Басаргин беспокоит. Тот, раненный милиционером – шестнадцатилетний родной брат Умара Ажигова. Я предполагаю, что Умар сам пожелает поговорить с врачом, при выходе от которого арестовали его брата. На вашем месте я поставил бы возле дома дополнительный пост. Да. Взяли на дороге? А как далеко от дома врача? Это хорошо, но у Умара подозрения все равно могут возникнуть. Лишней возможностью пренебрегать нельзя. Хорошо. До встречи. Вероятно, у меня вскоре появятся новости, которые потребуют вашей помощи.

Он положил трубку и осмотрел помощников.

– Я вас поздравляю с первым успехом. «Альфа» сработала по нашей предварительной наводке. Арестовано два боевика, в том числе и младший брат Умара Ажигова. Один боевик убит во время захвата. «Газель», номер которой был известен «Альфе» тоже по нашей предварительной наводке, была блокирована на дороге двумя грузовиками. Остальное...

– Дело техники... – завершил фразу Тобако.

– Таким образом, мы превращаемся в мозговой центр, который дает информацию силовым структурам. С одной стороны, это совсем неплохо, с другой – и не слишком хорошо, поскольку задачи у нас чуть-чуть разные. «Альфа» не пожелает рисковать, а нам необходимо вести дело так, чтобы дискредитировать террористов перед диаспорой. И потому завершающую часть боевой операции мы будем проводить, вероятно, самостоятельно. Куда, кстати, подевался Зураб? От него слишком долго нет вестей.

– Рыщет... – сказал Доктор. – Я боюсь, он захочет повторить ситуацию с Ширвани и похитить свою подругу. Это осложнит нам дело?

– Это сорвет нам дело, если оно будет развиваться так, как я его вижу, – сказал Басаргин.

– Ладно. Ты пока продолжай, – предложил Тобако. – Я вот, честно говоря, еще не вижу, какое дело Зураб может нам сорвать.

– Хорошо. Я продолжаю. Перед телефонным звонком я говорил о том, что...

– Ты говорил о каком-то эпизоде, который есть среди наших донесений.

– Да, есть у меня донесение от того же врача. К нему привозили человека, которого четыре дня назад огрели по голове чем-то тяжелым. Наш врач предполагает тяжелую черепно-мозговую травму, которая требует немедленной хирургической операции на мозге. Нейрохирургической операции, которую он провести не в состоянии. И вообще такие операции проводятся только в специальных клиниках. Вполне вероятно, что боевик получил травму от руки Ширвани. Как раз накануне приезда Умара Ажигова в Москву.

– А если это какая-то уличная драка? – предположил Доктор Смерть.

– Возможно, но маловероятно. Я тоже не отбрасывал такую версию. Драки с тяжелыми травмами случаются. Но драка с боевиками, как правило, заканчивается перестрелкой. Я смотрел сводки за последние дни, которые Доктор вытащил из компьютера МВД. Там нет ничего подходящего под этот эпизод. Отсюда можно сделать вывод, что человека чем-то стукнули по голове неожиданно и сзади, до того, как он успел достать оружие. При каких обстоятельствах это могло произойти? И какая была необходимость в таком ударе? Вот здесь мы опять подходим к детективной деятельности Ширвани. Должно быть, он выследил свою сестру, когда она была с сопровождающим, и чем-то ударил последнего. Возможно, кастетом.

– Хуже, – сказал Андрей. – Обрезком водопроводной трубы, и со всего размаха...

– Пострадавшему остается только посочувствовать... – сказал Доктор Смерть. – Меня однажды такой трубой огрели. В Боснии...

– Ну и что, – поинтересовался Тобако, – сильно труба погнулась?

Доктор не ответил, а Александр продолжил:

– Еще одно подтверждение получено. Я начинаю приобретать уверенность в собственных силах. Итак, Ширвани похитил сестру, и куда он должен ее привести? Естественно, он приведет ее к родственнику, который согласно адату обязан предоставить им убежище. Но жилище слишком людное место, чтобы там содержать беглецов. И он их отправляет в загородный дом. Куда-то в деревню...

– В поселок, – уточнил Тобако.

– Когда люди Умара Ажигова взяли Гали Барджоева в обработку, в дело и вступил Ахмат Текилов. Он забрал беглецов в свою квартиру, воспользовавшись машиной подруги.

– А почему не своей машиной? Он специально подругу подставлял? – поинтересовался Андрей.

– Едва ли... У него не было причины подставлять Людмилу Косаченко. Более того, если бы Людмила попала в руки боевиков живой, к чему они, думается, и стремились, то выдала бы Текилова Умару. Здесь очевидна недоработка Ахмата, недогляд. Видимо, был какой-то свидетель, который видел, как он увозит из поселка брата с сестрой.

– Почему он не мог увезти их раньше?

– Раньше мог заподозрить неладное Гали Барджоев. Наверняка они после бегства из поселка сначала наведались к нему. Не обнаружив Барджоева, они оказались неспособными сами прятаться и бежать. И вынуждены были довериться Ахмату полностью. Теперь сыр оказался уже в мышеловке. Осталось только выставить саму мышеловку. Что он сейчас и готовит.

– Мне не очень понятно, зачем Текилов вывозил Байрамхановых из поселка. Там было гораздо легче устроить эту мышеловку, – сказал Доктор. – Хоть крупнокалиберный пулемет на крышу ставь... А если есть желание, заминируй дом... Простор для умелого человека!

– Я думал об этом, – согласился Басаргин. – И пришел к выводу, что Ахмат не захотел рисковать. За братом с сестрой могли приехать простые боевики, а сам Ажигов остался бы в городе. Даже если бы Текилову удалось уничтожить боевиков, Умар насторожился бы и достать его стало бы гораздо труднее.

– Какая у Текилова уверенность, что в городе за Байрамхановыми приедет именно Ажигов? Он может поступить так же, как предвидел Текилов ситуацию в поселке. Пришлет боевиков, и все...

– Должно быть, Ахмат придумал какую-то хитрость, чтобы выманить именно его самого. Не просто сыр, а сыр с какой-то манящей приправой. Что мыши любят, как кошки валерьянку?

– Не знаю, – сказал Тобако. – Я никогда не разводил мышей. Скорее всего, в качестве приправы Ахмат предложит себя. Вот за ним-то Умар приедет точно сам...

Новый телефонный звонок прервал разговор...

– Слушаю, – сказал Доктор Смерть. – Привет, Зураб. Мы только что о тебе вспоминали. Боялись, что ты в Москве заплутал. Здесь похуже, чем в глухом лесу...

И включил спикерфон.

– Я только что видел Зарему с Арчи... С ними был Умар Ажигов и еще четверо.

– Они осматривали окрестности детского дома? – наклонился Басаргин к микрофону.

– Откуда ты знаешь? – Зураб удивился.

– Приезжай, – Александр оставил вопрос без ответа.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Шумел прибой...

«Так вот как оно шумит... Море...» – подумала Зарема. Она никогда не видела море. Адлан ездил отдыхать в Сочи, но жену, конечно, не брал с собой. Во-первых, Зарема тогда была беременна, а во-вторых, просто не положено чеченской замужней женщине ездить по курортам, по пляжам ходить почти обнаженной, чтобы все смотрели на нее. Ей с детства и без того проходу не давали, стоило из своей деревни куда-то поехать – красавица с фигурой, какой по всей Чечне не сыскать. Адлан знал это и ни за что не пустил бы ее одну, да и с собой взять не захотел. А море она всегда мечтала увидеть. И сейчас услышала, как шумит прибой. Откуда прибой? Она на море?

Захотелось на море посмотреть, захотелось увидеть вечернее солнце, скатывающееся в водяную синь.

Зарема открыла глаза и...

И ничего не увидела...

Ночь непроглядная, ночь мрачная окружала ее. Но она отчетливо осознавала, что не бывает такой ночи, когда ничего увидеть нельзя.

Зарема попыталась поднять к лицу руку. И та самая правая рука ее, которая не слушается приказов разума и не хочет работать тремя пальцами из пяти, ощутила что-то шершавое, покрывающее лицо.

– Проснулась... – услышала женский голос. Русский язык, русские слова. И голос будто бы знакомый.

– Лучше бы не просыпалась... – Второй голос мужской, грубый, хотя и бархатистый, с легким рокотом. – Спала бы себе и спала и не думала о том, что ее ждет...

«О чем это он?» – захотелось переспросить. Она даже напряглась, чтобы понять смысл сказанного.

Но понять, о чем речь, Зарема не смогла. Прибой накатился новой волной, окутал ее, захлестнул, и она снова ушла в небытие.

* * *

Когда она медленно и осторожно стала просыпаться в следующий раз, отчего-то испуганная и нерешительная, ждущая неприятностей неведомых, но неизбывных, прибой все еще не покинул ее голову. Единственно, к нему добавилось ощущение дискомфорта, причину которого она поняла не сразу.

– Анестезия проходит... – услышала голос. Женский. – Энцефалограф активизировался.

Первые два голоса, что слышала недавно, как ни странно, она запомнила хорошо, хотя и не очень запомнила слова, этими голосами произнесенные. Только какой-то смысл сказанного в памяти выплывал, но устойчиво висел где-то в стороне, словно не касался ее. Сейчас голос был другой, сухой и ломкий, словно человек кашлянуть постоянно хочет.

Зарема снова попыталась поднять руку к лицу и сразу ощутила боль. Именно этой болью, застывшей на время в голове и во всем теле, и было вызвано ощущение дискомфорта, только что осознанное ею. Пока она не шевелилась, был только дискомфорт, а стоило поднять руку, пришла боль, разбудила ее и вернула к жизни. Она снова открыла глаза, но опять увидела только темноту. Правда, сейчас эта темнота была не полностью черной, как вначале. Это была густо и мрачно серая субстанция.

– Что со мной? – спросила она и сама почувствовала, как трескаются при каждом слове обескровленные губы, как деревенеет язык. – Пить дайте...

Ей стали вливать в рот жидкость. Медленно, чуть не каплями. По сути дела, лишь язык смачивали. А так хотелось ледяной ледниковой воды, только что зачерпнутой из ручья. Такой воды, от которой дыхание высокогорной изморозью перехватывает и в голову вступает застывший тугим облаком туман. Такой воды, от которой задыхаешься, но все равно не можешь никак ею напиться.

– Как у нее с давлением? – новый голос. Мужской. Сосредоточенный и деловой.

– Давление по-прежнему низкое. Мы пытались поднять. Эффект малый. Вероятно, у нее природное низкое. Боимся, как бы хуже от препаратов не стало. При низком давлении мозгу будет легче адаптироваться после такой операции.

– Ладно. Я все равно к пограничникам вылечу только после обеда. Когда немного в себя придет, я осмотрю ее тщательно. Или... Давайте сделаем так... Я заверну сюда уже от пограничников. Скорее всего, завтра утром. Тогда и осмотрю. К тому времени что-то прояснится... Все энцефалограммы подготовьте. Сейчас я все равно помочь не в силах. Новую операцию без перерыва она просто не выдержит. А теперь мне надо того милиционера оперировать...

– А завтра?..

– Завтра, как высплюсь, прооперирую и ее...

А вода так и продолжала только капать на язык, постепенно смачивая его, добираясь до корней, и оттого казалась необыкновенно вкусной, но рука, воду подающая, ужасно жадной. Сейчас бы пить и пить без конца... Пить и пить без конца... Какое это наслаждение... Не бывает в жизни большего наслаждения...

Вокруг произошло какое-то движение. Должно быть, кто-то ушел. Но кто-то и остался рядом, кто-то поил ее по-прежнему каплями.

– Милая моя... – с неожиданной теплотой сказал надтреснутый голос. – Доживи до утра. Я никогда еще в жизни таких операций не делала. А тебе сделала... Это даже профиль не мой. Но я так для тебя старалась. Я сделала то, что делать не умела. И хорошо сделала. Теперь вторая операция нужна. Очень сложная. Я ее сделать не смогу. Доживи... Утром тебя повторно профессор и прооперирует. Он волшебник... С санитарным вертолетом летает... Сейчас много таких, у кого мозг поврежден... Слишком много домов взрывают...

– Арчи... – неожиданно для самой Заремы сорвалось с губ. И уже после произнесения родного имени она вспомнила о сыне. Она все вспомнила...

– Что? – переспросила врач.

– Арчи... Сын...

– С мальчиком все в порядке. Он только руку сломал.

– Арчи...

Где-то там, в серой вязкой темноте, проступили слезы беспокойства. Дыхание сперло так, что она поперхнулась капельками воды, что по-прежнему продолжали ей капать на язык.

– Сы-ын...

– Перекройте краник, – скомандовала врач. – Она раствором поперхнулась. Ну-ну... Милая... Ну-ну... Доживи до утра... Все будет хорошо... И с сыном все будет хорошо... Он, говорят, даже не плачет... Мужчина...

* * *

Понимать все полностью и целиком Зарема не могла. Какие-то обрывки мыслей бессистемно, как облака в небе, когда ветер постоянно меняет направление, бродили в ее голове. Голова перевязана, поняла она. Даже глаза завязаны. И какие-то провода идут под повязки. И ничего сквозь эти повязки нельзя рассмотреть.

Нельзя видеть, так она может представлять! Этого у нее никто не отнимет.

Может?

Оказывается, и представлять ей что-то стало трудно, почти невозможно. Трудно стало удержать какую-то определенную картинку или чей-то родной образ перед глазами.

Даже Арчи... Несчастнейший ребенок, страдающий от того только, что каким-то людям надо воевать и делать на войне большие деньги. И русским, и чеченцам. Они все одинаково делают на этом деньги... А Арчи страдает... Вся жизнь его уже изуродована... Арчи... Но даже его образ, при всей лютой, удушающей жалости, не смог долго продержаться перед закрытыми глазами. Опять наплыл усилившийся прибой, захлестнул и вынес на поверхность теперь уже Адлана. Отца вместо сына. Адлан улыбнулся, махнул ей рукой и тут же повернулся к ней спиной. Она ждала, что он позовет, и готова была пойти за ним, хорошо, ясно осознавая, куда идут за мертвыми, но он не позвал. Словно велел оставаться здесь. А потом, когда он снова повернулся, оказалось, что это и не Адлан вовсе, а Зураб. Серьезный Зураб. Зураб редко улыбается и этим сильно отличается от Адлана.

– Зураб... – позвала она.

Теперь Зарема говорила уже более отчетливо, более ясно произносила слова, и язык не казался перевязанным возле самого основания тугим узлом.

– Что тебе, милочка? – совсем другой голос. Новый женский.

– Зураб где?

– Это кто? Сын, что ль?

– Сын – Арчи... А это Зураб...

– Это тот милиционер... – сказал еще один голос. – Его прооперировали. Не знают, выживет – нет... Сильно Зураба твоего побило. Сама виновата...

– Виновата? Я? – тихо спросила Зарема, но ей никто не ответил.

Показалось, что даже не ответили с осуждением.

Больше она ничего не спрашивала, хотя ничего и не поняла. Этот голос словно придавил ее неведомым обвинением, над которым надо было думать, а думать ей было больно и вообще – невозможно, потому что мысли никак не хотели держаться в голове устойчиво. И опять зашумел от напряжения прибой. Опять наехала на нее волна.

* * *

В очередной раз она пришла в себя не скоро. Почувствовала, что рядом с кроватью кто-то сидит.

Зарема пошевелилась.

– Где Арчи? – спросила.

– Это сын? – спросил женский голос с другой стороны, не оттуда, где кто-то сидел.

– Да. Сын – Арчи...

– Он в общей палате. С ним все хорошо.

– Приведите его ко мне, – попросила она.

– Сюда нельзя. Здесь реанимационная палата. Сюда вот и его-то нельзя, а он лезет...

Женский голос говорил о ком-то с негодованием. И Зарема поняла, что негодование это касается того человека, который сидит рядом с кроватью. Она не могла представить, кто это может быть. Если не Арчи... Если не Зураб, которого прооперировали... Кто тогда?

– Я задам всего несколько вопросов, – сказал мужской голос. Очень недобрый голос. Ворона так может каркать, а не человек говорить. Но вороны тоже не бывают настолько гнусавыми. А этот гнусавит. – И только по необходимости. Скажите мне, кто передавал вам взрывчатку. Вы сами пострадали, пострадал ваш друг и ваш сын. Вы же не хотите, чтобы пострадали другие женщины и дети? Вы должны помочь нам предотвратить новые взрывы! Итак, я повторяю: кто передавал вам взрывчатку?

Она не поняла, о чем ее спрашивают.

И потому не ответила. Это обозлило человека. Он голос повысил.

– Вы собираетесь играть в молчанку? Тогда, я думаю, вы никогда уже не увидите своего сына. Прямо из больницы вы отправитесь в следственный изолятор, а после суда поедете отбывать срок заключения. Очень долгий срок. Вы убили восемнадцать человек!

– Вы о чем говорите?.. – не поняла Зарема. – Вы с ума сошли!..

И больше она говорить не смогла. Новая волна с шумливым прибоем захлестнула ее, утопила...

– Немедленно покиньте палату, – сказал женский голос очень твердо. – Немедленно...

Зарема этот голос за прибоем уже не слышала.

2

– Итак, на чем мы остановились?

Басаргин, добившись, что его сообщение удивило Зураба Хошиева, обрел, казалось, полную уверенность и даже слегка заулыбался. Значит, он на верном пути и стоит дальше раскручивать дело в этом же направлении. Но, правда, хорошее настроение пришло ненадолго. Это же самое удивление напомнило ему о катастрофической нехватке данных и о неувязке существующих. И, чувствуя заинтересованные взгляды, решил все же продолжить рассказывать по порядку и с того места, где он был прерван телефонным звонком Зураба.

– Мы остановились на том, что Ахмат Текилов может пойти даже на то, чтобы в качестве приправы к сыру предложить свою собственную персону. – Тобако повторил свою мысль. Он тоже достаточно хорошо умел работать с психограммами, и характер человека, его возможные поступки, его вероятное поведение в той или иной ситуации мог предвидеть и просчитать с уверенной вероятностью. – Рисковать он умеет и при этом любит чувствовать себя незаурядной личностью, героем. Должно быть, он в детстве много раз перечитывал «Графа Монте-Кристо».

– Да. Это возможный и, пожалуй, самый верный вариант. Долг «кровника» выполняется собственными руками... – согласился Басаргин. – Таким образом, Текилов рассчитывал свой долг выполнить. Остается только гадать, удалось бы это ему или не удалось, но первые выстрелы были бы направлены, несомненно, в Ширвани и Нури Байрамхановых. Нури, возможно, попытались бы захватить живой, чтобы использовать впоследствии по назначению, то есть в качестве «черной вдовы», а ее брата просто убили бы. Он слишком незначительная фигура, чтобы представлять интерес для боевиков. Но я боюсь, что у Ахмата слишком высокое мнение о своих возможностях. И он абсолютно недооценивает Ажигова. А Ажигов опытный террорист. Предполагаемое место встречи, получив сообщение, он обязательно сначала проверит со всех сторон, расставит прикрытие и только потом появится сам. Так работали все террористы, претендующие на какую-то значимость, и всегда.

– Именно потому они так долго и жили, – согласился Андрей. – И поймать их всегда было сложно. Сколько лет за одним Карлосом гонялись все спецслужбы мира...

– Да. Я думаю, что Ахмат Текилов проиграл бы и эту партию, как проиграл предыдущую. Время абреков-одиночек – из тех немногих абреков, которые были героями и не убивали из-за угла, – давно прошло, и стать героем, когда у тебя нет группы обеспечения, практически невозможно. Текилов сложил бы свою гордую голову на плаху кровной вражды. А сам Умар Ажигов спокойно и без помех продолжил бы свое дело.

Пауза с прогулкой по кабинету, с выглядыванием из окна и несколькими демонстративными вздохами.

– А вот относительно того, в чем его дело заключается, – продолжил Александр, – мы пока достаточно сильно «плаваем». К настоящему моменту из донесений отчетливо прослеживается только одна цель – детский дом. Хотя я и не вижу особых оснований для работы с такой целью. Здесь у меня полный провал. Взрывать детей – это значит настроить против себя мировую общественность. Нужно это боевикам? Нет, не нужно. Значит, цель должна быть иная. Какая-то цель, имеющая отношение к этому самому детскому дому. Директор? Слишком незначительная фигура. Поэтому я рискнул предположить, что в детском доме ожидается прием неких гостей, способных заинтересовать боевиков. Но я час назад звонил директору. Он ничего не знает ни о каких предполагаемых высоких гостях. В его расписании не запланировано никаких визитов, кроме посещения какого-то журналиста из Франции. Но ведь бывают визиты и незапланированные. Какие? Мне не хотелось бы и сюда подключать сразу «Альфу», но без ее информационных возможностей мы не сможем обойтись. Мы ведь даже не знаем, сколько «черных вдов» привез в Москву Умар Ажигов и где планирует их использование. Единственно, предполагаем, что в детском доме должна будет, вероятно, взорвать себя с сыном Зарема. Предположение это исходит из сообщения Зураба о месте прогулки Умара с Заремой. Где-то еще должна была взорвать себя Нури. Не знаем мы, и кто еще задействован.

– Три «вдовы»... – сказал Андрей. – Они содержались в подмосковном доме вместе с Нури. И должны были работать, она думает, в разных местах одновременно. По крайней мере, возили их на просмотр всех в разные места. Возили не на машине, а на рейсовом автобусе, чтобы привыкали к городу и к горожанам. Давали привыкнуть к обстановке и погулять, прочувствовать воздух. Это обязательная процедура, придуманная Ажиговым после нескольких провалов, когда как раз суета перед взрывом выдавала «вдову». Умар проявил себя как хороший психолог. Именно в такой момент Ширвани и подкараулил человека, который сопровождал его сестру, оглушил его обрезком водопроводной трубы, а сам схватил Нури за руку и поволок в сторону. Как ни странно, они уезжали из поселка тоже на автобусе. Их вполне могли бы перехватить в пути, если бы додумались до такой невероятной наглости, как похищение при отсутствии машины. Итак, три вдовы... Нури предупредила, что одна из «вдов», грубо говоря, идейная, а скорее всего, психически больная, потому что часто разговаривает даже не сама с собой, а с несуществующими людьми или с духами погибших мужа и сына. Две другие, как и Нури, готовы в любой момент бежать, но их караулят жестко, и они уже отчаялись. Без помощи извне побег практически невозможен.

Кроме того, предполагаю, после бегства Байрамхановой-Барджоевой террористы сменили базу. Но на всякий случай я сразу передал генералу Астахову адрес, который мне сообщил Ширвани. Тот дом уже проверяют. Помимо этого, Нури слышала разговор боевиков о покупке каких-то квартир. Очевидно, планировался приезд еще кого-то. Вполне возможно, что приезд новых «черных вдов».

– Я вижу, у тебя по этому вопросу больше информации, чем у нас всех, вместе взятых, – заметил Басаргин. – Неужели сумел найти общий язык с Байрамхановыми? Выкладывай...

– Мне удалось это только потому, что я сразу предложил успокоительный, как валериана, вариант – я звоню серьезному генералу, он звонит коллегам в Чечню, и те немедленно отправляют машину, чтобы вывезти и спрятать за пределами республики родителей Байрамхановых и детей Нури. Они согласились после того, как я выложил им свои предположения относительно Текилова. Астахов сам поговорил с Ширвани по телефону и дал ему слово генерала ФСБ, что проконтролирует этот вывоз. После этого и начался серьезный взаимоинтересный разговор.

– Вот что значит природное обаяние, – сказал Доктор Смерть. – Если бы поехал я, они просто испугались бы моего роста и не сказали бы ни слова. А Тобако у нас всегда умеет договариваться с людьми. Ему почему-то верят, даже когда он врет.

– Это потому, что я никогда не вру, – отпарировал Андрей.

– И сейчас тоже врет, но верить ему хочется...

– Нури Байрамханова-Барджоева, – Тобако довольно усмехнулся и теперь уже начал свой рассказ с начала, не обращая внимания на привычную пикировку – персональный способ общения у них с Доктором, – действительно содержалась на протяжении двух месяцев в лагере басаевского батальона «черных вдов», где проходила, как это называется, подготовку. Подготовка сводилась к накачиванию наркотиками – я думаю, чаще всего барбитуратами, которые подавляют волю и повышают агрессивность, – и в чтении проповедей каким-то имамом из Саудовской Аравии. Однако ни проповеди, ни наркотики не в состоянии заставить женщин-матерей добровольно жертвовать собой. В лагере было расстреляно несколько непокорных вдов. Перед расстрелом боевики издевались над ними, как могли, – Андрей бросил взгляд на Александру и не стал пояснять, что он подразумевает под словом «издевались». – Но действие наркотика тоже не может длиться вечно. Когда оно кончается, начинаются мучительные раздумья, отягощенные абстинентным синдромом. И поэтому Басаев с Ажиговым торопятся использовать вдов как можно быстрее. Перед отправкой в Москву Нури сумела послать через односельчанина весточку брату. Этот односельчанин, человек, пользующийся дурной славой, нелюбимый в селе, сам, и довольно неожиданно, предложил ей услуги. Согласно версии нашего командира, это должен быть человек Ахмата Текилова. Получив сообщение, Ширвани продал старый мотоцикл, чтобы выручить деньги на дорогу, и приехал в Москву, где напрямую обратился к Гали Барджоеву. Родственник не может отказать в такой просьбе близкому родственнику. Гали и не отказал, хотя по природной лени или из опасения за собственную жизнь сам принимать участие в освобождении Нури не пожелал. Но он сразу, как только Ширвани Байрамханов пришел к нему, сообщил последнему адрес, где содержатся «вдовы». Сразу! Имея уже этот адрес на руках! Он правильно просчитал поведение Ахмата Текилова. Должно быть, именно Текилов загодя, именно загодя, во избежание подозрений, может быть, прямо накануне приезда Ширвани, передал между делом важную и необходимую информацию. У самого Ширвани от такого сообщения создалось впечатление о значительности фигуры Барджоева. Барджоев же был просто доволен: ни за что ни про что получил репутацию серьезного, знающего очень многое человека. Он не предполагал, каким боком может для него обернуться такая репутация. Но для поддержания имиджа он даже предложил Ширвани пистолет, который тот не взял, потому что пользоваться оружием не умел и никогда не имел к этому склонности. Вообще у Ширвани всегда была репутация деревенского дурачка. Его никто не принимал всерьез. Он в самом деле несколько глуповат, но обладает приятной простотой нрава и удивительной доброй доверчивостью. И от него никто не ожидал относительно резких действий. Только из одного чувства собственного превосходства, так свойственного горцам, из презрения к человеку не воюющему, боевики не могли воспринимать его всерьез. Чем Ширвани умело и воспользовался, впрочем, сам не задумываясь над этим.

– Это можно считать жестом отчаяния? – поинтересовался Доктор.

– Можно и так, – согласился Андрей. – Отчаяние, бунт на корабле... Тщетный вопль о справедливости, которую хочется найти. Или просто просьба не трогать его, оставить его самого и его сестру в покое. Он не объявил войну. Он даже не убил – не захотел убивать, ограничившись ударом.

– В таком случае мы можем составить и лимитированную психограмму Ширвани, – сказал Басаргин. – И, исходя из этой психограммы, можно представить, как Ширвани воспринял сообщение о предательстве Ахмата Текилова. Он, думаю, не смог бы сам так поступить и потому не ожидал подобных действий от другого.

– Да, – согласился Тобако, – мое сообщение об этом Ширвани просто убило. Он долго не мог прийти в себя и никак не хотел поверить. Удивлялся и все твердил, что Ахмат ему руку на прощание пожал. А потом стал жалеть Ахмата, стал говорить, как трудно будет человеку жить с таким...

– Это уже достоевщина... – сказал Доктор. – Совсем не свойственная горцам.

– Побольше бы таких горцев, и мы могли бы спать спокойно, – вставила слово и Александра. – И среди русских побольше бы таких...

– Вернемся к делу, – сухо напомнил Басаргин, что время на раздумья у группы ограничено. – Что было дальше?

– Дальше было просто. Сестра поверила мне сразу. Брат верить не хотел. Она убедила его. Вообще сестра пользуется у Ширвани большим авторитетом, и он слушается ее. Но принимать решения она предоставляет ему, чтобы утвердить в нем мужское достоинство. Астахов позвонил мне в середине разговора и сообщил, что машина за родителями и за детьми выехала. Откровения начались уже после этого.

– Хорошо, что откровения все же начались, – Басаргин откровенно показывал свое нетерпение. – Меня интересует, к чему эти откровения привели.

– К тому, что Нури стала рассказывать о жизни в лагере «черных вдов».

– А о жизни в Москве она рассказывать не начала?

– В общих чертах. Охарактеризовала своих подруг по несчастью, назвала их имена. Сейчас Астахов ведет проработку через Чечню. Необходимо найти фотографии, чтобы знать вдов в лицо.

– Я вижу, ты полностью спелся с Астаховым, – сказал Доктор. – Не желаешь ли ты вернуться к ним на службу?

– Платят мало... – вздохнул Тобако. – Если бы гарантии Нури и Ширвани давали Басаргин или Гагарин, я не думаю, что они развязали бы языки. Звание генерала ФСБ подействовало, как волшебное слово. И потому я не мог игнорировать значение авторитета.

– Все правильно, так и должно быть, – согласился Андрей. – Меня больше интересует сейчас другой вопрос: место и время проведения акции.

– А вот этого Нури и не смогла нам сообщить. Вдовий черный платок слишком низко опускается на глаза, чтобы она могла увидеть и запомнить номер автобуса, на котором они ехали, когда добирались до места. По приказу Умара ездили только на автобусах с сопровождающим, чтобы привыкнуть к городской жизни и не привлекать к себе повышенного внимания поведением постороннего нашему миру человека. Из этого можно сделать вывод, что сопровождающие будут провожать «вдов» и во время самого акта. Зачем? Я думаю, чтобы дистанционно управлять взрывным устройством на случай нервного срыва самой «бомбы». Хотя Нури говорит, что должна была бы лично замкнуть контакты. Что касается времени события, то его «вдовам» вообще не сообщают.

– Значит, и место неизвестно!

– Если тебя сейчас снова отправить в Париж, ты не сможешь показать, куда надо ехать, чтобы купить такие же подарки, как купил ты для своих близнецов. А Москва куда как больше Парижа. И не следует забывать, что ты человек городской, с пеленок, можно сказать, приученный по улицам и закоулкам бродить и не путаться. А чего мы можем ждать от деревенской запуганной и, нельзя про это забывать, «обколотой» женщины... Короче, место она ни назвать, ни показать не может.

– Тогда единственная возможность нам добраться до Умара Ажигова – использовать «сыр» и ту самую мышеловку, приготовленные не нами. Но этот шанс следует использовать на все сто процентов. Каждую мелочь предусмотреть и каждый пустяк использовать.

– Пока я тоже не вижу другого варианта, – согласился Андрей. – Но там всю работу взял на себя генерал Астахов. Боюсь, что это справедливо, потому что мы не обладаем адекватными физическими возможностями. Мы не имеем даже права на откровенное применение оружия, когда это потребуется сделать у всех на глазах. Правда, в ночное время не предвидится слишком много посторонних глаз, тем не менее...

– Тем не менее «Альфа» имеет лучшую подготовку и оснащение для физических акций, – согласился Александр. – Это вопрос бесспорный и обсуждению не подлежит. Андрей поступил правильно, сразу подключив генерала Астахова. Но нам нельзя терять с ним контакт и во время самой акции, потому что произойти может всякое. Умар Ажигов осторожен и может не пойти в расставленные сети.

– А вот это у нас есть сейчас возможность проверить, – вдруг резко приподнялся Доктор Смерть и застучал по клавиатуре компьютера...

– Что у тебя? – подтянулись за спину Доктора все остальные.

– Ахмат Текилов набирает номер Ажигова. – Доктор включил громкоговорители.

3

Доктор сразу вывел на экран карту города.

– Вот так... Он уже в другом месте. Можно сказать Астахову, чтобы снимал пост возле дома, где Умар был в прошлый раз.

– Кто знает, когда и куда он может податься через полчаса? – возразил Тобако. – Если есть люди, пусть дежурят. А людей у ФСБ хватит. Всегда могут привлечь сотрудников из других отделов. Ситуация сегодня неординарная...

– Я слушаю... – Ажигов ответил на звонок.

– Здравствуй, Умар, – сказали по-русски и совершенно без акцента.

– Кто это? – спросил Ажигов резко.

– Это неважно. Но ты слушай меня внимательно...

– Я слушаю, слушаю... Даже очень внимательно. Кто дал мой номер?

– И это тоже неважно. Важно только то, что я тебе сообщу.

– Сообщай! И побыстрее. Мне некогда. Или ты хочешь засечь меня по телефону?

– У нас с тобой есть общие враги.

– Говори дальше, и быстрее. Я не люблю долгих разговоров.

– Ахмат Текилов... Тебе это имя что-то говорит?

– Говорит. Что дальше?

– Он работает против тебя и подстраивает тебе гадости.

– Что он может без папочки? Ничтожество!.. Я вернусь и с его папочкой тоже разберусь! Мне надоела эта семейка! Так и передай ему.

– Ты сам ему об этом скажи.

– Что?

– Ахмат вместе с Гали Барджоевым похитил у тебя и прячет у себя твоих лучших друзей – Нури Барджоеву и Ширвани Байрамханова. И сегодня ночью отправляет их в Назрань.

– И пусть... Им же хуже... А ты чего хочешь? – Умар проявил свойственную волку осторожность. Волк хорошо себя чувствует среди овечьего стада, но никогда не полезет в свору кусачих собак.

– Я хочу, чтобы ты встретился с Ахматом.

– Зачем тебе это надо?

– Он слегка мешает моему бизнесу.

– Это я могу понять. Я сам не люблю, когда мешают моему бизнесу. А Текилов ему мешает. Я тебе поверю, если ты встретишься со мной.

– Мне кажется, что я даже внешне не совсем похож на дурака... Почему же ты думаешь, что я дурак, только поговорив со мной по телефону?

– А зачем ты меня донимаешь дурацкими разговорами?

– Так ты не поедешь?

– Куда?

– На встречу с Текиловым.

– Меня еще никто не звал туда.

– Я зову. Сегодня в час ночи он сажает на машину Нури Барджоеву и Ширвани Байрамханова. Около метро «Парк культуры». Машина идет в Назрань.

– Спасибо. Я позвоню в Назрань сегодня же. Их там встретят...

– Так ты не хочешь встретить их здесь?

– Мне просто некогда. Прощай.

– Но Текилов не едет...

– Это его беда. Пусть остается здесь и боится, как он боится уже полтора года... Прощай!

Умар отключил телефон.

– Кто это звонил ему? – спросил Андрей. – Это не Ахмат разговаривал.

– Разговаривали с трубки Ахмата. Текилов просто попросил какого-то сообщника. Может быть, даже русского. Хотя мне показалось, что нотки акцента проскальзывали.

– Умар обязательно приедет к метро, – решил Басаргин. – Как я понимаю его, он обязательно приедет. А отказ из его уст звучит точно таким же хитрым ходом, как отказ самого Текилова сотрудничать с нами. У них же, насколько я понял, даже манера разговаривать абсолютно одинаковая. Такое сходство не может быть случайным. Это – стереотип, а к стереотипам я привык присматриваться внимательно, потому что человеку всегда бывает сложно поступить вопреки велениям своей натуры.

– Трубка Ажигова на контроле спутника. Если он будет звонить в Назрань, значит, решил не суетиться лишний раз в Москве и не отвлекаться от основного дела. Если не будет, значит, следует его ждать здесь, – решил Доктор.

– Он может позвонить и с любой другой трубки, – не согласился Басаргин. – Более того, на случай, если его прослушивают или если в его окружении есть «стукач», я бы на его месте позвонил специально, чтобы подтвердить свои намерения. А действовать начал бы здесь.

– Он слишком в себе уверен, чтобы так хитрить, – в сомнении пожал плечами Тобако.

– Но он же уже начал хитрить, – вступила в разговор Александра. – Он только что отказался от встречи, хотя отказываться не должен и, судя по всему, не собирается.

– Кстати, где находился Ажигов во время разговора?

– Только-только въехал в Москву со стороны Волоколамского шоссе.

– Надо поставить в известность Астахова. Что делать Ажигову за городом? Возвращается с базы. Это вариант. На шоссе следует усилить пост.

Звонок в дверь не дал Александру связаться с генералом сразу.

– Это Зураб. Ему пора бы уже...

Александра вышла открыть дверь. Слышно было, как она с кем-то разговаривает. Но кто пришел, понять оказалось невозможным.

Александра вернулась озабоченная и хмурая.

– Кого бог послал? – поинтересовался Александр.

– Не знаю уж, бог ли, черт ли... Очень любопытная соседка пыталась пробиться к нам в гости. Я встала грудью и даже не позволила ей проскользнуть у себя под мышкой. Она угрожала прийти вечером с тортом. Пришлось признаться, что мы не едим торты по причине бережного отношения к своему здоровью, и посоветовать ей беречь свое не менее трепетно.

– Кажется, я знаю, о ком речь. Я уже беседовал на лестнице с какой-то бабусей, которая старалась перегородить мне дорогу и не пропустить без допроса с пристрастием. Она очень грозно обещала с тобой познакомиться. Не хватало нам только таких соседей в группу принимать. Сторожем или диспетчером...

Новый звонок в дверь заставил Александру обернуться.

– Если это опять она...

– Я выйду, – сказал Доктор. – Меня всегда соседские бабуськи боятся...

Он вышел и тут же вернулся вместе с Зурабом.

– Меркурий – вестник богов – прибыл в наше распоряжение. Какую весть он нам принес? – Доктор сел в заскрипевшее под его центнером кресло.

Серьезный Зураб не был расположен к шуткам и смотрел хмуро.

– Докладывай, – поторопил его и Басаргин.

– Я видел Зарему с Арчи. С ними был Умар – он вел мальчика за руку, как настоящий суровый отец, позади шли еще трое. Двоих я не знаю, а третий – личность всем известная. Это Рафаэль Темирканов. Слышали про такого?

– Журналист? – переспросил Басаргин, смутно вспоминая знакомую фамилию, никак не связывающуюся в его голове с терроризмом.

– Можно и так сказать. Хотя он себя зовет писателем. Он выпустил несколько брошюр о ваххабитском движении как о явлении, переходящем из религиозного в светское вместе с осознанием народом своего предназначения и ростом национальной гордости. Какие-то философские измышления, высосанные из пальца.

– Я слышал про такого, – сказал Тобако.

– А я его даже видел в Турции, – сказал Доктор. – Мне его показывали как самого ценного человека из окружения Мовлади Удугова. Тщедушный замухрышка, шаркающий ногами, словно старик, хотя по возрасту лет на двадцать моложе меня будет. Я, помню, еще тогда подумал, что одним ударом из него заштатного дурака сделаю...

– Все правильно, – согласился Зураб. – Именно такой он и есть. И замухрышка, и очень хочется из него дурака сделать. Я, признаться, тоже думал, что он в Турции. Удугов никогда не отпускает его от себя надолго, потому что сам только разглагольствовать умеет, а писать и редактировать – нет. Всю редакторскую работу выполнял у него именно Темирканов. Что Удугов придумает, Темирканов за него напишет. Он из одной фразы способен несколько страниц нацарапать.

– Все это прекрасно, – недовольно согласился Басаргин. – Но вот, насколько я помню, наш объект интереса – Умар Ажигов – никогда не интересовался вопросами пропаганды. И приехал он в Москву не в окружении эскорта журналистов, а в окружении «черных вдов». Что может значить появление в сопровождении Ажигова такого лица, как Рафаэль Темирканов?

Недовольство его вызвало то, что пропагандистская машина Мовлади Удугова, в период двух войн начисто переигравшая российскую пропаганду благодаря многим российским же журналистам, никак не ввязывалась в теорию активного терроризма. Удугов хорошо соображает. И знает, что Россия добивается его выдачи, знает, что прокуратура готовит документы для Интерпола с обоснованием ареста главного чеченского пропагандиста. Басаргин сам бывал в доме Мовлади, где в подвале оборудованы и камеры для рабов, и даже комната для пыток. И в такой обстановке Удугову не нужны обвинения в терроризме, который не поддерживается западными странами, потому что вся пропаганда Мовлади рассчитана именно на Запад. Тогда что здесь делает Рафаэль?

– Я тоже хотел бы это знать! – даже со злостью сказал Зураб. – Они хотят устроить какой-то грандиозный цирк, где Зарема с Арчи будут главными клоунами. А сами потом планируют сорвать аплодисменты.

– Доктор, ты отчетливо слышишь невысказанный упрек в свой адрес? – сказал Андрей. – Никогда не следует сдерживать порывы, идущие от всей твоей огромадной души. Захотелось сотворить из Темирканова дурака – надо было не сомневаться, как девица перед венцом, и не распускать нюни, а делать то, что сделать способен. Сейчас бы у нас отпали многие проблемы...

Доктор ответил тяжелым, как его кулак, вздохом:

– Каюсь. Виноват...

– Задача... – Басаргин, казалось, совсем не слушал привычные речи двух старых товарищей, углубившись в свои думы. – Детский дом... Компьютеры... Рафаэль Темирканов... Он, случаем, никак не связан с телевидением?

– Я не знаю, – Зураб пожал плечами.

– Андрей, что рассказывала Нури Барджоева? Сколько человек обычно сопровождает «вдову» при рекогносцировке?

– Я так понял, что один. Иначе Ширвани Байрамханову пришлось бы огреть трубой двоих или троих. А на это у него могло бы и времени не хватить. Я понял, что тебя смущает... Но нельзя путать какого-то сопровождающего и Умара Ажигова. Умар по рангу обязан ходить с телохранителями.

– И все-таки, Зураб, что за люди были с ними?

– Андрей, скорее всего, прав. Умар не будет ходить один. В той паре обязательно был телохранитель.

– А как ты сам оказался у детского дома?

– Ты велел собирать сведения. Я и собирал. Узнал, что детскому дому чеченцы подарили компьютеры...

– Откуда ты это узнал?

– Сказали...

– Кто?

– Знакомый. Из наших... У него свой компьютерный салон. Приехали парни из «крыши», в счет оплаты авансом велели срочно собрать пять компьютеров для подарка детскому дому. Даже взяли с собой на следующий день специалиста из салона, чтобы он компьютеры в детском доме подключил к Интернету.

– Стоп... Компьютеры увезли сами или их не увозили? Оставались компьютеры без присмотра специалистов?

– Я так понял, что специалиста повезли только на следующий день.

– Можешь это выяснить точно? И срочно...

– Могу просто позвонить. У меня есть визитка салона.

– И еще... Насколько я помню, при покупке компьютера каждый салон стремится поставить на системный блок пломбу со своим знаком, чтобы до истечения гарантийного срока в блоке ничего не поменяли, и сам знак куда-то прилепить...На видное место. Своего рода реклама... Узнай, были ли на блоках пломбы и фирменные знаки салона.

Зураб сразу начал звонить и спрашивать.

– Непонятное дело... – сказал, когда трубку положил.

– Наоборот, понятное, – возразил Басаргин. – Если бы дело было всем понятным, то оно стало бы для нас проигрышным. А так, с божьей помощью и посредством логики, мы сумеем с ним разобраться. Докладывай!

– Господа, у меня к вам убедительная просьба, – почти торжественно изрек Тобако. – Я прошу вас не считать меня конченым дураком. Может быть, объясните, в чем суть дела?

– Сейчас Зураб нам все объяснит. А для начала посмотри вот это сообщение «сексота».

Басаргин пододвинул Андрею лист бумаги со своими записями.

– Благотворительный фонд «Сироты Чечни»... Где я видел какое-то объявление этого фонда?

– В Турции, – подсказал Доктор Смерть. – Там собирают средства в этот фонд. Международная организация. Если я правильно помню, деньги им перечислялись в какой-то из банков Баку.

– Фонд зарегистрирован в Москве, – добавил Басаргин. – Но по юридическому адресу никто никогда такой организации не видел. Но послушаем. Что нам расскажет интересного Зураб...

– Пять компьютеров просто вытрясли. Увезли вечером. Утром заехали за специалистом-компьютерщиком. Забрали с собой. Все пломбы на блоках были сорваны, установлены новые, с непонятной символикой, фирменные знаки с передней панели убраны. Компьютерщику не позволили забираться внутрь. Хотя он и желания такого не выказывал, потому что надобности в этом не было. Ему велели только установить выход в сеть, чтобы можно было работать сразу. Что он и сделал... Возили его в детский дом не люди «крыши». Совсем незнакомые парни. По-русски говорят плохо. Но спокойные, уверенные в себе. Ни торопливости, ни волнения не показывали.

– Профессиональные террористы. Они к опасности привыкли, – констатировал Басаргин. – Доктор, ты у нас самый большой спец по компьютерам... Можно ли в системный блок установить взрывное устройство? Есть ли опасность предварительного несанкционированного взрыва? Там же сильные электромагнитные поля. Могут они как-то подействовать на детонатор?

– Установить? Без проблем... И если хорошенько подумать, то команду на взрыв можно подать во время работы в сети с любого постороннего компьютера. Причем одновременно на все пять компьютеров. Но для этого, как я полагаю, нужны какие-то дополнительные устройства в системном блоке, а к этому еще и программное обеспечение. Что касается детонаторов, то все зависит от их конструкции. Здесь простой детонатор не подойдет. Опасно... Может быть, химический... Тогда в системный блок ставится пластит. Это вполне реальный вариант.

– Значит, Умар собирается взрывать детей? – сказал Зураб. – Этого не может быть. Что-то здесь не так... Это невыгодно в первую очередь самим террористам.

– Если только это не желание запугать своей жестокостью, – сказал Басаргин, – то я, как и Зураб, не вижу в таком теракте смысла. И вообще мне кажется, что здесь нечто совсем другое. Но я никак не могу понять, что именно.

– Еще один непонятный момент, – сказал Зураб. – Если взрыв можно осуществить с помощью Интернета, тогда зачем там нужна Зарема с Арчи? Как украшение? Зачем ее два месяца держали на базе «черных вдов»? Здесь не связываются концы с концами. Саша, где твоя система замкнутой цепи?

– Система есть, – ответил Басаргин, – система готова подстроиться под происходящие события и логическим образом обосновать каждое действие, но в ней не хватает главного звена. И оно пока остается для нас загадкой. Кого собираются взрывать? Не детей, это точно. Тогда – кого? Возможно, выяснив этот вопрос, мы сможем ответить и на остальные. Сможем узнать роль Заремы с Арчи, сможем понять необходимость присутствия рядом с убийцами прославленного писателя Рафаэля Темирканова и еще разрешить кучу побочных вопросов.

– И как мы будем выяснять все это?

– Давайте попробуем плясать от обратного. Как говорится, не от печки, а к печке. Кто может являться первоочередной или хотя бы приоритетной целью для Умара Ажигова?

– Все! – сказала Александра. – Любой человек, любой прохожий...

– Я соглашусь с этим, – мрачно кивнул Александр, – но я спрашиваю не о всех, а о приоритетных целях. Такие цели всегда есть и будут, иначе сам смысл терроризма пропадает. Массовый террор производится только за неимением возможности производить террор выборочный. Это классика терроризма. А мы в данном случае имеем все основания говорить о произведенном выборе, потому что в противном случае не было бы таких нагромождений непонятных событий и действий. Обыкновенный взрыв в людном месте не потребовал бы личного присутствия Умара Ажигова и совсем уж непонятного присутствия Рафаэля Темирканова. Здесь же есть целенаправленный выбор. Доктор, твое мнение?

– Я предположил бы захват детей детского дома в заложники с целью принудить власти к каким-то определенным действиям. Не глупый ход со зрителями «Норд-оста», когда не было предъявлено конкретных требований. Простое привлечение внимания к своим проблемам привело уже к осуждению подобных действий всеми нормальными странами. Этот урок поняли и Басаев, и Масхадов. Если сейчас нечто подобное повторится, то требования выдвинуты будут обязательно. Какие требования? Это уже вопрос второстепенный...

– Зураб? – спросил Басаргин.

– Я склонен согласиться с мнением Виктора. – Чеченец посмотрел на колоритного Доктора с нескрываемым уважением. – Но я не вижу здесь роли Заремы и Арчи. А эта роль, несомненно, должна быть значимой. Слишком много внимания им уделяется. Хотя при таком варианте событий они могут вписаться каким-то способом в общие действия...

– Каким образом?

– Дети-сироты детского дома... Сирота Арчи...

– Он не сирота, у Арчи есть мать.

– Тем не менее его нельзя считать полноценным ребенком. Глухонемой вследствие действий российского спецназа. Очень характерный пример несчастного... Есть какая-то неуловимая связь, на которой можно сыграть при желании. Тогда сюда же вписывается и писатель Рафаэль Темирканов. Он уж постарается раздуть из такой истории большой костер...

– Любая подобная ассоциация должна быть до конца выверенной и точной.

– Ажигову, думаю, не стоило большого труда найти полного сироту, не имеющего ни отца, ни матери, – добавила Александра. – Такой человек не остановится перед тем, чтобы самому «сделать» такого сироту... Мне кажется это предположение мало обоснованным.

– Андрей? – продолжил Басаргин опрос.

– Нам нельзя забывать, что одновременно планировались и другие акции. В местах, которые мы не знаем. И у нас нет оснований предполагать захват заложников. Впрочем, одно другому не мешает, и захват можно осуществить одновременно с несколькими терактами в людных местах, пригрозив серией повторных взрывов, если требования не будут выполнены. А что касается вероятной цели террористов, то я предпочел бы обратиться в «Альфу». Там есть возможность прибегнуть к официальным каналам по добыванию информации. И недурно было бы послать в детский дом квалифицированного минера...

– Да, сами мы пока плаваем... – согласился Басаргин и взялся за телефонную трубку, так и не выложив свои соображения собравшимся.

ЧАСТЬ II

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Зарема отчетливо вспомнила, что совсем недавно у нее была забинтована вся голова. И ничего она не могла увидеть, кроме темно-серого, давящего своей мутностью фона, потому что повязка плотно закрывала даже глаза. И сейчас она глаза открыла, готовая опять ничего не увидеть, и собиралась отнестись к этому спокойно. Может быть, именно от неожиданности свет и ударил в глаза такой адской болью. Яркий и жесткий, словно хрустящий, искусственный свет...

– Мы в себя пришли? Это хорошо... Это прекрасно... – сказал мужской голос, который она где-то уже слышала. Кажется... Да-да, именно этот человек что-то говорил о том, что он прилетит сюда от пограничников. А потом еще что-то обещающее говорила про этого человека женщина-врач. – Вам хорошо сделали первую операцию. Очень хорошо. Я просто рад за вас. Но теперь вам придется потерпеть еще немного... Еще одна маленькая и очень тонкая операция... И жизнь вам покажется великолепной и восхитительной... Я вам обещаю это... – Рука у мужчины сильная и тяжелая, она грузом легла на плечо, заставляя до боли напрячь шею. – Маску...

Чьи-то руки с двух сторон протянулись над ее лицом, закрывая яркие лампы, что-то накрыло ей рот и нос, сначала мешая дышать, потом она все-таки задышала чуть резковатым и приторным сладко-кислым воздухом и для самой себя неожиданно почувствовала вдруг необыкновенную радость и легкость во всем теле. Такую легкость, какая бывает, наверное, у птицы во время парения над горами... Мир куда-то отодвигался, отодвигался от нее, уходил стремительно вдаль и мельчал не только деталями, но и ощущениями. Мельчали люди со своими заботами, тускнел с увеличением расстояния свет над операционным столом...

А Зарема в самом деле чувствовала себя птицей, парящей под облаками...

* * *

– Капельницу можно снимать. И глюкозу ей поставить не забудьте... – распоряжается очень усталая женщина. Такая усталая, что ее состояние выдает даже голос.

– Успокаивающее еще ставить?

– Сколько ж можно. Она и так уже двое суток спит. Пора к жизни возвращаться. Только на ночь...

Скрипнула, закрываясь, дверь, но не хлопнула, как ожидалось.

Чьи-то мягкие, но сильные руки взяли ее за локоть, развернули его, и Зарема поняла, что сейчас будут ставить укол. Жгут туго перетянул мышцы выше локтевого сгиба. Игла с трудом нашла вену.

Она открыла глаза.

– Проснулась? – Полная пожилая медсестра покивала щекастой головой, отчего колыхнулся ее тройной подбородок. – Я уж по опыту знаю: кто с рассветом после операции проснется, тому долго жить... Долго жить, дочка, будешь... Такой красавице-то что ж не жить...

Зарема помнила, что недавно совсем, несколько часов назад, до того, как летала птицей, просыпалась среди морского прибоя и тогда звала Арчи, но не смогла вспомнить, что ей сказали про сына. Сейчас беспокойство за него вернулось лавиной.

– Арчи где? – прошептала она.

– Что? – не расслышала медсестра.

– Арчи...

– Сын, что ли? У себя он... В детской палате... Пока ты тут по операционным переезжаешь, ему уже и гипс снимут. Ты же после операции двое суток уже без сознания. И до этого трое суток... Скучает он, говорят... Сидит молча, на дверь смотрит... Чуть в себя придешь, я приведу его.

Двое суток... И до этого трое... А ей казалось, что несколько часов.

– Приведите... Сейчас...

– Сейчас нельзя. Врач увидит, попадет мне.

Зарема еще некоторое время пролежала молча, вспоминая, что же такое важное ей еще необходимо узнать, что спросить надо, чтобы чувствовать себя хоть чуть-чуть спокойнее. Наконец сообразила, воспоминание подошло вплотную, хотя и не встало стеной рядом, а только колыхалось где-то за головой, где его было почти не видно.

– А Зураб? Милиционер...

– С тобой которого привезли? Тяжелый он... Шибко его побило... Не знают, выживет ли... Его хотели в Ростов отправить, да, говорят, транспортировать нельзя. Опасно...

Медсестра поправила подушку под головой у Заремы. Осторожно, боясь перевязанную голову потревожить. Руки у нее добрые. Не причиняют боли. Есть такие руки, Зарема знает.

И вдруг вспомнился разговор с обладателем очень неприятного голоса. Человек пытался что-то узнать про взрывчатку. Что-то спрашивал ее. И грозил, что сына она не увидит. Как хорошо было, как спокойно было жить, даже боль перенося, но не вспоминая этот разговор. Такой тревожный разговор. Своей непонятностью тревожный. О чем ведут люди речь? Что, кто-то считает, будто это Зарема устроила взрыв?

И тут она поняла, что именно так все и считают...

* * *

Она надеялась, что произошло чудо...

Ей так хотелось верить в чудо, что она почти поверила в него. Вспомнились слова, произнесенные сыном перед самым взрывом, вспомнилась радость от услышанных слов, вспомнилось, что никто из врачей и медсестер, у которых она спрашивала про Арчи, не назвал его глухонемым. И Зарема ждала чуда, ждала, что сын заговорит. Это стало бы для нее лучшим лекарством. Ведь они не виделись уже десять дней. Через четыре дня мальчику снимут гипс и бабушка заберет его из больницы. Так сказала медсестра. А она, Зарема, проваляется здесь не меньше двух месяцев. А потом...

Что будет потом – не знал никто. Каждый день в палату приходил офицер ФСБ. Тот самый человек с неприятным голосом и с еще более неприятными рыжими и колючими глазами. Подолгу задавал вопросы, на которые никто не мог дать ему точный ответ, и уж тем более Зарема, потому что она, в последние месяцы своей жизни совсем ушедшая от окружающего, и не слышала, казалось, о людях, про которых офицер спрашивал. Когда же он спрашивал о событиях определенных, она тоже ответить ничего не могла. А что она могла, в самом-то деле, рассказать о найденной у нее в кармане тысяче долларов, если сама только в вечер взрыва обнаружила их и поспешила с таким же вопросом к Зурабу...

Много рыжеглазый спрашивал и про Зураба. Должно быть, и его подозревал, раз подозревал ее. Нехорошо спрашивал. Зарема вспоминала лицо Зураба, когда он озабоченно сводил брови, выслушивая ее рассказ о сломанном дверном замке, о тысяче долларов, так неожиданно попавшей к ней в руки. Это вызвало у Зураба беспокойство. Он даже спросил, хорошо ли осмотрела Зарема комнатушку. И обеспокоился еще больше, когда узнал, что она вовсе ее не осматривала. И заспешил туда.

– А как же вы комнату не осмотрели? – щуря рыжие глаза, спрашивал офицер ФСБ, словно мысли ее подслушивал. – Любой человек посчитает естественным в первую очередь под кровать заглянуть. А вдруг там кто-то прячется...

Она не посчитала это естественным.

– А почему вы не посчитали это естественным?

Зарема ничего не ответила. Что вообще можно отвечать на глупые вопросы? А большинство вопросов офицера казались ей совсем глупыми, потому что она даже знать не могла, что такое взрыватель, и потому не понимала, какой тип взрывателя использовался в заряде. А что она могла ответить на вопрос, каким транспортом и за сколько раз привозили взрывчатку? И не могла описать вид упаковки, потому что ни разу в жизни упакованной взрывчатки, как и неупакованной, не видела...

– Вы уборку в комнате делали?

Что за глупый вопрос. Она же не офицер из тех, что жили в общежитии. Это им полагается уборщица. За нее никто уборку делать не будет.

– Конечно.

– А под кровать при уборке заглядывали?

– Конечно.

– Когда в последний раз делали уборку?

– За три дня...

– За три дня до чего?

Вот такие дурацкие вопросы просто раздражали. Словно он сам не понимал, «до чего»...

Зарема при таких вопросах только смотрела косо и уже не отвечала, хотя сначала пыталась.

– И что вы нашли под кроватью «за три дня»?..

– Я ничего не нашла под кроватью «за три дня»... кроме пыли.

Офицер старательно записывал ее ответы.

* * *

Открылась дверь – и пришла радость.

Полная пожилая медсестра тетя Галя привела за руку Арчи. Испуганные глаза мальчика раскрыты были широко. Но, когда он увидел мать, когда понял, кто это лежит перед ним с забинтованной головой, глаза мальчика засветились радостью. Так редко можно было увидеть в них радость. И она придала ей сил.

– Неужели вы думаете, что я хотела собственного сына взорвать? – спросила она у рыжеглазого офицера на следующем допросе. – Вы очень глупы...

Он на такие слова обиделся, а ей было все равно. Зарема верила, что все прояснится, что все встанет на свои места. Нельзя же, в самом деле, подозревать человека только потому, что он нечаянно обнаружил на полке в шкафу тысячу долларов. Да, соглашалась Зарема, это, конечно, подозрительно. Но как можно думать, что она за эти деньги устроила взрыв...

– А как можно было подумать, что вы выйдете на дорогу с автоматом в руках, чтобы расстрелять машину с офицером ФСБ? – спросил рыжеглазый.

Сама Зарема уже забыла об этом эпизоде.

– Вы недалеко ушли от своего мужа-боевика. И ваш сын, когда вырастет, имеет все шансы недалеко уйти от вас. И лучше для него же будет, если он будет видеть вас как можно реже. Я запрещу приводить его сюда!..

Он увидел испуг в ее глазах и обрадовался. Зарема отчетливо увидела, как он обрадовался.

– Что произошло тогда, на дороге, когда вы вышли на нее с автоматом? – крикнул он.

Как объяснить этому рыжеглазому, что такое бесконечное отчаяние? Она даже тогда доброму и вежливому Басаргину не сумела это объяснить, и за нее все объяснял Зураб. А этот... Будь сейчас силы, будь у нее сейчас автомат, она расстреляла бы этого рыжеглазого.

– Я вас спрашиваю! Отвечайте!

С легким скрипом раскрылась дверь. Медсестра тетя Галя привела за руку Арчи. Глаза мальчика светились радостью от свидания с матерью.

– Сюда нельзя, – сказал офицер строго. – И вообще мальчика сюда больше не водите. Я не разрешаю.

– Да подь ты... – тихо сказала тетя Галя. – Чего еще тут разорался. А ну, собирай свои бумажонки и мотай отсюда... Здесь больница, а не тюрьма...

Рыжеглазый растерялся.

– Я сейчас дежурного врача вызову, он тебя выведет... – добавила медсестра. – Или Халила-санитара... Халил тебя вообще за шиворот возьмет и вышвырнет. Он у нас такой, долго уговаривать не будет. Ишь ты, хозяин тута нашелся... Иди, иди...

К удивлению Заремы, офицер ушел.

– Ему разрешили с тобой говорить, чтобы не утомлял... – словно оправдываясь, сказала Зареме тетя Галя. – А он тут орать начинает. И еще командует...

Арчи, показалось матери, прислушивается к разговору взрослых. Словно умеет слышать.

* * *

Вечером, когда в коридоре горел уже только дежурный свет, Зарема тихо рассказывала пожилой медсестре всю свою жизнь.

2

– Хватит прохлаждаться и болтать. Начинаем действовать. Александра! Готовь бумагу и карандаш. Засядешь с Зурабом за составление портретов Умара и Заремы. Можно запросить в ФСБ фоторобот Умара, но, боюсь, это будет хуже. Фоторобот плохой, и это нашего художника запрограммирует. Снимки уважаемого писателя Рафаэля Темирканова, кажется, можно найти во множестве. Его рисовать, думаю, не надо. Доктор контролирует телефоны. Наши, Ахмата и Умара. Андрей – в боевой готовности на случай непредвиденного выезда. А я – на выезд.

– Куда? – поинтересовался Тобако.

– Пора начинать работать вместе с «Альфой». Иначе мы можем прозевать момент.

Александр включил спикерфон и набрал номер Астахова.

– Владимир Васильевич, опять Басаргин беспокоит.

– Рад слышать вас, Александр Игоревич. Сам собирался вам звонить, – генерал стандартен в своих оправданиях нежелания вовремя делиться информацией. – Мы обследовали дом, где содержали Нури Барджоеву. Как Тобако и предполагал, там уже пусто. Осторожность они соблюдают. Сам дом принадлежит поселковому пьянице, которого уже никто много месяцев не видел. С тех самых пор, как у него поселились первые чеченцы. Собутыльники говорят, что хозяин собирался податься куда-то на заработки. Те же чеченцы обещали его устроить в бригаду плотником.

– Значит, опять пустышка...

– Здесь – да...

Басаргин по голосу понял, что самое главное генерал приготовил напоследок. И с удовольствием пошел навстречу такому тону, ожидая приятных известий.

– А где другое? Я так понимаю, есть и другое?

– Есть. Тот дом, что купила под гостиницу туристическая фирма... Мы высылали туда группу захвата. Задержали четверых чеченцев и двух вдов офицеров российской армии. Подделка грубая, но может сработать на простейшем уровне, если показать милицейскому патрулю. Прибыли якобы по приглашению Министерства обороны для оформления документов. Мужчины без прикрытия, при задержании оказали сопротивление. Двое было ранено. На складе в сарае обнаружено тридцать килограммов тротила и два готовых «пояса шахида» с начинкой из обрезков гвоздей. Пояса с приемником для радиосигнала. Простейшее устройство, сделанное из мобильного телефона. На случай, если «вдовы» вздумают «брыкаться».

– Поздравляю!

– Это я вас поздравляю. Именно по вашей информации мы так удачно сработали. Мы рады такому сотрудничеству. У вас еще что-нибудь интересное припасено?

– Припасено, товарищ генерал. Во-первых, я попрошу вас взять под особый контроль въезд в город со стороны Волоколамского шоссе. Спутником зарегистрирован телефонный разговор Умара Ажигова при въезде в город с этой стороны. За пару часов до этого Умар находился в другом месте, в городе. Его там видели вместе с Заремой Бадамовой и маленьким Арчи Бадамовым. Судя по всему, Умар отвозил их в место временного проживания, а сам поехал в Москву.

– Спасибо. Хорошие данные. Но это было «во-первых»...

– Теперь во-вторых. И самое, на наш взгляд, интересное... Но это разговор не совсем телефонный. Если вы не возражаете, я сейчас к вам подъеду. Закажите пропуск. И подготовьте парочку гражданских автобусов со знаками «Перевозка детей», несколько опытных минеров, одетых в гражданское, и еще желательно взять с собой хорошего специалиста по компьютерам. Лучше парочку, чтобы они могли посоветоваться друг с другом. Один ум, как вы знаете, хорошо, а два...

– Все это, кроме автобусов, у нас есть под руками, а вот автобусы – честно скажу, дело, которое решается не в две минуты. Наши автобусы, как вы знаете, с военными номерами. А где взять так срочно другие? Вы вполне уверены, что в них есть острая необходимость?

– Абсолютно. Нужно будет вывезти детей из детского дома, а сам детский дом разминировать.

– Будут автобусы. Приезжайте, – генерал сразу понял серьезность ситуации, и прежнее настроение его моментально прошло.

Александр не положил трубку, а сразу набрал номер телефона директора детского дома, с которым уже разговаривал сегодня. И предупредил его о приезде группы специалистов и автобусов для выезда детей на экскурсию.

– Это настолько серьезно, что к нам приезжает «Альфа»? – удивился директор. – Признаться, после вашего утреннего звонка я был в сомнении и принял это за розыгрыш.

– Это более серьезно, чем вы можете предположить. К вам приезжает не только «Альфа». К вам приезжает еще и Интерпол. У вас есть черный ход?

– Конечно. И не один. С противопожарной безопасностью у нас все в порядке. Можно войти, при необходимости, со двора, со стороны спортивной площадки.

– Автобусы подъедут к главному входу. Если кто-то будет интересоваться, скажете, вывоз на экскурсию по городу. Шефы расстарались. Или спонсоры, если сейчас шефов не существует. Мы подъедем со двора. Пусть приготовят дверь, чтобы нам не стоять там и всем не показываться. И никому ничего не сообщать. Даже персоналу. Если возникнут вопросы, придумайте что-нибудь. Пожарную инспекцию, комиссию по архитектуре или еще что-то такое...

– Я жду вас... – коротко согласился директор.

Басаргин положил трубку и осмотрел свою группу.

– Я поехал. Вопросы есть?

– Я не успею сделать портреты, – заявила Александра. – Одно дело нарисовать человека, когда ты его видела, совсем другое рисовать со слов.

– Но мы же с тобой недавно делали такой портрет...

– Мы просидели целую ночь... А когда я увидела фотографию оригинала, мне стало стыдно за свою работу. Его невозможно было узнать[12]...

– Попробуйте. Вдруг да получится...

На лестнице в подъезде Александр столкнулся опять с той же соседкой, словно она специально его караулила у почтового ящика. Взгляд пожилой женщины был надменно-ехидным.

– Я хотела сегодня зайти к вашей жене познакомиться. У нее не нашлось для меня времени.

Соседка, похоже, не жаловалась, а обвиняла.

– Я вас предупреждал, что она очень занятой человек.

– А чечен тоже у вас живет? – в этом вопросе была уже почти угроза, слегка смешанная с осуждением.

– Этот чечен хочет купить дом и сдавать жильцам квартиры... – угрозой на угрозу ответил Александр, уже приближаясь к окончанию следующего лестничного пролета.

– Как это? – вопрос соседки прозвучал испуганно.

Объяснять Александр не стал. Он выехал из двора, опять получая удовольствие от управления такой машиной, и воспользовался опытом Тобако, который предпочитал на небольшой скорости проезжать по маленьким московским улочкам, нежели подолгу стоять на перекрестках магистральных дорог. Так Басаргин добрался до управления гораздо быстрее, чем предвидел. У подъезда его уже ждал дежурный, с которым вместе прошли в бюро пропусков, чтобы не затягивать процедуру оформления.

– Приготовьте фотографии на постоянный пропуск. Генерал написал обоснование, пропуск сделают в понедельник. Не надо будет каждый раз время терять...

Они поднялись на этаж, и Басаргин сразу прошел в распахнутую дверь генеральского кабинета. Там собралось около десятка сотрудников управления антитеррора. В лицо их Александр знал всех, хотя близко знаком не был и еще два месяца назад не думал, что им придется работать вместе, хотя и представлять две разные организации.

– Автобусы будут с минуты на минуту. Как только найдут, сразу позвонят, – генерал встретил отставного капитана своего ведомства чуть не уставным докладом. – Я напрямую позвонил мэру...

– Вы с ним знакомы?

– Нет. Я только представился. Этого хватило. И сказал, что дело не терпит ни минуты промедления. Профилактическое мероприятие, которое, возможно, грозит вылиться в боевую операцию. Он даже спрашивать подробности не стал. Ситуацию с терроризмом в городе знают все. А если бы спросил, я не знал бы, что ответить.

– Пока и не надо отвечать. Надо сначала все проверить. Но, в двух словах, дело обстоит так. «Крыша» некоей компьютерной фирмы, принадлежащей одному московскому чеченцу, приехала к своему подопечному и потребовала в качестве аванса за будущие услуги пять современных компьютеров. Компьютеры должны были быть собраны к вечеру того же дня. Вечером компьютеры забрали, а утром взяли с собой специалиста-компьютерщика фирмы и выехали вместе с ним в детский дом в Бескудниково, где подарили эти компьютеры детям от благотворительного фонда «Сироты Чечни». Причем отвозили компьютеры другие люди, не те, что знакомы фирме как «крыша». Специалист там же отладил связь с Интернетом. Важная деталь. С системных блоков были сняты пломбы компьютерной фирмы, убраны также рекламные фирменные знаки. Чтобы невозможно было понять, откуда поступил дар. Сам дар вызвал настороженность тем, что дарители не потребовали никаких документов на передачу. Сегодня днем рядом с детским домом проводил рекогносцировку лично Умар Ажигов в сопровождении Заремы Бадамовой с ребенком и еще трех человек. Один из этой троицы вызывает особый интерес. Это ближайший помощник Мовлади Удугова, приехавший недавно из Турции журналист и писатель Рафаэль Темирканов.

– Вот это огород, как говорится, со всеми возможными овощами... – сказал лысый молодой полковник.

– Это не огород, это целый ботанический сад... – добавил генерал. – Тут и непонятный дар полулегального фонда, откровенно собирающего деньги на терроризм и цинично прикрывающегося состраданием к бедным детям-сиротам... Тут и «черный комбат» Умар Ажигов и с ним «черная вдова» с ребенком... Раньше, кстати, «вдовы» с детьми не работали... Это что-то новое или в технологии террора, или в способе маскировки. Надо ведь полностью уничтожить в женщине материнский инстинкт, чтобы она пошла на такое! А это сделать не просто. А ко всему прочему добавляется еще и мощная и умная пропагандистская машина Мовлади Удугова... Что это может значить?

– Своими средствами мы не можем проверить возможность визита в детский дом высокопоставленных лиц. Это уже, товарищ генерал, ваша работа.

– Это мы сделаем... Займитесь... – Генерал кивнул лысому полковнику. – А я с Александром Игоревичем в детский дом сам поеду.

– При этом нам надо сработать так тонко, чтобы не спугнуть террористов, если они вдруг да проводят визуальное наблюдение за объектом. Иначе мы можем упустить Умара.

– Это понятно. Минеры уже съездили домой переодеться в гражданскую одежду. Компьютерщики оба и без того в гражданском. Боюсь только, нам придется подгонять спецтехнику для минеров, если обезопасить взрывные устройства на месте не удастся.

– Если они первым делом позаботились о подключении к Интернету, то при выключенном компьютере взрывное устройство должно быть, видимо, безопасно, – подсказал лысый полковник. – Команда к взрыву должна подаваться через сеть одновременно на все пять компьютеров.

– Мы уже обсуждали этот вопрос у себя и пришли к такому же выводу, – согласился Александр.

– Детей в любом случае следует отправить на экскурсию по памятным местам Москвы, – решил генерал и стал набирать номер телефона, чтобы узнать, как обстоят дела с автобусами. Разговаривать с самим мэром на этот раз ему не пришлось. Уже секретарша сообщила номера автобусов и номер телефона, по которому следует обратиться, чтобы указать адрес, куда автобусам предстоит прибыть.

Басаргину понравилось, как оперативно решаются в «Альфе» нудные для всех организационные вопросы. К мнению управления по делам диаспор, где Александр служил еще месяц назад, никто бы настолько быстро не прислушался, и автобусы пришлось бы вымаливать, плутая по телефонам разных инстанций. Все-таки авторитет имени управления решает многое, как и авторитет имени человека.

– Телефон директора детского дома вы знаете?

– Я уже предупредил его. Нас ждут.

Вошел дежурный и доложил, что прибыли минеры.

– А компьютерщики?

– Давно в коридоре сидят, товарищ генерал.

Астахов стал звонить по телефону, что дали ему в мэрии.

3

Автобусы подъехали с фасада, хотя им пришлось сделать для этого петлю длиной в целый квартал – на ближайшей улице ремонтировали теплотрассу: вырыли канаву, завезли трубы и поставили поперек проезжей части дороги трактор-трубоукладчик.

На крыльце детского дома, словно дожидаясь их, стояли две женщины, очевидно, воспитатели. Одна сразу ушла в здание, должно быть, сообщить директору. Микроавтобус «Фольксваген» проехал мимо здания и свернул к нему только от соседнего дома. Водитель хорошо умел соблюдать правила конспирации.

Басаргин и Астахов смотрели в окна – в разные стороны. Лиц, похожих на кавказские, они не увидели. Только на недалеком мини-базарчике провести проверку оказалось невозможным. Впрочем, сомневаться не приходилось. Ни один такой базарчик без кавказцев, большей частью азербайджанцев, не обходится.

Директор сам вышел к двери черного хода. Молодой, деловой, несуетливый.

– Признаться, я до последней минуты думал, что это какой-то розыгрыш, – сказал он, внимательно заглядывая в глаза генералу и Басаргину, которых сразу выделил среди остальных.

– Я бы сам хотел, чтобы это был розыгрыш. Генерал Астахов, – представился Владимир Васильевич, пожал руку и показал удостоверение. – Время терять не будем. Проводите нас в компьютерный класс.

Они поднялись на второй этаж. Навстречу с шумом и криками спускались к выходу дети. Для них экскурсия – праздник.

Класс директор открыл своим ключом.

– Вот эти пять компьютеров, что вас интересуют. У окна.

– Позаботьтесь, чтобы детей в здании не осталось, – распорядился Астахов. – И вернитесь к нам. Специалисты произведут предварительный осмотр, после этого, возможно, придется покинуть здание и всем взрослым.

Басаргин остановился у окна, встав за шторой. И наблюдал, как с толкотней и беготней идет посадка в автобусы. Вышел на улицу и директор, сказал что-то двум женщинам-воспитателям. Те стали наводить порядок. Рядом с автобусами остановился какой-то человек. Чернявый, но сразу трудно утверждать, что это кавказец. Человек достал трубку сотового телефона. Стал разговаривать. Басаргин не видел, чтобы человек набирал номер. Должно быть, позвонили ему или он воспользовался старым набором, возможно, с функции «записная книжка».

Сотовый телефон... Сотовый телефон... Александру показалось, что он бродит мыслями где-то рядом с главной составляющей своей логической цепи. Рядом с тем основным звеном, которое соединит разрозненные остальные.

– Владимир Васильевич, на «поясах шахидов», что обнаружили сегодня, взрыватели активизировались от простых сотовых телефонов? Так?

– Так, – генерал тоже подошел к окну.

– Не стоит показывать себя в эти окна. Лучше встаньте за штору. А произвести взрыв, подавая команду через Интернет, сложнее?

– Спросите у специалистов. Юрий Васильевич, Алексей Иванович... Разрешите наши сомнения.

Юрий Васильевич сидел рядом, он уже включил ближайший к себе компьютер, в то время как три минера начали осматривать другие. И просто повернулся на голос генерала. Алексей Иванович сел за следующий компьютер и осматривал корпус системного блока. Он тоже слышал разговор Астахова и Басаргина. И ответил первым.

– Сотовый телефон не требует никаких дополнительных приспособлений. Просто два контакта уходят к взрывателю и располагаются на максимально близком расстоянии. Во время звонка между контактами неизбежно пробежит искра. И дело сделано! Через Интернет работать сложнее. Здесь нужен программист, который создаст необходимую программу, реагирующую на определенную команду. Но я даже не знаю, как это должно выглядеть в реальности. Ведь не в каждый компьютер можно влезть, если нет собственного сайта или собственной локальной сети. Это уже объяснит Юрий Васильевич.

Юрий Васильевич уже щелкал мышкой.

– Все просто. Я уже отключил первый компьютер от возможного проникновения. А сделано все было так. На компьютеры установлена операционная система «Windows XP». В этой оболочке есть функция «Удаленный помощник». Для чего она сделана? Если я имею мало опыта работы с компьютером и у меня какие-то нелады с ним, я вызываю человека, которому полностью доверяю, и он управляет моим компьютером со своей клавиатуры, своей мышью. Для этого необходимо, чтобы функция была активизирована, оба компьютера были во время сеанса связи подключены к Интернету, и тот человек, который сидит за компьютером-бомбой, был неопытен. Здесь эта функция активизирована на постоянной основе. То есть было заблокировано отключение в случае перезагрузки компьютера. Отключить ее можно было только вручную, что я и сделал.

– А как производится сам взрыв? – спросил Басаргин.

– Этого я знать не могу. Могу только предположить, что некий не очень сложный механизм, установленный внутри, присоединен, предположим, к компьютерным часам. В операционную оболочку вставляется программа-сателлит, которая активизируется строго в определенное время, но обязательно при включенном компьютере, потому что часы идут и при выключенном. В необходимый момент оператор на другом конце сети, может быть, даже в другом государстве или вообще в другом полушарии, через функцию «Удаленный помощник» переводит часы на этом компьютере. И наступает взрыв. Причем можно без проблем управлять часами всех пяти компьютеров одновременно. Для этого, правда, нужна еще одна программка, установленная уже на основном, управляющем компьютере. Такую программку может сделать даже школьник, тем более студент.

– А если... – хотел спросить Александр, но Юрий Васильевич остановил его жестом.

– Я понимаю, что вы хотите спросить. Для таких целей используется час, когда никто работать за компьютером не должен. Например – три часа ночи. Дети в это время спят. В три ночи компьютер всегда выключен. А если его включают, то взрыв неминуем. А теперь я хотел бы проверить самое главное...

Юрий Васильевич перешел за компьютер, где работал его коллега, и посмотрел на монитор. Остальные компьютеры были заняты минерами. Впрочем, это уже не интересовало Юрия Васильевича.

– Записывайте телефонный номер, с которого должно вестись управление. Номер московский...

И он продиктовал. Астахов записал в блокнот и сразу стал звонить с «сотовика» в управление, чтобы проверить абонента.

– Меня по-прежнему другое интересует, – настаивал Басаргин. – К чему такие сложности? Зачем все эти навороты? Когда используется связь через Интернет? Есть какая-то статистика, на которую можно опереться? Или это просто интеллектуальные изыски?

– В России пока не зарегистрировано таких преступлений, – ответил Алексей Иванович.

– Я читал о них в зарубежных журналах. Кстати, описание давалось в одном из вестников Интерпола, – добавил Юрий Васильевич. – Что же касается целесообразности, то ее просто нет, здесь главным фактором может выступать только необходимость. То есть недоступность сотовой связи для данного региона. Или даже недоступность простого радиосигнала, потому что радиоуправляемый заряд создать тоже гораздо легче, чем взрывоопасный компьютер.

– Это именно то, что я хотел услышать, – Басаргин кивнул довольно.

Автобусы, стоявшие под окнами, уехали. Вернулся директор.

– Есть необходимость людям покидать здание? – спросил генерал.

– Нет, товарищ генерал, – Алексей Иванович уже снял стенку с первого системного блока. – Тут все предельно просто. К взрывателю не подключено питание. Должно быть, оно подается в определенный час, как Юрий Васильевич и предположил. Сейчас это уже безопасно, а пластитом можно собак кормить...

– Собак? – переспросил Астахов.

– У меня, товарищ генерал, в Чечне случай был... Только снял детонатор, разделил его с пластитом, пластит в сторону отложил, как подскакивает собака... Я и глазом моргнуть не успел, а она целую упаковку разжевала и проглотила. И еще просила. Понравилось.

– Странно только, как Умар Ажигов не взял эту собаку к себе в батальон «черных вдов».

Генерал повернулся к директору.

– Тогда вы пока свободны. Лучше было бы, чтобы вы пока не выходили на улицу. Если приехала какая-то комиссия, вы должны с ней работать. Посидите в кабинете.

Директор пожал плечами и ушел.

– А вы, Александр Игоревич, что задумались? Радоваться надо! Такое большое дело сделали, и опять с вашей помощью...

– Вы, товарищ генерал, по телефону разговаривали и не слышали нашу беседу...

– Слышал. Но не понимаю, что вас смущает.

Ответ пришел к Александру сам собой. Только что он не знал его, а тут пришел...

– Когда в целях обеспечения безопасности в определенном радиусе глушится сотовая и радиосвязь?

– Когда едет кортеж президента или премьер-министра... Я понял вас. Вы считаете, что у террористов прекрасно поставлена система разведки?

– Я думаю, что она у них поставлена неплохо.

– Пока я не могу сказать ничего определенного. Мне надо связаться с охраной президента и премьера. Только тогда мы сможем узнать что-то определенное.

– Узнайте еще... Жена президента! Перед ее машиной пускают машину с генератором?

– Хорошо. Но жена президента не может быть целью террористов. Мне почему-то так кажется. Она же вне политики. Занимается чисто социальными и благотворительными вопросами.

– А мне почему-то кажется, что может. У меня даже уверенность в этом есть... У меня даже есть основания полагать, что случайностей в мире вообще не бывает. И поэтому я вынужден поставить перед вами, товарищ генерал, новую задачу. У Умара Ажигова есть хороший и весьма информированный источник в Кремле...

– Даже так? Вы не преувеличиваете могущество Ажигова?

– Я почти не сомневаюсь в существовании информатора. Дело вполне может повернуться так, что Ажигов сам просто исполнитель. Точно так же, как и Басаев... Но здесь я быть категоричным не рискну.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Ахмат снова приехал в дом к землякам. Ворота ему открыли сразу, не пришлось даже сигналить. Должно быть, кто-то наблюдал за улицей внимательно и узнал машину.

– Что с пленником? – спросил Ахмат у хозяина, поспешившего ему навстречу.

После телефонной беседы с Умаром Ахмат еще раз убедился в правильности своих мыслей. Пленник должен быть откровенно выброшен. Чтобы его опознали как можно скорее. Тогда Умар поймет, кто убирает его людей. И обязательно пожелает разобраться.

– Труп вывезем ночью. Где-нибудь выбросим. Ох, и живучий оказался. Полную обойму в него выпустили, а он все дергался...

– Отдергался, слава Аллаху. Только выбросить нужно немедленно. Ночью он уже будет не нужен. К утру самого Умара не должно быть в живых.

– Трудно. И остановить машину могут. И выбрасывать – чужих глаз полно.

– Так даже лучше, чтобы кто-то издали увидел. Так быстрее найдут.

– Как скажешь...

– Пойдем на склад... И пошли кого-нибудь отправить Завгата по назначению с приветом для Ажигова.

Хозяин, шаркая ногами, отправился в дом за ключами, по пути спросил о ком-то, ему ответили, и он двинулся дальше, тяжело преодолевая ступени крыльца. А Ахмат смотрел ему в спину и думал о том, что его родной отец на несколько лет старше, а выглядит на десяток лет моложе. Наверное, потому, что пожилые годы проводит дома, дышит чистым воздухом гор. По молодости отец намотался по золотоносным приискам Севера. Здоровья потратил много. Но и сейчас еще крепче тех, кто всю жизнь только торговать умел. Потому отец такой, что вернулся вовремя. И он сам, Ахмат, как только закончит свое дело, вернется домой. Продаст все свои магазины армянской мафии и вернется. Но продаст, конечно, за ту цену, которую сам назначит, а не за ту смехотворную, что жадные армяне предлагают. Они считают себя крутыми деловыми людьми. Крутизну обломать можно без проблем. И только после этого начать торговаться. Вообще Ахмат не любил иметь дело с армянами, которые всегда имеют в торговле склонность к обману. Но сейчас они реальные покупатели, а других искать долго. Потому и придется связаться, чтобы не затягивать свой отъезд.

При думах об отъезде мысли невольно вернулись к Людмиле, с которой прожил последние полтора года. Ее с собой он, конечно же, не возьмет. И даже говорил ей уже об этом. Зачем женщину обманывать и обнадеживать перспективами дальнейшей жизни, если сам таких перспектив не видишь. С женщинами Ахмат всегда старался быть честным. Они его любят не за то, что будет потом, а за то, что есть сейчас. Ему нравились такие отношения. Эти отношения подчеркивали, что он сам по себе немало стоит. И пусть ловят момент его внимания. Пусть наслаждаются тем, что успеют получить.

Но что-то долго Людмила не звонит. Она должна была позвонить, как только выпутается из этой истории с преследователями-чеченцами, что вышли на нее из-за неосторожности Ахмата. Надо было оставить грязь на номере машины, когда всю машину мыл. Если бы и остановил потом какой-то мент на въезде в Москву, легко можно было бы заплатить ему и тем обезопасить Людмилу.

Ахмат прошелся по чистому, ухоженному двору из конца в конец и достал «сотовик». Сам набрал номер, чтобы выяснить ситуацию. Людмила не ответила. Легкое беспокойство кольнуло в груди.

Текилов прошелся по двору теперь уже в другую сторону. И остановился у кирпичного забора в раздумьях, словно сам забор рассматривая.

Если люди Умара захватили Людмилу – дело осложняется. Надеяться на то, что Людмила не выдаст его, глупо. Люди Умара развязывать языки умеют. Гали Барджоев был сильным и гордым мужчиной, но и он не стерпел избиений и пыток. Чего же от Людмилы ждать. Обязательно сдаст...

Но не то страшно, что Людмила сообщит, кто ездил утром на ее машине. Это было бы даже хорошо, это подтвердило бы сообщение, которое получил Умар с подачи Текилова. Хуже, что Людмила знает адрес квартиры Ахмата. Вдруг да надумают сдуру боевики сунуться туда? Конечно, поймать Нури с братом Ажигову очень даже хочется. И он постарается это сделать. Но зачем ему поднимать шум и ломиться в чужую квартиру, дверь которой так просто даже выломать невозможно? Он же знает, что вечером они будут на улице возле станции метро. Более того, они должны быть не одни, а с самим Ахматом. Это должно показаться Умару более привлекательным.

Однако предупредить Ширвани все-таки следует. Ахмат набрал номер. Трубку взяла Нури.

– Это Ахмат. Позови брата.

– Он спит. Что-то ему передать?

– Сама запомнить сможешь? У тебя голова чистая?

– Я запомню лучше, чем он.

В этом она права. Если отошла уже от наркоты, то соображать она может лучше туповатого братца.

– Тогда запомни. Дверь изнутри закрой на задвижку. Если в дверь будет кто-то звонить и даже стучать, к двери не подходить. Когда выглядываешь в дверной «глазок», из подъезда это заметно. Если попытаются дверь открыть, тоже не выходить в коридор. Открыть снаружи все равно никто не сможет. На телефонные звонки не отвечать. Не брать трубку, как бы долго ни звонили. И не забудь, в час ночи вы должны стоять у дороги. Машина долго ждать не может.

– Хорошо, Ахмат. Спасибо вам. А что случилось?

– Пока ничего не случилось, но случиться может... На всякий случай, запомни мои слова хорошо.

– Я запомнила. И брату скажу, когда проснется.

Ахмат еще раз попробовал дозвониться до Людмилы. С тем же результатом. Очень это странно. Оплаченное время разговоров кончиться не могло. Он сам только позавчера купил ей карту экспресс-оплаты на шестьдесят единиц. Обычно такой карты хватает на месяц. С другой стороны, если бы Людмила попала в руки парней Умара, то «сотовик», обычно висящий у нее в чехле на шее, оказался бы у них в руках. И Умар не упустил бы возможность побеседовать с Ахматом. Как всякий не слишком развитый человек, он любит красивые эффектные слова. Ему в такие моменты кажется, что он сам выглядит красиво и значимо.

Вышел хозяин дома в сопровождении пары своих парней. Ребята молодые, боевые, но с хозяином почтительные. Стоит ему приказать – и один из них убьет другого. Но он этого приказывать не будет. Они очень нужны ему в Москве, чтобы не приходилось обращаться за помощью к посторонним. А помощь может всегда понадобиться.

Хозяин дал парням указания. Хозяину дома хочется перед Ахматом показать, как он много значит в этом мире. Много бы значил в самом деле, не получал бы указания старейшин тейпа подчиняться Ахмату Текилову. И совсем не так, как с парнями, разговаривает он с Текиловым. Конечно, подобострастия не показывает, но осознает, за кем реальная сила.

Парни направились на задний двор, где тоже имеется вход в подвал. Работа им предстоит не самая приятная, но необходимая. Тело Завгата сейчас отвезут, потом выбросят где-то из машины так, чтобы на него вскоре наткнулись. Документы с отметкой о регистрации у трупа при себе, в кармане, хотя они ему самому больше не нужны. Но нужны Текилову. Только не в руках, а в том же кармане обладателя, где они сейчас лежат. Труп опознают. Тогда уже через пару часов о находке станет известно Умару Ажигову. Это непременно выведет Умара из себя. Пусть волосы от злости на заднице рвет и обещает своим ребятам отомстить. Он не сможет не пожелать отомстить, иначе потеряет весь свой авторитет.

Ахмат вообще-то и без этого не сомневался, что Умар обязательно приедет к станции метро, чтобы повидаться с ним. Телефонный разговор с Ажиговым вел охранник-милиционер, что раньше сидел на посту в одном из магазинов Ахмата. Этот охранник фигурой и цветом волос на самого Текилова сильно походил, и, увидев его однажды со спины, Ахмат выделил парня среди остальных. Однажды поговорил мимоходом, потом поговорил основательнее. После третьего разговора снял мента с поста, оставив ему прежнюю зарплату. Стал использовать для особых поручений. Поддержка порой бывает необходима не только со стороны земляков. А люди, которых больше всего интересует заработок, всегда окажут за деньги нужную поддержку. Сгодится этот мент и ночью, когда в темноте будет изображать самого Ахмата. Хотя после этого деньги ему уже будут не нужны. У Умара немало серьезных ребят, которые умеют отлично стрелять. А в лицо самого Текилова знают только некоторые, да и то мимоходом. Конечно, Текилов предупредил мента об опасности и попросил надеть бронежилет скрытого ношения. И даже пообещал, что сам прикроет огнем и даже постарается не довести дело до выстрелов. И пообещал за риск крупненькую сумму. Мент согласился. После чего Ахмат решил, что парень согласится и киллером стать, только бы ему платили. Что же, если останется жив после сегодняшнего вечера, можно будет подумать, как его использовать.

Хозяин дома вслед за своими парнями спустился с крыльца и сам осмотрелся подозрительно, словно во дворе могли находиться посторонние.

– Пойдем, что ли...

Заднюю стену забора составляют подсобные помещения, сараи, выложенные из такого же красного кирпича. Крайний слева сарай, как Ахмат уже давно знал, занимает угольный склад. Осенью в задние ворота заезжает самосвал с углем, выгружается, и уголь для маленькой котельной перебрасывают в этот склад.

Хозяин открыл дверь ключом, вошел в помещение без окон и включил свет. Ахмат пошел по небольшой куче угля, оставшегося с прошлых лет. В задней стене ниша. Нужно просто надавить на нужный ряд кирпичей, крышка ниши приоткроется, а дальше открывать ее нужно уже руками. Что Ахмат и сделал. Этой нишей он уже несколько раз пользовался и знает все хитрости скрытого замка.

В нише три полки. Ахмат взял с верхней полки «калаш» со спаренными рожками, со средней – одноразовый гранатомет «муха». Оружие он сложил у двери, выглянул во двор и кивнул хозяину:

– Я машину подгоню. От лишних глаз...

Показаться во дворе с автоматом – в этом никакой проблемы нет. А вот разгуливать с гранатометом... Ни к чему лишние разговоры. Лишние разговоры всегда могут услышать посторонние растопыренные уши.

Ахмат проехал вокруг дома вслед за другой машиной. Догадался, что туда сейчас будут грузить вытащенное из подвала тело Завгата. Но сразу за домом он проехал дальше, к сараям. Оружие спрятал под заднее сиденье.

– Я сегодня не вернусь. Поеду попрощаться с Умаром...

– Если ты поехал на это, я мысленно уже попрощался с ним.

Ахмат ухмыльнулся на такую откровенную лесть. Выехав со двора, он остановился перед поворотом на шоссе и еще раз набрал номер телефона Людмилы. На сей раз почти сразу ответил мужской голос. Но голос явно русский, совершенно без акцента, как с удивлением понял Ахмат. Он растерялся.

– Кто это? Я с Людмилой поговорить хотел...

– А вы кто ей будете? – уже по этому вопросу можно было догадаться, что произошла беда.

– С кем я говорю? – вопросом на вопрос ответил Ахмат.

– Подполковник милиции Миллер. Так кто вы будете?

– Я живу с ней... – прямо ответил Ахмат, как опытный, хотя и отставной мент понимая, что теперь ему будут задавать немало вопросов и даже в чем-то неизбежно подозревать. – Можно сказать, что муж...Что случилось? Авария?

– Людмила Анатольевна Косаченко была расстреляна неизвестными, как только обратилась к милиции с просьбой защитить ее. Мне необходимо с вами встретиться. Вы, как я понимаю, Ахмат Темирович Текилов?

– Да. Я возвращаюсь в Москву. Постараюсь к завтрашнему утру быть на месте.

– Где вы сейчас?

– В дороге. Я хотел съездить в Назрань...

2

Зарема поправлялась на удивление быстро, только шум в голове, который она называла морским прибоем, хотя никогда в жизни морского прибоя не слышала, временами возвращался. Особенно если небо затягивалось тяжелыми тучами. А весной в горных районах погода неустойчивая. Быстрому выздоровлению способствовало ее желание поскорее увидеться с сыном. Как только у Арчи сняли с руки гипс, его забрала из больницы бабушка – мать Адлана. Но к Зареме в палату свекровь даже не поднялась, хотя и отпустила Арчи с медсестрой попрощаться с матерью. Должно быть, нашлись добрые люди, нашептали что-то про Зарему и Зураба, как это обычно бывает. Людям свойственно давать волю своему воображению. Осуждая других, они сами себе кажутся лучше.

Иного объяснения случившемуся сама Зарема не видела. Но она не обижалась. Что есть, то и есть. Пусть даже приукрасили люди свои рассказы, но если сказана в них правда, то ведь она из жизни взята. Отказываться от этого она не собиралась, только больше волновалась за Зураба, который, как ей говорили, стал тоже слегка поправляться, но положение его все еще оставалось нелегким, хотя уже и не опасным. И ждала, когда ей разрешат ходить, чтобы навестить его.

Рыжеглазый офицер ФСБ, думала Зарема, отвязался от нее совсем после того, как тетя Галя нажаловалась главному врачу. Оказалось, что не отвязался. И только лишь состояние больной стало стабильным, не внушающим опасений, он начал появляться снова, бесконечно повторяя одни и те же вопросы и пытаясь найти противоречия новых ответов с ответами прежними. Сейчас, когда она чувствовала себя легче, допросы эти стали ежедневными и уже так не утомляли. А когда рыжеглазый совсем надоедал, она тихо стонала и говорила, что у нее разболелась голова. Офицер сразу уходил, непременно с укором взглянув на тетю Галю, которая обязательно стояла во время допроса за дверью, готовая в случае надобности сразу же войти и с казачьей боевитостью выпроводить надоедливого представителя власти.

Вместе с медсестрой, опираясь на ее сильную, как у мужчины, руку, Зарема пробовала уже передвигаться по палате. Но в коридор выйти пока не решалась. Голова сильно кружилась даже от нескольких неуверенных шагов.

– Тебе двигаться больше надо, двигаться, – настаивала тетя Галя. – Не слушай ты врачей... Это им самим покой нужен, а не тебе. Чем больше двигаться начнешь, тем быстрее на ноги встанешь. Я на больных-то да на раненых насмотрелась за свою жизнь. С пятнадцати лет в больничных стенах работаю. И лучше любого врача знаю, кому что надо.

Ей Зарема рассказала всю свою историю. И о том, как на дорогу с автоматом выходила, желая убить какого-то русского солдата или офицера. И о том, как Зураб заступился за нее. И про другого офицера ФСБ, про капитана Басаргина, рассказала, который и устроил ее на работу, и даже насчет жилья договорился.

Ходить по палате они пробовали каждый день. И уже через неделю Зарема вдруг почувствовала, что может и по коридору пройти. И она пошла к Зурабу. Тетя Галя, которая в эту смену отдыхала, еще раньше рассказывала, что Зураб лежит в палате по другую сторону, в крайней, если повернуть влево.

Она пошла, придерживаясь за стену. В середине коридора Зарема подумала было, что сейчас упадет и обязательно стукнется перевязанной головой о пол. Испугалась. Предстали перед глазами неизбежные новые операции и опять долгое лежание без движения, так утомившее ее, отнявшее больше сил, чем сама травма. Именно этот испуг и придал ей силы. Заставил идти, не останавливаясь, пока рука не легла на дверную ручку последней двери.

Она оперлась на эту ручку, чуть не легла на нее обессиленным телом, и дверь раскрылась, как показалось, с шумом и грохотом.

В палате была дежурная медсестра.

– Вам кто вставать разрешил? Как вы дошли сюда? – взревела медсестра, как сирена «Скорой помощи».

А Зарема, чуть не падая, шагнула вперед и позвала:

– Зураб...

Он услышал ее. Сама Зарема никогда бы не узнала его, перевязанного больше, чем она сама. И попытался приподняться на локте.

– Зураб... – сказала Зарема уже более спокойно и уверенно.

Медсестра поняла все, с женской чуткостью ощутила необходимость этого свидания для обоих и подхватила обессиленную Зарему одной рукой под локоть, второй за талию, помогла дойти до кровати Зураба и присесть на нее.

А они смотрели друг на друга и ничего не говорили. Просто смотрели, и им было все ясно.

– Арчи где? – спросил наконец Зураб.

– У бабушки, – ответила она, благодарная ему за этот вопрос.

– Ты как?

– Уже хожу... В первый раз...

Он понял, что она встала в первый раз и сразу пошла к нему. И в глазах Зураба мелькнула радость.

– Скоро и я... – ему даже не надо было собирать силы, чтобы договорить фразу до конца. Она и так поняла, что он тоже надеется вскоре встать. Хотя вид у него был более больной, чем у нее.

– Сестра, – позвал голос из угла палаты. – Мне «утку» надо...

Медсестра тоже умеет понимать недосказанное. Она поняла, что больной стесняется чужого женского присутствия.

– Все, – подошла она к Зареме. – Погостила, и будет... Пойдем, я помогу тебе...

* * *

Прибежала тетя Галя.

– Что ж ты, дурочка моя, наделала...

– Что? – не поняла Зарема.

– Зачем же ты к Зурабу ходила! Моего дежурства дождаться не могла?

– А почему нельзя?

– Можно... Вот и сходила... Там сейчас у главного врача этот... Рыжеглазый... Из ФСБ... Ругается... Он же ведь и Зураба тоже подозревает, допрашивает, как тебя, каждый день... А теперь, говорит, тебя надо переводить в следственный изолятор в Грозный. Там лазарет есть. Туда тебя хотят... Врач пока не соглашается. У тебя же даже швы не сняли. Решили через неделю... А пока часового к твоей палате поставят...

При общей тесноте в отделениях больницы Зарема одна занимала целую палату, потому что не было в отделении экстренной хирургии больше ни одной женщины-пациентки. Во всей больнице еще только две женщины, как тетя Галя рассказывала, и обе в инфекционном отделении.

– Зачем часового? – не поняла Зарема. – Почему с Зурабом видеться нельзя?

– Этот... говорит, что вы сговорились уже, какие показания давать. Для того ты, лежачая, дескать, и ходила... Сидели, говорит, в палате и шептались...

– Когда шептаться? Когда мы успеть могли? Я же меньше минуты у Зураба была. Еле дотащилась туда. Только-только дыхание перевела... А он и говорить почти не может. Только про Арчи успел спросить и про мое здоровье. И все...

– Этому ж разве докажешь... Он свое твердит... Теперь часового поставят, и будешь ты арестованная... Чтоб, значит, не сбежала, раз начала ходить...

Зарема села на кровать, рядом с которой стояла. Опять прибой в голову ударил. Да какой это прибой? Это шторм целый разыгрался, и бушует, и колотит волной... И больше ничего она сказать не смогла.

Если по честности разобраться, то Зарема всерьез рыжеглазого офицера ФСБ не воспринимала. Ну, ходит, ну, спрашивает – работа у него такая: много спрашивать. Может, что-то из ответов ему и сгодится для дела. Но обвинения в свой адрес она не могла воспринимать как угрозу. Ведь она же все честно рассказала, как дело было... И Зураб свидетель...

– Что делать будем? – спросила тетя Галя. – Он ведь всерьез про часового-то...

– А что я сделать могу? – вдруг сухо и гордо ответила Зарема. – Я все рассказала. Мне больше добавить нечего. Если виноватая я в чем-то, пусть судят...

– Им, таким, виноватых-то трудно найти... Они и ищут, кто ответить за себя не может, и сажают, кто под руку попадется... И тебя, и Зураба твоего посадят за милу душу... Что с сыном-то будет?

Этот аргумент, казалось, совсем сбил с Заремы гордость. Опять заштормило в голове, и даже сидя она головокружение почувствовала.

– Как же быть? Что мне сделать надо?

– Думай сама. Откуда я знаю... – медсестра ответила даже сердито.

Она ушла. Зарема долго лежала в тишине. И ни одной стоящей мысли не возникло. Мысли, что помогла бы ей понять ситуацию и что-то придумать. Потом в дверь постучали, возвращая ее к грустной действительности. Стучал перед тем, как войти, только рыжеглазый офицер ФСБ.

Она никак на стук не отреагировала. Только глаза закрыла, прикидываясь спящей. Он вошел и без приглашения. Зарема услышала, как загремел по полу пододвигаемый стул.

– Проснитесь... – сказал рыжеглазый. – Я должен сообщить вам, что вынужден поставить у вашей двери часового, чтобы вы не сбежали и не имели возможности общаться с сообщником.

– Вам лечиться надо, – сказала Зарема. – Вас нужно срочно отправить в больницу для умалишенных... И никогда оттуда не выпускать. Никогда! Как можно вообще жить и всех подозревать? Как можно невиновных людей обвинять и после этого с другими людьми общаться, жену иметь, детям своим в глаза заглядывать... Стыдно перед детьми должно быть...

– Таким образом вам не удастся убедить меня в своей невиновности.

– Я вас ни в чем не собираюсь убеждать. Мне вас просто жалко. Несчастный вы... Вас никто по-настоящему не любит... И вы никого по-настоящему любить не умеете...

* * *

Рыжеглазый приготовил новые вопросы.

Он называл имена людей, о которых Зарема слышала или не слышала, и спрашивал, в каких она отношениях с этими людьми. Она ни в каких отношениях с ними не была, ни с кем не была даже знакома лично, кроме одного человека, своего односельчанина, который учился в школе вместе с ней и с Зурабом, только классом старше. Так она и сказала.

– Значит, это он передавал вам взрывчатку... – по-своему отреагировал на это рыжеглазый.

Она опять закрыла глаза, показывая, что разговаривать с офицером не желает.

Он понял это и встал, с грохотом отодвинув стул.

– Через неделю, а может быть, и раньше, вас переведут в лазарет следственного изолятора. Там с вами никто церемониться не будет. И вы себя будете по-другому вести.

Он ушел, а дверь тут же скрипнула снова. По тяжелым шагам Зарема узнала тетю Галю. Но глаз не открыла. Даже добрую медсестру видеть сейчас не хотелось.

– Я вот что придумала, – торжественным шепотом произнесла тетя Галя. – Письмо надо с жалобой написать. Сразу президенту...

3

Генералу позвонили на сотовый телефон.

– Так. Понял. Хорошо. Она молодец. Мы заедем по дороге. Окрестности блокировали? Да. Да. Пусть так и остается. Да. Отлично. Посты держать постоянно.

Он убрал трубку и поделился с Басаргиным новостями:

– Ахмат Текилов заволновался по поводу молчания своей расстрелянной подруги. Дважды звонил ей и нарывался на тишину. Это проконтролировали ваши парни через спутник. К нам в управление позвонил Гагарин и попросил связаться с ментами, чтобы они ответили с трубки Косаченко. Боялся, что Текилов предположит захват Людмилы Анатольевны людьми Умара Ажигова, «сдачу» его и визит людей Умара к нему на квартиру. И постарается найти для брата с сестрой до вечера новое убежище. Пока менты чесались, Ахмат уже сам на квартиру позвонил и предупредил, чтобы никому дверь не открывали и телефонную трубку не брали. Разговаривал с Нури. Наши сотрудники, что дежурят на квартире Текилова, побоялись подпускать к телефону Ширвани по причине медленной сообразительности. Через некоторое время Текилов опять позвонил Людмиле Анатольевне, и ему ответили. Потребовали его присутствия. Он сказал, что ехал в Назрань, но возвращается и к утру будет в Москве.

– Молодец. Соображает. Сразу и алиби себе приготовил.

– Нет желания заехать со мной туда и познакомиться с местом будущего действия?

– Заезжать с вами мне придется в любом случае, потому что свою машину я оставил на стоянке около управления. А это не рискованно? Вдруг да пожалует Текилов по какой-то своей надобности.

– Окрестности дома и станции метро контролируются нашими постами. Своих людей нам не хватало, пришлось взять с собой половину службы «наружки». Но там парни опытные. Появление Текилова будет отмечено заранее. Даже выход с перрона метро контролируется. Мы успеем уйти.

– Тогда едем. Минеры работу закончили.

Они прошли сначала в кабинет директора, дали тому подробные инструкции, как себя вести в случае проверки боевиками своих компьютеров.

На прощание Басаргин стал наводить справки по совершенно непонятному для генерала вопросу:

– А где сейчас ваш психотерапевт?

– Он сегодня не работает. Будет только завтра.

– В воскресенье?

– В воскресенье. К нему на одиннадцать часов пациент напросился. Говорит, была просьба важного человека, он не смог отказать.

– Пациент или пациентка?

– Насколько я знаю, пациент. С проблемным ребенком. Впрочем, точно я не могу сказать. Геннадий Аркадьевич их всех зовет одинаково. Говорит, что человек приедет. И все...

– Он постоянно ведет здесь прием?

– Он вообще не ведет прием. Он занимается наукой. Иногда к нему посылают тех, от кого отказались врачи. И он со своей работой справляется.

– А кто просил принять завтрашнего пациента?

– Вы попробуйте сами пообщаться с Геннадием Аркадьевичем. Он считает, что произнесение лишних слов лишает человека энергии. И лишних слов не произносит никогда... Даже на вопросы порой не отвечает, если считает это для себя не нужным. Сложный человек. Но очень талантливый специалист.

– Чем он конкретно у вас занимается?

– Выясняет способности детей к творчеству и развивает эти способности. Удивительные результаты...

– Спасибо за информацию, – сказал Басаргин.

Они вышли на улицу. Компьютерщики и минеры уже ждали в машине.

– К метро «Парк культуры», – распорядился генерал.

Дорога заняла много времени. Водитель микроавтобуса не любил, должно быть, плутать по узким обходным улочкам, предпочитая спокойно простаивать в очереди перед светофором. На подъезде к последнему повороту генералу опять позвонили. Он выслушал сообщение, ответил коротко:

– Действуйте в соответствии с планом.

И тут же прокомментировал сообщение Басаргину:

– Странно. Текилов приближается. Едет на квартал впереди нас. Нас уже тоже «определили». Что ему там делать? Не подвел бы только Ширвани!

– Ахмат в квартиру не пойдет, – покачал головой Александр. – Он произведет осмотр местности и подготовит себе место для будущего нападения на Умара. Возможно, у него там «схрон» с оружием есть. Проверяет сохранность.

– Может быть, и так. Даже скорее всего так. Хотя место действия он должен знать заранее, еще до того, как назначил Ажигову встречу. На месте и мы сориентируемся – где его ждать, как его ждать, с какими силами...

– В этом вы правы. Он давно и хорошо знает место. Ахмат слишком опытен, чтобы назначать такую важную встречу в случайном месте. Но он должен предвидеть ситуацию, когда Умар попытается его перехитрить, и должен попытаться просчитать наиболее эффективные варианты своей засады. Как бы вы сами поступили на его месте?

– Я никогда не окажусь на его месте, – ответил генерал сердито.

– А я бы на его месте выставил вместо себя «подставу». Он же сказал Байрамхановым, что будет рядом. Не такой он дурак, чтобы подставлять себя под пули. Он выставит недалеко кого-то, похожего на себя. Где-то в полумраке. И даже обязательно уже подготовил такого человека. И человек этот, вероятно, не знает, что его ждет. Причем приметная машина Текилова будет стоять рядом, но хозяина в ней тоже не окажется. А сам Ахмат будет стрелять совсем с другой стороны. Там есть кусты?

– Есть кусты, есть участок ремонтируемой дороги. Есть два вагончика дорожных строителей, есть строительная техника. Места, где спрятать, скажем, снайпера, хватает. Но сам Умар Ажигов...

– Надо быть очень внимательными, чтобы не показаться на глаза людям Умара. Я думаю, они уже здесь и контролируют место. Они Текилова определят и вычислят. Хорошо бы вычислить и их самих. Но брать их нельзя. Иначе Умар просто не пожалует на свидание.

– Верная мысль, – согласился генерал и стал тут же звонить с предупреждением постам «наружки». Убрав трубку, попросил водителя: – Постарайтесь пробиться через этот «лес»... Нам нужно догнать красный «Рейнглер». Он впереди метров на двести.

Водитель кивнул:

– Сделаем!

И через пять минут медленного преодоления «полосы препятствий» показал:

– «Рейнглер» на четыре машины впереди. Если надо, могу и обогнать.

– Обгоняйте, если успеете. Мы уже почти приехали. Постарайтесь встать, недоезжая станции метро.

Весь Комсомольский проспект впереди, насколько можно было просмотреть, загроможден едва ползущими автомобилями. Даже мост, который пока еще только угадывался по прямому направлению движения. И водителю пришлось проявить чудеса изворотливости, чтобы протиснуться вперед и кого-то еще обогнать. В это время позвонили Басаргину. Александр посмотрел на табло АОНа. Из офиса.

– Слушаю.

– Саша, – пробасил Доктор так, что трубка завибрировала и исказила голос, мешая слушать, и Басаргину пришлось убавить громкость, – ты где сейчас гуляешь?

– Подъезжаем к метро «Парк культуры».

– Похоже, ты хорошо различаешь запахи, ищейка!

– Есть что-то интересное?

– Туда же сейчас подъезжает Ахмат Текилов...

– Знаю. Я вижу его машину.

– Вот, – вздохнул Доктор в трубку так, словно промышленный вентилятор «дунул» в аэродинамическую трубу, в которой испытывают летные качества самолетов. – Ничем тебя, к сожалению, не удивишь. А больше ты никого там не наблюдаешь?

– Наблюдать не наблюдаю, но из твоего звонка делаю вывод, что сюда же направляется сам Умар Ажигов.

– Он самый! – рявкнул Доктор. – Люди Умара засекли машину Текилова. Они караулили его здесь и возле квартиры Косаченко. Как только увидели машину, позвонили Умару. Он едет к месту, но своим приказал действовать по обстановке. Переговоры велись на чеченском. Слава богу, здесь оказался Зураб...

– Доктор! Быстро сделай максимальное увеличение спутниковой карты. На какой машине Ажигов?

– Я уже сделал максимальное... По-моему, это микроавтобус. Может быть, «Газель», но я не уверен. На «Газель» ориентироваться не стоит, потому что может быть что угодно.

– Постарайся. Рассмотри!

– Раскладывается на пикселы... Невозможно увеличить... Смог мешает. И легкая облачность.

– Ладно. Будут новости, сообщай. Мы тоже действуем по обстановке.

Басаргин убрал трубку и посмотрел на Астахова. Генерал терпеливо ждал капитанского комментария.

– Умар едет сюда. На микроавтобусе. Марку машины разобрать не удалось. Видимо, спутник в зоне плохой видимости или мешает смог.

– Когда у нас будут такие спутники... – вздохнул генерал.

Басаргин не стал поддерживать разговор в плачущем режиме.

– У нас были такие спутники... Но сейчас дело не в этом. Ажигова караулили на подъездах к своему дому и около дома Косаченко. Система добывания информации у террористов поставлена отлично. Они засекли его. Умар дал приказ действовать по обстановке. Они работают с Текиловым на опережение.

Генерал достал уже свою трубку, чтобы отдать необходимые распоряжения, но еще продолжал разговор и с Басаргиным.

– А брата с сестрой?

– Может быть, знают, может быть, предполагают... В любом случае, мне кажется, на квартиру к Текилову они наведаются. Хотя бы ради проверки...

Новый звонок не дал Басаргину договорить. Опять что-то пожелал сообщить Доктор.

– Слушаю.

– Саша, я в сводки МВД заглядывал. Срочное сообщение. Из «Волги» с замазанными грязью номерами на ходу выброшен труп. При нем документы на имя Завгата Чочиева. Жена приехала, опознала. Множество огнестрельных ранений и следы активного избиения. Убит еще утром. Вполне может быть, что это и есть тот Завгат, что пытал Гали Барджоева. Текилов добрался до него и выбросил специально, чтобы подразнить Ажигова.

– Спасибо, я понял. Это веская причина, чтобы Умару поторопиться. Если ему успели сообщить...

– Кому будет сообщать жена в чужом для нее городе? В первую очередь друзьям, чтобы помогли с похоронами. Друзья сообщат другим друзьям. Если это он, значит, до Ажигова весть дошла уже через несколько минут. А произошло это около полутора часов назад. Вполне допустимо...

– Понял. Что будет, сообщай, – сказал Басаргин и повернулся к генералу.

Астахов тем временем уже набрал номер, но посмотрел на Александра.

– У меня нет здесь группы захвата. Только парни из «наружки» и двое наших ребят в гражданском, но они охраняют Байрамхановых. Ни на одном нет даже бронежилета. «Наружка», скорее всего, без оружия. У наших парней только пистолеты. Я – без оружия. Кто еще вооружен?

– У меня пистолет, – сказал Александр.

Минеры и компьютерщики промолчали, но молчание это было тоже ответом.

– Что будем делать?

– Упускать нельзя.

– Это я понимаю. Они будут захватывать Текилова. Отдать его им – значит отправить на мучительную смерть. Алло! – резко сказал генерал в трубку. – Пусть брат с сестрой закроются изнутри на задвижку. Вы оба выходите к станции метро. Красный джип «Рейнглер». На нем подъедет Текилов. Здесь же люди Умара. На подъезде и сам Умар. Они будут брать Текилова. Очевидно, вооружены автоматическим оружием, как в случае с Косаченко. Необходимо им помешать и, по возможности, захватить Ажигова. Нас мало, поэтому обстановка серьезная. Приказ: стрелять на поражение!

Генерал давал еще какие-то распоряжения, но у Басаргина опять зазвонил «сотовик».

– Саша! Это Андрей. Мне Доктор сообщил ситуацию. Я не так далеко от вас. Нужен?

– Гони, хоть по тротуару!

Генерал свою трубку убрал и посмотрел на Басаргина.

– Тобако рядом. Он всегда вооружен.

Астахов кивнул.

– Хорошо бы ему успеть. Четыре ствола. Уже проще... Обгонять надо обязательно... – генерал тронул водителя за плечо. – На машину, которая уже стоит на месте, внимания обращают меньше, чем на подъехавшую следом. – Он обернулся к компьютерщикам и минерам. – Все безоружные создают фон. Настоятельная просьба: статистам под стволы не подставляться. По возможности блокировать и лишить возможности заниматься своим делом водителя нападающей машины.

Басаргин диву давался, глядя на то, как изловчился их водитель протиснуться на встречную полосу, по ней, с риском столкновения, обогнать джип Текилова, заставив, наверное, Ахмата вспомнить русские просторечные выражения, потом свернуть во второй ряд и по второму ряду сделать еще два обгона, прежде чем выбраться в первый ряд, заехать двумя колесами на газон и занять место в ряду первых перед светофором машин. Текилов за это время с трудом перебрался во второй ряд. Свою машину бережет и осторожничает.

«Фольксваген» группы подъехал почти к станции метро.

– Здесь остановите, – сказал генерал. – Выходим все, смотрим на часы, дожидаясь того, кто опаздывает. Нервничаем. Два наших сотрудника уже на месте. Александр Игоревич, вы понимаете обстановку. Потому и для вас повторяю: стрелять на поражение!

– Я слышал, – ответил Басаргин.

Он узнал в лицо офицеров «Альфы», остановившихся у трейлера, торгующего всякой снедью. Они жевали шаурму, стаканчики с горячим кофе в руках меньше всего предполагали готовность обоих к активным боевым действиям.

– Где же Тобако? – спросил Астахов чуть не сердито, словно Андрей обязан был уже ждать их на месте.

– Должно быть, добирается, – Александр, перед тем как покинуть машину, передернул затвор пистолета, досылая патрон в патронник, и поставил предохранитель на место. Как всегда в минуту приближающейся опасности, слегка щекотало нервы волнение, но он хорошо знал – когда опасность придет, придет и хладнокровие.

– Выходим. Текилов приближается...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Часового-милиционера у дверей палаты выставили только после обеда. Сначала Зарема слышала его шаги. Потом о его присутствии с возмущением рассказала тетя Галя.

– Стул у дежурной медсестры отобрали, чтоб часового посадить. Надо же! Стол к дивану пододвинули. А часовой этот и не сидит. Ходит все, охранник окаянный!

Одновременно выставили часового и у общей палаты, где лежал Зураб.

Присутствие часового не сильно Зарему обеспокоило. Не до того ей было. Мысль о письме президенту, подсказанная тетей Галей, сначала показалась абсурдной. Да разве может президент такой большой страны заниматься проблемами какой-то никому не интересной женщины-чеченки, у которой к тому же муж был боевиком и воевал против федеральных войск. Потом подумалось, что президенту, может быть, как раз и нужен такой пример, чтобы показать свое отношение к чеченскому народу, к судьбе простой женщины. Не настолько президент глуп, чтобы упускать подобную возможность получить одобрение многих чеченских матерей, когда выборы на носу. Вместе с раздумьями по капле, по капле стала собираться надежда. А уже через час Зарема просто загорелась идеей и обдумывала, что и как ей следует написать.

В дверь постучали. Стучит обычно только рыжеглазый офицер ФСБ, врачи и медсестры без стука входят, а посещать ее в больнице некому, да и время для посетителей неурочное. Но что рыжеглазому опять нужно? Он же был уже сегодня...

Зарема по обыкновению на стук не ответила. Не хотелось видеть неприятное, надоевшее лицо. И дверь не открылась. Значит, это не рыжеглазый. Тот сначала стучит, предупреждая о своем приходе, а потом уже заходит. Кто же это может быть?

Простое женское любопытство заставило Зарему сначала сесть, а потом, взявшись рукой за спинку кровати, и приподняться. Вчера ей легче ходилось. В этот раз дойти до двери оказалось так же трудно, как дойти до далекой палаты Зураба. Уже взявшись за дверную ручку, она несколько секунд посомневалась, перевела дыхание и слегка приоткрыла дверь, коротко скрипнувшую. Стоящий за дверью высокий и массивный человек повернулся и засветился широкой добродушной улыбкой, сверкнул в полумраке коридора белыми блестящими зубами.

Часовым-милиционером оказался Нугзар Гогаладзе, товарищ Зураба. Один из тех, кто отвозил Зарему в первый раз в деревню после разговора с Басаргиным и потом приезжал вместе с ним за Заремой. Он всегда казался Зареме человеком надежным, как большая гора.

– Здравствуй, – сказал Нугзар. – Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо. Поправляюсь, – ответно улыбнулась она, хотя улыбка далась ей с трудом – разучилась уже улыбаться за последнее время. – Ты проходи в палату.

Нугзар оглянулся через плечо.

– Нельзя мне. Я на посту.

– Как Зурабу помочь? – спросила Зарема. – И его тоже подозревают.

– Не волнуйся. Мы с ребятами письмо в генеральную прокуратуру написали. Это же глупо, вас обвинять... – он даже тяжелую ладонь ей на плечо при этих словах положил, подбадривая. – Козла отпущения ищут, чтобы было на кого дело свалить... Так что не беспокойся. Мы поможем...

– Спасибо, Нугзар. Мне стоять тяжело. Ты зашел бы...

Он даже вздохнул от неудобства своего положения.

– Нельзя. Иди ложись и не беспокойся... Держись. И сама за себя борись. За сына своего борись. Сильной будь. Будешь сильной, никакие следователи с тобой справиться не смогут... Человек – не домашняя кошка, он сам должен своей судьбой управлять!

Она, кивнув, осторожно прикрыла дверь и добралась до кровати.

Значит, друзья Зураба верят ему и ей и пытаются помочь.

Если даже посторонние люди помочь пытаются, значит, сама-то она тем более должна старание проявить...

Надо писать письмо!

* * *

Часового сменили. Об этом сообщила тетя Галя.

– Тот-то ваш был, чечен, а этот русский.

– Тот был не чечен, а грузин, – поправила Зарема.

Зарема попробовала писать. Но с ее изуродованной рукой это получалось плохо. Пальцы не держали ручку, а когда она все же умудрялась зажать ее большим пальцем и мизинцем, то буквы расползались в разные стороны.

– Нет, – решила она после нескольких попыток. – Такое письмо отправить стыдно будет. Да и не будет президент читать такие каракули. Нет у него времени мой почерк разбирать...

Она даже ручку в досаде на кровать бросила.

– Уродина я и есть уродина!

По-мужски топая тяжелыми ногами, тетя Галя прогулялась по палате, в окно выглянула.

– А давай я за тебя напишу. А вначале так и скажем, что ты писать, мол, сама не можешь, потому что у тебя рука изувечена. Ему все равно ведь, кто пишет, лишь бы там правда была сказана...

Зарема подняла в раздумье свои красивые брови.

– Ладно, – Зарема наконец решилась. – Ты пиши, а я рассказывать буду. Надо ведь так написать, чтобы понятно стало... Я, все одно, сама-то по-русски хорошо написать не сумела бы...

Тетя Галя уселась на свободную кровать, передвинула сильными руками тумбочку, чтобы писать было удобнее, и приготовилась, а Зарема, сидя на своей кровати, задумалась.

Только незадолго перед этим она, казалось бы, нашла нужные слова. Она хотела начать сразу резко со своей душевной боли, с того, что у нее не осталось уже сил на жизнь, но она живет только потому, что у нее есть сын-инвалид, который останется без матери никому не нужным и совсем беспомощным. Но сейчас эти приготовленные слова показались совсем не нужными и неуклюжими. Они вообще как-то забылись и не захотели больше вспоминаться. И она начала диктовать тете Гале совсем другое. Начала извиняться за то, что причиняет беспокойство занятому человеку со своими мелкими бедами. Потом Зарема стала извиняться за то, что не имеет возможности писать сама и прибегает к помощи медсестры тети Гали. И только после этого стала рассказывать, почему она сама писать не может. Этот рассказ получился еще более долгим, потому что поведать пришлось обо всем, начиная с того момента, когда пришли ночью в их дом бородатые люди и велели Адлану собираться и идти с ними. И кончая тем, как она в первый раз очнулась в госпитале с перевязанной головой.

После такого пространного рассказа собственная жизнь вспомнилась снова во всех ярчайших красках, которые со стороны должны, наверное, смотреться тусклыми. Но переживания возобновили душевную боль, и она принялась рассказывать о себе все... И закончила тем, что вот лежат они с Зурабом в больнице еле живые, а около их палаты поставили часовых...

* * *

– И не знаю, что у нас получилось... – сказала тетя Галя, перелистывая страницы, исписанные крупными буквами. – Станет ли он читать, когда так много написано?

Зарема посмотрела на нее слегка затравленно. Она еще не отошла от болезненных переживаний, заново всколыхнувшихся в ее душе, и новый прибой приближался грозным фронтом.

– Знаешь что, у нас на улице старик один живет, он все книги про казаков пишет. Ни одной не напечатали, а он все пишет. Грамотный шибко. Отнесу я ему, пусть перечитает и поможет правильно написать. А то, глядишь, и на машинке напечатает. У него машинка печатная своя есть.

– Пусть... – устало согласилась Зарема и откинулась на подушку. Силы ее истощались быстро. Моральные даже быстрее, чем физические.

Она очень устала после такого непривычного занятия. И даже, как ни странно, после пережитых заново воспоминаний подступило равнодушие к своей судьбе.

Трудно силу свою проявлять, ох как трудно сделать это женщине. Женщина привыкла, что сила мужчине принадлежит и женской судьбой управляет.

А иногда приходится и свою силу искать и испытывать...

* * *

Тетя Галя прибежала возмущенная и обеспокоенная.

– Миленькая ты моя, что же это будет...

– Что еще, теть Галь? – спросила почти равнодушно.

– Врач сказал, что завтра тебе швы снимут, а там посмотрят, может, через пару дней увезут в изоляторский лазарет. Да как же такую-то в тюрьму-то?..

Зарема даже не вздохнула в ответ. Новая беда казалась ей незначительной после заново пережитых прежних. Она не слишком боялась того, что ей предстоит.

2

Ахмат Текилов вырулил из ряда автомашин лихо, хотя и несколько рискованно, и заскочил, перевалившись через высокий бордюр, правыми колесами на тротуар. Он занял свободное место между «Фольксвагеном» ФСБ, откуда все уже вышли, и каким-то стареньким грузовым микроавтобусом непонятной модели. И почти тут же за Текиловым из ряда машин на дороге вырулила «Газель» и припарковалась впереди грузового микроавтобуса.

«Газель», благодаря подсказке Доктора Смерть, стала сразу же объектом внимания группы.

Басаргин рассеянным взглядом окинул окрестности. Со стороны могло показаться, что он просто рассматривает привычный для городского пейзажа поток машин, безостановочно ползущий и бесконечный. На самом деле он искал Тобако.

Текилов покинуть машину не поспешил. Через тонированные боковые стекла плохо видно, чем он занимается в салоне, – по телефону ли разговаривает, просто ли осторожничает и высматривает публику около входа в метро. Несомненно, группа у «Фольксвагена» должна привлечь его внимание хотя бы своей численностью. Но у него нет очевидных причин опасаться людей откровенной славянской внешности. Он не знает в лицо ни Басаргина, ни даже Тобако, с которым коротко разговаривал по телефону. И осмотром Ахмат должен бы удовлетвориться. Вокруг входа на станцию метро идет активная торговля. И ни одно подобное место обойтись без кавказцев не может, потому что семьдесят процентов всей частной торговли в центральной части России принадлежит им. Ахмат хорошо знает именно эту станцию метро, рядом с его домом расположенную, и сейчас должен присмотреться и проконтролировать ситуацию. Ажигову в этом случае следует проявить предельную осторожность и умение маскироваться, чтобы не попасть в поле зрения Ахмата.

Но опыт Умар Ажигов имеет немалый, а хитрость лисью, хотя на знамени боевиков, под которым Умар воюет, и изображен волк. Текилов ничего не смог заподозрить и вышел из машины. Но не со стороны водителя, а через правую дверцу, оставив саму дверцу приоткрытой и двигатель машины включенным. Тоже лис, которого перехитрить не просто! При первой же опасности юркнет в машину, даже не обходя ее, и попробуй достать его потом на дороге, где протиснуться нельзя!.. Только бегом и догонишь... А он на боковую улицу свернет... Там движение меньше, а если Ахмат хорошо знает ближайшие дворы, то имеет все шансы уйти.

Но пока он не показал желания бежать. На тротуаре Ахмат остановился, сунул в рот сигарету и поднес к лицу руки, закрывая от ветерка пламя зажигалки. Очень удобная поза, чтобы лишний раз осмотреться. Но он беглым взглядом контролировал ситуацию по сторонам и впереди, а она начала развиваться сзади.

Однако ситуацию за спиной у бывшего капитана уголовного розыска из Назрани контролировали генерал Астахов со своими людьми и Басаргин.

– Владимир Васильевич, – слегка позевывая и потому закрывая рот ладошкой, сказал Александр.

– Вижу, – отозвался генерал, отвернулся от направления наблюдения и сделал знак глазами своим людям около торгового продуктового трейлера.

Те поняли.

Текилов тем временем прошел к другому трейлеру, торгующему напитками. И не перед окошком остановился, а зашел в служебную дверь. Прослушать разговор в трейлере невозможно, поэтому внимание оперативников временно переключилось на старенький микроавтобус, у которого приоткрылась сзади дверца. Совсем немного приоткрылась и ненадолго. Но взгляд наблюдателя отметил в полумраке грузового отсека людей в масках «ночь».

– Возвращается... – сообщил компьютерщик Юрий Васильевич, наблюдая за Текиловым в зеркало бокового стекла «Фольксвагена».

Дверцы старенького грузового микроавтобуса раскрылись чуть шире, и уже обе. Предстартовая готовность. Ощутил такую же готовность и Басаргин, взявшись левой рукой за полу пиджака, готовый в любой момент отдернуть ее, чтобы выхватить пистолет.

– «Газель» не забывай, – сказал генерал.

«Газель» по-прежнему стояла впереди, но оттуда никто не вышел. Если это Ажигов приехал, что вполне вероятно, то он наблюдает картину «волчьей охоты» и, может быть, даже командует ею. Сам он, со своей осторожностью, на тротуаре, конечно, не покажется и не подставится под выстрел. Хотя Басаргин готов был при его появлении стрелять сразу на поражение, надеясь узнать знаменитого Умара по известным фотороботам.

Астахов, должно быть, подал какой-то «фирменный» знак, понятный только офицерам «Альфы». Оба они бросили в высокую урну стаканчики с недопитым кофе, отправили туда же недоеденную шаурму и двинулись неторопливо по диагонали, высчитав точку пересечения своего пути с путем Текилова – в двух шагах от «Рейнглера».

Самому Текилову осталось сделать до машины всего четыре шага, когда из грузового микроавтобуса выскочило шесть человек в черных одеждах, в масках «ночь», в черных бронежилетах и с крупной надписью на спине – «ОМОН». Басаргин никак на эту надпись не отреагировал, потому что он знал хорошо: весь ОМОН вооружен короткоствольными «калашами», и уж никак не может быть у работников милиции автоматов «АК-47», давно снятых с вооружения. Но для простых людей это были настоящие омоновцы, и никого не смутила бы любая силовая акция с их стороны против какого-то кавказца, приехавшего на дорогом «Рейнглере».

Сам Ахмат остановился и сначала тоже не разобрался в ситуации. ОМОНу не могло быть вроде бы до него дела. Никак он еще не успел перед ними засветиться, хотя сомнения мелькнули. Опыт сыщика сказался все же, хотя и с задержкой на пять долгих секунд, которых хватило, чтобы сзади к нему, обгоняя офицеров «Альфы», подскочили еще двое и толкнули в спину. От неожиданности он упал прямо под ноги к спешащим лжеомоновцам и сразу получил удар прикладом в шею.

Тут и подошло время вступить в действие «альфовцам» и Басаргину.

Астахов сделал всего три шага вперед, чтобы оказаться в гуще событий.

– В чем дело, господа? Что происходит? – Генерал спросил спокойно и уверенно, но никак не показывая свою готовность к резким действиям. Этих действий от него не ожидали еще и потому, что остальные члены группы, от которой Астахов отделился, не только не приближались, но даже рассеялись – водитель и компьютерщики отошли в сторону дороги, чтобы блокировать водителя грузового микроавтобуса, если тот заведет двигатель. Двое, подошедшие со стороны и остановившиеся рядом, показались просто посторонними уличными зеваками.

– Пошел отсюда... – ближайший «омоновец» ответил Астахову с ужасным горским акцентом и замахнулся прикладом с откровенным желанием не испугать, а приложиться со всей силой.

Генерал среагировал только в самый последний момент, когда рука боевика уже начала разгибаться и ему, казалось, не избежать страшного удара в лоб. Однако Астахов свою голову, должно быть, сильно любил и потому продемонстрировал прекрасную реакцию и чувство дистанции, уклонившись не больше, чем следовало, чтобы приклад просвистел в паре сантиметров от уха.

А потом произошло что-то невообразимое. Человек в дорогом гражданском костюме, внешне не слишком спортивный и уж совсем не молодой, вдруг произвел несколько неуловимых движений руками и одно только движение ногой, и автомат оказался в его руках. А лежащий на спине противник получил то, что собирался сделать сам, – удар прикладом в лоб.

– Бросай оружие, всем на асфальт лицом вниз! – скороговоркой все же выпалил Астахов, отскакивая за угол микроавтобуса, когда стволы других автоматов уже поворачивались в его сторону.

Предупреждение он обязан был дать и переместиться должен был, иначе его очередь угрожала двум сотрудникам управления, оставшимся за спинами боевиков. Да и безопаснее спрятаться за машиной. Но стрелять генерал, верно оценив ситуацию, начал первым. Причем стрелял по ногам, не надеясь, что пуля найдет щель в бронежилете. И сразу же уронил двоих.

Ответные очереди заставили Астахова отступать за угол машины еще на шаг. Но боевики никак не ожидали нападения с трех сторон, что сразу же кардинально переменило ситуацию и свело их преимущество в численности к минимуму. Первым в дело вступил Басаргин, отработанным движением с полуоборота корпуса достал пистолет и выстрелил дважды, даже не подняв оружие на уровень прицела. Еще два боевика упали, но оставалось четверо: двое лже-омоновцев и двое в гражданском, что толкнули Текилова. Но здесь вступили в дело офицеры «Альфы». Двое в гражданском получили два синхронных удара пистолетом по затылку. Две секунды ушли на то, чтобы переменить позу и произвести еще два выстрела, теперь уже в затылки тех, что были в бронежилетах и продолжали стрелять в прячущегося генерала. Причем очереди их доставали больше посторонние машины на дороге.

Здесь все кончилось быстро за счет неожиданности. Но тут же взвизгнули, с дымком проворачиваясь по асфальту, колеса. Стоящая впереди «Газель» выскочила на тротуар, распугивая пешеходов и рассчитывая проскочить до боковой улицы. Люди шарахались, бежали, уворачиваясь от машины, полетела сбитая и перевернутая тележка какого-то торговца, и сам торговец, отпрыгнув, упал. Басаргин стал стрелять по колесам.

Но еще один человек с тротуара не ушел, не пожелав уступить машине дорогу. Тобако начал стрелять метров с десяти и успел выпустить только три пули, когда «Газель» вильнула и со звоном и скрежетом смачно ударилась в столб. Управлять машиной стало некому – Андрей свое дело знал. Но из салона выскочили трое и сразу бросились к метро. Стрелять в них показалось слишком рискованным даже Басаргину, боевики бежали через толпу.

– Там Ажигов! – как команду дал, скомандовал генерал, и два офицера бросились в погоню, расталкивая людей. С другой стороны в помощь им бросился Тобако.

Александр не стал суетиться и рассеивать внимание, понимая, что ситуация еще остается опасной, и это спасло его и генерала, потому что боевики, первыми попавшие под выстрелы генеральского автомата, упали, но оружие из рук не выпустили. Они уже начали поднимать стволы, каждый в своего противника, когда Басаргин сам дважды выстрелил на опережение – в лоб противнику. Так стрелять умел только он. В управлении ФСБ это называли авторским выстрелом, хотя Басаргин от такого термина нервничал.

– Спасибо, Александр Игоревич, – Астахов покинул укрытие чуть раньше нужного времени и потому был прекрасной мишенью. – Собираем оружие!

Это был приказ уже минерам, которые застыли в растерянности от скоротечности и эффективности событий.

3

Вернулись Тобако и два офицера «Альфы», что побежали в сторону станции метро. Развели руками:

– Толпа... Сразу затерялись...

Офицеры-компьютерщики вывели водителя грузового микроавтобуса. Руки у того были закручены за спину, но голова поднята, и водитель испуганно и озлобленно стрелял глазами по сторонам. Не очень вежливо положили его, почти ткнули лицом в асфальт рядом с трупами. Басаргин заставил повернуться лицом вниз и двух боевиков в гражданской одежде, что получили по удару пистолетом в затылок. Обыскал их и забрал оружие. Остальные, так неумело замаскированные под ОМОН, перевернуться уже не смогли. И не спасли их бронежилеты, потому что сам Басаргин стрелял в лоб, а офицеры «Альфы» – в затылок.

Генерал Астахов стал по телефону докладывать дежурному по управлению о случившемся:

– Трое боевиков скрылись в станции метро. Предполагаем, что среди них находится Умар Ажигов. Передать по всем милицейским постам. Объявить операцию «Перехват». Ажигова нельзя упустить. По всем возможным факсам отправить его фоторобот. Показать фоторобот по телевидению. Особо блокировать выезд из города по Волоколамскому шоссе. Предположительно Ажигов будет стараться покинуть Москву именно в этом направлении. Останавливать всех, вплоть до рейсовых автобусов и маршрутных такси.

Но машину поиска и перехвата невозможно запустить моментально. Хотя бы несколько минут требуется, чтобы отправить циркулярное сообщение милицейским постам в метро. Факсов на таких постах нет. Есть ли там фоторобот Умара – неизвестно. В Москве проживает слишком много представителей кавказских национальностей, чтобы останавливать и досматривать каждого. Сюда же можно приплюсовать и студентов различных арабских стран, которых легко спутать с кавказцами. И это еще добавляет неразберихи. Сообщая о том, что «Ажигова упустить нельзя», генерал Астахов едва ли надеялся на успех, понимая, как мало шансов задержать террориста.

Сел на асфальте Текилов, потирая ушибленную прикладом шею. Тобако сразу оказался возле него и моментально достал из-под мышки пистолет «глок».

– Лежать лицом вниз.

– Я же не с ними... – попытался отговориться Ахмат, но Тобако слушать не стал.

– Тебе помочь лечь?

Текилов сообразил, что выкрутиться ему будет сложно. А тут и генерал дал минерам команду:

– Осмотрите «Рейнглер», там что-нибудь интересное должно быть... Он заранее к вечернему свиданию готовился.

Прохожие убедились, что стрельба закончилась, стали останавливаться, рассматривая картину, которую не каждому и не каждый день удается увидеть.

– Омоновцев перебили... – раздался голос из толпы.

– Басаевский ОМОН... – прокомментировал Тобако и стал стаскивать с трупов маски «ночь». Характерные заросшие щетиной физиономии подтверждали сказанное.

В стороне раздалась сирена. Первой к месту происшествия прибыла, пробиваясь через пробки, кем-то вызванная милицейская машина. Выпрыгнув на асфальт, настоящие омоновцы увидели лежащих лжеомоновцев. Но они-то сразу определили, кто перед ними. Командир группы выступил вперед. К нему навстречу шагнул генерал, представился и протянул удостоверение, не передавая в руки. Командир группы козырнул и спросил:

– Какая помощь нужна, товарищ генерал?

– Оцепление. Зеваки слишком близко подошли. До прибытия следственной группы.

– Товарищ генерал... – позвал из «Рейнглера» осматривающий машину минер.

Генерал шагнул к джипу вместе с командиром ОМОНа. Минер показал извлеченные из-под заднего сиденья гранатомет «муха» и автомат.

– Серьезная война готовилась... – покачал головой омоновец и отошел к своим, чтобы отдать распоряжения относительно оцепления.

Оружие из джипа положили отдельной кучкой в стороне от автоматов и пистолетов боевиков. Туда же Тобако переложил из общей кучи «глок» Текилова.

Командир ОМОНа уже рассказал, видимо, с кем они имеют дело. Бойцы посматривали на генерала с нескрываемым интересом и уважением. Милицейские генералы, в отличие от генералов «Альфы», никогда не принимают участие в боевых операциях.

Оцепление оттеснило толпу на необходимое расстояние. На задержанных, не поднимая их с асфальта, нацепили наручники. Осталось только дождаться следственной группы, и можно было отъезжать.

– Текилова вы будете допрашивать? – спросил Басаргин.

– Надо сразу дожимать его... Он наверняка знает несколько баз со «вдовами». По крайней мере знает, как добыть сведения об этих базах.

У Басаргина зазвонил «сотовик», но, прежде чем ответить, он попросил генерала:

– Владимир Васильевич, настоятельная просьба: нас держать в курсе всех новостей. У меня кое-что вызревает в голове, но не могу пока до конца сориентироваться. Любая мелочь может помочь.

И отошел, чтобы посторонние разговоры не помешали ему побеседовать с Доктором, номер которого высветился на табло трубки.

– Как у вас дела? – поинтересовался Доктор.

– Жесткий вариант. Боевики маскировались под омоновцев, были в бронежилетах, пришлось стрелять на поражение, чтобы самим уцелеть.

– Много положили?

– Александра где?

– В квартире. С пацанами твоими воюет. Несколько раз просила позвонить. Я боялся помешать действу. Время выжидал.

– Ей не рассказывай. Она не любит, когда много крови. Переживает. Положили шестерых боевиков и водителя машины Ажигова. Захватили троих. Трое, в том числе, вероятно, сам Ажигов, убежали в толпу. Догнать не удалось. Сразу затерялись.

– Плохо. Слушай дополнительную информацию. Текилов звонил несколько раз из одного места. Я посмотрел по спутниковой синхронной карте. Большой дом в Подмосковье. Надо проверить. Запоминай адрес... Пусть Астахов пошлет группу...

Доктор продиктовал адрес. Александр тут же передал данные генералу, а Астахов связался с дежурным по своему управлению, приказал выслать группу захвата.

Следственная группа ФСБ смогла пробиться только на полчаса позже омоновцев. Астахов объяснил им ситуацию, приказал пересадить в «Фольксваген» Текилова. Басаргин пересел в «БМВ» к Тобако. При способе езды Андрея они добрались до управления ФСБ, где Александр оставил свою машину, раньше «Фольксвагена».

– Никак не могу сообразить... – пожаловался Басаргин, уже открыв дверцу машины, чтобы пересесть в джип. – Что-то вертится в голове, а за хвост ухватить и руками пощупать не удается.

Уже из джипа он позвонил Доктору:

– Зураб где?

– Здесь сидит в боевой готовности. Я его главным переводчиком назначил.

– Не отпускай его. У меня есть к нему несколько важных вопросов.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Как ни странно, рыжеглазый офицер ФСБ перестал появляться в больничной палате сразу после того, как Зарема порекомендовала ему лечиться. Не пришел на следующий день, не пришел и после этого. Зарема только радовалась, хотя понимала, что рыжеглазый не отстал совсем, потому что в этом случае убрали бы часового у палаты. А его не убрали.

Снятия швов она боялась, как новой операции, и думала, что опять раскиснет, обессиленная, и будет лежать несколько дней без движения. Но эта процедура оказалась быстрой и совсем не болезненной. Швы снимала медсестра, врач только осмотрела голову.

– Хорошо зарастает. Все хорошо зарастает. И шов, и сама голова. И, надо же, как у вас быстро волосы растут. Ох, завидую я таким волосам...

Женщина оценила достоинство женщины, что само по себе случается не часто. Зарема невольно скосила взгляд на голову врача. Сожженные краской и еще всякими ухищрениями жидкие волосы в самом деле производили не блестящее впечатление. Сама Зарема ни разу в жизни волосы не красила и гордилась, что они у нее такие густые и толстые, упругие. Она раньше никогда и не стриглась коротко. Подстригли ее только перед первой операцией, когда попали они в больницу вместе с Арчи, а Адлана убили. Но тогда волосы отросли быстро и сделали невидимыми шрамы. Сейчас шрамов добавилось, но волосы снова отрастут, прикроют и их. В этом Зарема была уверена.

Новые повязки были наложены аккуратно, и было их не так много, как раньше. Даже сама голова чувствовала себя уже непривычно легкой, будто бы швы делались не тонкими шелковыми нитями, а тяжелыми металлическими скобками. Показалось даже, что ходить стало легче. И Зарема высвободила свой локоть из рук медсестры.

– Я сама пойду. Мне надо самой попробовать сильной стать...

Она и дверь из операционной сама открыла. И вышла, только сначала придерживаясь за стенку, потом руки убрала и постаралась идти прямо, хотя голова слегка кружилась.

От операционной до ее палаты всего-то десять метров. И она прошла их прямо, посмотрела на часового, что дожидался ее, карауля пустое помещение. Этот часовой на лицо тоже был знаком Зареме. Несколько раз они вместе с Зурабом встречали его, здоровались. Потом и одна Зарема его встречала, тоже здоровалась, хотя имени не знала. Часовой дверь открыл, пропуская. И кивнул подбадривающе.

Она прошла в палату, села на кровать и прислушалась к себе. После снятия швов и перевязки она не только голову чувствовала более легкой, само самочувствие ее стало вдруг волшебным образом более легким. И это пробудило в ней силы. Силы к выздоровлению, силы к сопротивлению, силы к спасению себя и Зураба, к спасению своего сына и помощи ему. Мир казался другим, сам воздух нес надежду...

Где же тетя Галя? Что там у нее с письмом получилось?

* * *

Тетя Галя дежурила в ночную смену. Обход она всегда в таких случаях заканчивала палатой Заремы и засиживалась здесь долго.

Минувшим днем они расстались, когда Зарема была не в лучшем состоянии духа после того, как вспоминала и рассказывала о своей судьбе медсестре, а та записывала ее слова. Тогда договорились, что отнесет тетя Галя тетрадку грамотному соседу, чтобы тот исправил все, как надо, и напечатал на машинке. И сейчас Зарема встретила медсестру вопросом:

– Отдала, теть Галь?

– Отдала, – кивнула та.

И внимательно посмотрела на Зарему, словно увидела в ней какую-то значительную перемену.

– Сняли швы?

– Сняли. И легче сразу стало. Повязка уже так не давит. И вообще...

– Что – вообще?..

– Решила я, что пора самой сильной становиться, самой за себя бороться надо... И пусть рыжеглазый приходит. Не боюсь я его...

* * *

Но рыжеглазый офицер не пришел и на следующий день. Заботливая тетя Галя в этот день отдыхала после ночного дежурства, и ждать в гости было некого. Но уже под конец смены в палату к Зареме заглянул заведующий отделением:

– Как вы себя чувствуете?

– Спасибо. Поправляюсь, – ответила Зарема.

– Извините уж, Зарема, будь моя воля, я оставил бы вас здесь и еще – сил поднабраться, но мне приказали. Значит, так... За вами пришла машина. Собирайтесь. Сейчас я пришлю дежурную медсестру, она вам поможет.

Зарема почувствовала резкий упадок сил, обычный прилив зашумел в голове накатывающимися волнами. Но тут же она вспомнила, что решила сама быть сильной. Решила сама своей судьбой управлять. А это значит, что управлять и судьбой маленького Арчи, о котором некому позаботиться, кроме матери. Управлять и судьбой Зураба, пока Зураб сам не в состоянии этого делать.

– А куда меня? – Зарема знала, что ей предстоит перенести еще и это, но не думала, что это произойдет так скоро. Оттого, наверное, и испытала в первый момент растерянность.

– В Грозный. В следственный изолятор. Там лазарет есть. Будете в лазарете продолжать лечение. Историю болезни я передам с офицером сопровождения.

– А Зураб? – спросила она.

– Хошиев?

– Да.

– Он не транспортабельный. Его перевозить пока нельзя.

Пришла дежурная медсестра и принесла вещи, с которыми Зарема в отделение попала. Вышли вместе, но поддерживать себя Зарема опять не позволила. Часовой милиционер у двери был незнакомый. Он сопровождал их до выхода.

– Тетю Галю попроси, пусть она письмо отправит сама... – сказала Зарема медсестре.

2

Любопытной соседки, к счастью, в подъезде не оказалось. Правда, когда Басаргин с Тобако поставили машины на стоянку, Александр заметил, как колыхнулась штора в окне на четвертом этаже, словно кто-то за этой шторой стоял и наблюдал исподтишка.

Александра вышла встретить их в коридор.

– Как творческие успехи? – сразу, с разбега, спросил Александр, чтобы не выслушивать ее вопросы относительно происшедшего около станции метро. Он понимал, что Александра волновалась, потому что обрывки телефонных разговоров до нее наверняка дошли. Может быть, уже и телевидение сработало оперативно, показало фоторобот Умара и обратилось к москвичам с просьбой об опознании.

– Чуть-чуть доработать надо. Мы сильно старались, честное слово... Попытались изобразить и Умара и Зарему. Умар, как говорит Зураб, получился похожим, более похожим, чем фоторобот. Особенно глаза, говорит, волчьи удались. А портретом Заремы он недоволен. Говорит, она красивее...

– Заканчивай быстрее и принеси, – попросил Александр деловым тоном. Опять, чтобы избежать неизбежных вопросов.

Она кивнула и прошла в квартиру, чтобы сесть за рисунки, а они с Андреем свернули в офис.

Доктор Смерть восседал за компьютером. Зураб на стуле рядом.

– Мы только что доложили генералу Астахову о переговорах Умара Ажигова, – не повернув головы, сообщил Доктор. – Тебе тоже докладывать?

– Валяй! – Сам Александр прошел сразу к сейфу, достал коробку с патронами и стал набивать магазин своего пистолета. Это давно стало привычкой – иметь в пистолете обязательно полный магазин. Басаргин выстрелил трижды в боевиков, потом еще трижды в удаляющуюся «Газель», стремясь попасть по колесам, потому что стрелять в салон сквозь тонированное стекло было рискованно – с противоположной стороны на линии огня стоял Тобако, и была опасность попасть в него, даже рикошетом. Сам Андрей при этом стрелял прицельно в водителя сквозь прозрачное лобовое стекло и попал все три раза. Два раза в корпус – пули застряли в бронежилете скрытого ношения, третий раз в голову.

– Умара вы у метро «Парк культуры» абсолютно нагло и беспечно упустили, следовательно, звать вас можно только раззявами. И что бы вы вообще делали вместе со своей «Альфой», если бы не такой старательный и расторопный подслушиватель чужих разговоров, как Виктор Юрьевич Гагарин, вкупе с талантливейшим верховным переводчиком с чеченского Зурабом Хошиевым...

– Можно покороче? – недовольно сказал Басаргин.

– Можно, – без претензий согласился Доктор. – Если короче, то Умар несколько минут назад звонил по двум номерам. По первому хозяина не оказалось дома. Телефон городской. Отвечала молодая женщина. Возможно, девочка, ребенок. Номер я передал для контроля генералу. Второй номер сотовый, формата MTS. Там хозяин оказался с трубкой в кармане. Умар пожаловался, что под угрозой срыва находится вся операция, поскольку он за один день потерял пятнадцать человек: девятерых во время перестрелки у метро, троих во время перестрелки с милицией, в том числе и родного брата, двоих убрал Ахмат Текилов. И неизвестно еще, что творится на базах, где сидят сопровождающие со вдовами. И попросил предоставить ему через полтора часа машину к «объекту номер два», поскольку сам он остался ко всему прочему еще и без машины. Хозяин телефона обещал найти машину и прислать. Прошу обратить внимание! Умар не требовал. Умар просил. Чуть не виновато, как говорит Зураб, и уж точно – уважительно. Я эти нотки тоже уловил, но слов, естественно, не понял по своей недоразвитости в отношении знания языков народов России. Я передал Астахову данные на местонахождение Умара, гуляющего по улицам столицы пешим ходом, и координаты его собеседника. И посоветовал держать под контролем район детского дома, поскольку это пока единственный объект внимания террористов, нам знакомый. Мы не знаем, какой объект «номер один», какой «номер два» и есть ли еще «объект номер три»... Это знают только Умар и его собеседник.

– Что карта говорит? Где такой важный абонент обосновался? – поинтересовался Андрей.

Доктор осмотрел всех угрюмо и торжественно, словно говорил: «знай наших!».

– Полюбуйтесь сами... – он застучал своими толстенными пальцами по клавиатуре и вывел на весь экран карту Москвы. Показ карты сопровождался разговором по-чеченски. Доктор стал медленно увеличивать карту. И по мере увеличения все яснее проступали знакомые контуры.

– Кремль... – сказал Басаргин равнодушно.

– Тебя это не заставляет хотя бы для приличия возмутиться? Или почувствовать себя на пару секунд не вычислительной техникой, а человеком, и удивиться – собственному невозмутимому характеру назло? Или хотя бы руками всплеснуть, как это сделала Александра...

– Я час назад высказал генералу Астахову предположение, которое ты только что подтвердил. Следовательно, удивить меня здесь, увы, нечем.

– Опять я чувствую себя дураком... – вздохнул Тобако. – Почему кто-то умеет строить предположения и гипотезы, которые сбываются, а мне этого бог не дал?

– Все просто. Мы разминировали все пять компьютеров в компьютерном классе. Я поинтересовался у минеров и компьютерщиков, в чем целесообразность проведения взрыва через Интернет. Почему нельзя использовать простой сотовый телефон для замыкания взрывателя. Оказывается, компьютерные взрывы уже имели место в мире, но всегда в регионах, где нет сотовой связи. В Москве такая связь есть и пока действует устойчиво. Что может значить применение Интернета? Только желание блеснуть интеллектом и продемонстрировать миру развитость своих высоких технологий? Но такое желание дорого обходится, а прежнего финансирования у боевиков уже нет. Исходя из вышеизложенного, я пришел к выводу, что детский дом должен посетить какой-то гость, охраняемый настолько серьезно, что впереди его кортежа движется машина с генератором, который не дает пробиться сигналам «сотовиков» и радиоаппаратуры. Генерал Астахов уверил меня, что генераторами оснащены только машины кортежей президента и премьер-министра. В противном случае была бы нарушена вся система связи в городе. Меня заинтересовал вопрос о кортеже президентской жены – есть ли генератор в ее сопровождении. Астахов обещал узнать. Но в любом случае расписание передвижения всех троих могут знать только в президентской администрации и в аппарате правительства. Поскольку у меня есть подозрение, что детский дом желает посетить жена президента, я и предположил наличие в Кремле или информатора, или руководителя заговора, которому подчиняются и Умар Ажигов, и даже Басаев.

– Следующий мой вопрос, командир, банален и соответствует уровню школьника начальных классов. С чего ты взял, что должна приехать жена президента?

– А вот здесь к логике примешивается интуиция, и работают они на паритетных началах. Но объяснения я желал бы получить уже от Зураба.

– Чем я могу помочь? – встречно спросил Зураб. – Я не знаком с женой президента.

– Но с ней заочно знакома Зарема. И это, мне кажется, объясняет ее присутствие здесь.

– Ах, вон ты к чему клонишь... – удивился Зураб. – В этом есть какое-то зерно, но пока все слишком натянуто. Одно письмо три с половиной месяца назад... Я очень сомневаюсь.

– Какое письмо? – спросил Доктор.

– Зарема из госпиталя, когда нас с ней побило камнями после взрыва офицерского общежития, написала письмо президенту. Вернее, не сама даже написала, а продиктовала медсестре, потому что у нее раньше еще, первым взрывом в машине, изуродовало руку – разорвало сухожилия в кисти, и она писать теперь не может, пальцы не работают. Потом ее из госпиталя сразу отправили в следственный изолятор. Медсестра отдала письмо соседу, чтобы тот ошибки исправил и на машинке отпечатал. А тот оказался человеком более современным, несмотря на возраст, переписал по-своему, чтобы доступнее было, и через электронную почту отправил президенту. Электронный адрес, как вы знаете, есть в президентском сайте. Каждый любопытный теперь может с президентом связаться. Президент дал команду разобраться, а само письмо передал для ответа жене. Та ответила. Коротенькое послание на треть страницы. И все... Я не вижу здесь связи с детским домом...

– И никто не видит? – спросил Басаргин.

– Я очки дома забыл... – пробасил Доктор.

– Ты имеешь в виду присутствие рядом с Умаром и Заремой Рафаэля Темирканова? – сообразил Тобако.

– Да. Тебя, Андрей, учить не надо. Я подозреваю, что хитрый пропагандист и писатель Рафаэль Темирканов воспользовался начавшейся перепиской и продолжил ее от имени Заремы. Таким образом, они искали какие-то пути, возможно даже, для посещения президентской семьи...

– Смелое, однако, предположение... – выразил сомнение Доктор. – Но я не вижу пути, как его проверить. Кто нам позволит проводить перлюстрацию почты президентской жены? Только она сама или сам президент. Здесь даже генерал Астахов не помощник... Разве что выведет нас на кого-то из охраны президента. Но охрана не любит делиться данными даже в большей степени, чем «Альфа». Их задача – не разобраться с ситуацией и не провести профилактические мероприятия, а просто пострелять в свое удовольствие и оставить вокруг президентской семьи «мертвую зону». В чем-то они, может быть, и правы, поскольку не имеют официального следственного аппарата и выполняют в основном задачу немедленного реагирования. А это, как вы понимаете, совсем не похоже на наши многоплановые задачи.

– Надо искать выходы на охрану. В частном порядке... – предложил Басаргин.

– Надо сначала посоветоваться с Астаховым, – возразил Тобако. – Если его не пустят для действий официальным путем, будем работать, как говорят наши друзья из ГРУ, «в автономном режиме». Искать свои каналы. У нас с Доктором есть небольшой канал выхода на очень самоуверенного полковника из той большой охраны... Но тоже не прямые, а через полковника спецназа ГРУ Мочилова. Но это, я предполагаю, только крайний вариант. Может быть, проще Астахову выйти на своего директора, с тем чтобы директор вышел на самого президента.

– Интересно получается... – усмехнулся Басаргин. – Простой женщине-чеченке до президента добраться легче, чем нам и «Альфе», вместе взятым.

– Ничего странного я в этом не вижу, – прогудел Доктор. – Ответ чеченке – мощный пропагандистский шаг... А наши предположения многим покажутся из области гипотетического, а то и вовсе обыкновенным желанием подчеркнуть свою значимость. Они и нам-то кажутся пока не совсем реальными.

– Относительно пропагандистского шага ты очень прав, – согласился Басаргин. – Об этом ответе даже по телевидению, помнится, говорили, текст письма президентской жены опубликовали в газетах, и по Чечне слухи пустили, раздутые в три раза... Потому, наверное, за это дело Мовлади Удугов и ухватился, и воткнул сюда Темирканова. Чтобы сделать свой пропагандистский контршаг... Мовлади хорошо умеет поворачивать любую ситуацию по своему усмотрению и подавать события под тем углом зрения, который ему выгоден. Ладно. Звоню опять генералу. У него, кстати, могут уже появиться новости после допроса Ахмата Текилова...

3

Палата лазарета следственного изолятора, в понимании Заремы, мало отличается от камеры в том же изоляторе. Впрочем, в камере она не бывала ни разу и представляла ее только по рассказам друзей Адлана или Зураба.

Окно здесь в самом деле было забрано снаружи крепкой решеткой, а изнутри прикрыто туго натянутой и пружинящей сеткой-рабицей с мелкой ячейкой, чтобы пациент лазарета не смог добраться до стекла. Ведь стекло в опытных руках может стать опасным оружием. Что же касается тесноты, то комнатушка в торце взорванного офицерского общежития могла показаться залом для танцев в сравнении с палатой лазарета.

Сразу по прибытии, несмотря на позднее время и усталость, Зарему осмотрел, благоухая свежим запахом водки, дежурный врач. Военный непонятного звания, потому что погоны покрывал халат.

– Когда тебе швы сняли? – грубо спросил врач, морщась недовольно. Должно быть, вызвав, его оторвали от приятного занятия.

– Сегодня.

Он смерил давление и покачал головой.

– Какой дурак, матерь их, разрешил тебя перевозить? Ты хоть еще жива?

– Это рыжеглазый... – она ответила, хотя понимала, что ее не спрашивали. Но хотелось, чтобы все знали, что в мире существуют такие рыжеглазые.

– Кто?

– Рыжеглазый... Офицер из ФСБ.

– Фамилия, что ли, такая? Не слышал...

– Не фамилия. Сам он такой. Больной... Всех подозревает...

– Понятно. А тебя подозревать не в чем. Здесь, подруга ты моя, в этих стенах, всех не в чем подозревать. Это я каждый день слышу...

Она промолчала. Но почувствовала отношение к себе как к преступнице, чья вина уже доказана. Этот грубый врач показался ей человеком странным. Он не сочувствует. Он просто, как врач, констатирует ее состояние. И ругается на чью-то дурость. Но на большее не способен. Должно быть, служба сделала человека таким. С кем человек постоянно общается, от тех и перенимает черты характера. Так всегда бывает. Работает в изоляторе с преступниками, потерял сочувствие к людям.

Старый Хаким, что одиноко живет в стороне от родного села Заремы, умеет все болезни лечить, хотя и не называет это лечением. Он только говорит с тобой, а тебе легче становится. Но Хаким всегда говорит одно и то же – чтобы по-настоящему лечить, нужно любить, иначе лечение не получится. Кто человека больше всего любит? Только сам человек. Вот он и должен сам себя лечить. А врачевать может только святой, потому что святые всех любят.

– Контролер! – вдруг очень громко крикнул врач.

Дверь тут же раскрылась, и вошел, тяжело переставляя негнущиеся толстые ноги, мордатый прапорщик-охранник с заспанными опухшими глазами. А Зарема думала, что контролеры бывают только в автобусах и поездах...

– Отведи ее в палату. На три дня я запрещаю допросы. Категорически. Пусть отлеживается. Покойников только мне здесь не хватало!

Зарема, несмотря на неуклюжую грубость его манер, на неприветливость в разговоре, почувствовала благодарность к этому военному врачу. Наверное, под этой грубостью он прячет что-то, что не хочет людям показывать.

Ее повели в палату, оказавшуюся настоящей камерой. Кровать у одной стены, в другую стену вделан столик, и рядом привинчен к полу табурет. Если захочешь пройти, чтобы размять ноги, то можешь сделать два шага до двери и два обратно. Купе в вагоне поезда – и то просторнее. Впрочем, прогуливаться она не собиралась. Она намеревалась стать сильной, но силы начали покидать ее уже на пороге палаты. Пока контролер открывал дверь, она покачнулась и прислонилась к стене, чтобы не упасть. Так кружилась голова. Но с силами собраться сумела и через порог переступила...

* * *

Утром следующего дня Зарема проснулась от присутствия света. И хотя тусклую электрическую лампочку под потолком никто не отключал, стало заметно светлее, чем вечером. Она посмотрела в грязное стекло. Утро выдалось солнечным и ярким, но за окном, метрах в трех, высилась кирпичная стена, уходящая вверх. Какое-то здание без окон. Однако и это здание не помешало понять, какая погода стоит на свободе. И очень захотелось вдохнуть глоток чистого весеннего воздуха.

Зарема смотрела в окно, пытаясь представить себе этот воздух, но ощущение показалось давно забытым и никак не приходило в тяжелую и душную атмосферу камеры, в перемешанный запах кислого пота, едкой хлорки и обжигающего йода. И в это время она услышала голоса в коридоре. Один голос она сразу узнала. Это говорил рыжеглазый. И не просто говорил, он ругался и, похоже, грозил.

– Все вопросы к врачу, товарищ капитан. Мое дело маленькое.

Вспомнилось, что вчера врач на три дня запретил допросы Заремы. Она снова с благодарностью вспомнила о грубом враче и в самом деле почувствовала, что состояние ее еще очень далеко от стабильного. В голове снова начало штормить, прибой, правда, не был таким сильным, как раньше, но совсем голову не покинул. И она легла на жесткую кровать.

* * *

От Шали до Грозного путь не ближний, и просто так в гости из одного города в другой не ходят. И вести не часто приносят, если нет экстренной надобности.

Зарема все ждала какой-то вести от тети Гали. Ей же никто не сказал, что свидания с ней запрещены. Если не сказали, то можно, наверное, кому-то и на свидание напроситься. Но разве сможет сама тетя Галя приехать? У нее работа. Хоть передала бы с кем-то весточку. Должна понимать, как ждет этого Зарема. Что там с ее письмом? Отправилось ли оно по назначению? Стоит ли ждать какой-то реакции? От этого ведь так много зависит...

Она в мыслях снова «прочитывала» то, что написали они с тетей Галей, и многое казалось неправильным, и многое хотелось бы переписать, а за некоторые места вообще было стыдно, и писать их ни в коем случае не следовало...

Но сейчас возможности переписать уже нет. И не будет. Вот только бы это дошло до адресата. Интересно, сколько вообще письма до Москвы ходят. Но это-то письмо не простое. Посмотрят на почте на адрес, сразу такое письмо впереди других пустят. Понимают, наверное, что просто так писать президенту никто не будет...

Но вести не приходили...

* * *

Три дня она отдыхала и приходила в себя после тяжелой дороги в Грозный. Видно, военный врач в самом деле попался опытный. Он знал хорошо, как дорожная трясучка может сказаться на послеоперационной голове. Она сказалась даже более основательно, чем ожидала сама Зарема. Если сразу после прибытия на новое место и даже наутро вплоть до обеда она еще чувствовала себя сносно, то после обеда на второй день у нее начались уже настоящие боли, пришедшие на смену прибою, поднялась температура. Днем приходила медсестра. Хмурая, на грубого мужика похожая и речью, и манерами. А вечером, только взглянув в лицо Зареме, медсестра вызвала врача. Пришел все тот же военный с запахом свежей водки. Должно быть, это был его всегдашний запах. Врач осматривал ее не слишком и долго. Долго только в глаза заглядывал, до боли задрав веко и рассматривая белок глаза через какую-то трубку. Потом покачал головой.

– Угробили, похоже, девку... В больницу ее везти нельзя. Надо аппаратуру заказать и сделать энцефалограмму. И... И я рапорт напишу завтра же... Пусть за нее отвечает тот, кто приказал ее сюда доставить!

Врач ушел. Мужикообразная медсестра еще некоторое время смотрела на Зарему, потом вздохнула с сочувствием, которого от нее ожидать было трудно, и тоже ушла. И до утра никто к больной не подходил.

А она почти не чувствовала своего горящего тела. Но голова, даже при сильной боли, соображала почти ясно. И она хорошо поняла и слова врача, и вздох медсестры. Сначала даже легче от этого стало. Потом вспомнился маленький глухонемой сын, о котором позаботиться совершенно некому, и она сама себе сказала: нет! Не может она смириться и уйти вот так... Нет у нее на это права...

Но болезнь свое все же пыталась взять... И всю ночь Зарема чувствовала, что лежит на мокром костре. Тело горело, но жесткая простыня была мокрая от пота. Утром вместе с врачом в палату зашел рыжеглазый.

– Предупреждаю, – сказал врач. – Я написал рапорт и полчаса назад отправил его по инстанции. Я требую привлечения вас к ответственности за превышение полномочий.

Рыжеглазый и без того выглядел виноватым.

– Я только покажу одну фотографию, и все...

Он в самом деле показал Зареме только одну фотографию. И спросил:

– Вы когда-нибудь встречались с этим человеком?

Она фотографию видела, она даже смотрела на нее и на рыжеглазого. Но ничего не ответила. Глаза Заремы были очень красными, и, должно быть, она не понимала, что видит...

– Все, – сказал врач и дыхнул на рыжеглазого свежей водкой. – Покиньте помещение, товарищ капитан. Ваше время вышло... Она ничего не понимает... Вот чего вы добились...

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Басаргин не успел выполнить свое намерение. Генерал Астахов сам позвонил, помня его просьбу держать в курсе всех новостей. Он, конечно же, неоднократно слышал от полковника Баранова о способностях Александра к аналитической оценке событий. И даже знал, что при проведении конкурса на должность руководителя российского бюро интерполовского подсектора по борьбе с терроризмом капитан Басаргин именно за счет способностей к аналитическому мышлению обошел не просто всех предложенных кандидатов, но даже двух опытных полковников из «Альфы», то есть профессиональных антитеррористов. Это не могло не внушить уважения к молодому интерполовцу. Кроме того, за один день общей работы Астахов уже сам получил столько информации и дельных советов от Басаргина, что признал совместную деятельность достаточно полезной.

– Александр Игоревич, Астахов, как и договаривались, беспокоит.

– Я как раз, Владимир Васильевич, собирался обратиться к вам с просьбой. Но вы меня опередили со звонком.

– Есть новости. Определена основная цель террористов. Не одна из целей, а именно – основная. К такому выводу мы пришли коллегиально. Можно предположить, что это «объект номер один». Детский дом. Там, после звонка о его присутствии на «объекте номер два», появления Ажигова ждали со всех сторон. Район не слишком оживленный, и заметить его должны были. Он не появился. Следовательно, это не «объект номер два». «Объект номер два» нам пока, к сожалению, неизвестен, и я прошу вас обратить на это особое внимание. Может быть, вам подвернется какая-то информация.

– Хорошо. Я подумаю. А что Ахмат?

– Мы провели с Текиловым откровенную и достаточно жесткую беседу. Ему самому грозит статья за двойное убийство и за хранение оружия. Я пообещал притянуть к нему и статью за терроризм, поскольку он знал о готовящихся терактах и не сообщил о них, следовательно, может рассматриваться как пособник Умара Ажигова. И он прекрасно понимает, что сотрудничать с нами выгоднее, чем играть в молчанку. Текилов «сдал» нам три адреса загородных баз Умара. Два адреса нами уже проверены ранее, а с третьего мне только что звонили с докладом. Арестован боевик и три «черные вдовы», причем одна во время ареста пыталась взорвать свой пояс. Ей вовремя помешали две «подруги по несчастью», которым хочется жить. Это как раз те люди, о которых рассказывала Нури Барджоева-Байрамханова. И вот что интересно... Их вывозили на рекогносцировку несколько раз. Одна из «вдов» немного ориентируется в Москве и подсказала примерный адрес. Вторую, судя по всему, возили в то же место. Место работы третьей нам пока, к сожалению, неизвестно, сама она молчит. Короче, ситуация обстоит так. Они должны были затесаться в толпу, которая образуется на улице после взрыва детского дома. Что это будет за взрыв и кого будут взрывать, они не знают. Перед ними ставилась задача взорвать себя при приближении оперативных машин. В противном случае обещали расправиться с их детьми. Массированная атака в одном месте. Понимаете? Не в разных местах, как мы предполагали ранее, а именно в одном... И это рождает определенные мысли.

– Понимаю. Это не новая тактика. Уже не однажды применялась и в Чечне, и в Палестине.

– Еще один интересный момент. При обыске в доме обнаружено не свойственное «вдовам» наличие косметики. И вполне нормальный женский костюм европейского стиля. И даже вульгарный рыже-фиолетовый парик. Можно предположить, что с чеченками работает какая-то русская. Второй вариант: это предметы маскировки. Потому что к откровенным традиционным чеченкам всегда присматриваются более внимательно, чем к современным слегка эмансипированным особам любой этнической принадлежности.

– Второй вариант мне кажется более правдоподобным.

– Мне, честно говоря, тоже, – согласился генерал.

– Что представляет собой первый абонент Умара? Которого не оказалось дома. Вы проверили?

– Видный член чеченской диаспоры. Владелец нескольких московских гостиниц. Раньше в связях с боевиками вообще и с террористами в частности замечен не был. В настоящее время находится за границей в служебной командировке. Уже две недели.

– И ничего на него нет?

– Абсолютно. Лояльный человек, сотрудничающий с действующей чеченской администрацией. За что ему неоднократно угрожали расправой. Мы даже предполагаем наличие исключительно каких-то давних, а не нынешних отношений. Вплоть до детства. Может быть, даже тейповых.

– А второй абонент?

– Мы не можем только по точке разговора выяснить номер. Это же не городской телефон. Вот если бы ваш спутник еще и номера сообщал... А что у вас? Я не развеял своими данными ваши затруднения?

– Все тот же вопрос, но уже получивший некоторое дополнительное косвенное подтверждение. Впрочем, я об этом подтверждении уже раньше знал. Меня интересует график передвижения и гостевых мероприятий жены президента. Кроме того, если есть возможность с ее помощью или без такой помощи заглянуть в ее архив электронной почты, то это очень хотелось бы сделать. Но второе необходимо будет только в том случае, если подтвердится намерение жены президента в ближайшее время посетить детский дом.

– После сообщения Гагарина о разговоре Ажигова с Кремлем я посадил целую группу на проверку. В том числе и на проверку ваших предположений. Если они не смогут добраться до графика передвижений сами, я вынужден буду обратиться напрямую к директору. Пусть он лично свяжется с президентом. Это, пожалуй, единственный приемлемый вариант в такой обстановке. У них старые добрые отношения.

– Я бы посоветовал вам, Владимир Васильевич, не дожидаться результата, а обратиться к директору немедленно. Начать разговор именно с вопроса о посещении детского дома. В случае отрицательного ответа остальное отпадает само собой, и мы не попадем в неловкое положение суперподозрительных людей.

Генерал думал всего несколько секунд.

– Хорошо. Я так и сделаю. Ждите моего звонка.

Астахов ничего не сказал о том, что предпринималось по поиску Ажигова в городе после его двух выходов с сотового телефона. Конечно, поиск проводился, но результатов, очевидно, не дал. Иначе генерал сообщил бы. «Альфовцы» сконцентрировали свое внимание на детском доме, считая его «объектом номер один». Но «объект номер два» почему-то заинтересовал Басаргина не меньше, чем «объект номер один», если даже не больше, потому что один уже почти безопасен, а второй даже не определен.

– Доктор, будь любезен, покажи мне карту. Где прогуливался Умар Ажигов во время своих звонков?

Доктор Смерть вывел на экран карту окрестностей Кутузовского проспекта. Увеличил.

– Это первый звонок...

Карта закрылась и открылась снова при воспроизведении записи второго звонка.

– Это второй... Умар почти не сошел с места в перерывах между звонками. Разве что на пять шагов приблизился к дороге.

– «Объект номер два», конечно, не здесь. Здесь некого и нечего взрывать. И не то место, где можно ожидать большого человеческого скопления. Насколько я знаю, здесь есть несколько крупных магазинов. Но принадлежат ли они чеченцам...

Басаргин снова открыл сейф и достал коробку с компьютерными компакт-дисками.

– Будь любезен, Доктор, здесь база данных на московских и подмосковных чеченцев. Наиболее полный список из существующих, потому что в него входят те сорок процентов не прошедших регистрацию и живущих официально в городах области, хотя там не появляются уже давно. Здесь указано их место жительства. Это досье с прежнего моего места службы. В компьютер данные не перебрасывай, поскольку мы работаем постоянно в сети. Они не для всех. Проверь по адресам... Умар вполне мог отсиживаться у кого-то в квартире или в офисе. Или по крайней мере заглядывать туда. Машину он попросил подать через полтора часа. Он мог решать с кем-то вопросы на месте или отправился куда-то своим ходом, то бишь городским транспортом...

Сам Басаргин, дожидаясь звонка от генерала Астахова, отошел к окну и стал рассматривать улицу, морща лоб в раздумье. Существование «объекта номер два» беспокоило его все больше и больше, хотя он сам никак не мог сообразить почему. Где-то в воздухе висела зацепка... Она висела совсем рядом, и он уже видел, то есть слышал ее... Кто-то что-то говорил. Только кто и где? При каких обстоятельствах? Вспомнить это – значит вспомнить, что было сказано. Он даже вспомнил, что как-то тогда среагировал. Но никак не мог, не вспомнив суть, соотнести услышанное с существованием «объекта номер два», хотя подсознание эту связь уловило и дало касательный беспокоящий толчок. Так бывало всегда, и на свое подсознание Александр полагался. Необходимо только докопаться до истины. Или путем анализа, или путем выхода на эту истину с другой стороны.

Телефонный звонок заставил Басаргина обернуться. Генералу звонить было еще рано. Так быстро серьезные вопросы не решаются. И даже директору ФСБ пробиться к президенту только на телефонный разговор бывает не всегда возможно.

– Тебя, – протянул трубку Доктор.

– Александр Игоревич, это дежурный по Управлению антитеррором капитан Рославлев. Генерал Астахов просил сообщать вам все поступившие данные.

– Я слушаю.

– Вернулась группа, занимавшаяся проверкой телефонного номера, с которого через Интернет должна была поступить команда на взрыв в детском доме. Телефон квартирный. В квартире проживает одинокая серьезная старушка. Коренная москвичка из творческой интеллигенции. Квартирантов не держит, компьютера в доме нет. Два месяца назад от нее поступало заявление на АТС. Старушке пришел громадный счет на оплату междугородних и международных разговоров, которых она не вела. Проверили линию, подключения не нашли. Счет она оплачивать отказалась и подала на АТС в суд. Разбирательство до сих пор ничем не закончилось. Группа сразу проверила абонентов, с которыми велся разговор. Три звонка были в Грозный, два звонка в Германию тамошним чеченцам, проходящим по нашей картотеке.

– Каким образом можно осуществить такое подключение к чужому телефону?

– Это можно сделать с распределительной коробки в подъезде. Но тогда возможность разговора имеют только жители подъезда. Сейчас их негласно проверяют. И на предмет квартирантов тоже. Пока нашли квартиранта на первом этаже. Комнату снимает азербайджанец. Студент Института Гнесиных. Вокалист. В связях с азербайджанской мафией, по первым данным, не замечен, с чеченской тоже. Живет очень скромно, в средствах стеснен, компьютера не имеет. Второй вариант использования телефона – подключиться с распределительного щитка, обслуживающего целый квартал. В обоих случаях нужен специалист. Но в первом случае специалист может только один раз показать, потом можно обойтись и без него. Со вторым вариантом гораздо сложнее. Большой щиток все-таки не такая элементарная система, как телефонная коробка. К тому же подключаться в подъезде рискованно еще и тем, что соседи могут заметить это в дверной «глазок».

– Кто имеет доступ к щитку?

– Монтер АТС. За каждым закреплен определенный участок. Сейчас идет активная разработка монтера. Дело в том, что после жалобы именно он проводил проверку несанкционированного подключения к чужому телефону. И вполне мог его на время выключить, чтобы снова включить в определенный момент. Ведь все компьютеры были ориентированы на команду именно с этого номера. Это пока все по данному вопросу. Будет новые данные, я сообщу.

– Я догадываюсь, что есть и второй вопрос!

– Есть и второй, – Рославлев выдержал демонстративную паузу. – В такой сложной ситуации не грех бывает и посмеяться, чтобы сбросить напряжение.

– Я готов хохотать во весь голос, – мрачно сказал Басаргин.

– По телевидению предупредили жителей Москвы о готовящихся терактах. Показали фоторобот Умара Ажигова. Попросили сообщать обо всех подозрительных людях. Дали телефоны. Один из первых звонков сообщил нам о какой-то странной квартире. Вернее, о двух квартирах, купленных недавно неизвестными людьми. А сегодня в этих квартирах появился и Умар Ажигов. Заявительница, как ей кажется, узнала его, хотя видела до того, как показали по телевидению фоторобот. Вы не догадываетесь, что это за квартиры?

– Догадываюсь. Звонила, я полагаю, соседка с четвертого этажа?

– Она самая.

– Я обязательно пошлю Зураба Хошиева представиться этой бабушке. Чтобы больше не оскорбляла и не звала его Умаром Ажиговым. И в дополнение пошлю в качестве свидетеля Доктора Смерть. Он уже рвался эту соседку попугать своим внешним видом...

– С богом... – напутствовал Рославлев.

Александр положил трубку.

«Объект номер два»... «Объект номер два»... И «объект номер один»...

А если заглянуть с другого бока?

Кто сказал, что порядок чисел представляет собой порядок приоритетов? И вообще, порядок ли это по степени значимости, или это порядок по времени производства?

Подход с другого бока сразу дал возможность чуть-чуть за скользкую нить уцепиться. По крайней мере коснуться ее... Что он никак не может вспомнить? Что?

Новый телефонный звонок прервал и эти попытки.

– Слушаю, товарищ генерал, – ответил Доктор. – Он здесь. Минутку.

Он передал Басаргину трубку и включил спикерфон.

– Да, Владимир Васильевич...

– Директор при мне позвонил начальнику охраны жены президента. В ее графике на завтра в самом деле запланировано посещение этого детского дома. Начальник охраны очень удивился нашей осведомленности. Но самое интересное даже не в этом. Самое интересное, что накануне закуплено пять компьютеров для подарка тому самому компьютерному классу. Директор посоветовал на всякий случай проверить все эти компьютеры на предмет подключения «удаленного помощника». После этого уже стоило позвонить президенту, поскольку муж должен знать обо всем, что грозит его жене. Звонок был осуществлен по прямому номеру. Президент обещал сразу же позвонить жене и дал номер, по которому следует через полчаса связаться с ней. Я свяжусь и попрошу о встрече. Вы, как я понимаю, захотите на встрече присутствовать, поскольку это именно ваша информация, а я не знаю даже, какую переписку необходимо просмотреть. Поэтому приезжайте как можно быстрее. Кстати, директор распорядился о восстановлении вашего постоянного пропуска, но это будет только послезавтра, в понедельник.

– Я еду.

– Если Зураб одобрит, захвати и это... – вошедшая в офис во время разговора Александра положила на стол два листа с рисунками.

– Умар очень похож, – согласился Хошиев, – а Зарема не получилась. Это не она... Зарема красивее...

– Да, скорее, это не она, – сказал Александр. – Оставь это эскизом к будущей картине «Портрет „черной вдовы“. А портрет Умара я возьму с собой. Все-таки это ближе, видимо, к оригиналу, чем фоторобот. Так, Зураб?

– Так.

2

Несколько дней она почти не помнила себя, не понимала, что с ней и вокруг нее происходит.

Только когда Зарема пришла в себя, она узнала, что врачи и не надеялись уже, что она выживет. Медсестра так и сказала с удивлением:

– Надо же, оклемалась...

Кризис миновал, как с плеч свалился, и на поправку она пошла очень быстро. Уже через два дня Зарема самостоятельно встала и долго смотрела в окно. Как раньше там была только кирпичная стена, так она одна и осталась. Странным показалось состояние, когда никак не удается сосредоточиться и сообразить, что же ей следует сделать и что следует вспомнить. Но ощущение было такое, что она вот-вот вспомнит и вот-вот сделает, что сделать необходимо. Однако не вспомнила и не сделала. И от этого мучилась.

Ближе к вечеру зашел врач, заблагоухав привычным уже запахом от двери до окна, и она робко пожаловалась, что никак не может собраться с мыслями и потому чувствует себя так, как будто со стороны за собой наблюдает.

– Вам отдохнуть надо... – вздохнув, сказал он. – И взять себя в руки. Теперь, чем быстрее вы сами с собой справитесь, тем быстрее на поправку пойдете. Два дня еще отлеживайтесь, потом вас отправят в гражданскую больницу. У нас тут не санаторий... И мест в лазарете свободных нет. В камерах больные содержатся.

Весть вроде бы обрадовала, но настораживала своей недоговоренностью.

– А... – Зарема опять с трудом формулировала мысль. – А рыжеглазый?

– Вам до сих пор не предъявлено обвинение. Следствие идет, но содержать вас под стражей признано нецелесообразным. Ваш рыжеглазый уезжает. У него кончилась командировка. Не расстраивайтесь, свято место пусто не бывает. Его быстро заменят на черноглазого или еще какого...

* * *

Так бывает – одна приятная весть уже дает толчок к выздоровлению.

Именно это случилось с Заремой. От сообщения вечно подвыпившего врача она сразу почувствовала себя лучше. Даже думаться стало легче. Ее освобождают. Может быть, тетя Галя отправила все-таки письмо и из Москвы уже пришло распоряжение? Быстро разобрались, хотя никто Зареме ничего не сказал. Но что-то уже изменилось. Даже тон разговора врача, пусть и привычно грубоватый, стал иным.

А через два дня открылась дверь камеры-палаты, вошла мужикообразная медсестра и сказала:

– Собирайся...

За ее широкой спиной стоял кто-то в военной форме, но Зарема не увидела лица человека. Да и не рассматривала, считая, что это конвойный. Собрать нехитрые пожитки – дело одной минуты. И только когда она выпрямилась, а медсестра первой тяжелым армейским шагом вышла в коридор, Зарема увидела, кто пришел за ней. Это был Басаргин, о существовании которого она почти забыла.

Оказалось, в тесноте палаты следственного изолятора она почти разучилась ходить. И даже в узком коридоре ее сильно пошатывало. И от движения легкий прибой вернулся в голову. А лестница перед входной дверью, короткая, всего в пять ступеней, показалась качающейся и неустойчивой. И когда вышли во двор, где светило солнце, голова от нескольких глотков свежего воздуха закружилась сильнее. Даже остановиться пришлось и опереться о локоть капитана.

– Сюда, – показал Басаргин на машину.

Машина такая же, как при первой их встрече, когда Зарема вышла на дорогу с автоматом. И даже это воспоминание сейчас показалось ей нереальным, чужим.

Басаргин помог ей сесть в машину.

Должно быть, водителя предупредили. Они выехали за ворота и поехали очень медленно, осторожно объезжая выбоины разбитого асфальта. Так и добрались до гражданской больницы.

* * *

Здесь ее поместили уже в общую палату, где не было тишины, к которой Зарема привыкла, но было обыкновенное человеческое общение. Там, среди людей, она начала оживать и быстро поправляться. Через неделю приехала тетя Галя. Опять постарался Басаргин, предупредил пожилую медсестру, когда ездил навещать Зураба. Зареме Басаргин дважды приносил передачу.

Тетя Галя, хотя и торопилась успеть на армейскую медицинскую машину, с которой приехала, рассказала, что письмо Заремы ушло по назначению. Может быть, потому и произошли такие перемены в ее жизни, что оно было получено. И уже то, что допрашивать Зураба приезжал не рыжеглазый, а Басаргин, казалось ей добрым знаком.

Басаргин все же пришел на следующий день после тети Гали. Он и принес ответ жены президента Зареме. Отпечатанное на принтере письмо.

* * *

«Уважаемая Зарема!

Извините, что отвечаю вам я, хотя писали вы моему мужу. Он очень занят и попросил меня написать вам этот ответ. Мы с ним оба очень тронуты вашей судьбой и судьбой вашего сына Арчи и выражаем вам искреннее сочувствие и сострадание. К сожалению, подобное не редкость там, где есть еще люди, которые не желают дать возможность своему народу жить спокойно и счастливо, заниматься трудом и воспитанием детей, созидать, а не разрушать во имя чуждых народу целей. Поэтому наше сочувствие относится также и ко всем другим чеченским женщинам. Хочется надеяться, что времена эти не продлятся долго и на многострадальной земле вашей воцарятся спокойствие и любовь.

Мой муж дал указания прокуратуре тщательно разобраться с вашим обвинением и обвинением Зураба Хошиева в организации и проведении взрыва офицерского общежития. Мы уверены, что следствие будет справедливым и беспристрастным. Ваше дело контролирует лично представитель президента на Северном Кавказе.

Со своей стороны, я проконсультировалась у известного врача-психотерапевта, специалиста высокой квалификации, относительно глухоты и немоты Арчи. Врач сказал, что подобные случаи стрессовых травм среди детей встречаются довольно часто и для излечения мальчику необходимы спокойная обстановка и длительное наблюдение врача. Во врачебной практике бывали случаи, когда гипнотизеру удавалось работать с людьми, оглохшими в результате психической травмы, и вводить их в глубокое трансовое состояние, в котором удавалось проводить лечение, хотя эти случаи можно пересчитать по пальцам. Я все же рекомендую вам попытаться найти хорошего психотерапевта и попробовать провести лечение. Если такого трудно будет найти в Чечне или в других кавказских республиках, ближе к осени обратитесь ко мне, я попробую отыскать для вас врача в Москве. До этого времени я буду в Москве только наездами, там меня трудно застать. Если вам для лечения нужна будет помощь, в том числе и финансовая, обращайтесь ко мне по адресу, который указан в конце письма».

* * *

Ниже следовали подпись и странный адрес, который Зарема понять не смогла. Она ни разу не видела таких адресов и вообще не знала, что адрес может быть без указания города.

– Что это? – спросила она Басаргина.

– Это адрес электронной почты. Такое письмо отправляется через компьютер. Письмо для вас пришло на местное управление ФСБ, потому что жена президента не знала, где вас искать. Если будете ей писать, обратитесь к тому, кто работает на компьютере в Интернете. Вам помогут. Осенью меня здесь не будет, поэтому я рекомендую обратиться к тому человеку, который отправлял ваше письмо. Он его отправил тоже электронной почтой.

* * *

Басаргин ушел, а Зарема не могла найти себе места. Хотелось непременно сейчас же идти, что-то делать, чтобы помочь маленькому Арчи. Но она только нервно перебирала в руках, сгибая и разгибая, листок бумаги. А куда идти, у кого спрашивать, она не знала. Во время вечернего врачебного обхода Зарема все же не удержалась и спросила лечащего врача о психотерапевте. Показала письмо от жены президента.

Тот прочитал, задал несколько вопросов об Арчи.

– У нас такого специалиста, к сожалению, нет. Есть прикомандированный в военной поликлинике. Есть, кажется, в Моздоке в военном госпитале. Если мне память не изменяет, хороший гипнотизер работает сейчас при судебно-медицинской экспертизе. Он сам из Дагестана, если договориться, можно к нему потом съездить. А из Грозного психических и нервных больных пока отправляют в Ставрополь... Но... Чтобы пробиться в подсознание к глухому... Это надо обладать сверхвысоким гипнотическим потенциалом. Я не слышал, чтобы в наших краях был такой специалист.

Зарема подумала, что чем скорее она поправится, тем скорее сможет помочь сыну. Сможет искать сама. И это оказалось таким мощным стимулом, что организм ее начал самостоятельно бороться за здоровье. Врачи только удивлялись быстрому улучшению ее состояния.

Через два дня снова пришел Басаргин и принес газету с текстом письма жены президента Зареме. Оказывается, об этом письме уже и по телевидению говорили. Они с Арчи стали людьми известными. Но пока она здесь, пока лечится, помочь мальчику никто не в силах.

Басаргин сообщил, что через две недели, вероятно, выпишут из госпиталя Зураба. Зарему обещали выписать уже через неделю.

* * *

А через два дня после Басаргина, в воскресенье, когда Зарема впервые вышла самостоятельно в больничный двор, она увидела, как медсестра показывает ее какому-то бородатому человеку у ворот. И поняла, что незнакомец пришел к ней.

Он, в самом деле, подошел и остановился против нее, рассматривая внимательным чуть насмешливым и слегка высокомерным взглядом. От гостя откровенно пахло лесными кострами. Зарема хорошо знала этот запах и теперь боялась его чуть не панически.

– Здравствуй, Зарема, – сказал гость твердо.

– Здравствуйте, – ответила она растерянно, но с нарастающим внутренним сопротивлением, которое подавить было почти невозможно. Это сопротивление слегка походило на панический ужас и заставляло даже голос вздрагивать. – Я вас не знаю...

– Меня зовут Умар. Я пришел, чтобы помочь сыну моего погибшего друга...

– Я думала, что знакома со всеми друзьями Адлана... – осторожно, как бы отстраняясь, сказала Зарема, не зная, чего ждать ей от такого гостя: беды или добра. С одной стороны, она не хотела поддерживать отношений с теми людьми, которые увели Адлана из дома той памятной ночью, с другой – Умар принес и сам предложил надежду на помощь сыну. Арчи так нуждается в этой помощи...

От растерянности и волнения опять пришел прибой в голову, опять качнулась под ногами земля, и очень неловко, неуверенно цеплялся корнями за землю ствол карагача, за который Зарема взялась рукой...

3

И всю дорогу до управления ФСБ в голове речитативом звучали слова: «объект номер два»... «объект номер два»... Если уж такое привяжется, то это не случайно. Доктор Смерть сказал однажды вескую фразу: «Подсознание знает все...» Сейчас Александр остался твердо уверен, что его подсознание что-то знает, связанное с этим «объектом номер два». Но никак не удавалось выудить нужную информацию оттуда.

В этот раз дежурный по управлению его не встречал. Александр поставил машину на стоянку, прошел в бюро пропусков, где по причине завершающегося субботнего дня народа не было, и с пропуском в руках двинулся по знакомым коридорам в нужное крыло. Дверь кабинета генерала Астахова была открыта. Дежурный капитан Рославлев приветственно кивнул Басаргину и показал глазами на дверь, из которой как раз выходили экипированные по полной выкладке бойцы спецподразделения. Матово светились кевларовые каски, лица под этими касками казались угрюмыми.

* * *

Александр посторонился, пропуская их, и вошел в кабинет, когда все бойцы оставили его.

– Неприятности у нас, Александр Игоревич...

– Я так и подумал, посмотрев на ваших бойцов. Уж больно угрюмы... И нагоняй, похоже, от вас получили... Есть за что?

Генерал растерянно передвигал по полированной поверхности стола стопки с документами и картами, бесцельно меняя их местами. Если бы не повторение движений, можно было бы подумать, что он наводит на столе порядок.

– В том-то и дело... Как вы и посоветовали, мы установили усиленный пост на Волоколамском шоссе. Там уже пост омоновцев стоял вместе с ГИБДД. Мы своих поставили на два километра дальше, за поворотом. Связь с ОМОНом установили. Они, значит, и сообщают, что останавливали две машины с кавказцами. Одна остановилась, вторая – джип – на сигнал не прореагировала. Ну, наши «зубчатку» поперек дороги раскатали, тормозят этот джип. Подходят документы проверить. Тут и машина ОМОНа подкатывает. Как только к водителю подошли, он взорвал себя и пассажирок. На заднем сиденье двух женщин вез. Возможно, одна тоже была с «поясом» и у нее сдетонировал взрыватель.

– Жертвы? – спросил Басаргин.

– Убит омоновец. Без бронежилета был. Сам снял по причине теплой погоды. Разгильдяй! У двоих наших парней множественные ранения рук и лица. Ну и, конечно, тяжеленные контузии. В метре от источника взрыва были. Состояние тяжелое. Еще несколько мелких ранений не в счет. В соседней машине, посторонней, тоже перед «зубчаткой» встала, тяжело ранена осколками в голову женщина. Пробита височная кость, но относительно удачно. Обычно это хуже обходится.

– Умар?

– Не показывался...

– Водитель-камикадзе не известен?

– По документам, житель Дагестана. В досье на него ничего нет. Машина зарегистрирована на него.

– Запрос послали?

– Послали. Срочный. Сейчас все запросы должны быть срочными. – Генерал отвечал на вопросы отставного капитана, как подчиненный отвечает начальнику. – Я не припомню такого нашествия террористов на Москву. Как тараканы лезут... Но не все же они в конце-то концов должны покушаться на жену президента! Это не тот объект, который может стать козырной картой. Тем не менее это «объект номер один», хотя мы знаем и о существовании «объекта номер два».

– Вы абсолютно уверены, что нумерация означает качественную оценку, а не порядковую характеристику? «Объект номер два» планируется взорвать позже, потому он стал вторым... Мы, кстати, не знаем ничего о существовании других объектов – три, четыре, пять... Их может быть много. И вовсе необязательно, что это должны быть сплошь жены высокопоставленных российских чиновников...

– Не очень понимаю, что вы хотите этим сказать.

– Мы не опаздываем к жене президента?

– Пока у нас есть время. Объясните.

– У меня не выходит из головы «объект номер два»...

На столе зазвонил телефон. Генерал взял трубку.

– Да. Я слушаю. Он здесь. Да, Виктор Юрьевич. Так. Понял. Спасибо. Какой километр? Шестнадцатый... Я понял. Значит, он уже каким-то образом благополучно миновал все посты.

Генерал положил трубку и посмотрел на Басаргина так, словно Александр допустил непоправимую ошибку. Но вздох сожаления и последующий рассеянный, хотя откровенно сердитый, взгляд в окно показал, что мысли генерала заняты другим.

– Что-то сообщил Доктор Смерть?

– Спутник перехватил новый разговор Умара Ажигова с неизвестным абонентом, находящимся за пределами видимости спутника. Возможно, это абонент из Чечни. Умар жаловался, что у него выбили большую часть основной и половину дублирующей сети. И провести полномасштабную операцию будет очень трудно. Главная операция, однако, как заверил Умар, развивается в соответствии с планом. Разговор велся с шестнадцатого километра Волоколамского шоссе. Следовательно, Умар благополучно миновал все наши посты и посты ОМОНа.

– Вероятно... – кивнул Басаргин.

– Что – вероятно? – Астахов сердито передразнил.

– Если он разговаривал с Кремлем о выделении машины, ему могли выделить такую, которая не подлежит досмотру. Это, насколько я понимаю, машины гаража президентской администрации, машины высших правительственных чиновников и машины гаража Государственной думы. Именно на такой машине он и миновал ваши посты.

– Я сейчас узнаю, – сказал генерал и вышел из кабинета.

Вернулся он через минуту. Объяснил:

– У дежурного прямая связь с постом. Проезжала машина из гаража президента. Остановилась. Водитель предъявил документы. Пассажиры были за тонированным стеклом. Вот и все. Умар ушел...

– Но машина будет возвращаться.

– И что?

– Необходимо остановить ее и допросить водителя.

– Он ничего не скажет.

– Связывайтесь напрямую с начальником охраны президента. Он может дать приказ водителю. Тогда водитель скажет, где высадил Умара. Нам так и так надо связываться с ним и корректировать действия.

Генерал посмотрел на Басаргина в упор тяжелым и испытующим взглядом:

– С начальником охраны президента или с начальником охраны жены президента? Мне кажется, что вы не ошиблись в формулировке. Следовательно, вы что-то недоговариваете...

– С начальником охраны президента.

– Следовательно, вы утверждаете...

– Да. Я утверждаю, товарищ генерал, что «объект номер два» – это место, где планируется покушение на самого президента, и этот «объект», как мне видится, должен находиться в непосредственной близости от «объекта номер один».

– Обоснуйте... Или у нас нет времени?

– Времени у нас действительно не слишком много. Чем быстрее мы побеседуем с водителем, тем раньше мы выясним местонахождение Умара и Заремы. Но нам, мне кажется, нет смысла действовать с предельной оперативностью. Местонахождение Умара мы сумеем вычислить и без того, лишь бы знать, что он осел на месте и никуда с него не двинется. Спутник зафиксировал его телефон, но, к сожалению, не определил номер. Спутник может только держать этот номер под контролем, как точку исходящей или входящей связи. Но у нас есть Ахмат Текилов, который уже звонил Умару, следовательно, знает его номер. И мы всегда сумеем у Ахмата вежливо спросить... А пока... Пока... Позвоните начальникам охраны президента и жены президента. Пусть едут сюда. Ваш авторитет и авторитет вашей организации не даст им возможности сомневаться в серьезности ситуации. Начальник охраны президента должен дать команду водителю, которого остановят на Волоколамском шоссе, прибыть сюда же. Начальник охраны жены президента должен доставить файлы переписки по электронной почте с чеченкой Заремой Бадамовой, чтобы нам самим не ездить за этими письмами и не терять время. Объясните ему, что жена президента в курсе. Пусть просто сбросит их на дискету. Еще передайте посту на Волоколамском шоссе приказ задержать машину с номером президентского гаража до звонка начальника охраны президента. Это все, что нам требуется. А как только они займутся делом, я начну вам объяснять...

Генерал недолго сомневался. Он отлично понимал, что в таком важном деле лучше проявить чрезмерную подозрительность, чем беспечность. И не побоялся показаться смешным в случае неудачи. И начал звонить.

Басаргин, чтобы не мешать, отошел к окну, вроде бы рассматривая оживленную предвечернюю улицу субботнего города, на самом деле снова и снова выстраивая свою цепочку размышлений так, чтобы скрепить как следует каждое логическое звено и заполнить неизбежные пустоты надежными доводами.

Астахов наконец положил трубку и прокашлялся в кулак, привлекая внимание. Басаргин повернулся. Генерал ждал его объяснений.

– Так что, нам не надо будет ехать к жене президента?

– Нет. Начальник охраны сам поговорит с ней и заберет эти файлы. Там их много?

– Я знаю только об одном письме Заремы к президенту и одном ответе жены президента Зареме. Допускаю наличие еще одного-двух писем. Но не более... А если нам их привезут больше, значит, я прав, и от имени Заремы с женой президента общался по поручению Мовлади Удугова журналист и пропагандист сайта «Кавказ» Рафаэль Темирканов, которому больше нравится называть себя писателем.

– Может быть, начнем по порядку?..

– Начнем... Только для начала пошлите несколько человек осмотреть окрестности детского дома. Там нигде не начали ремонт дороги или теплотрассы, кроме места, которое мы уже видели днем? Если начали, то пусть вычертят схему проезда к детскому дому. Очевидно, должна остаться только одна дорога.

– Кто же начнет такой ремонт в субботу вечером?

– Пошлите... Пусть только себя не показывают откровенно. И никаких кардинальных мер не принимают.

– Каких мер?

– Не прерывают ремонт. Скорее всего, там будет какая-нибудь машина аварийной службы. Следует только установить тщательный контроль над всеми работами, чтобы не пропустить момент закладывания фугаса. Я предполагаю, что на дороге будет установлен фугас. Взрыв в этом случае должен управляться через электрическую сеть.

Генерал пожал плечами и вышел, чтобы отдать необходимые распоряжения.

Вернулся быстро и сел в кресло, глазами показывая свое нетерпение.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Обещание Умара найти для Арчи хорошего гипнотизера, более того, обещание оплатить все расходы по лечению малыша так прочно засели в голове Заремы, что она ни о чем больше и думать не могла. Умар сказал, что ему понадобится для этого месяц, и попросил за этот месяц не искать других каналов, иначе он, договорившись, может попасть в неприятное положение.

– Я болтуном никогда не был и не хочу стать им. Если я что-то обещаю, я делаю. Если врач может помочь сыну Адлана, он ему поможет. Будь уверена. И не заставляй меня прослыть болтуном, договариваясь и беспокоя больших людей, когда это уже не надо...

– В пятницу меня выпишут. Где вы найдете меня?

– Найду, не волнуйся. В любом случае твоя мама будет знать, где тебя искать. Я спрошу у нее. А ты домой вернуться не собираешься?

– А что мне делать дома? Я в этом году даже в огороде ничего не посадила. Чем Арчи кормить? Буду здесь работу искать. Грозный большой. Здесь с работой проще, чем в Шали. Буду искать. Добрые люди помогут.

– Я тебя найду. Ты не переживай. Главное, ты из Грозного никуда не уезжай. И будет сын Адлана слышать и говорить...

И он ушел, оставив Зарему в окрыленном ожидании и великой надежде.

* * *

Теперь, после письма от жены президента, стал через день заходить и Басаргин, передавал привет от Зураба, с которым по какой-то надобности часто встречался. Что касается следствия, которое сразу, конечно, не закончилось, то Басаргин задал Зареме только вопрос о долларах.

– Скажите мне честно. Вы нашли доллары только в день взрыва? Или раньше? Это очень важно для дальнейшего хода следствия.

– Да. В день взрыва. Когда увидела, что замок в двери сломан. Они лежали под моими деньгами. Я боялась, что меня обокрали, и проверила...

– Вы поняли, что доллары фальшивые?

– Фальшивые? – удивилась и даже расстроилась Зарема.

– Да. И даже очень плохо сделанные. Любой, кто часто с долларами работает, это поймет. Вы, к сожалению, не поняли. Иначе могли бы догадаться, что это была ловушка.

– Какая ловушка? Зачем мне строить ловушку. Кто я?

– Так размышляли и террористы, так размышлял и первый следователь – кто вы, чтобы иметь просто так вот в кармане тысячу долларов? Не в столовой же вы их получили за свою работу. Значит, вы выполняли какую-то другую работу. Они знали, что вы каждый вечер уходите вместе с Арчи и Зурабом гулять. И им надо было заставить вас взять доллары с собой. Как заставить? Просто. Кто пожелает оставить деньги в комнатушке, которая не закрывается? Вы так и поступили. Для этого потребовалось только сломать замок. И уже не важно было, что вы заметили эти доллары и удивились. Важно было, что доллары при вас. Взрыв произошел в вашей комнате. Детонатор управлялся по радио. Вас должны были бы арестовать уже после взрыва. Арестовать и найти эти доллары. Откуда они? – возник бы естественный вопрос, как он возник и у вас. Естественно предположить, что вам заплатили за участие в подготовке теракта. Есть кого обвинить и не искать истинных виновников. Все просто. И можно из этого сделать пропагандистский трюк – вдова погибшего боевика отомстила за смерть мужа и отца, за травму своего сына. На фоне вашего выхода на дорогу с автоматом это выглядит естественным. Нам известно, что Мовлади Удугов уже подготовил соответствующий материал, желая сделать из вас женщину-героиню и пример для подражания. Чтобы и других вдов подтолкнуть к таким же действиям.

– Откуда Удугов про меня может знать...

– Вы ему и не интересны. Ему дали материал террористы. Он такими материалами пользуется очень быстро и с удовольствием. Только в этот раз не получилось, хотя получиться могло бы благодаря стараниям некоторых вам известных следователей. Вы вместе с Зурабом вернулись слишком рано. И торопились. Террористы наблюдали за общежитием и поняли, что у Зураба возникли подозрения. Потому они и поспешили со взрывом. Все произошло на полчаса раньше назначенного времени. Через полчаса прибывала большая группа – тридцать новых прикомандированных офицеров милиции и ФСБ для участия в спецоперации. Задержись вы на полчаса, жертв было бы гораздо больше. Вот и получается, что вы многим спасли своей торопливостью жизнь...

Больше Басаргин взрыва никак не касался. Или просто имел другие источники информации, или ее расстраивать не хотел, потому что понимал женскую психику и нежелание вспоминать то, что больно. А скоро до Заремы дошел слух, что следствию известны имена всех участников террористической акции, и они объявлены в розыск.

* * *

Сначала Зарема решила не рассказывать офицеру ФСБ и о визите в больницу человека, который назвался другом Адлана. Если друг мужа не знаком жене, то это друг из леса. Другого быть не может. Если запах от него идет точно такой же, какой шел от Адлана, когда он время от времени наведывался домой, значит, это боевик. Но разве захочет Басаргин, так относящийся к ней и к маленькому Арчи, навредить ее сыну? Да и совет хотелось услышать, потому что родная мама была далеко, тетя Галя, с которой подружилась в Шали, была далеко, и Зураб, которому научилась верить, тоже был далеко. С кем же еще посоветоваться, кроме Басаргина? Нет рядом ни одного близкого человека. Этот, пусть и не близкий, но старается ей помочь.

Кроме того, даже сам Умар не просил ее не рассказывать никому о его визите. Если бы попросил, этим он, конечно, сразу насторожил бы Зарему и слегка испугал. Но он не попросил. Значит, она имеет право подумать – он не прячется. Ведь пришел сюда, в больницу, среди белого дня, когда вокруг так много людей, ничего не испугавшись. Может, он и не боевик уже? Мало ли парней вернулось из леса и сдало оружие. Их какое-то время проверяют, потом, если нет на них крови, отпускают домой. Хотя, если бы Умар жил дома, от него не пахло бы костром.

Она рассказала Басаргину о визите Умара. Все рассказала, с подробностями. Даже о своих сомнениях в отношении его реакции упомянуть не забыла, чтобы Басаргин лишний раз о судьбе Арчи тоже подумал.

– Что же... – сказал на это капитан. – Мне бы хотелось на этого Умара, скажу честно, хоть раз взглянуть и даже заглянуть ему в документы. Но я могу своим любопытством его напугать. Лично я не вижу ничего плохого в том, что какой-то боевик желает помочь сыну своего погибшего товарища. Даже независимо от того, боевик он сейчас или уже вернулся домой и сложил оружие. Такое желание говорит только хорошо о человеке... И вам самой уже смотреть и думать, что он будет предлагать. Если вы возьмете меня в помощники, я могу только все дело испортить. И вам верить не будут, и Арчи не помогут. А я думаю, надо все пути испытать, чтобы мальчику помочь.

– Спасибо вам... – сказала Зарема. – Я боялась, что вы посоветуете мне отказаться.

* * *

В пятницу ее выписали из больницы. Повязки сняли. Волосы начали отрастать, но послеоперационные шрамы еще полностью не прикрыли, и потому необходимо было постоянно носить платок.

Встретить Зарему приехал Басаргин.

– Я нашел вам жилье и работу. Жить будете у пожилой женщины. Она русская, но муж ее был чеченец, недавно умер. Может быть, хозяйка и попросит какую-то небольшую плату за комнату, но мы с ней разговаривали только о том, что вы будете немного помогать ей по хозяйству, с которым она сама справиться уже не может. Но я предупредил, что вы будете работать и помогать сумеете только в свободное время. Работа на складе при воинской части. Вахтером. Склад простой. Хозяйственный и продовольственный. Если кто-то приезжает получать что-то, вы проверяете пропуск и пропускаете. Кладовщик выдает требуемое. Вы на выезде проверяете его роспись, соответствие товара накладной и открываете ворота. Вот и все. Единственное неудобство – работа по двенадцать часов. С восьми до двадцати. Вы сможете брать с собой Арчи?

– Конечно. Он смирный. Он не помешает.

– Я завтра еду навестить Зураба в госпитале. Если желаете, можете поехать со мной. Потом заедем к вам в деревню, вы заберете мальчика с собой.

– Спасибо вам...

2

Владимир Васильевич откинулся на спинку кресла и даже слегка отодвинулся от стола, располагаясь поудобнее для длительного слушания.

– Итак...

Басаргин не любил произносить длинные монологи сидя. И потому начал прогулку по обширному генеральскому кабинету. Ритмичность шагов всегда помогает думать, разгоняя кровь в теле и подпитывая мозг. Где-то он читал, что именно поэтому умные лекторы всегда ходят перед аудиторией.

– Итак, я вижу развитие этой хитроумной операции, подготовленной в штабе Басаева, а может быть, и где-то еще, следующим образом. Вы правильно заметили, когда мы посещали компьютерный класс в детском доме, что, по логике, жена президента не должна стать объектом охоты террористов. Она не решающая величина, как-то влияющая на события в кавказском регионе.

Это как раз то рассуждение, которого мне не хватало для замыкания логической цепи. Я чувствовал, что как-то сталкивался с необходимым звеном, только никак не мог вспомнить, как и где. И вспомнил только у вас в кабинете. А вспомнить не мог по простой причине. Сколько было уже взрывов и попыток взрыва совершенно неповинных людей... И в этом контексте жена президента может рассматриваться как объект охоты. Однако сама опасность крупномасштабной акции и затраченные усилия, риск, наконец, которому подвергает себя Умар Ажигов, появившись в Москве, жертвы, на которые террористы идут, подготовив целые две взаимозаменяемые цепочки, заставили думать, что здесь планируется нечто другое.

Дополнительные сомнения появились, когда выплыла эта фраза – «объект номер два». Как мы привыкли в большинстве своем считать? Самое крупное событие – событие номер один. Но событие номер один, мы с вами предположили, это взрыв жены президента. А дальше, согласно полученной информации, должно следовать второе событие. И можно было предположить, что за ним последует третье, четвертое. Что это за события? Обыкновенные взрывы в многолюдных местах? Но тогда мы встречаемся с нарушением логики – человек всегда мыслит так, что главное он припасает напоследок. Главное сообщение в ряду других. Главный подарок. Так эффект получается более выразительным. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Финальная сцена!

– Да. Выражаясь театральным языком, это можно назвать именно так. Финальная сцена дает больший эффект. И потому, зная страсть чеченцев и всех вообще кавказцев к театральности, поскольку мне пришлось по долгу службы работать с ними достаточно тесно, я предположил, что в этом случае рядовые взрывы, если их можно назвать так, должны были бы быть произведены до наступления события номер один. Одновременно я предположил, что «объект номер один» и «объект номер два» означают порядковость, очередность, а не значимость. И что тогда получается?

– Что тогда получается? – переспросил генерал.

– Тогда получается, что террористы сначала демонстрируют нам финальную часть, а потом дополнительные действия, которые совсем потеряются на фоне финальной части? Зачем им эти дополнения? Ведь каждый акт террористов, по их замыслу, должен громко звучать. Иначе сам терроризм, как понятие, теряет смысл. Не бывает, как вы знаете, в природе скромных террористов. Следовательно, что мы можем предположить? Мы можем предположить, что террористический акт на «объекте номер один» является только предварительным ходом. Подготовкой к основному действу. К взрыву на «объекте номер два». Понимаете, это – «ловля на живца». Жена президента попадает под взрыв здания. Как поведет себя при этом президент? Как поведет себя при этом любой муж? Он обязательно приедет туда, где идет разбор завалов и попытка достать из-под развалин людей.

– Это меня не убеждает, – покачал головой Астахов. – Это чисто умозрительные размышления, не имеющие под собой реальной основы.

– Мы еще дойдем и до реальной основы, просто невозможно выложить все размышления одновременно. Поэтому я продолжу. Здесь, после первого взрыва, когда живец запущен, следует еще один очень интересный момент, который говорит о психологической изощренности Умара Ажигова, если только именно он продумывал и составлял план. Естественно, охрана президента и другие спецслужбы постараются быть на месте произошедшего теракта. И поэтому Умар подготовил несколько «черных вдов», которые должны будут взорвать себя, а скорее всего могут быть взорванными в толпе зевак, которая неминуемо соберется неподалеку. Все те разговоры с самими «вдовами» о том, что следует взорвать сотрудников спецслужб, когда они подъедут, – это ерунда. Генератор-глушитель после взрыва уже будет, естественно, не нужен. Его отключат, чтобы обеспечить связь со спасателями, пожарниками и прочими. Вдов взорвут простым радиосигналом тогда, когда они окажутся в толпе. Это и будет психологическим шагом Ажигова. Взрывы «черных вдов» по своей сути должны обеспечить только одну цель – расслабить внимание спецслужб перед приездом президента, когда планируется нанести основной удар. Такой удар можно нанести в достаточной степени подготовленно. Вы когда-нибудь обращали внимание, что за люди заняты у нас на дорожных работах или на ремонте теплотрасс?

– Обращал. Дорожные работы на сто процентов выполняются выходцами с Кавказа. Это их, так сказать, фирменное ремесло. И процентов на семьдесят-восемьдесят кавказцы же выполняют работы по ремонту теплотрасс и водоводов. Причем я заметил даже то, что они работают исключительно своими бригадами. Не смешиваются с русскими.

– Правильно, Владимир Васильевич. И потому ни у кого не возникнет сомнения, если такая бригада, как ей и положено, облаченная в оранжевые или желтые сигнальные жилеты, появится в каком-то месте города. Я предполагаю, что такие бригады именно сегодня появились недалеко от детского дома в большом количестве. Вы послали людей проверить это?

– Послал. Они, должно быть, уже давно на месте. Вечером движение на улицах слабое. Добраться недолго.

– Вот и отлично. Я могу даже предсказать, какую именно дорогу оставят действующей, не занятой ремонтом.

– Какую?

– Президент с семьей отдыхает в Барвихе?

– Должен выехать туда вечером.

– Свободной будет дорога со стороны Барвихи.

– Мы проверим это прямо сейчас. Я позвоню группе, которая выехала к детскому дому.

– Позвоните. Мне самому очень хочется убедиться в правоте моего предположения.

Генерал опять вышел, словно связь мог осуществлять только через дежурного. Должно быть, не хотел откровенно выказывать Басаргину свое недоверие.

Вернулся Астахов через три минуты. Посмотрел на отставного капитана сурово и сел в кресло.

– Я готов слушать дальше...

По мрачному виду Владимира Васильевича Александр сразу предположил, что оказался прав. Но на всякий случай переспросил:

– Так что там, возле объекта?

– Вы оказались провидцем. Свободна только та дорога, которая ведет со стороны Барвихи. Меня, честно говоря, интересует не только результат ваших размышлений, но и то, как вы догадались об этом.

– Это, товарищ генерал, самый трудный вопрос. Я и сам не однажды пытался систематизировать свой метод, но ничего не получилось. Просто информация в голове сама каким-то образом систематизируется, одно сопоставляется с другим или, наоборот, противопоставляется другому. И остается самое простое – сделать вывод. В конкретном случае... Помните, Гагарин сообщал вам о звонке Умара Ажигова. Умар просил подать ему машину через полтора часа. Почему не сразу? – возник у меня вопрос. Умар хотел по магазинам пробежаться, подарки друзьям по лесу подыскать? Нет. Он должен был заняться чем-то, что водителю не должно показаться странным. Водитель из президентского гаража привык возить чиновников, которых встречают на любом объекте с почтением. А вовсе не людей, которые останавливаются на захолустных улицах с целью заглянуть в канаву. Я попросил Доктора Смерть просмотреть картотеку на чеченцев, проживающих вблизи того места, откуда Ажигов звонил, или имеющих там офисы. Не оказалось таких поблизости. Следовательно, беседовать в том районе Умару было не с кем, отсиживаться было не у кого. Он вообще оказался там случайно, спасаясь от погони. Я определил его местонахождение по спутниковой карте. Прикинул, сколько ему добираться до детского дома городским транспортом. Вышло – час с небольшим. Но вы сказали, что у детского дома он не появился. Я подумал, что он должен быть где-то рядом. И что он там делал? Он проверял готовность. Рекогносцировка местности, после которой он уже не должен будет показываться в этом районе по простейшим мерам личной безопасности. Он же не знает, что взрыва не будет. И ждет события. Нам осталось только подобраться к «объекту номер два», чтобы и его обезопасить. Но для этого сначала следует уточнить расположение самого взрывного устройства.

– Вы убедили меня, что все происходит в полном соответствии с вашими вычислениями...

– Я никогда не возьмусь утверждать, что в полном. Всегда существует множество мелких несовпадений. Но, как правило, они не играют решающей роли.

– Тем не менее я все равно не понял, каким путем вы пришли к таким выводам. Меня все-таки интересует основной вопрос: на основании чего вы предположили, что готовится покушение именно на президента? У нас нет никаких наводок на такое развитие событий.

– Главная наводка – неизбежное возникновение момента, когда президент приедет к месту взрыва, если этот взрыв состоится. Я исхожу из мысли, что они не моментом желают воспользоваться, они сами создают такой момент. Это естественный способ работы любых диверсионных и террористических подразделений. И подступы к такому моменту они начали готовить загодя. Насколько я знаком с ситуацией, операция эта планировалась очень давно. Начиная с момента, когда жена президента по просьбе мужа ответила на письмо Заремы...

3

Улица пыльная. Пыль во все щели машины пробивалась и неприятно на зубах скрипела.

Мальчик гулял во дворе. Зарема смотрела сквозь стекло дверцы, и ей даже показалось, что он обернулся на звук двигателя. Услышал? Неужели – услышал? Неужели – стал слышать? Выскочив из машины еще до того, как «уазик» остановился, чуть не упала и бросилась к сыну, опять чувствуя в голове отдаленный прибой – от волнения давление подпрыгнуло.

– М-м-м...

Арчи издал такой звук при виде матери.

Он тоже сделал несколько шагов к ней, остановился и замычал снова. А в широко раскрытых глазах его были и радость, и испуг, и удовлетворение, и ожидание, и еще масса всяких чувств. У Заремы слезы из глаз брызнули. Как обхватила она сына, как тискала... То прижимала к себе, то отдаляла, чтобы рассмотреть, то снова прижимала.

Вышли из дома бабушка с дедушкой. Смотрели с крыльца грустно и печально, не решаясь подойти и прервать радость этой встречи. Понимали, что Зарема заберет от них последнюю память о погибшем сыне, что чужого человека будет внук считать и, может быть, даже называть отцом, если сумеет заговорить. Не отпуская сына с рук, Зарема подошла к ним. Поклонилась вместе с Арчи.

– Спасибо вам. Простите, если виновата в чем...

– Тебе жить... И ему жить... – сказал свекор.

Свекровь долго крепилась, но тоже не выдержала:

– Береги Арчи...

Зарема еще раз поклонилась.

* * *

Машина долго ждать не могла. Еще в Шали предупредили – заскочить в деревню, сделать бегом все дела, и назад на скорости, пока боевики в окрестностях не опомнились и не вышли к дороге. Очень беспокойный здесь участок. И потому прощание было коротким, таким же, как с матерью, к которой заехали вначале, по пути. И уже на выезде им встретилось шесть человек при оружии.

– Про-о-пали... – прошептал прапорщик-водитель.

– Гони! – крикнула Зарема.

Но он, наоборот, остановился в десяти метрах перед наведенными на них автоматами. И задрожал...

Молча ждали, когда подойдет высокий и худой, хотя и широкоплечий, бородач, двинувшийся вперед. А тот шел неторопливо, словно специально, чтобы страх парализовал водителя. Открыл дверцу справа, с презрением посмотрел на прапорщика, у которого дрожал подбородок, на заднее сиденье – взгляд напрягся, сосредоточился.

– Ты Зарема? – спросил.

– Зарема, – ответила она.

– Это кто? – бородач показал на мальчика.

– Арчи.

– Сын Адлана?

– Да.

Бородач захлопнул дверцу и махнул рукой:

– Пропустите их. Это Зарема приехала за сыном Адлана.

Боевики опустили автоматы.

* * *

Сам Басаргин оставался в районной прокуратуре, когда отпускал Зарему с машиной в деревню за сыном. Ему необходимо было решить там какие-то срочные дела, в которые Зарему, конечно, посвящать необходимости не было. После этого они должны были все вместе навестить Зураба, который уже начал ходить по коридору без чужой помощи. Когда «уазик» в облаке пыли подъехал, Басаргин ждал на крыльце, разговаривая там о чем-то с Нугзаром Гогаладзе. Оба стояли хмурые, напряженно ожидающие. Но, узнав машину, засветились улыбками.

– Меня тут Нугзар напугал, – пожаловался Басаргин. – Говорит, ваша деревня хорошо со всех сторон просматривается и любую машину от дороги «отрезать» могут. Я уже не знал, что делать... Туда сейчас даже милицейская машина, говорят, без сопровождения солдат не ездит...

– А мы съездили... – выбираясь через заднюю дверцу сама и вытаскивая притихшего Арчи, сказала Зарема почти непринужденно, – обошлось...

Она ничего не стала говорить о том, как их останавливали моджахеды, как повел себя водитель. Сама жалобщиков никогда не любила и на других жаловаться привычки не имела.

Нугзар взял Арчи на руки. Басаргин потрепал его по голове. Но мальчик смотрел только на мать, и в глазах светился испуг. Не забирают ли у него ее снова?

– Мы тут разговаривали об Умаре, который к вам приходил... – Басаргин посмотрел на Зарему внимательно. – Нугзар вот говорит, что в здешних краях есть только один достаточно авторитетный Умар, который в состоянии помочь в вашей беде. Вопрос только в том, пожелает ли он в самом деле помочь...

– А почему он не пожелает?

– Этот Умар никогда не был другом Адлана.

– Тот назвался другом. Может быть, тот – другой Умар?

Нугзар достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги с фотороботом.

– Это не он?

Зарема смотрела долго. Не решалась сказать. Она поняла уже, что разговор идет про Умара Ажигова, командира басаевского батальона «черных вдов». Она, конечно, полностью подходит для роли «черной вдовы». Такая она и есть. И Умара на фотороботе, как ни плохо был сделан портрет, она узнала. Но сказать это сейчас – значит лишить маленького Арчи надежды на обретение речи и слуха. Пусть в помощь Умара веры мало. Но хоть маленькая толика этой надежды есть. И Зарема не нашла в себе силы отказаться от такой надежды.

– Нет, – ответила твердо. – Это не он...

– Пусть так, – согласился Басаргин. – Тогда едем к Зурабу. Только ты ему до поры, – повернулся он к Нугзару, – ничего не говори. Он еще слаб. И давление ему поднимать ни к чему...

– А что случилось? – спросила Зарема.

– Ерунда, – отмахнулся Нугзар с видимой неестественностью. Не сумел хорошо и доверительно соврать. – Нового начальника милиции поставили. У них с Зурабом не самые лучшие отношения. Тейповые дела...

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

– Значит, письмо Заремы... Нам скоро привезут эту переписку, – сказал генерал. – Но чем сама по себе переписка может привлечь террористов? Мало ли с кем жена президента переписывается по электронной почте. Что можно сделать через Интернет? Самое большее – послать компьютерный вирус. Компьютерные вирусы-убийцы, насколько я знаю, – это фантастика американских кинематографистов, и не более того.

– Я сначала тоже не придал значения первым двум письмам: от Заремы к президенту и ответу жены президента. Я в то время был во второй командировке в Чечне и сам приносил Зареме в больницу ответ на ее послание. Это был совет, и это была надежда. Потом из Москвы пришло разрешение опубликовать этот ответ в местных газетах. Надо сказать, что акция имела успех. О письме много говорили. Вот и все, что я мог сказать по этому вопросу тогда. Зацепкой эта переписка стала только после того, как Зураб Хошиев сегодня утром встретил на московских улицах вместе с Умаром и Заремой Рафаэля Темирканова. В самом деле, не мемуары же «черной вдовы» пишет с ее слов Темирканов. Тогда и возникла мысль, что двумя письмами переписка с женой президента не закончилась. Сама Зарема слишком малограмотна, чтобы справиться с простым письмом на русском языке, к тому же после травмы руки лишена возможности писать разборчиво. Об электронной переписке, которую она в состоянии вести самостоятельно, вообще речи быть не может...

В дверь постучали.

– Войдите, – сказал Астахов.

Зашел дежурный по управлению:

– Товарищ генерал, снизу звонят. Доставлен водитель какой-то машины с Волоколамского шоссе. Говорят, по вашему распоряжению. Не задержан, уточнили, а доставлен для беседы. Что с ним делать? Прикажете выписать на него пропуск?

– Да, и немедленно ко мне. Встретьте и проводите его.

– Он с сопровождающими.

– Сделайте это быстрее.

Дежурный ушел, а генерал встал, чтобы пройтись по кабинету рядом с Басаргиным.

– Мы продолжим «разбор полетов» чуть позже, если вы не возражаете. А сейчас давайте думать, как вести себя с водителем.

– Если он вообще будет с нами разговаривать без своего начальника охраны. Вы сами, наверное, знаете, какие у них там порядки.

– Наши любезные начальники охраны задерживаются. Но тоже должны вот-вот прибыть. Вы не думаете, что водитель может быть сообщником Умара?

– Может быть все. На всякий случай неплохо было бы его изолировать хотя бы на сутки. Хотя водитель не может знать график передвижения президента и его семьи. А два человека... Не много ли будет агентов Чечни в одной маленькой президентской администрации?

– А что вы предполагаете?

– Я предполагаю, что водитель поехал просто по разнарядке, как обычно и бывает. Тем не менее задержать его не мешало бы. Просто чтобы обезопасить ситуацию. И его самого, кстати, тоже. Он – свидетель...

– Мы превышаем свои полномочия. Может получиться неприятность. Но вопрос о безопасности водителя дает нам шанс все сделать красиво. И мы обсудим этот вопрос с начальником охраны.

В дверь постучали.

– Войдите.

Вошли два офицера в боевой экипировке. С ними средних лет уверенный в себе человек.

– Товарищ генерал, водитель машины...

Астахов сделал знак рукой, прерывая доклад.

– Садитесь все, – показал он рукой на стулья. Дождался, пока приехавшие рассядутся, и сам вернулся в свое кресло. Басаргин остался стоять. – Вас как зовут?

Вопрос был адресован водителю.

– Николай Николаевич.

– Вам, Николай Николаевич, уже, должно быть, объяснили, в какое подразделение вы прибыли. Вы знаете, чем мы занимаемся.

– Естественно. С другими бы я и не поехал. Я подчиняюсь начальнику гаража, а не начальнику охраны.

Водитель с видимым удовольствием показал, что он человек с характером. Такой, если упрется, может ничего не сказать. Поэтому Астахов, сразу сориентировавшись в ситуации и в характере водителя, начал не авторитетом давить, как собирался, видимо, вначале, а ублажать уважительным отношением.

– Мы вам зададим несколько вопросов, на которые вы имеете право не отвечать, но это очень важные вопросы. Я не могу вам объяснить, на что они могут повлиять. Тем не менее я просил бы вас ответить на них по возможности более полно.

– Я вас слушаю.

– Что за человека вы возили сегодня на Волоколамское шоссе?

– Я не знаю этого человека. Я получил разнарядку в гараже, выехал, куда мне было указано. Там человек сел ко мне в машину, сказал, куда ехать, и я поехал.

– Раньше вы этого человека возили?

– Да, сегодня утром я забирал его от Дома правительства и отвозил в германское посольство. Только тогда он был один и одет по-другому. Что называется, при параде. А вечером их было трое.

– Кто по национальности эти люди?

– Мне показалось, азербайджанцы.

– Не чеченцы?

– Не берусь утверждать категорично. Водительское место в моей машине отгорожено от пассажирского салона. Правда, окошко никто не закрывал. Разговаривали они по-своему. Но дважды или трижды я слышал слово «Бакы». Насколько я знаю, так азербайджанцы зовут Баку. Чеченцы тоже могли что-то говорить о Баку, но я не знаю, как Баку звучит на их языке.

Басаргин вдруг вспомнил о рисунке Александры, что он принес с собой, но не показал еще генералу. Сейчас он развернул бумажную трубочку и протянул лист водителю.

– Это он?

Водитель отрицательно покачал головой:

– Нет. Это совсем другой человек. Скорее этот похож на одного из вечерней троицы. Да, вроде бы очень похож. Думаю, что это он.

– А вот этот человек? – генерал достал из ящика стола фоторобот Ажигова.

– Это же один и тот же человек, – сказал водитель, сверяя рисунки. – Но здесь похож больше, – он потряс рисунком Александры.

– Где вы высадили этих людей?

– На шоссе. Там есть небольшой сверток. Но дорога дальше такая, что на «Мерседесе» проехать невозможно. Я так и сказал. Они согласились пойти пешком.

– На каком километре вы их высадили?

– Я затрудняюсь сказать. На километраж не смотрел. Не имею привычки.

– Хотя бы приблизительно.

– Около сорока километров от города.

– Там есть какой-то населенный пункт?

– По-моему, только дачи. Если и есть что-то, то дальше. Да, вроде бы за дачами видно было двухэтажные кирпичные дома.

– Вы знаете, кто давал заявку на вашу поездку?

– Нет. Только во второй раз потребовали ту же машину, что и утром. Меня то есть...

– Остается только удивляться, как они отпустили вас живым... – сказал генерал и недвусмысленно посмотрел на Басаргина. Александр понял предложение поддержать игру.

– Там его убивать было нельзя, – сказал Александр в тон словам генерала.

– Почему?

– Подозрение пало бы на человека, который машину заказывал. И посему нашего уважаемого Николая Николаевича попытаются убить сегодня после работы. Когда домой будет возвращаться.

– О чем вы говорите? Я не очень понимаю... – бросая взгляд то на генерала, то на Басаргина, пытался вникнуть в суть их беседы водитель.

– О том, что люди, которых вы возили сегодня, предпочитают не оставлять свидетелей, – сказал генерал категорично. – Скорее всего они попытаются добраться до вас сегодня, потому что завтра у них уже не будет в этом надобности.

– Вы возили сегодня главного специалиста по террористическим актам у Басаева, так называемого «черного комбата» Умара Ажигова, командующего батальоном «черных вдов» – террористок-смертниц.

– Да, я слышал разговор за спиной. Одного из них называли Умаром... – Водитель, оказалось, совершенно не испугался предполагаемого покушения на себя и даже позволил себе усмехнуться. Более того, глаза его слегка засветились. – Знал бы, сам бы их скрутил...

Николай Николаевич заметил усмешку в глазах генерала и добавил серьезно:

– Я служил когда-то прапорщиком – инструктором по рукопашному бою в спецназе ГРУ... И сейчас веду занятия среди своих коллег по гаражу.

Генерал кивнул. Это его, кажется, убедило.

– Вот и прекрасно. Но теперь нам необходимо выяснить другой важный вопрос. Кто заказывал машину для обслуживания террористов. Это уже откровенный вызов нам и вам, потому что кто-то откровенно выбрал вас в качестве жертвы... Вы случайно не знаете, кто из сотрудников администрации владеет чеченским языком?

– Мне обычно говорят, куда ехать, по-русски. Хотя есть там у нас несколько человек кавказцев. Может, кто-то из них...

– Может быть. Хорошо, мы постараемся выяснить этот вопрос сами. Может быть, с помощью вашего начальника охраны. По-моему, он как раз пришел...

Стук в дверь подтвердил слова Астахова.

– Войдите.

Дверь открылась, и вошли два человека. Генерал встал из-за стола, чтобы поприветствовать их.

2

Зураб сильно исхудал за время вынужденного лежания. Опустились некогда прямые плечи. И ходил он с палочкой. Но все же вышел к воротам больницы встречать посетителей. Арчи сразу узнал его и очень обрадовался встрече.

Зураб пожал руки Басаргину и Нугзару, слегка обнял Зарему, прижал к себе маленького Арчи, но взять его на руки не решился.

– Повязки когда сняли? – спросил Басаргин, осматривая покрытую шрамами голову Зураба. Хорошо, что он не осматривал голову Заремы. Там шрамов было еще больше.

– Вчера еще. Уже обрастаю волосами, как мамонт.

– А выписать когда обещают?

– Через неделю. В следующую пятницу.

– Как раз, когда я уезжаю, – сообщил Басаргин. – В пятницу... Значит, больше не увидимся, если меня снова к вам не пришлют. Но это – не раньше чем через полгода.

Зураба волновал вопрос о трудоустройстве Заремы, поскольку место в столовой, где она раньше работала, уже, как он узнал, занято, а в условиях громадной нехватки рабочих мест в республике на соблюдение трудового законодательства никто внимания не обращает. Басаргин рассказал, какую работу он нашел для нее и где устроил жить.

Потом капитан с Нугзаром отошли в сторонку, предоставив Зареме с Зурабом возможность поговорить наедине, если не считать присутствия рядом маленького Арчи. А когда время подошло прощаться, Басаргин сказал Зурабу:

– Когда ты выйдешь отсюда, на работе тебя ждут осложнения. Я думаю, ты и сам с новым начальником работать не захочешь, да и он... Там, похоже, вопрос, как говорит Нугзар, решенный. Короче, так... Приходи к нам в управление. Когда я буду дела передавать сменщику, предупрежу его. Тебя оформят «сексотом». Плата там небольшая, но это все же работа, которую ты знаешь... И все-таки в Грозном. К Зареме поближе...

Зарема тем временем спрашивала проходящую мимо медсестру о тете Гале. Тетя Галя, оказалось, отдыхает после ночного дежурства. Попросить Басаргина заехать к ней Зарема не решилась. Ведь и адреса даже не знает... Дом предстоит искать, и время терять. И так столько времени потеряли, когда ездили в село за Арчи...

* * *

В понедельник Зарема вышла на работу. Кроме нее на складах обитало четыре прапорщика-кладовщика и три женщины из бухгалтерии. Заправлял всеми делами подполковник внутренних войск.

Подполковник, начальник складов, лысый, пузатый и слюнявый, с шаловливо бегающими глазами, долго объяснял ей простейшие обязанности. По нескольку раз повторял одно и то же, словно она русского языка не знала. Показывал образцы накладных, которые должны быть у нее на столе в папочке. И все старался прижаться к Зареме плечом или коснуться ее локтем. Она отодвигалась в сторону, не понимая такого желания стоять прижавшись, как в автобусе, когда около стола так много свободного места. Потом она вообще притянула к себе Арчи, как забором, отгородившись сыном от подполковника.

Сама работа показалась скучной. Непонятно, за что здесь деньги платят в два раза большие, чем ей платили в столовой. За весь первый день Зарема пропустила на склад и выпустила обратно только четыре машины. Одна вывозила продукты, две – строительные инструменты и краску, четвертая простые метлы и черенки к ним. Но накладные Зарема проверяла подробно, чем вызывала злобные насмешки шоферов и сопровождающих машины прапорщиков.

Вечером, перед уходом домой, подполковник заглянул в сторожку к Зареме.

– Справляешься?

– Справляюсь.

– А что тут не справляться, е-мое...

Он осмотрел ее сверху донизу, ухмыльнулся и пошел животом вперед, помахивая папочкой с документами. А Зареме предстояло еще два часа сидеть у ворот, дожидаясь ворчливую пожилую сменщицу, которая утомила ее своими недовольными разговорами за пять минут общения.

На половине дороги до дома из развалин подлежащего сносу квартала вдруг вырулила белая «Нива», и с переднего сиденья выпрыгнул легкий и внешне веселый Умар Ажигов. Теперь, присмотревшись, она точно узнала, что это он.

– Здравствуй, Зарема.

– Здравствуйте, Умар.

– Как тебе новая работа?

– Не трудная. Там и Арчи справится...

– У тебя с собой письмо жены президента?

– Нет. Оно дома лежит.

– Я наводил справки. С глухонемым мальчиком работать местные психотерапевты не берутся. Можно поехать в Турцию. Там есть один хороший врач. Но он не говорит ни по-русски, ни по-чеченски. По-турецки мальчик, наверное, не поймет, даже если услышит. А как научить не слышащего турецкому языку? Да и рано ему еще чужим языкам учиться... – Умар потрепал Арчи по голове. Сильно потрепал, как взрослого. – Можно поехать в Москву. Там тоже есть один. Но до него добраться трудно. Он не всех принимает. Если попросить жену президента, он не сможет отказать ей.

– Что мне надо сделать? – Зарема даже лицом вспыхнула от появившейся надежды.

– У меня сейчас мало времени. Я не могу заехать к тебе. Возьми завтра письмо с собой на работу. Я заеду к тебе на склад. Мне нужен адрес. Я отвезу его одному человеку, тот напишет за тебя и попросит. У него есть компьютер, он сам и письмо отправит. Или ты хочешь написать сама?

– А что это за врач? В какой больнице? – на всякий случай решила уточнить Зарема. Вдруг Умар пропадет куда-то. Надо хотя бы самой знать, куда при случае можно обратиться.

– Он не в больнице работает. Он работает с детьми в детском доме.

– Это, наверное, дорого стоит?

Умар усмехнулся.

– Это тебя не должно волновать. У нас есть благотворительный фонд «Сироты Чечни». Он помогает таким детям, как твой Арчи. Мы подарим детскому дому пять компьютеров. Пусть они за это лечат твоего сына.

– Спасибо вам, Умар...

– Не за что... У меня тоже три сына... Случись что со мной, о них тоже кто-то должен будет позаботиться... Так написать за тебя письмо?

– Если будет можно...

– Хорошо. Не забудь завтра взять с собой эту бумагу.

Он заскочил в машину, и «Нива» быстро поехала к выезду из города.

Все показалось Зареме естественным и простым. Особенно ее убедили слова: «У меня тоже три сына...». И она не пожалела, что «не узнала» Умара на портрете, который показывал Нугзар.

* * *

Подполковник приехал на работу веселый и с сильным вечерним перегаром. Зарема заступила на свой пост к воротам еще часом раньше. Она видела в окно, как подполковника высадила белая «Нива». Показалось даже, что за окном промелькнуло лицо Умара. Но как Умару, находящемуся в розыске, общаться с подполковником внутренних войск? Должно быть, Зарема ошиблась.

Дверь широко распахнулась. Не стесняясь женщин из бухгалтерии, которые заходили в проходную вместе с ним, подполковник, перебросив папочку с документами в другую руку, попытался игриво обхватить Зарему за талию. Она испуганно шарахнулась от него в сторону и чуть не уронила Арчи, который стоял тут же, держась за подол матери.

Подполковник с храпом хохотнул и прошествовал дальше.

Весело переглянулись и женщины. Они к такому поведению своего начальника давно привыкли.

День выдался погожий, светило солнце, но было не жарко. В это утро сразу, почти одновременно, прибыло пять машин. Запустить их не сложно, сложно выпустить и быстро проверить товар по накладной. Водители ругались, что их задерживают. Но Зарема стояла на своем и без проверки никого не выпускала.

Подошел прапорщик-кладовщик, посмеиваясь, понаблюдал за работой Заремы.

Когда прошла последняя машина и Зарема собиралась вернуться к себе в будку, прапорщик заступил ей дорогу.

– Тебе что, подруга, делать нечего?..

– Что? – не поняла она.

– Если ты так каждую машину проверять будешь, знаешь, что получится... У нас иногда по два десятка машин сразу бывает. Ты их до утра всех не выпустишь. Плюнь ты на это! Что здесь проверять... Продукты – ладно еще, а зачем метлы-то считаешь?

– А как же? – удивилась Зарема.

– Ты же, запомни, не материально-ответственное лицо. Материальную ответственность несет кладовщик. Только кладовщик! Он считает, когда отпускает. И ты на подпись посмотри и пропускай...

Зарема в сомнении покачала головой.

– Ладно, – лениво сказал прапорщик. – Иди на третий склад, тебя подполковник требует. Я пока за тебя подежурю...

Третий склад – это второй от ворот. Зарема взяла Арчи за руку.

– Мальчишку-то оставь. Пусть со мной посидит, – сказал прапорщик.

Она отрицательно качнула головой. Арчи не останется с чужим человеком. Много раз уже оставался. Больше не хочет.

Дверь в воротах склада распахнута. Зарема подняла Арчи, перенесла его через высокий порог и шагнула сама в полутемное помещение, присматриваясь после яркого солнца и не сразу понимая, что и где здесь расположено.

Подполковник, вытянув толстые ноги, сидел в углу за письменным столом. С двух сторон стола высились стопками папки с документами. Одна папка упала на навалом лежащие здесь же грубые метлы. На столе стояла полупустая бутылка водки, стакан, лежала на бланке накладной нарезанная неуклюжими ломтями колбаса.

– Сюда иди... – крикнул подполковник, поднимаясь со стула и наливая полстакана водки.

Она подошла. Словно чувствуя беду, прижался к матери Арчи.

Подполковник протянул стакан:

– Пей.

Зарема шагнула назад.

– Нельзя. Я мусульманка.

Подполковник хохотнул.

– Ну и дура, е мое...

Он поставил стакан, взял в руки верхнюю папку со стопки и раскрыл.

– Подойди...

Зареме очень не понравился его голос. Но она высвободила руку Арчи из своего подола и подошла, все еще думая, что дело как-то касается работы. Подполковник отбросил папку на стол и обхватил ее толстыми руками. И засмеялся.

– Вот и попалась, птичка... Не уйдешь из клетки...

– Что вы... – начала говорить Зарема, чувствуя, как горский гнев и ярость закипают в ее душе.

Женских сил явно было мало. Он повалил ее прямо на веники, полез грязными руками под платье, дышал в рот противным перегаром, что-то говорил, брызгая слюной, и пытался поцеловать. А Зарема словно провалилась куда-то в пустоту. И только потом, когда все уже кончилось, она увидела перед собой противное потное лицо подполковника, а когда тот приподнялся, увидела испуганные глаза наблюдающего все это Арчи.

Стыд, гнев, боль – все перемешалось в ней. Она стала вставать.

– Ну, как, не хуже я того капитана, который тебя на работу устраивал? – довольный собой и сделанным, засмеялся подполковник.

– Ты хуже всех мужчин, которых я знала... – сказала вдруг Зарема, сама от себя не ожидая такого. В ее жизни и было всего два мужчины – Адлан и Зураб. Она говорила с неистребимым желанием унизить, как унизили сейчас ее. – От тебя, наверное, жена на все четыре стороны гуляет. Ты и кошку удовлетворить не сможешь! А еще куда-то лезешь...

Подполковник натягивал штаны, но замер от таких слов, и без размаха ударил ее. Зарема упала лицом на метлы, чувствуя, как привычный прибой стал отчего-то горячим, хлынул с бешеной силой в больную ее голову.

Она открыла глаза сразу, как услышала новые слова подполковника, уже не к ней обращенные:

– Ах ты, волчонок, сын сукин...

Арчи, в самом деле, как волчонок, молча бросился на взрослого человека и вцепился зубами ему в бедро. Подполковник ударил мальчика по голове так, что Арчи покатился по пыльному полу.

Зарема стала вставать, и горячая ярость новой волной захлестывала ее. Взгляд нечаянно упал в сторону, на острую штыковую лопату, прислоненную к стене. Не помня себя, схватила она эту лопату, показалось даже, что покалеченные пальцы руки с невиданной силой вцепились в черенок. Подполковник стоял спиной к ней, глядя на отлетевшего в сторону Арчи, и продолжал натягивать на живот штаны.

Зарема ударила ребром лопаты прямо в затылок. Подполковник остался стоять, только руки опустились, и штаны его совсем свалились. И лишь потом, когда брызнула из глубоко раскроенного затылка во все стороны кровь, он упал лицом вниз. А Зарема била и била в ярости еще много раз, вкладывая в эти удары всю свою боль.

* * *

С Арчи на руках она пробежала мимо прапорщика, что временно занял ее место на проходной. Окажись и сейчас в руках лопата, Зарема стала бы бить ею и прапорщика, потому что он знал, куда и зачем посылает Зарему, знал и хотел, чтобы она оставила в сторожке сына.

Лучше бы она его оставила... Лучше бы не видел мальчик всего этого...

Она бегом, путаясь в длинной юбке, припустила по дороге, но сил на долгий бег не хватило. Не хватило даже разума в воспаленной голове, чтобы свернуть куда-то в сторону и спрятаться. И когда ее догнала машина со склада, Зарема задыхалась.

Из машины выскочили три прапорщика. Окружили ее. А Зарема ничего не слышала из того, что они говорят. Она только вцепилась в Арчи, которого пытались из ее рук вырвать. И не увидела она, как подъехала белая «Нива», как вышли из машины бородатые люди и автоматные очереди положили прапорщиков лицом в дорожную пыль.

– Пойдем, – сказал Умар. – Быстрее...

3

Оба начальника охраны старательно демонстрировали свою уверенность в собственном значимом положении даже в чужом кабинете. Они не нашли нужным представиться, хотя с генералом Астаховым были только слегка знакомы. А Басаргин благодаря своему возрасту вообще, похоже, не произвел на них должного впечатления. Его приняли, кажется, просто за офицера «Альфы». Пришлось Астахову самому представить отставного капитана.

– Это сотрудник Интерпола, руководитель российского бюро подсектора по борьбе с терроризмом Александр Игоревич Басаргин. Мы проводим уже вторую совместную операцию, и, хотя первой руководил не я, знаю, что Александр Игоревич зарекомендовал себя там отменно...

Начальники охраны посмотрели на Александра с некоторым любопытством, но не более.

– Александр Игоревич у нас, в некотором роде, уникум. Обладает удивительными способностями к аналитической деятельности. То, что про него рассказывали, когда он был нашим сотрудником, вызывало некоторое, признаюсь, недоверие, пока я сам не убедился в правильности выводов, которые он предлагает, – продолжил Владимир Васильевич. – Так что рекомендую и вам при необходимости обращаться... Сейчас мы обговорим некоторые важные вопросы, поэтому я попросил бы...

Он посмотрел на водителя из президентского гаража и на своих офицеров. Последние сразу поняли.

– Мы подождем в соседнем кабинете.

– Да, там сейчас свободно, – кивнул Астахов.

Они вышли, и даже водитель не стал возражать, утверждавший, что он подчиняется только начальнику гаража, а не начальнику охраны.

Астахов сел на место и стал коротко, как на армейском совещании, докладывать, а отнюдь не рассказывать о сложившейся ситуации. Он не углублялся в суть мыслей Басаргина, которые сам только что выслушал, а излагал только факты, влияющие или могущие повлиять на развитие событий. То есть выдавал сугубо концентрированную информацию для охраны.

– Я, кстати, принес дискету с требуемыми материалами. Там шесть писем и семь ответов на них, – сообщил начальник охраны жены президента. – Всего тринадцать файлов.

– Даже тринадцать? – удивился Басаргин. – Любопытно было бы на них взглянуть. Должно быть, Рафаэль Темирканов имеет слабость к эпистолярному жанру.

– Вы пока знакомьтесь с перепиской, а я, с вашего позволения, приму собственные меры, чтобы выяснить, кто выделял Ажигову машину. К сожалению, это не так просто, как кажется, потому что заказ приходит только через компьютер. И не всегда удается узнать, от кого он поступил. – Начальник охраны президента достал сотовый телефон, оглянулся, словно искал укромное место в кабинете, но такового не нашлось, и он вышел все-таки в коридор, чтобы никто не слышал его разговор.

Генерал тем временем вставил дискету в компьютер, который находился у него, похоже, всегда в «спящем» режиме. И по очереди распечатал все тринадцать файлов. Басаргин принимал листы по одному и быстро перечитывал их, раскладывая по столу в порядке очередности написания.

– Жена президента сама пишет или у нее есть редактор? – поинтересовался он.

– Сама, – ответил начальник охраны. – Она филолог по образованию и даже, я слышал, пыталась в юности заниматься литературой всерьез.

– И что?

– Поговаривают, что рецензенты отбили у нее такую охоту. Но не будем терять время. Так что вы скажете относительно этих писем? Они укладываются в вашу версию?

– Можно, я возьму паузу на обдумывание...

Александр еще дважды перечитал каждое послание. Вошел начальник охраны президента и молча сел. Наконец бумаги заняли на столе первоначальное положение, и Басаргин откинулся на спинку стула.

– Конечно, если возникнут сомнения, я не возражаю против проведения филологической экспертизы. Однако у нас нет лишнего времени, и потому, мне кажется, мы можем справиться своими силами.

– По какому поводу нужно заключение эксперта? – спросил начальник охраны президента. – Я филолог по гражданскому образованию и, возможно, смогу быть вам полезным.

– Первое письмо Заремы к президенту писалось под ее диктовку медсестрой, потом слегка правилось местным непрофессиональным литератором. Второе письмо написано другим человеком. Совершенно другой стиль. Требовательный и жесткий, не свойственный Зареме. Я бы сказал, что это писал один из боевиков. Есть у Умара Ажигова помощник, бывший школьный учитель русского языка и литературы. Естественно предположить здесь его творчество. Остальные письма, написанные от ее имени, выполнены профессиональным литератором. Я утверждаю, что это работа Рафаэля Темирканова, поскольку близко от Заремы другой литератор не появлялся. Скорее всего, сама Зарема этих писем даже не читала. Может быть, дала согласие, чтобы кто-то от ее имени обратился к жене президента, поскольку последняя обещала помощь. И, скорее всего, это было разовое согласие, потому что по характеру своему она очень скромная, хотя и гордая женщина, и никогда не позволит себе быть назойливой.

– Можно мне взглянуть? – вежливая фраза прозвучала уже после того, как начальник охраны президента придвинул листы распечатки к себе, и потому Басаргину даже не потребовалось ответить на просьбу.

Чтение заняло несколько минут. Остальные ждали заключения филолога по гражданскому образованию, никогда в жизни не соприкасавшегося с филологией после выхода из стен университета.

– Я рискну согласиться, – произнес он наконец, – хотя не могу знать людей, которые писали это. Совершенно разный стиль, разный уровень литературных способностей. Первое письмо в самом деле только чуть-чуть, видимо, подправлено. Второе, хотя и грамотно написано, но не по-женски. И с некоторой долей наглости, что ли... Остальные же – по-восточному витиевато и очень хитро.

– Да, – Басаргин кивнул. – Темирканов всегда был силен в казуистике. И в уме, и в знании человеческой психологии ему не откажешь. Обратите внимание, как тонко он подводит жену президента к тому, чтобы преподнести в дар детскому дому пять компьютеров. Он ведь просто рассказывает о том, что благотворительный фонд «Сироты Чечни» подарил русским детям-сиротам пять компьютеров, потому что компьютеров детям явно не хватает. И только одно многоточие в конце предложения говорит о том, что это – жертва. Принесенная, несмотря на то, что детям Чечни самим живется не сладко. А они в знак дружбы все же готовы на такой дорогой подарок. И еще посмотрите, как мастерски гасятся вопросы, которые могут закономерно возникнуть у жены президента. Гасятся простой благодарностью, потому что письмо к Зареме было опубликовано в газетах и нашлись в республике люди, которые согласились ей помочь. Ведь первое письмо было написано отчаявшимся человеком. А теперь перед нами уже человек другой. Человек, знающий себе цену и ценящий постороннее участие в своей судьбе, человек, глубоко благодарный. Разве это не может не вызвать симпатию?

– Может быть, – согласился Астахов. – Только что эта симпатия дает Умару Ажигову? Одной симпатией не заманишь в ловушку.

– К симпатии добавлены сочувствие и участие. Как офицеры силовых структур, вы все прекрасно знаете, что соучастие в преступлении спаивает преступников. Попробуйте допустить, что соучастие в добром деле спаивает и добрых людей. Я считаю это бесспорным. Но сюда же приплюсую не только соучастие в помощи детскому дому, но и участие в судьбе мальчика. Подумайте о себе... Если вы окажете какому-то человеку, вам совершенно лично незнакомому, серьезную помощь, которая перевернет всю его судьбу – неужели вам не захочется на этого человека взглянуть? Вы, мужчины, люди более жесткого склада ума и характера. А что же говорить о женщине. Давайте проследим за трансформацией образа, представленного жене президента, потому что это явно не сама Зарема трансформировалась, а только образ, созданный профессиональным литературным умом. И именно эта трансформация помогла исправить впечатление, произведенное вторым письмом, где, кажется, сквозит желание разговаривать на «ты».

Темирканов очень тонко и плавно показывает и обосновывает переход от униженного и отчаянного состояния к состоянию уверенного в себе и даже знающего себе цену человека. И как ловко и логично это выглядит... У Заремы якобы появилось дело, которому она отдает себя и от которого чувствует удовлетворение. Она занята в работе благотворительного фонда «Сироты Чечни». Происходит опять якобы перелом сознания. От первоначальной личной боли и страдания Зарема в третий раз якобы переходит к пониманию боли общей. И это осознание помогает ей перенести свою трагедию легче и осознать свою значимость.

– Я не очень понимаю, – сказал начальник охраны жены президента, – почему вы постоянно говорите о том, что Темирканов выдумывает эту историю. Раз за разом вы повторяете слово «якобы»...

– Потому что благотворительный фонд «Сироты Чечни», – за Александра ответил генерал, – является международной организацией, занимающейся сбором средств на терроризм, преимущественно в мусульманских странах, а в нашей стране по сути дела является простой фикцией, хотя и официально зарегистрированной.

– Есть и еще одна причина, убеждающая меня, что Зарема не писала этих писем, – добавил Басаргин. – Во время командировки в Чечню, буквально за несколько дней до своего отъезда, я устроил Зарему работать на воинский склад. На второй день она, очевидно, на глазах малолетнего сына-инвалида была изнасилована начальником складов, подполковником внутренних войск, и зарубила этого подполковника лопатой. После этого бежала. За ней устроили погоню прапорщики-кладовщики. Очевидно, они ее догнали. Но тут подоспел Умар Ажигов со своими людьми. Прапорщиков расстреляли. Следствием установлено, что вечером предыдущего дня убитый Заремой подполковник пьянствовал в компании Умара Ажигова. И логично предположить, что изнасилование совершено по просьбе Умара, чтобы довести Зарему до отчаяния. Естественно, рассчитывать на убийство Умар не мог. Ему просто очень повезло, что Зарема так проявила свой гордый характер.

Теперь, что касается характера... Насколько я знаю эту женщину, насколько я понял ее – это откровенный и хороший человек, который борется, как может, с обрушившимися на нее несчастьями. Как всякий человек, она способна на хитрость. Но на подлость не способна. Самая большая ее беда – она простодушна и откровенна с людьми, которым эти качества не всегда свойственны. И часто из-за этого страдает. И я убежден, что Зарема обязательно написала бы жене президента о случае, произошедшем на складе. Иначе та могла оказаться перед фактом, что она общается с убийцей, находящимся в розыске. Да, Зарема сейчас в федеральном розыске. Исходя из упомянутых черт характера этой женщины, я предполагаю несколько вариантов. Первый – письма писались вообще без ведома Заремы. Второй – они писались с ее ведома, но не так, как она хотела. И третий, самый, на мой взгляд, вероятный – было несколько вариантов писем, точно так же, как и ответов. Она диктовала один вариант, тот, который хотела довести до жены президента. Темирканов писал и отсылал свой вариант. Получал ответ, но тут же писал новый ответ, чтобы показать его Зареме. И здесь требовался очень четкий и логичный план, который должен был привести к одинаковому результату для первой и второй серии посланий. То есть последнее письмо жены президента можно было бы смело показать и Зареме в том виде, в котором оно придет. Вот это письмо, сообщающее Зареме, что завтра в то же время, которое психотерапевт детского дома назначил для приема Заремы с Арчи, жена президента приедет без предупреждения в детский дом и привезет детям в подарок пять компьютеров для компьютерного класса. Там они должны и встретиться. Жене президента очень хочется посмотреть на маленького Арчи...

– И как вы представляете себе дальнейшее развитие событий? – спросил начальник охраны президента.

– Достаточно просто, – ответил генерал Астахов. – Нам и вам, конечно, легче прямо сейчас поехать и арестовать Умара Ажигова вместе с Заремой Бадамовой. Взрыв детского дома предотвращен. Выявлен единственный путь, по которому президент может проследовать к детскому дому...

– Мог бы проследовать, – поправил генерала Басаргин.

– Единственный путь, по которому мог бы проследовать к детскому дому президент. Весь вероятный участок находится под контролем наших специалистов. Очевидно, на пути следования машины планируется установить фугас. Мы приблизительно определили место, самое удобное с точки зрения любого диверсанта для установки заряда. Это колодец телефонного кабеля. Поскольку произвести взрыв при помощи радиосигнала или сотовой связи невозможно, естественно было предположить, что протянут электрическую сеть. Так оно и получилось. Сейчас уже, вероятно, провод протянут через трубу с телефонным кабелем. Я напоминаю, что все работы проводятся под нашим наблюдением. Когда доклад о готовности поступит к Ажигову, провод будет обесточен.

– Почему нельзя провести все аресты сразу, загодя?

– Потому что мы своей торопливостью помешаем собраться всем вместе подготовленным к активному действию террористам. Мы не знаем местонахождение и количество всех «черных вдов», мы не знаем в лицо людей, которые их контролируют. Когда все будут вместе, мы начнем крупномасштабную операцию.

– Вы берете на себя безопасность жены президента?

– Мы уже обеспечили эту безопасность.

– А как вы выясните точное местонахождение Умара Ажигова?

– Мы сейчас пригласим из подвала нашего друга Ахмата Текилова. У него было время обдумать свое будущее. И он, мне кажется, с удовольствием сообщит нам телефонный номер Умара. А когда мы будем звонить, спутник Интерпола точно зафиксирует местонахождение абонента в реальном времени. Остальное будет обыкновенной операцией для группы захвата.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Еще там, в горах, когда Умар вывез Зарему из Грозного и пристроил ее в лагере среди «черных вдов», она попыталась поговорить с ним откровенно.

Она, как и все жители Чечни, хорошо знала, что такое «черные вдовы». Но они содержались все вместе, а она с Арчи – отдельно. И совсем не так, как они, со свободным выходом, если захочется. Конечно, выход этот шел через внешние посты, тем не менее «черные вдовы» такого не имели. Ей не давали принимать наркотики, которые других принимать заставляли. Ее не принуждали к беседам с имамом, к которым принуждали других женщин. Она сама с ним беседовала, потому что приятно бывает поговорить с умным и понимающим человеком.

И все-таки сомнение было, и было беспокойство не за себя даже, а за сына, за судьбу, которая ждет маленького Арчи в том случае, если она станет «черной вдовой». Несколько раз она ловила на себе непонимающие взгляды других женщин. Что было в этих взглядах? И обвинение, и ненависть, и зависть, и еще очень много разных чувств. Все они были матери, оторванные от своих детей. А она здесь была вместе с сыном. Это вызывало непонимание. Кто-то наверняка думал: неужели нашлась мать, которая решилась не только себя убить, но и своего ребенка? А сама Зарема приходила к выводу, что, случись такое, когда станет она «черной вдовой», так лучше уж вместе с Арчи погибнуть, чтобы не оставлять его на мучения в этом жестоком мире. Наверное, ее не захотели бы понять, если бы Зарема объяснила кому-то свои мысли. И потому она никому их не высказывала.

– Вы хотите сделать из меня «черную вдову»? – однажды все же не выдержала, спросила Умара. Слишком уж мучительным было ее непонятное положение в лагере.

– У меня и так много «черных вдов», – сказал Умар спокойно и с улыбкой. Он всегда старался разговаривать с Заремой с улыбкой, словно подбадривал. И ни с кем больше так не разговаривал. – А перед тобой стоит гораздо более важная задача. И очень ответственная. Ты должна будешь рассказать миру, что мы не звери, как о нас трубят на весь свет русские. Скоро приедет человек Мовлади Удугова. Ты расскажешь ему о своей судьбе. Не каждой женщине достается вынести такое, что довелось тебе. Ты все вынесла ради сына. Как мы все терпим ради своих детей. И мы поможем тебе вылечить сына Адлана. Обязательно поможем, поверь. Жена президента договорится с тем психотерапевтом. И он будет Арчи лечить. А когда сын Адлана станет говорить и слышать, когда он будет здоровым, Рафаэль Темирканов напишет о тебе и о нем книгу. И книга эта выйдет в разных странах мира. Ты станешь знаменитой, и Арчи станет знаменитым...

– Мне это не надо.

– Это надо Чечне. О себе нам всем надо думать в последнюю очередь.

– Мне надо, чтобы Арчи был здоров.

– И нам надо это же... Мы ждем ответа от жены президента, чтобы договариваться с врачом. Нас он не послушает. А ее послушает.

Письмо жене президента они написали на второй день после прибытия в лагерь, когда Зарема чуть-чуть успокоилась после событий на складе. Она все рассказала в этом письме. Все, что с ней произошло, хотя Умар советовал не говорить этого. Но настаивать он не стал, только головой в сомнении покачал. Письмо отвезли в Грозный человеку, у которого есть компьютер, чтобы он отправил его по адресу, который Зарема всегда теперь носила с собой.

Она Умару поверила. А почему она должна ему не верить? Он рассказал о большой и важной миссии, которую ей отвели. Ей и Арчи. Если говорить честно, к самой этой миссии Зарема отнеслась равнодушно. У нее была своя цель. А если она совпадает с целью других – что в этом плохого.

* * *

Часто в те дни она вспоминала о Зурабе.

Конечно, ему рассказали о том, что с ней произошло. Как он воспринял это?

По своему опыту Зарема хорошо знала состояние, когда после операции еще не успеешь полностью оправиться, а тебя что-то заставляет волноваться. И начинает шуметь в голове прибой...

Как сильно, должно быть, шумел этот прибой в голове Зураба...

Бедный Зураб... Она много о нем думала и пришла к мысли, что лучше им никогда больше не видеться... Теперь, когда она – разыскиваемая преступница, о нем необходимо забыть. Это трудно сделать. Слишком тяжело они шли навстречу друг другу. Но это необходимо. И ей необходимо, и особенно самому Зурабу. Ему – жить...

Иногда она ловила взгляды Арчи, устремленные на дорогу. Кого он ждет оттуда? Тоже почему-то думалось, что он ждет Зураба. Но и с Арчи Зурабу лучше не видеться, чтобы быстрее забыть Зарему...

* * *

О Рафаэле Темирканове она слышала. Хотя книг его не читала, но заочно уважала известного человека, который книги пишет. И вот судьба свела их вместе. Более того, заставила проводить рядом многие часы, в течение которых Рафаэль записывал на диктофон рассказы Заремы. И рассказы о детстве, и рассказы о муже. Бессистемные, но живые, и потому интересные. И рассказы обо всех тех ужасах, что пришлось ей пережить.

Она даже о Зурабе рассказывала. Не хотела обманывать. Честно рассказывала. Потому что считала, что каждый человек имеет право на любовь и на счастье. Она искала свое счастье, но пьяный подполковник все остатки ее надежд разрушил. Теперь надежда есть лишь последняя – что Арчи сумеют вылечить.

Внешне Рафаэль казался ей совершенно неинтересным человеком. Но разговаривать с ним можно было долго и на любые темы. Он умел делать то, что не каждому человеку дано, – слушать. И иногда только позволял себе задавать вопросы. Но всегда вопросы корректные, вежливые.

А через день после приезда именно Рафаэль принес Зареме ответ на ее второе письмо.

Этот ответ мало походил на первый. Был более сухим и совсем не сердечным. Наверное, Умар был прав, когда не советовал Зареме писать про то, как убила она на складе подполковника. Умом Зарема поняла, что жена первого лица государства не может, просто права не имеет отнестись к убийце иначе. Но где-то в глубине души затаилась синей змейкой обида и тихонько, но часто покусывала. Честно говоря, Зарема надеялась, что жена президента, как женщина, как мать, поймет чувства другой женщины, над которой надругались на глазах у сына. Этого не произошло. Жена президента убийство понять и оправдать не могла, хотя в нескольких сдержанных словах и выразила Зареме свое сочувствие. Но главное все же не в этом. Главное в том, что она дала обещание по возвращении в Москву отыскать того самого психотерапевта, про которого Зарема ей рассказала, и попросить его об услуге. И опять предлагала деньги на лечение.

Теперь уже не с одним Умаром, а и с Рафаэлем они писали новое письмо. Но так и не дописали его до конца. Зарема решила, что пока писать не следует, поскольку благодарить еще рано. Не за что еще благодарить, пока дело не сделано. А ее послание сейчас будет выглядеть назойливо. Она не хотела быть назойливой и стремиться стать более близкой к жене президента. Умар и Рафаэль пытались ее уговорить, но Зарема стояла на своем.

Новое письмо пришло через две недели. Короткое, хотя уже и без осуждения поступка Заремы. Но с советом обратиться в прокуратуру и все рассказать. Лучше пройти через это, чем прятаться всю жизнь. Но в этом письме содержалось главное. Жена президента поговорила с психотерапевтом по телефону, объяснила ему состояние Арчи, и тот сказал, что такие заболевания он уже лечил. И сможет помочь. Но для этого необходимо время и спокойная обстановка. Лучше будет, если Арчи приедет в Москву с матерью. О времени лечения следует предварительно договориться по телефону. И прислала телефонный номер.

Противоречие в этом письме Зарема увидела сразу. Как же ей поступать? Идти в прокуратуру или ехать в Москву с Арчи? Что советует ей жена президента?

Она спросила у Рафаэля, как человека рассудительного.

– Все просто, – ответил Рафаэль. – Жена президента прекрасно понимает, что она не имеет права прикрывать убийцу. И потому пишет сначала об этом. Мало ли кому в руки может попасть такое письмо! А потом советует ехать в Москву вместе с Арчи. Значит, надо ехать... А о прокуратуре – не стоит даже думать... Что с сыном станет, если мать на много лет отправят за решетку.

Зарема задумалась. Она всегда слушала чужие советы, но поступала так, как подсказывало ей сердце.

– Нет, – сказала она. – Забыть я это не могу. Я пойду туда, но только после того, как Арчи станет здоровым. Я не хочу всю жизнь прятаться.

– А это даже лучше будет для твоей книги, – вдруг сказал Умар Рафаэлю. – Книга так и закончится... Сейчас Зарема сидит за решеткой и не может видеться с сыном, которого она так сильно хотела вылечить...

– Да, – согласился Темирканов. – Это был бы сильный конец для книги, и он поднял бы много шума в мире. Но мне саму Зарему жалко... Хотя дело, в общем-то, ее...

Рафаэль сам разговаривал по телефону с психотерапевтом, и тот назначил срок.

Зарема решила написать последнее письмо жене президента – с благодарностью. И приписала, что решила пойти в прокуратуру, как только Арчи станет снова говорить и слышать.

А уже на следующий день получила ответное. Жена президента захотела сама приехать в детский дом и встретиться с Арчи. О прокуратуре на сей раз не было сказано ни слова...

2

– Мальчик мой...

Она погладила сына по голове, прощаясь...

Он посмотрел матери в глаза. Казалось, Арчи понимает, что подошла минута прощания.

Зарема не знала, произойдет ли прощание именно сегодня. Но вчера, во время телефонного разговора с психотерапевтом, тот так и сказал, что выздоровление может произойти и через час, и через десять дней, и через месяц.

А как только сын выздоровеет, она покинет его. Она уже договорилась с Рафаэлем Темиркановым, чтобы тот отвез Арчи к бабушке с дедушкой.

– Пусть в бедности, но мой сын будет жить честно. Дедушка с бабушкой воспитали хорошего сына – Адлана. Они воспитают и хорошего внука – Арчи.

– Не беспокойтесь. Книга даст хороший гонорар. Часть его я пришлю Арчи. И многих людей тронет его судьба. Они тоже пожелают помочь. И вам пожелают помочь. Много вам все равно не дадут...

И все-таки она прощалась с сыном, понимая, что ее успокаивают. Но помнила старую истину – если будет лучше, когда ждешь худшего, это не страшно.

Темирканов положил руку на плечо Зареме перед тем, как она вышла из машины.

– Я волнуюсь, наверное, не меньше, чем вы... Тоже за Арчи переживаю. Давайте договоримся... Жена президента привезет компьютеры для детского дома. Она хочет сделать такой же подарок, как наш. Я не знаю, где окна кабинета психотерапевта, да они, наверное, и занавешены, как у всех психотерапевтов, но я знаю, где окна компьютерного класса. Когда зайдете туда с женой президента, подойдите к окну, чтобы я понял, что все в порядке.

– Хорошо, – сказала Зарема.

– Не забудьте... – настаивал Рафаэль.

«Какой он хороший человек, хотя совсем не похож на мужчину-воина... Ни на Адлана не похож, ни даже на Зураба...» – подумала Зарема.

* * *

Зарема с Арчи уже подходили к крыльцу, когда их обогнало несколько машин. Из машин вышло много людей, и Зарема поняла, что это приехала жена президента. Она никогда не видела ее, но почему-то подумала, что женщина, остановившаяся на крыльце и разглядывающая мать с сыном, и есть та, что помогла найти врача для Арчи. Теплая волна подступила к горлу.

На крыльце стояла охрана. Какой-то человек спустился навстречу и спросил:

– Вы Зарема?

– Да, – ответила она. – А это Арчи...

– Пойдемте, вас ждут...

И человек взял Зарему под локоть, помогая ей подняться на крыльцо. Арчи смотрел по сторонам настороженно, он не успел еще привыкнуть к большому городу, в котором так много людей, и терялся от этого.

Жена президента прошла к ним навстречу и просто приобняла Зарему, прикоснувшись щекой к ее щеке.

– Здравствуйте, – сказала. – А это и есть наш Арчи?

Именно так! Не «ваш», а «наш»...

Она посмотрела на мальчика с внимательной улыбкой.

К ним шли еще какие-то люди, что только сейчас вышли из дверей. Наверное, среди них был и психотерапевт. Хотелось присмотреться и узнать его, но Зарема так растерялась от этой встречи, что не понимала даже, куда и на кого ей смотреть, что и с кем говорить.

Они вошли в широко распахнутые двери, прошли большой холл с холодным каменным полом, и вдруг за спиной раздался знакомый голос:

– Зарема...

Она остановилась и замерла, не имея сил обернуться. И даже глаза закрыла.

И вдруг почувствовала, что Арчи дергает ее за пальцы изуродованной руки.

– Зу-а... Зу-а... – произнес сын очень отчетливо. Неужели он услышал, как ее зовут?

Зарема оборачивалась медленно. А когда обернулась, на ресницах ее висело столько слез, что рассмотреть Зураба было трудно.

– Вот вы и встретились... – из-за спины сказала жена президента. – Поговорите пока... А я займусь своими делами. Потом поговорим вместе... Об Арчи...

И она шагнула к человеку, который был, видимо, директором.

3

Рафаэль Темирканов увидел в окно фигуру Заремы.

– Гони! – приказал он водителю и довольно заулыбался, хотя его губы подрагивали. Рафаэль никогда не был смелым человеком, но он был всегда человеком сообразительным и отлично понимал, в каком деле принимает участие.

Микроавтобус быстро развернулся, и уже через две минуты Рафаэль звонил с городского таксофона Умару. На проволочную телефонную связь не распространялось действие генератора-глушителя.

– Все в порядке!

– Понял.

Умар принял сигнал и улыбнулся. Действие началось. Зарема прекрасно сыграла свою роль ловушки. Теперь свою точно такую же роль должна сыграть и жена президента. Или то, что от нее останется...

Умар находился так далеко от генератора, что мог не беспокоиться за свою связь. Он позвонил с «сотовика»:

– Все в порядке. Действуй...

Тут же дал отбой и набрал следующий номер.

– Заступайте на посты. Скоро он приедет.

Пару секунд промедлил и набрал третий номер:

– У нас все идет по плану. Я вас поздравляю.

– А я вас – нет... – по-русски ответил незнакомый голос, и трубку положили. Но ведь Умар говорил по-чеченски. И его поняли... Что это может значить?

Он попробовал снова набрать номер, но его «сотовик» перестал вдруг подавать признаки жизни. Табло светилось, но ничего не высвечивало. И не было гудка. Отчего-то вдруг возникла мысль про генератор. Но откуда здесь генератор возьмется...

...И в это время одновременно загремели стекла и вылетела дверь. Умар быстрым движением успел ухватиться за рукоятку пистолета в подмышечной кобуре, но достать оружие не успел, потому что потерял сознание от мощного удара в лоб каблуком.

* * *

Почти одновременно с арестом Умара Ажигова арестовали и остальных участников покушения.

* * *

...Темирканов не успел дойти до машины, когда почувствовал, как чьи-то руки подхватили его под локти и помогли идти к той же машине быстрее. На месте водителя уже сидел другой человек. Этот человек сказал:

– Мне интересно было бы узнать, будет ли теперь работать сайт «Кавказ»?

* * *

...На своей квартире был арестован московский студент, компьютерщик-любитель, по национальности чеченец, чей телефон монтер сети переключил на посторонний номер, чтобы обеспечить студенту роль «удаленного помощника». Самого монтера арестовали возле распределительного щитка, не дав ему возможности получить обещанные пятьдесят долларов.

* * *

...В администрации президента зачем-то вызвали к начальнику отдела эксперта по проблемам кавказской нефти, а из кабинета вывели уже в наручниках. Трубку сотового телефона у него забрали сразу. И другой человек, знающий чеченский язык, ответил на звонок Умара так невежливо.

* * *

...В окрестностях детского дома к женщинам, одетым в черные восточные одежды, внезапно подходили незнакомые люди и сразу захватывали их за обе руки. Это выглядело не слишком красиво, но не давало возможности произвести взрыв. Доставали свои «сотовики» какие-то другие люди, но генератор не позволял им привести в действие дублирующую систему. Сотовая связь в районе отсутствовала. Самих этих людей, только пару минут назад расставшихся с «черными вдовами», определили раньше, и теперь точно так же брали за руки, хотя «поясов шахидов» эти мужчины носить не любят.

* * *

...В подвале жилого дома, что располагался в двухстах метрах от детского дома, уже поджидали трех боевиков, которые пришли сюда, чтобы полюбоваться из маленького окошка на президентский кортеж. Пистолеты боевики достать не успели. Стволы чужого оружия смотрели на них спереди и упирались в спину...

* * *

Вечером в офисе собрались Басаргин с женой, Тобако, Зураб и Зарема. Маленького Арчи, уставшего после первого сеанса гипноза, уложили спать в комнате близнецов рядом с ними, притихшими при больном госте. Доктор Смерть убежал на ужин в какой-то ресторан, где у него, вопреки его желанию никогда не ужинать, чтобы не толстеть, было назначено свидание с сотрудниками ГРУ.

Басаргин рассказывал, как ему представлялись все действия террористов. Зарема подправляла его только в той части, которая была известна ей. Тобако сидел молча, стараясь не пропустить ни слова из рассказа Александра. Зураб смотрел на Зарему. А Александра рисовала.

Только когда рассказ мужа закончился, она показала Зареме два портрета. В них было все же какое-то сходство, но различий было больше.

– Первый я рисовала со слов Зураба. Он остался недоволен и сказал, что это не вы. Все говорил, что в жизни вы красивее. Мог бы просто сказать, что вы красавица! Я бы красавицу и рисовала. Но я исправилась и красавицу нарисовала уже сейчас. Этот портрет вам...

– Спасибо, – сказала смущенная общим вниманием Зарема. – А можно мне взять оба портрета? На память...

Примечания

1

Эпизод из романа «Тройная зачистка».

(обратно)

2

НЦБ – Национальное центральное бюро Интерпола, создано Постановлением Правительства РФ от 14 октября 1996 года.

(обратно)

3

Разведслужба Великобритании.

(обратно)

4

Эпизод из романа «Тройная зачистка».

(обратно)

5

Состав С – взрывчатое вещество, больше известное под названием пластит.

(обратно)

6

Малява (уголовн. жаргон) – письмо, переданное тайно в ИТУ или оттуда.

(обратно)

7

Ичкерия – горные районы Чеченской республики.

(обратно)

8

«Муха» – одноразовый гранатомет.

(обратно)

9

Время не на нашей стороне!

(обратно)

10

АПС – автоматический пистолет Стечкина. Способен стрелять очередями. Кобура в этом случае может использоваться в качестве приклада.

(обратно)

11

Эпизод из романа «Тройная зачистка».

(обратно)

12

Эпизод романа «Тройная зачистка».

(обратно)

Оглавление

ЧАСТЬ I

  ГЛАВА ПЕРВАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ВТОРАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ТРЕТЬЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ПЯТАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ШЕСТАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА СЕДЬМАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ВОСЬМАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

    1

    2

    3

ЧАСТЬ II

  ГЛАВА ПЕРВАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ВТОРАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ТРЕТЬЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ПЯТАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ШЕСТАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА СЕДЬМАЯ

    1

    2

    3

  ГЛАВА ВОСЬМАЯ

    1

    2

    3 . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте