«Парни в бронежилетах»

Сергей Самаров Парни в бронежилетах

ПРОЛОГ

1

В этом кабинете на одном из верхних этажей большого здания ООН в Нью-Йорке редко бывают люди. Кабинет постоянно подключен к сложнейшей системе сигнализации и обеспечения безопасности. Специалисты говорят, что здесь невозможно поставить какую-либо подслушивающую аппаратуру. Внутри экранированных стен не работают ни компьютеры, ни телефоны сотовой связи. Единственный телефонный аппарат, связывающий кабинет с внешним миром, соединен прямым экранированным кабелем с приемной Генерального секретаря.

Посреди кабинета стоит круглый стол. Вокруг стола шесть кресел. Одно – для самого Генерального секретаря, пять – для постоянных членов Совета Безопасности.

– Нам не надо объяснять, господин Генеральный секретарь, сложившееся положение... Все мы одинаково осознаем его и понимаем свою ответственность перед будущими поколениями... – говорит один из постоянных членов Совета Безопасности.

– Терроризм гораздо страшнее чумы и, похоже, обладает всеми признаками эпидемии... – вторит ему другой. – И потому нам необходимо принимать кардинальные меры для пресечения этого зла... – Какие дополнительные меры мы в состоянии принять?.. – третий постоянный член Совета настроен скептически. – В то время, когда мы пытаемся что-то предпринять, большинство развитых государств заняты тем, чтобы помешать нам. Гуманисты всех мастей постоянно поднимают шум о нарушении прав человека при проведении каждой антитеррористической операции... И это связывает всем руки.

Четвертый постоянный член Совета недобро ухмыляется:

– Это они сгоряча и по инерции... Старое мышление... Не могут перестроиться... Причем их протесты распространяются до тех пор, пока терроризм не коснется конкретно их стран. После этого они становятся сговорчивыми... Если немного подождать, не останется ни одного государства, которое пожелало бы быть в стороне.

– Тогда эпидемия может принять необратимый процесс... – говорит Генеральный секретарь. – Мы не имеем возможности ждать. Потеря времени – преступна.

– А кардинальные меры, – возражает пятый постоянный член Совета, – сами по себе преступны. Бороться с терроризмом методами террористов – это как раз и означает, что эпидемия уже поглотила нас всех!

– И тем не менее бороться мы обязаны... – говорит первый постоянный член Совета. – Меры, предпринимаемые отдельными государствами, пока дают мало результата. Не так много толку, как ожидалось, от Интерпола... Поэтому я полностью поддерживаю идею создания своего силового блока, подчиненного только Совету Безопасности и наделенного правом на уничтожение заразы в корне...

Пятый член перебирает лежащие перед ним бумаги. Он не ищет в них что-то конкретное. Он так преодолевает собственные принципы, потому что они вступают в противоречие с инструкциями, данными ему руководством представляемого им государства. Он обязан подписать документы, хотя не желает этого делать. И потому выставляет очередное слабое возражение:

– Таким образом, мы нарушаем все принципы гуманистического общества, которое стараемся построить. Более того, мы не спрашиваем согласия конкретных стран на действия на их территории и нарушение их законов. Это чревато последствиями. Создав прецедент, мы даем возможность нашим последователям сделать следующий шаг, а он может оказаться еще более неправовым...

– Мы уважаем мнение нашего коллеги, – говорит Генеральный секретарь, уже зная, что документы подпишут все, – тем не менее я не вижу других способов решения проблемы... Я предлагаю подписать документы. После ратификации главами государств и правительств они смогут принять силу состоявшегося акта.

– Почти террористического, – нервно говорит пятый постоянный член, пододвигает бумаги к себе и подписывает.

Экземпляры документов передвигаются по кругу.

– Что теперь?

– Теперь... – Генеральный секретарь оглядывает всех поочередно. – Теперь наступает время действовать, не дожидаясь ратификации. Нас очень торопит время. Каждый потерянный час, даже каждая минута могут стоит жизни сотням людей. Я уже начал прорабатывать организационные вопросы. Финансирование антитеррористической группы «Пирамида» пока осуществляется из фондов Совета Безопасности. На первых порах затраты невелики. Правительства США и Великобритании на время организационного периода берут на себя большую часть финансовых расходов. И помогают нам в материальном обеспечении. Сейчас я хочу представить вам человека, который конкретно займется организацией и возглавит ее... Ваша задача утвердить его в должности и познакомиться с тремя его помощниками... Все они люди, имеющие опыт работы в силовых структурах различных государств. Думаю, не стоит заострять внимание на том, что все они – мусульмане, поскольку в настоящий момент именно из мусульманского мира идет самая главная угроза терроризма. У каждого из этих людей есть свои кандидатуры для оперативного состава. Это будет костяк. Остальное будет нарабатываться в рабочем порядке...

– Приглашайте... – за всех соглашается первый член Совета.

2

Зимний ночной ветер все-таки лучше дневного. Ночной с суши идет в сторону моря и не всегда бывает постоянным, а дневной, тягучий и безостановочный, безрадостный в эту пору, несет с моря соленую сырость... С возрастом кости от него начинают болеть... Впрочем, в конце декабря и с суши идет такая же сырость. От этого уже никуда не денешься. Климат... Летом жарко, зимой промозгло... А особенно такой холодной зимой, как нынешняя... Давно уже такой зимы не выпадало. И что только говорят болтливые языки о всеобщем потеплении... Но Роже даже к такой погоде привык и к другому не стремится, потому что жаркий ветер на него действует хуже – испытал в Алжире, знает... К жаркому ветру его организм приспособлен хуже. А что такое сырой северный... Подумаешь... Он вырос в этих краях, жизнь прожил здесь же и не слишком страдает от непогоды. Более того, местная ему даже милее любой другой...

Он белокурый и рослый, до старости крепкий мужчина, хотя и носит французскую фамилию, все же гордится тем, что его предки-викинги пришли сюда под предводительством конунга Роллона, высадились со своих драккаров[1], прогнали многочисленных местных жителей – тороватых фризов – и заявили, что будут жить здесь. И даже потомок самого Карла Великого Карл Простоватый, французский король, не решился с ними воевать, прислал послов с предложением признать его власть и править захваченной землей от его имени. Более того, отдал за Роллона, в христианстве Роберта, свою дочь и дал зятю титул герцога[2]. Так родилось Нормандское герцогство, которое потом и Англию покорило, сделав ее королей на многие годы французскими вассалами. Но память о далекой северной земле предков более давних всегда жива в нормандцах. Здесь, в Онфлере, таком небольшом в сравнении с соседним Гавром, стоит самая старая в Европе деревянная церковь, построенная на манер скандинавских церквей. Летом тысячи туристов съезжаются сюда посмотреть на церковь, на соляные склады седьмого века, оставшиеся еще от фризов. Да и просто отдохнуть в умеренном мягком климате.

Роже сохранил не только все физические данные, оставленные могучими викингами потомкам, но даже их характерную суровую воинственность. Именно потому после войны в Алжире, награжденный двумя медалями и орденом, он и пошел служить в охрану порта Онфлер, где почти уже дослужился до пенсии. И бывало, порядком доставалось от его тяжелых кулаков ворам и грабителям, падким на добро, приходящее в порт. Хотя порт-то большей частью рыбацкий, но зимой сюда часто приходят суда, которые не принимают в перегруженном Гавре. Для этого выстроена специальная огороженная площадка, уставленная морскими контейнерами. Ее охрана – обязанность Роже. Теперь служить меньше месяца осталось, а потом Роже пойдет на покой, будет внуку старые легенды рассказывать, как ему самому рассказывал его дедушка. Легенды, конечно же, о норманнах-викингах, чтобы внук знал и гордился...

Сегодня снег жесткий, секущий лицо, хотя хлопья и крупные, мокрые. Морщиться заставляет. Роже неторопливой походкой идет среди ряда контейнеров, помахивая большим фонарем. Он любит порядок, педантичность и потому осматривает каждый боковой проход. Чуть в стороне идет его напарник – заика Лефлер. С Лефлером в паре работать хорошо, говорит не много, но много делает. Ответственный, хотя и молодой. Доходя до боковых проходов, Роже видит, как в соседнем ряду мелькает фонарь Лефлера, а Лефлер видит его фонарь. Так они всегда ходят, сигнализируя друг другу, что все в порядке.

Ряд заканчивается. Теперь поворот направо. Роже надо пройти через ряд, чтобы занять следующий свой, а Лефлер пройдет по промежуточному. Роже останавливается, дожидаясь напарника, и отворачивает лицо от бьющего по глазам снега. Думает о рождественском подарке, который присмотрел для внука в сувенирном магазине – модель настоящего драккара с полосатыми парусами. Эх, впору себе такой же драккар купить... Тоже была бы радость...

Лефлера все нет. Что он так долго?..

Роже оборачивается и поднимает фонарь. Сигналит им и не видит ответного сигнала. Значит, что-то там, в том ряду, не в порядке... Может, контейнер вскрыт?.. Роже морщится от снега и шагает ветру навстречу. До следующего ряда надо пройти всего два судовых контейнера, стоящих бездверными торцами вплотную друг к другу, – двенадцать метров, двадцать шагов... И с каждым шагом Роже чувствует приближение беспокойства. Хотя Лефлер и заика, но крикнуть он может... Почему не крикнул?

Роже на ходу отстегивает клапан кобуры. Охране полагается оружие, пусть и не совсем серьезное – стандартный полицейский револьвер «манурин»[3], но стреляющий резиновыми, а не боевыми пулями. В голову попадешь – убить можно, а в корпус – ребра переломает. Но Роже пока не кладет руку на рукоятку. Встречи с грабителями портовых контейнеров – не редкость в жизни охранников. Кто такие эти воришки... С ними, как правило, можно кулаками обойтись. За всю службу Роже только дважды оружие доставал, но ни разу не доводилось стрелять. Не любитель выстрелов и Лефлер... У заики кулаки еще потяжелее, чем у напарника.

Роже поворачивает за угол крайнего контейнера и останавливается. Ему даже фонарь включать не нужно. Он видит заику лежащим навзничь рядом с распахнутой контейнерной створкой второго с краю контейнера. Так и не вытащив револьвера, Роже шагает к Лефлеру, склоняется над ним, став на одно колено, и только тут понимает, какую ошибку он допустил, не направив луч фонаря сначала за створку. Створка контейнерной двери распахивается сильнее, оттуда выходит человек с мешком на плечах, а следом за ним второй, без мешка. Роже пытается встать, одновременно хватая первого вора за штанину, но тут же получает сильнейший удар тяжелым башмаком в лицо. Удар наносится в то время, когда Роже находится в самом неустойчивом положении, и он отлетает через проход, ударяясь головой о соседний контейнер. Но опытный охранник и армейский ветеран не теряет присутствия духа. Видит, что противник приближается к нему, а он не успеет достать револьвер до того, как тот нанесет новый удар. И потому он блокирует ногу руками, чтобы не досталось голове, и умышленно отлетает подальше, отталкиваясь ногами.

Вор делает в сторону Роже два неторопливых шага.

– Тебе что, старик, жить надоело? – спрашивает голос с легким непонятным акцентом. – Лежи уж и не дрыгайся... Целее будешь...

Роже видит говорящего. Здесь, за контейнером, ветер не бьет в лицо, и смотреть можно не морщась. И не такая уж темнота кругом, чтобы ничего не разобрать. Противник среднего роста, не слишком крупной комплекции, хотя видно, что гибкий. Лицо обмотано черным платком. Не закрыто маской, как обычно делают сейчас те, кто не желает себя показывать, а именно платком.

Роже воевал в Алжире. Он знает привычку арабов обматывать платком лицо. И потому сразу думает, что перед ним араб. И акцент... Не алжирский, но арабов много, они бывают разные, они даже друг друга не всегда сразу понимают, и акцент у всех разный...

– Вот и правильно... – чуть насмешливо говорит грабитель, рассматривая распластанную по мокрому асфальту фигуру. – Отдыхай, старик...

Вор медленно поворачивается, чтобы отойти, и только в последний момент видит, что на него смотрит ствол револьвера, и застывает. Несколькими секундами раньше Роже успел достать оружие. Он уже готовится встать, но его заставляет задержаться взгляд вора. Лицо скрыто платком, и в полумраке трудно разобрать, что выражают глаза, но Роже почему-то кажется, что человек насмехается. Не испугался оружия, в себе уверен и именно насмехается... Так и не встав, Роже отрывает от асфальта локоть и поднимает ствол выше с откровенным намерением, но не успевает выстрелить. Казалось бы, что сложного в том, чтобы согнуть с некоторым усилием указательный палец. Но Роже отчетливо видит, как гораздо быстрее этого его простого движения выпрямляется рука человека с лицом, обмотанным платком, и раздается негромкий звук, словно кто-то без силы в ладошки хлопнул. И только в последний момент, перед тем как потерять сознание, Роже понимает, что у вора в руке пистолет с глушителем. И даже успевает сообразить, что такие пистолеты не носят простые воры...

– Я же говорил, старик, не суетись... Мне жаль...

Но слов Роже уже не слышит...

* * *

Раненых охранников находят только утром, когда приходит смена. Срочно вызывают врачей, сообщают в полицию. Полицейский участок недалеко, и полиция появляется раньше врачей. Хотя, может быть, полиция поспешила потому, что среди пострадавших назван Лефлер, а инспектор полиции, как весь маленький город знает, второй из братьев-близнецов Лефлеров, не заика. Заика тоже мечтал стать полицейским, но его не допустила до такой работы медицинская комиссия. Именно из-за заикания.

Брата-охранника увозят. Он так и не приходит в сознание, чтобы сказать хоть слово брату-инспектору. У него пуля застряла в голове. Врач только головой качает:

– Мы сейчас вертолет закажем... В Гавре делают нейрохирургические операции... Может, дотянет...

– А может и не дотянуть? – В глазах брата-инспектора нет никакого чувства, только лед, но лед свирепый, жгущий своим холодным, неподвижным дыханием.

– Пятьдесят на пятьдесят... Слишком долго пролежал... Хорошо хоть лежал на холоде... Это может его спасти...

Роже уже в сознании. У него дырка в легких. Сквозное ранение. Дышать трудно, не хватает воздуха, как ни превозмогай боль, как ни старайся раздуть некогда мощные легкие сильнее. При разговоре даже шепотом на губах появляется розоватая пузырчатая пена. И стекает из уголка рта на подбородок.

– Как ты, «старый викинг»?.. – склоняется над носилками инспектор. «Старым викингом» Роже зовут только хорошие друзья. Инспектор никогда в их число не входил, но, наверное, наслышан от брата.

– Арабы... – тихо говорит Роже.

– Что было в контейнере?

– Удобрения... Сельскохозяйственные... В мешках...

– Зачем арабам удобрения?.. – инспектор сомневается. – Они в наших краях огородов не держат...

Он так привык, что воры в порту бывают только местными, что иного предположить не может.

Роже поднимает руку. Видно, что ему больно, но он себя пересиливает. Изображает рукой круговые вращения вокруг лица.

– Голова замотана... Платок... Так арабы носят... И...

Тяжело переводит дыхание. Не вздыхает, а именно переводит дыхание. Медленно, с остановками из-за боли в груди. С закрыванием страдающих глаз.

– Что еще?

– Акцент... И...

Опять переводит дыхание. Несколько судорожных попыток вздохнуть глубже. Теперь глаза закрываются на целую минуту. И открываются только тогда, когда санитары поднимают носилки, чтобы закатить их в машину, и даже наполовину закатывают. Жест рукой, останавливающий санитаров.

– Что? – Лефлер-инспектор ставит в салон медицинского фургона ногу, чтобы приблизиться к лицу Роже.

Голос охранника слабый, едва слышимый:

– Это... боец... Воин... Спецподготовка... Бьет правильно... Пистолет с глушителем...

Инспектор вытаскивает из кармана целлофановый пакетик с двумя гильзами. Показывает Роже.

– Гильзы от «глока»... «Глок» не бывает с глушителем...

– Нет... Не «глок»... «Глок» больше... Этот с глушителем...

– Сколько их было?

– Я видел... двоих... Был третий... Шаги... слышал...

– Хватит... – врач убирает трубку сотового телефона. – Операционная готова к приему. Завтра допросите, как отоспится...

Санитары берутся за задний край носилок, собираясь вкатить их в фургон полностью. Роже делает новый знак рукой, останавливая движение. Инспектор опять склоняется над ним.

– Поймай их...

Лефлер-инспектор молчит. Носилки закатывают. Закрывают дверцы без стука, но плотно. Машина включает сигнальное устройство и устремляется к распахнутым воротам, сразу набирая скорость. Сбоку подходит жандарм:

– Господин инспектор... Начальник складов подобрал документы... Просит посмотреть...

Они идут в контору, расположенную в отдельном квадратном одноэтажном здании. Второй жандарм стоит у двери, распахнув ее перед инспектором.

Начальник складов, пожилой, страдающий одышкой бретонец, раскрывает на столе папку, сверяя данные, занесенные на бумагу, с данными в компьютере. Его помощник щелкает компьютерной мышью, передвигая по экрану раскрытый материал.

– Не понимаю, за что людей убивать... Обыкновенные сельскохозяйственные удобрения. Только вчера доставили по железной дороге. Перегрузка для отправки в Швецию. Транзит... Таможня проверяла... И всего-то пятьсот килограммов...

– Что за удобрения? – инспектор открывает записную книжку.

– Нитрат аммония какой-то...

Лефлер записывает, потом вытаскивает трубку мобильника и набирает номер.

– Жорж... Похищено пятьсот килограммов нитрата аммония... Сельхозудобрения... Объяви по дорогам... Всем постам... Что? Да... Да... Посмотри... Что? Вот это да!.. Хорошее удобрение, ничего не скажешь... Тогда звони в Гавр. Пусть комиссара присылают... Объясни, что нам одним такое дело может оказаться не по должностному окладу. Тем более что я с завтрашнего дня в отпуске по семейным обстоятельствам... А потом рождественские праздники... Такой отпуск!.. Значит, надо!.. Не твое дело... Меня долго не будет... Хорошо... Обязательно позвони...

Он складывает трубку и смотрит в упор на начальника складов. Тот под этим взглядом теряется так, словно это он лично обворовал свои склады и стрелял в своих же охранников. Инспектор знает, что бывают такие люди, которые под любым пристальным взглядом чувствуют себя виноватыми. Даже на улице – на них посмотрит прохожий, с кем-то спутав, а они начинают приводить одежду в порядок.

– Что? – не понимает начальник. – Что-то не так?

И в самом деле начинает отряхивать свой мундир портового служащего.

Инспектор усмехается, переводит взгляд на жандарма, потом опять на начальника складов. Но говорит, похоже, не им, а исключительно себе. И говорит неразборчиво, последние фразы вообще себе под увесистый нос. Но голос по-прежнему холодный. Без интонаций, хотя слова предполагают интонации.

– Нет... Ничего... Удобрение как удобрение... Для любого огородника сгодятся... Только если его как следует переработать, то... В Америке из такого удобрения бомбу сделали... Сто семьдесят человек при взрыве положили... У нас в Тулузе в две тысячи первом году взрыв этой штуки целый завод уничтожил. Тридцать убитых и две с половиной тысячи раненых... А «старый викинг»... Удобрения... Арабы... Арабы – это интересно... Но, может быть, баски? Мне докладывали, что трое басков в гостинице живут... Странно себя ведут, из номера почти не выходят... Им что, своей Испании мало?..

3

Майор Сохно не пользуется автоматом, предпочитая иметь в каждой руке по пистолету Стечкина. Но это в бою. А в обыденной обстановке он один из пистолетов носит по-ковбойски на бедре, ближе к колену, чтобы иметь возможность выхватить его с наименьшей амплитудой движения руки, второй, как образцово-показательный самурай свою любимую катану[4], за плечом. Спереди верхняя кобура крепится ремнем, со спины резиной. Если требуется быстро взять оружие в руки, Сохно просто тянет за ремень левой рукой, кобура перетаскивается на плечо и переворачивается. Стоит только отстегнуть клапан, и «АПС» падает рукояткой в ладонь. Это, конечно, не уставное ношение оружия, но кто в рейде обращает внимание на уставы... Было бы удобно для моментального применения...

– Когда «зеленка» зеленеет, всякие черви выползают из своих нор, – говорит Сохно, ковыряя сломанной веточкой траву под ногами и цепляя ею худосочного по весне дождевого червя.

– Если бы только черви, это не было бы бедой, – возражает полковник Согрин. – В нынешней ситуации выползают змеи с зелеными повязками на лбу и начинают свою охоту на людей...

– Значит, мы зовемся змееловами, – спокойно вступает в разговор майор Афанасьев, которого друзья обычно называют Кордебалетом.

Маленькая ОМОГ[5] спецназа ГРУ, состоящая всего-то из трех офицеров, расположилась в полосе леса неподалеку от небольшого чеченского села. Дожидаются своего часа, чтобы приступить к действию. В селе, как им известно, базируется небольшая банда боевиков, состоящая в основном из наемников. Всю банду ликвидировать будут днем позже более основательными силами, а ОМОГ Согрина ждет только одного человека, который должен проследовать в известном им направлении.

– Командир, а ты уверен, что наш «змей» непременно здесь проползет? – сомневается Сохно.

– А больше ему и ползать негде... – Согрин в который раз посматривает на часы. – Если идти в обход, он не успевает... Тогда ему надо в ущелье выходить, делать круг, чтобы добраться до перевала, и двигаться с противоположной стороны... А ему завтра утром надо в условленном месте быть. Эх, знать бы, где это условленное место...

– Я бы так и пошел, – говорит Сохно. – Люблю ходить там, где меня не ждут...

– А ты ему уже сообщил, что мы его дожидаемся? – наивно спрашивает Кордебалет.

Сохно чувствует тон дружеской насмешки и не отвечает.

– Второй путь перекрывает группа Разина, – объясняет Согрин. – У него людей больше, хотя там и троп больше. Но – не пропустит... А основное направление все же считается наше. Самое вероятное...

– У Разина снайперы хорошие, – соглашается Сохно. – Таких еще поискать надо... Эти-то уж точно не пропустят...

– А я, скажу честно, никогда не думал, что стану агентом ЦРУ... – усмехается Кордебалет, переводя разговор на другую тему.

– Не ЦРУ, а ФБР, – поправляет полковник. – Большая разница... Данные на этого «змея» пришли из ФБР. Они его вычислили по телефонному звонку. Он кому-то в Америку названивает... Как только восстановили в районе сотовую связь, боевики сразу названивать во все трущобы мира стали. Все отребье сюда собрали... На заработки...

– Хорошо живут в трущобах, если пользуются сотовой связью! – восклицает Кордебалет.

– Не везде же цены такие, как у нас, – смеется Согрин. – Недавно читал, что в Китае в переводе на наши деньги минута разговора стоит шестнадцать копеек. Когда-нибудь и у нас так будет, конкуренция заставит... Главное, чтобы сама связь была и восстанавливали вовремя...

– Это не здесь восстановили... Это в Дагестане установили, – поправляет Сохно. – Дагестан-то рядом. Охватывает связью, если за гору прятаться не будешь... Вот отсюда никак не возьмет. Я пробовал. А с противоположного склона – хоть целый день болтай...

– Пора выступать, – поднимается полковник, снова взглянув на часы. – Скоро будет темнеть... Бинокли в порядке?

– У меня заряд слабый, – сетует Сохно. – Но я без ПНВ[6] лучше вижу... – Инструкции знаете! Брать желательно живьем. Напоминаю, этот китаец по-русски разговаривает плохо. Поэтому команды отдавать четко, без обычных твоих, Толя, шуточек... – предупреждающий взгляд в сторону Сохно. – При задержании особо опасен. Способен убивать голыми руками.

– Мы тоже, – отвечает Кордебалет.

– Потому и напоминаю, что брать лучше живьем... Его сначала «прокачивать» у нас будут. Нет ли на нем чего. Потом, если здесь не найдут, отправят в Штаты... На этого китайца ФБР шесть трупов вешает. И участие в непосредственной подготовке нескольких террористических актов. А там еще и Китай на него права заявляет... Тоже есть что предъявить. Серьезный малый, хотя и ростом мал...

* * *

При свете дня лес смотрится совсем не так, как с наступлением темноты. Стоит солнцу скатиться за горы, он сразу становится вдвое более густым в сравнении с дневным и почти дремучим. Тропа, по которой можно пройти из села, всего одна и полого тянется на некрутом склоне горы. Но китаец-наемник, которого спецназовцы поджидают, намереваясь захватить, не обязательно пойдет тропой. Он может пойти верхним путем, где меньше деревьев и есть возможность раньше заметить засаду. Но там же и его самого из засады можно увидеть раньше. Поэтому верхний путь считается наименее предпочтительным. Тем не менее его прикрывает Кордебалет. Место в середине – на самой тропе – прикрывает полковник Согрин, устроившийся под нижними, стелющимися, словно подол платья цыганки, лапами ели. Майор Сохно выбрал место внизу, вдоль тонкого ручья, петляющего среди камней.

Обзор выходов из села доступен для разглядывания в бинокль с ПНВ только с верхней каменистой гряды, где устроился майор Афанасьев. Он держит с Согриным и Сохно постоянную связь через «подснежник» – мобильное переговорное устройство, состоящее из наушника, убираемого в ухо, маленького микрофона и собственно рации, помещаемой в нагрудный карман «разгрузки».

– Рапсодия, Бандит! Как слышите? Я Прыгун...

– Я Рапсодия, – отзывается полковник Согрин. – Слышимость в норме...

– Я Бандит, – глухо шепчет в микрофон майор Сохно. – Болтай дальше...

– Видел тень... Перемахнула через забор... На тропу не выходит...

– А если погулять пошел? По девкам...

– В той стороне только коз пасут. И то днем...

– Сюда он может выйти?

– Может. Если напрямую. Но там очень круто... Спуск в темноте не для всех...

– Он сам парень крутой... Ждем...

Около двадцати минут в эфире стоит тишина.

– Я Бандит, – раздается хрипловатый голос Сохно. – Непонятные звуки по противоположному склону. Думаю, спускается.

– Я Рапсодия. Прыгун, прыгай ниже... Я на всякий случай держу тропу, ты соединяйся с Бандитом.

* * *

Кордебалет на успел еще спуститься с верхней гряды, когда Сохно снова услышал звуки.

– Я Бандит. Он спускается, судя по всему, по веревке... Метров в пятидесяти левее меня... Готов к встрече. Рапсодия, тропу не оставляй... Вдруг это не он... Прыгун, заходи сзади. Вдруг он специалист по удиранию...

– Я Рапсодия. Действуй...

– Я Прыгун. Понял... Я миновал тропу... Уже почти над тобой...

– Левее... Левее...

Луна хорошая и ясная. Самому Сохно ее не видно из-за деревьев, но русло ручья и каменистое дно ущелья просматриваются отчетливо. Красивый пейзаж... Сохно продолжает наблюдение.

Кто-то спустился по склону. Майор убирает бинокль, чтобы тот не выдал его неизбежным своим зеленым ободком, и сам спускается ближе к ручью, останавливается перед поворотом, прикрытый большим, почти в человеческий рост округлым валуном. Ждет...

Человек входит в ручей. Осматривается, шевелит плечами, сбрасывая напряжение. Спуск с крутого склона на веревке – дело не слишком легкое, хотя это и не подъем. Руки, должно быть, устали. Перевешивает автомат из-за плеча на грудь, как обычно носят боевики, поправляет экипировку. Глубоко вздыхает, как перед стартом, и быстро устремляется вперед. Ему хорошо виден освещенный луной ручей, видны камни под ногами. Идет человек ходко, быстро переставляя короткие ноги. Сам он роста невеликого, но крепко сложен. Так, глядя под ноги, боевик доходит почти до поворота ручья.

Сохно выходит из-за камня слегка вразвалочку, вальяжной походкой.

– Эй, товарищ... – пауза дает возможность боевику понять, что обращаются именно к нему. – Не подскажете, где здесь туалет?..

Трудно сказать, понял китаец слова или не понял. Лунообразное лицо спокойно. Но узкие глаза видят все – видят, что рука спецназовца лежит на рукоятке пистолета и сам он просто не успевает опустить предохранитель автомата.

– Твоя кто? – спрашивает боевик.

– Моя твоя искала... – вполне вживаясь в образность речи, отвечает Сохно.

Он понимает, что разговор этот нужен боевику, чтобы преодолеть растерянность, осмотреться и принять какое-то решение. Сохно разговор тоже нужен – Кордебалет вот-вот должен спуститься со своего склона и двинуться на сближение, чтобы перекрыть китайцу путь отхода.

– Твоя чего хочет?

– В туалета моя хочет... Не знаешь, где здесь, спрашиваю?.. – майор откровенно дразнит противника.

– Моя не знает... – китаец шутить не намерен. Он не понимает, как в такой момент можно шутить.

– Тогда автомата снимай и осторожно клади на землю... – и переходит на львиный рык. – Осторожно, китайская твоя мама...

Сохно не убирает ото рта микрофон «подснежника». Согрин с Кордебалетом слышат его и уже идут. Спешат и не очень стараются передвигаться неслышно. Китаец слышит их приближение, оборачивается, осматривается, может, уже и фигуры под светом луны различает. И медленно снимает автомат, кладет его на землю. Потом чешет подбородок левой рукой, вслед за тем правой, и Сохно видит, как он срывает зубами кольцо с гранаты, зажатой в кулаке. А гранату так и оставляет около подбородка. Когда он успел снять ее с пояса – непонятно. Может, она так в руке и была, и именно потому он не смог автоматом воспользоваться, да и снимал его неуклюже... А ствол пистолета майора уже смотрит прямо в грудь боевику, чтобы он не успел даже рукой шевельнуть, если пожелает гранату бросить.

Секунды тянутся медленно... Их считает китаец, считает и Сохно, и только в последний момент майор отпрыгивает за валун. И выскакивает из-за него уже после взрыва, чтобы увидеть растерзанное осколками, обезглавленное тело.

– Китаез, мать твою... – рычит Сохно, но он бессилен изменить ситуацию.

Подходит Согрин. Молчит. Чуть позже по ручью поднимается и Кордебалет. Тоже молчит.

– Не захотел, значит... – говорит, наконец, полковник. – Ладно... Кордебалет, разворачивай рацию. Сообщи, что путь свободен...

ГЛАВА 1

1

Генерал Астахов из штаба управления антитеррора «Альфа» звонит на мобильник Басаргину в тот момент, когда в офисе подсектора Интерпола по борьбе с терроризмом, согласно плану подготовки, начались групповые занятия. Александр делает кивок, который должен изобразить его попытку попросить извинения у преподавателя, и выходит из большой комнаты в коридор, чтобы не мешать другим. Срочных дел вроде бы не предвидится, и звонок генерала может носить совсем простой характер.

– Александр Игоревич, у меня к вам настоятельная просьба...

– Всегда рад помочь, Владимир Васильевич. Правда, у нас сейчас идут занятия по французскому... Стараемся повышать, как говорится, свой уровень, чтобы хотя бы со своим начальством без переводчика разговаривать... Но... Слушаю вас...

– Тем более я обращаюсь кстати... Если французский... и начальство... Подобное, как говорится, притягивает подобное... Вопрос такой. От вас, кстати, официально нам ничего не поступало, но... Данные из прессы... Мы тоже иногда газеты почитываем и в Интернет заглядываем. Так вот... Еще в начале зимы, перед Рождеством, из контейнеров на складе морского порта в Онфлере – это в Нормандии – было похищено пятьсот килограммов нитрата аммония. Подозревали, что похищение совершено боевиками ЭТА[7]. Больше сообщений на эту тему не было. Нашли похищенное – не нашли... Мы не знаем...

– Нитрат аммония? Что это такое?

– Сельхозудобрение... Из которого довольно просто изготовить взрывчатку.

– У нас не было по этому вопросу данных... Но не все данные о происшествиях в мире к нам поступают. Есть много вариантов... мы получаем информацию только о том, что как-то касается России и ближнего зарубежья, в основном – стран бывшего СССР. Нам даже по странам бывшего соцлагеря не все шлют...

– Я понимаю. Если бы пришло к вам, вы поставили бы в известность, естественно, нас. Но дело в том, что у нас сегодня утром произошел взрыв в дачном домике. Погибли два человека, которые, по нашим предположениям, занимались изготовлением взрывчатых веществ. Студенты... К тому же наркоманы... Знаний мало, осторожность потеряна... Вот и... Наши химики говорят, что там был именно нитрат аммония. И даже нашли упаковку с маркировкой. Но маркировка незнакомая, не российская, мы не можем ее классифицировать. Вот я и хотел бы попросить вас сделать запрос в Лион относительно маркировки на той самой похищенной партии. И желательно бы иметь анализ химического состава для экспертизы.

– Какой, говорите, город?

– Онфлер. Небольшой курортный городок. Через мост от Гавра. Ваша жена должна знать...

– Почему она должна знать? Вы считаете ее энциклопедистом?

– Онфлер – это колыбель импрессионизма. Там целая куча художников выросла. В том числе и Клод Моне... И еще, кажется, Бодлер... Поэт... Помните такого?.. «Цветы зла» написал.

– Имя слышал, но не читал...

Генерал хмыкает:

– Я, кстати, тоже...

– Хорошо, товарищ генерал. Как срочно это надо?

– Чем быстрее, тем лучше...

– Я сейчас же запрос отправлю.

Басаргин складывает трубку и возвращается в кабинет. Опять извиняется кивком и садится за компьютер. Он старается не отвлекать общее внимание, быстро набирает и отправляет запрос. И только после этого устраивается в позе старательного ученика, чтобы внимательнее слушать преподавателя...

– Si vous avez fini la journe'e de travail, couperez les te'йle'йphones[8]... – говорит тот.

– On ne peut pas. Chez nous la journe'йe de travail dure jour et nuit[9], – отвечает за всех Тобако, который французским владеет и остается с группой просто за компанию.

* * *

Повторно генерал звонит через два часа.

– Александр Игоревич, вы не забыли о моей просьбе?

– Никак нет, товарищ генерал. Отправил запрос сразу же. Ответа пока нет. Должно быть, это дело проходило не через нас, а через французскую полицию. Тогда запрос отправится дополнительно им, и пока они еще расшевелятся...

– Если замешана ЭТА, то Лион[10] должны были информировать. Вообще такие дела должны, мне кажется, быть более доступными для информации.

– Может быть, раскрыли по горячим следам и ЭТА здесь ни при чем. Это возможный вариант. Вам ответ требуется срочно?

Генерал колеблется несколько секунд, соображая, что можно говорить открытым текстом и что вообще можно говорить интерполовцу, который пока не имеет к делу никакого отношения. Но Астахов знает уже давно: все внутренние дела часто бывают так тесно переплетены с международными, что сотрудничество между ведомствами становится просто необходимым.

– Да. У нас появились новые важные данные. И ответ мог бы что-то прояснить. В одном случае он отмел бы ненужные версии, во втором подтвердил бы конкретные... И, возможно, дал бы кое-что вам... Обратите внимание, как тонко я пробуждаю в вас эгоистические чувства...

– Я повторю запрос, товарищ генерал... И потороплю с ответом...

– Буду вам очень признателен. Занятия закончились?

– Только что. Я перезвоню вам, как только из Лиона что-то придет...

Басаргин вздыхает. Обычно бывает, что информация, если она действительно важная, приходит гораздо быстрее. Если задерживается, то, скорее всего, обрадовать генерала будет нечем.

– Есть для нас работа? – интересуется Ангел, кивая на трубку мобильника.

– Пока только предвидится, но нет гарантии, что и нам достанется. Астахов что-то темнит...

– Тогда я пошел устраиваться?

Ангел только что снял на длительный срок квартиру и занимается ремонтом. Строительным фирмам он не доверяет, и потому руки у него выглядят сейчас так же, как у настоящего строителя – даже краску с них отмыть полностью не удается, и куча ссадин на пальцах. С пистолетом Ангел, как настоящий спецназовец, управляется гораздо лучше, чем с молотком.

– Трудись, – соглашается Александр.

Уже на пороге офиса Ангела останавливает звонок на его личный мобильник.

– Да... Слушаю, Ангелов, – отвечает он не слишком любезно и делает несколько шагов в обратную сторону – в коридоре трубка сильно экранирует, и слышимость хуже, чем в комнате.

– Алло! Папа! Это ты?

– Сергей? – Ангел откровенно удивляется и даже свободной рукой всплескивает, как птица крылом. – Рад, сынок, тебя слышать... Три года не объявлялся...

– Дела... Возможности не было...

– Как ты меня нашел?

– Позвонил матери... Она дала твой номер. Ты в Москве когда будешь?

– Я сейчас в Москве. Снял квартиру, ремонт делаю... Временно обустраиваюсь. Ты все там же?

– Нет, папа... – В простом русском слове сын делает французское ударение – на последнюю гласную. Это звучит манерно, хотя Ангел понимает, что такое привычка. – Уже полтора года...

– Вот те раз... А я тебе телеграмму ко дню рождения посылал...

– У меня там были неприятности. Пришлось уйти. Но об этом не будем...

– Понимаю... И где сейчас?

– В настоящее время... в Польше...

– Польша – это совсем рядом. Пару часов, и ты здесь... Не спрашиваю, что ты там делаешь. Надо будет, сам расскажешь... В Москву не собираешься?

– Может быть... Потому и спрашивал... Как у тебя со здоровьем?

– Не старею...

– Финансовая помощь не нужна? У меня свое неплохое дело. Имею возможность помочь...

– Матери помоги.

– Я перевел ей пятьдесят тысяч евро.

– О! – удивляется Ангел. – Это сумма. Значит, неплохо живешь... Но мне не надо... Я свои скромные запросы обеспечить в состоянии сам. Тебе пригодится, надеюсь, больше...

– Хорошо, папа. Так давно не виделись, хотелось поговорить, а что сказать, не знаю...

– Звони чаще. Что-то надо будет в Москве, я помогу. Я здесь, похоже, надолго...

– Хорошо. До свидания.

– Алло! Сережа... Сережа... Номер свой оставь.

– Мне пока звонить не надо. Я на днях сам позвоню. Может быть, завтра... Пока, отец...

Ангел растерянно смотрит на мониторчик, определитель номера не показывает, что с ним случается редко. Он убирает трубку и оглядывается. Все смотрят на него. Все знают, что сын Ангела служит во французском иностранном легионе в Джибути. Теперь понимают по разговору, что – служил...

– С Серегой нелады? – спрашивает Пулат.

– Кто его знает, что там с ним... Лады... Нелады... Ты же своим родителям не много о себе говорил. И он так же. Мужской принцип... Двадцать восемь лет... – неохотно отвечает Ангел. – Полтора года, как расстался с легионом. Какие-то неприятности... Сейчас в Польше. Свой бизнес. Как я понял, собирается в Москву... По телефону всего не скажешь. Позвонит еще...

Ангел кивает всем на прощание и, задумчивый, уходит. Даже более чем задумчивый. Почти мрачный... Собирается и Пулат. Засовывает в карман тетрадь с записями. Он французский учит со старанием. Словно надеется каждый день с французами общаться. Обычно Пулат, если нет какой-то необходимости, раньше всех уходит. Ему до Электростали долго добираться. Но в последние дни Ангел «маленького капитана» опережает. Ремонт – дело святое... Почти как пожар...

В это время подает звуковой сигнал компьютер. Доктор Смерть, сидящий в своем привычном, держащем его вес кресле, принимает сообщение, сразу расшифровывает и распечатывает.

– Саня... Тебе... Звони Астахову...

Басаргин читает сам и после этого набирает номер. Владимир Васильевич отвечает сразу.

– Товарищ генерал, пришло для вас известие... Доктор по факсу отправляет маркировку и анализ химического состава... – Александр передвигает по столу два листа Доктору. – Анализ получали от предприятия-изготовителя. Поэтому задержка. Диктовать это... Сами понимаете...

– Не надо по факсу... Я пришлю человека... А само сообщение? Если не секретно...

– Доктор уже отправил факс... Они у нас скоростные – и факс, и Доктор. А само сообщение... Я перескажу своими словами... Короче, версия о причастности ЭТА не подтвердилась. Версия была вызвана тем, что в то время в городе проживали в гостинице трое басков, вели себя странно, почти не покидали номера. Их, естественно, сразу арестовали... Быстро выяснили, что это художники, приехали на родину импрессионизма. Учитель с двумя учениками... Работали прямо в номере. Готовились к какой-то выставке... Расследование зашло в тупик. Груз пропал без следа... Был еще один подозреваемый... Городок маленький, курортная зона там считается функционирующей только в летний период, все на виду. Зимой приезжих проконтролировать легко. Русский... Шайтанов Сергей Алексеевич, гражданин Узбекистана. По картотеке Интерпола и по французской полицейской картотеке не проходит. На него обратили внимание только потому, что к нему в баре пристали шестеро местных парней, он их за несколько секунд запросто превратил в уродов... Голыми руками... А один из раненых охранников дал показания, что руководил похитителями человек со спецподготовкой... Он это по ударам понял и по быстроте стрельбы. Привязка, конечно, хилая, но... Однако ничего против Шайтанова накопать не смогли. Алиби у него нет, но и улик против него – тоже... Цель своего приезда в Онфлер Шайтанов обосновать не смог. Просто, дескать, путешествует в свое удовольствие... Паспорт у него настоящий, это проверяли... В последующем местный инспектор уголовной полиции, брат одного из охранников, который умер во время хирургической операции, вел во время отпуска частное расследование и сильно «достал» Шайтанова. Через день инспектор просто пропал без следа... Тогда же в порту выловили два трупа. Трупы опознали. Это арабы, дезертиры иностранного легиона. Шайтанова снова по какому-то поводу арестовали, но опять ничего не смогли предъявить... Никаких следов, никаких намеков... Только домыслы... Арестовывали лишь потому, что человек опасный... Опять освободили. После этого он из Франции уехал... Это все.

– Это очень много... Спасибо, Александр Игоревич... Минутку... Так... Так... Хорошо... – последние слова, очевидно, адресованы кому-то другому. – Александр Игоревич, факс пришел, та же самая маркировка. Следовательно, если сами найдете время, загляните ко мне завтра утром... Если не сможете, пришлите Тобако. Есть кое-что интересное, и вы вынуждены будете включиться...

– Я понял, товарищ генерал. Кто-то из нас будет обязательно...

Басаргин кладет трубку.

– Кроме нашего родного Ангела, – говорит Пулат, слушающий разговор. – Есть у нас сегодня Ангелов Сергей Алексеевич, а теперь есть и Шайтанов Сергей Алексеевич... Полный набор...

– Ну и что? – спрашивает Доктор, не оборачиваясь. – Это запрещено международной конвенцией?

– Нет... Просто – Ангел и Черт... Они всегда рядом ходят, как день и ночь, как туча и солнце... Шайтан... Понимаете? Шайтан – черт в тюркских языках... Приятное совпадение...

– Совпадений в мире не бывает... Все имеет свое логическое обоснование, – возражает Дым Дымыч Сохатый. – Просто мы не умеем найти связь между фактами. Однако наше неумение вовсе не означает, что этой связи не существует...

– Обращайте внимание на черных кошек! – театрально восклицает Тобако. – Будьте бдительны!

– И это тоже... – Дым Дымыч кивает. – Не надо было Пушкину участвовать в восстании на Сенатской площади, и потому ему приходится трижды возвращаться... Сначала дорогу перебежала черная кошка, во второй раз – заяц, что еще хуже. А в третий раз ему навстречу попался поп. Это великого поэта совсем добило. И он заперся в своей усадьбе... В итоге не попал в ссылку и немало успел написать для развития потомков...

– Мне бы, что ли, поп навстречу попался... – говорит Виталий. – Домой ехать неохота.

Но, вздохнув, он уходит. Басаргин закрывает за ним дверь, возвращается в офис, и в это время, легок на помине, словно сам интересуется вопросами взаимодействия ангелов и чертей, звонит Ангелов:

– Командир... Просьба...

– Слушаю.

– Не можешь неофициально поставить мой телефон на контроль через спутник? Именно – неофициально... Чтобы сразу не возникло вопросов. А потом посмотрим...

– Ты представляешь, сколько это стоит... – начинает сразу говорить Басаргин, но тут до него доходят не слова, а тон, которым эти слова сказаны. – Что-то случилось?

– Я оплачу стоимость...

Басаргин вздыхает:

– Что произошло? Мне необходимо обоснование, если меня спросят из Лиона.

– Сын звонил мне из Польши. Определитель номера не показал. И я сейчас видел его на улице... Из машины... Мимо него проехал... Здесь... В Москве...

– Ну и что?.. Мало ли... Похож... Или... еще что-то... Даже если это он... У него свои дела.

– Во-первых, Сергей не простой человек, он сам – человек-оружие... Такие люди не бывают банковскими клерками, и они всегда во что-то ввязаны, даже помимо собственного желания. Как мы сами... На той или иной стороне... Я не знаю, на какой стороне он... Во-вторых... предчувствие... Знаешь, у нас с Пулатом бывают такие моменты... Эксперименты профессора Радяна... Из-за этого нас и отправили в свое время на инвалидность[11]... Со стороны это выглядит странностью. Но мы многое умеем, что не умеете вы...

– Может быть, ты ошибаешься... Я не про умение твое говорю, а про сына.

– Я не ошибаюсь... Мне звонок не понравился. Сейчас, задним числом, анализируя разговор... Он знал, что я в Москве. И этим звонком определял место... Я же говорю... Это работает помимо меня... Я не ошибаюсь... Я никогда не ошибаюсь в таких вещах...

Басаргин неоднократно слышал о некоторых неординарных способностях Ангела и Пулата. Доктор Смерть, будучи в курсе и даже что-то странное сам наблюдая, поведал... И потому Александр долго не думает. Да и самому Ангелу он уже привык верить.

– Хорошо. Я попрошу сейчас Доктора... От Лиона как-нибудь отмажемся. Если что, ты заметил за собой слежку... К этому не придерутся...

– Я, кажется, в самом деле ее заметил... Потом позвоню... Можешь подключать прямо сейчас...

2

Ручей стекает по склону горы в овраг. В месте наиболее ровном он так растекается, что становится лужей, покрывающей траву. И не разберешь сразу, что это ручей, если подойдешь к нему сбоку. А сам овраг с двух сторон елями прикрыт так, что ни с одного вертолета не увидишь его. Правда, из-за этого в воздухе висит постоянная влага, по утрам похожая на туман, и деревья не с севера, как в обычном лесу, а со стороны ручья покрыты мхом, но это не страшно. Им здесь не жить, а ориентируются они не по тому, как мох расположен... В горных лесах он вообще может быть расположен как угодно – именно так учили когда-то Термидора опытные диверсанты.

Здесь, рядом с ручьем, чуть выше его по склону, они собрались для знакомства. Хотя слово «собрались» ничего не отражает. Они выполнили приказ и пришли сюда. Жесткий конкретный приказ! Эти люди умеют выполнять приказ и не задавать вопросов. Именно такие и нужны!

Термидор проходит вдоль строя.

Ему выделили эту группу в тридцать два человека, собранных из разных отрядов. Вернее, в группе должно быть тридцать пять человек. Трое не дошли. Что они покинули свои отряды, Термидор знает, ему уже доложили. Но на месте их не оказалось. Слишком много постов разбросали федералы. Где-то парни нарвались на пулю. Это неприятно, но такова действительность, которую он лично изменить не в силах. Следовательно, надо относиться к таким потерям как к неизбежности. Чеченцев в группе только пятеро. Но и это многовато... Хотя совсем без них обойтись невозможно. Остальные из разных стран. Два негра. Один колумбиец. Есть даже китаец. Остальные арабы. Но все они удовлетворяют двум главным качествам. Они не имеют жалости – первое... Они разговаривают по-русски – второе... И некоторые второстепенные качества, тоже весьма необходимые для нового дела. Они все приятно смотрятся, обладают некоторым обаянием и нравятся женщинам. Это им всем пригодится вскоре, когда необходимо будет обустроиться на новом месте. Самое надежное то, что не вызывает сомнений. А сомнений не вызывает то, что выглядит обычным. Обычно приезжие, оставаясь в Москве, обзаводятся женщинами, имеющими квартиры. Таких хватает на всех. В России дефицит мужчин...

Строй ровный. Чувствуется выучка, школа. Большинство эту школу прошли в разных странах.

Термидор считает, что с наемниками работать легче и безопаснее. У них нет привязки к местному населению, и они сделают то, что не решатся сделать местные. И они все профессионалы. К профессии привыкаешь. А если твоя профессия – убивать, то ты убиваешь без зазрения совести. Просто по привычке. Или по приказу. Это как раз то, что нужно Термидору для исполнения плана, который придумал он сам и который он же должен воплотить... С пятью чеченцами в принципе уже все решено. Они будут в отряде пушечным мясом. Наживкой при рыбалке «на живца». Всегда возникают ситуации, при которых следует приносить жертву. Именно быть жертвами они и предназначены. А в остальном они мало нужны. Термидор с чеченцами сталкивался. Знает, как они сами всегда стремятся к власти. Такие ему не нужны. Ему нужны люди, выполняющие приказы. И у него есть такие.

– Ты... – Термидор не показывает, он по-настоящему бьет пальцем в грудь. И сам знает, как это бывает больно. Этим пальцем он, при желании, пробивает человеку горло. Лучше, конечно, бить двумя, как он обычно делает. Больше жесткости и сильнее напряжение. Но при необходимости можно и одним обойтись. Он пробовал. – Где воевал?..

Китаец, к которому обращен вопрос, улыбается, боли не показывает.

– Моя нигиде не воевала... Моя – мирный китайца... Привез – продай... Вот все...

И малейшего проблеска хитрости нет в этих узких глазах. Только наивность и чистосердечие. И даже некоторое чувство вины. Но Термидор читал досье на Пына. И хорошо знает, что это не только опытнейший солдат. Это еще и великий специалист по допросам. Он умеет разговорить даже мертвого. А потом убивает... Даже мертвого убьет еще раз... Пын не знает, что такое жалость.

Термидор усмехается. Он китайца понимает, хотя у них совершенно разный менталитет. Среди арабов принято хвастать своими подвигами перед друзьями и перед врагами. Перед первыми – для прославления, перед вторыми – для устрашения. Термидор по национальности бербер, но считает себя арабом, потому что воспитывался в арабизированной семье и всю сознательную жизнь провел среди арабов. Их он понимает лучше всего. Китайцы другие. Они всегда прикидываются невинными и слабыми. И наносят удар тогда, когда от них этого не ожидаешь. Удар смертельный. Тактика поведения Пына тоже для определенного случая хороша. А для того, на что поведет их Термидор, она вообще необходима. Может быть, всем придется действовать так же. У каждого народа свои методы ведения войны. И уж совсем разные методы ведения тайной войны. Надо все это изучать и использовать. Для того опыт и существует, чтобы учиться на нем. Кто-то, спотыкаясь, сделал первый шаг – другие повторяют и не спотыкаются, потому что знают, где споткнулся первый.

Термидор доволен.

– Ты... – останавливается он против следующего, и его точно так же бьет в грудь пальцем. – Где воевал?

Несколько вопросов, несколько ответов, по-военному четких и ясных. Следующий...

– Ты... Где воевал?

Он специально разговаривает с ними по-русски. Он и им приказывает разговаривать друг с другом по-русски. Надо привыкать... Это необходимо... Для дальнейшего...

* * *

Они были лучшими у себя в отрядах. Но их не пускали на опасные задания. Они не понимали, что происходит. Им казалось, что им не доверяют. Обижались. Но им платили так, словно они каждую минуту рисковали жизнью. Из неизвестных фондов платили... Другим платили меньше... Каждому командиру был дан категоричный приказ от людей, которых они не просто уважают, а обоснованно побаиваются, зная, что дальность расстояния и глухие чеченские ущелья не спасут никакого ослушника. За голову названного человека командиры в эту зиму отвечали своей головой. Но и они сами не знали, что происходит...

А дело было в том, что выбранных боевиков берегли специально для Термидора. Хотя сами боевики этого не знали тоже. Всю зиму берегли, потому что состав этого первого испытательного отряда был определен еще в начале осени, до того, как Термидор прибыл в Чечню. И не сразу отправили сюда, к новому командиру. Ждали, когда «зеленка» распустится и даст возможность ходить незаметно.

Нет у федералов сил, чтобы все «зеленки» прочищать...

Как нет у них сил, чтобы свои города контролировать...

Как нет сил, чтобы защитить их от паники... От страшной паники, при которой с наступлением темноты пустеют городские улицы... Это только для начала...

А потом страх будет преследовать людей даже днем... Все нарастающий страх, переходящий в панику...

О терроризме сказано много. Террор и методы борьбы с ним изучают целые институты. Пусть изучают. Террор тоже учится. Он изучает методы борьбы с собой и вырабатывает новые. Террор и Термидор – звучит похоже... Может быть, потому его голова и сообразила, что одновременная эффектная гибель множества людей, пусть и смотрится красиво, нужного настроения в народе не создает. Подумаешь, самолеты атаковали небоскребы в Нью-Йорке... Наступила паника? Возможно, на пару дней, не больше... И что с того? Только озлобили и сплотили американцев. И заставили даже противников к ним примкнуть... А надо сделать так, чтобы люди друг друга боялись... Не мифических террористов, а именно друг друга... И американцы, и русские, и все остальные... Отряд Термидора первый... Так сказать, пробный... Попробует пройти, изучит места, где можно споткнуться... Скоро появятся и другие отряды... И везде останется только страх... Могучий и дрожащий... Активный и истеричный... Страх...

Именно это и собирается делать Термидор. Он будет производить страх... Он придумал и создает «фабрику страха». И эта фабрика будет работать, как любая другая, и будет давать продукцию...

На него надеются. Он уже зарекомендовал себя человеком, способным на все. И ни в одной операции, проводимой под его руководством, не было сбоя. И каждая была по-своему красива, дерзка и выполнена так, что не осталось никакого следа... Именно умение убирать следы и определило выбор. Правда, иногда он даже умышленно след оставлял... Но направлял его туда, куда хотел... На того, на кого хотел... Это тоже на выбор повлияло. Его хитрость оценили. А еще больше оценили идею. Автор должен и воплотить ее... Так решили... И название понравилось всем – «фабрика страха»...

А главное – это его подготовка. Шесть лет во французском иностранном легионе в Джибути... Шесть лет... Прекрасная репутация, высокая оплата, через четыре года – французское гражданство... Что, казалось бы, еще человеку надо? А ему было надо. И он не просто ушел оттуда. Пусть это и называют – дезертировал... Он увел с собой еще шестерых самых лучших легионеров. Арабов...

Очень тихо они поработали в Европе... Так тихо, что никто не знал о существовании такой сильной боеспособной группы. Почти никто, кроме Тени... Но Тень – это другое... Это из мира нереального, который преследовал их... Такое со многими случается... И говорить об этом не стоит... Но другие, помимо призрака, не знали, потому что группа работала очень тихо. А если бы захотели, они могли бы и нашуметь. И никто не смог бы им помешать. Но они шума не хотели. И неплохо заработали. Тогда группа преследовала только экономические цели. И работа была в радость... Хотя опять же портила настроение все та же неприятность – преследование Тени... Что это именно Тень, сомнений у Термидора не возникло. Когда это был человек, он был не страшен. И Термидор нанес ему последний удар. В сердце... После нескольких других ударов. Он тогда точку поставил. И не сомневается, что точка стала окончательной. Сам щупал пульс... Пульса не было... А потом отрубил этому человеку указательный палец... На память... Но откуда-то появилась Тень этого человека... У Тени тоже не было указательного пальца – в один из моментов это удалось рассмотреть. От Тени трудно прятаться, даже ночью. Тень сумела убить всех шестерых соратников Термидора, одного за другим. Шестерых отличных бойцов... И к нему подбиралась. Но он сумел уйти, сделав последнее дело и удачно сбыв товар. Тогда погибли два последних бывших легионера. Из тех, кто убивал человека, превратившегося в Тень. Но сам Термидор сумел уйти. И хитро избавился от Тени, хочется думать, навсегда... Термидор понял, что Тень ходит за своим указательным пальцем. Пытается вернуть. И он закопал во французской земле этот отрубленный палец, который раньше всюду возил с собой. В кожаном мешочке носил на шее...

А потом поехал туда... К людям, на которых работал, и высказал идею, давно созревшую в голове... И это хорошо, что шестерых Тень убила. С ними он не смог бы работать, потому что они были почти равными. Не совсем, но почти...

Термидору же для исполнения задуманного не нужны равные. Ему нужны исполнители.

И теперь ему выделили лучших среди многих способных...

* * *

– Задача простая... Сразу предупреждаю, проверочная... Вот карта... – Термидор наклоняется – он гибкий и пластичный, как кошка, – расстилает под ногами карту района. Даже ниже ног, потому что стоит на крутом склоне. Но он может позволить себе так наклониться, не приседая. – Желающих прошу полюбопытствовать...

Он отходит в сторону, пока боевики рассматривают карту. И наблюдает за группой, стоя между деревьями, словно оценивает поведение. Поведение всегда о многом говорит.

Смотрят... Несколько коротких слов для обмена мнениями... Один сразу тычет пальцем в правый угол. Правильно... Именно здесь они находятся...

– Посмотрели? Запомнили? Теперь – задача...

Он поднимает перед собой правую руку и рассматривает указательный палец. Хороший палец... Очень быстро умеет нажимать на спусковой крючок.

– Указательные пальцы есть у всех. Или почти у всех... Ваша задача: пойти в одно из недалеких шести сел района... И принести мне по указательному пальцу...

Они переглядываются. Не понимают смысла.

– Да-да... По указательному пальцу, чтобы люди никогда не смогли на вас показать... Мне безразлично, чей это будет палец – мужчины, женщины, ребенка, пусть даже грудного... Мне безразлично, какой национальности будет этот человек... Мне безразлично, отрубите вы палец живому человеку или мертвому... Но вы должны принести его мне. Идете все по отдельности. Без оружия. Даже без ножа... Как и чем вы будете действовать, мне безразлично... Смотрите только, осторожнее, друг другу пальцы не поотрубайте. Это не поощряется... Жду вас здесь же к утру. Кто сделает, идет со мной дальше. Кто не справится, может сразу отправляться к черту... Я все равно его найду и туда отправлю... Обещаю... Сложить оружие и... вперед!

* * *

...К утру возвращаются все. Все задание выполнили.

Термидор успокаивается. С этими людьми он может идти дальше... Именно идти... Пешком, через всю Чечню, через Дагестан, в Азербайджан, где их уже ждут. В принципе дорога не длинная. Всего в два дня. Именно так – в два дня, потому что Термидор любит мерить расстояния не километрами, а переходами. Идти и никому не показываться на глаза. Чтобы проехать в глубину России из другого места, по другим документам.

3

Заглянули в офис из квартиры близнецы – десятилетние сыновья Александра и Александры Басаргиных. Доктор грозит им пальцем, и мальчишки исчезают. Испытывают уважение перед ста с лишним килограммами Доктора и его ростом в два метра. Допускать пацанов сюда – рискованно. Слишком беспокойный народ, стремящийся хоть что-нибудь отвинтить или отломить. Или хотя бы унести какой-нибудь секретный документ...

Басаргин дает Доктору команду подключить на контроль спутника телефон Ангела.

– Ангела? – Доктор удивленно поднимает брови.

– Он только что сам попросил. За ним какой-то «хвост»... И что-то беспокоит после звонка сына, – поясняет Александр. – Нам сейчас, честно говоря, только этого не хватает. Астахов, видимо, работу подбрасывает, а тут... Хорошо бы без семейных дел обходиться...

Доктор пожимает плечами, подключается к спутнику, задает номер мобильника Ангела и сразу попадает на разговор. Ангел уже что-то сообщил Пулату, и тот обещает выехать с вокзала. Звонок застал «маленького капитана» при посадке в электричку. Ангел просит посмотреть за «хвостом» и называет номер машины.

– Мы тоже посмотрим... – Доктор записывает номер на листе бумаги.

Сам разговор на компьютер не записывает. Вместо этого своими хакерскими методами без проблем входит в картотеку ГИБДД, хотя давно уже у подсектора Интерпола есть открытые каналы доступа, и отыскивает названный номер. Искомая машина принадлежит частному детективному агентству. Это уже становится интересным и сразу настораживает.

Басаргин стоит у Доктора за плечом и наблюдает за работой. Подходят и Тобако с Сохатым.

– Та-ак-с... Детективное агентство? С какой, интересно, стати? – недоумевает Тобако.

– Должно быть, кто-то нанял, – делает Доктор ужасно смелое предположение.

– Кто? Не сын же...

– А почему не сын? Все может быть.

– Смысл?

– Первое, что в голову приходит... Сергей прибыл в Москву с каким-то делом... Ему нужны помощники... Обратиться к отцу – это естественно... Но он знает своего отца. И желает сначала выяснить, чем отец в настоящее время занимается. Все логично...

– Возможно...

– Хотя возможно, что и никто не нанял, а звонок сына – простое совпадение, – Доктор делает второе смелое предположение.

– Это как?

– У всех детективных агентств могут иметься собственные интересы... – за Доктора отвечает Сохатый. – Считаю возможным предположить даже такой глупый вариант, что они стажируются на первой попавшейся машине, и по недоразумению им подвернулся именно Ангел. Тогда стажерам через несколько минут основательно достанется.

Басаргин тоже вовремя понимает, что детективы подвергают большому риску свою жизнь, и набирает номер мобильника Пулата.

– Виталий... Ангел просил подсоединить его телефон к спутнику. Мы слышали ваш разговор. Машина, что его «ведет», принадлежит детективному агентству. Не наломайте дров...

– Понял... Я буду аккуратен.

– Держите нас в курсе дел. Я пока наведу справки о самом агентстве... Что там за ребята и чем они дышат? Если будет что интересное – сообщу...

* * *

Пулат всего однажды был в квартире, что снял Ангел, но дом находит без труда, даже не поплутав среди одинаковых бетонных коробок нового района. Сказывается привычка ориентироваться автоматически в незнакомом квартале, как и в незнакомом лесу. Это нарабатывается с практикой и становится естественным качеством характера.

Но в подъезд зайти не спешит. Походка у Виталия неторопливая, вид беспечный, а сам он улыбчив и благодушно настроен ко всем прохожим. Особенно к молодым женщинам, которых провожает мечтательным взглядом... И так, не обращая внимания на светло-серый «Мицубиси Лансер», скромно остановившийся через два подъезда от нужного, Виталий уже видит, что частных «шнырей» двое, один с фотокамерой. Сама машина оборудована антенной, явно предназначенной не только для автомагнитолы.

Визуальный осмотр не вызывает у Пулата чувства опасности. Приблизиться к «Гранд Чероки» Ангелова сыщики желания не изъявляют, но «маленький капитан» на всякий случай готовит пистолет к работе так же, как человек, работающий авторучкой, снимает с нее колпачок – отстегивает клапан на кобуре и после этого звонит своему другу с предложением прогуляться в магазин за хлебом. Магазин в соседнем доме. А сам Виталий садится на скамеечку, чтобы подышать свежим, чуть жарковатым воздухом.

Ангел появляется через три минуты. Слегка рассеян, задумчив. Идет в магазин мимо «Мицубиси» и саму машину даже не видит – мало ли какая может во дворе стоять... Дом-то огромный... Рука Пулата между тем ложится на рукоятку пистолета. Он при этом не смотрит прямо, но все видит. Однако в машине не достают оружия. Только слегка приподнимается фотокамера в руках у пассажира справа. Это пусть... Это не страшно... Хотя тоже не очень приятно, если учесть работу, которой Ангел занимается.

Когда товарищ скрывается за углом, Виталий вытаскивает трубку и набирает номер его мобильника.

– Они тебя желают увековечить... Активная съемка...

– Мне уже звонил Басаргин. Что будем делать?

– Что предлагаешь?

– Поговорить... И изъять снимки... Это обязательно...

– Работаем. Движение навстречу, одновременно. На заднее сиденье...

– Годится.

– Не забудь хлеба купить. А то тебя могут не понять...

Пока Ангел покупает хлеб, Пулат меняет позицию. Опять неторопливо прогуливается, устав сидеть. Просто так сидеть любому может надоесть. С другого конца двора он замечает, как направляется к своему подъезду Ангел. И выдвигается ему навстречу, чуть добавляя скорость движения, чтобы оказаться около «Мицубиси» одновременно. Они обходят машину с разных сторон. И в один момент оказываются у задних дверок. Только одно короткое движение, дверцы распахнуты, а два отставных капитана уже сидят позади слегка удивленных «шнырей».

– Здравствуйте, уважаемые, – традиционно вежливо обращается к ним Виталий. – Я по доброте душевной не советовал бы вам суетиться, потому что два ствола упираются в сиденья... Уверяю вас, сиденье не может служить защитой от пули...

– Вы что, сдурели? – спрашивает старший, тот, что за рулем.

– Нет, уважаемый, это вы сдурели... Боюсь, завтра же вас ожидает неприятная процедура по ликвидации лицензии на частную сыскную деятельность. Но если мы мирно договоримся, возможно, вам удастся избежать безработицы. А потому я предлагаю вам для начала доверить нам предмет, который держит в руках этот молодой человек...

Сопровождая свои слова действием, Пулат протягивает руку и просто вырывает у сопротивляющегося «шныря» фотокамеру. Для убедительности, явно намекая на некорректность сопротивления, Виталий еще постукивает стволом пистолета по затылку, словно в дверь квартиры стучит.

Камера у него в руках.

– Цифровая... – констатирует он. – Пленку я мог бы просто засветить, а с этим сам разбирайся...

И протягивает камеру Ангелу. Тот осматривает ее, быстро находит карту памяти, извлекает и прячет в карман.

– Э-э... – возмущается «шнырь», вполоборота посматривая за плечо, – она не копейки стоит...

– Производственные издержки, – спокойно отвечает Ангел. – Лицензия стоит дороже...

– Что вы нам можете предъявить? – спрашивает старший, уже уяснив ситуацию. Если эти парни так быстро узнали, что работают против детективного агентства, то они люди серьезные и наверняка не с улицы. Это неприятно, но любых неприятностей можно избежать, если вести себя соответствующим образом.

– Самое меньшее вмешательство в частную жизнь, – начинает Ангел спокойным разговорным тоном, а заканчивает с угрозой в голосе: – Если не договоримся, то и государственную измену, и шпионаж в пользу другого государства, может быть, и терроризм...

Во двор въезжает знакомый «БМВ». Тобако останавливается рядом, открывает дверцу и демонстрирует желание сесть рядом с «маленьким капитаном». Пулат откровенно рад, что приехал не Доктор, которому одному из-за его габаритов необходимо все заднее сиденье, и потому подвигается с удовольствием. «Шныри» на нового пассажира реагируют спокойно.

– С чего бы вдруг такой набор?.. – спрашивает старший, не обращая внимания на появление нового действующего лица, словно все это вполне вписывается в его повседневную работу.

– С того, что вы, ребята, суетесь не туда, куда нужно, – отвечает Тобако, словно слышал предыдущий разговор. – Я могу прямо сейчас упрятать вас на тридцать суток, и никто не будет знать, где вы находитесь...

Одновременный облегченный вздох двух сыщиков говорит о том, что они наконец-то догадались, что попали не в «лапки» к крутым парням. Предыдущее предупреждение об аннулировании лицензии служило только предупреждением, почти намеком на то, что есть возможность, но не более. А «упрятать на тридцать суток» – это уже конкретно. Следовательно, это не так страшно. Общаться с крутыми сложнее, и там бьют больнее...

– Поэтому я настоятельно рекомендую вам стать очень болтливыми, – советует Пулат.

– Кто поручил следить за мной? – сразу задает вопрос Ангел.

«Шныри» переглядываются.

– По закону, чтобы заставить нас отвечать на вопросы, вы должны предъявить санкцию прокурора. Кстати, мы пока даже не знаем, кто вы такие...

– Я не вижу необходимости предъявлять вам свои документы. Вы же не предъявляли мне свои, когда за мной увязались...

– Если мы предъявим документы, разговор будет совсем иным и в ином месте, – гарантирует Тобако.

Это не совсем понравилось «шнырям». Сотрудники органов обычно документы предъявляют без ложной скромности. И что-то в ситуации показалось не совсем чистым.

– На «понт» нас брать не надо... Я двадцать лет в милиции прослужил. Всяких навидался, – старший говорит солидно, со знанием собственной цены.

– Будьте уверены, уважаемый, – не соглашается Пулат с этой оценкой, – если бы вы даже продолжали служить до сих пор и даже были бы сейчас в генеральской ментовской форме, это не избавило бы вас от тридцати суток подвального времяпрепровождения. Это вполне серьезно и полностью соответствует дополнениям в законодательство, внесенным из-за необходимости более решительно бороться с терроризмом... Наверное, и с неразборчивым частным сыском тоже...

– Да кто вы такие в конце концов? – вдруг взвизгивает старший.

– Не твое дело, – резко отвечает Ангел и усердно чешет стволом пистолета лысоватый затылок сыщика. – Мне повторить вопрос? Кто поручил следить за мной?

«Шныри» опять переглядываются.

– Ладно... – на выдохе говорит старший, словно рукой обреченно машет. Он не видит особых причин для обострения ситуации. – Сегодня обратился клиент... Гражданин Шайтанов Сергей Алексеевич. Проверка предполагаемого партнера по бизнесу. Место работы... Контакты... Круг близкого общения...

– Дальше!

– Что дальше? – не понимает «шнырь». – Это все...

– Как вышли на меня?

– Телефонный номер... Мобильник... Он позвонил, мы засекли местонахождение...

– Каким образом вы засекли?

Сыщики опять переглядываются.

– Личные связи, – говорит младший. – Мы дружим с операторами. Они имеют такую возможность...

– Дальше!

– Дальше дождались на месте. Мы как раз недалеко были. Успели вовремя...

– Кого вы ждали?

– Вас.

– У вас есть моя фотография?

– Вас показали.

– Шайтанов?

– Да.

Ангел вытирает со лба пот и лезет в карман. Вытаскивает большой бумажник, из бумажника – фотографию. Показывает через плечо старшему.

– Это он? Снимок восьмилетней давности.

– Он, – уверенно подтверждает «шнырь».

– Где его можно найти?

– Вот его телефон... – молодой «шнырь» протягивает картонный прямоугольник. Форма визитки, но не визитка, а простой кусок картона с написанным от руки номером мобильника. Ангел вытаскивает трубку и тут же набирает номер. Голос компьютера сообщает, что абонент или выключил телефон, или находится вне зоны досягаемости связи. Ангел, опустив голову, выходит из машины.

– А вас, господа, попрошу навсегда забыть номера, которые вы знаете... И первый, и второй... И не пытайтесь больше их определять. Это в ваших интересах... – Тобако становится наставником.

– Так кто вы такие? – снова спрашивает старший. Он все не может понять – не «прокололись» ли они в своем откровении.

– Люди, которые привыкли отвечать за свои слова и действия. В отличие от вас... Впрочем, на завтра в управление антитеррора «Альфа» приглашен ваш директор... Ему кое-что объяснят. При повторении назойливого интереса вы отправитесь не на тридцать суток в подвал, а исчезнете навсегда... Без следа...

Тобако умеет говорит уверенно. И вообще у него всегда авторитетный вид. Ему верят. Особенно когда боятся поверить... А эти откровенно боятся...

Интерполовцы выходят из машины. Под их взглядами «шныри» чувствуют себя неуверенно. Разворачиваются, выезжают... Но через несколько метров останавливаются. Младший выходит из машины и направляется к интерполовцам.

– Заказчик будет звонить... Что ему сказать?

– Ему позвонят раньше...

– А если... Нам возвращать аванс? Или... Может, «брать» его?

– Он сам вас, уважаемый, «возьмет»... Всех скопом. Лучше не связывайтесь... – усмехается Пулат.

ГЛАВА 2

1

Солнце, попадая в оконные стекла соседнего дома, отражается в них и бьет в глаза. Пулат жмурится, но не отворачивается. Он любит солнце. Тобако стоит к отраженному солнцу спиной, смотрит себе под ноги.

– Что скажешь?

– А что я могу сказать? Хреново...

– Шайтанов Сергей Алексеевич... Ангел показывал фотографию сына?

– Да. Он всегда в бумажнике носит... Там Серега еще курсант... Выпускной курс...

Тобако пожимает плечами и садится в свой «БМВ». Уезжает вслед за «Мицубиси Лансер». Пулат вздыхает и поднимается пешком на третий этаж. Звонит. Ангел открывает дверь не сразу. А когда открывает, на руках у него видны свежие следы краски. Сразу, без вздохов, взялся за работу. За работой проблемы переносятся легче.

– Пожалуй, я помогу тебе сегодня... Только соседке позвоню, чтобы кошку покормила.

– Кажется, твоя соседка через три остановки живет?

– По московским масштабам – все равно соседка... Я уж привык по-московски мыслить... Может, в магазин сбегать?

– Не надо. Поезжай домой. Отдохни...

– Но...

– Я сам... – Ладно... Негостеприимный ты хозяин... Только ты все равно последних новостей не знаешь. И тебе придется меня выслушать. Шайтанов – это тот человек...

Ангел кивает:

– Я знаю. Мне Басаргин звонил. И понимаю, что черт и ангел, как ты говоришь, всегда ходят рядом. Тем более если Черт – сын Ангела... Александр сделал запрос на Ангелова Сергея Алексеевича. В Интерпол. По поводу службы в Джибути...

– И что ты собираешься делать?

– Я собираюсь разобраться в ситуации. Но разбираться в ней должен я сам. Понимаешь?..

«Маленький капитан» вздыхает. Как такое не понять... Но когда друг рядом, все-таки легче бывает... Ангел, к сожалению, этого понять не хочет. Его дело...

Они прощаются. Ангел закрывает за Виталием дверь и возвращается на кухню к банке с краской. Кисточка ходит по панели вверх и вниз, вверх и вниз, и так очень долго... Так долго, что Ангел сам наконец замечает – он не панель красит, а размазывает краску по одному месту.

Он вздыхает и откладывает кисточку на табурет, рядом с банкой, открывает бутылку с растворителем и моет над раковиной руки. И уже с чистыми руками идет в комнату, где оставил на подоконнике трубку сотового телефона. Снова набирает номер, который врезался ему в память.

На сей раз отвечает не компьютер, а приятный женский голос.

– Я хотел бы с Сережей поговорить...

– Извините, это не его номер. Он здесь больше не бывает...

– А вы кто? – спрашивает Ангел.

– Я? Знакомая... Бывшая. Всего хорошего...

Ангел долго слушает короткие гудки, наконец, складывает трубку. И тут же трубка сама дает о себе знать. Он смотрит на мониторчик с надеждой, что это звонит сын или хотя бы та женщина, с которой он только что разговаривал, желает сообщить, где и как Сережу можно найти, но это, оказывается, Басаргин.

– Как дела, Алексей?

А голос настороженный, словно боится проявить небрежность в теме, которая может больно отдаваться в сердце сослуживца. Ангел не любит такого тона по отношению к себе. Он сам человек жесткий и всегда хочет, чтобы с ним разговаривали жестко, напрямую.

– Ремонт в полном разгаре.

Басаргин вздыхает:

– Прерваться можешь?

– Есть необходимость?

– Да. Приезжай...

– Еду...

Он говорит это даже радостно, потому как уже сам пожалел, что отослал Пулата. Все-таки при общении не лезут в голову мысли о том, чего не можешь знать. Предположения тем и чреваты, что они всегда стремятся к крайним ситуациям, хотя в действительности никаких крайностей может и не быть. Все в итоге оказывается просто, а ты терзаешь себя загодя, представляя самое худшее.

* * *

К своему удивлению, Ангел застает в офисе всю команду в сборе. Даже Пулат отправился, оказывается, не на вокзал, а в свое любимое глубокое кресло рядом с входной дверью, где Александра постоянно кладет несколько свежих журналов из мира искусства – чтобы Пулату было что полистать. Любит он журналы, которые надо только листать, но не читать, и все об этом знают.

– Что-то случилось? – спрашивает Ангел.

– Прочитай для начала вот это... – Басаргин протягивает ему тот лист принтерной распечатки, что он зачитывал по телефону генералу Астахову. Ангел садится за стол, на привычное место Тобако, и включает настольную лампу. Но не потому, что на улице стало темнеть, хотя и в самом деле вечерний сумрак уже начинает мягко сгущаться, а потому, что включенная лампа создает магический круг. Даже днем, когда читаешь какой-то документ под светом настольной лампы, этот круг очерчивает пространство твоего внимания и отгораживает от всего остального.

Отложив прочитанный лист, Ангел вздыхает:

– Пока это только подозрения. Доказательств его вины я не вижу.

Он серьезен и категоричен. Он готов сейчас защищать сына от чужих слов и от собственных мыслей, потому что знает, больше некому того защищать. И готов делать это до тех пор, пока не убедится в своей неправоте. Однако никто и не настаивает на вине Сергея.

– Это не протокол, – говорит Басаргин. – Это только информация... Запрос сделан по просьбе генерала Астахова. А теперь ответ на запрос по твоей просьбе...

Он подсовывает в магический круг настольной лампы новый лист принтерной распечатки.

Ангел читает, скрипит зубами и сжимает кулаки. Словно жалеет, что его самого не оказалось на месте происшествия в нужный момент. Другие с этим текстом уже ознакомились.

Легионер Сергей Алексеевич Ангелов был на хорошем счету у командования, за три года службы нареканий и взысканий не имел. В один из вечеров, отправившись вместе с другими легионерами из Джибути на Чертов остров[12] в Аденском заливе – традиционное место отдыха солдат легиона, – подвергся нападению неизвестных лиц, был кем-то жестоко избит и подобран уже утром в состоянии клинической смерти. Врачам с трудом удалось спасти жизнь Ангелова. Множество ножевых ранений – один из ножей едва-едва не коснулся сердца – и сложных переломов, большая потеря крови, отрублен указательный палец правой руки. Легионер не помнил, что с ним произошло. Как сам говорил, был в момент нападения сильно пьян. Однако экспертиза показала незначительное содержание алкоголя в крови. Наркотиков и наркосодержащих веществ, кроме «экстази», используемого в легионе на тренировках, при анализе не обнаружено. У командования легиона и у следствия сложилось мнение, что Ангелов не пожелал назвать виновных.

Сложность расследования обстоятельств покушения была обусловлена еще и тем, что в ночь нападения на легионера Ангелова из батальона дезертировали семь легионеров-арабов. Сначала высказывалось предположение, что они тоже подверглись нападению и убиты, а тела выброшены в Аденский залив, кишащий акулами. Впоследствии эта версия отпала, поскольку легионеры забрали с собой малогабаритные личные вещи и все письма. Следователь военной жандармерии, проводивший расследование, пытался связать бегство дезертиров с покушением на убийство Ангелова и обвинить беглецов дополнительно и в этом преступлении, но сам Ангелов такую версию категорически отрицал. Утверждал, что был в компании каких-то гражданских лиц, которых не помнит. Только через три месяца Ангелов был выписан из госпиталя, но заключение медицинской комиссии не позволило ему продолжить службу. Некоторое время вращался в кругу криминальных русских бизнесменов, часто ездил в США. По данным, и там имел контакты с криминальными элементами.

В дальнейшем след Сергея Алексеевича Ангелова потерялся. Интерпол не располагает данными о его местонахождении в настоящий момент.

Ангел откладывает прочитанный лист в сторону и осматривает поочередно всех.

– Я понимаю, что начинается какое-то расследование... И я, очевидно, не должен принимать в нем участие как лицо заинтересованное? – спрашивает он с напряжением в голосе.

– Завтра утром, – говорит Басаргин официально, – наших представителей приглашает генерал Астахов. Маркировка на упаковке нитрата аммония, похищенного в Онфлере, совпадает с маркировкой, найденной на взорвавшейся вчера даче. На даче работали два студента-химика, наркоманы. Наверное, руки неверные, разлили серную кислоту или еще что-то такое же... На встречу пойдут, естественно, Тобако, как крупный специалист по связям с «Альфой», и... и Ангел... У нас, Алексей Викторович, нет оснований не доверять тебе... И еще... Алексей, просьба... Единственная фотография твоего сына, то есть лже-Шайтанова Сергея Алексеевича, у тебя... Ее необходимо размножить для оперативной работы. Не переживай раньше времени. Это не розыск. Это только оперативная необходимость... Кстати, настоящий Шайтанов Сергей Алексеевич проживает в Самарканде, как правильно указано в паспорте лже-Шайтанова, и никуда не выезжал за пределы республики в течение последних семи лет. У него свой ресторанный бизнес, довольно процветающий. Это данные из управления антитеррора. Астахов быстро работает, когда ему надо...

2

На первый привал останавливаются недалеко от границы с Дагестаном.

Смешно... Россия считает Чечню своей территорией и назойливо это твердит, но держит пограничников между Дагестаном и Чечней. Значит, сами не верят в то, что говорят... Скоро Россия еще меньше будет верить самой себе. Термидор для того и призван, чтобы сделать это... Потом, по его примеру и под его общим руководством, также тайно пойдут другие. В разные страны. Куда направит совет... В первую очередь – в развитые страны. Там слишком хорошо живут в то время, когда миллионы детей в мире голодают. И почему голодать должны дети в тех странах, где правит ислам? Это несправедливо...

– Привал...

В этом большом деле Термидору труднее всех. Первым всегда труднее. Они нарабатывают опыт. Потом этот опыт будет изучаться. Для этого уже все готово. Изучаться в первую очередь будет реакция государства по средствам массовой информации. Выписаны газеты. Заготовлены адреса разнообразных интернетовских сайтов. Все, что будет нести информацию о деятельности группы Термидора и о реакции общества на эту деятельность. А самое главное, что они всегда будут уходить и останутся людьми тайны. Будет страх, произведенный его «фабрикой», но причина этого страха останется тайной. Они будут действовать молниеносно. С предельной жестокостью. Они будут сеять панику. Более страшную панику, чем нью-йоркская... Взорванные небоскребы не сумели разрушить основу. А надо разрушить именно основу. Национальную основу... Надо сделать так, чтобы сосед боялся соседа...

Термидор бросает свой рюкзак на землю и осматривается. У него цепкий взгляд. И всегда настороженный. Потому он и остается жить там, где погибают менее настороженные. Шесть его товарищей по легиону погибли, потому что не хотели быть настороженными всегда. Не умели такими быть. А он умеет. Он насторожен даже во сне. Такое внутреннее напряжение утомляет. Усталость накапливается. Когда-то придется искать способ эту усталость сбросить. Но пока еще силы есть. И надо эти силы тратить без остатка. Без расчета на завтрашний день. Только тогда получается все, что хочешь. А когда получится, тогда и отдохнешь... Отдых будет вполне заслуженным...

Они прошли сюда без остановки после бессонной ночи, когда была пробная «охота». День без остановки... В высоком темпе... Обедали на ходу. Холодными консервами. В график уложились. Термидор сам график рассчитывал. В соответствии со своими силами. Боялся, не все сразу втянутся. Нет... Ни одной жалобы не услышал. Марш держат нормально. Подготовка есть... С этими людьми можно дело делать...

– Костер разводить?

– Никаких костров...

– А если в яме?.. Никто не заметит...

Возражение Термидору не нравится. Он не любит возражений. Команда есть команда. Даже если командир не прав, выполнять следует беспрекословно. Но это он объяснит вскоре. Сначала надо мягче...

– Никаких костров. Ветер... Дымок... Запах... Пограничники... Слишком много в вас вложено. Риск необоснован...

Он умышленно говорит короткими рублеными фразами. Так лучше доходит. По себе знает. И приучает не возражать. Только в первое время желающие возразить находятся. Потом привыкают.

Когда-то, семь с половиной лет назад, он пришел вербоваться в иностранный легион. Без паспорта. Данные записывали со слов. Он назвал вымышленное имя, потому что имел неприятности с полицией. Но дату рождения назвал свою. Полковник-щепка со взглядом занозы говорил именно так. Коротко и конкретно. И это не настраивало на возражения.

– Теперь тебя зовут Термидор.

– Почему Термидор?

– Родился в первый день термидора[13]. Свободен... Следующий...

И никаких формальностей, никакого обсуждения. Термидор никому не сказал, как назвал его полковник, но все это уже знали и звали его именно так. И до сих пор зовут... Ему нравится – звучно... А свое настоящее имя он давно забыл. Намеренно, чтобы оно не мешало и никого на него не навело... Только один человек настоящее имя знает и произносит с любовью. Только с ней вместе оно существует...

* * *

Четыре часа сна... Короткое время...

Тем не менее Термидор просыпается несколько раз. Не показывая этого, поглядывает, не спит ли дежурный, который должен вовремя отправлять смену на посты и давать пинка тому, кто храпит. Термидор предупредил – никаких обид. Храпишь и не любишь пинки – нечего тебе делать в группе... Значит, ты покойник...

Те, кто на постах, спят на марше по два часа. Дежурный тоже два часа. Потом его сменяет другой.

Два часа – минимальная норма. Четыре часа – оптимальная. Если группа будет отдыхать пять часов, люди встанут разбитыми и уставшими – проверено. Точно так же, как после трех часов отдыха. Никто не знает, что такое в действительности число «четыре». Магическое число, способное творить чудеса. Только при температуре в четыре градуса трансформируется вода – холодная поднимается к поверхности, теплая опускается ко дну. Ни при какой другой температуре такого не происходит, потому что это против правил природы. И не родился ученый, который может это понять и объяснить. И еще куча чудес связана с числом четыре. Четыре часа сна дают возможность выспаться и сохранить бодрость. Лучше, если всегда спать по четыре часа... Не каждый это, к сожалению, может... Но на марше это норма...

* * *

Следующий день становится точным повторением дня предыдущего. Все светлое время в пути. Точно, как и рассчитал Термидор. Они выходят к деревне, когда солнце садится за дальний хребет где-то там, в Чечне. Но теперь позади уже почти весь Дагестан.

– С Россия прощаться будем? – спрашивает Пын. Лицо добродушное, наивное.

– Как? – сухо спрашивает Термидор.

– Деревня... Жителя много-много... Пальцев много-много...

Он шевелит своим указательным пальцем. Вошел китаец во вкус...

– Здесь живут правоверные мусульмане. Пусть себе живут...

Они сидят на опушке леса. За лесом – перевал, прикрываемый пограничниками. А от деревни в их сторону идет человек.

– Хочешь, я спрошу дорогу? – опять пристает Пын к командиру. – Моя умеет спрашивать, как надо...

– Он сам скажет. Я тоже умею спрашивать.

И Термидор выходит из-за деревьев. Делает человеку знак. Тот идет быстрее. Это проводник, который должен был прибыть на место точно в условленный час. Он и прибывает. И не удивляется, что его ждут. Проводник не знает, сколько километров пришлось преодолеть этим людям. Он даже не понимает, насколько это необычные люди. Но ему вовсе не нужно всего этого знать и понимать. Он – только маленький винтик в громадной машине, которая создана большими людьми. Винтик в машине мирового масштаба. Но каждый винтик необходим. Иначе механизм может дать сбой...

Дождавшись полной темноты, они выходят в сторону перевала. Проводник ходил здесь много раз, знает каждую тропинку, знает, в какое время и где находятся наряды пограничников. И сейчас он идет первым, задавая темп. Термидора предупредили, что проводник немолод. И потому, составляя график движения, он снизил скорость передвижения группы на этом участке вдвое. В действительности они идут еще медленнее. Проводник часто останавливается и прислушивается. Термидор молчит. Здесь не он хозяин и потому не командует, не торопит. Потом как-то незаметно, не ожидая этого, они выходят на дорогу. Проводник останавливается.

– Все. Мы в Азербайджане. Через три километра отсюда, сразу за поворотом, вас ждет грузовик. Через километр встретитесь с патрулем. Это пограничники. Азербайджанцы. Им заплачено. Не забудьте поздороваться. Пограничники любят, чтобы их уважали... Проблем не будет...

И он поворачивается, чтобы уйти. Термидор смотрит ему вслед. Хорошо бы сейчас послать Пына, пусть попрощается с Россией. Но кто знает, когда может понадобиться в следующий раз этот человек, даже если он свидетель. Но – свидетель чего? Перехода через границу? Ну и что... Хоть не сезон, и в это время обычно ходят с другой стороны – наемники пробиваются к отрядам боевиков... Но мало ли... Контракт кончился... Воевать надоело... Если бы это был свидетель того, как они возвращаются в Россию, тогда следовало бы послать Пына...

3

Тобако приходится дожидаться, пока Ангелу оформят пропуск в здание. Ему самому давно уже восстановили постоянный пропуск. У Ангела же с этим зданием связаны неприятные воспоминания[14], и он не любит его посещать. Тем не менее это дело касается его напрямую, и для выяснения обстоятельств он готов идти куда угодно, даже туда, где его готовы принимать не с распростертыми объятиями.

Генерала Астахова они застают в кабинете, за распахнутой настежь дверью. Рабочий стол завален бумагами, папками с документами, фотографиями. Вокруг стола столпились офицеры подразделения, большинство из которых привычно носят гражданскую одежду.

– Проходите, – делает Владимир Васильевич жест. – У нас тут маленький переполох. При профилактических мероприятиях всегда переполоха больше, чем при боевых... Сами, наверное, знаете...

Он поднимается из-за стола, чтобы пожать пришедшим руки. Тобако в управлении частый гость и уважаемый ветеран. Ангелова генерал едва знает. Только пару раз виделись.

– Еще что-то случилось? – спрашивает Тобако.

– Не случилось, а запуталось... Или ваши коллеги в Лионе напутали...

– Обычно они бывают точными... Что не «вяжется»?

Астахов берет со стола очки, но не надевает их на нос, а только прикладывает к лицу, заглядывая в какую-то бумагу. Убирает ее в сторону, рассматривает вторую.

– Вот это... – но бумагу в руки интерполовцам не отдает. – Дело в том, что совпадение маркировки дает нам определенный след, по которому можно проводить активные оперативные мероприятия, а вот химический анализ, сделанный лабораторией, этот след отвергает. И мы просто в недоумении, по какому следу нам стоит двигаться... Время терять не просто жалко, а опасно...

– Ничего не понял... – мотает головой Тобако.

Он пытается заглянуть в лист, что генерал держит в руках, но тот бумагу отодвигает, должно быть, в ней еще что-то, не предназначенное для посторонних глаз.

– Что ж тут непонятного... У нитрата аммония, зарегистрированного в Онфлере, чуть-чуть иной химический анализ, в отличие от нашего, ставшего предметом расследования. Следовательно, может быть несколько вариантов. Как я понял из сообщения штаб-квартиры Интерпола, анализ партии был прислан с завода-изготовителя, поскольку в контейнере отправлялось всего пятьсот килограммов, которые и были похищены. На месте не осталось ни одного мешка, чтобы можно было провести анализ там же.

– Это понятно, – кивает Тобако.

Ангел угрюмо молчит и смотрит исподлобья. Это ему сейчас малоинтересно. Он ждет разговора о Шайтанове Сергее Алексеевиче, поскольку генерал уже знает, что Шайтанов и Сергей Алексеевич Ангелов – это одно лицо. И потому Ангел предполагает, что в его адрес могут быть высказаны претензии. Более того, наверняка будут задаваться вопросы по биографии сына. Это необходимо, Ангел согласен, но неприятно. Словно кто-то копается в его грязном белье...

– Есть вариант, – предполагает генерал, – что на заводе что-то спутали и прислали анализ другой партии. Поэтому попрошу вас сделать повторный запрос. Есть и другие сомнения... Уже оперативно-следственного характера...

Он делает впечатляющую паузу и смотрит поочередно на своих гостей, словно проверяя их готовность к принятию новой версии. Они молча ждут.

– Все остатки взорвавшегося дачного домика носят следы нитрата аммония и серной кислоты. Это и есть та самая взрывоопасная смесь... Был большой одновременный выброс... Кислота просто превратилась во взвесь. Следовательно, готовилось мощное взрывное устройство. Очень мощное... Части кровли разнесло в радиусе двух километров. Представляете, что это такое?.. И недалеко от домика разорванная упаковка. Полиэтиленовый мешок с маркировкой. Мешок слегка оплавлен, словно его выбросило из домика вместе со всем остальным, но отбросило недалеко, поскольку сам он весит не так много. Оплавиться мешок имел возможность только во время взрыва. Но... Но на стенках мешка есть остатки нитрата аммония, однако отсутствуют остатки взвеси серной кислоты. То есть мешок, предположительно, был выброшен раньше, следовательно, не имел возможности оплавиться и чем-то был прикрыт, что защитило его от взвеси кислоты, разбрызганной по всему участку и даже по соседним. На листья растений попало, а на мешок нет. Или...

– Или мешок оказался на месте происшествия после взрыва, – за генерала досказывает Ангел.

– За короткий промежуток между самим взрывом и прибытием следственной бригады, – уточняет Тобако.

– Вот именно... – Астахов пришлепывает ладонью лист бумаги, словно ставит печать.

– Соседей много собралось?

– Конечно. Дачный сезон. Сразу сбежалась толпа. Со всех участков, в том числе и дальних.

– Они знают друг друга?

– Не все. Только близкие соседи... Кроме того, многие дачи снимают внаем... На все лето... Но, мне кажется, вы мыслите в правильном направлении. Именно поэтому мы не можем пройти мимо очевидного, на наш взгляд, факта. Вы уж извините, Алексей Викторович, – генерал смотрит на Ангела в упор, – но это оперативная необходимость.

– Появление Сергея Ангелова в момент кражи в порту Онфлер и его же появление в Москве в момент взрыва... – Ангел за генерала заканчивает мысль. – Я вас понимаю и не имею ничего против...

– Фотография, – напоминает генерал. – И давайте пока будем называть этого человека Сергеем Шайтановым, как он сам представился, хотя нам уже пришла фотография настоящего Шайтанова, жителя Самарканда. Это маленький, кругленький и лысый толстячок, не имеющий ничего общего с этим человеком, каким он представлен по словесному портрету. Думаю, фотография с дискеты подтвердит это же...

– Подтвердит... – Ангел молча протягивает дискету. Доктор Смерть отсканировал фотографию загодя, в присутствии самого Ангела, чтобы не отдавать оригинал в чужие руки. – Прошу учесть, что снимок сделан восемь лет назад, когда Сергей только заканчивал новосибирское училище спецназа. Маленькому толстячку трудно пришлось бы во французском иностранном легионе, даже если предположить, что его туда возьмут... Там даже подготовленному бойцу, судя по всему, пришлось несладко...

Генерал передает дискету своему офицеру:

– На распечатку и сразу в работу... Немедленно...

Ангел несколько секунд сомневается, смотрит на Астахова.

– Вы хотите еще что-то сообщить?

– Вот... – он протягивает картонный прямоугольник с телефонным номером. – Сейчас там отвечает какая-то женщина. Сергей, похоже, жил у нее... И пользовался ее телефоном. Свой номер он нигде не оставляет. Вчера он мне звонил на мобильник до того, как меня подключили к «прослушке» через спутник. Но определитель не сработал... Это или специальная трубка с ААОНом[15], или какой-то сбой связи... Мы имеем право предположить первое...

Генерал смотрит Ангелу в глаза и видит, как сузились у интерполовца зрачки. Тому физически больно работать против собственного сына, хотя он не воспитывает его с двенадцати лет, с тех пор как развелся с матерью Сергея. Астахов хорошо знает биографию Ангела, как, впрочем, и биографии остальных членов команды Басаргина. Навести такие справки – это служебная необходимость. Надо знать, с кем работаешь плечом к плечу и чего следует ждать от каждого сотрудника смежного международного ведомства. Более того, надо знать, кому доверяешь, потому что без доверия у них совместной работы может не получиться. В сейфах штаба «Альфы» даже хранится досье на Ангелова, собранное отделом генерала Легкоступова[16]. Астахов ознакомил с этим досье и Басаргина, но тот пожал плечами и сказал, что доверяет Ангелову полностью. Это Астахова слегка успокоило. И сейчас он ждал от отставного спецназовца сопротивления, а встречает понимание и сотрудничество, хотя заметно, что Ангелу такое сотрудничество дается нелегко.

– Что мы должны сделать?

– Вы имеете возможность поговорить с этой женщиной. С моей стороны такой шаг стал бы «расконсервацией». Только прошу, если можно... аккуратно...

– Мы постараемся проявить корректность, – кивает Владимир Васильевич.

– Хотя я вполне допускаю, что это ничего не даст, – говорит Ангел. – Если он в остальном осторожен, то и в этом не сделает промашки. Боюсь, это просто случайно используемый телефон...

ГЛАВА 3

1

– Думаешь, он ограничится только тем звонком и не попытается к ней обратиться очно? – Селим, даже когда говорит совсем без улыбки, ослепительно сверкает удивительно белыми зубами. Это особенности дикции и артикуляции, вызванные индивидуальностью родного языка Селима, изобилующего непроизносимыми для белого человека сочетаниями согласных звуков. И он никак не может отделаться от привычки демонстрировать свой оскал, даже когда говорит на других языках. А других языков Селим знает множество. В прошлом месяце они были в Португалии, и Селим вдруг, к своему даже удивлению, заговорил по-португальски. Сейчас он сияет зубами, разговаривая по-русски. Иногда Сереже кажется, что эти зубы способны ночью вместо фонаря дорогу освещать – настолько белые...

– Пусть и найдет ее... Что с того... – за Сережу отвечает Таку, с привычной своей логичностью просчитав все варианты сразу. Она всегда сдержанна, невозмутима, и узкие глаза никогда не отражают чувств. – Они же только познакомились... Чуть-чуть познакомились. Дважды встречались. Никаких действительных координат. Только имя. Вот и все... И просьба использовать ее телефон...

– О-о-о... Москва слишком большой город, чтобы оставлять его настолько бесконтрольным, – с осуждением качает головой Лари. – Здесь полиция не тем местом думает и не знает, что у нее под носом творится... Такие никогда не найдут...

– Здесь не полиция, а милиция и еще ФСБ, которая, к счастью, не умеет работать, как КГБ... Ей просто не позволяют пока, – поправляет Сережа. – А вообще, мне кажется, ты слишком много читаешь интернетовской информации и на ее основе делаешь выводы. Это не всегда дает объективную картину. Массовая информация тенденциозна. Она обязана нести в себе только то, что выходит за рамки обыденного. Тебе надо за обыденностью следить... А что касается попыток отца найти меня... Я считаю их нереальными. А на частных детективов я, кстати, и не надеялся. Использовал только в качестве подставы, проверяя реакцию отца. И его возможных партнеров.

– Что тебе это дало? – интересуется Селим.

– По крайней мере я знаю теперь, что он не пенсионер, коротающий свои вечера за телевизором. И дни проводит не на парковой скамейке за партией в шахматы с другим пенсионером. Они так быстро среагировали и провели ответные меры, что я уверен – круг общения отца составляют силовики. Только вот знать бы, государственные или криминальные. Это как раз то, что я надеюсь вычислить в дальнейшем. Одно радует – второй объект моего внимания рядом с отцом. Капитан Пулатов... Надо хорошенько подумать, как нам это сделать, чтобы не попасть в положение частных сыщиков...

– А если они все еще работают на ГРУ? – спрашивает Селим. Он настырный и может любого замучить вопросами.

– Не путай ГРУ с ЦРУ. У ЦРУ есть свои следственные органы, у ГРУ таковых не имеется... По крайней мере на территории своей страны они стараются не заниматься розыском, – отвечает Сережа.

Он отходит к окну и долго в молчании смотрит на оживленную московскую улицу. Когда он был здесь в последний раз, Москва выглядела совсем иначе. Была милее, что ли... А теперь бешеными темпами американизируется и теряет свой облик. Нивелируется под другие утомляющие человека мегаполисы.

– О чем задумался? – не унимается Селим.

– О смысле жизни...

Сережа предположил сразу, что отец заметит слежку и отреагирует на нее реактивными ответными действиями. Частное детективное агентство – это не те специалисты, на умение которых можно положиться. Даже «наружка» ФСБ не всегда может справиться с человеком, который имеет не только специальную подготовку, но и большой багаж опыта. А опыт у отца в самом деле большой, судя по досье, попавшему в руки сына. Не только опыт работы в ГРУ, но и последующий. Тот опыт, про который мало кто знает. И «шныри» провалились сразу и бездарно. Он наблюдал эту картину из окна подъезда соседнего дома с легкой усмешкой. Не над отцом насмехался, а над частными сыщиками, которые попали в такую переделку и теперь, должно быть, думают, как бы им так изловчиться, чтобы не возвращать полученный аванс. Что возвращать деньги они не любят, это он понял сразу по их голодным лицам. Даже если не сумели эти деньги отработать хотя бы частично. Впрочем, частично они их отработали. Они дали Сереже адреса, по которым можно отца при надобности отыскать. А вот самого отца в тот момент, когда он покинул машину сыщиков и пошел в свой подъезд, как-то сразу потеряв былую выправку, Сереже стало просто жалко. Для него деятельность сына, а он сразу догадался, что это именно сын, стала неожиданным ударом. Ударом в спину... Очень хочется открыть себя и объяснить, но делом рисковать нельзя, не имеет он на это права...

Сережа хорошо знает школу, которую отец прошел, и знает, что сам он только начал ее проходить, когда прервалась его карьера офицера. Правда, он сумел многому научиться впоследствии. Не во время службы в иностранном легионе. Там делают только умелого бойца, но даже не такого качественного, какого делают в спецназе ГРУ. А уже после службы пришлось пройти школу основательную. Нашлись люди, которые захотели помочь ему в критическую минуту. И дали возможность получить высокооплачиваемую работу, требующую всего его умения, полного напряжения физических сил и интеллекта. Выполняя именно эту работу, он и приехал в Москву. Здесь у него есть своя маленькая бригада...

Селим, негр из Нигерии, выпускник Кембриджа и при этом фанатично верующий магометанин. Прекрасный оперативник, умеющий добывать громадную кучу фактов. К сожалению, не умеющий их толково обобщить и сделать правильные выводы. Человек с громадным багажом знаний из самых разных областей применения, большинство из которых может ему никогда не пригодиться. Но он их постоянно накапливает, добывая новые и новые.

Лари, малайзиец, сверхопытный компьютерщик и хакер. Общение Лари с компьютером происходит на каком-то непонятном уровне, превосходящем уровень обыкновенного человека, даже и талантливого компьютерщика. На запредельном уровне... Сережа сам наблюдал, как приносят Лари сломанный компьютер. Он ставит его перед собой и может с нежностью смотреть на него несколько часов, даже не снимая кожуха, чтобы найти неисправность. Потом включает. Компьютер работает.

– И что? – спрашивают у Лари.

– Работает...

– А что было?

– Не работал...

И все... И никто, даже сам он, не знает, как это происходит...

И японка Таку, очень некрасивая кривоногая женщина, но имеющая взамен женской привлекательности компьютер в голове, аналитик, каких свет не видывал – так ее характеризовали люди, отправляющие их на первое задание. Впоследствии Сережа убедился, что характеристика оказалась правильной. Таку – человек со странностями. Ей не совсем по душе методы, к которым прибегает группа, и она иногда умышленно уводит их в сторону. Потом Сережа спрашивает у нее, зачем она так поступает. Таку долго молчит, а потом заявляет, что имеет право на собственное мнение. Она гуманистка. И с ней бывает трудно общаться. Но деловые качества перекрывают недостатки, которые и недостатками-то назвать трудно.

Пятый член группы – Джон – сейчас отсутствует. Он на задании, но должен вот-вот прибыть в Москву. С его появлением многое связано. Практически на нем построена вся операция...

Все товарищи дополняют друг друга. И его в том числе.

Но обойтись своими силами в большом деле иностранцам невозможно. Даже он сейчас иностранец, потому что за те несколько лет, что не был в России, она кардинально изменила свой характер. Необходимо иметь поддержку среди людей, прекрасно владеющих обстановкой в стране и таких же опытных, как они сами... Сережа планировал привлечь отца и его друга Виталия Пулатова, у которого на коленях когда-то проводил много часов. Данные и на отца, и на Пулатова – Сережа привык звать его просто дядей Виталием – ему собрали за неделю, включив все возможности организации, в том числе и ее опытных хакеров, и агентуру в России. Оба бывших спецназовца оказались под наблюдением ФСБ, что для таких людей естественно, тем не менее досье не дало ответа на главный вопрос – чем два капитана-инвалида занимаются в настоящее время...

– В России сильные личности всегда были в почете, – перед отправкой давал советы Джават Даут, один из руководителей «Пирамиды», бывший полковник афганской армии, потом моджахед, успешно воевавший против Советского Союза у себя на родине. – Сейчас там такое время, что капитаны в состоянии применить себя. И они наверняка применяют. Им не дадут отсидеться в уголке и в тишине. И уже их собственный выбор определяет, чем они занимаются – нищенствуют, служа в силовых структурах, или зарабатывают большие деньги, противопоставляя себя этим структурам... Вам следует внимательно присмотреться – что представляют собой сейчас ваш отец и его друг. Очень внимательно... То, что ваш отец был некоторое время киллером и за ним возможны некоторые «хвосты», не играет решающей роли в вашем выборе. Я думаю, вы в состоянии эти «хвосты» обрубить самым решительным образом. А известные факты вы можете использовать с выгодой для развития ситуации в свою пользу. Вы сами читали, как его толкали к этому. Впоследствии он вышел из кризиса – это мы знаем. Но вполне может статься, что осталось что-то незакрытое... Осторожнее... Тем более мы не знаем, чем он стал заниматься...

Самому Сереже не слишком нравится идея проверки родного отца – человека, которому он всегда стремился подражать, несмотря на то что отец жил отдельно от них с матерью. Отец – это учитель и первый на всю жизнь главный авторитет. Но в то же время, как человек ответственный, Сережа понимает, что без проверки обойтись нельзя. Включать в работу свою бригаду бессмысленно. Они ориентируются в российской обстановке еще меньше, чем он. Поэтому самым естественным показалось использование сотрудников частного детективного агентства. Хотя на их специальную подготовку, как решил Сергей, ему рассчитывать трудно. И не ошибся...

* * *

– Сережа, интересное сообщение... Из Чечни... – протягивает Лари лист принтерной распечатки.

Так заведено, когда они приезжают работать в какую-то страну, а вместе они работают уже одиннадцать месяцев, то разговаривают на местном языке. Все. Чтобы иметь больше практики. Лари и Таку разговаривают по-русски неплохо. Труднее приходится Селиму. Его артикуляция больше мешает, чем помогает произносить слова правильно.

Сережа берет в руки лист, читает раз, два и три... И застывает с этим листом в руках.

– Что там такое? – спрашивает сидящая у стены Таку. Она часто садится на пол именно у восточной стены – в любой стране, лицом на восток. Может быть, это ритуал, может быть, медитация, хотя трудно предположить, что можно серьезно медитировать при общем разговоре. И хотя Таку не носит кимоно и национальные прически, все равно по позе, в которой она застывает, любой определит японку.

– Сообщение... – уточняет Лари. – В Чечне на территории одного района в одну ночь убито тридцать два мирных жителя. Шесть мужчин, два подростка, остальные женщины. У всех отрублен указательный палец правой руки. Между собой эти люди никак не были связаны, большинство были даже не знакомы. Следствие в замешательстве. Такие действия напоминают ритуал...

– Что скажешь? – Селим обращается к Сереже.

Тот не спешит с ответом. Еще некоторое время стоит молча, потом вздыхает.

– Началось... Они идут...

– Когда, думаешь, будут?

Вместо командира отвечает Таку:

– Через пару дней они объявятся в Москве...

– Почему не раньше?

– Они прибудут из третьей страны. Будут переходить границу... Это же естественно... Термидор всегда очень осторожен...

– Надо готовиться к встрече... Лари, связывайся с Нью-Йорком... Что там с нашей просьбой? Долго будут расшевеливаться?..

* * *

Лари сосредоточен... Пальцы не торопятся, нажимая клавиши компьютерной клавиатуры. Словно он не помнит все буквы. Впрочем, это не так и далеко от истины. Лари привык работать с текстами на английском языке. В России английский в Интернете используют только при наборе адресов и ссылок. А забравшись в чужой сайт, ему приходится ориентироваться и обучаться на ходу. Он еще привыкает к русским командам, и взгляд не всегда находит нужную клавишу сразу.

– Что ты так долго возишься... – недовольно ворчит нетерпеливый Сережа и посматривает на часы. Ему нужно идти, но перед этим хочется узнать необходимое.

Лари смотрит на командира снизу вверх. Он и без того ростом слегка не дотягивает до ста шестидесяти сантиметров. А сидя за компьютерным столиком становится совсем маленьким.

– У ФСБ сложная система защиты. Любое подключение автоматически фиксирует номер. Я пытаюсь ввести фальшивый номер...

– Ты же работаешь через мобильник.

– Ты уверен, что это создаст для них проблемы, которые трудно решить больше чем за пять минут?

– Работай с моего, он с антиопределителем...

– Это не спасет. Они запросят оператора, и все...

– Делай... Делай, – вздыхает Сережа и опять поднимает руку с часами.

– Я уже почти добрался... Только не понимаю... Что такое буква «ять»?

– Буква старорусского алфавита. Вместо «ять» набирай твердый знак. Должно пройти.

– Так нельзя. Так могут зарегистрировать... Должно – это опасно. Надо знать точно.

– Нет такой буквы в клавиатуре.

– Что лучше, набирать словом или ставить твердый знак?

– Словом, – подсказывает Таку. – Я встречалась с аналогией в испанском. Твердый знак может быть в другом слове. Это тест на подлинность... Кто не знает, наберет знак в современном написании. Так проще.

– Пробую... Если что, сразу выбрасываю мобильник в форточку. Есть... Прошло...

– Что там?

– Распечатываю... Три документа...

Сережа принимает документы прямо с принтера. Читает.

– Что там? – повторяет его же вопрос Селим. Селиму нужно знать все и немедленно. Он сам не всегда знает – зачем, но спрашивать будет.

– Они нашли-таки мой мешок. Так... Это хорошо, но неприятно другое. Здесь мы прокололись. Надо было мешок подбросить раньше... Экспертиза не нашла на мешке следов взвеси серной кислоты.

– Раньше подбрасывать было рискованно. Его бы просто унесло взрывной волной на другой участок. Далеко... А там бы выбросили в мусор, – говорит Таку.

– Все равно плохо... Не просчитали. И еще... Нитрат аммония отличается составом от похищенного в Онфлере... Должно быть, к ним не попали данные на Термидора, если они начали копать так глубоко. И потому они ищут не его, а Шайтанова Сергея Алексеевича... Лари, попроси Нью-Йорк еще раз подбросить информацию... Может, пройдет со второго раза... Теперь через другого человека...

Он осматривает всех с легкой улыбкой на лице. И видит во встречных взглядах тень беспокойства.

– Почему они ищут тебя? Какое ты имеешь отношение к взрыву? – любопытный Селим таким поворотом дела недоволен. Еще бы быть довольным, когда подставляли противника, а подставили, оказывается, себя. И из охотников превратились в предмет охоты...

Сережа читает второй лист. И объясняет.

– Да... Вот здесь... Потому что Шайтанов Сергей Алексеевич проходит подозреваемым в похищении партии нитрата аммония в Онфлере. Им передали данные из Интерпола...

– Опять Интерпол лезет, куда его не просят... Вечно он под ногами мешается, – ворчит, по-людоедски сияя зубами, Селим. – В Америке его почти не слышно. А здесь – на каждом шагу...

– Ерунда... работаем, как работали. Просто я прекращаю существование в образе Шайтанова и становлюсь Чертовым Сергеем Алексеевичем. Попрошу всех запомнить. Таку, где мой новый паспорт?

– Посмотри сначала третий лист, – говорит Лари.

Сережа улавливает тон сказанного чутко. И читает внимательно.

– Что там? – Без вопроса Селима ни одно дело не пройдет.

– Они знают, что Шайтанов и Ангелов – одно лицо. И располагают моей фотографией...

– Но они же не знают Чертова, – логично делает вывод Таку...

2

Баку радует жарой, которая зовет к морю. Расслабиться, понежиться на береговом ветерке...

Нельзя расслабляться! Ни на минуту! Нельзя...

И вообще Термидор такую жару не любит. Нутром не любит, всеми своими невидимыми со стороны чувствами. Ему, как истинному берберу, больше по душе обжигающий дыхание воздух пустыни. Там жара не липнет к телу, потому что сухая. Она с кожи скатывается, как жгучий, но сыпучий песок... А здесь прилипает, мешает. Скорее бы уж отсюда... Скорее...

В действительности он отдает себе отчет, почему ему хочется побыстрее расстаться с Баку. Причина проста – не терпится начать дело, попробовать... И, естественно, руками ощутить результат. Именно руками, потому что он привык действовать руками. И все, кто вошел в его группу, умеют действовать руками, без оружия... Они убивают голыми руками!

Они будут убивать голыми руками и сеять страх... Они все – чернорабочие на «фабрике страха»... Каждому будет дана норма выработки, и каждый будет обязан норму выполнить...

Воображение играет, щекочет ретивое чувство... Как сладко быть в зените славы! Наверное, кинозвезды это понимают лучше других. А быть в зените славы и при этом знать о своей славе, знать одному, при том, что никто другой о тебе не знает, хотя все говорят, плачут... Это кинозвездам недоступно... Приятно идти по улице и чувствовать окружающий страх. Всеобщий... Он более липкий, чем влажная бакинская жара. Он цепляется, пристает, его невозможно миновать, не прилипнув к общему ощущению... Термидор хорошо знает психологию толпы. Каждый человек индивидуальность только тогда, когда он закрылся от других в четырех стенах и погружен в собственные эгоистичные мысли. Именно эгоистичные. Потому что, думая о ком-то, он уже в этих людях растворяется, смешивается с ними. Муж с женой – это не разные люди. Это единый организм, наделенный собственной душой, собственным сознанием и даже собственным разумом. Муж с женой трусы и негодяи – и ребенок в семье вырастает таким же. Он впитывает в себя эту же душу. Армии пускаются в бегство, стоит побежать одному... И десяток бросается в атаку на сотню, стоит командиру повести их без сомнения вперед... Чувство общности – вот что руководит толпой. А чувство общности всегда развивается по принципу цепной реакции. Страх, который ударит отдельных членов, будет разделен на ростки и размножен многократно. И главное при этом – не открыть, не показать людям причину страха. Причину!!! В том и ошибка даже самых удачных террористических актов, что люди знали причину, знали, откуда идет угроза. С этим они бороться умеют. Общей ненавистью друг друга поддерживают. А когда причина неизвестна – страх возрастает... Тогда каждый начинает понимать, что все силовые структуры не могут защитить их, потому что не знают, от кого защищать...

Приятно будет ходить по улицам Москвы и чувствовать, как одежда прилипает к людям не от пота и жары, а от липкого страха. И хочется увидеть это. Своими глазами. Пошире раскрыть их и увидеть... И запах ощутить... У страха очень сильный запах...

Термидор собой доволен. Он делает то, что захотел. То, что ему нравится делать... Многим ли людям доводится делать то, что им делать нравится? Единицам! Он себя относит к единицам. Ум Термидора так устроен, что он умеет анализировать. Все. В том числе свои поступки и даже собственные черты характера. Он много раз спрашивал себя – может ли он назвать себя, воина, человеком, не знающим страха? Глупости это! Не бывает людей, не знающих страха. Просто одни умеют перебарывать свой страх, другие не умеют. Но чем он от большинства отличается – он не входит в толпу. Он всегда сам по себе. Именно этим ему не понравилась служба во французском иностранном легионе. Он отсиделся там шесть лет. Этого времени достаточно, чтобы полиция потеряла его след. И покинул казармы совсем другим человеком. Все шесть лет он анализировал свои поступки и свой характер и делал их такими, какими хотел видеть. Это тоже удается только избранным. Что ж, значит, он – избранный. Он живет так, как ему нравится жить...

Много сейчас развелось шахидов... Говорят, что они – герои...

Нет, стать таким – глупо. Термидор не хочет быть тем героем, о ком говорят в прошедшем времени. Ему больше по душе время настоящее. Он даже согласен, чтобы о нем говорили. Даже хочет этого. Он хочет, чтобы его боялись. Но – главное! – никто не должен знать, кого они боятся... В этом самая большая изюминка задуманного...

И он сделает это...

* * *

«Зеленую улицу» его отряду в самом деле обеспечили, как и было обещано давно, в период задумки и проработки проекта... Это чувствуется еще на границе, когда отряд только обменивается приветствиями с азербайджанскими пограничниками, но даже не останавливается для беседы. Словно их принимают за своих. Их и так принимают за своих. Но Термидор не знает, сколько за такой прием уплачено и в какой валюте. Точно так же обстоит дело в самом Баку. Отряд размещают в каком-то доме, носящем странное название – общежитие. Условия для проживания вполне приемлемые. Но они не собираются долго задерживаться в городе. Через час после прибытия приходят люди, которые разговаривают с Термидором с таким почтением, что он сам себя начинает уважать сильнее. Эти люди приводят фотографа. Тот фотографирует поочередно каждого члена отряда. Потом уезжает.

– Отдыхайте, – предлагают гостеприимные хозяева. – Чтобы подготовить документы, надо около пяти-шести часов. Вы успеете выспаться...

Терять пять-шесть часов не хочется. Но Термидор хорошо знает, что такое необходимость. И потому подчиняется ей без принуждения. Он понимает, что следует приготовить на каждого по пять различных паспортов. Паспорта эти должны быть не только на разные имена – они должны быть на разные страны, некогда входившие в одну большую страну СССР, и даже на более далекие страны...

– Машина к самолету будет?

– Будет не машина, будет автобус... Но сначала вам всем предстоит переодеться. Времени как раз хватит. Через пять часов вас разбудят...

– Пусть будет так...

И Термидор закрывается в своей комнате. Ему, как командиру, полагается отдельная комната, хотя он не любит оставаться в одиночестве. И при этом не боится признаться самому себе, что и его преследует страх. Именно страх – чуть дрожащий, ощутимый в воздухе и в звуках – заставляет его, нелюдимого по природе человека, искать общества. И этот страх побороть нельзя, хотя сам Термидор пытается справиться с ним единственным доступным способом. Он над собой смеется. Смех страх притупляет, хотя и не убивает. Будь это обыкновенный страх – перед человеком или законом, – Термидор сумел бы с собой справиться. Но это страх перед Тенью... С такими силами человеку бороться не дано.

Уже почти полгода прошло после очередного появления Тени. Это было тогда, в ночь перед христианским Рождеством в Онфлере. Тень забрала еще двоих. Остался один Термидор. И тогда же он закопал палец... Это должно помочь, но кто знает...

Пока, однако, Тень его не беспокоит...

* * *

Стук в дверь заставляет вздрогнуть.

Как не вздрогнуть... Думает о Тени, и в это время стучат... Он уже знает, что Тень способна издавать звуки. Наверное, это очень сильная Тень и потому на такое способна. Если издает звуки, она может и в дверь постучать. Она даже по телефону как-то звонила. После того, как гуляла по воздуху перед окном гостиницы...

– Кто там? – спрашивает Термидор нарочито сонным голосом.

– Командира... – это китаец Пын. – Моя спать негде...

Термидор поворачивает ключ и распахивает дверь.

– Как так?

– Матраса мокрый... Кто-та спала, лужу под себя делала... Воняет...

Термидор усмехается:

– Ладно. Ложись у меня. Здесь еще три кровати...

Он ложится на свою и думает о том, что надо кого-то из отряда приблизить к себе больше других. Это будет личная гвардия. Случиться может все... И «бунт на корабле» не исключен. И следует иметь людей, которые прикроют спину в случае необходимости.

– Пын, ты держись ко мне поближе. В Москве тоже будешь со мной жить. И подбери еще пару человек понадежнее...

3

Доктор приходит в офис первым. Долго ковыряет в замке ключом. Когда у Доктора плохое настроение, а это время от времени случается, он предпочитает все двери открывать плечом, даже стальные. И только нежелание расстроить товарищей удерживает его. А работать ключом в таком состоянии он не любит. Наконец замок поддается. Доктор проходит к своему любимому креслу и не садится, а падает в него. Кресло не скрипит, а вопит. Доктор включает компьютер.

Басаргин, хотя ему вся-то дорога от дома до работы – коридор перейти, появляется только после того, как принято первое сообщение из Лиона. Сообщения приходят каждое утро, но это, как правило, циркулярные сводки, рассылаемые по всем секторам и подсекторам с обзором серьезных происшествий. По понедельникам высылается анализ мировых событий за неделю.

В этот раз первое сообщение особое.

– Первый раз с таким встречаюсь... – ворчит Доктор, читая документ. – Что-то новое... Это приказ. За подписью генерального директора... Откуда они вообще взялись? Это кто – наши? Тогда почему они не могут работать сами? Не наши? Тогда почему мы обязаны их обслуживать?

Он протягивает бумагу Басаргину. Александр читает и нервно передергивает плечами. Российский подсектор по борьбе с терроризмом обязуют оказать содействие в слежении за телефонными номерами через спутник человеку, который обратится к ним с паролем «L'index»[17]. Обращение может исходить от мужчин и женщин, лично, по телефону, через курьера, через электронную почту или пейджер. Подлежит обязательному исполнению. Контролировать дальнейшее использование переданных сведений запрещается. Самостоятельно выходить на связь с контрагентами запрещается. Передавать третьим лицам сведения о состоявшихся запросах запрещается.

– Пусть приходят и индексируют, – устало и слегка раздраженно машет рукой Басаргин.

Он тоже не в духе, поскольку не любит находиться в подвешенном состоянии. Информация поступила от Астахова, тот просит помочь в осуществлении связи со штаб-квартирой Интерпола, но не подпускает к самому делу. Более того, как Тобако рассказывает, документы не дает в руки, чтобы не увидел в них лишнего. Вечером был отправлен запрос в Лион. Ответ так и не пришел. Словно бы и там тоже не решаются подпустить к этому вопросу подсектор, сын сотрудника которого может быть замешан в работе противоборствующей стороны. И воспринимают понятие «может» как доказательство. Теперь еще и другое... Работать на кого-то, не зная, на кого, не зная, с какой целью, осуществлять функции технического персонала, а не оперативной единицы и тоже не иметь данных о существе вопроса. Как таксисты – сажают пассажира, везут по указанному адресу и не спрашивают, зачем и кого везут. Такое положение раздражает, если учесть, что подсектор за короткий срок своего существования не имел еще ни одного провала в работе.

– L'index по-французски не только «индекс», но и «указательный палец», – показывает Доктор свой указательный палец, похожий на милицейскую дубинку.

– Тогда пусть показывают...

Открывается дверь. Входят Тобако, Ангел и Сохатый. Пулат обычно появляется на полчаса позже – он согласует свой приезд с расписанием движения электричек.

– Указывают... – Доктор поправляет Александра. – Кстати, что-то про указательные пальцы мелькало в сводках... Не помнишь?

– Вчера было по сообщениям из Чечни, – говорит Тобако, здороваясь за руку с Доктором и Басаргиным. – Я вчера за делами просматривал сводки только мельком, но это помню... Там «косят» на какой-то ритуал...

– В последние дни отдельные понятия начинают усиленно повторяться, – говорит Ангел, который настроением ничем не отличается от Доктора и Басаргина, но он имеет для такого состояния духа больше оснований. – Я не знаю, что было за сообщение, не знаю, что сегодня пришло по «указательному пальцу» чьей-то руки, но если помните запрос на Сережу... – Ангел поочередно осматривает всех. – Ему отрубили указательный палец...

Все переглядываются.

– Доктор, посмотри вчерашние сводки, – говорит Басаргин. – Алексей прав. Совпадений слишком много, чтобы мимо них пройти. Черти всех национальностей, ангелы, пальцы, и обязательно указательные... Что там?.. Нашел?

Доктор щелкает клавишей мыши, перелистывает страницы сводок.

– Вот... Есть... Да... Я бы тоже назвал это каким-то ритуалом. Массовое убийство разных людей. Не связанных друг с другом. Словно... охота за указательными пальцами... Тридцать два человека убиты одновременно. И все на территории одного района Чечни...

– Это правда похоже на ритуал, – говорит Ангел, пожимая плечами. – Интересно, из какой это религии?

– Я что-то читал об этом... – Дым Дымыч задумчиво чешет переносицу. – Вернее, о подобном... Это что-то из обычаев древних ливийцев тех времен, когда они правили Египтом – период лет, кажется, около двухсот или трехсот, не помню точно – между Старым и Новым Царствами. Тогда недовольным правлением египтянам отрубали указательные пальцы... Вообще в эзотерике считается, что указательный палец – это канал самого мощного выхода энергии из человека. Именно поэтому у многих народов мира, в том числе у наших северных, нельзя показывать на человека пальцем. А показывают, как вы понимаете, именно указательным. Кроме того, если я правильно помню, древние ливийцы отрубали указательные пальцы и убитым врагам, чтобы лишить их души силы.

– Откуда ты все это знаешь? – интересуется Басаргин.

– Почитываю... – Сохатый всегда отвечает скромно. – Меня не устраивает христианская традиция существования рая и ада, поскольку я точно знаю, куда попаду, и я ищу себе что-то более подходящее. И потому надеюсь в недалеком будущем реинкарнироваться...

– Ливийцы воюют в Чечне? Слышал кто-нибудь? – спрашивает Доктор.

– Не путайте современных ливийцев с древними, – качает головой Сохатый. – Из древних в природе осталась только одна национальность. Это берберы, переселившиеся из Ливии западнее. В большинстве своем это мусульмане, много коптов...

– А это еще кто такие?

– Православные христиане. Одна из ветвей христианства. Самая древняя из сохранившихся... Есть и берберы-язычники, живущие в пустынях. Про современное применение обычая отрезания пальцев, честно скажу, я ни разу не слышал...

– Берберы... Может быть, и берберы... Значит, они сейчас воюют в Чечне, – говорит Доктор. – Надо думать, не на верблюдах. Иначе их давно бы вычислили. Кстати, воинов, которые на конях, называют конницей, а тех, кто на верблюдах, – верблюдницей? Ладно... Идет следствие. Можно позвонить, узнать, есть ли какие-то результаты? Вдруг да поймали бегущего мимо верблюда... – К концу дня позвони, – решает Басаргин. – Сейчас еще рано. Доктор... это дело на твоем контроле. Будем искать следы, если прослеживается аналогия. Это уже кое-что, и уцепиться можно...

– Командир, – Ангел что-то напряженно соображает, – попробуй запросить Лион...

– Что запросить?

– Из тех семи легионеров-дезертиров... Когда пытались убить Сережу... Не было ли там берберов? Указательный палец... Это должно о чем-то говорить...

Басаргин кивает:

– Резонно. Доктор, отправь запрос...

* * *

Обещанный звонок раздается после обеда. Определитель городского телефона не показывает номера. Впрочем, это не настораживает, потому что такое случается часто. Доктор включает спикерфон, чтобы дать возможность другим быть в курсе дела. Голос женский, с приятным бархатистым тембром. Разговаривает по-русски с едва заметным акцентом. Скорее всего – совсем без акцента, просто очень правильно произносит слова и не употребляет ничего не значащие междометия. Кроме того, интервал между словами слегка затянут. Требуется время на подбор. Русские так редко говорят. Если они подбирают слова, то предпочитают в промежутках мычать...

– Здравствуйте. Меня просили сказать вам «L'index»...

– Я понял вас, – басит Доктор. – И готов вам помочь. Как вас зовут?

– Меня зовут L'index... Очень впечатляющее имя... Не правда ли? – Женщина сразу ставит Доктора на место, хотя он откровенно собирается разжиться хоть какой-то информацией. Или же просто испугалась его голоса. – Зарегистрируйте, пожалуйста, номер...

– Рад быть полезным такой красивой женщине...

В ответ слышится только вздох. Женщина не любит галантных кавалеров. Это говорит или о том, что она некрасива, или о том, что она безумно в кого-то влюблена и, в дополнение, от природы не кокетка. Сразу переходя на деловую тему, она называет номер сотового телефона. Доктор тут же набирает номер на клавиатуре, но на всякий случай еще и записывает его на отдельном листе.

– Куда мне сообщать об информации?

– Я позвоню через полчаса. Вы сможете за это время найти для меня местоположение трубки?

– Звоните через пять минут. Я персонально для вас сделаю это сразу же. И очень настойчиво потороплю спутник... Пусть быстрее крутится... А вообще...

Она вешает трубку, но желая слушать, что «вообще»...

– А что «вообще»? – с усмешкой спрашивает Тобако.

– Не помню, – смеется и сам Доктор. – Вернее, еще не придумал...

Спутнику требуется около минуты, чтобы проверить режимы трубки, найти оператора сотовой связи и определить через него местонахождение SIM-карты. Доктор включает спутниковую географическую видеокарту. Оказывается, интересы женщины, говорящей по-русски почти без акцента, распространяются далеко. Обладатель трубки отыскивается в качестве мигающей точки где-то в Азербайджане. Пощелкиванием указателем мыши по изображению лупы со знаком «+» внутри Доктор добивается увеличения изображения. Тут же на монитор выводится вторая карта. Чтобы не ошибиться. Дом, где находится трубка, стоит на западной окраине Баку. Названия улиц на карте Азербайджана не отмечены, поэтому определить адрес невозможно.

– Будем надеяться, что клиентку устроит только город. Стыдно, но я бессилен указать более точный адрес... Может быть, узнать ее адрес? – спрашивает Доктор у Басаргина, кивая на городской телефон. Это можно сделать без проблем, если поставить на контроль свой телефон.

– Предупреждение из Лиона было сделано для тебя персонально, – говорит дисциплинированный Александр. – Ты думаешь, на центральном пульте не видно, какие номера ты прослушиваешь?

– Если бы не было предупреждения, у меня и мысли бы такой не возникло, – усмехается Доктор. – Запретный плод сладок... Это надо знать начальству всех уровней! И не вводить в искушение старых, проверенных сотрудников...

Женщина звонит ровно через пять минут – пунктуальна до секунд. Часы можно по ее звонкам проверять. Ответ Доктора вполне ее устраивает.

– Если вы достанете мне карту Баку с обозначением улиц, я смогу дать вам более точный адрес, – он готов расстараться для обладательницы такого бархатистого тембра.

– Спасибо. Я на будущее учту ваши возможности... Вы не знаете, когда ближайший самолет из Баку?

– К сожалению...

– Я вам сообщу... Проследите, сядет ли «трубка» в самолет...

– Слушаюсь, господин начальник! – смеется Доктор.

А Басаргин начинает обычные свои прогулки по кабинету. Он всегда ходит, когда размышляет. Только в этот раз шаги его не такие размеренные, как обычно. И все понимают, что Александр нервничает. Ему не нравится, что его группу не допускают до активной работы. Он не понимает, почему. Единственная причина, которая видна всем, – родственные отношения Ангела. Но отстранить Ангела от работы Басаргин не может... И не только потому, что не желает обижать Алексея. Просто он прекрасно представляет, в отличие от чиновников в «Альфе» и в Лионе, что может произойти, если Ангел начнет самостоятельное расследование. Допустить такое – выпустить джинна из бутылки и навсегда потерять ценного сотрудника. Может быть, даже двух, потому что Пулат, несомненно, присоединится к Ангелу...

ГЛАВА 4

1

Компьютер подает звуковой сигнал. Доктор садится за свое рабочее место и начинает прием, которого все ждут с нетерпением, хотя не говорят об этом вслух. Приходит ответ из Лиона на запрос Ангела. Этот ответ заставляет сотрудников посмотреть на Ангела, а Ангела встретиться взглядом с каждым поочередно. И дает Басаргину возможность снова пошагать по кабинету в раздумье.

Среди семи легионеров, полтора года назад дезертировавших из французского иностранного легиона в Джибути, был один бербер – опытный легионер с шестилетним сроком службы. Прозвище Термидор. Настоящие имя и фамилия неизвестны, поскольку проходил регистрацию без документов[18]. В данный момент находится в розыске французской полицией за уголовные преступления и военной жандармерией – за дезертирство. Все шесть его товарищей-арабов, одновременно с Термидором покинувшие казармы в Джибути, погибли поочередно за последние полтора года при невыясненных обстоятельствах. Их тела с признаками насильственной смерти были обнаружены в различных регионах Франции и опознаны полицией. Двое найдены незадолго до последнего Рождества во французском городе Онфлере одновременно с известными событиями. В качестве подозреваемого в этих убийствах рассматривается в том числе и сам Термидор. В настоящее время местонахождение Термидора неизвестно.

По данным агентуры Интерпола, в рядах «Аль-Кайеды» несколько раз мелькало это запоминающееся имя, причем не среди простых боевиков, хотя роль и статус Термидора в организации неизвестны. Первое появление зарегистрировано полгода назад. Однако провести идентификацию дезертира Термидора и члена террористической организации Термидора не представляется возможным. Не исключено, что это совершенно разные люди.

– Доктор, сделай от моего имени еще один запрос... Есть ли какие-то аналогии по отрубленным указательным пальцам? Не напоминай про случай с Сергеем Ангеловым. Может, пропустят... Но пошли информацию из Чечни на предмет аналогии... Это может навести на дополнительный след. Я еду к Астахову... Пора включаться в эту работу плотно, – решает Басаргин и начинает звонить генералу.

Трубку никто не берет, и после трех попыток Александр набирает уже номер дежурного по управлению.

– Генерал Астахов будет на месте часа через два, – сообщают ему.

– Передайте, что ему звонил Басаргин. Нам с генералом необходимо встретиться...

Александр еще несколько минут ходит по кабинету.

– Что думаешь? – спрашивает он наконец у Ангела, остановившись против него.

– А что я могу думать? У меня пока нет фактов, хотя я вполне могу связать попытку убить моего сына с именем Термидора-бербера. Пусть это и хилая привязка...

– Косвенные факты всегда берут количеством. Это непреложная истина... Я могу пойти дальше, но прошу тебя прервать версию, если она не вписывается в характер Сергея. Я же с ним не знаком...

– Гони, – соглашается Ангел.

– Что-то там, на этом Чертовом острове, произошло... Я слышал о нем. Бары и публичные дома для развлечения легионеров... В сезон заглядывают круизные теплоходы. Жители с удовольствием ныряют среди акул за красивыми раковинами для туристов. Больше там ничего нет...

– Да, – соглашается Доктор. – Мне про этот остров Слава Макаров[19] рассказывал. Он тоже дезертировал из легиона, только чуть раньше...

– Итак... Я продолжаю... Вернее, что-то произошло, видимо, раньше, в самом легионе, а развитие события получили на острове... Скорее всего Сергей не поладил в каком-то вопросе с Термидором. Конфликт, который остался неразрешенным... Или, наоборот, разрешенным, но в пользу Сергея... Серьезную разборку провести в казармах возможности нет. В легионе за порядком следят. Термидор затаил месть, ждал удобного случая... Возможен такой вариант? Насколько Сергей конфликтный человек?

– Не слишком, – Ангел говорит уверенно. – У него устойчивая тренированная психика, как у каждого спецназовца, и просто так он врагов себе не наживает. Просто – по свойствам характера, по желанию утвердить свою силу на более слабом... Нет... При этом у Сережи достаточно сильное чувство справедливости. Конфликт мог быть... Себя Сережа в обиду не даст. И товарища тоже... Он вообще-то компанейский, не в папу... Насколько я знаю, легионер с шестилетним стажем пользуется там многими привилегиями. Это уважаемый человек среди себе подобных. Если к этому добавить скверные черты характера, можно предположить, что конфликт шел со стороны Термидора...

– Я и не говорю, что твой сын был инициатором, – соглашается Басаргин. Он легко подстраивается под мысль Ангела, заставляя того самого вести предположение, но направляя его на логичный путь. – Но разрешился конфликт именно на Чертовом острове. Когда Термидор со своими товарищами уже решил не возвращаться в Джибути. Могло это произойти?

– Могло, – соглашается Ангел. – Должно быть, так все и происходило...

– Они должны были бы убить, – говорит Дым Дымыч из своего угла.

– Они и думали, что убили, – соглашается Александр. – И у предполагаемого мертвого Термидор отрубил указательный палец. Выполнил старинный обряд своей родины. Может быть, суеверный... Может быть, своеобразное ухарство... Что-то вроде сувенира...

– Сергей умеет за себя постоять, – мрачно говорит Ангел. Ему, должно быть, больно представлять такую картину. Отец готов сам драться за сына, если ему представится такая возможность. – Наверняка и им досталось... И я просто удивлюсь, если узнаю, что он никого не уложил. Я Сережу начал тренировать с тех пор, как он научился самостоятельно ходить...

– Против одного, умеющего за себя постоять, – семеро людей приблизительно равной подготовки... Не исключено нападение из засады... Трудно быть постоянно готовым к отражению нападения. Любого человека можно подкараулить... Но мы идем дальше...

– Идем, – соглашается Ангел.

– Как должен повести себя Сережа? Вот здесь я могу «плавать», потому что не знаю его характера.

– Он упертый, – за отца отвечает Пулат. – Он из тех, кого нельзя победить... Убить можно, но не победить. Он мальчишкой таким же был... Помнишь, в школе еще...

Пулат смотрит на Ангела. Тот кивает.

– Наверное, это важная деталь... В каждой школе есть своя шпана. Меня перевели в новый гарнизон. Новая школа. Новые отношения. Никого не знает. Это было, кажется, классе в пятом... Да, незадолго до того, как мы развелись с его матерью... Как раз началось все из-за переездов. Так вот... Мальчишку пытались прижать ровесники и пацаны постарше... Мы потом узнали, когда нам начали жаловаться. Он дрался несколько дней подряд, отстаивая себя. И ни разу не пожаловался. Сам разбирался... Потом начал драться, отстаивая других, которых тоже обижали. Один против всех... И победил. Характером. Жесткостью немальчишеской. И, повторяю, это, наверное, важно... Не жаловался. Действовал сам...

– Да, – соглашается Басаргин. – Это важно... Это как раз к тому и относится, что он ничего не сказал военной жандармерии... Не назвал ни одного имени... Тогда логично предположить, что шестеро товарищей Термидора – его жертвы... Одного за другим... И к самому Термидору подбирался...

– Вполне допустимый вариант, – соглашается Тобако. – Но как он связан с событиями в Москве?

– Это потом... Связывается полностью, только я хочу пройти все по порядку... Итак, мы принимаем вариант, что Сергей преследовал дезертиров и мстил им. Но тогда возникает и еще один вариант, – Басаргин продолжает свое фирменное «гуляние» по кабинету. – Ограбление контейнера в Онфлере. Тогда получается, что Сергей прибыл туда вслед за Термидором, преследуя группу. Вернее, остатки группы... Тогда уже из семерых осталось только трое. Именно там найдены, как мы знаем, тела двух последних сподвижников Термидора. Трое... Грабителей контейнеров было тоже трое... Понимаете?.. Таким образом, мы приходим к пониманию, что нитрат аммония из порта был похищен именно Термидором. Сам Термидор ускользнул... Предположительно ускользнул... Труп вообще-то могли и не найти... Хотя мне почему-то кажется, что Сережа не смог его «достать».

– И почему ты не служишь во французской полиции! – вздыхает Тобако.

– Наверное, потому, что он никак не может выучить прилично французский язык, – предполагает Доктор. – Только начинаются интенсивные занятия, ему подворачивается работа.

– Дальше я прошу обратить внимание на некоторые интересные вещи... – Басаргина трудно сбить с мысли, когда он за нее уцепился. – Естественно, любые случайности могут иметь место и разрушить мои умозаключения, тем не менее мне кажется, что они имеют чуть больше пятидесяти процентов правдоподобности... В частности, я сразу концентрирую ваше внимание на такой странной детали, как появление человека по кличке Термидор в «Аль-Кайеде» именно полгода назад. В одном месте пропадает сельскохозяйственное удобрение, из которого достаточно просто изготовить взрывчатое вещество, пропадает вместе с похитителем... В другом месте этот похититель появляется среди людей, которым нитрат аммония может понадобиться... Связь улавливаете? Он работал по заданию «Аль-Кайеды». И груз нитрата аммония попал, несомненно, к ним...

– Наверняка вокруг Онфлера были перекрыты все дороги. Рискованно было вывозить оттуда такую большую партию. Я думаю, французская полиция «стояла на ушах»... – Тобако высказывает скепсис не потому, что он сомневается в аналитических способностях Басаргина, а только помогая ему развивать мысль.

– А он и не вывозил... Я так думаю... Как бы вы поступили на его месте? Есть варианты?

– Просто, – отзывается из угла Дым Дымыч. – Я бы заранее подготовил к отправке какой-то малозначительный груз. Накануне оформил бы все документы в таможне... А потом перегрузил бы нитрат аммония в свой контейнер... Печать таможни подделать не так сложно. И, кроме того, когда там присматривались к посторонним, никто не придрался к человеку, отправляющему груз и оформляющему документы в порту. Это естественно и не вызывает таких подозрений, какие вызвала личность Шайтанова, который не смог обосновать свое пребывание там... Никто не обратил внимания на Термидора и его помощников. Кроме Сережи...

– Правильно, – соглашается Басаргин. – У меня появилась точно такая же мысль. Это почти идеальный способ. Практически невозможно вскрывать все контейнеры для проверки. Это, вероятно, даже против портовых и таможенных правил. И потому... Доктор, отправляй новый запрос в Лион. Пусть проверят... Груз оформлялся прямо накануне похищения. Может быть, за день... Может, чуть раньше, если груз был достаточно объемным. И отправлялся достаточно быстро. Контейнеры не должны были простаивать... Этот груз предположительно уходил куда-то на Ближний Восток. Туда, где люди «Аль-Кайеды» могли его получить без проблем... Необходимо выяснить место назначения и, если это возможно, координаты и личность отправителя. Я боюсь, что и первое, и второе будет фальшивым. Если они смогут найти нам фотографию Термидора, попроси их прислать. И пусть предъявят таможенникам и портовым чиновникам, если реальная личность отправителя не будет установлена.

Без стука входит Александра.

– Кофе будете? Я сварила на всех. Нужен помощник, чтобы принести второй поднос...

Естественно, сидящий в кресле у двери Пулат, как штатный джентльмен подсектора, без слов отправляется за женой Басаргина. И делает это с видимым удовольствием.

– Дождитесь меня, – просит он. – Не продолжайте...

– Мы дождемся, – обещает Доктор, уставившись в монитор. – Наша трубка, обитающая в Баку, обосновывается в самолете... Пора бы и звонить моей прекрасной даме...

И тут же раздается звонок. Определитель опять не показывает номера абонента.

– Это наверняка она...

Доктор включает спикерфон.

– Самолет должен вылететь через восемнадцать минут, – без предисловия сообщает женский голос с бархатистым тембром.

– Меня, кстати, зовут Доктор Смерть, – улыбается Доктор своей трубке.

– Очень приятно, господин Доктор, – женский голос не склонен к лишнему общению. – Что мы имеем со спутника?

– Трубка летит...

– Спасибо. Возможно, мы попросим вас проконтролировать и ее передвижение по Москве, хотя это вовсе не обязательно. Если наши планы изменятся, мы вам сообщим...

Басаргин наклоняется к микрофону аппарата:

– Будьте любезны, передайте привет Сереже...

Некоторое время женщина ничего не отвечает.

– Кто это говорит? – наконец спрашивает она.

– Моя фамилия Басаргин. Передайте Сереже Ангелову привет, – повторяет он. – Мы хотели бы с ним поговорить...

– Должно быть, нам с вами трудно понять друг друга, – отвечает женщина сердито.

И кладет трубку.

2

В действительности, конечно, Термидор никогда не забывает своего настоящего имени, хотя и не пользуется им. Он слишком чтит память матери, имя давшей, чтобы забыть. Забыть – значит умершей матерью пренебречь и отказаться от ее помощи оттуда, с небес...

Мама при рождении называет его Арсланом. Семья живет тогда среди арабов и сама становится почти арабской. Потому и имя он получает арабское. Арслан – Лев... Имя очень гордое... Хотя ему оно не нравится. Вернее, не нравится не сразу, а чуть позже, когда Арслан начинает что-то понимать... Ему сами львы уже не нравятся, не вызывают они у него восхищения своей глупостью... Тоже не сразу, тоже чуть позже, но это приходит. Он даже учится смеяться над львиной гордостью в людях, его окружающих. Но это происходит еще чуть позже...

Мама его, как Термидор помнит, очень гордая женщина. Гордая и властная. И потому она сама выбирает имя для первенца, не очень спрашивая согласия отца. А отец, мягко говоря, попроще. Ему много приходится работать с европейцами, и он учится вести себя так, чтобы зарабатывать больше. Мелкие услуги дают самые большие деньги, гораздо большие, чем платят просто за службу.

Отец – служащий в туристической компании, поэтому несколько раз берет Арслана с собой в поездки, сопровождать туристов. Небольшие группы богатых людей. Однажды они даже сопровождают охотников-англичан. Это как раз тот случай, когда мнение отца помогает сыну приобрести ориентацию на дальнейшую жизнь.

Охота на львов в стране запрещена, слишком мало их осталось в округе, и охотники, купив лицензию, стреляют антилоп. Живут в палатках в пустыне. По ночам слышат зычный львиный рык, но лев не любит огонь костра, хотя любит горячий песок. И не подходит к палаткам. Но однажды лев приходит днем на выстрелы. Настоящий... Хозяин пустыни... И забирает себе тушу убитой антилопы. Просто приходит и забирает. Он совсем не боится людей, которые стреляют в воздух, отпугивая его и проклиная. Люди жалеют, что в льва нельзя стрелять...

– Какой он сильный! – восхищается мальчик. – Он здесь хозяин...

– Нет, сынок, – тихо отвечает отец. – Это он так думает... В действительности хозяин тот, кто может самого сильного зверя убить. Если он нападет на нас, эти охотники с радостью убьют его. Глупо быть таким сильным. Сильным тоже надо быть в меру...

А лев, словно услышав слова человека, бросает антилопу и идет на людей. Сердитый, властный... Ему надоели эти существа, издающие так много шума. А люди не пугаются, они только радуются такому повороту событий. Они стреляют все вместе, с восторгом... А потом платят хорошие деньги отцу, чтобы тот сказал в инспекции то, что следует сказать... Они только спасали свою жизнь, потому и стреляли... Отец соглашается с такой же радостью, с какой сами охотники подверглись нападению льва...

– Вот видишь, сын, не помогла льву его сила и гордость... Льву тоже следует знать свое место, – ночью, считая в палатке деньги, говорит отец.

– Да, охотником быть лучше, чем львом, – соглашается сын.

Хорошо заработав, отец покупает поношенный «Ленд Ровер» и уже не работает на туристическую компанию, а сам начинает возить туристов. Теперь его заработки намного больше и семья живет лучше. И все из-за несерьезной самоуверенности льва...

* * *

Потом, будучи чуть постарше, Термидор еще раз понимает эту же истину. Он очень жесткий мальчишка. Не любит уступать в драках ровесникам. И ровесники признают в нем вожака. Чувствуя, в чем суть уважения к нему, Арслан, тогда еще не Термидор, насаждает в квартале культ драки. Дерутся все. Это создает кварталу определенный авторитет. Но в стороне стоит более бедный квартал. По слухам, там драки еще более часты. Туда Арслан не ходит. Он не лев...

С другой стороны квартал богатый. Дорога между ними широкая, и мальчишки часто собираются возле нее, на небольшом пустыре. И часто видят, как по дороге проходит парень старше их. Он, конечно, намного сильнее любого из друзей Арслана. Он и самого Арслана сильнее. Всегда в европейской одежде. Чистый, умытый, уверенный в себе. Однажды Арслан ловит взгляд этого парня. И даже удивляется, сколько презрения в этом взгляде – властного, пренебрежительного, даже брезгливого...

Лев... Лев... Это настоящий лев – сильный и уверенный, следовательно, глупый... Воспоминания об охоте картинками мелькают перед глазами. И... Несколько слов звучат командой – и вся толпа мальчишек набрасывается на парня. Они бьют его долго, до полусмерти... Они бьют даже не человека, а львиную сущность в нем, чтобы утвердиться самим в своих силах. И думают, что чувствуют себя людьми...

* * *

Тогда Арслан впервые попадает в полицию. За ним приезжают прямо домой, надевают наручники и увозят... В полицейском участке много мальчишек... Но большинство из другого квартала, из самой бедноты. Избитый парень пытается узнать своих обидчиков. Рядом с ним важный господин в темных очках. Они вместе подолгу рассматривают каждого...

Арслан спокоен. Он не боится даже того, что его узнают. Это только добавит ему авторитета среди сверстников... Но его не узнают. Узнают троих мальчишек из бедного квартала. Потому что у них на лицах ссадины. Парню кажется, что это следы его кулаков. Он не знает, что в том квартале дерутся постоянно и всегда ходят с синяками и ссадинами.

Так Арслан постигает еще одну истину. Он соединяет ее с первым уроком и хорошо запоминает. В первый раз, тогда, во время охоты, охотники убили льва и заплатили отцу, чтобы он сказал то, что требуется... В этот раз виновными признают тех, кто похож на виновных... И новая истина проста – наказание находит не того, кто виноват в действительности, а того, кто не умеет его избегать.

И этот урок, как и урок неуважения ко львам, запоминается Арслану на всю жизнь. Даже когда он стал Термидором, он не забывает его...

* * *

Потом приходит и третий урок...

В соседнем квартале, где живут люди побогаче, часто появляются торговцы... Разносят и развозят по домам всякие вещи, книги, продукты... Мысль о том, что у этих людей всегда при себе есть деньги, долго не дает покоя мальчишкам. Они не понимают, что эти мысли не новы и всякие революционеры, начиная очередную революцию, в первую очередь думают об экспроприации финансовых средств, хотя и не говорят это открыто. Но мальчишкам кажется несправедливым, что кто-то имеет деньги, а они их не имеют.

И за очень короткий промежуток времени следуют один за другим несколько налетов на торговцев. Это уже потом, вспоминая жизнь юного Арслана, Термидор поймет, что тогда был сделан первый шаг к большему – к возмущению развитыми странами... Почему они могут жить без забот, тогда как многим мальчишкам в бедных странах не удается поесть досыта?.. И такое понимание толкнет его к действиям... Но это будет потом. А тогда Арслан усваивает еще один урок.

Он просыпается ночью от беспокойства. И вдруг вспоминает глаза избитого и ограбленного торговца, которые смотрят на него так, словно ждут помощи и спасения. Есть в этих глазах что-то такое, что мешает чувствовать себя в безопасности. И вдруг Арслан понимает, что его узнали... Он даже сам задним числом узнает этого человека, который когда-то приходил в их дом...

Арслан тихо встает и уходит... Он ночует на пустыре, в полуразрушенном старом доме. Но там спит спокойно. И только утром узнает, что за ним ночью приезжала полиция... Выручила мать... Убедила избитого торговца и полицейского инспектора, что они ошибаются. Ее сын уже полгода живет у своей тетушки в соседнем городе, где его смогли устроить учиться в медресе.

Но урок состоялся. Арслан понимает, что он не просто ушел ночью из дома. Он почувствовал опасность... Чувство опасности – это то, что помогает выжить...

* * *

Последний урок вспоминается Термидору, когда самолет приземляется в Москве. Уже в здании аэровокзала Термидор начинает чувствовать опасность. Он оглядывается, пытаясь отыскать в толпе чей-то взгляд, адресованный именно ему. Но никого знакомого не видит. Кто? Не тот же вертлявый худосочный негр в грязной майке – все тело, словно на шарнирах... Сияет зубищами, как прожектором... Кто? И не та же кривоногая азиатка... В каждого всматривается, словно виновата и прощения просит... Нет, в них Термидор опасности не видит. Но он чувствует ее...

Она рядом...

Что делать?

Снова мелькают картинки детства, как он просыпается ночью и бежит по узким кривым улочкам между глинобитных домов в сторону пустыря, рядом с которым разваленный дом-убежище...

Это тогда спасло... Надо спасаться и сейчас...

Термидор останавливается у стойки для получения багажа, хотя у него нет багажа – только ручная кладь. Но он демонстрирует нетерпение, показывая, что желает получить багаж. Потом громко спрашивает у постороннего человека, где находится туалет. Так же громко просит человека присмотреть за его сумкой. И стремительно идет в указанном направлении.

Наверное, парни из его группы, делающие вид, что не знакомы друг с другом, смотрят ему в спину с удивлением. Но они должны делать свое дело. Он их правильно инструктировал. А он должен делать свое... Он должен выполнять то, чему научился еще в детстве...

Сумку не жалко. Там только простейшие необходимые вещи, которые можно купить. Правда, там остается сотовый телефон, но и его купить можно. Тем более зарегистрирован он в Италии и может кому-то дать ненужный след. Главное сейчас – убежать...

Рамы со стеклопакетами вылетают от удара ноги. Даже стекла не звенят, потому что вылетают вместе с рамами и не разбиваются. Два человека, стоящие рядом с писсуарами, оборачиваются с удивлением и тревогой. Пусть смотрят... Шаг через подоконник, осмотреться и – бегом вдоль здания, дальше, за углом, легкий перекат через сетчатый забор, запертый в раму из металлического уголка, и в сторону... Не к толпе, не к стоянке такси, где множество людей, а в сторону, в сторону... Туда, где никого нет. Пусть там нет даже полуразвалившегося дома, в котором можно спрятаться...

Вот так. Лес. И – пешком... Он умеет ходить. И пешком доберется до Москвы...

Термидор идет широким шагом и с каждым шагом чувствует, как отдаляется от опасности...

3

– Я тебя не понял, – говорит Ангел. – Какое отношение имеет Сережа к этой женщине?

– Это простая проверка... Проверка моих умозаключений... Хотя, кажется, не совсем безуспешная... Момент замешательства в ее голосе прослушивается отчетливо. Посмотрим, что будет дальше... Дождемся следующего звонка. Это даже интересно. Должна быть реакция...

Пулат, внешне безразличный, потому что никак не проявляет своей реакции, уносит поднос с чашками. Вообще-то он никогда не проявляет реакции, если пьет только кофе. Тем не менее все воспринимает правильно. Сейчас он опять услужливо помогает Александре. Она его отношение оценивает по-своему, и ему единственному приносит кофе в чашке из настоящего полупрозрачного китайского фарфора. Рисунок на чашке напоминает чем-то ее рисунки тушью на шелке. Чашка – антикварная, очень дорогая вещь, коллекционная, существующая в доме в единственном экземпляре. И Пулат доволен, что его так выделяют. И оттого еще более вежлив.

Когда он возвращается через минуту, Басаргин дожидается, пока Виталий усядется поудобнее в свое любимое кресло и положит на колени новые журналы, что принес из квартиры Басаргиных. Он может и журналы листать, любуясь иллюстрациями, и слушать одновременно, опять отношения не показывая. И только после того, как перелистнута первая страница первого журнала, Александр кивает сам себе и продолжает развивать свою мысль так, словно и не прерывался на общее кофепитие.

– Тобако правильно задал вопрос – какое все это имеет отношение к появлению Сережи Ангелова в Москве и соответственно к взрыву в дачном домике? Сразу заостряю внимание на существенном моменте, который в состоянии кардинально развернуть ситуацию. У нас есть два варианта. Двойственность понимания возникает из-за пресловутого обгорелого мешка с маркировкой. Всем уже ясен вывод экспертизы. Мешок на место взрыва подброшен умышленно. Это целенаправленная акция. Кем мешок подброшен? С какой целью? Промежуточная это цель или конечная? Направлена она в помощь нам или намеренно запутывает ситуацию? Можно еще два десятка вопросов задать... Но это мы попытаемся выяснить чуть позже. Сейчас вернемся к двойственности восприятия. Первый вариант напрашивается сам собой. Сообщник чем-то недоволен и подставляет того, кто взорвался. Законный вопрос – чем вызвано такое подозрение? Самим мешком... В соответствии с выработанной нами концепцией мешки с нитратом аммония должны в целости и сохранности дойти до адресата. Думаю, что они дошли... Иначе выплыли бы где-нибудь, и мы наверняка бы знали об этом из ежедневных сводок Интерпола. В Москве, как мы знаем, использовался нитрат аммония с отличным от французского химическим составом. Возникает очередной законный вопрос! Этих законных вопросов, повторяю, у нас множество, и я не могу ответить на все, потому что располагаю очень ограниченным количеством фактов, которыми и оперирую... Откуда у человека, подбросившего мешок, он появился? Можем ли мы утверждать, что этот человек имеет отношение к краже? Естественным образом тень подозрения падает на Сережу, появившегося в Москве. Сохатый постоянно пытается нас уверить, что случайностей не бывает. Это истина далекого и древнего Востока, и она не подлежит сомнению. Но... Кто он, человек, подбросивший мешок? Если просто мститель, как мы видим в своем представлении роль Сережи, то откуда мешок у него появился? Надо обладать слишком большой информацией и иметь слишком большие связи, чтобы добыть точно такой же, но из другой партии. Простой мститель не имеет такой возможности... Не имеет!

– Но какое отношение имеет Сережа к женщине, что звонила?.. – все же пытается перебить мысль командира Ангел.

Его этот вопрос сейчас беспокоит больше всего. Басаргин смотрит чуть укоризненно.

– Потерпи... Если я скажу сразу, это не будет достоверным и понятным для всех... Я пока продолжу...

Продолжить Александру мешает сигнал компьютера. Пришло сообщение, и Доктор принимает его.

– Похоже, они включают все силы, – говорит Доктор, предполагая, что это ответ на отправленный им последний запрос. – Должно быть, дело того стоит. Я не помню случая, чтобы штаб-квартира шевелилась с такой оперативностью. Наверняка они и французскую полицию задействовали, и всю агентуру...

Он сразу включает расшифровку.

– Так и есть, – сообщает уже по первым строчкам. – Нам поручается в интенсивном порядке выложить свою версию происшедшего. По сообщениям агентуры в Кувейте, груз, отправленный через два дня после кражи, получался там. Официально это запасные части для нефтеперекачивающих асинхронных насосов, устанавливаемых на трубопроводах большого диаметра. Убейте меня, если я знаю, что это такое... Теперь... Теперь... Отправитель груза... Подложные документы... Несуществующая фирма... Личность... Тоже подложные документы... Опознан по фотографии как Термидор... Фотография Термидора для нас в приложении... Запускаю распечатку приложения...

Гудит принтер, выводит фотографию. Первым вытаскивает лист распечатки Ангел. Он никого не подпускает раньше себя. Ему не терпится посмотреть в лицо врагу своего сына... И он смотрит, а потом бросает лист на стол для всеобщего обозрения.

– Это шакал, – говорит Ангел. – У него глаза шакальи...

– Шакалом звали Карлоса, – говорит Басаргин.

– Карлос был Шакалом, – кивает Ангел. – С большой буквы, хотя тоже всего-навсего шакалом... Гадким и мерзким... Падальщик сам становится падалью...

– В старославянских языках есть такое слово – стерво, – говорит Дым Дымыч. – Прошу не путать со стервой. Стерва – это современная трансформация правильного слова. А стерво – это падаль... Падшее животное, кишащее червями... У меня всегда было к Карлосу и подобным такое отношение. Они – стерво... Должно быть, Термидор из их породы...

Он тоже рассмотрел фотографию и так же небрежно, как Ангел, бросает ее на стол.

– Этот шакал даже без заглавной буквы... Сережа такого не боялся и не будет бояться...

– Ты видишь по фотографии? – спрашивает Тобако.

– Я чувствую... – гибкий голос Ангела сейчас мрачен и прямолинеен. – Это человек, который бьет или в спину, или слабого... У него это в глазах написано. Но он получает удовольствие от того, что бьет... Я таких людей не уважаю. Обычно они мечтают, чтобы их боялись. И их нравственно ломает ситуация, когда их не боятся. Ладно... Саня, продолжай расклад... Я готов лично с этим человеком выяснить отношения. Я даже хочу этого... До того, как Сережа доберется до него. Сережа не сможет сделать того, что смогу сделать я...

Фотографию рассматривают все по очереди. Каждый со своими ощущениями.

– Я возвращаюсь к появлению мешка, – продолжает Басаргин. – И к двум вариантам, о которых я говорил. Разберем первый, при котором Сережа, а я предполагаю, что мешок подбросил именно он, хотя не могу утверждать это категорично, желал подставить Термидора. Привлечь к нему внимание, а самому остаться в стороне... То есть загрести жар чужими руками...

– Это не в его характере, – тихо говорит Пулат из своего кресла.

Кресло объемное, тяжелое и высокое. И Пулат совершенно теряется в нем при своем небольшом росте. Но он отвечает оттуда за отца, который не желает сильно хвалить сына. Пулат на себя такое берет без сомнений, хотя не видел Сережу дольше, чем не видел его отец. Но «маленький капитан» уверен, что из хорошего человека не может вырасти сволочь, даже если обстоятельства толкают его к этому.

– Тем не менее вариант мы рассмотрим, даже чтобы окончательно отмести его... При этом варианте, я напомню, Сережа Ангелов должен иметь устоявшиеся связи с «Аль-Кайедой», чтобы добыть точно такой же мешок. Причем добыть его тайно... В самой «Аль-Кайеде» не пожелают, чтобы один агент подставил другого и принес его в жертву. Что можем мы возразить на такой вариант?

– Я вообще не вижу здесь никакой подставы, – говорит Доктор. – Чтобы была подстава, наши спецслужбы должны хорошо знать, кто такой Термидор, и охотиться за ним. А они не знают до сих пор...

– Резонное возражение, оно годится и для второго варианта развития событий, но здесь я склонен сделать скидку на сбой в системе информирования. И при первом, и при втором варианте должна проходить информация по Термидору. А она не проходит, или нам таковой не дают... Но последнее – едва ли... Астахов не настолько плохого мнения о наших способностях, чтобы утаить от нас такую важную информацию. А сбой – вполне естественная вещь... заболели зубы у информатора, и он не сумел вовремя избежать стоматолога, чтобы передать данные курьеру... Или что-то похожее. С таким приходится сталкиваться слишком часто. Чаще, чем хотелось бы... Но тогда любой специалист на месте Сергея продублировал бы сообщение, только сообразив, что оно не дошло... Очевидно, это уже сделано, и генерал Астахов, когда появится на месте, увидит его и сообщит нам...

– Меня все-таки волнует вопрос: ты отметаешь первый вариант. Почему? – спрашивает Ангел.

– Мы как раз к этому и подходим... Стал бы Сережа Ангелов, уничтожив шестерых людей из семи преследуемых им, сдавать последнего – главного?

– Исключено! – категорично подает Пулат голос из кресла.

– А я этого не исключаю, – не соглашается Александр. – И вижу обстоятельства, способствующие этому. Он не стал бы сдавать Термидора, если бы тот оказался один или с небольшой группой. Небольшую группу Сережа преследовал в продолжение полутора лет по всей Франции... Тогда что?

– Что? – Пулат недоволен, что его довод не стал убедительным.

– Тогда у нас появляется версия о наличии большой и сильной группы, прибывшей в Москву или только прибывающей в нее. Причем такой группы, с которой не в силах совладать в одиночку и даже имея под руками собственную небольшую группу. И сообщением – подбрасыванием мешка – Сережа только привлекал внимание к Термидору и к той информации, которую он попытался переслать, но которая не была вовремя получена...

– И эта группа?.. – произносит Доктор с ударением на слове «эта».

– Вопрос о сильной группе – это как раз второй вариант, который отметает первый, предусматривающий предположительную связь Сережи с «Аль-Кайедой». Ни один агент «Аль-Кайеды» не рискнул бы сдать свою группу, хотя может рискнуть сдать одного человека. А сама группа... Происшествие в Чечне... Тридцать два человека убиты... У всех отрезаны указательные пальцы. Там Термидор формировал состав и давал испытательное задание. Мне это видится так. А потом совершил короткий марш через границу – в Азербайджан. И оттуда вылетел в Москву. Андрей, выясни, насколько бывают загружены рейсы «Баку – Москва» обычно и насколько был загружен сегодняшний рейс... Тот самый, которым интересовалась телефонная подружка Доктора...

– Значит, в Москву прибыла сильная террористическая группа?

– Да, прибыла... Доктор, поставь наш телефон на спутниковый контроль. Запрет Интерпола в данном случае не должен нас остановить, потому что мы защищаем своих соотечественников... Нам необходимо выйти на связь с людьми, в число которых, я думаю, входит и Сережа Ангелов.

– Какие у тебя основания? – спрашивает Ангел.

– Простейшие. Какая-то группа «ведет» преследование крупного подразделения террористов. Это же подразделение пытается подставить Сережа... Сам он, если не входит в «Аль-Кайеду», не мог достать мешок с маркировкой. Значит, это сделал на заводе кто-то достаточно властный. Руководящий группой. О властности руководства группой говорит и тот приказ о содействии, что мы получили за подписью самого генерального директора Интерпола. Все связывается тем, что не может существовать одно без другого...

– Логично, – соглашается Доктор. – Кстати, трубка уже выехала из аэропорта, судя по всему, на такси или на частной машине и передвигается по Москве в северо-восточном направлении...

– Отслеживай ее... Нам скоро позвонят...

Телефонный звонок раздается тут же. Доктор включает спикерфон.

– Слушаю вас...

– Здравствуйте, – вместо бархатистого женского тембра раздается мужской голос. – Я могу поговорить с Алексеем Викторовичем Ангеловым?

Доктор снимает трубку и протягивает Ангелу. При снятии трубки спикерфон отключается автоматически...

ГЛАВА 5

1

Для кого-то такой случай может стать причиной паники и бегства от всего во имя спасения. Но не для Термидора. Он давно научился брать под жесткий контроль свои чувства и поступки. В любом случае, хотя ощущение опасности его никогда не подводило, он готов спокойно проанализировать случившееся в аэропорту и сделать правильный вывод. Лучше вот так убежать, спрятаться, чем попасть в ловушку.

Кто способен устроить ему ловушку?

Этого он сказать не может. Он даже определить не может, не просто ли воображение так насмешливо играет и заставляет его безрассудно суетиться. Но ловушки могут быть всегда. Слишком долго планировалась акция, слишком много людей в нее вовлечено. В обеспечение даже больше, чем в непосредственные действия. А там уже – дело случая или еще чего-то... Где-то нашелся предатель... План Термидора стал известен... Мало ли что еще... Даже случайность не исключена. Кто-то где-то случайно увидел его, узнал... Так много причин, чтобы его узнать... Но там, в аэропорту, он уверен, что-то неприятное могло его ждать. Какая-то опасность. И он умело избежал ее... Могло ждать, это вовсе не обязательно – ждало, но лучше десять раз перестраховаться, чем один раз махнуть рукой и понадеяться, что все пройдет мимо. А оно может не пройти, и тогда – крах... Крах надежд, крах желаний, крах жизни...

Здесь ходить можно без усталости долго-долго. Это не горы и не песчаная жгучая пустыня... Пешком Термидор добирается до Кольцевой дороги, переходит ее и садится в рейсовый автобус на ближайшей остановке. Он не знает, что это за автобус и куда он его привезет. Он не знает Москвы, потому что ни разу в ней не был. Но это Термидора не смущает. Если он взял на себя такую миссию, он должен суметь выполнить задуманное. Сумма, которая будет перечислена на его счет в Италии, достаточно велика, чтобы за нее работать со старанием и терпением. Убивать со старанием, чувствуя физически, что вместе с пролитой чужой кровью пополняется его личный счет... Чем больше крови, тем весомее вклад... Потом можно будет до самой старости жить спокойно и ни на кого не обращать внимания. Просто жить... Любить жену, а он обязательно женится на Софии, воспитывать детей, которых будет много... Нужно только сейчас, здесь поработать с полной отдачей. А работать он умеет. Его профессия – убийца... Но, при всех надеждах на будущую жизнь, не деньги для него главное. Главное все же в том, чтобы «поймать чувство»... То самое чувство страха, что будет витать в воздухе... Чувство, которое должно заполнить Москву. Каждую улицу, от большого проспекта до кривого проезда, каждый жилой дом, каждый офис... В мегаполисах слухи распространяются гораздо быстрее, чем в небольших городах. Это только кажется, что небольшие города живут слухами, потому что там все друг друга знают... Мегаполисы обладают способностью распространять информацию с громадной скоростью, потому что здесь жизнь имеет более быстрый ритм. В маленьком городке может пройти целый день, а человек за это время встретится и поговорит с двумя-тремя людьми. В мегаполисах круг общения каждого человека насчитывает десятки встреч. Ритм жизни другой, ускоренный, и за счет этого ускоряется передача информации. И не просто информации, но и слухов... Леденящих душу, пугающих слухов... Любой слух – это утрированная информация, извращенная человеческим воображением...

* * *

Автобус, в который Термидор сел, заканчивает маршрут уже через остановку. Приходится выходить. Рядом станция метро. Термидора готовили к ориентации в Москве полтора месяца. И он отлично знает, что означает большая буква «М». Но идти в метро ему пока не хочется. Надо после бегства успокоиться, походить по улицам, присмотреться и притереться...

Когда вот так проникаешь в страну, первое время обязательно будет преследовать чувство неуверенности. Будет казаться, что на тебя все обращают внимание, что тебя все подозревают. Это называется комплексом преступника. Термидор хорошо изучал теорию. И знает, что человек, только что совершивший убийство, будет идти по улице, смотреть на прохожих и не замечать, какого цвета волосы у встречной девушки, потому что ему она кажется потенциальным задержателем... Точно в таком же положении находится сейчас он сам. Не хочет этого, но подсознание видит в каждом прохожем врага. А прохожих много. Москва тесный город с множеством людей. И обязательно надо как можно больше ходить среди толпы, даже среди этих вот милиционеров, что посматривают на него, сразу выделяя иностранца. Только привыкнув, можно успокоиться и работать так, как и положено работать. Спокойно, по-деловому...

– Эй, подожди-ка... Не слышишь, что ли?

Вот и началось. Восточная внешность милиции не нравится. Конечно, они хамы, но с этим бороться Термидор не в силах. Он останавливается и смотрит с удивлением на двух милиционеров.

– Документы!

– Que vous voulez?[20]

– Документы! Паспорт!

– Le passeport? S'il vous plaоt...[21]

Он протягивает французский паспорт, с которым прилетел. Сюда же, в паспорт, вложен билет на самолет. Чтобы сразу стало ясно, что этот француз только что прилетел из Баку. Мало ли какие дела могут быть у француза в Азербайджане...

– Лягушатник, что ли? – говорит один из милиционеров, спрашивая второго, который паспорт рассматривает. – А так на кавказца смахивает...

– Араб, наверное... Во Франции арабов, как грязи...

Он долго разглядывает визы, проставленные в паспорте. Там много виз, и милиционер с трудом находит российскую.

– Бизнесмен, что ли? – спрашивает Термидора, мрачно глядя ему в глаза.

– Je ne comprends pas votre question...[22]

– Да пошел он на хрен... – Термидор не понял, куда посоветовал ему пойти милиционер. – Время на него терять... Пойдем... Пусть катится...

Ему возвращают паспорт. Он улыбается, кивает и говорит на прощание:

– Je serai content a la rencontre suivante de vous couper la tete... Il me semble, vous couper seulement l'index – c'est impardonnable peu pour vous...[23]

– Вежливый, с-сука... – говорит один милиционер другому.

Они культурно козыряют, отворачиваются и идут своим ленивым маршрутом, выискивая кого-то в толпе.

Термидор старательно улыбается им в спину, он улыбается всем прохожим и продолжает прогулку, «притираясь» к воздуху московской толпы. Это необходимо, чтобы потом чувствовать себя спокойнее. Прогуляться так хотя бы час, а потом отправиться по адресу, где его уже ждут.

* * *

Наконец Термидор приезжает на место. И во дворе встречает Пына. Китайцу приказано тоже явиться сюда. Человек, который ждет их, совсем не в курсе предстоящих событий. Вообще Термидор еще до отъезда настаивал на том, чтобы группа обеспечения ничего не знала и не пришлось бы ее членов ликвидировать, потому что они могут пригодиться в дальнейшем.

Пын стоит перед домофоном, не зная, как им пользоваться. Термидор возникает из-за его спины и сам нажимает две кнопки с цифрами, потом кнопку вызова. Пын не разговаривает, делает вид, что они не знакомы.

– Да... – раздается грубый голос из громкоговорителя, прикрытого металлической пластиной с дырочками. – Кто там?

– Вам привет от дяди Анвара, – Термидор произносит условную фразу.

– Заходите...

Звуковой сигнал, на табло загорается слово «open», и что-то щелкает в дверном замке. Пын открывает дверь, вежливо пропуская вперед своего командира. Но при этом по-прежнему молчит. Китаец не любит разговаривать с незнакомцами, даже услужливо открывающими перед ними замок. И только когда дверь закрывается за спинами, а сами они проходят первый лестничный пролет и не слышат на лестнице посторонних шагов, Пын спрашивает:

– Тер, зачем ты бросила своя сумка?

– Надеюсь, ты не подобрал ее?

Пын смеется:

– Нет, моя чужая сумка не нада... Ты хорошо ушел... Моя не знает зачем...

Воспользоваться лифтом они не желают. Поднимаются быстро. Дверь на третьем этаже открывается на звук шагов. За дверью темнота. Термидор из осторожности сначала пропускает в квартиру Пына, медлит несколько секунд, прислушиваясь к своему внутреннему голосу, но голос ничего не говорит, и Термидор шагает за порог.

Оказывается, еще два члена группы уже прибыли – чечен Ширвани и узбек Тахир. Больше здесь не должен появиться никто. У остальных свои адреса. Термидор принимает ключи у встретившего их человека и провожает того до двери.

– Спальных мест только три. Одному придется располагаться на полу. В шкафу матрац. Под телефонным аппаратом бумажка с номером. Когда будете уезжать, позвоните, я подойду за ключами... Только мне добираться долго. Часа два... Поэтому звоните заранее...

Термидор кивает, закрывает дверь со странным, разболтанным замком и возвращается в комнату.

– Что там было после моего бегства?

– Как ты их прочувствовал?.. – спрашивает чеченец Ширвани.

– Они себя показали?

– Какая-то азиатка, китайка, что ли... И негр... Заметались...

– Это не китайска, – добродушно сияя, поправляет Пын. – Это японска баба... Так харашо видна... Ты иха знаешь?

– Я их чувствую, – не стал вдаваться в объяснения Термидор. – Даже не зная людей, чувствую ловушку... Больше никого не встречали?

– Нет... На нас внимания не обратили, – говорит Ширвани. – На русский взгляд, азербайджанцы и чечены на одно лицо. Они не различают...

Термидор не говорит, что он доволен этим. Перед подчиненными следует показывать сдержанность в чувствах. Потому что любая несдержанность – это слабость. А чтобы чувства не показывать, лучше промолчать. Это получается у него лучше всего...

2

Сережа не поехал в аэропорт. Так решили все вместе, хотя он первоначально объявил свое желание.

Это было встречено в штыки всеми тремя помощниками. После общего обсуждения всех «за» и «против» резюме высказала Таку, всегда умеющая найти самые убедительные доводы для ситуации любой сложности. В данной же ситуации и усложнять нечего. Главный довод самый простой: Термидор знает Сережу в лицо, и спугнуть такого осторожного противника очень просто. Случайный взгляд – и все... Тогда можно потерять его из вида, и неизвестно, сможет ли Джон в ближайшее время выйти на связь. А сколько дел может натворить за это время Термидор, оставшись без пригляда!..

– Я не думаю, что он сразу бросится бежать... Он побежал бы от живого, но Термидор считает меня преследующим его призраком, Тенью... Мы с Лари спецэффекты использовали... Голограмму в воздух запускали... Дважды... Все, как положено, с трех лазерных пушек... Как всякий бербер, Термидор конченый фаталист и знает, что призраки бегают быстрее его...

– И все-таки... В нынешней ситуации он очень напряжен. Не надо, я думаю, пугать...

Сережа попытался хоть один серьезный аргумент в свою пользу использовать:

– В любом случае мы сможем проследить его местонахождение через трубку сотовой связи...

Таку сразу сделалась угрюмой.

– Я думаю, нам не стоит выходить на более близкий контакт с этими людьми, – говорит Таку. – Они суют свой нос в чужие дела слишком активно. Если наша работа попадет в отчеты Интерпола, это равносильно полному провалу... Еще предстоит выяснить, как они вычислили тебя? Им был дан категоричный приказ не контролировать звонившего...

– Я не общался с ними... С ними ты общалась...

Таку только плечами пожимает:

– Это еще одна причина быть предельно осторожными. Любая огласка прекратит нашу деятельность.

Сережа вздыхает и соглашается. Тем более он уже понял, что удовлетворение его любопытства может сорвать хорошо продуманный план-многоходовку. И потому машет обреченно рукой и остается дожидаться своих помощников в офисе. Их задача и без того настолько расплывчата, что вызывает сомнение – по возможности определить численный состав группы. Действовать официальными методами они права не имеют – группа работает «без прикрытия», то есть неофициально, на свой страх и риск, и единственный позволенный контакт – это телефонная связь даже не с НЦБ[24], а только с подбюро Интерпола, чтобы через интерполовский спутник отследить местонахождение Термидора. Номер для такого слежения был получен в последний момент. Сработала агентура «Пирамиды» в самой «Аль-Кайеде». Спасибо и на том. Можно сказать, случайность. Правда, еще один контакт состоялся, но он шел не через группу, а официально через ФБР. Группа при этом даже не упоминалась. Тем не менее в аэропорт ехать надо обязательно. И надо считать людей по головам, как баранов в отаре. Без официального запроса они даже предположить не могут, насколько загружен самолет бывает в обычные рейсы и насколько загруженным он прилетел в этот раз. Разница может дать приблизительный результат. Придется встречать такой же завтрашний рейс, чтобы иметь сравнительные данные, потому что встретить предыдущий рейс они не успели, сами только-только в Москву прибыли.

– Пока мы будем делом заниматься, ты подумай все-таки, как тебя вычислили, – настаивает Таку. – Может быть, как-то через отца?

– Единственный вариант – его телефон, когда я звонил, был на контроле. Может спутник проконтролировать мой телефон, если у меня трубка с антиопределителем? Лари?..

– Не может. Это исключено... Технология не позволяет работать без определения обратного сигнала... Антиопределитель ставит для обратного сигнала фильтр...

– Тогда я не знаю. Пусть думает наш аналитик...

Так он сбросил решение проблемы на Таку, но это вовсе не выкинуло самого вопроса у него из головы.

* * *

Пока сотрудники отсутствуют, Сережа не находит себе места. Он ходит по кабинету, зачем-то переставляет и выравнивает в одну линию стулья, останавливается у окна, теперь выравнивает шторы, чтобы одна смотрелась симметрично в отношении другой, и долго глядит на поток машин, безостановочно плывущий по улице. Наблюдает, как они останавливаются на сигнал светофора. Ему сейчас хочется, чтобы во всем был порядок и система. В том числе в делах группы. И его действия в кабинете – это тоже частица системы, эпизод порядка, вливающийся во все остальное и вносящий свою долю.

Как всякий человек действия, он трудно переносит ожидание. Сереже гораздо легче самому участвовать в каком-то мероприятии, чем дожидаться результата, зная, что ты ничего не можешь предпринять для его успешного завершения. Потом он садится на пол у восточной стены в то же место и в той же позе, что обычно демонстрирует всем Таку, когда желает отгородиться от общества. Думает, что так может проникнуть в систему ее мышления. Но быстро устают с непривычки ноги. И опять Сережа ходит по кабинету, осматривается, ищет, что бы еще выровнять. Опять останавливается у окна. Но теперь он смотрит на городской вид рассеянно, ничего не замечая, и начинает представлять, как прибывает в аэропорт самолет с целой командой убийц, и боится любой неосторожности, какую могут допустить люди его группы. Ведь только Селим является опытным оперативником. Таку и Лари, по сути дела, люди ума, работающие больше интеллектом в кабинетных условиях. А там может случиться другая работа. Пусть Селим прекрасный, почти неуязвимый боец в рукопашном бою. Сережа сам тренировался с ним и знает, как владеет нигериец своим телом. Это странная техника, когда человек реагирует на каждый удар, как виноградная лоза – гасит его за счет собственной гибкости, заставляет тебя выкладываться, сам не выкладываясь и сохраняя силы. Конечно, неплохо умеют постоять за себя и Таку с Лари, если случится им попасть в сложную ситуацию. Но они могут противостоять неподготовленным людям. А с Термидором целая группа профессионалов... Специально отобранных профессионалов, способных убивать голыми руками...

Впрочем, опасения напрасны. Их узнать не могут потому, что не знают. Чтобы кого-то узнать, надо непременно его знать. А просто неумелая оперативная работа всегда может списаться на то, что люди кого-то встречают, ищут... И правы они, что уговорили его не ехать. Термидор не обязательно должен бежать, заподозрив неладное... Он может и сам напасть. Или, что хуже, кого-то послать. Того, кого Сережа в лицо не знает. В толпе всегда можно нанести неожиданный удар. Наверняка есть у них и оружие скрытого типа, которое можно использовать из-за чьей-то спины и не вызвать при этом подозрения.

Все пройдет хорошо... Все завершится прекрасно... Группе не надо «вести» Термидора. И это главное. С остальным они справятся. Так уверяет себя Сережа. И это помогает успокоиться.

От приезда группы Термидора мысли возвращаются к странному обращению этого Басаргина... Интересно, кто он такой, что за человек?.. В Интерполе тоже могут быть разные люди. Но и они должны выполнять приказ своего руководства. А он, судя по всему, нарушил его. Басаргин передал Сереже привет так, словно Сережа должен знать его. И даже попросил с ним связаться... Одно это уже говорит о том, что у Басаргина нет информации о «Пирамиде». Если бы такая информация была, он бы знал, что сотрудники организации не имеют права вступать с кем-то посторонним в деловой контакт, за исключением случаев вербовки сотрудников. Ни с Интерполом, ни с местными силовыми структурами. Ограничение связано с тем, что группа спецподразделения ООН «Пирамида» работает вопреки принципам, провозглашаемым ООН, и, естественно, вопреки законам любой цивилизованной страны. Превентивные меры, направленные на физическое уничтожение лиц, причастных к терроризму... Уничтожение без следствия, без суда... Методы, известные в мировой практике только как технология «Моссада»[25]... Необходимость таких мер очевидна, несмотря на то что они идут вразрез с общественным мнением и отвергают христианскую истину, что следует подставлять вторую щеку, получив оплеуху по первой. Террористы ведут тайную войну. И остановить их может только такая же тайная война, в корне пресекающая попытки террористических актов.

Как мог Басаргин выйти на Сережу? Он еще раз анализирует все события, связанные с прибытием в Москву. Попытка выйти на связь с отцом... Это был только короткий телефонный разговор с трубки, не дающей возможности зафиксировать местонахождение абонента. Специальная трубка... Такие не продаются в магазинах сотовой связи... Ни отец, ни те, кто с ним связан или следит за ним, никак не могли найти Сережу... Может быть, частное детективное агентство? Может, через них? Нет... Это тоже исключено. Сережа опытный человек и заметил бы за собой слежку. Не было такого...

Да, есть на него кое-что у ФСБ. Есть даже фотография восьмилетней давности. Но управление антитеррора «Альфа» рассматривает его как подозреваемого, связанного с тем взрывом, что был организован группой на даче. Они посетили эту дачу накануне. И сами сделали готовое взрывное устройство. Когда два студента, работающие по заказу террористов, начали повторные действия, произошел взрыв. Данные об изготовлении взрывчатых веществ на даче были получены тоже по агентурным каналам. Передача данных при «свободном полете» звучит равнозначно приказу на уничтожение. И негласный приказ был выполнен. Но Сережа решил воспользоваться моментом. Через вычисленного сексота[26] ФСБ были переданы данные на Термидора. Одновременно Сережа рассчитывал «привязать» Термидора к взрыву с помощью подброшенного мешка. За мешком Селим специально летал во Францию. Но где-то произошел сбой – судя по всему, данные на Термидора до «Альфы» не дошли. Теперь передана просьба с повторением, но используя другой канал.

Интересно и то, каким образом альфовцы сумели собрать на Сережу данные. Данные, впрочем, почти никакие, без улик, но это тоже неприятно. Должно быть, был запрос во французские спецслужбы... Но эти данные, попади они к интерполовцам, что не исключено, тоже не смогли бы помочь вычислить Сережу. Более того, интерполовцы не просто смогли вычислить его, они связали его с Таку, таким образом вычислив часть оперативной группы «Пирамиды», а может быть, и всю группу.

* * *

Когда Москва говорит о чеченских террористах, она не понимает, что таких террористов нет в природе. Есть только международный терроризм, крепко-накрепко связанный во всем мире, а чеченцы только одни из исполнителей чужой воли. И еще наркоторговля как питающая часть терроризма. Анализ ситуации, проведенный аналитиками ООН и проверенный сотрудниками «Пирамиды», говорит о том, что даже баскская группировка ЭТА в Испании получает взрывчатку от различных организаций, являющихся составной частью «Аль-Кайеды». А многие из чеченцев, до сих пор воюющих в своих горах, проходили стажировку в ирландских спецшколах, базирующихся в Судане. Таким образом, терроризм давно прекратил свое существование как вопрос религии, хотя часто прикрывается этим понятием, превратившись в систему достижения политических целей. При этом следует отчетливо понимать, что политика – это не теория и принципы существования государства или группы государств, а только система экономического мышления. Вся политика направлена на достижение экономических целей...

В мире грядет глобальный передел, и об этом давно уже и пока без надежды на понимание говорят демографы, этносоциологи и этнополитологи. Гиперполитические системы развиваются вне зависимости от старания отдельных, даже самых мощных государств. Ситуация, когда все финансовые средства сосредоточены в руках одной десятой населения планеты, когда все блага цивилизации предоставлены им, а в это время остальные влачат жалкое, полуголодное, а порой и голодное существование, скоро, как говорят специалисты, изменится. И приближается это изменение темпами, ускоряющимися в геометрической прогрессии. В самом деле, сейчас только в США в год тратятся такие средства на разработку методов борьбы за стройную фигуру, что их хватит на то, чтобы спасти от голодной смерти два с половиной миллиона человек где-нибудь в Африке, или в Азии, или в Латинской Америке. Изменяется демографическая обстановка во всем мире. Там же, в США, уже существуют штаты, где представители белой расы составляют абсолютное меньшинство, а преобладают в основном выходцы из стран Латинской Америки. За исключением мусульманской Албании, в Европе, постоянно богатеющей, год за годом уменьшается население. И одновременно растет в странах, где людям нечего есть. Разрыв увеличивается и увеличивается. Одни богатеют непомерно, вторые беднеют все больше и больше. И с возрастанием потока информации люди в бедных странах начинают понимать, что не везде так плохо живется, как у них. Естественным выглядит желание им самим жить лучше. Но путь к этому они видят только один – экспроприация. Терроризм по большому счету – один из видов борьбы с глобализмом. Но что будет, если сейчас посадить за компьютер пастуха коз из африканской саванны?.. Что будет, если диким пигмеям дать в руки ядерное оружие? А ведь они хотят именно этого, и немедленно!

Эти вопросы давно уже стали злободневными на заседаниях специальных комиссий ООН по вопросам глобализма. И все понимают, чем грозит ситуация. Решать ее надо, пути решения ищутся, но одновременно встает вопрос о недопустимости насильственного передела собственности... Пресечение насильственного передела – это вопрос борьбы с терроризмом...

Звонок в дверь прерывает размышления Сережи...

3

Группа вернулась... Мрачные, молчаливые...

– Что? – спрашивает Сережа, закрыв дверь за вошедшим последним Селимом.

Они проходят в кабинет молча и только там начинают едва слышно, словно от кого-то таясь, объяснять.

– Он что-то почувствовал. Сбежал... Пошел в туалет, оставив наверху сумку, и сбежал через окно...

Лари, единственный курящий в группе, подходит к форточке, ставит на подоконник пепельницу и закуривает. Затягивается только два раза и гасит сигарету. Но тут же, забывшись, достает новую и снова закуривает. Лари растерян...

– А его люди?.. – Сережа хмурится и сжимает кулаки.

– Никто не среагировал... Словно его никто не знает...

– Какой-то человек взял его сумку... Мне показалось, это посторонний человек... – говорит Таку. Она растеряна не меньше Лари. – Слишком воровато оглядывался. Видна была неестественность поведения. Просто вороватый пассажир... Судя по лицу, азербайджанец. Может быть, еще какой-то кавказец, как здесь говорят... Так, кажется, говорят?..

– Так, – подтверждает Сережа. – Еще говорят – «лицо кавказской национальности»... Лицо кавказское, а все остальное неизвестно какое...

Таку садится к своей стене в любимую позу, расслабляется и начинает смотреть в точку перед собой. Так она думает. Лучше в этот момент с ней не разговаривать, но ответить на вопрос она может, потому что не полностью выключается из реальности.

– В любом случае у нас есть номер его мобильника... – успокаивает Сережа, но ему самому не нравится новый поворот в ситуации и почему-то кажется, что это не спасет положения.

– Меня другое волнует, – говорит Лари, загасив сигарету и вытирая испачканный пеплом палец о другие пальцы, словно стряхивая остатки табачного праха. – Почему он сбежал? Мы как-то выдали себя или он еще кого-то увидел? Что-то должно было произойти экстраординарное...

– Он увидел, как ты ешь его глазами, – зло шутит Селим.

Лари не огрызается, он возражает очень мягко:

– Я вообще на него не смотрел. Я считал прибывших пассажиров.

– Много прилетело?

– Полный самолет. Наверное, билеты брали заранее. Чтобы никто не потерялся... И еще я узнал, что такое бывает редко. Самолеты обычно летают полупустыми...

– Откуда узнал?

– Я встретил там малайца. Он прилетел этим рейсом...

– Чем этот малаец занимается?

– Торгует мебелью из благородных пород деревьев. Дорогая мебель...

– Он не может быть в группе Термидора?

– Он не воинственный. Я знаю его уже двадцать лет.

– Ты как представился?

– Я здесь выполняю заказ по программированию. Выгодный заказ... А у него магазин в Баку. И в Москве открывает...

– Джона видели?

– Прилетел этим же рейсом. Вместе со всеми, – отвечает Селим. – Ведет себя спокойно, нас не замечает. Думаю, он скоро позвонит... Какой ему дали номер?

– Хорошо бы так... Номер он знает только связной. Там ему дадут мой. – Сережа садится за письменный стол, смотрит на часы. – Часа через два они уже должны устроиться. Тогда можно запрашивать этих парней из Интерпола... Хотя мне не очень хочется, признаюсь, продолжать с ними контактировать... Лари, запроси штаб... Басаргин из Интерпола... Может, у них есть что-то интересное?

Лари уже сидит за компьютером. Сразу входит в сеть.

– Селим, позвони на связной номер... Не объявлялся ли Джон?

Селим вытаскивает трубку и набирает номер. Долго держит трубку.

– Связной не отвечает.

– Может быть, в магазин вышел... Продукты купить... Не вовремя...

– Я позвоню через час...

* * *

Становится жарко. Сережа открывает створку окна, и в кабинет сразу врывается нестройный шум дороги. Неподалеку свистит электричка – там проходит железнодорожная ветка. Сигналят машины – водители дышат выхлопными газами и запахом мягкого асфальта и оттого торопятся, желают проехать с ветерком, подгоняют один другого.

– Надо кондиционер купить, – говорит Лари.

– Когда соберемся уезжать, – отвечает Сережа.

Селим уходит принимать душ. Слышно, как льется вода и Селим поет. Он быстро отходит от любых проблем. И сейчас отошел, когда другие еще озабочены странным поведением Термидора в аэропорту. Нигериец напевает что-то себе под нос, думая, что вода заглушает звуки, хотя в действительности она заглушает их только для него. Со стороны же все слышно прекрасно.

– Пришли данные на Басаргина, – докладывает Лари, расшифровывая документ и пуская принятую информацию в распечатку.

Сережа принимает лист с принтера. Читает. На голос слегка поворачивает голову застывшая до этого неподвижно Таку. Тоже слушает.

– Отставной капитан ФСБ Басаргин Александр Игоревич. Служил оперативным уполномоченным в отделе работы с диаспорами. Считался великолепным аналитиком. Именно за аналитические способности приглашен для работы в Интерпол. Прошел трудный конкурс. Возглавил российский подсектор по борьбе с терроризмом, организационно не входящий в подчинение НЦБ, хотя стоит в НЦБ на финансовом довольствии и материально-техническом обеспечении. Фактически подсектор приравнен к работе резидентуры, подчиняющейся непосредственным командам из Лиона. Как аналитик несколько раз приглашался для помощи в расследовании запутанных дел в штаб-квартиру Интерпола. Прекрасно справлялся с заданиями. Имеет великолепные отзывы. Руководитель нескольких серьезных расследований на территории России, предотвративших серии террористических актов. Женат. Жена Александра – художник. Двое сыновей-близнецов. При конфликте опасен как стрелок. Слабость – рукопашный бой. Контакт с Басаргиным не рекомендован. Может вычислить суть по разрозненным фактам.

Сережа откладывает лист на компьютерный стол. Лари берет его, чтобы уничтожить, но Сережа делает останавливающий знак рукой.

– Селим пусть прочитает...

– Басаргин... – задумчиво говорит Таку и поднимается с пола. – Он уже нас вычислил. А контакт был единственный – мой звонок... Но, мне кажется, я вижу весь ход его рассуждений. Не хватает только маленького звена.

Сережа поворачивается в ее сторону.

– Чего не хватает?

– Я как-то сразу не обратила внимания на этот факт... Твоя фотография...

– Что – фотография?

– Твоя фотография... Откуда она взялась у ФСБ?

– Если я вырос в этой стране, то при старании найти мою фотографию нетрудно... Могли просто обратиться к матери. У нее целый альбом...

– Могли, – соглашается Таку. – Но тогда это не вписывается в мою концепцию... Лари, выведи еще раз фотографию...

Лари послушно выполняет команду. Гудит принтер, выводит фотографию Сергея Ангелова из файла антитеррористического управления. Таку с Сережей склоняются над распечаткой.

– Вспомни, когда и где ты фотографировался...

– Помню, – говорит Сережа. – За два месяца до выпускных экзаменов в училище... Умерла бабушка. Мамина мама... Меня вызвали телеграммой...

– Отец был на похоронах?

– Отец приехал на следующий день, после похорон... Да... Точно... Это фотографировал отец... Я вспомнил... В парке... Там, сзади... фонтан... Да... Значит? Значит, фотографию они получили от отца...

– Значит, твой отец работает у Басаргина... Мне сейчас трудно изложить весь путь умозаключения... Но, когда я разговаривала с Доктором Смерть, твой отец, скорее всего, слышал наш разговор. Басаргин вычислил тебя с его помощью. Здорово сработал...

– Ты уверена?

– Позвони... Попроси отца к телефону. Нам нужно знать, где сейчас находится трубка...

– А если?..

– Извинишься, скажешь, что ошибся.

– Но это значит полностью раскрыть себя и всю группу...

– Они уже и так раскрыли нас.

Сережа вытаскивает трубку и набирает номер.

– Здравствуйте. Я могу поговорить с Алексеем Викторовичем Ангеловым?

Проходит три-четыре секунды, и знакомый голос отвечает:

– Привет, сынок... Я ждал твоего звонка... Пора бы нам встретиться... Приезжай сюда!

ГЛАВА 6

1

Из окна хорошо видно квартиру в доме напротив – через их распахнутое по случаю жары окно. Пожилая женщина в неопрятном халате ходит из комнаты в комнату с тряпкой в руках, вытирает пыль и ворчит на кого-то невидимого. Слов не слышно, но взгляды, которые женщина бросает в сторону кресла, обращенного высокой спинкой к окну, достаточно красноречивы. С двух сторон из-за кресла выступают страницы развернутой газеты. Кто-то там читает, закрывшись печатным органом от пожилой женщины.

Термидор задергивает тяжелую портьеру.

– Пусть всегда так будет... Нас всех видно, как в телевизоре...

Он сам садится в кресло, стоящее так, что вся комната перед ним. Осматривает людей, которых выбрал, чтобы жили вместе с ним.

Ширвани уселся на диване в вольной позе. Он не военный человек по характеру, хотя воевал раньше у Хаттаба. Умеет из ничего сделать взрывное устройство. И много раз делал. Значит, надежный... Но это не играет роли... Ширвани уйдет из группы одним из первых, потому что к нему будет тянуться след. У стены присел на корточки узбек Тахир. Не любит стулья и кресла. Эту привычку могут заметить посторонние и обратить на него внимание. Хотя и ничего страшного в таком внимании нет – он и по паспорту узбек, и любую странность спишут на это, но все же ни к чему, чтобы тебя замечали. Тем более что ходит он по Москве не в халате и тюбетейке, а во вполне цивильном черном костюме. По погоде можно было бы и светлый костюм носить, но светлые костюмы носят те, кто выделяется среди себе подобных. Тахиру выделяться не надо бы...

– Привыкай сидеть на стульях, – говорит Термидор.

Тахир послушно садится на стул.

Он стажировался в Афганистане, в школе талибов. Это неплохая школа для горных боевиков, но не слишком качественная для городских диверсантов. Говорят, на него можно понадеяться. Высококлассный рукопашный боец, а это как раз то, что необходимо. Время покажет, насколько правильна характеристика.

– Я думаю, все достаточно отоспались в самолете и до него...

– Отоспался, Тер... Отоспался... – за всех отвечает Пын.

Термидор видит, как Пын тянется к нему, как старается быть услужливым, и охотно это принимает. Так было всегда. Так было и в детстве, когда другие подростки тянулись к нему. Так было и в легионе, когда другие арабы старались завести с ним дружбу.

Так должно быть и здесь. Термидор уверен, что, прикажи он сейчас Пыну убить Ширвани или Тахира, китаец сделает это сразу и без раздумий, почти с удовольствием сделает, чтобы заслужить благодарность командира. Может быть, Термидор оставит Пына рядом с собой и после того, как завершится краткосрочная миссия в России. То есть несколько краткосрочных миссий, потому что новые группы чернорабочих «фабрики страха» ждут его инструктажа. Правда, он сам с ними уже не пойдет. Он только передаст им свой опыт... И Пын может передать... Хотя, может быть, Пына следует оставить за себя здесь. Пусть по России покатается, по другим городам. Следует присмотреться, получится ли из него командир группы? А сам Термидор, когда все закончится, навсегда уедет в Италию... Софи ждет его, и скоро должна появиться на свет дочь, которую будут звать маленькой Софи... Врачи сказали ей, что она родит дочь... Сын, конечно, лучше... Мужчины больше любят сыновей как продолжателей себя, как то, во что можно вложить свои знания и умения. Но дочь – это тоже хорошо. Он не будет любить ее меньше только потому, что она родилась вместо сына...

– До вечера у нас еще половина дня. Вечером я пойду по адресам для инструктажа. Со мной идет Пын... Что хотите делать до вечера?

– Что надо делать? – вопросом на вопрос отвечает Тахир.

– Я, перед тем как поехать сюда, чуть-чуть пощупал местную атмосферу... Прогулялся. Милиция проверила мои документы. Надо привыкать... Погуляйте... А ты чего хихикаешь? – кивает Термидор Пыну, который лыбится во все лицо.

– Моя, Тер, так точно сделала... Погуляла... Дай, думай, Москва посмотреть... И докумена проверял милиций. Все хорошо, думай. У меня есть регистраций...

– Вот видишь, это сказывается опыт... – Термидор знает, как сделать комплимент, чтобы он перед другими комплиментом не выглядел. Пын еще шире лыбится... Так покупаются верные псы. Одной похвалой перед всеми...

– Я тоже пошел... Погуляю, – решает Тахир.

– Я Москву хорошо знаю, – говорит Ширвани. – Я много здесь бывал. Пожалуй, навещу родственников...

– И поспрашивай... Сразу поспрашивай... Наверняка у них есть враги на сегодняшний вечер... Ты хорошо помнишь, что надо спрашивать?

– Я помню, – Ширвани отвечает угрюмо. Ему это задание совсем не нравится, и он не старается скрывать свое настроение. Он не будет, как Пын, верным... Он только делает то, что ему приказали...

* * *

Ширвани уходит вслед за Тахиром, выждав только пару минут, чтобы их не видели вместе.

Термидор смотрит из-за шторки, как выходят первый и вскоре второй. Пошли в разные стороны. Это правильно. Ширвани посмотрел, куда направляется Тахир, и не захотел идти тем же путем. Тахир выглядит скромным зачуханным провинциалом, теряющимся среди московских улиц и столичного многолюдья. Это правильно. Он таким и должен выглядеть. А Ширвани смотрится хозяином города, каким показывает себя здесь каждый чеченец. Это тоже правильно. На запуганного чеченца будут смотреть косо и не будут понимать. В принципе они не играют, а ведут себя естественно. Такие они и есть в жизни. Чем меньше человек изображает из себя, тем меньше у него возможности привлечь к себе ненужное внимание.

– Мы с тобой тоже пойдем погулять, – говорит Термидор Пыну. – Вместе... Ты кто по документам?

– Кыргыза из Оша...

– Это плохо... – Термидор показывает свою информированность. – Каждый милиционер знает, что через Ош идет путь наркоторговцев. Не продумали... Но у тебя наркоты с собой нет, я полагаю...

– Нета...

– А оружие?

– Ножика... Арбуза резать... Какая кыргыза без арбуза... – Пын достает из кармана нож-бабочку, такой можно купить в каждом киоске.

Термидор берет нож в свои руки, раскрывает, пробует лезвие. Таким ножом бриться можно, не то что резать арбузы. Как у настоящего боевика, отношение к оружию у Пына трепетное. Если уж ему разрешено иметь с собой только такой несерьезный нож, то нож этот должен быть отточен до предела. Правильно...

– Тер... Кагда работа будем? – интересуется Пын.

Для китайца он слишком уж нетерпеливый. Хотя если посмотреть на это дело по-другому, то можно сказать, что Пын трудолюбивый, как настоящий китаец.

– Сегодня ночью. К утру я жду от каждого по пальцу...

– Моя может сейчас сходить... Сколька надо пальца?

– Не надо сейчас, – усмехается Термидор. – Вся прелесть этого дела в том, что работаем все одновременно. Тогда мы и нагоним на москвичей страх!.. Большой страх... А первыми будут... Ширвани придет, он расскажет... Первыми будут чеченцы...

– Зачем чеченца? Чеченца воюет...

– Если бы все они воевали... Много таких, кто карман набивает, а помогать войне не хочет... Сегодня нам дадут адреса. Надо будет их навестить...

– Страх для чеченца будет? Кусаться захочет?..

– Злость у чеченцев будет... И кусаться они тогда все пожелают... А потом... на следующую ночь... будут русские... И все будут говорить, что это чеченцы мстят за своих... Понимаешь? Мы их хорошо стравим... Как собак... Пусть грызутся... Чем больше грызня, тем больше шума. Международного. Этого шума уже и в Лондоне, и в Копенгагене ждут. Позаботятся, чтобы эхо хорошее пошло... А мы будем свое дело делать. Мы будем здесь делать страх. Понимаешь, что такое фабрика страха? Вот ты – чернорабочий фабрики страха...

– Моя не черный... Моя желтый, – не понимает Термидора Пын и даже слегка губы надувает в обиде. Он не любит, когда его считают равным неграм, рядом с которыми он воевал. Термидор и сам не слишком высокого мнения об африканских вояках. Его смешит их привычка стрелять, упирая приклад в бедро вместо бицепса. И совсем не нравится их психика. Африканцы не видят ничего зазорного в том, чтобы убежать, тогда как арабу, берберу, белому или китайцу после бегства бывает стыдно. Но сейчас Термидор говорит о другом и растолковывает:

– Как тебе объяснить?.. Кули[27]... Кули фабрики страха...

– Нета... Моя не кули, моя – мастер...

– Вот и хорошо. Значит, ты будешь мастером фабрики страха.

Пын уже забыл секундную обиду и откровенно улыбается, как лотос цветет. Ему очень нравится быть таким мастером. Термидор тоже слегка улыбается. Ему, в свою очередь, нравится этот слегка простодушный на первый взгляд китаец. С таким приятно беседовать и чувствовать себя при этом большим человеком. Человеком, который может просто так, авансом наградить другого званием мастера.

– Давай собираться, – говорит Термидор. – Мне надо купить телефон.

– Твоя же был телефона...

– В багаже остался... А мне надо срочно позвонить в Италию. Ты был когда-нибудь в Италии?

– Нета... Моя в Европа не ездит... Дальше Албания – нет-нет... Там полиция глупый... Пристает... Ножи на китайца точит...

Термидор и так хорошо знает, что Пын воевал в АОК[28]. По слухам, неплохо заработал, охраняя пути переброски наркотиков в Европу. Может быть, и сам что-то перебрасывал. Не такой он простой, каким хочет казаться.

– А что тебя в Албанию занесло?

– Торговал мало-мало... Посмотреть хотел...

Все правильно. Пын не из болтливых. Не много расскажет о своей жизни. И отнюдь не по причине отсутствия красноречия.

2

Ангел называет сыну адрес. Тот самый, откуда минувшим днем его начали вести «шныри» детективного агентства. Сережа знает, где это – две остановки на метро.

– Я еду... Пока я в дороге, попроси вашего Доктора посмотреть через спутник интересующую нас трубку...

– Он уже смотрел. Трубка выехала за город на поезде с Ярославского вокзала. И сейчас удаляется от Москвы. Вот мне подсказывают... Нашего аналитика сильно беспокоит этот факт, потому что он не вписывается в развитие его сценария...

– В наш сценарий тоже не вписывается... Никак... Этого просто быть не может...

– Мы узнаем по времени, какой поезд ушел... Подожди секунду, Доктор смотрит расписание. Вот... Поезд в Иваново... Это не устроит?

– Нет. Категорично...

– Значит, будем согласовывать варианты. Доктор просит, чтобы ты захватил с собой женщину с бархатистым голосом.

– Это невозможно. Она занята другим делом... Я еду...

Сережа кладет трубку и смотрит на Таку.

– Что-то случилось? – Таку чувствует по взгляду, что приятную новость Сережа ей не сообщит.

– Трубка села на поезд до Иваново. Это другая область... И сейчас удаляется от Москвы...

– Эх... – Таку вдруг стукает себя по лбу. – Трубка, вероятно, была в той сумке, что Термидор бросил... Он наверняка предполагает, что его могут отследить по трубке...

– Не настолько он грамотный, – возражает Лари. – Я убеждался... Из тысячи человек только два знают, что можно проследить любую трубку... Даже без спутника, просто через оператора... Все спецслужбы, милиция и полиция стараются этого не афишировать...

– Тем не менее он бросил ее... Теперь купит новую, и мы не сможем ее проконтролировать... Вся надежда на Джона... Селим, звони на связной номер...

Селим нажимает на своей трубке номер повторного набора последнего звонка. Опять ждет долго. Трубку никто не снимает. Селим только разводит руками.

– Может быть, в российских магазинах с советских времен сохранились очереди?

Ему никто не отвечает.

– Попроси отца, пусть проверят по своим каналам номер связного...

– Это значит, играть в открытую...

– У нас нет другого выбора.

– Я подумаю, – говорит Сережа. – И ты подумай, что еще мы можем предпринять... Лари, тебе задание особое. Каждое новое сообщение из сети «Альфы». Иди на риск. Мы должны что-то найти...

– Я слышал много плохого о российских тюрьмах... – Лари морщится от такого приказа и поворачивается к компьютеру без энтузиазма.

* * *

Едва раздается короткий звонок в дверь, как все выстраиваются для встречи гостя. Обстановка почти торжественная. Даже Александра, уже знающая о событии, пришла полюбопытствовать, оставив работу над иллюстрациями к детской книге – она занята этим уже полгода и работает не в мастерской, как обычно, а дома.

Дверь Сереже открывает Доктор Смерть, на которого гость с уважением смотрит снизу вверх. На такой рост и на такие плечи трудно смотреть без уважения.

– Я так полагаю, это и есть младший из Ангелов?

Сережа только улыбается в ответ.

– Впрочем, я мог бы и не спрашивать. Фамильное сходство налицо... Прошу...

Ладонь, похожая на совковую лопату, обхватывает Сережу за плечо и ведет к двери в офис, словно пододвигает. А на пороге уже стоит отец, готовый обнять сына. Но все же делает шаг назад, чтобы – в соответствии с русским обычаем – обнимать не через порог. Все смотрят на эту встречу с теплом в груди, все рады за Ангела, слушают обмен невнятными словами. Ангела на короткое время сменяет Пулат, который внешне показывает даже больше сердечности, чем более сдержанный отец. Потом Ангел все же отодвигает его. Первым приходит в себя Сережа и возвращает к работе остальных.

– Во-первых, я хотел бы понять, кто здесь есть кто? Может, папа, познакомишь меня...

Ангел кивает и начинает представлять всех. Александра после этого с улыбкой уходит. Она всегда понимает, когда становится лишней, поскольку не занимает в подсекторе никакой официальной должности. Не числится даже уборщицей, хотя и выполняет эти функции.

– Теперь твоя очередь... – в глазах старшего Ангела вопрос, связанный с непонятностью ситуации. – Мы знаем, что ты представляешь какую-то группу аналогичного нашему направления, но кого представляет сама эта группа?

Сережа колеблется несколько секунд. Но на прямой вопрос надо отвечать прямо. А необходимость сотрудничества просто требует этого. И без прямого ответа не может быть налажен абсолютный контакт, который ему необходим для эффективного действия.

– Спецподразделение ООН по борьбе с терроризмом «Пирамида», командир оперативной группы, – представляется Сережа стоя и только после этого садится в кресло, которое ему с видимым старанием уступает Пулат. «Маленький капитан» даже журналы кладет Сереже на колени, словно младший Ангел прибыл специально для того, чтобы полюбоваться на иллюстрации.

– Впервые слышу про такое подразделение, – говорит Басаргин.

– Это прекрасно, что вы слышите впервые, – соглашается младший Ангел с обаятельной, как у отца, улыбкой. Его нельзя назвать таким же красавцем, как отец, но все равно Сережа оставляет приятное впечатление сочетанием правильности черт лица и мужественности. – Если бы вы слышали о нас раньше, это означало бы провал в нашей работе. И у меня будет настоятельная просьба – забыть о существовании этого подразделения сразу после того, как мы закончим совместную деятельность...

Пауза в разговоре показывает, что просьбу выслушали и восприняли всерьез.

– Вашим подразделением активно интересуется и генерал Астахов... – разговор по-прежнему ведет Басаргин на правах руководителя подсектора, а не старший Ангел.

– Кто такой генерал Астахов? – спрашивает младший Ангел, поднимая вопросительно брови.

– Из штаба управления антитеррора «Альфа» ФСБ России. Владимир Васильевич хороший и понимающий человек, но имеет один недостаток, который обусловлен его должностью. Он очень любит законы и документальные подтверждения. Мы только перед вашим приездом разговаривали с ним по телефону. И предположили работу в нашей стране некоего международного подразделения...

Младший Ангел старательно держит правую руку накрытой левой. Прячет кисть с отрубленным пальцем. Движение машинальное – он с каждым здоровался за руку, и каждый по рукопожатию ощутил то, что уже знал раньше из сводок Интерпола, высланных в ответ на запрос.

– Каким путем вы выяснили, что мы представляем именно международное подразделение? Вам же запретили, насколько нам известно, всякий контроль нашей деятельности.

Теперь улыбается Басаргин. Довольно.

– Путем умозаключения... Это проще назвать, чем объяснить... Долгий процесс, требующий анализа каждого звена, чтобы стал ясным конечный вывод... Но факт остается фактом – мы выяснили. И генерал желает с вами встретиться. Я боюсь, что он попросит документального подтверждения вашей миссии. Боюсь потому, что, мне кажется, деятельность миссии носит не совсем откровенный характер...

Сережа слегка морщится:

– Я, в свою очередь, тоже боюсь, что для этого генералу придется обратиться в администрацию президента России. Соглашение о создании подразделения «Пирамида» подписано только постоянными членами Совета Безопасности ООН и утверждено в каждой стране высшим должностным лицом.

– Я думаю, генерал найдет такую возможность...

– Я тоже так думаю, однако очной встречи с представителем ФСБ хотел бы избежать, поскольку положение группы практически нелегальное. И полная ее расшифровка не доведет нас до добра... Поскольку методы, разрешенные нам для применения...

– Я вас понимаю... Взрыв дачного домика...

– И это тоже... Но, раз уж мы вынужденно начали с вами сотрудничать, я предлагаю вашему подсектору стать связующим звеном, посредником между нами и «Альфой». Давайте сразу договоримся... Я отлично знаю Систему... Учтите, что я слово «Система» произношу с заглавной буквы... То есть я имею в виду, что сама Система является главенствующей в образе мышления правящей политической элиты и мало изменилась со времен Советского Союза... Она признает только то, что выгодно ей. При этом я прекрасно знаю все европейские демократии и американскую так называемую демократию, которая двести лет существовала на конституции, в основу которой было заложено рабство негров и уничтожение ста двадцати миллионов индейцев. Американская конституция до сих пор претерпела только незначительные поправки и, по сути, остается прежней. Точно так же работает российская Система. Я хочу сказать, что мы действуем методами, которые все государства применяют негласно, гласно афишируя преемственность противоположных методов работы и существования...

– Я прекрасно вас понял, – несколько сухо говорит Басаргин. – Более того, я понимаю вашу систему и признаю ее действенной. Хорошо, я попытаюсь объяснить Владимиру Васильевичу ситуацию. Скажу честно, не считаю ее экстраординарной. Тем более что я предполагал наличие именно такой системы в своих досужих размышлениях. Но вернемся к нашим непосредственным делам. Я думаю, мы идем в одном направлении – и вы, и мы, и «Альфа». И потому должны в какой-то степени координировать свои действия... Врага надо бить вместе всеми доступными методами, нашими, вашими, методами «Альфы», методами спецназа ГРУ... Надеюсь, возражений это не встретит?

– Это встретит не возражения, – медленно объясняет младший Ангел, – а некоторые трудности... Трудности исходят из нашей задачи, состоящей во многом в том, чтобы остаться незамеченными, в том, чтобы это дало нам возможность проводить и дальнейшие акции. Но лучше начать разговор по порядку. От печки, как говорится в русских поговорках... Я не совсем еще отвык от русского языка за четыре с половиной года, что провел вне России...

– Мы слушаем вас...

Фраза прозвучала неожиданно жестко, и это слегка смущает Сережу. Он не ждет добра от предстоящего разговора, но разговаривать вынужден, потому что потерял единственный канал слежения за Термидором...

3

Улица полна неожиданностей, гласит урбанизированная народная мудрость. Мудрость верна, как все, что рождается не в уме единственного ограниченного человека. И потому к мудрости стоит прислушиваться всегда. Термидор не прислушался и поспешил вместе с Пыном навстречу неожиданности. Термидор только потом понял, насколько все это глупо. И уже вечером ему расскажут чеченцы, которые лучше знакомы с московской обстановкой, чем могло ему это грозить, если бы не Пын.

– Эй, чурка, тебе какого здесь надо... – голос откровенно враждебный и лишенный капли интеллекта, то есть голос человека, с которым можно говорить и не надеяться при этом на понимание. – А ну, падла, пшел отсюдова...

Русские слова при этом воспринимаются трудно.

Изображения черепов всегда нравились Термидору в соответствии с его характером. У этого мальчика на майке нарисовано черепов гораздо больше, и все в разных видах, чем нормальному человеку доводится встретить в действительности. Галерея... Лавка могильщика... Только непонятно, чего он сам хочет... Добавить в свою коллекцию еще пару черепов?.. Термидор смотрит в маленькие поросячьи глазки и вдруг понимает, что он, будучи еще мальчишкой, произнося аналогичную по смысловому звучанию фразу, говорил точно так же, когда останавливал того парня в белом костюме, что жил в соседнем богатом квартале. То есть смысл не изменился, значит, существует одна цель... Термидор хорошо помнит свою цель тогда, в детстве. И понимает цель этого ублюдка с наглой тупой физиономией.

– Ils nous battront maintenant!..[29] – говорит он китайцу по-французски, с тайной надеждой, что тот французский знает.

Тот, похоже, французский не знает и спрашивает:

– Что вы, Тер, говорите... – китаец часто переходит с «ты» на «вы» и обратно.

– Я говорю, что нас собираются бить...

– Я очень люблю, когда кто-то собирается это сделать...

По крайней мере если нельзя положиться на Пына как на полиглота, то вполне можно положиться на него как на боевика... Уж это-то Термидор знает. Он знает и свои способности... И потому сомнения не чувствует, показывая уверенность...

– Иди, мальчик, сопли подотри... Не на лице... У тебя до колен свисают...

Это очень оскорбительно, он знает. И понимает, отчего в глазах маленького поросенка проскальзывает удовлетворение. Дело происходит в салоне сотовой связи. Совсем небольшой салон рядом с трамвайной остановкой, где нужно только предъявить паспорт, чтобы тебя зарегистрировали пользователем сотовой сети MTS. Термидор спокойно и регистрируется.

– Осторожнее... Это скинхеды[30]... – говорит продавщица. Не очень красивая девчушка, но с очень красивой фигурой.

За занавеской сидит еще кто-то. Нога заброшена на ногу, слегка покачивается. Наверное, какой-то друг продавщицы. Но он вмешиваться не желает.

– Кто? – спрашивает Термидор.

– Скины... Фашисты...

Ему нравится последнее слово. Значит, в России тоже есть фашизм... И он с удовольствием встанет в ряды борцов с фашизмом. При этом Термидор знает, что под официальные лозунги всегда лезет всякая мразь. Мразь любит прикрываться красивыми фразами, преследуя собственные цели.

– Последний раз фашиста моя папа встречал в Маньчжоу-го[31], – говорит Пын. – Он моя рассказывал... Моя тогда совсем мальчиком была, когда рассказывала, но моя помнит... Здесь тоже есть японца?

– Хотите, я вас через служебную дверь выпущу? – предлагает продавщица.

– Спасибо. У вас очень хорошая фигура, – отвечает Термидор и направляется к двери, но от двери оглядывается.

– Спасибо, – говорит продавщица ему в спину и краснеет, становится лицом похожей на помидор, из чего Термидор делает вывод, что ей комплименты говорят нечасто.

Термидор, однако, не на фигуру продавщицы смотрит, хотя и ее, как мужчина, окидывает взором, а на своего товарища Пына. Он через стекло двери видит, что на улице их дожидаются человек десять хилых курящих недоумков, и показывает подбородком. Пын улыбается. Термидора от этой улыбки передергивает. Это всегдашняя улыбка акулы, приближающейся к жертве и готовой хватать разинутой пастью, полной острейших зубов. На акул Термидор насмотрелся в Аденском заливе. За время службы во французском иностранном легионе их не однажды возили на кормежку акул, а потом учили плавать среди них. И каждая секунда такого плавания была мукой и позором страха. Позором, к счастью, только перед собой, никто не фиксировал тогда состояния души... Акулы плыли мимо и улыбались...

Пын улыбается так же.

Но Термидор уже знает, что ему даже руками не обязательно шевелить, чтобы что-то сделать. За него все сделает китаец... И потому раскрывает стеклянную дверь и смело шагает вперед. Пын, как и полагается по технологии, выдерживает дистанцию и выходит чуть позже командира, чтобы рассеять противников.

Термидор видит все прекрасно. У него слишком большой опыт и слишком хорошая школа, чтобы не видеть, что происходит. Когда-то, будучи мальчишкой, он сам разрабатывал такую же тактику и втолковывал ее своим друзьям, считая наилучшим вариантом поведения. Наверное, это и есть наилучший вариант, но применим он только против простых, самых обыкновенных людей, не обученных постоять за себя. Термидор обучен. И обучен Пын. И эти хилые недоразвитые мальчики могут пригодиться только в качестве учебного материала для стажировки курсантов любой школы боевиков. Хоть Басаев, хоть Хаттаб, будь он жив, с удовольствием пригласили бы этих скинхедов-фашистиков для тренировки пары своих бойцов. Первая ошибка, которую допускают юнцы, – они разделяются. Пятеро берут в окружение Термидора, пятеро дожидаются Пына.

Конечно, так можно действовать... Более того, так нужно действовать... Но только когда ты сам что-то умеешь и против тебя стоят обыкновенные торговцы с базара.

Они берут Термидора в круг.

– Ce vous dosirer, les souverains bienveillants?[32] – с насмешкой спрашивает Термидор и тут же чувствует, как что-то со спины упирается ему между лопаток. Судя по минимальной боли, это нож или что-то похожее. По крайней мере это что-то достаточно острое, чтобы проткнуть хилое и слабое в сравнении с металлом человеческое тело. Термидор свое тело уважает и не желает, чтобы его протыкали чем-то.

– Чурка... Базарить по-русски не научился, а еще на хрена-то едет сюда, – говорит старший, кивая идеально гладко выбритой головой. Голова такая красивая, что Термидору ужасно хочется стукнуть по ней.

– По-хранцузски ботает, – говорит второй, прыщавый от подбородка до узкого лба.

– Откуда знаешь?

– Произношение... Я в школе когда-то учил...

– Ты что, и в школу ходил? Что ж до сих пор такой дуболом...

Вокруг хохочут... На Термидора внимания сразу не слишком много обращают... И это тоже из сферы неосторожности. Пока они так расслаблены, он их просто и без затей уложит. Но еще рано... Еще Пын не вышел, и пятеро его поджидают на крыльце... Очень хочется посмотреть на Пына в действии.

– Иди... Иди... – толкают его в спину и заставляют свернуть направо, пройти между киосками, чтобы попасть в невидимый для большинства прохожих сквер.

Он послушен, он идет... И Пына точно так же ведут следом, хотя Пын разговаривает не по-французски, а задает вопросы на непонятной смеси разных языков. Но глаза его, как видит обернувшийся уже в сквере Термидор, смотрят спокойно и с легкой насмешкой. Он тоже чувствует себя хозяином положения.

– Карманы выворачивай, – командует Термидору бритоголовый и сам, понимая, что оппонент русским не владеет, лезет вывернуть карманы. Но не успевает. У Термидора хорошо поставлен удар пальцами. С другой позиции он просто пробил бы двумя пальцами горло самоуверенному дураку – сонную артерию разворотил бы до размеров слоновьего хобота. Отсюда бить неудобно. Вернее, бить можно отовсюду. Только в таком положении неудобно наносить удар со всей эффективностью. Но бритоголовый, закрыв своим телом обзор остальным, не сразу дает им возможность понять, что происходит. Он просто падает на Термидора, прикрыв его собой, а Термидор слегка придерживает противника, не позволяя ему сразу осесть на землю и одновременно давая возможность Пыну просчитать ситуацию. Пын понимает все раньше других. Термидор видит, как он отбрасывает одновременно в стороны две руки – с разной амплитудой движения. Правая чуть дальше, левая ближе. И вроде бы только чуть касается печени парней, идущих по сторонам. Но удар резкий и неожиданный – они моментально мешками с дерьмом оседают на землю и остаются без движений. А потом начинается что-то невообразимое. Даже сам Термидор забывает, что ему тоже неплохо бы показать свои способности, а только наблюдает. Невысокий, но крепкий Пын настолько быстро бьет и руками, и ногами, что трудно уследить за его движениями. Четверо добавляются к двум первым. Противники Термидора пытаются устремиться на Пына, и он вынужден бить их в спину. И все заканчивается через несколько секунд. Двое успевают убежать... На костлявых лопатках шевелятся нарисованные черепа...

За ними не гонятся... Осматривают тех, что остались здесь «отдыхать». Некоторые шевелятся. Пын бьет умело. У него быстрая и тяжелая нога. Отключает их полностью.

– Пальца рубить нада? – в глазах надежда получить удовольствие.

– Я же сказал, что ночью... Это не игрушка... Это – почерк...

– Тагда... Нама тоже бегать хорошо нада... – говорит Пын. – Милиция на плохой дела скора идет...

Термидор кивает, они быстрым шагом выходят на тротуар и удаляются в сторону... Термидор вытаскивает телефонную трубку, останавливается, секунду думает и набирает несколько цифр... Останавливается... Дальше думает... И убирает трубку...

– Твоя кому звонить хочет? В милиция?

– Хорошей женщине моя звонить хочет... А потом уже не хочет... – грубо отвечает Термидор и оборачивается. За ними никто не идет, но пожилые мужчина и женщина на трамвайной остановке смотрят им вслед. Оборачивается и Пын.

– Москов хуже, чем Чечня, – говорит Пын. – Здесь даже днем опаснее...

Термидор шагает вперед.

– Эти... – он показывает большим пальцем себе за плечо. – Живы будут?

– Не знаю... – на ходу пожимает плечами китаец. – Моя когда бьет, не думает... Бьет, и все... Один, наверно, помрет... Так моя думает... Из горла кровь пошел. Кадык сломала. Сильно сломала... Другие – не знаю...

– Надо себя контролировать... Пока нам рано попадать в розыск... – Термидор останавливается от пришедшей в голову мысли. – Продавщица...

Он показывает только что купленную трубку сотового телефона, которую в карман еще не убрал.

– Она видела, – соглашается Пын. – Нада убирать...

– Надо... Займись этим. И возвращайся домой... Там, кстати, в салоне, за занавеской еще кто-то сидит... Кажется, парень... Этого тоже...

– Моя тоже сделает... – бесстрастно соглашается Пын и поворачивается.

ГЛАВА 7

1

– Сегодня в Москву прибыла первая экспериментальная интернациональная группа террористов, – начинает Сережа свой обзор предстоящих событий. – Это достаточно серьезная угроза для жителей столицы России, потому что люди, вошедшие в группу, профессиональные убийцы, кроме одного... Руководит группой человек, которого вы знаете как организатора ограбления контейнеров в порту французского города Онфлер. И еще нескольких ограблений, совершенных в течение полутора лет. Все эти ограбления так или иначе связаны с деятельностью «Аль-Кайеды» и выполнены по ее заказу. Настоящее имя этого человека неизвестно, но в последние годы его зовут Термидором.

– Уже семь с половиной лет, – добавляет Басаргин. – Он зарегистрировался во французском иностранном легионе под вымышленным именем, но назвал дату своего рождения, вероятно, верную. Он родился в первый день термидора. Потому и получил такую кличку.

Сережа с немым вопросом поднимает на Александра удивленные глаза.

– Вот как... Вы в курсе... Мне показалось, что наши данные на Термидора не дошли до ФСБ с первого раза. Сейчас они должны пройти повторно по другим каналам...

– У нас свои источники информации, – Басаргин скромно воздерживается от подробностей.

– Вы знаете и о прибытии группы? Может быть, это вы его спугнули или альфовцы? – спрашивает Сережа.

– Его кто-то спугнул?..

– Значит, вы не знаете...

Александр разводит руками.

– Все, что мы знаем про Термидора, связано с вашими поисками. На Термидора мы вышли случайно. Он засветился в Чечне с отрубленными пальцами... Наш сотрудник, – следует кивок в сторону Дым Дымыча, – вспомнил, что есть такой старинный обычай, идущий из времен Древнего Египта, у берберов. Мы стали выяснять, не было ли среди дезертиров, бежавших из легиона в Джибути, бербера по национальности. Так замкнулась цепочка. На вас, кстати, замкнулась... – теперь Александр кивает на спрятанную руку Сережи. – Остальное уже выяснилось в ходе анализа ситуации и вашего поведения... Больше у нас данных нет, и мы с удовольствием воспользуемся вашей информацией.

– Я продолжаю, – Сережа кивает серьезно. – Новый подвид терроризма родился именно в голове Термидора. Он его замыслил, предложил «Аль-Кайеде» для использования и сам вызвался провести испытания. С этой целью ему выделена сильная группа, состоящая из боевиков, прошедших испытания во многих горячих точках мира, но в последнее время воевавших в Чечне. Почти все из разных отрядов. Каждый из них в состоянии убивать голыми руками... Это именно то, что нужно Термидору для исполнения. И вот они уже в Москве...

– Я, простите, так и не понял еще, что представляет собой этот новый подвид террористической деятельности, – говорит Тобако.

– Сам Термидор назвал это «фабрикой страха»...

– Красиво звучит, – усмехается Доктор Смерть. – Арабам свойственно стремление к высокой поэзии.

– Берберы не арабы, – поправляет Сохатый.

– А кто?

– Они – берберы... – Дым Дымыч считает, что его ответ исчерпывающий и не нуждается в уточнении.

– Это не суть важно, – продолжает Сережа. – Важно то, что сама идея нового подвида гораздо опаснее простых взрывов. Именно на страх населения это все и рассчитано. Группа боевиков проводит систематические убийства ни в чем не повинных граждан. Они не выбираются по какому-то принципу. Просто расходится группа – в случайных направлениях. И каждый без применения оружия убивает одного человека, сам оставаясь невидимым. В группе более тридцати человек. Представляете, за одну ночь столько убийств... И каждому отрезают указательный палец. Действие как ритуальный символ... Одна ночь! Другая ночь! Третья ночь! Слух разлетается по городу с молниеносной быстротой. Есть у российской прессы и телевидения такая манера – раздувать слухи... Впрочем, такая манера всей прессе свойственна... Короче, в Москве страшная паника! Москвичи не знают, с какой стороны им ждать опасности. Они боятся выйти на улицу, боятся отпустить детей в школу или на прогулку, потому что убийства совершаются и утром, и днем, убивают мужчин, женщин, детей, стариков... Без системы... Единственное условие, чтобы не было свидетелей... В парках, подъездах, собственных квартирах...

– Да, – мрачно соглашается Басаргин, – это серьезная гадость, с которой трудно бороться...

– Потом группа переезжает на несколько дней в другой город, вызывая панику там, потом в третий, потом в четвертый. И никто не знает, куда они дальше направятся... Теперь страх приобретает общероссийские масштабы... И, если потерять их сразу, можно ждать большой беды...

– Почему же вы, обладая такой информацией, не передали ее нашим правоохранительным органам? – вопрос Басаргина резонен и конкретен. И даже высказан с легким раздражением. Так имеет право сказать русский русскому. И русский русского обязан понять.

Сережа понимает и отвечает, вовсе не оправдываясь, а только объясняя ситуацию:

– Потому что это ничего бы вам не дало. Ни вам, ни милиции, ни группе «Альфа». Впрочем, дало бы какой-то краткосрочный эффект, но этот эффект не в состоянии был бы остановить уже запущенную машину. Давайте сразу поставим все точки над «i»... Какие меры в состоянии предпринять правоохранительные органы?

– Перехватить хотя бы самого Термидора. Это уже была бы половина дела, – говорит старший Ангел. Он возмущен так же, как сам Басаргин, но в словах отца больше агрессивности, которую Басаргин старается не проявлять по природной корректности.

– А вот это как раз то, чего я хотел попросить вас не делать... – Сережа обращается не непосредственно к отцу, а ко всем интерполовцам и поочередно оглядывает их одного за другим.

– Почему? – не понимает Пулат, который смотрит на Сережу почти с восторгом в отличие от более строгого отца и совершенно не желает обострять разговор до резковатых нот.

– Потому что мысль Термидора уже высказана... Поймать ее и засунуть назад ему в голову не удастся, даже если эту голову отрубить... Идея осмыслена, обсосана с разных сторон, разработана в деталях, и проведены значительные и масштабные организационные мероприятия. В нескольких международных террористических лагерях, контролируемых «Аль-Кайедой» и ее дочерними организациями, в спешном порядке тренируют еще несколько групп убийц и собираются отправить их в Россию, избранную испытательным полигоном. По нашим данным, с этими людьми в лагерях проводится только два курса занятий – по боевой подготовке и по русскому языку. Скорее всего их уже отправили... Плацдарм для переправки пока стационарный – Чечня, транзитом через страны Закавказья, в частности через Азербайджан, потом через Дагестан. Я думаю, это недоработка «Аль-Кайеды», которая может быть в дальнейшем устранена, и отправка будет проводиться по иным каналам. В Чечне их проще фильтровать. Но следует знать, кого фильтровать... Я напомню один важный момент, который пока не могу осмыслить логически... Термидор со своей группой, сформированной в Чечне, прибыл в Москву с территории Азербайджана. Почему нельзя и следующую группу отправлять из Азербайджана? Зачем ее отправляют сначала в Чечню?

– Единственное, что можно предположить, – решает Басаргин, – основной костяк группы опять формируется из действующих боевиков.

– Это возможный вариант, – соглашается Сережа.

– У вас есть конкретные данные по этому вопросу? – спрашивает Басаргин.

– Только общие. Возможно, появятся более конкретные... По крайней мере мы их ждем. Я сразу передам вам всякую информацию по засылаемым группам, а дальше вы должны действовать сами, не раскрывая, естественно, источника информации. В дальнейшем, если в России будет достигнут соответствующий эффект, планируется «прогуляться» по Европе. По крайней мере уже существуют две группы, изучающие английский и немецкий. Согласно агентурным данным, уже подобран преподаватель по французскому языку. Но вся беда в том, что мы не знаем ни расположения этих школ, ни составов, ни сроков подготовки и выпуска групп...

– Я так и не понял, – повторяет старший Ангел, – почему нельзя нейтрализовать Термидора...

Голос отца звучит так, словно он воспитывает сына.

– У меня с ним, как вы уже знаете, личные счеты, и я сам готов его нейтрализовать... – Сережа понижает тембр голоса, и в его синих глазах появляется мрак, вызванный воспоминаниями. – Но этого пока делать, повторяю, нельзя, при всем моем желании... Потому что, согласно нашим агентурным данным, он, как автор идеи, претворяет эту идею в жизнь, приобретает опыт, а потом передает командование первой группой человеку, которого сам же выберет среди других, и возвращается на свою «фабрику». Делиться опытом и готовить командиров отдельных групп. По нашим данным, он должен вернуться в Чечню, чтобы проинструктировать тех, кто уже готов к работе... И нам, и вам, и «Альфе» необходимо отследить его передвижение, чтобы выявить сначала группу, которая готовится к акциям в России, потом другие такие же группы, а в дальнейшем обнаружить местонахождение самих лагерей и уничтожить всех курсантов на месте. Я понятно объясняю?

– То есть, – у Тобако голос становится вкрадчивым, как мяуканье кошки, застывшей перед мышиной норкой, – мы должны пожертвовать многими гражданами России, только чтобы иметь возможность добраться до лагерей и обезопасить население Европы? Я правильно вас понял?

Сережа вздыхает:

– Неправильно...

– Тогда объясните, – серьезно требует Басаргин.

– Ликвидация или арест Термидора ничего не даст. Группа, прибывшая в Москву, в состоянии действовать автономно. Таков инструктаж, проведенный до отправки. Без Термидора боевики будут так же опасны, как с ним. Но при этом нам не известен состав группы. Мы даже не знаем их способов базирования в Москве. Наверняка они не все поселились в одном месте, чтобы облегчить нам с вами задачу. В этом вся беда. Перехват командира только оборвет все нити и не принесет результата...

– А что может принести результат? Выжидание?

Сережа думает долго. Видимо, информация не предназначена для чужих ушей. Но все же он решается поделиться ею.

– ФБР США наладило конкретный контакт со спецназом ГРУ и передало им сведения. С помощью бойцов спецназа нам удалось перехватить в Чечне одного из известных нам боевиков и заменить его на нашего человека. Сейчас наш агент входит в группу Термидора. Мы ждем его выхода на связь. К сожалению, агенту известен только один телефонный номер в Москве – связной... Но пока мы и сами не можем по этому номеру дозвониться. Кстати, я попросил бы вас по своим каналам проверить номер... Можно это сделать сейчас же?..

– Более того, – соглашается Доктор, – я с вашего разрешения поставлю этот номер на контроль спутника.

– Зачем? – спрашивает Сережа.

– Чтобы определить при необходимости местонахождение звонившего.

– Хорошо. Ставьте. Только сначала проверьте...

Он со вздохом называет номер городского телефона. Доктор включает спикерфон и набирает семь цифр. Долго звучат длинные гудки. Трубку никто не снимает.

– Может быть, телефон не работает? – спрашивает Пулат. – Какой-нибудь обрыв на линии...

– В России это частое явление, – говорит Сохатый. – У нас каждый экскаваторщик считает, что имеет право копать землю там, где ему нравится...

Доктор набирает другой номер, называет пароль и просит проверить телефонный номер.

– Не кладите трубку, – говорят ему деловым женским голосом. И отвечают через минуту: – Телефон исправен. Просто абонента нет на месте.

– Это неприятность, – говорит Сережа. – Это большая неприятность... Там должен быть человек, он предупрежден о необходимости быть постоянно рядом с телефонным аппаратом...

– У вашего человека в группе Термидора есть иные каналы связи?

– Нет...

Басаргин думает недолго.

– Надо проверять... Доктор, найди адрес... Ангел... Ангел, естественно, остается с сыном... Дым Дымыч, Виталий... Задача ясна?

– Сделаем, – соглашается Пулат.

– Я с ними, – говорит Тобако. – На машине быстрее...

Поднимается и старший Ангел.

– А я пока свяжусь с полковником Мочиловым... Это из ГРУ... – поясняет он сыну. – Пусть активизируют все наличные силы в Чечне. Любой большой сбор боевиков должен пресекаться...

– Я с той же просьбой обращусь к генералу Астахову, пусть активизируют агентуру... И предупредят пограничников о повышенном внимании...

2

Войскам, оперирующим в Чечне, подсказка не нужна. Агентура работает и без приказа, дает данные. Данные классифицируются, составляются и исполняются планы. На острие действия и спецназ МВД, и ОМОН, и пограничники, и, конечно же, спецназ ГРУ... Часто в донесениях встречается упоминание о появлении новых людей, которых прячут от чужих глаз... Это не может не заинтересовать...

Грязно-зеленый «Ленд ровер Дискавери» натужно ползет в гору. Дорога крутая, мелкие камни сыплются из-под колес, скатываются в пропасть. Машина идет на пониженной передаче, и двигатель гудит монотонно, с прочихиванием. Это оттого, что бензин используется «паленый», производства местных мини-заводиков. Не приспособлена машина для такого низкооктанового топлива, и двигатель не может работать так, как ему предназначено было по замыслу конструкторов.

Штатный снайпер отдельной мобильной офицерской группы подполковника Разина старший лейтенант Парамонов в «оптику» пытается рассмотреть, сколько человек в машине. Но уже начинает темнеть, а в салоне и подавно темно. Боковые стекла тонированы до черноты и не пропускают света. Хорошо видно только водителя в черной одежде и пассажира справа в «камуфляжке». У пассажира зажатый, похоже, коленями автомат – ствол с прицелом видно над нижним уровнем ветрового стекла. Парамонов включает прицел ночного видения, но это не приносит пользы. Инфракрасный глаз дает только контуры людей, и, чтобы узнать конкретного человека, нужно его хотя бы несколько раз узреть в таком же виде.

– Волга! Волга! Я Спартак, – говорит старший лейтенант в «подснежник».

– Я Волга, слушаю тебя, – отзывается подполковник Разин своим позывным.

– Не могу понять, кто там катается... Нормально вижу только водителя и боевика на переднем сиденье. Остальных только через «ночник». Женщин нет – единственная гарантия... Могу «снять» на выбор... Кого закажете?

– Не трекай... Докладывай дальше... – Разин сердится.

– А что докладывать?.. Говорю же, заднее сиденье в темноте... Определить не могу. Может, «шмальнуть» туда для профилактики?.. Кого-нибудь вынесут...

– Спартак, отставить профилактику. Задача – только следить и определить...

– Я Спартак! Понял...

Старший лейтенант Парамонов, которого в группе обычно зовут просто Парамошей, вздыхает. Ему работа снайпера больше по душе, чем деятельность наблюдателя. Даже обидно, что наблюдает он не в бинокль, а в оптический прицел «винтореза» и не имеет возможности проявить себя. Боевик всегда остается боевиком. И стрелять в него следует при первой же возможности, уверен Парамоша. Если ты не выстрелишь сегодня, завтра он сам будет стрелять в кого-то. Это непреложная истина. Ушли в прошлое времена, когда в боевики попадали случайные люди. Все случайные уже сложили оружие и сидят одни дома, другие в «зоне», в зависимости от жизненного пути, который пришлось пройти за время этой войны. А те, кто остался в горах и лесах, – отпетые бандиты...

Новая мысль приходит в голову снайпера, когда машина уже скрывается за поворотом дороги.

– Волга! Я Спартак... Хорошая мысля приходит опосля... Надо было прострелить им колесо. Где-то на видном месте. Чтобы встали... Может, тогда из машины выйдут?

– Я Волга. Могут выстрел услышать.

– Я далеко... Дистанция семьдесят метров...

– Я Сокол! Я на такой же дистанции. Машину вижу хорошо. Могу остановить, – вклинивается в разговор второй штатный снайпер группы лейтенант Сокольников.

– Я Волга. Кто еще видит машину?

– Я Кречет, – отзывается майор Паутов. – Машина прямо подо мной. Обзор полный.

– Я Радуга, – добавляет лейтенант Стогов. – Сбоку от меня. Я недалеко от Сокола. Обзор хороший.

– Я Волга. Паша... «Туши» колесо...

– Я Сокол. Понял...

Лейтенант Сокольников взял машину в оптический прицел «винтореза» сразу после того, как она появилась из-за поворота. Он лежит среди трех низкорослых елей, разрастающихся на открытом ветрам склоне не вверх, а в ширину, и просунул ствол меж двух камней, как в крепостную бойницу. И сначала ведет наблюдение точно так же, как Парамоша – сквозь пыльное ветровое стекло. И тоже не может разобрать, кто устроился на заднем сиденье. Получив команду, Паша спокойно переводит прицел на колесо, останавливает дыхание и нажимает на спусковой крючок. Глухой негромкий звук с расстояния в семьдесят метров, да еще в то время, когда так надсадно урчит двигатель, одолевающий подъем, конечно же, не может быть услышан пассажирами. Машина внезапно начинает активно «хромать», чуть виляет и останавливается на самом краю дороги, рядом с обрывом. Если бы шли сверху вниз, да еще на скорости, могли бы и с обрыва слететь.

Майор Паутов наблюдает все происходящее сверху через окуляры бинокля. Колесо пробито аккуратно, оно не лопнуло, а просто спустилось. Трудно заподозрить прицельный выстрел. Первым из машины стремительно выскакивает человек с автоматом – с правого переднего сиденья. Осматривается, ворочает стволом в разные стороны. Все так и должно быть, осторожность вещь полезная, только зачем же себя так подставлять? Мало толку от твоего автомата, если тебя сейчас подстрелят. И будь уверен, обязательно подстрелят, только чуть погодя... Конечно, если будет в этом необходимость... Сам ты только прокурору и нужен...

Следом за охранником, переждав опасные минуты и не услышав выстрелов, выходит водитель. Приседает перед колесом. О чем-то разговаривает с охранником. Обсуждают, должно быть, что произошло и как могло колесо так проколоться... Водитель ковыряет пальцем и вытаскивает из протектора острый камень. Показывает охраннику и что-то говорит. Тот пожимает плечами – уже расслабился, не зыркает по сторонам. Вздохнув, водитель подходит к своей дверце, заглядывает в салон и теперь показывает камень там. Разговор недолгий. И водитель направляется к прикрепленному сзади запасному колесу. Вытаскивает из багажника инструменты, домкрат. Начинает снимать «запаску». Охранник отставляет к камню автомат, помогает водителю.

Спецназовцы ждут. Им необходимо знать, кто едет в машине. Если там нет нужного им человека, то нападение может наделать много шума и помешать в нужный момент сработать наверняка. Им не нужен шум, им не нужны простые боевики. По донесению агентуры ФСБ, к боевикам прибыл эмиссар из-за границы. Его необходимо захватить, обезвредив охрану.

Открываются с двух сторон задние дверцы. Но никто сразу не выходит. Потом с левой стороны медленно выбирается немолодой человек в камуфляже. Что-то говорит внутрь салона. Обходит машину и приближается к левой дверце. Руку протягивает, помогая выйти человеку в гражданской одежде и в чалме.

Паутов узнает человека в камуфляже, хозяина «Лендровера», местного полевого командира.

– Волга! Я Кречет. Это Джабраил... Вышел размять ноги... А второй с ним... Наверное, этот и есть. Европейский лоск. Одет не для гор. Прихрамывает...

– Я Волга. Это он... Хромой... Больше быть некому...

– Больше быть некому, – подтверждает Паутов. – Джабраил с ним очень уважителен.

– Я Волга. Общий приказ. Стягиваемся к машине все, кроме снайперов. Снайперы страхуют... Спартак, меняй позицию, выходи на прямую видимость... Все. Вперед! Живым брать только гостя. Обязательно. Остальных – как получится...

Скучными в работе спецназа бывают минуты ожидания, которые порой превращаются в часы и сутки. От ожидания устаешь гораздо больше, чем от самой напряженной работы, и мышцы, затекшие от безделья, становятся ватными и непослушными. Но приходит обычная работа, и усталость бездействия забывается. В привычную активность не надо втягиваться, организм сам включается в экстремальные условия.

В лесу работать несравненно легче, чем на почти голых горных склонах, где только отдельные кусты орешника и маленькие группки елей могут служить прикрытием. Старшие офицеры отдельной мобильной группы проходили практику в еще более бедном на растительность Афгане и умеют это хорошо, потому что практика была жесткой – на выживание. Они выжили... Младшие учатся здесь.

На горных склонах настороженность повышенная. Каждый склон – предатель по своей физической сути. Мелкие камни всегда любят скатываться вниз, поскольку природой им не дано катиться вверх. И потому каждый шаг, каждое движение приходится выверять, постоянно смотреть не только перед собой, но и под ноги с особой внимательностью. Допустишь небрежность, не только себя под выстрелы подставишь, но и товарищей. Потому и не катится ни один камень, потому нога сначала пробует почву и только потом становится твердо, служит опорой для следующего шага. И постоянный поиск прикрытия – камень покрупнее, бугорок... И так от прикрытия до прикрытия, с осторожностью, но достаточно быстро.

– Я Волга. Доложите обстановку.

– Я Кречет... До половины склона спустился. Дальше нельзя. Могу добраться донизу в три прыжка...

– Я Спартак. Вышел на позицию.

– Я Сокол. Жду. Они – на прицеле...

– Я Ростов... Гряду обхожу... Здесь под ногами не сыплется...

– Я Радуга... Ползу...

Доклады звучат один за другим. Все девять офицеров группы откликаются, все выходят к месту действия. Подполковник Разин свою позицию за поворотом уже занял.

– Я Волга. Пять минут в вашем распоряжении... Атакуем по команде через пять минут.

Но тут слышится новый звук.

– Волга, я Спартак. В нашем направлении – бежевая «Нива».

Разин сам уже звук слышит.

– Я Волга. Всем укрыться.

Слышат звук двигателя и около «Ленд Ровера». Сначала замирают, потом начинают торопливо готовиться к непредвиденной встрече. Джабраил помогает Хромому сесть в машину. Вытаскивает оттуда свой автомат. Охранник уже занял позицию, присел, прислонился плечом к крылу машины. У водителя тоже автомат уже под рукой, но он продолжает действовать домкратом, старается успеть сменить колесо. Напряжение чувствуется в воздухе...

Бежевая «Нива» еще более тяжело ползет к перевалу. Двигатель послабее, чем у английского внедорожника. Но уже появляется из-за поворота. Водитель тормозит, заметив впереди постороннюю машину. Но ненадолго. Должно быть, узнает «Ленд Ровер», спокойно едет дальше.

– Я Волга. Доложите готовность.

– Я Кречет. Готов...

– Я Ростов. Готов...

Другие тоже докладывают – на позиции.

– Ждем встречи... Атака по команде...

Пальцы перебегают по оружию. Не терпится начать быстрее. Так всегда бывает. Но свое нетерпение спецназ смирять умеет. Момент следует выждать самый удобный.

– Я Волга. Сокол, как слышишь?

– Я Сокол. Слышу нормально. Я жду...

– Сможешь «Ниву» также «обезножить»?

– Без проблем... Будет у них трое хромых... Вместе с пассажиром...

– Я Спартак... Могу подстраховать задним колесом... Сижу удобно... Душа просит...

– Сделай! Вторым номером.

И опять тянется ожидание. Так же нудно и монотонно, как урчит двигатель «Нивы». Должно быть, здесь, около самого перевала, достаточно высоко. Кислородное голодание. Не хватает двигателю кислорода. Человеческие легкие этого почти не ощущают. А машина слабее... Менее склонна приспосабливаться...

Медленно... Долго... Руки начинают опять поигрывать оружием... Пальцы по прикладу нервно постукивают... И готовность вскинуть ствол в нужном направлении в любую секунду. Игра нервов... Разин ждет... Метры между машинами сокращаются... Десятки метров сокращаются... Неторопливо, под гудение двигателя...

Странно думать об этом... ты сейчас нервничаешь... А вон те люди, в которых ты приготовился стрелять, совсем не нервничают. Они тоже узнали «Ниву». Это несомненно... Встает, оттолкнувшись плечом от крыла, охранник, забрасывает ремень автомата за это самое плечо... Водитель бросает на «Ниву» несколько взглядов и, когда она уже близко, приветственно поднимает руку. Он так и стоит на корточках, работает с домкратом. А теперь начинает колесо отворачивать. Гайки припеклись. Отворачиваются с трудом. Сам Джабраил засовывает автомат в салон автомобиля и говорит что-то Хромому...

Они не нервничают... Они просто не знают, что их вот-вот убьют, и потому не нервничают... А нервничают, наоборот, люди, которые будут их убивать... Растрата собственных нервных запасов – это плата за то, что в живых остаешься именно ты? Наверное, это плата... Малая плата... Кто знает, какой будет плата большая?..

«Нива» останавливается. Распахиваются сразу две дверцы. Выходят два боевика. В «Ниве» не тонированы стекла. Видно, что кто-то сидит на заднем сиденье. Вновь приехавшие направляются к Джабраилу. Уважительно, двумя руками, здороваются. Пассажир не выходит. Странное поведение... А странное поведение всегда следует выделять, потому что оно имеет под собой обязательное основание.

– Я Волга. Пассажира «Нивы» тоже брать живым... Сокол, Спартак – огонь!

Звука опять не слышно. Но одновременный выброс воздуха сразу из двух колес «Нивы» не остается незамеченным. Снова боевая готовность, но – поздно...

– Огонь!

Это приказ для всех. С разных сторон раздаются автоматные очереди, даже сверху... Стрельба на поражение. Все кончается в секунды. Единственное осложнение пришло со стороны пассажира «Нивы». Он как-то перескакивает через сиденье и пытается уехать. Но куда уедешь с двумя простреленными колесами. И спецназовцы уже рядом... Майор Паутов спрыгивает со скалы прямо на крышу «Нивы», бьет прикладом в стекло и тут же переворачивает оружие – стволом в салон. «Нива» останавливается...

3

Отдельной мобильной офицерской группе полковника Согрина задача обычно ставится иная. Это вообще особая группа. Самая маленькая по численности, самая возрастная, но и самая опытная. Она когда-то, в период злостного и целенаправленного развала армии, прекращала свое существование, потом, по необходимости, была восстановлена в таком минимальном составе[33]. Сам полковник Согрин и два майора – Афанасьев по прозвищу Кордебалет и Сохно, у которого прозвища нет, однако его и без того знают не только все спецназовцы, но даже чеченцы. Это все, что осталось от пятнадцати бойцов, начавших воевать во Вьетнаме[34]. Правда, еще один офицер группы остался в живых – где-то в Сербии живет капитан Славко Макараджич, а по-простому Слава Макаров. Но он давно не имеет никакого отношения к спецназу ГРУ.

Малый численный состав и богатый опыт скрытных боевых действий дают возможность группе передвигаться незаметно в самую глубину территорий, контролируемых боевиками. Ну если не контролируемых официально, то хотя бы контролируемых фактически. Федералы, конечно, здесь тоже иногда появляются. Если едут большими силами, никого не находят. Если едут ограниченным подразделением и кого-то ищут – находят их. Таких небольших территорий по Чечне разбросано много, особенно в южных районах республики.

В этот раз задача поставлена предельно четкая. Захватить или уничтожить полевого командира Анзора и его гостя, который всюду с Анзором следует, но на глаза местным жителям, в отличие от остальных боевиков, старается не показываться. Хотя полностью спрятаться невозможно, и его многие видели. И еще этот гость почему-то не носит оружия. Гостя, в отличие от Анзора, желательно взять живым, чтобы следственные органы имели возможность с ним побеседовать по душам. По данным радиоперехвата, имя Анзора часто проскальзывает в разговорах полевых командиров между собой, хотя личность его не такой величины, чтобы стать авторитетной. По некоторым данным, в отряд Анзора отправлялись или отдельные боевики, или просто гонцы с какими-то вестями. Все это требуется уточнить и привязать к обстановке.

Группу выбрасывают с вертолета чуть в стороне от зоны основного действия с запасом питания и со связью. То, что выброс проходил далековато, – естественно, Согрин сам определял место десантирования. Появление вертолета может кого-то навести на мысли о повышенной боеготовности, а это нежелательно. После выброски, когда вертолет даже земли не касается, а офицеры выпрыгивают с высоты трех метров – сразу длительный, без отдыха марш-бросок. Строго в указанном направлении. Прямо через лесистые, тяжелые для прохождения горы.

Изначально задача поставлена в двух вариантах. Первый – действие собственными силами, второй – если собственными силами справиться с задачей возможности не представится, разведка и разработка плана для усиленного подразделения, вызов такого подразделения и руководство войсковой операцией. Полковник, естественно, предпочитает первый вариант, и оба майора его поддерживают. Специфика работы спецназа такова, что меньшие силы чаще дают положительный результат, чем большое развернутое мероприятие. И вообще они всегда предпочитают надеяться только на самих себя. Друг на друга – это то же самое, что на себя...

В планшете у полковника Согрина три карты – стандартная армейская, плюс зимняя и летняя – карты космической съемки. Последние карты дают возможность проводить точный анализ изменений, произошедших в дислокации отряда Анзора.

С картами знакомятся накануне, прикидывают все возможности, вырабатывают маршруты, на которых никто не сможет их заметить. По крайней мере не должен заметить никто. Хотя действительность обычно преподносит сюрпризы не самого приятного характера. Но офицеры к сюрпризам готовы. Маршрут преодолевают без разговоров, на одном дыхании, практически не останавливаясь на отдых, за день и часть ночи. И только прибыв на заранее запланированное место, останавливаются на отдых до утра.

В республиканском управлении ФСБ им дали явку. Местный житель, который и посылал донесения о появлении невооруженного незнакомца. Конечно, как всегда бывает, дали с неохотой. Парадокс понимают все – этот человек нужен, чтобы поймать или уничтожить Анзора. Но боятся, что потеряют такого ценного агента. С одной стороны, если Анзора уничтожить, агент уже практически и не нужен. Тем не менее желают сохранить его инкогнито. Еле договорились... Но сразу отправиться к этому человеку не рискуют. Надо присмотреться. Понаблюдать со стороны. В ловушку угодить можно запросто. Само республиканское управление не всегда вызывает доверие. Слишком много там работает чеченцев, в том числе и бывших боевиков. И никто и никогда не сможет разобраться в тейповых[35] и прочих родственных отношениях, существующих в горской республике. Где-то у кого-то друг или родственник. Как не предупредить об опасности. Служба? Служба никогда не будет выше дружбы и тейповых интересов. Служба для того и создана, чтобы этим интересам служить. Вот потому спецназ предпочитает работать с региональными силовыми структурами. А если уж вынужден сотрудничать с местными, то свою безопасность не доверяет никому. Так Согрин и поступил. Он даже место высадки обозначил сначала одно – официальное и утвержденное планом оперативно-розыскных мероприятий, а потом, заглядывая в свою карту, пальцем показывал пилотам, куда лететь. Разница в полста километров в сторону усложнила, хотя и не удлинила, маршрут, но обеспечила безопасность. Может быть, даже спасла...

* * *

Рассвет застает группу на окраине села, уже успевшую выспаться. Устроились на небольшой горке, откуда открывается обзор местности. Все село не видно, но это место единственное, откуда можно наблюдать за большим его участком, оставаясь скрытым. Наблюдение с других мест позволяет постороннему наблюдателю, идущему или едущему по верхней дороге, то есть как раз с той стороны, откуда можно ожидать появления боевиков, обнаружить первого наблюдателя. Подставлять себя под случайность Согрин не хочет, тем более что группе не нужно сейчас просматривать все село. Их интересует лишь один двор. Дом посреди двора – большой, один из самых больших в селе. И наверняка не самый бедный. По крайней мере антенна спутникового телевидения есть только здесь. И провода тянутся из сарая не только к этому дому, но и к соседним. В сарае стоит дизельная станция. Вырабатывает электричество на собственные нужды. Электричество и соседям продается – проходящая в стороне ЛЭП дважды восстанавливалась, но снова подрывалась боевиками, и надежды на нее мало. Это все группа Согрина уже знает. Местный хозяин – человек уважаемый, авторитетный в селе, мечтающий развить большой бизнес в районе. Но полевой командир Анзор мешает его авторитету. Потому и работает уважаемый человек на республиканскую ФСБ. Анзор пришлый... Турецкий грузин... Местных не очень балует, да и в отряде у него остались почти одни наемники. Раньше, когда парни из села входили в отряд Анзора, он поддержку чувствовал более серьезную, сейчас времена переменились. Местных осталось, судя по сводкам, только трое. Остальные сгинули... Кто погиб, кто властям сдался. Но при этом оставаться дома не пожелал, потому что боится мести командира. А Россия большая, есть куда поехать и неплохо устроиться. В нынешние времена по стране много чеченцев разбросано... И мирных, и всяких... Эти «всякие» в особой цене. Их с удовольствием принимают там, где надо сильную поддержку иметь... А родители надеются, что уйдет Анзор и сыновья вернутся...

* * *

– Мне любопытно знать, – Сохно грызет травинку. – Наш контрагент имеет собственного пастуха?

– Чего? – не понимает Кордебалет.

– Две коровы и четыре молодых бычка... Это почти стадо... Куда их погонят?

– Видишь, за огородом участок огорожен. Там и пасут. Сажают, наверное, траву специально... – Согрин рассматривает двор в бинокль. Наблюдает, как женщины занимаются хозяйственными делами. Женщин в доме много. Вообще, наверное, семья большая. В таком большом доме должна жить большая семья.

Коров в самом деле выгоняют в огороженное поле за огород. Но мужчин пока не видно. Все делают женщины.

– Как он донесения посылает? – спрашивает Сохно и срывает новую травинку, разжевав прежнюю. – Не по рации же... Антенна у него только приемная...

– Через своих людей, – объясняет полковник. – У него здесь целая оппозиционная группа. Из тех, кому он работу дает... Магазин в селе ему принадлежит... За товаром его люди ездят...

– Мог бы и свой отряд создать, – делает вывод Кордебалет. – Давно бы уже повязал этого Анзора и нас бы не таскал в такую глухомань...

– Ты думаешь, у него нет отряда? – усмехается Сохно. – Его давно бы тогда без антенны оставили и без электричества. И не исключено, что именно его отряд опоры ЛЭП взрывает, чтобы электричеством торговать.

– Я тоже такое допускаю, – соглашается полковник. – И даже предполагаю... Потому Анзор его и не трогает, хотя конфликт, судя по всему, назревает... Местный хозяин побаивается открыто выступить... За Анзора могут командиры других отрядов встать. Богатая мафия против бедных боевиков – я много раз о таких делах слышал. Одни не лучше других. В боевиках остались почти одни наемники...

Они продолжают наблюдение. Полковник в бинокль за двором и домом. Кордебалет в бинокль за улицами села и подходами к горке, на которой они засели. Сохно за травой перед собой – сам, как молодой бычок, ищет, какую бы сорвать, чтобы погрызть... Ему что-то явно не нравится здесь, и он принципиально не желает принимать участие в осмотре села.

– Может, я схожу туда? – предлагает Кордебалет. – Утро раннее... Пробраться несложно... Огородами...

– Подожди... – полковнику тоже не по себе. – Если пойдем, то вечером, с темнотой...

– Собак пугать, – не соглашается Кордебалет. – Посмотри, какие псы гуляют...

По улице, как три былинных богатыря, прогуливаются, заняв середину дороги, три здоровенные кавказские овчарки. Раньше таких собак только во дворах на цепи держали. Теперь, когда многие хозяева уехали, собаки свободно гуляют. И кормятся чем придется... Злые и голодные. С такими уже доводилось встречаться в других чеченских селах.

– Почему мужчин во дворе нет? – спрашивает Сохно. – В других дворах появлялись, а в этом – ни одного... Я, конечно, понимаю, что домашним хозяйством заниматься – дело не для мужчины... Но хотя бы за глотком воздуха на крыльцо нос высунуть...

– Машина, командир... – Кордебалет трогает полковника за локоть.

Тот убирает бинокль. Озабоченно смотрит в направлении вытянутой руки майора. По верхней дороге, откуда просматривается все село, оставляя за собой шлейф пыли, на скорости едет «Нива». На перекрестке сворачивает в сторону села и выезжает на главную улицу. Здесь скорость чуть-чуть снижают. Собаки, видно даже издали, с ворчанием уступают машине середину дороги. «Нива» подъезжает сразу к наблюдаемому дому.

– Сейчас и мужчины появятся...

Во двор «Нива» не заезжает. Два человека, откровенные боевики, если судить по одежде и по оружию – один с автоматом, второй с ручным пулеметом, – выходят через правую дверцу. Значит, водитель остается за рулем. Первые проходят во двор. Из дома к ним выходят еще двое боевиков. А три человека выступают из двери на веранду. Разговаривают недолго. Гости быстро разворачиваются и уезжают.

– Нас здесь ждут... – Сохно и без бинокля все видит. И недобро усмехается. – Объятия раскрыть готовы... Гостеприимные, заразы, по-кавказски... Кто ждет, тот дождется... Я их навещу...

– Попозже, – усмехается и Согрин. – Попозже заглянем...

«Нива», все так же на скорости, удаляется в том направлении, откуда прибыла.

– Я согласен и попозже... – Сохно выплевывает разжеванную травинку. – Не люблю обманывать чьи-то ожидания... Меня мама с папой в детстве учили, что нехорошо людей обманывать... Они у меня были хорошие и умные. И я такой же... Я даже вежливый...

Он шмыгает своим многократно переломанным носом и улыбается. Кто хорошо знает майора, понимает, что кому-то эта улыбка предназначается. Но ответной она наверняка не вызовет...

– Значит, ловушка, – констатирует полковник. – Меня интересует важный вопрос: ловушка организована при помощи хозяина? Или кто-то сдал его, и Анзор взял на себя инициативу?..

– Разберемся... – Сохно высматривает новую аппетитную травинку и срывает ее. – Травы здесь хорошие... Сочные...

ГЛАВА 8

1

Тахир и Ширвани приходят следом за Термидором. И опять один следом за другим, как и уходили.

– Вместе гуляли?

– Нет.

Ширвани в общении краток. Он не рвется поговорить с командиром по душам или просто нарваться на похвалу. Вообще у Термидора такое впечатление, что этот чеченец считает себя выше командира. Впрочем, у чеченцев это частая манера общения. Они обычно держатся слегка высокомерно.

Ширвани передает список состоятельных чеченцев-бизнесменов, которые не желают делиться с боевиками прибылью. Все москвичи, осевшие здесь достаточно давно. Список подготовлен заранее не по команде Термидора, а по команде из-за границы. Это тоже организационные мероприятия, проработанные еще до приезда группы. Термидор склоняется над картой Москвы, определяя по адресам самые удобные варианты проезда. Чтобы не искать в незнакомом городе дом с бумажкой в руках. Он разрабатывает отдельный маршрут для каждого. Это его командирская обязанность.

Тахир держится скромно. С разговорами тоже не лезет, но и высокомерия не показывает. Он просто серьезный и молчаливый от природы человек. Садится на стул, а не у стены. Значит, усваивает уроки быстро.

Пын возвращается последним. Лицо по-прежнему невозмутимо и добродушно.

– Ты что так долго? – хмуро смотрит Термидор на китайца.

Настроение Термидора испортилось не от появления Пына, а от поведения Ширвани. Если хорошо знает Москву, то подошел бы, подсказал. Видит, чем командир занимается, и должен понять, как трудно ему, не знакомому с городом. Нет. Не подходит. И даже вопросов не задает. Отчужден. Ладно! Это ему тоже зачтется.

– Тер... Моя не могла дела делать...

Термидор встает из-за стола. Еще одна причина для плохого настроения. Он ожидал, что с простым заданием китаец справится без проблем. А когда плохое настроение накладывается на плохое – это может плохо кончиться...

– Рассказывай...

– Моя пошела туда... Там милиция полно... Один парень умерла... Слишком много черепа на себе носила... И народа стоит, смотрит... Люди любят, когда убивают... Интересно... Моя в салона хотела зайти, там тоже милиция... Капитана... Протокола писал... Потом салона закрыли... Капитана в машина села... Моя подошла, пальцем ткнула и протокола забрала... Вот...

Пын достает из-за спины папочку с бумагами. Кладет на стол, прямо на карту Москвы.

– Что-то случилось? – только сейчас спрашивает Ширвани.

Тахир молча поднимается со стула и подходит ближе.

Пын начинает рассказывать, как их хотели ограбить лысые парни в черных майках с черепами.

– Как продавщица сказала? – спрашивает Пын у Термидора. – Скихе...

– Скинхеды, – за командира отвечает чеченец. – Обычное дело. А дальше?

Пын переглядывается с командиром и продолжает рассказ.

– Тер здорово била их, – заканчивает он откровенной лестью, потому что в действительности бил в основном сам Пын, и оба это понимают.

Термидор почти чисто разговаривает по-русски. С ним хороший преподаватель занимался. Но читает он с трудом. И потому, как только рассказ Пына заканчивается, пододвигает принесенную китайцем папочку Ширвани. Тот принимает без слов, понимает, что он здесь владеет русским языком лучше всех. Начинает читать протокол. Термидор сразу записывает на отдельный листочек адреса девушки из салона и парня, который сидел за занавеской. И внимательно слушает все остальное. Естественно, ни девушка, ни парень не видели, что происходило на улице. Они беспокоились за своих покупателей, к которым скинхеды откровенно приставали, и потому вызвали милицию. Телефонный номер Термидор зарегистрировал по паспорту гражданина России, но жителя далекого дагестанского аула. Пусть там ищут. Однако теперь паспортом пользоваться нельзя.

– И трубку выбрось быстрее, – говорит Ширвани.

– Боишься, что они мне позвонят?

– Они найдут тебя и нас по трубке...

Для Термидора это новость. В его понимании Россия по уровню развития должна стоять гораздо ниже стран Ближнего Востока. Но он и там не слышал, чтобы по трубке могли найти ее обладателя.

– Они это могут?

– Без проблем! Хотя...

– Что?

Ширвани протягивает руку. Термидор вкладывает в ладонь трубку, понимая, что чеченец требует именно ее, и тот быстро вытаскивает из трубки SIM-карту.

– Так они не найдут. Без питания SIM-карта сигнала не подает...

– Это интересно. Расскажешь на досуге. Объяснишь... – не просит, а приказывает Термидор. – Теперь... эти... – он кладет руку на бумажку с домашними адресами девушки из салона и парня, ее гостя. – Они могут нас узнать...

– Они запросят Дагестан. Придет другая фотография. Это быстро делают. Вечером уже будет на руках... Поедут к девке. Она не опознает. Поймут, что паспорт фальшивый... Будет делать фоторобот...

Термидор хмыкает:

– Пын... Ты должен исправить свою ошибку. Если бы ты не убил, нас бы не искали...

– Моя нечаянно убила... Моя исправит...

Но бумажку со стола берет не Пын, а Тахир.

– Они знают Пына в лицо. Могут опять милицию вызвать. Лучше я сделаю. Меня не знают...

– Правильно, – соглашается Термидор и видит, как морщится на это Ширвани.

Это непроизвольное движение. Но Термидор человек наблюдательный. Замечает. И говорит себе, что Ширвани зачтется и это тоже...

Он смотрит на часы. Потом на Тахира.

– Основной работы я с тебя не снимаю... Бери одну из этих бумажек...

Тахир молча выполняет команду.

– Адрес... Смотри по карте. Метро «Юго-Западная». Дальше можно пешком.

– Я понял... – Тахир проводит пальцем по предполагаемому маршруту.

– Тогда – иди. Сначала эти двое. Потом основная работа... Не забудь про палец... Указательный... По дороге купи себе мобильник. Звони мне... Ах да, куда звонить... Но ты все равно купи. Позвони сюда на городской телефон. Запоминай номер...

Термидор поднимает свой указательный палец. Тахир кивает и уходит. Ширвани, повинуясь кивку командира, закрывает за ним дверь и возвращается к столу.

– Теперь твоя очередь. Бери бумажку...

– Там, в списке, – говорит Ширвани, – есть один человек... К нему трудно подобраться, он не ходит без охраны, и никто, кроме меня, не сможет с ним справиться...

– Серьезный человек?

– Миллионы долларов считает сотнями...

– Это серьезный человек!

– Я пойду к нему... Он меня обязательно примет. Он имеет к этому основания. Этот человек – мой «кровник», хотя не знает этого...

– Буду только рад... Не забудь про палец.

– Не забуду! – Ширвани отвечает зло.

Он находит нужную бумажку, чтобы не вышло путаницы, и уходит. Пын закрывает за чеченцем дверь и возвращается к командиру, поглядывая, как побитая собака.

– Вытаскивай адрес, – командует Термидор.

Пын вытаскивает и сразу склоняется над картой.

– За тебя ошибку исправляет Тахир. Но долг с тебя не снимается. Ты это понимаешь?

– Моя понимает... Моя принесет два пальца...

– Да... Ты принесешь два пальца... Вернее, даже три... Человека, который указан там, – Термидор тыкает пальцем в бумажку, которую Пын все еще держит в руках, – и Ширвани... Ширвани ты дождешься во дворе. Принесешь его палец и тот палец, который принесет он. Итого – три...

– Моя сделает...

У Пына очень добродушная и услужливая улыбка...

Сам Термидор собирается ехать по адресам. Ему необходимо посетить еще восемь квартир, чтобы дать задание каждому члену группы, а потом и самому поработать...

2

К окончанию рабочего дня на улицах Москвы творится такое, что даже Тобако на своем «БМВ», выполненном по спецзаказу Интерпола, с трудом пробивается через город по кривым московским улочкам, старательно избегая переполненных транспортом оживленных магистралей.

Тобако привозит Дым Дымыча с Пулатом, а сам сразу уезжает к генералу Астахову – необходимо поставить того в известность, что интерполовцы начали сотрудничать с группой «Пирамида» в Москве, следовательно, и «Альфа» должна быть в курсе, чтобы не помешать этому сотрудничеству и вообще стараться не ставить препоны «Пирамиде». Об этом договариваются сразу перед отъездом и согласовывают с Сережей, что стоит знать генералу, а чего знать не стоит. Естественно, Сереже хочется, чтобы «Альфа» ничего не знала о его группе. И он начинает торговаться. Но торгаш из бывшего спецназовца России и легионера Франции получается не слишком хороший. По крайней мере, бывший капитан ФСБ в этом качестве его превосходит, что и доказывает наглядно, сумев договориться почти по всем вопросам, которые обсуждались, в свою пользу и в пользу «Альфы».

Тобако уезжает.

– Я Серегу уже больше десяти лет не видел и, скажу честно, с трудом узнал, – говорит Пулат на лестнице, когда они с Дым Дымычем поднимаются в офис. В голосе его звучат неармейская нежность и любовь. Виталий, как всегда, если не предстоит немедленно действовать, беспечен и беззаботен, как солдат, о котором обязан думать батька-командир.

– Не сюсюкай, – рекомендует более жесткий по характеру Сохатый. – Твой Сережа давно не наш и чувствует себя не нашим... Я лично с такими всегда стараюсь держаться настороже...

– Да, не наш... Но и не их... У него теперь паспорт Гражданина Мира... – Это вызывает у Виталия чуть ли не восторг, который, впрочем, впечатления на Дым Дымыча не производит.

– Мы – это еще не мир... Это тоже надо понимать. Когда стране необходимо нечто делать в каком-то своем регионе, она не очень спрашивает сам регион. Главное, что это пойдет на пользу стране, а регион потерпит. Вот по этому принципу Мир пытается строить отношения со своими странами-регионами. И мне это не слишком нравится. Я всегда предпочитаю быть самим собой и жить сам по себе... И страна наша, думаю, испытывает те же желания...

– Тем не менее нам придется плотно поработать вместе с ними, – Виталий этому откровенно рад. – И лучше работать с младшим Ангелом, чем с кем-то неизвестным. Если бы не «Пирамида», нам бы не получить такой информации... И долго бы еще «Альфа» бегала за убийцами-пальцерезами, ничего о них не зная...

– Мы и сейчас ничего не знаем... – холодной фразой Дым Дымыч остуживает радужное настроение товарища и нажимает кнопку звонка.

Дверь открывает Александра.

– Сережа еще не уехал? – с порога интересуется «маленький капитан».

– С отцом разговаривает... Во второй комнате...

Сохатый с Пулатом проходят в офис и попутно стучат в дверь второй комнаты, приглашая Ангелов. Ангелы не заставляют себя ждать.

– Узнали что-нибудь?

– Узнали, – говорит Сохатый хмуро. – Дело плохо. Дома никого... Виталий вот с соседкой познакомился...

Пулат кивает.

– Вчера утром вашего связного увезли на «Скорой помощи». Острый приступ стенокардии... Дома сейчас никого... И никого не будет еще неделю... Жена в командировке на Дальнем Востоке, и никто не знает, как ее найти... Дети живут где-то далеко и ничего не знают тоже... Что будем делать?

– Нельзя ли кого-то другого посадить в квартиру? – предлагает Басаргин.

– Мне просто некого. Все заняты, – пожимает плечами Сережа.

– Не надо никого сажать, – говорит Дым Дымыч. – Это сделает милиция, если кто-то там останется, и довольно быстро... Полы скрипят неимоверно... На весь дом... Мы обошлись меньшим неудобством. Тобако у нас старый взломщик, а в машине у него всегда связка отмычек. Вскрыли квартиру. Пришлось Виталию сбегать и купить программируемый аппарат. Андрей переадресовал все звонки на наш номер.

– То-то сейчас кто-то звонил и милым голосом тетю Люсю спрашивал, – смеется Доктор, словно Ниагарский водопад в гигантский жестяной тазик падает. – Мне пришлось сказать, что это я – тетя Люся. Только я отпустил себе бороду, и потому у меня чуть-чуть изменился голос...

– Должны спросить Егора... – Сережа пишет на листе бумаги номер. – Назовите этот номер. Пусть перезванивает. А мне пора...

– Еще есть интересное сообщение... В сводке МВД... Один дагестанец и, предположительно, китаец или вьетнамец купили сотовый телефон. Прямо в салоне к ним пристали скинхеды. Вышли на улицу. Скинхеды повели свои жертвы в соседний сквер. Продавец салона знает, чем такие дела заканчиваются, и вызвала милицию. Только после этого она сама вместе с парнем, который зашел к ней в гости и тоже наблюдал происходящее, решили выйти. Они застали семерых скинхедов в бессознательном состоянии, один убит. Двое умудрились убежать. Виновники – дагестанец и китаец – исчезли. Расправа произошла за те несколько секунд, которые потребовались девушке, чтобы позвонить в милицию. По данным ментов, оружия не применялось. Только руки... И, наверное, ноги... Номер сотового телефона, приобретенного дагестанцем...

Доктор переписывает номер на лист бумаги.

– Это могут быть люди из группы Термидора, – говорит Сережа. – Надо проверить номер...

– А я что делаю... – Доктор уже вводит в спутниковую программу номер недавно приобретенного мобильника. Программа через несколько секунд дает сплошной гудок. Номер спутником не найден. Доктор повторяет набор. Результат прежний...

– Бывает такое, что только-только покупают трубку, а она уже не работает? – интересуется Доктор и оглядывает всех. Никто ему не отвечает.

Тогда Доктор включает спикерфон на городском телефоне и набирает номер. Басаргин заглядывает через мощное плечо Доктора в табло и видит, что тот звонит Астахову.

– Слушаю, – генерал отвечает сразу.

– Добрый день, Владимир Васильевич. Гагарин беспокоит. С Тобако вы уже поговорили?

– Почти. Он сейчас у меня. В странное положение вы нас ставите со своим младшим Ангелом...

– Он вам привет передает... Рядом стоит и прекрасно вас слышит... Но я звоню по другому поводу... Вы не смотрели текущие сводки МВД? Загляните...

– Сейчас, включаю компьютер... Что там интересного?

– Скинхеды попытались напасть на двух парней – один дагестанец, второй похож на китайца. Эти парни изуродовали их голыми руками за несколько секунд. Одного убили. Возможно, это наши подопечные...

– Мало ли у нас специалистов по мордобитию...

– Дело началось в салоне сотовой связи. Дагестанец только-только купил телефон. Я попытался отыскать его через спутник. Телефон не определяется. Они сообразили, что их могут через телефон найти... И «вырубили» SIM-карту...

– Подождите, – сердито говорит генерал. – У меня компьютер тоже загрузился... Вы до конца сводку прочитали?

– Вроде бы...

– Через два сообщения... Следующее... Капитан милиции, что допрашивал продавщицу салона... Садился в машину, когда кто-то подошел к нему и ударил... Капитану показалось, что только коснулись затылка... Он потерял сознание. Протокол исчез... Это в трех шагах от остальной следственной бригады... Что за наглость такая! Так... Капитану показалось, что он видел человека азиатской внешности... Я понял. Что вы предлагаете?

– Я прошу вас взять под контроль запрос в Дагестан по поводу фотографии, хотя сомневаюсь в ее подлинности, и прошу взять под охрану продавщицу салона и того парня, что был с ней. Они свидетели. Более того, они могут опознать убийц. И протокол взят для того, чтобы узнать их адреса.

– Я понял. Посылаю людей по адресам... Будем фоторобот делать. Хоть какая-то зацепка... Спасибо, что так оперативно позвонили...

Генерал отключается, а Тобако откидывается на спинку кресла и смотрит на Сережу.

– Что? – спрашивает тот.

– Хотел бы я встретиться с этим дагестанцем или с китайцем... Лично...

Теперь к городскому телефону садится старший Ангел. Тоже включает спикерфон и набирает другой номер, и не менее решительно, чем это делал Доктор. Басаргин опять заглядывает через плечо. Плечо у старшего Ангела не худенькое, но и не такое объемное, как у Гагарина. Номер видно сразу – Алексей звонит в ГРУ полковнику Мочилову.

– Юрий Петрович? Добрый день. Ангелов беспокоит.

– Приветствую тебя. Каким ветром?

– Товарищ полковник, дело такое... В Чечне из лучших боевиков сформирована группа террористов, умеющих убивать голыми руками. Сейчас группа в Москве. Запросите по своим каналам информацию. «Альфа» по своим уже работает... Нас интересует состав этой группы. В том числе и национальный состав. В частности, китайцы и дагестанцы... Я, конечно, понимаю, что это все... Но вдруг да что-то имеется... Хорошо бы посмотреть имеющиеся досье на боевиков, спецов по «рукопашке»...

– По китайцам, Алексей Викторович, я могу тебе кое-что сказать... Но это не телефонный разговор. Приезжай... Мы про эту группу знаем... Но отследить место сбора не смогли... Приезжай. По остальному я отправлю запрос... Какой период тебя интересует?

– Настоящее время.

– Жду.

– Пулатов подъедет. У меня сын ненадолго объявился... Я пока побуду с ним...

– Хорошо, жду Пулатова...

Старший Ангел отключает спикерфон и смотрит на сына точно так же, как смотрел на него только что Доктор. Сережа не понимает.

– Что?

– Я тоже хочу встретиться с дагестанцем и китайцем... И с другими... Ты должен обеспечить нам встречу. Хотя бы за то, что мы согласны отпустить Термидора... до поры до времени...

3

Жевать травинки Сохно надоедает быстро. Все-таки он не молодой бычок...

– Сколько человек у Анзора? – спрашивает, шевеля плечами, разминая спину.

– По донесениям, оставалось двенадцать-тринадцать, – говорит Кордебалет.

– Пятеро из них в деревне...

– Ты уверен, что это люди Анзора? – полковник не спрашивает, он сам размышляет.

– Да могут быть и люди хозяина, – неохотно соглашается Сохно. – Надо проверять... Но те, что приезжали на «Ниве»... Эти кто?

– Эти, может быть, люди Анзора... Могут они вместе работать?

– Сомневаюсь... Не вижу причины огород городить... Надо проверять...

– Как проверишь?

– Магазин... – подсказывает Кордебалет.

– Что – магазин? – Согрин настораживается.

– Давайте так соображать... Женщины в доме работают, а мужчины во двор не выходят... Что это может значить? – Кордебалет показывает пальцем в сторону далекого двора.

– Не выпускают?

– Вполне вероятно... Если бы просто расстреляли, женщины не вели бы себя так спокойно... Скорее всего закрыли в подвале и велели сидеть молча... Еще... Кто-нибудь видел, чтобы в чеченском селе в магазине была женщина-продавщица?

– Я видел, – говорит Сохно. – Но большей частью мужики...

– Магазин дает основную прибыль... Доверит хозяин это дело в чужие руки?

– Нет. Постарается поставить кого-то своего. Хотя... Село – много родственников... Может, как старший родственник, доверить это дело младшему... – Согрин сомневается.

– Мы ничего не теряем. Это одна из возможностей проверить. Посмотреть, работает ли магазин. Если он работает, это еще ничего не значит. Если не работает, это решающий фактор. Все становится на свои места.

– Где здесь магазин?

– Обычно бывает в центре села. Отсюда не видно.

– Я схожу на тот склон, – решает Сохно и выплевывает очередную травинку. – Гляну...

Полковник смотрит на противоположный склон, по которому проходит дорога.

– Ладно, только осторожнее...

– Я попробую отсюда подстраховать. Далековато, я не снайпер, чтобы с такого расстояния работать, но можно попробовать... – Кордебалет снимает чехол с оптического прицела «винтореза». Рассматривает в «оптику» противоположный склон. – Да... Подстрахую...

И он подкручивает винт прицельной планки на необходимый указатель расстояния. Планка поднимается больше чем наполовину, поднимая одновременно и оптический прицел. Кордебалет снова смотрит и кивает себе. Настройка его устраивает.

– «Подснежник» подключи, – уже в спину майору говорит Согрин.

И подключает свой, вставляет наушник в ухо и крепит микрофон. Кордебалет делает то же самое. Наверное, Сохно тоже, но его уже не видно за деревьями. Такую мелочь он в состоянии завершить на ходу. И в самом деле, через минуту в наушнике раздается его хрипловатый голос:

– Рапсодия. Я Бандит. А ниже трава еще лучше...

– Бандит. Я Рапсодия. Только бодаться без нас не начинай...

– Я постараюсь... Никто не скажет, во сколько магазин обычно открывается?

– Сельская местность... Здесь свои порядки... Открывают, когда хотят, и закрывают так же...

– Придется ждать. Не уснуть бы. Буду храпеть, будите без «винтореза»...

Проверка связи проходит вполне буднично.

* * *

Как Сохно ходит – уму непостижимо. Согрин долго и внимательно смотрит без бинокля. Простой житель села, от нечего делать рассматривая склон, не будет таким внимательным. А полковник изучает участок за участком, начиная с того, где майор должен выйти. И не видит его. Мелькает даже мысль, что Сохно где-то застрял, что случилось нечто непредусмотренное... Но тогда бы они что-то услышали... Не тот майор человек, который даст кому-то убрать себя без звука. Хоть стон, хоть вздох... Тишина в эфире.

Наконец какое-то движение... Показалось, или что-то действительно промелькнуло? Да... На песочно-коричневом фоне зелено-коричневый камуфляжный костюм. Полковник поднимает бинокль и ловит в окуляры фигуру майора. Хорошо идет, прикрываясь редкими кустами и камнями от взглядов снизу. Сверху он, к сожалению, заметен. А если противник появится неожиданно, то обязательно сверху.

– Контролируй дорогу...

Кордебалет долго выбирает наиболее удобную позу, пристраивается с «винторезом» среди камней, которые служат хорошим бруствером. Наконец замирает, смотрит в прицел и говорит, от винтовки не отрываясь:

– Под приглядом...

Сохно на их слова не реагирует. Знает, если при разговоре не упоминается позывной, то они обращены не к нему. В бинокль хорошо видно, что он часто вертит головой, осматривается. Осторожности Сохно не занимать. Он со своим адским терпением может несколько километров ползти, от земли не отрываясь, чтобы остаться незамеченным. Два противоположных качества – осторожность и беспрецедентная наглость – составляют основу боевого характера Сохно. Может подойти незамеченным к самому настороженному часовому и шокировать его предельно наглой выходкой. Например, показать нож и попросить оселок – лезвие подточить... Так обычно и делает. И «берет» часового на этот самый нож... А потом сам веселится от того, что получается. Впрочем, противникам майора обычно бывает не до смеха.

Выбрав удобное место, Сохно залегает. Согрин, глядя в бинокль, одобряет его выбор. Удобно устроился и даже слегка подкопал для себя ножом углубление. Боком к камням привалился. Эти камни защищают от поверхностного взгляда сверху. Хотя, если присмотреться, заметить можно. Будь на майоре старая советская форма, он был бы здесь совсем невидимым. Или пустынный, или специальный горный «камуфляж». Но в комплект обмундирования входит один лесной. И с этим приходится мириться. В самом деле, не потащишь же с собой в рейд запас одежды на все случаи жизни. И не будешь переодеваться в день по четыре раза.

* * *

– Командир... – голос Кордебалета слегка встревожен. – Выше Сохно на два часа[36]... Что-то блеснуло на склоне... Я не найду...

Он шарит по склону прицелом, но прицел мало приспособлен для обнаружения цели. Прицел саму цель выхватывает и показывает четко. Но, чтобы выхватить ее, цель следует найти. Эффект тот же, когда экскаватором пытаешься поднять с земли мелкую монетку и не смешать ее с зачерпнутой ковшом землей.

Согрин сразу переводит бинокль со двора, за которым он по-прежнему наблюдает, на склон горы. Но перед этим привычно оглядывает склон невооруженным глазом. Определяет место, которое выбрал бы сам для наблюдения. Место находится. И не одно. И полковник начинает прощупывать эти места метр за метром. Наблюдателя он определяет не сразу. Сначала пробегает мимо, потом что-то останавливается в памяти, и бинокль возвращается назад. Есть... Голова над камнем... Только макушка... Длинные волосы по ветру раздувает. Но вот голова поднимается, и показывается бородатое лицо. К глазам поднимается бинокль.

Куда он смотрит?

На деревню? На двор, который только что сам полковник рассматривал?

Нет... Угол не тот...

Он Сохно рассматривает... Заметил майора.

– Бандит! Я Рапсодия. Не шевелись. Тебя рассматривают... Наблюдатель наверху, на склоне горы... Смотрит в бинокль... – Голос полковника спокоен. А почему ему быть не спокойным?.. Ничего еще не произошло... И похуже положение бывало...

– Прыгун... – Согрин не отрывается от бинокля и потому обращается к Кордебалету через «подснежник». – Ищи его в прицел... Сможешь снять?

Кордебалет и так ищет. Полковник перебирается ближе к майору. Показывает направление рукой.

– Вон там... Видишь?

Прицел переходит чуть левее.

– Не вижу...

– Да что ты...

Полковник опять поднимает бинокль. Смотрит теперь чуть в сторону, назад... В самом деле, нет наблюдателя. Да где же он?.. Только что там был...

– Может быть, там, за камнями, лаз или углубление, – предполагает Кордебалет, понимая, что и Согрин потерял противника из вида. – Бандит! Я Рапсодия. Наблюдатель ушел. Должно быть, торопится сообщить. Выбирайся... Что там с магазином?

– Я Бандит. Замок шестипудовый на двери... Никто не подходит. Даже люди проходят мимо. Словно знают, что магазин не откроют.

– Выбирайся... В темпе...

– А если я попробую забраться?

– Куда?

– На склон... Туда, где наблюдатель был...

Согрин понимает мысль майора сразу.

– Действуй. Они скоро подъедут... Я достать не смогу... Для «калаша» далековато, Шурик «винтом» поддержит... Много их быть не может...

Сохно поднимается в полный рост и быстро, не прячась уже от взглядов из села, перебегает выше, к дороге, потом еще выше, по склону. Но он не забирается высоко, туда, где сидел наблюдатель. Находит каменное укрытие метрах в двадцати от дороги, садится на колени и начинает прилаживать к своим пистолетам кобуры[37]. Должно быть, нашел оптимальную позицию.

– Бандит! Я Рапсодия. Наблюдатель может вернуться на свое место. Будь осторожен...

– Я Бандит, пусть Шурик «крышу» прикроет...

Кордебалет согласен.

– Я Прыгун... Постараюсь...

ГЛАВА 9

1

Сережа уже встал в дверях, прощаясь со всеми, когда новый телефонный звонок вернул Доктора за стол. Включается спикерфон.

– Слушаю... – Доктор басит чуть торопливо.

– Здравствуйте. Я хотел бы поговорить с Егором...

Доктор взмахивает своей большущей ладонью, Сережа торопится к аппарату и снимает трубку. Спикерфон автоматически отключается.

– Hi, John, it I... We searched for you... I shall tell at a meeting... You can call through one hour to me on «mobile phone». Well. I wait for a bell... Write down number... It is urgent? I listen... So... So... I in a rate of an affair... Has understood... We already are engaged in it... Well... I wait for your bell[38]...

Сережа не хочет разговаривать при всех. Это очевидно. Но он очень рад, что его агент наконец-то добрался до него. Всем лицом сияет. Наступило, наверное, большое облегчение после часов напряжения и ожидания. Он называет свой номер и кладет трубку. Оборачивается и выдерживает длительную паузу. Интерполовцы молча ждут.

– Могу вас поздравить... Дагестанец, которого сейчас разыскивают, был сам Термидор! – сообщает Сережа торжественно. – У него несколько паспортов, французский и дагестанский известны. Какие есть еще, Джон не знает. У всех членов группы по пять паспортов.

– Приятно это услышать, – изрекает Доктор Смерть так, будто поет полковая труба. – И почему я не пошел в скинхеды?.. Возраст, что ли, не тот... А то бы побеседовали. Может, себе бы пару паспортов добыл. А то с одним по нынешним временам прожить трудно...

– Джон просит защитить продавщицу из салона и ее парня. Тер приказал убить их. Но сделать это следует как-то аккуратно. Чтобы самого Джона не подставить. Может, вывезти их, спрятать где-то... В Штатах есть такой закон – о защите свидетелей... Пора такой и в России иметь...

– Можно договориться через генерала Астахова, – предлагает Басаргин. – Пусть по телевидению в хронике преступлений сообщат, что были убиты свидетели преступления, совершенного днем. Ведется следствие, и все... Коротко, но это даст основания сбить их со следа... Я сейчас позвоню ему, пусть свяжется с пресс-центром городского МВД.

– Это было бы прекрасно... Лучше, если дать такую сводку на несколько каналов. Итак, я прощаюсь... Спасибо всем, – младший Ангел слегка кланяется. – Не знаю, как я смог бы обойтись без вашей помощи. Скорее всего не смог бы... Еще раз спасибо... Как только поступит первое донесение от Джона, я сразу звоню вам. Ваш телефон не прослушивается?

– Он на контроле.

– Хорошо. Я поспешу...

– Я отвезу тебя, – говорит старший Ангел. – Жалко, Пулат не успел с тобой попрощаться...

– Мы еще обязательно увидимся. Со всеми...

Он пожимает всем руки, в том числе и Александре, вышедшей на общий разговор в коридоре, и выходит первым. Отец за ним...

– Скромный залетный жук, – мрачно смотрит исподлобья Дым Дымыч. – Копается в нашем российском дерьме и молча делает собственные выводы... Для кого, любопытно, они предназначены?.. При нас даже по-английски говорить постеснялся... Собственные интересы... И ни за что не подпустит нас к своему Термидору. Вот помянете мое слово...

Одна только Александра смотрит на Сохатого с укоризной. Басаргин с Доктором его понимают и поддерживают. Они привыкли к более открытому сотрудничеству. Хотя в самом начале «Альфа», помнится, тоже не очень-то допускала интерполовцев в свои дела, считая, что охраняет государственные интересы. Только потом наработались совместные методы, дополняющие друг друга. Да и то срабатывает это не всегда... Если помощь Интерпола не требуется, «Альфа» стремится, чтобы ее действия не попадали в международные сводки... Это повышенная скромность, и в народе называется она нежеланием выносить сор из избы...

* * *

Возвращается Пулат и очень расстраивается, что не застает Сережи.

– Твой маленький друг сам еще больше расстроился, что не попрощался с тобой, – обычно жесткий в отношениях, Сохатый внезапно начинает утешать его. – Но клятвенно обещал еще увидеться... Обязательно...

– Какие вести от Мочилова? – сразу спрашивает Доктор. – Надеюсь, он дал тебе все адреса, с полными биографиями и с фотографиями анфас и в профиль... Вся группа в полном объеме... На групповом снимке Термидор, наверное, устроился в центре?..

– Хуже... Юрий Петрович попытался завербовать меня работать на ФБР...

– А кто сейчас у них главнее? ФБР включили в состав ГРУ или ГРУ присоединили к ФБР?

– Во времена Ельцина это было бы возможным и естественным – я просто удивляюсь, как этого не сделали... Сейчас с подобным труднее. Потому просто вербуют...

– А если серьезно? – прекращает словесную пикировку Басаргин.

– А если серьезно, то некоторое время назад с подачи НЦБ, не поставившего нас в известность, хотя это напрямую касается нашей деятельности, и ФСБ, которая принципиально не хочет нас информировать, спецназ ГРУ просили провести в Чечне операцию – захватить или хотя бы обезвредить одного человека, который отправлялся в известную очень приблизительно точку. Было названо несколько примерных маршрутов, которыми этот человек должен пойти. И известно было три места, из которых он мог выйти. Все три маршрута были блокированы. И перехватили сразу трех боевиков, подходящих под описание. Одного человека блокировала группа полковника Согрина, это был некий китаец... Он не дался живым и взорвал себя... Еще двое были ликвидированы после короткого боя бойцами ОМОГ подполковника Разина. Не чечены... Тоже какие-то азиаты... Все в одну ночь... Как показалось, все три боевика шли в одну точку. Все они были иностранными наемниками. Нечаянно удалось проследить еще один момент. Тогда же ФСБ совместно с тремя парнями из ФБР проводила какую-то строго засекреченную операцию, к которой близко не подпустили спецназ ГРУ. Даже для охранения... Но один из штатных снайперов группы Разина рассматривал их на тропе в оптический прицел. Почему-то, кстати, не стрелял... При этом находился достаточно близко, чтобы разобрать эмблему на рукаве одного из российских офицеров. И какую эмблему он там увидел? Кто мне скажет?..

– Я скажу, – посмеивается Басаргин. – «Управление антитеррора „Альфа“ ФСБ России». Большая буква «А» поверх кинжала, в середине нарукавного знака.

– Саня, – вскидывает руки «маленький капитан», – я и не знал, что ты подрабатываешь у Разина снайпером... То-то, думаю, ты все в какие-то командировки гоняешь... Говоришь, во Францию, а сам туда, в Чечню, в родимую...

Басаргин доволен. Он опять оказался прав в своем предположении.

– Я просто сопоставляю известные мне факты с поведением генерала Астахова и прихожу к выводу, что он знает гораздо больше, чем говорит нам... Несравненно больше... И прочно завязан во всей этой истории, что уже предполагает его нежелание подпускать туда нас.

– Я тоже, только с другого конца прихожу к такому же мнению, – говорит Тобако. – Он идет впереди нас на шаг и предпринимает конкретные действия уже тогда, когда мы только мысленно приходим к их необходимости. Но Виталий не закончил, я вижу...

– Не закончил... Самое интересное в том, что на маршрут уходили трое сотрудников ФБР, а вернулись вместе с альфовцами только двое... Снайпер наблюдал это в тот же прицел... О чем нам может говорить этот факт? Догадываетесь?

– Только о том, что вводили в группу Термидора не сотрудника ФБР, хотя и с помощью ФБР, а оперативника «Пирамиды», – делает вывод Басаргин. – Того самого, которого зовут Джоном. И я при этом не исключаю факта двойной работы Джона. На младшего Ангела и на генерала Астахова. Иначе «Альфа» не полезла бы туда. Им всегда нужен конкретный результат, и работать с закрытыми глазами они ни за что не пожелают. Это подтверждает и тот факт, что генерал так лояльно, я считаю, отнесся к нашему сообщению о «Пирамиде». Он обязан был воспринять это в штыки и уж по крайней мере доложить своему руководству. А он докладывал, Андрей?

– Он даже ничего не записывал, – говорит Тобако. – Демонстрировал слабое неодобрение, и все... Ну разве что после моего ухода поспешил, но я не думаю. Вроде бы не собирался, потому что его начальство и так все знает.

Басаргин начинает традиционную прогулку от двери до окна и обратно.

– Вот все и встало на свои места... Только я в данном случае не совсем уверен в том, что младший Ангел знает о двойной миссии своего агента. «Пирамида» умышленно действовала через ФБР, чтобы не афишировать себя. Как вы думаете, должны мы ему сообщить об этом?

– Конечно, – сразу решает Пулат. – Мы же работаем вместе и должны друг друга информировать...

Басаргин с Доктором смотрят на Виталия с некоторым сомнением.

– Ни в коем случае, – имеет свое мнение Дым Дымыч. – Он нам не слишком много сообщает. А зачем нам подставлять и себя, и «Альфу» и лишаться возможного источника информации.

– Кто тут говорит об источнике информации? А? Если я правильно понял, ты хочешь добраться до агента и провести третью вербовку? – спрашивает Доктор.

– Да, я хочу, чтобы ты подключил на прослушивание телефон младшего Ангела. Тогда мы сможем без лишних проблем выйти и на агента.

– Давайте сначала хорошо продумаем этот шаг, – предлагает Басаргин. – Настолько ли он нам необходим, чтобы нарушать инструкции, предписанные самим генеральным директором.

– А я не получал таких инструкций, – говорит Доктор и ставит на стол кулак, словно стукает им. Но даже когда не стукает сам Доктор, это делает кулак за счет собственного веса.

– То есть? – Басаргин не понимает.

– Я получал инструкции по поводу женщины, назвавшей нам пароль «L'index»... Она звонила, мы ее не контролировали... Инструкцию мы выполнили полностью... О младшем Ангеле не было сказано ни слова. Он, появившись у нас, никакого пароля не называл. И даже по телефону не называл...

– Резонно, – соглашается Басаргин. – Если придерживаться буквы закона, то ты полностью прав.

– Это непорядочно, – фыркает, как кот, Пулат.

– Это оперативная необходимость, – говорит Тобако. – Единственно меня смущает, что у него трубка с антиопределителем. Сможем мы такую прослушать?

– Я с этим уже сталкивался, – говорит Доктор. – Мы сможем контролировать звонки ему, но не можем контролировать, куда звонит он. То есть мы даже будем слышать разговор, когда он позвонит. Но не разберем номера, потому что номер набирается с его трубки и антиопределитель блокирует сигнал для «ушей» спутника. Там такая хитрая система... Хотя, если подумать, можно и это перебороть... Код блокиратора можно определить при его звонке нам, а в дальнейшем заблокировать сам код... Но тогда он заблокируется и для других звонков, и это может Сережу подставить... Попробуем обойтись без этого...

– Делай! – решается Александр.

2

У полковника Согрина появляются круги вокруг глаз. Не от усталости, а от окуляров бинокля – так сильно он прижимает к себе оптический прибор напряженными в ожидании руками. Когда сам не можешь действовать с такого расстояния, невольно напрягаешься и нервничаешь. Самому оказаться на месте Сохно было бы для Согрина проще, чем дожидаться продолжения с дистанции.

Кордебалет, когда оборачивается, видит лицо полковника и смеется.

– На себя посмотри... У тебя у самого под глазом синяк от окуляра...

Майор трет глаз. Он в самом деле устал смотреть. Расслабление в несколько секунд кончается быстро.

– «Нива» едет... Та самая... – говорит полковник и поднимает бинокль.

Он не успевает еще как следует рассмотреть машину, когда слышит слабый звук выстрела «винтореза» и слышит в наушнике «подснежника»:

– Бандит, я Прыгун, «крыша» поехала... Не думал, что достану... Но он хорошо высунулся... – Спасибо, Шурик, я вижу...

Согрин переводит бинокль выше. Наблюдатель желал вернуться на свое законное место, но делал это слишком открыто. Кордебалет все же нашел его. Сейчас труп боевика слегка сполз и стал хорошо виден издали. Наверное, и с дороги его можно заметить, но для этого следует покинуть салон машины. Пусть покинут... Это именно то, что надо Сохно и Кордебалету.

– Прыгун, машину не повреди, – предупреждает полковник. – Бандит хочет покататься...

– Я Бандит... Понял... Обожаю кататься...

– Я Рапсодия. Работайте без меня, я контролирую двор и дом... В доме выстрелы услышать не должны... Если выйдут во двор – хуже...

Он переводит бинокль на нужный дом. В окнах никого не видно. Во дворе по-прежнему ходят женщины. Две – пожилая и молодая, почти девочка – сидят на крыльце, разговаривают. Они должны выстрелы услышать. Чеченские женщины не хуже мужчин знают, что такое выстрелы. Но как они поведут себя? Сообщат об этом боевикам, засевшим в их доме? По идее, не должны, потому что те скорее всего взяли в плен их мужчин. Женщинам не могут нравиться пришельцы. А если сообщат, если те начнут готовиться, это будет прямым указанием на то, что хозяин заодно с боевиками Анзора.

Кордебалет переводит прицел на приближающуюся к нужной точке «Ниву». Но дважды еще за короткое время поднимает его на верхний уровень – на всякий случай. Вдруг там второй наблюдатель объявится... Второй не объявляется... Должно быть, с личным составом в банде проблемы, потому что для любой засады верхняя точка – важнейшая, и ее контроль может решить дело. Сейчас же верхней точкой становится майор Сохно со своими двумя пистолетами Стечкина. Сколько человек может быть в машине?

Тянутся секунды... Тянутся...

Машина приближается... Теперь они едут не на такой высокой скорости, как раньше. Должно быть, боятся спугнуть. Высокая скорость всегда предполагает спешку. Сейчас боевики спешку показывать не желают. Они сами себя видят крадущимися кошками. И не понимают при этом, что выдают себя таким образом. Если раньше ездили на высокой скорости, если они привыкли так ездить, то изменение характера езды привлекает к ним больше внимания, чем обычный способ.

Тянутся секунды... Тянутся...

Машина приближается...

Она останавливается прямо над тем местом, где недавно прятался Сохно. Чем «Нива» плоха в боевой обстановке – из нее невозможно выскочить сразу всем пассажирам. Сразу выскакивают только водитель и боевик с правого переднего сиденья. Еще трое только неуклюже выбираются... И среди них человек в гражданской одежде... Первые двое уже стоят у края дороги, рыская стволами автоматов в поисках цели. Подходят и трое остальных. Смотрят и никого не видят. Оборачиваются к наблюдателю, но рассмотреть его распластанное тело Сохно им не позволяет. Он стреляет сразу с двух рук поочередно. Одновременно с его выстрелами дважды стреляет Кордебалет. И у машины остается только один человек – в гражданской одежде.

Сохно спрыгивает. Только два прыжка, и он у дороги. Рассматривает единственного противника. Тот принимает какую-то стойку, словно предлагая попробовать силы в рукопашной. Сохно ухмыляется и стреляет ему поочередно в каждое колено. Человек падает.

Кордебалет наблюдает все это в прицел «винтореза». Не самый удобный бинокль, но смотреть лучше, чем невооруженным глазом. Убитых боевиков Сохно оставляет на дороге, человеку в гражданском наспех, и не очень заботясь об обезболивании, перевязывает колени, чтобы остановить кровотечение, стягивает руки за спиной и загружает его на переднее сиденье «Нивы». Что-то объясняет, постукивая по лбу стволом пистолета, как учитель постукивает указкой тупого школьника. Должно быть, ученик оказывается не слишком тупым, по крайней мере соображает, как себя вести. И потому Сохно садится за руль. «Нива» срывается с места и теперь уже мчится на привычной для себя скорости.

Полковник Согрин проявляет выдержку. Ему тоже очень хочется посмотреть, что на дороге делается, но у него другой объект наблюдения, не менее важный для дальнейшего действия. Кроме того, полковник уверен в боевых качествах Сохно, которого, в дополнение, поддерживает «винторез» Афанасьева.

Женщины сразу услышали выстрелы. Они умеют отличать выстрелы от выхлопа двигателя трактора. Две на крыльце поднялись. Всматриваются в склон горы, но им оттуда не видно происходящего на дороге. Оборачиваются на дверь, обмениваются короткими фразами. К ним подходит третья женщина, до этого пропалывавшая огород, и четвертая, чем-то занимающаяся в углу двора, рядом с большим каменным сараем. В руках у этой женщины большая корзина. Полковник пытается рассмотреть, что в этой корзине. Но бинокль слишком слаб для этого. Показалось, что в корзине посуда. Зачем носить по двору столько посуды? Нет. Показалось. Женщины беседуют. В фигурах беспокойство. Опять оглядываются на дверь. Но в дом не идут. После непродолжительного разговора две возвращаются к прежней работе: одна – в огород, вторая прячется в углу за сараем. Корзину с собой уносит. Две снова садятся на крыльцо. Возможно, они надеются, что идет помощь. Согрин читает ситуацию именно так.

Полковник убирает бинокль. Он уже невооруженным глазом видит, что по дороге мчится «Нива».

– Я Рапсодия. Бандит, как дела?

– Вашими молитвами... Везу пленного...

– Спускаемся... Садимся быстро... И сразу к дому... Будь внимателен на перекрестке... Там может быть пост. Когда машина ехала в первый раз, они там задерживались...

– Я понял...

Сам перекресток отсюда не виден. Тем более его не видно снизу, с пыльной дороги, вбегающей в село с крутого пригорка, словно падающей. Кордебалет уже готов, ждет командира. Направление давать не надо, и так ясно, но Согрин все же привычно указывает рукой. Привычка работает независимо от обстоятельств. Быстрый спуск идет через лес, через поваленные стволы, которые приходится перепрыгивать – когда-то здесь полосой прошла буря и повалила много деревьев, плохо уцепившихся за каменистую почву. Потом, не снижая темпа, через орешник, пытающийся ухватиться за одежду. И к дороге, уже с максимальным вниманием, через открытое место.

«Нива», совершившая на пригорке прыжок и оставляющая за собой шлейф пыли, похожа в этот момент на машину участника ралли. Дополнительные фары, установленные в раме на крыше, подчеркивают это впечатление. Разница в том, что машины на ралли бывают с номерами и часто с разрисованным кузовом.

Сохно тормозит. Левая фара и подфарники разбиты, на крыле неглубокая, но обширная вмятина.

Согрин с Кордебалетом открывают правую дверцу. На сиденье – пленник. Смотрит на них с насмешливым презрением. Ноги перевязаны окровавленными тряпками – остатками чьей-то камуфлированной куртки. Сохно с пленником не церемонится, он ничего не говорит, только сильно прижимает того спинкой к передней панели, освобождая место для посадки на заднее сиденье. Пленник стонет, но молчит.

Согрин с Кордебалетом устраиваются.

– Пост на перекрестке? – спрашивает полковник, имея в виду разбитые фары и вмятину.

– Да... Пришлось остановиться и пристрелить... Чтобы не мучился... Выбежал на дорогу, автоматом машет. Я даже притормозить не успел. Еле вывернул, чтоб в стекло мне не влетел...

– Он хотел сказать вам, что вы все покойники, – на чистом русском языке, совсем без акцента говорит пленник. – И зря вы не захотели его выслушать...

На слова пленника внимания не обращают. Въезжают в село. Людей не видно. Навстречу идет только одна женщина. Сворачивает на обочину, уступая машине место. Сохно сбрасывает скорость и тормозит рядом с женщиной. Открывает дверцу.

– Здравствуйте... – его не слишком привлекательное лицо старательно излучает приветливость.

Женщина останавливается, смотрит, чуть прищурив глаза, подходит ближе.

– Здравствуйте, – говорит с сильным акцентом. – А вы кто?

И осматривает машину. Она отлично, должно быть, знает эту машину, знает, и кому она принадлежит.

– Я майор российской армии, – отвечает Сохно. – Что тут у вас творится? Анзор безобразничает?

– Ой, и не говорите... Вы не ездите туда. Их там человек тридцать, а то и больше... Понаехали...

– Откуда столько? У Анзора всего чуть больше десятка, – удивляется Сохно.

– Пришлые, пришлые все... Большая банда...

Пленник вдруг взрывается длинной тирадой, поднимает связанные руки, словно замахивается. Но женщина не понимает, на каком языке он говорит. Связанные руки пленника только больше язык ей развязывают.

– А этот вон... За главного у них... Он командует... Они вон в том доме сидят, где антенна-тарелка. Хозяина и всех мужчин в подвале закрыли...

– В самом доме или в сарае? – полковник соображает вдруг, что одна из женщин в самом деле носила в корзине много посуды. В сарай носила...

– Я не знаю...

– Спасибо. Вам лучше дома закрыться. Здесь могут стрелять, – советует Сохно и закрывает дверцу.

– А я не боюсь... У меня два сына у Рамазана Кадырова служат, – отвечает она, но все же спешит к своему дому. Он предпоследний на улице.

Сохно не торопится тронуться с места. Оборачивается, встречается взглядом с Согриным и Кордебалетом. Все прикидывают ситуацию про себя и не спешат выложить ее при пленнике.

– Что там за группа? – спрашивает, наконец, Согрин.

– Сдаваться хотим... Решили сложить оружие... – пленник смотрит вдоль улицы в надежде, что кто-то выйдет из ворот дома, где сидит его группа, и заметит машину.

– Разворачивайся, – приказывает полковник. – Выезжай за сопку. Там лес не густой...

Сохно не надо повторять приказ. «Нива» тем и хороша, что развернуться может на небольшом пространстве. Оставив новый шлейф пыли, они быстро покидают опасное село. Уже в лесу останавливаются. Дальше не проехать, начинается тот самый бурелом, через который они пробирались, спускаясь с точки наблюдения.

– Толя, займись пленником... Он хочет поговорить откровенно... Он обещает много рассказать, – приказывает полковник. – Шурик, наверх, за мной, разворачивай рацию...

Рация в группе миниатюрная, не больше ноутбука, но сильная. Кордебалет сразу, опережая командира, направляется вверх, на ходу снимая с плеч ранец рации. Согрин еще присматривает, как Сохно заботливо выводит из машины пленника, с трудом передвигающего простреленные ноги, и ставит того к дереву, чтобы было обо что опереться. А сам садится на поваленный ствол ели, вытаскивает длинный нож и демонстративно принимается со старанием и любовью оттачивать его. Начинается психологическая обработка, дальше эта обработка включит в себя вербальное воздействие. Полковник ухмыляется, зная, что допросы Сохно проводить умеет. И догоняет Кордебалета, который уже развешивает по веткам антенну.

– Связь желательно не со штабом операции... Сумеешь связаться со штабом группировки?

– Думаю, без проблем... Они всегда сидят на приеме...

– Отправляй с категорией «срочно»... Запрашивай, кто есть поблизости боеспособный... Где-то, я слышал, в этих местах работал спецназ ВДВ... Может, их не успели еще вытащить?..

Кордебалет настраивает рацию.

А сам Согрин поднимается выше, на прежнее место наблюдения, вытаскивает из футляра бинокль, устраивается поудобнее и начинает снова и с большим вниманием изучать каждую деталь двора, который уже осматривал, казалось, тщательно...

Здесь предстоит серьезно работать...

3

Прощание с отцом проходит спокойно и без долгих разговоров. А что особенно хорошо – без нравоучений на тему отношений человека и Родины. Сережа этого больше всего боялся. Но – обошлось...

– Вот здесь останови... Дальше я пройду пешком...

Это «дальше» звучит двояко. Может означать и то, что дальше проехать нельзя, и то, что он просто желает чуть-чуть ноги размять, и то, что не желает, чтобы другие увидели, как его подвозит отец, и то, что он не желает показать отцу местонахождение офиса... Отец может выбрать из множества то, что ему больше по вкусу. А уж за вкус отца младший Ангел отвечать не может.

Сережа выходит из машины за квартал от дома, где они устроили квартиру-офис, и улыбается на прощание – уже с улицы. Улыбка его несколько грустная.

– Я скоро позвоню тебе... То есть всем позвоню, но считай, это персонально тебе... Как только Джон передаст первые данные. А завтра, надеюсь, увидимся...

– Жалко, что мы не в одной команде, – отвечает отец и поворачивает ключ зажигания.

– Но хорошо, что мы не в противоборствующих командах...

Сережа несильно захлопывает дверцу, под провожающим взглядом отца долго идет по тротуару, потом между домами сворачивает во двор. К сожалению, приходится маскироваться даже от отца. От этого Сережа испытывает чувство стыда, но чувство долга сильнее этого простейшего бытового понятия. Тем не менее неприятная тяжесть на душе остается. Словно он отца унизил и оскорбил.

Переждав несколько минут во дворе, чтобы отец уехал, Сережа возвращается на улицу. Естественно, сначала выглядывает. Серебристого «Гранд Чероки» не видно. А младший Ангел, как опытный оперативник и к тому же бывший спецназовец, в первый же день изучил ближайшие к дому дворы. Просто на всякий случай. Он всегда так делает в любой стране. Пути возможного отхода надо предвидеть. И Сережа знает, что зашел не в проходной двор. Он это умышленно сделал, на случай, если отец будет его искать. Зашел в непроходной двор – значит, здесь... Простейшая логика. Не должен отец подозревать его в обмане, который происходит в действительности.

Лифт в доме старый и скрипучий. Сережа видел, что через два подъезда идет ремонт. Там лифт меняют, догадался он по оборудованию. Наверное, будут менять и в их подъезде. Но это произойдет позже, когда самого Сережи уже не будет в Москве, а где он будет – пока не знает никто.

Дверь на звонок открывает Селим. Руки-шарниры взлетают и опускаются, взлетают и опускаются, но слов Селим произнести не может. Он возмущен. Из комнаты-кабинета выходит Таку.

– Мы уже собирались звонить...

– Зачем?

– Тебя разыскивать...

– Я разве говорил, что уезжаю на пять минут? – Сережа хорошо собой владеет. Он демонстрирует искреннее удивление и непонимание.

– У нас непонятные неприятности... – Таку традиционно хладнокровна и сдержанна. Самурай, а не женщина... Только катану ей за плечо подвесить да несколько метательных «звездочек» на пояс...

– Что?

– На связном телефоне отвечает какой-то хам, – говорит Селим. – И меня передразнивает. Егора там нет... Номер мы набираем правильно... Что могло случиться с Егором?

– Его вчера утром увезли в больницу с приступом острой стенокардии.

От такого сообщения даже Лари встает в растерянности из-за компьютера.

– И что теперь? – спрашивает Лари. – Операция сорвана? Как мы найдем Джона?

– Джон скоро позвонит. Я разговаривал с ним... Может, кто-то угостит меня фирменным чаем?..

Настоящий зеленый чай в группе умеют заваривать все, кроме Сережи и Джона. Они пытались научиться, но их попытки признаны неудачными. В странах, где существует культ зеленого чая, знают, что заварку нельзя заливать кипящей водой. Если вода уже закипела, в нее следует добавить чуть-чуть сырой и холодной. Или просто не дать воде закипеть. Но с сырой водой чай имеет свой привкус. Ни Сережа, ни Джон так и не смогли выучить пропорции добавки. И потому всегда просят других. Черный чай и кофе они давно не пьют, поддерживая общее настроение группы.

Селим, успокоившись внезапно, как всегда внезапно возбуждается, уходит на кухню заварить чай.

– Как ты нашел Джона? – спрашивает Таку.

– Он сам нашел меня. Я вынужден был вступить в информационный контакт с интерполовцами.

– Это была необходимость?

– Это была необходимость. Насущная... Без этого операция провалилась бы. Они проверили квартиру Егора по своим каналам и очень быстро. И сменили там телефонный аппарат на программируемый. Теперь звонки поступают на их телефон. Джон туда звонить больше не будет. Вечером интерполовцы просто зайдут в подъезд, отключат на щитке на пару секунд электричество, и в аппарате возобновятся установки «по умолчанию».

– Это плохо.

– Когда «плохо» приводит к единственному положительному результату, оно становится синонимом слова «хорошо». Я взял ответственность за контакт на себя. Не произойди этого, результат был бы не в нашу пользу. Они сами вышли на группу Термидора и могли бы сорвать нам дальнейшие планы. По крайней мере уже намеревались...

– Откуда у них могут быть данные?

– А как они вычислили меня? – вопросом отвечает Сережа на вопрос Таку. Она таким ответом удовлетворена, согласно кивает.

– Да, я тут еще поискала данные на этого Басаргина. Он путем анализа творит чудеса... Мне просто завидно, и я ревную... Хотела бы у него поучиться.

– Этому можно выучиться?

– Частично. В основном это от природы – интуиция и, как следствие, умение выбрать именно тот факт, который нужен. Но остальное – сопоставление и сам анализ – этому учатся. Чаще на практике... Решая детские головоломки...

Селим возвращается, приносит чай. Он делает все вроде бы так же, как Таку, а у него вкус чая получается иной. Не лучше и не хуже – просто иной... У Лари получается третий напиток. Сам Лари говорит, что вкус чая зависит от характера человека, его заваривающего.

Чай пьют молча, с наслаждением. Это ритуал.

Джон звонит, словно чувствует, когда звонить следует – только последняя пустая чашка ставится на поднос, как в кармане младшего Ангела начинаются движения корпуса трубки, срабатывает виброзвонок. Сережа ждет звонка только от Джона и потому торопится, вытаскивая трубку.

– Записывай адрес... – Джон сразу приступает к делу. Говорит по-английски. Так ему удобнее, не надо терять время на подбор слов. – Там живет Термидор и мы, трое простых боевиков... – он диктует, а Сережа записывает на трубку. У него трубка с памятью на тридцать минут разговора. Нажимаешь сбоку кнопку, начинается запись, отпускаешь, запись прекращается. – Остальные адреса я не знаю. Мне сегодня поручено отрубить палец московскому чеченцу. Записывай его адрес... – Сережа снова нажимает кнопку. Трубка записывает. – Принимай меры... Сегодня на всех выделено по одному чеченцу... Понимаешь... Завтра будет разговор об этом... А послезавтра будет разговор о том, что чеченцы мстят таким же образом... Конфликт будет разрастаться, как снежный ком... Что с теми двумя – из салона связи?

– Нас подстрахуют.

– Кто?

– «Альфа».

– Хорошо. В страховке они аккуратно работают. Ты выходишь с «Альфой» на связь сам?

– Нет. Через Интерпол.

– Хорошо. Это даже лучше.

– Твои планы?

– Я сажусь «на хвост» Термидору... Надо узнать другие адреса... И как можно быстрее...

– Не надо. Ты заметный... Это сделаем мы...

– Отпадает... Таку и Селима вычислили в аэропорту. Плохо работали... Лари не определили. Он кого-то встретил с рейса. Потому его и пропустили... Это опытные волки... Очень опасны... Присматриваются к каждому лицу и запоминают подозрительный взгляд. Один Лари не справится... Он не оперативник...

– А тебя они знают лучше, чем Таку и Селима... Где выход? Что предлагаешь?

– Предлагаю единственный вариант – я все же работаю... Другого пути не вижу...

– Местные силы?..

– Они уберут Термидора... Он нужен нам, для них он опасен...

– Я, кажется, договорился насчет этого, объяснил...

– Тем не менее они сделают так... Долгая игра опасна для политиков... Политики заставят все сразу обрубить. Я с альфовцами общался при выводе. Там, в Чечне... Знаю ситуацию... Начальство старается не допустить никакой игры...

– Рискуем?

– Рискуем. Мы всегда рискуем... Кто не рискует, тот не выигрывает... Прямо сегодня. Будьте готовы по моему звонку приступить к ликвидации.

– Хорошо, Джон. Я надеюсь, все пойдет как надо... Мы ждем звонка... Будем готовы...

ГЛАВА 10

1

Сохно поднимается в гору. Лицо виноватое... И даже не пытается скрыть свои шаги, хотя обычно передвигается тише кошки. Полковник Согрин оборачивается на звук. Видит лицо майора.

– Что? – вопрос даже не словами произнесен, а обозначен поднятием подбородка.

– Он умер... Мы только говорить начали... Я первый вопрос задал, он упал и умер. Словно по собственной воле...

– Яд?

– Я воротник проверял... Там чисто... И изо рта не пахнет[39]... Умер, просто приказав себе умереть... Видел бы ты его взгляд. Он знал, что умирает, на небо посмотрел, под ноги посмотрел, вздохнул и умер. Остановил сердце, и все... Это всякие восточные хитрости... С перепугу... Я сразу заметил, как он на нож смотрел, когда я точил. Его тогда уже зафилармонило...

– Что его?..

– Зафилармонило... Испугался, значит, потрясываться стал... Не любит, наверное, падла, когда его на кусочки режут... Это все не любят, кто сам так делает. И потому от других ждут. Перестарался я, перепугал... Он и того... Показал свое умение...

– Я слышал про такое. Надо иметь очень сильную волю и уметь концентрироваться. Этот выход, кстати, предусматривается во многих восточных единоборствах... Документов при нем, конечно, нет?

– Нет. Я сразу посмотрел. И на дороге никого с документами не было. Документы должны быть у Анзора. Хоть маленькая, но гарантия, что не сбегут от него. Сейчас многие командиры так делают... Слишком часто в последнее время бежали...

Поднимается от рации Кордебалет. Тоже шаги не скрывает, хотя ходить скрытно умеет не хуже Сохно.

– Я достучался до штаба группировки. Спецназ ВДВ вчера сняли из соседнего района. Сейчас неподалеку только ОМОГ подполковника Разина. Но с ними уже прошел сеанс связи. Следующий завтра. Однако они двигались в нашем направлении. Предлагают поискать Разина через «подснежник». Но не знают диапазона. Просто пощелкать регулятором – всего тридцать шесть щелчков... Вдруг да захватим...

– У Разина позывной?..

– Волга...

– Поищи... Отсюда, сверху. «Подснежник» штука странная... Вершины любит...

Кордебалет вытаскивает из кармана коротковолновую рацию размером с портсигар. Вместе с наушником и микрофоном это и есть то, что называется «подснежником». Поправляет наушник в ухе и микрофон около рта. Говорит громко и монотонно:

– Я Прыгун. Вызываю Волгу... Вызываю Волгу...

В наушнике тишина. Даже не слышно, как дышит Сохно, потому что «подснежник» Сохно настроен на другой диапазон волн. Кордебалет ждет несколько секунд, потом переключает указатель на одно деление по часовой стрелке.

– Я Прыгун. Вызываю Волгу... Вызываю Волгу...

Еще одно переключение.

– Я Прыгун. Вызываю Волгу... Вызываю Волгу...

– Кто-кто там меня ищет? – вдруг отзывается в наушнике знакомый голос. – Я Волга... Не понял корреспондента...

– Волга, я Прыгун, здесь Рапсодия и Бандит. Срочно нужна помощь...

– Привет, Шурик... Дай мне Рапсодию...

Согрин и сам уже услышал разговор Кордебалета и подходит. Смотрит на рацию майора и переключает свою на тот же фиксированный диапазон. Сохно повторяет переключение.

– Здравствуй, Волга. Я Рапсодия. Как слышишь?

– Как будто ты мне в ухо, товарищ полковник, кричишь... Что за ситуация?

Согрин разговаривает и одновременно раскрывает планшет, чтобы заглянуть в карту.

– Нахожусь в квадрате «сто девятнадцать». Ты далеко?

– Сейчас сориентируюсь... – должно быть, и Разин раскрывает свой планшет. – Нашел... Мы на подходе. В каком ты месте?

– Главенствующая высота.

– Понял. Через десять минут, если постараемся, будем у тебя.

– Гони быстрее... У нас уже была стрельба... Пока без последствий. Но здесь в селе засела сильная группа. Больше тридцати человек.

– Откуда столько? Таких групп давно не было...

– Не знаю... Что-то необычное готовят.

– Врубаемся в бросок. Жди через пять-семь минут...

Согрин убирает ото рта микрофон и считает вслух:

– Нас трое. У Разина, если правильно помню, девять человек. Двенадцать против тридцати... Расклад нормальный... Справимся... Для спецназа ГРУ это считается обычным раскладом. Почти равенство сил. Разве что небольшое преимущество... Не в количестве, а в качестве подготовки.

* * *

– Идут со стороны перекрестка, – говорит Кордебалет.

– Так далеко слышишь? – удивляется Сохно.

– Нет. Вычисляю. С любой другой стороны им потребовалось бы не меньше часа... Где невозможно пройти, требуется потратить время, чтобы пройти, – изрекает Кордебалет цитату из собственного лексикона. Но цитата эта, как все понимают, может касаться только спецназа ГРУ, потому что другие благоразумно обходят места, через которые невозможно пройти.

– Да, пожалуй, что так, – соглашается Согрин, откладывая бинокль.

– Конечно, только так... Я про другое, – усмехается полковник. – Двор все рассматривали... Большой каменный сарай через двор от крыльца...

– Помним, – подтверждает Сохно.

– Может там тридцать человек расположиться?

Пауза на раздумье долго не длится.

– Им что, в доме места мало? Мне кажется, все там поместятся...

– Там какая-то особая обстановка. Я не все понимаю... Но в этот сарай носят еду. Только одна посуда занимает большую корзину... Это что-то значит?

– Разин идет, – говорит Кордебалет и поднимается навстречу подполковнику, следом за которым подтягиваются бойцы его группы.

– Где вы «Нивой» разжились? – пожимая руки бойцам группы Согрина, спрашивает тот.

– «Бандиту» надоело пешком ходить. Отобрал у Анзора...

– Рэкетиры, – обзывается Разин. – Обложили бедных боевиков непомерной данью... Ладно. Приступим к делу... Кажется, я знаю, что за группа собралась в селе... Мы захватили пару человек, которые должны были быть отправлены куда-то сюда. Потому и сами здесь оказались... К сожалению, мы не успели основательно допросить пленных. Их вывезли «шмелем»[40]... А в прокуратуре пока еще допросят...

* * *

Обстановка заставляет спешить. Если бы не вынужденная стрельба на дороге и не захват машины, можно было бы подождать хотя бы до того времени, когда группе боевиков, расположенных, согласно косвенным наблюдениям Согрина, в сарае, понесут обед. Это было бы подтверждением версии, и строить планы стоило бы, исходя из такой диспозиции противника. Но кто-то есть и в доме... Можно было бы и темноты дождаться, чтобы забраться сначала незамеченными в дом, потом – уже из самого дома – атаковать сарай.

Однако времени отпущено предельно мало, и потому действовать приходится в спешке, основываясь на предварительных планах, уповая больше на неожиданность, чем на расчет.

– Я пошел, – говорит вдруг заместитель Разина майор Паутов.

– Приспичило, что ли? – спрашивает Сохно.

– Посмотри... – майор показывает на дорогу, идущую через село.

Два боевика вышли из дома и вразвалочку, как ковбои, направляются в сторону перекрестка.

– Часового менять...

– Я его уже сменил, – уточняет Сохно.

– Это мы видели. А я этого сменю вместе с разводящим...

– Не бегай, – говорит Разин. – Снайперы, ваше дело. Сразу за селом... До перекрестка не пускайте...

Старший лейтенант Парамоша нюхает толстый ствол своего «винтореза» и поднимается. За ним отправляется лейтенант Сокольников. Они не отходят далеко. Сверху дорога хорошо просматривается. И приходится ждать, когда часовой с разводящим минуют сельскую улицу. На это уходит пять минут. Снайперы возвращаются.

– У нас в запасе максимум полчаса, – решает Согрин. – Часовых начнут искать. Раньше едва ли спохватятся. За полчаса мы должны подготовиться. Хорошо, собак не видно. Но могут выскочить... У вас же арбалетчик, кажется, есть...

– Есть, – подтверждает Разин. – Капитана Решетникова уже почти официально произвели в живодеры...

– Там три собаки гуляют, – напоминает Сохно. – Пару еще успеет снять, а третью... Придется мне на себя брать...

– Ты на машине едешь, – решает полковник. – Есть спецы по собакам?

– Справимся... – Паутов готов и с собакой схватиться. – Не впервой...

Вообще-то технологией борьбы с собакой владеют все спецназовцы. Этот курс обучения вошел в обиход еще во времена афганской войны, когда много беспокойства доставляли громадные среднеазиатские овчарки. В Чечне пришлось столкнуться с кавказскими овчарками, которые среднеазиатам ни в чем не уступают. Сам принцип активной защиты основан на том, что собака при нападении старается схватить за то, что выставлено вперед. В этом случае по возможности защищают предплечье левой руки. Перед прыжком собаки выставляют предплечье и втискивают глубже в пасть. Правая рука захватывает шею собаки и прижимает ее к себе, а предплечье в это же время отдавливает назад голову. Таким образом ломается шея животного. Встреч с собаками никто не любит, но полностью избежать их невозможно.

– Значит, так... Две группы выдвигаются параллельно. Одна по улице под заборами, вторая огородами. Координируйте скорость через «подснежники»... На огородах есть возможность застрять. По снайперу в каждую группу... Учтите, не все местные жители к нам лояльны, как встречная женщина. В случае чего, снайперам стрелять... Мы обязаны подойти тихо...

– Сделаем, – соглашается Разин.

– Мы втроем выезжаем на машине, как только вы сообщите, что вышли на позицию... На звук двигателя из дома выйдут боевики. Кто пойдет к нам – наши. Остальные – ваши. Но главная забота – большой сарай... Жалко, с нашей стороны не видно, какая там дверь...

2

– Вот такие наши хреновые дела...

Доктор выключает запись разговора младшего Ангела с Джоном и начинает сердито отстукивать по столу пальцами тревожную барабанную дробь. Этот нервный стук никому не доставляет удовольствия, потому что сам Сережа только что позвонил и сообщил, что у него состоялся разговор с Джоном. Джон обещает ему разведать все адреса, где расквартированы члены террористической группы. Сережа назвал один адрес, по которому стоит уже сегодня ждать нападения на московского чеченца, кандидата на отрезание указательного пальца. Просил через Астахова защитить этого человека и обеспечить дезинформацию, защищающую самого Джона от подозрений.

К тому времени была уже подготовлена для прослушивания и запись со спутника, но Доктор не включил ее сразу, потому что Басаргин начал звонить генералу со следующей просьбой о подготовке дезинформации. Генерал сухо пообещал выполнить, но сухо настолько, что Басаргин, как только положил трубку, предположил без труда:

– Генералу уже позвонили без нас... Тот же Джон... И дал этот адрес. Владимир Васильевич даже не потрудился повторить адрес, который он якобы записал, потому что он у него уже записан. Доктор, включай...

Они прослушали запись разговора дважды, и теперь почему-то все смотрят на старшего Ангела.

– Переводить никому не надо? – спрашивает Тобако, общепризнанный полиглот, который даже по-татарски и по-чеченски чуть-чуть разговаривает и в совершенстве ругается по-грузински, потому что до Москвы был резидентом Интерпола в Поти.

– Поняли, – за всех мрачно отвечает Дым Дымыч.

– Ты нас «на понял» не бери... – Пулат начинает ходить по кабинету в подражание командиру, а Басаргин в это время сидит за столом. – Значит, Сережа нам не слишком доверяет... Так получается? Ангел... Ты что на это скажешь?..

– Я другого и не ожидал, – вместо старшего Ангела говорит Тобако. – «Альфа» держит свои секреты, «Пирамида» – свои. Мы тоже не все и всем выкладываем. Я считаю это нормальной рабочей обстановкой. И не стоит суетиться. Просто ты, Виталий, привык считать младшего Ангела ребенком, который находится под покровительством взрослых спецназовцев. А он давно уже воин, идущий своей тропой...

– Я думаю, Андрей прав, – все же говорит старший Ангел. – У Сережи своя жизнь, и мы не вправе ожидать от него полной откровенности с нами только по причине его близкого родства со мной. И давайте сразу отметем вопрос о корректности и некорректности поведения «Пирамиды» или нашего подсектора. Мне кажется, здесь вообще не стоит такой вопрос. Следует действовать так, как мы находим нужным, потому что мы выполняем свою работу и с нас спрашивается именно за ее выполнение. И потому я предлагаю сразу включаться в поиск и вести Термидора одновременно с этим Джоном. Кстати, самого Джона неплохо бы определить тоже. Хотя бы для того, чтобы избежать возможного конфликта.

Тобако явно старается смягчить неприятные минуты Ангелу. И умышленно проводит аналогии, которые не совсем подходят к существующему моменту.

Доктор поднимается:

– У меня машина заправлена...

Пулат тоже готов к работе.

– Мне кажется, командир должен сидеть в кабинете и заниматься координацией нашей работы... Коллектив меня поддерживает?

– Поддерживает, – кивает Сохатый со смешком. Он уже понимает, к чему клонит «маленький капитан».

– В таком случае я убедительно прошу командира выделить мне на время проведения оперативно-розыскных мероприятий свой персональный транспорт...

Басаргин тоже усмехается и протягивает Виталию ключи. Доверенность у Пулата давно уже есть... Оглядывает остальных.

– Приступайте. Руководит операцией... Ангел...

Все понимают, что это тоже поддержка. Потому что Тобако и Доктор имеют более прочный статус в Интерполе, а Ангел, Пулат и Сохатый еще недавно были простыми волонтерами[41] и только недавно переведены на штатные должности...

* * *

Термидор опять чувствует опасность.

В воздухе какие-то флюиды мелькают, не означая ничего конкретного, и даже мешают сосредоточиться. Но Термидор не может определить, откуда опасность пытается подкрасться...

Может быть, квартира вызвала чье-то подозрение? И кто-то желает прямо сюда нагрянуть? Это для Москвы, как говорят, обычное явление. Отлавливают незарегистрировавшихся иностранцев...

Может быть, на улице ждет какая-то неприятность? На улице неприятность может прийти всегда и в любом виде, если не умеешь избегать ее. Сегодня днем произошла именно потому, что он, Термидор, не пожелал смирить свою гордость и убежать. Результат говорит сам за себя. Надо учиться избегать уличных опасностей. В принципе это то же самое, что пользоваться при переходе улицы сигналами светофора.

Хотя, может быть, это просто перед пробной работой пришло предстартовое волнение, которое он принимает слишком всерьез? Такое волнение приходит к каждому. А когда долго не работал на этом уровне, оно неизбежно. Но бороться с этим можно. Надо просто над собой посмеяться и расслабиться. Однако не терять при этом головы. Рассматривать работу как экстремальный вид спорта... Такое тоже можно... Это даже помогает сосредоточиться и придумать что-то оригинальное...

Но квартиру так и так пора покидать. Он сворачивает карту. Стопочкой вкладывает в нее мелкие листочки с адресами обреченных на отрезание пальца чеченцев. И выходит из квартиры. Закрывает металлическую дверь на оба замка и стоит перед ней около минуты. Словно соображает, не забыл ли чего. Потом уверенно кивает сам себе и пешком поднимается вверх. Дыхание не подводит. С таким дыханием грех пользоваться лифтом. Термидор вообще не любит пользоваться этим похожим на гроб ящиком, потому что никогда не можешь твердо знать, кто встретит тебя за открывшимися автоматически дверями. На верхнем этаже, рядом с закрытой на тяжелый замок дверью лифтной шахты, – еще одна дверь. Здесь совсем простой и небольшой замок. Термидор справляется с ним одним ударом кулака, правда, слегка раскровянив при этом руку. Но звук в подъезде прошел короткий и невесомый, который не может жильцов потревожить.

Чердак... И сразу видно, хотя свет идет только через небольшие слуховые окна, где находятся другие выходы. Сами окна располагаются против этих выходов. Термидор, ступая осторожно, чтобы не услышали хруста шлака под ногами жители верхних этажей, которые этого обычно не любят, проходит к двери в другой подъезд. Пробует дверь. Нет, прочная. С той стороны закрыта всерьез. Идет к следующему подъезду, потом еще к одному и находит-таки открытую дверь. Теперь спокойно вниз. На лестнице осмотреть себя и отряхнуться, потому что на чердаке пыльно и испачкаться можно, даже не заметив этого.

И – во двор... Там воздух уже не дневной горячий... К вечеру атмосфера приятная... даже лучше, чем в пустыне, где с заходом солнца песок моментально остывает и бывает прохладно.

Там он осматривается. Нет, не замечает опасности, хотя флюиды вьются вокруг головы, вьются, кожу на затылке слегка покалывая...

Термидор выходит на улицу, смотрит в одну и в другую сторону, словно не решаясь, в каком направлении ему двинуться. Потом идет...

* * *

Вся бригада работает с переговорными устройствами. Это не спецназовские «подснежники», специально приспособленные, чтобы освободить для оружия руки. Это обыкновенные трубки, чуть больше размером, чем сотовые. Пару километров охватывают радиусом связи. Обычно этого хватает. Кроме того, в отличие от «подснежников», переговорные устройства мало внимания обращают на помехи и прекрасно работают даже в метро. А это важно при проведении слежки.

– Внимание! Вижу его... Вышел из другого подъезда. Осторожничает... Напряжен... – сообщает Тобако, разглядывая Термидора из машины в боковое зеркало заднего вида. Зеркало управляется собственным электроприводом. Но поворачивается медленно, плавно. Как раз так поворачивается, чтобы можно было хорошо рассмотреть идущего человека издали. – Ангел, принимай своего «кровника»...

– Вижу его...

Ангел стоит у столика возле трейлера, торгующего всякой невкусной всячиной. В руках хот-дог. Включенное переговорное устройство лежит на столике. За соседним столиком жуют что-то парень с девушкой. Слышат голос из переговорного устройства, слышат ответ Ангела, но он на них внимания не обращает. Кто вообще обращает внимание на чье-то мнение, если необходимо работать!..

Встать у трейлера и занять себя – необходимость... Обычно Ангел брезгует есть такие продукты, потому что знает, насколько они, грубо говоря, отравлены... Точно так же, как не позволяет себе пить пришедшие с Запада всякие cola и прочее такое же. О здоровье он всегда печется. Но сейчас даже такое себе позволяет, чтобы выглядеть естественнее, чтобы размазаться в толпе и стать неузнаваемым. И со скучной физиономией жует булку с сосиской и кетчупом. Он не смотрит на Термидора прямо, но прекрасно видит его «рассеянным взглядом». Это эффект специальной тренировки, позволяющий охватывать сразу большой сектор. Таким образом Ангел долго не теряет Термидора из вида и определяет его направление движения.

– Сохатый! Твой сектор... Принимай... Андрей, выходи за спину Дым Дымычу. Дальше заступаем я и Пулат. Там два направления. Будем контролировать. Вы сразу перемещайтесь дальше.

– А я? – слышится голос Доктора.

– А ты в своей колымаге слишком заметный... Держись в стороне для более серьезных дел, – предлагает Ангел, тут же с демонстративным удовольствием бросает в высокую урну только чуть-чуть откушенный хот-дог и лишь раскрытую, но неопробованную бутылку «Фанты» и направляется к своей машине.

– Ангел... Он мимо меня прошествовал. Быстрым шагом. В сторону станции метро. Добрось меня сразу туда. Я его внизу встречу...

– Выходи к дороге... Я как раз успею... Видел кто-нибудь Джона?

– Я, похоже, вижу парня из «Альфы», – говорит Тобако. – В машине передо мной... Но... Нет... Просто похож... К нему женщина садится... Уезжают... Я тоже поехал... На позицию...

– Джона вычисляйте, Джона, – настаивает старший Ангел. – Он должен быть, судя по всему, из нацменьшинств, как вся группа... Может, чеченец, может, китаец, может, негр...

– Я вижу какого-то странного азиата... Около базарчика... Купил арбузик... Маленький... Отрезает кусок... А сам смотрит в спину Термидору... Сплюнул, арбуз оставил на скамейке... Идет за ним... Торопится... – докладывает Пулат из машины Басаргина.

– Сам Термидор где? Видишь?

– От меня не видно – в толпе затерялся. Его Тобако «ведет»... Я дальше проезжаю...

– Андрей?

– Да-да... Я на месте... Просто идет по улице... Стоп... Остановился, оглядывается... Заходит в павильончик. Там... Там салон связи... Будет трубку покупать... Новую... Кто свободен? Доктор! Как он выйдет, забеги в салон... Я вижу сквозь стекло... Оформляет документы... Ангел останавливается у бордюра. Дым Дымыч быстро проходит прямо через газон и легко перепрыгивает через трубчатое ограждение. Открывается дверца.

– Поехали...

– Сейчас в метро народу много... Легко потерять... Может, с собой кого-то возьмешь?

– Разве что Доктора... От него здесь толку мало... А там он сверху увидит...

– И его увидят... Бородатый, волосатый... На всю жизнь запомнят...

– Я согласен, – говорит Доктор в переговорное устройство. – Меня используйте там, где Смерть нужнее... Как раз – чтобы на всю жизнь запомнили... Я пока займусь салоном связи. А потом отыграюсь, когда кулак надо будет приложить.

Доктор не обижается, что его не подпускают к работе филера. Он отлично понимает, что филер из него никакой. Не бывает филеров с такой заметной внешностью. Но применить свои силы он желает. И знает, где они могут сгодиться. В любой группе захвата он кадр ценный.

– Туда нас тоже не пустят... Там альфовцы все сделают...

– Андрей!

– Вижу его.

– Что там с азиатом?.. Уже без арбуза...

– В черном костюме, в белой рубашке... – добавляет Пулат. – Почти как в смокинге, но без галстука-бабочки... Кстати, у него нож-бабочка вместо галстука... Арбуз резал, я видел...

– Нож не вижу, узбека вижу...

– Может, таджик? – чуть ехидно спрашивает Сохатый.

– Я их различаю... Узбек... И... И...

– Что?

– Позади него, шагов на десять... Тот же ритм шагов... Четко держит дистанцию и смотрит вперед...

– Кто?

– Китаец...

– Кого китаец ведет?

– Может вести и того, и другого...

– Черт! Кто же из них Джон? – восклицает Ангел.

– Откуда я могу знать? – удивляется Тобако.

– А если это проверка? Если Термидор пустил позади себя проверку? – спрашивает Доктор. – Это значит, что Джона будут сейчас убирать?

– Если Джон – узбек, то будут... Он не видит китайца...

– Звони сыну! – категорично решает Доктор.

– Надо Басаргина спросить...

– На мою совесть... Звони сразу! Время...

3

Ангел высаживает Дым Дымыча возле станции метро. Сам быстро едет в обратную сторону и занимает позицию за поворотом. Остается пока в машине. Неизвестно, в какую сторону может пойти Термидор из салона связи. Сам набирает номер, который запомнил, когда Сережа сообщал его Джону в офисе Интерпола.

– Я слушаю, папа... – голос Сережи слегка удивлен. Определитель у него на трубке высветил номер отца.

– Объект покинул салон связи... – доносится из переговорного устройства.

Ангел знает, что там все пройдет нормально и без его команд.

– Я по необходимости, – говорит он младшему Ангелу. – Объяснять некогда. Скажи мне только одно: кто по национальности Джон?

– Зачем тебе это?

– Некогда объяснять... Он узбек или китаец?

– Он мексиканец. С большой примесью индейской крови. Можно сказать, индеец...

– На кого похож? На узбека или китайца?

– Я не понял тебя!

– Термидора ведут двое. Узбек и китаец. Китаец ведет и узбека... Если...

– Я понял, – младший Ангел сразу просчитывает ситуацию. – Джон узбек по документам... Работает под узбека из оппозиции... Сейчас его зовут Тахир...

– Тогда китаец будет его убирать. Мы подстраховываем. Джон выходит из игры... – последняя фраза прозвучала категорично.

– Но?.. Как вы...

– Мы работаем сами по себе. Все. Я позвоню. Джона отправлю к тебе...

Ангел убирает трубку.

– Внимание всем! – говорит в переговорное устройство, которое держит во второй руке. – Джон – это узбек. Зовут его Тахир. Китаец будет его убирать... Доктор! Твоя работа... Пулат на страховке. Выводим Джона! Он – вне игры... Остальные – продолжаем...

– Я понял. В салоне уже все сделал. Сразу за ним зашел, чтобы поближе рассмотреть... Там у меня даже документы не спросили. Выложили и телефон, и ксерокопию французского паспорта. Им моя внешность показалась убедительной. Еду на встречу с Джоном! Давно не виделись... Я по нему соскучился... – соглашается Доктор и коротко хохочет. Переговорное устройство у Ангела в руке истерично вздрагивает от звука, который трудно перенести даже электронике. Ангел готов сутки богу молиться, лишь бы не пришлось работать с Доктором через «подснежник». Там от таких звуков без ушей останешься.

– Внимание, объект выходит из моего сектора, – говорит Тобако. – Пулат, принимай... Твоя сторона... Сворачивает...

– Там дальше на целый квартал идет ремонт домов, – сообщает Пулат. – Забор со множеством проходов. Из каждого прохода может вылететь пуля. Доктор, спеши... За забором китаец может действовать.

– Я уже рядом...

– Вижу тебя.

* * *

Доктор проезжает вперед, останавливается, выходит из своего «Мерседеса» и переходит улицу. Двигается навстречу Джону. Вдруг вскидывает руки, раскрывая объятия. Это не руки. Это шлагбаум перегораживает тротуар, заставляя всех прохожих в непонимании и нерешительности остановиться...

– Тахир! Дружище! – орет так, что в соседнем квартале вздрагивают стекла в окнах.

И обнимает ничего не понимающего Джона. Он не просто обнимает его. Джон ростом едва достает Доктору до плеча, и Доктор обхватывает его, поднимает с земли и держит на весу в своих мощных ручищах, как папа ребенка, разве что не подбрасывает, хотя может и это сделать без проблем. И одновременно шепчет тихо на ухо:

– Джон, ты вне игры... Тебя ведет китаец... В десяти метрах позади... Остановился...

Доктор, не опуская Джона на землю, разворачивается, и Джон сам встречается взглядом с Пыном. Пын тут же выполняет армейскую команду «кругом» и спешит в обратную сторону.

– Все... Приехали... – говорит Доктор и опускает Джона на тротуар. – Пошли в мою машину... Позвонишь Сереже, и я отвезу тебя, куда он скажет... С Термидором ты попрощался...

Джон не выглядит растерянным. Скорее – озабоченным.

– Ты кто?

– Интерпол. Меня зовут Доктор Смерть...

– Сережа знает, что вы вступили в игру?

– Ему только что звонил отец... Предупредил.

– Его отец...

– Так ты не в курсе... Он у нас работает.

– Понял. Поехали... Пын где-то рядом, смотрит... При нем нельзя звонить...

– Пын?

– Китаец. Убийца... Как я его прозевал?..

Они переходят улицу и садятся в «пятисотый» Доктора. «Мерседес» отъезжает и сворачивает за угол.

– Звони...

Джон вытаскивает трубку и набирает номер.

– Слушаю тебя, Джон... – голос Сережи встревожен. – За тобой идет китаец...

– Я уже «вышел»... То есть меня эффектно «вывели»... Некий Доктор Смерть...

Разговор идет на русском языке. Доктор слушает, но голос младшего Ангела до него пробивается только отдельными звуками.

– Что предполагаешь делать?

– Доктор Смерть желает передать меня с рук на руки тебе, я же хочу продолжить работу вместе с Интерполом. Я не могу отпускать Термидора... Это слишком рискованно...

Сережа понимает, какой риск имеет в виду Джон. Он боится, что интерполовцы или захватят, или просто подстрелят Термидора. И Джон постарается этого не допустить. В этом случае можно даже спугнуть его, чтобы добиться своей цели.

– Действуй по обстановке, – говорит Сережа. – Помни, Термидор должен уйти...

Джон убирает трубку в карман, но Доктор протягивает руку.

– Что?

– Трубку...

Джон растерянно кладет ее в большущую ладонь и только после этого спрашивает:

– Зачем?

Доктор нажимает клавиши, просматривая исходящие звонки.

– Ты неосторожен... А если бы трубка попала в руки Термидора? Ты бы просто сдал Сережу и генерала Астахова... Соображать надо...

Джон поднимает глаза. Доктор стирает номера... И не упоминает больше имени генерала. Но реакцию оперативника «Пирамиды» он замечает...

Тот не любит, когда про него много знают...

* * *

– Объект избегает метро... У него, похоже, клаустрофобия, – докладывает Пулат. – Свернул в сторону от станции. Как ошпаренный побежал... Дым Дымыч, выплывай на поверхность.

– У меня денег не хватит туда-сюда нырять, – ворчит Сохатый. – Выплываю... Виталий, возьми меня в машину. Я пешком за объектом не угонюсь.

Пулат заезжает под знак «Остановка запрещена» и видит, как к машине торопится Дым Дымыч. С другой стороны приближаются два постовых милиционера. Это не ГИБДД, но тоже могут время отнять. Вымогатели всегда нудные и неторопливые личности... И потому Сохатый не успевает даже дверцу за собой закрыть, как «маленький капитан» разворачивается под самым носом у ментов, совершенно не обращая внимания на их знаки, и выезжает на дорогу.

– Что ментам надо?

– Да пошли они... Туда... – вежливо говорит Пулат, который с раннего детства не матерится, с самых тех пор, как захотел осознать себя незаурядной личностью и выделяться среди сверстников.

Ангел занимает свою позицию, меняя Тобако на пути следования Термидора.

– Что он вдруг начал так быстро ходить? Ничего не заметил?

– Ему трудно нас заметить, мы близко не подбираемся, меняемся часто, – отвечает Андрей через переговорное устройство. – Но оглядывается постоянно... Нюх у него, наверное, собачий... Не случайно из дома выходил через чердак. Кстати, надо будет в доме все чердачные двери покрепче закупорить... Я позвоню Басаргину, пусть организует это через Астахова. Что там у Доктора?

– У меня порядок, – отзывается Доктор. – Мило встретились с Джоном, давно не виделись... Только он никак не желает отправляться к младшему Ангелу... Я уже пытался послать его к черту, он и туда не идет. Твердит, что обязан следить за Термидором даже вместе с нами. И вдруг забывает русский язык, когда я начинаю его убеждать в обратном...

– Отдай его китайцу, пусть разбираются сами, – советует Сохатый. – Мне уже надоели эти «залетные»...

– Внимание! – говорит Ангел. – Термидор в бумажку заглядывает. Дом ищет...

– У меня вопрос к Джону, – интересуется Тобако. – Может так оказаться, что Термидор пришел сюда кого-то убивать?.. Из того списка... Или он сначала должен обойти всех своих?

Джон отвечает через минуту. Должно быть, Доктор сунул ему в руки свое переговорное устройство.

– Я думаю, он скорее всего сначала обойдет всех.

– Ты думаешь или уверен?

– Как я могу быть уверен в мыслях другого человека?

– И что нам делать? Мы должны ждать, пока он кого-то убьет? – спрашивает Сохатый.

– Мы вместе должны отследить все адреса... Если он не успеет пройти по всем, его люди начнут работать самостоятельно.

– Внимание! Он входит во двор... Пулат, ты должен быть на соседней улице. Заезжай с той стороны...

– Понял... Мы уже заезжаем, – отвечает «маленький капитан». – Видим его... Останавливается около подъезда... Оглядывается... Боится... Трухлявый... Смотрит в бумажку... Стоп! Где бинокль? А... Сейчас... Сохатый смотрит... Набирает номер на домофоне... Видно? Хорошо. Квартира номер шестнадцать... Сообщай Басаргину... Судя по всему, это первый этаж. Термидор вошел... Смотрим за окнами... А-ага... Шторка колыхнулась... Это он сам выглядывает. Проверяет дом.

Ангел набирает номер Басаргина, сообщает адрес для группы захвата «Альфы». Александр говорит, что альфовцы давно сидят в ожидании и готовы выехать по первой команде. Ангел снова берет в руки переговорное устройство.

– Вас не видит?

– Мы далеко... Биноклем пользуемся... Так... Дым Дымыч наблюдает... Так... Кто-то там за его спиной... Термидор отворачивается... Все, больше не видно... * * *

Ожидание длится минут десять. Потом Термидор выходит. Один.

– Даже странно... – говорит Виталий.

– Что – странно? – спрашивает Ангел.

– Он вышел через тот же подъезд, через который вошел... Характер портится... Теряет бдительность...

Но через двор Термидор проходит совсем в другом направлении. Мимо машины, где за ним наблюдают Пулат с Сохатым.

– Андрюша, он прошел мимо нас...

– Я на месте, но мне показалось, что промелькнула знакомая спина... Правда, сменилась рубашка, и походка стала чуть более раскорячистая... Я бы сказал, умышленно раскорячистая...

– Китаец?

– Китаец... Стоит вполоборота к моему зеркалу... Это он... Смотрит в спину Термидору...

– Но Джон же уехал! Джон, ты уехал? – спрашивает Ангел.

Джон отвечает через переговорное устройство Доктора:

– Пыну здесь делать нечего... Он уже должен пойти по своим поручениям... Или он вас ловит?

– Посмотрим, кого он ловит... Андрей?..

– Китаец откровенно ведет Термидора. Очень осторожно и почти профессионально. Я не совсем уверен, но мне показалось, что он даже брюки сменил. Сейчас на нем брюки с легкой полоской. А раньше были?

– Без полоски, – отвечает Джон. – Черный костюм... Но пиджак от костюма Пын по случаю жары оставил дома. А брюки точно в полоску...

– У меня есть подозрения, что Пын представляет еще какую-нибудь организацию. После появления «Пирамиды» можно ожидать явления «Сфинкса»... Он профессионал – это точно... Пын – это имя или кличка?

– Не знаю точно... Я слышал про какого-то китайца по имени И Пын... Может быть, это он... В группе этого зовут просто Пын...

– Я попрошу Басаргина сделать запрос. – Ангел набирает номер командира и передает просьбу.

– Алексей, скоро будут дополнительные данные. Звонил полковник Мочилов. В Чечне двумя ОМОГ обложена большая банда боевиков. Вернее, там была маленькая банда, но в последние дни на ее базе собралось более тридцати человек из разных отрядов. К ним маршрутами пробивались гости из-за границы. Мочилов думает, что ваши не упустят их... Допрос будут проводить на месте – им дали такой приказ. Туда же в помощь вылетала спецгруппа «Альфы». Подозревают, что это касается нашего вопроса.

– Я понял... Это те люди, к которым должен отправиться Термидор...

– Скорее всего да...

– Будет ответ по нашему запросу, сообщи сразу.

– Сделаю.

Ангел выезжает на соседнюю улицу.

– Попросите Сережу сделать запрос по своим каналам, – советует Джон.

– Чьей базой данных он пользуется? – спрашивает Ангел.

– ЦРУ, ФБР, «Моссад», МИ-6, МИ-8, МИ-12[42]...

– Приятно иметь такую базу... Посредников много?

– Прямой канал доступа.

Ангел звонит сыну:

– Сережа, это опять я. Твой Джон просит тебя сделать запрос на китайца по имени или по кличке Пын. Это тот человек, что «вел» его. Сейчас он «ведет» уже самого Термидора.

– Хорошо, папа. Будет ответ, я позвоню...

ГЛАВА 11

1

Бинокль плавно переходит с одной части двора на другую. Часть за частью, участок за участком. Так же точно изучается и дом. Особенно окна. И особенно одно окно – на чердаке. Оно совсем маленькое, рамы закрыты наглухо и никогда, похоже, не открываются. Согрин смотрит и смотрит на это окно. Переходит на двор, на другие окна, но это маленькое не дает ему покоя.

И наконец-то сработало...

Только несколько секунд назад за этим пыльным стеклом было чисто, а теперь там что-то появилось. Это что-то имеет довольно характерные неровные очертания. Но понять удается, хотя и не сразу. Кто-то поставил к окну автомат. Сквозь стекло видно только самый кончик ствола с ПББС[43] и массивную мушку. Значит, там пост. Оттуда следят за центральной улицей села.

– Чердачное окно... Посмотри... – говорит полковник Разину.

Тот сразу понимает:

– Наблюдатель...

– Пусть снайпер, как поближе подойдете, его обслужит. А лучше, когда мы подъедем...

– Да, так лучше, – соглашается подполковник.

Время наматывает минуты на циферблат часов, заставляет торопиться и исполнять намеченное, хотя разведка произведена недостаточная. Хочется еще понаблюдать, нащупать точки, в которые следует наносить удар, а не атаковать почти наобум в лоб численно превосходящего противника. Но все понимают, что разводящего с часовым вот-вот должны хватиться, и потому группа подполковника Разина, разделившись на две части – пять человек во главе с командиром идет через огороды, четверо во главе с майором Паутовым на главную улицу, – спускается с высоты. Первое время полковник Согрин наблюдает, подкручивая окуляры бинокля, как осторожно, прячась за заборами, спецназовцы выходят на позицию. И посматривает, не появится ли недавняя троица кавказских овчарок. Их басовитый лай оказался бы совсем некстати. Собак не видно. Это хорошо. И офицеры группы Разина идут хорошо, грамотно. На них можно положиться, как на своих.

Полковник сам поднимается:

– Пора и нам...

– Нам давно уже пора, – говорит Сохно и первым спускается к машине бегом.

Согрин с Кордебалетом не заставляют себя ждать. Кордебалет при этом даже не сворачивает антенну рации, собираясь после завершения операции доложить о результате сразу. И саму рацию оставляет распакованной, готовой к моментальному включению. Полковник оставляет на горке свой бинокль. В бою он только мешает, кроме того, есть опасность повредить оптику.

Спускаются на высокой скорости, рискуя подвернуть ногу в буреломе и упасть. Но все проходит благополучно. Не такие преграды они преодолевали в свое время.

Недалеко от машины валяется тело недавнего пленного. Бойцы группы Разина перевернули его, рассматривая, и прикрыли лицо от назойливых мух какой-то тряпкой. Дальнейшие действия скоростные и резкие. Беречь чужую технику в такой обстановке нет смысла. Открывается задняя дверца «Нивы». Безжалостно выбиваются прикладами и выбрасываются задние сиденья и багажник вместе со всем содержимым. Просто разбирать это времени уже не осталось.

Теперь на переднее сиденье посадить безжизненное тело бывшего пленника. Прикрутить рукавами чьей-то «камуфляжки», валяющейся в багажнике. Сами на корточки позади передних сидений. И – можно мчать вперед!

– Скорость держи соответствующую. Не хуже, чем они ездили...

Сохно уже занял место за рулем.

– Волга. Я Рапсодия. Мы готовы...

– Сосчитайте до десяти, и... Ждем вас. Дверь в сарай открыта, проем под прицелом. Там толпа...

– Примеряй «подствольник»[44]...

– Уже два примерили... Плохо, там три маленьких окна – как амбразуры. Будут отстреливаться...

– Местных встретили?

– Я поговорил с женщиной в огороде. Их мужчины заперты в подвале. Она сейчас позовет в соседний сарай своих женщин со двора... Но в доме еще три женщины. И семь боевиков. Один в подвале охраняет пленных, чтобы не ушли через второй выход. Все! Женщины ушли... Считай, и... Ждем...

Согрин начинает считать вслух:

– Раз... Два... Три...

Сохно слышал разговоры по «подснежнику» сам. И ему не надо давать команду. На счет «десять» он отпускает сцепление и нажимает акселератор. Рычаг коробки передач уже стоит на второй скорости и почти сразу переключается на третью...

Позади машины встает шлейф пыли. Дребезжит задняя дверца, которую Кордебалет придерживает рукой. Замок они выбили прикладом, чтобы не возникло непредвиденных проблем. Улица оказывается короткой при таком быстром передвижении. Это не гусиным шагом подкрадываться, как пришлось офицерам группы Разина. И перед воротами Сохно тормозит. Ветер дует им в спину, поднятая пыль большим облаком окутывает машину, затрудняя видимость. Сохно открывает дверцу, но не спешит выйти, Согрин протягивает руку и открывает правую дверцу. И тут же они с Кордебалетом пользуются моментом наибольшей плотности пыльного облака и выскакивают через заднюю дверцу. Стрелой пролетают два шага до забора, под которым спрятались майор Паутов и еще два офицера. Снайпер, старший лейтенант Парамонов, занял позицию под деревьями чуть в стороне. Его задача – «погасить» боевика, который должен высунуться в окошко на чердаке. Со стороны все выглядит естественно. Машина подошла и остановилась. Пассажиры ждут, когда осядет пыль. Не любят, чтобы она на зубах скрипела. В доме распахиваются двери. Должно быть, ждут машину. Двое сразу направляются к калитке, трое стоят на веранде. Тот, что в центре – несложно предположить по манере стоять, – полевой командир Анзор, внешне напоминающий позой, фигурой и залысинами Наполеона.

Пыльное облако садится не сразу. Но садится оно в то же время, когда распахивается калитка и из нее выходят два боевика. Они не сразу понимают ситуацию и даже делают по паре шагов вперед, когда видят спецназовцев.

– Огонь!

Согрин дает команду через «подснежник» и потому голоса не повышает. От этого команда выглядит буднично. Но реагируют на нее, как на настоящий грозный окрик. Две короткие очереди срезают вышедших боевиков. Очереди с огорода сразу кладут на веранду Анзора и его товарищей. И тут же, почти одновременно, злым филином ухают подствольные гранатометы. Одна граната попадает в стену сарая рядом с дверью, вторая влетает в саму распахнутую дверь. Из сарая слышатся вопли, крики, ругань. Но почти одновременно оттуда же раздаются автоматные очереди. Одной гранаты явно не хватило, чтобы положить всех, да и комнат в сарае может быть несколько. Дверь тут же закрывается, а из каждого узкого оконца высовывается по автоматному стволу. Но боевики даже не видят, куда следует стрелять. Бестолково растрачивают патроны.

Даже сквозь стрельбу Согрину удается расслышать звон разбитого стекла. Высовывается автоматный ствол из окошка на чердаке, но тут же из этого окошка автомат и выпадает. Парамоша момент не прозевал и свое дело сделал.

– В дом... Паутов и Сохно – вперед... Освободите пленных.

Два майора стремглав пробегают мимо ворот и распахнутой калитки, перепрыгивают через забор и оказываются у стены, не простреливаемой из сарая. Приклады бьют в рамы, вылетают стекла. Быстрый прыжок. Стрелять нельзя. В доме есть женщины. И один боевик караулит пленных...

Испуганные детские глаза. Перебегают с одного майора на другого. Девчонка, лет пятнадцати. Боится смерти. Рядом старуха, держит девчонку за плечо. Рука костлявая и сильная. Пальцы впились в слабое тело и пугают еще больше. Но у старухи взгляд спокойный и с ненавистью. И нож в руке. Против кого нож?

– Пленники где? – спрашивает Сохно.

Старуха говорит что-то. Голос полон спокойного негодования и обреченности. Не понимает по-русски. И руку с ножом поднимает. Непонятно, то ли от майоров защищаясь, то ли девочку ударить хочет. Старуха явно не в своем уме. Разбираться некогда. И нет в группе переводчика. Рука уже готова опуститься. Паутов, не думая долго, бьет старуху кулаком в глаз, пока нож опуститься не успел. Старуха не поднимается и признаков жизни не подает.

– Где подвал? – спрашивает Сохно у девочки.

Она молча показывает пальцем направление и склоняется над старухой. В глазах слезы. Наверное, все-таки Паутов перестарался. Бабка хотела зарезать его, а не девочку. Для нее все, кроме тех, что сидят в подвале, – бандиты. Своих она бандитами считать не может, даже если они кого-то и грабят. Она помнит еще законы гор. С такими бабками нельзя объясниться...

Дверь в стене. За дверью лестница. Паутов бьет в дверь ногой. Сохно направляет на лестницу ствол. Там никого. Вниз, через три ступеньки. Так, что первый падает плечом на стену, второй падает на плечо первого. И здесь дверь. Удар ногой. Ствол вперед. Коридор. Длинный. Одна слабая лампочка. Полумрак. Посреди коридора боевик. Стоит на колене, автомат смотрит в распахнутую дверь. Значит, там пленные.

– Не подходить... Стрелять буду... – угрожает боевик.

И поворачивает голову в сторону спецназовцев. Глупо так поступать. Тут же из двери вылетает полено и бьет по автомату. И одновременно стреляют Сохно с Паутовым. Все. Боевик без головы остался.

К двери.

Первым выходит хозяин. Он еще не стар. Но ему уступают дорогу.

– Вы кто? – спрашивает.

– Спецназ ГРУ.

– А эти...

– Наверху бой... Боевики в сарае...

– У нас есть оружие... – хозяин кивает кому-то за спину.

Мужчины выходят. Их восемь человек. У одного на голове кровавая повязка. У второго синяк под глазом и кровь запеклась на рассеченной брови. Тут же идут к последней в коридоре двери. На двери замок. Смотрят с немым вопросом на хозяина, привыкшие, похоже, что ключи тот всегда держит при себе.

– Сбивайте! – командует хозяин.

Он говорит по-чеченски, но Сохно с Паутовым понимают. По замку бьют поленом. Раз, другой, третий... Замок наконец падает.

– Где наши женщины?

– Трое в доме. Боевиков там нет. Остальные в другом сарае. Спрятались.

Хозяин кивает, вместо того чтобы поблагодарить. Мужчины уже выходят из комнатки с автоматами в руках. Старые автоматы – «АК-47», калибр 7,62. Эти, в отличие от современных малокалиберных «АК-74», бьют от души... На всех, правда, автоматов не хватило. Один, что с перевязанной головой, тащит старую, с обломанным на конце клинком саблю. Но и ее несет так, словно сейчас готов кому-то голову с плеч срубить. И даже уже замахивается – готовится загодя...

– Во двор не выходить... Там бой... – говорит Сохно, когда все поднимаются на первый этаж.

– Бейте стекла, – командует хозяин.

Но бить их и не надо. Они и так уже почти все выбиты беспорядочными очередями из окон сарая.

Сохно поигрывает «стечкиным», прилаживает приклад. Он не любит автоматическую стрельбу, предпочитая точные одиночные выстрелы. И, на секунду выглянув из окна, сразу же гасит автоматную очередь из окна сарая. Единственным выстрелом.

Тут же ухает подствольный гранатомет. Граната выбивает прочную дверь. Вторая граната влетает в сам сарай. Из дверного проема вываливает горелый дым. Но очереди обороняющихся не стихают. Причем стреляют больше по дому...

– Крыша прочная? – спрашивает Сохно у хозяина.

Тот задирает голову кверху. Смотрит в потолок, не понимая вопроса.

– В сарае... В сарае что за крыша?

– Плита перекрытия, – отвечает наконец. – Шестипустотка...

Сохно поправляет микрофон, приближая ко рту.

– Рапсодия, я Бандит... На сарае бетонное перекрытие. Не прострелить... Можно работать...

– Я Прыгун. Толик, понял... Всем! Не стрелять!

– Я Волга. Отставить огонь...

Но тишина не наступает, потому что боевики этой команды не слышат. А действие приближается к концу.

Из окон прекрасно видно, как быстрым движением, очевидно, с чьей-то подставленной спины, взлетает одной ногой на забор Кордебалет и тут же оказывается на крыше сарая. И готовит гранаты. Он быстро прикидывает, где первое окно сарая, ложится на самый край крыши, чуть-чуть высовывается, чтобы присмотреться и не попасть под выстрелы, и просто делает короткое движение рукой. Граната взрывается внутри сарая. Очереди стихают. Через десять секунд вторая граната влетает во второе окно. Кордебалет, наверное, животом чувствует, как подпрыгивает под ним крыша, потому что трогает живот.

Из сарая раздается голос:

– Не стреляйте... Мы сдаемся... Не стреляйте...

– Выходить по одному, – громко командует Согрин. – Руки на затылке. Оружие оставляете в сарае. Останавливаетесь лицом к стене... Быстрее... Мы ждать не будем...

Требование быстроты – чтобы не успели сговориться о какой-нибудь пакости.

Боевики выходят. Их осталось одиннадцать человек. Сначала озираются, словно считают противников. Но считать некого. Никто не высунулся из укрытия. Потом встают лицом к стене сарая.

Сохно отстегивает от пистолета кобуру и убирает оружие. И тут ловит момент хозяин. До этого он автомат в руки не брал, только командовал. А тут выхватывает оружие из рук одного из своих людей и вскидывает ствол. Сохно бьет ногой по рукам, потому что руки у него заняты.

– А говорят еще, что чеченцы не стреляют в спину, – с укоризной произносит майор Паутов.

– В подвал закрою, – угрожает Сохно, – снова под замок...

Хозяин морщится и потирает ушибленную руку.

– Расстрел пленных будет приравнен к преднамеренному убийству, – Паутов категоричен. – Есть желающие пойти под суд?

Ему не отвечают.

2

Первое сообщение приходит от Басаргина. Это и понятно: на него работает только Интерпол, а Сереже надо пройтись по каналам сильнейших разведок мира. Поскольку сам Басаргин находится достаточно далеко и с ним нет связи через переговорное устройство, Ангел прикладывает трубку своего телефона к микрофону «переговорника», чтобы сообщение было слышно всем.

– Ангел... По твоему китайцу пришло... Только если это он... Это очень интересный тип... Сейчас ему пятьдесят три года. Выглядит моложе. Дважды менял внешность с помощью пластической операции. Начинал служить личным телохранителем председателя Мао... Считался лучшим среди телохранителей... Представляешь, что это такое... После смерти Мао уехал из Китая. Чем занимался сначала – неизвестно. Потом стали появляться о нем различные слухи. Он в розыске Интерпола уже восемь лет. Чрезвычайно опасен при задержании. В прошлом году голыми руками убил трех хорошо тренированных агентов ФБР, которые сумели его выследить. До этого на его счету шестнадцать заказных убийств и два заказных террористических акта – в Индии и в Саудовской Аравии. Понимаешь, что такое заказной террористический акт? Это работа специалиста, а не дилетантов и фанатиков. Хладнокровного специалиста, который делает дело и уходит... Тесно связан с торговлей колумбийским кокаином и афганским опиумом. Финансировал строительство заводов по переработке опиума-сырца в героин. Это в Албании. Заводы работают и сейчас и приносят ему большую прибыль. В последние годы подозревается в связях с «Аль-Кайедой». Настоящее имя И Пын. Именем он гордится и не скрывает своего прошлого. Но он не может быть простым боевиком. Он лицо достаточно привилегированное, считается «штучным» специалистом. Получает соответствующую оплату за свой труд. По слухам, владеет даже каким-то островом в Тихом океане. Достаточно богатый человек. Нам прислали его фотографию. Трехлетней давности. Фотографировался в Албании. Может, кто-то из вас заскочит... Без фотографии не опознать... Но было бы любопытно, если бы ваш Пын оказался в действительности И Пыном... Это значило бы, что пробная работа Термидора привлекла внимание достаточно крупных специалистов и могут быть серьезные последствия для всего цивилизованного мира, если опыт посчитают удачным.

– Доктор... Джон лучше других знает Пына. Сгоняй с ним за фотографией...

– С удовольствием. Только пусть Александра к нашему приезду кофе заварит... Басаргин меня слышит?

– Слышу, только ты кричишь из какой-то пещеры... У меня в ушах от твоего голоса ломит... Я попрошу Саню... Тебе кастрюли вместо чашки хватит?

– Я попробую удовлетвориться и этой дозой... Мы поехали... Я позвоню...

* * *

Теперь Термидор решает передвигаться по городу в метро. Это дает ему больше шансов уйти от слежки, если он ее заметит, или просто ради профилактики такой слежки выкинуть какой-то хитрый финт. Но там Сохатый сумеет сработать. Он отличный специалист с очень хорошей реакцией и моментальной сообразительностью в выборе единственно правильного действия. Беспокоит другое, и Ангел дает наставления:

– Дым Дымыч, осторожнее... Не попадись с «переговоркой» на глаза китайцу... Слышал, что про него говорит Басаргин?..

Смешок Сохатого звучит сухо и зло:

– Я рад, что он не слышал про меня. Значит, я более удачливый... Наверное, и более квалифицированный. И мне кажется, что я не менее опасный при задержании. По крайней мере меня задержали только раз в Афгане, когда посадили за то, что я не совершал... Больше не сумели... Так и передай это китайцу при встрече...

Такой откровенный намек на прошлое не все могут понять. Но Ангел понимает... Понял бы и Доктор Смерть, имеющий прямое отношение к прошлому Сохатого, но он уже уехал далеко и не слышит[45]. Это не бахвальство, понимает Ангел. Это ревность и уверенность в себе. Сколько раз уже бывало с самим Ангелом, когда он занимался тем же ремеслом, что и Сохатый[46], когда его пугали невозможностью выполнить «заказ» из-за высокой квалификации противника или его охраны. И всегда получалось быть сильнее. Точно так же и у Сохатого... И Ангел, слушая сообщение Басаргина об И Пыне, испытывал точно такие же чувства, как сейчас Дым Дымыч.

По большому счету оба они правы. В жизни всегда работает поговорка: «Предупрежден, значит, вооружен». И Пын привык работать против тех, кто не предупрежден. Но сам он не предупрежден, кто работает против него. Когда встречаются два равных специалиста, побеждает тот, кто знает, что его противник тоже специалист.

– Все нормально, я тебя понимаю... Ты где сейчас?

– Виталий высадил меня рядом со станцией. Подхожу к эскалатору... Буду ждать внизу...

– Сразу сообщи направление. Но Термидор мечется. Он может постоять с одного края платформы, потом перебежать и сесть на другой поезд.

– Я тоже быстро бегаю. Сейчас людей много. Сразу меня не заметишь...

– Действуй... Он входит...

– А китаец?

– Ищем его... Должен быть рядом... Да... Идет... И смотрит совсем в другую сторону. Даже какую-то молодку по заднице мимоходом пошлепал... Молодец... Ведет себя естественно... Все... Зашел внутрь... Ждем сигнала от тебя...

– Не опоздайте... Сразу гоните к следующей станции...

* * *

Они уже занимают каждый свою позицию около следующей станции, добравшись спешно, с определенным регулируемым риском, при максимальной возможной скорости, но благополучно, потому что движение в это время суток не слишком велико, когда Ангелу звонит полковник Мочилов. Определитель показывает номер.

– Приветствую, Алексей Викторович.

– Рад вас слышать, товарищ полковник. Басаргин говорил мне, что у вас назревают некие новости... Что, цыпленок уже вылупился из яйца?

– Посмотрел на свет... И свет показался ему слишком шумным из-за активной стрельбы...

– И что же?

– Группами Согрина и Разина частично ликвидирована, частично взята в плен группировка боевиков. Туда вылетели парни из «Альфы», но они успели, как говорится, к шапочному разбору и остались очень недовольны, что Сохно уже провел предварительный допрос пленных. Он умеет, как ты знаешь, это делать и без психоделиков...

– Я знаю... Лучше Сохно умеет допрашивать только Сохатый. Тоже без психоделиков... Психоделики – это чаще всего привилегия ФСБ... Что-то интересное сказали?

– Даже весьма... Ну, во-первых, там формировалась группа для отправки куда-то... Куда, они пока не знают сами... Но ждали они командира, который обладает информацией. Сам командир и финансировал подготовку...

– Лично, что ли?..

– Нам сказали так...

– Странно. И что дальше?

– Дальше еще более странно... Командир должен прибыть из России...

– В этом ничего странного не вижу. Я даже, кажется, знаю, что это будет за человек.

– Китаец...

– Что?.. Китаец?.. Вот это уже новость... По моим данным, это должен был быть бербер. Тогда что-то кардинально меняется, хотя я не в состоянии сказать – что именно... Ладно, спасибо за сообщение, товарищ полковник...

– Рады помочь... Самого китайца знали лишь несколько человек. Все они убиты. Другие с ним не знакомы, знают только, что он человек очень серьезный. Хороший командир и супербоевик... У меня все...

– Это очень много и очень кстати...

Едва старший Ангел успевает убрать трубку, как из переговорного устройства раздается голос Сохатого:

– Едет дальше... Место освободилось, он сел. Постоянно оглядывается... Гоните к следующей станции... Термидор в четвертом вагоне с начала поезда. Китаец через вагон от него. Я перешел, сейчас через вагон от китайца... Мне показалось, Пын заметил меня...

– Это плохо. Будь осторожен... Прислать на смену Пулата?

– Если успеет до следующей станции.

– Не забудь взять у него ключи от машины.

– Пусть в машине оставит. Вы присмотрите.

– Я понял... Правильно... В метро нам ни к чему общаться, – говорит Пулат. – Лучше даже взглядом не встречаться. Со стороны это заметно...

Старший Ангел видит, как резко прибавляет скорость Виталий, стремясь успеть к следующей станции так, чтобы сесть на нужный поезд. На улицах уже темнеет, движение не слишком интенсивное, «маленький капитан» может позволить себе погонять.

Добавляет скорость и сам Алексей.

В это время отцу звонит младший Ангел. Голос деловой, явно озабоченный и встревоженный:

– Папа... Мне нужно встретиться с Джоном. Срочно...

– Я сам его еще не видел... Звони Басаргину. Джон уехал с Доктором в офис... Кстати... Ответ на мой запрос не пришел?

– Пришел ответ...

– И...

– И именно поэтому я хочу как можно быстрее добраться до Джона. Это гораздо важнее всех мероприятий с Термидором. Мне рекомендуют принять кардинальные меры. Захват или ликвидация И Пына – дело первостепенной важности. У меня есть фотография И Пына. Если этот Пын является И Пыном, его нельзя упускать... Вопрос ставится о принятии любых мер, вплоть до того, чтобы просто выстрелить в него из машины. И пусть потом менты ищут, кто стрелял и зачем... Его следует ликвидировать...

– Объяснить можешь?

– Сначала я хочу добраться до Джона, чтобы он посмотрел фотографию настоящего И Пына. Сейчас он один может его идентифицировать с этим Пыном.

– Он для того и поехал в офис, чтобы посмотреть фотографию на предмет идентификации. У нас уже есть данные на него. Ты можешь что-то свое сообщить?

– Не углубляясь в подробности... По нашим данным, в настоящее время И Пын пытается занять вакансию Карлоса в мировой табели о терроризме... У него создана в Косове крупная террористическая организация, которая вот-вот может выступить на мировую арену. Подготовка идет одновременно в трех лагерях, куда не пускают силы миротворцев. Международная организация, состоящая большей частью из этнических албанцев, но не только... В настоящее время И Пын налаживает прочные контакты с «Аль-Кайедой», чтобы проводить совместные акты. Если они пожмут друг другу руки, миру придется несладко...

Ангел думает недолго.

– Сережа, сынок, ты слишком торопишься... Американский стиль моментальной ликвидации в данном случае не подходит. По крайней мере подходит не сразу... Мы не знаем, зачем И Пын, если это он, прибыл в Россию вместе с Термидором. Ликвидировав его, мы можем натворить много бед, потому что оборвем след, проехав по нему американским трактором. Необходимо присмотреться... Ты боялся, что мы ликвидируем Термидора, хотя мы и не собирались этого делать, если нам удастся избежать массовых убийств. В противном случае он, конечно же, будет ликвидирован. А сейчас нам нужен И Пын... К нам пришло сообщение от спецназа ГРУ. В Чечне ликвидирована крупная банда боевиков. Часть захвачена в плен. Они сами не знали, куда их отправят и с какими целями. Но финансирование банды осуществлялось не «Аль-Кайедой», а лично каким-то китайцем, который должен приехать из России. Нам хотелось бы быть уверенными, что это И Пын, и не отлавливать еще какого-то мифического китайца... Их сейчас в России слишком много развелось, чтобы сделать это просто. Звони Басаргину...

Тут же переговорное устройство мешает старшему Ангелу вести машину на высокой скорости.

– Пулата не вижу... Мы на станции... Вы опаздываете...

– Я выхожу с эскалатора. Спешу... Успеваю... Вижу Тера... И китайца... Пересаживаются на встречный поезд. Китаец волнуется... Тер волнуется... Я спокоен...

– Действуй, вижу тебя... Я ухожу...

3

Термидора не покидает чувство беспокойства. Он достаточно хорошо разбирается в себе и знает, что наделен от природы звериным чутьем. Не зря он представляет национальность, которая корнями своими уходит в самые древние времена – во времена величия Египта и Карфагена. Кровь предков сильна. Она помогает ему всегда больше и лучше чувствовать, чем он видит глазами. Таких древних народов на земле осталось очень мало. Гордиться есть чем, а еще есть чем пользоваться, если умеешь к себе прислушиваться.

Опасность нарастает. С каждой минутой она все ближе и ближе... Очень остро он чувствовал ее во дворе, где посещал первую из квартир, в которой расположилась группа. Он даже ожидал встретить в самой квартире засаду, но по домофону ответил знакомый голос, это слегка успокоило, и Тер рискнул – пошел. И дал задание. Каждому конкретное. С каждым поговорил отдельно на кухне. Чтобы не все слышали возможные вопросы.

– Почему именно чеченцы?..

В этой группе тоже есть свой чеченец. Термидор специально расселял их так, чтобы они не жили вместе, не могли обсудить ситуацию и противодействовать ей. Чеченцы народ тейповый и не любят, когда обижают или уничтожают кого-то из их тейпа.

– Потому что это предатели, которые набивают свои карманы и не желают делиться с теми, кто воюет за свою свободу... Списки готовились тоже чеченцами. Теми, кто своим помогает... – Термидор ответил очень подробно. Не стал просто приказывать, хотя имеет такое право. Но он тоже знает, где надо мягко подстелить...

Все обошлось нормально. Больше возражений не возникло. С каждым рассмотрен возможный маршрут. Карту они запоминают быстро, названия улиц и станций метро сразу же выучивают. На всякий случай есть у каждого бумажка. Можно заглянуть. Потом, после выполнения задания, в эту бумажку завернуть палец... Конечно – улика... Но эффектная, впечатляющая, похожая на ритуал. Когда что-то похоже на ритуал, это всегда производит большее впечатление. Ритуал создаст впечатление массового уничтожения людей. И нагонит больше ужаса на остальных горожан...

Время, однако, не терпит. Пора идти дальше...

При этом Термидор старается быть предельно осторожным при выходе. Хотел опять пробраться через чердак. Поднялся на верхний этаж, но там выход находится за одной мощной решеткой вместе с лифтной шахтой. Такой замок не открыть без отмычек и не сбить без инструментов. А шуметь нельзя. Та же картина застает его и при спуске в подвал. Металлическая усиленная уголками дверь. Не взломать без домкрата... И потому приходится выходить обычным путем, что всегда нежелательно. Выйдя, Термидор осматривается еще раз, хотя он уже оглядывал двор через окно, спрятавшись за шторкой. Ничего подозрительного не замечает, но двор покидает через противоположный выход. Старый закон конспиративной работы учит всегда действовать так.

Сначала Термидор собирается навестить еще одну квартиру. Она расположена через три квартала от первой, и он даже проходит мимо окна и видит, как около форточки курит один из его людей. Остальные в группе, кажется, некурящие. Правильно, они не хотят дышать дымом и потому заставляют его курить возле форточки. Но здесь, должно быть, все в порядке, если обстановка такая. Это успокаивает и его самого. Термидор проходит мимо окна, показывая себя, но не делая ни малейшего намека на причастность к курящему, и уже намеревается повернуть во двор, когда новая волна опасности заставляет его резко ускорить шаги. Так всегда бывает – вокруг головы начинается какое-то движение, Термидор чувствует на себе взгляды, догадывается, что кто-то невидимый изучает его. Все точно так, как было в аэропорту, и потом оказалось, интуиция его не подвела. И он проходит мимо двора. Идет быстро и уверенно в сторону метро. И садится на первый попавшийся поезд. Проезжает две станции и вдруг ловит на себе удивленный взгляд пожилой женщины.

Она смотрит напряженно и прямо, словно хочет что-то сказать. Нет, это никакой не агент, понимает Термидор. Возраст не тот, чтобы следить за ним. Но он умеет вести себя в таких ситуациях. Даже когда внутри живет испуг, Термидор умеет держаться хладнокровно.

– Вам плохо? – спрашивает женщина.

– Почему вы так решили? – вопросом на вопрос отвечает Термидор.

– Очень побледнели... Сначала, как в вагон вошли, были раскрасневшимся, а теперь побледнели...

Значит, не всегда он себя контролирует, хотя сам думает, что всегда. Это плохо. Надо взять себя в руки.

– Пустяки... – Термидор добродушно машет рукой. – Вчера выпили с товарищами, до сих пор отойти не могу...

Она осуждающе кивает головой и отворачивается... Женщины такого типа не любят тех, кто крепко выпивает. У нее даже брезгливость в глазах проскальзывает. И Термидор таким образом полностью убивает в женщине интерес к своей особе. Но тут же он решает, что хорошо бы пересесть в другой вагон, где он вообще не привлечет внимания. И сходит на следующей станции, чтобы перебраться не просто в соседний вагон, а даже на встречный поезд. И, уже на перроне дожидаясь встречного поезда, гул которого слышится из тоннеля, внезапно встречается глазами с Пыном. Китаец тут же отворачивается и невнимательно смотрит по сторонам. Термидор понимает, что это не случайно. Он заходит в открывшиеся двери, а Пын остается у двери и заскакивает только в тот момент, когда звучит предупреждающий голос: «Осторожно, двери закрываются».

Вагон полупустой. Москвичи безмятежно отдыхают от дневной жары. «Скоро так безмятежно отдыхать не будут...» – думает Термидор, оглядывая вагон, и вдруг впервые ловит себя на мысли, что все может сорваться. Что и паники никакой может в городе не случиться... Просто его опасения сработают, кто-то сейчас остановит его и Пына, и это будут не те недоразвитые ублюдки, с которыми они разделались за несколько секунд, а настоящие спецы, для которых сами они – недоразвитые ублюдки, не способные за себя постоять. Он опять оглядывается и ловит от двери спокойный взгляд китайца.

Нет... Все нормально... Пын чувствует себя уверенно... И негоже командиру чувствовать растерянность... Термидор садится. Рядом с ним никого нет. Никого нет и напротив. Люди столпились в середине вагона, там, где Пын.

Еще одна остановка, Пын выходит, но не отходит от двери, осматривается. И заходит вместе с новыми пассажирами. Теперь садится рядом с Термидором.

– Что-то случилось? – спрашивает Термидор, ничего не выражая лицом и даже слегка позевывая. Лицо Пына тоже ничего не выражает. Оно никогда ничего не выражает, кроме глуповатого и наивного добродушия. Любому агрессивному дураку всегда хочется такого по носу щелкнуть, не зная, каким будет обратный щелчок.

– Кто такая Тахир?

– Как – кто такой? Один из нас...

– Твоя велела ему себя «вести»?

– Он отправился раньше тебя... Ты сам слышал, что я ему велел... Потом пошел ты...

– Моя увидела Тахира... Тахира пряталася... Мне не нравится такой манер... Моя стал посмотреть... Потихоньку... Тахир твоя «повел» от дома...

– Я чувствовал... – Термидор с силой стукнул себя по коленке. – Чувствовал, идет кто-то... Что ему надо было?

– Моя не знает... Большой «Мерседес» подъехала. Большой, лохматый, бородатый мужика вышла... Давай Тахира обнимать... На руки взяла, как мальчика... Совсем большой мужика... Тахир ему макушкой до плеча... Тут Тахир меня заметил... Моя ушел... Купил брюка, рубашка и переоделся в магазина. И тебя догнала... Думала, еще кто-то будет «хвост»...

– Никого больше не видел?

– Показалась... Ехала один мужик... Смотрела... Там, где твоя пересела, она вышел... Тогда моя подошла...

– Интересно... – Термидор задумался. – Тахир видел, как я в дом заходил?

– Нет... Моя тоже не видела... Моя думал, потеряла тебя... Еле-еле нашла...

– Как тот бородатый Тахира называл?

– Тахир... Он как паровоз на вся улица загудел... Такой большой глотка – ящик водка просит...

– Что-то здесь неясно... На Тахира прекрасные характеристики. Его знают многие командиры. Он не может работать на ФСБ.

– Может быть все... Тебя могут «вести»... Домой твоя ходить не надо... Есть еще место? – Есть... Пойдем туда...

– Адрес скажи... Я быстро... Моя старый квартира проверит... Потом к тебе. Ты никуда не ходи. Сиди тиха-тиха...

– Как ты проверишь? Если Тахир... То там уже засада ФСБ...

– Ширвани вернется... Моя не будет его трогать... А потом будет посмотреть...

– Сделаешь? – Термидор смотрит на Пына с благодарностью. – Несколько таких бы, как ты, помощников, мы бы много чего натворили... Нас бы надолго запомнили... Но... Мне надо по другим адресам пройти...

– Хорошо... Моя сходит. Давай адреса...

Термидор, не минуты не колеблясь, вытаскивает из кармана и передает китайцу карту Москвы с вложенными в нее листочками.

– Запоминай адреса... Надо пройти еще шесть квартир... Запомнишь?

– Моя хорошо помнит. Говори...

Термидор называет адреса квартир, где расположены группы.

– Повторить?

Пын сам повторяет. Ни одной ошибки.

– В каждой квартире ты должен распределить эти листочки... И... И самого тебя от других заданий я сегодня освобождаю... Сегодня можешь не приносить пальцев. Сделай главное. Мне, ты прав, лучше в четырех стенах отсидеться...

Китаец принимает карту и сворачивает ее трубочкой, потому что он без пиджака и не имеет вместительных карманов. И при этом добродушно рассматривает пассажиров. Пассажиры заняты своим. Два юнца и девица с наушниками в ушах и с плеерами на тощих шеях пытаются перекричать музыку и что-то гогочут друг другу в ухо. Разговор странный, в основном состоящий из междометий. Пыну трудно такой разговор понять. Но юнцы понимают друг друга или не понимают, это им, кажется, все равно. Они хохочут. Другие пассажиры смотрят именно на них. Чуть в стороне от всех сидит парочка. Мужчина в возрасте и совсем молоденькая скромненькая девчонка. По возрасту это – папа с дочкой. Но Пын умеет понимать взгляды. Дочка никогда не смотрит так на папу. А он в себе уверен и почти величествен.

Единственное, что упускает Пын, – стеклянную закрытую дверь в торце вагона. Просто потому, что с этой стороны нет ни одного пассажира. А сквозь стекло за ними внимательно наблюдает человек небольшого роста...

– Внимание, – говорит Пулат, спрятавшись за перегородку так, чтобы из соседнего вагона не видно было переговорное устройство. – Термидор передал китайцу карту, кажется, Москвы. Я думаю, сейчас они расстанутся. Если Термидор пойдет вверх, принимайте его. Китаец мой. Если сядут в разные поезда? Кого вести?

– Китайца, – говорит Ангел. – Только что сообщили. Джон опознал его. Этот китаец – И Пын... Задерживать не пытайся, хотя я в тебе, сам понимаешь, не сомневаюсь... Надо знать все его явки... Куда он двинет... Особо осторожно с «переговоркой». Лучше пользуйся мобильником.

– Сами меня на связь не слишком часто дергайте... Поверху пускайте Тобако, Сохатый пусть останется с тобой. Пын мог его запомнить... И еще... Мне подумалось, что Термидор передал ему адреса квартир... Их смутил Джон. Они меняются ролями...

ГЛАВА 12

1

В вечернюю горную прохладу совсем не помнится о дневной потной жаре. И даже кажется уже, что и день не был таким пыльным.

Две группы бойцов «Альфы» вылетели, вызвав в дополнение третий вертолет – чтобы пленных не гнать колонной по горной дороге. Долго бы гнать пришлось. За спецназовцами вертолет не вызвали. Не забыли, просто пришел приказ уже не из штаба группировки и не из республиканского управления ФСБ, а напрямую из Москвы – дожидаться особого распоряжения на месте. Они обосновались на той же горке, откуда полковник Согрин вел наблюдение за селом. Выставили посты и расположились отдыхать. Кордебалет попросил дежурного разбудить его через час – по расписанию предстоит сеанс связи. И антенна разложенной рации все так же осталась развешанной среди еловых ветвей. Но уснуть майору не удалось. Из села вернулись Сохно с Паутовым, принесли большую, на два с половиной литра, бутылку местного вина, которое мусульманам пить запрещено, но, должно быть, среди боевиков были не только правоверные. Каким чудом бутылка сохранилась в сарае, когда вокруг нее летали осколки – уму непостижимо, поскольку стояла она в самом центре, на столе, в окружении стаканов, готовая к употреблению. Обнаружил ее сам хозяин дома и решил, что Аллах в честь его освобождения и в награду за это решил поощрить спецназовцев. Зная, что от боевиков стоит ожидать любой гадости, Сохно рискнул собой и приложился к горлышку. Сразу не умер и на вкус странностей не определил.

– Припрячь, – велел хозяину. – Никому, кроме нас, не отдавай... Особенно – тут сейчас альфовцы прилететь должны за пленными – им не показывай...

И только после отлета альфовцев сходил вместе с недоверчивым Паутовым за бутылкой. Хозяин, кстати, увязался за двумя майорами. Сели в кружок на том самом месте, откуда велось наблюдение. Подполковник Разин пить отказался. Полковник Согрин принять полстакана решился, остальное сразу разошлось среди других, исключая часовых. Но на их долю оставили. Сменятся с поста, выпьют вместо воды.

– А скажи-ка мне, – спрашивает Сохно на правах первого друга хозяина. – Ты сам этого китайца видел?

– Видел один раз... Добрый такой, улыбчивый... Со всеми здоровается...

– Давно он тут был?

– Больше недели уже прошло...

– И куда он ушел?

– На машине увезли... На «Ниве». Анзор сам и увез... И все... Тогда много пришлых появлялось и уходило... Некоторые здесь остались. Одного сегодня видел, он в моем магазине ругался.

– А с чего у вас тут все началось? Почему вас в подвал закрыли? – интересуется Кордебалет.

– С магазина и началось... – хозяин недовольно чмокает губами. – Пришли они в магазин, стали продукты брать, а платить не хотят. Я послал двоих людей. Поставил пост с автоматами. Они-то все без оружия, как новобранцы...

– А из чего же так отстреливались, если без оружия? – спрашивает Разин.

– Ну, у них было где-то оружие... На базе Анзора, наверное, но ходили безоружные, не как боевики... Даже странно это казалось...

– И что?

– Так они моих людей убили. Просто руками... И магазин разграбили... А ночью Анзор со всеми пришел, нас в подвал закрыл, а этих в сарае поселил... Но велел смирно сидеть и не высовываться... Китайцем все пугал... Самого-то его они не очень слушались...

– Странная банда, – подводит итог Согрин. – Интересно, для чего они предназначались... И все в гражданском... Камуфляжа не любят...

Кордебалет смотрит на часы, поднимается, засовывает в рот кусок кислого чеченского сыра и идет к рации. Ему пора настраиваться на сеанс.

– Командир! – кричит он через пять минут. – И второй командир тоже...

Согрин делает знак подполковнику Разину, и вместе они отправляются к Кордебалету.

Когда Кордебалет впервые попал в отдельную мобильную офицерскую группу, возглавляемую тогда еще старшим лейтенантом Согриным, он был штатным шифровальщиком. Поскольку группе брать с собой в дальние рейды еще и радиста накладно, шифровальщик по своей должности обязан был выполнять и функции радиста, чему его специально обучали. С того времени существенно изменилась сама техника, и шифровальщику достаточно уметь работать на клавиатуре, чтобы совмещать две должности. А из работы на клавиатуре и состоит, по сути дела, основная часть шифровального дела. Кордебалет выполняет обе функции с мастерством, который дается опытом. И сейчас принимает и сразу расшифровывает текст шифротелеграммы от полковника Мочилова.

Телеграмма приходит на два имени – полковнику Согрину и подполковнику Разину. Им предписывается наличными силами выставить заслоны на всех подступах к селу и к базе Анзора. Перехватывать, желательно живыми, всех лиц, направляющихся к Анзору. Дождаться, когда в село прибудет вертолет с нарочным, который привезет фотографию. Эту фотографию следует показать жителям села. Если китаец будет опознан, немедленно доложить не в штаб группировки, а напрямую в ГРУ.

– Ответь, что все поняли, ждем вертолета, приступаем к блокировке проходов...

* * *

– Где база Анзора?

Хозяин неопределенно машет рукой в сторону дороги, на которой Сохно захватил машину.

– В той стороне...

Еще во время допроса пленных Кордебалет с офицером группы Разина съездил на дорогу и привез в село трупы убитых там боевиков. Пришлось даже в гору подняться, чтобы спустить вниз, пусть и собственным ходом, убитого наблюдателя. Тогда же было выяснено, что база покинута и никого в живых на ней не осталось. Решено было не торопиться и обследовать логово Анзора только на следующий день, выпросив у альфовцев миноискатель – опыт учит, что боевики всегда минируют свои базы, и самые открытые, самые внешне хоженные тропы туда бывают, как правило, заминированными. Миноискатель выпросили, но только взаймы у местного жителя, потому что у альфовцев не оказалось с собой такого прибора.

Но альфовцы очень спешили и вылетели так быстро, что даже толком и не объяснили любопытному Сохно, что за группу они ликвидировали, хотя майору очень хотелось это знать.

– Кто-нибудь в селе знает, где база?

Хозяин некоторое время сидит молча, потом кивает:

– Есть. Пошли со мной кого-то, я дам такого человека... Женщина, она проведет...

– Ну, если женщина, тогда это дело Парамоши.

– Она Анзора сильно любила... Сейчас плачет... – хозяин вздыхает.

– Это повод только для того, чтобы ее расстрелять, так и скажи ей, – объясняет Сохно с мрачной улыбкой. – А совсем не повод, чтобы не показать нам базу... Тем более там уже никого нет...

– Парамоша договорится... – подполковник Разин уверен в своем снайпере.

Даже офицеры группы Согрина знают такую странную особенность старшего лейтенанта... Человек с простеньким лицом деревенского дурачка каким-то образом так воздействует на женщин, что они готовы строем его провожать из гарнизона в гарнизон и даже в район боевых действий.

Пост старший лейтенант занял самый высокий, забравшись с помощью «кошек» на старую, самую величественную в округе ель, окруженную с трех сторон свитой – елями поменьше и возрастом, и статью. Сменяют старшего лейтенанта с поста, послав на его место второго снайпера – лейтенанта Сокольникова, не обладающего талантами коллеги, а старшего лейтенанта отправляют с хозяином в село. Дом женщины, к которой ведут Парамошу, на другом конце центральной улицы. Просматривается только в бинокль. Согрин с Разиным наблюдают, как хозяин что-то объясняет женщине через забор из зеленого штакетника. Должно быть, женщине не до того, чтобы федералам помогать, хозяин начинает с угрозой постукивать кулаком по забору. Даже издали заметно, как он сердится. До этого Парамоша стоит в стороне, чуть не посреди дороги. Но теперь шагает к забору сам. Начинает что-то говорить, говорит, как всегда, много, не давая собеседнице осмыслить услышанное. Наконец дело, видимо, сдвигается с мертвой точки. Парамоша с хозяином отходят от забора и остаются ждать на дороге. Скоро и женщина выходит. Вся в черном, даже лицо закрыто черным платком.

– Толя, – кивает полковник майору Сохно, – присоединяйся, вдруг да вторую бутыль найдешь... Александр Андреевич, пошли еще одного человека своего...

Разин только кивает. С Сохно отправляется майор Паутов. За несколько секунд они скрываются из вида, спускаясь по склону уже привычно бегом. В это время в воздухе слышится приближающийся шум вертолетных винтов.

– Пойдем и мы, – зовет Разин Согрина.

Вертолет выполняет обязательную перед посадкой в населенном пункте «коробочку», то есть облетает территорию, высматривая наличие проводов и прочего, что может помешать посадке. Иначе летают только боевые вертолеты – ракетоносцы и десантные, которые считают прямой путь наиболее безопасным. Никто не показывает вертолету, где садиться, он сам выбирает ту же спортивную площадку за полуразваленной школой. Не выключаются винты. Только выпрыгивает офицер без головного убора и бежит по направлению к Согрину и Разину. В одной руке автомат, в другой пакет. Смотрит на встречающих в сомнении. Под бронежилетами и разгрузками не видно погон.

– Здравия желаю, товарищи офицеры. Кто из вас полковник Согрин?

– Я – Согрин. – Игорь Алексеевич придерживает рукой свою форменную кепочку и протягивает руку за пакетом.

– Мне передано без росписи, – докладывает офицер. – Извините, нам еще засветло вернуться желательно... Я побежал... Не будет никаких приказаний?

– Летите, – машет Согрин не рукой, а кепкой, которую и так срывает с головы ветром от винтов. Легче в зажатой руке ее удержать...

Вертолет поднимается сразу, как только офицер запрыгивает в салон. Согрин с Разиным отходят подальше от ветра, и полковник вскрывает пакет. Там только один лист. Принтерная распечатка портрета китайца. – Недавно Сохно спросил ночью у одного китайца, как в туалет пройти, так тот подорвал себя гранатой... Надеюсь, этот никого не подорвет?

Сразу со школьной спортивной площадки они направляются к дому, где женщины проводят большую уборку после такого короткого, но кровопролитного боя. Хозяин выходит им навстречу.

– Не знаете этого человека? – спрашивает полковник, показывая лист распечатки.

– Это он... – без сомнений говорит хозяин. – Он здесь командовал. Очень вежливый. И не велел местных жителей трогать, ссориться не велел... Это потом Анзор... По-своему...

К ним подходит старуха с громадным синяком под глазом. Разговаривает с хозяином по-чеченски. Смотрит на лист. Что-то говорит.

– Мама сказала, что тоже его узнала... Говорит, люди китайца сидели в нашем сарае. Те, что не носили формы...

– Спасибо, – благодарит Согрин и идет по улице.

Он стучит еще в один забор, уже на окраине села. Здесь живет та женщина, чьи сыновья служат у Рамазана Кадырова. Женщина выходит сразу.

– Извините, что беспокоим... Вы не видели в селе вот этого человека? – показывает полковник лист.

Женщина щурит глаза.

– Видела... Его так все и звали – китаец... Он вместе с бандитами был... Потом с Анзором уехал. Он самый главный был. Тот, которого вы поймали, тоже главный, а этот и им командовал... Он самый...

– Спасибо, – опять благодарит Согрин и поворачивается, чтобы уйти.

– А где тот ваш?.. Красивый такой... В машине за рулем был...

– Он сейчас занят, – Согрин не сразу понимает, что женщина имеет в виду Сохно.

– Пусть зайдет ко мне в гости вечерком... Накормлю хоть по-человечески, – просит женщина.

– Я передам ему, – чуть заметно улыбается полковник и направляется вместе с Разиным к горке, где их дожидаются остальные бойцы.

– Как по-твоему, можно Сохно назвать красивым?

Подполковник, кажется, чем-то подавился от такого вопроса.

– Я вот тоже всегда думал, что им можно только непослушных детей пугать... Но комплимент Толику передам. Лишь бы не зазнался...

– Так это, думаешь, о нем?

– Не обо мне же... Он за рулем сидел и с этой женщиной разговаривал...

2

Термидор хорошо «проверяется». При выходе из метро он специально застревает в турникете перед дверью из затемненного стекла – прекрасное зеркало. Выходит и сразу сворачивает за угол. Там останавливается. Знает, что филер, потеряв его из вида, начнет лихорадочно оглядываться... Потом, уже на улице, видит, как вот-вот тронется с места автобус, и издалека пускается за ним вдогонку. Не догоняет и оборачивается на остановке – другой автобус высматривает, а заодно человека, который обязан за ним побежать...

За ним никто не бежит. Термидор доволен и поднимает руку, видит желтую «Волгу» с надписью на крыше. Эта надпись на всех языках читается почти одинаково «такси».

* * *

– Да, он прилично напуган... И бегает так, словно за ним собаки гонятся... – Ангел пристроил переговорное устройство на руль с помощью двух простейших резинок, которыми деньги скручивают. Удобно, и руки остаются свободными. И с усмешкой наблюдает за Термидором. – Не такой он храбрый, каким желает показаться. Я видел таких вояк. Они всегда высокого мнения о себе, когда им простые люди противостоят и не готовы отпор дать... А если чувствуют жесткую руку, сразу впадают в истерику...

– Это еще не совсем истерика, но физиономия у него искривлена. Я при выходе из метро наблюдал. Рядом с ним стоял. Подумал, спросить у него закурить – парня в рыдания бросит... Он не серьезный человек... И зря Джон на него так надеется...

– У Джона уже меняется мнение, – говорит Доктор, въезжая в зону охвата радиосвязи. – Он уже думает, что главным во всей истории может оказаться И Пын, а Термидора бросили вперед на испытания. Как себя покажет... Потянет или нет... Джон говорит, что вначале он подавал себя очень круто. Супергерой... А уже в аэропорту просто сбежал. Испугался так, что никому даже сигнала не подал... Это уже уронило его в общем мнении. За ним могут не пойти...

– Джон, – спрашивает Ангел, – ты всерьез предполагаешь в И Пыне «контролера».

– Я предполагаю дублирующего командира... Нет никаких вестей со спутника? Термидор никому не звонил?

– Басаргин уже сообщил бы...

– Он останавливает такси...

– Хорошо... Пора и нам покататься... Я еду на обгон, потом дам им нас обогнать, – говорит старший Ангел. – Дым Дымыч, потом ты обгонишь и где-то впереди притормозишь, а я отстану...

Доктор в эфире повышает голос:

– А нас с Джоном опять сбрасываете со счетов?

– Можешь догнать Тобако. Работайте с ним с улицы. Но я боюсь, что И Пын запомнил номер твоей машины...

– Но Термидор-то мою машину не видел!

– Хорошо, тогда оставайся здесь, а я подстрахую Тобако. В крайнем случае придется где-нибудь подменить и Пулата... Кроме того, не все же трубки Термидор выбрасывает... Позвони Басаргину, где он «видит» трубку Тера...

– Сделаю, – соглашается Доктор.

– Я вас слышу, – отзывается Тобако. – Ангел, гони к следующей станции метро. Я уже здесь стою... Виталий, что у тебя? Можешь говорить?

– Могу... Я подсматриваю из соседнего вагона, а за мной весь наш вагон подсматривает. И подслушивает...

– Гони их... Что с китайцем?

– Рассматривает карту. И какие-то бумажки внутри. У меня такое впечатление, что он запоминает что-то...

– Вот Джон подсказывает, что у Пына феноменальная память... Он в состоянии сразу запомнить большой текст. Это из сводки на него...

– Будь готов, что он выбросит бумажки... Народу на станциях мало... Осторожнее, он может заметить, если ты подберешь...

– Он готовится выходить... Кладет карту. Оставляет ее в вагоне. Что делать?

– Не выходи, – советует Тобако. – Продолжай наблюдение. На следующей станции перескакивай в соседний вагон, забери карту... Сообщи нам, в какую сторону идет Пын...

– А если он на встречный поезд пересядет?

– Адреса сейчас важнее... Действуй.

Вагон метро останавливается. Пын в самом деле выскакивает стремглав из него и мчится на противоположный перрон. Там вот-вот закроются двери в стоящем поезде. Но он успевает. И сразу оборачивается. За ним никто не бежит. Но люди смотрят на него, только что бежавшего так стремительно. Это естественно. Смотрит ли кто из поезда?

Какой-то человек поглядывает позевывая... Равнодушно... И даже не к нему присматривается. Просто, как и все, увидел бегущего, на секунду взглядом задержался, и все... Это нормально...

Все чисто...

* * *

– Я попробую перехватить его, – говорит Ангел в «переговорку» и выскакивает из машины, даже не успев включить сигнализацию. – Андрюша, ключи в машине, закрой...

Андрей слышит голос, но самого Ангела, когда останавливается, уже не видит, тот скрылся в дверях. Андрей стоит возле джипа Ангела и не очень торопится. Он уже понимает, что желание Ангела – только и есть желание. Надо смириться с тем, что они И Пына упустили.

– Виталий, что у тебя? – спрашивает Андрей.

– Только что пересел в другой вагон. Карта и двадцать пять бумажек с адресами и фамилиями. Я так понимаю, что это жертвы. Надо срочно передавать для блокировки...

– Надо... Возвращайся на станцию «Красносельская». Это две остановки. Я жду тебя здесь.

– А Ангел?

– Побежал в метро – это с отчаяния, мы уже не успевали, но он надеялся схватить за хвост...

– Мы не успели, – говорит Ангел. – Даже хвост выскользнул... Я уже поднимаюсь...

Он выходит из дверей через минуту, усталой походкой движется к машине, садится в свой джип и дает активную прогазовку.

– Что ты? – спрашивает Тобако, опершись рукой о дверцу джипа.

– Это я так злюсь, но посторонние этого видеть не должны... Пар, как говорится, выпускаю... Или как оно еще называется... Эмоциональная разрядка. Дома для этих случаев я использую боксерский мешок.

– Он все равно к Термидору придет. А Термидора с двух сторон держат. Лично и через трубку... Никуда не денется... Сейчас надо заняться адресами. Ждем Пулата...

Едва Пулат появляется из дверей станции, как Тобако, сидя в машине Ангела, набирает на мобильнике номер генерала Астахова.

– Здравия желаю, товарищ генерал... Это Тобако. Записывайте адреса людей, которым сегодня должны отрубить палец.

– Жертвы Термидора и И Пына?

– Жертвы всех остальных. Кстати, ждем от вас поздравлений – мы упустили И Пына... Зато сумели добыть адреса. Вопрос так и стоял... Или – или... Пришлось выбирать. Мы выбрали адреса. По крайней мере сегодня кому-то спасли жизнь. Я даже не знаю, что это за люди, и никто из нас не знает, хорошие они или плохие, бедные или богатые... А что будет завтра, посмотрим. Может быть, завтра и до самого китайца дотянемся. Минутку, Пулатов идет сюда с этими адресами... Кстати, что с первой квартирой?

Старший Ангел мигает Пулату фарами, чтобы знал, в какой машине его ждут.

– Все в порядке. Выставили посты. Ворвались, как только они попытались выйти. Никто, кстати, из этих супербойцов не оказал сопротивления. Задержанных четверо. Сейчас дают чистосердечные показания. В том числе и о своих действиях в Чечне. До утра, думаю, разговор продлится... Они хотят сказать много, при этом и друг на друга...

– Остальных можно брать с поличным. Виталий, давай адреса...

Пулат садится на заднее сиденье и протягивает Тобако стопку аккуратных листков. Андрей передает данные генералу.

– Быстрее, пожалуйста... Я передаю по одному адресу... Необходимо сразу выехать... Но каждый адрес повторяет сам, чтобы не ошибиться.

– Странно, – говорит Тобако. – У меня складывается впечатление, что все эти люди – чеченцы... Или хотя бы кавказцы...

– Именно чеченцы, – подтверждает Владимир Васильевич. – Планировалась провокация, чтобы поднять международный скандал. Завтра убивали бы простых людей, русских... Это выглядело бы местью чеченцев... Представляете, что началось бы...

– Есть еще один человек, который остановился в одной квартире с Термидором... Он оказался вне зоны нашего контроля. Мы его даже не видели...

– Был еще один человек. Он пытался убить своего земляка, но у того оказалась подготовленной охрана... Его самого застрелили...

– У нас, товарищ генерал, все... У вас ничего для нас нет?

– Нет. Все. Спасибо. Вот мне докладывают... Наши сотрудники уже выехали по адресам... Значит, везде будет устроена засада... Спасибо еще раз. И от десятипалых, думаю, тоже...

Тобако убирает трубку и расслабленно откидывается на спинку сиденья, даже голову запрокидывает после большого сделанного дела. Но свою трубку достает Ангел. Отвечает на звонок. Звонит Мочилов из ГРУ.

– Да, товарищ полковник... Опознали? Хорошо. Значит, с ним можно разбираться здесь... Там его уже никто не ждет. Если упустим, а мы сегодня его уже упустили, пусть страхуют там. Там парни надежные, они-то уж точно перехватят... Дня два-три у него уйдет, чтобы добраться, а потом – пусть ждут...

– Вы тоже парни не промах... Наша школа... Хотя сейчас и без бронежилетов работаете...

Ангел убирает трубку и берет в руки громкоговорящее устройство.

– Внимание! Всем! Мы И Пына упустили, но достали адреса жертв. Передали «Альфе». Предполагается, что группа Термидора уже сегодня ночью будет уничтожена. Не упустите самого Термидора. И Пын обязательно приедет к нему. Мне только что сообщил Мочилов. В Чечне уничтожена группа, которая ждала там И Пына для проведения следующей акции. Причем ждала в ближайшие дни. Значит, он не собирался долго задерживаться в Москве. В наличии остались только группы, которые готовят где-то для Термидора, но мне кажется, что Термидора просто убьют за провал первой же операции. Парни «Аль-Кайеды» убьют... Он сам должен это понимать и не поедет туда... Что делаем?

– Термидор зашел в квартиру, – сообщает Доктор. – Через минуту из подъезда вышел мужчина, кавказец. Возможно, это запасная явка. Хотя можно предположить и то, что мужчина вышел из другой квартиры. Приезжайте, у нас не хватает наличных сил, чтобы контролировать все выходы с двух сторон. Мы знаем только этаж, но не знаем квартиры. Он может выпрыгнуть в окно с другой стороны. Потому бегаем по двору, словно шавки, языки на плече... Хотели уже запрашивать помощь у Астахова.

– Мы едем...

* * *

Басаргин звонит Ангелу, когда тот уже пару часов как занимает свой пост возле дома.

– Слушаю, Саша...

– Зарегистрирован звонок Термидора. Он звонил в Андрию, это город в Италии, какой-то Софи... Не знаю, насколько серьезны их отношения, судя по разговору, он ее любит. Еще я понял, что у них или есть дочка, или они ждут дочку... Я послал запрос на ее номер в Интерпол. Пусть разберутся и возьмут на контроль...

– Добро... Мы караулим его здесь... Так... Мне сообщают, что с другой стороны в подъезд вошел И Пын. Оставшиеся на свободе в сборе. Решай с генералом и с Сережей – что нам делать? Они сейчас могут залечь спать, а мы будем караулить всю ночь...

– Я позвоню тому и другому... Потом тебе... В крайнем случае пусть вас сменят альфовцы. Отдыхать всем иногда надо...

– Не в этом дело... Я уверен, что Термидор разорвет все связи с «Аль-Кайедой», как только узнает, что случилось. Он ни в какой лагерь подготовки не поедет, потому что знает: его там убьют и сам лагерь расформируют... План потерпел фиаско... А китайцу возвращаться некуда. Его отряд уничтожен спецназом ГРУ.

– Я позвоню... В любом случае какое-то решение будет принято.

3

Захваченная у бандитов и уже обещанная хозяину магазина «Нива», все так же поднимая облако рыжеватой пыли, довозит Сохно, Паутова, Парамошу и женщину, которую с трудом уговорили стать проводником, до поворота дороги.

– Туда... – кивок головы.

Сохно и сам предполагает, что именно туда, откуда и приезжала машина.

Женщину посадили на правое переднее сиденье. Парамоша с Паутовым устроились сзади, держат трепыхающуюся, как бабочка, заднюю дверцу. Сохно опять сидит за рулем.

Минуют место недавнего боя. Оставшиеся на дороге лужи крови подсохли и присыпаны пылью уже настолько, что их не видно. Дальше следует длительный прямой участок по склону. Тот самый участок, что так хорошо просматривается из деревни. Видно, как на спортивную площадку приземляется очередной вертолет и офицер без головного убора бежит навстречу полковнику и подполковнику, что-то отдает им.

– Фотографию китайца привезли, – говорит Паутов.

– Тебе китаец сильно понравился? – спрашивает Парамоша со смешком у женщины, чуть подталкивая ее в плечо круглым стволом «винтореза».

Женщина по-кошачьи фыркает:

– А что в нем нравиться может?.. Вежливый очень... Добрый, как баба... Зачем только его слушали...

– Тебе такие, похоже, не по душе? Тебе абрека подавай...

– Мне больше по душе настоящие мужчины... – Она отвечает почти грубо, хотя грубость можно отнести за счет природного низкого голоса. – Кажется, здесь... Дальше пешком, – говорит женщина, не отнимая от лица платок.

Машина останавливается за новым поворотом.

– Так кажется или в самом деле здесь? – уточняет Сохно и поворачивается к женщине. В упор на нее смотрит. Он играет на контрасте. С одной стороны – старший лейтенант с кучей слов, с другой – жесткий майор, требующий ясности.

– Я не смотрела, когда машина ехала. По тропинке я путь хорошо знаю... Это с другого конца села... А с дороги всего несколько раз ходила...

Она говорит быстро. Так обычно говорят, чтобы скрыть акцент или волнение. Тем не менее акцент просвечивается вполне ясно, а зачем скрывать волнение, если ты не мужчина? Женщине допустимо волноваться в любой экстремальной обстановке, тем более хозяин магазина сказал уже, что она любила Анзора, только несколько часов назад убитого. Так и было сказано – «любила». Это совсем не то, что быть любовницей полевого командира. Иначе хозяин магазина и назвал бы ее любовницей.

Уже начинает активно вечереть. Скоро и стемнеть может. Надо дойти быстрее. Миноискатель они взяли с собой, чтобы не нарваться на ловушку.

На тропу выходят парами. Первыми женщина и Парамоша, чуть отстав, чтобы дать Парамоше возможность языком поработать, два майора. Парамоша это оценивает, он увлекается, языком работает честно и с вдохновением. Заглядывает женщине в лицо. У нее очень красивые глаза. Может быть, само лицо испортило бы впечатление, как обычно бывает с восточными женщинами из-за величины и формы носа, но эти глаза в щели под и над черной тканью, чуть красные от недавних слез, неподвижные, почти не моргающие, – красивы бесспорно. Хотя и очень трудно понять, что они выражают. Одобряют приступ болтовни старшего лейтенанта или пугаются его.

Наконец Сохно своим тренированным ухом разведчика слышит, как женщина чуть смущенно хихикает своим низким голосом. Это впечатляет. Майор толкает Паутова в бок. Паутов кивает с уверенностью: мол, знай наших... Сохно на приоритет не претендует и в конкуренты старшему лейтенанту не набивается. Идут скромно.

– Далеко еще? – спрашивает Сохно.

Он прекрасно помнит, сколько времени понадобилось наблюдателю, чтобы не пройти, а проползти у него над головой и передать сообщение об обнаружении разведчика федералов. Конечно, он мог и просто сигнал подать... Но почему тогда машина остановилась прямо на нужном месте? Средств связи ни в машине, ни у наблюдателя обнаружено не было.

Женщина не отвечает и ускоряет шаг.

– Миноискатель... – тихо шепчет Сохно второму майору.

Тот подправляет наушники, щелкает тумблером и делает три быстрых шага вперед, нагоняя Парамошу и женщину и намереваясь пройти между ними.

– Далеко еще, спрашиваю? – повторяет Сохно.

Женщина оборачивается, глаза ее сияют торжеством.

– Уже пришли...

Она резко отталкивает не ожидавшего такого майора Паутова и делает несколько быстрых шагов по тропе. Сохно понимает все, понимает, что он уже опаздывает, опаздывает и Паутов что-то предпринять, может успеть Парамоша, но он, увлеченный своей болтовней, ничего еще не понял... Единственное, что Сохно успевает, это схватить своими мощными руками двух спецназовцев, сгрести их в охапку и повалить на землю, в сторону от тропы.

И в это время происходит взрыв – женщина привела их на заминированную тропу, зная, где расположены мины...

* * *

– Рапсодия, я Бандит, как слышите? – голос Сохно обыкновенно чуть насмешливый.

– Толя... Что-то там в вашей стороне солидно ухнуло... – привыкший, что Сохно может без ожогов из серной кислоты вынырнуть, полковник Согрин не слишком волнуется.

– Это мы ухнули... Красиво было?

– Адского пламени мы не видели...

– Противопехотки... Осколочные...

– Так ты с того света? – вклиниваясь в разговор, спрашивает Разин.

– Почти... Уши заложило, плохо слышу... Вызывайте «вертушку»... Мы втроем ранены... Все ноги в осколках... Паутов тяжелый... У него осколок под основанием черепа. Кажется неглубоко, но вытаскивать не рискую, может открыться кровотечение. Он без сознания.

– Бандит, я Прыгун. Понял. Сажусь за связь. Вызываю «вертушку»...

– А Парамоша? – волнуется Разин.

– Сидит... Смотрит осоловелыми глазами и больше не болтает...

– Что случилось?

– Баба...

– Что, «баба»?

– Завела нас на заминированную тропу... Сама на мину наступила... Специально...

– Там много взрывов было...

– Цепочкой пошло... Детонация... Они были в сеть завязаны... Хорошо, я прочухал... Она хотела завести дальше. Тогда бы в лоскуты всех порвало... Как ее саму... Ох, злая баба...

– Отправляю людей, – говорит Разин. – Где вас искать?

– От машины влево по тропе. Пока доберетесь, стемнеет... Я подсвечу фонариком... Ну, баба... – Сохно почти смеется.

– Тебя тут другая баба ждет. Хотела, чтоб заглянул вечерком... С которой днем разговаривал. Сыновья у Рамазана служат...

– Помню... Скажи, что не успею... Мне ногу почти оторвало...

– Перевязку сделал?

– Чем сейчас и занимаюсь... Осколков в ноге – как семечек в ладошке... Парамоша, шевелись... Слышишь, черт... Он в норме, ходить может. Контузия. К Паутову! К майору! Его перевяжи, я сам справлюсь... – доносит «подснежник» разговор внутри группы.

– Бандит! Толик! Вертолет высылают сразу. Через пару часов обещают быть... Волгу и Рапсодию просят обеспечить освещение посадочной площадки. Хотя бы кострами по углам.

– Сделаем...

– Капитан Ростовцев, – командует Разин, – бери троих, на ходу готовьте носилки. За ранеными – бегом, с ранеными – на машине...

И подтягивает свои велосипедные перчатки.

– Есть, – отвечает Ростовцев и подтягивает свои глухие перчатки.

Он носит перчатки зимой и летом, в тепле и в холоде. Прячет от посторонних взглядов нервную экзему. В другой обстановке вылечил бы давно. Но жизнь спецназовца избавиться от этой гадости не позволяет. Нервы всегда на взводе.

Ростовцев пальцами показывает на тех, кого берет с собой. Забирает всех, кроме занимающих посты.

– Я пойду, – сам вызывается Кордебалет, лучший друг Сохно.

– Отставить, – запрещает Согрин. – Остаешься у рации... Ростовцев, машину сразу гони к спортивной площадке. В дороге осторожнее, не сильно трясите... Дорога здесь... Камень на камне... Мы пока местного врача поищем. Есть же у них здесь врач или хоть фельдшер...

– Сами там осторожнее, – в спину командирам групп советует Кордебалет. – Кто знает, что здесь за местные... Пусть хозяин магазина своих парней в патрули выставит. Он вроде бы надежный...

Полковник с подполковником спускаются с горы бегом, хотя уже почти наступила темнота. Не спотыкаются и сразу направляются к дому хозяина магазина.

ГЛАВА 13

1

Он долго думает, прежде чем позвонить... Держит в руках трубку сотового телефона и не решается набрать хорошо знакомый номер. Так уже было... Так уже было много раз... Он даже начинает набирать, дважды начинает, но что-то удерживает его руку.

Слишком сложно они расстались. Без ругани, что порой случалось, и случалось часто, если учесть взрывные характеры обоих, но, что самое плохое, без страсти... Софи не хотела, чтобы Термидор уезжал. Он смеялся – работа такая. Она требовала, чтобы он бросил такую работу и перестал ездить... А он отвечал, что для специалиста его профиля в ее городе работы никогда не найдется. Разве что начальником полиции, но его, как иностранца, на эту должность не возьмут...

Она считает его самым тайным из всех тайных агентов. И даже не спрашивает, агентом какой державы он является, потому что у нее в голове не укладывается, что бывают чужие агенты, а не итальянские. Она слишком проста... Софи... Она очень проста и доверчива... Непростительно доверчива... А потом доверчивость в один прекрасный момент возмущается, и происходит взрыв... И из-за этого она много раз попадала в беды. Он ее из такой беды и выручил однажды. Попросту говоря, спас... Пришлось применить все навыки, наработанные за шесть лет службы во французском иностранном легионе. Хотя мог пройти мимо, как подсказывали ему черты характера. Он всегда проходил мимо и не вмешивался в дела, которые его не касаются. А тут, сам не зная, по какому внутреннему велению, вмешался. Спас и сам удивился, когда получил свою долю ее доверчивости, очень наивной и беззащитной женской сущности...

Термидор никогда не был скромным и воздержанным. А с ней он стал именно таким. Уходя от Софи, легко становился прежним, а когда возвращался, от прежнего ничего не оставалось. Он даже грубо вести себя с другими в ее присутствии не мог, хотя никогда в жизни не был вежливым. Она его непостижимым образом меняла и превращала в такого человека, каким хотела его видеть сама. И он легко поддавался перевоспитанию. Даже какую-то прелесть видел в том, чтобы выглядеть джентльменом из общества не самых простых людей, но в душе знать, что ты можешь всегда взорваться и не только удивить, а уничтожить их, этих людей... В такой жизни есть даже некоторый шарм, и само состояние близко к тому, которое он мечтает пережить вскоре. Ходить среди страха, ходить среди людей, переполненных страхом, среди людей, думающих, что ты такой же, и не знающих, что этот страх посеял именно ты... Она этого не понимала. Он ей просто нравился. Так, как не нравился пока еще никому. И некоторый ореол тайны, которым он себя окружал, – все это на нее действовало.

Более того, Термидор даже назвался ей своим настоящим именем и обещал принять католичество, что его, впрочем, совершенно не смущало, поскольку фанатиком ислама он себя никогда не считал, понимая, как можно использовать религию в своих интересах, и делая это постоянно. А самое странное, что он сам, внутри себя, не чувствовал, что обманывает, как обманывал часто. Он понимал, что не все будет так, как планировали они вместе, но это все равно должно быть... И последняя его длительная поездка ее обеспокоила. Софи решила, что рвутся их отношения... Подумала, что он просто сбегает от нее...

Он знает, что это подруги и родственники так ее настраивают. Они все против него. Словно не хотят видеть ее счастливой...

И расставание было слегка натянутым...

* * *

Он все же решается... И удивляется, что подрагивают пальцы, когда он набирает номер. И потому набирает его быстрее, чтобы снова не остановиться.

– Софи... Это ты?..

Спрашивает, хотя знает, что больше некому ответить на телефонный звонок в ее маленькой квартире. Той самой квартире, которую он купил на деньги, полученные в обмен на товар, отправленный из Онфлера в другом контейнере и другому адресату. Дел-то было... Только перетащить пять мешков из контейнера в контейнер. А тут эти охранники попались... Не повезло. В первый раз не повезло за все время работы после дезертирства из иностранного легиона. Но после этого он остался один. И вся сумма досталась ему. Он уехал на некоторое время к Софи и купил ей квартирку в обыкновенном современном доме. Потому что уже знал, что она беременна. А потом ненадолго уехал в Пакистан, чтобы провести переговоры о воплощении своей давней идеи. И по возвращении, пока шла подготовка, он жил с Софи и постоянно тренировался в местном спортивном клубе под руководством бразильского специалиста.

– Арслан! – радостно восклицает Софи. – Арслан! Наконец-то... Где ты сейчас?

Он именно этих радостных возгласов хотел. И не звонил потому, что боялся их не услышать. И этих слез, которые не видит, но представляет. Ее слез радости...

– Я в Москве, а два дня назад еще был в Чечне... Знаешь, что это такое?

– Нет. Это тоже в России?

– Да. Это тоже в России...

Он говорит по-итальянски с сильным французским акцентом, путает еще ударения в похожих словах. Ее умиляет его акцент, и он, чтобы угодить ей, иногда старается проявлять его сильнее.

– Когда вернешься? Арслан! Когда вернешься? – Софи даже кричит в трубку, чтобы преодолеть расстояние и быть к нему ближе.

Термидор вынужден звук в трубке убавить, чтобы слова не вибрировали и не отдавались эхом.

– Как только закончу дела.

– Как тебе позвонить?

– Мне звонить нельзя. Я пользуюсь чужим телефоном и больше этого человека не увижу.

– Это женщина?

– Нет. Это мужчина...

У нее простой телефон. Без определителя номера. И она не сможет позвонить. Это радует. Хотя так хотелось бы слышать ее голос чаще... Но... Нельзя себе такого позволить...

– Как твое здоровье?

– Почти хорошо.

– Как маленькая Софи?

– Постоянно толкается локтями...

– Врач говорит то же самое?

– Про что?

– Что это будем маленькая Софи?

– Что он еще может сказать... Он уже свое сказал... Зачем делать лишнее исследование... Сам знаешь, чем реже ходишь к врачам, тем здоровее будешь...

– Сколько осталось?

– А ты не помнишь?

– Помню... Я дни считаю...

– Арслан... Арслан... Мы с дочкой так ждем тебя...

– А я жду встречи с вами... Будем прощаться, Софи... Любовь моя... Я больше не могу говорить... Я хочу с вами увидеться...

– Приезжай скорее...

– Я постараюсь приехать, как только смогу вырваться...

Он заканчивает разговор, выключает свет в комнате и подходит к окну. Осторожно отодвигает краешек шторы. Не посередине, где две шторки сходятся, а с края, у стены, где его не видно. Долго осматривает сектор двора. Потом так же осторожно шторку задвигает. Осторожность в действиях обязательна, и она самому Термидору нравится своей основательной методичностью. Пусть и темнота в квартире, а кто-то наблюдательный может заметить колыхание тяжелого полотна. Теперь переходит к другому концу окна. Там повторяется та же самая процедура. Двор следует рассмотреть как можно тщательней. Конечно, зимой это делать удобнее. Даже в Западной Европе Россию считают страной вечной зимы. И инструктируют там часто так, что следам на снегу уделяется две трети процесса обучения наблюдателя. А уж про ближневосточных спецов по России и говорить не приходится. Им просто самим интересно говорить о снеге, который они только однажды в своей жизни видели. Да и то где-нибудь на швейцарском курорте.

Будь сейчас снег во дворе, весь двор стал бы более светлым и открытым взгляду. А что можно сказать про те вон, например, кусты?

Термидор присматривается к кустам, и ему вдруг кажется, что он видит человеческий силуэт. Он напрягает зрение... Трудно сказать предельно четко... Опять вокруг головы начинают гулять флюиды... Ощущение опасности? Да? Да! Он чувствует опасность... И очень хочет убежать от нее. Но куда убежишь из квартиры? Если его обложили, значит, обложили со всех сторон... Перекроют все ходы и выходы... И не прорвешься сквозь строй специалистов по задержанию – это не сопливые мальчишки в майках с черепами и свастиками.

Силуэт... Есть там кто или это только больное воображение так играет?

И вдруг силуэт отделяется от кустов и идет в сторону подъезда. Сначала даже дыхание перехватывает от безысходности... Если человек идет, он знает, куда идет. И другие где-то тут же, рядом... Но человек оказывается под фонарем, и Термидор узнает Пына. Осторожный Пын сначала осмотрелся и только потом вошел в подъезд...

Термидор переводит дыхание. Нельзя показывать китайцу свое состояние и терять авторитет. Даже наоборот – следует показать состояние противоположное. И Термидор выходит в коридор, открывает дверь и с улыбкой ждет Пына на пороге.

– Заходи...

– Ты меня видел? – в глазах Пына искреннее удивление. Лицо, как всегда, простодушно.

– Я тебя почувствовал...

2

– Ангел! Я договорился, тебе дадут возможность выспаться сразу после встречи с сыном...

– Не понял, Саня...

Старший Ангел понимает, что это передается сжатая до минимума информация, и даже понимает какая, но ему хочется услышать более конкретные слова, чтобы довести их до сведения остальных и обосновать не только своим желанием поспать.

– Сейчас вас сменят... А у нас в офисе пройдет общее совещание. Приедет генерал с несколькими офицерами и Сережа. Твой скромный сын не пожелал представить обществу всю группу, считает, что с нас одного Джона достаточно. Они все-таки организация более закрытая, чем мы. По крайней мере мы не всегда работаем в «автономном режиме». Впрочем, обижаться мы не будем. Это его право и, возможно, его безопасность...

Ангел сообщает информацию всем. «Наружка» ФСБ приезжает вскоре после звонка Басаргина старшему Ангелу. Аккуратно и скромно парни работают. Сменяют наблюдателей Интерпола поочередно, без видимой суеты. Они профессионалы, тут же дают на будущее советы, определив несколько нарушений в системе наблюдения. Сказывается школа, наработанная десятилетиями. И эти уроки филеры дают интерполовцам. На бегу... Впрочем, обе стороны понимают необходимость такой школы при интенсивной совместной работе. Прокол одного может подвести смежника...

– Не стесняйтесь, – говорит старшему Ангелу капитан из «наружки». – Вы же не спецы... Попробуйте поставить в «наружку» любого опера из управления... Он в десять минут дело завалит... А вы целый день их так качественно таскали...

Ангел пытается принять замечания за комплимент.

– Отпрошусь на месячишко к вам на стажировку... Нам бы еще ваше оснащение, – говорит он, рассматривая раскрываемый «дипломат» с трубой лазерного звукоснимателя, предназначенного для прослушивания разговоров в квартирах за стеклами.

– А мы все говорим, что нам бы ваше оснащение, – смеется капитан. – Кстати, у вас в НЦБ есть модели лучше наших... Затребуйте...

На том и расстаются.

На улицах уже ночь. Но машин в центре стало чуть больше, чем два часа назад, когда они проезжали здесь же, а людей на тротуарах несравненно больше. Хотя это только в отдельных кварталах. Остальные улицы отдыхают, и – благодаря стараниям работающих людей – спокойно.

Автоколонну интерполовцев ведет, естественно, Тобако, предпочитающий ездить небольшими улицами, но сокращая при этом время пути. И не забывает слегка поиздеваться над другими машинами, взяв вариант езды, пригодный только для его «БМВ» с форсированным двигателем. Тем не менее все доезжают благополучно. Выстраивают на дворовой автостоянке свой автопарк и шумной толпой идут к подъезду. Обращают внимание и на пару черных «Волг», которые припарковались не на стоянке, а прямо на тротуаре. В «Волгах» сидят водители, косо посматривая на интерполовцев. Впрочем, они должны быть предупреждены об их приезде – не сговариваясь, все определяют машины «Альфы». Значит, генерал Астахов уже ждет их. Может быть, и Сережа уже добрался своим ходом. Ему путь недалекий...

* * *

– Начну, пожалуй, я как старший по званию, – предлагает Астахов, когда все рассаживаются.

Впрочем, слово «рассаживаются» не вполне подходит к обстановке, потому что комната жилой квартиры, превращенная стараниями Александры Басаргиной в офис, несколько отличается размерами от кабинета того же генерала Астахова. Здесь, даже при принесенных из жилой квартиры стульях, не хватает места всем, чтобы усесться. Впрочем, народ собрался боевой, привычный к любой обстановке. Они не рассаживаются, а устраиваются. Кто на подлокотниках кресла, кто просто на полу, прислонившись спиной к шкафу, кто на подоконнике, предварительно задернув штору. Действие не обязательное в нынешней обстановке, но выполняемое по привычке к обеспечению личной безопасности.

– У вас и без старшинства все карты в руках, – отвечает Басаргин, не пожелавший сесть, – ему не только лучше думается во время ходьбы, но и лучше слушается. В генеральском кабинете, впрочем, он обычно садится. Здесь же он хозяин и ведет себя так, как ему удобнее.

– Даже две живых карты, не считая полуживых, то есть арестованных... – добавляет Доктор Смерть. – Вам говорить – естественно... Нам остается только задавать вопросы и бросать реплики... Хотя я должен предупредить, что не все реплики будут одобряющими...

– Вам что-то не понравилось в наших действиях? – спрашивает генерал, поднимая в удивлении брови.

Он всегда так удивляется, хотя отлично знает, что ему предстоит выслушать.

– Конечно, и мне, и моим коллегам, – за всех отвечает Басаргин, – не нравится, что мы получаем, как обычно, только часть информации вместо целой концепции. Мы даже не всегда знаем, что вы в курсе ситуации и контролируете ее, в результате чего нам приходится затрачивать множество усилий, чтобы добиться аналогичного результата.

– Это старый разговор, – Владимир Васильевич пытается сгладить ситуацию улыбкой и бросает косой взгляд на Сережу и Джона, которые пристроились в углу, – и я вынужден повторить то, что говорил уже не раз. Мы действуем в первую очередь в интересах собственного государства. И разговор идет не только о государственной безопасности, хотя и об этом. На данном этапе международной обстановки для нашей страны весьма важен престиж. А престиж – это еще и экономические интересы страны, которые наша служба обязана охранять. Вы же – организация международная. Я не сомневаюсь, что все вы, как бывшие российские офицеры, не станете включать в свои отчеты сведения, которые становятся доступны вам во время следственных мероприятий, если сведения эти носят в себе военную или государственную тайну. Мы уже много поработали вместе, и я каждого из вас достаточно хорошо знаю. Потому полностью доверяю. Тем не менее всегда существуют вещи, которые на международном уровне могут рассматриваться вне сопутствующего контекста, что делает их искривленными...

– Это мы понимаем... – говорит Басаргин.

– Что же касается «Пирамиды», то оперативная деятельность этой организации никоим образом афишироваться не может, и наше сотрудничество обусловлено секретным межправительственным протоколом стран – членов Совета Безопасности ООН. Протокол предусматривает невмешательство с нашей стороны и посильную помощь только тогда, когда нас попросят. Точно так же они работают в других странах. Но работа «Пирамиды» не имеет такого контроля, как работа Интерпола, со стороны международных гуманитарных организаций... Вернее, она вообще не имеет контроля, поскольку носит полностью скрытый характер.

– Многословно и непонятно, товарищ генерал, – соглашается Басаргин, – но мы понимаем, что так и надо говорить о «Пирамиде». Поговорим, однако, о делах текущих, ради чего мы здесь и собрались...

Генерал кивает согласно и с облегчением. Ему всегда трудно объяснять парням, которые, по сути дела, выполняют аналогичную с «Альфой» работу, и выполняют ее с риском для жизни, почему их приходится держать на определенной дистанции. И это самому Владимиру Васильевичу не слишком нравится, потому что эти парни ему по большому счету симпатичны.

– Начнем по порядку... Я не могу не отметить активную деятельность подсектора Интерпола по борьбе с терроризмом во главе с Александром Игоревичем. Основная работа была выполнена именно силами подсектора. В настоящее время один член группы террористов убит, двадцать девять человек арестованы. Операция по задержанию прошла удачно. Только трое оказали сопротивление, при этом был травмирован – не ранен, а серьезно травмирован ударом руки – боец группы захвата. Двое основных террористов блокированы в квартире жилого дома и находятся под полным контролем службы наружного наблюдения. По материалам допросов и по данным, привезенным господином Джоном, – Владимир Васильевич кивает в сторону молча слушающего Джона, – организаторы и финансисты акции с нетерпением ждут сообщения о первых жертвах. Мы такое сообщение готовим. Даже в двух вариантах. Все зависит от того, какое мы здесь и сейчас примем решение. У нас осталось только полчаса до передачи сообщения в эфир. Поэтому предстоит поторопиться. Со стороны подразделения «Пирамиды» было высказано мнение – провести «игру» с противником. Сообщить о совершенных убийствах. Что нам это дает? Это дает возможность как-то проявить себя и новым группам. Зашевелиться, активизировать подготовку, чтобы усилить эффект. И этим обнаружить место собственной дислокации. Одна из таких групп – руководить ею должен был опытный международный террорист И Пын – формировалась в Чечне. Обстоятельства вынудили части спецназа ГРУ поторопиться, чтобы спасти людей, взятых группой в заложники, и провести операцию на уничтожение. Данные разведки всех уровней не дают аналогичной информации о формировании других таких же групп в Чечне. Да и сформировать подразделение такого уровня далеко не просто. Если набирать численный состав среди простых бандитов, это может сразу сорвать все далеко идущие планы террористов. Им нужны именно опытные бойцы, умеющие убивать голыми руками. Но таких – единицы. Потому мы имеем право предположить, что в настоящее время не существует угрозы появления в Москве новых террористов этого плана. Таким образом, целесообразность «игры» ставится под сомнение...

– Но за пределами-то России... – даже с некоторым отчаянием говорит Сережа, явно недовольный мнением генерала, с которым он уже разговаривал предварительно наедине и мнение которого уже знает. – Нельзя же при этом игнорировать интересы других стран. «Игра» дала бы нам возможность отследить передвижение Термидора и найти базовые лагеря подготовки убийц.

Младшему Ангелу возражает Басаргин, расхаживая в непривычной тесноте кабинета то прямо, то бочком и сбиваясь с обычного размеренного ритма ходьбы, что, несомненно, мешает ему думать.

– Вот этот вопрос нам и предстоит решить... Всем вместе... Причем решить только путем умозаключения, поскольку мы не может знать конкретную реакцию руководства «Аль-Кайеды». Алексей Викторович, – кивает Басаргин на старшего Ангела, – резонно предположил, что Термидор в настоящей обстановке уже просто труп... Его уничтожат сразу же, как только он вернется к своим хозяевам...

– Но если мы продолжим длительную «игру», этого не произойдет, – поддерживает младшего Ангела Джон.

В ответ раздается синхронный вздох интерполовцев и генерала.

– Мы не можем продолжать игру до бесконечности, мы даже достаточно долго не можем ее продолжать, иначе террористы просто добьются своей цели, – возражает Владимир Васильевич, – поднимут в стране панику. Даже единственное сообщение моментально обрастет в народе слухами... Повторное сообщение только добавит масла в огонь... А после третьего опустеют городские улицы и магазины... Тиражировать сообщение в прессе – все равно, что объявить о радиоактивном заражении города. Люди хлынут из столицы. Наш хилый транспорт будет не в состоянии справиться с таким массовым оттоком населения, в результате начнутся беспорядки и возможности для новых терактов. Россия не может и не обязана приносить себя и свою безопасность в жертву ради того, чтобы обеспечить безопасность других стран. Это априори... Поэтому даже первичное, и уж тем более вторичное, сообщение в средствах массовой информации я считаю невыполнимым условием. О более длительной «игре» я даже говорить отказываюсь, да этого и не позволит руководство страны...

– Мое мнение таково, – говорит Басаргин. – Самое большее, на что мы можем пойти в данной ситуации, это позволить Термидору уйти... И отследить его передвижение через спутник. Если, конечно, он не выбросит и вторую трубку, как поступил с первой... В этом случае у нас остается еще один вариант в запасе – женщина в Италии, к которой Термидор, кажется, испытывает какие-то нежные чувства... И ребенок, который то ли уже есть, то ли вскоре появится... Это трудно понять из записанного разговора. Что же касается нашего китайца, то здесь мы, кажется, не встречаем возражений ни с одной стороны – И Пын подлежит задержанию...

– Лучше уничтожению, – добавляет младший Ангел. – Я даю вам полную гарантию, что нет тюрьмы или следственного изолятора, который в состоянии его удержать... Таких людей следует уничтожать сразу, вплоть до удара в спину...

– У нас есть хорошие охранники, – улыбается в ответ на это генерал. – Но вернемся к основному вопросу. Я могу пойти на риск и дать одно сообщение в эфире... Однодневная «игра»... От повторного сообщения я отказываюсь категорически. Мне не слишком хочется щекотать нервы своим землякам и соплеменникам...

– Это ничего не даст, – вздыхает младший Ангел. – Тогда хотя бы выпустите Термидора...

Генерал снимает трубку городского телефона, набирает номер.

– Это Астахов. Сообщите на все телевизионные каналы и в сводки новостей Интернета об успешной ликвидации банды террористов... Как и договаривались... Один убит, двадцать девять арестованы, один в розыске...

– Почему один? – простодушно спрашивает Пулат.

– Потому что Пын и Термидор должны думать, что кто-то из них предатель... Они будут избегать друг друга...

Младший Ангел тяжело вздыхает, а Джон стискивает до боли кулаки.

Хозяева положения выбрали лучший вариант для себя. В принципе это естественно, потому что каждый вправе самостоятельно выбирать свою судьбу. Один готов идти на жертву ради других, незнакомых людей, другой на такое не согласен. А когда вопрос стоит о том, чтобы приносить пусть и в виртуальную жертву народ – это еще сложнее...

Генерал осматривает всех, вздыхает с облегчением, как вздыхают, когда сделано большое дело, но тут же спохватывается и снова берется за трубку:

– Надо «наружку» проинструктировать... Итак, Термидора отпускаем на волю...

3

Термидор удивляется. Он впервые видит, как Пын садится не скромно на самый краешек стула, как обычно, а в кресло. И разваливается там, расслабляется. Конечно, устал... Ему пришлось побегать по городу, да еще отслеживать возможные «хвосты».

– Все в порядке?

– Всех обошла, всем сказала... – Пын доволен.

– Квартиру проверял?

– Там хуже... Там кто-то есть... Двое... В окно смотрели...

– Двое... Может, Тахир и Ширвани?

– Нет... Одна очень высокий... Выше Ширвани...

– Понятно. Значит, с Тахиром все подтверждается...

– Да, Тер...

Пын выглядит довольным. И это нравится Термидору. Довольным может быть только человек, который хорошо выполняет свою работу. Надо держать Пына рядом с собой. Но и дистанцию поддерживать следует. Командир всегда должен оставаться командиром, а подчиненный должен знать свое место и не разваливаться перед командиром в кресле.

– Включи телевизор, – приказывает Термидор. – Будем смотреть все выпуски новостей... И еще есть у них, говорили мне, какие-то передачи... Хроника происшествий... Надо найти... Там сообщают все последние новости...

Пын поднимается и включает телевизор. Термидор занимает освободившееся место в кресле, где смотреть удобнее, предоставив Пыну сидеть на простом стуле. Пына это не смущает. Он понимает, что командует здесь Термидор. Садится на стул по другую сторону стола, только отодвигает от себя большую и тяжелую мраморную пепельницу, переполненную окурками – хозяин квартиры курил, должно быть, очень много, – и начинает щелкать пультом, перескакивая с канала на канал. Новостей пока нигде нет. Но Пын надолго не задерживается ни на одном канале, время от времени поглядывает на часы, ждет момента, когда минутная стрелка примет вертикальное положение. Тогда можно чего-то ждать.

Так проходит несколько минут. Термидор позевывает. Не оттого, что желает уснуть, а от нетерпения. Точно так же от нетерпения всегда зевают собаки. Наконец появляется заставка программы новостей. Пын вертится на стуле. Термидор садится прямее...

И первое же сообщение обрушивается на них, как снежная лавина на путников в горах – сминает и мешает дышать.

Срочное сообщение пресс-службы ФСБ. Большая операция по ликвидации банды террористов... Один убит, двадцать девять арестовано... Один разыскивается...

Пын сидит не шевелясь, окаменел, пытается осмыслить происходящее. Термидор начинает слегка подрагивать. Он чувствует это только кончиками пальцев – тонкая нервная дрожь... И встает, ходит по комнате, силясь сообразить, что произошло...

– Ширвани убит, – говорит Термидор.

– Тахир сдал всех, – говорит Пын.

Термидор оказывается за его спиной. Осторожно берет со стола пепельницу, глядя в сторону, словно бы просто желает передвинуть ее, и тут же бьет пепельницей Пына по затылку. Китаец падает со стула без звука. Ни один затылок не выдержит такого удара.

Термидор просчитывает все сразу. Один в розыске... Значит, есть еще один, которого не ловят... Кто это? Тахир? Но Тахир не знал ни одного адреса, кроме квартиры, в которой жил. Все адреса были у Пына... И Пын всех сдал... А Тахира он мог просто убрать, чтобы было на кого свалить. В этом случае Тахира не соотнесут с остальными... Мало ли кого убили... Город-то большой... Простейшая арифметика... Все сходится... Один к одному... Но сдать мог только Пын...

Китаец едва заметно шевелит пальцами, словно сгребает что-то в горсть. Термидор еще раз заносит пепельницу, прицеливается и бьет со всей силой, на какую способен. Наклоняется ниже, чтобы услышать дыхание Пына, но слышит только бульканье, доносящееся изо рта. С губ стекает струйка крови. Должно быть, произошло какое-то кровоизлияние. Все... Пын уже не жилец... И даже палец у него на руке не шевелится...

Указательный палец, которым мертвые показывают на живых...

Если Пын «сдал» его, значит, он мог прийти не один. Значит, может быть засада на улице. Может быть, китаец просто должен открыть дверь кому-то, когда Термидор уснет... Хотя, если уж «прокачивать» до конца, они должны бы дать им «погулять» еще пару дней, чтобы выявить все явочные квартиры...

По опыту Термидор знает, что в каждой квартире есть инструменты. Он ищет их и находит ящик. В ящике маленький туристический топорик. Это то, что надо. Он возвращается в комнату, склоняется над китайцем и одним коротким движением отрубает ему палец. Потом заносит руку, чтобы ударить по голове, но замирает и опускает руку... Не от жалости... Китаец и так скорее всего не жилец, потому что почти не дышит... А удар топором по голове – это брызги черной крови... Переодеться не во что... Не ходить же по улицам окровавленным...

Термидор отходит к двери в прихожую, выключает свет и смотрит на светящийся экран телевизора. Все произошло так быстро, что даже новости не кончились. И он слушает сообщение из Чечни. В горах уничтожена банда боевиков численностью больше тридцати человек... Но теперь это его не касается... В Чечне и вообще в арабских странах Термидору появляться опасно. Надо будет сделать себе новые документы. Есть такой человек во Франции, который делает настолько хорошие документы, что их однажды даже проверяли в полиции и признали подлинными. Надо сразу отправляться туда...

* * *

Он предполагает, что Пын мог прийти не один. Значит, с улицы стоит ждать неожиданностей... Третий этаж... Высоко... Но не настолько, чтобы тренированному человеку бояться такой высоты...

Термидор старательно закрывает дверь, громко ворочая ключами. Чтобы соседям было слышно. Обязательно надо услышать эти звуки соседям. Но в российских домах со звукопроводимостью все в порядке. Термидор звонит в соседнюю квартиру.

– Кто? – почти сразу раздается вопрос.

Голос мужской, старческий.

– Извините... Я тут у вашего соседа останавливался... Его сейчас нет... А мне срочно позвонили – ехать надо... Я дверь закрыл, можно у вас ключ оставить?

Раздумье длится несколько долгих секунд. Наконец начинает пощелкивать металлическими соединениями замок. Дверь открывается сначала нешироко, потом, увидев улыбающуюся, чуть виноватую физиономию Термидора, хозяин раскрывает ее шире.

– Оставляйте... Отчего же нельзя... Оставляйте...

И протягивается старческая рука.

Термидор легко захватывает эту руку, выворачивает кисть и вталкивает старика в прихожую. Сам уверенно шагает вперед. Видит испуганное лицо пожилой женщины и сразу задает резкий вопрос:

– Балкон есть?

Женщина заикается и задыхается, но все же в состоянии показать рукой. Термидор устремляется туда. Дверь балкона распахнута, только прикрыта шторкой. Сам балкон всяким хламом завален. Термидор перешагивает через перила, осматривается и прыгает в газон...

И там выбрасывает палец... Втаптывает его в траву... Научен горьким опытом... Такое с собой не носить... Вслед за пальцем может прийти Тень... Хватит ему одной Тени... Еле-еле отвязалась... Но то была Тень европейца, а Тень китайца может оказаться куда изощреннее. От этой, если сразу привяжется, долго не сможешь отвязаться...

ЭПИЛОГ

Утром Термидор уже в Париже, куда прилетает рейсом «Пекин – Москва – Париж». Даже сам посмеялся над ситуацией. Только расправился с китайцем и тут же попадает на китайский рейс... Есть в этом какая-то символика. Надо будет подумать на досуге. Но об этом думается плохо.

Сейчас отнюдь не досужее время...

Термидор никак не может решить – правильно он поступает или совершает ошибку. Конечно, ему не простят провала такой многообещающей операции. «Аль-Кайеда» никогда не прощает такое... Столько денег вложено, а результат нулевой. Но... Дали бы ему объяснить, выслушали бы, может быть, тогда все прошло бы нормально. И потому, отдалившись от толпы, он садится на скамеечку в аэропорту и звонит по хорошо знакомому номеру. Называет себя. Просит позвать шейха.

И объясняет все. Коротко, по-военному. Виноват тот, кто формировал отряд, запустив в него предателя-китайца. Именно китаец навел на Термидора слежку, вынудив этим прятаться, и ловко подстроил такую ситуацию, при которой сам Термидор не мог идти по адресам. Получив адреса в свои руки, Пын «сдал» всех... Но Термидор отомстил Пыну...

– Приезжай в третий лагерь... Там поговорим... Мне кажется, ты ошибаешься... Правоверные люди из Америки донесли нам, что какой-то Джон подменил убитого Тахира Ходжаева. Тело Тахира ФСБ Чечни уже передала родственникам в Узбекистан. Те его опознали. Или Ходжаева вообще с тобой не было?..

– Был... – растерянно подтверждает Термидор. – Но он не знал адресов... Он сам убит Пыном...

– Ты ошибаешься, – повторяет шейх. – Но все твои ошибки вынужденные... Мы не знали, что против нас работает «Пирамида». И ты этого знать не мог...

– Какая «Пирамида»?

– Новая сила... Враги ислама отвечают нам на террор террором... Посмотрим, чья возьмет... Приезжай в третий лагерь. Там тебя встретят и помогут в дальнейшем избежать ошибок...

– Вы там будете?

– Я слишком стар, чтобы ездить так далеко. Я уже привык к оседлости...

– Но как меня узнают? Кроме вас, я ни с кем...

– Назовешь себя... Тебя будут ждать... Неделю тебе на отдых... Кажется, на днях у тебя должна родиться дочь? Я надеюсь, что дочь мусульманина будет верной последовательницей Магомета...

Термидор теряется:

– Откуда вы...

– Аллах подсказывает нам некоторые вещи...

* * *

– Доктор... Посмотрите... Странное что-то...

Врач поправляет очки и склоняется над приборами. Переводит взгляд с одного на другой, потом на третий и снова на первый... Пожимает плечами и протирает очки, чтобы повторить просмотр. Но убеждается, что такого он еще не видел. Энцефалограмма, снимаемая после нейрохирургической операции постоянно, показывает альфа-ритмы мозга, следовательно, больной находится в состоянии между сном и бодрствованием, хотя после такой мощной анестезии спать должен еще сутки. Что-то непонятное происходит с давлением. Оно вдруг резко нормализуется, то есть становится таким, каким должно быть у здорового человека – а этого быть не может. Потом скачком изменяется, почти падает. Потом опять нормализуется. Потом скачком взлетает. И нормализуется снова. Постепенные изменения – это нормально, это реально. Но такие скачки...

– У него что-то с легкими, – предполагает медсестра. – Посмотрите, как он дышит...

– При чем здесь легкие? В области грудной клетки нет ни одного ушиба. Только черепно-мозговая травма, прострел в лобовую кость, трещина лобовой кости. И палец... Больше нет даже синяка...

– А давление?..

– Прибор, наверное, неисправен...

В послеоперационную палату заглядывает тот охранник, которого приставили к пациенту.

– Что-то случилось?

– Что вы в этом понимаете? – ворчит врач. – Занимайтесь своим делом...

– Я кое-что понимаю в таких людях, как этот китаец... И знаю, на что они способны...

Врач хмыкает:

– Китайская медицина... Это сказки для дураков...

– Современная ортодоксальная медицина – сказки для беспомощных идиотов...

– Вы что, хамить надумали?

– Что случилось?

– Я сейчас просто выгоню вас отсюда!

– А я сейчас вызову наряд и посажу вас суток на тридцать... Сначала просто по подозрению в пособничестве террористам. Вам очень понравится в одиночной камере... А потом добьюсь, чтобы вас выгнали за профнепригодность. Потому что вы не знаете, что показывают приборы...

– Дым Дымыч, не надо... – медсестра знает, как зовут охранника.

– Что происходит?

– У него ритмичные скачки давления то вверх, то вниз... А между скачками давление становится нормальным... – врач несколько напуган.

– Ритмичность «десять-десять-десять-десять» или «десять-пять-десять-пять»?

– Что это?

– По секундам замеряйте... Вернее, по пульсу...

Медсестра берется за пульс китайца. Смотрит на приборы. Считает про себя.

– Четыре по десять... – говорит наконец, слегка вытаращив на Сохатого глаза и не понимая, о чем идет разговор.

– Я понял... Он к вечеру уже будет опасен. Я переношу пункт наблюдения в палату.

– Нельзя, – говорит врач. – Что вы мне тут арифметику устраиваете... Если что-то знаете, объясните...

– Он проводит ритмическое дыхание. И восстанавливает всю жизнедеятельность своего организма. Полностью. Обычный человек может так дышать пару минут. Если он специалист и сможет продышать так хотя бы до вечера, самое страшное, что с ним может произойти, это расхождение швов. Но, я думаю, он умеет и их сращивать...

– Сращивать швы?.. Да что за глупости...

– Это и я умею... – Сохатый открывает дверь и заносит из коридора свой стул, ставит у стены. – Вы отдыхайте... Ваша помощь больше не нужна... Без вас он будет здоровее...

* * *

В другом госпитале операция проходит под местным наркозом, и Сохно, чтобы не морщиться и не строить медперсоналу гримасы, шутит чуть грубовато. Когда все завершается, хирург позванивает в металлической эмалированной тарелке, странно загнутой в форме гигантской фасолины, осколками, вытащенными из тела майора.

– Оставить вам на память? Шесть штук...

– Я металлолом не сдаю... Зачем они мне... – отмахивается Сохно. – Парни мои где?

– Парни? – удивляется хирург. Он молоденький и не понимает, что парни могут быть разного возраста. – Там дожидаются только полковник с майором... Они объяснят...

– Это и есть мои парни...

Его вывозят из операционной. Кордебалет отстраняет медсестру от ручек транспортного средства – носилок.

– Можно, я порулю?.. Вы показывайте, куда ехать...

Медсестра ведет их в палату. Показывает, куда переложить Сохно. Кровать уже подготовлена.

– Я сейчас вам димедрол вколю, чтобы хорошо спалось, – обещает она с улыбкой.

– Не надо, – отмахивается прооперированный. – Я и без того хорошо усну.

Медсестра уходит. Выходят за ней и двое раненых. Кордебалет вытаскивает из-под халата бутылку водки.

– Вот тебе и димедрол...

Открывает бутылку. Сохно выпивает ее сразу, не отрываясь – фронтовое обезболивающее средство.

– Теперь отосплюсь... Жалко, просплю охоту на китайца...

– Его уже поймали, – успокаивает Согрин. – Наши парни охраняют. Предоставили ему в сиделки Сохатого...

– Тогда не уйдет...

* * *

Полковник Джават Даут, один из руководителей «Пирамиды», специально прилетает в Париж, чтобы встретиться с группой Сергея Ангелова, который открыто работает под своей настоящей фамилией, уже не опасаясь, что силовые структуры России обратят на него внимание.

В аэропорту Орли гостя встречает на своей машине Таку и отвозит в гостиницу ЮНЕСКО, где группа остановилась, поскольку может себе позволить это, имея паспорта Граждан Мира. Все собираются в двухкомнатном номере младшего Ангела, руководителя группы.

– Я улетаю через два часа, поэтому приступим сразу, – говорит полковник Даут. – Интерпол передал нам все записи разговоров Термидора за последние дни. Предложение господина Ангелова рассматривалось на совете руководства «Пирамиды» в присутствии специального представителя Генерального секретаря. Нами наведены справки по запросу о возможности срочного проведения пластической операции. Это оказывается невозможным ни в одной из клиник мира. Слишком невелики сроки. Поэтому был рассмотрен и утвержден к действию второй вариант.

– Слава богу, – вырывается у Сережи. – Значит, работаем...

Полковник Даут отличается суровой сдержанностью. И потому неодобрительно смотрит на проявление эмоций подчиненного.

– Я думаю, радоваться вам рано... Вы отправляетесь на чрезвычайно рискованную операцию. По сути дела, это настоящая авантюра. Всегда там может оказаться какой-то человек, который контактировал с настоящим Термидором. Но нам необходимо знать предельно мало – месторасположение лагерей. Думаю, вы сумеете справиться достаточно быстро. И постарайтесь ни под каким предлогом не задерживаться там, потому что по лагерям будет нанесен мощный, все выжигающий ракетный удар авиации США.

Сегодня вы посетите клинику, мадемуазель Таку уже знает адрес и имя врача, который будет с вами работать. Он вам обновит шрам на пальце и нанесет шрам на горле. Это для легенды, согласно которой на вас напал бывший французский легионер Сергей Ангелов с желанием отомстить. Он сумел отрезать вам палец, как вы когда-то отрезали ему, и нанес вам ранение в горло. Но вы сумели притвориться мертвым.

Это мы делаем с некоторым опережением, чтобы не возвращаться еще раз во Францию. В Италии у нас нет надежного пластического хирурга. Сразу после этого всей группой вылетаете в Италию. Группа обеспечения там уже работает. Термидора вам предоставят тепленького. Главное, сумейте его обработать. И не перестарайтесь с ударом ножом по горлу. Удар должен быть скользящим. Придержите руку, даже если она требует возмездия... Ваше возмездие будет более суровым...

Вечером Термидор увидится с человеком шейха. Он не знает, что это человек шейха, но вынужден будет рассказать ему про нападение. Сам этот человек никуда из Италии не выезжает и будет уничтожен только после вашего возвращения.

С Термидором же все просто. Вы подмените его по дороге в аэропорт. Им займутся соответствующие люди... На беседу с профессором Голдбергом, который любезно согласился нам помочь – это сильнейший, пожалуй, гипнотизер на сегодняшнее время, – вам выделяется два часа. Мы обеспечим задержку самолета на это время. После получения сведений от Термидора – Голдберг изучил его подробную психограмму и уверен, что сумеет справиться и с введением в транс, и с преодолением сопротивления – вы становитесь Термидором. Фигура и походка у вас похожие, постарайтесь повторить его манеру поведения. Голос после ранения будет изменен. Шейху, который будет звонить, к тому времени уже сообщат о вашем ранении. Следовательно, его не смутит разница в голосе.

– Что будет с самим Термидором? – спрашивает младший Ангел.

– Его будут судить? – добавляет Таку.

– Да, – рассеянно отвечает полковник. – Его будут судить...

Ангел понимает, что судья у обвиняемого будет только один, а вместо предъявления обвинения он предъявит пистолет...

Примечания

1

Драккар – парусно-гребное судно викингов.

(обратно)

2

Исторические события 911 года.

(обратно)

3

Французский полицейский револьвер «манурин» со сменным барабаном, калибр 9 мм, выпускается с 1980 года.

(обратно)

4

Катана – двуручный меч самурая.

(обратно)

5

Отдельная мобильная офицерская группа.

(обратно)

6

ПНВ – прибор ночного видения, в бинокле работает от аккумуляторной батареи.

(обратно)

7

Баскская террористическая организация, действующая в Испании.

(обратно)

8

Если вы закончили рабочий день, то выключите телефоны...

(обратно)

9

Нельзя. У нас рабочий день длится круглые сутки.

(обратно)

10

Штаб-квартира Интерпола находится в Лионе.

(обратно)

11

Романы «На войне как на войне» и «Операция „Зомби“.

(обратно)

12

Чертов остров – остров в Аденском заливе Аравийского моря, недалеко от бухты Гаджура.

(обратно)

13

Термидор (буквально, дарящий тепло) – одиннадцатый месяц французского республиканского календаря, действовавшего в 1793—1805 гг., с 20 июля по 18 августа.

(обратно)

14

Действие романов «На войне как на войне» и «Операция „Зомби“.

(обратно)

15

ААОН – антиопределитель номера звонившего.

(обратно)

16

Романы «На войне как на войне» и «Операция „Зомби“.

(обратно)

17

L'index (фр.) – одновременно и индекс, и указательный палец, хотя просто палец – Le doigt.

(обратно)

18

Обычная норма приема в иностранный легион во Франции. Легионер, отслуживший десять лет, получает французское гражданство и освобождается от преследований со стороны полиции за преступления, совершенные до службы. Таким образом, нелегкая служба в легионе приравнивается, по сути дела, к тюремному заключению.

(обратно)

19

Романы «Закон ответного удара» и «Правила абордажа».

(обратно)

20

Что вы хотите? (фр.)

(обратно)

21

Паспорт? Пожалуйста...

(обратно)

22

Я не понимаю ваш вопрос...

(обратно)

23

Буду рад при следующей встрече отрезать вам голову... Мне кажется, отрезать вам только указательный палец – это непростительно мало для вас...

(обратно)

24

НЦБ – Национальное центральное бюро Интерпола в Москве.

(обратно)

25

«Моссад» – спецслужба Израиля.

(обратно)

26

Сексот (сокр.) – секретный сотрудник.

(обратно)

27

Кули – в Китае и некоторых странах Юго-Восточной Азии носильщик, грузчик, чернорабочий.

(обратно)

28

АОК – Армия освобождения Косово, бандитские формирования албанцев и наемников; больше занимались тем, что грабили и уничтожали мирное сербское население, чем воевали с сербскими воинскими подразделениями; известны как организаторы наркомаршрутов в Германию и Италию.

(обратно)

29

Они будут сейчас нас бить!..

(обратно)

30

Скинхеды – фашиствующие молодчики, как правило, ограниченного интеллекта, прикрывающие свое хулиганство и откровенные преступления патриотическими лозунгами, в действительности не знающие, что такое патриотизм.

(обратно)

31

Маньчжоу-го – государство, созданное на территории Маньчжурии милитаристской Японией.

(обратно)

32

Вам что-то угодно, милостивые государи?

(обратно)

33

Роман «Правила абордажа».

(обратно)

34

Роман «Закон ответного удара».

(обратно)

35

Тейп – родоплеменное образование у вайнакских народов.

(обратно)

36

Выше на два часа (термин.) – выше на угол в 60 градусов.

(обратно)

37

Жесткая кобура автоматического пистолета Стечкина крепится к рукоятке, становясь таким образом прикладом. Не следует путать с мягкой кобурой, которую таким образом использовать нельзя.

(обратно)

38

Здравствуй, Джон, это я... Мы тебя искали... Расскажу при встрече... Сможешь через час позвонить мне на мобильник? Хорошо. Я жду звонка... Записывай номер... Это срочно? Слушаю... Так... Так... Я в курсе дела... Понял... Мы этим уже занимаемся... Хорошо... Я жду твоего звонка...

(обратно)

39

Ампулу с ядом часто прячут в воротник, чтобы иметь возможность дотянуться до нее даже со связанными руками. После принятия яда быстрого действия обычно есть определенный запах изо рта.

(обратно)

40

«Шмелем» – вертолетом.

(обратно)

41

Волонтеры – принятая система в деятельности региональных отделений и бюро Интерпола в разных странах. Волонтеры получают зарплату только во время проведения каких-то определенных операций, к которым их привлекают. Обычно используются каждый по своему профилю и уровню информированности.

(обратно)

42

МИ-6, МИ-8, МИ-12 – различные разведывательные службы Великобритании.

(обратно)

43

ПББС – прибор бесшумной беспламенной стрельбы.

(обратно)

44

Подствольник – подствольный гранатомет.

(обратно)

45

Действие романа «Братство спецназа». Дым Дымыч Сохатый в романе – киллер очень высокой квалификации, практически недоступный для задержания, хотя он намеренно оставляет свой «авторский почерк».

(обратно)

46

Действие романа «На войне как на войне».

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

  1

  2

  3

ГЛАВА 1

  1

  2

  3

ГЛАВА 2

  1

  2

  3

ГЛАВА 3

  1

  2

  3

ГЛАВА 4

  1

  2

  3

ГЛАВА 5

  1

  2

  3

ГЛАВА 6

  1

  2

  3

ГЛАВА 7

  1

  2

  3

ГЛАВА 8

  1

  2

  3

ГЛАВА 9

  1

  2

  3

ГЛАВА 10

  1

  2

  3

ГЛАВА 11

  1

  2

  3

ГЛАВА 12

  1

  2

  3

ГЛАВА 13

  1

  2

  3

ЭПИЛОГ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте