«Имя приказано забыть»

Сергей Самаров Имя приказано забыть

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

– «Слоп-2», я «Шарк-3», вижу вас, господин полковник.

– Я тебя давно уже вижу. Ты мне сбоку головой монитор загородил. Какого черта ты опять рвешь график? – сердито ответил за полковника капитан-лейтенант. График движения мини-лодок – зона ответственности капитан-лейтенанта, и он вправе спросить по всей строгости.

– Сверху передали… С вами связи нет, просили найти… Срочно требуют на борт полковника Доусона.

– По какому поводу?

– Мне не сообщили. Просто – требуют срочно.

Полковник притянул к себе микрофон на гибком пальчиковом штативе:

– Ладно. Продолжайте выполнение задачи без нас. Аккуратнее с регистрацией, чтоб ничего не смазать, как в прошлый раз. Мы возвращаемся.

Капитан-лейтенант, пилот подводной мини-лодки «Слоп», формой в самом деле сильно напоминающей гигантского ската,[1] каких в здешних северных водах не водится, не дожидаясь подсказки полковника, начал выполнять предельно крутой разворот, наверняка чувствуя себя при этом гонщиком «Формулы-1». Лодку из-за этого сильно кренило, и ее размашистые крылья, в которых скрывались два роторных двигателя, упруго сопротивлялись нагрузке и вибрировали, передавая вибрацию всему корпусу. В самом конце разворота с экрана монитора исчез «Шарк-3», но тут же не на мониторе, а рядом – в лицевом иллюминаторе появилась довольно крупная, уверенная в себе акула,[2] и не испугавшаяся подводной лодки. Акула вполне в состоянии поспорить скоростью с таким слабосильным и тихим в эксплуатации суденышком, как «Слоп-2», а во время разворота тем более. И нахальная хищница сделала уверенный и изящный круг вокруг субмарины, а потом еще и проводила ее довольно далеко по прямой линии. Но в конце концов, видимо, убедилась, что это совсем не ее добыча, издает она совсем не те запахи, которые исходят от съедобных существ,[3] и резко ушла вверх.

«Слоп» тоже стал подниматься к поверхности океана, хотя и не так быстро, как акула, и солнечный свет пробивающийся сквозь толщу воды позволил управляющему лодкой капитан-лейтенанту выключить наружное освещение, – аккумуляторы нужно беречь. Аккумуляторы у «Слоп» за три месяца испытаний стали притчей во языцех, о чем было известно даже полковнику, хотя он совсем не специалист в области подводного плавания, но вынужден заниматься этим малоинтересным, а главное, непрофильным для него делом, ради подготовки очередной операции разведки, что проводится под его непосредственным руководством. До начала самой операции необходимо просчитать каждый ее составляющий элемент. Вот и считают целую неделю, когда сроки поджимают и начальство торопит. Но полковник Доусон привык все сам проверять с тщательностью, чтобы всегда быть уверенным в результате.

– База, я «Слоп-2»! База! – запросил связь капитан-лейтенант.

– Я База. «Слоп-2», принимаем вас со второго шлюза. Полковника Доусона срочно требуют на связь. Передай, пусть сразу поднимается в радиорубку.

– Я понял, – сказал Доусон.

– Полковник понял, – продублировал капитан-лейтенант в свой микрофон, поскольку микрофон полковника отстоял от него дальше необходимой для слышимости дистанции. – Переключаюсь на второй шлюз.

* * *

Мини-субмарина зашла в шлюз без осложнений, которые порой случались из-за размаха непривычных «скатовских крыльев», и тут же была жестко зажата сильными пружинными фиксаторами на уровне переднего ребра жесткости, где продавить корпус невозможно. И так зажата, что даже оба двигателя, все еще работающие на малых оборотах, не могли ее вырвать из стальных объятий. Капитан-лейтенант двигатели не выключал, чтобы прокачать их уже без присутствия воды, как того требовала инструкция по эксплуатации экспериментальной подводной лодки. Очень капризной лодки.

Шлюз в корпусе базового корабля закрылся, застучали пневматические помпы, и вода стала быстро откачиваться. В иллюминаторы хорошо было видно, как она бурлит, образуя водоворот, втягиваемая мощным насосом в емкость, из которой потом, после фильтрации, убирающей следы экспериментального же топлива, будет выброшена в океан. Полковнику не терпелось поскорее выйти, и он даже руку положил на рычаг гидроподъемника, освобождающего крышку верхнего люка. А капитан-лейтенант положил руку на рычаг гидроподъемника нижнего люка, чтобы снизу осмотреть корпус, перед тем как покинуть шлюз – час назад лодка ложилась на грунт, и на ее поверхности могли остаться отпечатки. Но оба хорошо знали, что автоматика не позволит люкам открыться до того, пока вода из шлюза не будет откачана полностью. Только потом датчики контроля разрешат механизму сработать так, как того желает человек.

– Все! Можно, – дал команду капитан-лейтенант, когда на мониторе появилось разрешающая пиктограмма.

Полковник легко потянул рычаг на себя, маленький люк субмарины плавно поднялся, и сразу же сверху, из медленно откинувшегося большого люка в потолке шлюза, спустился механический трап. Доусон, даже не попрощавшись с капитан-лейтенантом, стал торопливо подниматься. В переходной камере его встретил матрос и молча указал на раскрытую дверь. Вторая дверь, как Доусон знал, вела в барокамеру и предназначалась для водолазов, выполнявших работы на глубине. Дорогу до радиорубки полковник Доусон изучил давно и хорошо, и быстро поднялся туда, мысленно привычно поругивая крутые корабельные трапы, сложные для преодоления обычными людьми и только морякам, наверное, и удобные.

Дежурный офицер связи встал при появлении полковника.

– Что произошло?

– Генерал Хант требовал немедленного разговора с вами.

– Соедини…

Процесс налаживания связи оказался не долгим – база работала через устойчивые военные спутники, и офицер протянул полковнику трубку асимметричной дисковой связи.

– Слушаю, полковник Доусон.

– Майкл! Извини, время терять не могу, у меня люди сидят… Короче, обстановка такая. К вам вылетел вертолет. Передашь все дела Полу Мердоку. Он вроде немного в курсе происходящего?

– Более чем… он полностью в курсе происходящего, поскольку является у меня «вторым номером». Он что, меня, как это называется, «подсиживает»?

– Вот-вот. Ты отстранен от работы.

– На каком основании?

– Вылетаешь с тем же вертолетом и сразу – ко мне.

Тон генерала Ханта вовсе не говорил о том, что полковника Доусона начали преследовать служебные неприятности. Грозное слово «отстранен» было произнесено так, что полковник, хорошо знающий манеру генерала разговаривать, понял – это просто конспиративное слово и ему, полковнику Доусону, поручают, скорее всего, какое-то новое дело, с которым другой справиться не может. Его всегда ставят туда, где другой справиться не может. Благодаря способности просчитать все детали и предвидеть любой ход потенциального противника. Непонятно только, почему так неожиданно. Обычно спрашивают его согласие и только потом вводят в курс дела полностью. Неожиданность, как правило, бывает связана с экстраординарной скоростью подготовки. Но это вовсе не профиль полковника. Доусон не любит и не признает импровизации. Но он человек военный, субординацию уважает и приказы выполнять умеет.

– Приказ понял, но все же мне было бы интересно узнать об основании. – На всякий случай, чтобы не портить себе настроение ожиданием непредвиденного и нежелательного, он все же попросил подтверждения своим мыслям.

– Основание мы вместе придумаем. – Генерал поставил точку в сомнениях полковника.

Полковник совсем успокоился. Значит, так и есть – просто предстоит новая работа!

2

Рассвет окрасил окружающие горы малоподвижными волнами разного цвета. Где-то красновато-голубоватыми, где-то почти малиновыми, где-то серыми, а где-то темными. А в самые непролазные, заросшие лесом урочища он вообще еще не забрался, и даже не имел, похоже, таких намерений, понимая их тщетность. Впрочем, в подобных местах и днем порой не бывает достаточно света.

– Рапсодия, я Танцор! Три человека на перевале. Боевики… Вооружены… «Винторез» их уже «ведет», – раздался сдержанный голос в наушнике «подснежника».[4]

Полковник Согрин понял, что «винторез» троих «ведет» не за руку, но подполковник Афанасьев, которого друзья обычно зовут Кордебалетом, взял всех троих в прицел оптики своей винтовки «винторез». И «ведет», готовый в любой момент использовать боевые качества малошумной и сильной винтовки с наибольшей для себя выгодой. Если противник не ждет осложнений, хороший стрелок сумеет сделать три прицельных выстрела, прежде чем его «мишени» поймут, в чем дело.

Полковник поправил микрофон, крепящийся на дуге около рта.

– Я – Рапсодия, понял тебя, продолжай наблюдение, сам за ними не спускайся. Я здесь встречу. Бандит, что там с твоей стороны делается?

– Тишина… Спать хочется, – отозвался подполковник Сохно, занявший нижнюю тропу.

Вся отдельная мобильная офицерская группа подполковника Согрина состоит из трех человек. И все они – полковник и два подполковника, воюющие вместе с начала семидесятых годов прошлого века, еще со Вьетнама, утверждают, что никакого пополнения им не надо, поскольку задачи, которые выполняют они, невозможно выполнить большим составом, который может быть легко замечен противником. Пополнение всегда следует обучать, а им всем троим обучать кого-то времени уже не отпущено. Давно на пенсию гонят, и они вот-вот готовы уйти. «Чемоданы собирают», и нынешняя операция, по договоренности с руководством, должна стать для них завершающей службу. Слова «последней» в этом контексте все трое старательно избегали, предпочитая обтекаемое «завершающей». Война – суеверие дело обычное.

* * *

Схрон с оружием на самой границе Чечни с Дагестаном совсем недавно обнаружили местные милиционеры. Но система минирования оказалась настолько сложной, что трое милиционеров подорвались на хорошо замаскированном фугасе, и только после этого сообщили о находке в РОШ,[5] а сами устроили у схрона засаду, поскольку имели данные, что кто-то вскоре намеревается сюда заявиться. Из РОШа прислали бригаду квалифицированных минеров. Те с задачей справились, склад разминировали, проверили и – ахнули. Помимо обычного оружия, взрывчатки и патронов, уже набитых в автоматные рожки, пять ПЗРК[6] «Стингер» американского производства. Но… В самом складе – новое минирование, и опять какое-то хитрое. Пока минеры думали, как к новой ловушке подступиться, в РОШе опять какая-то мысль созрела. Успели связаться и разминирование отменить. Более того, потребовали восстановить старое минирование настолько, насколько это возможно, точно так, как было сделано боевиками. Местных милиционеров, проводивших скрытое охранение, срочно отправили в дальний район Чечни, даже не предоставив возможности увидеться с родственниками – просто посадили в вертолет и отправили подальше, где можно выспаться на посту.

И командировали на место действия группу Согрина. Задача стояла простая: узнать, чьи «Стингеры» хранятся в схроне, для чего они предназначены, а самое главное и самое сложное, как они к боевикам попали. Бывало, у боевиков появлялись «Иглы» или даже «Стрелы». «Стингеров» не видели уже давно. После смерти Дудаева, который лично, по своим каналам, добыл где-то несколько комплектов, не зарегистрировано ни одного применения американских ПЗРК. Подозрение возникло сразу – американские поставки грузинской армии уходят к чеченским боевикам. Доказать это – значит дать в руки политикам такую мощную карту, что все игры с эмбарго на поставки в Россию грузинского вина и минеральных вод покажутся детскими забавами. А военные всегда работают на политику, хотят они того или не хотят, и политиканы же оплачивает их старания…

Направление поиска звучало между скупых строк приказа, полученного спецназовцами от незнакомого генерала, откуда-то появившегося в РОШе, и добавления местного полковника, хорошо знающего обстановку:

– Сделаете дело, как его сделать следует, быть вам всем троим Героями… Хорошо на пенсию с Золотой Звездой уходить… Приятно… Я бы сам согласился, – напутствие прозвучало в таком тоне, что воспринималось, как угроза, потому что ничего не было сказано о том, что случится, если они «дело, как его сделать следует», не сделают…

Полковник Согрин, как и его офицеры, человек опытный и, естественно, предположил, что задачу перед ними ставят желаемую, но почти невыполнимую, хотя в то же время отказаться от приказа выполнить задание он не мог, тем более что операция завершающая карьеру. Вариантов просматривалось несколько. Первый, с которым и местные милиционеры могли бы справиться, уверенно обещает не дать никакого результата. Это если просто захватить тех, кто заявится за вооружением. Допросить можно. Допросить можно с применением скополамина,[7] но кто даст гарантию, что эти люди знают что-то больше мальчика-пастуха из соседнего села? Их послали, они должны принести.

Другой вариант – приемлемый только для специалистов-разведчиков такого уровня, как офицеры группы Согрина, – дать возможность опустошить схрон и скрытно вести наблюдение за боевиками. Куда идут, куда несут, по возможности, определить цели, для которых «Стингеры» предназначены, определить людей, которые будут руководить террористической операцией, и только после этого принимать решение по захвату. Может быть, даже предоставить право захвата другим, не умеющим ничего иного, кроме проведения захвата, но умеющим проводить захват отлично. Главное – определить и показать! Больше языков, которые могут что-то сказать, больше возможность получить информацию нужного содержания. Поскольку все трое офицеры спецназа главного разведывательного управления, они больше разведчики, чем спецназовцы… Хотя в нужный момент могут быть и просто спецназовцами… Но в данной ситуации нужны именно разведчики… А потом уже начальство начнет и награды делить. В первую очередь, как и полагается, среди своих же, штабных.

Еще один вариант включал в себя наблюдение за всеми возможными системами связи, используемыми боевиками. Только что-то заметили, сразу передать данные в РОШ. Оттуда передадут в соответствующие службы. И вся возможная система электронного слежения страны включится в поиск источников разговоров. Что система включится, Согрин не сомневался, поскольку понимал, что могут натворить пять «Стингеров».

Впрочем, третий вариант не исключал, а только дополнял второй, делая его более сложным, хотя и более эффективным.

На прощанье незнакомый генерал все же представился:

– Я генерал-майор Воронов из ФСБ. Нам с вами придется часто контактировать…

И группа включилась в работу… Не за награды, конечно…

Но, как часто случается, срочность вступила в противоречия с действительностью. На складе не оказалось заряженных аккумуляторов для биноклей с ПНВ и ночной оптики «винтореза». Для купленного на базаре за свои деньги «тепловизора» Кордебалета вообще аккумуляторов не имелось. Пришлось идти, используя остатки заряда.

* * *

Как сообщил Кордебалет, боевиков было только трое. Это ставило новые вопросы и наводило на новые мысли. Трое – это слишком мало для того, чтобы унести на себе пять «Стингеров», каждый из которых весит около двадцати килограммов, но, помимо «Стингеров», в схроне немало и другого вооружения и боеприпасов. А обезвреживать сложнейшие взрывные устройства ради того, чтобы только чуть-чуть довооружиться – это слишком рискованное дело. Наверняка боевики будут брать сразу много. Следовательно – идет только первая группа, скорее всего – разведка, за которой последуют и остальные.

Тропа петляла среди деревьев. Весенняя листва только-только пробивалась из почек к неуверенно светившему весеннему солнцу, и потому видимость была намного выше летней. И Согрин издалека заметил, как зашевелились ветви на грани тропы. Бинокль сразу позволил рассмотреть и людей, шевелящих эти ветви. Шли осторожно, не торопясь на тот свет, контролируя разные стороны. Один выставил ствол ручного пулемета перед собой, готовый в любой момент нажать на спусковой крючок, двое других точно так же, как и первый, всматривались в лесные заросли по сторонам, ощупывали взглядом густые кусты. Пулеметчик впереди… Научились, значит, и боевики воевать неплохо. Тактически это верный ход, потому что при внезапном появлении противника автомат при его обычном разбросе пуль является оружием малоэффективным или недостаточно эффективным, а пулемет со своей плотностью огня способен дать возможность подготовиться к бою всем идущим позади и одновременно нанести противнику значительный урон. Все правильно вроде бы, но толку, как прекрасно понимал Согрин, от этой правильности никакой. От засады на тропе это, возможно, и поможет, хотя тоже – едва ли… Засада, если она правильно устроена, для того и ставится, чтобы оказаться неожиданной, хотя ее и ожидаешь. И первые же пули срежут пулеметчика с тропы. А если задача ставится другая, если есть необходимость простого визуального контроля, то вообще никого определить так вот, на ходу, без долгого предварительного осмотра места действия через сильную оптику, невозможно. Может быть, и с оптикой тоже невозможно, поскольку от оптики можно и спрятаться. Даже от «тепловизора» спрятаться можно. Вот боевики и прошляпили Кордебалета.

Приближался самый ответственный момент. Если федеральные минеры и сумели восстановить минирование схрона так, что переминирование останется незамеченным, то высадить новые деревья взамен поломанных взрывом на тропе и восстановить скалу, иссеченную осколками, они никак не могли. И боевики подходили к месту взрыва, который унес жизни трех местных милиционеров.

Впрочем, боевики, остановившись на этом месте, удивления не выказывали. Даже улыбались, довольные делом рук своих, друг другу что-то показывали, делились впечатлениями – полковник хорошо рассмотрел их веселые с бородами лица в бинокль.

Говоря честно, Согрин считал, что разведка у «чехов[8]«работает хорошо, и о гибели трех неудачливых милиционеров боевики уже знают все в подробностях. Об этом, кстати, должны были и в РОШе позаботиться. И о подробностях тоже. Ярких и красочных… Похороны специально устраивали так, чтобы слух о них прошел по соседним селам. Но разговор исключительно о том, что менты на тропе подорвались – и только. О найденном схроне ничего прозвучать не должно было. И, судя по тому, что боевики сюда все же пожаловали, не прозвучало. Иначе они не показались бы даже близко.

Троица снова посерьезнела и двинулась дальше. Но шли, то и дело бросая друг другу реплики. Значит, бдительность утратили. И их счастье, что группе Согрина задача поставлена более сложная, чем обычно.

Наконец боевики добрались до нужного места. Осмотрелись. Убедились в безопасности. И только после этого опустили оружие. Тот, что шел первым, вытащил обыкновенную китайскую «коротковолновку» с радиусом действия в пределах пары километров и что-то сказал. Догадаться нетрудно – передал приглашение к «праздничному столу».

– Рапсодия, я – Танцор! Одиннадцать человек на перевале. Идут, похоже, как и первые, издалека. Ноги по колено в грязи. Грязь засохла, но почистить штаны времени, кажется, не было. Следовательно, постоянно на марше.

– Нормально, Шурик, – отозвался полковник. – Работаем. Бандит! Что у тебя?

– Продолжаю планомерно засыпать.

– Тогда и не высовывайся. Мы здесь сами справимся.

– Рапсодия! – снова раздался голос Кордебалета. – Я, кажется, знаю в лицо парня, который ими командует. Сейчас… Он еще чуть-чуть повернется…

– Ну-ну, – отозвался Согрин.

– Это Абу Обейда. Террорист, садист и палач.

– Дайте его мне! – попросил подполковник Сохно. – Хорошенькая компания получится: с одной стороны террорист, палач и садист, с другой – Бандит…

– Может, «снять» его? – спросил Кордебалет.

– Подожди, я доложу в РОШ. – Полковник вытащил трубку спутникового телефона. – Но держи его пока на прицеле.

3

Дверь открылась автоматически, хотя фотоэлементов, отвечающих за дверной механизм, полковник Доусон как ни пытался разглядеть, увидеть так и не смог. Генерал Хант встал из-за стола с дежурной приветливой, немного слащавой улыбкой, демонстрирующей дорогие вставные зубы.

– Рад, что ты поторопился, – пожал он полковнику руку и показал на кресло.

– Я всегда тороплюсь выполнить срочный приказ. Он же был срочный? Или я неправильно, вас понял, сэр?

– Он был и есть срочный. И даже весьма…

Полковник сел по другую сторону стола необычайной, ширины. На столе всегда была такая куча бумаг, что вывезти ее можно было бы только многотонным самосвалом. Генерал имел привычку быстро передвигаться вдоль стола в кресле, и даже шума колесиков по жесткому ковру слышно не было. И сейчас, готовясь к разговору с Доусоном, Хант переехал чуть в сторону и без долгих поисков вытащил из кипы бумаг газетную страницу. Как он мог ориентироваться в этом кажущемся беспорядке, полковнику оставалось только догадываться, сам же генерал всегда говорил, что на столе порядок, к которому привык он один, и потому другим он кажется беспорядком. И не любил работать с компьютером, куда можно было бы «убрать» содержимое его стола, хотя компьютер стоял здесь же, на приставном угловом столике с выдвижной подставкой под клавиатуру. Старая школа разведки, которой генерал очень гордился, и недоверие к компьютерам, особенно подключенным к разного уровня сетям.

– Вот, полюбопытствуй…

Газета была русская, на русском языке, которым Доусон владел свободно, хотя и разговаривал с легким прибалтийским акцентом. Полковник сразу понял, что ему предстоит прочитать. Сравнительно небольшой материал был обведен зеленым фломастером:

РУССКИЙ МАТЕМАТИК УКРАЛ У АМЕРИКАНЦЕВ

ТЕХНОЛОГИЮ ПРОИЗВОДСТВА САМОЛЁТА-НЕВИДИМКИ

ФБР США подозревает российского математика Алексея Еремина в шпионаже. Еремин работал в корпорации «Локхид Мартин» и имел доступ к центральному компьютеру, где хранились сверхсекретные разработки по военному истребителю-бомбардировщику «F-117».

Именно этот американский истребитель спроектирован по технологии «Стелс», позволяющей ему преодолевать систему ПВО противника незамеченным. В американских ВВС этот самолет называют «летучая мышь», а в России – «самолет-невидимка».

Агенты ФБР утверждают, что 46-летний Еремин имел связи с КГБ, ФСБ и российской военной разведкой. Якобы он похитил компьютерную программу проектирования самолетов «Стелс». Кроме того, он получал на руки секретную информацию, которая могла также оказаться потом в Москве.

Американские военные эксперты говорят, что утечка сверхсекретной информации может повлечь за собой серьезные неприятности для США. Это может означать не просто потерю монополии на технологию «Стелс», в результате чего радары противника смогут спокойно распознавать «F-117», а ПВО – поражать их. Самое опасное – это экспорт секретных технологий в страны, которые Вашингтон рассматривает в качестве своих потенциальных врагов.

Один из бывших служащих компании «Локхид Мартин», согласившийся дать интервью на условиях анонимности, сообщил, что долгое время работал вместе с Алексеем Ереминым. И якобы Еремин пользовался его доверием, но в то же время собирал информацию, с которой тот работал. «Я не могу утверждать на сто процентов, но я почти уверен, что он – шпион», – сказал 38-летний компьютерный эксперт по поводу своего бывшего коллеги Еремина.

По имеющимся данным, федеральные агенты изъяли у бывшего сослуживца Еремина домашний компьютер. В то же время никаких арестов пока не произведено и публично в шпионаже никто не обвинен.

Полковник, прочитал, газетную страничку, положил ее на стол и вопросительно посмотрел на генерала. Но тот сам ждал вопросов.

– Судя по бумаге, газета довольно старая, – сделал вывод Доусон.

– Да, это информация двухтысячного года.

– Значит, уже после девяносто девятого.

– Ты имеешь в виду Сербию?

– Да, тот сбитый «Стелс».[9] Его же сбили российской ракетой?

– Русской, а не российской. Еще советской. Старенькой. И локаторы были старенькие. Но дата публикации не может считаться показателем.

– Почему?

– Потому что Еремин работал в лаборатории раньше, и раньше имел доступ к документам компании. Но дело даже не в Еремине. Проверка показала, что он не был шпионом. Более того, думается, версия о том, что Еремин – русский шпион, была подсунута нам из Москвы.

– С какой целью?

– Талантливый математик… Покинул свою страну… Надо же ему за это устроить какие-то неприятности в Америке. Вот и устроили в надежде, что вернется… Методы, как ты знаешь, старые, и мы сами подобными никогда не брезгуем. Об интеллектуальной собственности государства нам с тобой, Майкл, следует заботиться не в последнюю очередь.

Доусон не обратил внимания на сентенцию.

– Он вернулся?

– Даже не интересовался вопросами возвращения. ФБР убедилось в его непричастности к российским спецслужбам, и этого достаточно. Но вот теперь всплывают интересные данные, которые напрямую относятся к твоему новому заданию…

Генерал сменил тон на более жесткий, хотя еще и не приказной, но полковник сел в кресле прямее.

– Сейчас в ФБР, после нашего сообщения, анализируют ситуацию. Жду от них подробного доклада…

– Какого «нашего сообщения», сэр?

– Сообщения, что в России создали некую модель «Стелс»… По чертежам, разумеется, похищенным у нас, в компании «Локхид Мартин». Кем-то, но, очевидно, не подозреваемым Алексеем Ереминым. Значит, там был кто-то другой, кого русские прикрывали, ставя Еремина под подозрение. Думаю, этот человек, по нынешним ценам, заработал не один десяток миллионов, имея под рукой необходимую кому-то информацию. То есть мы даже знаем, кому необходимую…

– Значит, скоро следует ждать появления российского «Стелс»?

– Нет, не стоит… У них собственный проект, за которым мы охотимся, и ты тоже будешь охотиться. И еще один, гораздо более перспективный. За которым мы, в свою очередь, опять охотимся. Может быть, и еще что-то есть…

– Тогда зачем они сделали экземпляр «Стелс»? Не слишком ли дорогая игрушка при их-то финансировании? Мне трудно понять такое…

– Тут и понимать нечего. Они на своем «Стелс» оттачивают в работе собственные радары, чтобы они улавливали наши самолеты. Здесь есть такая тонкость… «Стелс» доступны для радаров, работающих в метровом диапазоне. Это, грубо говоря, станции дальнего оповещения. Так, кажется, их зовут русские. С расстояния в тысячу километров «Стелс» обнаружить легко. Но когда он находится над целью, где радиоконтроль уже ведется на сантиметровом диапазоне, «Стелс» невидим. Русские делают радары, способные уловить «невидимку» в непосредственной близости от цели. А потом эти радары всплывут где-нибудь в Иране или в Сирии, как произошло с системой ПВО «Искандер».

– Честно говоря, сэр, я в недоумении, – с легким укором пожал плечами Доусон. – Я слишком далек от этих вопросов, и для изучения их мне требуется время. Здесь же нужен, скорее всего, грамотный специалист… И не понимаю, зачем понадобилось снимать меня с почти подготовленной операции и бросать на новую, если я в новой буду выглядеть беспомощным человеком. Эта операция не вписывается в мой привычный метод работы.

Хант звучно вздохнул, после чего еще раз неестественно улыбнулся, ярко блеснув зубами.

– В том-то и дело, что нам нужен именно ты. Кроме тебя, здесь никто не в состоянии сработать с необходимой нам эффективностью. Помнишь своего бывшего подопечного Абу Обейда? Парня из Йемена, ты его курировал в разведшколе…

– Да-да, припоминаю… – Полковник Доусон недовольно наморщил нос. – Проходил такой у меня стажировку… Толковый, но очень горячий был, до глупости горячий… В теории и в подготовке с большими способностями. А в деле срывался… Лет двадцать, кажется, прошло. Сейчас, надо думать, повзрослел и заматерел, раз до сих пор жив. Как он в этом деле замешан?

Генерал Хант положил на стол сжатые в кулаки руки, словно подчеркивая этим важность того, что он скажет:

– Абу Обейда сейчас воюет в Чечне.

Он ожидал реакции полковника на уже прозвучавшее предложение поехать в Чечню, но Доусон внешне никак не показал своего отношения к подобной командировке. Все-таки выдержка разведчика у него имелась.

– Понимаю. Таким, как он, нечего делать там, где не воюют. Иного я, признаться, от Обейды и не ожидал. Диверсионная работа – да. Разведывательная – нет. Но, прошу прощения, господин генерал, я отвлекся от темы. Обейду я помню и, наверное, сумею наладить с ним контакт лучше, чем кто-либо другой.

– Он тебя, надо думать, помнит тоже. По нашим данным, он неоднократно хвастался, что прошел именно твою школу… Нам такое хвастовство не нравилось, сам понимаешь, но теперь это может сгодиться. Обейда выставил непременное условие – твое присутствие. Вот тебе и придется с ним работать.

Доусон кивнул:

– Я же говорю – я понял…

– Конечно, Обейду характеризуют как хорошего диверсанта. – Голос генерала заметно смягчился. – Но там, на месте, нужен помимо хорошего диверсанта еще и хороший разведчик. Дело в том, что Обейда на нас не работает. Но согласился помогать за миллион долларов и разовую поставку дефицитного вооружения…

– Что за вооружение?

– Пять «Стингеров».

Полковник от возмущения себя даже по колену хлопнул:

– Хорошенькое дельце! А договор о нераспространении?..

– Пусть он остается в силе для тех, кто его подписывал. Мы с тобой не подписывали. Мы представляем собой третью сторону. Это всегда удобно.

– Значит, мне придется ехать в Россию?

– Да, Чечня пока еще является территорией России… Обейду необходимо направлять и контролировать. И дело настолько срочное, что не дает тебе на подготовку времени. Материалы прочитаешь в самолете. Они на обычной дискете. В Тбилиси тебя встретит капитан Дэвид Дэн. Толковый парень. Он в курсе всего, он обладает связями, у него в настоящее время хранится аппаратура, необходимая для проведения действий. Один недостаток – с Абу Обейдой не очень ладит и сумел договориться с ним только от твоего имени. Извини уж за такое, но я дал Дэну санкцию на подобное своеволие. Капитан поступает в полное твое подчинение, и тебе останется только подгонять его, чтобы поторапливался…

– А чем такая срочность вызвана?

– Мы слишком поздно получили сообщение, что русские будут проводить в Чечне испытания. Свой самолет и наш самолет… Сравнение двух технологий… Что и в каком диапазоне определят локаторы… Если там что-то произойдет, легко списать на район испытаний… Место удобное во всех отношениях. И для нас удобное… Есть возможность подобраться, произвести видеосъемку и попробовать, как их «невидимки» реагируют на «Стингер», когда тот работает в режиме ручного наведения прицела…

Доусон минуту размышлял, потом задал вопрос:

– Господин генерал, была произнесена фраза о русских технологиях… Которые нас, так сказать, интересуют… Это входит в круг моих задач?

– Обязательно. Подробности на дискете… В общих чертах – направление совсем другое. Самолет не строится по страшно дорогой технологии «Стелс». Самолет вообще может быть любым, самым примитивным. Это вообще может быть и не самолет, а бронемашина или даже легковой автомобиль… Но на него ставится компактный плазменный генератор, который обволакивает объект облаком плазмы, и плазма просто гасит все радиосигналы локаторов и радаров.

– И наши специалисты не могут сделать такой генератор?

– Их сделали уже несколько десятков. Но все они не обладают одним достоинством русского генератора. Они гасят все сигналы электроники в самом объекте, то есть уничтожают системы управления самолетом…

– И я должен…

– Ты должен подумать, чем сможешь помочь нашим спецам… Было бы просто прекрасно, если бы самолет потерпел аварию… Или «Стингер» только повредил его, не уничтожив… Но к приборам тогда следует попасть раньше русских поисковиков… Итак… Спеши! Самолет до Тбилиси тебя ждет!..

– Помощников иметь мне не полагается?

– А они тебе нужны?

– Нужен человек, который разбирается в вопросе больше, чем я. Вы же знаете, я не люблю импровизацию. А здесь все построено на импровизации.

– Но никто не справится с Абу Обейдой лучше тебя.

– И тем не менее мне нужен специалист по конкретному вопросу. Тот, кто сможет вовремя и квалифицированно проконсультировать…

Генерал несколько секунд подумал и наконец сказал не слишком довольно:

– Хорошо. Если я сумею найти такового в течение часа, я тебе его дам. Но ему тоже необходимо будет время на сборы… Еще проблемы на мою несчастную лысину! Ладно, попробуем и их устранить. Человек, если такой будет, прибудет сразу к самолету. В Грузии вас встретят. «Коридор» уже подготовлен. А сейчас ступай в канцелярию…

Генерал Хант встал, чтобы прощание выглядело почти торжественным.

Тем не менее оно выглядело привычно будничным.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

В сравнительно небольшом, тихо вымирающем районном центре Приволжский этого человека лично знали многие, а все остальные по крайней мере узнавали его в лицо. Да и как не узнать, когда местные жители все здесь друг с другом знакомы с детства, поскольку размеры городка не позволяли не замечать незнакомых лиц, а знакомых становилось с каждым годом все меньше и меньше – городские предприятия не работали, и кто имел возможность, бежали подальше от этих мест туда, где можно было бы заработать себе на хлеб, может быть, как надеялись, и на хлеб с маслом. Большей частью отправлялись в Москву, где удовлетворялись половинной оплатой против оплаты москвичей, но и этому были рады. А лицо для города непривычное сразу становится заметным, тем более если дело касалось китайца…

Все знали, что старый китаец Шин не такой уж по возрасту и старый, но немножко не в своем уме, а внешний вид его – это только последствия болезни. В том, что он болен, никто не сомневался. Не так болен, чтобы быть неспособным жить самостоятельно, а лишь слегка, словно он никогда не знал, что такое жизненная сметка, заставляющая человека приспосабливаться к условиям. Шин не приспосабливался никогда. Он просто молча терпел неудобства и лишения, тогда как другие умели этих неудобств и лишений избегать. И никогда не отказывал, даже если ему что-то велели сделать посторонние. Одним словом, приволжане видели в нем классического идиота, доброго и честного. Появился Шин в Приволжском пятнадцать с небольшим лет назад, еще при советской власти, доживающей свои последние дни. В райцентре за высоким забором располагалась областная психиатрическая лечебница, в ней китаец сначала лечился, а потом, когда врачи оставили его наконец-то в покое, стал работать дворником. Подметал не только территорию самой лечебницы, но и близлежащую улицу. Улица рядом с лечебницей была только одна, потому что три другие стены обширной площади выходили в поле и в лес. И эта единственная улица благодаря стараниям Шина была всегда идеально чистой.

Шин метлой работал аккуратно, без размаха, почти не поднимая пыли. И даже позволял себе заниматься дворницким ремеслом в белом медицинском халате, выделенном ему сердобольным завхозом лечебницы – не обязательно же все списанные халаты употреблять на тряпки. Старый халат этот китаец сам почти ежедневно тщательно стирал и зашивал по надобности, и носил уже много лет, зимой надевая на телогрейку, летом – на голое тело. Но без халата его уже никто представить не мог, за что жители ближайших домов дали дворнику прозвище, вполне соответствующее его внешнему виду – Доктор Шин. Прозвище укоренилось, и так китайца стали звать и другие приволжане, и даже медицинский персонал психиатрической клиники, хотя своих врачей они звали не докторами, а по имени-отчеству. Но и сам китаец теперь, привыкнув, когда его спрашивали об имени, охотно представлялся:

– Доктор Шин…

Только слово «доктор» он произносил странно, глотая последнюю букву, хотя в других словах «рэ» всегда старался выговаривать четко. По-русски Доктор Шин вообще разговаривал плохо. Когда его спрашивали, отвечал односложно. Сам же старался никогда и ничего не спрашивать. Только однажды, когда перед воротами психиатрической больницы дрались собаки, Шин вдруг выдал в присутствии охранников длинную-предлинную фразу, которую, естественно, никто не понял. И при этом он возбужденно тыкал пальцем в сторону собак. Но китайским языком в Приволжском никто, к сожалению, не владел.

– Что бормочешь? – поинтересовался старший охранник, в меру тупой громила.

Доктор Шин опять ответил по-китайски.

– Говорят в Китае собак едят… – Охраннику показалось, что он понял смысл сказанного. – Предлагает нам попробовать… Желающие есть?

Охранники засмеялись, а старший охранник взял у Шина метлу, и разогнал собак. Старый китаец долго еще смотрел вслед убегающим животным.

– Слюни глотает, – засмеялся старший охранник.

О том, что Шин разговаривал на своем языке, кто-то сказал кому-то, и молва дошла до главного врача. Что случилось, и что страшного в этом, никто не понял. Но Шина опять положили в отделение, и даже не в общую палату, а отвели ему отдельную комнатушку, в которой обычно хранили всякие хозяйственные мелочи. Комнатушка была с окном без решетки. Но ведь старый китаец только недавно разгуливал по всему городу, и ни у кого не возникло мыли, что он попытается сбежать. Он, конечно, и не сбежал. Дурак-то дурак, а прыгать с третьего этажа не захотел. Да и болезненных уколов, как другим больным за плохое поведение, ему не делали, он хорошо себя вел. В чем заключалось лечение, знали только главный врач и его ассистент. Они закрывались с Шином в комнате со звукоизоляцией и «колдовали» там по нескольку часов в день. Такой странный процесс заинтересовал даже заведующую отделением, которая очень мечтала вскоре стать главным врачом. Она попыталась найти историю болезни Доктора Шина, но в регистратуре ей сказали, что история болезни пациента хранится в личном сейфе главного врача, как и вся спецкартотека. Что такое спецкартотека, заведующая отделением знала лишь понаслышке, но за много лет своей работы в лечебнице несколько раз видела, как привозили больных, чьи истории болезни уходили в спецкартотеку. Одно то, что их привозили не санитары, а военные или милиционеры, уже отбило у заведующей отделением желание интересоваться подобными пациентами.

Через десять дней Доктора Шина «выписали»… То есть разрешили ему жить снова в комнатке при котельной и опять подметать двор и улицу.

* * *

Новая жизнь к Доктору Шину пришла внезапно в образе остановившегося неподалеку большого и красивого внедорожника «Инфинити». Доктор в это время старательно, не поднимая пыль, мел улицу. Из машины вышел соответствующий ей большой и пузатый человек, выглядевший очень внушительно, обошел спереди высокий капот и склонился над колесом. Громкая ругань раздалась по адресу проколовшего шину гвоздя. Человек осмотрелся, словно подыскивая себе помощника, но никого, кроме маленького и худенького дворника, не заметил. Вид дворника и белый его халат, только накануне тщательно выстиранный, впечатления на большого толстого человека не произвели, но он, критически осмотрев свою чистую одежду, на всякий случай все же окликнул:

– Эй, Доктор Шин! Поди-ка сюда!

Доктор Шин послушно приставил метлу к забору и подошел к машине, глядя на нее с нескрываемым восхищением. Проколотое колесо увидел сразу и с огорчением зацокал языком. Это дало возможность большому толстому человеку подумать, что с колесами дворник дело когда-то имел.

– Ты как, колесо сменить можешь?

Доктор Шин глянул на солидный живот, в котором сам поместился бы полностью, и ответи:

– Могу.

– Тогда – смени. Я заплачу.

Доктор Шин сразу открыл дверцу багажника и выбрал нужный ключ. Это большого человека совсем успокоило. А когда на свет был извлечен и домкрат, и правильно выставлен, стало понятно, что старый китаец не всю свою жизнь одной лишь метлой махал. Худые руки оказались жилистыми и легко справлялись с работой. Большой толстый человек с удивлением смотрел за тем, как маленький китаец легко снимает проколотое двадцатидюймовое колесо и ставит вместо него запасное. И все это быстро, ловко. И даже манометр китаец нашел, чтобы смерить давление в шине. А потом, не спрашивая согласия, вытащил из багажника компрессор, присоединил его к прикуривателю автомобиля, двигатель включил без проблемы, благо, ключ оставался в замке зажигания, и подкачал запаску.

– Все. – Доктор Шин вытер руки о тряпку, вытащенную из кармана.

– Спасибо, братан. Сколько я тебе должен?

Шин думал долго, тихонько мыча себе под нос:

– Дай поехать… Чуть-чуть… Мало-мало…

Большой толстый человек в недоумении пожал плечами.

– А у тебя права-то есть? – с усмешкой спросил он, зная заранее ответ.

– Не знаю.

– Зато я знаю. Не бывает у таких, как ты, прав… А ездить-то хоть умеешь?

– Не знаю.

Большой толстый человек утробно хохотнул, оглядел пустынную окраинную улицу и решился, пошел к правой дверце, предоставив Доктору Шину место за рулем.

Китаец очень обрадовался. Большой толстый человек, говоря по правде, думал, что старый китаец, даже если когда-то и ездил за рулем, то никогда раньше не пользовался коробкой-автоматом. И сейчас будет искать сцепление. А потом с удивлением поймет, что эта машина не для него. Но Доктор Шин не сомневался ни минуты, завел двигатель, отжал до упора тормоз, перевел селектор в положение «D», и плавно тронулся с места, легко набирая скорость. В конце улицы дорога изобиловала выбоинами в асфальте. Внедорожник мог бы миновать их без проблем благодаря только высокому клиренсу. Но китаец проехал осторожно и мягко, потом умело развернулся на узкой дороге, даже не заехав на бордюр, и двинулся в обратном направлении. Около того места, где оставил метлу, остановился.

– Доктор Шин сменил шин в машин, – сказал он, улыбаясь.

Большой толстый человек задумался и почесал подбородок.

– Поэт ты у нас, значит… А что, в этом есть смысл, поэт… Я как раз собираюсь мастерскую по шиномонтажу открыть. Вот бы так и назвать – «Доктор Шин»… Как только тебя туда заполучить? Реклама – лучше не придумаешь…

Китаец улыбнулся, хотя, скорее всего, не понял, о чем идет речь.

– Ты живешь-то где?

– В больница.

– Больной, значит?

– Нет. Шин здоровый. Шин выздоровел. Шин не помнит, кто он… Некуда идти… И живет в больница… Его хотят в дом стариков, а Шин не хочет… Шин работать хочет…

– Я бы тебя взял на работу. Пойдем-ка к твоему начальству.

Они вышли из машины. Шин своей тряпкой провел по крылу, стирая густой слой пыли, и глянул в полированную поверхность, как в зеркало. А рядом, там, где пыль была не стерта, зачем-то нарисовал пальцем положенную набок восьмерку.

– Что это? – не понял большой толстый человек.

– Бесконечность… Знак – бесконечность…

Большой толстый человек вспомнил, что еще в школе знал, что так обозначается бесконечность. Знал, но давно забыл как ненужное.

– И что? Что такое – бесконечность?

– Машина… «Инфинити» – бесконечность… Переводится так… Бесконечность…

Большой толстый человек пожал плечами. Он никогда не задумывался над тем, как переводится название его шикарной машины.

Они пошли в лечебницу, и, к удивлению Доктора Шина, охранники на проходной уважительно, за руку поздоровались с большим толстым человеком, назвали его по имени-отчеству Виктором Викторовичем и не помешали ему пройти к главному врачу.

* * *

Так вот у Доктора Шина началась новая жизнь, которая нравилась ему куда как больше однообразной и скучной прежней. Большой толстый человек Виктор Викторович, которому он сменил колесо на улице, оказался в Приволжском человеком влиятельным, бывшим начальником районной милиции, вышедшим на пенсию в возрасте еще совсем не пенсионном, как это часто с милиционерами бывает, и занявшимся автомобильным бизнесом. В самом Приволжском автомобильного бизнеса, естественно, быть не может – контингент жителей не тот, но машины у людей еще с былых времен остались, и ремонтировать их тоже надо. Причем гораздо чаще надо ремонтировать, чем машины новые. В соседнем – за Волгой – большом городе, бывший начальник милиции открыл, конечно, настоящий автосалон. А в районных центрах по всей округе – авторемонтные мастерские. И в Приволжском открыл мастерскую по шиномонтажу, как и хотел, и назвал предприятие вполне серьезно именем своего нового наемного работника – «Доктор Шин».

Такое название приволжанам нравилось. И несравненно вырос авторитет маленького китайца, шагнувшего из дворников сразу в руководители малого предприятия.

2

Спутник спутником, но, даже используя телефонную трубку спутниковой связи, необходимо подумать о том, что у тебя над головой, когда и вокруг тебя тоже не широкое чистое поле, а лесистые горы, создающие множественные помехи. Полковнику Согрину пришлось высунуться, чтобы попытаться позвонить… Однако набрать номер он так и не успел. Трубка спутникового телефона в его руке сама завибрировала, назойливо и беззвучно. Согрин глянул на определитель номера. Звонил его прямой начальник полковник Мочилов.

– Слушаю тебя, Юрий Петрович, – нажав кнопку приема, сказал тихо Согрин, хотя боевики были так далеко, что услышать его разговор никак не могли, да и ветер дул устойчиво с их стороны, относя все звуки к пустынной лесистой горе.

– Игорь Алексеевич, приветствую. Как у тебя дела? Говорить можешь?

Мочилов отлично понимал, что телефонный разговор во время операции может оказаться невозможным, и потому слова произносил быстро. Но сам Согрин отвечал неторопливо, хотя и по-прежнему тихо, просто по привычке соблюдая необходимую осторожность.

– Говорить почти могу… Дела прекрасные. Дышу свежим воздухом, которого у вас в Москве днем с огнем не сыскать. Сижу от нечего делать в засаде. Прямо перед собой наблюдаю троицу боевиков, разминирующих схрон, о котором ты знаешь. Со знанием дела, скажу тебе, работают. Хорошую школу прошли… К ним, кстати, направляется вторая группа из одиннадцати человек во главе с известным тебе Абу Обейдой. Этого последнего типа Кордебалет в оптический прицел опознал. Их я пока не вижу, но вскоре надеюсь лицезреть. Кордебалет спрашивает меня, не снять ли ему этого Абу вместе с Обейдой с пьедестала. Я как раз собрался спросить совета у кого-нибудь в РОШе, а тут ты звонишь…

– Нет-нет… Обейду в обиду не дам… Не трогайте… Ни в коем случае… Что касается московского воздуха, то я оттуда сбежал, – ответил полковник Мочилов. – И не один. С тобой сейчас будет говорить генерал-лейтенант Спиридонов. Мы в Грозном, сидим на базе, сейчас поедем в РОШ. Запомни, Обейду не трогать. Он – ключевая фигура и многое еще должен сделать на благо России… Более того, ты даже должен оберегать его от случайностей, иначе может вся операция сорваться. Ладно, поговори-ка с товарищем генералом…

Согрин за всю свою долгую военную жизнь служил только в частях военной разведки, и во всех тонкостях дел, касающихся разведки, ориентировался прекрасно. И потому сразу понял, что если в операцию включился начальник агентурного управления ГРУ, то она приобретает гораздо больший размах, чем казалось раньше. По крайней мере, спрос теперь будет с участников несравненно более высокий и ошибки не простятся никому из участников, потому что ошибка здесь, на месте, может аукнуться непредсказуемыми последствиями в противоположном конце земного шара. Такое уже случалось. Но участие генерал-лейтенанта в руководстве операцией вполне оправдывает надежды на получение геройских звезд в случае удачного исхода дела. Хотя полковник прекрасно знал, как далеко от обещаний до их исполнения. Тем более такого обещания…

– Игорь Алексеевич, здравствуй.

– Здравия желаю, товарищ генерал! Слушаю вас.

– Мы у РОШа дело уже забрали полностью. Ведем его сами вместе с некоторыми смежниками, которых вашей группе еще предстоит увидеть. Если что, имей в виду, приказы ты получаешь от меня, от полковника Мочилова и генерала Воронова из ФСБ, он тоже здесь замешан. Если другие приказы будут входить в противоречие с нашими, сразу информируй нас, мы примем меры. Пока продолжай только наблюдение, докладывай о любых изменениях. Далеко не отступай, в контакт тоже не входи. Но контролировать их ты должен круглосуточно. Если втроем не справитесь, мы подошлем еще группу.

– Справимся, товарищ генерал. Больше людей – больше вероятность оказаться обнаруженным. Нам это ни к чему.

– Хорошо. Но если что потребуется, сразу сообщай. Лучше перестраховаться, чем завалить дело. Слушай дальше… Вот-вот, не сегодня, так завтра, к банде должны будут присоединиться еще несколько человек, американцы. Как только они появится, сразу сообщи. Но опять – не предпринимай никаких активных действий, что бы ни происходило. Оберегай до поры до времени Абу Обейду, а еще больше охраняй американцев, что бы они ни творили. Этих ты должен отпустить здоровыми и богатыми домой. Понял?

– Так точно, товарищ генерал.

– В горах будут проводиться испытания самолетов и локаторов. Локаторы, как сам понимаешь, на земле. Там есть оцепление. Сильная охрана. Американцев интересуют испытания. Вероятно, будут что-то снимать, что-то замерять… Позволь им это сделать.

– Понял, товарищ генерал.

– Вопросы?

– При варианте случайной встречи мы должны…

Генерал даже кашлянул из-за непонятливости полковника:

– Отступать. Даже – бежать. Но – не далеко. Наблюдение продолжать. Не мне тебя учить, как это делается.

– Понял, товарищ генерал.

– У меня все. До связи.

– До связи, товарищ генерал.

В трубке раздались короткие гудки, и Согрин убрал ее в чехол на поясе.

– Рапсодия! Что там нам обещают? – поинтересовался Кордебалет.

– Просят отобрать у тебя все патроны, чтобы дел не натворил. Только дистанционное наблюдение! Никаких активных действий! И оберегай Обейду, как оберегал бы меня, он нашим очень нужен в живом и рабочем виде… Потом Обейда встретится с американцами, и мы выступим в защиту дружбы с Америкой. Американцев охранять до самой границы, и отпустить домой здоровыми и без соплей.

– Опять мне не дали поговорить с садистом и палачом, – ворчливо посетовал в эфире подполковник Сохно. – Все надежды на справедливое возмездие рушат…

– Рапсодия! Бандит! Внимание! – Голос Кордебалета зазвучал громче и напряженнее, интонацией сообщая, что ситуация с места сдвинулась и требует концентрации внимания. – Пять человек во главе с садистом идут к схрону, шесть выходят в оцепление тройками по обе стороны тропы. Похоже, желают сделать широкую рекогносцировку. Как бы на вас не вышли… Командир, на тебя точно могут выйти… В твоем направлении двинули…

Согрин даже осмотрелся, словно еще раз проверяя то, что и без того хорошо знал:

– Я хорошо спрятался. Пусть ищут.

Полковник в самом деле спрятался очень хорошо, как умеют прятаться спецназовцы ГРУ.[10] Покрытая искусственным мхом маскировочная сетка с одной стороны прикрывала упавший ствол дерева, под которым он вырыл себе наблюдательный пункт, и кучу нарытой земли из-под ствола. Ни одной крупицы почвы, что смогла бы привлечь внимание опытного поисковика, не осталось в стороне, среди молодой зеленой травы. С другой стороны ствола кусты укрывали полковника настолько хорошо, что никто не подумал бы, что здесь находится человек.

Что касается подполковника Сохно, то он находился дальше схрона и, естественно, тоже замаскировал свой наблюдательный пункт с обычной своей изобретательностью. Сохно всегда считался в маскировке лучшим специалистом.

– Бандит, ты-то спрятался?

– Обязательно. И даже знамя над укрытием выставил. – Сохно не мог обходиться без обычных своих шуточек.

– Ждем. Пусть идут. Я разрешаю, – удовлетворенно ответил Согрин.

Ожидание затянулось надолго. Пять боевиков, передвигаясь так, словно готовы были при малейшей угрозе отпрыгнуть назад и убежать, уже подошли к схрону на дистанцию визуального наблюдения. Но держались все еще достаточно далеко, и двух троек, вышедших в охранение, видно пока еще не было. А реальную опасность для спецназовцев и для исхода операции в целом, могли представлять только они.

– Танцор! Я – Рапсодия. Видишь их?

– Уже нет. Но больше им пойти некуда. Должно быть, излишне внимательны. Смотрят хорошо, в шесть глаз.

– О-о-ох, ситуация… Как всякий нормальный Бандит, я обязан ментов недостаточно любить. Это ж они нам напохабили, – прокомментировал положение Сохно. – Если бы они не взорвались, нас бы сейчас не искали…

– Если б они не взорвались, схрон бы не нашли и мы бы сейчас здесь не сидели, – отпарировал полковник. – Моя тройка идет… Смотрят и правда тщательно. Но смотрят, к счастью, не туда…

Трое боевиков вышли из леса. Лица внимательны, взгляды бегают по сторонам, все ощупывая, отыскивая возможную опасность. Но основное внимание уделено склону, который под ними, и схрону, который в самом низу, под склоном, в черном урочище, куда не проникает солнце. В принципе боевики правы. Они ожидают засаду, поскольку знают, что трое ментов подорвались здесь на мине. Но засада может быть только в том случае, если схрон обнаружен – а так: мало ли в лесу заминированных издавна троп! Но даже если засады нет и в помине, боевики просто обязаны ее ожидать и трижды проверить склоны. Иначе не проживешь долго. По крайней мере, так долго, как сам хочешь… И они прекрасно понимают, поскольку сами большие специалисты засады устраивать, понимают что любая засада должна располагаться там, откуда можно вести эффективный огонь на уничтожение противника. Выше по склону федералам забираться было бы незачем. Оттуда нижнее урочище совсем не видно, а уж стрелять на поражение, когда ничего не видишь, – детское занятие… Расчет прост. Выбрана дистанция для наиболее удобной стрельбы в сторону схрона, к ней добавлена дистанция, с которой удобно стрелять сверху по засаде, и по этой верхней линии проложили свой путь трое из охранения.

– Я – Бандит. Вижу вторую троицу. Боевики на противоположном склоне корячатся. Из леса выползают.

Противоположный склон для засады пригоден плохо, как, впрочем, и для элементарного наблюдения. Он слишком крут, слишком открыт и слишком каменист. Но проверка касается всех сторон. И потому проверяют даже самую неудобную позицию. Известно, что на войне самая неудобная позиция вполне может быть выбрана противником именно потому, что оттуда меньше всего ждут удара. Абу Обейда в этом отношении проявил предусмотрительность, и послал группу не зря. Уже один такой маленький факт говорит о том, что командир он опытный и с прекрасной подготовкой.

Тройка боевиков прошла от Согрина в пяти шагах, и ему хорошо было видно их через маскировочную сетку. И шли так скученно, что при необходимости полковник сумел бы сразу снять двоих, а то и сразу всех троих одной автоматной очередью, вдвое удлиненной против стандартной и направленной слева направо.[11] Чтобы получить удовольствие хотя бы от этого предполагаемого ощущения, Игорь Алексеевич положил руку на автомат и погладил рукой его вороненый ствол, словно собаку успокаивал.

Боевики тихо разговаривали между собой. Чеченский язык полковник почти не знал, но легко разобрал, что говорят не по-чеченски. Эта речь была с какой-то напевностью, менее гортанная, хотя фразы короткие и больше напоминают секундные доклады. Должно быть, каждый говорил о том, что видит в своем секторе, но ни один не видел, что делается у него за спиной. Впрочем, даже если бы все три боевика одновременно обернулись, они не смогли бы даже с такой короткой дистанции увидеть полковника-наблюдателя, потому что сетка и мох были изготовлены так хорошо, что определить, что мох искусственный, можно было бы только на ощупь.

Старший тройки остановился, вытащил из-за пазухи бинокль. Подкрутил окуляры, стал рассматривать склон под ногами в бинокль. Опять что-то сказал своим. Другой боевик вытащил из нагрудного кармана «камуфляжки» переговорное устройство. Стал докладывать.

Согрину хорошо была видна и нижняя группа из пяти боевиков, и боевики-минеры. И он тоже поднял бинокль, чтобы посмотреть, кто с боевиком из верхней тройки разговаривает. И убедился, что Кордебалет не ошибся.

Это был в самом деле Абу Обейда.

3

Началась новая жизнь…

Правда, сначала раз в месяц, а позже раз в три месяца Доктор Шин аккуратно ходил в психиатрическую лечебницу для профилактической беседы с главным врачом и его ассистентом. Беседы, как и раньше, проходили в кабинете со звукоизоляцией. Врачи клиники знали, что ассистент главного врача считался очень сильным гипнотизером. Медики, судя по тому, что китайцу разрешали жить вне клиники, оставались довольны поведением пациента.

Доктор Шин даже разговаривать по-русски стал значительно лучше, потому что общаться ему приходилось теперь с разными и многими людьми и при этом беседовать на темы, которые совсем не касались его многолетней и успешной дворницкой карьеры. А уж автомобильный специфический язык терминов и даже жаргон Доктор Шин знал теперь в совершенстве и владел ими гораздо лучше, чем бытовой речью. Объяснить клиенту, что в его машине необходимо прочистить инжектор и что это даст, было для китайца легче, чем втолковать продавщице на базаре, что ему нужен не мешок картошки, а всего-то два килограмма.

Более того, жизнь развивалась, и вместе с нею развивался Доктор Шин. Большой толстый человек Виктор Викторович решил расширить производственную базу в Приволжском, поскольку рядом с районным центром располагалось множество вымирающих деревень, где за бесценок скупали дома под дачи желающие спокойно отдохнуть москвичи, и в летний период в «шиномонтаж» обращались многие из них с просьбами устранить неполадки в своих автомобилях. Оказалось, что Доктор Шин в двигателе и в ходовой части разбирался еще лучше, чем в шиномонтаже, а отказывать он не умел никому, за что его и звали радостно идиотом. Он мог целую ночь проколдовать над чьей-то старенькой машиной, чтобы к утру, как того желал хозяин, она уже была «как новенькая». Так мастерская по шиномонтажу сама собой переросла в автосервис с широким видом обслуживания, но названия своего не изменила. Виктору Викторовичу осталось только статус предприятия поменять, что он с удовольствием и сделал. Работа по ремонту автомобилей даже в летний период, потому что зимой дачников не было, окупала содержание мастерской, ибо там, сам получая ничтожные копейки, трудился такой ценный и умелый кадр, как Доктор Шин. О толковом механике шли слухи, и к китайцу уже приезжали для консультаций и ремонта из других городов области.

И в то же приблизительно время Доктору Шину представилась возможность познакомиться с компьютером. Большой толстый человек Виктор Викторович, сам не большой знаток компьютера, но имеющий некоторые навыки владения им, лично учил старого китайца справляться со сложной и умной электроникой. И убедился, что Доктор Шин никогда раньше подобной техники не видевший, все схватывал на лету и уже через несколько дней знал о компьютере гораздо больше своего учителя. А уж программу компьютерной диагностики автомобиля он усвоил в совершенстве буквально за несколько часов, причем сам понял, что и как должно здесь действовать. В маленькой голове китайца прятался большой ум.

Чтобы полностью отвоевать Доктора Шина у больницы, Виктор Викторович купил за бесценок старенький частный дом, каких в Приволжском, в связи с массовым бегством населения в город, продавалось множество, и поселил китайца там. И даже дрова на зиму ему привозил, потому что знал неприспособленность Доктора Шина к жизни и боялся, что тому за большие деньги привезут одну сырую осину. Местные мужички горазды такие пакости делать людям несведущим.

Так все и шло…

Приехав однажды в мастерскую, Виктор Викторович удивился, не застав Доктора Шина на месте. Раньше такого не случалось, кроме, естественно, тех дней, когда у китайца был выходной, или во время его обязательных посещений лечебницы. Другие работники сообщили, что старик уехал с попутной только что отремонтированной машиной в соседний город, купить какие-то программы для компьютера. Это сообщение Виктора Викторовича сильно заинтересовало, и он, несмотря на то что очень спешил, решил дождаться возвращения своего механика. Дожидаясь, сел в кресло, где обычно отдыхали клиенты, поставившие машину «на яму», взял со столика первый попавшийся журнал и стал листать, не глядя в страницы.

Имея такую основательную машину, как «Инфинити», Виктор Викторович время от времени посещал солидные столичные автоцентры, где проводил текущее техобслуживание своего автомобиля. Там журналы и рекламные проспекты на журнальных столиках были обычным предметом интерьера. Здесь же, в собственном автосервисе, сам он такого не вводил, считая это излишней роскошью, тем не менее журналы появились. И это удивило не слишком приятно, потому что Виктор Викторович был от природы человеком ревнивым и не любил, чтобы какое-то дело, к которому он имел отношение, продвигалось без его ведома и согласия. Особенно если это его личное дело, то есть бизнес, которого он владелец. С одной стороны, радовала инициатива Доктора Шина. Ведь именно такая инициатива и приносит прибыль. Радовал и внешний вид мастерской, в которую он сейчас почти не вкладывал средств, а она каким-то образом выглядела даже лучше, таких же мастерских в других райцентрах и городах, где своего Доктора Шина не было. Здесь в первую очередь бросались в глаза чистота и порядок. Да и как здесь не быть порядку, если Доктор Шин так и не расстался со своей привычкой работать в белом халате. Ну, может быть, сменил на более новый, но по-прежнему этот пресловутый белый халат был на нем идеально чистым, хотя возиться с чистыми машинами в наполовину сельской местности приходится редко. Более того, Доктор Шин уже просил Виктора Викторовича раскошелиться на оборудование для автомойки, и даже сам нашел какую-то рекламу, где предлагали подходящее по цене оборудование. И хозяин уже почти согласился, подсчитав без труда, что дело это выгодное. Естественно, выгодное в том случае, если Доктор Шин не будет принимать в ремонт транспортное средство до того, как оно пройдет через моечный бокс. Это все хорошо… Но порой раздражает, потому что инициатива не от самого хозяина исходит.

Взгляд Виктора Викторовича наконец-то остановился на журнале. И это вызвало новый приступ удивления и непонимания. Журнал явно предназначался не для скучающих клиентов. Это было какое-то научное издание со сложными чертежами, и Виктор Викторович, считающий себя знатоком и ценителем машин, вернее, сначала ценителем, а потом уже знатоком, не сразу даже понял, что этот журнал по автомобильной механике. Но самое неожиданное обнаружилось тогда, когда большой толстый человек вытащил из барсетки очки и попытался прочитать мелкий текст, поскольку крупные заголовки были набраны не русским шрифтом. Текст тоже оказался на иностранном языке. Будь здесь китайские иероглифы, это не удивило бы – китаец все-таки… Но это были не иероглифы. Скорее всего, на английском языке, хотя Виктор Викторович не встречался с английским со школы, и прилично все подзабыл. Настолько подзабыл, что не мог отличить написанный по-английски текст от немецкого или французского, или даже польского…

Вскоре приехал Доктор Шин. Вошел улыбаясь. Поздоровался, как здоровался обычно, не протягивая руку, чуть склонив голову и прижав руки к животу, словно полы своего халата придерживал. Китаец и в город ездил в этом халате.

– Что привез? – недовольно спросил Виктор Викторович, не ответив на приветствие.

– Программки… Клиент сама предложил, – Доктор Шин кивнул на компьютер, объясняя, для чего ему эти программки понадобились.

Большой толстый человек не забыл былых милицейских привычек – доверяй, но проверяй, сразу протянул руку и просто взял у Шина коробки с компакт-дисками.

– Игрушки? – посмотрел на коробку и с трудом прочитал по-русски английское название. – А… «Автокад»[12]… Ладно, автомобильные программы нам нужны… Действуй… Кстати… Ты это, – Виктор Викторович взглядом показал на журнал. – Читаешь, что ли?

– Шин картинки смотрит, – вежливо улыбнулся китаец. – Понять хочет…

Такая наивная откровенность вернула Виктору Викторовичу уверенность в себе, хотя он и не осознал еще до конца, что настроение его портилось оттого, что недавний клиент психиатрической лечебницы выглядел лучшим хозяином, чем он, и вообще во многом настоящего хозяина превосходил. Если бы китаец сознался, что читал иностранный научный журнал, Виктор Викторович почувствовал бы себя совсем плохо, а так… Ничего страшного не произошло.

* * *

В следующий раз большой толстый человек Виктор Викторович приехал в мастерскую в день, когда у Доктора Шина был выходной. Надобности в этой поездке не было, но дома еще с вечера жена «заела», и потому наутро показалось необходимым посетить несколько близко одна к другой расположенных мастерских. Приехал и в Приволжский. Потолкался среди слесарей, занятых своим делом, в мойку зашел, шампунь понюхал и поморщился, потом заглянул на диагностический стенд, где только что закончили проверку узлов двигателя чьей-то машины. В помещении диагностического стенда было жарко, и Виктор Викторович открыл окно.

– Какую погоду обещают, слышал кто-нибудь? – поинтересовался он у рабочих.

– В Интернет загляните, – посоветовал из смотровой ямы молодой автослесарь со сложным и красивым татарским именем, которое Виктор Викторович никак запомнить не мог.

– В какой Интернет, – не понял большой толстый человек и вопросительно поднял брови, готовый уже к какому-то очередному сюрпризу.

– Вон, в компьютере…

– Здесь что, Интернет подключен?

– Доктор Шин еще месяц назад подключил…

Сообщение опять показалось обидным. Компьютер подключен к Интернету, а хозяин даже не знает об этом. Что, его мнением никто не интересуется?

«Заглядывать в Интернет» Виктор Викторович не стал. Но за компьютер все же сел и стал просматривать все последние материалы, сохраненные в памяти. В первую очередь его удивило большое количество чертежей и формул. Наверное, они имели отношение к автомобилям – к чему же еще! – но ему почему-то показалось, что это чертежи каких-то странных, чуть не инопланетных летательных аппаратов. Вроде бы и самолет, а не самолет. Но и на гоночную машину смахивает. Все чертежи выполнены в линейном рисунке, и разобрать трудно.

Пожав плечами, Виктор Викторович вернулся в программу диагностики автомобиля и выбрался из-за компьютера в недоумении. Неужели Доктор Шин может со всем этим разобраться?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Военно-транспортный «Боинг-747» – с грузом, обозначенным в документах как «материально-техническая помощь грузинской армии, осуществляемая в соответствии с межправительственным соглашением», – вылетающий чартером в Тбилиси, терпеливо ждал полковника Доусона на военном аэродроме неподалеку от города. Но вот пассажиры, которые летели тем же самолетом, два генерала с целым штабом, добирающиеся только до Португалии, где предстоит промежуточная посадка, терпением не отличались. Когда Доусон наконец занял свое место в пассажирском салоне, он услышал тихое ворчание офицеров, на которое, впрочем, внимания совершенно не обратил и даже не удостоил ворчунов извиняющейся улыбки. Он в гражданской одежде, и от гражданского человека его отличить трудно. Его, похоже, приняли за гражданского федерального чиновника, воспользовавшегося помощью армии. А армия всегда считает, что имеет право претендовать на порядок. И тот факт, что порядок нарушается и рейс задерживается по вине этого самого гражданского чиновника, офицеров раздражает. Все естественно, и раздражение – их проблемы. Доусон же оставался спокоен. Даже тогда, когда один из пилотов нашел его, и сообщил, что самолет опять задерживается, поскольку сейчас прибудет один человек, который летит вместе с полковником, и другой, который желал бы поговорить с Доусоном до отлета. Полковник, соглашаясь, кивнул пилоту.

Что-то пилот объяснил и другим пассажирам, так нетерпеливо торопящим вылет, и в ответ выслушал новую порцию ворчания. Доусон же раскрыл ноутбук, чтобы прочитать содержимое дискеты, полученной в канцелярии, до того, как прибудет человек, летящий с ним. По всей видимости, генерал Хант выполнил обещание, и нашел для полковника помощника и консультанта. Ломать голову над тем, кто еще желает до вылета переговорить с ним, Доусон не стал. Прибудет, все станет ясно.

Занятое полковником место – у самой перегородки между пассажирским и грузовыми отсеками – вполне позволяло заняться секретной информацией, не опасаясь, что найдется желающий заглянуть в монитор через плечо. И плевать на то, что кресло последнего ряда не откидывается, как другие, и не дает возможности выспаться в полете на неделю вперед. Маленькие неудобства не могут пересилить привычку никогда не оставлять никого за спиной. И рядом оказалось свободное кресло – попутчиков в самолете мало.

Дискета, слава богу, раскрылась без проблем. Он стал читать, но войти сразу в курс дела не удалось, поскольку полковник был далек от данной тематики и чаще работал в компании с флотскими, чем с летчиками. Хорошо, что генерал Доусон приказал сотруднику, готовившему материалы, дать обширную вводную часть, чтобы полковник уловил суть вопроса. И Доусону не понравилось сразу, что слишком тесно переплелись в этой истории русские и американские имена. Началось с того, что руководитель фирмы «Локхид», создавшей первый «Стелс[13]«, Бен Рич признал, что „отцом“ их самолета-невидимки является советский ученый Петр Яковлевич Уфимцев, еще в 1966 году опубликовавший в одном из научных журналов свои разработки относительно отражения радиолокационного луча от кромок различных поверхностей не в обратную сторону, а просто в произвольную или заданную сторону, так, что локатор этот обратный луч уже уловить не может. К работам Уфимцева в Советском Союзе, занятом тогда какими-то иными проблемами, отнеслись с прохладцей, чем автора сильно обидели. Но его тут же взяли в обработку американцы, и из этой обработки, грубо называемой „полем зрения“, физика не выпускали пару десятилетий и даже пригласили на работу в Штаты. Впрочем, к тому времени сама идея уже была прочно „оседлана“ американскими учеными и интерес к Уфимцеву проявлялся только по инерции. Еще в 1974 году управление по перспективным исследованиям Министерства обороны США приступило к изучению средств снижения эффективной поверхности рассеивания, основного критерия оценки радиолокационной заметности. В основу работы положили высчитанную на ЭВМ модель определения эффективной поверхности рассеивания, созданную математиком фирмы „Локхид“ В. Шрейдером в рамках программы „Эхо-1“. При этом опять же использовались теоретические выкладки П. Уфимцева. Теоретические выкладки вселяли обоснованные надежды. Уже год спустя конгресс выделил ВВС США требуемые суммы на заключение многомиллиардных контрактов с фирмами „Локхид“ и „Нортроп“ по исследованию и разработке самолета-»невидимки». Первоначально был опробован легкий одноместный самолет и опробован сам принцип, положенный в основу разработки. В дальнейшем фирмы-исследователи представили заказчику макеты летательных аппаратов, установленные на специально смонтированном стенде, имитирующем поисковые радиолокационные лучи. После сравнительных испытаний за основу был взят проект фирмы «Локхид», с которой и был в 1976 году заключен контракт на создание самолета-»невидимки».

В рамках секретной программы «Хэв Блю» на лабораторном полигоне ВВС США «Флейт Дайнемик» под руководством Бена Рича были построены два самолета, один из которых и стал прообразом будущего стратегического бомбардировщика «F-117». Первый полет 1 декабря 1977 года совершил летчик-испытатель Билл Парк. Многогранная пирамидальная конструкция самолета получила высокую оценку всех наземных служб, но отрицательную оценку пилота – аэродинамические свойства нового самолета требовали существенной доработки. Но в этом и состояло главное противоречие проекта – с улучшением аэродинамических свойств терялась бы «невидимость» самолета, а при существовании «невидимости» невозможно было улучшить аэродинамические характеристики. Тем не менее, основываясь на испытаниях экспериментальной модели, в США была развернута широкомасштабная и дорогостоящая программа по созданию новых самолетов-»невидимок». И первый «F-117А» был поднят в воздух 18 июня 1981 года летчиком-испытателем Хейлом Фарлеем. А еще через два года самолет был запущен в серию.

Разговоры на трапе не дали полковнику Доусону прочитать до конца подготовленный для него материал. Явно, появился опоздавший пассажир и еще тот человек, что хотел с полковником переговорить. Если из-за этого разговора задержали вылет, то, следовательно, догадаться нетрудно, разговор предстоит конфиденциальный. Доусон встал и шагнул к выходу на трап. В самолет как раз заходили моложавый и очень жилистый мужчина неопределенных лет и довольно молодая негритянка.

– Прошу, вот и сам полковник, – сказал бортмеханик самолета, встречающий вновь прибывших.

Доусон перевел взгляд с мужчины на негритянку и обратно.

– Я лечу с вами, полковник, – неожиданно сказала негритянка. – Меня зовут Клер Такуа.

– Что? – непонимающе переспросил Доусон.

– Я лечу с вами по просьбе генерала Ханта, – повторила Клер.

– Можете возвращаться, – холодно ответил Доусон.

– Не поняла? Почему?

– Во-первых, потому, что вы представительница, как это называется, слабого пола. Во-вторых, цвет вашей кожи, мэм, не позволяет вам принять участие в нашем мероприятии.

– Мы же летим в Грузию? – переспросила она.

– Да.

Клер сухо улыбнулась, блеснув ослепительно белыми, как у генерала Ханта, но, в отличие от генерала, не вставными, а своими зубами.

– Я наполовину грузинка. И хорошо владею грузинским языком в отличие от вас…

Доусон хмыкнул и, подумав, принял решение:

– Ладно, проходите в салон.

И повернулся к мужчине. Тот, прежде чем представиться, кивнул застывшему у трапа бортмеханику, намекая на желание говорить без свидетелей. Бортмеханик оказался человеком сообразительным, понял ситуацию без слов и спустился к рабочим, осматривающим шасси.

– Слушаю вас, – сказал полковник, когда бортмеханик был еще на середине трапа.

– Я ваш однофамилец, полковник… Я тоже Доусон… Френсис Доусон, ФБР. – И он показал значок с номером. Значок, посмотреть со стороны, похож на полицейский, и сам полковник не отличил бы его от полицейского, если бы обладатель значка не представился.

– Слушаю вас, – повторил полковник.

– У меня к вам всего несколько слов. В конце девяностых годов я работал в АНБ[14] и курировал вопросы безопасности по известной вам теме. Именно тогда мы начали проверку человека, имеющего доступ ко всей, практически, технической информации по программе «Хэв Блю». Это был американец колумбийского происхождения, чистокровный индеец, по имени Хуахин Шинкуа. Не спутайте, пожалуйста, с профессором Клер Такуа. Фамилии созвучны.

– Она профессор? – переспросил полковник.

– Да, и известный человек. Насколько я понимаю, именно ее отправили с вами потому, что только у нее были готовы документы для вылета в Грузию. Иначе ее могли бы просто не отпустить. «Золотой фонд», так сказать. Она работает по той же теме, по которой работают русские, но они ее слегка обогнали. И хорошо знакома с нашими разработками, так сказать, конкурирующими с ее темой… Но я вернусь к своей теме. Итак, мы начали проверку Хуахина Шинкуа в плановом порядке, как проверяли время от времени всех сотрудников, и натолкнулись на несколько «темных мест», требующих уточнения. Однако уточнить ничего не смогли. Мистер Шинкуа попал в автомобильную катастрофу. Не слишком сильную. Тем не менее совершенно потерял память. Почти полная амнезия. Естественно, его устроили сначала в военный госпиталь, но там врачи ничего не смогли сделать, и через месяц колумбийца перевели в государственную клинику, где он и должен был бы находиться по сей день.

– И что же?

– По документам, он там и находится. Но только позавчера меня попросили, как человека, знающего мистера Шинкуа лично, навестить его, и показать несколько фотографий в надежде, что память частично вернулась к нему.

– Что за фотографии?

– Алексей Еремин, про которого вы, вероятно слышали…

– Русский математик?

– Да…

– И что? Память вернулась?

– Дело в том, что в клинике содержится совсем другой человек с аналогичным диагнозом. Хуахин Шинкуа исчез бесследно.

– И что же?

– Просто информация к размышлению. Началось следствие… АНБ и ФБР действуют параллельно. Но времени с момента обнаружения пропажи Шинкуа прошло слишком мало. Я же сказал, что это было только позавчера… А со времени подмены времени прошло слишком много. Приходится отслеживать многие документы, и искать многих свидетелей, которые давно вышли из нашего поля зрения. Но мы натолкнулись на давний интерес к колумбийцу со стороны непонятных людей, предположительно, русских и китайцев. Вы же летите в Россию… Мое руководство посчитало, что вы должны быть в курсе дела. Мало ли что… Кроме того… Ваша попутчица… Профессор Шинкуа был руководителем проекта, в котором работала Клер Такуа.

– Зачем русским или китайцам мог понадобиться человек, полностью потерявший память? – полковник Доусон отнесся к сообщению с пониманием.

– Этого нам знать не дано. Пока не дано… Гипотетически рассуждать бесполезно…

– Теоретически, мог этот человек быть русским или китайским разведчиком? – невзирая на очевидное возражение, полковник продолжил задавать вопросы.

– Точно так же, как вы или я, или Клер Такуа… Только теоретически…

– Тогда я поставлю вопрос по-другому. Мог ли человек симулировать амнезию?

– Имея некоторую подготовку, без проблем…

Полковник Доусон несколько секунд думал, формулируя вопрос и одновременно прокручивая в голове сценарий операции, которую он сам разработал бы для подобного случая.

– Я далек от этих проблем… Поэтому, возможно, спрошу что-то не то… Что вписывается в научные рамки… Есть ли какие-то способы искусственного введения человека в состояние амнезии? Возможно ли отнять у человека память на какое-то конкретное время, а в нужный момент вернуть ее?

– Мы с вами мыслим в одном направлении, – усмехнулся Френсис Доусон. – Не зря мы с вами однофамильцы.

Он достал из кармана большой бумажник и вытащил из него газетную вырезку.

– Это вам для ознакомления… Сейчас наши люди плотно изучают вопрос. И пытаются найти дурака, который передал информацию для публикации в прессе. Добавлю, что это данные из нашей страны. Но есть и косвенные данные о том, что русские еще много лет назад занимались той же проблемой, и весьма успешно. Можно предположить, что и китайцы чем-то подобным интересуются. У них такие разработки всегда были в почете и имели достаточное финансирование. У меня все, полковник.

– Спасибо.

– Удачного приземления. Вы же летите не на «Стелс», и русским радарам будет вас хорошо видно…

– Сбить «Стелс» они не постеснялись бы, а вот мы для них представляем мало интереса. Это они представляют интерес для нас.

* * *

Полковник вернулся в салон самолета под новую порцию ворчания офицеров, теперь уже более откровенное, хотя по-прежнему и не имеющее конкретного адресата. И, как и прежде, не обратил на него никакого внимания. Профессор Такуа заняла место через проход от места полковника и на ряд сидений впереди. Но хотела было пересесть, когда он стал устраиваться на свое место.

– Подождите. Я скоро закончу работу и поговорю с вами.

Клер, придерживая рукой юбку, чтобы не измялась, села на свое место, и полковник невольно отметил, как она изящно изогнулась, и как сквозь блузку обозначилась тонкая талия. Фигурой профессора бог не обидел.

Таким образом, она совсем не помешала Доусону прочитать в первую очередь газетную вырезку, чтобы войти в курс дела более основательно. Там сообщалось, что ученым из медицинского центра «SUNY Downstate» в Бруклине удалось открыть молекулярный механизм, отвечающий за сохранение информации в человеческом мозге – «носитель памяти», как они его назвали.[15]

Полковник вспомнил изгиб талии и невольно бросил новый взгляд на Клер. Она сидела спокойно и не смотрела в его сторону. И он стал читать дальше.

Ученые утверждали, что человеческая память работает по тому же принципу, что и жесткий диск компьютера, и с помощью разработанного ими механизма возможно «стирать» долговременные воспоминания простыми в применении биохимическими методами. Причем они дают гарантию, что способны регулировать процесс стирания во временном масштабе на срок от суток до месяца. При этом человек, с которым проводится операция «стирания», совершенно не теряет навыков, полученных в процессе обучения, и способен вести полноценную жизнь.

В процессе исследований удалось установить, что долговременная память сохраняется за счет синаптических связей между нервными клетками, за что отвечает фермент, называемый «протеин кинас М-зет». Ингибирование препарата позволяет лечить многие болезни, связанные с сильным стрессом, амнезией, старческим слабоумием и другие. При этом разработки ученых позволяют открыть новые перспективы в применении прямого, не опосредованного контроля человеческих масс, и дают возможность зомбирования как отдельных людей, так и целых групп.

Полковник отложил вырезку из газеты на соседнее кресло и поднял взгляд на Клер.

– Профессор! – окликнул он громко, потому что двигатели идущего на взлет самолета гудели громко и натужно.

Она обернулась сразу и вопросительно подняла брови.

– Что такое «ингибирование»? – Доусон членораздельно произнес незнакомое слово.

– В какой области?

– В медицине…

– Угнетение… В разных областях науки это слово имеет сходное, хотя и слегка различное значение. Но в медицине – именно угнетение…

– Спасибо…

Полковник вздохнул, потому что Клер не встала и не подошла к нему, как он надеялся, а разговаривала из своего кресла. Впрочем, он сам попросил ее подождать, пока он не закончит работу. Да, сначала надо закончить работу, а потом уже любоваться фигурой Клер…

Полковник переставил на колени ноутбук.

2

– Видишь их, командир? Я их вижу, а тебя найти не могу, – сообщил по «подснежнику» подполковник Сохно. – Хоть очки поверх бинокля напяливай! Куда ты, на ночь глядя запропастился?

– Ага… До ночи еще добрых десять часов, – возразил в эфире Кордебалет.

– Это неважно, время – понятие относительное. Ау-у, командир…

Боевики долго стояли на одном месте слишком близко от полковника Согрина, чтобы он мог рискнуть и ответить своим офицерам даже шепотом.

– Командир, слышишь, или как? А. Понял. Можешь даже не кашлять. Я и так понял, – Сохно сохранял присущее ему в особо опасные моменты своеобразное и непонятное посторонним чувство юмора. – А мои на том склоне повертелись, как собаки, когда ищут, где присесть, и назад, паразиты, двинули. Спускаться не решаются.

– Али Обейда им головы за такой осмотр снимет, – предположил Кордебалет. – Он, говорят, строг, как ротный старшина.

Наконец-то троица боевиков устала от долгого и бессмысленного рассматривания пространства под ногами. Обменялась несколькими неслышными фразами, и неторопливо, уже не так тщательно продолжая наблюдение, двинулась дальше. Согрин теперь уже смог общаться с группой без опасения быть услышанным:

– Бандит, они сделают круг и выйдут тебе в спину. Будь осторожнее!

– Пусть хоть по спине пройдут, но меня не заметят, – отозвался Сохно. – Надеюсь, не сильно затопчут, хотя я с трудом выношу запах вонючих портянок.

– Мне твое место хорошо видно, – подсказал Кордебалет. – Я подстрахую.

Тем временем первая троица, что занималась разминированием схрона, работу завершила, выбралась на открытое место, отряхнула руки и по переговорному устройству связалась с самим Али Обейдой. Тот приближаться к опасному месту сам все же не стал – осторожностью он издавна славился, а послал туда еще троих боевиков. Начался процесс загрузки. Но из всего имеющегося вооружения, как удалось разведчикам рассмотреть, боевики взяли только все пять «Стингеров», ракеты к ним, и некоторый запас пулеметных патронов в жестяных банках. Но чтобы перенести даже это, всем шестерым пришлось сделать два рейса. И опять в ожидании потянулось время, потому что Али Обейда не торопил свои дозоры, дав им возможность внимательно осмотреть все окрестности. Еще один признак осторожности, рассчитанной на будущее. Но любой осмотр не может продолжаться вечно, дозоры скоро вернулись, ничего подозрительного, кажется, не обнаружив, группа собралась вместе, но уже уставшим от пребывания на одном месте спецназовцам опять пришлось ждать – бандиты решили перекусить здесь же. Должно быть, дорога им предстояла дальняя, и, перед тем как отправиться в долгий путь, им необходим был отдых. Тем более пришли они, судя по всему, издалека. Ноги по колено в грязи, а в ближайших районах дождя не было уже давно. Но, судя по тому, в какую сторону группа сдвинулась для отдыха, направление движения боевики выбрали только одно возможное, и спецназовцы, загодя хорошо изучившие местность, без проблем определили его.

– Пойдут по правому склону вдоль долины, – решил полковник Согрин. – Бандит переходит на противоположный склон, Прыгун наблюдает сверху, я, в должности собаки, двигаюсь по следу.

– Понял, – довольным тоном откликнулся Бандит, которому давно надоело сидеть на одном месте. – Я пошел, командир.

– Мне тоже пора, – ответил и Танцор.

– Двигайте. Далеко не забирайтесь, чтобы не потерять связь.

* * *

Подполковнику Сохно интуитивно хотелось побыстрее выбраться поближе к свету. Место, где он сидел в засаде, было в самом низу урочища, рядом с ручьем, прикрытым свисающими к самой воде кустами, и застоявшаяся без сквозняка сырость надоела быстро. Потому он и поторопился покинуть свое убежище и сразу стал взбираться по крутому склону. Именно там, где не решились спуститься боевики. Но, оглядываясь, подполковник прекрасно понимал, что спускаться намного сложнее, чем подниматься. Сейчас склон для боевиков был невидим, и потому Сохно выбрал прямой и кратчайший путь, не обращая внимания на трудности подъема. Не зная, когда боевики снимутся с места, он хотел зайти вперед, чтобы наверху, где склон не такой голый, спрятаться среди кустов и деревьев и контролировать передвижение группы без опасения быть замеченным.

Лес здесь был средней густоты, и прокладывать тропу через бурелом и завалы не приходилось. Деревья и кусты не представляло сложности обойти. Путь подполковнику указывала муха. Самая обыкновенная, каких и в лесу, и в поле множество. Сначала Сохно чуть не наступил на нее. Но муха успела перелететь на несколько шагов вперед и снова села. Когда человек оказался над ней и поднял ногу, муха полетела дальше. Причем летела она строго в ту сторону, куда Сохно намеревался двигаться, словно путь знала или читала мысли полковника. Летела и садилась. Но едва нога в очередной раз поднималась над ней, муха улетала. И так раз за разом на расстоянии метров тридцати. Может быть, это и дальше бы продолжалось так же, но совсем не характерный для лесных чащоб звук заставил Сохно замереть на месте с поднятой для шага ногой. Муха тоже замерла, и не улетала, но смотреть на нее уже интереса не было. Что это за звук, Сохно, как человек, всю свою сознательную жизнь посвятивший войне, понял сразу – кто-то забросил автомат за плечо. Автомат едва слышно звякнул. Как ни плотно набиты патроны в магазин, они при движении все равно издают звук. Как ни пригнаны одна к другой детали автомата, они тоже при легком ударе о плечо глухо звякают. Этого не избежать…

Нога опустилась медленно, а обе руки подняли по пистолету – Сохно обычно предпочитал вместо автомата носить с собой два АПС.[16] Первый – в штатной деревянной кобуре, присоединив которую к пистолету можно получить удобное оружие для ведения автоматического огня. Но согласно штатному расписанию кобуру положено носит на поясе, а Сохно вместо пояса крепил ее к бедру, на ковбойский лад. Так ему было удобнее пистолет выхватывать. Второй вообще носил, как самурай меч, за плечом. И сам придумал приспособление – спереди открытая кобура крепилась к поясу ремнем, сзади к тому же поясу широкой резиной. Потянешь за ремень, кобура переваливается через плечо, и пистолет падает в руку.

Сохно внимательно слушал. Звук не повторился, но это не удивило, поскольку в перебрасывании автомата с плеча на плечо каждую секунду смысла нет. Но другой звук подполковник все же уловил. Хрустнула под чьей-то неосторожной ногой ветка, и тут же чуть в стороне хрустнула другая, только уже не под ногой, а, скорее всего, под плечом.

Сохно резко свернул в сторону, не пытаясь даже рассмотреть, кто на склоне находится и чем занимается. Это можно сделать и позже. Но этот «кто-то» в состоянии увидеть на противоположном склоне спецназовцев, когда они будут перемещаться. И потому следует предупредить своих.

Двадцати шагов в сторону, если учесть, что люди, встретившиеся подполковнику на склоне, двигались в противоположном направлении, вполне хватило, чтобы стать неслышимым.

– Рапсодия, Танцор, я – Бандит. Тут кто-то, кроме меня, ползает. Старайтесь не показываться, пока я не выясню…

– Я – Рапсодия. Понял. Выясняй.

– Я – Танцор… Ищу их в прицел. Пока не вижу. И тебя не вижу.

– Тут – «елки-палки, лес густой». Днем с огнем никого не увидишь. Включи тепловизор.

– Аккумулятор слаб. Здесь не подзарядишь.

– Включи, – не подсказал, а приказал, полковник Согрин.

– Вижу. – Кордебалет прибор включил. – Так… Не меньше, похоже, десятка… Боевики… Наблюдают… Крадутся… Это явно не люди Абу Обейды.

– Толя! – скомандовал Согрин. – Бери их под постоянный контроль. Обейду вместе с Абу надо защитить… Так приказали…

– Понял. – Сохно согласился почти покорно. – Я всегда, если ты помнишь, очень любил этого Обейду вместе с Абу… И на завтрак, и на обед, и даже на ужин, хотя на ужин меньше…

– Когда ты отучишься засорять эфир! Работаем.

3

Большой толстый человек Виктор Викторович, до того как стать бизнесменом, никогда нигде, кроме милиции, не работал, но, как милиционер, он обладал одним ценным профессиональным качеством – никому, даже при наличии доказательств, не верил, даже собственной жене и родным детям, и был всегда бесконечно подозрителен. Это, разумеется, не то качество, что красит людей не прнадлежащих к милиции, но, однажды обретя его, уже трудно от него избавиться. И еще Виктор Викторович умело и со знанием дела вербовал себе «стукачей». В том числе и в автосервисах, которыми он владел. И, естественно, не обошел вниманием автосервис в Приволжском, где бизнес обещал стать со временем, может быть, самым успешным. И потому Виктору Викторовичу быстро доложили, что уже после окончания рабочего дня сам Доктор Шин постоянно остается на работе один. За компьютером сидит сосредоточенно и с невероятно умным видом. Раздумывая, Виктор Викторович выждал несколько дней, но ни к какому мнению не пришел и ничего не надумал, кроме как провести по всем правилам допрос. И потому просто сел в машину и поехал вечером в Приволжский.

Пристальное внимание к Доктору Шину со стороны владельца автосервиса было вполне объяснимо. Большой толстый человек, еще будучи начальником местной милиции, естественно, был хорошо и тесно знаком со всей местной, так называемой, элитой. И потому главный врач психо-невралогической лечебницы, еще когда Виктор Викторович в первый раз разговаривал с ним относительно Доктора Шина, согласился за небольшую ежемесячную плату – двадцать процентов от зарплаты Доктора Шина – выпустить своего бывшего пациента из-под тесного контроля. Но и то с непременным условием – если Доктор Шин будет вести себя нестандартно, Виктор Викторович должен немедленно сообщить об этом главному врачу и дать возможность провести с пациентом короткий курс лечения.

– А кто он вообще такой? – спросил Виктор Викторович.

– Этого нам знать не дано, – философически изрек главный врач. – Он сам не знает, и мы не знаем. Знаем только, что китаец. Знаем, что человек образованный… И все… О его состоянии запрашивают из Москвы… Из КГБ…

– Из ФСБ, – поправил отставной начальник милиции, любитель точных формулировок.

– Из ФСБ, – охотно согласился главный врач. – Раз в год я отправляю подробнейшую справку… Так и буду писать, что он дворником работает. Не то, посчитают, что он «проснулся», и тогда его заберут.

Потому Виктор Викторович к Доктору Шину и присматривался с такой основательностью. Очень не хотелось, чтобы китаец «проснулся» и его забрали бы парни из московского ФСБ. И любое «просыпание» казалось большому толстому человеку угрозой.

Впрочем, даже при наличии реальной угрозы он готов был сразу же связаться с главным врачом, чтобы поставить того в известность.

* * *

Виктора Викторовича не обманули. В окне диагностического центра автосервиса горел свет. Дверь была закрыта. На стук не сразу, видимо, торопиться не привык, вышел дежурный слесарь – шиномонтаж работал круглосуточно, поскольку местные дороги изобиловали наличием гнутых гвоздей, которые словно кто-то специально рассыпал, и дежурного выгодно было держать здесь постоянно.

– Где Доктор Шин?

– В диагностике, – кивнул слесарь на закрытую дверь. – Чай ему только что заваривал. Он, зараза, чай ведрами пьет. Только почему-то зеленый.

Простые работяги китайца недолюбливали, это Виктор Викторович уже давно почувствовал. Они его считали придурком, только что попавшим в автосервис из психушки, а его поставили начальником над ними. Есть отчего кривить рожи…

– Зеленый чай для здоровья полезен, – сурово проворчал Виктор Викторович, хотя бы таким образом вступаясь не за Доктора Шина, а за свое решение поставить его руководителем. Он прошел через помещение к двери, толкнул ее ногой. Дверь оказалась закрытой, но на звук послышались шаркающие шаги. И уже через несколько секунд «зараза» Доктор Шин распахнул тяжелую металлическую створку.

– Здравствуй. Я слышал, двигатель шумит. Там стучит что-то, смотреть надо, – с всегдашней вежливостью встретил китаец хозяина. При таком тоне хотелось и традиционный восточный поклон увидеть, и руки, сложенные ладонями перед грудью. Но до этого пока дело не доходило, хотя и сам тон привычного разговора китайца Виктору Викторовичу нравился. Хотя он и знал, что точно таким же тоном Доктор Шин встречает и всех клиентов.

На замечание о шуме в двигателе, которого он сам не слышал, Виктор Викторович внимания не обратил. Он вообще при всем уважении к талантам своего наемного работника предпочитал свою дорогую машину гонять в Москву в фирменный автосервис.

– Ты что так припозднился? – сразу с порога спросил Виктор Викторович, не дожидаясь ответа прошел в бокс и устало опустил свое тяжелое тело в кресло для клиентов. Кресло укоризненно заскрипело, но сам он такие звуки слушать и понимать никогда не умел и потому внимания на скрип не обратил, считая, что всякая мебель должна под его весом скрипеть.

– Работаю, – скромно и чуть-чуть виновато улыбнулся китаец.

– Работа уже закончилась. Твоя работа – клиентов принимать и машины смотреть…

Доктор Шин занял вертящееся кресло перед компьютером и повернулся к монитору боком, чтобы видеть Виктора Викторовича. Но не сказал ничего, хотя хозяин, похоже, ждал отчета.

– Что делаешь? – Большой толстый человек все же не выдержал и задал новый вопрос.

– Так… Кое-кое пытаюсь… – разговаривать чисто по-русски Доктор Шин так и не научился, несмотря на богатую практику общения с клиентами за последние месяцы.

– Что – кое-кое пытаешься? – Это уже прозвучало сурово и почти в приказном тоне. А почему бы, собственно говоря, и не должно так звучать, если Доктор Шин работает на предприятии Виктора Викторовича и на его оборудовании…

– Клиент тут одна появился… Крутой и еще круче… Жалуется, по три штрафов в день платит… Менты, говорит, на каждом углу с радарами…

– Антирадар, что ли, делаешь? Зачем? Они продаются…

Доктор Шин удивленно поднял брови на самый лоб, и Виктор Викторович в первый раз заметил, что глаза у китайца не хитрые, как у дворняжки, которая выпрашивает что-нибудь съедобное у прохожих, – так ему казалось раньше, а откровенно умные.

– Что-то подобие… Купить можно… Сделать интересно… Клиента просит, чтобы ни у кого не был… Только у него… Крутой и еще круче… Такой хочу, чтоб ни одна радара не видела… Такие американцы для своих военных самолетов делать хотят… Слышал?.. Самолет-»невидимка»…

– Ну-ну, – Виктор Викторович пожевал губами, формулируя вопрос, и сурово спросил: – Скажи-ка мне честно – кто ты такой? Антирадары не дворники делают… И ты не дворник… Так кто же ты?.. Кем ты раньше был?..

– Моя не помнит, – Доктор Шин виновато пожал плечами и улыбнулся.

– Ты на компьютере работаешь так, словно всю жизнь за ним просидел. А компьютеры появились, когда ты уже в больнице лечился… Не в палате же тебя учили?

– Меня не учили, я здесь научился…

– Быстро ты научился… Талантливый, наверное… И журналы на иностранных языках тоже здесь читать научился? Говори… Не то я тебя отправлю назад метлой махать…

– Моя не помнит, – согласился, как признался, Доктор Шин, слегка испуганный. – Взяла журнала, стала читать… Оказывается, умею…

– На каком языке читаешь? – спросил Виктор Викторович.

– На разных… Английский, немецкий, мало-мало по-французски, мало-мало лучше по-испански, конечно, китайский знаю…

Это было уже вообще вне понимания отставного начальника районной милиции. Ну, знать, кроме русского, еще и китайский, это было бы нормальным. Знать еще и английский так, чтобы читать научные журналы – это уже больше, чем нормально. Но читать на многих языках – это уже слишком…

– И где же ты этому учился?

– Моя не помнит…

Это был уже тот самый случай, о котором говорил главный врач лечебницы. И связываться с ФСБ, наживать себе возможные неприятности Виктору Викторовичу не хотелось. Придется, видимо, несмотря на позднее время, заехать к главному врачу домой, чтобы завтра снова не отправляться в Приволжский…

Ничего не сказав Доктору Шину, Виктор Викторович поднялся, вздохнул и пошел к выходу.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

1

Полковник Доусон поймал себя на том, что ему стало трудно вчитываться в текст на мониторе. Почти физически трудно… Взгляд помимо воли поднимался на выглядывающее из-за спинки кресла плечо Клер Такуа и плавную, изящную линию этого плеча, переходящую в темно-блестящую шею. Испытываемые Доусоном чувства были не в характере полковника, которому женщины никогда не мешали жить и работать. По крайней мере, с тех пор не мешали, когда он, прожив только два года в браке, развелся. Нынешнее состояние, сразу привычно принятое на контроль, и потому осознанное, насторожило и заставило взять себя в руки. И, теперь уже не поднимая глаз, Доусон продолжил чтение, хотя и пришлось вернуться на несколько абзацев назад, к первому испытанию самолета…

Итак, первый «F-117А» был поднят в воздух 18 июня 1981 года летчиком-испытателем Хейлом Фарлеем. А еще через два года поиска и проверок самолет был запущен в серию. За период с 1982 по 1990 годы были построены 59 таких самолетов. Первое испытание в боевых условиях было произведено в ходе операции «Джаз Коз» 21 декабря 1984 года, когда два «F-150А» сбросили девятисоткилограммовые бомбы с лазерным наведением на казармы Рио-Гато, где, как предполагалось, укрывался Норьега, президент Панамы. К сожалению, летчики ошиблись и сбросили бомбы на пустырь. Боевые испытания были признаны неудовлетворительными, и все оправдания военных летчиков в расчет не принялись.

Во время операции «Буря в пустыне» в Ираке зимой 1991 года были задействованы все пятьдесят шесть самолетов «F-117А» из 415-й и 416-й тактических истребительных эскадрилий. Самолеты совершили тысяча двести семьдесят два боевых вылета, пробыв в небе в общей сложности шесть тысяч девятьсот часов, и сбросили на иракцев более двух тысяч бомб общим весом тысяча восемьсот четырнадцать тонн. Командующий многонациональными силами в зоне Персидского залива генерал Чарльз Горнер считает, что успех операции во многом определило наличие «F-117A», и предположил, что и в дальнейшем, с совершенствованием тактики и средств наведения, использование самолетов-»невидимок» будет еще более выгодно и начнет применяться гораздо более широко.

Однако во время операции один самолет, по утверждению иракских средств ПВО, был сбит с помощью советского зенитно-ракетного комплекса «Оса». Советский Союз даже опубликовал фотоподтверждение этого случая, однако согласно докладу штаба многонациональных сил самолет разбился из-за неравномерного схода бомб с крепящих пилонов. Вопрос о том, действительно ли в Ираке был сбит «F-117А» до сих пор остается открытым. И самолет продолжал оставаться гордостью военно-воздушных сил США, пока 27 марта 1999 года во время бомбардировок Югославии не был сбит ракетой из зенитной установки «Sa-3», в советской классификации называемой С-125. Третья батарея двести пятидесятой бригады противовоздушной обороны под командованием полковника Золтана, похоже, специально охотилась за самолетом-»невидимкой». Есть основания с высокой степенью вероятности предполагать, что методику этой охоты разрабатывали российские военные специалисты. По крайней мере, они сразу оказались в районе падения «F-117-А», и исследовали обломки самолета. Возможно, что-то увезли в Москву для исследования в военных институтах.

Полковник Доусон поморщился. Как профессионал, он хорошо понимал, что военное противостояние Соединенных Штатов с Россией не прекратилось с развалом Советского Союза. И период, когда русские военные секреты за сущие гроши и даже с удовольствием предоставлялись противоположной стороне чуть ли не самыми влиятельными российскими чиновниками, длиться вечно не может. Сейчас это противостояние медленно, но неуклонно набирает обороты, хотя в официальных кругах об этом и не говорится. Россия, как преемница СССР, быстро встала на ноги и тоже желает быть супердержавой. И военный, и экономический потенциал позволяют ей это.

В молодости полковник работал как раз против Советского Союза, дважды бывал в Москве, дважды в Новосибирске и однажды нелегально в Челябинской области, интересуясь пресловутым Челябинском-40, который сейчас называют Снежинском, и не скрывают, что там находится стратегический ядерный центр, источник заражения всего региона радиацией. Потом новое направление работы, но вот снова довелось вернуться к прежней деятельности. Вынужденно, и без подготовки.

Однако, сколько не вздыхай, а работать надо…

И Доусон, перейдя к следующему разделу, продолжил изучение материалов…

Советский Союз начал разработку самолета-»невидимки» давно, но первоначально пошел по пути, опробованному немцами в период Второй мировой войны. Когда английские самолеты, оборудованные радарами, начали топить слишком много гитлеровских подводных лодок, немецкие инженеры в срочном порядке разработали покрытие для рубок лодок. Устойчивая к водной среде краска, вместо жесткого отражения, мягко гасила лучи радаров. Потери существенно снизились. Многие советские и российские военные самолеты имели покрытие, созданное по немецкому принципу. Однако при современном уровне радиоэлектроники и мощности радаров этого уже оказывается недостаточно. И в начале восьмидесятых годов прошлого века начались работы по новой, отличной от американской, программе. Последующие катаклизмы политического характера на долгие годы эти работы прервали, но в последние годы они были возобновлены, и российским ученым удалось решить задачу, над которой пока безуспешно работают американцы.

Принцип создания самолета-»невидимки» русские выбрали свой, отказавшись от американского аналога – самолет снабжается генератором неравновесной плазмы, создающим вокруг летательного аппарата экран, гасящий лучи радаров. Такой генератор создан и американскими специалистами, однако он полностью гасит и работу всех электронных систем самого самолета, следовательно, непригоден для использования…

* * *

– Миссис Такуа, – позвал Доусон.

Она обернулась и поправила:

– Мисс.

Доусон с чувством удовлетворения кивнул. С незамужней женщиной в служебной поездке меньше хлопот. По крайней мере, ей не будет звонить через каждый час муж и спрашивать, что и где лежит на кухне и чем можно поточить большой кухонный нож. А уж если эта поездка длительная и тем более сопряжена с риском, тем более.

– Мисс… Прошу вас. – Он показал на свободное сиденье рядом с собой.

Она пересела не сразу, но вздох он уловил. Полет длился уже около часа, и, как и другие пассажиры, профессор, должно быть, слегка вздремнула, хотя глаза ее и не выглядели туманными со сна. Впрочем, у людей с негритянской кровью или с примесью этой крови глаза после сна выглядят не так, как у белых людей. Они не заволакиваются легким туманом, а слегка краснеют. Но у нее белки глаз и не покраснели. Должно быть, долго ждала, когда полковник позовет ее, и только-только начала дремать.

– Ситуация у нас с вами не простая. Мы будем участвовать в неподготовленной операции, чего я сам категорически не люблю. Тем не менее приходится за это дело браться. Более того, в курс событий я вхожу только сейчас, читая то, что для меня подготовили…

– Это я готовила материал, – сказала Клер.

– Вот как. Тем лучше. Тогда я хотя бы в общих чертах, как человек, знающий физику в пределах понимания принципов полета пули, выпущенной из моего пистолета, хотел бы вас сразу спросить – что такое есть плазменный генератор. Я, кстати, знаю, что в моем автомобиле стоит генератор… Надеюсь, не плазменный… И уж тем более не генератор неравновесной плазмы… Потому что автомобилю равновесие весьма, мне кажется, необходимо.

Голос у полковника плавный, но убедительный. Как каждый разведчик каждой спецслужбы мира, он проходил специальный курс общения с противоположным полом. И знал, когда и какой тон ему следует выдерживать. И сейчас выбрал тон безошибочно. Клер от такой мягкости и признания ее собственного приоритета, совсем не сказанного в тоне комплимента, и потому подозрения в намеренности целей не вызвавшего, улыбнулась. И он, опять, как опытный разведчик, «прочитал» и эту улыбку – ей становится приятно с ним работать. Конечно, это только тонкая нить, которую следует укреплять, но начало положено…

– Я работаю как раз над альтернативной технологии «Стелс» темой. И начала работать раньше, чем «Стелс» успел зарекомендовать себя и с хорошей, и с плохой стороны… То есть меня в предвзятости упрекнуть невозможно, потому что я сразу отстаивала собственную линию. Пусть она и идет в разрез с официальной…

– Можно вас называть просто Клер? – Доусон начал нить укреплять, и не назойливо, не настаивая на своем праве руководителя ситуации.

– Мне это будет привычнее…

– Значит, вы, Клер, считаете, что технология «Стелс» себя изжила?

– Не просто изжила… Она сразу была не правильной. Но лоббирование интересов «Локхид» оказалось сильнее, чем чувство национальной безопасности…

Это было произнесено с аффективной реакцией и достаточно громко. Так громко, что заставило проснуться и обернуться нескольких пассажиров впереди. Но Доусон сразу отметил черту характера профессора – склонность к горячности и к категоричности выводов. Эта та черта, которой можно при необходимости умело пользоваться, побуждая Клер к действиям, к которым она может не иметь склонности от природы. Он же умело составлял во время разговора ее психотипический портрет и, кажется, уже знал, как с ней работать дальше.

– Даже так?

– Я считаю, что именно так… И готова это доказать, основываясь…

Полковник приложил палец к губам и чуть заметно улыбнулся. Клер поняла и понизила голос до шепота:

– И готова это доказать, основываясь на заключениях разведки.

– Ну что же, мне будет интересно послушать, – согласился Доусон, и чуть-чуть поворочался в кресле, умело показывая, что он устраивается удобнее именно для того, чтобы выслушать высказывание своей помощницы. – Если это возможно, постарайтесь обойтись без технических подробностей, поскольку я все равно ничего не пойму.

2

Каждый шаг был таким, словно от него жизнь зависила, – оступишься и в пропасть свалишься. Впрочем, это совсем не мешало подполковнику Сохно передвигаться быстро. Осторожная, крадущаяся поступь, когда не раздается ни звука, давно стала автоматической. Он даже под ноги почти не смотрел, чувствуя, куда ступает и что за этим шагом последует.

Полковник Согрин приказал взять неизвестную группу под постоянный контроль, и Сохно справедливо рассудил, что, прежде чем взять группу под контроль, следует все же посмотреть, что же это за группа. Тепловизор Кордебалета не позволяет определить сквозь листву принадлежность неизвестных людей к той или иной противоборствующей стороне. Вообще непонятно, кто это такие. Но если спецназа ГРУ здесь быть не может, то вполне может оказаться спецназ МВД, могут оказаться милиционеры и пресловутые «кадыровцы», вчерашние боевики. Этих, последних, вообще невозможно отличить от боевиков настоящих ни по одежде, ни по манере поведения. Но если Абу Обейду следует охранять, то охранять его следует от всех, невзирая на персональные погоны или принципиальное беспогоние. И охранять предельно жестко, что называется, «на грани фола», а, может быть, порой и переступая эту грань. Сохно подобные приказы всегда понимал однозначно, и выполнять их умел, основываясь именно на собственном понимании.

Кусты горного почти неплодоносящего орешника оказались слишком густыми, чтобы пробраться сквозь них без звука. И неизвестная группа, естественно, шла в обход, потому что маскировку соблюдала. И на орешник надеется как на прикрытие с тыла. Сохно это сразу понял и потому пробираться решил именно здесь. Если невозможно в полный рост идти, если невозможно идти пригнувшись, если невозможно даже на четвереньках пробираться, а не продраться, то, оказывается, вполне можно проползти так, чтобы не касаться переплетения более тонких ветвей. А более толстые, растущие пониже, не будут трещать, даже если их заденешь. Но лучше вообще не задевать, потому что с толстой ветки движение передается на более тонкие. Но ползать, распластавшись по земле, Сохно умел хорошо. Множество сотен километров за свою военную карьеру наползал на учебных занятиях, стараясь не задевать натянутую над спиной колючую проволоку. Здесь не занятия и проволоки нет. Но там, если заденешь, можно обойтись просто йодом, а потом поработать иголкой и ниткой, зашивая штаны. Здесь ни йод, ни иголка с ниткой уже не понадобятся… Заберешься в густые заросли, тебя заметят, начнут стрелять, а у тебя даже не будет возможности, перекатиться после ответной очереди. Некуда перекатываться.

Те парни из неизвестной группы это, похоже, осознали хорошо и орешником прикрылись. Но Сохно пополз в него именно потому, что с этой стороны его не ждут. И правда, пробравшись, извиваясь неслышным ужом, через неширокую полосу, оказалось, что попал он на очень удобную позицию для наблюдения. Кусты орешника шли до каменистого обрыва. Пусть и невысокого, всего-то около двух метров. По краю обрыв густой и высокой травой зарос. А там, под обрывом, шла тропа, и за тропой склон прикрывала молодая, чуть выше человеческого роста густая еловая поросль. Ее-то простая оптика «винтореза» Кордебалета и не смогла «прострелить» полностью. И даже тепловизор не помог разобраться, что за люди в молодом ельнике прячутся. Но это оттуда, с противоположного склона они не видны, как не видны и снизу. А сверху группу можно не только рассмотреть и пересчитать по пальцам, если пальцев хватит, но и свободно почти полностью уничтожить, если возникнет такая необходимость.

Сохно насчитал двенадцать человек. На два больше, чем Кордебалет со своим тепловизором. Должно быть, когда он их рассматривал, пара человек за камнями отдыхала, и потому не «светилась» в прицеле. Камней среди ельника было достаточно, и даже таких, за которыми укрыться несложно. Но укрывались не все, а только двое наблюдателей. А остальные собрались в небольшой яме, где командир группы проводил то ли инструктаж, то ли военный совет в полевых условиях. Но хватило бы только двух брошенных одна за другой гранат, чтобы группа прекратила свое существование. Может быть, после этого уцелели бы сидящие чуть в стороне наблюдатели. Но Сохно знал за собой одну особенность: он редко промахивался при выстреле, когда очень хотел не промахнуться.

Это были, скорее всего, настоящие боевики. Хотя полную гарантию, что это не кадыровцы, Сохно тоже не дал бы. Кадыровцев стало слишком много, и встретить их можно было уже в любой части Чечни. А координировать с ними свои действия – это значит подвергать всю операцию угрозе срыва. Ходили слухи, и, наверное, небезосновательные, что бывшие боевики, официально перейдя на службу к власти, не совсем порвали со своим прошлым и имеют немало друзей в среде противника. И кто даст гарантию, что они не захотят своих друзей предупредить.

Но сейчас вопрос был даже не в этом. Согласно сводкам в группе Абу Обейды не было чеченцев – Обейда предпочитал воевать исключительно с наемниками. И его настоящие чеченцы предупреждать, скорее всего, не стали бы. А вот уничтожить такого известного человека со всей группой – это с удовольствием. Кстати, вспомнил Сохно, и отдельные полевые командиры чеченских боевиков тоже не против были бы уничтожить Обейду. Так что умозрительно решить вопрос о том, кто перед ним, подполковник Сохно не мог.

Возможность для атаки была великолепная. Такая возможность за всю боевую карьеру, может быть, раз в жизни предоставляется! Только пара гранат… И пара выстрелов… И все… И даже помощников не надо… Неплохой результат – один против двенадцати… Но как отреагирует на это сам Обейда – это уже иная тема. И решиться на атакующие действия без согласия полковника Согрина Сохно тоже не мог. А разговаривать по «подснежнику», когда находишься так близко от противника – это еще одна возможность себя выдать. Пришлось разворачиваться на участке, где и ящерице развернуться трудно. Но Сохно развернулся и начал отползать вверх по склону, пересекая полосу орешника в обратную сторону. Там, уже на выходе из зарослей, осмотрелся и включил передатчик.

– Рапсодия, я – Бандит!

– Слушаю тебя, Толя, внимательно, – отозвался полковник Согрин.

– Двенадцать человек. Двое – наблюдают. Остальные совещаются в ямке. Пара гранат, только пара гранат, и их нет. Жалко возможность упускать.

– Принадлежность?

– Похожи на бандитов. Слышал только отдельные слова. Может быть, чеченцы. Язык похожий, хотя смысла не уловил.

– «Кадыровцы» тоже на бандитов похожи.

– Толя, средства связи не посмотрел? – вмешался в разговор Кордебалет. – У кадыровцев хорошее обеспечение связью. Лучше, чем в армии. Должна быть малогабаритная рация. Антенна обязательна.

– Смотрел. Средств связи не обнаружил. Может, есть в свернутом виде. Какой-нибудь ранец, как у тебя. Сняли, и положили за камень, чтоб плечи не утруждать.

– Вооружение?

– Два РПК,[17] миномет, автоматы, две «Мухи»,[18] снайперская винтовка. Винтовка иностранная, на ножках под стволом, вся под цвет камуфляжа. Но не крупнокалиберная. Автоматы разнокалиберные, у каждого по вкусу и по возможностям.

– У кадыровцев тоже могут быть разнокалиберные, – возразил полковник. – Никаких гранат. Категорично! Надо выяснить, что они здесь делают. И Обейду шумом можем спугнуть, и своих, чего доброго, можем «положить».

– Что они делают? – проворчал Сохно. – За Обейдой вместе с Абу следят. По-доброму, могли бы уже и уничтожить если не всех, то почти всех… Сверху, неожиданно… Не уничтожают. Чего ждут?

– Вот этого ты после своих гранат никогда не узнаешь! Сможешь кого-то одного захватить?

– Был бы заказ… – усмехнулся Сохно. – Пошел выполнять.

– Ты выполняй. Я пока свяжусь с генералом Спиридоновым.

– Понял. Конец связи. Там я разговаривать не смогу.

* * *

Заказ, грубо говоря, в устах подполковника Сохно означал поставленную задачу. А если задача была поставлена, он всегда старался ее выполнить как можно быстрее и как можно качественнее. Сразу сообразив, что удобнейшая позиция для наблюдения и не менее удобная позиция для атаки, занимаемая им несколько минут назад на оконечности обрыва под зарослями орешника, для новой задачи не годится, потому что, выбираясь из орешника, он становится заметным для любого случайного взгляда тех людей, что сидят в ямке и чего-то дожидаются. Просто кто-то взгляд поднимет, и все… И даже взгляд поднимать не надо, потому что периферийное зрение в напряженной боевой обстановке всегда четко реагирует на любое движение в стороне… И потому Сохно решил обойти группу со стороны. И при этом справедливо рассудил, что, поскольку боевики стараются быть незамеченными другими боевиками, отдыхающими внизу, следовательно, они за ними следят. И двинутся вовсе не в противоположную сторону той, куда двинет своих людей Абу Обейда. А последнее он уже знал.

Естественно было рассудить, что захватывать «языка» следует вовсе не в той ямке, где сидят десять человек. И потому он, прекрасно запомнив диспозицию, двинулся в сторону крайнего наблюдателя, с увлечением таращащегося в окуляры бинокля. Сохно уже знал, что в настоящее время боевики Абу Обейды обедают, чем Аллах послал. И уже из того, как неотрывно смотрел за этим действием наблюдатель, понял, что тот голоден и все его мысли сейчас о еде. Сохно сделал два шага, совершил длинный прыжок и, приземляясь опустил кулак на затылок наблюдателя, внешне здоровьем не отличающегося. Удар кулака пришелся именно туда, куда и следовало, сразу «отключив» наблюдателя. Подполковник бросил быстрый настороженный взгляд по сторонам. Нет – опасности никакой. И Сохно, легко подхватив худосочное тело на руки, в несколько скачков достиг кустов и скрылся за ними. Скачки, правда, с такой ношей уже не были кошачьими, но все же оказались настолько быстрыми, что никто из боевиков не заметил исчезновения товарища. Потом уже не скачками, а просто бегом – вверх, подальше от места действия, чтобы можно было чувствовать себя в безопасности и спокойно провести допрос.

И, только оказавшись уже в добрых пятидесяти метрах от зарослей орешника, подполковник бросил свою надоевшую ношу на землю и перевел дыхание. Не забыл при этом вздохнуть – на пенсию в самом деле пора. Раньше, бывало, ему такие короткие, но интенсивные нагрузки ничего не стоили. А теперь приходится напрягаться и потом приводить дыхание в порядок. Пятьдесят с лишком – возраст сказывается.

Сохно наклонился и приподнял капюшон камуфлированной куртки. При ударе капюшон сдвинулся, и закрыл лицо боевика. Сейчас захотелось в это лицо взглянуть. Взглянул и вздохнул еще раз. Перед ним был парнишка, почти мальчишка. От силы, лет шестнадцати, может быть, и моложе.

– Рапсодия, я – Бандит!

– Слушаю, Толя.

– Вынес с места их наблюдателя.

– Что говорит?

– В сознание придет, спрошу.

– Чеченец?

– По крайней мере, не негр и не чукча, гарантирую на все сто.

– Поторопись, Абу Обейда готовится сниматься с места.

– Понял. Тороплюсь.

Сохно наклонился над мальчишкой, с жалостью посмотрел в закрытые глаза и легко пошлепал ладонью по щеке. Это помогло мало. Пришлось пошлепать посильнее. Парнишка открыл глаза, испуганно посмотрел на подполковника и попробовал лежа отодвинуться подальше.

3

Полковник Согрин поговорить с генерал-лейтенантом Спиридоновым не смог, потому что генерал, как оказалось, срочно вынужден был уехать в Ханкалу, где его уже ждал спецрейс – случилось что-то экстраординарное, и генерала вызвали в Москву. Полковник Мочилов уже от своего имени повторил предыдущий приказ – никого посторонних близко к Абу Обейде не подпускать и при этом не обнаруживать себя, что бы ни произошло.

– Легко сказать, Юрий Петрович. А если вторая группа атакует Обейду? Мы, естественно, прикроем. Но как при этом себя не обнаружить?

– Ищи, Игорь Алексеевич, способы. И постоянно докладывай. О каждом шаге. Ветер переменится, докладывай.

Приказ отдан, но полковник Мочилов сам начал служить в спецназе лейтенантом, и потому хорошо понимал, что бывают приказы, которые выполнить можно только при случайном стечении обстоятельств. Пусть и говорят, что случайностей не бывает, а каждая случайность – это звено в цепи закономерностей. Фраза красивая, и к спецназу имеет конкретное отношение. Спецназ обязан уметь организовывать случайности, которые ему помогают. Но это, к сожалению, не всегда удается. Брать на себя всю ответственность в такой сложнейшей операции тоже не хотелось, и полковник позвонил Спиридонову.

Генерал лейтенант ответил сразу.

– Вовремя ты, Юрий Петрович, успел. Я трубку уже в руках держал, чтобы выключить. Летчики требуют. Есть новости?

– Не слишком приятные, товарищ генерал. Хорошо, что вы еще не вылетели. Я не в курсе ваших дел, но, может быть, здесь вам быть не менее важно, чем в Москве…

– Слушаю… – Генерал лейтенант ответил настороженно, как и полагается говорить начальнику агентурного управления ГРУ.

Мочилов подробно доложил все, что узнал от полковника Согрина.

– «Языка» не взяли?

– Пытаются. Пока данных нет.

Спиридонов думал целую минуту. В трубке слышны были голоса. Должно быть, пилоты торопили генерала.

– Хоть на две части, в самом деле, разрывайся! Так, Юрий Петрович, я остаюсь. Сейчас приеду. Жди. Будь с Согриным на связи. Сейчас – найди генерала Воронова, скажи, что я хочу с ним срочно пообщаться. Пусть никуда не отлучается. Ему, возможно, придется вместо меня в Москву лететь по поводу нашего совместного подопечного. Да ему и лучше, чем мне, лететь.

* * *

Непонятая полковником Мочиловым фраза относительно «совместного подопечного» произвела на генерала Воронова «волшебный эффект».

– Я готов. – Генерал отодвинул в сторону кучу бумаг, которые ему подкладывали стоящие радом два капитана из антитеррористического центра.

– Генерал-лейтенант вот-вот будет.

Полковник Мочилов понимал, что если в операции и участвует спецназ ГРУ, это вовсе не говорит о том, что офицеры спецназа должны быть в курсе всех происходящих событий, и уж тем более тех событий, которые должны будут произойти, если все пройдет так, как планировалось. У генералов Спиридонова и Воронова, несмотря на принадлежность к разным ведомствам, вполне могут быть общие интересы. И они, естественно, не хотят, чтобы эти интересы стали известны еще и полковнику Мочилову.

* * *

Генерал-лейтенанта Спиридонова вернуться от трапа самолета, а генерал-майора Воронова приготовится к полету, как ни странно, заставила история, медленно и на протяжение многих лет развивающаяся за много километров от Чечни, в небольшом районном центре Приволжский.

Вечером минувшего дня большой толстый человек Виктор Викторович, бывший начальник приволжской милиции, заехал домой к главному врачу психо-невралогической клиники. Долго стучал в калитку, поскольку войти во двор мешала большущая собака. Она же мешала своим лаем хозяину услышать, что к нему наведался гость. Виктор Викторович уже начал злиться, когда главный врач, застегивая на животе старенькую пижаму, все же вышел на стук.

– Подожди, сейчас собаку на цепь посажу.

Бывший начальник милиции критически посмотрел поверх калитки на тонковатую для такой собаки цепь и заявил:

– Не надо, я заходить не буду. Заглянул сказать только… Китаец наш… Того, похоже…

– Чего?

Виктор Викторович покрутил пальцем у виска.

– То ли совсем сдвинулся, то ли слишком умным стал. Мне не понять, потому что это слишком похоже…

– Что-то случилось? – Главный врач снял очки, чтобы протереть стекла, и без очков выглядел он совсем растерянным и поскучневшим. Он-то надеялся на то, что Виктор Викторович на пару дней раньше привез ему деньги, ту небольшую сумму из зарплаты Доктора Шина, что каждый месяц выплачивалась за «аренду» китайца. Главный врач считал, что он людей лечит, и ему должны за это хорошо платить, невзирая на то, что он их не вылечивает. Но хорошо платить ему, как и другим врачам, никто не спешил, и потому он старался зарабатывать, как может, сам.

– Доктор Шин… Допоздна каждый день за компьютером сидит. Делает для какого-то клиента антирадар, как у американского самолета-»невидимки».

– Что-что? – переспросил удивленный главный врач. – Антирадар?! Как у самолета?!

– Чтобы машину, говорит, ни один радар не увидел.

– Такое бывает?

– Откуда я знаю. Что-то про американские самолеты слышал.

– А про машины?

– Есть простые антирадары… Чтобы ментовский радар скорость не показал… Шину такой не интересен…

Главный врач помрачнел. Он сразу понял, что, вероятно, с китайцем вскоре предстоит расстаться. Это как раз тот момент, о котором его предупреждали заранее.

– Я завтра еду в областную больницу. Вернусь только послезавтра. Послезавтра после обеда пришли ко мне китайца.

– Будешь сообщать в Москву?

– Придется… А то ведь, за такие дела можно и работы лишиться…

На этом они и расстались, каждый другим недовольный, и еще больше оба недовольные Доктором Шином, который создал им проблему. Но если для главного врача потеря финансовой подпитки была не столь важна, то для Виктора Викторовича потеря такого ценного работника была бы чувствительной.

* * *

Главный врач отчего-то плохо спал ночью. Мысли постоянно вертелись вокруг Доктора Шина. По идее ничего не стоило несколькими уколами ввести его почти в прежнее состоянии. То есть сделать снова дворником. Но просто услужливый дворник Виктору Викторовичу будет не нужен, и платить за такого человека он уже не будет, потому что имеет в своем штате другого дворника. С другой стороны, слухи могут и до Москвы дойти. Кому написать кляузу – в лечебнице есть… И лучше не рисковать, когда сотрудничаешь с такими серьезными структурами.

Поэтому утром, когда машина уже стояла у подъезда, готовая к выезду, главный врач сначала позвонил в Москву по известному ему номеру. И, не вдумываясь в сказанное, высказал все, что слышал от Виктора Викторовича.

– А как он в автосервисе оказался? – сразу спросил сотрудник, с которым главный врач и раньше контактировал.

Пришлось объяснить.

– Вы инструкцию нарушили. Мы должны были об этом знать… Ладно, теперь это уже не так важно. Сколько часов от нас к вам добираться?

– На машине – часа четыре.

– Плюс четыре часа на выезд из Москвы… – сердито сказал сотрудник, сердясь то ли на московские пробки, то ли на главного врача. – Постараемся добраться как можно быстрее. Диктора Шина не беспокойте, но со стороны тоже приглядывайте.

* * *

Сотрудник, принявший сообщение от главного врача, тоже был не совсем в курсе всех вопросов, касающихся Доктора Шина. Но у сотрудника была инструкция, в соответствии с которой он и начал действовать. Инструкция категорично рекомендовала при возникновении подобной ситуации поставить в известность и соответствующих людей в агентурном управлении ГРУ, от которых Доктор Шин и поступил под присмотр когда-то КГБ СССР, а потом был передан по наследству в ФСБ России. ГРУ не имело возможности содержать клиники, а КГБ имел возможность использовать государственные учреждения закрытого и полузакрытого типа. Потому и состоялось такое сотрудничество. При передаче лишенного памяти больного было сообщено, что он гражданин США китайского происхождения, сотрудничавший с ГРУ. Иной информации ни в КГБ, ни тем более в ФСБ, военная разведка не предоставила. В принципе это была обычная практика содержания людей, из которых когда-нибудь что-нибудь можно было выжать, или людей, которые должны были длительное время молчать.

В агентурном управлении ГРУ на сообщение среагировали неожиданно резко, чуть не суетливо, потому что слегка подзабыли со временем про своего подопечного, и тут только всплыла информация, что Доктор Шин имеет непосредственное отношение к операции, которую ГРУ в настоящее время проводило совместно с ФСБ. Это вынудило военную разведку поделиться информацией, которая раньше была доступна только одной стороне.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Самолет основательно потряхивало. Обычно в полете не трясет такие мощные и сильные машины, как «Боинг-747». Шторм, что ли, внизу, в Атлантике разыгрался… В нынешнее лето, как, впрочем, и в прошлое, штормы там один другого догоняют, и все к Америке стремятся… Бедная Америка… За что ей такое наказание?..

Клер Такуа помолчала несколько секунд, собираясь с мыслями. И при этом так смешно наморщила нос, что полковник Доусон чуть заметно улыбнулся.

– Если без технических подробностей и без формул, значит, следует все упростить до примитивного предела. Это, кстати, гораздо сложнее, чем просто полностью выложить сравнение систем. Но, видимо, иначе будет долго и непонятно.

– Я согласен на упрощенный вариант, – кивнув, сказал полковник.

Она кивнула ответно:

– Если упростить до предела, то получается следующая картина. Просто посмотрим, какие задачи выполняли «F-117А» в Югославии…

– Я знаю, какие. Я сам находился в то время в Югославии… в самом Белграде, и действие бомбардировок наблюдал собственными глазами. Правда, я был там гражданином Дании… – признался полковник, не удержавшись, чтобы не показать собственную значимость.

– Простите, я неверно выразилась. Не «какие задачи», а как выполняли поставленные задачи. Каким образом.

– И как же? – с легким сарказмом переспросил он.

– После того как югославские ПВО нащупали слабую сторону наших самолетов, нашему командованию приходилось посылать в сопровождение «Стелс» несколько истребителей для подавления этих самых средств ПВО. То есть из-за высокой стоимости самолета-»невидимки» приходилось беречь его, и делать гораздо более дорогими сами полеты.

– Я слышал об этом, – согласился Доусон.

– Но эти истребители для радаров видимы. И своим присутствием выдают присутствие «Стелс». Тогда какой смысл вообще в этой дорогостоящей машине? Можно было бы послать тот же «В-52» с тем же эскортом. Еще один аспект. Простые истребители противника, основываясь не на показаниях летных радаров, а на визуальных возможностях пилотов, вполне в состоянии со «Стелс» справиться, потому что наша машина чрезвычайно неуклюжа и хромонога.

– Скорее, хромокрыла, если можно так выразиться, – съязвил Доусон.

Клер согласилась:

– Вот, хорошее слово вы нашли. Но тогда зачем эти «Стелс» вообще нужны?

Фраза прозвучала с вопросительным знаком. И потребовала долгой паузы. Наконец Доусон задал следующий вопрос:

– А русские?

– Русские обогнали нас по всем параметрам. Когда мы начали заниматься этой проблемой, у русских уже были значительные наработки в исследованиях. И они сразу искали не самый дорогой, а самый эффективный вариант самолета-»невидимки». Как это ни парадоксально, бедность часто позволяет сделать то, что не могут сделать миллиарды долларов, потому что не затрагивает лично чей-то карман. И от бедности русские разработали действительно эффективную систему.

– А почему же мы ее разработать не можем? – не понял полковник.

– К сожалению… У нас уже был, кажется, готов прорыв в исследованиях, но случилось непредвиденное… Наш руководитель проекта доктор Хуахин Шинкуа держал все нити проекта в голове, не слишком доверяя электронно-вычислительным машинам, на которых мы тогда работали. О современных компьютерах в те времена только мечтали. И доктор попал в аварию, в результате чего полностью потерял память. Я слышала, он до сих пор содержится в какой-то психиатрической лечебнице.

Полковник поднял указательный палец, изображая восклицательный знак.

– Вот этот вопрос, Клер, имеет особую важность, поскольку… Ладно… Ладно, об этом – потом. Скажите, что знал доктор Шинкуа?

– Все! Но основным вопросом, над решением которого мы до сих пор бьемся, занимался именно он, и именно он сумел его решить. По его бумагам, сколько мы не старались, восстановить ничего не удалось.

– И этот вопрос… – попросил Доусон уточнения деталей.

– Во вводной статье, которую вы только что читали, – Клер кивнула на ноутбук полковника, – я писала уже о генераторах неравномерной плазмы. Поскольку вы не технарь, я объяснять не буду, это сложно объяснить простыми словами. Сам генератор мы создали. Я над ним работала. И получился он ничуть не хуже, надо думать, чем у русских… Впрочем, с российскими генераторами мы не знакомы, и не буду хвалиться… Но генератор, и наш, и русский, блокирует работу всей электроники самолета… Полностью… От полетных приборов до систем наведения. А доктор Шинкуа как раз сумел найти способ, обойти эти ограничения. То же самое сделали и русские. А мы пока, без Хуахина, справиться не можем.

– Над этой проблемой тоже вы работаете?

– Нет. Моя работа ограничена генератором.

– Хорошо. И что же русские самолеты? Они превосходят «Стелс» в каких-то параметрах?

– По крайней мере, при использовании радаров ближнего слежения, работающих в сантиметровом диапазоне, русские самолеты ничуть не уступают «Стелс». Я опираюсь при этом на данные разведки. Что касается радаров дальнего слежения, работающих в метровом диапазоне, то у нас нет данных по испытаниям. Но я думаю, что в метровом диапазоне и русские самолеты будут так же заметны, как «F-117». Я не вижу возможности спрятать самолет от таких волн. Впрочем, это не совсем моя компетенция. Что касается других сторон проблемы, то русские самолеты ничуть не потеряли маневренности и скорости в отличие от «Стелс», и в этом их преимущество.

– Вам сколько лет, Клер? – неожиданно сам для себя спросил полковник.

– Тридцать девять. – Она ответила с легким удивлением в голосе, не понимая, чем вызван вопрос, не относящийся вроде бы к существу дела.

Он ее интонацию уловил и сразу постарался подыскать удачное обоснование для заданного вопроса:

– Просто… Вы выглядите лет на десять моложе… Простите, именно ваши слова о работе в докомпьютерную эпоху меня смутили. Я не понял, когда вы начали работать… Но вернемся к профессору Хуахину Шинкуа. Что он был за человек?

Клер вдруг насторожилась:

– Почему – был?

– Наверное, потому, что сейчас он совсем другой человек. – Доусон удачно отговорился, пока не вводя ее в курс дела, хотя и понимая, что ввести придется, чтобы самому глубже вникнуть в непростую ситуацию.

– Какой человек… – Глаза Клер при воспоминании слегка затуманились. Должно быть, она хорошо относилась к своему бывшему руководителю проекта. – Мягкий по натуре, культурный. Очень талантливый ученый, всего себя отдающий работе. К сожалению, как организатор, он был не слишком силен. Предпочитал многое делать сам, а не использовать весь потенциал лаборатории. И каждую разработку обязательно пересчитывал лично, чтобы не пропустить ошибку.

– Вот это уже интересно. Может быть, даже более интересно, чем вы думаете. Проверяя, как я понимаю, он знакомился с полной документацией по проекту?

– Конечно… В принципе это работа любого руководителя. Но есть руководители-менеджеры, есть руководители ученые. Менеджер не может во все вникать, он только организатор. А ученый вникает, и не только потому, что чувствует ответственность, но еще и из-за собственной увлеченности проблемой. Ему интересно все, каждая мелочь… Только не каждый будет проверять и перепроверять за всеми. Времени не хватит. Но доктор Шинкуа проверял и перепроверял, он был, как вы, наверное знаете, человеком одиноким и иногда даже ночевал в лаборатории. Он жил только работой… Единственный человек, с которым Хуахин общался вне работы, был его старый друг, владелец ранчо. Он погиб в той же аварии, в которой доктор потерял память.

– А вы? – и опять для себя неожиданно спросил полковник, отдавая себе отчет, что это вопрос сугубо личный, и Клер только так способна его понять.

– Я иногда выделяю время для личной жизни… – Клер поняла, и ответила почти сердито. – Но вы говорите какими-то загадочными фразами. Что вы нашли интересного в том, что руководитель проекта знал о проекте все? Разве это плохо?

– В силу своей профессии я обязан быть подозрительным, извините уж меня, – усмехнулся Доусон. – А отсутствие документов, позволивших бы вам продолжить работу и без мистера Шинкуа вызывает подозрения, и немалые. И не только одно это… Наш вопрос существенно осложняется тем, что в лечебнице, куда поместили якобы доктора Хуахина Шинкуа, под его именем все последние годы находился другой человек. А сам Шинкуа пропал неизвестно когда и неизвестно куда. Сейчас его ищут…

Клер от такого сообщения даже села прямо, ожидая продолжения. Но продолжения не последовало, и она вынуждена была задать вопрос:

– И вы считаете, что доктор Шинкуа…

– Я пока ничего не считаю. Я имею право только предполагать различные варианты. Наиболее вероятными мне кажутся два – или доктор Шинкуа был иностранным разведчиком и умело собирал данные о самолете-»невидимке», а потом с этими данными бежал к себе в страну, или иностранные разведчики похитили его в надежде выпытать то, что Шинкуа, как вы говорите, держал в голове.

Клер задумалась, опустив голову. Но подобрала аргумент быстро:

– Что толку, если бы он сумел сбежать к себе на родину… В Колумбии нет эффективной и развитой производственной базы, позволивший бы построить такой самолет. По нынешним временам строительство самолета-»невидимки» могут позволить себе США, Россия, Великобритания, Германия и Франция. Больше никто не может. Не хватит потенциала.

– И этого перечня достаточно. Я бы добавил сюда и Китай.

– Сомневаюсь. Хотя тут есть некоторые аспекты.

– Какие аспекты?

– Генератор неравномерной плазмы возможно в принципе установить на любой объект. Хоть на ваш автомобиль, хоть на мой, хоть на первый попавшийся бронетранспортер, хоть на браконьерский катер, который прячется от береговой охраны. И он будет работать точно так же, как на самом современном самолете. Китайцы, да и колумбийцы, думаю, могут устанавливать такие генераторы на свои самолеты, вне зависимости от модели.

– Вот это важнейший вопрос! – сказал полковник. – И экспорт таких изделий может натворить много бед. Он способен перевести военное искусство совершенно на иной, нежели теперь, уровень, способен вооружить террористов и наркомафию… В конце-то концов, доктор Шинкуа мог просто продать документацию. Думаю, желающих купить ее нашлось бы достаточно.

– Он был человек не корыстный, – слабо возразила Клер.

– Что мы можем знать о чужой душе, если в своей разбираемся с трудом. – Полковник Доусон усмехнулся и откинулся на спинку кресла.

2

В агентурном управлении ГРУ дожидались возвращения из Чечни генерал-лейтенанта Спиридонова. Но генерал позвонил прямо от трапа самолета, предупреждая, что задерживается в связи со сложившимися обстоятельствами, и приказал сотрудничать с генерал-майором Вороновым из ФСБ, который вскоре вылетит в Москву. Более того, даже разрешил ввести Воронова в курс этого давнего дела полностью.

Полностью ввести в курс дела – это означало раскрыть «законсервированного» сотрудника. Впрочем, возраст этого сотрудника уже предполагал возможность такого раскрытия. Благо жил он недалеко, в Подмосковье – сорок минут электричкой или два с половиной часа на машине, учитывая то время, что понадобится для выезда из города.

Майор Яблочкин предпочел бы электричку, но вынужден был поехать на машине, чтобы привезти нужного сотрудника на Хорошевку. Однако его юркий трехдверный внедорожник ловко вертелся среди городских улиц, перескакивая, где возможно, через бордюры и газоны, нарушая все возможные правила, проезжал через тротуары, чуть не задевая наставленные там киоски и палатки, и в итоге Яблочкину удалось сократить время проезда на целых сорок минут.

* * *

Жители небольшого подмосковного села, кое-как еще существующего и не превратившегося стараниями развивающейся российской демократии в дачный поселок, знали Алексея Васильевича Студенцова как отставного капитана, бывшего военного строителя. К стройбатам в обществе отношение известное, и на офицеров этих войск оно так же распространяется. Впрочем, Алексея Викторовича звали, когда следовало что-то построить или отремонтировать. Но совсем не удивлялись его малым знаниям строительных технологий – стройбат, он и есть только стройбат. И даже кличку Алексей Викторович получил, как всем в деревне положено, соответствующую – Леха Стройбат…

Майор Яблочкин дважды встречался со Студенцовым по необходимости и потому сразу проехал к его небольшому домику, стоящему в окружении других, заброшенных, на одной из двух параллельных деревенских улиц. Алексей Васильевич, человек с грубоватым лицом, вышел на звук автомобильного двигателя на крыльцо. Автомобильные двигатели здесь слышали нечасто, о чем Яблочкин сразу понял, покоряя заросшую бурьяном и репейником дорогу.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – поприветствовал Яблочкин уже спустившегося с крыльца Стройбата. В отставку Алексей Васильевич вышел именно в этом звании, хотя и числился по документам в местном военкомате только капитаном.

Студенцов на всякий случай перестраховался, глянул за штакетник, окружающий двор. Но это уже было лишнее. Яблочкин – человек опытный и уже на подъезде к дому убедился, что вокруг никого нет. Да и говорил майор негромко, на тот случай, если кто-то в доме есть. Даже если услышит кто, нетрудно перевести все в шутку. И прибыл Яблочкин, естественно, в цивильном костюме, который всегда висел у него в шкафу рабочего кабинета, как и почти у всех офицеров агентурного управления. Часто случается, что гражданский костюм бывает необходим, и не бегать же каждый раз домой переодеваться.

– Здравствуй, капитан…

– Простите, товарищ полковник, я уже три месяца, как майор. Кажется, даже привык.

– Поздравляю. Не спрашиваю, есть ли что-то срочное. Приехал, значит срочное дело.

– Так точно, Алексей Васильевич. Во-первых, совместно с ФСБ разворачивается операция, связанная с тематикой, над которой вы работали. Во-вторых, ваш «крестник» зашевелился. Он сейчас работает в каком-то автосервисе, и начал проектировать антирадар для автомобиля клиента. Пока более точных данных о его состоянии нет. Но я хотел бы выехать на место вместе с вами. Это не далеко…

– Его национальность выяснить так и не удалось?

– Пока он официально считается китайцем. И зовут его теперь Доктор Шин. Это потому…

– Я слышал, Сережа. Ты мне это в прошлый раз рассказывал. Два, кажется, года назад. Меня что, призывают?

– Генерал-лейтенант Спиридонов дал устный приказ о временной расконсервации. Форму носить, скорее всего, пока не придется, но…

– И что сейчас?

– Я за вами приехал. Пропуск на Хорошевку уже заказан. Получите свои действительные документы, и сразу выедем. Из Грозного, где проводится та самая операция, вылетает генерал-майор Воронов из ФСБ. Наверное, за время моего пути к вам уже вылетел… Вот-вот приземлится… Он будет работать с нами. Но мы его дожидаться не будем. Ситуация может выйти из-под контроля.

– Мне хотя бы побриться надо… – Полковник Студенцов потер недельную щетину на подбородке. Щетина была седая и сильно его старила.

– Я подожду.

– Тогда зайди. Чтобы мне время не терять, хозяйничай сам. Чай согрей.

* * *

Дорога до Москвы заняла больше времени, чем дорога от Москвы. Впечатление складывалось такое, что автомобили со всей России непременно пытаются прорваться в это время в столицу по своей надобности или даже без надобности, или же просто кто-то собрал все возможные автодорожные помехи в одном направлении, чтобы умышленно помешать майору Яблочкину вовремя доставить в здание ГРУ полковника Студенцова.

– Я, Сереженька, из деревни уже полгода дальше райцентра не выбирался, – усмехался на ворчание майора Стройбат. – Не думал вообще, что в стране столько машин наберется. И сочувствую тому, кто каждый день за рулем.

– И с каждым днем все труднее ездить, – сказал, как простонал, Яблочкин.

– По доброму-то, следовало бы сначала дорогами в стране заняться, и только потом машины на них выпускать. А у нас все наперекосяк, не подумав.

– Если дороги привести в порядок, тогда пропадет отличительная черта нашей державы, – возразил Яблочкин. – А этого никому, кажется, не хочется, ни патриотам, ни космополитам. Думаю, при своей жизни я хороших дорог не застану.

Так и добирались они, сначала поругивая всех, кого ругать следовало, и ругать было за что, а потом и вообще молча, потому что ругаться и ворчать уже устали. Но все же Яблочкин опять показал умение «вертеться» в городских условиях и использовать проходимость своей машины, для которой не могут быть преградой бордюры дорог, так что до места они добрались вовремя, и свои документы полковник Студенцов получить успел. И сразу, не задерживаясь, выехали в сторону Приволжского, хотя им и сказали, что генерал-майор Воронов вот-вот приземлится в Жуковском. Однако дожидаться, пока генерал доберется сначала до Москвы, а потом еще и до него, чтобы с собой забрать, – было бы потерей драгоценного времени. Вот и решили, что Воронов своим ходом сумеет попасть в Приволжский.

* * *

Алексей Васильевич, внешне грубоватый и простоватый человек, соответствующий имиджу отставного капитана стройбата, на самом деле не был ни грубым, ни простоватым. Едва маленький внедорожник Яблочкина покинул пределы Москвы и дорога стала более-менее «проездной», Алексей Васильевич закрыл глаза и сделал вид, что его слегка укачало. По крайней мере, до такой степени укачало, что глаза начали слипаться. В действительности он привычно контролировал ситуацию, но сам при этом внутренне готовился к встрече с человеком, за которым охотился долгих двенадцать лет. К чему привела эта охота, сказать трудно, потому что результат неизвестен до сих пор.

Там, в штате Пенсильвания, где Алексей Васильевич жил под именем Глена Рассела, владельца ранчо, на котором выращивались и объезжались прогулочные лошади для состоятельных людей, имидж у него был совсем иной, хотя, в общем-то, чем-то и схожий. Вообще-то в Пенсильвании ранчо – это редкость. В Пенсильвании в сельской местности живут фермеры, и держат они фермы. Но Расселу, выходцу с просторного и привольного юга, захотелось иметь именно ранчо, и он, располагая свободными средствами и имея упрямый характер, заимел именно ранчо. Человек с наклонностями ковбоя, прямолинейный, и не всегда вписывающийся в общество людей, равных ему по состоянию, Глен Рассел мало общался с другими пенсильванцами. Единственным человек, с кем он сошелся близко, был владелец соседней маленькой фермы, непонятный и замкнутый в себе, хотя и очень добрый внешне, доктор Хуахин Шинкуа, колумбиец по происхождению. Наверное, они сошлись именно потому, что оба плохо принимались коренными пенсильванцами. Вообще-то доктор Шинкуа на своей ферме появлялся редко, чаще проводя время где-то на окраине Питсбурга, где работал в какой-то лаборатории. Но и сам Рассел часто жил в Питсбурге, доверяя ранчо своим наемным работникам. Сближение соседей произошло из-за общего увлечения лошадьми. Правда, доктор Шинкуа не умел объезжать лошадей, как это делал Рассел, но с удовольствием, когда приезжал на ферму, катался на маленькой прогулочной лошадке по окрестным лесам. Как-то само собой получилось, что соседи в сельской местности стали поддерживать отношения и в Питсбурге, где Рассел имел большую квартиру, не желая жить в отдельном доме, как жил мистер Шинкуа. Но общаться в городе им приходилось реже, чем в сельской местности, потому что в городе доктор Шинкуа большую часть своего времени отдавал работе.

3

Глаза паренька смотрели испуганно и непонимающе. Так смотрит зверек, попавший в капкан и еще не сообразивший, что с ним произошло. Паренек тоже не сразу осознал, что произошло с ним. Только что, казалось бы, сидел за камнем и наблюдал в бинокль за тем, как обедает группа Абу Обейды. И слюнки глотал. Но тут глаза почему-то закрылись. А когда они открылись, он оказался один на один против человека в военной форме и не было рядом никого из своих, на кого он мог бы положиться. Но уже через несколько секунд боль в затылке дала о себе знать – кулак у подполковника Сохно не из легких. И паренек все понял, все осознал, и в глазах появился сковывающий движение зрачка страх.

– Как тебя зовут, сынок? – спросил Сохно.

Спросил мягко, почти с участием. Но этот голос совсем не сочетался с не самой добродушной в мире физиономией подполковника, и потому доверия пареньку, кажется, не внушил. Тот упрямо молчал, и даже не рассматривал Сохно, а просто каким-то рассеянным взглядом охватывал его всего.

– Не бойся, не бойся. Пока убивать тебя я не собираюсь. Будешь себя хорошо вести, вообще могу помиловать. Как зовут, спрашиваю.

Паренек что-то ответил длинной фразой. Сохно показалось, что он разобрал чеченскую речь или речь, похожую на чеченскую. По крайней мере, типичного арабского «пения» слов не чувствовалось, но обычная горская гортанность произношения улавливалась сразу.

– Ты что, по-русски не понимаешь?

В ответ опять прозвучала долгая фраза, в которой подполковник несколько раз отчетливо уловил слово «урус». Удивляться подобному не приходилось. Дети, родившиеся уже в период правления Дудаева или накануне этого правления, особенно в горных селениях, часто не говорили по-русски. А если мальчишка рос, скажем, где-то в отряде под присмотром отца или какого-то родственника, что тоже порой случалось, у него вообще не было практической возможности выучить русский язык.

– Вот, нелегкая… – Сохно почесал покрытый седой щетиной подбородок. – И что мне с тобой делать? Убивать тебя, дурака, жалко, жизни ты еще не нюхал, только, похоже, порох. Отпускать тебя нельзя. Подскажи-ка, сынок.

Паренек молча смотрел подполковнику в глаза. По-прежнему испуганно и напряженно. Сохно знал такое состояние. И понимал, что стоит ему отвернуться на секунду, и пленник сразу же попытается вскочить и убежать.

Подполковник вздохнул и подправил микрофон «подснежника».

– Рапсодия, я – Бандит! – сказал со всей угрюмостью, на которую был способен.

– Слушаю тебя, Толя.

– У меня проблемы.

– Что?

– Почти в плен попал…

– Я тебя вижу, – сказал Кордебалет с противоположного склона. – Что за пацан?

– Наблюдателем сидел. Излишне интересовался столовым процессом.

– При чем здесь плен? – полковник так и не понял, о чем речь, но по голосу Кордебалета догадался, что с Сохно не все так плохо, как могло показаться вначале.

– Вытащил я наблюдателя. Мальчишкой, оказался. И по-русски понимает меньше кошки Кордебалета. От него толку никакого. Убивать такого сопливого жалко. Куда я с ним денусь? Получается, что я с ним, как в плену.

– Чеченский язык вовремя учить надо было, – назидательно усмехнулся Кордебалет. – Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я его издали подстрелил?

– Нет, серьезно. Жалко же.

– Тогда связывай, и оставляй. Вернешься за ним потом, никто его не съест. И побыстрее. Абу Обейда снимается, мы за ним.

Сохно глянул на мальчишку, вздохнул и развел руками:

– Не обессудь уж, сынок, придется тебя связать.

И достал из обширного кармана «разгрузки» прочный шнур, способный при необходимости заменить веревку. Веревка у подполковника была в другом кармане. Но она могла сгодиться для других дел, поскольку отличалась особой прочностью. А шнур можно и вдвое сложить.

Пленник смотрел за руками подполковника с жалобным напряжением и пытался отодвинуться подальше. То ли он понял намерения и не хотел поддаваться, то ли, наоборот, не понял и предвидел худшее. Сохно понял паренька, кажется, правильно.

– Не бойся, вешать я тебя не собираюсь. Руки давай.

Пленник же и этих слов не понял. Сказал опять что-то длинное и, судя по интонации, просящее. И даже руки в горлу прижал, словно защищая их от петли. Сохно хохотнул, и показал протянутые руки. Теперь мальчишка жест понял и недоверчиво повторил. Правда, связывать подполковник их стал не спереди – взял паренька за запястья, перевернул лицом к земле и связал руки за спиной. И даже связал-то только на запястьях, хотя полагалось связывать дополнительно и в локтях. И, не обрезая шнур, захлестнул петлей обе ноги, согнул их и привязал к рукам. Обычно спецназовцы при связывании используют способ, называемый «баба-яга», когда подгибается только одна нога, но от ноги идет петля на горло, и любое движение ногой вызывает удушенье. Подполковнику стало просто жалко мальчишку, и он использовал более щадящий режим. Осталось малое. Подходящей тряпки для кляпа, к сожалению, не нашлось, и Сохно оторвал от деревянной кобуры пистолета кусок скотча, стягивающий трещину. Скотч тоже может заменить кляп. И заменил, как ни пытался мальчишка сопротивляться, что-то тщетно объясняя на своем языке. Не слишком гигиенично, но практично.

– Отдыхай, пока. – Сохно передвинул паренька с камней на траву, чтобы мягче лежать было. – Связал я тебя не всерьез. Если постараешься, через час или два сможешь шнур о камень перетереть. Мы уже далеко будем. Тогда – гуляй, но больше мне не попадайся, сынок.

– Рапсодия, я созрел.

– Догоняй, – отозвался полковник Согрин. – Мы уже снялись.

– Иду по следу своих подопечных. Они уже обнаружили пропажу?

– Я видел, вроде бы засуетились, – сообщил Кордебалет. – Но на открытое место не вышли. А у меня аккумулятор сдыхает. Не могу рассмотреть.

– Разбирайся сам, – подсказал Согрин.

– Попробую, – вздохнул Сохно. – Если удастся, поищу второго.

– Только теперь, Толя, уже ищи парня с бородой. Такой русский точно знать должен, – посоветовал Кордебалет.

– Ты мудр, как никогда, – согласился Сохно.

Взглянув напоследок на связанного пленника, устраивающегося, кажется, удобнее в непривычном положении, Сохно кивнул ему, как давнишнему и доброму приятелю, и уже через пару секунд исчез среди кустов.

* * *

Искать след долго не пришлось. Направление было известно, и троп по склону проложено слишком мало, если проходимый путь вообще можно назвать тропой. Сохно вместе с командиром и Кордебалетом загодя изучил местность и по карте, и визуально, и потому подполковник Сохно сейчас сразу предположил, где пойдет группа, которую он преследовал, чтобы остаться незамеченной боевиками из группы Абу Обейды. И даже вычислил, что преследуемой группе придется дважды на коротком отрезке делать крутые повороты, иначе они рискуют попасть под взгляд того из идущих почти понизу боевиков, кто нечаянно надумает обернуться.

Сам Сохно при этом очень даже рассчитывал на свою удачливость и на то, что заметить снизу одного гораздо труднее, чем целую группу. И, торопясь выполнить «заказ» полковника, пошел напрямую, обгоняя преследуемых. Он рассчитал верно. Миновав редколесье поверху, по самому опасному для прохождения участку, зашел вперед и оказался чуть сбоку от предполагаемого маршрута противника. И хорошо рассмотрел боевиков, зарывшись под густой колючий куст. Не увидели его и боевики, хотя проходили мимо всего-то в восьми метрах. Шли молча, угрюмые, настороженные. И все внимание сосредоточили на том, что происходит внизу. Средств связи, присущих группам кадыровцев, обнаружить не удалось. Однако из карманов некоторых торчали короткие антенны переговорных устройств. Но это только для общения на короткой дистанции внутри группы. Сомнения, кажется, начали пропадать. Да и мальчик в боевых условиях – это не характерно для кадыровцев. Кроме того, кадыровцы, имея возможность уничтожить Абу Обейду сверху, не стали бы церемониться и чего-то ждать. У них нет приказа на слежение и обеспечение безопасности. И ждут они, скорее всего, события, которое заставляет руководство РОШа запретить захват и спецназовцам. Получается, эта группа – откровенные боевики, из тех, кого амнистия коснуться не может, потому что лапы у них в крови выше локтя, и они сдаваться не будут ни при каких условиях…

Следовательно, работать против них следует пусть и тихо, но на жесткое уничтожение.

Ширина густой поросли, по которой боевики передвигались, была не слишком широка, поэтому группа растянулась, как все группы обычно растягиваются на марше, где не принято ходить «коробкой»[19] и чеканить строевой шаг. И не оглядываются. Плохо только, что замыкающими идут двое. И не разговаривают вроде бы. Зачем тогда идти рядом? И оба бородатые, следовательно, взрослые, и по-русски, хотелось надеяться, разговаривать умеют.

Двое ли трое ли, но действовать было нужно.

– Я – Бандит, Танцор, ты меня видишь?

– Я на марше. Что нужно?

– Замыкающих двое. Подстрахуй.

– Понял, – согласился Кордебалет.

Подполковник Сохно пропустил группу мимо себя, и спустился на тропу, чтобы начать преследование. Уже там его застало сообщение Кордебалета:

– Бандит! Вижу замыкающих, вижу и тебя. Я готов, работай.

Кошки умеют подкрадываться бесшумно. Сохно всегда считал, что спецназовцу на двух ногах это сделать легче, чем кошке на четырех лапах, потому что два шага издают в два раза меньше шума, чем четыре. И ускорил передвижение. Заросли густы, ветер в ветвях шумит, листвой шелестит. И дует навстречу движению. Ветер – помощник. Мало вероятности, что кто-то из остальных боевиков, оглянувшись, поймет, что происходит.

Десять шагов осталось…

Клапан чехла саперной лопатки, отточенной так, что лопаткой при необходимости можно бриться, издал слабый щелчок загодя, с расстояния, не позволяющего выдать преследователя звуком. Лопатка в руку ложится привычно твердо и превращается в боевой топор, пригодный даже для метания с короткой дистанции.

Пять шагов осталось…

Левый боевик в бронежилете. У правого «разгрузка» натянута прямо на камуфлированную майку и стягивает резиновыми креплениями костлявую спину. Бронежилет… Импортный, облегченный…

Три шага осталось…

Рука с лопаткой ушла за спину подполковника. Глубокий вдох, и на выдохе скачок с одновременным ударом лопаткой. Острое лезвие разрубило костлявый позвоночник с легким хрустом, но второй боевик, тот, что в бронежилете, передвигавшийся на полшага впереди, не сразу понял, почему останавливается его товарищ. Чтобы понять, следовало обернуться, а когда он начал оборачиваться и уже стал воздух в легкие набирать, чтобы криком предупредить идущих впереди, лопатка в руке Сохно быстро перевернулась, рукоятка оказалась захваченной двумя руками, и середина рукоятки резко ударила прямо в горло боевика, перебивая его дыхание. Но этот удар, такой болезненный и не позволяющий произнести ни звука, не отключает сознание. Боевик согнулся и чуть присел, сам подставляя под удар затылок. И удар локтем, развернутым по круговой амплитуде, завершил дело. Боевиков осталось только девять…

Подполковник Сохно времени не терял. Короткий взгляд, проверяющий обстановку впереди – там спокойствие, – затем взвалил находившегося в бессознательном состоянии боевика на плечи и двинулся назад и выше по склону. Боевик попался не самый легкий, и тащить такого оказалось тяжеловато. Но умение терпеть в спецназе всегда ценилось выше умения бить. Через три минуты подполковник уже свалил свою ношу в кусты, позволяя другим боевикам благополучно удаляться, не зная еще, что произошло у них за спинами…

Шнур подполковник уже использовал на мальчишку. Со взрослым беседовать вообще лучше со связанным. Так безопаснее. Но веревку было тратить жалко. И Сохно вытащил из брюк боевика ремень, стянул, пока мужчина не пришел в себя, его руки за спиной, и конца ремня хватило, чтобы подтянуть к спине одну ногу, перехваченную чуть выше ступни. Хорошо бы еще конец ремня на горло перебросить, но ремень коротковат, и пришлось обойтись тем, что оказалось в наличии. И так никуда не денется.

– С добычей, Толя, – раздался в наушнике голос Кордебалета.

– Он по-русски разговаривает? – сразу спросил и полковник Согрин, только по произнесенной фразе уже понимая, что произошло.

– Бородатый… Должен… – Довольный Сохно перевел дыхание.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Майор Яблочкин надеялся, что за городом сможет передвигаться быстрее, но теперь уже застрял в пробке на Горьковском шоссе, несколько километров не доехав поворота на Владимир. Здесь водители даже из машин вышли, стояли, переговаривались и в скором времени отправиться дальше, кажется, не собирались. Движение было перекрыто в обе стороны. Глянув на сидевшего с закрытыми глазами полковника Студенцова, Яблочкин тоже вышел из машины.

– Надолго застряли? – спросил он у троих «дальнобойщиков», похоже, приготовившихся время зря не терять и отобедать.

– Авария, говорят, впереди… Куча машин в металлолом… К вечеру, может, растащат…

Яблочкин в раздумье потер кулаком румяную, как яблоко, щеку.

– А объездная дорога есть?

– Сколько хочешь. – Пожилой «дальнобойщик» показал в сторону. – Для твоих-то колес…

Спуск с дороги крутой, но спуститься все же можно. Вокруг дороги перелески с широкими полянами. Можно проехать. Вот только назад на дорогу вернуться будет проблематично. Но Яблочкин не зря до агентурного управления служил в диверсионном отряде и, как всякий спецназовец, решительностью обладал.

– Это выход. – И он направился к своей машине.

– Ты что, шуток, дурак, не понимаешь? – вслед ему сказал дальнобойщик.

Но шутить Сережа был не намерен, хотя и дураком себя тоже не считал. Сзади его «Тойоту» уже подперли другие машины, но его машина верткая. Вырулив на ничтожно малом пятачке, Яблочкин напрямую подъехал к краю дороги.

– Рисковый ты… – проснувшись, сказал полковник Студенцов. – Что там впереди?

– Авария… Много машин… Только к вечеру, говорят, растащат.

Полковник снова закрыл глаза и открыл их только тогда, когда почувствовал, что машина сильно наклонилась вперед, съезжая с дороги. Только после этого Алексей Васильевич, словно вспомнив что-то, пристегнул ремень безопасности. И снова закрыл глаза, полностью доверяя Яблочкину выбор путей продвижения к цели.

* * *

Труп с разбитой головой Маккинрой и Джозеф – помощники Рассела – нашли. Голова такая, что черты лица искажены до неузнаваемости. Глен Рассел даже не поинтересовался, откуда мертвец взялся. Он приказал, труп привезли, и вовремя. Маккинрой и Джозеф – обыкновенные бандиты, которых он пригрел и держал для особых поручений. Они тоже считали его бандитом, причем крупным, скрывающимся под чужим именем в чужом штате. Это была хорошая «крыша» для разведчика. Но, естественно, «крыша» временная. Еще Маккинрой и Джозеф знали, что Расселу вскоре следует «умереть», но одновременно он должен что-то сделать с соседом. Что сделать, они точно не знали, но Расселу доверялись полностью.

Глен только посмотрел на труп, сверяя внешнее сходство тела со своим. Остался удовлетворенным и грубовато похвалил помощников. Кто не знает его близко, тот и сомневаться не будет… И подобрал одежду из той, в которой ходил постоянно. Чтобы соседи могли без проблем признать его по одежде.

– Приоденьте парня, – приказал он.

Все было готово уже к вечеру… Ночью предстояло сделать еще одну маленькую хитрость. Но Джозеф слыл отличным механиком. И помощники отправились на соседнюю ферму, чтобы незаметно «отремонтировать» машину доктора Хуахина Шинкуа так, чтобы тот не смог выехать, как обычно, с утра в Питсбург.

Долгосрочная операция была продумана тщательно. Рассел отлично понимал, что пропажа такого человека, как доктор Шинкуа, может наделать много шума, и тогда вывезти его из страны будет практически невозможно. Вывезти его можно только в том случае, если доктора не будут искать. Значит, надо сделать так, чтобы его не искали, чтобы все возможные подозрения убрать.

Здесь уже подготовку и просчет производили настоящие специалисты и настоящие помощники. Один из них, ранее не знакомый, по имени Уолтер, даже приехал под видом покупателя прогулочной лошади, чтобы участвовать в операции. Правда, Маккинрою и Джозефу пришлось представить его, как своего человека, причем важного и умелого специалиста.

Дальше все шло по плану. На рассвете Расселу позвонил доктор Шинкуа и извиняющимся тоном пожелал доброго утра.

– Вы сегодня в Питсбург не едете? – спросил он.

– Как обычно. Собираюсь.

– Извините, Глен, у меня что-то с машиной случилось, не могу понять… Будто кто-то специально проводку повредил. Долгая история с ремонтом. А мне необходимо к обеду быть в Питсбурге. Не захватите с собой?

– О чем разговор! Никаких проблем! Буду только рад оказаться вам полезным. Я только хотел отправить фургон с лошадью. Покупатель вчера приехал. Выбрал ту каурую в яблоках кобылку, помните. Жене в подарок.

– Да-да, помню… – Доктору Шинкуа явно было не до кобылки. – А это долго?

– Если вы спешите, я могу выехать прямо сейчас. Фургон и без меня отправят.

– Я был бы, Глен, вам очень признателен…

– Хорошо. Только кофе допью, и выеду к вам.

– Я выйду к дороге…

На операцию выехали вдвоем с Маккинроем. Джозеф с Уолтером поехали на фургоне. В нужном месте дороги, согласно просчетам, пикап Рассела должен догнать фургон.

До фермы доктора Шинкуа шесть миль. Доехали не слишком торопясь, но вовремя. Сам доктор стоял у дороги и разговаривал с почтальоном, который прислонил свой велосипед к дереву. Все правильно. Даже хорошо, что видят, как доктор Шинкуа уезжает с Расселом. Вот только Маккинрой в картину не вписывается. И потому Рассел сразу предупредил так громко, чтобы и почтальон слышал:

– Садитесь, доктор… Мы еще и Маккинроя до перекрестка подбросим…

Доктор Шинкуа, как и почтальон, Маккинроя знал уже несколько лет, и потому наличие такого попутчика подозрения не вызвало. А до какого перекрестка они «подбросят» Маккинроя – это и не столь важно.

Они миновали уже несколько перекрестков, когда из-за очередного поворота окруженной лесом дороги, въезжая на мост через неторопливую речку, увидели стоящий на крутом подъеме фургон. Подъем был долгим, и один его склон уходил от дороги не слишком круто к каменистому берегу ручья.

– Моя же машина! – с хорошо разыгранным удивлением воскликнул Рассел. – Что там у них случилось? Все, что ли, машины, доктор, сегодня ломаются…

И даже наклонился над рулем, чтобы лучше было вдаль всматриваться.

Подъехали ближе. На дороге рядом с фургоном стояли Джозеф и Уолтер. Ковбойская одежда Джозефа резко контрастировала с цивильным костюмом Уолтера.

– Кто это с Джозефом? – внешне спокойно спросил доктор Шинкуа, но Рассел уловил в голосе едва заметное напряжение.

– Покупатель… Кобылку у меня купил… Для жены… В подарок… Ее и везут… Не жену… Кобылку…

Рассел притормозил, не забыв посмотреть в зеркала. Машин позади не было. Впереди машин тоже не было – если бы впереди было неспокойно, Уолтер должен был бы встать по другую сторону от Джозефа.

Едва пикап остановился, Маккинрой умело набросил на шею доктора Шинкуа удавку.

– Сиди, и не трепыхайся!

Подошли Джозеф с Уолтером. Джозеф сразу открыл дверцу переднего сиденья и устроился на коленях доктора Шинкуа. Маккинрой заломил бедному колумбийцу руку, а Уолтер вытащил из-за спины заранее подготовленный шприц.

– Расслабьтесь, не то игла сломается, и воздух попадет в кровь…

Ввести внутривенный препарат – дело нескольких секунд. Профессор почти сразу обмяк и прекратил слабое сопротивление. Глаза его затуманились. Взгляд ничего не выражал.

– Все! Действуйте! – скомандовал Уолтер.

Джозеф принялся избивать профессора. Не слишком сильно, но умело нанося внешние, не повреждающие внутренние органы ранения.

– Хватит, хватит… – остановил Рассел помощника. – С него достаточно.

Маккинрой уже тащил из фургона труп с изуродованным лицом. Рассел вышел из машины, труп устроили на его место, и машину быстро скатили с откоса. Пикап съехал по склону, подпрыгивая и грохоча, но не перевернулся и уткнулся капотом в прибрежные камни. Джозеф с Маккинроем потащили по склону профессора, и бросили его неподалеку от машины. При таком кульбите недолго из машины вывалиться.

– Дверцу, дверцу распахните… – сверху крикнул Уолтер. – И сотрите свои отпечатки с передней дверцы.

– Когда к нему вернется память? – поинтересовался, перестраховываясь, Рассел.

– Только после того, как ему введут антидот.

– А местные врачи?

– Им еще нужно знать, какой препарат вводить. А этого они не знают. Это разработки спецлаборатории ГРУ. Что будете делать со своими помощниками?

– Им еще некоторое время следует оставаться в живых… Необходимо будет давать показания… Подозрений возникнуть не должно… «Меня» похоронят. – Рассел ткнул пальцем в сторону разбитого пикапа. – После этого я вызову их на встречу, и вы их встретите…

– Резонно.

Сверху спускалась машина. Сигналила переключением дальнего и ближнего света.

– Дорога разблокирована. Это за нами. – сказал Уолтер.

* * *

Яблочкин удачно справлялся с объездом. «Дальнобойщики», давшие совет, и водители других машин, не обладающих возможностями внедорожника, с завистью смотрели с дороги, как маленький автомобиль спокойно переезжает неглубокое болотце, подминая «кенгурином» камыши и высокую траву, поднимается на горку, и объезжает по неровной опушке молоденький перелесок. Этих перелесков, болотин в частых низинках и широких лугов здесь оказалось предостаточно, и пришлось ехать медленно, тем не менее ехать, а не стоять невесть сколько.

Алексей Васильевич все так же сидел, то приоткрывая, то снова закрывая глаза. И непонятно было, дремлет он или бодрствует. Но, поскольку старший по званию не лез с разговорами, и сам майор Яблочкин полковника не беспокоил.

Наконец, издали они увидели место аварии. Столкнулись два встречных грузовика, и несколько легковых машин. Сделав небольшой круг, можно было выезжать на дорогу, чтобы не проскочить поворот на Владимир.

2

– Открывай, открывай глаза, харя твоя неумытая. – Сохно не слишком вежливо обошелся со своим вторым пленником, в отличие от пленника первого. И по щекам его хлестал основательно, приводя в сознание. – Поговорить мне с тобой, парень, надо. И тебе очень надо со мной поговорить. Тебе просто очень хочется на мои вопросы ответить, потому как, ты очень боишься, что я тебя кастрирую. Я конечно, так сделаю, только если ты молчать будешь. А начнешь говорить, я еще на твое поведение посмотрю. Надежда у тебя есть.

Боевик открыл глаза, дернулся, пытаясь руки поднять и позу сменить, и застонал от боли, злобы и бессилия. Невозмутимый Сохно не сильно дал ему основанием ладони в лоб.

– Давай, дружище, пообщаемся. Наползаешься, понимаешь, тут с вами по кустам и оврагам, и так поболтать с живым человеком захочется… Или ты не человек? – вопрос прозвучал в ответ на рычание, а само рычание прервалось после нового тычка в лоб. – Вот я и говорю… Спрашиваю то есть… Кто ты есть, в натуре, такой?

– Али, – хрипло прозвучало в ответ. Горло после жесткого удара по нему черенком лопатки у боевика болело.

– Я рад за тебя, Али, что ты собственный язык не проглотил. А скажи-ка мне, что за люди шли с тобой и сейчас продолжают идти куда-то, вместо того чтобы тебя искать?

– Хусей Ювелир, – не менее хрипло, чем в первый раз выдавил боевик.

Полевой командир по кличке Ювелир – понял подполковник Сохно. Не по профессии ювелир, а вор, дважды получавший срок за ограбление ювелирных магазинов. Обыкновенный уголовник, примазавшийся к событиям.

– А что надо Ювелиру от уважаемого Абу Обейды, не подскажешь?

Ответить Али не успел. В глазах боевика, устремленных за плечо подполковнику Сохно увидел испуг и тут же почувствовал движение за спиной. И отпрыгнул в сторону, выхватывая в прыжке пистолет. Но очередь прозвучала раньше, чем подполковник успел выстрелить. Длинная, неумелая очередь, от которой автомат стрелявшего бросило в сторону, и пули выбили камни со склона. Одновременно с очередью прозвучала истерично выплеснувшаяся тирада на чеченском языке. Но тут же ствол вернулся в прежнее положение, и прозвучали уже несколько коротких очередей. Пули просто разрывали тело Али, и все очереди сопровождались выкриками, уловить в которых ненависть было нетрудно.

Сохно едва удержался, чтобы самому не выстрелить. Но сразу сообразил, что рядом с ним, всего в трех шагах, стоит мальчишка. Тот самый, оставленный им связанным чуть позади. Мальчишка оказался способным и понятливым, и сумел быстро порвать путы о камень. И стрелял он сейчас не в своего пленителя, а во второго пленника. Стрелял зло, с отчаянием, пока не выпустил весь магазин. А затем бросил автомат под ноги, сел и заплакал.

Подполковника не удивило, что в руках мальчишки оказался автомат. Он мог и свой подобрать там, где его оставил, мог подобрать и автомат второго пленника и того, позвоночник которому разрубила саперная лопатка Сохно. Скорее, последнее, потому что ремень автомата был испачкан кровью.

Сохно встал и даже автомат ногой не отбросил в сторону. Все равно рожок был пуст. Но этот расстрел… Он, конечно, состоялся не вовремя, и насторожил одновременно и группу Хусея Ювелира, и группу Абу Обейды. И это исправить уже нельзя. Можно только выяснить, почему это произошло. Но как выяснить?

– Я – Рапсодия. Что там у тебя, Бандит?

– Мальчик.

– Какой мальчик?

– Мой бывший пленник.

– Что он? Он вырвался?

– Вырвался. Сейчас плачет.

– В тебя стрелял?

– Он расстрелял моего нового пленника.

– А в тебя попал?

– Нет.

– Но зачем стрелял? Что ему надо? – спросил Кордебалет.

– Если ты со времени последнего нашего разговора сумел выучить чеченский, приходи и спроси у него сам.

– Я до пенсии часы считаю. А ты из меня полиглота хочешь сделать? Что с мальчишкой делать будешь?

– Сначала отведу отсюда подальше. Ювелир может пожаловать на выстрелы.

– Хусей Ювелир? – переспросил полковник.

– Он самый. Преследует Абу Обейду. Вот зачем он это делает – каюсь, не узнал, мальчик спросить не позволил.

– Обейда уже на выстрелы среагировал. Выставил заслон из пяти человек, остальные отступают перебежками, – сообщил Согрин.

– Ювелир со своими людьми просто остановился, – сообщил Кордебалет. – Мне сейчас видно их. Поджидают отставших. В ямке сидят…

– Долго ждать придется, – сказал Сохно. – Мальчик принес автомат с подствольником. А на поясе у убитого подсумок с гранатами. Командир, я сверху могу достать Ювелира. Разреши?

– Вслепую?

– Вслепую.

– Место помнишь?

– Как татуировку на груди отца. Все детство мечтал иметь такую же.

– Лучше выберись на точку прямой видимости, – посоветовал Кордебалет. Если метров на двадцать сдвинешься, там поваленная сосна, за ней и пристройся, увидишь их… Мальчик, кстати, не помешает?

– Он будет, мне кажется, гранаты подносить. С удовольствием…

Сохно взял в руки автомат. Мальчик плакать уже перестал и смотрел за действиями подполковника внимательно. Самодельный подсумок с пятью гранатами перекочевал с пояса расстрелянного Али на пояс спецназовца. Первой гранатой, перед тем как уложить ее в подствольный гранатомет, Сохно внушительно поиграл перед носом молодого чеченца. Потом подполковник похлопал по автомату, показал, что заряжает «подствольник», по подсумку похлопал. Объяснил, откуда гранаты берутся, потом снова по автомату и указал вниз, туда, где еще лежал второй боевик.

– Гранаты… Принеси… Быстро…

Жест при этом был вполне понятный.

Глаза мальчишки опять запылали страннным огнем.

– Быстро, быстро, – поторопил Сохно.

– Быстро-быстро, – коверкая слова, повторил мальчишка фразу, которая, похоже, была ему знакома, и чуть ли не радостно бросился по склону прямо туда, куда и следовало. Язык жестов оказался более понятным, чем русская речь.

– Побежал, – прокомментировал Кордебалет, наблюдавший картину в оптический прицел. – Я его подстраховываю.

– Толя, ты рискуешь, ему доверяясь, – сказал командир, который действий не видел, но представлял происходящее по разговору подчиненных.

– Приходится…

– Опа-на… – воскликнул Кордебалет. – Двое боевиков идут навстречу мальчишке.

– Проверь, как встретятся, – попросил Сохно. – Как он себя поведет? Не дай его подстрелить. Страхуй, как меня.

Наушник донес до слуха два коротких хлопка. «Винторез» Кордебалета, выполняя просьбу Сохно, свое дело сделал.

– У Ювелира осталось только шесть человек.

– Как мальчик?

– Пытался убежать от них. Но сейчас вернулся за автоматом и гранатами. Возвращается.

– Толя, оружие забери.

– Понял, – согласился Сохно, но сам даже не поднял пистолет.

Мальчишка здоровьем, видимо, не отличался. Прибежал, основательно запыхавшись, и пытался что-то рассказать.

– Я по-вашему, сынок, не понимаю, – Сохно сразу взял в руки подсумок с гранатами, а второй автомат оставил в руках мальчишки. И одобрительно похлопал его по плечу. – А ты молодец, вернулся за оружием…

Но долго выказывать восторг было не в правилах подполковника. Жестом он послал мальчика вперед, и сам последовал за ним. Мальчик, кажется, прекрасно понял, что им предстоит, и крался неслышно, как и сам Сохно.

Кордебалет подсказал правильную позицию. Из-за поваленного ствола старой сосны, из-за мощного вывороченного вместе с землей корня, хорошо было видно уменьшившуюся в составе группу Хусея Ювелира. С места боевики не двигались, дожидаясь, видимо, тех, что стали жертвой «винтореза». И собрались в неглубокой ямке, считая, что укрылись от посторонних глаз.

– Как-то Обейда на это отреагирует? – скорее сам себя, чем кого-либо, спросил полковник Согрин. – В принципе он уже отреагировал. Уйдет в сторону, и все. Вмешиваться не будет.

– Шурик. – Сохно обратился к Кордебалету. – После меня начинай помогать. Пока я буду перезаряжать, они могут разбежаться.

– Сделаю. Но они тесно сидят. Можешь и всех накрыть.

Сохно забрал у мальчишки второй автомат и тоже зарядил «подствольник». Автомат под рукой оставил, зная, какую отдачу имеет гранатомет и куда единственный выстрел может отбросить мальчишку, предпочел сделать оба выстрела самостоятельно.

Два выстрела последовали один за другим.

Взрывы подняли много пыли, и сразу рассмотреть результат было трудно. Во втором автомате патроны были. Но Сохно отложил его в сторону, привычно приготовив оба своих пистолета, но не стрелял, предпочитая цель, которую он видит. А автомат сразу оказался в руках мальчишки. И, не дожидаясь, когда прояснится картина внизу, очереди стали рвать пыльный и дымный воздух…

– Отряд Хусея Ювелира благополучно прекратил свое существование, – доложил невидимому командованию Кордебалет.

А мальчишка все продолжал стрелять, хотя видно уже было, что из ямки никто не встает. Так много, видимо, ненависти накопилось у пацана.

3

На свободной дороге Сережа Яблочкин гнал уже так, как позволяли обстоятельства и основательно разбитая лента шоссе. Но маленькая машина имела достаточно широкие шины, чтобы не слишком чувствовать каждую дорожную неровность, а сравнительно небольшое движение в этом направлении позволяло сокращать потерянное время.

– А куда, позволь спросить, мы все-таки так торопимся? – внезапно, словно проснувшись, и даже слегка зевая, поинтересовался полковник Студенцов.

– Скорость, товарищ полковник, не любите? – задал встречный вопрос майор Яблочкин. – Зря. Скорость – это жизнь.

Алексей Васильевич усмехнулся:

– Скорости я, честно говоря, не боюсь, когда сам за рулем. Другим просто не всегда доверяю. Но дело не в этом. Меня больше интересует план мероприятий по работе с Доктором Шинкуа. И не меньше…

– По правде говоря, плана никакого нет. Мы просто не успели составить план, и действовать должны, исходя из сложившихся обстоятельств. В первую очередь нам сейчас вместе с лечащим врачом необходимо выяснить, насколько память вернулась к Доктору Шину и что можно из него выкачать все по той же самой теме. Если что-то возможно, мы заберем его в одну из наших лабораторий, где его попытаются привести в соответствующее состояние, чтобы впоследствии привлечь к инженерным разработкам в закрытом институте. Есть еще варианты… Но это предстоит решить на месте.

– Какие варианты?

– Китаец работает на компьютере. Если мы сможем, мы подключим нашего специалиста в Москве, чтобы он через сеть просмотрел данные на его компьютере вместе с другим специалистом, понимающим что-то в генераторах неравномерной плазмы… Но в любом случае Шина следует брать в оборот и выкачивать из него все, что возможно.

– Ничего из него не выкачаешь, – спокойно и даже обреченно не согласился полковник. – Не тот человек Шинкуа, чтобы можно было из него что-то выкачать. Мне так кажется. Если к нему и вернулась память, он будет до определенного периода продолжать умело разыгрывать старую роль.

Яблочкин притормозил, затем переключил скорость и совсем остановился. Положив руки на руль, он повернулся к полковнику.

– Что вы имеете в виду, товарищ полковник?

Студенцов думал целую минуту, то ли соображая и формулируя еще не оформившуюся мысль, то ли вспоминая что-то, связанное с Доктором Шином. Наконец, ответил неторопливо и вдумчиво, сам не будучи уверенным в правоте своих слов:

– Я, будучи еще Гленом Расселом, знавал профессора Хуахина Шинкуа, этнического колумбийца, даже индейца одного из колумбийских племен, но при этом гражданина Америки, попавшего в Штаты вместе с родителями в раннем детстве. Английским языком доктор Шинкуа владел в совершенстве. Вы, может быть, не совсем понимаете сложившуюся в Америке систему менталитетов. Родители – колумбийцы. Они не могут жить вне колумбийской диаспоры. Они просто не смогли бы без нее прожить… Они и жили в ней… Естественно, представителя диаспоры все бытовые разговоры между собой ведут на испанском языке. Иногда «латиносы» на испанском говорят гораздо лучше, чем на английском. В большинстве случаев так и бывает. Иногда вообще не говорят по-английски, хотя это реже. Но, странное дело… Когда мы безуспешно вводили доктору Шинкуа антидот, пытаясь вернуть его в нормальное состояние, он разговаривал на испанском, по словам переводчика, совсем плохо. Не так, как разговаривают «латиносы»… И, скорее, на кастильском наречии…

– И что же?

Полковник Студенцов опять долго молчал, вспоминая.

– Однако потом случайно выяснилось, причем, когда Шинкуа был в беспамятном состоянии, что он свободно разговаривает и пишет по-китайски… Лучше, чем человек, проживший несколько лет в Китае или просто имевший много контактов с китайцами. А доктор Шинкуа, как говорили наши данные, с китайцами никогда не контактировал и китайскую культуру самостоятельно не изучал. Откуда знание языка? Почему именно китайского, к которому он не должен иметь отношения?

Сережа повел крутыми плечами:

– Я читал про человека, который после аварии, в которой едва выжил, стал вдруг говорить на древнеиндийском, на каком-то прасанскрите. И свободно читал каменные рукописи, то есть тексты с каменных плит, которые ученые за пару тысячелетий не смогли расшифровать.

– Эту историю и я слышал. Но я разведчик, как и вы, и потому мы обязаны доверять не эзотерическим толкованиям, а реальным фактам. Вот потому у меня и появилось подозрение, что Доктор Шинкуа, вернее, Доктор Шин, в действительности и является человеком по имени Шин. Он сам так представился, когда его однажды спросили. Долго думал, а потом представился… Кажется, что-то хотел добавить, поскольку у китайцев имена чаще всего многосложные, видимо, напрягал память, но вспомнить не сумел. Так его и стали звать…

– Это одна из задокументированных версий, и я с ней, товарищ полковник, тоже знаком. Но что она нам дает? Эту версию следует длительное время прорабатывать, и искать концы в Америке, а это сейчас не так просто.

– Вот я и думаю… Если к разведчику вернулась память или даже частичка памяти, он вспомнил, кто он есть… Что он будет делать в сложившейся не в его пользу ситуации? Соображай, Сережа, соображай…

– Я понял вас, товарищ полковник.

Яблочкин переключил передачу, отпустил сцепление и поехал, но, раздумывая над сказанным Алексеем Васильевичем, уже не так быстро. А подумать было над чем. И даже решение принимать при этом должно было бы более ответственное начальство, а не майор-исполнитель и даже не полковник, причастный к первичным, заграничным этапам операции.

– А я вот еще что не понял, – сказал полковник сердито. – Зачем я сейчас понадобился? Столько работы в огороде…

– Мы посчитали, товарищ полковник, что Доктор Шин может узнать вас и это побудит его к каким-то действиям. А мы должны эти действия проконтролировать и тогда уже принять решение по интенсивному выведению его из состояния амнезии или по лонгированию этого состояния до постоянного уровня…

– Мы уже столько раз пытались вывести его. Сразу же, как только сюда доставили, – вздохнул Алексей Васильевич. – Такая серьезная операция, и все насмарку из-за каких-то особенностей организма… У него организм антидот упорно нейтрализовывал.

– Я в курсе. Но сейчас есть новые препараты… Наука движется… В лаборатории хотят попробовать… Причем пробы эти какие-то такие…

– Какие?

– Они не хотят сделать из него прежнего, полноценного человека. Им это не нужно. Они его просто на какой-то период превратят в зомби.

– Час от часу не легче. Я, кстати, что-то слышал про аналогичные американские разработки…

– Есть разработки и у нас. Только мы с прессой общаемся ограниченно.

Долго ехали молча. Майор Яблочкин опять набрал скорость, он обгонял машину за машиной, стремясь добраться до Приволжского как можно быстрее.

– А если он все-таки настоящий китаец? – возвращаясь к разговору, спросил полковник.

– Давайте этот вопрос обсудим с генералом Вороновым. Он должен приехать вскоре после нас. Не нам, в конце концов, решать судьбу человека, даже если он китаец или колумбиец. Но мы все же ориентируемся на то, что доктор Шинкуа американец.

* * *

На подъезде к Приволжскому, сразу после недавно построенного моста через Волгу, шли большие работы, тянули газопровод для снабжения газом районного центра. Здесь скопилось много различной строительной техники: бульдозеров, экскаваторов, трубоукладчиков, различных машин, предназначение которых понять было бы трудно, если бы не мощные буры, установленные под углом.

– Готовятся нитку через Волгу тянуть, – сказал Яблочкин.

– Пусть тянут, – милостиво разрешил полковник. – Не все же в одну Европу. Нас уже одними ценами на бензин заели. Как цены на нефть растут, наши кричат, что потому и бензин дорожает – мировой рынок. Как цены на нефть падают, бензин все равно дорожает. Когда это прекратится…

Неподалеку от трассы располагалась большая расчищенная площадка, где, очевидно, и должны были вскоре начаться работы. Там сейчас стоял вертолет, и никого рядом видно не было.

– А вертолет-то армейский, – заметил Яблочкин. – Стройбат, что ли, газопровод тянет?

– Сейчас стройбата не существует. Может, строители арендовали? Армии тоже жить на что-то надо.

На въезде в Приволжский майор увидел милицейскую машину, подрулил сразу к ней, опустил стекло и, не выходя из салона, спросил, как проехать к районному управлению ФСБ. Сидевший за рулем капитан путано объяснил. Яблочкин, кажется, все же понял, потому что проехал правильно. В самом управлении они застали только сидящую за компьютером девушку, которая сообщила, что «товарищ старший лейтенант и прилетевший из Москвы генерал поехали в психиатрическую лечебницу. Это на окраине города». И объяснила, как лучше всего проехать, чтобы ненароком не заблудиться.

В принципе заблудиться в Приволжском было трудно даже при самом большом желании из-за размеров городка. Яблочкин со Студенцовым поехали в лечебницу, но почти в самом центре полковник, глядя в окно, дважды хлопнул Сережу по слечу.

Яблочкин и сам уже заметил модульное здание из утепленного профнастила, и над зданием вывеску: «Автосервис, срочный ремонт, шиномонтаж „Доктор Шин“. И сразу свернул на подъездную площадку.

– Может, сначала с генералом поговорим? – спросил полковник.

– Сначала давление в шинах проверим. Правое колесо, кажется, подкачать надо.

Давление проверял мальчишка-слесарь. Чуть-чуть подкачал и взял за это десять рублей.

– Что здесь за дикие цены! – возмутился Яблочкин. – В Москве за это сотню сдирают.

Спрашивать про Доктора Шина они не стали. Но когда отъезжали, полковник повернул голову и увидел, как в окно прямо на него смотрит немолодой человек с азиатской внешностью. Пристально смотрит. Алексей Васильевич сам за короткое мгновение не успел рассмотреть человека. Но ему показалось, что он узнал профессора Хуахина Шинкуа. Но главный вопрос состоял в том, узнал ли профессор Шинкуа Глена Рассела.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Самолет сделал большой круг над Кадисским заливом и благополучно приземлился на натовской военной базе под городом Фару, хотя раньше собирался совершить посадку в Лиссабоне. Но в Лиссабоне при сильном ветре шла низкая гроза, и авиадиспетчеры, едва получив штормовое предупреждение, сразу отправили военный «Боинг» в Фару, чтобы не осложнять и без того напряженную обстановку в лиссабонском аэропорту и сам самолет не заставлять совершать лишние круги над страной. Пилоты такому изменению маршрута не воспротивились. Может, это и к лучшему. Здесь по крайней мере его обслужат американские специалисты, а не португальцы, как сообщил пассажирам второй пилот, вышедший с сообщением в салон. Но большинство пассажиров таким изменением остались недовольны, поскольку они летели именно в Лиссабон, и теперь им придется как-то добираться до столицы. Дальше, до Тбилиси, летели только полковник Доусон с Клер Такуа и майор-интендант с красномордым веснушчатым сержантом, сопровождающие грузы для нужд грузинской армии.

Пока самолет осматривали и заправляли, Доусон с Клер пообедали в армейском кафе, где кормили, можно было бы сказать, вполне сносно, если бы не обилие перца в каждом блюде. Но подобные особенности португальской кухни Клер, как наполовину грузинка, перенесла легко, а полковник, как истинный разведчик, вообще мог бы есть что угодно.

После обеда, в ожидании приглашения на посадку, остановились на окраине летного поля. Солнечная и жаркая Португалия показалась такой хмурой и пасмурной, словно «Боинг» по ошибке занес их на туманный Альбион. Клер отошла в сторону и долго разговаривала с кем-то по телефону. Как ни старался Доусон уловить хоть слово из разговора, но услышать ничего не сумел – сильный аэродромный ветер относил слова в противоположную от него сторону, а Клер предпочитала не говорить громко. И полковнику оставалось только издали любоваться ее фигурой и представлять человека, с которым женщина может разговаривать бесконечно долго, выдумывать слова, которые она может произносить, хотя движения губ Клер он не видел, потому что половину лица она закрывала рукой с трубкой.

Она бы и еще разговаривала, но подъехал старенький открытый джип с бортмехаником.

– Господин полковник, только вас ждем.

Доусон кивнул и сел в машину на заднее боковое сиденье, где уже устроились майор-интендант с сержантом и бортмеханик Клер же, убрав трубку в сумочку, села на переднее сиденье, где было более комфортно, если в военных джипах вообще можно говорить о комфортности. До самолета пришлось добираться через все большое летное поле, и, когда уже машина остановилась у трапа, ветер подул сильнее, и начал накрапывать мелкий дождь, предвещающий в скором времени значительное ухудшение погоды. С севера мощным, во весь горизонт фронтом шли грозовые тучи.

В салоне теперь никто уже не дожидался опоздавших, никто не ворчал, да и задержки, вызвавшей ворчание раньше, теперь не было. Самолет взлетел без проволочек, словно пилоты очень старались умчаться от грозы побыстрее и подальше. Дождевые капли блестели на волосах Клер, которая теперь уселась на свое прежнее место, чуть впереди полковника, и ему почему-то было приятно смотреть на ее волосы.

* * *

Привычка человека, на протяжении многих лет не знающего, что такое нормированный рабочий день, сработала в полете стопроцентно. Когда сам не можешь предположить где, в каких условиях и сколько тебе будет отведено на сон, стараешься поспать впрок. Таким образом, весь перелет от Фару до Тбилиси полковник Доусон приятно продремал. И даже то, что его кресло не откидывалось, не помешало Доусону почти выспаться и не заставило его пересесть в другое кресло, хотя бы рядом с Клер. Однажды в Каире, еще в молодые годы, ему довелось спать стоя в толпе. Правда, со всех сторон его так подпирали, что упасть не давали. И ничего, выспался и тогда, благодаря своей неприхотливости. А пересаживаться к Клер полковник не пожелал по трем причинам. Во-первых, она сама дремала, и не хотелось ее беспокоить. Во-вторых, она могла бы подумать, что неудобство не откидывающегося кресла только повод для того, чтобы пересесть. В-третьих, полковник Доусон знал по опыту, что далеко не все люди, а особенно это касается женщин, выглядят во сне, когда они не контролируют себя, красиво. И он умышленно не хотел видеть Клер некрасивой. Просто с красивой, к тому же еще и умной женщиной работать приятнее, хотя и не всегда просто. Чаще всего непросто.

Полковник проснулся окончательно, когда сменился звук двигателей самолета. Переход на реверсное торможение означал заход на посадку. Не специалист в авиации, Доусон приблизительно знал периоды полета по своим собственным ощущениям. Не подвели его ощущения и в этот раз.

Садились они на гражданском аэродроме, поскольку военные аэродромы в Грузии не приспособлены для приема таких больших самолетов, как «Боинг-747». Посадка прошла без проблем, «Боинг» вырулил на стоянку, двигатели замолкли, и почти сразу же к борту подали трап. А следом за трапом подъехала и машина.

Второй пилот сделал знак Доусону, и хотя слов слышно не было, стало понятно, что машина прибыла за полковником и Клер. Собраться им – только встать, и взять личные вещи.

У выхода Доусон поступил не как начальник, а как джентльмен, и пропустил Клер вперед. Но уже на трапе она остановилась, и даже со спины видно было, как глубоко и, похоже, с волнением профессор вдыхает воздух Грузии. Наверное, впитывала запахи этнической родины, на земле которой она ни разу в жизни не была. У Доусона мелькнула мысль, бывала ли Клер в Африке, и вдыхала ли она африканский прокаленный воздух точно так же, как вдыхала запахи Грузии. Но спрашивать об этом пока не хотелось, чтобы не помешать ощущениям женщины.

Встречал их человек в гражданском, но с военной выправкой.

– Капитан Дэн, – представился он, едва не щелкнув каблуками. – Генерал Хант передал меня в ваше подчинение, сэр.

– Прекрасно, капитан. Как ваше имя?

– Дэвид. Можно просто Дэви. Грузины зовут меня Дато.

– Мы здесь все желаем быть людьми гражданскими, и потому я буду звать вас Дэви или Дэн… Или Дато. Познакомьтесь с мисс Такуа. С профессором Такуа. Ее можете звать Клер. Поскольку я старше всех вас по возрасту, меня можете звать просто мистер Доусон.

– Я понял, сэр.

– И без – сэр, Дэви. Здесь мы не в армии.

– Я понял, мистер Доусон.

Старенький «Форд Мондео» побежал по гладкой аэродромной бетонке легко и бесшумно, только коробка передач у него была скрипучая и разболтанная. Полковник сразу отметил, что машина с местным номером. Должно быть, капитан Дэн уже прочно обосновался в Тбилиси.

Небольшая задержка произошла только у выезда с аэродрома. Капитан с документами полковника и Клер куда-то сбегал, и быстро вернулся.

– Все в порядке. Все печати проставлены. Теперь вы находитесь на территории Грузии на законном основании. Можем ехать дальше.

– Куда мы поедем? – поинтересовалась Клер.

– Я хотел спросить мистера Доусона. Мы можем сразу выехать в базовый лагерь, где нас ждут. Можем до утра отдохнуть в городе и выехать только на рассвете.

Доусон посмотрел на сидевшего рядом Клер. Она ведь приехала посмотреть на одну из двоих своих этнических родин.

– У нас есть оперативная необходимость выезжать сразу?

– Никакой. У нас и без того день в запасе, а толкаться в лагере, среди диких чеченцев. Да еще с такой привлекательной женщиной – это, честно говоря, не слишком приятно и не всегда безопасно. Чем меньше мы пробудем на базе, тем лучше.

– Тогда покажите нам город. Я люблю старинные экзотические города.

Клер внезапно что-то спросила у Дэна на незнакомом певучем языке. Тот удивленно ответил, но ответил не так бегло, как прозвучал вопрос. На некоторых словах заметно спотыкался. Прозвучало еще несколько фраз с той и с другой стороны. Полковник догадался, что разговаривают они по-грузински.

– Я хотела бы посмотреть Мцхетский замок. Но Дато говорит, что он за городом. Если мы поедем в Мцхета, то вернемся поздно и уже не увидим Тбилиси. Лучше сегодня посмотрим город, а замок посетим на обратном пути, – пояснила она полковнику, понимая, что не корректно разговаривать при нем на грузинском, и смягчила положение, передав хотя бы смысл разговора. Но просто удержаться и не сказать хотя бы несколько фраз она не могла.

– Где мы будем ночевать? – поинтересовался Доусон.

– В моем распоряжении небольшой дом на окраине. Там будет удобно и безопасно, – заверил Дэн.

– А что, здесь существует какая-то опасность? – внезапно спросила Клер.

– Опасность существует везде, – тихо ответил Дэн и посмотрел в зеркало заднего вида.

Доусон заметил, что он уже несколько раз пытается рассмотреть кого-то в зеркало.

2

Подполковник Сохно дал мальчишке «выпустить пар». Наконец в магазине кончились патроны. И тщетно слабый палец судорожно давил на спусковой крючок. Автомат молчал.

– Ну, и хватит. Напугал ты Абу вместе с Обейдой до зеленого пота. И с Ювелиром попрощался на славу. Пора бы, сынок, и угомониться.

В подтверждение своих слов, Сохно железной хваткой схватил автомат и выдернул его из рук подростка. Сделав в воздухе большую красивую петлю, автомат улетел на скалу, неприступной глыбой возвышающуюся над окрестностями. Через пару секунд туда же отправился и второй автомат.

– А теперь иди в ту сторону, – показал Сохно в направлении противоположном тому, куда группа Абу Обейды двинулась. – И не просто иди, а иди долго-долго и быстро-быстро, мать твою. Иди, иди, и не мешай мне. А не то я рассержусь.

Последняя фраза прозвучала после того, как Сохно увидел, что все его старания напрасны и мальчишка даже подниматься после такого настойчивого посыла не желает. Словно, вырвавшись от боевиков, решил в спецназе ГРУ служить и не видит причин, чтобы это стало нереальным.

– Вот, принесла нелегкая балбеса. Рапсодия, я – Бандит! Что мне с этим компаньоном делать? Командир, научи неразумного подполковника предпенсионного возраста. Он уходить ни в какую не хочет.

– Связывай его, и весь разговор. И так, чтоб не суетился больше под ногами, – вместо командира посоветовал Кордебалет. И весьма настоятельно посоветовал, без шуток.

– И догоняй нас, – добавил полковник в том же тоне.

– Веревку жалко, – посетовал Сохно. – Вдруг, спускаться куда-то потребуется.

Он знал, что веревка на всю группу есть только одна, у него, и он со своей веревкой никогда не расставался, предпочитая оставить на базе часть сухого пайка, если места в карманах не хватает, но веревку взять. Тем не менее достал из очередного большого кармана «разгрузки» моток. Пригрозил им, как плеткой. Мальчишка все понял и заговорил опять длинными фразами, очевидно, отказываясь подчиниться. Но теперь в его фразах Сохно уловил жалостливые нотки. Тот явно о чем-то просил, и просил настойчиво, почти до слез, которые уже навернулись на глазах и вот-вот готовы были скатиться по щекам.

Сохно поднял мальчишку за шиворот и поставил на ноги.

– Разговор такой… Или ты уходишь, или я тебя связываю, а потом, не знаю, даст мне бог возможность пройти здесь на обратном пути. И потому не могу предположить, кто будет тебя развязывать… Ну, так что, пойдешь? – Указательный палец подполковника указывал направление недвусмысленно.

Мальчишка вдруг отступил на шаг, улыбнулся наивно и просяще, сел, потом лег на спину и начал расстегивать камуфлированную куртку. Сохно не сразу понял, что происходит. Но вот куртка распахнулась, и подполковник с удивлением увидел только начавшую развиваться женскую грудь. А пленник, вернее, пленница, протянула к нему руки, приглашая к себе прижаться.

– Мать честная! Девка! – хмыкнул Сохно.

– Что там у тебя сегодня происходит? – недовольно спросил в эфире полковник Согрин. – То мальчишки, то девки. Скоро дискотека появится. Где ты еще и девку нашел?

– Вот она. Прилечь с собой зовет.

– Толя! Мы в преследовании… – только и напомнил командир. Но напомнил строго.

– Мальчишка мой… девкой оказался.

– Еще лучше.

– Командир, – внезапно решился подполковник. – Натерпелась она, наверное, у Ювелира. Потому так его парней и расстреливала. И боится одна остаться. Она еще ребенок совсем.

– И тебя прилечь зовет, – съехидничал Кордебалет.

– Пропадет в горах. Или опять попадет неизвестно к кому.

– Что предлагаешь? – сухо спросил Согрин, зная способность Сохно находить для себя трудности там, где их вроде бы и быть-то не должно.

– Я ее с собой возьму. Под свою ответственность.

– Только быстрее выходи Обейде во фланг. Мы не контролируем твою сторону. Мало ли что! Вдруг там другой Ювелир вертится.

– Понял, мы выходим! – радостно воскликнул Сохно и сделал знак девушке, чтобы быстрее поднималась. – Смотри же, чтобы не пожалеть ни тебе, ни мне. Отстающих ждать не буду.

И сам сразу зашагал вдоль по склону…

* * *

Обычно поспорить с Сохно в скорости и бесшумности передвижения, да еще при необходимости вести наблюдение, могли только его товарищи по спецназу ГРУ, да и то немногие из них. Но теперь, связав себя «попутчицей», передвигаться с привычной скоростью он уже не мог. Это стало ясно уже в самом начале пути.

Идти быстро, когда пройдено еще всего-то ничего, когда путь относительно ровный и не прыгаешь с горки на горку, меняя направление, девушка еще смогла бы. Но вот идти бесшумно – никак не получалось. Казалось бы, и вес-то бараний, немногим больше сорока килограммов, поступь легкой быть обязана по природе своей, но почти при каждом шаге из-под ноги камешки летят. А каждый скатывающийся по склону камешек вызывает своим движением движения других камешков. Пусть небольшой, но сползающий поток образуется. И создается шум.

Шум создается за спиной у Сохно. Следовательно, он создается и за спиной у группы Абу Обейды. И чьих ушей этот шум может достичь, если ветерок подует чуть сильнее – неизвестно. А ветерок как раз выдался предательский, в спину Сохно дует, и звуки относит к преследуемому противнику.

Подполковник вынужденно остановился:

– Смотри сюда, красавица. Чтоб тебя! Ступню вот так надо ставить. Вот так. Вот так, – повысил он голос. – Поняла? Повтори.

Это-то хоть она поняла. И повторила. Но невозможно одним только показом научить человека ходить неслышно. Здесь практика необходима долговременная. Многолетняя.

Девушка старалась. А камушки все равно летели. Сохно опять остановился.

– Глаза у тебя есть, мать твою. Ты дурой родилась или тебя такой сделали? Тогда под ноги смотри. Смотри под ноги. – Он палец к глазам приложил и под ноги показал.

Что, казалось бы, непонятного. Она опять поняла. Пошли. Как назло, заросли попались. И девушка так старательно под ноги смотрела, что тут же стукнулась лбом о ветку дерева и заработала основательную ссадину.

– Ой-ей-ей-ей-ей, – застонал Сохно, не зная, пристрелить ее сейчас или сделать это чуть погодя. – Плакать хоть не будешь?

Но лицо девушки показывало, что плакать она давно разучилась или все слезы попросту уже выплакала, но в глазах была боль. Впрочем, это была боль не от ушиба, а, скорее, от обиды за свою неумелость. Сохно потрепал ее по щеке, как потрепал бы несмышленного щенка.

– Нам нельзя задерживаться. Идем.

Хорошо еще, что дальше почва под ногами из каменистой превратилась в землянисто-каменистую и поросшую травой. Здесь и шаги уже не звучали слоновьим топотом, и камни при быстром шаге из-под подошв не вырывались, да и деревья, о которые можно было бы лоб расшибить, больше не встречались.

– Бандит, я – Рапсодия. Где ты?

– Выхожу на след, командир. Дважды видел издали замыкающего группы Обейды.

– «Хвост» за тобой тащится?

– Я же известный бабник. От меня женщины просто падают.

– С испугу, Толя, с испугу, – проговорил Кордебалет.

– Это не столь суть важно… главное падают.

– Как обстановка на склоне?

– Пока спокойно. Ювелиры, похоже, работают в одиночестве. Цеховые коллективы нынче не в моде.

– Нормально. Продолжаем преследование.

Сохно посмотрел на солнце. Оно уже спускалось к горизонту. Вспомнилось, как неотрывно девушка наблюдала за обедом группы Абу Обейды. И подполковник вытащил из другого кармана своей «разгрузки» пакет с галетами, входящими в сухой паек, и плитку шоколада. Протянул «попутчице»:

– Подкрепись-ка, чучело.

Печенье она съела на ходу и с небывалой жадностью. А шоколад, вскрыв упаковку, долго вертела перед собой, не зная, что это такое и что с ним делать. Сохно показал:

– Ешь.

Девушка попробовала настороженно, потом еще раз, вошла во вкус и моментально затолкала всю плитку в рот. Глаза ее лучились небывалым счастьем, и Сохно отчего-то этому счастью радовался. Но внезапно выражение глаз девушки стало очень быстро меняться. Сохно понял, что девушка смотрит не на небо, а конкретно за его плечо. И, в тот момент, когда из ее забитого шоколадом рта, готов был вырваться крик, подполковник резко отпрыгнул в сторону, одновременно выхватывая пистолет. И вовремя… Брошенный умелой рукой метательный нож чуть-чуть задел погон, едва слышно зазвенев о звездочку, и зазвенел сильнее, ударившись о камень.

3

Охранники в психиатрической лечебнице выглядели солидно и основательно. Состоявшиеся люди, нашедшие свое призвание. Должно быть, каждого из них кормили, как целое отделение больных. Не менее откормленным смотрелся и санитар, пришедший в качестве провожатого после звонка охранников с проходной.

Полковника и майора, оказывается, уже давно ждали. Генерал Воронов из Чечни добрался до Приволжского на час быстрее, чем Яблочкин со Студенцовым. В воздушном пространстве России пока еще, к счастью, не существует дорожных пробок. Санитар провел опоздавших прямо в кабинет к главному врачу. Хозяин кабинета сидел, красный, словно только что вывалился из парилки в хорошо протопленной деревенской бане. Генерал ходил по большому кабинету, старательно утаптывая каблуками мягкий и толстенный вьетнамский ковер овальной формы. Каблуки грубых армейских башмаков оставляли на крупных цветках, украшающих поверхность ковра, заметные вмятины. На генерале была камуфлированная форма, какую любят носить все генералы, съездившие в Чечню хотя бы на день. «Камуфляжка» всегда придает человеку более мужественный вид. Здесь же сидел начальник районного управления ФСБ старший лейтенант, который был, кажется, вообще не в курсе всей этой истории.

– Здравия желаю, товарищ генерал. Полковник Студенцов, – как старший из двоих по званию представился первым Студенцов.

– Майор Яблочкин, – сразу за полковником представился и Сережа.

Генерал представляться не стал, считая, должно быть, себя личностью достаточно известной, чтобы его знали и без представления. И сразу начал с дела, причем достаточно сердито для того, чтобы это стало понятно:

– Устроил нам с вами ситуацию товарищ медицинский работник…

«Медицинский работник» прозвучало откровенным ругательством и сильно напоминало пресловутого «бумажного тигра».[20] Как человек воспитанный, генерал не всегда громко матерился, а сейчас от возмущения он не мог говорить не громко. Но свою речь все же старательно контролировал.

– Что-то случилось, товарищ генерал? – как человек, более сведущий в сути вопроса, спросил майор Яблочкин.

– А разве не случилось?! Мы там считаем, что этот Доктор Шин…

– Доктор Шинкуа, – поправил генерала Студенцов. – Так будет правильнее…

– Пусть Шинкуа… Не столь суть и важно. Важно то, что мы ожидали увидеть дворника, а встречаемся с человеком, который разрабатывает антирадар… А это уже высокие технологии, которые он забыть должен был давно и напрочь!

– Извините, товарищ генерал, еще раз поправлю… Может быть поправлю, хотя я, возможно, и ошибаюсь. Если я ошибаюсь, то все не так и страшно… Я высказываю предположение, что доктор Шинкуа разрабатывает генератор неравномерной плазмы, который делает машину неуловимой для радаров… Это нечто совсем иное, чем обыкновенный антирадар, который можно купить в любом киоске на любом московском вокзале.

– Именно так, – согласился майор.

– Что это такое? – непонимающе спросил Воронов. Про автомобильные антирадары он слышал и знал, что такие существуют. Но генератор плазмы – даже по названию, это было уже выше скудных научных знаний генерала, поскольку само слово «плазма» у него в голове ассоциировалось исключительно с шаровой молнией и еще с чем-то созвучным с синхрофазотроном. – Какую еще плазму?.. Какой еще генератор неравномерной плазмы…

– Вот это нам и предстоит выяснить, – сказал Яблочкин. – Что именно делал Доктор Шин, или доктор Шинкуа, если товарищу полковнику так привычнее называть своего давнего друга? Но мне кажется, товарищ генерал, что обсуждать эти вопросы мы должны в более узком кругу лиц, имеющих соответствующий допуск. И потому я попросил бы товарища старшего лейтенанта предоставить нам в распоряжение свой кабинет и пригласить туда владельца автомастерской, чтобы он рассказал нам о ситуации.

– Может, сразу поедем к этому китайцу? – предложил генерал, впрочем, не сильно настаивая, поскольку он не был полностью в курсе дела.

– Мы тоже первоначально так планировали, – возразил Яблочкин. – Но сейчас, мне кажется, проще действовать наверняка, чтобы не спугнуть доктора Шинкуа. – Полковник Студенцов по дороге сюда убедил меня, что так будет разумнее.

Студенцов, который майора убеждать ни в чем не собирался, тем более по дороге, кивнул. Ему не понравился генерал, с которым пришлось работать, и он предпочел предоставить Яблочкину возможность неназойливо взять управление ситуацией на себя.

Старший лейтенант встал, показывая свою молчаливую готовность, и преданно ожидая приказа от своего московского начальства. Генерал вздохнул и, соглашаясь кивнул:

– Поехали. Где искать этого бывшего мента, знаешь?

– У меня есть номер его мобильника, товарищ генерал. – Старший лейтенант распахнул перед генералом дверь.

Выходившие последними, полковник Студенцов с майором Яблочкиным переглянулись, один по взгляду другого принимая и соглашаясь с необходимостью присутствия здесь этого генерала. Но ни тот ни другой не имели власти, чтобы взять дело полностью под свой контроль и отстранить высшего офицера другого ведомства от участия в нем.

Уже за воротами, усевшись за руль машины, Яблочкин набрал номер спутникового телефона генерала Спиридонова. Тот ответил сразу.

– Товарищ генерал-лейтенант, здравия желаю. Майор Яблочкин беспокоит.

– Слушаю тебя, Сережа. Если можно, короче, потому что мы тут обсуждаем полученные данные.

– Товарищ генерал, я относительно генерала Воронова. Насколько он в курсе всех дел и насколько его можно к делам допускать?

– Мы вынуждены допустить его полностью, без уточнения основных деталей. Нам их ведомство в операции необходимо. Невозможно обойтись своими силами. Если что-то не спрашивает, и есть возможность не говорить, не говори… Вообще-то я просил его прислушиваться к твоему мнению. Сказал, что полностью тебе доверяю. Но ты докладывай, когда что-то происходит. Воронов уже доложил. Он от главного врача мне недавно звонил.

– Мы только что оттуда вышли. Будут результаты или трудности, я позвоню.

Громкость звука в трубке была поставлена на максимальную. Специально, чтобы полковник Студенцов слышал разговор. Когда Яблочкин убирал трубку в чехол, полковник кивнул удовлетворенно.

* * *

Старший лейтенант хорошо, похоже, знал бывшего начальника милиции, по крайней мере разговаривал с ним на «ты». Большой толстый человек отнесся к срочному вызову с пониманием и пообещал приехать как можно быстрее, благо, находился он неподалеку. И, в самом деле, приехал уже через полчаса. И уж совсем, обрадовался, когда ему представили генерала Воронова. О встрече с генералом ФСБ можно будет внукам на старости лет рассказывать с нотками небрежности в голосе.

Пересказ всех событий, происшедших с Доктором Шином времени много не занял, и нового, как и ожидалось, не привнес, хотя сообщил определенные детали. Например, Виктор Викторович сказал, что только чуть-чуть показал основы работы на компьютере, а Доктор Шин сразу включился, словно он компьютер хорошо знал.

– Он никогда раньше не работал с компьютером, – категорично заявил полковник Студенцов. – Тогда, когда он вообще работал по своему профилю. Тогда не было еще компьютеров, способных помочь в проектировании. Были только громадные, во много комнат, ящики, называемые электронно-вычислительными машинами. С ними он и работал. Но там ввод информации осуществлялся с перфокарт и отдельными программистами, то есть все происходило совсем по иной системе.

– Мне показалось, что он знал компьютер, – продолжал настаивать большой толстый человек.

– Минутку. – Генерал Воронов решил проявить приличествующую званию мудрость. – Ну-ка, старлей, позвони-ка главному… Как его… Врачу… Я сам с этим… врачом поговорю.

Старший лейтенант набрал номер, пригласил к телефону главного врача психо-невралогической лечебницы и передал трубку генералу. Тот показал, что с телефоном обращаться умеет, и включил спикерфон, чтобы его разговор стал общим достоянием.

– Генерал Воронов. У вас на столе, я видел, компьютер стоит. Доктор Шин, видел, как вы на нем работаете?

– Конечно, – согласился главный врач. – Он даже вопросы задавал… Детские вопросы… Что, как и зачем.

– Мог он, понимаешь, научиться чему-то, глядя на вас?

Главный врач сказал категорично:

– Ну, не гений же он.

– А если он, скажем так – гений?

– Едва ли. У него тогда было не то психическое состояние, чтобы он смог научиться самостоятельно. Для этого следует иметь логическую составляющую памяти незамутненную…

– Так-так… А какие данные хранятся на диске? – думая о своем, спросил генерал.

Главный врач ловушки не почувствовал:

– Разные… Этот компьютер подключен к общей сети лечебницы, но доступ к нему ограничен паролем. У меня на диске записана вся закрытая картотека.

– То есть, извини за выражение, все материалы по больным, проходящим по нашей линии, включая самого Доктора Шина, – так?

– Так точно, товарищ генерал, – по-военному строго ответил главный врач.

– Поздравляю! Доктор Шин имел доступ к кабинету в то время, когда вас там не было?

– Нет… То есть…

– Что?

– Года три еще тому как… Он тогда не только дворником работал, но и кабинеты в административном корпусе мыл. Тогда имел доступ. И к другим компьютерам тоже.

– Имел выход в Интернет? – спросил Яблочкин.

Генерал повторил вопрос.

– Я слышал. Все наши компьютеры выход имеют.

– Хорошо. Я попрошу вас, понимашь, не отлучаться с рабочего места. У нас могут возникнуть вопросы.

– Хорошо. Я буду ждать. – Главный врач, казалось, готов был ждать до утра, тем более что рабочий день кончался и до утра оставалось совсем не много времени.

Генерал положил трубку. И посмотрел на собравшихся взглядом победителя.

– Итак, что мы имеем?

– Мы имеем… Мы об этом поговорим чуть позже. – Полковник Студенцов показал глазами на большого толстого человека, который сложив кисти рук на животе, обеспокоенно крутил один вокруг другого большие пальцы.

– Да, правильно, – согласился Воронов. – Есть еще вопросы к Виктору Викторовичу?

– «Ай-Пи»-адрес автосервиса, – сказал Яблочкин.

– Я не знаю что это такое.

– Плохо. Тогда номер телефона, к которому компьютер подключен.

Виктор Викторович продиктовал. Яблочкин даже записывать не стал. Он сразу мог запомнить большой ряд чисел. И четырехзначный номер не составил проблем.

Компьютер работает через модем?

– Да.

– Тогда все.

Дверь за Виктором Викторовичем закрылась. Генерал Воронов встал, словно собрался подводить итог. Но полковник Студенцов теперь показал ему глазами на старшего лейтенанта. Начальник районного отделения ФСБ допуска к материалам дела, естественно, иметь не мог.

– Извини, старлей… Покурил бы ты на крыльце, – попросил генерал по возможности не грубо. – Мы тут мнениями обменяемся.

Старший лейтенант пожал плечами, и вышел, из комнаты.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Подполковник Сохно, когда отпрыгивал в сторону, не знал еще не только того, кто находится за его спиной, он не знал даже, где этот некто находится. Но, если в него не стреляли, а бросали нож, значит, кому-то не хочется поднимать лишний шум. Метательный нож слишком ненадежное оружие, чтобы на него надеяться, если есть другое оружие. Только отдельные специалисты владеют им так, что не промахиваются. А у Сохно под «разгрузкой» был стандартный армейский бронежилет, который такой бросок выдержит без труда. «Разгрузка» с карманами только спереди бронежилет прикрывает, сзади она состоит лишь из широких резинок, и резинки эти бронежилет ничуть не скрывают. Но человек бросал нож прицельно, надеясь, очевидно, не бронежилет пробить, а попасть в шею. И если бы не реакция подполковника, нож мог бы свалить его. Но он реакцию продемонстрировал. И поддержал игру, не стреляя сразу в ответ, хотя, даже еще не обернувшись, уже по выстроенной в голове траектории полета ножа определил местонахождение противника. Ствол цель нашел сразу, но палец задержался на спусковом крючке, чтобы дать глазу «оценить» ситуацию.

Противник стремительно приближался, он был невысокого роста, крепкий, с типично азиатскими чертами лица. Но автомат держал на ремне за спиной, предпочитая действовать ножом – теперь уже не метательным, а длинным и тяжелым боевым.

Выбор у Сохно был. Он мог выстрелить навстречу двигавшемуся противнику. И, скорее всего, попал бы в голову, потому что тело тоже прикрывалось бронежилетом, и в тело стрелять бесполезно. Но мог и промахнуться, потому что движение противника было слишком стремительным. Думать было некогда, и Сохно выбрал другой вариант – совершил еще один быстрый прыжок в сторону, и за ним следующий, еще на пару метров. Необходимость такого выбора была продиктована еще и тем, что подполковник стремился оказаться между неизвестным боевиком и девушкой, которая так и стояла на тропе, замерев от напряжения.

Промахнувшись и во второй атаке, боевик все же не упал, но самым немыслимым образом расставил в стороны руки, как крылья, и одновременно сделал широкое круговое движение ногой, поднятой почти до уровня руки – балет, да и только. Движение ноги создало энергию противоположного направления, развернув тело, и позволив человеку устоять на ногах. И уже по одному этому движению стало сразу ясно, перед подполковником Сохно был противник, владеющий какой-то неизвестной ему системой рукопашного боя, позволяющей за счет непривычных для простого глаза, но по своему логичных движений управлять своим телом. И неплохо управлять.

Сохно ждать дальнейшего развития событий не стал, и сам прыгнул вперед, сокращая дистанцию. Противник опять совершил не то, что полагалось бы совершить по логике, – он не в сторону отпрыгнул, чтобы со стороны попытаться выйти хотя бы на равное по высоте положение, а вверх, при этом отталкиваясь от земли сразу двумя ногами, и приближаясь. Теперь между противниками было только три метра. Боевик даже руку к автомату не тянул, но, видя в руке у подполковника пистолет, начал раскачивать корпус из стороны в сторону. Обычный «маятник», который предполагает в определенный момент имитацию рывка вперед, чтобы вызвать выстрел, но корпус в сам момент выстрела убирается, и следует атака на сближение. Азбучные истины любого спецназа любой страны.

Сохно не просчитывал варианты, он принимал их готовыми, многократно оттренированными и потому не раздумывал над тем, что ему самому делать в такой ситуации. И, вместо того чтобы стрелять, когда противник показал, что делает рывок вперед, Сохно выждал две секунды, дожидаясь, когда тело примет неудобное для возврата положения, и сам вперед прыгнул, используя преимущество верхней позиции и нанося удар ногой. Вообще Сохно не любил бить ногой выше пояса. Разве что в ближнем бою левым коленом в печень. Удар рукой всегда более эффективен и точен. Но сейчас, с верхней позиции, удобно было бить в корпус чуть ниже уровня груди, и Сохно ударил ногой, заставив противника свалиться. Но и падал тот достаточно своеобразно. Не сопротивляясь силе удара, а гася ее, вовремя сгибая и отводя корпус. А при падении каким-то немыслимым образом умудрился еще перекатиться через свою выставленную руку, и снова оказаться на ногах. И опять не попытался снять автомат.

Сохно был уверен, что снова выхватит пистолет раньше, чем боевик до автомата дотянется, и потому пистолет неторопливо убрал в кобуру. И при этом не забывал об осторожности, ощупывая взглядом пояс и карманы противника – чем тот еще вооружен.

Боевик «поиграл» ножом, и вдруг вытащил из кармана совсем уж экзотическое для здешних мест оружие – нунчаки, и со свистом прокрутил ими перед собой.

Сохно, видя, как довооружается противник, свой нож доставать не стал, но вытащил свою привычную и более страшную лопатку, которую взял в левую руку, а правой захватил смотанную кольцами веревку. Ту самую, которую пожалел для связывания своей «попутчицы», надеясь, что она еще сгодится ему. И сгодилась…

Противник вдруг сделал выпад, которым достать подполковника, естественно, не сумел, но возвратиться из выпада в нормальную стойку не захотел, а фехтовал в воздухе одновременно ножом в правой руке и нунчаками в левой. И покачивался на вытянутых почти в полушпагате ногах.

Сохно с любопытством наблюдал за этой красивой и эффектной картиной, достойной фильма с участием мастеров восточных единоборств, но скоро любоваться ему надоело, и он просто шагнул навстречу противнику. Тот подтянул оставленную позади ногу, атаковал сначала нунчаками, которые сразу запутались в мотке веревки и стали бесполезными, а потом ножом. Но вот к этому второму удару Сохно подготовился заранее, приготовив отточенную лопатку. Он не стал защищаться, а ударил навстречу ножу, используя преимущество длины черенка. И рука с ножом основанием кисти напоролась прямо на лезвие лопатки.

Нож выпал… Нунчаки остались висеть на веревке…

А теперь атаковал Сохно. Лопатка перевернулась черенком вперед, и быстрый выпад выбросил округлую оконечность черенка прямо в лоб противнику. Удар не самый смертельный, но за ним последовал и более серьезный – с близкого расстояния локтем сбоку в острую смуглую скулу.

Сохно сам не ожидал, что его удар получится настолько мощным, что швырнет противника со склона. В бессознательном состоянии совершать вращательные движения руками и ногами боевика никто не научил. И потому тот просто катился до самого обрыва, с которого и сорвался, с треском ломая кусты. Высота там, как помнил подполковник, побольше двадцати метров. Можно, конечно, сконцентрироваться и удачно приземлиться даже при такой высоте. Но для этого необходимо иметь за спиной парашют.

С боевиком все было кончено.

Подполковник вытащил из кармана белоснежный платок и вытер им пот со лба. И только после этого посмотрел на свою «попутчицу». Та неподвижно замерла в самом начале схватки и до сих пор так и стояла.

– Напугалась? – кивнул Сохно. – Отдышись. Сейчас дальше двинем.

– Чайна, – сказала вдруг она, глядя на обрыв, с которого упал недавний противник подполковника.

– Что-что? – Сохно, конечно, знал, что «чайна» по-английски означает «китаец». – Откуда здесь чайна?

Она опять заговорила. Многое сказала, но он ничего не понял. Но слово «чайна» она повторила несколько раз.

– Рапсодия, я – Бандит!

– Догоняешь? – спросил полковник так, словно не сомневался в утвердительном ответе.

– Притормозил. В себя прихожу.

– Споткнулся что ли? – в привычной манере поинтересовался Кордебалет.

– Не я споткнулся. Тут место такое, споткнешься – в пропасть полетишь.

– «Попутчица»? – спросил Согрин.

– Попутчик. Еле отбился. Выскочил, как черт из табакерки. Метательным ножом в спину швырнул. «Попутчица» спасла. А потом он споткнулся, и в пропасть упал.

– Конечности себе не поломал?

– Он – наверняка. А я нет… аккуратно локтем бил.

– Новая банда? – В голосе Согрина послышалось откровенное беспокойство.

– Хуже. Моя «попутчица» видела этого человека. Она называет его «чайна» и пытается что-то объяснить.

– Откуда здесь китайцы?..

– Вот… Теперь она показывает три раза по три пальца и опять повторяет то же самое. Я так понимаю, что где-то здесь еще восемь китайцев ножами бросаются. А, может быть, и еще девять. Я не знаю, плюсует она моего или списала его со счета.

– Будь осторожнее. Как бы твою мадам разговорить?

– Только, если ты по телефону со штабом свяжешься. У них есть переводчики.

– Дело, – сразу согласился Согрин. – Хотя твою хитрость я понимаю. Я торможу, Кордебалет продолжает наблюдение, Толик с мадам движется к спуску. Внизу встречаемся.

– Мы зайдем с другой стороны обрыва. Хочу посмотреть на своего «чайника». Может, документы при нем есть?

– Добро. Я подожду. Долго не задерживайся…

2

Полковник Доусон на короткое мгновение оглянулся, чтобы посмотреть сквозь заднее стекло на машины. Память привычно запечатлела ситуацию. Когда он через пять минут снова обернулся, ситуация не изменилась.

– Темно-синяя «Сьерра»[21] с помятым левым крылом… – сказал полковник, тоном требуя дополнительной информации.

– Я вижу ее уже третий день, – согласился Дэн. – Назойливая машина.

– Это могут быть грузинские спецслужбы?

– Едва ли… Спецслужбы знают о вашем приезде. Мы с ними очень даже дружим.

– Русские? С русскими вы не очень даже дружите?

– Возможно. Но тоже едва ли… У русских здесь сильная база и хорошие спецы. Остались еще со времен Советского Союза, по национальности грузины, и вычислить их сложно. Но они, при своих возможностях, могли бы передавать нас от машины к машине и остаться незамеченными. От этих я позавчера, когда на базу ездил, без проблем оторвался. У меня спортивный форсированный двигатель с двойным турбонаддувом. Машина сделана по спецзаказу. Во всей Грузии за мной ни одна машина не угонится. Эти, я думаю, действуют так или из-за наглости, или по необходимости, потому что не имеют собственной базы, или умышленно нас пугают…

– Тогда – кто они?

– Не знаю. Стекла сильно тонированы. Лиц не рассмотреть…

– Что-то предлагаете?

– Вести себя естественно. Если они за нами едут, значит, они знают, за кем едут. Если они знают, за кем едут, они понимают, что мы их засекли. Хотелось бы узнать, что им надо… Появились они до вашего приезда, следовательно, слежка вовсе не обязательно с ним связана. Хотя они могли начать следить заранее…

– Вы говорите, что дружите со спецслужбами?

– Конечно. Коллеги все-таки. – В голосе Дэна звучали самодовольные нотки.

Но полковнику это самодовольство не понравилось. Вернее, ему не понравилось то, что местные спецслужбы знают о его приезде, и потому Доусон сказал почти резко:

– Почему же тогда вы не подключите их? Позвоните сейчас же и запросите данные на машину. Им выяснить принадлежность гораздо проще, чем нам.

Дэн без возражений принял упрек, притормозил и остановился рядом с тротуаром. Достал мобильник и по памяти номер набрал. Доусон сразу заметил, что номер набирается не из записной книжки трубки, а по памяти. Это могло бы говорить о тесном сотрудничестве. А ему тесно сотрудничать без острой на то необходимости ни с кем посторонним не хотелось.

Дэн разговаривал по-грузински, и полковник не понял из разговора ни слова. Клер в этот раз переводчицей быть не захотела, и Доусону оставалось только молчаливо ждать, когда капитан сам сообщит результат переговоров.

Тот убрал трубку в чехол:

– Они выяснят и позвонят. Предлагают свою помощь по блокированию машины. Я пока отказался. У нас есть свои силы, которые в состоянии это сделать, и тогда можно будет обладать приоритетом или даже эксклюзивным правом на данные допроса.

Машина снова тронулась. Клер глазела по сторонам с детским восторгом, но Доусону сейчас было не до нее. Он еще дважды оборачивался, проверяя, на месте ли преследователи. Те держались не слишком близко, через две-три машины, но и не отставали.

Наконец-то Дэну позвонили. Разговор опять велся по-грузински. Но сейчас он был коротким.

– Такого номера в природе не существует, – перевел капитан сообщение. – Это может быть только в двух случаях, когда номер фальшивый и когда он принадлежит администрации президента страны.

– Едва ли «Сьерру» будут держать в гараже президента, – высказала свое мнение Клер. – Машина уже слишком много набегала, чтобы на нее можно было положиться.

– В этом вы, наверное, правы, – согласился и капитан. – Что они, наглецы, делают?..

Доусон понял, что Дэн глянул в зеркало и что-то в поведении преследователей его смутило, и обернулся к заднему стеклу. «Сьерра» пересекла сдвоенную сплошную разделительную линию и пошла на обгон по встречной полосе движения. Доусон увидел, как опускается стекло в правой задней дверце. Опыт помог ему прочувствовать ситуацию.

– В правый ряд! – не сказал, а рявкнул он.

Капитан хорошо среагировал, но сразу перестроиться ему помешала машина, идущая справа. Но Дэн не зря хвастался форсированным двигателем. Резкое нажатие на педаль акселератора выбросило «Мондео» вперед и позволило капитану уйти вправо в первый ряд. Но «Сьерра» тоже уже набрала скорость. И поскольку Дэн дальше не гнал, машины быстро поравнялись.

Наблюдая за ситуацией, Доусон тоже среагировал, но по-своему. Он довольно грубо и бесцеремонно схватил в охапку Клер и прижал ее к сиденью. И как раз вовремя, потому что из открытого окна «Сьерры» высунулся короткий ствол автомата, и последовало несколько очередей. Полетели стекла.

Стреляли явно не в Дэна, а в пассажиров на заднем сиденье. Но капитан резко затормозил, сбивая с прицела стрелявших. Полковник был не вооружен, а в левой руке капитана, как по волшебству, вдруг появился пистолет, и он успел трижды выстрелить в проскочившую вперед «Сьерру». Впрочем, результата выстрелов за тонированными стеклами видно не было, а сама машина резко ушла вперед. Дэн не стал догонять ее.

Полковник сел прямо, а Клер выпрямиться не спешила.

– Это даже интересно… Не успели вы сообщить грузинским спецслужбам, что мы заинтересовались машиной, как из этой машины начали в нас стрелять. В нас с Клер, прошу заметить. Мне это не нравится… Можно будет прояснить ситуацию скрытно? И не по телефону…

– Я попробую, мистер Доусон, – тотчас согласился капитан, должно быть, мысли у него текли по тому же руслу, что и у полковника. – Вы увидели кого-нибудь в машине?

– Водителя не видел. А стрелял какой-то азиат… Может быть, вьетнамец… Впрочем, мне после вьетнамской войны вьетнамцы много лет снились, и я в каждом азиате готов видеть вьетнамца… Просто – азиат… В России ведь тоже есть азиаты…

– Я не был в России, мистер Доусон. Я раньше работал по Ирану. И только чуть-чуть соприкасался с проблемами Грузии. Но командование посчитало это основанием для моего перевода, и вот я уже третий год здесь… Я тоже обратил внимание на то, что в меня не стреляли. Должно быть, они не подумали, что у меня может быть оружие. Но я должен был попасть в того, кто стрелял. Даже сквозь темное стекло. По крайней мере, мне показалось, автоматчика я ранил. Я вообще-то неплохо стреляю.

– Да, они не отстреливались, – рассудила Клер.

Она совсем не выглядела напуганной, и это полковника обнадежило. Там, куда они отправляются, не только мужчинам, но и женщине требуется мужество.

Дэн свернул за угол на тихую кривую улочку, резко уходящую вверх, и остановил машину, чтобы осмотреть повреждения. Вместе с капитаном вышел и полковник.

Не считая стекла, три пули попали в дверцу, но не пробили ее насквозь, иначе Клер могла бы пострадать. Одна пуля попала в водительскую дверцу рядом с замком, ее пробила, но застряла в сиденье. Дэн даже не почувствовал удара.

– Надо же, в меня, оказывается, чуть не попали. Что будем делать, мистер Доусон?

– Вы предлагаете продолжить экскурсию по городу? Вот… Я тоже думаю, что нам лучше отсидеться в тихом месте. Ваш дом надежен?

– Вполне. Там есть охрана.

– Тогда – едем.

3

Майор Яблочкин позвонил в Москву и передал номер телефона, оставленного большим толстым человеком. Судя по тому, что объяснять Яблочкину ничего не пришлось, в Москве уже ждали этого звонка.

– Так что же мы имеем на настоящий момент? – спросил генерал Воронов, как только Яблочкин убрал трубку.

– В настоящий момент, товарищ генерал, мы должны рассматривать два возможных варианта развития событий, – сказал Яблочкин, сосредоточенно морща лоб. – Конечно, я догадываюсь, что вариантов может существовать гораздо больше, но два мне кажутся приоритетными, и потому работать предлагаю исходя из них.

– Слушаю тебя. – Генерал Воронов собственной инициативы не проявлял, и в этом, конечно, была его большая заслуга.

– Первый вариант. Мы рассматриваем базовый аспект. Тот самый, что первоначально планировался при подготовке и проведении этой затянувшейся на десятилетия операции. Согласно этому варианту Доктор Шин является этническим колумбийцем американского происхождения доктором Хуахином Шинкуа. Доктора Шинкуа ввели в состояние временной амнезии, вывезли с территории Соединенных Штатов, чтобы использовать его научный потенциал, но при попытке вывода в нормальное состояние произошел непредвиденный сбой. Что мы имеем в наличии в этом случае? В этом случае мы имеем в наличии частичное самопроизвольное возвращение памяти. Вернее, и не памяти вовсе, а научных способностей и наработанных инженерно-конструкторских навыков. Какие действия мы должны предпринять в этом случае? К настоящему моменту в научно-исследовательских лабораториях ГРУ разработан препарат, способный вывести доктора Шинкуа из состояния амнезии. Но необходимо ли нам это? Его знания, существенные на момент похищения, к настоящему времени не представляют ценности. Российские ученые ушли далеко вперед, хотя для американцев доктор Шинкуа мог бы представлять интерес. Мне кажется, гораздо проще дать господину Шинкуа постепенно возвращаться к какому-то серединному состоянию, в котором приблизительно он и находится сейчас, и позволить ему работать на нашу государственную оборонку в качестве простого научного сотрудника. Так от него будет польза… Что бы ни говорил главный врач, а доктор Шинкуа, как утверждает полковник Студенцов, которому я верю, – гений. Разбрасываться гениями – это преступление против человечества… И против обороноспособности страны тоже… Это все, что касается первого варианта.

– Вариант вполне логичный, – согласился генерал Воронов, которого погоны заставляли подводить итог и говорить решающее слово, – однако я не вижу вариантов проверки состояния доктора Шинкуа. Если ему вводить антидот, тогда будет гарантия. Тогда мы будем точно знать все, точно так же, как он сам.

– Не совсем так, товарищ генерал, – возразил полковник. – Конечно, так проще, и не надо ломать себе голову. Однако существует множество различных «но»… Во-первых, тогда возникает угроза вывода ситуации из-под контроля. Кто знает, как и когда доктор Шинкуа, притом что он гений, сможет найти выход на, скажем, посольство США… Это грозит серьезным межгосударственным скандалом. Во-вторых, у нас нет никакой гарантии, что он согласится работать в полную силу своих способностей на вчерашнего своего противника, а не вредить ему умышленными ошибками, которые гений всегда сумеет замаскировать. В-третьих… Третье возражение, я думаю, будет перекликаться с предложением майора Яблочкина, поэтому пока предоставим ему слово…

– Я слушаю, – с уважением к себе кивнул генерал Воронов и закашлялся, как закаркал.

Яблочкин почти минуту сосредотачивался, мысленно формулируя аргументы, наконец, сказал, поглядывая при этом на полковника Студенцова:

– Первая непредвиденность, произошедшая после неудачной попытки введения антидота доктору Шинкуа, это его проявившаяся способность разговаривать по-китайски. И не просто разговаривать, а грамотно писать и читать. Согласно заключению специалиста-лингвиста он строит речь, как натуральный китаец из южных провинций Китая. Хотя и несколько старомодно. Может быть, как говорит лингвист, излишне правильно. Так иногда говорят в совершенстве владеющие китайским языком иностранцы, иногда говорят сами китайцы, обладающие высокой культурой и мощным интеллектуальным развитием. При этом специалистами ГРУ и некоторыми другими привлеченными специалистами рассматривались вопросы аналогов. Наука знает отдельные, правда, очень редкие случаи, когда вследствие или физической травмы, или сильнейшего шокового состояния люди вдруг начинали или говорить на иностранных языках, или проявляли какие-то совершенно невероятные иные способности. Так, после автомобильной аварии, одна жительница Австралии стала считать быстрее электронно-вычислительных машин. Но способность говорить на иностранных языках, причем совершенно незнакомых объектам ранее, встречалась науке чаще всего. И есть предположение, что с доктором Шинкуа произошло нечто подобное. Однако доказать это практически невозможно. Тем более что существует другая версия произошедшего… Мы вполне обоснованно имеем возможность предположить, что доктор Шинкуа является совершенно иным лицом. По всей вероятности, сотрудником китайской разведки, что не мешает ему быть гениальным ученым. И наши спецслужбы, выкрав его из американской лаборатории, больше помогли американцам и помешали китайцам. В этом случае сразу встает вопрос: соответствует ли действительное медицинское состояние доктора Шинкуа, или Доктора Шина, как во втором варианте называть его будет правильнее, мнению, высказанному о нем нашими врачами…

– Не верю я этому, извини за выражение, медицинскому работнику, – почти, как Станиславский, сказал генерал Воронов. – Не верю…

– У нас есть свои медицинские работники, которые будут в состоянии с ним разобраться, – сказал полковник Студенцов.

– А вот в этом я сомневаюсь, – не согласился майор Яблочкин. – Психология – вещь настолько тонкая, что полностью быть уверенным в результатах экспертизы невозможно. У меня даже есть подозрения, что Доктор Шин давно уже дурачит и нас, и главного врача.

– У меня такое подозрение только сегодня появилось, – сказал полковник Студенцов. – Когда мы от автосервиса отъезжали, китаец в окно смотрел. На меня… И впечатление такое создалось, что он меня узнал.

– Я так понимаю, сказал генерал Воронов, что тебя, полковник, специально привезли, чтобы этому китайцу, если он китаец, показать.

– Что-то вроде этого, товарищ генерал, – согласился полковник.

– Вот и показали. И еще показать надо. Только сначала следует решение принять.

– Сначала нам следует, товарищ генерал, узнать, что наши хакеры смогли найти в компьютере Доктора Шина, – сказал Яблочкин, вытаскивая трубку, едва слышно потрескивающую от виброзвонка. – Как раз, наверное, по этому поводу и звонят. Быстро сработали. Извините. Я слушаю, майор Яблочкин.

Майору долго и тщательно что-то объясняли, он несколько раз прерывал объяснения только словом «так», показывая, что слушает, а когда убрал трубку в чехол на поясе, посмотрел на генерала с полковником с видом победителя.

– И что там? – первым не выдержал генерал.

– Они сумели забраться в его компьютер и запустили туда на будущее «троянского коня».

– Чего-чего?.. – не понял Воронов.

– «Троянский конь»… Это общее название компьютерных вирусов, которые скачивают данные с компьютера по какому-то определенному адресу. Кроме того, наши спецы просмотрели файлы, над которыми Доктор Шин в последнее время работал. И уверенно заявляют, что он проектировал генератор неравномерной плазмы. Здесь есть один тонкий момент. Он проектировал такой генератор, который невозможно построить в кустарных условиях автомастерской. Мог бы сконструировать и более простой. Но он сконструировал именно такой, какой можно на самолеты устанавливать. Спрашивается – для чего? Он же выполнял, как сказал Виктору Викторовичу, заказ. Следовательно, должен был сделать простейший генератор.

– Для чего? – спросил генерал.

– Это же у меня в Москве спросили. Я не знал, что ответить, и только сейчас мысль в голову пришла.

– Могу спорить, что эта же мысль и у меня вертится, – вмешался в рассказ полковник Студенцов. – Сказать?

– Скажите, товарищ полковник, – усмехнулся Яблочкин.

– Доктор Шин ждет нашего прихода. И напоминает нам, что он способен на многое.

– Для чего ему это напоминать? – не понял генерал.

– Но это же очевидно, товарищ генерал. – В голосе полковника даже прозвучал упрек.

– Шин надеется, что на него обратят внимание и заберут в настоящую лабораторию, где он будет работать с настоящими самолетами. – За полковника ответил майор, показывая, что думают со Студенцовым они одинаково. – То есть он сам хочет того же, что планировали мы в соответствии с первым вариантом. И он правильно просчитал, что мы заинтересуемся содержанием жесткого диска его компьютера…

– И что это значит? – спросил непонятливый генерал.

– Это значит, что он хочет иметь доступ к разработкам российских военных авиаконструкторов. Не помогать им хочет, а хочет иметь доступ, – объяснил полковник.

– Я, кстати, еще не закончил. Так вот, что самое интересное… – Сережа Яблочкин в душе всегда был хорошим артистом и паузы умел выдерживать впечатляющие. – Что самое интересное… Многие, если не все файлы, касающиеся связи через Интернет, Доктор Шин старательно уничтожает. Естественный вопрос – зачем, если в них нет ничего секретного? Ответ напрашивается сам собой: значит, в них было что-то секретное. Он, конечно, быстро освоил современную технику, и с компьютером общается вполне сносно. Однако не на уровне высших спецов. А высшие спецы могут определить следы, как собаки… Нюх у них, что ли, особый… Короче, следы нашлись легко, но вызвали удивление…

Теперь полковник с генералом молча ждали продолжения, и Яблочкину пришлось объяснить, так и не дождавшись вопроса:

– Доктор Шин работал с китайской раскладкой клавиатуры…

– Что это такое? – спросил Воронов.

– Долго объяснять, товарищ генерал. Если коротко, то так… Клавиатура имеет обычно две раскладки. С алфавитом страны пользователя и с дополнительным, как правило, латинским. Но этот дополнительный может быть в принципе любым. Китайская клавиатура существует в двух вариантах. В первом ею пользуются только в Китае, и насчитывает она около пяти тысяч клавишей. Очень сложная система. И не всегда умеющая работать бесконфликтно с обычной раскладкой. Но есть и упрощенная система, привязанная к стандартной клавиатуре. На ней может работать только тот, кто хорошо знаком с китайским компьютерным жаргоном. Так вот, оказывается, Доктор Шин этот китайский компьютерный жаргон хорошо знает. Выучил… А для чего ему это надо, спрашивается? Только для того, чтобы поддерживать постоянную связь с какими-то адресатами в Китае!

– Это все интересно, – согласился генерал Воронов. – Но что это дает нам в конкретной ситуации? Как нам сейчас поступать?

– Я думаю, мы не имеем полномочий для принятия самостоятельного решения, – сказал полковник Студенцов. – Надо звонить генерал-лейтенанту Спиридонову, пусть он как руководитель операции и решает…

– Будем звонить? – спросил майор Яблочкин.

– Звони, – согласился генерал.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Сохно вместе с «попутчицей» пришлось вернуться назад и сделать значительный круг, чтобы обойти обрыв и оказаться под ним, рядом с ручьем, журчащим по мелким камням. Но теперь подполковник не столько внимания уделял обучению девушки, сколько смотрел по сторонам. Во второй раз попасть из-за нее в засаду он не хотел. Следующий бросок метательного ножа может оказаться более удачным, и добровольно подставлять под него шею может только наивный человек, к которым подполковник себя не относил.

Сам обход, может быть, и не занял бы много времени, но вот спуск вызвал затруднения. Не зря боевики Абу Обейды, обследовавшие этот же самый участок, не рискнули здесь спуститься ниже. А Сохно рискнул даже притом, что он передвигался с обузой. Но вот здесь-то веревка ему и сгодилась. Выбрав подходящее место, подполковник быстро обследовал ближайшие кусты, проверяя, нет ли в них любителей метать ножи, и только после этого сделал на конце веревки петлю, в которую усадил «попутчицу», что-то лопочущую по-своему. Усадил и показал, как надо держаться за веревку. И только после этого спустил ее. Девушка, надо сказать, быстро сообразила, насколько такой способ спуска удобнее и безопаснее обыкновенного, и помогала себе ногами, отталкиваясь от склона. Спустив ее, Сохно спустился сам.

Теперь задержка была только на короткие мгновения, понадобившиеся подполковнику на то, чтобы смотать веревку для следующего случая, когда она понадобится. И – вперед, на место встречи с Согриным, но не по противоположному склону, а по низу, чтобы найти упавшего китайца.

Место падения подполковник определил точно. Однако Сохно пришлось основательно почесать затылок – сам «чайна» куда-то пропал…

– Рапсодия, я – Бандит! Новые неприятности.

– Что опять, Толя? – Наушник донес до Сохно тяжелый вздох полковника.

– Мой «чайник» весь, похоже, выкипел.

– Что? Я не понял.

– Китаец, говорю, куда-то пропал.

– Место точно определил?

– Кусты поломаны… Кровь на камнях…

– Посмотри вокруг. «Чайники» живучие. Мог отползти.

– Был бы след. Его унесли. Будьте осторожны. Склоны полны «чайников».

– Мне ни один не попался, – сказал Кордебалет. – Хотя от чая я сейчас не отказался бы. От крепкого, с парком. Чтобы поры прочистить.

– Я понял. – Согрин сохранил серьезность. – Будем соблюдать осторожность. Толя, место осмотри, и двигай ко мне.

– Понял, командир.

Место Сохно уже осмотрел. Сразу же, как только увидел, что упавший со скалы китаец исчез и нет следов от человека, передвигающегося ползком. Такая ситуация – классика, а правильное поведение в такой ситуации – профессионализм. Классика подсказывает, что на месте падения должен обязательно появиться тот, кто падению способствовал, и на него можно устроить засаду. И Сохно сразу проверил возможность такой засады. Однако засады не было. Возможно, потому, что для засады здесь самое неудобное место. Кусты только по берегу ручья под скалой и на скале, поднимающейся под углом в семьдесят градусов. Другой берег ручья здесь разливается шире, и усыпан крупными и мелкими камнями, но даже за самыми крупными камнями может спрятаться только ежик, да и то в тумане.

Совсем другое дело – метров на пятьдесят впереди, если передвигаться по дну ущелья. Там ручей под сводом деревьев и кустов скрывается. Там мокро и темно. Самое место для засады.

Подполковник внимательно осмотрел почву. Те, кто унес с места падения его «чайника», несомненно, были опытными спецами. Только в одном месте – на песке между камнями – остался след каблука. Человек, как понял Сохно по следу, пятился, иначе каблук так сильно не отпечатался бы. И больше ничего. Но, когда кто-то с тяжелой ношей пятится, он эту ношу может только волочь по земле. И она непременно следы оставила бы. Вывод – несли по крайней мере вдвоем. Если бы один взваливал на себя тело товарища, он не стал бы пятиться, разворачиваясь.

Вариантов предполагалось не много.

– Я – Бандит. Танцор, с твоего места меня видно?

– Нет, я уже за изгибом ущелья, – отозвался Кордебалет. – Что ты хотел?

– Просмотреть через «тепловизор» кусты впереди меня.

– Не могу, Толя. Боюсь потерять Абу Обейду. Впереди развилка троп. Он может уйти в соседнее ущелье. Чуть бы пораньше, а сейчас – не могу.

– Продолжай наблюдение, – дал команду полковник Согрин. – Бандит, выходи сразу на склон. Я сдвигаюсь на подстраховку. Только сначала позвоню полковнику Мочилову, чтобы загодя переводчика поискал. А ты поспешай.

– Понял.

Сохно понял не только это. Если «чайники» забрали разбившегося товарища и при этом следов почти не оставили, они – профессионалы. Простые боевики так не работают. Скорее всего, наемники. Китайские наемники, в основном бывшие спецназовцы, уже встречались среди боевиков. Но встречались единицами, а не группами. Однако это не говорит о том, что не может быть группы «чайников». Группы профессионалов. Сохно тоже профессионал. Что бы сделал он сам в такой ситуации? Конечно, засаду впереди в кустах организовал. Это решение просто напрашивается. Но сообразил бы и то, что противник может пожелать на склон выйти. В этом случае место выхода можно просто заминировать. На сложное минирование времени, скорее всего, нет. Значит, поставили «растяжку» или несколько «растяжек». И на каждую по паре гранат, потому что не знают численности группы, которая пройдет.

Кроме того, среди профессионалов может оказаться снайпер. Если есть такой, он сейчас держит Сохно на прицеле. Ощущение не самое приятное, тем не менее ситуация не самая опасная. Через оптику снайпер наверняка засек микрофон «подснежника» возле губ подполковника. Бандиты догадываются, что он не один. Убрать одного, значит, не определить других, и постоянно ждать, что на тебя нападут. И сколько может быть нападавших – неизвестно. Логика подсказывает другой вариант. Отслеживать. Обнаруживать засаду только в крайнем случае. Может быть, даже пропустить, если Сохно пойдет в ту сторону. Это – пятьдесят на пятьдесят… И просто подстрелить – пятьдесят на пятьдесят. И дать возможность взорваться на растяжке – пятьдесят на пятьдесят.

– Итого, подружка, у нас с тобой сто пятьдесят процентов из трехсот, чтобы выжить, и сто пятьдесят процентов, чтобы погибнуть, – приветственно кивнув, сообщил Сохно «попутчице».

Та ответила длинной фразой на чеченском, которую подполковник даже выслушивать не стал, поскольку все равно ничего не понял бы.

– Двигаем. Я – первый, ты – за мной.

Но и «двигать» сразу и резко подполковник не стал. Кто этих «чайников» знает… А если у них нет в наличии ни мин, ни гранат, и растяжку они не установили? А если они только-только успели до кустов добраться, как он появился на месте… Они ведь тоже не здесь сидели и ждали, когда их парень им на головы упадет. Если они его забрали, значит, видели момент противоборства и момент падения. И сразу туда двинулись. А они сейчас сидят в кустах, держат его на прицеле и не желают, чтобы он ушел по склону. Может такое быть? Вполне может. И они постараются не позволить ему уйти. И такое тоже может быть. Все – пятьдесят на пятьдесят.

Выход оказался простым. Сохно стал рассматривать следы вокруг. Делал вид, будто что-то ищет. Подозвал к себе ближе «попутчицу».

– Смотри, дура, сюда, и ни на шаг от меня не отдаляйся.

Она, естественно, ничего не поняла. И отличить слово «дура» от слова «отдаляйся» не сумела. И потому Сохно вынужден был взять ее за руку. И вместе с девушкой, продолжая осматривать землю под ногами, сдвинулся в сторону. Шаг за шагом, шаг за шагом, внимательно осматривая то, что осматривать было вовсе не обязательно, он приблизился к краю кустов, густо скрывающих склон, и рывком углубился в самую гущу, потащив девушку за собой, как щенка на веревке. И сразу остановился и присел, пригибая и ее к земле.

И вовремя. Пуля прошелестела в листве, ломая тонкие ветви. За ней вторая и третья. Выстрелов слышно не было. Неизвестный снайпер стрелял из винтовки с глушителем, через прицел без «тепловизора» или с севшими аккумуляторами «тепловизора». Снайпер долго тянул время, но считал, видимо, что Сохно никуда не уйдет. И только последний рывок показал ему намерения подполковника. Но стрелок был опытный. И стрелял туда, где должны были оказаться беглецы, если бы Сохно не догадался присесть…

– А теперь, подружка, будем внимательны, как зайцы среди волков. Соображаешь в какую ситуацию мы влипли? То-то.

Сообразила она или нет, это оставалось тайной, но для убедительности Сохно поднял перед носом девушки указательный палец. Потом передвинул ее себе за спину, но руку сразу не выпустил, чтобы она не отставала, и начал пробираться через кусты, внимательно оглядывая все и под ногами, и на уровне колен, и на уровне груди, и над головой. «Растяжку» установить «чайники» все же могли…

* * *

На более-менее безопасном расстоянии они окажутся, когда преодолеют середину подъема. Но и сам же решил перестраховаться и передвигался скрытно, с соблюдением всех возможных мер предосторожности. По пути были две вынужденные задержки. Установили или не установили «чайники» на подъеме «растяжки», неизвестно. Может быть, и установили, но посчитали, что он будет подниматься не здесь, а по более удобной тропе. Он же выбрал не самую удобную, а ту, которая позволила ему резко уйти с опасного открытого места. И если его кто-то вздумает преследовать, то, скорее всего, от него, убегающего, сюрпризов не ждет. И подполковник дважды останавливался, чтобы самому «растяжки» поставить. И уже там, где он посчитал место безопасным для более темпового передвижения, остановился в третий раз, потому что за спиной раздался взрыв – первая «растяжка» свою функцию выполнила. Если преследование и продолжится, то уже, скорее всего, в более медленном темпе. То есть оно уже не будет опасным преследованием. Но, скорее всего, после взрыва никто преследовать его не решится. Неизвестно, какую задачу ставит перед собой подполковник. Никому не известно, кроме своих, что он спешит. И потому «чайники» должны предполагать, что подполковник сам пожелает устроить на пути отступления засаду.

Он устраивать ее не стал, поскольку полковник Мочилов уже должен был найти кого-то в РОШе, чтобы «попутчица» подполковника могла рассказать, что ей известно. Откуда здесь взялись «чайники» и что они вообще тут делают – вопрос важный.

– Бандит, я – Рапсодия. Вижу тебя. Сдвигайся на десять шагов выше, и прямо. Сорок метров. Жду.

– Понял, командир.

* * *

Держа трубку спутникового телефона двумя руками, «попутчица» объясняла долго, с показом своего темперамента, и, порой, чуть не задыхаясь от собственных слов. Рассказ, видимо, вызывал в ней ярость.

Полковник Согрин только хмыкал. Сам он всегда старался экономить деньги родного ведомства и сводил разговоры к минимуму – передал информацию, получил приказ, и все. Разговоры по такому телефону стоят в несколько раз дороже, чем с обычного мобильника.

Наконец, девушка передала трубку полковнику. Хорошо еще, что не отключила ее сразу. Скорее всего, не сделала этого по неумению. Но Согрин трубку схватил.

– Слушаю, полковник Согрин.

– Игорь Алексеевич, – вместо полковника Мочилова говорил уже генерал-лейтенант Спиридонов. – Ситуация осложняется значительно. Мы пока можем только предположить, что там появились не «чайна»-боевики, а профессиональные китайские разведчики. Должно быть, какая-то разведывательно-диверсионная группа. Будьте осторожны. Их было девять человек. Как я понял, осталось восемь…

– Вероятно, семь. За спиной у Сохно был взрыв «растяжки». Минимум, одного человека должно было бы задеть. Более подробной информации у нас пока нет.

– Пусть так. Они здесь уже больше месяца. Тесно контактируют с боевиками. За оружие и деньги выкупили себе право действия на определенной территории. Вам задача ставится однозначная. Мы подготовились к «игре» с американской разведкой, но совершенно не предполагали, что в дело вмешаются китайцы. Должно быть, они ставят перед собой те же самые задачи, что и американцы. То есть конкурирующая фирма. Поэтому – приказ… Работать на уничтожение. Китайцы не должны помешать Абу Обейде и американцам выполнить свою задачу.

– Понял, товарищ генерал. Я поручу это дело подполковнику Сохно, а сам с подполковником Афанасьевым займусь группой Абу Обейды.

– У нас здесь под рукой есть группа подполковника Разина. Мы думаем задействовать их, хотя не хотелось бы показывать район густонаселенным. Но один Сохно не справится. Даже, если их семь человек, а не восемь.

– Он справится. В крайнем случае, ему поможет издали подполковник Афанасьев.

– Каким образом?

– В качестве снайпера. Кроме того, наступает темнота. В темноте Сохно вообще стоит батальона.

– Добро. Действуйте. Тогда мы оставляем Разина в резерве до того момента, когда необходимо будет блокировать Абу Обейду. Все. У меня мой «мобильник» звонит.

2

Дом, который капитан Дэвид Дэн назвал своим, был неплохо построенным, небольшим двухэтажным особняком с садом и верандой, выходящей в этот сад. Над крышей торчали несколько антенн, в том числе и спутниковых «тарелок». Значит, Дэн осуществляет связь именно отсюда. Это хорошо. Появляться в посольстве полковнику по вполне понятным причинам не хотелось, хотя военный атташе наверняка знает о его приезде. Может быть, даже ждет с визитом. Но лучше обойтись меньшей гласностью и удовлетвориться только этим домом, который, прочно уцепившись за пологий склон горы, давал возможность обзора подъездных путей. А их и было-то всего два, правда, два пути имеют, как правило, четыре оконечности.

– Как здесь с безопасностью?

– Сверху могут спуститься только те, кто там живет, – сообщил Дэн. – Поверху идут глухие тупики. Улица справа оканчивается через четыре дома, улица слева через шесть домов. Итого, десять домов. Со всеми жителями я нахожусь в добрососедских отношениях. Для нас это безопасные люди, для своих сограждан, мягко скажем, не совсем. Дорога ночью освещается. Так что, проблем не будет.

– Что такое, «не совсем»? – поинтересовалась Клер настороженно. Ее настороженность понять несложно – после обстрела машины любой будет проявлять осторожность.

– Это местная промышленная мафия и откровенные гангстеры. У всех дома охрана не хуже нашей, и даже более многочисленная. В случае чего, одни помогут защититься другим. И нам, случись что, помогут… Здесь так принято.

«Форд Мондео» без натуги одолел подъем и въехал в заранее распахнувшиеся ворота. Машину, должно быть, увидели издалека и встретили.

Во дворе стояли двое крепких парней в строгих цивильных костюмах, под которыми угадывалось оружие. Обычная подмышечная кобура делается сейчас не слишком заметной. Здесь же наверняка, судя по громоздкости, на вооружении были не пистолеты, а пистолеты-пулеметы, которые полностью спрятать проблематично. Но с такой серьезной охраной выспаться можно было спокойно, и Доусон остался доволен.

В столовой их уже ждал богатый ужин, все блюда опять изобиловали перцем, и полковник понял, что повар в доме – грузин. Несколько сортов грузинского вина могли бы превратить ужин в застолье, и полковник к вину не притронулся, а Клер только попробовала два сорта. Доусону показалось, что вино не привело ее в восторг, несмотря на ностальгические нотки.

– Клер после такого долгого пути необходимо отдохнуть, – не слишком прозрачно полковник намекнул Дэну, что им неплохо бы побеседовать наедине.

– Я покажу ее комнату. Душ в конце коридора направо. Полотенца в шкафу в самой комнате. Можете располагаться, мы вам мешать не будем.

Доусон дождался, когда Дэн вернется:

– Я могу отсюда связаться с генералом Хантом?

– У нас там еще не начался рабочий день. Я бы посоветовал вам, сэр, отдохнуть. Как только Хант появится на месте, я позову вас. Показать вам комнату?

– Покажите. А потом разберитесь с этой историей. Я не люблю, когда неизвестно, кто в меня стреляет. Впрочем, не люблю, даже когда знаю, кто.

– Я займусь, – пообещал капитан.

* * *

Дэн разбудил полковника уже под утро.

– Генерал только что появился в кабинете. Он ждет вас, мистер Доусон.

– Вы доложили ему про обстрел машины?

– Конечно.

– Сами что-то выяснили?

– Машина найдена брошенной на одной из окраин Тбилиси. На заднем сиденье обильные следы крови. Эксперты-криминалисты говорят, после такой потери крови не живут…

– Вы же хорошо стреляете, – напомнил полковник то ли с непонятным укором, то ли просто слегка раздраженный спросонья, что со многими людьми порой случается. – По больницам, надеюсь, искали?

– Этим занималось местное Министерство внутренних дел. У меня там тоже есть свои люди. Запросы были отправлены. Но они считают, что в больницу покойника не повезут. И в морг тоже… Просто закопают где-нибудь на обочине дороги. Следы найти будет трудно.

– Номера кузова, двигателя?

– В Грузии такие номера не значатся. Отправили запрос в Россию. Но ответа еще нет. Как только что-то появится, мне сообщат.

– Рекомендую вам обратить внимание на момент открытия стрельбы, – сказал полковник назидательно и посмотрел прямо в глаза капитану. – Только вам передали сообщение из местной службы безопасности, как передали это же сообщение и им. Тут все началось. Не доверяйте своим информаторам. Где у вас комната связи?

– На первом этаже.

– Я умоюсь и сразу спущусь к вам.

* * *

– Я рад, Майкл, что все обошлось, – сказал генерал Хант в ответ на приветствие полковника. – Если бы покушение удалось, это стало бы для нас и для нашего дела непоправимым несчастьем. Побереги себя и ту леди, что я тебе прислал. Меня уже основательно прессуют из-за нее. Оказывается, черт возьми, она чуть ли не самый ценный научный работник в Соединенных Штатах. И случись что… Сам понимаешь… Нас съедят.

– Я поберегу ее, сэр, – согласился Доусон. – Меня перед отлетом вводил в курс дела еще один парень. Сейчас он работает в ФБР, но раньше работал в АНБ. Он мне кое-что поведал о профессоре Хуахине Шинкуа…

– Я разговаривал с ним. Тоже Доусон. Мы начали плотно контактировать с ФБР по этому вопросу, к сожалению, только в последнее время. Они уже сегодня нашли интересные сведения. Миссис Такуа, если я не ошибаюсь, является учеником доктора Шинкуа?

– Сотрудником. Она начинала карьеру под его началом, и считает его… Короче, относится к нему с большим уважением.

– Так вот, ФБР копнуло глубоко в историю и узнало нечто интересное… Настоящий Хуахин Шинкуа благополучно сгнил в могиле еще лет двадцать назад. И он никогда не был серьезным ученым. Закончил, правда, университет, но быстро сошел в могилу из-за любви к героину… Кажется, передозировка… И ничем себя не зарекомендовал. Но вот следов, откуда взялся второй Шинкуа, ни мы, ни ФБР не нашли. Но в ФБР уверяют, что искать их следует или в России или в Китае. Скорее всего – второе, потому что китайцы проявляли повышенный интерес к клинике, где Шинкуа содержался.

– В нас сегодня стрелял человек с азиатской внешностью, – напомнил полковник.

– Мне доложил Дэн… Азиатская внешность в тех местах не редкость. Не забывай, Майкл, что ты попал в Евразию. Но это тем не менее дополнительная информация, которая может иметь значение, а может и не иметь. Возможно, это в самом деле китайцы. На всякий случай, присматривайся ко всем азиатам.

Доусон положил трубку в гнездо высокочастотной шифровальной машины прямой связи, сел в кресло перед столом, словно он здесь хозяин, и посмотрел на капитана.

– Теперь, Дэвид, обсудим наши дела, пока миссис Клер отдыхает. Ее ни к чему посвящать во все тонкости вопроса. Итак, кто нас ждет на базе?

– Группа сопровождения, сэр. Это настоящие чеченские боевики. Они доведут нас до места свидания с Абу Обейдой и впоследствии останутся в нашем охранении.

– Я слышал, что чеченцы в последнее время стали ненадежными, – выразил полковник свои сомнения. – В России следуют амнистия за амнистией.

– Ненадежные почти все сдались. Остались те, для кого возможность попасть под амнистию исключена. И таких немало… Я привлекаю их, давая надежду вскоре перебраться в Америку. Это стопроцентная наживка, и они на нее хорошо клюют. Тем не менее осторожность с ними соблюдать следует.

– Дальше… Мы встречаемся с Абу Обейдой… Что дальше?

– Обейда имеет информацию о месте и времени проведения испытаний, получает половину условленной суммы, и выводит нас в нужное место к нужному моменту. Остальную сумму получает после завершения операции.

– Деньги?..

– У меня в сейфе.

– Хорошо. Естественно, мы не возьмем с собой все. Вторая половина должна оставаться здесь. Еще вопрос, и очень важный. Что знает Обейда о месте дислокации самолетов? С какого аэродрома они взлетают?

– У меня нет такой информации.

– Попробуйте найти ее. Если бы информация была у генерала Ханта, он, несомненно, дал бы ее нам. Наверняка, не любой аэродром способен принять такие самолеты. Это сокращает поиск. Должны быть и другие ограничения. Спросите у миссис Такуа. Она больше в курсе, чем я. Но информация нужна. Попробуйте через свои каналы. Есть у вас такие каналы?

– Каналы-то есть… Но срочность…

– В этом вся ценность информации.

– А необходимость? Я не совсем понимаю…

– Это я могу объяснить. Если мы будем знать место дислокации, мы, возможно, сможем снять приборы с самолета прямо там… С помощью ваших чеченцев… Это сразу решило бы все вопросы.

– Задача – супер, – усмехнулся капитан.

– Чтобы добиться результата, задачу всегда стоит ставить по высшей планке. Есть у меня еще время, чтобы поспать?

– Часа три.

– Тогда я использую эти три часа с пользой.

Полковник встал.

3

Майор Яблочкин набрал номер генерал-лейтенанта Спиридонова и долго ждал, когда он ответит. Обычно генерал быстро отвечал на звонок, но иногда – во время полетов на самолете или вертолете – отключал ее, потому что так требовали пилоты. Сейчас лететь куда-либо он вроде бы не собирался. Наконец Спиридонов ответил, по определителю узнав, кто звонит:

– Слушаю тебя, Сережа.

– Товарищ генерал, у нас есть интересные сведения из Москвы. Наши компьютерщики поработали… Есть подозрения, что Доктор Шин работал с клавиатурой, имеющей китайскую раскладку. Он постарался убрать все следы, но кое-что осталось. Правда, следы очень старые… Возможно, тогда Доктор Шин не все умел, и потому убрал их не полностью. После этого или научился, или работал с какого-то другого компьютера. Это тоже вероятно и проблем не составляет. В соседнем городе несколько компьютерных клубов. Отследить IP-адреса, по которым Доктор Шин работал, не удалось, но ему в компьютер поставили «троянского коня». При следующем сеансе можно будет засечь адресата. Если, конечно, следующий сеанс будет.

– Интересно, майор… А почему сеанса может не быть?

– Элементарная осторожность. Как я говорил, он имеет возможность работать с другого компьютера. Кроме того, у нас есть подозрения относительно его дальнейших планов.

– Я слушаю. – Генерал торопился и не дал Яблочкину выдержать привычную паузу.

– Наши спецы, товарищ генерал, просмотрели то, что делал Доктор Шин на своем компьютере. И категорично заявляют, что это не автомобильный антирадар, а настоящий генератор неравномерной плазмы. И сделать такой в кустарных условиях, не имея специальной техники и высококлассных специалистов, невозможно. То есть он проектировал то, что не смог бы сделать в автомастерской. Спрашивается, для чего?

– Для чего?

– Мы посчитали, что Доктор Шин не случайно рассказал о своей работе хозяину мастерской. Он знал, что тот расскажет главврачу лечебницы, а тот передаст сообщение дальше. И это приведет к просмотру файлов на компьютере. То есть он умышленно создавал проект для нас, чтобы мы могли оценить его и привлечь к работе в наших лабораториях. Доктор Шин, короче говоря, товарищ генерал, рвется на место, где он будет иметь доступ к российской военной документации.

– Да, это возможный вывод. Что предполагаешь делать, Сережа?

– Мы обратились к вам за приказом, товарищ генерал. Вижу целесообразность для начала «игры» с китайской разведкой. Через Доктора Шина мы сумеем, во-первых, гнать дезинформацию, во-вторых, выйдем на китайскую резидентуру.

– Что генерал Воронов советует?

– Ничего. Дать ему трубку?

– Не надо. Он все равно ничего не посоветует.

– А как нам быть с Доктором Шином?

– Забирайте его в Москву. Я думаю, у нас есть косвенные подтверждения активности китайской разведки. В настоящее время здесь, в Чечне, спецназ охотится за группой китайцев, которые, похоже, прибыли на испытания. Да… Вероятно, это все звенья одной цепи… Действуй, Сережа.

* * *

Сережа Яблочкин начал действовать. Естественно, вместе с генералом Вороновым, от которого пока требовали только одно: чтобы он не мешал, и полковником Студенцовым, который тоже косо посматривал на помощника с генеральскими погонами. Старший лейтенант, начальник районного отделения областного управления ФСБ, выехал вместе с москвичами в основном в качестве декорации, поскольку дорогу к автосервису Яблочкин помнил и без него.

Рабочий день уже подходил к концу, и машин рядом с автосервисом не было, за исключением внедорожника «Инфинити», принадлежащего большому толстому человеку Виктору Викторовичу. Рядом с ним хорошая и не дешевая «Тойота» майора Яблочкина смотрелась «гадким утенком».

Сам Виктор Викторович стоял на пороге и разговаривал с кем-то, прячущимся за косяком двери. Увидев, как из «Тойоты» вышли офицеры ФСБ и военной разведки, хотя он и не знал, что они представляют военную разведку, Виктор Викторович заспешил им навстречу. Вышел за порог и его собеседник, представ перед глазами гостей.

Доктор Шин выглядел простоватым и очень скромным человеком, хотя однозначно сказать, что это клиент психиатрической лечебницы тоже было нельзя. Полковник Студенцов старался поймать его взгляд, и поймал. Но взгляд китайца не говорил о том, что Доктор Шин узнал его. Вернее, он узнал его, но по-другому поводу.

– Я так и думал, что вы ко мне еще приедете, – сказал вдруг Доктор Шин.

– Отчего такая уверенность? – спросил генерал.

– Клапана стучат… Они днем приезжал, я к окну подошел, послушал… Клапана в машина стучат… Делать надо… Распедвал мала-мала сносилась… Посмотреть бы…

Сережа Яблочкин давно знал, что у него в машине постукивают клапана. И здесь не следует иметь особо музыкальное ухо автомобильного механика, хорошо владеющего своим делом. А полковник Студенцов сразу вспомнил взгляд китайца, но полковника совсем не убедило прозвучавшее объяснение, хотя оно и выглядело логичным. Доктор Шин днем явно смотрел на него, а не слушал двигатель. И смотрел осмысленно, с какими-то своими ожиданиями, с собственным восприятием. Не спокойно смотрел, совсем не так, как сейчас смотрит. Уж что-что, а эмоции полковник, как профессиональный разведчик высокого класса, несмотря на грубую внешность, человек достаточно тонкий, понимал всегда.

– Заезжать будете? – Доктор Шин посмотрел на номер, словно проверяя регион. – Московска машина… В Москва хорошо не сделать… Там дорого и плохо… Тяп-ляп… Там, говорят, вместо болт гвоздь забивают…

Теперь Доктор Шин обращался напрямую к Сереже Яблочкину. Но смотрел не на него, а скромно себе под ноги.

– Доктор Шинкуа… – со спины позвал полковник Студенцов.

Доктор Шин не обернулся, ожидая ответа майора.

– Хуахин Шинкуа… – в свою очередь сказал Сережа.

– Профессор Хуахин Шинкуа… – каркнул генерал зловещим голосом, добавляя в общую ситуацию напряжение.

Доктор Шин, казалось, прислушался, потом оглянулся – нет ли рядом какого-то профессора?

– Хуахин Шинкуа… – сказал он. – Где-то я слышал такой имя… Это кто-то из наши клиенты? – спросил он Виктора Викторовича с наивными интонациями в голосе.

Большой толстый человек, не понимая ситуации и слыша совершенно не знакомое, более того, явно иностранное имя, промолчал.

– Это вас так когда-то звали, доктор, – сказал полковник Студенцов. – Вы были когда-то моим приятелем. А меня тогда звали Глен Рассел. Не помните такого?

Доктор Шин округлил глаза, искусно изображая на лице удивление.

– Глен Рассел… Нет, моя не помнит… Моя много не помнит… Спроси главный врача, он знает хорошо…

– Мы его спрашивали, – сказал майор Яблочкин. – И главный врач говорит, что вы уже почти здоровы. Это мы отправили вас лечиться. И мы теперь забираем вас с собой.

Последующего не ожидал никто. Доктор Шин вдруг сорвался с места и помчался мимо мастерской через широкий луг, отделяющий дорогу от района стандартных панельных пятиэтажек. Быстрее всех среагировал старший лейтенант. Как самый молодой по возрасту, он припустил вдогонку за китайцем. Чуть позже среагировал майор Яблочкин, но, как человек, много лет прослуживший в спецназе ГРУ, Сережа обладал хорошей физической подготовкой, и легко обогнал старшего лейтенанта. Но китаец далеко не убежал. Он выбрал в лугу среди травы пригорок, упал в него лицом, и стал бить плотно сжатыми маленькими кулачками в землю.

– Хуахин Шинкуа… Хуахин Шинкуа… Хуахин Шинкуа… – повторял он раз за разом. – Кто ты такая, Хуахин Шинкуа, кто ты такая?..

Яблочкин остановился рядом.

– Успокойтесь. Мы выясним, кто такой Хуахин Шинкуа. Выясним и скажем вам, чтобы вы вспомнили и остальное.

Доктор Шин ответил майору длинной фразой на иностранном языке. Владеющий португальским языком Сережа понял, что тот говорит по-испански. Это сразу подтвердило, что Доктор Шин вступил в игру. Только он не должен пока знать, что и против него тоже «играют».

– Что вы сказали?

– Моя не знает… – встрепенувшись, ответил китаец. – Что-то сам сказалось… Нечаянно… Моя не понимает… Кто-то тут говорит…

Маленький кулачок постучал по груди в районе сердца, и Сережа увидел, как на глазах Доктора Шина навернулись крупные для этого маленького сухонького лица слезы. Но ведь и слезы можно искусственно вызвать.

– Вам долго собираться? – спросил Сережа, стараясь, чтобы его голос звучал участливо.

– Кто я? – спросил Доктор Шин, глядя на майора глазами побитой, но по-прежнему преданно любящей хозяина собаки.

– Вас зовут доктор Хуахин Шинкуа. По национальности вы – колумбиец, а не китаец, – старательно врал Яблочкин. – И мы поможем вам вернуться к нормальной жизни, вернуться к тому, что вы хорошо умели делать и любили делать…

– Что моя делала? – вопрос прозвучал естественно.

– Вы были когда-то талантливым физиком. Ваша нынешняя работа, я не имею в виду работу в автосервисе, я имею в виду ту работу, что вы выполняли после окончания рабочего дня на своем компьютере – подтверждает это. Сами того не зная, вы вернулись мыслями к своей прежней деятельности и не изобретали, а просто вспоминали то, что сделали раньше…

– Вы не видела, что я делал, – возразил Доктор Шин.

– Есть люди, которые видела. То есть видели. – Незаметно для себя Сережа Яблочкин начал подстраиваться под манеру разговора Доктора Шина. – Вам помогут многое вспомнить. Что не сумеете вспомнить, тому вас заново научат. Вы же любите это делать?

– Моя любит работать на компьютер… Придумывать любит…

– Пока вы не придумывали. Вы восстановили в памяти генератор неравномерной плазмы, который сами же сделали раньше… Вам долго собираться? – еще раз повторил майор вопрос.

– Заехать домой взять зубную щетку и покормить попугаев в клетке. У Шина два красивых волнистый попугайчик.

– Попугайчиков возьмите с собой. Сюда вы больше не вернетесь.

– Ваше лечение, доктор Шинкуа, закончено, – сказал, подойдя со спины к Яблочкину, полковник Студенцов. – Я надеюсь, что вы снова станете приятелем Глену Расселу. Только зовут его теперь Алексей Васильевич, а не Глен.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

Сохно радовался, как ребенок, что «сплавил» уже утомившую его «попутчицу» полковнику Согрину. Пусть тот теперь объясняет девчонке, как следует ставить ступню, чтобы передвижение было неслышимым. И от ощущения свободы подполковнику казалось, что он научился летать. Ноги сами несли его к дну ущелья, и он не слышал не только своей легкой поступи, но даже и своего дыхания. При этом прекрасно слышал и видел все, что происходит вокруг. Правда, видеть становилось все труднее и труднее, поскольку темнота сгущалась, а внизу ущелья она становилась совсем уже непроглядной, и, кажется, там начал скапливаться туман, который пришелся бы ему весьма кстати. Именно темнота и туман и требовались подполковнику Сохно.

Времени прошло немного, а событий, наоборот, много, чтобы «чайники» успели похоронить первого убитого и предположительно второго. Но второй мог бы оказаться и просто раненым, что еще лучше, потому что раненый мешает быть мобильными всем остальным, его еще следует перевязать, приготовить для него носилки или волокушу. И рытье могилы, и помощь раненому, при соблюдении максимальной осторожности и тишины, – все это требует времени и сил. Если там, внизу, сидят настоящие китайские спецназовцы, они не бросят тело своего товарища на растерзание шакалам. Обязательно закопают поглубже. Бросить тело товарища не позволит воинская честь. Они вытащили его, чтобы похоронить. И тут же устроили засаду на победителя. И потом еще кто-то пострадал на растяжке, так вовремя сооруженной подполковником. Все эти события становятся обузой и помехой для «чайников», задержкой в выполнении задачи. И Сохно решил эту задержку растянуть как можно дольше, воспользовавшись моментом. По его расчетам, все «чайники» или часть их в настоящее время находятся все в тех же кустах, откуда они наблюдали его вместе с «попутчицей». Скорее всего, часть, потому что остальные должны в это время следить за группой Абу Обейды, точно так же, как следила раньше группа отпетого уголовника Хусея Ювелира. Пока группы не объединены, подполковник Сохно посчитал, что имеет полное право вообще не позволить им объединиться, избрав для этого самый простой и верный вариант: уничтожить их по отдельности. Ночное время и дополняющий тесноту туман существенно упрощали эту задачу, поскольку ночью Сохно всегда чувствовал себя словно волк более уверенно. Эта уверенность опиралась на чрезвычайно развитое умение терпеть. Так, никто не мог соревноваться с Сохно, в умении стоять без движения несколько часов. Просто стоять и ждать возможности, когда следует нанести удар. Он же умел это в совершенстве и не только благодаря своим природным качествам, а еще и благодаря долговременным тренировкам.

* * *

Склон был и здесь крут, но не настолько, как противоположный. Если бы Сохно спросили, как он при спуске умудряется, не глядя, ухватиться именно за тот куст, который не заскрипит и не сломается, он бы не ответил. Точно так же, как не ответил бы на вопрос, почему он, не видя, наступает только на те камни, которые никогда не вылетят из-под ноги и не посыпятся, увлекая за собой другие камни. Все действия человека, отдавшего спецназу тридцать с лишним лет, давно стали автоматическими. А если о своих действиях начнешь задумываться, то обязательно ошибешься – это уже проверено неоднократно.

В этот раз подполковник заходил к зарослям кустов и небольших деревьев, где предполагал застать группу «чайников», не с той стороны, где его уже успели лицезреть, и даже не с противоположной, откуда его могут ждать, а с середины. С середины склона кусты спускались на дно ущелья и продолжались до тех пор, пока не упирались в берег ручья в четыре шага шириной. На противоположном берегу ручья высилась скала.

Снайпер «чайников» подполковника беспокоил мало. Если китайцы уже больше месяца находятся в горах, то у них наверняка кончился заряд в аккумуляторах. И прибор ночного видения, если он есть на винтовке снайпера, и тем более «тепловизор», требующий больше энергии, давно уже не действуют, точно так же, как и бинокли с встроенным прибором ночного видения. Тем не менее Сохно внимательно всматривался в темноту, чтобы не пропустить появления характерного зеленого ободка на окулярах бинокля или прицеле – кто знает, вдруг у «чайников» есть какие-то каналы снабжения…

Но ничего подозрительного на глаза не попалось. И, спустившись до пологого уровня, Сохно вообще улегся на землю, чтобы приложить к камням ухо. И лежал так без движения, почти без дыхания, искусственно сдерживаемого, не менее пяти минут. Конечно, это не самый верный способ обнаружения противника. Почва на дне ущелья местами состоит из мелких камней, местами из земли, поросшей травой, и все это сырое, а сырая почва, как известно, гасит звуки. Но когда образуется туман, звуки, напротив, разносятся так далеко, как никогда не разнеслись бы в сухом воздухе. И даже осторожный шепот, произнесенный вдалеке, кажется громким разговором, который происходит рядом.

И терпение подполковника увенчалось успехом.

Что-то стукнуло о камень. Достаточно звонко, хотя и коротко. Чуть подумав, Сохно пришел к выводу, что кто-то поставил на землю приклад автомата, как ставят его, стволом вверх, присаживаясь на камень. А еще через несколько мгновений до его уха донесся старательно сдерживаемый стон. Но не все умеют стон сдерживать. Это тоже целая наука. Если напрягаться, стон все равно проявится коротким звуком. Конечно, самому крепкому мужчине не грех застонать, когда его тело нашпиговано осколками от гранаты. А если человек без сознания, то его вообще обвинять не в чем. Впрочем, человек без сознания стонет открыто, не стесняясь. Но если стон стараются сдержать, значит, человек в сознании и с трудом, но с болью справляется. И именно этот звук Сохно уловил. И определил направление, откуда туман звук принес. Конечно, показалось, что застонали в пяти шагах впереди. Но это акустический обман обволакивающего все тумана. На самом деле, как подсказывал опыт, расстояние может быть метров в тридцать – тридцать пять. Но теперь ждать у моря погоды не стоило. Кивнув самому себе, словно разрешая действовать, Сохно пополз со всей осторожностью, предполагая, что кто-то из «чайников» тоже имеет привычку прикладывать к земле ухо.

Едва слышный звук…

Явно, человек что-то сказал. По интонации подумать – это просто короткое утверждающее слово. И раздался звук неподалеку. Легко представилось: кто-то задал вопрос жестом, ему ответили коротким словом. И это рядом… Значит, надо готовиться к действию… Сохно привычно протянул руку за спину. Клапан чехла лопатки был расстегнут еще в самом начале спуска со склона, потому что клапан имеет способность слегка щелкать при открывании. В тумане это щелканье будет напоминать передергивание затвора автомата. Лопатка в руке, и сама рука готова одинаково и к нападению, и к защите.

Новый звук…

Это вода булькает. Но не в ручье, не о камушки плещется. Кто-то пьет из фляги. Или же поит раненого… Того, что стонал… Скорее всего – второе, потому что в туманной сырости самому пить не слишком хочется, если тело не горит от воспаления.

Вперед… Приблизиться максимально… Ползти, не поднимаясь над землей, но и чуть касаясь ее, чтобы производить как можно меньше шума.

Бугорок встал невеликой преградой. Перемешанная с камнями земля. Но земля рыхлая, сырая. И камушки на поверхности, не вдавились в землю. Подполковник чуть отодвинулся, чтобы присмотреться в темноте к преграде. Это могильный холм. Кто-то из его противников, уже так, уже с того света пытается помешать его передвижению. Можно и через холмик переползти. Но это не очень-то порядочно. И Сохно, уважая дух погибшего воина, лежа козыряет, отдавая честь могиле, и делает небольшой круг через густые кусты, которые всегда готовы выдать вторжение человека треском. Но Сохно осторожен. И кусты его, не выдают…

Птичка где-то рядом зачирикала… Это что-то тихо говорит китаец. Должно быть, раненый. Ему отвечает более низкий шепот. Интересно, сколько здесь человек? Если они охотятся за Абу Обейдой, то нескольких человек должны были отправить в преследование. Более того, в преследование должно было уйти больше людей, чем осталось здесь. Это в том случае, если первоначально они были собраны все в одну группу. А если они были уже первоначально разделены? Тогда должны были кого-то отправить с информацией в группу преследования. Или же за помощью…

Нет… Здесь не может быть много противников. Впрочем, проверить это не трудно. Спичка чиркнула. С сырым шипением загорелась. По звуку легко понять, что спичка фосфорная. И какое-то новое шипение пошло… Уже не от спички… А вот и свет стал виден. Зажгли что-то похожее на примус… Готовят питье для раненого – это понятно и вызывает сочувствие. Для себя готовить не стали бы. В боевых условиях спецназ любой страны умеет обходиться тем, что под руку попадется, и не выдаст себя, как сейчас выдает огнем.

Сохно подполз ближе. Присмотрелся к огню через кусты. Видно плохо. Еще ближе, но не напрямую, потому что там, в кустах, случись что, он не сможет сразу и резко выпрямиться, и будет ограничен в маневре и в движении. Лучше сбоку, где кусты реже, и нижние их ветви не такие толстые, чтобы помешать продвижению человека.

Так, теперь видно лучше. Еще бы не было видно, если расстояние всего в три шага…

«Чайников» было двое, и один из них раненый. Сохно на всякий случай подождал еще пять минут, прислушиваясь, – вдруг еще кто-нибудь есть, и он ушел к ручью за водой. Но ни шагов, ни вообще движения поблизости слышно не было. Только после этого, опять не издавая ни звука, подполковник поднялся, и темной тенью из белесого тумана сдвинулся за спину тому, что дремал, сидя на камне и обняв свой автомат. Между раненым и здоровым на подстеленном бронежилете здорового стоял маленький походный примус, и в кружке грелась вода. Вода стала закипать, и этот булькающий звук заставил раненого открыть глаза. Он увидел Сохно и вздрогнул всем телом. Только сейчас подполковник разобрал, кто лежит перед ним. Это был чудом оставшийся в живых после падения его противник в схватке на склоне горы. На обеих руках и на ногах плотно привязанные лубки из обычных веток. И спина привязана к таким же прочным веткам. Должно быть, и конечности сломаны, и поврежден позвоночник. Скорее всего, он не жилец на белом свете, но товарищи не бросили его и не добили, хотя такая обуза не может не помешать им выполнить задание, каким бы оно ни было. Снайперской винтовки с глушителем здесь не было. А стреляли в Сохно из снайперской винтовки с глушителем. Значит, где-то есть еще один китайский спецназовец. И, скорее всего, он отправился с докладом и за помощью к остальным.

Раненый увидел Сохно. Узкие глаза его округлились, и из глубины горла вырвался громкий хрип. Резкое напряжение беспомощного тела вызвало боль, и заставило его громко застонать. Проснулся второй, все еще не ощутивший присутствия у себя за спиной врага. Сказал что-то на птичьем языке. Но раненый не мог ничего ответить. Он только стонал и таращил глаза.

Проснувшийся снял с примуса кружку, и положил в нее сухие листочки каких-то растений. Накрыл кружку широкими лопухами, чтобы листочки заваривались. Кружка с кипятком – тоже оружие, и потому Сохно дал китайцу закончить операцию и с этим оружием расстаться, и только после этого едва слышно кашлянул. Китаец не обернулся, а просто вскочил, стремясь увеличить дистанцию и обезопасить себя от удара. Правильно сделал, но и Сохно, не желающий вести бой с подготовившимся к защите противником, шагнул вперед и ударил лопаткой вдогонку. Удар угодил прямо в позвоночник, и лезвие глубоко ушло в спину.

Сохно обернулся:

– Если ты думаешь, что я намерен тебя выносить отсюда, то ты глубоко ошибаешься, – сказал он, и склонился над раненым.

Но тот уже смотрел в небо, будто бы сквозь туман можно было различить хоть одну звездочку. Глаза его за какое-то мгновение остекленели, и продолжали стекленеть прямо на глазах. Усилие, предпринятое раненым, стремящимся предупредить товарища, стоило ему жизни.

– Вот и решен вопрос… – Подполковник осмотрелся. – И не надо никого выносить. Но и хоронить вас я, извините уж, не буду. Ваших в округе еще шесть человек болтается. Они и похоронят, если я до них раньше не доберусь.

А добираться было необходимо. И Сохно с ухмылкой посмотрел в ту сторону ущелья, куда ему предстояло идти. Идти, зная, что навстречу могут попасться один или несколько «чайников», спешащих к своему раненому. Хорошо бы, чтобы встреча произошла до утра. Рассвет в ущелье наступает поздно, и это Сохно на руку.

Осмотрев карманы убитого, Сохно взял только пачку долларов, документы на грузинском языке и переносную коротковолновую рацию. Но пользоваться рацией время еще не подошло. Для этого предстояло китайский язык выучить.

2

Пока полковник Доусон досматривал утренние сны, которые, как известно, обычно бывают самыми сладкими, капитан Дэвид Дэн выпил двойной крепости кофе, на треть разбавив его выдержанным грузинским вином, как научил его один старый мегрел, посмотрел на часы и, в ожидании звонка, сел за телефонный аппарат.

Звонок раздался с небольшим опозданием.

– Дато, это Гиви… – Собеседник говорил на хорошем английском. – Я еле-еле добрался в ночное время до документов Министерства иностранных дел. С дежурным поругаться пришлось. Есть у нас два группы китайцев. Трое ученых. Эти сейчас должны быть в Тбилиси, но по указанному адресу никого из них не нашли. Квартира закрыта. Соседи никогда в ней китайцев не видели. Есть еще группа спортсменов, мастеров восточных единоборств. У этих виза еще и в Турцию. Парни выступали с показательными боями в Тбилиси, потом поехали в Турцию. Скоро должны вернуться. Я запросил Турцию, прибыли ли они на место, но ответа пока не получил.

– А торговцы на рынке? На рынке китайцев больше, чем грузин… Я сам видел…

– Это самый сложный вопрос. Там люди прибывают не группами. По крайней мере, не регистрируются, как группы. И больше половины вообще не зарегистрированы и живут нелегально. Если ваши друзья из той когорты, то найти их будет проблематично. Это все, что я сумел для тебя сделать.

Во время этого разговора телефонный аппарат подал сигнал, что еще кто-то пытается дозвониться капитану. Дэвид распрощался с Дато, коротко ударил по рычагу аппарата. И сразу соединился с новым абонентом.

– Дато, это Вахтанг. Мы нашли труп. Пуля в шее, две пули в плече, четвертая разнесла бедняге голову. Прошла через затылок и вышла через верхнюю часть лица. Выходное отверстие размером с кулак.

– Китаец?

– Сразу определить трудно. Из какого пистолета ты стрелял?

– «Майами».[22] Калибр девять миллиметров.

– Да, калибр девять миллиметров. Надо идентифицировать твой ствол. Я подошлю человека, отдашь ему пистолет.

– Я через три часа уезжаю в командировку. Без оружия ехать не хотелось бы.

– Мы вернем. Отстреляем тройку патронов, и вернем.

– Договорились. Посылай, я предупрежу охрану.

– А мы пока идентифицируем кровь погибшего и кровь в найденной машине.

Капитан положил трубку и опять посмотрел на часы. До следующего звонка оставались полчаса. До пробуждения полковника два часа. Можно еще кофе заварить.

Но выйти из кабинета он не успел, потому что раздался новый звонок.

– Дато, это опять Гиви. Мне сейчас доложили про ту девятку…

– Сообщили из Турции?

– Нет. Они не поехали, судя по всему, в Турцию. Им не нравится турецкий климат. Этих парней видели на границе с Россией среди чеченцев. Я опасаюсь, что они отправились отсюда прямиком в Чечню. Там у китайцев, говорят, торговля идет плохо. Надо отлаживать.

– Чем они торгуют?

– У наших парней есть подозрение, что товар для Чечни ходовой, и не залеживается на прилавках – торгуют оружием.

– Дело прибыльное. Но какое это может иметь к нам отношение?

Гиви долго молчал, потом ответил тихо и невнятно, словно стесняясь сказанного:

– Сомневаюсь, что имеет, и при этом не имею возможности проверить. И потому не скажу ни да ни нет. По моим каналам в настоящее время такая информация, к сожалению, пройти не может. Я с чеченцами не дружу. Это личные отношения, я знаю, что они вредят работе, но ничего не могу с собой поделать. У тебя много друзей. Поинтересуйся у них.

Совет был дельный, и, хорошо зная местный менталитет, капитан Дэн сразу сообразил, кому следует позвонить для прояснения ситуации. Однако звонить в это время суток не решился, понимая, что не все работают по ночам, даже те, кому только ночи приносят прибыль. К тому же после некоторых раздумий Дэн понял, что ему не просто могут не ответить, он может своим звонком поставить под угрозу и свою жизнь, и жизнь полковника с Клер.

Между тем подошло время последнего звонка, которого так ждал капитан Дэн. И звонок раздался вовремя – минута в минуту, что говорило о пунктуальности звонившего.

– Это Георгий… Понимаешь, Дато, у меня возникли некоторые финансовые проблемы. Ты не мог бы выплатить мне авансом обычную сумму, но за два месяца?

– Я через пару часов уезжаю в командировку. Когда вернусь, позвоню, и решим твои вопросы. Я не думаю, что могут возникнуть трудности. А что с моими вопросами?

– Есть человек, который берется выяснить. Он мне позвонит утром с устным отчетом. Правда, мне пришлось еще сказать, что материал нужен для моей газеты. Тогда он обещал не позже обеда выслать мне по электронной почте фотографии. Я так понял, что он уже знает о деле и желает только уточнить детали. А не сообщает сразу, чтобы повысить за информацию цену. Обычная практика. Если тебе нужны фотографии, я перешлю тебе.

– Обязательно, – поторопился сказать Дэн. И сразу пожалел о сказанном. С агентами надо разговаривать иначе. Получая материал – им необходимо показывать кислую мину – дескать, это слишком старо. Тогда цена бывает в два раза ниже. – И не забудь позвонить. Информация нужна мне срочно. Звони на «мобильник», потому что я могу быть в дороге. Если не будет связи, звони на спутниковою трубку. У тебя есть номер?

– Есть. Значит, до утра.

Капитан положил трубку. Теперь есть, что сказать полковнику Доусону.

* * *

Полковник повел себя вполне предсказуемо – сдержанно, если не сухо. Обещанная информация, как он сказал, еще не есть полученная информация, и оценку ей можно будет дать только после того, когда она будет получена. Но миссис Клер очень обрадовалась перспективе увидеть фотографии российских самолетов. И своих чувств сдержать не могла, за что удостоилась строгого взгляда полковника. Впрочем, сама Клер этого взгляда не заметила или не посчитала нужным заметить. Она человек независимый, как понял Дэн, и не подчиняется напрямую полковнику Доусону. И потому может игнорировать мнение. Его же положение совсем иное, и от слова полковника там, в руководстве, будет зависеть вопрос передвижения на более перспективную должность, в более интересную с точки зрения карьерного роста страну. И потому капитану Дэвиду Дэну необходимо стараться угадывать каждое движение, каждое желание полковника Доусона и при этом необходимо показывать свои высокие организаторские способности. Это в современной разведке сейчас котируется гораздо выше, чем умение стрелять.

3

Если судить по часам, то до рассвета всего-то ничего осталось. А если судить по небу, ночь только-только началась, и просвета на горизонте не видно. И это радовало подполковника Сохно, давало надежду, что хотя бы пара «чайников» решит вернуться к оставшимся в тылу бойцу и раненому, чтобы помочь им соединиться с остальными. На худой конец, пусть никого со снайпером не отпустят, потому что все могут быть заняты, каждый на своем участке, и без них выполнение основной задачи будет под угрозой срыва. Пусть даже один снайпер вернется. Вдвоем тащить носилки тоже можно, можно и не менять поочередно одного из носильщиков, а отдыхать сразу двоим, когда пальцы будут уже не в силах сжиматься, чтобы удержать ношу…

Но кто-то вернуться должен…

И чем дальше от места первой схватки Сохно отойдет, тем ближе он будет к остальным «чайникам». Подполковник спешил навстречу противнику, но спешил он умело, понимая, что против него сейчас выступают не доморощенные чеченские боевики, а, скорее всего, хорошо подготовленный спецназ китайской военной разведки. То есть противник почти равный. Хотя равных спецназу ГРУ и в российском спецназе найти трудно, и в любом зарубежном тоже. Это Сохно знал хорошо по нескольким совместным учениям, проводимым и с иорданцами, и с французами, и с англичанами. Спецназовцы других стран удивляются системе подготовки спецназа ГРУ. Удивляться есть чему. Нигде, например, учебный рукопашный бой не идет в полный контакт, только в спецназе ГРУ. Нигде не уделяется такое внимание скрытным действиям, как в спецназе ГРУ. Нигде спецназовцам не приходится непрерывно по нескольку часов ползать, протирая штаны на коленках и куртки на локтях, километр за километром, километр за километром – только в спецназе ГРУ. И в боевых условиях система обучения дает о себе знать. Правда, с китайским спецназом Сохно сталкиваться не приходилось. Тем интереснее…

Манеру передвижения он выбрал оптимальную для сложившейся ситуации. Короткие рывки для преодоления отрезка пути, затем остановка, чтобы прислушаться, не стремится ли кто-либо таким же манером ему навстречу. Рывки неравномерные по продолжительности, чтобы не попасть в ритм чужому передвижению. А путь не самый легкий. Низина всегда остается низиной, и если в этой низине есть ручей, то обязательно есть и сырость. Да и не будь ручья, сырость здесь присутствовала бы обязательно. А туман позволяет услышать то, что далеко впереди происходит. И Сохно, сам передвигаясь с троекратной осторожностью охотящейся кошки, услышал. Это была не разница в уровне подготовки спецназа. Просто Сохно знал, что должен кого-то встретить. А «чайники» этого не знали.

Вели они себя не слишком хорошо, именное поэтому подполковник Сохно определил приближение противника. Не часто, но обменивались короткими фразами. Туман усиливал и доносил их голоса до подполковника. А он тем временем подыскивал удобное место для атаки. Идут по крайней мере двое. Это он определил. Может быть, максимум трое. В этом случае, с двумя или с тремя противниками, устраивать представление мало резона. Надо быть конкретным и бить конкретно, чтобы тебя не ударили. И каждый удар должен быть последним. Естественно, для того, кто его получает.

…Однажды, перед очередной командировкой проходя подготовку на базе одной из бригад спецназа ГРУ, группа Согрина познакомилась с новым инструктором по рукопашному бою. Седоватый старший лейтенант, по возрасту давно уже выросший из своих погон, но не получающий очередное звание из-за занимаемой должности, а должности в спецназе ГРУ традиционно низкие, не был знаком с офицерами группы Согрина и не знал их послужной список. Вообще отдельные мобильные офицерские группы обычно готовятся по самостоятельной программе. Только в этот раз Согрин решил привлечь нового инструктора. Потому что каждый инструктор привносит в обучение что-то свое.

– Я не буду учить вас драться, – сказал старший лейтенант. – Драться вы все с детства умеете. Но я не буду учить вас и защищаться. Ни одного блока не покажу, учтите. Я буду учить только бить. Особо любопытным могу сказать, почему.

– Почему? – спросил любопытный Кордебалет. Когда-то, до службы в спецназе, Кордебалет был мастером спорта по боксу и даже входит в молодежную сборную СССР. И ко всем единоборствам относился трепетно.

– Потому что ваша задача – незаметно подкрасться к противнику и уничтожить его одним ударом, чтобы он не успел издать ни звука. Если вы затеете драку, может подняться шум. Зная, что вы не умеете защищаться, вы будете бить наверняка… На счет «раз»!.. Не уметь защищаться, но бить – это важный психологический момент. У вас включается внутренний механизм самосохранения, который не позволит вам промахнуться или нанести слабый удар.

В этом была глубокая правда работы спецназа. Спецназ должен избегать эффектных схваток, которых порой так хочет душа и которые, что уж греха таить, подполковник Сохно порой себе позволяет. Он, артист в душе, иногда позволяет себе даже поединки с противником и радуется очередной победе. Но в серьезной обстановке надо считаться не с тем, что душа требует, а с суровой необходимостью ведения боя.

Место Сохно нашел вовремя – здесь ущелье сходилось к ручью тесно. И так же тесно сходились кусты. И на протяжение семи-восьми метров идти можно было только по узкой, в полметра, полосе камней на берегу ручья. А вплотную к этой полосе подступали разлапистые ели и густые колючие кусты ежевики. Только сейчас Сохно догадался, что название «ежевика» происходит от слова «еж». Кусты чрезвычайно колючие. И подполковник позволил себе послабление.

Как растут молодые ели, Сохно знал хорошо. Корни никогда не уходят глубоко под землю, а расстилаются тонкими нитями под самой поверхностью земли, переплетаясь с корнями других деревьев, цепляясь за них и, если можно, вытягивая соки. Поэтому вырвать молодую елку можно без проблем руками, не производя шума. Сохно вырвал сразу три, подрезая, а не подрубая, – опять таки, чтобы избежать шума, – нити корней лопаткой. Деревца доходили ему до груди. Все три елки поставил чуть не в ручей – благодаря плоским корням они держались стоя, и присел за ними, присмотрелся – годится… После этого, в трех метрах от засады, перед расширением тропы, где молодые елки стоят с двух сторон, к стволу одной привязал конец веревки, на самой тропе переложил веревку камушками, чтобы в глаза не бросалась, и перебросил через другой ствол, как через блок. Только после этого вернулся к своим трем елочкам. Они стояли, хотя и неуверенно. Пришлось придерживать левой рукой деревца, ухватившись сразу за три лапки. Но молодая елка не настолько колюча, как ежевика, и правая рука привычно прятала за спину лопатку и конец веревки. Прятала для того, чтобы остро отточенный край лопатки случайно не блеснул под случайным лучом света.

А свет, как и полагал Сохно, появился… Два «чайника» шли торопливо, и время от времени включали слабый луч желтого фонарика, чтобы не споткнуться в темноте и в тумане. Расчет правильный – в тумане этот луч издалека не заметишь. И, одновременно, неправильный, потому что спецназовцам положено предполагать встречу с противником там, где ее быть не должно. Что, собственно, и произошло. Один из «чайников» нес под мышкой, как палку, снайперскую винтовку, второй автомат держал за спиной. Сохно дыхание задержал, как перед выстрелом, хотя сердце не заколотилось учащенно – к засадам привык. И с невидимой противнику улыбочкой, вообще-то похожей на страшную гримасу, пропустил китайцев мимо себя. И только в последний момент подполковник натянул веревку, которая, высвободившись из-под камушков, зацепила за левую ногу идущего впереди снайпера, тогда как правая нога веревку уже переступила. Снайпер ткнулся носом в землю. Второй «чайник», не успев из-за скорости движения вовремя остановиться, наступил на ногу снайперу, и сам потерял равновесие, хотя и не упал.

«Чайники» даже не выругались, как выругался бы русский офицер. Но даже обменяться мнениями по поводу происшествия им не удалось. Лопатка Сохно поднялась в первый раз – и попутчик снайпера упал товарищу на спину, лопатка поднялась во второй раз – и Сохно через мгновение выпрямился, прихватывая с собой снайперскую винтовку, и вытащив из подсумка китайца два набитых магазина к ней.

– И совсем это не больно, – сказал Сохно. – А вы боялись.

Короткий обыск, как и в первый раз, много времени не занял. Еще две коротковолновые радиостанции, деньги, поддельные грузинские документы.

И теперь – вперед, в поиск. Туда, где остались еще четыре противника.

Уже на тропе, выбравшись из густых зарослей и чуть-чуть отдалившись от ручья, где по-прежнему висел густой туман, Сохно поднял голову. Очертания хребта, прикрывающего ущелье с востока, стали отчетливо видны в чистом небе. Розово-голубая каемка очерчивала каждый изгиб траверса, каждую неровность. Утро торопилось. Следовало поторопиться и самому подполковнику Сохно.

– Рапсодия, я – Бандит!

– Слушаю. Толя…

– В природе остались четыре «чайника». Постараюсь не дать им выкипеть. Как там моя любовь?

– Ждет тебя, и, похоже, рвется тебе помогать. Перекомандировать тебе такую помощницу?

– Спасибо, я слишком быстро для нее бегаю. Что с Обейдой?

– Недавно устроили привал. Пока отдыхают. У нас уже рассветает. Скоро двинутся.

– «Чайников» не видели?

– Что-то было непонятное, – сообщил Кордебалет. – Шевеление в кустах на противоположном склоне, неподалеку от стоянки Абу Обейды, и на том же примерно уровне по высоте. Но я не уверен – не успел рассмотреть. Возможно, наблюдатель.

– На склоне или внизу? Я не знаю, где спит Обейда.

– На склоне, но не высоко.

– Понял. Пойду, пожалуй, по склону.

Уже во время разговора Сохно бросил взгляд налево, чтобы отыскать наиболее удобное место для перехода ручья. Но выбрал он не такое место, где можно перейти, а такое, где можно перепрыгнуть, чтобы не замочить ноги. Простудиться подполковник не боялся, но предпочитал не оставлять сырых следов.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

Майор Яблочкин взял на себя смелость обмануть генерала Воронова, который желал посадить Хуахина Шинкуа к себе в вертолет.

– Генерал-лейтенант Спиридонов приказал мне доставить профессора в лабораторию. Территория лаборатории не предназначена для приема вертолетов. Кроме того, извините, товарищ генерал, я не знал, что вы туда соберетесь, и потому пропуск для вас не заказал. Это недельное оформление.

Воронов вздохнул, но согласился. Вообще роль ФСБ в этой операции сводилась к сохранению режима секретности, который сотрудники главного разведывательного управления, в силу специфики своей деятельности, обеспечить, естественно, не могли. И Воронову, стопроцентному «режимнику», хотелось бы войти в суть деятельности иных сил, как это всегда и всюду хочется всем офицерам ФСБ, уже в силу специфики их деятельности. Но он не мог командовать чужой операцией и переиначивать команды старшего генерала. Это слегка удручало.

– Ладно, – согласился Воронов. – У меня, признаться, в Чечне дел полно. Так за всем посмотреть самому необходимо, не то – такого напоказ навыставляют.

Генерала высадили около вертолета, забраться в который ему помог старший лейтенант, начальник районного отделения ФСБ. А юркая «Тойота» Яблочкина взяла обратный курс на Москву. Пока, вдалеке от столицы, дорога была более-менее свободной, Сережа уступил место за рулем полковнику Студенцову. А сам устроился на правом сиденье, чтобы подремать под обеспокоенное чириканье пары попугайчиков, клетку с которыми Доктор Шин поставил себе на колени. Доктора Шина, естественно, поместили на заднее сиденье. В трехдверной машине это безопасно. Чтобы выскочить из «Тойоты», китайцу необходимо перескочить или через Яблочкина, или через Студенцова, что не позволят сделать ни тот ни другой. Физической же опасности для офицеров Доктор Шин не представлял.

Миновали Иваново, проехали Владимир, и только после этого слегка отдохнувший майор Яблочкин сам сел за руль, поскольку полковник Студенцов понятия не имел, куда они едут. В ночное время дорога была загружена не намного меньше, чем в дневное, и ехали все быстро, потому что водители стремились побыстрее добраться до конечных точек своего назначения или хотя бы до промежуточных, где можно переночевать в безопасности.

Недалеко от Петушков Яблочкин свернул налево на второстепенную дорогу, где ехать стало совсем свободно.

– Ты знаешь куда ехать? – спросил полковник.

– Два года назад бывал. Помню… Правда, тогда днем ездил… Да, разберемся…

Память у Яблочкина в самом деле оказалась удивительной, и он смело поворачивал туда, куда и следовало, и ни разу не заглядывал в атлас автомобильных дорог, лежащий на передней панели над «бардачком».

Разогнаться на этой дороге было нельзя, потому что один населенный пункт следовал за другим, а майор Яблочкин правила почему-то вдруг решил соблюдать и не ехал больше шестидесяти километров в час, и даже там, где стояли знаки, старался соблюдать их требования.

– Что так ползем? – недовольно спросил полковник Студенцов.

– Дорога, Алексей Васильевич, плохая.

Полковник подумал было, что Яблочкин сомневается в правильности выбранного пути, но тот по-прежнему вел машину уверенно, даже не глядя на дорожные указатели.

Небо на востоке начало розоветь, предвещая хороший солнечный день, когда майор сказал:

– Подъезжаем…

И свернул на асфальтированную дорогу, ведущую через светлый даже в ночи березняк, прямо под блеснувший под светом фар знак, запрещающий проезд. В глубине березняка дорогу перекрывал шлагбаум, рядом с которым стояла небольшая будка из недавно побеленных известью шлакоблоков. По обе стороны от шлагбаума в лесную темноту уходило трехрядное ограждение из натянутой колючей проволоки.

– Что здесь? – спросил полковник.

– Просто воинская часть, и чуть в стороне ДОС[23]… В ДОС можно другой дорогой проехать, без КПП, а в часть и оттуда через КПП…

– Что за часть?

– Соседствующие танковая и мотопехотная дивизии… Рядом авиационный полигон… Естественно, здесь же часть, полигон обслуживающая…

– Нам разве сюда?

– Нет, нам в гарнизонный госпиталь… В инфекционное отделение.

– Давно менингитом не болел, – проворчал сонный полковник.

На посту у шлагбаума солдат, из будки выглядывает еще кто-то – судя по фуражке, то ли прапорщик, то ли офицер. Документы проверили быстро. Пропуска на всех были заказаны майором Яблочкиным еще до выезда из Москвы. Здесь пропускная система не строгая. Дальше чуть сложнее.

Рассвело уже полностью. Дальше пришлось проехать еще пару километров через лес, потом проехать второй КПП у ворот военного городка, где произошла еще одна проверка документов, теперь уже более тщательная, потом проехали еще пару километров через городок, где солдаты и офицеры разглядывали «Тойоту» с гражданским номером во все глаза. И остановились у ворот двора, окружающего здание с традиционным красным крестом на белом фоне. Само здание было выстроено большой буквой «П», но чтобы понять, в какое крыло им предстоит попасть, полковнику Студенцову пришлось долго ждать.

Дежурный майор поправил портупею, перед тем как проверить документы. Долго сличал фотографии с лицами.

– А этот товарищ… – кивнул майор. – С попугаями… Гражданский?

– Гражданский… Он будет у вас работать, – сказал Сережа Яблочкин.

Майор эмоций не проявил и не обрадовался пополнению. Вытянул из окна дежурной будки прошитую и опечатанную тетрадь учета и долго водил пальцем по строчкам, сверяя фамилии в списке с фамилиями в документах.

– Сколько у вас человек в день приезжает? – недовольно поинтересовался полковник Студенцов.

– Ну, может быть, в неделю один или два…

– А зачем тогда такой список?

– На всех сотрудников составляется дневной список. На вход и на выход, товарищ полковник. Вот вас в списке на выход нет, значит, я вас сегодня выпустить права не имею.

– Порядки, – усмехнулся полковник.

– Порядок! – поправил майор. – Выйти вам возможно будет только по спецпропуску. Извините. Придется несколько минут подождать. Я позвоню.

– Что-то не так? – спросил Яблочкин.

– Против ваших фамилий карандашом знаки вопроса проставлены. Надо уточнить, что это такое… Просто так особые отметки не ставят.

– Я могу объяснить сам, – сказал Сережа. – Мы могли приехать, могли и не приехать…

– Я все же позвоню… – Майор порядок любил, похоже, самозабвенно.

* * *

В левое крыло инфекционного отделения гарнизонного госпиталя они попали только через полчаса. Никак не могли выяснить, что значат проставленные карандашом знаки вопроса, а объяснения майора Яблочкина дежурного майора не удовлетворяли. В конце концов все выяснилось, и их пропустили во двор. Яблочкин поставил машину на парковке против крыльца.

– Нам туда, – показал он на крыльцо. – Попугайчиков можете пока оставить в машине. Они не улетят. И сумку с вещами тоже. Здесь территория охраняется строго.

Но Доктор Шин расстаться с этой искусно сделанной резной и фигурной клеткой не пожелал и потащил ее с собой. Он даже не дал ее в руки полковнику Студенцову, когда тот пытался помочь китайцу выбраться с заднего сиденья. Сам выбрался, и довольно ловко. На крыльце оглянулся, посмотрел на двор и на ангары из профнастила, где располагались производственные мощности лаборатории.

– Я здесь когда-то был? – спросил он с надеждой.

– Надеюсь, что не были, – скрывая истинные мысли, сказал Яблочкин.

Полковник майора понял без проблем и коротко, грубо хохотнул. Интересная получилась бы картина, если бы китайский разведчик узнал внутренние помещения сверхсекретной российской лаборатории.

В здании, сразу за дверьми, другой дежурный пожелал снова проверить документы и вместо них выдал магнитные кодовые бирки.

– Подождите, сейчас за вами спустятся…

Спустилась серьезная миловидная девушка с умными глазами. Посмотрела сквозь очки, изучая, потом безошибочно обратилась к Сереже:

– Это я с вами по телефону разговаривала?

– Со мной. – Яблочкин улыбнулся. – Если бы у нас был видеотелефон, я разговаривал бы на час дольше… Вы…

– Я – Валентина Леонидовна. Пойдемте, начальник лаборатории ждет вас.

И она показала, куда следует приложить магнитную карточку, чтобы пробраться через турникет. Через такое заграждение, как сразу отметил Яблочкин, даже перепрыгнуть проблематично.

2

Полковник Доусон убедился, что капитан Дэн не только хорошо стреляет. Он еще и машину водит так, словно ездить научился раньше, чем научился ходить. По крайней мере, быстро показал, что вполне и в совершенстве владеет навыками вождения в экстремальных условиях. А условия горной дороги, разбитой словно специально для соревнования луноходов, вполне обоснованно можно отнести к самым что ни на есть экстремальным. Последний раз ремонт дороги проводился, наверное, еще при советской власти, когда СССР выделял на это деньги. У грузинского правительства на более насущные нужды денег не хватает, что уж тогда о горных дорогах говорить…

Уже далеко за городом капитану позвонили и передали информацию. Он не отказал себе в удовольствии оторвать взгляд от дороги и посмотреть, как среагирует полковник Доусон на его оперативное сообщение:

– Самолеты будут взлетать с Ахтубинского авиационного полигона в Волгоградской области. Но, кажется, возвращаться будут в другое место. Их уже сфотографировали… Фотографии мне выслали. Вернемся, посмотрим…

– Я понимаю, что вопрос не корректный, – довольно усмехнулся Доусон. – Но откуда такие сведения?

– Я нашел хороший источник информации среди газетчиков. Более того – источники информации. За символическую сумму журналисты готовы поставлять множество сведений и даже стараются составить друг другу конкуренцию. Правда, их сведения, как правило, следует тщательно проверять, и по нескольку раз. И в России с журналистами такая же ситуация. Но если правительства могут между собой ругаться, журналисты, как правило, общий язык находят, и быстро обмениваются информацией, пересылая ее из страны в страну.

– Похвально, – согласился полковник.

Спустившись с перевала, они попали в густейший туман, и пришлось ехать медленно. Даже если учесть, что движения на этой дороге почти никакого, всегда можно ожидать, что из тумана выскочит какой-нибудь лихач. Но полосу тумана миновали быстро, и снова забрались на традиционный горный «серпантин».

Капитану позвонили во второй раз.

– Найден труп человека, который в нас стрелял. Идентифицировали кровь в машине и кровь трупа, идентифицировали пули из моего оружия и пули из тела. Четыре попадания! – не удержался Дэн, чтобы не похвастаться. – И все выстрелы вслепую, вдогонку, с левой руки…

– Труп идентифицировали? – холодно переспросил полковник Доусон, не большой любитель ковбойских выходок в работе разведки.

– Пока нет. Документов, естественно, не обнаружено. Одна пуля попала в голову и разнесла лицо…

– Какой кошмар! – воскликнула Клер.

– И пока невозможно даже определить, что это за тип. Обещают реконструировать череп. Может, тогда что-то скажут. Но на реконструкцию нужно время.

– Когда будет результат?

– Не раньше, чем мы вернемся.

– Тогда он нам будет не нужен, – охладил полковник восторг капитана.

Некоторое время ехали молча и в напряжении, вызванном ответом полковника. Даже Клер почувствовала напряжение и попыталась разрядить обстановку:

– А где в России находится город со странным названием Череп овец? Когда мне перевели название, я сильно смеялась.

– Это название пишется слитно, – сказал полковник, – и, скорее всего, не имеет отношения к черепам. Этот город далеко на севере. В нескольких тысячах километров от нас. Почему вас интересует этот город?

– Там живут мои родственники по грузинской линии, – сообщила Клер.

– Туда мы не доберемся, – сказал капитан. – В России такой дорогой бензин, что бюджета ЦРУ не хватит на такую поездку. Мы, кстати, уже недалеко от места назначения. Сейчас за перевалом будут башни.

Миновали очередной невысокий перевал. На склоне, неподалеку от речки, стояли три каменные высокие башни, выветренные временем и слегка разрушенные людьми. Рядом с башнями виднелись развалины домов.

– Это, кажется, не грузинская архитектура, – неуверенно сказала Клер. – Я грузинской архитектурой интересовалась.

– Здесь когда-то было чеченское селение. И башни предназначались для защиты от грузин, – пояснил Дэн. – Чеченцы отсюда уходили грабить грузинские села, а потом, когда грузины приходили за своим добром, прятались в башнях.

– Это было на прошлой неделе? – пошутил полковник.

– Примерно… Только плюс несколько веков, – капитан юмор понял.

Мост через бурливую и шумную речку был тоже каменный, старинный и тоже требовал основательного ремонта. Тем не менее «Форд Мондео» мост выдержал без дрожи, хотя сама машина сильно дрожала на сплошных мелких выбоинах камней. Дальше дорога пошла по берегу реки, и вскоре, когда гора резко пошла на убыль, от реки отошла и углубилась в густой хвойный лес.

– Еще пару миль, и мы на месте, – сообщил Дэн.

Но, прежде чем преодолеть последнююе пару миль, машина проехала мимо сидевших на бревне вооруженных бородатых людей в камуфлированной форме. Один из них приветственно помахал Дэну рукой.

– А это кто? – спросил Доусон.

– Чеченский пост. Они не любят, когда незнакомые приезжают к ним в селение. И чужие машины не пропускают.

– Мы для них – свои?

– Мы для них – надежда избежать суда в России и попасть в Америку, где они надеются жить тихо и мирно.

– Разве чеченцы умеют жить тихо и мирно? – удивилась Клер.

– У нас и у них разные понятия тишины и мира.

– Значит, здесь скоро все закончится? – спросила Клер.

– Вряд ли, – заявил Дэн. – Русские могут и сюда забраться. И потому чеченцы мечтают уехать. Хотя бы в Америку.

– И создать нам новую проблему, – многозначительно добавил Доусон. – Нам это нужно?

– Европейские страны сначала принимали их с удовольствием, теперь начинают постанывать. То же самое будет, думаю, и у нас. Но пока они нам необходимы. Не дома, а здесь, на месте. И хорошо, что они есть. Вот и село.

Лес кончился внезапно, словно оборвался. Земляная почва сменилась каменистой, кое-где отдельно растущими кустами зелени, кое-где с прогалинами травы, но в целом голыми, холодными и сырыми. Село стояло на берегу другой речки, небольшой, впадающей, наверное, в ту, что недавно переезжали по древнему мосту.

– Нас уже встречают, – сказал Дэн, кивнув вперед туда, где на дорогу вышла группа чеченцев в камуфляже. – Им с поста по рации сообщили.

В это время капитану опять позвонили.

– Дато, это Гиви. Мне попалась случайно информация по вопросу, о котором мы говорили. Девять вооруженных китайцев перешли границу. Они сейчас в Чечне. Что им надо, я не знаю, но они пользуются чеченской поддержкой. И это не торговцы оружием.

– Почему ты так решил?

– Торговля оружием происходит на нашей территории. Прямо на базах у границы. Попасть с оружием там – дело гиблое. Нет смысла рисковать.

– А что им тогда надо?

– Это тебе лучше выяснить у них самих.

3

Сохно в глубине души был романтиком и, как всякий романтик, утверждал, что все-таки ночью работать ему гораздо легче и интереснее, чем днем. По крайней мере при умении передвигаться так, как это делает подполковник Сохно – без звука и вздоха, – признавали все спецназовцы, кому доводилось видеть Сохно в боевой обстановке, действия становятся гораздо эффективнее. Ночью все кошки серы, и тебя никто увидеть не может, пока ты сам не пожелаешь показаться. Могут только услышать… А здесь уже сказывается твоя способность быть неслышимым. Днем дело иное, днем и сложнее, и скучнее стократ. Особенно это касается моментов, когда противников несколько. Днем, чем больше глаз, тем больше вероятность на эти глаза ненароком попасться, не зная при этом, что стал уже обреченной мишенью.

Тем не менее Сохно и днем не сомневался, что с задачей справится, хотя не строил заранее никаких планов, потому что всегда полагался на свое умение импровизировать, исходя из реальной обстановки. Впрочем, какие-то моменты он и сейчас просчитал. Лучше, конечно, разделить «чайников» на группы. Два по два – это как раз то, что ему требовалось. По одному тоже хорошо, но больше времени займет. Со всеми четырьмя тоже можно пообщаться, хотя для этого нужна соответствующая обстановка, которая не всегда возникает по заказу.

Подполковник поднялся по склону выше. Верхняя позиция всегда считается выгодной и в бою, и, естественно, при поиске и наблюдении. Тем более что противник сам ведет активное скрытное наблюдение, следовательно, у него меньше возможностей тебя обнаружить даже в том случае, если он ожидает твоего появления. Но вечером «чайники» видели подполковника уходящим на противоположный склон. И у них нет оснований полагать, что он вернулся сюда же. Конечно, определенное беспокойство они сейчас испытывают из-за долгого отсутствия своих, ушедших за раненым. Но должны же они, в конце-то концов, понимать, как тяжело тащить человека на таком сложном участке… Да и надо ли так спешить, чтобы подносить его вплотную. Принесут, оставят чуть в стороне, чтобы близко к группе Абу Обейды вместе с носилками не приближаться, оставят одного для ухода и необходимой помощи, и только после короткого отдыха присоединятся к остальным.

И не знают, что они уже не присоединятся.

– Танцор, я – Бандит! Видишь меня?

И сразу Сохно словно почувствовал, как его ощупывает прицел «винтореза» Кордебалета. Это ощущение, кстати, было хорошо знакомо подполковнику, и не однажды выручало его в трудной ситуации. Чувствовать энергетику ствола – важное качество военного разведчика. Кто не обладает этим качеством, часто получает пулю.

– Присматриваю, Толя, присматриваю. Кто ж, кроме меня, тебя защитит. Подружку у тебя командир отобрал, а больше некому.

– Он потом ее тебе подарит, чтобы не скучал. А ты пока присматривай, правильно. Подскажи-ка мне, выше я забрался того места?

– Чуть выше. Можешь еще выше забраться. Лучше будет смотреть. Но я не сказал тебе точно, что там «чайники». Учти, ты можешь их встретить где угодно.

– Твой «тепловизор»…

– Заряд на «красной лампочке». Кстати, о девочках… Что у тебя за винтовка?

– Без ПНВ… Китайская… Я о тебе подумал, искал аккумуляторы.

– Осторожнее, Толя, – предупредил полковник Согрин. – Как твою подружку зовут?

– А я знаю? Спроси ее сам.

– Ладно. Она, наверное, тебе привет передает. На чеченском языке… Что-то лопочет…

– Пролопочи и ей. На русском. От меня. Я пошел.

В этом месте склон был трудным для подъема, состоял из больших валунов, застрявших между насыпями более мелких камней, и не было густых кустов, за которыми можно было бы спрятаться. И потому пришлось за валуны прятаться, и делать множество обходов. Хотя, если с другой стороны рассудить, эти обходы сохраняют силы и дыхание, потому что не приходится постоянно в гору переть и переть, как Сизиф.

Но полоса зарослей начиналась выше, и Сохно хорошо рассмотрел ее, прежде чем туда отправиться. Показалось, что там спокойно, и есть, где спрятаться, и есть, откуда посмотреть. Впрочем, видимое спокойствие еще не говорит о безопасности. Если бы кто-то устроил в «зеленке» засаду на подполковника, он, скорее всего, не стал бы на виду у всех исполнять там танец живота. Спрятался бы, как спрятался бы в аналогичной ситуации сам Сохно.

Но все обошлось благополучно. «Чайники», очевидно, стремились быть в непосредственной близости от группы Обейды и высоко не поднимались. Выбрав себе ровную площадку, на которой можно было лежать под кустом почти со всеми удобствами, подполковник Сохно устроился там с биноклем в руках.

– Танцор, я – Бандит! Дай наколку.

– От тебя, если смотреть прямо, на половину одиннадцатого.[24]

– Понял, ищу.

Бинокль несколько раз медленно прошелся по трем возможным участкам зарослей, где только и могли укрыться наблюдатели. Но обнаружить никого не удалось.

– Совсем я что-то ослеп, – посетовал Сохно.

– Я пока тоже не вижу, – подтвердил Кордебалет.

– Мне этот участок вообще не видно, – сообщил Согрин. – Работайте сами. У меня непредвиденные проблемы.

– Сексуального характера? – не отрываясь от окуляров бинокля, спросил Сохно. – Я ревную.

– Ты почти прав. Твоя подруга настойчиво напрашивается на телефонный разговор. Чуть трубку у меня не отнимает.

– Она умеет ею пользоваться? – усмехнулся Кордебалет. – Или ей больше нечем забивать в башмаках вылезшие гвозди.

– Работайте, – ответил полковник сердито, и в наушниках раздался легкий щелчок – он отключил свой «подснежник».

Сохно работал старательно, но глаза уже от бинокля устали, и под глазами появились круги от усердно вдавливаемых в лицо окуляров. Даже боль чувствовалась. Так же старательно с противоположного склона присматривался к подозрительным зарослям Кордебалет. Ему проще – всего одним глазам смотрит.

– Оп-па, – сказал вдруг Сохно.

– Поймал? – поинтересовался Кордебалет.

– Присмотрись со своей стороны. В средних кустах справа, если с моей стороны смотреть, большой камень. Что на камне лежит?

Кордебалет присматривался долго.

– Не вижу. Заросли мешают. Подожди, смещусь на пару метров.

Опять долго шарил прицелом по кустам.

– Фляжка. Не наша, но похожа.

– У ночных «чайников» такие же были. Значит, там и рука должна быть, которая за фляжкой скоро потянется. Мне почему-то так кажется. Карауль руку и голову. В корпус не стреляй. Они все в бронежилетах.

– У меня патроны «СП-6».[25]

– Звук будет, как в кузнице.

– Мы все кузнецы твоей безопасности.

За фляжкой, положенной на камень, оба подполковника неотрывно наблюдали около десяти минут. И дождались момента – из кустов неспешно и осторожно вытянулась рука, и показалось даже плечо.

– В «лохматках».[26] Вот почему не видно! – воскликнул Сохно, откладывая бинокль, и опуская предохранитель на китайской снайперской винтовке.

Но Кордебалет дважды выстрелил раньше, чем Сохно успел подготовиться. Звук в самом деле раздался не самый тихий. Обе пули пробили бронежилет, и звук удара металла о металл оказался более сильным, чем звук выстрелов, который до Сохно донесся только благодаря наушнику «подснежника».

– Три – на три, – констатировал Сохно. – Команды играют в равных составах. У нас, правда, в запасе есть девица. А сейчас будет двое против трех. Следи, и страхуй.

Он увидел в кустах, как кто-то двигается. К «чайнику», подстреленному Кордебалетом, с левой стороны сдвигался второй «чайник». Самого китайца видно не было, но движение кустов выдавало его. Должно быть, раненому требовалась помощь.

Сохно высчитал положение ползущего человеческого тела, высчитал длину бронежилета, и определил место, куда хотел выстрелить. Выстрел оказался не более громким, чем выстрел «винтореза», но даже более удачным, потому что раненый в седалище «чайник» выпрыгнул из кустов с коротким криком. Но долго прыгать ему не дал Кордебалет. По таким мишеням он никогда не промахивался.

– Короче, работаем так, – предложил Сохно. – Мне китайских патронов не жалко. Я обстреливаю кусты, а ты лови тех, кто оттуда выкатываться будет.

– Поехали, – согласился Кордебалет.

Сохно начал с дальних от себя кустов и опустошил весь магазин, однако пользы это не принесло никакой. Новый магазин предназначался уже для ближних кустов. И первый же выстрел заставил человека зашевелиться. Кордебалет закончил дело. Он выстрелил дважды. Тело в «лохматке» покатилось по склону.

– А-у-у, – сказал Сохно. – Где ты, последний?

Он выстрелил подряд четыре раза, и после четвертого выстрела уже не понадобилось вмешательства Кордебалета. Кусты будто сами выбросили на склон человека, одетого все в такую же «лохматку». Он стал сползать по камням на спине и вниз головой. Оптика винтовки помогла рассмотреть пробитую пулей голову.

– Три – ноль, – сказал Кордебалет. – А командир и не подозревает, что он победитель. Толя, ты винтовку не бросай. Я посмотреть ее хочу.

– Сам тащить будешь.

– Ты патроны вытащи, и винтовку девке на шею повесь. Пусть поработает.

– До девки еще дойти надо. Я пока обыщу безвременно погибших «чайников».

Сохно снова отозвался черед несколько минут.

– Вот и добыча. Бинокль с ПНВ. Заряд почти полный. Значит, где-то имели возможность подзарядиться.

– Или кто-то им принес, – подсказал Кордебалет. – Они же контактировали с группой Ювелира. У Ювелира вполне могли быть связи в электрифицированных районах.

– Возможно.

В наушниках раздался щелчок. В разговор вклинился полковник Согрин.

– Внимание всем!

– Я – Танцор, слушаю.

– Я – Бандит, весь внимание, командир.

– Я разговаривал с РОШем… Наша подружка вспомнила разговоры, которые случайно слышала в отряде Ювелира. Они должны идти до вечера за Обейдой. Вечером Обейда получает деньги. Тогда и планировали напасть. Китайцам, должно быть, нужны не деньги, а те люди, с которыми Обейда должен встретиться.

– Нужны были, – поправил командира Кордебалет.

– Уже? – спросил Согрин.

– Мы с двух сторон провели ковровое пулеметание. Уничтожили всех четверых.

– Поздравляю. Я ничего не слышал.

– Обейда, судя по спокойствию в его лагере, тоже. Я как раз за ними наблюдаю. Хорошо вижу, как зевает часовой и ждет, когда его сменят, чтобы тоже вздремнуть. Они, похоже, только к вечеру снимутся, – предположил Кордебалет.

– Если вообще планируют сниматься, – сказал Согрин. – В двух километрах дальше по ущелью есть переход в соседнее ущелье. Там у Обейды, скорее всего, и будет встреча. Оттуда идет прямой путь в Грузию. Кстати, наша задача усложняется. Там же, в соседнем ущелье, выставлены передвижные РЛС[27] российских войск. Охрана сильная. Нам следует проявить осторожность и не напороться на своих. Ближе к вечеру нам дадут подробный инструктаж. Пока продолжаем наблюдение.

– Командир, – сказал Сохно. – Пока Обейда отдыхает, не отдохнуть ли и нам?

– Не возражаю. Наблюдение ведем по одному. Первый на посту – Танцор.

Сохно удовлетворенно и красиво захрапел в микрофон «подснежника».

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1

– Да, я получил подробную инструкцию и тщательно изучил ее. – Немолодой человек в белом халате, представившийся полковником Юрковым, вертел в руках хорошо знакомые майору Яблочкину листы инструкции. Голос у полковника был тих, дикция никудышная, и приходилось напрягаться, чтобы разобрать все слова. – Подписано генерал-лейтенантом Спиридоновым. Интересно, а кто ее составлял?

– Я, товарищ полковник, – сказал Яблочкин.

– Да-да, вы… Вы, товарищ майор, очевидно, не инженер по профессии… И вообще, от научной работы, думается, весьма далеки… Никогда, то есть не занимались…

– Так точно, товарищ полковник. Я кадровый военный.

– Я понял это из ваших весьма туманно изложенных предложений. И из описания ситуации, которую вы представляете себе достаточно плохо…

– Я представляю ее себе только так, как изложено в подготовленных для нас документах. В предельно упрощенном виде, чтобы было понятно, товарищ полковник, не инженеру и даже кадровому военному. – Сережа Яблочкин позволил себе обидеться, поскольку он три ночи провел за составлением этой инструкции и даже нарвался на семейный скандал, поскольку жене казалось, что он не ночует дома по какой-то иной причине, чем занятость на службе.

– Впрочем, это естественно. – Полковник неожиданно улыбнулся, но без насмешки, почти виновато. – Я попытаюсь объяснить… Вы повторяете ошибку американских исследователей, которые считают, что мы отдельно создаем генератор неравномерной плазмы, который, как ему и полагается, гасит все электронные сигналы внутри машины, и отдельно создаем прибор, который позволяет электронным системам функционировать, как им и положено функционировать по воле конструкторов…

– А разве не так? – спросил полковник Студенцов.

– Так дело обстояло лет десять или даже пятнадцать назад, когда мы только начинали эту работу. Тогда был создан генератор, а потом мы попробовали создать нечто, что прорывалось бы через плазменную оболочку. Но быстро поняли бесперспективность этого пути. И стали делать другой генератор. Такой, который сам создает для электроники условия функционирования. И современные авиационные системы работают именно по этому принципу. Вот здесь у нас с вами получается главная загвоздка…

– В чем загвоздка, товарищ полковник? Я так и не понял, извините, – произнес Яблочкин.

– И я понял не больше, – согласился Алексей Васильевич.

Юрков пожал узкими покатыми плечами, на которых казалось с трудом держался белый халат.

– Ну как же?.. Вы же просите трудоустроить в лаборатории иностранного специалиста, возможно разведчика третьей стороны, высококлассного специалиста в нашем вопросе, и допустить его до материалов по созданию генератора, но не допускать к системам, обеспечивающим работу электроники самолета. Так?

– Так.

– Но генератор, как я сказал, сам является одновременно и гасящей, и возбуждающей системой. Он сам помогает электронике полноценно функционировать. И, допустив к одному, мы автоматически допускаем его к другому… Неужели непонятно?

– Теперь понятно, – кивнул Яблочкин. – И что же нам в этом случае делать?

– Я тут, с вашего разрешения, то есть без вашего разрешения, проявил инициативу, – сказал Юрков. – Я уже сказал, что первоначально мы шли именно по пути, который вы и видите. Так же, как шли американцы. И те старые материалы у нас сохранились. Я готов предоставить их для работы вашему подопечному… Как, говорите, его зовут?

– Это профессор Хуахин Шинкуа. Но в последнее время его звали Доктор Шин. Он одинаково откликается и на то, и на другое имя… Второе ему дали, когда он работал дворником.

– Прекрасно. У нас, к сожалению, нет ставок дворников, поскольку работы по уборке территории выполняются солдатами. Что касается ставки младшего научного сотрудника, то такую профессору Хуахину Шинкуа я могу выделить. И даже место в общежитии для него найдется. Правда, в офицерском…

– И еще место для меня, товарищ полковник, – подсказал Яблочкин. – Неделю или две я должен буду находиться рядом с Доктором Шином. Полковник Студенцов сегодня уедет. За ним, наверное, уже выслали машину.

– Да, я помню это условие. Два места в офицерском общежитии. Одновременно я разработал перечень вопросов, над которыми профессору придется трудиться. Правда, эти вопросы рассчитаны не на уровень младшего научного сотрудника, а на серьезного ученого. Может быть, он сумеет их решить.

– С вами приятно работать, товарищ полковник, – улыбнулся майор Яблочкин.

– Главное, чтобы мне было приятно работать с профессором Хуахином Шинкуа. Кажется, я встречал это имя в релизах, которые нам присылали из ГРУ. Правда, это было давно.

– Доктор Шинкуа расстался с Америкой двенадцать лет назад.

– Да-да, наверное, тогда и было.

– Он руководил лабораторией, примерно такой же направленности, как ваша.

– Он даже руководил? Надеюсь, он не будет меня подсиживать, – пошутил полковник Юрков. – У меня все. Что касается вопросов контроля за действиями уважаемого коллеги, то вам предстоит пообщаться с нашим начальником режимного отдела. Это по коридору от меня направо через дверь. Он предупрежден и ждет. А я хотел бы поговорить с доктором Шинкуа. Он разговаривает по-русски?

– Хуже, чем по-английски или по-китайски. Еще старается показать знания испанского языка, но испанский он знает плохо. Можно его пригласить к вам?

– Да. Мы поговорим по-английски.

* * *

Начальник режимного отдела подполковник Лавров готовил себе в маленькой электрической кофеварке кофе.

– Вовремя вы, – приветливо поздоровался он. – Сейчас и вам кофе приготовлю.

– Это было бы очень даже кстати, – согласился полковник Студенцов. – Мы уже вторые сутки на ногах.

– Больше на колесах, – поправил Яблочкин. – С тех пор, как начал ездить, постоянно боюсь уснуть за рулем.

Кофе приятно пить, развалившись в мягких креслах и вытянув расслабленно ноги. Здесь, в большом кабинете подполковника, кроме множества металлических шкафов-сейфов, были только обыкновенные офисные стулья, и довольно жесткие. И даже журнального столика не было, чтобы на него чашки с блюдечками поставить.

Блюдечки держали в руках. Кофе пили с наслаждением, напиток был приготовлен отменно. Не дождавшись комплимента, подполковник Лавров сам себя похвалил:

– Это единственное из всех кухонных дел, которое мне удается. Дома яичницу себе поджарить не могу, обязательно сожгу. А пить кофе ко мне со всей лаборатории приходят. Фирменный рецепт.

– Первый раз слышу, чтобы в электрических кофеварках можно было варить кофе по рецептам, – удивился полковник.

– Особый состав воды, – не раскрывая секрета, как и полагается начальнику режима, объяснил подполковник. – Итак, мне ваши просьбы известны. Те, что касаются профессора Хуахина Шинкуа и его работы в лаборатории. Насколько я понимаю, будут еще и просьбы, напрямую касающиеся меня и моего профиля работы.

– Обязательно, товарищ подполковник. – Майор Яблочкин опять взял инициативу разговора на себя. – Первое, что нам необходимо, это обеспечить только один телефонный номер, к которому будет иметь доступ доктор Шинкуа. И он должен быть нам известен.

– Будете подключаться?

– Обязательно.

– Хорошо, что предупредили. У нас все номера на контроле. Даже на двух уровнях контроля. Выборочный контроль за разговорами сотрудников, и контроль возможного прослушивания. Еще что?

– Доктор Шинкуа должен иметь возможность выходить в Интернет не только со своего компьютера. Со своего – это естественно. Но он будет искать возможность пользоваться другим компьютером. Ему надо такую возможность предоставить.

– Задача сложнее, но стоит подумать. Я полагаю, мы сможем ее решить.

– Тогда сразу предупреждаю. Мы подозреваем, что наш подопечный умеет взламывать защиту. Тот компьютер, с которого он будет работать, и его персональный рабочий компьютер, не должны иметь выхода в общую сеть лаборатории.

– Об этом можно было бы и не предупреждать. Это уже моя непосредственная работа, и в ней я пока обхожусь без ошибок и недочетов.

– На оба компьютера вам уже сегодня привезут модемы, через которые он должен будет работать. И только через эти модемы, потому что они имеют систему контроля за всей корреспонденцией. И еще хотелось бы невозможного, но невозможное – невозможно.

– Если можно, конкретнее.

– Избежать контактов с сотрудниками лаборатории доктор Шинкуа не сможет. Хорошо было бы, если люди, с которыми он будет контактировать, станут проявлять особую осторожность. Правда, как бы это сделать аккуратнее, не предупреждая всех, что к вам в лабораторию подбросили шпиона, я не представляю.

– А вот это, майор, вполне возможный вариант. В секторе, где отведено место для доктора Шинкуа, работает всего пять сотрудников. Все проверенные и умеющие держать язык за зубами. С ними, я думаю, можно дополнительно поговорить, и я беру это на себя.

– Тогда все. Остается только оформление документов.

* * *

Тем временем доктор Шинкуа и полковник Юрков обо всем, похоже, договорились. По крайней мере, предварительно и коротко. Должно быть, решили, что вопросы их совместного сотрудничества может решить только время, и более конкретно можно будет разговаривать только после того, как новичок покажет себя в деле.

Майор Яблочкин получил из рук подполковника Лаврова пропуска на выезд из учреждения, доктор Шинкуа был тут же сфотографирован, и за несколько минут, потому что предварительные формальности были завершены задолго до его приезда, получил в руки временный пропуск сроком на один месяц. Выделили солдата охраны, чтобы он проводил приезжих до офицерского общежития, где доктору Шинкуа и майору Яблочкину выделили соседние комнаты в общем коридоре. Там жить было можно, и никого не смутило, что туалет и душ на весь коридор общие.

Майору Яблочкину позвонили на «мобильник», предупредив, что к внешнему посту подходит машина за полковником Студенцовым. Сережа отвез полковника до шлагбаума, где они простились.

– По большому счету, – сказал полковник, – я вообще не вижу, что я смог сделать здесь. Просто был твоим, Сережа, бесполезным попутчиком. И побыл некоторое время полковником, прежде чем снова стать капитаном стройбата. Это приятно, но у меня так много дел в огороде.

– Товарищ полковник, мы сейчас не можем еще судить, полезным или бесполезным попутчиком вы были. Мне все же показалось, что Шинкуа узнал вас. А это очень важно.

– Будем надеяться. Сейчас главное в том, чтобы организовать жесткий контроль за его возможной связью. Связь будет осуществляться, естественно, через Интернет, и там возможности контроля ограничены.

– У нас есть системы слежения.

– Тогда будем прощаться. До новой встречи.

– До новой встречи, товарищ полковник.

2

Четверо чеченцев, встретивших американцев на дороге, не произвели на полковника Доусона приятного впечатления. Он ожидал увидеть иных людей, согласно сложившемуся в голове стереотипу горца – высоких, стройных, с узкой талией и широкими плечами. А эти все были низкорослы, ходили вразвалку, выглядели не большими любителями умываться и особой гордости не выказывали.

– Здравствуй, Завгат. – Капитан Дэн, приветствуя, протянул обе руки тому, что стоял впереди. Чеченец в ответ протянул обе руки. – Здравствуйте все. – Точно таким же приветствием Дэн обменялся еще с тремя боевиками.

Полковник Доусон по гигиеническим соображениям вообще не любил здороваться за руку с людьми, которые не производили впечатления только что выбравшихся из ванны. Тем не менее, понимая и по необходимости принимая кавказские обычаи представления, сделал это, повторив жест капитана.

Разговор опять велся на незнакомом полковнику языке. Только одну, ужасно произнесенную фразу по-английски, и удалось разобрать:

– Мы готовы уже сейчас. Только оружие возьмем.

Дэн посмотрел на часы.

– Тогда сразу же и выступаем.

Судя по тому, что Клер никак на разговор не отреагировала и даже не попыталась перевести его, разговаривали даже не на грузинском. Полковник не знал точно, существует ли чеченский язык, хотя и предполагал это. Впрочем, терять время на расспросы он не стал, хотя и отметил для себя языковые способности Дэна.

Чеченцы ушли, и во дворе, за высоким забором из слоистого камня, послышалось тарахтение двигателя.

– Они едут на тракторе? – вполне серьезно спросил полковник, вслушиваясь в звуки и разглядывая облако сизого дыма, поднявшегося над забором.

– У них «Рейндж Ровер»… Но местный самодельный бензин ужасного качества. Я вынужден всегда возить с собой канистру с бензином, чтобы не заправляться здесь.

Выхлопные газы, донесенные ветерком, напоминали, конечно, что угодно, только не отработанное автомобильное топливо. Не трудно предположить, что с такой «горючкой» любой современный двигатель будет работать, как трактор.

Капитан Дэн с трудом развернулся на узкой улице между другими такими же высокими заборами и каменистыми буграми, выпирающими прямо посреди проезжей части, если это в самом деле была проезжая часть. Одновременно открылись ворота, и выехал довольно старенький, трясущийся всеми креплениями «Рейндж Ровер». В машине сидели те же четверо чеченцев. Внедорожник выехал с улицы первым, словно показывал направление, и затрясся теперь уже не по дороге, а по простой, хотя и утоптанной множеством ног и, кажется, колес, тропе. Не менее активно затрясся и «Форд Мондео», но скрипел значительно меньше, хотя тоже молодостью лет не отличался. Все-таки ему чаще приходилось ездить по асфальту.

– Нам долго такой дорогой пробираться? – поинтересовалась Клер.

– Около десяти миль. Но она не всегда такая. Чуть дальше поедем по траве. Там не так трясет, хотя тоже не слишком ровно – камней много. Через десять миль стоит постоянный действующий базовый лагерь, который чеченцы содержат за счет общих вложений. Нашлось несколько предприимчивых людей, которым на той стороне границы не очень нравится, и они сделали так, что стали всем необходимыми на этой стороне. Их содержат и еще платят за каждый вывод за границу. Плата небольшая, но зато есть гарантия, что ты не будешь иметь неприятностей с грузинскими пограничниками, которым тоже с базового лагеря что-то перепадает, и не нарвешься сразу после переправы на российских пограничников. Их передвижение постоянно отслеживают специалисты, и знают кто и где в настоящее время находится. У них даже есть фотографии многих пограничников, и домашние адреса некоторых старших офицеров, чтобы в случае неприятностей иметь возможность на них надавить. Сервис высшего криминального уровня. Нас гарантированно переведут в Россию, и за небольшую доплату даже предложат, самый безопасный маршрут.

– А у нас свой маршрут есть? – предугадывая мысли полковника, спросила Клер.

– Мы его вырабатывали вместе с Абу Обейдой и Завгатом, это тот чеченец, что сейчас сидит за рулем. Он здесь все тропы знает. Туда и обратно ходит регулярно, и хвастается, что сможет пройти с завязанными глазами, и при этом не наступить ни на одного пограничника…

– Он, надеюсь, надежный? – полковник предпочитал на чужой территории, где он будет вне закона, не иметь проблем с личным составом.

Капитан Дэн сердито хмыкнул:

– На его руках слишком много крови, чтобы он рисковал попасться в руки русским. Пожизненное заключение сроком на два-три года ему обеспечено…

– Это как? – не поняла Клер. – Пожизненное заключение сроком на два-три года…

– Те, кому дают в России пожизненное заключение, не вытягивают больше двух-трех лет… Или умирают за решеткой, или с собой кончают. Может быть, с помощью своих тюремщиков… Россия не желает тратить деньги на длительное содержание безнадежных заключенных.

– Какое варварство! – воскликнула Клер.

– Это очень разумно, и я начинаю уважать русских. – В противовес ей сказал полковник.

* * *

Через горные, чуть каменистые луга, где хорошо было бы пасти скот, а не воевать, машины поднялась до горного же редкого леса, и на его окраине остановились.

– Приехали, – сказал капитан Дэн. – Дальше еще пару миль пешком. Но, хвала Создателю, не в гору, а с горы. Вещи забираем с собой.

– А здесь безопасно оставлять машины? – спросила Клер.

Полковник ответил ей жестом, показывая кругом. Трава была плотно утоптана протекторами машин, кое-где кусты сломаны колесами. Должно быть, здесь постоянная стоянка. Клер поняла.

Капитан Дэн открыл багажник и вытащил три упаковки с оборудованием. Это то, что им следует нести с собой на российскую территорию. Багажник, освободившись от поклажи, зло хлопнул. Подошли чеченцы, усмехнулись, когда Дэн нажал на брелке кнопку сигнализации. Он сам, сообразив несуразность своего действия, усмехнулся, – привычка сработала. Разговаривали опять на языке, непонятном ни полковнику, ни Клер. Но разговор был коротким. Чеченцы забросили за плечи свои не слишком тяжелые рюкзаки, подавая пример американцам, и первыми двинулись сперва вдоль опушки леса, потом резко, чуть не под углом в девяносто градусов, свернули в сторону.

– Углы здесь срезать не принято? – проворчал полковник Доусон.

– Когда я был здесь в первый раз, я задал тот же самый вопрос, – улыбнулся капитан. – Та сторона базового лагеря заминирована. И все подходы тоже.

– Ого! Здесь настоящая военная зона.

– Верно.

Лес спускался с горы круто, и людям приходилось придерживаться за шершавые стволы деревьев, чтобы не скатиться по тропе. Впрочем, само понятие тропы здесь было мало уместно, поскольку при малой густоте леса идти можно было где угодно.

Наконец, вышли к строению, напоминающему загон для скота. Сам загон был огорожен точно таким же каменным забором, какой американцы уже видели в селе, только здесь в заборе зияли дыры, похоже, кое-где сделанные специально, чтобы заменить несуществующие амбразуры. Капитан заметил интерес полковника и объяснил:

– Несколько лет назад здесь было многолюдно, особенно в начале весны. Одни группы сменяли другие, и все отправлялись туда. – Он кивнул в сторону стоящей в отдалении горы. – Тогда охрана выставлялась по всем подходам и по периметру. Сейчас здесь тихо, и пулеметов в амбразурах нет.

За забором стояли три палатки. В середине двора горел костер, обложенный крупными камнями, и дым доносил приятный запах жареного мяса. Завгат что-то сказал.

– Нас ждут, – перевел Дэн. – После короткого обеда сразу выступаем.

– Мы переходим границу днем? – удивился полковник.

– Ночью даже опаснее. Днем визуально контролируются все посты пограничников. Куда они выйдут ночью – не знает никто.

– Дэвид, вы на каком языке с ними разговариваете?

– На русском… Я не знаю чеченского.

– Вы знаете русский? – полковник показал, что он приятно удивлен.

– Да, выучил по необходимости.

Навстречу вышли три чеченца в камуфлированной одежде и с автоматами. Остановились в воротах с одной распахнутой створкой. Впечатление складывалось такое, что местные жители никогда с оружием не расстаются.

С хозяевами разговаривал Завгат. Потом обернулся, махнул рукой, приглашая остальных, своих и американцев. Чеченцы общались друг с другом на родном языке, непонятном даже капитану Дэну. Завгат выступал в роли переводчика. А после Завгата переводчиком выступал уже капитан Дэн.

– Небольшое угощение, и в дорогу. Времени у нас не много. Границу следует перейти между двумя передвижными постами. Придется перебегать через открытое место, чтобы успеть.

– А эти люди? Именно они обеспечивают переправу?

– Эти только встречают нас. Те, кто обеспечивает переправу, сидят на своих постах и осуществляют контроль.

– Тогда поторопимся, – решил полковник.

3

– Бандит, проснись, – раздался в наушнике голос полковника Согрина.

Сохно всегда просыпался легко и со свежей головой, даже без требования со стороны. Просто назначал сам себе время, и внутренний будильник срабатывал безотказно. А уж если его будили по необходимости, то пробуждался в состоянии повышенной боевой готовности.

– Я весь – внимание, командир.

– Абу Обейда так сладко потягивается, что мне тоже хочется поспать. Время вышло. Заступай на пост. Лучше выдвигайся дальше по склону, чтобы видеть весь лагерь Обейды. Постарайся больше ни в кого не стрелять.

– Понял. Двигаю.

Сохно не надо было долго собираться – подхватил китайскую винтовку, поскольку обещал ее презентовать Кордебалету, и, внимательно осмотревшись, выбрал кусты, за которыми он сам будет невидим со дна ущелья и с нижней части склона, где и отдыхала группа Абу Обейды. Неудобство состояло в том, что и сам подполковник на некоторое время терял лагерь из виду. Но это время было настолько коротким, что лагерь никак не мог бы успеть сняться с места и скрыться из поля зрения. Боевики, даже при большом приобретенном опыте ведения боевых действий, большей частью своей так и не научились работать на уровне спецназа. Не только спецназа ГРУ, который всегда вне конкуренции, но и любого другого спецназа. А чтобы за секунды скрыться целым лагерем – нужно иметь отработанные спецназовские навыки.

При небольшой численности своей группы Абу Обейда, обеспокоенный шумными, тревожными и непонятными событиями, происходящими у него в тылах, в местах, которые он только недавно спешно покинул, выставлял на время отдыха сильное охранение из шести человек, разбитых на пары. Полковник Согрин правильно предположил, что место встречи с американской группой у Обейды назначено в недалеком соединении ущелий. Будь за спиной тишина и покой, Обейда уже сейчас был бы на месте встречи, и, как гостеприимный хозяин, жарил бы хлеб на ветках, чтобы достойно встретить гостей. Как опытный командир, Обейда предположил, что кто-то с кем-то воюет за его спиной вовсе не без причины. Он, должно быть, имел основания догадываться, что какие-то силы желают помешать ему дождаться гостей или же стремятся узнать, где он будет ждать американцев. И эти силы нечаянно нарвались на другие силы. Кто был в том бою уничтожен – это даже неважно. В любом случае Абу Обейда должен дожидаться момента в каком-нибудь месте, а потом стремительным рывком выйти в нужную точку, встретить гостей, и увести их в сторону от опасного соседства. Беда только в том, что и ему, и американцам необходимо быть в этом самом опасном месте, несмотря на выставленное охранение, обмануть это охранение или уничтожить, но и уничтожить только в строго определенный момент. Быть там, но, естественно, не вести долговременный бой, прикрывая свои тылы. И потому посты уже сейчас должны были быть усилены.

Сохно без труда в первые же полчаса своего дежурства эти посты вычислил. Ему не потребовалась даже подсказка Кордебалета или Согрина, а те и сами посчитали, что Сохно скучно будет сидеть на наблюдательном посту, если ему все расскажут и покажут. Опытные профессионалы в таких подсказках не нуждаются. Часовые осуществляли охрану патрульным способом и в основном контролировали одну строну. Ту самую, откуда недавно слышали стрельбу и взрывы. С противоположной стороны был только один часовой. Тоже на месте не сидит – передвигается, присматривается.

Конечно, передвигаться на посту – это хорошо. Увидишь больше. Но в то же время и тебя увидят. Для кого-то это будет острастка, для кого-то возможность часового снять. И жалко, что снимать его пока нельзя. Сохно прекрасно видел возможность значительно уменьшить силы Абу Обейды, но воплощать в жизнь эту возможность пока нельзя.

Время двигалось к вечеру, а в горах этот переход заметен сразу. По мере того как сгущалась темнота, Сохно спускался ниже, чтобы не терять противника из виду. Ночь длинная, а тратить запас аккумулятора прибора ночного видения китайского бинокля не хотелось. Но, по мере снижения, подполковнику пришлось еще и в сторону смещаться, чтобы не сидеть, как петух на насесте, на голом склоне. Таким образом Сохно забрался почти в тыл группе Обейды. И находился уже между местом отдыха самой группы и дальнего одиночного часового, гуляющего от ручья к кустам.

Абу Обейда спокойно подремывал, как и его свободное от дозора окружение, и смотреть на них было не интересно. Взгляд сам собой перешел на часового. Не включая прибора ночного видения на тяжелом бинокле, подполковник сумел все-таки рассмотреть его лицо. Немолодой мужчина с длинными, как у обезьяны руками, держал автомат под мышкой, как надоевшую вещь. И еще Сохно понравился его камуфлированный костюм из синтетической водонепроницаемой материи. В дождливую погоду, конечно, такой камуфляж удобен. В жару, правда, в нем можно свариться. А на посту в такой одежде ничего не слышно, потому что она сама сильно шуршит.

Неплохо было бы таким обстоятельством воспользоваться. Сохно подумал об этом, и тут же обнаружил человека, который именно это и собирался, судя по поведению, сделать.

Человек, естественно, тоже в камуфляже, только не шуршащем, перебежал от куста к кусту, как только часовой повернул голову в противоположную сторону. Бинокль перешел на новое действующее лицо. Вернее, на лица, потому что следом за первым точно такую же перебежку, только в другую сторону, совершил еще один человек, одетый точно так же. Присмотревшись внимательнее, Сохно предположил с полным основанием, что это федералы, то есть российские военнослужащие. Но, поскольку РОШ тщательно контролировал район, и не пускал сюда тех, кому здесь делать было нечего, естественно было бы предположить, что это охрана зоны испытаний. Та самая охрана, о которой предупредили Согрина по телефону.

– Я – Бандит! Командир, проснись и пой. У нас новые неприятности.

– Надеюсь, ты не думаешь отдать в подчинение командиру целый женский батальон? – спросил Кордебалет, который проснулся, похоже, раньше, поскольку ответил сразу.

– Что там? – поинтересовался Согрин хриплым со сна голосом.

– Пара ребят, похоже, федералы, желают пообщаться с дальним часовым.

– Остановить сможешь? Чтобы тревогу не поднимать.

– Они могут мне не поверить. Народ пошел неразумный и упрямый. Еще отстреливаться начнет. А мне обидно будет.

– Ты умеешь объяснять, – сказал Кордебалет.

– Со своими – только с разрешения командования, – высказал Сохно категоричное мнение.

– Действуй, – дало разрешение командование.

* * *

Расстояние между неизвестными и часовым было пока метров сорок. Точно такое же расстояние отделяло самого подполковника Сохно и неизвестных «ползунов». И часовой вовремя двинулся в сторону. Правда, и неизвестные постарались этим воспользоваться и сократить дистанцию. И Сохно тоже. Только они сократили ее на пять метров, а он сразу на двадцать. И еле-еле успел спрятаться, чтобы уже не часовой, а неизвестные его не заметили. Впрочем, они больше наблюдали за часовым, чем за тем, что у них за спиной делается. Сократив момент ожидания и оценивания ситуации до минимума, Сохно еще одну перебежку сделал, и уже оказался в непосредственной близости от неизвестных. И теперь, несмотря на сгущающийся сумрак, точно определил, что перед ним свои. Один, судя по экипировке, офицер, второй – солдат-контрактник. Главный вопрос – какие слова найти, чтобы выглядеть убедительным. А слов, чтобы объяснить ситуацию, может понадобиться много, и говорить их придется резким приказным тоном. Громко. И часовой услышит. И свои могут не поверить. Значит, чтобы соблюсти тишину, надо искать другие пути. Сохно выбрал наиболее доступный и убедительный. А главное – надежный путь.

Ближе к нему находился офицер. В два прыжка можно преодолеть дистанцию. Но пока часовой сюда смотрит, ничего сделать нельзя. Как ни мешает ему шуршание камуфляжа услышать шум, оно не закрывает ему глаза. Пришлось выжидать, но выжидать в неудобной позе подготовившегося к прыжку человека. Наконец часовой потянулся, замер, чтобы не шелестел камуфляж, и прислушался к происходящему в лагере.

– Я – Рапсодия. Бандит, будь осторожен, Обейда поднял лагерь. Готовятся сниматься.

Сохно не ответил. Ответ мог бы выдать его.

– Понял, – полковник ответил сам себе.

Часовой сделал несколько шагов в сторону лагеря. Он не отвернулся, но кусты скрыли от него офицера, хотя не скрыли Сохно. Офицер сделал рывок, и Сохно вынужденно рискнул, положившись на спасительную темноту, бросился наперерез, за мгновение преодолев открытое пространство, заметил, как на бегу оборачивается в его сторону офицер, и успел ударить его кулаком точно в челюсть. Голова офицера повернулась в другую сторону. Он упал, не успев понять, что с ним произошло. Теперь время терять нельзя. Следует быстро вытянуть брючный ремень, связать руки за спиной, и все. Ноги можно не связывать. И даже оружие можно не забирать. Не успеет очухаться. Теперь – к солдату. У того на спине глаз, к счастью, нет. Не заметил, что с его командиром произошло. Так и лежит, как лежал, наблюдает за часовым. Еще двадцать метров. И часовой Сохно не видит. Новый рывок.

Солдат движение за спиной почувствовал, и звук, наверное, до него донесся, потому что летать Сохно не умел. Солдат не обернулся. Он правильно сделал. Он сразу сообразил, что его командир должен сдвигаться в другую сторону, а к нему кто-то посторонний приближается, и резко перекатился в сторону, но не успел поднять автомат. Теперь Сохно ударил не кулаком, а локтем. Удар локтем более жесток и способен человека дураком на оставшиеся годы сделать. Но для основательного удара кулаком требовалась иная позиция, и этого парня Сохно связал.

После чего подполковник осмотрелся, взвалил на себя солдата и потащил к офицеру. Там рядом положил и только тогда дыхание перевел.

– Я – Бандит. Рапсодия, я дело сделал. Старший лейтенант и рядовой-контрактник. Лежат рядом и отдыхают. Что я им должен сказать?

– Молодец. Я только что разговаривал со Спиридоновым. Охрану испытаний предупредят, чтобы не совались и не стреляли в тех, кто не будет в них стрелять. С этими. – Голос полковника стал твердым. – Генерал дал добро на ликвидацию. – И добавил уже явно от себя: – Если не поймут человеческую речь. Они поймут, Толя. Ты умеешь говорить.

– Доходчиво, – добавил Кордебалет. – Скажи им, что они на прицеле у снайпера. И при первой оплошности снайпер уберет их с этого света, чтобы не мешали.

– Добро. Скоро в себя придут.

Первым, как и ожидалось, пришел в себя старший лейтенант. Открыл глаза и помотал головой. Глаза зло сузились, когда понял, что руки связаны. На солдата посмотрел и только после этого глянул на Сохно.

– Добрый вечер, старлей, – тихо сказал Сохно. – Позволь представиться. Подполковник Сохно, спецназ ГРУ. Какого хрена ты сюда забрался? Кто разрешил?

Старший лейтенант молчал и мрачно смотрел. Зашевелился и солдат. Чуть слышно простонал, но умудрился сесть и только после этого открыл глаза.

– Короче, так, старлей. Слушай мою команду. Инструктаж получишь, когда к своим доберешься. И выполняй его строго. Тех, кто не выполняет, нам приказали уничтожать. Ваша задача – только охрана. В стороны не отходить, ни в какие посторонние мероприятия не вмешиваться. Здесь идет серьезная операция, а ты ее чуть не сорвал. Понял меня?

– Понял, товарищ подполковник. – Старший лейтенант попробовал пошевелить челюстью. – Вы мне челюсть сломали.

– Как вернешься, солдата врачу покажи. У него гарантированное сотрясение мозга. Я свой удар знаю. А сейчас встали и пошли. Развязывать я вас не буду, от греха подальше. Оружие вам на плечи повешу. Уходите так же тихо, как пришли. Так же осторожно, чтобы часовой не увидел. Со связанными руками это сложнее, но – возможно. Понял?

– Понял, товарищ подполковник.

– В качестве напоминания. Я уже сказал, что помеху приказано уничтожать. Вы оба на прицеле у снайперов. Будете шуметь, вас пулей снимут, – Сохно подправил у рта микрофон, чтобы объяснить ситуацию. – Танцор, объясни нагляднее.

Пуля в ту же секунду взметнула фонтанчик пыли у старшего лейтенанта между ног. Старлей сидя шарахнулся в сторону и свалился на бок.

– Тихо, – пригрозил Сохно.

– Я рапорт напишу, товарищ подполковник, – угрюмо предупредил старший лейтенант и опять, морщась от боли, пошевелил челюстью…

– Пиши, – согласился Сохно. – Фамилию не забудь… Подполковник Сохно, спецназ ГРУ. На меня много подобных бумаг катали. Не забудь, кстати, упомянуть, что мы получили приказ на вашу ликвидацию, но мне своих жалко стало. Пусть меня хоть за это накажут.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

1

Шли быстро, порой перемежали ходьбу с короткими перебежками, чтобы преодолеть открытые пространства, видимые с российской стороны. Несли на себе содержимое багажника «Форда Мондео». Оборудование только вначале показалось легким. Но чем ближе к границе, тем поклажа сильнее давила на плечи. Чеченцы грузом утруждать себя не намеревались.

Капитан Дэн показал себя джентльменом. Видя, как тяжело приходится Клер, он взвалил ее рюкзак на свое плечо. Но так бегать вообще немыслимо. И он обратился к Завгату. Тот усмехнулся, но потом, когда из бумажника Дэна в его руки перешли две сотенные долларовые банкноты, что-то сказал одному из своих попутчиков. Тот взял рюкзак Клер на свои плечи.

Двинулись дальше. Освободившись от груза, Клер начала разговаривать.

– Что, у всех чеченцев такой высокомерный взгляд? – спросила она капитана.

– Мне тоже их взгляды не нравятся, – согласился полковник Доусон.

– Они любят повелевать, это у них в крови, – объяснил Дэвид. – И уверены, что имеют право повелевать. Оттого и взгляд такой. А те, кто такого взгляда не имеют, всегда в подчинении, всегда гонимы своими же.

– Странный народ, – сказала Клер.

– Гордый народ воинов, – не согласился Дэвид.

Открытые для взоров луга и прогалины в быстром темпе миновали. Тропа пошла через лес, и уже не надо было бежать с тяжелым грузом за плечами. Но шли все равно быстро и без остановок. Первым отдых запросил тот чеченец, что нес рюкзак Клер. Но Завгат только сказал что-то другому чеченцу, и тот взял у него ношу. О том, чтобы подменить хотя бы на время полковника с капитаном, разговор, видимо, не зашел, и не предполагалось, что он зайдет.

Однако скоро и сам Завгат приказал остановиться. Сняли с усталых плеч ношу, сели под деревьями на траву. Как по команде, шумно перевели дыхание.

– Сколько мы отмахали? – поинтересовался полковник.

Капитан Дэн, прежде чем ответить, дважды глубоко вдохнул воздух и дважды резко выдохнул его из себя. Чистил легкие, чтобы не задохнуться на середине фразы.

– Только две с половиной мили. Если бы не лес, мы бы сейчас видели рядом ту гору, что нам показывали из базового лагеря – российская сторона, будь она неладна. Этот отдых перед тем, как мы перейдем границу, чтобы там отдыхать только тогда, когда удалимся в глубь территории на сколько возможно дальнее расстояние. На безопасное расстояние. Так мы заранее договаривались с Завгатом и с Абу Обейдой.

– Когда мы с самим Обейдой встретимся?

– Ночью. Здесь от границы недалеко. Дорога только одна, и заблудиться невозможно. Все время нужно идти долиной.

Полковник кивнул, и разговаривать больше не стал, по примеру капитана, приводя в норму дыхание и восстанавливая силы. Они ему еще понадобятся в два ближайших дня.

Те два дня, что отведены на проведение операции.

* * *

К опушке леса подходили осторожно, Завгат даже отдельное предупреждение высказал, переведенное капитаном Дэном строго, словно он здесь командовал:

– Не шуметь.

За опушкой шла просека, покрытая высокой, по пояс человеку серебристо-зеленой клонящейся на ветру травой. По ту сторону просеки – российская территория, которая сразу круто поднималась в гору, словно показывала, какие трудности ожидают тех, кто сюда пожалует вне охраняемой пограничниками дороги.

Затаились в кустах. Завгат с кем-то пообщался через переговорное устройство и опять сделал предупреждение, переведенное Дэвидом в том же тоне, только произнесенное уже вполголоса:

– Тихо сидеть. Сейчас пройдет пограничный наряд.

Завгат, обменявшись несколькими короткими словами, выслал вперед одного из своих помощников. Тот пристроился с биноклем в кустах на самом краю леса, и словно растворился среди листвы. Стал даже для своих попутчиков почти невидимым. Все ждали в напряжении, хотя случись что, обнаружь российские пограничники их, это не несло бы никакой угрозы, поскольку все они, пока не пересекли просеку, все еще находились на грузинской территории.

Наконец наблюдатель поднял в кустах голову и махнул рукой, приглашая. Завгат дал команду, которую тут же повторил капитан Дэн:

– Вперед, и быстро.

Вперед все устремились без задержки, словно давно ждали этой команды. Кусты расступились, пропуская группу. Просека была шириной метров в пятьдесят, и перебегали ее, не останавливаясь ни на мгновение.

Затрещали кусты. Это чеченцы, бегущие первыми, поскольку были налегке, с разбегу вломились в них, но не остановились, продолжая пробиваться дальше. Но еще шагов через двадцать кусты кончились, и лес оказался более-менее чистым, не густым, и удобным для быстрого передвижения. Но чеченцы и там не задержались, продолжая углубляться в российскую территорию. И американцы вынуждены были напрягать силы, чтобы не отстать. Только спустившись в овраг и перепрыгнув через мелкие камни, бывшие когда-то, должно быть, весной, дном ручья, остановились перевести дыхание.

– Мы бежали, как стадо слонов, – сказал полковник Доусон с осуждением. – Пограничники, если они только что прошли, должны были нас услышать.

Капитан Дэн перевел фразу Завгату. Тот ухмыльнулся довольно, и сразу же ответил. Дэн и ответ перевел.

– Для того и старались. Сейчас на той стороне отвлекают пограничников. Двое чеченцев дерутся между собой, кусты ломают. А пограничники смотрят, и им не до того, кто прошел мимо. Все предусмотрено.

Доусон остался доволен такой хитростью, но вида не показал, промолчал. Однако капитан по глазам полковника понял, что тот начинает больше уважать чеченскую хитрость.

Проводники сделали по паре глотков воды из общей фляги. Дэвид протянул свою флягу сначала полковнику, тот передал ее Клер:

– Только два глотка, не больше. Иначе будет трудно идти.

* * *

Если бы и дальнейший путь шел через такой же чистый лес, несмотря на нелегкий груз, пристроенный за плечами, марш мог бы показаться прогулкой, потому что все окружающее радовало. Отсутствие постов, прекрасная погода, природа, которая призывает остановиться и полюбоваться очередным пейзажем. Но скоро лес стал густым и труднопроходимым, и приходилось искать тропы в обход буреломов и сплошь заросших кустами многочисленных оврагов. И даже воздух вокруг изменился. Стало заметно сумрачнее, хотя солнце, казалось, все так же сияло вверху, над кронами высоченных сосен и елей.

Когда остановились на первый привал, Клер спросила:

– Мы по компасу идем?

– Я не видел ни у кого компаса, – ответил полковник.

– А как тогда они находят дорогу? Боюсь, что мы проплутаем, пока окончательно направление не потеряем.

– Нам его и искать не надо, – улыбнулся Дэвид. – Пойдет уклон справа, бери левее. Пойдет слева, бери правее. Мы уже в ущелье. Только здесь оно еще широкое. Дальше будет намного уже, и тогда будет видно оба склона и скалы.

– Вы будто бы уже бывали здесь, – сказал полковник с легким раздражением, самому ему непонятным.

– Мне рассказывали, – сказал капитан, и посмотрел на Клер с легкой улыбкой.

Полковник этот взгляд уловил, и тогда понял причину своего раздражения. Просто такой же взгляд он видит уже не в первый раз. И сама Клер иногда бросает похожие взгляды. Словно бы между Клер и Дэвидом какая-то искра пробегает, словно существует какое-то взаимопонимание. Впрочем, ничего удивительного в этом нет. Они почти ровесники, и могут друг другу симпатизировать. Полковник вспомнил, как он рассматривал фигуру Клер в самолете. Да, его время прошло. Теперь пришло время капитанов.

Но в другом деле полковник всегда остается более необходимым, чем капитан. Это главное дело, ради которого они и оказались здесь. И такая постановка вопроса утешала.

Завгат что-то сказал.

– Он призывает поторопиться. Скоро стемнеет, а нам еще пару часов добираться, – сразу перевел Дэвид.

– Вперед! – скомандовал полковник.

Командовать – это пока еще его право.

2

Воспользовавшись тем, что на время оформления всех документов Сережа Яблочкин передал доктора Шинкуа с рук на руки подполковнику Лаврову, он решил в первую очередь выспаться. Что ему почти удалось, если считать, что молодому сильному организму, приученному к различным лишениям и перегрузкам, хватит двух часов на то, чтобы выспаться. Через два часа Сережу разбудил звонок «мобильника», заботливо уложенного на тумбочку рядом с головой, чтобы не искать спросонья, откуда звонок раздается. И даже на определитель номера майор посмотреть не забыл. Звонил генерал-лейтенант Спиридонов.

– Слушаю, товарищ генерал. Здравия желаю то есть. – Спросонья Яблочкин не сразу сообразил, что следует сказать раньше.

– Чем занимаешься, Сережа? Докладывай.

Яблочкин в подробностях перечислил все, что было сделано или обговорено, и все, что должны сделать уже не он, а подполковник Лавров и полковник Юрков за то время, пока майор отдыхает после ночной дороги.

– Мне уже доложили, что модемы с посторонним доступом на те два контрольных компьютера установили. Тебя беспокоить пока не стали. И номера телефонов взяли, через которые модемы работать должны. Наши компьютерщики будут там же работать, рядом с тобой. Им выделили комнату в лаборатории. Дополнительно выехала группа жесткого контроля. Сотрудников где-то на одном этаже с вами разместят, в общежитии. В пропуск китайцу какой-то чип вмонтируют – компьютерщики с собой привезли, чтобы отслеживать его передвижения по городку вне рабочего времени. К тебе подойдут, ты не удивляйся.

– Я в курсе, товарищ генерал. Мы ситуацию обсуждали еще до моего выезда. Как вы думаете, Шинкуа собирается здесь надолго задержаться?

– Тебя, скажи уж честно, интересует, надолго ли ты сам там задержишься? – Генерал-лейтенант Спиридонов откровенно усмехнулся в трубку.

– Если честно, то очень даже интересует, товарищ генерал. Надо семейные отношения отлаживать. – А Сережа Яблочкин, в свою очередь, не постеснялся ответить на усмешку тяжелым вздохом, понятным каждому семейному человеку. Генерал человек семейный, и он понял.

– Я думаю, Шинкуа собирается осесть в лаборатории прочно. Закрепиться, зарекомендовать себя, и со временем подсидеть полковника Юркова. Для него это уже опробованный в Америке вариант, и нет причин, по которым он от него отказался бы здесь. Но искать связь он будет уже вскоре, мне так кажется. Китайцы проявляют в последнее время активность. У нас здесь тоже была группа китайцев… Китайский спецназ, девять человек. Судя по всему, охотились за американцами. Чтобы перехватить то, что тем достанется. Твои друзья из группы Согрина уничтожили их.

– Эти могут и батальон уничтожить.

– Я пока не знаю, есть ли какая-то связь между легализацией, вернее возрождением доктора Шинкуа и появлением в Чечне китайского спецназа, но ожидаю, что такая связь существует. Впрочем, с этим мы разберемся без тебя. Твоя задача иная. Отлаживай контроль за каждым шагом Шинкуа, отладишь – и после этого можешь возвращаться в Москву. С моего согласия, разумеется. Его контакты проконтролируют без тебя. Твое дело, запустить «машину» в действие.

– Я понял, товарищ генерал.

– Тогда – все. Запоминай телефон руководителя твоей группы поддержки. Это капитан Сергеев. – И генерал продиктовал номер сотового телефона Сергеева. – Запомнил?

– Я его и так помню, товарищ генерал. Мы с капитаном Сергеевым семьями дружим.

– Добро. Работай.

Положив трубку, Яблочкин снова завалился в постель, думая доспать столько, сколько ему дадут обстоятельства и сослуживцы, но уснуть уже не смог. Показалось, что упущено нечто важное, о чем не подумал ни он, ни генерал-лейтенант Спиридонов, ни полковник Студенцов, ни подполковник Лавров… Необходимо было что-то проверить, и эта мысль мимоходом уже мелькала в голове майора, но какая именно он забыл. Может найти Шинкуа какой-то нестандартный ход, чтобы обеспечить себе связь? Изобретательный ум всегда может что-то придумать, тем более ум гения, каковым доктора Шинкуа можно было считать. Только вот, что? И успеют ли службы контроля воспрепятствовать связи или хотя бы проконтролировать эту связь? А вот что следовало проверить – из головы вылетело.

Но, как часто случается, если что-то западает в голову, что никак не хочет вспоминаться, бесполезно и пытаться это вспомнить. Яблочкин ломал голову долго, и в конце концов решил пустить дело на самотек. Когда-нибудь, может быть, через несколько минут, когда расслабишься, мысль вернется, и все встанет на свои места.

Но сон уже показался прерванным окончательно. И Сережа, закрыв дверь комнаты на ключ, поскольку оставил под подушкой оружие, пошел умываться.

* * *

Вернувшись из умывальника, Яблочкин заметил, что горит дисплей мобильника. Так и есть – неотвеченный звонок. Номер оказался незнакомым, тем не менее Сережа нажал клавишу вызова.

– Майор Яблочкин. Вы мне звонили?

– Здравия желаю, товарищ майор. Дело в том, что ко мне ушла ваша жена…

– С чем вас и поздравляю, Виктор Николаевич… Вы даже не представляете, как облегчили мне жизнь. Здорово, товарищ капитан. Ты уже приехал?

– Уже разместился с ребятами в комнатке, которую нам выделили под кабинет. Сейчас ищут, куда бы нас пристроить ночевать. Как только пристроят, завалюсь к тебе с докладом, – пообещал капитан Сергеев.

– Если в мою комнату поставят вторую кровать, я возражать не буду. Ты к моим заходил?

– Звонил. Людмила попросила заехать, чтобы я передал тебе в знак очередного примирения банку с вареньем, но у меня времени не было.

– Врешь, сам варенье сожрал.

– Может быть, я не помню. Короче, жди. Я сейчас поговорю с комендантом относительно второй кровати.

Пока Яблочкин одевался и приводил себя в порядок, капитан Сергеев уже договорился с комендантом. В дверь постучали, и, после разрешения войти, два солдата внесли кровать, а третий, обхватив двумя руками внес скрученные матрац, одеяло и подушку.

* * *

Комнатка была небольшой. Меньше той, где Яблочкина поместили, а оттого что была заставленна компьютерами и другой аппаратурой, казалась еще меньше.

– Основное дело сделано, монтаж закончен. Теперь нам остается самое простое, – сказал капитан Сергеев, – спутниковую тарелку на крышу устроить, и подсоединить ее к аппаратуре. Тогда никуда уже твой китаец не денется от нашего всевидящего ока.

– Что, как в Интерполе? Научились человека со спутника отслеживать? – поинтересовался Яблочкин.

– Я не знаю, как в Интерполе, с ними не работал, но в принципе наша отечественная аппаратура превосходит импортные аналоги по всем статьям. Французский стандартный спутник-шпион, например, позволяет зафиксировать смещение объекта на расстояние более полуметра. Мы же фиксирует в пределах двадцати сантиметров. И даже сквозь железобетонные перекрытия. Правда, пока только еще в один этаж. Если человек находится, скажем, на верхнем этаже здания, мы может посмотреть, в какое время он в туалет ходит. Возможно, в скором будущем и через несколько этажей посмотреть сможем. Я слышал, что на следующий спутник ставят мощнейший усилитель приема тепловых сигналов.

– Спутник Интерпола, кстати, сквозь этажи показывает, где находится мобильник. Этаж, правда, не определишь, но место вполне возможно.

– Не верю.

– Сам видел, – подтвердил Сережа.

– Но мы их по другим параметрам превосходим. – Сергеев проявил свой обычный оптимизм. – У нас много своих плюсов.

– Посмотрим, Витя, на ваши плюсы в действии, – согласился Яблочкин. – С подполковником Лавровым уже разговаривал?

– Знакомился. Он обещал вскоре навестить. Когда у нас все готово будет. Этого подполковника, как я понимаю, сильно все наше хозяйство интересует. Мечтает в своей лаборатории такое завести, чтобы каждого сотрудника контролировать.

– Это его работа. Нам же надо только одного человека не упустить. У меня сегодня в голове мелькнуло, что мы что-то не додумали, а что именно, вспомнить никак не могу.

– Давай попробуем вместе. Полный план контроля.

– Давай, – согласился Яблочкин, и вытащил из кармана блокнот.

3

Часовой группы Абу Обейды вовремя получил сигнал и двинулся к основной группе, по-прежнему шурша своей несуразной в боевых условиях «камуфляжкой». Но осторожность никто не отменял. И потому Сохно, нацепив на плечи своим пленникам ремни автоматов, как лучших друзей, с улыбкой, похлопал по плечам и сказал им предельно строго:

– Одно неосторожное движение, один камень из-под ноги, и пуля вас догонит… Не догонит, случись, пуля, накроет закон. За халатность под суд пойдете. Оба. Но отвечает за все, понятное дело, офицер. Соображай, старлей, и топай. Только не строевым шагом. Вперед!

Подниматься по склону со связанными руками, при этом прятаться за кустами от возможного наблюдателя, под ноги смотреть, чтобы камешек не шевельнулся, и не иметь возможности ухватиться за куст, чтобы подтянуть тело при подъеме – занятие не слишком приятное и уж совсем не легкое. Сохно наблюдал за пленниками, пока позволял вечерний сумрак. Потом поднял бинокль с ПНВ, стал через него рассматривать путников. Старший лейтенант, похоже, ругался. Часто оборачивался и что-то высказывал солдату. Тот молчал, словно он был виноват в случившейся неприятности. Но в целом оба шли достаточно тихо и старательно, по мере сил и возможностей, прятались от взглядов из лагеря Абу Обейды.

– Ювелир – раз, – начал считать полковник Согрин, – «чайники» – два, наши – три… И все это не считая девчонки, которая уже полчаса что-то пытается мне объяснить, а я не пойму. Толя, кто у тебя следующий на очереди?

– Американцев подавайте, – со знанием дела потребовал Сохно. – Стопроцентных. С Вьетнама с серьезными американцами не встречался. Соскучиться успел.

В свое время во Вьетнаме отдельная мобильная группа тогда еще старшего лейтенанта Согрина провела несколько успешных операций. В группу тех времен входили пятнадцать офицеров. Сейчас в живых остались четверо. Двое служат вместе с Согриным, Слава Макаров служит где-то то ли в Интерполе, то ли в спецподразделении ООН… Остальные погибли в разных концах планеты, не дослужив до пенсии, на которую трое оставшихся собирались уйти после окончания нынешней операции.

– Американцев тебе придется охранять больше, чем Абу Обейду, – сказал Согрин. – Я предупреждал, а ты настраивайся.

– От такого настройства сплошное расстройство, а не служба в боевом элитном подразделении, – посетовал Сохно. – Это как собаку заставить любимую кость охранять, и не разрешать трогать. У меня, как у собаки, уже челюсти сводит.

– Внимание! – подал голос Кордебалет. – Абу Обейда снялся. Может, мне сдвинуться вперед? До самого поворота в соседнее ущелье?

– Гуляй, – согласился Согрин. – Только осторожнее, не спугни американцев. Их в темноте можно с кем-то спутать.

– Здесь дубы не растут, – прокомментировал Сохно. – Для них высоковато. Дубы – чуть ниже, и где камней поменьше.

– Толя, – скомандовал полковник, – выдвигайся по своему склону. Не выходи из зоны связи. Обейда будет стараться контролировать тылы, поскольку в тылах стреляли. С тыла пойду я один. Кордебалет далеко впереди, ты, как самый крупный специалист по охране – чуть-чуть впереди.

– Понял, двигаю.

– У меня аккумулятор в бинокле совсем садится, – предупредил Согрин. – Буду идти за Обейдой вплотную. Не спутайте меня с чужим. Девчонка только мешается.

Началось самое сложное в операции – ночное наблюдение при малой эффективности приборов ночного видения. Если у Сохно еще был трофейный китайский бинокль, в котором неизвестно на сколько часов осталось заряда аккумулятора, то у Кордебалета полностью сел заряд в «тепловизоре», почти полностью сел заряд в собственном ночном прицеле «винтореза», у Согрина заряд в бинокле настолько слаб, что он предпочел его оставить на крайний случай. В такой ситуации не захочешь, а придется передвигаться к противнику на минимально допустимом расстоянии, то есть работать за гранью риска.

Хорошо еще, что расстояние до поворота в соседнее ущелье невелико и месторасположение этого поворота известно. Мала вероятность потерять группу Абу Обейды совсем, даже если потеряешь ее на время из вида.

Согрин, памятуя о недавней участи китайцев, не пожелал идти по следу группы, имеющей в своем составе опытных минеров и способной оставить после себя и мины-ловушки, и простые «растяжки», которые ночью особенно опасны из-за своей незаметности. Днем ожидаешь увидеть растяжку под ногами, спрятанную в траву. Хотя тоже не всегда увидишь… Ночью же такую растяжку вообще заметить невозможно. Плюс верхние «растяжки». Смотришь под ноги внимательно, ветку дерева, перекрывающую проход, отклоняешь, и получаешь взрыв над головой. И потому полковник двинулся во склону, чуть ниже того уровня, которым передвигался раньше. Но здесь идти оказалось намного сложнее, чем по дну ущелья. И не только потому, что склон был крут, и правую ногу постоянно приходилось держать согнутой в колене, а левую чаще, чем обычно, использовать, как опорную. Такая ходьба утомляет быстро, но еще больше утомляет необходимость петлять, как заяц, когда он следы путает, и огибать или непроходимые заросли, или мелкие языки осыпей, способные снова начать сползать, и поднять шум. После любого шума за спиной Абу Обейда, и без того настороженный, обязательно устроит засаду. В темноте нарваться на засаду легко. И практически невозможно среагировать на пулеметную очередь, которой тебя встретят. Именно пулеметной, а не автоматной, потому что в ночной засаде всегда ручной пулемет, если он только есть в наличии, играет первую скрипку из-за того, что дает меньшее рассеивание пуль при очереди, следовательно, имеет большую способность к поражению. Но, даже если не шуметь, следует иметь в виду, что Абу Обейда всегда славится чрезвычайной осторожностью в действиях. И эта привычная осторожность может также заставить его выставить засаду. И потому следует не только самому пробираться по возможности тихо, но и присматриваться к тому, что впереди, с троекратным вниманием.

Хорошо еще, что перед выходом Игорь Алексеевич сумел все-таки на пальцах объяснить «попутчице», чтобы она шла на пятьдесят шагов позади. И жестами предупредил – смотреть, не подкрадется ли кто к ним сзади. Так она и шла, и полковник Согрин несколько раз слышал, как под ногами девушки осыпались камни, несколько раз ухо улавливало треск веток, сломанных под осторожной, но неумелой рукой. Оставалось только надеяться, что до группы Абу Обейды звуки не доносятся, поскольку ветерок дул по ущелью в лицо Согрину, и звуки относил к нему за спину. И тумана, всегда предательски разносящего каждый звук, в эту ночь, в отличие от предыдущей ночи, не было.

– Рапсодия, я – Бандит! Сижу против прохода. Обейда здесь. Считаю группу по головам. Не хватает пары ребят. Потерялись в пути. Боюсь, что заблудятся. Будь осторожнее.

– Понял, Толя, спасибо.

Сохно со своим опытом разведывательно-диверсионной работы думает точно так же, как полковник Согрин. Он специально выбрал позицию, чтобы пересчитать «по головам» боевиков. Думал, значит, о том, что Обейда может оставить засаду. В этом Игорь Алексеевич ни минуты не сомневался. Но вот что с самой засадой делать? Дождаться девушку, обойти по большому радиусу и оставить у себя за спиной пару вооруженных противников? И при этом не знать, когда люди из засады пожелают сняться и сблизиться с тобой, и каждую минуту ожидать выстрела в спину?

– Толя, что посоветуешь?

Сохно без объяснений понял, относительно какого вопроса спрашивает совета командир.

– Не оставлять же их за спиной, – категоричным тоном посоветовал Анатолий.

– А Абу Обейда?..

– Что Абу, что Обейда… Какая разница! Обеспокоится? Ну и хрен с ним. Он и без того неспокоен. Потому и оставил засаду. Ждет того, кто за ним идет. И совсем не удивится, если ты уложишь его ребят. Я даже могу предположить, что он оставил в засаде тех, кто ему надоел. И он, кроме того, наверняка ждет появления в районе испытаний «чайников». Земля слухами полнится. И он наверняка о прибытии «чайников» знал.

– Командир, – вмешался в разговор Кордебалет. – Я вижу людей, которые, скорее всего, ждут Абу Обейду. Семь человек. Национальность определить не могу. Насторожено поглядывают в сторону прохода.

– Сейчас определишь, – подсказал Сохно. – Обейда вступил в проход. Вперед послал разведчиков, сам идет в тридцати шагах позади. В полной боеготовности. Прикрыл фланги. Я бы даже подумал, что он готовится к столкновению.

– Он, как всегда, очень боится попасть в ловушку, – решил Согрин. – Но выставил ловушку для меня, принимая меня за «чайника».

– Разберись, командир, с этой ловушкой, разберись. Хочешь, я вернусь в подмогу.

– Не надо. Я думаю, он снимет засаду, как только встретится с американцами. Главное, чтобы твоя подружка не начала не вовремя песни петь. Она как раз ко мне подходит. Тихо, ты, плясунья. – Последнее восклицание явно относилось к подошедшей «попутчице». – Ложись носом в траву и не дыши.

– Вижу разведчика Обейды, – доложил Кордебалет. Выходит из прохода. Где его учили так воевать? Прыгает, как козел, во все стороны ствол выставляет. А сам, как мишень. Прости, командир, за желание. Но просто руки чешутся из козла козу сделать. Одним выстрелом лишить его некоторых характерных признаков.

– Руки о ствол дерева почеши, – посоветовал Сохно. – Это помогает.

– Что вторая группа? Встречная. – Полковник предпочитал конкретные разговоры.

– Присматриваются, пока не выходят. Ага… Вот… Разведчик вытаскивает зеленую тряпку, цепляет на ствол, как знамя, машет три раза, опускает. Еще два раза… Так… Выходит один… Что-то спрашивает… Разведчик показывает за спину. Поворачивается, уходит… Да, кажется, сам Абу Обейда появляется. Темно. Разобрать не могу. По фигуре – он. Теперь из новой группы выходит второй. Подходит… Обнимаются с Обейдой, как старые друзья.

– Рандеву линкоров состоялось, сейчас сойдутся эскадры, – прокомментировал Сохно события, которые не видел.

– Точно! Выходит новая группа, выходят и парни Обейды. Обейда что-то по переговорному устройству говорит.

– Сейчас моя засада снимется, – решает Согрин.

– Точно, идут двое, – сообщил Сохно. – Торопятся.

– Все! Первый этап операции закончен, я сообщаю Спиридонову. – Согрин достал спутниковый телефон…

– Командир… Командир, – поспешно сообщил Сохно. – Они идут мимо прохода вниз по ущелью. Мимо Абу Обейды.

– Возможно, желают проконтролировать и другую сторону. Разговаривают с кем-то по переговорному устройству.

– Обейда по «переговорке» ни с кем не разговаривает, – сообщил Кордебалет. – Обейда стоит рядом с американцем… Сейчас… Посмотрю остальных… Мне видно всех… Нет… Ни у кого «переговорки» в руках нет.

– Значит, у Обейды есть еще группа, – сделал вывод Согрин. – Я сообщаю генералу.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

Абу Обейда вышел навстречу, сразу требуя позвать полковника Доусона, словно не верил, что Доусон прибыл сюда собственной персоной. Обейда заранее ставил это условие, не совсем понятное капитану Дэну. В глубине души капитан, отдавая должное организаторским талантам полковника и его былым почти легендарным заслугам, считал, что сейчас пришло время разведчиков новой формации, и Доусон уже не может составить конкуренцию тем, кто уже наступает ему на пятки. Конечно, Дэвид понимал, что сам он пока полковнику не конкурент, но и его час скоро настанет. Немножко удачи, больше риска, и все пойдет в гору. Но тем непонятнее было требование Абу Обейды, чтобы в операции обязательно принимал участие полковник Доусон, когда-то, много лет назад, преподававший курс в разведшколе. Тогда выпускником этого курса был Обейда. Но едва ли одно уважение к преподавателю сделало бы йеменского наемника таким категоричным. В устной форме генерал Хант просил Дэвида поинтересоваться причиной упрямства Абу Обейды. Конечно, если случай подвернется, и так, чтобы не обидеть самого полковника. Дэвид тогда усмехнулся. Он-то отлично понимал вежливость генерала. Ведь генерал не может не знать, что случай подворачивается только тому, кто сам его организовывает. И Дэвид организовал, всучив полковнику рюкзак, в лямке которого был встроен микрофон-»жучок», а записывающее устройство находилось в кармане самого Дэвида. Микрофон чуткий, способен уловить разговор в радиусе до пяти метров, и, что самое главное, не обычный, самоактивирующийся на разговор, то есть не тратящий заряд миниатюрного аккумулятора, а включающийся по команде клавиши, которую Дэвид нажмет в кармане. Беда такого устройства одна: оно не предназначено для оперативной работы, то есть сразу не прослушивается. А иногда это бывает необходимым. Правда, сейчас, если посмотреть со стороны, необходимости в особой оперативности не было. Но это только на взгляд со стороны, и никто не знает, когда такая необходимость может возникнуть.

Второй микрофон, работающий по тому же принципу и передающий разговор на параллельную кассету того же записывающего устройства, вмонтировал в ручку сумки с деньгами. Сумку нес сам капитан, чтобы передать ее Абу Обейде. Как передаст, микрофон окажется рядом с тем, для кого он и предназначен…

С первой встречи, прошедшей не слишком тепло и не холодно, Абу Обейда не потребовал от Доусона разговора наедине. Это естественно, и, если разговор в самом деле предстоит серьезный, он не может состояться сразу, с разбега… И Дэвид не включал запись. Но стоит присматривать за обоими внимательно, чтобы не пропустить момент. Полковник, если ему самому необходим серьезный разговор, слишком опытен, чтобы удаляться для него в сторону и тем самым привлекать к себе внимание. Он даже, по привычке разведчика быть всегда неприметным, а вовсе не по какому-то умыслу, превратит в него обычную болтовню во время марша. Несколько слов с одной стороны, несколько слов с другой – вперемежку с разговорами о погоде, и все. И никто ничего не заподозрит.

* * *

Обейда выглядел по-восточному невозмутимым и загадочным и выказывал достоинство, приветствуя полковника Доусона, прижимаясь щекой к его щеке. Но полковник сразу почувствовал настороженность своего бывшего ученика. Доусон не сильно ломал себе голову над тем, зачем он Абу Обейде понадобился – подойдет время, все прояснится, однако тот, опять же с восточной мудростью, не поспешил сразу выложить свои карты на стол. Впрочем, полковник и не ожидал иного.

Конечно, за годы, которые они не виделись, Абу Обейда изменился. Из горячего страстного, не умеющего управлять собой и яростью юноши он превратился в серьезного и, кажется, мудрого командира. Наверное, достаточно мудрого и умелого, если он до сих пор жив и воюет, когда война практически окончилась. Надо суметь в такой обстановке сохранить значительные силы, как это сделал Обейда, когда в местных отрядах уже превратившихся, по сути дела, в маленькие группки, осталось в основном по три-четыре человека. Абу Обейда словно бы ждал своего случая здесь, на территории России, и дождался, когда ему предложили миллион долларов. Даже для большого арабского мира, богатого нефтью, это большие деньги. А для малого, куда входят такие страны, как родина Обейды, это вообще неслыханное богатство. И Обейда своего упустить не желает… Полковник готов помочь ему в обмен на встречную помощь, тем не менее условие, согласно которому обязательным было присутствие Доусона, пока непонятно.

– Как обстановка вокруг? – поинтересовался полковник, не тратя время на посторонние, не касающиеся дела разговоры.

– Как везде в Ичкерии – трудная.

– Это мне ничего не говорит. – Доусон строгим голосом показал, что он по-прежнему считает себя здесь старшим и отвечать ему требуется конкретно.

Обейда, кажется, понял это.

– Меня никто не преследовал. Хотя я боялся, что преследование может быть. Должно быть, слухи поползли об оплате. – Он бросил короткий, но выразительный взгляд на Завгата, о чем-то разговаривающего со своими бойцами, и тихо посмеивающегося. Полковник этот взгляд уловил, и чуть заметно кивнул. – Кроме того, мне сообщили, что известными вам событиями сильно заинтересовались китайцы. В горах появилась группа китайского спецназа, но сам я спецназовцев не видел и в контакт с ними не вступал. Если до китайцев дойдет слух о нашем интересе, они наверняка проявят желание помешать нам.

– Китайцы или еще кто-то… Короче, нам в Тбилиси уже пытались помешать. Возможно, это были китайцы. Они стреляли по нашей машине. Капитан Дэн убил одного.

– Лучше было бы, если бы он убил всех, – проворчал Абу Обейда.

– Но у меня нет гарантии, что это китайцы.

– Лучше, если бы это оказались они.

– Чем лучше?

– Если это не китайцы, значит, есть еще какая-то сила, которая стремится нам помешать. И сила нам неизвестная. Это опасно.

– Если так рассуждать, я могу согласиться. Я могу даже пожелать, чтобы это были китайцы. Мы ждем сообщения. Дэвиду позвонят.

– Да, я жду звонка, – согласился Дэн.

– Значит, они знают о вашем приезде. – Обейда задумался. – Стоит ждать неприятностей. Я на всякий случай собрал всех своих людей. Четырнадцать человек вместе со мной здесь, и еще пятнадцать ждут в стороне. Они блокируют китайцев, если те появятся. Мы блокируем их, если они появятся с другой стороны. Надо еще занять людей Завгата… Оставим их, пожалуй, охранять этот проход.

– Завгата я планировал отправить на аэродром, откуда самолеты будут взлететь.

– Это далеко?

– В Волгоградской области, – подсказал капитан Дэн.

– Бесполезно. Их поймают раньше, чем они из Чечни выберутся. Лучше не рисковать. Да Завгат и сам туда не поедет.

Полковник переглянулся с Дэвидом. Тот соглашаясь, кивнул. От затеи с аэродромом следует, пожалуй, отказаться.

– Ладно. Тогда не будем терять время. Испытания начнутся…

– По моим данным, – сказал капитан Дэн, – завтра около двух часов дня. Нам еще предстоит выйти на место, подыскать площадку и расставить оборудование.

– Еще один важный момент, о котором вы забыли.

– Что еще? – спросил полковник.

– Оплата.

Капитан Дэн, не говоря ни слова, протянул Обейде сумку.

– Здесь половина. Можешь не считать. Вторую половину, как договаривались, получишь по окончании дела в Тбилиси.

– Тогда не будем терять время, – приняв сумку и крепко вцепившись в ручку, решил Абу Обейда. Завгат!

Чеченец подошел.

– Ты со своими людьми останешься здесь охранять проход. Если появятся китайцы, примешь бой – проход перекрыть нетрудно, но обязательно сообщи нам. – И он протянул ему коротковолновую радиостанцию. – Дальности связи должно хватить. Если связи не будет и китайцев будет много, тихо отходите в другую сторону – уводи их за собой и пошли человека, чтобы он постарался нас найти. Ты знаешь, где мы будем.

* * *

В марш вышли сразу, только поправив тяжелые рюкзаки за плечами. Первыми пошли люди Обейды – пара разведчиков, за ними остальные. Американцы вместе с Абу Обейдой заняли места в середине отряда, при этом боевики с явным неодобрением посматривали на Клер Такуа, идущую налегке, если не считать большой палки, которую выломал ей в лесу Дэвид, чтобы было на что опираться при необходимости, как на посох.

– Я двух человек уже выслал вперед, для соединения со второй группой, – сообщил йеменец. – Они проверят тропу. Хотя дорога должна быть и без того безопасна.

– Долго нам идти?

– Практически до рассвета. В пути сделаем два коротких привала.

Втянувшись в ритм марша днем, американцы никак не могли привыкнуть к ночному маршу через заросли и камни. И приходилось очень стараться, чтобы не отстать от тренированных наемников Обейды. За час дошли до второго прохода, соединяющего основное ущелье уже с новым.

– Здесь отдыхаем, – распорядился Обейда, усаживаясь на камень.

И что-то сказал своему человеку. Тот сделал знак другому, и пара разведчиков, понимая свои обязанности с полуслова, двинулась назад, чтобы организовать охранение на случай возможного преследования.

– Я бы на месте китайцев, – предположил капитан Дэн, – пошел бы не по следу, а по склонам с двух сторон. Так легче вести контроль, оставаясь невидимым.

– Я согласен с тобой, – сказал Обейда. – Но в здешней обстановке охранение следует выставлять даже в небе над головой, но и это не спасет, если что… Ночью по склону китайцы не пройдут. Слишком круто. И отдыхать мы собираемся не слишком долго. Не успеют ничего предпринять.

– А это что? – спросил капитан, показывая на один из склонов, где вдалеке светились две зеленые точки.

Абу Обейда присматривался к темноте долго и с напряжением. Точки смотрели прямо на них. Потом на мгновение погасли. Один раз, второй, третий, и снова уставились…

– Птица, – сказал йеменец. – Бинокли не мигают. Здесь много птиц. И все больше хищные. Как на столько хищников добычи хватает?

2

В течение рабочего дня вся аппаратура была установлена. Что необходимо было замаскировать, было замаскировано с предельной тщательностью. И даже «жучок» подслушивающей аппаратуры был успешно пристроен в комнате, отведенной под жилье доктору Шинкуа, хотя откровенной необходимости в таком действии не было, поскольку беседовать в своей комнате, особенно в первое время, доктор мог только лишь с майором Яблочкиным. На визит немногочисленных сослуживцев, с которыми китаец мог бы сблизиться в первые же дни работы и которые решили бы вдруг навестить его в офицерском общежитии, надежды было мало, поскольку дома, где жили сотрудники, находились в достаточном отдалении, и не каждому хочется тратить время на подобные прогулки без необходимости. Да и разговор с сослуживцами едва ли смог бы представлять интерес. А посторонние в военный городок попасть практически не могли. Тем не менее самоактивирующийся на голос «жучок» установили.

– Мы так, кстати, однажды попали в историю, – посетовал капитан Сергеев. – Поставили одному товарищу «жучок». Тоже – слово скажешь, он включается, и запись начинается автоматически. Кто ж знал, что этот тип испанский язык чуть не круглые сутки учит. И слова, заучивая, без конца вслух повторяет. Каждое слово помногу раз. Весь запас пленки за несколько часов извели, у «жучка» аккумулятор сел почти полностью, а тут к объекту гость пожаловал. И разговор пошел, который нам записать следовало. Только на начало разговора аккумулятора и хватило. Ох, и взгрели нас за это. С тех пор испанский язык для меня хуже китайского.

– Будем надеяться, что доктор Шинкуа не будет изучать испанский язык, – в последний раз оглядывая комнату доктора, сказал Яблочкин, – он его и без того слегка знает, хотя и хуже китайского… Вроде бы все на месте?..

– А с попугаями он говорить не будет? Или сами попугаи болтать начнут, – все же беспокоился Сергеев – «жучок» был установлен в днище клетки, поскольку вся мебель в тесноватой комнате состояла из кровати, стола, пары стульев, встроенного в стену шкафа, электрического чайника и трехпрограммного радиоприемника на подоконнике. Радиоприемник капитан Сергеев, поковыряв отверткой, «сломал», чтобы тот не тратил заряд аккумулятора «жучка».

– Попугаи… – Яблочкин задумался, похоже, о чем-то своем. – Попугаи болтать любят. Клетка красивая. Произведение искусства, а не клетка!

Он постучал по тонким металлическим прутьям ногтями. Попугаи не отреагировали и только глаза на майора скосили. На разговор не напрашивались и болтливости не проявляли. Майор и красивые резные ножки, на которых стояла клетка, как избушка Бабы яги, потрогал руками – прочные, основательные, и составленную из многих резных частей крышу тоже потрогал. Клетка прочная и просторная, в такой дракона держать можно, не то что попугаев.

– Попугаи… – Яблочкин задумался снова, и почесал затылок, словно хотел что-то вспомнить.

Но опять не вспомнил. Так и вышли они из комнаты профессора, закрыли дверь на ключ, а ключ отнесли к дежурному по общежитию. И вовремя, потому что рабочий день закончился, и доктор Шинкуа, как увидел Сережа из окна, одиноко брел через полковой плац в сторону общежития. Но на середине плаца остановился, осмотрелся, словно что-то придумал, и после этого уже заспешил к общежитию быстрее.

– Это он и есть? – капитан Сергеев смотрел из-за плеча майора. – Будем, значит, заочно знакомы. Ладно, побегу в комнатку к ребятам. Посмотрю, чем наш ученый подопечный занимался в течение дня.

– Уже можно что-то увидеть?

– По крайней мере то, что он делал с помощью компьютера. У нас полный доступ к жесткому диску и ко всем съемным дискам, если они подсоединяются. Пока компьютер-оригинал включен, вся работа копируется на наш компьютер-дублер. И происходит это при каждом включении. Программа эксклюзивная, отечественные специалисты разрабатывали. Мировые аналоги в сравнение с ней не идут.

– Забегу посмотреть.

– Заглядывай.

Сергеев ушел и, видимо, встретился с доктором Шинкуа на лестнице. Так показалось Яблочкину, который услышал, как в двери соседней комнаты поворачивается ключ. Тонкая стена позволила услышать, как китаец напевает что-то явно восточное, как скрипят дверцы встроенного в стену шкафа.

Сразу, как только человек вошел к себе, навещать его не совсем удобно. Все-таки люди любят переваривать собственные впечатления о перемене мест наедине с собою. Приличия Сережа Яблочкин решил все-таки соблюсти и не показаться китайцу навязчивым контролером. Но через пять минут ключ снова заворочался в замке, дверь закрывали. Доктор Хуахин Шинкуа или к умывальникам направился, или вышел на прогулку. Вечерний, надо полагать, моцион.

Прикинув время, Сережа выглянул из двери своей комнаты. Доктора в коридоре не оказалось. Если бы он шел умываться, то добраться до крайней двери, где умывальники и располагались, не успел бы. Значит, свернул на лестницу, чтобы спуститься к выходу. Яблочкин быстро подошел к окну и увидел, как доктор Шин, одетый в простенький и дешевый спортивный костюм, направляется к спортивному армейскому городку, где под командованием офицера занимался физической подготовкой взвод. Асфальтированные площади спортивного городка китайца, похоже, не прельщали. Он отошел в сторону, на газон с подстриженной травой, встал, медленно поднял к небу руки, ладонями вверх и надолго замер в такой позе. Потом начал синхронно водить руками по воздуху, словно рисовал замысловатые фигуры, одновременно изменяя и положения тела. Сам никогда не сталкиваясь с ушу, майор Яблочкин понял, что доктор Шинкуа выполняет дыхательную гимнастику древней китайской системы. Еще раз подтверждая предположение, что он этнический китаец.

Просчитать ситуацию оказалось несложно. Должно быть, доктор Шинкуа уже понял, что выдавать себе и дальше за этнического колумбийца не имеет смысла. Пусть и значится он в документах колумбийцем, пусть и носит колумбийское имя, не отказываясь от него, хотя и не утверждая, что он в самом деле колумбиец. Якобы он не помнит. Прикрытие удобное. И дает возможность китайскому разведчику признать то, что он китаец, но не признать себя разведчиком. А китаец или колумбиец – он все же талантливый ученый, и грех такого ученого не использовать.

Доктор Шинкуа начал вживаться в новую легенду, которую когда-то начали создавать, как действительную советские спецслужбы, а она, волею медицинской ошибки, якобы превратилась именно в легенду. Значит, Доктор Шин, пациент психиатрической лечебницы в Приволжском, сумел подобрать пароль к компьютеру главного врача и прочитал все материалы, его касающиеся. И теперь пытается подстроиться под эти материалы.

Это уже какой-то сдвиг в деле. А дал ли сдвиг первый рабочий день в лаборатории? Сережа Яблочкин пошел в комнату группы контроля, где капитан Сергеев уже должен был получить какие-то данные.

* * *

– Он сегодня не работал самостоятельно, – предваряя вопрос, поставил Сергеев в известность майора. – Просто изучал материалы, к которым ему открыли доступ. Изучал внимательно, если судить по тому, сколько он оставил пометок в компьютерных страницах. Кстати, это, вероятно, нарушение режима секретности. Доктор Шинкуа копировал материалы с чужих компьютеров на свой жесткий диск и там уже работал с ними. Но работал активно. Нам нужен специалист, который сможет дать заключение по пометкам доктора. Здесь эксперт нужен. Мы сами дать оценку не в состоянии.

Яблочкин назвал телефонный номер, по которому связывался со специалистом из Приволжского, когда требовалось оценить работу Доктора Шина там.

– Но проще будет связаться с местными специалистами. Отрывать полковника Юркова, пожалуй, не стоит. Поговорю завтра с подполковником Лавровым. Он кого-нибудь к тебе подошлет. Вместе посидите. В Интернет не выходил?

– Дважды. Но почту не смотрел. Просматривал американские научные сайты. Словно сравнивал данные и искал золотую середину. Причем один из сайтов полузакрытый. Нам пришлось попотеть, чтобы взломать пароль и войти в него. Доктор Шинкуа сделал это без проблем.

– Он гений, – утешая капитана, сказал Яблочкин. – Вам с ним тягаться почетно.

– Чем сейчас этот гений занимается? Мечтаю поучиться и стать гением.

Окно комнаты группы контроля выходило на другую сторону, и увидеть доктора Шинкуа отсюда было невозможно.

– Поучись, – посоветовал Сережа. Пойдем, понаблюдаем. Он на спортплощадке занимается дыхательной гимнастикой ушу.

– Он официально признал себя китайцем?

– Пока нет. Но пытается, я думаю, заставить нас самих завести разговор об этом. Для того и демонстрирует китайский вид спорта. Причем той его составляющей, которая у нас почти не культивируется. У нас ушу считается в народе разновидностью восточных единоборств. А здесь – дыхательная гимнастика… Это уже прямой намек. Шинкуа ждет вопросов. И мы, чтобы не выглядеть подозрительными, должны ему эти вопросы задать. Если он предлагает игру, нам стоит ее принять, но главное – предусмотреть все его возможные ходы. Первый ход я, кажется, вижу.

– Какой? – поинтересовался капитан Сергеев.

– Он хочет согласиться с тем, что он – этнический китаец. Пусть даже китайский разведчик, работавший против Соединенных Штатов. Но этого он, дескать, не помнит. Создание новой легенды, которая призвана снять наши подозрения. Сейчас вопрос будет ставиться так – кто кого перехитрит.

– Ладно. – Капитан Сергеев встал. – Я всегда мечтал поправить свое здоровье с помощью дыхательной гимнастики ушу. Пойдем. Познакомь меня с ним. Представь меня помощником коменданта соседнего военного городка.

Спустившись по лестнице на первый этаж, они вышли к спортивной площадке. Вокруг доктора Шинкуа уже стояла толпа солдат во главе со старшим лейтенантом. Та самая группа, что недавно проводила занятия по физической подготовке. Китаец что-то объяснял и показывал упражнения. И застенчиво улыбался, радуясь тому, что может оказаться кому-то полезным.

Совсем так же улыбался, как улыбался когда-то большому толстому человеку Виктору Викторовичу, когда сменил колесо на его внедорожнике «Инфинити».

3

Генерал-лейтенант Спиридонов принял сообщение полковника Согрина почти радостно и прокомментировал, выказывая свое прекрасное расположение духа:

– Так-так. Дошли, значит, доковыляли-таки. А то я уж, грешным делом, беспокоиться за этих прохиндеев начал. В наши дикие дебри таким соваться рискованно. Я бы еще понял – спецназ. А то ведь… Пограничники проконтролировали пересечение американцами границы, как мы сразу и договаривались. Только потом неподалеку еще какая-то небольшая группа прорвалась. Воспользовалась моментом, когда внимание все на американцах сконцентрировалось, и рванула, как будто расклад знала. Я уж подумал, а не вдогонку ли за нашими друзьями.

– Что за группа, товарищ генерал? – поинтересовался полковник, понятно, не из простого любопытства. Впрочем, голос Согрина был спокоен.

– Если б мы знали… Спецназ погранвойск с небольшим опозданием все же отправился в преследование. Пока ничего не докладывали. Но ты имей в виду, что там у вас могут еще какие-то силы появиться. Ориентировочно около восьми человек. Так пограничники сказали. Расплывчато. Это значит, может быть и семь, может быть и девять. Посматривай.

– Не беспокойтесь, товарищ генерал. Не подпустим к нашим, они нам уже, как родные. В какую сторону двинулись?

– В том месте, если по карте судить, только два пути. Или вдогонку за американцами по той же долине, или резко в сторону к границе с Дагестаном. Но не все по картам ходят. Твоя же группа, например, может и без троп обходиться.

– Это мы можем, – согласился полковник. – И многие могут. В том числе, и боевики. Но для этого требуется местность знать.

– Вот-вот. Исходить следует из того, что они местность знают. Но куда они двинули, нам пока не известно, и ждать погранцов – накладно, сам понимаешь.

– Я понял, товарищ генерал. Другие приказания будут?

– Задача прежняя. Американцы должны выйти за пределы России целыми и невредимыми вместе со всем своим оборудованием. Группу Абу Обейды можно обезвредить. Самого Обейду лучше было бы живым захватить, если получится. Показательный суд, с привлечением международных наблюдателей. Нас давно об этом просят. Но здесь есть одна оговорка. Появились косвенные данные, что Обейда заказывал себе билет на самолет из Тбилиси в Эр-Рияд. Здесь, полковник, следует проявить тонкость. Если он будет выходить вместе с американцами, его лучше выпустить, чтобы американцы чего не заподозрили. Понял, Игорь Алексеевич?

– Так точно, товарищ генерал.

– Тогда у меня все. Встретимся, когда американцев до границы проводишь, и вернешься.

Генерал-лейтенант отключил связь. Согрин убрал трубку в чехол и посмотрел на «попутчицу». Она, похоже, ждала, что опять с ней будут через трубку разговаривать, и даже расстроилась, что не удалось ни с кем, знающим ее язык, пообщаться.

– Побереги слова, – философски изрек полковник. – Молчание – золото.

Он поправил микрофон «подснежника», привычно убираемый ото рта, когда приходится разговаривать по телефону.

– Я – Рапсодия! Всем привет от Спиридонова. Что нового?

– Я расстроен, – посетовал Кордебалет. – Зачем мне тратить заряд аккумулятора, если все равно стрелять нельзя.

– Продолжай наблюдение, – сухо пресек полковник жалобы. – Бандит.

– Мне чужой бинокль не жалко. Я смотрю. Они засекли меня, но я лапкой перед биноклем им помахал, чтоб на мигание походило. Так и приняли, кажется, за птицу. А я вот, понимаешь, летать не умею – обидно. Они, кстати, только что закончили отдых. Уходят во внутренний проход. Я сместился выше и дальше. Мне отсюда и выход в другое ущелье видно. Пусть Танцор переходит на ту сторону через хребет.

– Я пока не могу. Обейда оставил в первом проходе четверых. Караулят. Если спущусь, прямо к ним попаду. Склон голый, буду, как блоха на лысине. Если возвращаться для спуска в другом месте, всю группу из поля зрения потеряю. Что подскажешь, командир?

– Не отходи, и не спускайся. Обейда оставил людей охранять проход не зря. Сразу за американцами границу перешла неизвестная группа от семи до девяти человек. Возможно, движутся в нашу сторону. Маршрут неизвестен. Будьте внимательны. Этих можно уничтожать, и даже с удовольствием, если вы можете получать от такого действа удовольствие.

– Рады стараться, – сердито хохотнул Сохно. – Всем можно до Обейды вместе с Абой добираться. А мне – нет. Рылом, говорят, не вышел. Уничтожай, кого попало, а америкосов и Обейду – мать их! – не тронь. Вот обижусь и в самом деле на пенсию уйду. Что наш спецназ без меня делать будет? А?

– Прекратить треп! Работаем.

* * *

Кордебалет позицию занял выгодную, которую и покидать без особой необходимости не хотелось. Ему видно было одновременно и ущелье, по которому они раньше, с краткосрочными локальными схватками, шли вдогонку за Абу Обейдой, и довольно широкий, хотя и короткий проход в соседнее ущелье, и даже часть самого соседнего ущелья.

Ночь была звездная, лунная, и даже пресловутый заряд аккумулятора тратить надобности не было, потому что через простой бинокль можно было рассмотреть все, что угодно, только чуть хуже, чем днем.

Внизу копошились четверо из группы американцев. Но по повадкам, по манере устраиваться в лесу, как в своем родном ареале обитания, Кордебалет без труда определил в них не американцев, а чеченских боевиков. Даже не наемников, а именно – чеченцев. Их наличие в американской группе, наверное, было даже обязательным условием. Отправляться сюда, в сложную боевую обстановку, и не иметь чеченского сопровождения – это было бы слишком самоуверенным поведением. Даже китайские спецназовцы, судя по всему, контактировали с чеченцами, хотя и держались отдельной группой. Американцы тоже отдельной группой держатся. По крайней мере, сейчас они не с чеченцами, а с арабскими наемниками. Но те тоже с обстановкой знакомы достаточно хорошо, и, в качестве прикрытия, вполне можно было использовать. Это почти то же самое, что местные боевики. Китайцы пожелали остаться без местного прикрытия. И чем это для китайцев кончилось…

Чеченцы устраивались явно не на ночлег, потому что рассредоточивались неподалеку от открытого всем взорам прохода, чтобы контролировать подходы к нему. И даже камни сносили каждый к своему месту, чтобы устроить бруствер. Потом все стихло. Прекратилось всякое движение, и, только точно зная, кто и где сидит или лежит, Кордебалет был уверен, что засада находится на месте, а не ушла, бросив своих подопечных.

Время от времени Кордебалет отвлекался и рассматривал дальнюю сторону первой долины. Ту самую сторону, куда американцы ушли. Сейчас там никого видно не было, тем не менее контролировать все обозримое пространство – было уже устоявшейся привычкой, почти инстинктом. И вот в один из тех моментов, когда Кордебалет отвлекся прозвучали сразу несколько автоматных очередей.

– Рапсодия, внимание, я – Танцор. Прямо подо мной начинается заваруха.

– Слышу стрельбу, – отозвался полковник Согрин.

– А я думал, грешным делом, музыку где-то включили, – не удержался, чтобы не пошутить, подполковник Сохно.

– Подошли опоздавшие? – Вариант боя Согрин видел только один.

– Скорее всего. Их встретили четверо чеченцев, что остались в заслоне. Мне не видно по горизонтали. Думаю, с первых очередей кого-то обязательно положили.

– Сколько человек им отвечает?

– Я насчитал пятерых. Но, вижу зеленый ободок. Там ночной прицел. Снайпер. Это – шестой.

– Он лишний, – сразу подсказал Сохно.

– Согласен, – добавил Согрин. – Работай.

Кордебалета уговаривать было не надо. Он и без того уже взял в прицел куст, в котором должен прятаться снайпер. Его выстрел не нарушил сложившуюся динамику боя, даже если он и донесся до расположившихся ниже боевиков. Но огонек ночного прицела снайпера сразу погас. То есть он не выключился, просто винтовка из рук стрелка выпала, и он своим телом ее, возможно, накрыл. Даже обидно стало, что вниз сейчас не спуститься, и не выключить прицел с тем, чтобы потом забрать аккумуляторы. Если аккумуляторы не подойдут к его «винторезу», можно и чужую винтовку забрать.

Бой внизу между тем свелся к позиционной перестрелке и грозил перейти в затяжное противостояние, где победителем может стать только тот, кто получит помощь от своих. Более слабая сторона, представленная заслоном из четверых чеченцев, хорошо подготовила позиции и оборонялась успешно, не давая противнику продвинуться. Нападавшим, чтобы добраться до этой четверки, следовало преодолеть открытое пространство метров в тридцать. А это было равносильно самоубийству, и желающих броситься вперед не нашлось. А вскоре «ухнул» гранатомет. Не подствольный, а обыкновенный. По звуку Кордебалет даже не сумел определить, из какого гранатомета стреляли, должно быть, из какого-нибудь иностранного. И теперь уже пришельцев встречали только три ствола. Гранатомет «ухнул» еще раз, и еще… Но последующие выстрелы были менее удачными, чем первый.

– Там что у тебя, артиллерийская подготовка перед танковой атакой? – издали поинтересовался подполковник Сохно. Звуки боя разносились по ущельям, как по линиям высококачественной громкоговорящей связи.

– Авиационный полк тренируется в бомбометании, – ответил Кордебалет. – Командир…

– Слушаю?

– Я могу помогать и тем и другим?

– Почему бы и нет. Америкосы спишут потери не за наш счет. Меньше их по лесам бегать будет, другим будет спать спокойнее. Работай.

– Работаю.

Кордебалет не спеша выбрал цель и, после очередного бесполезного выстрела из гранатомета, выстрелил сам – обороняющихся осталось только двое. Но он пока не знал точно, сколько нападавших засели в кустах, и потому не поспешил ослабить американский заслон. А нападавшие тем временем поняли, что они наполовину обеспечили себе успех. Трое начали активный обстрел позиции обороны, трое других петляющими перебежками попытались приблизиться, чтобы залечь только в «мертвой зоне», под возвышенностью, на которой залегли обороняющиеся.

Заслон не имел возможности поднять голову – настолько огонь был плотным. Тогда уже Кордебалет помог слабой стороне. Два выстрела, и только один из нападавших достиг «мертвой зоны». Но оттуда, из «мертвой зоны», он имел возможность бросать гранаты. Что он и сделал. Впрочем, не слишком удачно. Но пока он готовил для броска вторую гранату, точно такая же граната прилетела к нему сверху. Теперь, похоже, против двух обороняющихся остались только трое нападавших. Это Кордебалету не понравилось, «винторез» отыскал цель и уменьшил силы обороны. Трое на одного – это значительное преимущество… Так должно быть, показалось кому-то там, в кустах. И трое бойцов устремились в атаку. Кордебалет снял двоих. Третьего уложил последний из оставшихся в живых чеченцев. И встал после этого в полный рост. Но встал так он напрасно. Радоваться победе было рано, потому что «винторез» еще не разогрелся как следует от предыдущих выстрелов. Кордебалет пошевелил стволом и нажал на спусковой крючок…

– Рапсодия, я – Танцор. У меня эпохальное сражение завершилось.

– Что думаешь предпринять?

– Там была винтовка с ночной оптикой. Хотел бы добыть аккумулятор.

– Спускайся. И присмотрись к лицам. Что там за народ пожаловал? Спиридонов подозревал, что это китайцы.

– Проверю.

Молчание в эфире длилось долго. Видимо, путь сверху вниз был не так-то легок. Наконец, Кордебалет подал голос:

– Аккумулятор свежий. Но к «винторезу» не подходит. Винтовка китайская. Беру ее с собой, сгодится до утра.

– А бойцы?

– Двое – китайцы. И не спецназовцы. Хиловаты для спецназа, руки мягкие. И воевать не умеют. Остальные чеченцы. Семь человек.

– Понял. Докладываю генералу.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

Майор Яблочкин с капитаном Сергеевым некоторое время молча слушали, как доктор Шинкуа объясняет солдатам принципы прохождения солнечной и лунной энергий через человеческое тело, и объясняет, как искусственно можно менять направление движения этих энергий с помощью дыхания, концентрируя небесную силу «ци» в определенных участках или органах для лечения той или иной болезни или травмы. Слушали китайца с интересом, но старший лейтенант посмотрел на часы и рявкнул ломающимся баском:

– Черт возьми, охламоны! Развесили уши. На ужин построение.

Старлей оглядел солдат, которые не проявили энтузиазма от его ругани, глянул на неизвестных ему людей – капитана и еще кого-то в гражданской одежде, и добавил:

– Взво-од, становись! В казарму, бегом, марш!

Команда была произнесена бодрым, почти пионерским голосом, но выполнена с откровенной прохладцей и не так быстро, как произносились слова. Доктор Шинкуа, прерванный в самой середине интересной лекции, от такого поступка слегка растерялся и, мигая глазами, посматривал по сторонам. Старший лейтенант шагнул к нему.

– Извините, уважаемый. Мы на ужин опаздываем. Приходите вечером к нам в казарму. Для всей роты расскажете. Это же интересно.

– Это куда? – не понял китаец.

Старший лейтенант показал пальцем на длинное одноэтажное здание неподалеку. Доктор несколько раз кивнул, таким образом обещая нанести визит.

Взвод нестройной колонной побежал в сторону казармы.

– Доктор, вы становитесь популярной личностью, – улыбнулся Сережа Яблочкин.

Шинкуа улыбнулся в ответ и чуть виновато спросил:

– Можно вас попросить… Один короткий звонок по «мобильнику».

– Бога ради. – Майор пожал плечами и протянул доктору свою трубку.

Доктор Шинкуа несколько раз что-то нажимал, не совсем понимая, как «мобильником» пользоваться. Потом протянул трубку хозяину:

– Извините, я не умею. Вы не наберете номер сами.

– Пожалуйста.

Доктор назвал четырехзначный номер.

– Код города, – сказал Яблочкин. – Вам куда нужно звонить?

– В Приволжский.

Яблочкин набрал код города и номер. Отдал трубку доктору. Ответили не сразу. Но когда ответили, доктор Шинкуа долго извинялся перед какой-то тетей Валей, и просил ее кормить бродячую кошку, которая каждый вечер приходит к его крыльцу. Разговор, с точки зрения русского человека, казался пустым, и Яблочкин на пятьдесят процентов списал его на черты характера, свойственные китайцу. На пятьдесят же процентов продолжал его подозревать.

– Извините, если я вам не нужен, я продолжу занятия, – сказал доктор, дождался кивка и отошел от офицеров на середину газона.

Яблочкин с Сергеевым сели на скамейку неподалеку.

– Ты обратил внимание на его манипуляции с трубкой? – спросил капитан.

– Обратил. Пальцы бегали по клавишам быстро. Что-то он, возможно, делал. Может быть – пытался сделать.

– Проверь.

– Не на глазах же у него.

Но трубка сама дала о себе знать. Короткий сигнал информировал о прибытии SMS-сообщения. Яблочкин прочитал.

– Вот он что-то и понажимал здесь…

– Что там?

– Сообщают, что мой телефон подключен к системе GPRS. А мне это нужно? Я вообще не знаю, что это такое.

– Это – Интернет, – объяснил довольный событием Сергеев. – Можно прямо с трубки выходить. Можно через трубку подключаться к компьютеру, можно к спутниковой антенне. Но через трубку выходить в Интернет проще всего.

– Какое отношение моя трубка может иметь к доктору? – не понял Яблочкин. – Мог он случайно набрать запрос на подсоединение?

– Мог, – согласился капитан. – А мог и не случайно… Только зачем? Постарайся больше не допускать его к трубке. Или по крайней мере сам номер набирай, и давай ему разговаривать.

Доктор Шинкуа закончил упражнения. И направился к офицерам.

– Можно мне присесть с вами?

– Места всем хватит, – приглашая, Сергеев жестом показал на скамейку.

Доктор сел прямо, не прислоняясь к спинке.

– Вы хорошо знаете ушу? – поинтересовался Яблочкин.

– Я не помню, – сознался Шинкуа. – Это где-то внутри, там… – Он легонько постучал себя по голове, а потом и по груди. – Там что-то говорит, делай, Шин, так. А зачем, моя не помнит.

– Здоровья хочется, – сделал вывод капитан. – Здоровья всем хочется интуитивно. Даже мне порой, хотя я не помню, когда после училища зарядку делал.

– Зарядку делать надо, – нравоучительно произнес Шинкуа.

– А где вы учились этому китайскому искусству?

– «Китайскому»… – повторил доктор Шинкуа. – Моя не помнит, кто я… Вы сказал, что я колумбиец… Раньше мне говорили, я – китаец… Кто я?

Он постарался заглянуть Яблочкину в глаза, чтобы тот увидел всю тоску, скрывающуюся за вопросом. Любой нормальный человек, задавая себе такие вопросы, просто обязан испытывать тоску. И тоска явственно читалась во взгляде.

– Это нам сказать сможете только вы, когда вспомните. – Яблочкин изобразил во взгляде сочувствие и понимание.

– Я могу вспомнить? – с откровенной надеждой и болью спросил Шинкуа.

И эти надежда и боль были настолько явственны, что Яблочкину очень хотелось бы поверить своему подопечному.

– Я не врач, но я не вижу причин, по которым вам не удалось бы вспомнить все, если вы вспомнили свою работу. Как так получилось, что вы вспомнили работу? Все, что касается генератора неравномерной плазмы. Ведь это произошло не случайно. Надо искать аналогию.

Шинкуа ненадолго задумался.

– Я ничего не делал… Приехала клиент… Пожаловался на ментов… Штрафуют его… С радарами стоят… Шин подумал и решил, что сделает… Я не вспоминал, я просто делал.

– Вы опять говорите – Шин. Может быть, Шин – это ваше настоящее имя? Или только часть вашего имени… Может быть, мы будем звать вас привычно – Доктор Шин? И это поможет вам вспомнить.

Пауза длилась долго.

– Шинкуа мне больше нравится, – наконец, решил китаец, прислушался к себе, словно про себя повторял то и другое имя, и повторил: – Хуахин Шинкуа…

Из столовой строем шла группа солдат.

– Меня в казарма позвали, – сообщал китаец. – Про ушу рассказать. Я пойду.

– Это другие солдаты, из другой казармы, – сказал капитан Сергеев.

– Тогда я погуляю. – Шинкуа явно не хотел больше оставаться в обществе офицеров.

Они вернулись в общежитие, и Яблочкин сразу позвонил подполковнику Лаврову. Попросил того послать в казарму для наблюдения за Шинкуа своего человека.

* * *

Уже поздно вечером подполковник Лавров сам зашел к Яблочкину в комнату.

– Ничего там в казарме страшного не было. Шинкуа долго рассказывал, показывал, потом даже занятие провел. А потом просто с солдатами беседовал. О жизни…

– В казарме компьютер есть? – поинтересовался майор.

– У них же не американская армия. У них на всю полковую канцелярию два компьютера… Вот что он ночью делать будет?.. В комнате видеокамеру установили?

– Нет, только «прослушку»… Но из комнаты ему связаться с кем-то невозможно.

– Будем надеяться, – согласился подполковник.

И тут Яблочкин вспомнил то, что так мучило его днем. Он хотел проверить клетку с попугаями доктора Шинкуа. Еще в самом начале, когда Шинкуа никому не желал дать клетку в руки, это показалось подозрительным. Красивая клетка, объемная. И дно у нее объемное. Толстое дно, явно, двустенное. В таком дне вполне можно что-то припрятать.

Подполковник Лавров ушел, а Сережа решил позвонить капитану Сергееву, чтобы посоветоваться, как со специалистом – что можно спрятать в дне клетки. Но, странное дело, его «мобильник» издавал короткие гудки после набора первой же цифры. Майор послушал трубку без набора номера. Тишина… Не похоже было, что кто-то пользуется его номером. Он отложил трубку, и через пару минут повторил попытку. Теперь трубка работала нормально.

– Витя, если свободен, загляни ко мне.

Капитан вскоре пришел, долго ли на один этаж подняться. Яблочкин рассказал о клетке и о странном поведении «мобильника». Сергеев стал проверять последние вызовы.

– Кому звонил последнему?

– Подполковнику Лаврову.

Капитан назвал номер.

– Да…

– Вот… Звонок после этого. Номер странный. И не местный, и не на сотовый. Мне сдается, это звонок через систему GPRS. Соединение с Интернетом.

– Как такое может быть? – не понял Яблочкин. – Трубка была у меня на поясе, в чехле.

– Ты же сам говорил, что он – гений. Значит, он уже выходил на связь. Будем надеяться, что ночью ему это уже не понадобится. Все равно никаких данных у него пока нет, докладывать нечего. А завтра, как только он в лабораторию уйдет, мы проверим комнату.

– Другого нам не остается, – согласился Яблочкин. – Только я уже не могу пользоваться своим телефоном. Вдруг, он и прослушивать мои разговоры может.

– И такое возможно, – согласился капитан.

– Пойдем к тебе. Буду с твоего телефона генералу докладывать.

– Время позднее.

– У них в Чечне операция в полном разгаре. Во время таких операций обычно спят за рабочим столом. В лучшем случае, раскладушку рядом ставят.

2

Абу Обейда не обманул ожидания полковника Доусона. Он повел группу уверенно, словно знал здесь каждый шаг на каждой тропе. В самом опасном месте, там, где предстояло миновать довольно большую открытую площадку, Обейда сделал очередную остановку и дождался, когда ему ответят по переговорному устройству. Полковнику не было слышно, что говорят йеменцу, но тот, убрав «переговорку» в нагрудный карман «разгрузки», шагнул вперед – стало ясно, что разведчики путь проверили и он оказался безопасным.

Снова вышли на склон, по которому передвигаться было не так удобно, как по дну ущелья.

– А что внизу? – поинтересовалась Клер.

– Что внизу, Обейда? – повторил вопрос полковник.

– Минное поле.

Такой ответ на вопрос устроил всех. Но когда группа снова спустилась на дно ущелья, где-то за спиной послышалась активная стрельба. Остановились, прислушались. Точно определить место стрельбы было сложно, потому что группа миновала уже второй проход и оказалась в третьем по счету ущелье, выходящим в широкую низину, а до этого оставила позади несколько крутых изгибов петляющей между скал тропы. Звуки, казалось, шли одновременно и с одной, и с другой стороны, но все знали, что это обман слуха и в этой путанице виновато эхо. А выделить из него реальное место ведения боя издалека просто невозможно.

– Наше прикрытие, – решил капитан Дэн. – Завгат…

Абу Обейда даже не кивнул, вслушиваясь в стрельбу. Он медленно достал из кармана «разгрузки» переговорное устройство, словно ожидая, что на верхней панели рядом с короткой антенной загорится красная лампочка вызова.

– Вчера у нас за спиной несколько раз стреляли, – сказал Обейда. – Завгата рядом не было. Кто знает…

Договорить он не успел. Красная лампочка на «переговорке» замигала, и в руке ощутилось движение от виброзвонка.

– Слушаю тебя, Завгат, – сказал Абу Обейда. – Что случилось?

В отдалении ухнул гранатомет, и тяжелое эхо прокатилось по окрестным горам.

– Завгат, – повторил Обейда.

– Здесь я. – Завгат наконец-то отозвался. «Переговорка» говорила громко, и капитан Дэн переводил слова чеченца полковнику и Клер. – Нас атакуют… С десяток стволов… Гранатомет… Пришли по следу американцев… Нас осталось трое…

Гранатомет ухнул еще раз, и следом еще…

– Отойти можешь?

Последовала продолжительная пауза.

– Завгат! Отойти можешь?

– Могу, только что это даст? Себя под огонь подставлять. Здесь позиция хорошая. Можем удержать. Они пойдут, всех догонят.

– Смотри по обстоятельствам. Если что…

Завгат не отозвался.

– Завгат, – позвал Обейда. – Завгат…

– Мне крышка, – прохрипел слабый голос. – Я уже не встану…

– Что с остальными?

Завгат не отозвался.

– Завгат, – последний раз позвал Обейда с какой-то болью в голосе, которую даже полковник Доусон услышал и понял.

В переговорном устройстве раздавался только обычный эфирный треск. Но стрельба в отдалении продолжалась. И «переговорка» тоже доносила звуки стрельбы.

– Идем, – сам уже хрипло, словно он чувствовал боль, сказал Абу Обейда. – Погиб один из последних достойных людей на нашей стороне… Один из самых достойных. Идем, нам надо еще многое сделать.

– Кто ж там стреляет? – спросил капитан Дэн.

– Там остались еще двое. Они будут удерживать позицию до конца. Эти люди не отступают. И если ваши преследователи пройдут, то только по их трупам.

По дну ущелья идти было легче. И само ущелье расширялось, открывая просторные, лежащие чуть ниже поля и перелески. При ясном небе, полной луне и чистых звездах хорошо просматривалось пространство впереди.

Скоро стрельба за спиной стихла.

– Там все кончилось? – спросил полковник.

– Похоже, – согласился Абу Обейда, – что кончилось. И неизвестно, кто победил.

– Будем соблюдать повышенную осторожность, – сказал капитан Дэн.

– Нас уже прикрывают сзади, – сказал Обейда. – Моя вторая группа встала новым заслоном. Она никого не пропустит.

* * *

В широкую долину выдвигались не напрямую, а стороной, чтобы не угодить на федеральные армейские заслоны, выставленные оцеплением в месте проведения испытаний.

– Там вдали какое-то свечение, – показал капитан Дэн.

– Я знаю, – согласился Абу Обейда. – Там стоят машины и локаторы. Наверное, солдаты костер жгут. Их отсюда не достать, пусть тешатся.

– А нам куда? – спросила Клер.

– Нам надо всех обойти стороной и пристроиться в самом конце. По линии расположения локаторов мы просчитали маршруты самолетов. Они будут пролетать над нами.

– Интересно, на какой высоте? Можно их сбить? – Полковник Доусон сам усмехнулся, понимая безнадежность своих ожиданий.

– На высоте оперативной бомбардировки, – сказал Абу Обейда. – Иначе смысла в испытаниях никакого нет. Это же не тактическая авиация.

– Не скажи. «Стелс» можно использовать, как стратегический бомбардировщик. Наверное, русские самолеты тоже.

– Стратегическую авиацию регистрируют в метровом диапазоне волн, – со знанием дела сказала Клер. – Для этого нужны большие радиолокаторные станции. «Стелс» и без того видно в метровом диапазоне. Передвижные локаторы работают в сантиметровом диапазоне. На испытаниях самолеты должны выполнять только оперативную задачу.

– Дыхание не сбиваем, – напомнил Абу Обейда. – Надо быстро пройти эти места, чтобы миновать посты наблюдения в темноте.

И пошел быстрее, а за ним полковник Доусон. За Доусоном, отсекая пару ведущих от Клер и капитана Дэна, пристроились трое людей Обейды. Вроде бы, выполнили приказ командира и решили поторопиться. Так со стороны выглядело.

Но капитан Дэн успел перехватить короткий, но выразительный взгляд, которым удостоил Обейда первого из своих людей, что шагнул за Доусоном. И понял, что настал момент его работы. Рука невзначай легла в карман, готовая активировать микрофоны и включить записывающее устройство. И как только Абу Обейда чуть задержал шаг, чтобы Доусон поравнялся с ним, пальцы одновременно нажали две клавиши.

Дальше можно было идти спокойно, и даже руку из кармана вытащить.

* * *

– Я слышал, ты уже давно в Чечне воюешь? – спросил полковник.

– Давно, – согласился Обейда. – Устал уже. Но пока воюю.

– А есть в этой войне смысл?

– Разве в любой работе есть смысл? – вопросом на вопрос ответил йеменец.

– Конечно, для тебя это просто работа.

– Платить стали плохо. Когда платят плохо, человеку свойственно искать место, где платят лучше. Я правильно рассуждаю?

– Правильно. И что ты решил?

– Я решил в последний раз хорошо заработать, а потом заняться другим делом. Хочу открыть небольшой бизнес, жениться, завести детей, дать им воспитание…

– А я здесь при чем? – не выдержал все-таки полковник и спросил напрямую, как обычно не умеют спрашивать арабы.

– Ты дашь мне хорошо заработать, – спокойно и уверенно ответил Абу Обейда.

– Да, – согласился полковник. – Миллион долларов – это неплохой заработок. На эти деньги можно открыть прибыльное дело…

– На миллион долларов ничего не откроешь. Миллион – это только один миллион. Его можно только потратить на красивую недолгую жизнь. Мне хочется гораздо больше.

Доусон почуял ловушку. Тем не менее повел себя спокойно.

– Миллион можно превратить в два или три и тогда открыть дело. Миллион превратить в два или в три миллиона гораздо легче, чем сто тысяч превратить в двести или триста тысяч… Чем больше оборотный капитал, тем легче с ним оперировать.

– Я говорю про то же, – согласился Абу Обейда. – Имея миллион, легко сделать из него два или три. А имея десять миллионов, еще легче сделать из них двадцать или тридцать. Гораздо легче, чем из миллиона сделать два или три.

– У тебя есть возможность получить десять миллионов? – чувствуя, что они подошли в разговоре к главному, спросил Доусон.

– Мне предложили такую работу.

– И ты хочешь взять меня помощником? И именно для этого требовал непременного моего присутствия здесь? – Полковник решил поставить в разговоре точку.

– Есть у меня мысль, обратиться к вам за помощью. Но об этом мы поговорим позже.

– Когда?

– После испытаний. Пока лучше не отвлекаться ни мне, ни вам.

Доусон хмыкнул, и отстал на шаг, а Абу Обейда, напротив, прибавил шаг.

* * *

Капитан Дэн понял, что разговор состоялся и он пока окончен, хотя, как показалось, не завершен окончательно. Но ознакомиться с содержанием краткосрочной беседы возможности у капитана не было.

Издержки производства… Недостатки аппаратуры… Хочется думать, что до приезда в Тбилиси время терпит. Там уже, прежде чем передать материал генералу Ханту, капитан, естественно, внимательно с ним ознакомится.

3

– Все идет хорошо, – заверил генерал-лейтенант Спиридонов. – Продолжайте в том же духе. Надеюсь, китайцы или… Как вы их зовете… «чайники»… Надеюсь, что «чайников» больше в округе нет. Охраняйте Абу Обейду и американцев. Кстати, есть ли среди них женщина?

– Есть, негритянка.

– Если представится возможность, постарайтесь ее захватить. Женщине в мужской компании иногда необходимо уединиться. Физиология, понимаешь требует. Тут бы ее и того… Как?

Согрин только вздохнул. Ему казалось вполне достаточным наличие в группе одной «попутчицы».

– Есть, товарищ генерал, необходимость в ее захвате?

– Есть… Она крупный ученый, профессор, и могла бы составить хорошую компанию человеку, под руководством которого когда-то работала.

– А что на это другие американцы скажут?

– Сделать следует так, чтобы подумали только на чеченцев.

– Сразу выкуп запросить, а потом переговоры прервать. Это будет вполне в чеченском духе. А почему переговоры прервались – разберись потом.

– Да, – Спиридонов согласился. – Это хороший вариант. Но только так сделать, чтобы на месте не засветиться и не нашуметь.

– Мы попробуем. У нас есть специалист по женскому полу. Неотразимый.

– Подполковник Сохно, я полагаю?

– Он самый.

– Она до смерти не напугается, когда его увидит?

– Сохно всегда корректен.

– Действуй! До связи.

Полковник Согрин убрал в чехол спутниковый телефон.

– Я – Рапсодия! Всем! Доложите обстановку.

– Я – Танцор, – первым откликнулся Кордебалет. – По склону выхожу в преследование группы Обейды. Теперь путь прямой и чистый. Постараюсь догнать.

– Не спеши, – отозвался и подполковник Сохно. – Путь не слишком чистый. Я далеко впереди и как раз завяз в местной грязи. Хотя грязь здесь, кажется, иноземного происхождения.

– Что опять у тебя? – В голосе полковника прозвучали явные нотки неудовольствия.

– Группа из семнадцати боевиков. Прошли в трех метрах от меня. Двое – из парней Обейды. Из этого делаю вывод, что остальные тоже из его парней. Из других, не из тех, что с ним были. Движутся в сторону перемычки между ущельями. Туда, где стреляли. Похоже, хотят разобраться. Пока они в пределах прямой видимости, имею возможность уменьшить их количество.

– Каким образом?

– Китайская винтовка. Даже без ночной оптики под луной может сослужить службу.

– Отставить, – не согласился полковник. – Нам лучше обойти их в тишине. И не показывать, что мы здесь. Надо за Обейдой и американцами увязаться.

– Вижу их, – сказал Кордебалет. – Я бы поддержал Толю с удовольствием. И даже с ночной оптикой. Они как раз выходят на открытое место, и с двух сторон мы успеем ополовинить состав, прежде чем они поймут в чем дело.

– Я сказал – отставить! Эти люди нужны Абу Обейде, следовательно, нужны нам.

Логика полковника была безукоризненна, и возразить было нечем.

– Тогда я, обиженный, – намеренно обиженно сказал подполковник Сохно. – Пошел в соседнюю долину. Там полным-полно наших, и они на меня обижены. По крайней мере один старлей и один контрактник обижены сильно. Буду от них прятаться и Обейду с американцами прятать.

– Я тоже пропускаю группу и пускаюсь за Толей вдогонку.

– А куда я с «попутчицей» денусь? – спросил полковник. – Группа поддержки Обейды на меня не выйдет?

– Перебирайся, пока они не приблизились, на противоположный склон, – подсказал Кордебалет. – Они наверняка свернут к проходу, чтобы посмотреть место действия. Ты проскользнешь.

– Ну, навязали вы мне обузу.

– Сам просил, – ответил Сохно. – Но мы не осуждаем. Без женского общества даже в бою тяжело, что уж говорить про поисковую работу.

– Вот-вот… Толя, генерал передал для тебя персональный приказ. Если будет возможность, захвати негритянку из американской группы. Она крупный ученый, профессор… И ей очень нравятся такие мужчины, как ты. Подбирайся ближе. Туалет там за каждым кустом. Как только она туда пойдет, ты и… Того…

– Попробую.

– Но только так, чтобы не засветиться. И надо будет как-то дать американцам понять, что эту бабу похитили с целью выкупа. Так сказать, местный чеченский колорит.

– Понял.

– Командир, – спросил Кордебалет. – А на мою долю никого не найдется?

– Я тебе «попутчицу» скоро передам.

– Спасибо, мне бы кого-нибудь постарше. Педофилия – не мой конек.

– Когда вернемся, я тебя с поварихой из столовой на аэродроме познакомлю, – пообещал Сохно. – Она как раз на пенсию одновременно с нами собралась.

Кордебалет только вздохнул в ответ.

* * *

Сохно опять составлял авангард разведывательной группы и потому, как и полагается авангарду, старался как можно больше увидеть и услышать. По крайней мере больше, чем другие разведчики. Чтобы услышать что-то, необходимо к объекту приблизиться как можно ближе. И потому ведение подслушивания подполковник оставил на более позднее время, сам предпочтя начать с визуального наблюдения. И потому двинулся не по следу отряда Абу Обейды, а поднялся прямо по склону до перевала через хребет. Пусть он и потерял при этом чуть меньше часа, тем не менее сумел с помощью бинокля, оборудованного прибором ночного видения, составить себе подробную картину мест, где вскоре предстояло работать.

В первую очередь, чтобы избежать возможных недоразумений, Сохно обследовал охраняемую федеральными силами территорию и быстро вычислил выставленные посты и заслоны. Впрочем, особой мудрости здесь и не надо было. Охранение было настолько мощным, что могло бы сдержать силы всех боевиков Чечни, если бы случай помог им собраться всем вместе, чего в природе, конечно же, не могло быть по той причине, что полевые командиры друг друга не всегда уважают и частенько один другому ставит подножку на скользком склоне.

Восемь установок с локаторами и с машинами обслуживания стояли в разных концах долины. Конфигурация расстановки локаторов для Сохно осталась загадкой, но он понимал, что только специалист может понять правильность этой расстановки, а он таким специалистом никогда не был и потому обсуждать правильность не взялся бы. Вот обсудить правильность расстановки охранения он мог бы. И сказал бы, что командир подразделения, выставленного в оцепление, свою задачу знает хорошо. По крайней мере сделал все, чтобы свести к миниму невыгодность позиции, создавшейся из-за сложной конфигурации локаторов. Но для этого потребовалось использовать значительные силы. Впрочем, наличие таких привлеченных сил выглядит в Чечне вполне оправданным. А если учесть и создавшуюся вокруг испытаний ажиотажную возню разных американцев, китайцев, просто иностранных наемников, чеченских уголовников и просто чеченских полевых командиров, то видна уже необходимость в надежной защите.

Вот только инициативу командир охранения проявил излишнюю. Но, хотелось надеяться, что звонок генерал-лейтенанта Спиридонова поставил все на свои места и больше никто не пожелает проявить героизм и личные боевые качества, чтобы напасть на посторонних, болтающихся вокруг импровизированного полигона.

Направление, которое выберет группа Абу Обейды, подполковник Сохно определил без труда. Здесь и есть только одно возможное направление. Переведя бинокль в нужную сторону, он нашел группу растянувшуюся в одну колонну, и в высоком темпе преодолевающую расстояние, оставшееся до недалекого уже для них леска. Такой высокий темп необходим. Группа велика и может быть заметна в светлое время суток. Будь там обученные спецназовцы, они и днем прошли бы так, что ни на одном посту внимания не привлекли бы. А здесь… Что и говорить…

– Рапсодия, я – Бандит. Вижу противника, выхожу на охоту за негритянкой.

– Работай, бабник. Рассвет начинается.

Солнце уже в самом деле окрасило розовым цветом облака на горизонте. Через полчаса будет светло. За полчаса американцы и Абу Обейда успеют добраться до леска. Наверное, и Сохно тоже успеет.

Подполковник начал быстрый спуск, но не прямо вниз, а вдоль хребта, чтобы сразу сократить расстояние до преследуемых.

* * *

Наверное, и группа Абу Обейды тоже умела ходить ускоренным маршем, хотя, конечно, не могла сравниться в этом необходимом военном аспекте со спецназом ГРУ, но сейчас наемники шли не одни, они вели с собой людей, которые, наверное, что-то умеют и знают лучше своих проводников, но мало приспособлены для таких вот действий. По крайней мере отдельные из них, но и отдельные способны сдерживать всех, как бы все остальные не были хорошо подготовлены. И потому Сохно, воспользовавшись последними минутами темноты, включив всю скорость на какую был способен при передвижении, быстро и без проблем обходя посты федеральных сил, которые он заранее рассмотрел в бинокль, почти догнал Обейду. Абу Обейда терял время на проверку пути. Дважды его разведчики издали давали сигнал, чтобы группа замедлила движение. И дважды указывали обходной маршрут. Маршрут же подполковника Сохно был почти прямым. А идти по прямой по равнине – это не по горам скакать.

– Я – Рапсодия. Бандит, ты где?

– Оттуда, где ты, командир, меня не видно. Я уже рядом с американцами. Почти в одном строю. Ты, как я понимаю, еще на хребте?

Сохно в самом деле догнал группу и двигался чуть сбоку, прячась за кустами, для чего ему приходилось часто пригибаться, потому что многие кусты ростом были ниже его.

– Мы с «попутчицей» почти спустились. Идем вдогонку за тобой.

– Посмотри карту. Я на бегу вспоминаю ее только кусками.

– Что ты хочешь? – вмешался в разговор Кордебалет. – Я как раз карту рассматриваю.

– Оттуда, куда стремятся американцы, есть другой выход к границе?

– Есть старая заброшенная козья тропа. Я как раз над этим думаю. Они будут уходить по прямой, через перевал, чтобы не возвращаться. А вторая группа будет их прикрывать. Она как раз повернула к месту испытаний, и желает догнать нашего командира.

– Тогда нам надо опередить и вторую группу, и американцев. Командир… Я украду негритянку. Жалко, что я не собираюсь жениться, но все равно – украду. Это вопрос моей спортивной чести. Но не тащиться же с ней до самой Грузии. Вызови вертолет, чтобы он стоял чуть в стороне от основных маршрутов передвижения. Отправим сразу негритянку и вместе с ней «попутчицу».

– Понял, – согласился Согрин. – Я звоню генералу. Один вертолет я уже выпросил. Чтобы подобрали трупы и оружие убитых. Дал координаты. Может, и второй найдут, или тот же используют. Кстати, группа Разина прибыла в район испытаний. Может быть, они с вертолетом? Тогда не будет проблем. А ты, Толя, смотри, не промахнись с негритянкой. Она как собой?..

– Фигура, видел издали, хорошая. Все остальное как у негритянки.

– Не обижай ее сильно.

– Разве что чуть-чуть. При захвате.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

1

Капитан Дэн заметил, как оборачивается и ищет его взглядом Абу Обейда. И поспешил догнать остановившегося йеменца. Полковник Доусон тоже оказался рядом.

– Вот, Дэвид, то самое место, что я говорил. Устроит? Должно устроить. Все отвечает твоим требованиям.

Пожалуй, лучше и придумать трудно. – Дэвид соглашаясь кивнул, посмотрел на полковника и дождался его одобрительного кивка.

Они остановились на поляне, отделенной от покрытой кустами и редкими деревьями равнины только тоненькой полоской леса. Дальше лес шел уже намного гуще и плавно поднимался в гору, к перевалу. По бокам тоже стоял густой и труднопроходимый лес. Обейда осмотрел группу. После рывка через открытое пространство все дышали тяжело. Лучше других, даже лучше его бойцов, может быть, капитан Дэн выглядел. Почти так же, как сам Абу Обейда. И поступил правильно, когда остановились, – отвинтил крышку фляжки, сделал глоток, прополоскал во рту и выплюнул. Остальные сразу стали пить. Даже полковник Доусон, хотя когда-то именно он, помнится, учил Абу Обейду, что сначала следует дыхание привести к норме и только потом можно пить. Иначе через несколько минут усталость навалится, с которой бороться будет трудно. Впрочем, и полковник, и бойцы группы Абу Обейды позволили себе расслабиться потому, что они уже прибыли на место, и такого торопливого марша больше не предвидится. Хотя они и еще один подобный бросок выдержали бы. В отличии от этой женщины, которая стала для группы обузой. Именно из-за нее темп получался таким рваным и сбивал другим дыхание. Нет тренировки, не ходи в горы… Но она пошла, наверное, не для собственного удовольствия. И пусть сейчас лежит, раскинув руки, пусть отдыхает. Пусть показывает Дэвиду, что ее фляжка уже пуста. Он с ней своей водой поделится. Не жалко. Ручьев в горах много, и вода в них хороша. Это не родные йеменские пустыни Абу Обейды. Он, сын пустыни, привык относиться к воде бережно и с уважением, как к живому существу и даже больше, чуть не как к божеству. Это потому, что человек на семьдесят процентов из воды состоит – читал где-то Обейда. Не уважать воду – не уважать самого себя, не уважать человеческое тело, собственное тело. А американцы так не умеют. Они неуважительные расточители.

Дэвид первым пришел в себя. Конечно, не считая Абу Обейды. И начал распаковывать свой рюкзак. Потом взялся за рюкзак полковника, потом и третий распаковал. Обейда тем временем оцепление выставил и дальние аванпосты выдвинул. Чтобы никто не помешал работе. И только после этого вызвал по переговорному устройству свою группу прикрытия.

Разговаривал в стороне, чтобы разговор не был слышен посторонним.

– Вас сейчас семнадцать человек.

– Да, эмир. Семнадцать.

– Семерых, самых никчемных, выставляй перед нами, где я показывал. Пусть те кусты с красными ягодами займут. Кого тебе не жалко, тех и оставляй. Они здесь и останутся. Сам с остальными выходи на перевал и контролируй обе стороны. С перевала попробуй со мной связаться. Это далеко, связи может и не быть. Тогда пошли кого-то бегом. Пусть половину дороги пройдет и свяжется оттуда. Доложи мне обстановку.

– Я понял, эмир.

– Завтра мы будем в Тбилиси.

– Я понял, эмир.

* * *

Дэвиду пришлось несколько раз перелистывать инструкцию, хотя он изучил ее, кажется, наизусть. И все же некоторые моменты сборки аппаратуры оказались для него сложными и непонятными. Особенно это касалось кабельных соединений. Но тут уже помогла Клер Такуа. Она знала если не это, то аналогичное и более сложное оборудование, и легко разобралась с упрощенным полевым вариантом. И даже командовать Дэвидом начала. Полковник Доусон молча наблюдал за работой, не вмешиваясь.

Собранную из алюминиевых лепестков первую «тарелку» локатора, предназначенную для контроля полетов, выставили на большой самодельной треноге. Саму треногу пришлось срубить в ближайших зарослях. Стандартная была слишком мала, чтобы охватывать все небо над поляной. Три трехметровые жерди связали с одной стороны, закрепили сверху стандартную треногу из алюминиевых уголков, и, расставив жерди, подняли на максимальную высоту.

– Этого должно хватить, – решила Клер.

Вторую «тарелку» закрепили на стволе сосны, срубив, чтобы не мешали, две ближайшие ветви. Эта «тарелка» должна сканировать далекие сигналы армейских локаторов, и снимать показания обратного луча, если он будет.

На раскладном столике установили ноутбук. Дэвид хотел сесть за него, но Клер опять захотела работать сама.

– Простите, это мой профиль. Я же не на экскурсию сюда прибыла. Хотя бы сниму психометрию первых полетов, задам основные параметры сканирования, а потом уже вы сами справитесь. Дальше будет не вопрос техники, а вопрос реакции. Вовремя включить, вовремя выключить. И все.

Капитан протянул чистый диск.

– Зачем? – не поняла Клер.

– Согласно инструкции, запись на жесткий диск запрещена, – объяснил полковник. – Записываем в буфер памяти. Он здесь очень большой. Потом перебрасываем на диск. Аппаратуру мы бросим здесь. Диск заберем.

Клер вставила диск в ноутбук.

– Работать придется бережно, – предупредил капитан. – Аккумулятор здесь подзарядить негде. Загружать загодя, выключать сразу после сеанса. Я тогда займусь видеосъемкой.

Сильную цифровую видеоаппаратуру с автоматическим лазерным наведением и тысячекратным электронным «зумом» устанавливал полковник Доусон. Для надежности штатив решили привинтить к стволу дерева. Дэвид начал помогать Доусону, и так активно, что полковник вынужден был отойти в сторону, понимая, что у Дэвида получается лучше и надежнее. Но все же не преминул проверить установку лично. Это он проверить мог, в отличие от остальной техники, которую целиком доверил капитану и профессору.

Абу Обейда долго со стороны наблюдал, как устанавливают аппаратуру. Для него было слишком сложно понять назначение приборов, и йеменец в конце концов, забросив за плечо сумку с деньгами, отошел в сторону, чтобы провести инструктаж своим людям. Двое начали готовить к работе «Стингеры».

Подошел полковник.

– По моим данным, будет совершено пять серий полетов, – сказал Обейда. – Мы будем стрелять на пятой серии, когда вы все закончите.

– Я бы предложил отстреляться, начиная с четвертой, – улыбнулся полковник, но боюсь, что тогда не состоится пятая… Впрочем, у нас только четыре различных режима сканирования. Пятый полет нам не нужен. Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Потом. Когда пойдем отсюда. Поговорим по дороге.

– Тебе очень хочется заработать десять миллионов долларов?

– Я считаю это вознаграждением за долгие годы опасной жизни, – ответил Обейда. – Это справедливо.

– Ладно. – Улыбку полковника никак нельзя было назвать доброй, поскольку Доусон чувствовал какую-то угрозу со стороны Обейды, но пока не мог понять, откуда эта угроза может идти. – Обсудим все варианты.

Йеменец в ответ улыбнулся открыто и приветливо. Но Доусон слишком хорошо знал людей Востока и всегда помнил, что улыбаться открыто они умеют даже ненавидя тебя лютой ненавистью.

– У нас еще полтора часа в запасе, – сказал Обейда. – Нужно пообедать, потом, когда русский спецназ пойдет в преследование, будет некогда.

– Ты думаешь, нас будут преследовать?

– Без этого здесь не бывает. Мы с капитаном обсудили все возможные пути отхода. На той стороне нас будут встречать и завяжут бой с пограничниками чуть в стороне, чтобы мы могли легко прорваться.

* * *

После легкого обеда все собрались вместе и с волнением и нетерпением ждали первых полетов. Волнение понятно – с таким трудом, с такими опасностями добирались сюда именно ради этого момента. Только одна Клер Такуа не поддерживала общего нетерпения. Она отошла в сторону и осматривалась.

– Куда она? – спросил Абу Обейда у Дэвида, словно профессор докладывала капитану о каждом своем желании.

– Надо думать, женщина желает уединиться, чтобы избежать мужского общества. Только ты везде, кажется, посты расставил.

– Здесь много кустов. Посты все не просматривают, – отмахнулся Абу Обейда. – Пусть подальше отойдет.

Клер, услышав слова йеменца и заметив, как намеренно отвернулись все мужчины, пошла в сторону смелее. И быстро скрылась из вида. Она долго не возвращалась. А в небе уже послышался далекий гул.

– Пора за работу, – сказал Дэвид, и обернулся.

Профессора видно не было, хотя гул наверняка слышала и она. И капитан вынужден был сам сесть за ноутбук, оставив полковнику возможность включить видеозаписывающую аппаратуру.

Скоро показались и самолеты. Первым летел российского производства «Стелс». На невысокой скорости, с тяжелым ревом, неуклюже, как воздушная телега. Даже американские «Стелс» выглядят в воздухе самолетами больше, нежели эта пародия.

– Локатор его не видит, – доложил капитан. – Российские локаторы его не видят. Сканер на показания приборов самолета не реагирует. Психометрия полета снимается успешно.

– Синхронизирую съемку с сигналами локатора, – сказал полковник.

– Второй самолет идет. – Абу Обейда зачем-то потер ладони. Должно быть, от волнения они у него сильно потели или чесались в предвкушении получения десяти миллионов.

Вторым, с небольшим интервалом, но на значительной скорости, и выполняя при этом какие-то полетные сложные фигуры, летел российский самолет. Ни полковник, ни капитан не знали достаточно хорошо марки российских самолетов, чтобы определить, кто пролетает над ними. Визуально все видели легкое облачко, окутывающее фюзеляж. Но без профессора Клер Такуа никто не мог сказать, что это было за облачко. Может быть, это и есть та самая неравномерная плазма.

– Локатор его не видит. Российские локаторы его не видят. Сканер на показания приборов самолета не реагирует. Психометрия полета снимается успешно.

– Съемка синхронизирована, – сказал полковник Доусон.

– Перебрасываю на диск, – доложил капитан.

– Где же Клер? – воскликнул полковник сердито. – Обейда… Пошли кого-нибудь. Да здесь и заблудиться негде. Пусть посмотрят.

Йеменец сказал что-то на арабском своему человеку. Тот заспешил, косолапя.

Обстановка была нервная. Несмотря на удачно принятый материал первых полетов, американцы, да и Абу Обейда с ними, нервничали. Все понимали, что ситуация нештатная – что-то произошло, и с напряжением ждали возвращения человека Обейды.

Тот вскоре вернулся. Принес куртку Клер и небольшую бумажку. На бумажке красным карандашом было жирно написано: «$10 000 000»…

Полковник повернулся к Абу Обейде и спросил буднично, почти скучно:

– Это и есть та сумма, которую ты мечтал заработать?

2

Сохно не однажды говорил в кругу друзей, что за свою армейскую жизнь ползком пересек земной шар по экватору. Конечно, это была шутка, но достаточно близкая к истине. Уж что-что, а ползать подполковник умел тише и незаметнее, чем это делает змея, и приходилось ему делать это часто. И на тренировках, которые всегда кажутся бесконечными, и в боевой обстановке, когда часы кажутся мгновениями. Только сам он был куда как опаснее самой ядовитой змеи, потому что ползать приходилось в самые серьезные моменты, когда нет возможности ходить или бежать, и завершением маршрута часто была чья-то смерть – или того, к кому ползут, или того, кто ползет.

При всем том, что генерал-лейтенант Спиридонов приказал охранять людей Абу Обейды и американцев, он в то же время приказал и захватить негритянку. И подполковник Сохно, совмещая эти два приказа, вывел среднее арифметическое понятие. Трогать нельзя в том случае, если подумают, что напали федералы. Но трогать обязательно, если следует сымитировать нападение чеченских боевиков. Боевики, не те люди, что, похищая человека, будут оставлять часовых. Слишком это подозрительно будет выглядеть. И потому действовать начал, исходя из обстоятельств.

Полз он долго и выбирал участки, покрытые только травой, чтобы камешек под коленкой не стукнулся о другой камешек. Месторасположение постов, выставленных Обейдой, определить было нетрудно. Есть места, где пост просто просится, чтобы его выставили. Естественно, боевики там его и выставят. Так, даже не видя часового, подполковник все так же ползком сделал круг и оказался позади первого поста. Приподнявшись на одно колено, Сохно сделал бросок и нанес часовому только один удар ножом. Действовать лопаткой подполковник не хотел, поскольку лопатка считается фирменным оружием спецназа ГРУ, и бросать тень подозрения на спецназ не хотелось.

И к следующему посту…

С той стороны, откуда подполковник ползком начал атаку, постов было три. Со вторым часовым Сохно поступил так же, как и с первым. Двинулся к последнему.

После третьего удара ножом Сохно позволил себе встать и осмотреться. Дальше к площадке с оборудованием уже можно было подходить свободнее и не рвать штаны на коленях. Конечно, мелькнула мысль обойти площадку по кругу, и с другими часовыми познакомиться. Но такой способ знакомства показался слишком скучным, кроме того, если он сделает такой круговой рейд, то и самого Обейду и американцев просто некому будет в дальнейшем охранять от разных «чайников». А кто знает, сколько «чайников» еще находится в местных горах.

И потому подполковник решил понаблюдать, как боевики на поляне обедают, ожидая начала испытаний. Надо сказать, что Сохно давно и внимательно наблюдал за группой Абу Обейды. И видел порой, как, то один из боевиков, то другой, то один американец, то другой отдалялся от группы. Но ни разу не видел, чтобы отдалялась негритянка. А отдалиться она тоже должна. И Сохно своего часа дождался. Говоря честно, наблюдая за ней, Сохно даже стеснение испытывал. Как-то не солидно человеку его возраста подсматривать за женщиной отправляющей естественные надобности. Тем не менее работать было надо. И, выбрав момент, когда Клер Такуа собравшаяся возвращаться к группе, стала надевать на комбинезон свою куртку, он, сделав прыжок, коротко ударил ее в печень. Намеренно бить женщину – явление отвратительное, и Сохно это понимал. Но на войне многими принципами гражданской жизни приходится пренебрегать. А унести пленницу можно бесшумно только тогда, когда она будет в бессознательном состоянии. Взвалив Клер на плечи, Сохно поторопился удалиться, не забыв оставить на упавшей куртке заранее приготовленный клочок бумаги с красноречивыми и несуразными с точки зрения нормального человека цифрами – десять миллионов долларов могут заплатить только за президента. Но Согрин сказал, что эта женщина – крупный специалист, ученый, короче, ценный кадр. Так что вполне может быть, что какой-нибудь малограмотный чеченец, поймавший краем уха слухи, решил обеспечить таким образом себе и своим потомкам безбедное существование. Только так можно все интерпретировать. Никто из серьезных людей такую сумму за женщину не запросит. Федеральные спецназовцы – тем более. И дело легко можно списать на местные условия и на местный менталитет.

Негритянка, несмотря на кажущуюся легкость и точеность своей фигуры, оказалась не слишком легкой ношей, в сравнении с той же «попутчицей». А Сохно торопился, и при этом ему приходилось бежать, петляя среди кустов, и выбирать такой путь, где он не будет заметен со стороны.

Где-то в небе послышался звук самолетного тяжелого двигателя. Очень хотелось поднять голову и посмотреть, ради чего же приперлись сюда люди с противоположной стороны земного шара. Но любая остановка могла бы стать губительной, и подполковник продолжал бег, глядя не вверх, а по сторонам.

* * *

– Рапсодия, я – Бандит!

– Слушаю тебя.

– Командир, я еще раз доказал, что я настоящий бандит. Дело сделано. Эта мадам у меня. Правда, сидит, и за печень держится. Брешет по-своему, но печень уже болеть не должна. На дурака рассчитывает.

– Не мадам, а мисс или миссис. Она американка, Толя. Прояви свой хваленый интеллект.

– Хрен редьки не слаще. Что с вертолетом?

– Будет, как только закончатся испытания. У Обейды пять «Стингеров». Он наверняка попытается испытать их на наших самолетах. Как только полетят ракеты, вылетит вертолет с группой Разина. Обейда выставил заслон, с тем, чтобы его уничтожили и дали уйти ему. Разин заслон уничтожит. Тогда ты дашь ракету. У тебя заберут негритянку, потом у меня отнимут «попутчицу».

– А мы?

– А мы продолжим охранение группы Абу Обейды.

– А «Стингеры»?

– Что – «Стингеры»?

– Они собьют самолеты?

– Летчики уверяют, что не смогут.

– Самолеты – ладно. А вертолет с Разиным?

– На это будет даже интересно посмотреть.

– Что тебе, командир, интересно? Попадание в вертолет из «Стингера» стопроцентное.

– Это не просто вертолет. Это – «Ночной охотник». Не забудь полюбоваться.

Сохно уже знал, что Министерство обороны пообещало закупить для нужд спецназа ГРУ пятнадцать новейших вертолетов «Ночной охотник». Значит, первые машины уже прибыли.

– Полюбуюсь. – В голосе подполковника прозвучало откровенное недоверие. – Ну, командир, я пошел. В лагере у Обейды тревога. Бегают охранники. Нас с подругой ищут. Вот обижусь на всех, выйду на пенсию, и женюсь на негритянке.

* * *

– Попрошу. – Подполковник Сохно сделал рукой приглашающий жест. – Не туда. Не туда, чучело. Я кому показываю, профессорша неграмотная. Прямо.

Клер Такуа явно хотела показать, что она не понимает, чего хочет от нее этот неизвестно откуда появившийся бандит. И норовила пойти в противоположную сторону. Бить женщин нехорошо, но припугнуть их можно. И Сохно поднял руку, замахнувшись прикладом. Негритянка проявила повышенную сообразительность, свойственную ее интеллекту, и торопливо пошла в правильном направлении. Но ноги ее почему-то то и дело подгибались, словно она ходить только-только училась после многолетнего сидения на корточках, а обе руки старательно прижимались к области печени. Но Сохно прекрасно знал, что удар в печень, при том, что он быстро отключает, не несет за собой длительных последствий, и все болевые ощущения уже давно прошли.

– Не ломай комедь, мадам. Я ведь только с виду добрый. Если рассержусь, берегись.

И состроил такую гримасу, что впору деревьям вокруг содрогнуться.

Направление движения Сохно выбрал естественное – чем лес гуще, тем меньше возможности их найти. Но, углубляясь в лес, он не пошел маршрутом, которым должны были вскоре уходить американцы и их сопровождающие. Вернее, он сначала пошел этим маршрутом, но вскоре свернул в сторону хребта, и не побоялся вместе с новой попутчицей начать подъем. Причем в одном месте, где Сохно был еще на общей тропе, он заметил, как Клер «нечаянно» обронила свой носовой платок. Он не поднял его. И даже сам несколько раз так наступал на землю каблуком, как не наступал никогда. Следы смотрелись отчетливо рядом со следами пленницы.

– Пусть догоняют, – рассудил подполковник.

3

– Это и есть та сумма, которую ты мечтал заработать?

Абу Обейда растерялся, но быстро взял себя в руки.

– Это не есть та сумма, которую я мечтаю заработать. Так что это не моих рук дело.

Йеменец, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, повернулся к своим людям, чувствующим напряжение момента, и быстро отдал несколько приказов. Боевики бегом бросились в ту сторону, где были найдены куртка и записка. Доусон ждал от своего бывшего ученика каких-то дополнительных слов, но тот в объяснения вступать не стал. Вскоре возбужденные голоса показали, что там, неподалеку, есть на что посмотреть. Абу Обейда пошел на шум, капитан Дэн намеревался было пойти следом, но первый самолет, совершив круг, снова выходил на испытательную линию полета.

– Работаем! – сухо, без эмоций сказал полковник Доусон, и капитан тут же оказался за компьютером, а сам полковник оказался рядом с видеозаписывающей аппаратурой. Но на сей раз это оказался вовсе не «Стелс». Первым летел российский самолет, и чуть в стороне от траектории первого самолета.

– Включаю второй режим сканирования, – доложил капитан Дэн. – Локатор его не видит. Российские локаторы его не видят. Сканер на показания приборов самолета не реагирует. Психометрия полета снимается успешно.

– Видеосъемка синхронизирована с сигналами локатора, – сообщил полковник. – Этот самолет на небольшом расстоянии уже обогнал «Стелс».

– Летит и «Стелс». – Капитан услышал рев нового двигателя сквозь удаляющийся шум пролетевшего.

Полковник занял свое место рядом с видеоаппаратурой. «Стелс» стало видно невооруженным глазом.

– Локатор его не видит. Российские локаторы… Российские локаторы его видят. Сканер на показания приборов самолета не реагирует. Психометрия полета снимается успешно.

– Видеосъемка синхронизирована с сигналами локатора. Российские локаторы видят «Стелс», я не ослышался?

Полковник подошел и склонился над монитором ноутбука.

– Так показывают приборы. Вот. Есть отправленный сигнал. Есть ответный сигнал. Они его обнаружили со второй попытки.

– Черт! Каким образом?

– Об этом, сэр, лучше спрашивать у русских. Я переписываю данные на диск.

Капитан включил программу записи, и, как и полковник, обернулся на звуки шагов. Возвращался Абу Обейда со своими людьми. Боевики несли тело часового.

– Что? – коротко и сухо спросил полковник.

– Они сняли троих часовых. Должно быть, сильная и опытная группа.

– Троих? – Доусон посмотрел на одно тело.

– Двоих сейчас принесут.

– Кто это может быть?

– Просят выкуп. Значит чеченцы. Их рук дело. Такими дерзкими могут быть только они.

– Такой выкуп!.. – не удержался капитан Дэн от комментария. – Надо быть без головы, чтобы просить десять миллионов.

– Я думаю, это неспроста, – сказал Абу Обейда. – У этих людей есть какие-то данные о вашей группе. И они знают, что эта женщина не простой человек… Я прав?

– Она не простой человек. Она – крупный ученый. Специалист.

– Это вселило в похитителей надежду, что правительство США не пожалеет десять миллионов за человека, который нужен стране.

– Самолет, – услышал Дэвид. – Быстро же он сделал новый круг.

Он сел на место перед компьютером. Полковник занял свое место.

– Включаю третий режим сканирования. Локатор его не видит. Российские локаторы его не видят. Сканер на показания приборов самолета не реагирует. Психометрия полета снимается успешно.

– Видеосъемка синхронизирована с сигналами локатора.

– Что будем делать? – спросил капитан.

– Работать, – вроде бы даже удивился вопросу полковник.

– Я спрашиваю про миссис Клер.

– Я понял. А что мы можем сделать? Броситься в погоню? Обейда! Возможно организовать погоню за похитителями?

– Это приведет только к нашей общей гибели, – уверенно сказал йеменец.

– Я тоже так думаю, – согласился полковник. – Единственное правило, которое мы должны взять на вооружение, чтобы сохранить безопасность, – не отходить в стороны по одному. И давайте продолжим работу. Летит «Стелс»…

– Наш локатор его не видит. Российский локатор его видит. Сканер на показания приборов самолета не реагирует. Психометрия полета снимается успешно.

– Есть синхронизация. Записывай…

Капитан включил запись.

– Обейда! – опять позвал полковник. – У нас остался только один режим сканирования. Неплохо было бы в это же время вмешаться со своими «Стингерами». Чтобы мы засняли процесс.

– На четвертом полете?

– Да.

– Хорошо. Чем быстрее, тем лучше, – согласился Абу Обейда.

– Как только я сообщу о синхронизации съемки, можешь давать команду на пуск. Твои ребята умеют обращаться с ракетами?

– Они имеют такой опыт, – скоромно сказал Обейда. – Хорошие специалисты.

– Пусть готовятся.

Специалистов было всего двое. Сами «Стингеры» были подготовлены заранее. И как только звук двигателей раздался над вершинами деревьев, тяжелые ПЗРК легли на плечи, а глаза прижались к окулярам прицелов.

Абу Обейда дал команду.

Первая ракета с шипением, и оставляя неровный газовый хвост, сорвалась с плеча боевика и устремилась ввысь, чтобы там встретиться с самолетом. Но на середине дистанции, когда путь ракеты можно было отследить по уже образовавшемуся инверсионному следу, траектория полета внезапно изменилась, и ракета стала уходить круто в сторону.

– Что ты делаешь! – закричал Обейда на стрелка. – Куда ты смотришь.

Тот не отвечал, не отрывая глаза от окуляра. Но бросил «Стингер» на землю, когда убедился, что ракета его не слушается.

– Вы дали мне неисправные «Стингеры»! – возбужденно крикнул Абу Обейда. – Вы хотели меня обмануть!..

Полковник холодно глянул на йеменца.

– Я мог бы сказать, что твой человек не умеет обращаться с таким сложным оружием, но я просто знаю, что на русских самолетах, как и на наших, устанавливается система помех, которая уводит ракету в сторону. Может быть, на «Стелс» они эту систему не установили, поскольку М у них испытательный, а не боевой самолет. Попробуем еще раз.

«Стелс» уже приближался.

– Наш локатор его не видит. Российские локаторы его видят. Сканер на показания приборов самолета не реагирует. Психометрия полета снимается успешно.

– Видеосъемка синхронизирована с сигналами локатора. Обейда, стреляй!

Обейда дал команду. Вторая ракета сорвалась с плеча стрелка. И в точности повторила странный маневр первой.

– Переписываю на диск, – сообщил капитан Дэн.

– Снимаемся с места, – сказал Абу Обейда. – Ракеты наверняка засекли. Скоро здесь будет русский спецназ.

Капитан Дэн вытащил из ноутбука диск, вставил его в специальную ударопрочную коробку и включил функцию форматирования жесткого диска, чтобы стереть все программы, установленные на компьютере. Полковник протянул руку. Чуть помешкав, капитан отдал диск.

Остальные уже были готовы к выступлению. Только капитан еще словно ждал чего-то.

– Что ты, – спросил полковник.

– Клер…

– Мы отправляемся в ту же сторону, куда повели ее, – с легкой насмешкой сообщил Обейда. – Думаю, похитители дадут о себе знать уже в Грузии, и Дэвид сможет проявить свои качества великолепного стрелка.

Дэвид, сделав вид, будто не заметил насмешки, шагнул на тропу.

ЭПИЛОГ

Утром, едва доктор Шинкуа скрылся в проходной, Яблочкин с Сергеевым отправились в комнату китайца. Интересовала их в первую очередь клетка с попугайчиками. Вернее, двойное дно этой клетки. Не потребовалось особого труда, чтобы вытащить сначала второе дно – им оказалось приспособление для выемки птичьего помета, а потом, как оказалось, и третье. Но в третьем дне ничего интересного обнаружить не удалось. Простая доска, правда, с кронштейнами непонятного назначения.

– Вообще-то здесь вполне можно что-то закрепить, – сказал Сергеев. Возможно, это какой-то передатчик, возможно, мини-компьютер… Но что-то здесь было.

Яблочкин отнес доску к окну, чтобы рассмотреть на свету.

– Да, что-то здесь крепилось… Прямоугольной формы… Видишь, вокруг следы от пыли плотнее. И держалось здесь, похоже, долго.

– Только где это «что-то» сейчас? – сердито упер руки в бока капитан.

– Будем искать.

Методологию проведения обысков оба офицера знали хорошо, долго и тщательно, с терпением осматривали в комнате все, прощупывали матрац и подушку, перебирали каждую аккуратно уложенную на полочку вещь в шкафу. Даже то, что в первый раз осматривали, осмотрели заново. Внимание Сергеева привлек трехпрограммный радиоприемник, который он так легко вывел из строя накануне.

– Доктор копался здесь, – понял капитан. – Сначала отремонтировал, потом подумал и снова сломал. Только провод… Я хорошо помню, что под другой подогнул. А он так оставил.

– Вывод: Шинкуа понял, что приемник чему-то мешал. Чему может мешать приемник? Только «жучку». И он «жучок» обнаружил. Так?

– Так, – согласился Сергеев, вытащил из днища клетки с попугаями пресловутый «жучок», осмотрел и вернул на место. – Пусть постоит. Что Москва – молчит?

– Жду.

Майор Яблочкин еще ночью отправил запрос с просьбой проконтролировать все последние соединения, что шли через его мобильник. Обещали утром предоставить данные, и, по просьбе майора, данные эти должны быть переданы на трубку капитана Сергеева. На всякий случай.

Поскольку обыск в комнате доктора Шинкуа ничего практически не дал, оставалось ждать сообщения из Москвы.

* * *

– Я – Волга, – прозвучал в «подснежнике» позывной командира второй отдельной мобильной офицерской группы подполковника Разина. – Рапсодия, где ты?

– Слышу тебя, Александр Андреевич.

– Здравствуй, Игорь Алексеевич. Где находишься?

– Спустился со склона. Ты в вертолете?

– Да. Собираюсь похитить у тебя особу женского пола.

– Сначала займись Бандитом. У него особа того же пола, только более важный объект. И, говорят, обладает потрясающей фигурой. Толя, ты где?

– Я слышу. И наблюдаю вертолет. Но группа Обейды еще рядом.

– Сейчас будет далеко. – В голосе подполковника Разина прозвучала не скрываемая насмешливая угроза. – Я сверху вижу две группы. Одна в кустах неподалеку от леса, вторая почти ушла в лес. Которую обрабатывать?

– Только ту, что в кустах, – пояснил полковник Согрин. – Вторую следует отпустить. Хотя припугнуть можно. Там сам Абу Обейда и американцы.

– Понял. Даю цель пилотам.

Вертолет сделал в воздухе небольшой полукруг, хищно наклонил «клюв» и пошел на снижение по плавной дуге. И в какой-то определенной точке этой дуги вертолет вдруг накрыло облако дыма, из которого вырвался целый сноп ярких огненных мазков. А то, что произошло на земле, подняв громадную тучу пыли и огня, ни в какое сравнение с явлением предыдущего облачка не шло.

– Вот и все, – сказал подполковник Разин. – Впечатляет?

– «Ночной охотник» и днем смотрится неплохо.

– Вторая группа на опушке леса. Нас рассматривают. Ага. У них «Стингеры». Пугнем, как заказано.

И вертолет, не обращая внимания на приготовленные «Стингеры», сделав новый полукруг, занял атакующую позицию.

Ни один «Стингер» не выстрелил.

* * *

– В чем дело, полковник? – Абу Обейда рассвирепел. – Сначала самолеты. Это я еще понимаю. Теперь ваши хваленые «Стингеры» вообще не стреляют. Что вы мне подсунули!

– Я могу только одно предположить. Вот эта штука… – Доусон показал пальцем на сферическое утолщение под стволом «Стингера». – Она, похоже, не дает вам стрелять.

– Что это?

– Система распознавания «свой-чужой». Вертолет считал радиосигнал системы, и ответил тем же сигналом. «Стингер» признал его за своего.

– И что?

– А ничего. Этот вертолет подбить невозможно. Это новый русский вертолет, я читал о нем. «Ночной охотник». Рекомендую быстрее убираться отсюда. И рассеяться вокруг тропы. Ты видел, что стало с твоими парнями.

Абу Обейда опять посмотрел свирепо и отдал приказ на арабском языке. Но опытный полковник Доусон сразу обратил внимание, что бойцы группы не рассеялись, а попросту окружили двух американцев так, что они теперь не имели никакой возможности двигаться туда, куда им захочется. Только внутри группы.

Очереди спаренных крупнокалиберных пулеметов «Ночного охотника» срезали верхушки елей над головами. Полетели на землю щепки и еловые лапки с иголками. Это подогнало быстрее, чем слова. Вперед двинулись бегом, и остановились только тогда, когда перехватило дыхание. Оглядывались все, даже полковник с капитаном. Казалось, что призрак «Ночного охотника» преследует их. Но Абу Обейду волновали другие проблемы.

– Скажите тогда, полковник, – так и не восстановив дыхание, спросил он, – на что вообще годятся «Стингеры»? Три попытки, и все неудачные…

– На новые самолеты и новые вертолеты необходимо иметь какое-то новое оружие, – сказал Доусон почти нравоучительно. Или же совсем старое… Без электроники… Топор легко разбивает любой компьютер.

– А что разбивает «Стингер»?

– Старые самолеты, старые вертолеты, гражданские…

Обейда перекинул сумку с плеча на плечо и оглянулся, быстро пробежав взглядом по окружающим. Капитан Дэн этот взгляд оценил и сунул руку в карман куртки.

Абу Обейда уже оказался рядом с полковником, тогда как капитана Дэна опять отрезали от него спины бойцов группы Обейды. Но сумка по-прежнему висела на плече йеменца, следовательно, Дэвид мало что терял – только время, через которое он узнает результаты разговора, чтобы передать его генералу Ханту.

* * *

– По заключению эксперта, выделенного нам подполковником Лавровым, доктор Шинкуа сразу вник в суть работы и внес значительное количество качественных изменений. Много мелочей, которые в сумме оказываются полезными. Больше всего эксперт удивляется памяти Шинкуа. Эти изменения… То есть эти системы должны быть у него в голове. Их невозможно просчитать за то короткое время, что наш профессор работает с проектом. И не просто просчитать. Кое-что можно внедрять только после экспериментальной проверки. Следовательно, Шинкуа все помнит. Помнит то, над чем работал больше десяти лет назад. Такое впечатление, что произошла «расконсервация» памяти. И эта память вполне здорова – «продукт» сохранился в том виде, в котором был «законсервирован».

Капитан Сергеев сел в раздумье на широкий подоконник, в тот момент когда у него зазвонил мобильник.

– Да… Да… Слушаю… Он здесь… Передаю… – произнес он и протянул трубку Яблочкину.

– Майор Яблочкин, слушаю. Да. Через систему GPRS? Понятно. И что? Да, обязательно. Если можно, адресата лучше не блокировать полностью. И передавать те же данные позже, после проверки. Спиридонову доложили? Хорошо. Я понял. Пусть Шинкуа поработает.

Отдав трубку хозяину, Сережа посмотрел на капитана с видом победителя.

– Что говорят?

– Говорят, что через мою трубку был осуществлен выход в Интернет с передачей каких-то данных в системе быстродействия. Общее время передачи составило около двадцати секунд. Но объем данных незначителен. Трубку взяли под контроль. Наши эксперты не знают системы, с помощью которой можно пользоваться чужой трубкой, находясь в соседней комнате, но не отрицают возможности существования такой системы. Это может быть какая-то радиоприставка, работающая на определенной волне и вклинивающаяся в определенный канал связи.

– Ну, такое устройство не может быть большим по размеру, – сказал капитан. – Шинкуа может носить его в кармане, и найти его можно только при личном обыске.

– А вот этого не следует делать. Мою трубку взяли на контроль. И просят, чтобы я не отлучался далеко от доктора Шинкуа. Иначе он будет искать другие пути связи.

– Значит, сидеть нам здесь еще долго?

– До тех пор, пока профессор Юрков подготовит материал, который заинтересует Шинкуа настолько, что тот обязательно перешлет его своим. Видимо, есть большая необходимость направить работу китайских лабораторий по ложному пути. Потом мы будем уже не нужны, потому что доктора Шинкуа переведут на работу в закрытом режиме.

* * *

«Ночной охотник» завис в трех метрах над землей. Спустилась стандартная петля бортовой лебедки. Подполковник Сохно перехватил негритянку петлей на уровне бедер, объяснил жестами, чтобы держалась руками за трос. Клер испуганно таращила глаза, тем не менее выполнила все приказы подполковника молча. Пленницу быстро подняли в грузовой отсек.

– Пока, Толя, – сказал в «подснежник» подполковник Разин. – Это, говорят, вторая твоя пленница. Постарайся больше женским полом в боевых условиях не увлекаться. В крайнем случае, зови на помощь моего Парамошу.

Старший лейтенант Парамонов из группы Разина, небольшой, щупленький, с лошадиным улыбчивым лицом, отчего-то всегда нравился женщинам и мог вскружить голову любой.

– Сам справлюсь, – отмахнулся Сохно. – Взлетай, командир ждет.

Вертолет чуть ли не с места лег на крыло и круто взмыл на довольно большую высоту. Чувствовалось, что пилот, недавно получивший новую машину, играет управлением, наслаждаясь полетом.

– Я жду. Я уже рядом. Кордебалет со мной, – отозвался полковник Согрин. – Толя, заходи к Обейде с левой стороны. Постарайся обогнать. Шурик говорит, что часть группы поддержки ушла вперед. Готовит, судя по всему, выход в Грузию. Будем им помогать, не попадаясь на глаза.

– Тогда я пошел, – согласился Сохно. – Они шустро бежали. Надо догонять.

* * *

После того как «Ночной охотник» оставил их в покое, шагали ритмично, не слишком торопились, не переходили на бег, но и не задерживались. Сейчас, налегке, без оборудования, и американцам идти было значительно легче.

– Так наш разговор состоится? – Полковник тоже заметил все перемещения людей Обейды и, естественно, понял их значение.

– Да. Теперь уже можно.

Абу Обейда, казалось, почувствовал облегчение, но полковник постарался вернуть йеменцу дурное расположение духа.

– Меня, скажу честно, смущает совпадение суммы. У тебя десять миллионов и там десять миллионов… Хочется тебе верить, но сомнение, как сам понимаешь, не спрашивает разрешения на посещение головы. Я не верю в совпадения.

– Я верующий мусульманин.

– И что? Верующие мусульмане не воруют женщин? – В голосе полковника слышалась горечь и обида за произошедшее. – Тогда я неправильно информирован о вероисповедании чеченцев. Мне говорили, что они с шестого века были христианами, а потом насильно омусульманены мамлюками, большинство из которых по национальности были тоже чеченцами.

– Воруют и мусульмане… Но я, как верующий мусульманин, могу именем пророка поклясться, что я не имею отношения к этому похищению.

– Пусть так, – вздохнул полковник. – Так, что ты хочешь от меня?..

– Я хочу – диск. – Абу Обейда ответил просто, словно попросил воды.

– Какой диск? – вроде бы и не понял полковник, но рука против его воли легла на грудь, где во внутреннем кармане куртки лежала коробка с диском записи всех испытаний.

– Этот самый, – сказал Обейда.

– Очень интересно. Может, объяснишь?

Обейда обрел уверенность в речи.

– Объясню. Диск я все равно буду иметь. Здесь слишком много моих людей, чтобы вы сумели мне воспротивиться. У меня есть на него покупатель, и я обещал, что доставлю его за десять миллионов долларов. Сумма солидная, чтобы за нее поработать.

– Да, очень солидная сумма, – согласился полковник с насмешкой. – И что дальше?

– Дальше я вижу два пути развития событий. Первый – вы даете мне на время диск, мой человек, что идет впереди вас, переписывает его, и оригинал возвращается к вам. Никто ничего не знает. Все довольны.

– А второй путь?

– Мои люди убивают вас и Дэвида. Их стволы уже смотрят на вас, и парни только ждут моей команды. И мы забираем диск.

Полковник бросил взгляд по сторонам. Люди Абу Обейды работали, как часовой механизм. Стволы их автоматов и правда смотрели на американцев.

– У меня есть резонный вопрос. Почему ты сразу не идешь по второму пути?

Ответ Обейды показался убедительным.

– Я хочу стать честным бизнесменом с легальным бизнесом. Если с вами что-то случится, Америка будет преследовать меня. Мне этого не хочется.

– Ты и без того в розыске Интерпола.

– Вот я и не хочу быть еще и в розыске ЦРУ. Это для меня слишком много. Спокойнее хочется жить.

– Кто заказал тебе диск? – Теперь полковник спросил жестко.

– Человек, который умеет платить.

– Это государственный заказ?

– Нет. Заказ частный. Но я не назову вам этого человека.

– Понимаю… Это террористическая организация, скорее всего, исламистского толка. Но тебя уже подставили. Они же и подставили. Вот откуда сумма в десять миллионов, что фигурировала в записке. Я же говорю, что совпадения не люблю и в них не верю. И действительность подтверждает мою правоту.

Абу Обейда помотал головой.

– Я вас не понимаю…

– Сам диск ничего не даст. Тут только результаты, которых смогла добиться Россия. Здесь нет данных о том, как сделать генератор неравномерной плазмы, на что, возможно, надеялся твой заказчик. Но это все знала Клер Такуа. Она – специалист в этой области. И ее похитили те же люди, что заказали тебе диск. А чтобы подозрение пало на тебя, они оставили записку с такой именно суммой.

Абу Обейда задумался:

– Это похоже на правду… Тем не менее диск я обещал принести. Так, какой же путь вы выбираете, полковник?

Полковник тихо и грустно засмеялся:

– Разве я похож на самоубийцу.

И он протянул диск Обейде, тот сразу передал его человеку, идущему впереди, и человек этот сойдя с тропы, стал снимать с плеч ранец.

Капитан Дэн даже не выглядывал из-за чужих плеч, но все равно видел манипуляции с диском. И видел, как один из боевиков Обейды стал вставлять его в ноутбук. Но ситуация не позволила Дэвиду задать полковнику вопрос. Он вообще не собирался задавать ему вопросы. Вопросы будет задавать генерал Хант.

* * *

Через несколько часов полковник Согрин позволил себе вздохнуть с облегчением и сразу позвонил генерал-лейтенанту Спиридонову.

– Товарищ генерал, они перешли границу без потерь. Обейда удалился с ними. Где-то неподалеку пограничники вели бой. Мы боялись, что это коснется наших подопечных, и выставили заслон, но все обошлось.

– Прекрасно. – Наверное, если бы у генерала не было в руках трубки, он потер бы ладонью о ладонь. Так почему-то подумалось Игорю Алексеевичу. – Определите площадку для посадки вертолета. Выходите туда. Разин заберет вас. Благодарю за службу.

И генерал отключил телефон, не дождавшись уставного ответа полковника.

Согрин, честно говоря, ждал более теплой реакции. Все-таки операция была не из самых легких и стандартных. Оставалась надежда, что более теплая реакция последует, когда группа вернется на базу и будет проведен традиционный и обязательный анализ операции, обычно называемый «разбором полетов». Может быть, на «разборе полетов» будет присутствовать и генерал Воронов, который что-то помнится, обещал спецназовцам.

* * *

Генерал-лейтенант вовсе не намеревался обидеть полковника Согрина, которого знал давно и уважал как отличного специалиста-спецназовца. Просто Спиридонов торопился доложить начальнику ГРУ, который только недавно звонил и интересовался результатами операции, и даже проговорился, что сверху этими результатами тоже интересуются.

– Товарищ генерал-полковник, это опять Спиридонов.

– Есть результат?

– Так точно! Первый этап операции нашими общими стараниями завершен благополучно. Американцы получили данные, что их знаменитый «Стелс» видим нашими новыми радарами, а наш самолет ни нашими, ни их радарами невидим. Это толкнет их на новые разработки. Я уже сообщил, что мы захватили профессора Клер Такуа, которая возглавляла группу по альтернативным «Стелс» исследованиям. Мы планируем свести миссис Такуа с профессором Шинкуа, поскольку они и раньше работали вместе. Такуа получит дезинформацию о путях наших исследований. А потом мы найдем способ дать самой Такуа возможность выйти на связь и передать те данные, которые мы желали бы передать. Точно так же, как профессор Шинкуа передаст аналогичные данные в Китай.

– А этот путь исследования…

– Он многолетний и… тупиковый… Но они будут уверены, что наши самолеты работают именно по этому принципу. Если мы смогли преодолеть тупик, они посчитают, что тоже сумеют. И потеряют лет десять…

– Добро, работайте, – сухо сказал начальник ГРУ, вообще забыв похвалить своего начальника агентурного управления.

Он тоже спешил доложить по инстанции о результатах операции.

Примечания

1

Скат – от англ. slope.

(обратно)

2

Акула – от англ. shark.

(обратно)

3

Акула способна уловить запах добычи за несколько морских миль.

(обратно)

4

«Подснежник«– коротковолновая миниатюрная радиостанция короткого радиуса действия, применяется для осуществления связи внутри небольших групп.

(обратно)

5

РОШ – региональный оперативный штаб по руководству антитеррористическими операциями на Северном Кавказе.

(обратно)

6

ПЗРК – переносной зенитный ракетный комплекс, представляет собой приспособленную для стрельбы с плеча установку, которая после пуска ракеты позволяет контролировать и координировать ее полет. Обеспечивает высокую степень попадания по скоростным военным самолетам, по вертолетам и гражданским самолетам попадание стопроцентное. «Стингер» – аналог российских ПЗРК «Игла» и польской ПЗРК «Стрела».

(обратно)

7

Скополамин – психотропное (психоделическое) вещество, «развязыватель языков», «сыворотка правды», вызывает в мозге человека изменения, стимулирующие приступы сильной, неудержимой и бесконтрольной болтливости, при которой эту болтливость следует только умело направлять в нужное русло, чтобы добиться нужных ответов. Показания под воздействием психоделиков в суде не принимаются, но, как средство оперативных допросов, скополамин зарекомендовал себя прекрасно.

(обратно)

8

«Чехи«(арм. жаргон)– чеченцы, боевики.

(обратно)

9

В 1999 году в небе над Белградом югославской ПВО, которой командовал полковник Дани Золтан, российским комплексом ПВО С-125 был сбит считающийся неуязвимым самолет-невидимка «Стелс». Этот факт вызвал шок у американских военных специалистов, и уйму обсуждений в конгрессе о целесообразности строительства такого военно-воздушного флота – ведь стоимость одного самолета-невидимки была около двух миллиардов долларов. В настоящее время отставной полковник Дани Золтан широко делится опытом, подсказывая журналистам и специалистам, как лучше бороться с подобными самолетами. Появлялись сообщения, что он проводил специальный курс лекций в частях иранских ПВО.

(обратно)

10

Действительный факт, ставший почти легендарным: благодаря специальной системе подготовки, спецназ ГРУ умеет маскироваться так, что бойцов бывает порой не видно даже вблизи. На одних из учений произошел случай, когда спецназ ГРУ выступал в качестве условного противника против войск ФСБ. Офицер ФСБ стоял на груди замаскировавшегося спецназовца и не видел его, а тот терпеливо переносил немалый вес условного противника.

(обратно)

11

Стандартной считается очередь в три патрона. При автоматической стрельбе отстрелянные гильзы вылетают вместе с пороховыми газами в правую сторону, и автомат сдвигается справа налево, сбивая прицел. Когда очередь направляется умышленно слева направо, стрелок контролирует местонахождение ствола и тем самым компенсирует непроизвольный увод его в сторону.

(обратно)

12

«Автокад» – программа для инженерного трехмерного проектирования.

(обратно)

13

Stealth (англ.) – скрытность.

(обратно)

14

АНБ – Агентство национальной безопасности США.

(обратно)

15

Первичные разработки были завершены только весной 2006 года.

(обратно)

16

АПС – автоматический пистолет Стечкина.

(обратно)

17

РПК – ручной пулемет Калашникова.

(обратно)

18

«Муха» – ручной гранатомет одноразового пользования.

(обратно)

19

«Коробка» – элемент парадного построения.

(обратно)

20

«Бумажный тигр» – классическое и самое грубое ругательство в китайском языке, самом вежливом языке мира. Более крепких выражений китайский язык не имеет.

(обратно)

21

«Форд Сьерра», в настоящее время не производится.

(обратно)

22

Автоматический пистолет «Майами», так в США называется выпускаемая на оружейном заводе Флориды модификация итальянской «беретты-92». Единственное отличие от настоящей «беретты» в пластмассовых щечках на рукоятке. У итальянской модели щечки деревянные.

(обратно)

23

ДОС – дома офицерского состава, традиционное название всех городков, в которых проживают семьи военных.

(обратно)

24

Общепринятая примитивная система координат, основанная на циферблате часов.

(обратно)

25

Снайперская винтовка «винторез» стреляет двумя видами патронов – «СП-5» и «СП-6». Патроны «СП-6» бронебойные.

(обратно)

26

«Лохматка» (жарг.) – маскировочный костюм, с внешней стороны которого нашито множество длинных и узких лоскутков камуфлированной ткани. Человек в таком маскировочном костюме сам становится похож на куст и среди зарослей практически незаметен. Чаще всего используется снайперами и наблюдателями.

(обратно)

27

РЛС – радиолокационная станция.

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ЭПИЛОГ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте