«Антидиверсанты»

Сергей Зверев Антидиверсанты

Профессионалам армейского спецназа посвящается

«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».

Взгляд, конечно, очень варварский,

но верный.

Иосиф Бродский

Мы отряхнули прах у порога.

Избранных, как и всегда, немного.

Но в каждом полку есть десятый, сотый.

Каждый из нас заменяет роту.

Вздрогнет земля до небесных высей

Под дробным шагом мирных дивизий.

Для армии нашей неразделимы

Нью-Йорк и руины Третьего Рима.

Илья Матюшкин

Пролог

Остров Санта-Фе

Атлантический океан

Специальный Полигон Вооруженных сил США

14 июня

Небольшой приземистый катер, поднимая широкую волну, резко заворачивает к берегу. Мотор умолкает в нескольких метрах от края длинной деревянной пристани. И через две минуты из-под пластикового стекла, нависающего над передней частью машины, на мостки выпрыгивают три человека. Один из них, в черном водолазном костюме, забирает из катера подводное ружье и резиновый, туго набитый мешок.

По пристани в их сторону медленно идет солидный господин в сомбреро, цветастой гавайке и парусиновых белых штанах. В углу ухмыляющегося рта – тонкая коричневая сигарилла, на глазах – огромные овальные темные очки.

– Как сегодня охота?

Он останавливается на середине пристани, держась за веревочные перила. Прибывшие почтительно останавливаются. Водолаз осторожно, как неразорвавшуюся бомбу, опускает на дощатую поверхность резиновый мешок. Виновато разводит руками:

– Пусто, сеньор Альварес. Несколько макрелей и всякая мелочь. А около рифов неспокойно. Антонио видел барракуду. Про акул я уж и не говорю. Их там всегда немало.

Сеньор снимает широкополое сомбреро, вытирает пот с округлой лысины, пристально смотрит на водолаза:

– А по моему делу, Мигель?

– Кое-что есть. Но…

– Я не тороплю. – Альварес понимает, что говорить при посторонних Мигель не будет.

Оба напарника внимательно вслушиваются в беседу. Английского они, конечно, толком не знают. Кроме слова «сеньор», может, и не поняли ничего. Хотя…

Типичные местные рыбаки среднего возраста. Молчаливые, пожалуй, даже мрачные на вид. Это и понятно при такой жизни – легко ли выходить каждый день в море, под палящее тропическое солнце? И что вообще у них есть, кроме жалкого улова? Вечерами – ром в грязноватой таверне, если повезет – объятия страстной мулатки. Еще – заросший лианами ветхий домишко, полуголодные оборванные дети, толстая неопрятная сварливая жена, какой-нибудь грузовичок с ржавым кузовом и побитая моторная лодка, вся пропахшая рыбой…

Они ничего не ждут от будущего. Каждый прожитый день – праздник. Трудно представить, что кто-то сделает на них ставку. Таких не вербуют. Это подсобный материал, который можно использовать только для разовой акции. Следить и передавать информацию они не способны. Тем не менее Альварес позаботился о дополнительных мерах безопасности. Чтобы допустить двух рыбаков на Санта-Фе, их тщательно проверили. Ничего подозрительного. Даже в мелочах. Но уж слишком часто Альварес сталкивался с тем, что бдительность никогда не бывает излишней.

Он выплевывает окурок сигариллы в зеленовато-бирюзовую воду.

– Накорми рыбаков обедом. И сам поешь. А через час приходи на полигон.

Мигель кивает, берет свой резиновый мешок и медленно идет по скрипящим доскам пристани. Рыбаки молча следуют за ним. Во взгляде одного из них Альварес видит страх. И улыбается.

Это хорошо, что боится. Страх – самое подлинное чувство. Его нельзя имитировать.

* * *

До конца семнадцатого столетия безымянный остров вулканического происхождения был пустынным клочком земли в двух сотнях морских миль к востоку от Барбадоса. Длинная цепь рифовых скал надежно скрывала это океанское убежище – проплывающие мимо суда старались подальше их обойти. Мелькнет в окуляре подзорной трубы зеленая точка за непроницаемым бурлящим барьером и исчезнет в сизой дымке.

Но вот в 1682 году испанцы решили устроить тут тюрьму. Две шлюпки с галеона «Санта-Фе» («Святая вера») выбросили на необитаемый берег девять робинзонов, осужденных за преступления на военно-морском флоте. Как они избежали виселицы, трудно сказать. Смилостивились высшие силы или гуманная фантазия вдруг возникла в сознании сурового адмирала, дона Себастьяна Гранде?

За пять одиноких лет колонисты прижились на островке, подружились с туземцами, которые приплывали сюда ловить рыбу, построили по местному обычаю несколько крытых листьями хижин, завели себе домашнюю птицу и даже основали семьи – с соседних островов друзья-индейцы привезли им бронзовотелых невест.

«Почему же вы не живете тут, на благодатном острове?» – удивлялись поселенцы. «Плохое место, духи воюют со всеми», – отвечали немногословные туземцы. И добавляли, улыбаясь белоснежной улыбкой: «Теперь не будут, вы их замирили».

Названный по имени счастливого галеона (колонисты жили здесь так, как не могли и представить себе на родине), островок Санта-Фе спустя четверть тысячелетия был по-прежнему незаселенным. Точнее, здесь бывали люди. Но временно, в течение нескольких месяцев. Потому что уже более полувека на этом затерянном клочке земли проводились секретные испытания новых видов оружия.

Духи, которых замирили первые робинзоны, возродились через триста лет. И с тех пор уже не отпускали благодатное место…

* * *

Роберт Дейвон, специальный сотрудник Агентства национальной безопасности США, впервые попал на Санта-Фе двадцать лет назад. Тогда он был всего лишь стажером-ассистентом и по неопытности поражался великолепию тропической природы, буйству растительности, красоте закатного солнца, пустынной тишине закрытого полигона в самом центре острова, обнесенного неведомо от кого (сюда люди попадали только по секретным документам Пентагона) высоким бетонным забором. Он удивлялся тому, какие необыкновенные разработки в течение многих лет практикуют власти его родной Америки. Страшные, неподвластные пониманию…

Вся поверхность острова и вся окружающая его акватория были буквально нашпигованы невидимой глазу аппаратурой. Микроскопические датчики украшали стволы деревьев и длинные змееподобные отростки лиан, висели на коротких металлических столбиках, выстроившихся вдоль берега, плавали на поверхности воды, прикрепленные к бугристым выступам коралловых рифов тонкими проволочными шпагатами.

В некий час «икс» по команде с центрального пульта, размещенного на полигоне, датчики молниеносно связывались в единую цепь, где каждый из них был необходимым передаточным звеном. Формировался мощный организм, способный широким фронтом вести массированную атаку.

И тогда океан на пространстве в десятки квадратных миль превращался в чудовищный плавильный котел, где не было возможности существовать ни одному живому существу. Через пару минут атака прекращалась, но вскоре волны выбрасывали на каменистый берег сотни изуродованных рыб, а остров усеивался трупами тропических птиц. Мириады погибших насекомых тонким слоем покрывали пространство острова, и только люди, скрытые в бетонном бункере в самом центре полигона, оставались невредимы…

Такие испытания проводились здесь не часто, раз в год, и природа быстро восстанавливалась, залечивала страшные раны.

Но самое удивительное заключалось в том, что руководители проекта были недовольны результатами.

Месяц назад на базе Уайтвэй, расположенной на тихоокеанском побережье США, Дейвон понял, что ситуация изменилась.

Почему встреча должна была произойти именно здесь, Дейвону, конечно, не сообщили. На это секретное мероприятие прибыли люди, весьма далекие от реалий военно-морской службы.

Всего их было пять человек, не считая самого Дейвона: Браункэйв из Пентагона, Коллинз из ЦРУ, Перкинс из Госдепартамента и два субъекта, о которых Дейвон ничего не знал. При встрече они представились псевдонимами, что указывало на то, что эти парни имеют какой-то особый статус.

Расположившись в изолированном корпусе центрального здания военно-морской базы, собравшиеся приступили к обсуждению закрытой темы.

Председательствовал на встрече Дуайт Перкинс. Строго глядя на собравшихся сквозь стекла маленьких очков в золотой оправе, он произнес:

– Я не имею возможности подробно останавливаться на некоторых аспектах этого дела, но должен отметить следующее. Правительство и сам президент очень полагаются на вас. Поэтому сегодня мы должны тщательно разработать схему дальнейших действий. Начнем с вас, генерал Браункэйв.

– Если вас интересуют военные разработки, то могу определенно заявить: никаких новых достижений пока нет. Работы на полигоне идут своим чередом. YF-лучи показали свою эффективность еще двадцать лет назад, однако с тех пор все остается на прежнем уровне.

– Я не буду болтать о том, чего не знаю, – заявил Коллинз, – но кое-какими сведениями мы теперь богаты. Не только мы занимались этими проблемами, но и русские. И они добились в этом отношении в свое время огромных успехов. Возможно, здорово опередили нас. Хотя работы у них давно свернуты, важнейшие материалы сохранились. Посему, – он улыбнулся, – нам надо перейти сейчас к обсуждению более конкретных вопросов. Мы же, со своей стороны, постараемся в ближайшее время что-нибудь откопать. Месяца через три ждите значимых результатов.

* * *

Теперь, сидя на открытой террасе вместе со штатным сотрудником ЦРУ Альваресом и слушая совершенно неинформативный рассказ Мигеля, который отвечал за установку специальных датчиков, фиксирующих периодические атаки YF-лучей и их последствия, Дейвон вдруг ловит себя на мысли, что не понимает смысла всех этих экспериментов. Если русские действительно ушли вперед в исследовании феноменального излучения, зачем безмерно дублировать на этом несчастном полигоне один и тот же опыт? Нелепость, граничащая с идиотизмом. Наверное, у Пентагона слишком много лишних денег…

– Хорошо, Мигель, мне все понятно, – говорит Альварес, закуривая свою непременную сигариллу. – Можешь идти.

После ухода специального агента пару минут они молчат. Альварес невозмутимо выпускает дым в сторону соседней кухни, где споро готовит пищу, время от времени оглядываясь на двух солидных сеньоров, аппетитная мулатка Сильвия, а Дейвон пьет маленькими глотками сок.

– Что скажешь? – наконец спрашивает Альварес. – У тебя нет ощущения, что мы занимаемся полной ерундой?

– Еще какое.

Альварес вздыхает, аккуратно гасит окурок сигариллы в большой керамической пепельнице и вдруг делится сокровенным:

– Ты, Роб, конечно, можешь мне не верить, но я тебе много раз говорил: кому-то очень нужно, чтобы наши успехи оказались не слишком большими.

По-английски он говорит смешно, особенно тогда, когда требуется изложить что-нибудь существенное.

– Почему ты так считаешь? Обычная рутина.

– А потому, Роб, что я предложил еще год назад резко усилить интенсивность воздействия лучей, но меня даже слушать не стали.

– Предосторожность, – спокойно отвечает Дейвон. – Ты же не знаешь, как далеко они могут распространяться. Вдруг доползут до Барбадоса или других населенных островов?

Альварес раздраженно машет рукой:

– Да брось ты! Все давно просчитано. Дело, я думаю, в другом…

– И в чем же?

– Они ждут какого-то нового компонента, – тихо произносит Альварес, – чтобы испробовать установку на новой мощности. Я уверен в этом, Роб.

Дейвон отставляет в сторону пустой стакан из-под сока и так же тихо отвечает:

– Ты прав, амиго. Я даже знаю примерные сроки. Месяца через два…

Часть первая Поиски и сомнения

1

«СПЕЦСООБЩЕНИЕ

Москва

2-е Управление ГРУ

Макарычеву

5 августа

Строго секретно

Дешифровано в 9-м Управлении: 13.54

От источника «Диксон» получены сведения исключительного значения. По словам одного из руководителей разведывательных служб США, в середине августа на территорию бывшего советского Полигона, расположенного на северо-востоке Украины, будет заброшен диверсионный отряд, целью которого является похищение стратегических материалов СССР (гриф особой секретности). В настоящее время не представляется возможным определить ни точные сроки его появления, ни конкретику оперативной задачи. Обращаю внимание на чрезвычайную ценность искомых материалов или компонентов для нужд Пентагона. Учитывая данное обстоятельство, прошу обеспечить прямой канал связи для непосредственной личной передачи курьеру новых, более подробных сведений, если они поступят в мое распоряжение в течение ближайших дней.

Келлан».

2

Северо-восточная Украина

Бывший Полигон Вооруженных сил СССР

16 августа

13.45

Когда-то очень давно, в прошлом тысячелетии, полковник Калмыков стоял здесь же, у сворота проселочной дороги, где белыми тонкими остями развевался по ветру ковыль, стоял на краю неглубокого оврага и смотрел вниз.

Тогда, как и сейчас, был жаркий август, напоенный пряными запахами чабреца и полыни. Неровными увалами расстилалась впереди успевшая порыжеть под южным горячим солнцем степь. Вдали, там, где небо и земля соединялись в одно неразличимое серо-голубое марево, тогда находился Полигон. Отсюда нельзя было увидеть ни охранных вышек, ни пятиметрового бетонного забора, ни куполообразного, похожего на обсерваторию, здания Центра управления. Но дух этого зловещего места расползался по окрестной территории на сотни квадратных километров, словно незримыми тисками сдавливая степные просторы, окутывая мрачной тенью безысходности села и хутора, поля, засеянные пшеницей, элеваторы, шоссейные дороги, запруды на небольших речках, текущих в узких долинах. Если бы он знал в то время…

Это было еще до Чернобыля, до страшной правды о Семипалатинске. Никто из местных жителей тогда не мог и представить, какая опасность таится совсем рядом от их домов, пытается проникнуть в их жизнь черными отравленными стрелами смерти. Никто не знал об этом тогда, никто не знает об этом и теперь. Поскольку здесь не помогут счетчики Гейгера. Тут бессильны специалисты-химики, физики-ядерщики, биологи. Опасность исходила от приборов, о силе которых по-настоящему были осведомлены всего несколько человек в мире: Главный разработчик, Главный конструктор, Начальник Полигона, Министр обороны и Председатель КГБ. Секретность работ обеспечивалась на особом уровне, а решение об испытаниях санкционировалось высшими должностными лицами государства.

Калмыков, щурясь от яркого солнца, бьющего прямо в глаза, всмотрелся в силуэт хищной птицы, медленно, словно дельтаплан, парящей над выжженными просторами. Похоже, что степной орел. Редкая встреча…

Он повернулся к водителю, чернявому сержанту по фамилии Бобриченко, который беззаботно курил, присев на траву рядом со штабной машиной – потрепанным «уазиком». Догадывается он хоть на микрон о том, куда привез своего командира? Радуется небось. До дембеля всего пара месяцев, отличная погода, завтра обещана увольнительная, значит, можно отправиться к своей зазнобе (Калмыкову было известно, что у парня в поселке такая есть).

– Пора ехать, Анатолий Дмитриевич?

Полковник кивнул, медленно прошел к дверце машины. Зачем он разрешил сержанту подобное панибратство, зачем поощряет неуставное обращение во время этих довольно частых выездов? Конечно, личный водитель начальника штаба – блатная должность. Военнослужащие тут быстро разбалтываются, как плохо прикрученные гайки, и позволяют себе то, о чем обычный солдатик даже и помыслить не может.

Бобриченко забрался за руль, завел мотор, поправил зеркальце заднего вида, осторожно повел машину.

– А говорят, что на Полигоне подземный бункер сохранился. Это правда?

Вот, пожалуйста, еще одно подтверждение! Даже не пытается скрыть своего праздного любопытства.

Но одергивать сержанта не хотелось. В конце концов, пусть лучше узнает информацию от полковника, чем будет кормиться байками. О бывшем Полигоне ходит множество слухов, как среди солдат соседних частей, так и среди младшего офицерского состава. Все они крайне далеки от истины. Правду до сих пор почти никто не знает. Да и сам Калмыков докопался до нее случайно. Почти случайно…

– В настоящее время, Бобриченко, Полигон, как тебе хорошо известно, полностью ликвидирован. Никаких строений и подземных ходов коммуникаций там не сохранилось и сохраниться не могло. Не повторяй досужих измышлений.

Полковник открыл походный, изрядно помятый портфель, достал папку с детальными планами учений, демонстративно углубился в свои штабные бумаги, давая понять, что любые дальнейшие разговоры прекращены.

Это Бобриченко научился отмечать давно, недаром возит Калмыкова уже целый год, успел узнать привычки полковника. Поэтому больше ничего не сказал. Машина уверенно двигалась вперед на средней скорости. Водитель старался ровно вести «уазик» на неровных колеях проселочной дороги и даже не просил разрешения включить радио.

За окном расстилалась все та же выжженная солнцем степь. Странно, что такую большую территорию до сих пор используют не в полную силу. Редкие стада крупного рогатого скота, высоковольтные линии электропередачи, далекие домишки небольших деревень, лесополосы, ощетинившиеся жнивьем поля, где уже убрали пшеницу. Вон задымились вдали трубы ТЭЦ – значит, скоро сворот на шоссе…

«Уазик» зарычал, взбираясь на взгорок рядом с зарослями акации, и вдруг резко остановился, словно врезался в невидимый барьер.

Калмыков не успел сразу ничего понять – так быстро, необратимо и страшно все произошло.

Бобриченко стремительно уронил голову вниз, уткнувшись лбом в приборную панель, откуда на рычаг переключения передач потекли струи крови. А весь салон засыпала крупа разбившегося вдребезги лобового стекла. Тут же правая задняя дверца распахнулась, и на Калмыкова уставились стволы двух автоматов.

– Выходим, полковник! Как можно быстрее! И без глупостей…

3

Северо-восточная Украина

Окрестности Полигона

16 августа

16.30

Иногда бывает трудно распознать, откуда исходит опасность.

Бойцу спецподразделения, имеющему за плечами немалый опыт силовых акций далеко не в дружественных странах, кажется, стыдно допускать промахи. Но всего не предусмотреть никогда.

Митин остановился у угла сарая, прижался к нагретым солнцем бревнам, вслушался. Тишина. Вдалеке – еле различимый шум мотора. Это работает трактор в километре севернее. Шумит листьями нескольких ив легкий ветерок. Вот и все звуки. Неужели померещилось?

Прямо по курсу – проселочная дорога, у самого горизонта уходящая в лес, справа – ветхая изгородь, слева – дряхлый колодец с подгнившими нижними венцами, сзади – стена развалившегося сарая.

Митин пришел с востока, со стороны реки. Конечно, можно было отлежаться до темноты в прибрежных зарослях. Но сейчас еще половина пятого. Какой смысл терять столько времени? Если его предположения верны, отряд может скрыться окончательно и бесповоротно.

Как же хочется курить! Митин сглотнул слюну, облизал пересохшие губы, бесшумно вытянул флягу из бокового кармана камуфляжной куртки, сделал осторожный глоток, ни на секунду не выпуская из виду сектор обзора.

Чутье спеца не может обманывать – рядом кто-то есть. Расстояние – не меньше ста метров, не больше двухсот. Так что сарай исключается. Важно также, что объект неподвижен. Он или сидит в схроне, внимательно отслеживая обстановку, или отдыхает, но при этом не потерял бдительности.

Конечно, второй вариант предпочтительнее. Но гарантий здесь нет и быть не может.

Что делать? Мысленно подбросить вверх монетку? Выпадет орлом – продолжить путь, решкой – вернуться к реке. Трудный выбор.

Митин почувствовал опасность, когда подошел к колодцу. Хотел достать воды, наполнить флягу, она была почти пустой. И именно в тот момент услышал невнятный звук. Но мало того. Еще и ощутил чье-то присутствие. Точнее, присутствие чужого. Возможно, это и враг. Один шанс из ста, что Митин сумел так быстро догнать отряд. Один шанс из двух, что тут окопался их разведчик, прикрывающий пути отхода.

Митин сконцентрировался, стараясь максимально верно оценить характер угрозы. Его увидели? Маловероятно. Ожидают появления в этом месте, чтобы произвести захват? Вряд ли. Тогда что же? Напрашивается простой вывод – кто-то всего лишь контролирует обстановку, опасается сделать неверный шаг и тоже ощущает приближение опасности.

Верно. Правильный ответ – его тоже почуяли. Одновременность реакции говорит о высоком профессионализме. Ведь обычный человек не в состоянии проявлять такие способности. Здесь речь может идти только о спеце с солидным боевым опытом.

Когда-то их учили действовать в одиночку. К примеру, оперативная задача выглядит так. Вражеская территория, группа уничтожена, связь с центром отсутствует, ты – единственный носитель важной секретной информации и должен скрытно покинуть недружелюбные места. Простор для любых действий, включая силовые, неограничен, есть возможность использования любых легенд, подтверждающих инфильтрацию в заданный район. Оружия, продуктов и денег нет (в запасе – только плитка шоколада), общение с местными жителями в любой форме также исключается.

При таких исходных условиях спецназовец должен задействовать скрытые резервы своего организма, пересилить себя, стать зверем, опираться не столько на разум, сколько на инстинкты.

Инструкторы без конца устраивали один и тот же экзамен: помещали испытуемого в изолированный (обычно лесной) район площадью не меньше пяти квадратных километров и заставляли находить скрытых наблюдателей на расстоянии по крайней мере в сто – сто пятьдесят метров. Митин в конце концов научился безошибочно выполнять это упражнение.

Трудно сказать, какие здесь действуют факторы. Скорее всего обостренная специальной тренировкой чувствительность позволяет организму откликаться на чужую ауру, на какие-то биоэнергетические токи другого человека. Очевидно одно – ощутить на расстоянии присутствие постороннего (в замкнутом пространстве это вообще ерунда) вполне реально.

На проселочной дороге показалась едва заметная черная точка. Машина. Только этого не хватало. Но нет – она свернула в сторону. Кажется, грузовик. Едет на соседние поля.

Для чего этот сарай? Вопрос на засыпку. Скорее всего раньше, когда тут в полную силу работало колхозное хозяйство, здесь выпасали в ночном лошадей. Потому и колодец под боком. А в сарае можно кемарить, хранить сено и скрывать коней от непогоды. Разумная мысль…

Прошло уже почти десять минут. Митин не двигался, прижимаясь к теплой стене сарая. Присутствие чужого сейчас определялось не столь отчетливо, но он был убежден, что затаившийся противник по-прежнему находится в стационарной точке. Кстати, при движении объекта чутье может выдать неверный азимут. Ну же, старина, напряги свою интуицию! Точнее, наоборот, отпусти ее на вольный выпас, как колхозного мерина…

Митин сделал два осторожных шага вправо, остановился, продвинулся дальше еще на полметра, опять застыл. Надо что-то делать. Ждать больше невозможно.

Рывком он в один миг достиг края сарая, бесшумно упал в заросли крапивы под сенью огромного лопуха, распростершего в стороны свои гигантские листья, как настоящее дерево.

Пять, десять, двадцать, тридцать секунд. Минута, вторая.

Ни единого звука, ни малейшего проявления чужого присутствия. Неужели все-таки ошибка? Хорош командир группы! Лопух под лопухом. Убивать таких надо.

Словно в ответ на эту мысль прямо над его головой просвистела пуля, колыхнув листья репейника.

4

Швеция

Стокгольм

29 июля

21.25

Сообщение Келлана было подтверждено неожиданным образом, причем в обход агентурной сети. Информация пришла со стороны. Пришла совершенно случайно.

Летом в Стокгольме проходила международная научная конференция по проблемам использования биоресурсов арктических морей. Руководитель российской делегации член-корреспондент Российской академии наук Александр Павлович Борщагин двадцать девятого июля, на торжественном банкете в последний день заседаний, имел удовольствие выслушать крайне странную историю.

Инициатором разговора выступил доктор Юргенсон, крупнейший специалист по фитопланктону, известный своими радикальными выступлениями в шведской прессе, направленными против природоохранной организации Гринпис.

– Эти идиоты, – Юргенсон, выпив даже пару фужеров коньяка, краснел как рак и приобретал дар красноречия, которого в обычном состоянии был начисто лишен, – эти идиоты даже не понимают, с чем пытаются бороться! Сражаться с техногенной цивилизацией не только глупо, но и преступно. Ладно, когда надо умерить аппетиты нескольких транснациональных корпораций, озабоченных идеей свести на нет тропические леса, тут я еще готов даже поаплодировать этим парням, но защищать Мировой океан! Да мы даже не используем его на пять процентов. На пять, вы понимаете, Александр? Морские экосистемы – самые устойчивые из всех, какие я только знаю. Это все равно что защищать космос от незапланированного проникновения летательных аппаратов!

– А аварии нефтяных танкеров? – осторожно спросил немецкий ихтиолог Клаус Циммерман, третий участник беседы (они отгородились от шумных речей у небольшого столика в углу ресторана). – Я думаю, что эти катастрофы могут вызывать закономерное беспокойство. Так же, как и нарушение некоторыми странами квот по рыбному промыслу.

Разговор шел по-английски, которым и швед, и немец владели в совершенстве, а Борщагин мог похвалить себя только за то, что хорошо понимает смысл изреченного, но сам говорит, запинаясь, используя примитивные речевые обороты, словно скопированные из учебника. Поэтому он предпочитал помалкивать и вступать в дискуссию только в самом крайнем случае.

– Проблема нефти, – Юргенсон резко взмахнул рукой («The oil problem – звучит идиотски, англичанин так бы не сказал», – подумал Борщагин), – до такой степени политизирована, что дальше, как говорится, идти некуда! Да, аварии наносят временный локальный ущерб. Но локальный, Клаус! Хотя бы один из этих мастеров лить словесную грязь, которая пострашнее нефти, удосужился бы пару раз произвести точные замеры на месте катастрофы спустя несколько лет. Была бы полная чистота. Полная! Экосистемы умеют мгновенно залечивать раны. Тем более морские.

– А морские течения? Естественная седиментация? Наконец, трофические цепи? Какие-то компоненты унесены на сотни миль, что-то в процессе осадконакопления оказалось на дне, а что-то, извините, потребили любители океанских деликатесов. – Циммерман кивнул на остатки блюда из филе трески, которое лежало на тарелке прямо перед неугомонным шведом.

– Удар ниже пояса, – Юргенсон энергично закурил трубку, одаряя собеседников ароматом прекрасного табака, – а если употреблять точные выражения, самая настоящая провокация. Вы используете методы этих прохвостов! Доказать ничего нельзя! Ничего! Одни слова…

Он глубоко затянулся и вдруг отложил дымящуюся трубку в сторону, как-то помрачнел.

– Правда, уважаемые коллеги, я недавно узнал некоторые шокирующие факты. Если эти данные соответствуют действительности, настоящая опасность крадется совсем из другого угла…

– Наверное, Гринпис хочет взорвать атолл Муроруа, чтобы обвинить во всем бывшего президента Франции, – ехидно заметил Циммерман, но Юргенсон никак не ответил на саркастическую реплику.

Он целую минуту сидел молча, потирая свои широкие грубые руки рыбака, потом опять взял трубку, которая уже успела потухнуть.

– Вместе со мной в университете учился один американец. По происхождению – швед, мать до сих пор живет в Мальмё. Собирался заниматься экологией кальмаров, даже подавал неплохие надежды. Но потом неожиданно бросил науку и ушел, куда бы вы думали? В разведшколу. Естественно, находящуюся под контролем США. Я, конечно, об этом не знал, так же, как и все наши однокурсники. Но вот недавно парень случайно мне встретился в Стокгольме. Мы с ним посидели, поговорили, выпили «Абсолют», вспомнили юность. Оказывается, его только что уволили из секретной службы (он мне не сказал, из какой). О работе там он помалкивал. Общий треп про жизнь. Деньги, женщины, дети. Потом он нализался, как финн («Не любят шведы своего бывшего вассала», – подумал Борщагин) и стал меня пытать про науку. Что да как. И вот вдруг…

Юргенсон прервался, закурил потухшую трубку и внимательно посмотрел сначала на Циммермана, потом на члена-корреспондента РАН, словно пытался определить степень их открытости.

– Если бы я вам не доверял, коллеги, то говорить ничего бы не стал. Информация эта даже не секретная, а, знаете, из той категории, что именуется «extraordinary». Все дело в собеседнике. При обычных условиях у меня отсутствовали бы основания поверить («Казенный американизм», – машинально подумал Борщагин про строение фразы, всерьез заинтересованный рассказом). Но Клайв! Трудно найти человека, более далекого от розыгрыша и выдумки!

– Олаф, вы нагнетаете в нашем тесном кругу нездоровую атмосферу сенсации, – улыбнулся Циммерман. – Пора бы уже пояснить, в чем суть вопроса.

Юргенсон выпрямился, опять церемонно отложил трубку в сторону и взглянул на Борщагина:

– Вы, Александр, должны были об этом слышать. В последнее время ваши русские коллеги много писали о лженаучной теории торсионных полей.

Член-корреспондент РАН улыбнулся. Как раз перед выездом на конференцию он прочитал разгромную статью академика Гинзбурга, посвященную разоблачению этой новой современной «лысенковщины». Не вдаваясь в суть проблемы, благо она была чрезвычайно далека от животрепещущего вопроса поддержания биоразнообразия морских экосистем в западной части Северного Ледовитого океана (именно такой теме был посвящен стокгольмский доклад Борщагина), Александр Павлович мог уверенно констатировать: торсионные поля – очевидная выдумка шарлатанов от науки. Вкратце, очень аккуратными английскими фразами, в которых преобладали безличные обороты, он постарался донести эту мысль до обоих участников беседы.

– По-моему, однозначная ересь, – кивнул Циммерман. – У вас другая точка зрения, Олаф?

– Была такая же, – швед потер свои ручищи и поочередно взглянул на коллег, – до тех пор, пока я не услышал Клайва. Называется это у них особым термином, но ведь дело, как вы прекрасно понимаете, совсем не в названии. Я не разбираюсь на достаточном уровне в вопросах современной физики, но кое-что читал. И убежден, что неизвестное или толком не изученное по тем или иным причинам излучение, формирующее особый тип поля, вполне может существовать.

– А при чем здесь морские экосистемы? – Скептически настроенный немец не мог сдержать пренебрежительной усмешки.

– При том, уважаемые коллеги, – Юргенсон наклонился вперед и произнес, заговорщицки понизив голос, – что в России и Америке давно созданы приборы, основанные на принципе действия торсионного излучения, способные лишать нормальных процессов жизнедеятельности все биологические объекты в радиусе нескольких десятков, а то и сотен километров. Американцы избрали в качестве полигона морскую акваторию в Атлантическом океане, где и работал Клайв. А вот про русских точно ничего не известно. Но их достижения, как утверждал мой приятель, куда более значительны. И самое важное, – Юргенсон перешел на шепот, едва слышный его собеседникам, – Клайв уверял меня в том, что американцы хотят найти в России эти разработки…

5

Северо-восточная Украина

Полигон

16 августа

15.35

Полковник Калмыков очнулся в полной темноте. Первая мысль (и нельзя сказать, что она была в данных обстоятельствах совершенно бредовой) закономерно убеждала в том, что с земной жизнью отныне покончено и можно поздравить себя с перемещением на тот свет. Точнее, на ту тьму…

Он потерял сознание через пять минут после того, как четыре человека, одетые в камуфляж, включающий и глухие колпаки для лица, атрибут знаменитых спецназовских «наездов», которые получили ироничное название «маски-шоу», заставили его забраться на заднее сиденье неприметных серых «Жигулей». Как только машина тронулась с места, полковник получил ощутимый удар в висок, после которого и потерял способность внятно воспринимать происходящее.

Вероятно, его вырубили профессиональным приемом. Это очевидно хотя бы потому, что он находился не в полной «отключке» и некоторое время слабо фиксировал окружающую действительность, хотя и не мог сказать в точности ничего про маршрут движения.

Видимо, где-то через час после нападения машина остановилась, и дальнейшего Калмыков уже не помнил. Сколько он уже находится здесь? Несколько часов? Несколько суток? И, главное, кто эти люди?

Нападение совершено грамотно. Работала, безусловно, какая-то специальная команда. Это, само собой, не бандиты с большой дороги. Да и для чего гангстерам нужен полковник? Выкуп предложить его семье, вытребовать скромную полковничью зарплату? Ответ очевиден – похитителям требуется иное. Информация, которой обладает Калмыков. Но и тут полная неясность.

В последнее время он не имел практически никакого отношения к таким материалам, которые хоть в какой-то мере можно отнести к разряду секретных. Обычная штабная работа, армейская рутина. Самые важные сведения содержались в потертом портфеле, ныне оказавшемся в руках нападавших. Но, как говорит в таких случаях двадцатилетняя дочка Калмыкова: «Это не супер, папа!» Кому нужны данные о планируемых через месяц учениях? О них даже в киевской армейской газете писали. Чушь несусветная! Для этого, кстати, полковник и приехал на территорию бывшего Полигона. Здесь очень удобно разместить замаскированный штабной пункт, откуда можно вести контроль за действиями подразделений.

Он вспомнил, о чем размышлял, сидя на краю проселочной дороги. И вдруг вздрогнул. Нехорошая мысль светящимся метеором пролетела по его сознанию. Полигон…

Калмыков являлся одним из немногих людей, кто получил закрытую информацию о производимых здесь в прежние годы испытаниях. А вдруг необходимы как раз эти материалы? Только кому? Кому и для чего?

Полковник пошевелился, приподнялся на локтях, ощутив при первом движении, как пульсирующей болевой точкой отозвалась правая часть головы. Судя по всему, он находился в каком-то подземном бункере. Пол холодный, каменный. Калмыков кашлянул. Любые звуки распространялись здесь с относительной гулкостью. Значит, помещение не очень большое. Наверное, его площадь примерно соответствует размерам столовой в родной войсковой части.

Калмыков встал, сделал несколько шагов наугад. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…

Стоп! Он уперся рукой, которую, как слепец, протянул вперед, в шероховатую преграду. Тяжело присел на пол, нащупал пальцами какую-то ветошь, оперся спиной о стену. Да, никогда полковник не попадал в подобные переделки. А в сходных условиях находился только в курсантской юности, когда сидел за самоволку на гауптвахте военного училища.

А ведь вот в чем может быть дело! Он когда-то участвовал в работах по обустройству нижних ярусов подземных сооружений около Центра управления Полигона. И знал лучше многих схему расположения коллекторов. Господи, неужели его привезли туда? Но зачем?!!

О секретных разработках на Полигоне Калмыков не имел никаких сведений. И получил информацию об этом всего три года назад, во время своей короткой командировки в Москву в составе группы военных экспертов. Он представлял украинскую державу, поэтому не мог даже предполагать, что старый друг, Игорь Стеклов, ныне занимающий ответственную должность в одном из российских секретных ведомств, с которым они пересеклись совершенно случайно, узнав, что полковник проходит службу в этом районе, вдруг спросит:

– А ты был на Полигоне?

– Где?

– Да не парься, Толик. – Стеклов улыбнулся. – Сам понимаешь, о чем я. У нас есть свои источники. Ты же там когда-то работал…

Калмыков внимательно посмотрел на постаревшее заматеревшее лицо приятеля. Они давно не виделись, а люди с годами сильно меняются. Кем сейчас стал Игорь?

– Работал двадцать лет назад. Потом не был ни разу, – солгал полковник. Неужели Стеклову известно, что он и в последнее время приезжал на Полигон, спускался в разрушенные бункеры, два раза организовывал на этой территории командно-штабные учения?

– Вот что, Толя, я из тебя клещами сведения не вытягиваю. Ведь это по сути раскрытие военной тайны представителю чужой страны, – усмехнулся Стеклов.

Старый друг, мало что по званию был существенно старше Калмыкова, так еще принадлежал к элите другой державы. Сам полковник плевать хотел с высокой колокольни на все эти межгосударственные дрязги, но интерес к такой теме его поразил.

– Игорь, а зачем тебе это?

– Видишь ли, старик… – Стеклов замялся, прошелся по своему большому кабинету, почесал затылок. – Как бы тебе это попроще обрисовать? В общем, скрывать от тебя ничего не стану. В конце концов, мы с тобой из одного котла щи хлебали. Нам очень нужны сведения о современном состоянии дел на Полигоне. Ну так вот…

Он остановился у окна, сложив руки за спиной, потом резко развернулся, поднял рюмку с дорогим коньяком (в честь встречи генерал распаковал особые запасы спиртного) и сказал:

– За тебя, Толик!

Калмыков тоже выпил, закусил ломтиком лимона.

– Я понимаю, конечно, что выпытываю сейчас закрытую информацию, но по-другому никак не получится. Нам позарез требуются данные о том, что там делается.

– Но я же ничего не знаю…

– Не прибедняйся, Толик. Ты можешь сказать мне хотя бы одно – недавно там кто-нибудь из ваших себя проявлял?

Калмыков колебался. Разве можно рассказывать о том, что ему известно? Друг-то друг, но вообще это попахивает изменой воинской присяге.

– Наша часть к Полигону никакого отношения не имеет. Да, находимся рядом, в тридцати километрах, но больше нас ничего не связывает.

Стеклов долго бродил по кабинету, не говоря ни слова, как волк в вольере зоопарка. Потом неожиданно резко развернулся и сел за стол напротив полковника:

– Послушай, Толя… Я тебе сейчас кое-что расскажу. Но поклянись, что ты никому, ни единому человеку, об этом не заикнешься. Дело тут такое…

Калмыков иронически взглянул на Стеклова:

– Ты же меня знаешь. Тем паче что мы теперь – почти что стратегические противники.

– Деталей я, само собой, не ведаю. В советское время подобная информация доводилась только до уровня министра обороны. Но известно мне следующее… Во времена Брежнева на этом самом Полигоне, помимо официальных, санкционированных командованием испытаний обычных видов вооружения, проводились совершенно секретные эксперименты с неизвестным типом физического излучения.

Полковник не мог оставить саркастического тона:

– Что же может сделать это твое излучение? Полностью блокировать систему противовоздушной обороны страны?

– Да нет, Толя… Даже при наименьшей мощности генерирующих приборов, – Стеклов сжал челюсти, – полностью уничтожить все живое на площади в десятки квадратных километров…

6

Северо-восточная Украина

Окрестности Полигона

16 августа

16.41

Митин отругал себя последними словами. И было за что.

Он чуть не попался. Как школяр, пацаненок!

Стреляли с близкого расстояния (из армейской винтовки западного производства, точнее не сказать), метров с пятидесяти. Для профессионала это гарантированное попадание в «яблочко» по имени Валера Митин. Его спасла реакция и небрежность стрелка.

Откатившись за угол сарая, он стремительно приготовил к бою модификацию «Клин» пистолета-пулемета «Кедр»[1]. Дальнейшие движения отработаны многолетней спецназовской практикой: выход из укрытия в стороне от директории первого выстрела, широкая веерообразная очередь, по дуге рассекающая все возможные точки укрытия противника, переход вправо, фиксация ответного огня, незаметное перемещение на предыдущую позицию, новая очередь…

Враг был один. Это не вызывало ни малейших сомнений.

Еще одна пуля, выпущенная с большей меткостью, гарантированно сразила бы Митина наповал, если бы он секундой раньше не сделал широкий фальшбросок на два метра влево, на самом деле оставшись на том же месте.

Противник серьезный. Но он без поддержки. И, похоже, у него проблема с патронами.

Две минуты наблюдалась полная тишина. Даже трактор перестал рычать мотором на краю поля. Словно для того, чтобы два спеца смогли конкретно выяснить свои отношения.

Митин отполз вправо, старясь не задевать листья репейника и стебли крапивы.

Сейчас существуют три примерно равнозначных варианта. Первый – ждать, пока стрелок опять проявит себя. Второй – попытаться захватить его живьем, обежав сарай с другой стороны. Третий – вызвать врага на продолжение дуэли, заставив тем самым раскрыть огневую точку. Впрочем, если противник – действительно конкретно подготовленный профи, то не сидел на месте, а тоже постоянно менял место временной дислокации, перемещался в активном режиме, делал фальшброски.

Второй вариант – наиболее рискованный. Но Митин в конце концов выбрал именно его.

Прижавшись к нагретой солнцем стене сарая, молниеносно оказался у другого края, на теневой стороне, нырнул в густые заросли крапивы. Колючки чертополоха в какой-то момент больно царапнули по щеке. Переложив в левую руку «Кедр», добрался до угла, залег здесь, не шелохнув ни одного травяного стебля.

Сейчас самое главное – понять тактику этого одинокого стрелка. Мог ли он допустить, что Митин пойдет в обход, и соответственно резко переместиться вбок, уйти с прежней огневой позиции? Если котелок у парня варит на приличном уровне, вполне мог. Только как это узнать? Судя по меткости первого выстрела, легко допустить, что противник имеет на своей винтовке оптику. Тогда дело швах…

Митин прополз три метра вперед с осторожностью гадюки, подбирающейся к птичьему гнезду. Замер, поймав себя на крайне неприятной мысли. А вдруг стрелок уже ушел вперед, отпугнув погоню? Что, если диверсионная группа оставила его в арьергарде с целью «решетить» пространство редкими пулями, а потом отходить в сторону, отвлекая внимание преследователей и дезинформируя о реальном направлении движения группы?

Один шанс из десяти, что его можно взять живьем. Профи из «охранного кордона» никогда не позволит себе попасть в плен и стать «языком». Надо идти напрямую!

Митин протянул руку к основанию осевших полусгнивших бревен, бесшумно подтянул к себе небольшой камень, лежавший у самой стены, размахнулся и метнул вперед. Оказавшись одновременно с этим броском на несколько метров правее, он приподнялся над листьями лопуха, поливая пространство широкой очередью.

Откинув свое тело еще на три метра, Митин замер в зарослях, вслушиваясь.

Полная тишина. Мало того. Чужого присутствия более не ощущалось. Похоже, он не ошибся. Шуганув преследователя метким выстрелом, за пять минут одинокий диверсант успел отсюда свалить. Профи за такой отрезок времени в силах преодолеть почти полкилометра. Ищи теперь ветра в поле.

Митин расслабил мышцы, сел, почти не таясь, у стены сарая и, возмущенно сплюнув, вытащил пачку сигарет.

Как все-таки плохо, что приходится действовать в одиночку. Даже учитывая свои индивидуальные особенности и характер специальной подготовки. Иногда помощь соратников предельно необходима. Например, сейчас…

Его группа осталась в десяти километрах южнее, прямо у развалин бывшего подземного бункера. Она будет сидеть и ждать своего командира до упора.

Самое главное, что Митин не имел права брать сюда ни одного человека. Ведь там – более ответственный участок. Все четыре спеца вместе составляют спаянную боевую единицу, все незаменимы. Никто не знает, как поведет себя враг. Никто не знает, покинул он территорию Полигона или нет. Судя по тому, что произошло совсем недавно, получается, уже покинул. И даже ухитрился выставить охранение на пути погони. Возможны, впрочем, и иные варианты. Вплоть до открытой дезинформации. Может быть, это дублирующий отряд?

И вот что еще плохо. Приняв решение двинуться по наиболее вероятному пути отхода диверсантов, Митин реализовывал резервный вариант операции «Полигон». Он имел полное право в любой момент направить вместе с собой всю группу, если обстоятельства сложились бы соответствующим образом. Но крайне нежелательно было дробить отряд, тем более уходить в разведрейд одному. Если он своим превентивным преследованием спугнул противника, ситуация становится еще более удручающей. Тогда можно себе вообще поставить жирный «кол» за оперативную смекалку.

Он затушил недокуренную сигарету, вдавив ее в сыроватый чернозем под корнями лопуха. Вздохнул и медленно пошел вдоль стены сарая, убрав в специальную кобуру пистолет-пулемет «Кедр».

7

Москва

12 августа

14.10

Борщагин долго колебался перед тем, как пойти со своей информацией в соответствующее ведомство.

Да собственно говоря, ничего воистину сенсационного он не узнал. Торсионное излучение? Ну и что? Все может быть. Те дилетанты, которые распространяют сведения о нем в средствах массовой информации, вероятно, не имеют никакого отношения к реальным военно-промышленным разработкам. Возможно, наши уважаемые академики пытаются бороться с ветряными мельницами, ведь, как известно, теоретические постулаты и реальная научно-техническая работа по новым методикам – разные вещи, лишь косвенно связанные друг с другом.

Александр Павлович размышлял об этом, когда через четыре дня после своей командировки приехал в родной институт. Проведя с коллегами дежурное обсуждение итогов конференции, Борщагин уединился в собственном кабинете.

Он никогда не пытался хоть в какой-то мере противодействовать властям предержащим. Но никогда и не делал попыток им помогать. Когда-то давно, в далекие, улетевшие в вечность годы застоя, Александра Павловича пытались привлечь к негласной общественной деятельности сотрудники соответствующих спецслужб. Но ему удалось, проявив незаурядные качества подлинного служителя науки и настоящего российского интеллигента, выпутаться из расставленной ловушки. Так что не пострадала ни его карьера, ни авторитет, причем прежде всего в своих собственных глазах.

Сейчас совсем другое время. Но имеет ли он право с легкостью гимназического фискала вступить на тот путь, который в перспективе может связать образ известного ученого с сомнительными государственными структурами? Юргенсон – человек эмоциональный. Как знать, а вдруг все эти сведения – всего лишь полуфантастическая интерпретация реальных событий? Ошибка здесь фатально грозит незапятнанной репутации члена-корреспондента РАН.

Борщагин включил компьютер, забрался в Интернет, не отвлекаясь от своих тяжелых дум. Почти механически набрал в поисковой системе слова «торсионное излучение» и невольно вздрогнул, когда в высыпавшем первоначальном наборе сайтов увидел грозную фразу: «Торсионный геноцид вполне реален, считает доктор Грейви…»

Борщагин, впрочем, тут же усмехнулся, когда в другом месте прочитал: «Современные технологии, основанные на действии торсионных облучателей, способны до предела изменить жизнь обычных людей. Торсионный сигнал проявляет себя в невидимом диапазоне с модулированными электромагнитными импульсами. Воздействуя дистанционно, проникая через все естественные преграды, он влияет на любые биологические объекты. Эти узконаправленные лучи способны приводить к страшным последствиям. Превратившись в зомби, человек не может совершать даже естественные физиологические реакции. Нормальная локомоция, потребление пищи, мочеиспускание и т. д. становятся невыносимым бременем. Чудовищные боли, спазмы, потеря рассудка и двигательной активности, временная или постоянная недостаточность кровоснабжения, фатальная стенокардия являются лишь предварительными симптомами общего ухудшения здоровья, в результате в девяносто семи процентах случаев приводящими к летальному исходу».

Информация из web-сети ничего нового, по сути, не принесла. Так, обычный треп, который по гамбургскому счету не стоит ломаного гроша. Но спокойствие Борщагина покинуло окончательно и бесповоротно.

Александр Павлович отказался от двух важных встреч с коллегами, просидел в своем кабинете, не отвечая на беспрерывные телефонные звонки, еще часа два, потом решил, что нужно ехать домой.

Однако и там подлинного покоя не нашел. Постоянные сомнения изматывали его с профессиональной садистской последовательностью. «Ерунда, пьяная банкетная болтовня», – пытался убеждать он себя, сидя в своем любимом кресле у окна и раскуривая пятую по счету трубку. Но какой-то неизвестный противник в сознании упрямо утверждал обратное.

Ничего не помогло: ни четыре чашки крепкого кофе; ни две рюмки отборного коньяка; ни тщательное штудирование текста собственного доклада, который, по мнению всех участников конференции, являлся не только удачным, но даже в каком-то смысле сенсационным; ни получасовой разговор с женой, отдыхавшей сейчас с двумя дочками в Египте; ни нервное перелистывание недавно изданной монографии, написанием коей Александр Павлович втайне гордился…

Часам к восьми вечера, изрядно измаявшись от нескончаемой внутренней борьбы, Борщагин махнул рукой на свои старинные принципы и набрал телефон справочной ФСБ.

– У меня есть чрезвычайно важная и срочная информация, – деревянным голосом произнес он в ответ на вопрос дежурного.

8

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

00.12

– Я повторяю. Где и у кого могут быть детальные планы подземных сооружений Полигона?

Яркий свет мощного фонаря, закрепленного на вентиляционной задвижке на верху стены, у низкого потолка, резал глаза. Калмыков жмурился, отворачивал голову, но нестерпимая горящая лава ослепляла его с фатальной силой. Уже два часа эти люди в камуфляжных костюмах вели основательный допрос. Они не применяли физических мер воздействия, если не считать чудовищного сияния, но было совершенно очевидно, что, если будет такая необходимость, не остановятся ни перед чем…

Калмыков уже догадался, что он находится в одном из заброшенных зданий Полигона, хотя совсем недавно уверял несчастного водителя Бобриченко, что тут ничего не сохранилось. По-видимому, это подземный ярус, метров на десять ниже дневной поверхности. Хотя точно сейчас не скажешь. Данное помещение было гораздо меньшего размера, чем подвальное, величиной с кабинет начальника штаба.

– А я еще раз повторяю. Я не знаю. Не знаю ничего конкретного.

Допрос вели двое: высокий широкоплечий мужик средних лет и худой приземистый парень, похожий на сотрудника преуспевающей фирмы. Вопросы чередовались, поступая то от одного, то от другого дознавателя. Но особенно усердствовал «клерк». И вот вышел из себя и заорал омерзительным голосом:

– Знаешь! Рассказывай все! Иначе тебе не жить!

– Значит, такая судьба, – спокойно ответил Калмыков.

Худой вскочил с места и резким движением отозвал в сторону широкоплечего. В течение минуты они о чем-то совещались приглушенным шепотом.

Широкоплечий наконец развернулся в сторону полковника и медленно произнес:

– У вас есть реальная возможность выйти отсюда живым и невредимым только в том случае, если вся известная вам информация окажется в нашем распоряжении. Искренне советую не упорствовать.

Калмыков усмехнулся:

– Думаю, что в таком случае выйти отсюда живым и невредимым я точно не смогу. Я не столь наивен.

Тут отворилась тяжелая дверь, и около Калмыкова оказался еще один человек. Его лицо все время находилось в полумраке.

Войдя в эту импровизированную комнату для допросов, он отвернул в сторону фонарь, прекращая мучительную пытку светом. Потом коротко распорядился:

– Ник, Айс, оставьте нас.

Видимо, это был командир. Потому что оба дознавателя покорно вышли, не пытаясь перечить.

– Вас как зовут? – тихо спросил он Калмыкова, садясь на привинченный металлический табурет у стены.

– Анатолий Дмитриевич.

– Вот что, Анатолий Дмитриевич. У нас очень мало времени. Поэтому сами понимаете…

Эти слова, произнесенные спокойным бесстрастным тоном, подействовали на полковника гораздо сильнее, чем все те угрозы, которые он успел услышать за два часа допроса. Как будто могильным холодом повеяло в душе…

– И еще вот что я вам скажу. Я могу, не применяя никаких устрашающих методов физического воздействия, вытянуть практически любые сведения из самого стойкого человека. Есть, например, способ, именуемый английским словом «rapport». Переводится это как «связь, взаимодействие». Тренированный специалист в состоянии с помощью определенных техник подстроиться к тому, кого допрашивает. Достаточно дублировать, как в зеркале, его движения, повторять малейшие мимические реакции, чтобы полностью включиться в ритм работы чужого сознания. Тогда не потребуются никакие сложные и дорогостоящие детекторы лжи. Все требуемые данные будут получены без особых усилий. Только я не завидую донору. Результатом подобного опыта станет длительное нервное истощение. Вы, как я вижу, не обладаете крепкой психикой. Так что не заставляйте меня прибегать к таким мерам.

Он замолчал, глядя в угол, где фонарь вырывал из тьмы яркую узкую дорожку, расплываясь на стене широким сияющим ореолом.

– Мы действительно можем прийти к соглашению. Если вы сообщите необходимую информацию, то я даю вам гарантию. Гарантию, что вы отправитесь домой живым и невредимым.

Командир неведомого отряда диверсантов пристально посмотрел в глаза Калмыкову. Полковник не отвел взгляда и почувствовал, что этот человек не врет.

– К тому же вы никак не нарушите присягу своей незалежной Украйне, – командир усмехнулся, – поскольку, насколько мне известно, те испытания, которые проводились на этом Полигоне, теперь принадлежат далекому прошлому. Тому времени, когда существовал Советский Союз. Нынешние украинские власти это не интересует.

Он помолчал, потом спросил:

– Ну так как, вы принимаете мои условия?

– Что от меня требуется? – Калмыков тоже говорил очень тихо (он чувствовал, что балансирует на тонкой стене между двумя сферами, одна из которых именуется словом «предательство», а вторая – «жизнь»). – Мне были доступны приблизительные сведения. К тому же получил я их неофициальным образом. Поэтому не могу отвечать за точность.

– Нам требуется только одно, – командир встал и прошелся по комнате, низко наклонив голову, – планы подземных сооружений Полигона. Для чего, вам, естественно, я сообщить не могу, не взыщите.

– У меня их нет и быть не может. Почему вы вообще решили, что я могу их иметь?

Командир задумчиво почесал щеку:

– У нас была некоторая информация. Возможно, мы переоценили ее достоверность.

Калмыков вспомнил про Стеклова и не смог сдержаться:

– Часом не из Москвы?

И в этот момент понял, что лучше бы этого не спрашивал. Руководитель диверсионного подразделения не произнес ни слова, не сделал ни единого угрожающего жеста, даже не повернул головы, но полковник внезапно почувствовал всю силу его энергетики.

– Я вас предупреждаю в первый и последний раз, полковник…

Командир сел на табурет и внятно произнес:

– Рассказывайте все, что знаете. То, что я обещал, будет исполнено. Я не нарушаю условий соглашения.

9

Северо-восточная Украина

Окрестности Полигона

16 августа

19.40

Митин вернулся обратно на пять километров. Здесь он проходил несколько часов назад.

Присев в тени, в зарослях акации на небольшой лесополосе, которые, впрочем, совершенно не спасали от удушающего августовского зноя (хоть солнце уже медленно двигалось к закату), Митин медленными глотками допил воду из фляжки, прилег на желтую худосочную траву и с наслаждением закурил.

Он давно перестал что-либо понимать во всей этой операции.

Если противник выполнял функции караульного, в задачи которого входило всего лишь здорово шугануть преследователей, то где тогда находится отряд?

Оторвался на расстояние дневного перехода? Притаился в ближайшей роще или лесополосе? Или, используя транспортные средства, уже давно покинул район совершения диверсии?

Цели.

Это главное.

Неизвестны цели. Совершенно. Полностью.

Когда их отправляли на задание, то гарантировали, что дополнительная информация поступит в распоряжение группы в течение ближайших суток. Однако воз и ныне там…

Второе – секретность. Какие сверхценные материалы мог найти противник на территории бывшего Полигона, если командиру отряда спецназа, выполняющего антитеррористические задачи, не рассказано о сути проблемы даже в общих чертах? Чистый абсурд, без примеси рационального подхода, столь необходимого для реалистической оценки ситуации.

Третье – направление движения. Куда должен идти террорист, диверсант, разведчик, успешно выполнивший (или неожиданно проваливший, не имеет значения) задание? Если он заброшен из-за границы – стараться покинуть страну. Если является местным жителем – попытаться полностью скрыть следы своего пребывания, ликвидировав или скрыв оружие и спецтехнику.

Назвать окружающую обстановку благоприятной никак нельзя. Как-никак, это давно уже другая страна, дружественная по отношению к России только с формальной точки зрения. В каком-то смысле их отряд является здесь в такой же степени диверсионным, как и та группа, которую требуется отыскать и по необходимости уничтожить.

Митин улыбнулся. По сути Полигоном стала для обеих групп вся Украина. Втайне от местных властей два отряда, российской и американской юрисдикции, выясняют здесь свои отношения. Своеобразная игра «Зарница»: кто, мол, кого…

Митин резко поднялся. Вот чего он не учел! Возможности того, что здесь вдруг проявит себя третья сила. Например, местный спецназ! В двадцати километрах западнее расположена крупная войсковая часть. Почти гарантированно, что о Полигоне они имеют хоть какое-то представление.

Вдруг их появление здесь отследили? Такая вероятность изначально допускалась, даже рассматривался эксклюзивный вариант прямого выхода на структуры Службы безопасности Украины в случае, если диверсанты успеют похитить секретные материалы и успешно уйдут от преследования. Впрочем, Митин прекрасно понимал, что не все слова высокого командования стоит понимать буквально…

Он сделал несколько шагов в сторону, остановился, словно пытался услышать неразличимый хор ангелов, благословляющий на новое понимание дела.

Что они там ищут? Что???

Всякое случается. Вполне может быть, что американские резиденты в высших эшелонах российской власти случайно вышли на закрытую информацию и, стараясь не упустить свой шанс отличиться, стремительно сообщили наверх, в Пентагон, ЦРУ, Агентство национальной безопасности США. А оттуда поступила конкретная директива – найти и захватить. При этом по возможности уничтожить всех, кто в той или иной мере причастен к попыткам блокады сего начинания.

Надо разбираться, шаг за шагом отсекать негодные варианты. Дело ведь не в праздном любопытстве. От этого ни много ни мало зависит судьба задания. А значит – и судьба самого Митина. Тут ничего ни прибавить, ни убавить.

Легко сказать, да сложно сделать.

Как кадровый офицер отряда специального назначения ВДВ, он подчинялся своему непосредственному командованию. Но в данном конкретном случае выполнял задание другой структуры – Главного разведывательного управления Генштаба Министерства обороны. Именно оттуда исходила инициатива по проведению рейда на территории другого государства. Грушники, похоже, любят загребать жар чужими руками. Митин слышал, что три года назад одна сложная диверсионная операция проводилась в Турции с использованием сводного подразделения спецназовцев ВДВ. На сей раз почти то же самое. Только с одним отличием – теперь все базовые вопросы решали сами десантники. Они как подрядчики – получили заказ, а уж выполнять его нужно своими силами.

Заброска происходила с учетом всех нюансов, которые необходимо учитывать разведчику для грамотной инфильтрации в чужой район. Отряд спецназа пересек достаточно условную российско-украинскую границу в кузове грузового автомобиля, а до территории Полигона добирался пешком в течение суток. Кураторы операции сообщили известное им приблизительное время появления на объекте американской ДРГ. Митин имел два дня форы. И использовал их, похоже, недостаточно эффективно – площадь бывшей секретной военной базы СССР была исследована лишь процентов на двадцать. Но ничего подозрительного обнаружить не удалось.

Почему Митин решился на одиночный рейд по наиболее вероятному пути отхода противника, он и сам не знал. В каком-то смысле это было авантюрой чистой воды. Но он уж так устроен. Предположил, что два бойца, мелькнувшие перед его глазами в окуляре бинокля с огромным увеличением на границе степного участка, примыкающего к окраине Полигона, и есть американские диверсанты, уже завершившие разведывательную задачу и уходящие наиболее экономным путем.

Правильно ли он поступил? Надо ли было вслепую зондировать почву в направлении возможного движения противника? Стоило ли сразу задействовать запасной вариант? Скорее всего это ошибка. Отряд не догнал, а натолкнулся на дозорного. А может, и спугнул искомую группу. Где их теперь найдешь?

Митин поднялся, прищурившись, всмотрелся в горячее марево безжизненных степных просторов, словно надеялся увидеть там следы врага, и тяжело вздохнул.

Операцию, похоже, надо начинать с чистого листа.

10

Вена

Аэропорт Швехат

15 августа

21.57

Трудно сказать, что было особенного в этом медальоне. С рельефными рисунками по блестящей латуни и серебряной окантовкой, он ничем не выделялся среди двух десятков себе подобных, разложенных на стеклянной витрине сувенирной лавки. Разве что сюжет казался несколько необычным: здесь изображалась сцена осады Вены турецкими войсками в 1683 году, причем в центре композиции мастер поместил великого визиря Кара Мустафу, угрожающе простершего руку с ятаганом в сторону непокорного города.

Высокий сухой господин средних лет, одетый в темный костюм свободного покроя, пару минут вертел медальон в руках, взвешивал на ладони, в конце концов утвердительно кивнул продавцу, вытащил из портмоне пятьдесят евро и расплатился. Потом убрал покупку в небольшую коричневую сумку из свиной кожи и неспешно двинулся по ярко освещенному залу аэропорта.

В течение многих лет он являлся резидентом Службы внешней разведки России в Европе, но в последнее время состоял и на прямой связи с Главным разведывательным управлением Генштаба. Настоящее его имя даже в Москве знал только узкий круг лиц высшего руководства. Свои послания он подписывал псевдонимом «Келлан». Немец по национальности, он почему-то придумал себе такой интернациональный позывной с небольшим американским «акцентом».

Келлан только что прилетел сюда рейсом из Цюриха. И всего через сорок минут собирался снова проходить регистрацию, теперь уже на авиалайнер компании «Эйр Франс», следующий в Орли. Билет был заранее заказан еще в Швейцарии, и обыкновенный пассажир на его месте в оставшееся время спокойно посидел бы в кафе, лениво пролистывая глянцевые страницы рекламных журналов. Но он остановился у эскалатора в центре зала и стал ждать, изредка посматривая на часы. Здесь до отлета должна была произойти чрезвычайно важная встреча с курьером из Москвы. Ради нее Келлан и прибыл сегодня в Вену.

Пока волноваться было не о чем, и он равнодушно скользил взглядом по лицам проходящих мимо пассажиров. Нескончаемым потоком проплывали рядом мужчины и женщины всех возрастов, габаритов и оттенков кожи, столь разнообразные и при этом чудовищно похожие друг на друга.

Келлан хорошо помнил, как раньше выглядели транзитные перекрестки Европы. Тогда, в ранней юности, его учили безошибочно определять национальность мелькающих мимо буржуа. К примеру, следовало с налету отличить немцев и австрийцев от швейцарцев из северных кантонов, французов из Бретани от французов из Тулузы, шведов от датчан, раскованных голландцев от подданных бельгийской короны. Ныне все эти нюансы жизни старого континента стали достоянием историков. В последние годы Шенгенская зона перемешала десятки этнических типов: теперь старая Европа представляла собой огромный плавильный котел, в котором зарождались будущие нации и исчезали все те, которые веками готовили руду для этого сплава…

Лишь «варваров» с Востока можно было еще распознать в разнородной толпе пассажиров. Вот пошел здоровенный детина с золотыми часами на руке, в черной майке с белой надписью «Майкрософт». Вот следом двинулась загорелая семейная пара с двумя внушительными тюками. Вот грациозно побежала вниз девушка в короткой юбке, с внешностью топ-модели, чересчур свежая для холодной Европы. Вот несмело, в замешательстве толкая друг друга, сошли с эскалатора три обескураженных туриста, скорее всего потерявшие своего гида.

Время шло, мелькали все новые лица. Курьер опаздывал. Келлан начинал нервничать – он очень не любил ждать, поскольку в делах превыше всего ценил четкость и пунктуальность. Ведь от этого часто зависит успех сложнейших и дорогостоящих операций. К тому же подобные задержки служат иногда вернейшим признаком грядущего провала.

В десять минут одиннадцатого Келлан обратил внимание на двух людей, стоящих к нему спиной с другой стороны эскалатора. Казалось, они внимательно изучают светящееся информационное табло и настолько поглощены этим занятием, что полностью потеряли какой бы то ни было интерес к окружающему миру. Оба примерно одного роста и возраста, черноволосые, неприметные, в типовых кожаных куртках. Скорее всего албанцы. Или турки, что, впрочем, менее вероятно.

Келлан быстро понял, кто это. В тридцати метрах от него стояли два соглядатая, наружники, причем самой низкой квалификации. Таких нанимают для разовых поручений наркомафия, политические экстремисты, всякая уголовная шпана. Они не профи, потому что не в состоянии учиться. Ведь первая заповедь любого настоящего специалиста, будь ты хоть киллер, хоть столяр, заключается, как это ни банально, в каждодневном и упорном труде, совершенствовании своих навыков. Их же мозги подобны застывшей гипсовой маске – они навсегда сохранили девственные узоры ранней бандитской юности. Эти наемники «на один час», ко всему прочему, видимо, привыкшие к кокаину, не представляют никакой опасности. Кто их нанял? Неужели американцы пронюхали о передаче информации и направили ищеек, задача которых состоит в том, чтобы выследить курьера?

Келлан посмотрел в сторону кафе. Там сидел его дублер, Людвиг, страхующий резидента от любого непредвиденного развития событий. Людвиг тоже заметил албанцев, отложил газету в сторону, напряженно выпрямился. Келлан слегка ему кивнул – «мол, все в порядке, эти не опасны». И опять взглянул на часы. Пятнадцать минут одиннадцатого! Это похоже на издевательство. Может быть, стремление к перестраховке сыграло с ним злую шутку? Все-таки прямой канал связи с Москвой совершенно надежен.

Албанцы не сдвинулись с места, углубленно штудируя информацию «Люфтганзы». Двадцать минут одиннадцатого! Келлан нетерпеливо оглядывался. За долгие годы он впервые столкнулся с таким тревожным симптомом при встрече курьера. Надо уходить!

11

Северо-восточная Украина

Окрестности Полигона

15 августа

06.18

Первый неприятный инцидент у американской диверсионно-разведывательной группы произошел в четырех километрах к северо-западу от границы сооружений Полигона ранним утром 15 августа.

Они добирались до места будущей операции в течение трех дней. Из Варшавы прибыли поездом в Киев, оттуда на пригородных электричках переправились в этот отдаленный район. Потом был марш-бросок по степи в стороне от наезженных дорог и населенных пунктов. В багажнике неприметных «Жигулей» особым потаенным путем следовал необходимый для разведчиков груз – снаряжение диверсантов и оружие – штурмовые винтовки «FN SCAR-L / Mark-16» и карабины «Colt M4», оборудованные подствольными гранатометами. Его должны были оставить в условленном месте и ждать дальнейших указаний командира.

Всего в составе отряда числилось десять человек. Но трех из них командир ни при каких условиях не взял бы с собой в рейд. Это не был балласт, навязанный по воле вышестоящего начальства, но такие парни не годились для горячего дела. В лучшем случае в их задачи могла входить работа по превентивной разведке, поиск возможных путей отхода, прочие вспомогательные функции. Он решил сделать из них своеобразный «засадный полк», призванный в случае необходимости направить преследователей по ложному следу.

Мало того. Тут действовал еще один фактор. Национальный.

Никита Борисович Старомыслов вырос в русской семье в Оклахоме. Его американское произношение было хоть и абсолютно правильным, но чрезмерно стерильным, что часто вызывало подозрение, что он – англичанин, которых в широких народных массах Америки откровенно недолюбливали. Оперативный позывной Томсон возник как-то сам собой еще в годы обучения в специальной разведшколе, а потом утвердился во время многочисленных рейдов.

Томсон мог работать лихо и быстро. Умение легко приспосабливаться к изменившимся условиям, стремительно находить оригинальные способы решения поставленных перед группой задач, выходить сухим из воды и грамотно завершать операции снискали ему исключительное доверие у руководящих структур специальных подразделений Вооруженных сил США.

Его непосредственным командиром во время этого непростого дела стал полковник Ричард Меллоу. Он определил последовательность заброски группы, придумал соответствующую легенду, сопроводил подробными инструкциями нескольких агентов, которые должны были оказывать отряду Томсона всемерную помощь.

Однако для достижения поставленной цели Меллоу разрешил Томсону применять любые методы, которые тот бы посчитал возможным использовать в данном конкретном случае. В частности, командир мог провести самостоятельный отбор людей. И он постарался от души: из десяти человек для восьми русский язык являлся родным, а шесть вообще были русскими по происхождению.

Костяк группы составили пять проверенных в сложных боевых условиях спецов (по американской манере они именовались словом «коммандос») – Эндрю Кузьмичофф, Серафим Гущин, Ник Веселофф, Яков Береговски, Майк Десятин. Все они родились в Америке, были гражданами США, но никогда не забывали о собственной национальности. Эта пятерка вместе с Томсоном должна была провести самый ответственный этап операции. Позывные им были подобраны незамысловатые: Кузьмичофф за свою страсть к казино, которой отдавал все свободное время, стал именоваться «Рич», Гущин, родившийся на Аляске, – «Айс», Веселофф и Десятин сохранили подлинные имена, а Береговски Томсон решил называть «Берком»[2].

Группу прикрытия возглавлял единственный природный англосакс в отряде Джордж Хантер (позывной – Джо), правда, весьма прилично владеющий русским языком. Ему надлежало доставить на старенькой «пятерке» снаряжение и оружие, передать все это командиру, при возникновении неприятных обстоятельств вызвать огонь на себя и сыграть роль «ложной мишени», на которую должен был обратить внимание противник.

Томсон категорически возражал против использования силовых вариантов без особой надобности. В частности, он не допускал даже возможности непосредственного огневого контакта с любыми войсковыми подразделениями. Но буквально накануне начала операции Томсона вызвал Меллоу.

– Вот что, майор, я тебе хочу сказать, – полковник внимательно посмотрел на командира диверсионно-разведывательной группы, – ты уж постарайся это понять. Только что поступили чрезвычайно важные сведения от нашего источника в России. Силовая акция необходима. Подожди! – Он вскинул вверх ладонь, предупреждая возражения Томсона. – Нам известен номер бункера, где вы должны вести поиск, но никто не знает точной планировки сооружений на территории объекта. Те схемы, которые ты взял с собой, основаны на спутниковых снимках почти двадцатилетней давности. Они охватывают только верхние уровни. Что находится внизу, ты сможешь выяснить лишь непосредственно на месте. Именно поэтому, – Меллоу выделил интонацией последнее слово, – так важны новые данные, уточняющие первоначальные координаты. Источник из Москвы сообщает, что по соседству с объектом, в украинской войсковой части, проходит службу один полковник. Он должен иметь достаточно подробные сведения о расположении подземных коллекторов. Вероятно, все это он хранит в своей собственной башке, но нельзя на сто процентов исключить и того, что у него есть и документы. Сдавать своего человека на Украине, который когда-то производил монтаж тайника, источник не захотел. Сам понимаешь, давить на него мы не могли. Не тот случай…

Меллоу скрестил руки на груди:

– Мне самому, поверь, не нравится нарушать филигранность оперативной комбинации. Но другого выхода нет. Тебе придется пойти на силовую акцию. Я направил запрос моим агентам, и к моменту вашего прибытия к исходной точке ты получишь все доступные сведения о графике перемещений этого украинского полковника. Прочие детали, – Меллоу выразительно взглянул на Томсона, – решишь по ходу дела. Простор для любых действий неограничен.

Минуту они молчали.

– Есть еще одна новость. Крайне неприятная для нас. Надеюсь, тебе не нужно напоминать о том, что операцию курируют люди из Лэнгли? Оттуда поступил весьма тревожный сигнал. Произошла утечка информации. По-видимому, в Москву. И тебе стоит быть готовым к прибытию гостей.

– В Москве знают сроки начала рейда? – быстро спросил Томсон.

– Скорее всего да, – вздохнул Меллоу. – Так что заранее отработай запасной вариант. Задействуй Джо. Пусть группа прикрытия открыто фланирует на подходах к Полигону, естественно, соблюдая меры предосторожности.

– Если Москва пришлет хороших профи, обман они быстро раскроют, – возразил Томсон.

– Постарайся, майор. Этого не должно быть!

Томсон не случайно вспомнил последний разговор с Меллоу, когда группа приближалась к границе Полигона. Интуиция разведчика его редко подводила…

Едва отряд выскользнул из заросшей неширокой балки, чтобы стремительным марш-броском скатиться с пригорка и двинуться в направлении стратегического объекта, Ник, который шел в ста метрах впереди, зондируя обстановку, подал сигнал «Тревога».

С востока стремительно приближалась черная точка, быстро увеличиваясь в размерах. Ее было легко рассмотреть, несмотря на плотные пласты тумана, медленно стекающего в низину. Можно, конечно, броситься обратно, скрыться за уступами меловых глыб, обнажившихся в ручье небольшой речки, утонуть в белесой пелене. Но дело даже не в том, что упущены важные мгновения. Легко в такой ситуации ухудшить свое положение. Достаточно секундного подозрения со стороны неведомых лиц, судя по всему, имеющих отношение к войсковым подразделениям (Томсон успел оценить защитную окраску грузовика), и операция провалена. Лучше уж выйти навстречу с открытым забралом…

– Полное спокойствие. Действия согласно легенде.

Слова командира, по большому счету, были совершенно излишними. Томсон ни на мгновение не сомневался в своих людях. Ведь он подбирал и проверял их сам, по собственной системе, которую разработал за годы диверсионной работы.

Патруль с украинской военной базы остановил группу Томсона без всякой задней мысли. Просто у него был приказ задерживать посторонних в непосредственной близости от территории бывшего закрытого объекта. Дорога здесь использовалась гражданскими лицами без особых ограничений. Но в случае, если командование по тем или иным причинам принимало решение усилить пропускной режим, тотальной проверке подвергались все, кому не посчастливилось в это время проезжать или проходить около бывшего Полигона. В настоящее время усиленный контроль над этой зоной был связан с тем, что в ближайшие дни именно здесь начинались масштабные войсковые учения.

«Зил-131» с кузовом, затянутым брезентом, остановился в двадцати метрах от группы из шести человек, которые застыли на месте, выстроившись в неровную шеренгу.

Офицер, выскочивший из кабины, приблизился размеренным шагом. С боков его страховали четыре солдата-срочника с «АКМ» в руках.

– Командир патрульного поста капитан Михальчук! Документы, пожалуйста!

Здесь, на севере Украины, никто и не думал пользоваться «суржиком», что здорово облегчало задачу Томсона. Он мог без всякого вызова говорить по-русски, даже не пытаясь сознательно смягчать букву «г», хотя в свое время специально изучал это наречие.

– Туристический отряд «Витязи». Из Херсона. Сейчас идем к Белоселью. А вообще, – Томсон улыбнулся, – наш дальнейший маршрут будет связан с рекой. Там нас ждут байдарки. Будем сплавляться. Вот наши паспорта и походный лист.

Офицер бегло просмотрел документы, но при этом внимательно посмотрел на «походников». Безусловно, у него не возникло ни малейших сомнений. Выглядели «туристы» совершенно тривиально. Обычные мужики. Рюкзачки, джинсы, потертые камуфляжные куртки, которые можно купить на любом вещевом рынке за пятьдесят гривен.

– Скучновато пешедралом, ребята. Лучше на машине. И вот что еще… Вот в ту сторону, – капитан указал рукой в направлении Полигона, – идти нельзя. Закрытая зона. Хорошо еще, что мы вас здесь встретили, а то потом хлопот бы не обобрались.

– Куда же нам теперь? – придав лицу напряженное выражение, спросил Томсон.

Офицер задрал на затылок фуражку, почесал лоб:

– Вообще-то я вас завернуть назад обязан. Но я смотрю: люди вы нормальные, вон сколько протопали… Значит, в Белоселье?

Капитан обернулся к солдатам:

– Может, подбросим мужиков? Как разумеете?

Разумели они так, как того требовал командир, почуявший, что его ждут какие-то подношения. И вот спустя пару минут американский диверсионно-разведывательный отряд разместился в кузове грузовика. Ник и Айс щедро одаривали рядовых сигаретами.

– Как служба, ребята? Дембель не за горами?

– Не, еще долго, – за всех ответил высокий тощий солдат, похожий на героя украинских сказок.

Через пять километров, у сворота грунтовой дороги, Михальчук приказал водителю притормозить.

– Короче, хлопцы. Видите там вдали деревья? Это у реки. А к западу как раз будет Белоселье. С вашими байдарками. Но вам лучше сюда, напрямик. Русло у речки извилистое, так проплутаете много. А тут выйдете на бережок и по стежке прямиком в Белоселье. Вам и ориентир хороший могу сказать. Там у реки заброшенный сарай есть, бывшая конюшня. Рядом как раз дорога к селу…

– Не знаю, как вас и благодарить. Подождите, – будто что-то вспомнив, Томсон полез в рюкзак, вытащил припасенную именно для таких случаев литровую бутылку горилки с перцем, буханку черного хлеба и здоровенный шмат великолепного сала, – хоть это возьмите.

– Сами-то как? – Офицер даже облизнулся, предвкушая, с каким удовольствием сегодня вечером, сдав дежурство, раздавит пузырь в каптерке с заместителем по АХЧ прапорщиком Буроконем, у которого всегда в запасе есть еще хотя бы одна заветная бутылка (а с пустыми руками не придешь).

– Берите, не стесняйтесь.

– А то придете на бережок, сядете, отвинтите крышечку…

– Все, товарищ капитан, не то мы обидимся! – Томсон немного нахмурил брови и буквально всунул свой дар в руки капитана Михальчука, уже заранее захмелевшего от одной мысли о будущем празднике.

– Ну спасибо, хлопцы. Удачи вам!

Грузовик медленно тронулся с места, прыгая на колдобинах, а Томсон слегка улыбнулся. Что это за вояки? Его отряду ничего не стоило разделать их «под орех». По-хорошему, всех, встреченных в непосредственной близости от Полигона, надо задерживать без всяких сантиментов. И тщательно проверять…

– Ты зачем им наше сало отдал, Томсон? – с некоторой обидой спросил Ник. Про горилку он промолчал. Такие шутки во время рейда командир люто не одобряет.

– Не жадничай, Ник, – тихо ответил Томсон, задумчиво глядя в сторону реки.

Хорошее там место для отвлекающего маневра. Спасибо тебе большое, капитан Михальчук!

Он взглянул на своих бойцов и скомандовал:

– Отдыхаем вон в том овраге и ждем Джо. Берк, сообщи ему, что мы отдалились от Полигона.

12

Северо-восточная Украина

Полигон

16 августа

21.45

Митин вернулся на Полигон уже в сумерках.

За очередным холмом открылся вид на разбитые, словно от бомбометания, бывшие строения. Их не уничтожили в свое время полностью – просто снесли наиболее заметные, высокие сооружения. Все, что было выше пяти метров. До основания разрушили только Центр управления. Там сейчас зиял огромный котлован, заросший бурьяном. По его краю располагались низкие, сложенные из кирпича стены, остатки внешнего ограждения.

С правой стороны, скрытая под двумя кустами дикой вишни, командира ждала группа.

В ее составе – всего четыре человека. Митин, следуя какой-то трудно определимой иронической логике, придумал им географические позывные. Володя Панин – Восток. Петр Алексеев – Запад. Игорь Немчинов – Юг. Андрей Вишняков – Север. Сам Митин, не изменяя своей древней привычке, пожелал именоваться Центром. Ребята не спорили, пошутили немного в первые дни, а теперь вроде привыкли.

Он впервые пошел в рейд с бойцами, которых раньше никогда не видел в реальных боевых условиях. Но такой риск в данном случае был вполне оправдан. Хотя бы потому, что опыт у Митина немалый. Он умел разбираться в людях, молниеносно выделять их слабые и сильные стороны. В особенности это касалось профессиональных качеств спеца.

Одно дело – попасть в «яблочко» при стендовой стрельбе или лихо сбить подброшенную в воздух бутылку, и совсем другое – поразить с расстояния в двести метров без использования оптики противника, засевшего в укрытии и обладающего соответствующими навыками. В этих ребятах Митин был почему-то уверен как в самом себе. Они не подведут. Сделают все на уровне.

Панин, так же как и сам Митин, воевал в Чечне, неоднократно участвовал в рейдах, имеет боевые награды. Алексеев свою судьбу связал с операциями в других северокавказских республиках, где эффективно поработал в последние годы. Немчинов и Вишняков проявили себя во время специальных «командировок» за пределы нашей родины. Где они были, Митину, естественно, не докладывали, но он по некоторым косвенным признакам понял, что мужики не понаслышке знают, что такое «горяченькое дело».

«Вот и маскируются хорошо», – про себя похвалил их Митин, приближаясь к пункту временной дислокации. Он специально не посылал никаких сигналов на расстоянии, решил проверить реакцию подчиненных. Неожиданно резко появился в десяти метрах от места засады, как дух, материализовавшийся в видимом мире.

Молодцы! Ни одна ветка не дрогнула. Все, похоже, сразу опознали своего командира.

– Тихо?

– Полностью, – за всех ответил Панин, остававшийся за старшего. – А у тебя?

– Результат ноль, – коротко пояснил Митин, присаживаясь на траву рядом с бойцами. – Или даже хуже…

– Они тебя засекли? – спросил Алексеев.

– И засекли, и вовремя смылись. Но главное не в этом… – Митин внимательно всмотрелся в лица спецназовцев. – Я почти уверен, что там была дозорная группа. Ее задача – отвлечь наше внимание от базового отряда. Отвлечь всеми силами. Диверсанты либо ушли другим путем, либо еще здесь, на Полигоне.

– Центр, это невозможно, – прищурив левый глаз, медленно проговорил Немчинов. – У нас же была предварительная информация.

– Да какая информация! – Митин раздраженно махнул рукой. – Условная оценка. Общая площадь Полигона – двести квадратных километров. Разрушенные строения располагаются на площади в тридцать квадратных километров. Развалин здесь столько, что можно скрытно разместить несколько полков.

Он помолчал, поднял с земли маленький камешек, подбросил в ладони, откинул в сторону.

– Мы же реально прозондировали только этот участок. Весь восточный и южный массив для нас пока – большое белое пятно, так же, как и границы Полигона. ДРГ могла легко проникнуть сюда с противоположного края, пробраться к какой-то неведомой нам базовой точке, сделать свои дела и уйти тем же маршрутом назад. А вдруг прочухали наше появление и разыграли спектакль с отвлекающей группой? Вся тухлость задания в том, что нам ничего не известно об их целях. Ничего!

– Но куратор же сказал четко, – возразил Панин, – что они будут рыскать в центре Полигона. Наверное, имеют разведданные о поиске…

– О поиске чего? – Митин округлил глаза. – Мы ни хрена не знаем, что это. Вдруг тут замуровано несколько ядерных боеголовок?

Он бесцеремонно отцепил с ремня Вишнякова фляжку, отвинтил крышку, сделал пару жадных глотков.

– И еще одно вам стоит услышать, мужики. Не надо забывать о третьей силе.

– Чего тут щукать хлопцам? – спросил Панин. – Они уж и воевать разучились.

– Украинский спецназ умеет работать. Один раз я с ними сталкивался. Серьезные парни. И если их сюда занесет нелегкая, нам придется конкретно рвать когти. Тем паче что разрешения на конфликт с местными армейскими подразделениями нам не выдали в Москве вкупе с этим боекомплектом. – Митин постучал по стволу своего «Кедра». – Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов еще один вариант.

Он поднялся и указал рукой в сторону котлована.

– Уходя, ДРГ может вызвать сюда хохлов любым способом, чтобы натравить на нас и тем самым отсечь преследование…

13

Вена

Аэропорт Швехат

15 августа

22.20

Келлан узнал ее сразу. Описание совпадало на сто процентов.

Он собирался уже покинуть свой наблюдательный пост и повернулся в сторону, когда вдруг прямо перед ним в толпе пассажиров, только что сошедших с эскалатора, мелькнул черный пластмассовый кейс, украшенный яркой аляповатой наклейкой «Эллада». Высокая стройная блондинка, одетая в серый костюм из тонкого джерси, спустившись с нижних ступеней, на полминуты задержалась, намеренно долго рассматривая указатель наверху, потом сделала несколько шагов в сторону регистрационного отделения, поставила кейс на пол.

Келлан мгновенно, следуя своей многолетней привычке, больше машинально, чем осознанно, мысленно нарисовал ее словесный портрет. Лет тридцати – тридцати пяти. Лицо скуластое, почти лишенное косметики, короткая стрижка. Достаточно распространенная здесь внешность, однако скорее скандинавского, чем среднеевропейского типа. Миловидна, хотя в складках губ есть что-то хищное. Глаза серые, острые. Передвигается быстро, но без суеты. Немного угловатые жесты, резкие повороты головы. Трудно сказать, насколько она профессионально подготовлена, но держится тем не менее вполне уверенно.

Молниеносно взглянув на Келлана, она улыбнулась. Келлан в ответ едва заметно кивнул, боковым зрением наблюдая за двумя фигурами с другой стороны эскалатора. Албанцы не обернулись. Вряд ли они обратили внимание на этот безмолвный разговор.

Блондинка взяла кейс в руки и, слегка покачивая бедрами, неторопливо пошла через зал. Келлан последовал за ней, успев зафиксировать, что албанцы медленно выдвинулись вперед, огибая подножие эскалатора, а Людвиг, сидевший в кафе, поднялся и направился в ту же сторону шагах в тридцати левее.

К удивлению Келлана, убежденного, что курьер должен немедленно улететь в Россию, блондинка остановилась у стойки регистрации рейса Вена – Стокгольм, в конце неровной короткой очереди. О чем-то поинтересовалась у пожилой дамы в нелепой сине-красной шляпке с пером. Достала из кармана билет, пригладила волосы. Келлан отметил, что играет она отменно. Обыкновенная среднестатистическая пассажирка. Ни малейшей суеты, никаких признаков волнения. Безусловно, определила, что Келлана «ведут». Поэтому и не торопилась. Спустилась вниз, к месту встречи, только тогда, когда уже нельзя было больше тянуть время.

Однако сейчас казалось, что никто и не собирался исполнять обязанности курьера. Блондинка спокойно развернула какой-то газетный листок, сложенный вчетверо, стала читать. Келлан понял: от него ждут какого-то отвлекающего маневра, способного ненадолго направить наружников по ложному следу. Он посмотрел по сторонам.

Албанцы миновали соседнюю стойку, где регистрировались пассажиры московского рейса, остановились в хвосте очереди. Они уверены, что курьер находится именно здесь! Да, безусловно, это очень низкая квалификация… И хотя расшифровать такую «слежку» может любой дилетант, на всякий случай стоит проверить их реакцию.

Келлан подошел к стойке, потом раза два, неторопливым шагом, по кругу обогнул толпу, вглядываясь в лица стоящих людей, словно отыскивая нужного человека. Задержался на минуту, как-то растерянно потоптался на месте и быстро двинулся через зал, в сторону эскалатора. Обернувшись, с удовлетворением отметил, что его старания не пропали даром. Албанцы купились. Они покинули хвост очереди и, разделившись, неспешно пошли назад. Великолепно! Теперь нужно срочно найти «подставного курьера», любого пассажира, направляющегося в Москву. Лучше, конечно, женщину. Ведь нельзя исключить, что соглядатаям кое-что известно.

Он стал прохаживаться вблизи эскалатора, демонстративно часто посматривая на часы, всем своим поведением выказывая крайнее нетерпение. При этом Келлан не забывал внимательно изучать толпу пассажиров у стойки московского рейса. Судя по внешнему виду, летят отсюда в основном русские. Впереди – туристическая группа, человек пятнадцать-двадцать, возраст – около сорока… За ней – несколько журналистов (три парня и две девушки), камеры зачехлены, все репортерские аксессуары убраны… Дальше – еще человек двадцать – путешественники-одиночки, семьи, матери с детьми… Кого же выбрать? Время шло. Гулкий далекий голос объявил о начале регистрации на рейс Вена – Париж. Надо торопиться.

Людвиг смог по достоинству оценить маневры Келлана и спокойно вернулся в кафе. «Он не спешит, ведь это мне сейчас лететь в Париж, а не ему», – с какой-то странной завистью подумал Келлан. «Неудачный день, воистину неудачный день».

У «московской» стойки стало заметно меньше людей – многие уже прошли через турникет. Нужно срочно соорудить какую-нибудь «куклу» и сунуть ее первому встречному. Албанцы должны видеть воочию момент передачи пакета материалов. Для этого их и прислали. Кто же догадался нанять таких олухов? Келлан недоумевал. Конечно же, это не связано с последним делом! Он облегченно вздохнул. За последние годы резиденту пришлось для оправдания своей легенды (он выступал обычно в роли международного авантюриста, торгующего секретными сведениями) не один раз заниматься сомнительными операциями, которые в той или иной мере касались интернациональных преступных картелей. Келлан мгновенно, словно страницы книги, пролистал в своей памяти набор былых дел. И мысленно щелкнул пальцами. Точно! Слежка почти на сто процентов связана с «алжирским наркотрафиком». Тоже приятного мало, но это небо и земля…

Келлан открыл свою сумку, делая вид, что копается в кредитных бумагах цюрихского банка, аккуратно помещенных в прозрачные файлы, достал из отдельного отсека миниатюрный компакт-диск в пластиковом футляре, на котором была размещена зашифрованная информация, предназначенная для Москвы, переложил во внутренний карман пиджака. Потом машинально повертел в руках приобретенный сегодня медальон. Он купил его в подарок своей племяннице, студентке Сорбонны.

В этот момент к редеющей на глазах очереди у стойки регистрации рейса Вена – Москва подошла изящно, но скромно одетая девушка лет двадцати пяти. Худенькая, невысокого роста. При ходьбе немного сутулится. Темные длинные волосы, карие глаза, правильный овал лица. По виду – типичная стажерка, несколько месяцев посещавшая какой-нибудь австрийский университет или научный центр. Довольно традиционная внешность для Hoch Schule[3]. Багаж, правда, невелик – только небольшой чемодан и ручная кладь. Скорее всего летит одна, без попутчиков.

Келлан оглянулся, отметил, что албанцы фиксируют все его метания у эскалатора, вдруг широко и радостно улыбнулся, даже немного театрально вскинул руки и быстрым целеустремленным шагом пересек зал аэропорта. Подойдя к девушке, он поклонился и сказал по-русски, что хочет сделать ей маленький подарок. Она удивилась, покраснела, стала смущенно отказываться.

– Нет, нет. Поймите, это очень важно для меня. Я так давно не был в России, а сохранил о ней самые прекрасные воспоминания. Когда-то я знал в вашей стране одну девушку… Она была чем-то похожа на вас… Возьмите этот маленький медальон, пусть он напоминает вам об Австрии.

Девушка продолжала упорно сопротивляться внезапному презенту, и трудно сказать, удалось ли бы ее уговорить, но стоящий впереди коренастый крепыш, обыкновенный среднерусский мужичок из той довольно распространенной во всем мире породы людей, которая вне зависимости от своего материального достатка всегда смотрит на мир глазами люмпена, увесисто заметил:

– Ты что, подруга, жмешься? Человек тебе сувенир предлагает, можно сказать, от чистой души, а ты выкаблучиваешься. Бери, бери!

Девушка наконец согласилась. И со словами: «Ой, как неудобно», – все-таки позволила нацепить себе на шею медальон. Келлан раскланялся и отправился к стойке регистрации парижского рейса. Он шел быстро и не оглядывался, уверенный, что блондинка догадается догнать его в стороне от этого места, а албанцы теперь «поведут» русскую стажерку. Угрожает ли ей опасность? Вряд ли. Нетрудно догадаться, что она выбрана из толпы случайно, для отвода глаз. Будь на месте этих кретинов кто-то чуть поопытнее, расколол бы его комбинацию в два счета.

Тем не менее Келлан чувствовал некоторый дискомфорт. Может быть, всему виной то, что она неожиданно напомнила ему племянницу, которой и предназначался медальон? Когда он уходил, то слышал, как за его спиной, в толпе пассажиров, громко обсуждали необычную щедрость странного австрийца с хорошим русским произношением. Кто-то говорил громко, возможно, даже нарочито громко:

– Вдруг это наркотики так перевозят? Вы посмотрите, девушка, повнимательнее, что там внутри. Посмотрите, посмотрите, не бойтесь.

Блондинка ждала его в углу зала, рядом со стойкой регистрации парижского рейса. Едва увидев Келлана, она стремительно к нему подошла и быстро заговорила по-немецки, с тем безукоризненным произношением, которое вырабатывается на очень дорогостоящих курсах вдали от живого языка Германии:

– Простите. Меня настоятельно рекомендовали вас не задерживать. Но вы же видели, насколько сильно осложнилась ситуация. Надеюсь, вы на меня не в обиде?

Келлан молча достал из внутреннего кармана пиджака компакт-диск и передал ей в руки.

Блондинка убрала компакт-диск в кейс и спросила с некоторой тревогой, надевая темные очки:

– Вам не угрожает опасность?

– Не беспокойтесь. Это мои дела. Передайте, что все в порядке.

Они понимали друг друга с полуслова. Девушка замялась и неожиданно улыбнулась:

– Все и будет в порядке.

Глядя на нее, Келлан тоже улыбнулся. Едва заметно, уголками губ. Потом слегка поклонился и произнес:

– Тем не менее осторожность нужна всегда.

Спустя пятнадцать минут Келлан прошел регистрацию. Обернулся и в последний раз посмотрел на зал аэропорта. Отсюда был хорошо виден бокс, где стояли русские пассажиры. Албанцы исчезли. Возможно, уже передали информацию в Москву. Кто знает…

Стажерка перенесла поближе к стойке свои вещи, остановилась, внимательно изучила какой-то список, прикрепленный у стекла на стене. Назойливый крепыш что-то говорил, приблизившись вплотную и вертя в пальцах висевший у нее на шее медальон. Она отвечала, отрицательно качая головой. Наконец сняла медальон. Мужичок взял подарок Келлана в руки и, продолжая говорить, двинулся за ней к столу регистрации.

Жаль. Очень хорошая вещь, довольно интересный сувенир. Впрочем, возможно, это обезопасит девушку. Келлан покачал головой и вышел на аэродром.

14

Северо-восточная Украина

Окрестности Полигона

17 августа

Утро

В девять часов полковника Калмыкова вывезли с территории бывшего Полигона. Сняв с его глаз повязку, оставили на краю проселочной дороги.

– Как вам прекрасно известно, здесь нет ни одного населенного пункта. Ни души. Может, вам и улыбнется удача, заедет какая-нибудь шальная машина. Но маловероятно. К тому же не в ваших интересах встречаться с патрулями из вашей войсковой части. Поэтому добираться придется пешком. Тут километров двадцать, никак не меньше. К вечеру, наверное, если повезет, будете на месте. Уж извините, верное направление указывать не стану. Всего доброго. Как видите, я не нарушил данного слова. Считайте, что вы сегодня второй раз родились на свет…

Командир диверсантов развернулся и пошел к машине, оставив растерянного от проявления такого великодушия полковника на обочине грунтовой дороги.

Когда «Жигули» проехали полкилометра, а фигура Калмыкова растворилась в степной дали, Томсон повернулся к водителю:

– Заглуши мотор.

«Пятерка» остановилась на обочине.

– Джо, мне бы очень хотелось услышать от тебя внятное объяснение произошедшего. Я не хотел говорить об этом при других бойцах. Я думаю, ты догадываешься почему. В рейде недопустимо разбирать промахи. Итак, – Томсон жестко взглянул в глаза водителю, – зачем ты все-таки завалил солдата? Неужели нельзя было обставить все как можно чище?

– Ты – командир операции, поэтому я не имею права критиковать твои действия, – спокойно ответил Джо, не поворачивая головы, – и спрашивать, зачем ты отпустил полковника. Хотя считаю, что это провал операции.

– Зато я могу и буду тебя критиковать!

Томсон вдруг почувствовал, как высокой океанской волной накатывает приступ гнева. Спокойнее! Следует держать себя в руках.

– В твою задачу входило, – заговорил он через полминуты, приведя в порядок дыхание и расслабив мышцы, непроизвольно напрягшиеся, как перед началом рукопашного боя, – захватить полковника в безлюдном месте и нейтрализовать его водителя. Нейтрализовать – не значит убить, Джо! Почему было не захватить его с собой, вместо того чтобы оставлять на проселочной дороге у самого поселка в расстрелянной машине с дыркой в башке?

– Один из бойцов, Кейн, завел мотор и сбросил машину в овраг, – ровным голосом ответил Джо, по-прежнему прямо глядя перед собой.

– Я говорил с Кейном. «Уазик» съехал с обочины всего на несколько метров. Так что не волнуйся, искореженную машину найдут очень быстро. Если уже не нашли. А исчезновение начальника штаба – не рядовое ЧП. Будут последовательно обшаривать все окрестности.

Томсон вдруг понял, что этот разговор – лишняя трата времени. С такими людьми, как Джо, откровенной беседы не получится. Они скроены из другого материала, слеплены из иного теста. Эмоции на контроле, выдержка на уровне, количество адреналина в крови не превышает допустимых значений. Глядишь, еще и рапорт накатает по возвращении. О неправильном командовании, которое все время грозило полным провалом операции…

– А полковник, Джо, теперь выполнит очень важную миссию. Я пошел на реализацию такого плана именно из-за твоих художеств. Но об этом позже. Я хочу, чтобы меня слышали все бойцы. Теперь повторно расскажи, как вы вступили в огневой контакт с русской группой.

Слушая во второй раз краткое сообщение Хантера, Томсон пытался поставить себя на место русского командира. Дозорный отряд, внимательно осматривающий все подходы к территории Полигона, в какой-то момент фиксирует появление неопознанной группы людей. Следует запрос у руководства, после которого бойцы получают короткий приказ: отследить и, по возможности, захватить ожидаемых «гостей». Или командир антидиверсионного подразделения взял всю ответственность на себя? Как бы сам Томсон действовал в такой ситуации?

– Все-таки я так и не понял, – он внимательно всмотрелся в лицо старшего группы прикрытия, – сколько их было? Один или два? Или этот суперпрофи хотел создать иллюзию того, что работает не в одиночку?

– Огонь вели два человека, – уверенно произнес Джо. – Я никогда не поверю, чтобы один спец, будь он хоть мастером экстра-класса, способен перемещаться с такой скоростью.

Томсон пока не мог предложить даже приблизительную версию. Что-то здесь не склеивалось, не вязалось. На Полигоне их уже ждали, это точно. Поэтому те меры предосторожности, которые Томсон применил при подходе к бункерам Центра управления, оказались не напрасными. Но неужели командир русских спецназовцев, если это действительно опытный человек, в чем не приходилось сомневаться, не обратил внимания на очевидную открытость появления группы противника? Ведь Джо сознательно выманивал их из укрытия, стремясь увести в ложном направлении. Да, спасибо украинскому капитану Михальчуку! Вовремя указал оптимальный путь для отвлекающего маневра…

– Почему ты сразу уверился, что они купились на нашу фальшивку?

– Я сообщил тебе по рации о своих сомнениях. Но началось с того, что Дик увидел одного из них в оптику. Метрах в пятистах от реки.

– Они не могли проследить за дальнейшим маршрутом и догадаться, что ты вернешься обратно кружной дорогой?

– Исключено.

Томсон долго молчал, машинально крутя в руке патрон от штурмовой винтовки. Потом крепко схватил Хантера за отворот камуфляжной куртки:

– Твой запасной полк больше не нужен. Необходимость исчезла. Забирай группу и уходи в поселок. В экстренном случае я тебя вызову.

Джо впервые с начала беседы пристально посмотрел в глаза командиру и раздельно произнес, выделяя интонацией каждое слово:

– Я думаю, ты совершаешь ошибку, Томсон. Но обязан выполнить приказ.

– Вот и выполняй. Поехали. Сейчас дорог каждый час. К полудню вы должны отъехать километров на десять от Полигона. И постарайся, – Томсон, прищурившись, вгляделся в лицо Джо, – не наследить. Машину загони в лесополосу подальше от Полигона и хорошо замаскируй. Она еще может пригодиться. Жди моих сообщений около поселка. Тебе все ясно?

– Ясно, – ответил Хантер, заводя мотор, и неожиданно усмехнулся: – Только я останусь при своем мнении, сэр…

15

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

Утро

Когда рассвело, Север, выполняющий функции дозорного, разбудил группу. Отряд выбрался наверх из неглубокой ниши.

– Сейчас бы пожрать хороших щец, – мечтательно протянул Немчинов, вскрывая ножом банку с тушенкой, – а не эту холодную жижу шамать.

Все остальные промолчали. Трапезы спецов – не пикник туристической группы. Говорить без дела в рейде не принято, тем более во время еды.

– Ходу, мужики! – коротко бросил Митин через десять минут, поднимаясь с травы и прикрывая рукой глаза от ярких лучей восходящего солнца. – Будем чесать подряд широким бреднем. Охватываем шестьсот метров с востока на запад. Я с правого края. Дистанцию выдерживать четко. Темп низкий. Все ясно?

Двигаясь в высоких зарослях бурьяна, местами укрывающего его с головой, командир старался примечать малейшие детали окружающей обстановки, которые могли сигнализировать о недавнем посещении Полигона другой группой людей.

«Самое плохое заключается в том, что ДРГ уже давно имела все возможности слинять отсюда. Чисто и незаметно. Пока мы не знаем их целей, мы не знаем ничего».

Представить, что американцы забросили отряд из-за границы, очень сложно. В современных условиях это – почти фантастика. Не легче ли завербовать группу прямо на месте? С деньгами у заокеанских спецслужб проблем никогда не было. Неужели не найти на Украине подготовленных парней, которые смогут обнаружить здесь все, что нужно, и доставить заказчику?

Митин остановился на мгновение у очередной полуразрушенной стены, взглянул налево, пытаясь определить, где находится Север. Тишина. Как и положено. Андрей Вишняков умеет выполнять задание совершенно бесшумно. Увидеть и услышать его нельзя, хотя боец всего в ста пятидесяти метрах западнее.

Вообще натолкнуться на одного из диверсантов можно исключительно случайно. Легко допустить и то, что придется уходить отсюда несолоно хлебавши. Тем паче если здесь и правда объявятся ребятишки из украинских специальных частей. Тогда ситуация чревата неприятными последствиями. Упаси бог от огневого контакта с представителями армейских соединений соседнего государства…

Солнце быстро поднималось по небосклону, грозя через несколько часов затопить окружающее пространство нестерпимым жаром ярких южных лучей. Жухлые былины огромной крапивы, пожелтевшие листья лопухов, колючие стебли чертополоха, бурые веники конского щавеля почти не трепетали под легкими, едва заметными порывами ветра. А тишину нарушало лишь стрекотание кузнечиков и жужжание крупных августовских мух.

Митин оглянулся. Как ни старался он лавировать в густых зарослях, пружинисто ставить ноги, едва пригибая к земле высокий бурьян, следом тянулась предательская дорожка, с очевидностью беспристрастного свидетеля повествующая возможному следопыту достоверную историю о передвижении в данном направлении двуногого существа.

Митин остановился у самого края очередного циклопического нагромождения камней. Отсюда, с небольшого возвышения, за едва шевелящимися верхушками заросшего сорного луга, были кое-где видны фундаменты разрушенных сооружений Полигона. В этом секторе, где некогда располагалась гарнизонная территория, отсутствовали подземные ярусы. Спрятаться тут негде.

Он попробовал прозондировать обстановку – резко бросился в кусты густо разросшегося конского щавеля, попутно сильно обжигая руку о стебель крапивы. Полежал неподвижно целую минуту, вслушиваясь.

Никого…

Возможно, они ищут фантом? Ведь скорее всего здесь нет ни души.

«Провалил ты все, братец! Бросился на разведку в одиночку и угробил операцию. Похоже, дозорный у разрушенной конюшни находился в арьергарде боевой группы и прикрывал их отход после грамотно выполненного задания».

Митин прошел несколько десятков метров вперед и вдруг замер как вкопанный.

Прямо перед его глазами открылся вход в бункер. Судя по всему, это был основательно углубленный бункер, защищенный от нескромного взгляда разведчика разросшейся заградительной полосой из кустов ежевики. Даже с незначительного расстояния укромный лаз оставался незаметным для наблюдателя.

Что же получается? Откуда здесь взялся бункер?

Митин продрался сквозь «колючую проволоку» ежевики и спустился по разбитым ступеням вниз. В двадцати метрах ниже уровня дневной поверхности располагалась достаточно ровная площадка. От нее в разные стороны уходили три нешироких бетонных тоннеля.

Свет фонаря вырвал из темноты вечной подземной ночи сырые от сочащейся влаги гладкие стены. На полу валялись сцементированные куски каменной кладки, ржавые фрагменты каких-то металлических конструкций, варварски разрезанных автогеном.

Следуя отголоскам какого-то странного суеверия, Митин выбрал средний тоннель, прошел вперед, прислушиваясь к гулкому звуку своих шагов.

Здесь, конечно, давно никто не появлялся. Глухой мир заброшенных искусственных пещер, устроенных человеком для милитаристских нужд, теперь обживали другие существа, разделяющие с нами жизнь на планете Земля. Вот впереди, в небольшой луже, обнаружился истлевший скелет летучей мыши. Чуть дальше покоились свежие останки лисицы, над которыми изрядно потрудились трупоеды. Луч света спугнул стаю крыс-пасюков, а на истерзанной плоти были заметны шевелящиеся клубки личинок насекомых.

Митин прошел метров двести, но никакого намека на то, что тоннель будет иметь хоть какой-то закономерный выход, отыскать не смог.

Он вернулся к входу в бункер, сел на жухлую угнетенную траву у ежевичной завесы и попытался проанализировать новые данные. Неприятный симптом – планы Полигона, предоставленные ГРУ, оказались не совсем точными. Возможно, для подлинной реконструкции расположения всех этих бункеров требуется детальная рекогносцировка. С последовательным отсечением любых «левых» вариантов.

Зачем в защищенном внешнем секторе, где располагалась жилая зона, потребовалось оборудовать отдельный выход в подземные бункеры? Ответ напрашивается сам собой – сеть закрытых коммуникаций плотно связывала между собой все конструктивные элементы на пространстве Полигона из соображений безопасности, хотя военно-стратегические объекты и жилые сооружения, по сути, не должны иметь никаких соединительных нитей.

Неожиданная и крайне неприятная мысль резанула его, как лезвие спецназовского ножа.

А что, если диверсионная группа скрывается в этих подземных коллекторах? Тогда противник почти гарантированно отследил их появление…

16

Москва

Штаб-квартира

Главного разведывательного управления

16 августа

10.43

– Что же это за испытания, если даже я, начальник 2-го управления ГРУ, не могу получить допуск к секретным сведениям?

Генерал-лейтенант Макарычев сидел в своем кабинете, сложив руки на столе, и внимательно слушал заместителя, полковника Пескова, которому было поручено подготовить первичный обзор всех обнаруженных фактов.

В Главном разведывательном управлении Генштаба сенсационную информацию получили совершенно неожиданно. Ее никто не ждал, она будто свалилась с неба прямо на генеральский стол. Волшебный сундук раскрылся, и перед удивленным генералом из небытия возникли контуры таинственного дела.

С пугающей скоростью оно стало обрастать новой фактурой. Даже опытному Макарычеву за все годы работы редко удавалось наблюдать нечто подобное. Десять дней назад резидент Келлан сообщил о планируемой заброске в Россию группы диверсантов. Позавчера в распоряжение ГРУ поступили сведения из ФСБ, которые туда, в свою очередь, по собственной инициативе передал член-корреспондент РАН Борщагин. А вчера по разведывательному каналу из Европы доставили очередную порцию загадок. Келлан не ошибся. Он понимал эксклюзивную важность передаваемых данных, поэтому решил прибегнуть к помощи курьера. И самое главное, что резидент подтверждал не только собственное сообщение, но и информацию Борщагина…

Макарычев не любил подобных совпадений. Поскольку сразу же возникали резонные сомнения в том, что налицо не случайное стечение обстоятельств, а закономерная акция. Словно кто-то сознательно допустил утечку тайных материалов. Но и это еще было не все…

– Министр прямо заявил, – генерал жестом прервал Пескова и встал из-за стола, – что в полном объеме доступ к базе данных ограничен. Для меня! В том числе и для меня. Вы понимаете, Алексей Павлович?

Он подошел к массивному старому сейфу, который сохранял у себя в кабинете с упрямством человека, не желающего отказываться от привычных вещей, несущих на себе отпечаток долгих лет работы, груз солидных воспоминаний. Открыв тяжелую дверцу, Макарычев бросил на стол несколько листов бумаги:

– Это все, что мне удалось достать. Возьмите и ознакомьтесь.

Полковник пробежал глазами документы.

– Пожалуй, ничего для меня нового. Из всех людей, которые имели доступ к сверхсекретным сведениям об испытаниях на Полигоне, сейчас в живых остался только Главный разработчик. Глубокий старик, пенсионер. Можно с ним встретиться. Но я не уверен, Дмитрий Константинович, что эта беседа приведет к позитивному результату.

Макарычев долго бродил по кабинету, низко наклонив голову. Потом опять сел к столу:

– Алексей Павлович, давайте с вами мыслить конкретно. Группа спецназа работает практически вслепую. Поэтому мозговать нужно по возможности не просто быстро, а молниеносно. Пойдем по порядку. Насколько вы уверены в достоверности сообщения Келлана? Я имею в виду, естественно, не его добросовестность и честность… Вам не приходило в голову, что кто-то решил организовать здесь провокацию с непонятными целями, для чего и вывел нас на этот Полигон?

– Трудно сказать, – Песков глубоко вздохнул, – вы же знаете характер разведывательной и диверсионной работы в современном мире. Большая часть распространяемой информации представляет собой или настоящую фикцию, или фальшивые данные, изрядно приправленные соусом из реальных фактов. Но в данном случае я бы, пожалуй, не стал относиться к материалам с подозрением. Ведь доступ к сведениям ограничило ваше собственное руководство…

– Вот именно! – Макарычев взмахнул рукой. – Именно это мне и не дает покоя уже целые сутки.

– Не хотите же вы сказать… – начал Песков и прервался. Часть фразы так и осталась недосказанной. Впрочем, генерал-лейтенант все очень хорошо понял.

– Нет, Алексей Павлович, нет. – Он открыл ящик письменного стола, достал пачку «Честерфильда», которую старался, ограничивая себя в курении, растягивать на несколько дней, вытянул сигарету, долго мял ее в пальцах, потом со вздохом убрал обратно. – Только у меня почему-то есть твердая уверенность, что без прямого воздействия агентуры здесь не обошлось. Где она свила себе гнездо, мы пока не знаем. Пусть в этом направлении работает доблестная Контора. Когда что-нибудь раскопают, дадут знать. Ну а нам есть резон задуматься над другим – что при таком раскладе предпринимать лично мне, а также и вам, поскольку реализация конкретной операции будет возложена на вас, Алексей Павлович.

– Попробуем суммировать, Дмитрий Константинович. Речь в сообщении Келлана идет о неких таинственных лучах, способных лишать биологические объекты нормальной жизнедеятельности в зависимости от мощности генератора на продолжительное время или приводить сразу к летальному исходу. Борщагин уверяет, что этот шведский профессор, Юргенсон, напрямую связал эти лучи с известным сомнительным явлением так называемых «торсионных полей». Но…

– Вы сделали запрос о его личности? – перебил Макарычев.

– Да, сразу же. Чист как стекло. Ни специфика научной работы профессора, ни территории, где Юргенсон проводил свои исследования, ни круг общения ни в коей мере не позволяют ставить под сомнение его порядочность. Во всяком случае, для прямого представителя западной разведки такая кандидатура совершенно не годится. Возможен лишь вариант использования «втемную»… Итак, к сегодняшнему дню мы можем обобщить следующие факты. Согласно полученной информации, и в США, и в России проводились сверхсекретные испытания, связанные с активизацией воздействия этих самых лучей. Исходя из тех данных, которыми нам разрешено пользоваться, испытания начались здесь около тридцати лет назад, а накануне распада СССР были резко прекращены. Сначала влияние лучей изучалось в лаборатории, формально входящей в состав закрытого научно-исследовательского института, но подчиненной напрямую КГБ, а потом, в соответствии со всеми нормативами, работы переносились в условия реальной местности. И единственной точкой этой апробации, насколько мне известно, являлся…ский полигон в лесостепной зоне на северо-востоке Украины…

Песков замолчал, видя, что Макарычев его почти не слушает. Генерал-лейтенант опять встал из-за стола, подошел к огромной физико-географической карте Евразии, висящей на стене, и долго всматривался в очертания рельефа Русской равнины.

– Группа Митина пока не сообщила никакой информации о появлении американской ДРГ в искомом районе. Но я по-прежнему убежден, Алексей Павлович, что она уже на Полигоне. Если мы имеем дело с дезой, возможно, провокация как раз и связана с тем, что данная территория находится под юрисдикцией Украины. Если же нет, то тогда нам придется решить непростой ребус. Полигон полностью ликвидирован. Ведь так?

Полковник молча кивнул. Он пока не очень четко представлял, к чему ведет Макарычев.

– А раз так, – заключил начальник 2-го управления, – то нам необходимо как можно скорее поговорить с Главным разработчиком. Уникальный в настоящих условиях источник информации. Пожалуй, – генерал взглянул на часы, – не стоит откладывать дело в долгий ящик. Звоните ему прямо сейчас.

17

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

12.17

– Слушайте, – Томсон медленно прошелся вдоль короткой шеренги бойцов, – что здесь получается. Сейчас чуть больше полудня. Полковник сможет добраться до своей войсковой части только к ночи.

Они стояли в густых зарослях у входа в полуразрушенный бункер на окраине Полигона. Группа прикрытия под командованием Джо уже три часа назад покинула эту территорию. И сейчас здесь оставался только основной костяк ДРГ – Айс, Рич, Ник, Берк и Майк.

– А если его и правда подбросит какой-нибудь транспорт? – спросил Рич.

– Один шанс из десяти. Да и не это главное. Смею надеяться, что довольно хорошо разбираюсь в людях. Психологически полковнику будет трудно быстро принять окончательное решение. Я уверен, что сутки он станет размышлять. Следовательно, не станет торопиться сообщать информацию командованию. Вы понимаете, к чему я веду?

– Что у нас в запасе двадцать четыре часа, – ответил Ник.

– Это раз. А отпустил его я вовсе не из-за гуманизма. Хотя терпеть не могу без толку ликвидировать живых людей. Я предпочитаю вместо этого, – Томсон усмехнулся, – одним выстрелом убивать двух зайцев. Что мы имеем на настоящий момент? Дозорная группа однозначно определила присутствие сильной группы противника. Убежден, что она из России. Убежден, что о задачах нашего отряда не имеет точной информации. Их цель – остановить нас, а по возможности – уничтожить. Кто им может помешать?

– Томсон, ты гений! – восхищенно произнес Ник, быстрее всех сообразивший, что имеет в виду командир. – Ты хочешь с помощью полковника вызвать сюда украинский спецназ и натравить его на русских?

– На российских, – поправил командир, слегка нахмурившись. – Идею ты уловил верно. Полковник просто вынужден будет сообщить обо всех нюансах своего задержания. Информацию мгновенно оценят и пустят по инстанциям. Уверен, что сразу после «colonel’s message» сюда направят усиленную вертолетную группу. Итак, не позднее завтрашнего полудня полковник рассказывает о своих злоключениях в штабе. Выяснение всех нюансов занимает немного времени. На всякий случай прибавим еще несколько часов. Завтра к закату они появятся здесь.

Майк сломал ветку дикой вишни, стал методично обрывать листья.

– Но ты же говоришь, что полковника уже ищут? Вдруг вертолетный дозор заметит его в степи прямо сейчас?

Томсон долго смотрел на нагромождение бетонных блоков с правой стороны от входа в бункер, точно хотел найти там ответы на эти вопросы.

– Риск есть всегда, Майк. Но в нынешней ситуации я не вижу иных вариантов. Не стоит забывать, что российская группа для нас сейчас представляет гораздо большую опасность. И у нас есть козырь в противодействии. Они не знают, где искать нас. Возможно, допускают, что мы уже покинули Полигон. Джо провел отвлекающий маневр неплохо. А украинцы начнут прочесывать всю территорию досконально, поскольку точных координат полковник сообщить им не мог. Нам не стоит из-за этого обстоятельства лишний раз дергаться.

– Так проблема, Томсон, в том, что мы тоже не ведаем, где сейчас российский отряд, – сказал Рич.

– Вот это, ребята, нам как раз и предстоит выяснить как можно скорее. Поступим вот как…

Томсон резко опустил вниз ладонь, словно разрубил свой отряд на две части.

– Айс, Рич и Ник начинают планомерно обшаривать весь Полигон. Если они тут побывали до того, как пошли в погоню за дозорной группой, значит, оставили какие-то следы. Лишний раз говорю о том, с каким вниманием нужно изучать травяной покров, заросли бурьяна и кустарника. Примятая трава, заломы ветвей, – командир с укоризной посмотрел на Майка, который все еще держал в руке вишневый прут, – маркеры движения посторонних. Если там собрались профессионалы, а другого и быть не может, на очевидный результат рассчитывать не стоит. Надеюсь, что вы хорошо запомнили все пути нашего передвижения и не сделаете ложную стойку.

Командир поочередно вгляделся в лица бойцов.

– О соблюдении режима exclusive повторять не буду, и так все ясно. Берк и Майк идут со мной. Будем искать тайник. Если эксцессов не случится, собираемся в шестнадцать пятнадцать. Вопросы есть?

18

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

14.58

У очередной невысокой каменной стены, ограждающей снесенное до основания здание, Митин «сыграл сбор».

Через несколько минут все бойцы его отряда собрались вместе.

– Как результаты?

– Глухо, – за всех ответил Север.

– Похоже, что так, – кивнул Митин. – Только, братцы, у меня для вас есть одна небольшая новость. Может быть, нас уже давно ведут…

«Братцы» напряглись.

– Вот здесь, – Митин достал схему Полигона, – не должно быть никаких подземных сооружений. Как видите, по всей территории они обведены красным цветом. Окраины лишены раскраски. Но при этом, – он постучал пальцем по карте, – при этом бункеры там есть. Спрашивается, зачем?

– Ты хочешь сказать, что ГРУ нас подставило? – Юг на правах самого опытного спеца первым решился высказать собственную версию, которая лежала на поверхности.

– Вечная торопливость – неподходящее качество для командира, запомни это.

Митин редко позволял себе прямую критику бойцов во время рейда, тем более когда речь шла о том человеке, которого он негласно назначил своим заместителем. Но сейчас требовалось немедленно погасить даже отголоски сомнений в предательстве высшего командования. Хуже такого психологического подхода не может быть ровно ничего!

– Речь о другом, мужики. – Митин свернул карту. – Мы с вами не учли одного важного момента. Кто может гарантировать, что ДРГ не засела где-нибудь рядом с нами, в одном из этих бункеров? Мы бегом отследили центральные сектора, а ведь профи скорее всего выбрали более безопасный вариант. Кто им мешал затаиться здесь?

– Почему тогда ГРУ подбросило карту с гарантированной липой? – спросил Север, словно для географической симметрии проявивший солидарность с Югом.

– Это не липа. Судя по всему, были два комплекта техдокументации о расположении объектов на Полигоне: один – для широкого использования, второй – секретный, ради нужд тайных испытаний, о которых… мать вашу!.. мы ничего до сих пор не знаем. Вот и вся песня.

– Послушай, Центр, – сморщившись, словно съел незрелое яблоко, произнес Запад, – я чего-то здорово не врубаюсь, при чем здесь наша ДРГ. Или ты допускаешь, что у них в отличие от нас может быть детальный план Полигона?

– Молодец, – Митин улыбнулся, – именно этого вывода я от вас и ждал. Нас, – он повысил голос, – по крайней мере, с формальной точки зрения, никто не собирался подставлять. Но почему не задуматься о том, братцы мои, что у ГРУ просто не было схем подлинного размещения секретных объектов? А вот у америкосов они почему-то оказались под рукой! Что здесь странного?

Митин внимательно вгляделся в лица своих бойцов.

– Вот что, ребята. Если мы имеем дело с очень хорошо подготовленной командой, рассчитывать на то, что они наплюют на свою безопасность, не приходится. И попробуйте ответить на несколько простых вопросов. Первый. Будут ли эти мастера подставляться под наши пули? – Митин помолчал. – Нет, не будут. Второй. Будут ли выходить на огневой контакт? Тоже нет. Третий. Будут ли пытаться проявить свое присутствие? Нет? Или да?

Спецы опустили головы. Логика командира была безупречной.

– Они затаились. Затаились, поскольку зафиксировали наше появление. В первый же день. Дальнейшие их действия вполне подходят под классику работы спецназа. Вытянули меня с территории Полигона, заставили поверить в дозорный отряд, тем самым открыв себе возможность тайного проникновения в подземные сооружения. Здесь же самый настоящий критский лабиринт. Даже с детальной картой сразу не разберешься…

– Центр, – медленно произнес Юг, – все это правильно и убедительно, но, командир, игру на такой гнилой базе не сделаешь, банк не сорвешь. Что ты предлагаешь?

– Я предлагаю, – Митин жестко сузил глаза, – обшарить все бункеры один за другим. Если они рядом, то от нас не уйдут…

19

Московская область

16 августа

14.45

Главный разработчик, доктор физико-математических наук Владимир Юрьевич Ревякин, последние годы жил в ближнем Подмосковье. Одинокий пенсионер семидесятипятилетнего возраста, он тем не менее выглядел бодрячком. Хозяин встретил гостя прямо у входа на дачный участок, отставил к забору широкие современные грабли, которыми усердно вычищал газон, и указал в сторону дома:

– Милости прошу.

Макарычев предпочел лично, без свидетелей, говорить с бывшим «секретным инженером». Даже присутствие Пескова, по его мнению, в данном конкретном случае было нежелательно, поскольку могло негативно сказаться на доверительном характере беседы. Откровенность, да еще связанная с государственной тайной высочайшей степени защиты, дорогого стоила. А Дмитрий Константинович по опыту знал, что вести такие разговоры лучше с глазу на глаз.

– Собственно, – медленно произнес Ревякин, выслушав краткое сообщение Макарычева, когда они уселись в кресла у камина на первом этаже дачи, – в чистом виде торсионное излучение есть миф. Сведения о нем распространяли и распространяют, насколько я знаю, в средствах массовой информации люди, мягко скажем, далекие от науки. Мы занимались совершенно другими вещами. Да и не пытались доказать реальность нового типа физического поля. Но то, что подчас и не существует в рамках теории, на практике, особенно в военно-инженерной сфере, преобразовывается в конкретные разработки.

Ревякин надолго замолчал, задумчиво потирая лоб.

– Вы можете сформулировать, какие именно аспекты испытаний вас интересуют? А именно, в чем непосредственно может заключаться моя помощь?

– Безусловно, – кивнул Макарычев. – Надеемся получить от вас информацию по двум позициям. Первое. Что из себя представляли сами приборы? Второе. Есть ли малейшая вероятность того, что они сохранились где-нибудь по сей день?

Ревякин тяжело поднялся со своего кресла, подошел к округлому сервировочному столику, налил стакан воды из высокого стеклянного графина.

– Первые опыты были проведены где-то в конце шестидесятых годов. Тогда не получилось ничего стоящего. Но с появлением новых методик ситуация кардинально изменилась. Результаты были весьма убедительными. И министр обороны приказал нам перейти к испытаниям в военно-полевых условиях. Я, кстати говоря, не имел к практической реализации прямого отношения. Ведь вы понимаете, одно дело – лаборатория, и совсем другое – Полигон, где уровень воздействия возрастает на несколько порядков.

– Как строился режим секретности? Иными словами, у вас была литерная система допуска к военной тайне?

Ревякин усмехнулся:

– Вы лучше меня знаете, что такое особый режим. В данном случае он усиливался оттого, что дело держали на личном контроле министр обороны и Председатель КГБ.

– Сколько человек в большей или меньшей степени могли иметь общее представление о проводимых испытаниях?

– В полном объеме, – Ревякин задумался, – пожалуй, только Главный конструктор и Начальник Полигона. Их сейчас уже нет в живых. И вообще, – он пристально посмотрел в глаза генералу, – вы представляете себе, как происходило закрытие Полигона? Это было в конце восьмидесятых. Прибыл эмиссар от нового руководства и заявил, что в связи с изменившейся международной обстановкой принято решение прекратить любые испытания «суперлучей». Так их именовали в документах. Мы предпочитали физическое определение. За считаные дни все было свернуто до нуля. Понимаете, до нуля?!

Ревякин помолчал, крутя в руках очки.

– Мне неизвестно, как обставили дело конкретно там, на Полигоне, но нашу лабораторию ликвидировали буквально в течение недели. Приехали какие-то мужики в штатском, опечатали приборы, увезли ЭВМ со всем содержимым (у нас были хорошие по тем временам машины), четыре образца генераторов, запчасти, все записи из моего кабинета. Вот так! Куда уж они потом попали, мне неведомо. Очень может быть, что их даже продали за кордон…

– Видите ли, в чем дело, – Дмитрий Константинович потер руки, – у нас появилась информация о том, что западные спецслужбы проявляют сейчас чрезвычайный интерес к этим разработкам. Мы имеем проверенные агентурные сведения, что в ближайшее время на Полигон будет заброшена специальная диверсионная группа, в задачи которой входит поиск сохранившихся с того времени компонентов. Но мы не знаем главного – где и что именно они будут искать.

– Главный конструктор рассказывал мне через год по большому секрету, что после полного разрушения Полигона стационарную модель увезли в неизвестном направлении. Думаю, – Ревякин иронично прищурил глаза, – вам стоит поинтересоваться об этом в ФСБ. Они, наверное, знают, где такое хозяйство нужно искать. К тому же, – он улыбнулся, демонстрируя беззубую челюсть, – ваши диверсанты не в состоянии ни при каких условиях похитить базовую установку. Для ее перевозки требуется несколько грузовиков.

Макарычев испытывал раздражение, которое не мог скрыть. В какой-то момент ему даже захотелось схватить за грудки этого старого «секретного инженера» и хорошенько его встряхнуть, словно грушу, чтобы сверху, как спелые плоды, посыпались те сведения, которые от начальника одного из управлений ГРУ по непонятной причине скрывали.

– Хорошо, – генерал-лейтенант опустил седую голову, громко выдохнул воздух, – вы проводили какие-то дублирующие испытания? Иными словами, были ли созданы и апробированы на Полигоне портативные установки?

– Видите ли, в чем дело… Как раз накануне закрытия работ мы сконструировали усовершенствованный прибор. Генератор, позволяющий резко увеличивать силу воздействия лучей. Опытные образцы были сделаны в ограниченном количестве экземпляров, только для первичного ознакомления с эффективностью модели. Всего двадцать восемь штук. – Ревякин по-старчески пожевал губами. – Кстати, могу высказать одно предположение. Если ваши противники проявили к этому делу такой интерес, то, видимо, надеются получить в свои руки именно усилители.

– На Полигон доставлялись опытные образцы?

– Когда я придумал, как можно существенно активизировать интенсивность воздействия «суперлучей», естественно, сразу же возникла идея применить их к базовой установке. Двадцать четыре портативных генератора, согласно договоренности с Главным конструктором, направили на Полигон. Насколько я знаю, были проведены даже два предварительных испытания. Но мне достоверно известно, что все материалы и компоненты после ликвидации базы также увезли в неизвестном направлении.

– Можно допустить, что сейчас на Полигоне осталось что-то из тех разработок?

– Исключено. Если уж у нас вычистили все до нуля, то что говорить о военном объекте? Хотя, – Ревякин опять иронично прищурился, – это не по моей части. Всякое бывает…

– Поймите! Это очень важно, Владимир Юрьевич. – Макарычев подался вперед, крепко сжимая ладони. – Подчеркиваю: засланная группа направлена именно на Полигон. Что она может там искать? Что?

Главный разработчик выпрямился и долго смотрел за окно, постукивая пальцами по подлокотнику кресла. Потом вздохнул и покачал головой:

– Я не знаю…

20

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

16.12

– Послушай, Томсон, – спросил Майк, когда они вместе с Берком выбрались из очередного ответвления длинных подземных коммуникаций, – а тебе не приходило в голову, что хохлы сюда сунут нос раньше, без всякого полковника?

– Отставить, – негромко произнес Томсон, – нам не нужна паника. Посмотри лучше: куда ведет тот ход?

Они находились в восточной части Полигона. Уже четыре часа они последовательно и упорно исследовали развалины сооружений, некогда входивших в огромную систему стратегического управления. Те данные, которыми располагал командир, убеждали в одном – тайник расположен на нижнем ярусе внешнего ряда зданий.

Подсвечивая маленьким фонариком, прикрепленным к берету, Томсон раскрыл особую модель противоударного ноутбука, вывел на экран план Полигона.

– Вся беда в том, – тихо сказал он, укрупняя фрагмент одного из объектов, – что ни источник, ни полковник не знают точного местоположения нужного бункера. Это может быть и западный участок.

– Почему же ты выбрал восточный? – с некоторой напряженностью спросил Майк.

Командир впервые высказывал сомнения в направлении поиска. Весь день Томсон уверенно вел их по подземным бункерам. Создавалось впечатление, что он абсолютно убежден в том, что тайник будет найден в ближайшее время. Оказалось, это было ложное ощущение.

– Считай, что озарение, insite, – усмехнулся Томсон.

– На интуиции далеко не уедешь, – буркнул немногословный Берк.

Томсон удивился. Радист Берк был самым молодым в группе, обычно помалкивал, а тут вдруг позволил себе критику командира.

– Вот что, парни, – Томсон оторвал взгляд от ноутбука и, нахмурившись, внимательно посмотрел на своих бойцов, – считайте, что вы ничего не говорили. Ясно?

Майк и Берк кивнули.

– А теперь слушайте… Средний уровень был связан сетью переходов со всеми сооружениями Полигона. Единственный проблемный участок в полукилометре южнее. Смотрите, какие расплывчатые контуры. Что же поделаешь, если у нас есть только расшифровка спутниковой фотографии двадцатилетней давности? Нижний уровень на ней от нас почти полностью скрыт. Однако очевидно, что бункер имеет выходы на поверхность, соответственно, на средний уровень. Так что нам нужно только отсечь все негодные варианты.

Томсон улыбнулся своей простой шутке и опять укрупнил план Полигона.

– Иногда диверсанту приходится крепко напрягать извилины. Давайте вместе подумаем, парни… Нам нужен бункер Г-8. Почти математическая задачка. Источник не знал расположения подземных сооружений, а полковник, в свою очередь, нумерации бункеров. Он только уверял, что это нижний ярус. Впрочем, по-другому и быть не может. Иначе захоронка оказалась бы в тех помещениях, которые предполагалось уничтожить, ведь средний уровень уже выше дневной поверхности. Если тайник делался накануне разрушения Полигона, то его должны были устроить в непосредственной близости от места дислокации установок. Следовательно, где-то здесь. – Томсон повел курсором по экрану к контуру того самого сооружения, где они теперь находились. – Именно поэтому, парни, я и выбрал восточный участок. Но стоит допустить и другую, довольно неприятную альтернативу. А именно: тайник оборудовали раньше. Тогда необходимый бункер может быть где угодно, в том числе и на западном участке. Что у нас остается?

– Попробовать логически понять, какой бункер именовался Г-8, – произнес Берк.

Томсон щелкнул пальцами:

– Отлично! Вот и решите эту задачку, парни, а я пока свяжусь с Ником.

Вторая половина диверсионного отряда, занятого поиском противника, не могла порадовать командира позитивной информацией. Никаких следов присутствия русских («российских», каждый раз поправлял Томсон) обнаружить не удавалось. Но Томсон чувствовал – они где-то рядом. Возможно, тоже разделились, а вероятнее, послали за дозорными другую группу. Приемопередатчик «Penumbra», который имелся у каждого бойца, позволял безбоязненно вести разговоры. Псевдошумовая модуляция обеспечивала надлежащую защиту от любой сканирующей техники. Но пока результаты были нулевыми – Ник не нашел ничего нового.

– На сегодня все, идите к нам, – распорядился Томсон и отключился.

– У меня появилась одна идея, – произнес Берк, внимательно рассматривая изображение Полигона на дисплее. – Вся схема этих сооружений в целом имеет круговую планировку. Видимо, сначала построили Центр управления, а потом вокруг него стали наращивать кольца бункеров. Значит, нумерация скорее всего идет отсюда. А, Б, В, Г…

Томсон поразился. Берк, который в группе выполнял заведомо второстепенную функцию, вдруг продемонстрировал удивительные способности. Эта мысль про «круговую нумерацию» сегодня уже приходила в голову Томсона, но он, тщательно прикинув возможные варианты, пришел к выводу, что такое решение ребуса лежит на поверхности. И следовательно, скорее всего далеко от истины. Однако все равно молодец парень!

– А почему не допустить, Берк, что все делалось наоборот? Не надо стрелять вслепую по первому попавшемуся воробью. Другие варианты есть?

Берк и Майк молчали.

– Я почти убежден, – медленно произнес Томсон, – что буквенные коды соответствуют не только горизонтальной, но и вертикальной планировке. Иными словами, весь нижний ярус должен иметь алфавитные обозначения. Ты прав только в одном. Круговая система строительства просто обязывает разбить всю эту конструкцию на сектора. Вот и давай разрежем ее на куски, как пудинг.

Томсон вывел на экран уменьшенную копию Полигона и включил графический редактор, преобразующий изображения. Через минуту длинные линии расчертили пространство.

– Я исхожу из того, что круг можно разделить на бесконечное количество равных долей, кратное четырем. Их как минимум восемь. Учитывая незначительное число сооружений, как максимум – шестнадцать. Остановимся на восьмерке, тем более что нам как раз и нужен бункер с такой цифрой. А теперь предположим, что нумеровали эти сектора не цифрами, а буквами. Что будет?

Томсон переключил язык на кириллицу, и графический редактор мгновенно расставил в нарисованных секторах: А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, З.

– Итак, у нас восемь секторов и три уровня. Легко предположить, что средний и верхний ярусы должны были получить те же буквенные изображения. Но в этом случае нижний уровень никак не мог иметь цифру «восемь». А-1, А-2, А-3, Б-1, Б-2, Б-3. И так далее. Вот в чем вся загвоздка.

– Так это же… – проговорил вдруг Берк и замолчал.

Командир внимательно посмотрел на него. Какая новая мысль посетила парня?

– Послушай, Томсон! – быстро заговорил он. – Мы в колледже часто играли в интеллектуальную игру. Составляли всякие закодированные тексты. К примеру, нужно расположить двенадцать цифр в ячейках в такой последовательности, чтобы отгадывающий не сразу уловил закономерность. Самый простой ход – чередовать цифры через одну, потом поменять местами вторую и первую части ряда, а следом снова чередовать цифры через одну. Вот…

Берк вытянул из кармана ручку и написал на отвороте камуфляжной куртки:

1 3 5 7 9 11 2 4 6 8 10 12

2 4 6 8 10 12 1 3 5 7 9 11

2 6 10 1 5 9 4 8 12 3 7 11

– То есть ты хочешь сказать, что на всех трех уровнях нумерация сознательно изменена? Зачем? Они хотели запутать самих себя? Для советских войсковых частей, с их стремлением к исключительной точности, – это невозможный вариант. Если только…

Томсон задумался, машинально почесывая щеку.

– Верхний уровень мог вообще не иметь цифири. Я с такими делами встречался. Правда, не в России. Да, – Томсон утвердительно кивнул в унисон своим мыслям. – Пожалуй, ты попал в точку, Берк. Если допустить, что это так, тогда они могли поменять местами нумерацию на среднем и нижнем ярусе. Всего мы имеем шестнадцать бункеров. А-1, Б-3, В-5, Г-7 и так далее на среднем уровне и А-2, Б-4, В-6, Г-8 и так далее на нижнем. Отсчет нужно вести от Центра управления. По часовой стрелке. Это очевидно. Только с севера или с юга? Как думаешь, Берк?

Командир уже начал советоваться с догадливым спецназовцем.

– А тут что за сооружение? Штаб?

Берк ткнул пальцем в очертания Т-образного здания, расположенного метрах в пятистах к югу от Центра управления.

Томсон с восхищением посмотрел на Берка:

– Ну и ну, парень! Тебе надо в Пентагоне работать.

Потом внимательно взглянул на экран, высчитывая количество секторов, и указал рукой в темный ход подземного коллектора, глухо заросший кустарником, куда уже ходил на разведку Майк:

– Бункер Г-8 рядом с нами, джентльмены…

21

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

16.54

Вход в этот бункер был особенно густо скрыт зарослями дикой вишни и терновника, успевшими разрастись на бесхозной территории за полтора десятка лет.

Пять спецов спустились вниз по бетонным ступеням, подсвечивая себе путь портативными фонарями малой мощности. Параллельно направлению их движения вдоль стены змеились два толстых кабеля.

– Интересно, – спросил Запад, обращаясь к Митину, – а вдруг электроэнергию здесь никто не отключал? Всякое ведь может быть.

– Это легко проверить.

Тонкий луч командирского фонарика скользнул по стенам и коснулся проржавленного металлического абажура на нижней площадке.

– Поищите рубильник, – коротко распорядился Митин, повернувшись к Немчинову и Алексееву. – Он должен быть где-то поблизости.

– Вон там кабели уходят в сторону, – указал фонарем Восток, – похоже, это за поворотом.

Митин кивнул и, пока четыре спеца занимались обследованием стен, достал карту, долго всматривался в очертания подземных коммуникаций. Потом резко развернулся и догнал своих бойцов.

– Со светом глухо. В распределительной коробке – заржавелый хлам. А кабели перерезаны. – Запад выскочил из-за угла, как Минотавр в тесном критском лабиринте.

– Трудно было ожидать другого. Двигайтесь парами, – негромко приказал Митин, жестом показывая направление, – по схеме впереди находятся две развилки. Я все время буду сворачивать в правые коридоры. За мной не ходить. Встреча здесь через десять минут.

Преодолев сто метров, группа стала разделяться. Спецы ни слова не говорили друг другу, выполняя принцип, отработанный еще до начала рейда. Восток и Юг – первая двойка, Север и Запад – вторая.

Самый левый тоннель через пятьдесят метров привел в тупик. В углу вниз уходила лестница, но она была завалена обломками бетонных плит.

– Это же нижний уровень. Куда же дальше? – спросил Восток.

– А ты не знаешь, что в каждом доме есть подвал? Не вижу причин, почему бы ему отсутствовать в этом замечательном месте.

Юг осмотрел глыбы, щелкнул зажигалкой. Пламя слегка отклонилось в сторону тоннеля.

– Сквознячок небольшой есть. Очень может быть, что там большая внутренняя полость. Только на хрен она нам нужна? Правда ведь?

Восток ничего не ответил, махнул фонариком: можно возвращаться.

Вторая двойка углубилась довольно далеко. Средний тоннель оказался, как потом выяснилось, самым длинным. Север и Запад преодолели уже почти триста метров, но по-прежнему впереди был тот же сырой бетонный коллектор, в котором гулко звучали их неспешные шаги.

Север неожиданно остановился.

– Чего ты застыл?

Запад осветил фонариком лицо напарника. И поразился тому, как злобно блеснули глаза Вишнякова. Уж до чего крепкими были нервы у Алексеева, но в этот момент ему стало не по себе.

– Андрюха, что с тобой?

– Хочу тебе честно сказать, – едва слышно произнес Север, – мне не нравится то, как ведет себя Центр. Очень не нравится.

– Почему же?

– Мы завалим операцию, я это чувствую. Штатовская ДРГ где-то поблизости. У меня, – Вишняков криво ухмыльнулся (луч фонаря сверкнул по зубам зловещей искрой), – есть, знаешь ли, даже твердая уверенность в этом.

– И что? – Запад не понимал, как ему следует реагировать на шокирующее поведение соратника. Они знакомы всего две недели, но за те несколько дней, которые провели уже непосредственно на задании, никаких нареканий к Северу у него не было. Пожалуй, даже наоборот: их двойка все делала гораздо быстрее и увереннее, чем Юг с Востоком.

– А то, Петя… Прикончат нас скоро, вот что…

Будто подтверждая это предсказание, произнесенное зловещим шепотом, прямо над головой двух бойцов, как ожившие эмблемы спецназа, внезапно скользнули силуэты нескольких летучих мышей, чей дневной сон потревожил свет небольших фонарей…

22

Москва

Штаб-квартира

Главного разведывательного управления

16 августа

18.23

– Мы должны срочно выяснить, кто еще мог иметь доступ к этим материалам. Срочно!

Генерал-лейтенант Макарычев нервно ходил по кабинету.

– Я кое-что подготовил, Дмитрий Константинович, – произнес полковник Песков, открывая свою папку и доставая лист бумаги. – Здесь перечислены все, кто входил в группу Главного разработчика. Официально они не должны были иметь доступа к сверхсекретной информации. Но на практике бывает по-всякому. Вероятно, именно из этой группы произошла утечка закрытых сведений.

Макарычев требовательно протянул вперед руку:

– Давайте сюда.

Список был не очень длинным (всего девять фамилий), но как с ходу найти того, кто им нужен?

– Вы проверили их?

Песков кивнул:

– Двое умерли, остальные сейчас являются обычными российскими пенсионерами. Но вот на что я хочу обратить ваше внимание…

Полковник показал на первую фамилию в списке:

– Этот человек, Владимир Леонтьевич Широковский, в настоящее время проживает на Украине, в городе Черкассы. Я не исключаю, что он мог…

Макарычев неожиданно взорвался:

– Почему вы не приняли немедленных действий после получения такой сенсационной информации?! В течение одного часа сформировать оперативную бригаду и экстренно отправить ее в Черкассы! Выполняйте!

Песков собрался уже выполнять указание непосредственного командования, но у двери остановился и посчитал нужным сказать следующее:

– В конце концов, я не совсем понимаю, какую опасность сейчас могут реально представлять эти испытания. Ведь если так разобраться, Соединенные Штаты абсолютно не готовы применять новые виды вооружений. Психологически в большей степени, чем технически.

Полковник считался в управлении либералом. Но при этом столь филигранно отрабатывал любые оперативные комбинации, с таким блеском обычно реализовывал любые тактические ходы, что поневоле получил негласное разрешение говорить то, что думает. Макарычеву стало стыдно за свою вспышку. Уж кто-кто, а Песков не заслуживал такого резкого обращения…

– Главная опасность, Алексей Павлович, – устало произнес генерал-лейтенант, садясь за стол и закуривая сигарету, – я думаю, заключается в компактности генераторов. Если я правильно понял Ревякина, новейшая разработка появилась на свет накануне закрытия лаборатории. Кто знает, может быть, это и стало главной причиной прекращения исследований? Например, кто-то на самом верху, не будем уточнять, кто именно, посчитал, что в новых международных условиях испытания секретных видов вооружения – большая опасность для нашей страны, удар по ее престижу?

Полковник слушал, наклонив голову. Начальник 2-го управления многого недоговаривал, но Песков легко досказывал про себя то, что не хотел озвучивать генерал.

– Вы совершенно правы, когда говорите так про США. Все данные, которые мы имеем к настоящему моменту, тоже убеждают в этом. При полном тактическом и стратегическом превосходстве американских Вооруженных сил непросто представить, что они в состоянии реально вынашивать планы применения каких-то новых неведомых вооружений. Но с другой стороны, Алексей Павлович, кто им мешает проводить испытания, развивать соответствующие технологии? И спецслужбы США не всесильны. Вы представляете, что может произойти, если какие-то криминальные группировки или маргинальные державы похитят эти усилители, займутся политическим шантажом той же Америки? Я, кстати, не исключаю вот чего… – Макарычев остановился у окна, закрытого жалюзи, резко развернулся. – То, что все материалы и составные части установки находятся неизвестно где, позволяет предположить и такой неприятный вариант. Вдруг кто-то из них, – генерал ткнул пальцем в потолок, демонстрируя этим жестом, что имеет в виду высшее руководство страны, – уже выпустил джинна из бутылки? Что, если базовая установка продана или передана в обмен на некие информационные или материальные ценности какому-нибудь сомнительному политическому персонажу из другой страны?

– Разве такое возможно?

Макарычев вздохнул и включил электрочайник:

– К сожалению, Алексей Павлович, у нас возможно все, что угодно.

– Но Келлан утверждает…

– Не имеет значения! – Генерал вскинул вверх руку. – А вдруг это деза? Или очень хитрая двойная игра? Я даже не уверен, что на Украину заслана диверсионно-разведывательная группа непосредственно из США. Уж не вам это объяснять, Алексей Павлович… Времени почти нет. Келлан сообщал о середине августа. Скорее всего отряд уже на месте. Значит, в любое время может вступить в боевые действия с группой Митина. Кстати, то, что ДРГ собирается действовать на территории Украины, во многом развязывает нам руки. Немедленно формируйте оперативную бригаду. Информация должна быть получена от Широковского в кратчайшие сроки.

23

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

17.03

Нижний ярус, состоящий из бункеров, окружающих центр Полигона, пострадал значительно меньше надземных сооружений. Когда этот военный объект ликвидировали, то почему-то посчитали возможным оставить нетронутой сеть подземных коммуникаций. Создавалось впечатление, что кто-то надеялся в будущем возродить уничтоженное.

Правда, сырые тоннели, сделанные из особо прочного бетона, теперь вели в никуда, поскольку все переходы из одного сектора в другой и лифтовые кабины, обеспечивающие бесперебойную связь с верхними ярусами, были плотно замурованы.

Томсон двигался первым, разрывая темноту бункера узким лучом фонаря, тонким, как лазер. Майк и Берк, идущие следом, добавляли в беспросветную мглу подземелья еще две световые дорожки, которые, словно голодные собаки, обшаривали стены и пол.

Командир остановился около очередной замурованной двери, повернулся к Майку и Берку:

– Теперь попробуем решить задачу номер два. Судя по плану, длина этого тоннеля превышает полкилометра. Мы с вами прошли метров двести. За это время нам встретились шесть боковых ответвлений, вход в которые, как и здесь, невозможен. Логично допустить, что дальше ситуация принципиально не изменится. Вопрос: где может быть тайник? Мы, конечно, исследуем здесь каждый сантиметр, как только подтянется Ник. Но времени у нас мало. Поэтому хочу услышать ваши версии.

– Г-8 может в конце плавно перейти в другой бункер? – спросил Майк. Он немного позавидовал Берку, когда тот фактически самостоятельно решил задачу по поиску точного местонахождения нужного сектора, и теперь хотел внести свою лепту.

– Вряд ли. – Томсон опустился на влажный пол, вывел на дисплей ноутбука план Полигона. – Если не считать той первой развилки в двадцати метрах от выхода, тут нет боковых ходов. Во всяком случае, так явствует из этого плана.

Берк и Майк присели рядом, внимательно вглядываясь в изображения коммуникаций, к сожалению, относящихся только к среднему ярусу.

– Есть шансы, что тайник находится за одной из замурованных дверей?

– Шансы, Майк, есть всегда. Даже тогда, когда ты висишь над пропастью, ухватившись за пучок травы.

В тоннеле раздались постепенно приближающиеся гулкие шаги. Это возвращались Ник, Айс и Рич.

– Знаешь, Томсон, – заявил запыхавшийся Ник, тоже присаживаясь около командира, – похоже, их здесь нет. Мы досконально прочесали пять квадратных миль. Поверь моему чутью! Если бы они дежурили на Полигоне, то…

– Ник, – Томсон повернул голову в сторону своего заместителя, – я тебе не раз говорил о том, что у тебя есть одна идиотская черта, которая не позволяет тебе до сих пор стать руководителем своей собственной группы. Ты торопишься с выводами.

Он замолчал, вглядываясь в условные контуры бункера, который реконструировал на мониторе графический редактор.

– Надо ждать и фильтровать имеющуюся информацию.

– Ты тоже торопишься, Томсон, – с некоторой обидой произнес Ник. – Я как раз собирался сделать еще одно допущение, но ты меня перебил. Весьма вероятно, что российские пошли тем же путем и устроили облаву. Они могут не сидеть в засаде на одном месте, а планомерно искать нас на Полигоне.

– Могут. Еще как могут…

Томсон в эти минуты жил по особому графику, который некогда придумал для себя в обход обязательных требований. Основу такого экстремального режима составила «сборная солянка» из разнообразных восточных техник медитации.

То, чему его научили на закрытых семинарах в школах спецподразделений США, не хватило бы даже для элементарной импровизации. Американская модель поведения диверсанта или разведчика опирается на тщательно разработанные схемы взаимодействия между членами боевой группы. Природные англосаксы – удивительные формалисты. Они готовы до последней капли крови соблюдать параграфы любой бредовой инструкции, которую сочинил какой-нибудь яйцеголовый доктор на закрытой базе Пентагона.

А ведь каждое задание подобно игре. Руководитель – тренер, командир отряда – капитан сборной, бойцы – спортсмены. Кто в состоянии предельно объективно оценить ход соревнований? И нарушать принятые правила запрещено, чтобы в финале не сесть на скамейку запасных, тем более что находится она уже не в этом скорбном мире…

Перед рейдом их всегда проверяют. Многократно, последовательно, целеустремленно. Ни у кого не должно остаться сомнений, что все члены группы готовы к коллективным усилиям для достижения позитивного результата. Но любой план – всего лишь декларация о намерениях. А как происходит на практике? В отряд собрались люди, прошедшие долгий отбор, натренированные на мгновенное отражение внешней опасности, обладающие исключительной профессиональной специализацией. Все они в своем роде деятельности – мастера высшего класса. Обучены и координации совместных усилий, и резервному, «индивидуальному» варианту, когда вся тяжесть задания ложится на плечи одного человека. Однако, как справедливо говорят соплеменники Томсона, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Реальная боевая ситуация зачастую разбивает в пух и прах предварительные установки. И летит в тартарары проект филигранно задуманной комбинации. Почему? Да потому, что всего не предусмотреть никогда. Вот тогда и проверяются подлинные человеческие качества бойцов. Друзья познаются в беде. Или на задании. The friend in need is the friend indeed.

Томсон с давних пор был лишен наивности в оценке других людей. Человек – исключительно слабое существо (если не сказать грубее). Но все-таки есть определенные различия. Один будет спасать свою шкуру изо всех сил, не думая больше ни о чем, а вот другой вспомнит о том, что рядом с ним – боевой товарищ, у которого тоже есть семья, свои планы на будущее и который, возможно, в критической ситуации заслонит тебя от шальной пули, даже не успев понять, что жертвует собственной жизнью во имя соратника.

За все отвечает командир. Томсон это очень хорошо знал, иначе не смог бы уже в двадцать девятый раз выводить на особое задание группу бойцов. Именно поэтому коллективный мозговой штурм он считал совершенно излишним развлечением. Функции бойцов распределены задолго до начала операции, а вот что касается умственных усилий, направленных на решение конкретной задачи, то тут, простите, парни, – Томсон не один хот-дог на этом съел и никому не позволит вмешиваться в ход своих мыслей.

Уже во время своего первого рейда он отчетливо ощутил, что не нуждается в советчиках. Постоянные тренировки, которым Томсон уделял львиную долю своего свободного времени, закалили не столько его тело, сколько разум. Стоит сесть в позе лотоса на паласе посередине собственной комнаты, закрыть глаза и полностью сосредоточиться, как тут же возникает ощущение, что можешь работать чрезмерно эффективно. Работать – это прежде всего мыслить…

Сейчас он постарался максимально сконцентрироваться, как во время сеанса медитации в своей американской квартире. Верхний, средний, нижний ярус, бункер Г-8. Длинный центральный тоннель, несколько наглухо замурованных ответвлений. Впереди, судя по всему, их ждет такая же картина. Где тайник?

Быстрее, быстрее, Томсон. Думай, отбрасывай версии. Могла информация быть фиктивной? Нет. Исходные данные и сведения, которые сообщил полковник, сходятся. Проникнуть за двери? Пустой номер. Взорвать все бетонные «заглушки» невозможно. Детонацию не рассчитать, это раз. Времени в обрез, это два. Да и взрывчатки не хватит. А если допустить, что тайник отмечен маркером? Что это за знак? Как выглядит?

Томсон передал ноутбук Нику и подошел к замурованному входу, присел на пол, стал тщательно исследовать шершавую поверхность. А мысли бесплотными тенями разлетелись по всему длинному тоннелю, проникли за бетонные преграды, обшарили каждый темный закуток, сканируя все подозрительные углы, скрытые от прямого взгляда. С внешней стороны должен сохраниться какой-то ориентир. Ищи, думай, сопоставляй. Быстрее, быстрее, Томсон…

– Командир, – тихо произнес Берк, вглядываясь в экран ноутбука, – мы забыли про один конструктивный элемент.

– О чем ты? – машинально спросил Томсон, не переставая скользить рукой по бетонной стене, словно надеялся найти тайник именно в этом месте.

– Через каждые сто метров на потолке, – Берк поднял голову, – расположены отверстия вентиляционных шахт. Компьютер их тщательно рисует. Я одну из них видел у входа, она не замурована. Вот там мы только что миновали вторую.

– Неплохая версия, – подумав, заключил Томсон. – Пошли вперед.

Его мысли, как пчелы, уже роились вокруг небольших задвижек, прикрывающих входы в вертикальные тоннели, которые разрубали сверху вниз все сохранившиеся подземные сооружения Полигона…

24

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

17.35

Митин прошел метров двести по извилистым коридорам. В полном согласии со схемой ему встретились две развилки, из которых он неуклонно, будто сказочный богатырь, выбирал правые тоннели, как и утвердил сам для себя вначале. Наконец он оказался в тупике. Очередной ход завершился глухо замурованной стеной.

– Для чего они это сделали? – шептал Митин, проводя рукой по шершавой бетонной поверхности.

Было очевидно, что данная преграда появилась тут значительно позже времени строительства бункера, вероятно, незадолго до закрытия Полигона.

Словно какая-то сила притягивала к этому месту, а голос в сознании упрямо нашептывал: «Здесь, здесь надо искать. ДРГ где-то рядом…»

Митин думал о том, как интересно работает его интуиция, когда медленно возвратился обратно, где расстался со своей группой. Нет, не ощущалось чужого присутствия. Совершенно, полностью, но ведь что-то он почувствовал. Что именно?

– Глухо, – коротко пояснил Восток, первым появившись на месте сбора. – Есть, правда, ход куда-то вниз, но он конкретно завален. Америкосов там быть не может.

А вторая двойка вернулась с опозданием. Запад ничего не сказал, только отрицательно покачал головой.

Митин пристально всмотрелся в его лицо. Узкий луч фонаря безжалостно скользнул по зрачкам, заставив Алексеева отвернуться.

– Там точно ничего нет?

Алексеев молчал. За него ответил Север:

– Если не считать большой стаи летучих мышей. Тупик.

– Что у вас случилось? – Митин остановился рядом с Западом, пытаясь заглянуть ему в глаза, которые боец опустил к сырому бетонному полу тоннеля, на котором вкраплениями драгоценных камней в горной породе мерцали отблески спецназовских фонарей.

– Все нормально, Центр. Просто никак не можем решить, кто главный в двойке, – наконец произнес Запад, посмотрев на командира.

«Логично, но не верится, хоть ты тресни. Что там произошло? Бунтовать собрались?» Митин понимал, что в настоящий момент нет никакой возможности провести грамотный разбор. А сделать это необходимо – во время рейда любые «непонятки» опаснее замаскированной мины. Надо отложить до вечера…

– В двойках, Запад, нет старших и главных. И тебе это прекрасно известно. – Митин посмотрел на остальных спецов: – Двигаем за мной следом. Я нашел одно очень интересное препятствие. Вместе обмозгуем.

Они прошли до первой развилки, но тут вдруг Юг позволил себе высказать сомнения в верности командирской тактики.

– Седьмой бункер, и никаких следов. Может быть, все-таки они сюда и не совались? Ты же вступил в огневой контакт у реки, командир.

Митин развернулся и крепко сжал ремень «Грозы», висящей на плече Немчинова:

– Я, боец, за свою не очень долгую жизнь научился четко отличать подставу от реальных действий противника. Ясно?

Юг кивнул.

– Кто еще так считает? – Митин опустил руку, обвел взглядом лица спецназовцев, скупо освещенные светом фонарей.

И в эту минуту неожиданно понял, что отряд разделился поровну. Север и Юг, каждый в своей двойке, начали разрушительную работу. А критика при определенных условиях – это первый шаг к настоящей измене.

– Вот что я вам скажу, братцы, – Митин отступил на шаг назад, прислонился к стене, держа под прицелом своих глаз всю группу, – скажу единственный раз. Повторять больше не буду. Даже если я ошибся, выбирать не из чего. Допустим, ты прав, Юг. Но где мы станем сейчас искать ДРГ? В таком случае их след давно простыл. При подобном раскладе мы просто прозондируем весь Полигон и через два дня спокойно слиняем отсюда. Ноль – тоже результат. А за огневой контакт у реки отвечать придется мне. С вас взятки гладки. Поэтому, – Митин повысил голос, – иные варианты мы не обсуждаем. А принимаем за исходное условие, что диверсанты в эту конкретную минуту шарят где-то рядом с нами. И мы обязаны их найти. Это приказ!

Он поправил ремень «Кедра» и двинулся в тоннель. Бойцы послушно последовали за командиром. Никто не произнес ни слова. Лишь Север слегка толкнул локтем Алексеева. Вишняков хотел этим сказать: «А что я тебе говорил?» Запад сделал вид, что ничего не заметил.

К тому же очень быстро мысли всех спецназовцев переключились на другую тему. Когда они подошли к стене, которую обнаружил Митин в глубине самого дальнего коридора, то невольно замерли на месте. Тишину подземных коллекторов нарушил странный, довольно громкий звук, напоминающий работу сверлильного станка…

25

Черкассы

17 августа

09.41

Владимир Леонтьевич Широковский уже в течение многих лет жил в городе Черкассы, в небольшой однокомнатной квартире типового панельного дома.

Как и многие другие специалисты военно-инженерной сферы, служившие в рядах Советской армии, он полностью подчинялся командованию того подразделения, к которому был приписан. На Полигоне он в свое время занимал ответственный и важный пост. В течение десяти лет Широковский являлся тем сотрудником, обладающим особым статусом, которому вменялось в обязанности обеспечение технического обслуживания установки. Именно ему и было приказано после закрытия Полигона провести совершенно секретную операцию…

Владимир Леонтьевич догадывался по многим косвенным признакам, что санкция на проведение этой операции исходила от структур, формально никак не связанных с командованием военного Полигона. Более того, подозревал инженер Широковский также и то, что его задание трудно назвать официальным. Подобный приказ отражал сложнейший расклад сил в руководстве Министерства обороны и спецслужб.

После распада СССР прошло уже немало лет. Владимир Леонтьевич был гражданином независимой Украины, вел спокойную жизнь пенсионера и редко вспоминал события конца восьмидесятых годов, в которых сыграл немалую роль. А если вспоминал, то, как правило, не утруждал себя размышлениями о том, правильным ли и адекватным был тот приказ, который ему некогда пришлось выполнять. Дело давнее…

Это летнее утро начиналось как обычно. Владимир Леонтьевич проснулся, сделал небольшую зарядку, умылся, позавтракал кефиром и свежей булкой и собрался идти в гараж, где дожидались хозяина не очень новые, но вполне приличные «Жигули» девятой модели. Супруга его умерла пару лет назад, и Широковский жил теперь один, изредка встречая сына с семьей, приезжавшего из Киева навестить отца.

Возиться с машиной было его любимым занятием. На стенах гаража бывший инженер соорудил полки, где аккуратными рядами размещались автозапчасти, многие из которых поступили от клиентов Владимира Леонтьевича. В последнее время он зарабатывал тем, что занимался скромным ремонтом машин. Вся округа предпочитала обращаться к Широковскому. Исполнял заказы он не очень быстро, но чрезвычайно качественно. Существенным «плюсом» являлось и то, что стоимость услуг была дешевле любого автосервиса.

Владимир Леонтьевич запер квартиру и стал спускаться во двор. У самого выхода из подъезда его окликнули:

– Прошу прощения, вы Широковский?

Инженер вздрогнул и остановился. С лавочки поднялись два крепких высоких человека, шагнули вперед. Один из них, в темном костюме, с сумкой через левое плечо, похожей на старинный кофр, сказал, внимательно глядя на него:

– У нас к вам серьезное дело. Надо побеседовать. Давайте поднимемся наверх.

– Кто вы?

– Владимир Леонтьевич, это не имеет особого значения, – улыбнулся человек в темном костюме, – просто я прошу вас уделить нам хотя бы полчаса.

Широковский в своей жизни повидал немало. В частности, он много общался с теми, кто относился к числу лиц из «соответствующих органов». Выглядели эти люди, конечно, по-разному, но была у них некая родовая общность. Любой сотрудник спецслужб, не важно, занимался он разведывательной или контрразведывательной деятельностью, относился к армейским или государственным структурам, тем не менее нес на себе незаметный отпечаток секретной работы. Внешность, как правило, ничем не примечательная, как вот у этого сорокалетнего мужчины в темном костюме.

Да и его лексика подтверждает первоначальную версию. Ни один представитель криминала никогда не начнет так беседу: «У нас к вам серьезное дело. Надо побеседовать». И мент, пожалуй. Не говоря уже об обычном человеке…

– Все-таки кто вы? – Широковский не испугался, придя к такому выводу. Никаких грехов за собой он не знал, но интуиция подсказывала, что пришли его «зондировать» по старым делам, которые были в годы жизни не существующего ныне государства Советский Союз.

– Я повторяю, Владимир Леонтьевич, – улыбка человека в темном костюме стала шире, – что это не имеет особого значения. Достаточно сказать одно: нам необходимо с вами побеседовать. Не стоит бояться. Мы не бандиты.

– Бесспорно, – Широковский тоже улыбнулся, продемонстрировав нехватку передних зубов на верхней челюсти, – бандитам от меня ничего не нужно. Я беден.

Мужчина в темном костюме покачал головой. Пожилой инженер был, похоже, довольно крепким орешком. Такого на мякине не проведешь. Придется играть в открытую…

– Нас интересуют некоторые обстоятельства вашей работы на секретном Полигоне в восьмидесятые годы, – отчетливо произнес он, давая понять, что оценил выдержку Широковского.

И вытащил из кармана удостоверение сотрудника Службы безопасности Украины.

26

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

17.24

Второе вентиляционное отверстие находилось всего в ста шагах. Оно было метрах в трех от пола, поэтому Томсон забрался на плечи Айса и Майка. Фонарь высветил квадратную задвижку с длиной стороны около полутора футов. В этом месте она была приоткрыта.

Томсон потянул на себя металлическую дверку. Из глубины шахты потянуло свежим воздухом, проникающим сквозь решетку с крупными ячейками. Тщательно ее обследовав, Томсон спрыгнул вниз.

– Идем дальше. И как можно быстрее. Не забывайте, что у нас в запасе уже меньше суток.

Третий вентиляционный колодец был перекрыт снизу прямоугольной бетонной коробкой.

– Это распределительный блок, – заявил командир, освещая тонким лучом фонаря многочисленные ручки рубильников. – Возможно, бункер до сих пор подключен к электросети.

– Ламп я что-то тут не видел, – мрачно произнес Ник, недовольный тем, что командир взял на себя всю работу по поиску тайника. Остальным бойцам приходилось молча следовать за Томсоном, словно новичкам во время проведения учебной работы в школе спецназа. – Что нам это дает?

– Кабели перерезаны, – Берк прошел вперед на десять шагов и указал рукой на два змееподобных отростка, висящих на стене, – поэтому свет тут не включить даже при наличии ламп.

Томсон ничего не сказал, ковыряясь с задвижкой, закрытой здесь на массивный проржавленный запор. Только через две минуты он смог, резко дернув на себя дверцу, отворить крышку вентиляционного люка.

– Дубль номер два. Все то же самое.

Он спрыгнул на пол и внимательно посмотрел на лица своих бойцов, едва различимых в тусклом сиянии маленьких фонарей, прикрепленных к беретам.

– В запасе у нас только две шахты. Две фишки для твоей версии, Берк. Потом ее можно смело выбросить в мусорную корзину.

Через полчаса группа обследовала весь тоннель. А Томсон, внимательно изучив еще пару задвижек, выдал окончательный вердикт:

– Все, парни. Партия. Тайника в шахтах нет и быть не может.

Все долго молчали, присев на сырой пол.

Томсон снова вернулся к практике своих медитаций, пытаясь учесть любые возможные варианты поиска. Его мысль светящимся курсором летала по подземельям, прыгала на стены с легкостью дикой кошки, взлетала под потолок. Где искомая точка? Как ее найти?

Он махнул рукой спецназовцам и двинулся вперед, ни на секунду не прекращая размышлять, отбрасывая в сторону осколки несостоявшихся гипотез.

Через сто метров тоннель неожиданно уперся в стену.

По плану, который реконструировал графический редактор на компьютерном экране, здесь не должно было быть никаких преград. По всем расчетам, впереди находилось еще как минимум метров двести подземных коммуникаций.

Тупик ничем на первый взгляд не отличался от стен бункера. Такая же шероховатая бетонная поверхность. Не заметно было никаких следов последующего проникновения. Никто явно не пытался сделать здесь какой-то тайник. Или сделал все так, что найти место его устроения теперь невозможно.

– Ну и что скажете, джентльмены? – насмешливо спросил Томсон, разворачиваясь лицом к своим бойцам.

– Нужно ломать. – Ник указал на внезапно появившуюся преграду. – Что еще скажешь?

– Очень просто. Уходя из бункера, они поместили тайник в конце тоннеля, а потом замуровали подходы, – заявил Майк.

– Может быть, что так все и есть на самом деле, – медленно произнес Томсон. – Только проверять вашу версию я не стану. Вероятно, толщина этой стены вполне сопоставима с внешней. Нашей взрывчатки не хватит для таких экспериментов. Я уж не говорю о том, что не исключен завал. А хуже того, если мы заодно уничтожим и сам тайник.

– Подожди, командир, – сказал Берк.

Он присел на корточки у левого края преграды и что-то рассматривал на уровне пола.

– Здесь вторичная заплатка. Посветите!

Лучи шести фонарей направленным пучком уперлись в угол стены, выхватывая из тьмы неровную выпуклую окружность в полфута диаметром, явно маскирующую какую-то внутреннюю полость…

27

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

17.35

Звук прервался так же внезапно, как и возник.

– Может, послышалось? – тихо спросил Север, прижимаясь ухом к бетонной поверхности.

– Ветер Полигона у нас в ушах шумит, – схохмил Восток, но, приложившись к стене в другом месте, резко замахал рукой. – Идите сюда…

Все бойцы последовали его примеру. Только уже не было необходимости так тщательно вслушиваться. Неожиданно резкий, высокий, сверлящий звук, живо напоминающий работу портативной бормашины в руках стоматолога, ворвался в пространство тоннеля.

– Словно болгаркой орудуют в соседней квартире, когда там ремонт затеяли, – тихо сказал Юг.

А Митин безмолвно рванул назад, лишь махнув рукой всем следовать за ним. Легким стремительным бегом спецы вырвались из подземных лабиринтов к солнечному свету.

Командир сказал только одну фразу:

– Восток и Юг наверху.

Это означало, что первая двойка должна контролировать группу на дневной поверхности. Восток и Юг тут же бросились вперед, выдерживая дистанцию в пятьдесят метров, чтобы широким охватом, как клещами, сжать территорию возможного огневого контакта. Им ничего не нужно было дополнительно объяснять. Схема силового столкновения продумана досконально, до деталей. Если командир вспугнет бойцов противника, они, словно барсуки, зажатые в норе, постараются выскочить наверх другим путем. И попадут под пули охранной двойки.

Сам Митин, сопровождаемый боевым охранением в составе Севера и Запада, рванулся в обход густых зарослей туда, где должен был находиться тот самый тоннель, откуда исходил мерный сверлящий звук. Вход в подземный бункер здесь не скрывала завеса из дикой вишни и терновника, что, как мимолетно отметил про себя Митин, могло служить дополнительным предупреждением для вывода – недавно тут проходили люди. Краем глаза он увидел сломанную ветку и стремительно перевел «Кедр» в боевой режим.

Внутрь они вошли совершенно бесшумно, словно курсанты, возвращающиеся в казарму после ночной самоволки.

Митин сделал несколько быстрых шагов и поднял руку. Это означало, что следующие в трех метрах сзади Север и Запад должны застыть на месте.

В гулкой тишине подземных коллекторов не слышалось ни одного постороннего звука. Лишь, медленно стекая по сырым стенам, капала в лужу у стены вода.

Митин полминуты колебался. «Неужели мы их спугнули? Да нет, не может быть».

Он пошел вперед, затаив дыхание. Чужое присутствие, где ты? Хотя, когда рядом находятся бойцы из твоего отряда, выпустить на свободу бессознательный механизм поиска очень сложно.

Через пятнадцать метров коридор плавно поворачивал направо. Командир замер, внимательно вглядываясь в это ответвление.

Темноту подземного коллектора, казалось, только усиливало гулкое сырое безмолвие, словно зрение, осязание и слух объединились в единое целое, воздействуя всеми возможными способами на сознание человека, осмелившегося проникнуть в это царство мрака.

Митин осторожно двинулся дальше, отслеживая звучность каждого шага. Так идет сапер по минному полю, рискуя в любое мгновение взлететь на воздух. Почему-то он все больше и больше уверялся в том, что они «тянут пустышку».

Длина тоннеля по всем первоначальным прикидкам не очень значительная. Максимум полкилометра. На всем протяжении этого подземного маршрута расставлены своеобразные маркеры, фиксирующие пройденное расстояние. Это задвижки в верхней части стены, закрывающие доступ в вентиляционные шахты. Они расположены через каждые сто метров.

Когда Митин миновал вторую из них, то пришел к однозначному выводу – тоннель пуст. Поэтому, не задерживаясь ни мгновения, немедленно повернул обратно.

– Что же такое? – бормотал Митин. – Как же я мог ошибиться? Ведь по плану здесь только один бункер…

Пусто! – коротко бросил командир двум бойцам, дожидавшимся его у входа в подземный коллектор. – Надо смотреть с внешней стороны вход в ближайший тоннель.

Запад, не дожидаясь приказа командира, кивнул и призрачной тенью выскользнул на дневную поверхность. Митин его не остановил, поскольку понял, что парень хочет самостоятельно исследовать снаружи соседнюю часть стены. Он только сделал знак Северу оставаться на месте.

28

Черкассы

17 августа

10.12

Они говорили уже полчаса. И чем дальше, тем больше Широковский убеждался в том, что к Службе безопасности эти люди не имеют никакого отношения. Более того. По-видимому, вообще не имеют отношения к официальным армейским или государственным структурам Украины. Поэтому инженер отвечал на задаваемые вопросы коротко, двусмысленно, недостаточно четко и ясно.

– Нас не устраивают, Владимир Леонтьевич, подобные объяснения, – не выдержав, произнес мужчина в темном костюме (его кофр во время беседы стоял около кресла в комнате инженера). – Потрудитесь, пожалуйста, говорить максимально основательно. Надеюсь, вы понимаете, что это и в ваших интересах.

Широковский долго молчал. Его не торопили. Инженер сидел в кресле, потирая руки, низко опустив голову (оба незваных посетителя предпочитали находиться на ногах, опровергая известную истину, что в своих нижних конечностях нет правды; один молча стоял у окна, время от времени бросая незаметные взгляды вниз, а старший в темном костюме неспешно прохаживался вдоль книжных шкафов).

– А вы понимаете, уважаемые гости, что я довольно опытный человек? – наконец произнес Широковский, цепко взглянув на собеседника. – Вы же должны знать, что по литерной системе допуска к военной тайне я имел в те годы наивысший статус. Поэтому у меня нет сомнений, что в киевских спецслужбах вы не работаете. Я догадываюсь, кто вы. И если я сообщу ту информацию, которая вам нужна, то, извините, самым естественным образом перейду в разряд изменников собственной родины. Я уж не говорю о том, что ваша деятельность здесь является абсолютно противозаконной. Вот так, товарищи москвичи…

Мужчина в темном костюме внимательно выслушал эти довольно смелые сентенции, переглянулся с напарником, подошел к противоположной стене комнаты, сделав вид, что рассматривает репродукцию картины какого-то малороссийского художника девятнадцатого века на отрывном календаре, где несколько гарных дивчин у плетня с живописными крынками весело общались с группой веселых хлопцев. Не оборачиваясь, стал говорить:

– Видите ли, данное дело сейчас имеет особое значение. В самое последнее время нашими старыми разработками заинтересовались за границей. И нельзя сказать, что это дружественная по отношению к России страна. Именно поэтому сведения, которые мы надеемся от вас получить, для нас столь важны. Советую вам, во избежание нежелательного развития событий, все-таки изложить информацию максимально точно.

Широковский усмехнулся:

– Вы считаете, что вы, представители спецслужбы чужой страны, можете приказывать мне? А что, если я сейчас наберу номер Службы безопасности Украины? У меня, между прочим, там приятель работает. В высшем звене.

Мужчина в темном костюме резко развернулся и шагнул к столику у кресла. Прямо глядя в глаза Широковскому, жестко произнес:

– Не советую этого делать. По одной простой причине. Если мы не получим необходимых сведений здесь, на месте, то реализуем запасной вариант. Вряд ли он вам понравится.

– И какой же это вариант?

Широковский уже все понял, но пытался «держать марку». Он сохранял на лице некое подобие презрительной ухмылки.

– Нелегально вывезти тебя в Россию. Сомневаюсь, что в этом случае ты сможешь вернуться обратно.

– А вот пугать меня не стоит. Я уже перебоялся. Впрочем, – инженер прищурился, – я думаю, что те сведения, которые вы так стремитесь получить от меня, легче всего обнаружить непосредственно в Москве. Почему, можете вы спросить? А вот почему. Вам нужно понять, чем я занимался во время и сразу после закрытия Полигона? Зачем же было ехать так далеко с поддельными документами Службы безопасности Украины? Мне приказывали люди из Москвы, не имеющие отношения к моему непосредственному командованию. Я так полагаю, что они были как раз из вашего родного центрального департамента.

– Мы не из ФСБ, – произнес человек в темном костюме и улыбнулся. – Откровенность за откровенность, Владимир Леонтьевич.

– Ладно, слушайте, делать нечего. – Широковский встал с кресла, налил полстакана пива «Оболонь» из открытой бутылки, выпил, потом подошел к собеседнику. – Все очень просто. Меня вызвал Начальник Полигона. Это было уже через месяц после официального закрытия. Там вывезли все оборудование, размонтировали все установки. Полк военных строителей доламывал наземные сооружения. Начальник Полигона был убежден, что все два яруса бункеров около Центра управления просто взорвут, потом навалят земли во внутренние полости и разровняют сверху. Но вот он вызвал меня и сказал, что люди из центрального аппарата КГБ требуют для каких-то своих целей прислать на Полигон того самого специалиста, который занимался обслуживанием инфраструктуры нижних помещений. Догадываетесь кого?

Широковский говорил отрывисто и резко. Чувствовалось, что он серьезно разозлен на нежданных дознавателей.

– Представитель КГБ сказал мне следующее: «Мы передаем вам компоненты генераторов, которые тестировали в московской лаборатории и на самом Полигоне. Никто лучше вас не знает расположения подземных коллекторов. Вам надлежит в кратчайшие сроки оборудовать в одном из нижних бункеров тайник и поместить туда двадцать четыре образца усилителей. Код доступа будет известен только вам и мне». Потом еще попугал меня немного. Мол, если я кому-нибудь когда-нибудь… Но не на того напал. Я всю жизнь с военными тайнами дело имею, научился язык за зубами держать. Вы вроде это уже поняли?

Собеседник весь напружинился, подался вперед, понимая, что получает сейчас вожделенную сверхсекретную информацию, которую ему, по приказанию ГРУ, нужно было как можно быстрее сообщить в Москву.

– Но какой был в этом смысл?

– Я думаю, – Широковский налил себе еще пива в стакан, – что этот товарищ вел свою игру. Вероятно, компоненты генераторов, как экспериментальные разработки, предполагалось уничтожить. И вот он решил для каких-то своих нужд сохранить усилители. Теперь понятно, – он улыбнулся, – для каких. Все на продажу…

– Как его фамилия?

Гэрэушник с уважением смотрел на пожилого инженера. Он с такой скоростью выстроил безупречную, с точки зрения логики, цепочку причинно-следственных связей, которой порой не хватало самым матерым представителям разведки.

– Стеклов. Игорь Стеклов. Кстати, имейте в виду, – Широковский пристально посмотрел в глаза собеседнику, – подчеркиваю это… Там хранятся не обычные генераторы лучей, а усилители, опытные образцы. Я не знаю результатов работы московской лаборатории Ревякина, но по тем двум контрольным испытаниям, которые провели на Полигоне, могу утверждать: убойная штука.

– Какой код? Где находится тайник?

– Г-8. Замурованный бункер на нижнем ярусе. Левый край у самого пола.

Визитеры уже собирались уходить, но Широковский их задержал. Стоя у двери, он раздельно произнес:

– Мой вам совет, москвичи. Не знаю, кто их хочет найти, но вреда от этих генераторов будет немало. Я бы, честно сказать, их вообще уничтожил…

29

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

17.48

Томсон не мешкал ни минуты.

Айс и Рич достали имеющиеся в запасе портативные сверхпрочные сверла с титановыми наконечниками и приступили к вскрытию бетонной «заплатки».

– Ты думаешь?.. – начал Ник, но Томсон его прервал, коротко бросил:

– Пятьдесят на пятьдесят.

Через пять минут аккуратной работы Рич, убирая раскрошенные куски бетона, обнажил довольно широкую внутреннюю полость. Начал искать в темноте…

– Что-нибудь есть? – одновременно спросили Ник и Майк.

– Я сам, – Томсон передал ноутбук Берку, легко оттолкнул Рича, лег на пол, посветил фонариком в отверстие. Потом, просунув руку почти по плечо, долго ковырялся. Спецназовцы безмолвно застыли рядом. Никто больше не решался задавать вопросы, все ждали, что откроется там, в глубине неожиданно обнаруженного провала…

– Здесь боковая задвижка, – через две минуты произнес Томсон, поднимаясь. – Расширяйте отверстие.

Айс и Рич интенсивно крушили куски бетона еще в течение двух минут, пока свет шести фонарей не осветил наконец небольшой металлический прямоугольник.

Томсон достал из футляра, прикрепленного к ремню, специальный нож, на рукояти которого уместился набор инструментов. Тонким аккуратным зубилом поддел край задвижки, рванул на себя, с усилием приоткрыл дверцу.

– Металлический куб с длиной ребра полтора фута, – пояснил он, исследовав открывшуюся полость.

– И там… пусто? – Ник взял на себя инициативу от лица всех бойцов.

Томсон медленно выпрямился, прислонился к шероховатой стене. Сейчас очень важно не показать подчиненным своей радости. Уже сколько раз бывало так: полученный с помощью неимоверных усилий результат здорово расслабляет группу, если командир тут же дает понять, как велика была роль каждого спецназовца в достижении успеха. В финальной части любого рейда от таких похвал больше вреда, чем пользы. Сейчас требуется максимальная сосредоточенность, чтобы стремительно и грамотно покинуть Полигон, а вслед за ним – и территорию Украины.

Кроме того, Томсон колебался и в связи с другими обстоятельствами. Формально курировал операцию Пентагон, но было совершенно очевидно, что полученные материалы в большей степени интересуют американские спецслужбы. Гриф секретности – наивысший. Ему недвусмысленно дали понять, что сведения, которые диверсионной группе следовало добыть на Полигоне, представляют неимоверную ценность, а потому никто из членов отряда не мог даже в первом приближении знать о подлинных целях операции. Томсон кое о чем имел смутное представление. И эти невнятные факты приводили его к не очень приятным выводам: в тайнике должны находиться компоненты генерирующих приборов какого-то чрезвычайно мощного неизвестного оружия, военное использование которого чревато массовой гибелью мирных людей…

– Нет, там не пусто, – глухо проговорил командир. – Но я не уверен, что это наши объекты. Рич, сделай тест на радиоактивность. Мы не можем рисковать. Слишком высокая цена.

– Какие же варианты? – осторожно спросил Ник. – Дублирующая захоронка? Фальшивый тайник?

Томсон промолчал, демонстрируя негласное опровержение подобных версий. Он даже отошел в сторону, предоставляя бойцам самостоятельно прийти к нужному выводу.

– Чисто, – произнес Рич через пару минут, убирая в наплечный мешок тест-прибор.

– Ну вот и здорово. – Томсон опять опустился на влажный бетонный пол и вытащил из металлического ящика, прикрытого задвижкой, контейнер защитного цвета. Он был опломбирован и заперт на два врезных замка.

Наступал критический момент.

Ошибка возможна всегда. Если диверсант-разведчик играет роль сапера, то, соответственно, и последствия будут соответствующие. Права на повторную попытку никто не предоставит…

Томсон присел на корточки и достал свой инструментарий, компактно размещенный на рукояти боевого ножа. Аккуратно перекусил проволоку, удерживающую пломбу, последовательно вскрыл оба замка.

Медленно, почти не дыша, приоткрыл крышку, слегка заскрипевшую проржавленными петлями…

Внутри ровными рядами, как слитки золота в банковском хранилище, лежали черные прямоугольные предметы, помеченные сверху цифровыми обозначениями.

Как и ожидалось, командир группы увидел сбоку, на боковой стенке, комбинацию-пароль, которая стала известна кураторам операции от своего источника в Москве. «Г-8-24-Б». Попадание в десятку!

Томсон улыбнулся:

– Дело сделано, джентльмены…

30

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

17.48

Митин впоследствии часто думал о том, как бы развивались дальше события, если бы они не бросились столь поспешно в первый бункер, встреченный им по ходу…

Свойство акустики больших помещений – наблюдатель не в состоянии математически точно зафиксировать путь распространения звуковой волны. Источник звука может находиться совсем не в том направлении, как это кажется изначально.

Сложная сеть подземных коммуникаций, имеющая радиальную структуру, видимо, планировалась с учетом одного существенного обстоятельства безопасности – человек, не знакомый с точным расположением тоннелей среднего и нижнего яруса, заплутал бы во многих местах, как в лабиринте.

Запад, сходивший на разведку и исследовавший стену снаружи, вернулся обратно через три минуты.

– Вход во второй тоннель метрах в сорока правее. Но туда однозначно никто не совался. Все густо заросло. Без секатора не проберешься. А дальше глухо. Следующий бункер метров через двести.

Митин ничего не понимал. Он спешно развернул карту, присел на пол и, подсвечивая маленьким фонариком, внимательно вгляделся в схему подземных сооружений. Бункеры, словно лучи, разбегались от Центра управления где на пятьсот, где на семьсот метров, а в отдельных случаях достигали длины целого километра. Но схема безусловно не была точной. В ГРУ группу спецназа снабдили приблизительной условной картинкой, лишь в самых общих чертах отражающей реальное размещение тоннелей нижнего и среднего ярусов. По-видимому, это был план одного из вариантов первоначального строительства, возможно, впоследствии сильно измененный в соответствии с тактическими задачами данного участка.

Этот бункер именовался кодом Б-6 и имел по соседству бункер А-4 и бункер Г-8, видимо, тот самый, который отметил Запад. Но вот что было интересно! Со стороны дневной поверхности у многих тоннелей можно было наблюдать закругленную прямоугольную площадку, на которой пунктирной линией показывался еще один ход, тоже выводящий наружу, зачастую на значительном расстоянии от основного направления. Митин не обратил на это раньше внимания, посчитав, что так изображались наглухо замурованные запасные ответвления, оставленные для каких-то целей при строительстве подземных коммуникаций. А что, если какие-то из этих ответвлений сохранились? Вдруг американские диверсанты ушли именно этим путем? Можно даже допустить, что некоторые тоннели соединялись и где-то в глубине. Наверное, там все перекрыто, но чего только не бывает…

Кажется, оставалось очень мало вариантов. А именно – либо этот, либо соседний тоннель имели боковые ответвления, уводящие в сторону, не важно, налево или направо, но однозначно не сразу в направлении выхода. Что, если американцы быстро свернули в какой-нибудь дублирующий запасной аппендикс?

– Пройдите тоннель до конца. Дистанция два метра. Фонари не зажигать, – приказал Митин. – Если найдете боковой ход, внутрь не соваться. И срочно бежать назад. Я иду наверх.

Его предположение может быть очень далеко от истины. Необходимо выявить строение соседнего бункера Г-8. Скорее всего именно оттуда и был слышен звук, напоминающий работу бормашины в кабинете стоматолога! Но как это сделать, если вход туда, как только что проверил Запад, глухо зарос кустарником? Вывод: должен быть еще один ход. Его надо найти за считаные минуты…

Командир отряда скользнул в лаз, направив вызов по рации находящимся в охранении Востоку и Югу. У них было глухо. Это означало, что все «ворота» в бункеры на фронтальной поверхности американцы не использовали. Затаиться они не могли. Да и с какой стати, если группа Митина передвигалась по всем правилам проведения спецопераций, с исключительной осторожностью и четкостью, практически бесшумно?

Выбравшись наверх и нырнув под завесу колючего кустарника, плотно ограждающего стену от внешнего наблюдения, Митин осторожно прошел тридцать метров, выискивая второй спуск в бункер Г-8. Потом стал медленно пробираться к заросшему терновником входу, обнаруженному Западом.

Затаив дыхание, последние метры командир группы преодолел ползком. Завеса кустов нигде не тронута. Вот небольшой глинистый отвал в том месте, где недавно прошел под землей крот. Он как раз напротив лаза. Если бы тут двигался отряд, то хотя бы один человек, хотя бы с краю, но оставил отпечаток своей обуви. Но нет, чисто, даже трава рядом не примята. И наиболее существенный факт – кусты нигде не тронуты, ни одна ветка не сломана.

Интуиция вела его дальше, как путеводный компас.

Запад ошибся. До входа в бункер Д-10 было не двести, а сто двадцать метров. Все это расстояние Митин проскользнул легко и стремительно, подобно хорьку, вышедшему на охоту. И в какой-то момент замер, прижавшись к земле, отработанным движением перебросив вперед пистолет-пулемет «Кедр».

Словно Робинзон Крузо, увидевший на песке необитаемого острова след человеческой ноги, Митин получил первое достоверное свидетельство того, что он движется в верном направлении. У входа в бункер Д-10 был аккуратно, до высоты одного метра, срезан терновник, открывая путь в подземный ярус…

31

Северо-восточная Украина

Окрестности войсковой части

17 августа

18.10

Полковник Калмыков шел по выжженной степи, вспугивая кормящихся перепелов.

В голове был полный сумбур. События последних суток словно раствором кислоты уничтожили воспоминания о прежней, довольно стабильной жизни. Мощным смерчем ворвалась в его судьбу эта чудовищная фантастическая история. Дорога с Полигона, убитый водитель Бобриченко, темный подвал, допрос, бессонная ночь и раннее утро, когда Калмыков мысленно уже себя похоронил. Завершение этих злоключений поражало больше всего – невероятное благородство командира диверсионной группы трудно было объяснить какими-то рациональными мотивами…

Полковник не мог ответить себе даже на простейший вопрос: совершил ли сегодня предательство или нет? С одной стороны, нет. Действительно, если поиск планов размещения закрытых помещений на территории Полигона связан с давними делами, тогда командир этой странной группы абсолютно прав. Но…

Калмыков остановился. Они убили его водителя, военнослужащего срочной службы. Самая настоящая диверсионная акция. В сложившихся обстоятельствах полковник должен немедленно оповестить командование. И как можно скорее выслать на территорию Полигона спецназ для захвата этого отряда.

Полковник не считал себя образцом нравственной чистоты. Он очень на многое вынужденно или из осторожности закрывал глаза и даже не гнушался получать некоторую финансовую помощь от прапорщиков своей части, отвечающих за административно-хозяйственное обеспечение подразделений, которые ухитрялись открыто воровать военное имущество в особо крупных размерах в течение многих лет и ни разу не загреметь по соответствующей статье. Да и сам процесс присяги новому государству сопровождался таким количеством мелких, но довольно омерзительных деталей, что Калмыков откровенно не мог ответить самому себе на такой простой вопрос: «А сколько раз ты изменил боевому знамени, сколько раз перешел через линию фронта?» Очень может быть, ни разу. В принципе полковник был почему-то убежден в том, что предательство – категория сугубо личной оценки. И защищал собственное «я» набором формальных оснований.

Однако на сей раз происходило нечто из ряда вон выходящее. Какая-то неведомая диверсионная группа, однозначно засланная сюда из-за границы (возможно, что из России, хотя вряд ли со стороны официальных властей) для того, чтобы получить планы подземных сооружений давно уже не действующего Полигона, нападает на армейскую машину, убивает водителя и начинает планомерный допрос начальника штаба. Невероятное событие! И главное, какими словами докладывать о случившемся командиру части?

Калмыков представил, сколько в ближайшее время соберется здесь всяких проверяющих. Можно ожидать и прибытия комиссии из Министерства обороны. Приедет какой-нибудь «западенец», который терпеть не может восточные районы, и устроит показательную порку всего командного состава. А крайним окажется как раз он, не обеспечивший должной защиты своих рекогносцировочных поездок и по непонятной причине не тронутый диверсионной группой. Теперь под угрозой не только проведение командно-штабных учений, но и его служба в армии. Если же в действие вступит Служба безопасности, можно ожидать и более неприятных вещей. И самое последнее, особенно неприятное. Именно ему придется сообщать о трагедии семье Бобриченко…

– Эх ты, полковник! – пробормотал он, взбираясь на очередной холм.

За гребнем возвышенности, около геодезического знака, наконец показался поселок. Калмыков, тяжело дыша после подъема, присел на траву, опираясь спиной о металлическую опору триангуляционной вышки.

Он представил, как спустя двадцать минут войдет в ворота контрольно-пропускного пункта. Все подразделения, безусловно, живут в особом режиме. Что уж тут говорить? За годы службы полковник не помнил случая, когда убивали военнослужащих, да еще за пределами территории войсковой части, и похищали начальника штаба.

Калмыков не сомневался, что об этом уже стало известно в части. Так же как и в том, что в ближайшие же часы с ним начнут работу представители военной контрразведки. На время следствия он, несомненно, будет отстранен от занимаемой должности.

Нельзя терять время! Безусловно, сообщили домой – жена и дочка с ума сходят.

Полковнику не повезло. За долгие часы пути по выжженной степи он не встретил никакого попутного транспорта. В одном месте Калмыков заметил работающий вдали трактор. Но как только полковник направился в ту сторону, трактор, словно угадав его стремления, довольно быстро уполз за гребень очередного холма. Ориентируясь по линиям лесополос, он потратил на путь к родной части почти целый день.

Спускаясь с холма, на котором замечательным ориентиром в течение последних двух часов, словно маяк, указывающий верное направление, возвышалась триангуляционная вышка, Калмыков не смотрел по сторонам, где рос редкий терновник. Его взгляд был прикован к далеким очертаниям военного городка, до которого он должен был добраться, поэтому не обратил внимания на то, как справа, из глубины небольшого оврага, едва скрытого завесой кустарника, вынырнули, будто ожившие призраки, четыре вооруженных человека.

– Не стоит торопиться, полковник.

Едва взглянув на них, Калмыков замер на месте. Он все понял…

32

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

18.12

Метров за сорок до выхода из бункера Г-8 Томсон задержал весь свой отряд.

– У нас сейчас только одна задача – грамотно отсюда испариться. Если я не ошибся в своих расчетах, российский отряд где-то совсем рядом. Если мы не сможем чисто уйти, придется принять бой. Но напомню: до утра мы должны быть в поселке. Берк свяжется с Джо, когда мы покинем территорию Полигона. Вопросы есть?

Бойцы молчали. Они давно научились скрывать свою радость в тех случаях, когда конечные результаты рейда еще не достигнуты. Многие знали на горьком опыте, что преждевременное торжество может быть чревато крайне негативными последствиями. Расслабишься на несколько минут, утратишь бдительность – и попадешь под прицельный огонь противника…

Когда Томсон собирался уже отдавать приказания спецам занять огневые позиции у выхода, Ник позволил себе совет:

– А может, командир, попробуем вон там…

Он указал на темнеющее ответвление, уходящее влево под косым углом.

– Я его исследовал, – подал голос Майк, – тоннель идет параллельно стене метров сто, потом выводит наверх, но там не прорваться. Густые заросли, весь камуфляж изорвем. Я и так все плечо исполосовал снаружи об эти поганые кусты. Тут минут десять надо все это резать на совесть. Иначе впустую.

– Разрежем, какие проблемы?

Сейчас, на оптимистической волне, роль командира становится еще более значимой.

– Томсон, а ты уверен, что мы заходили сюда через бункер Г-8? – вдруг спросил Берк.

– Почему такие сомнения?

– Нет ничего проще. Включи карту.

Томсон опешил. Стоило ему подумать о том, что в эти часы необходимо парней держать в ежовых рукавицах, как Берк позволил себе совершенно возмутительное высказывание. Ладно бы, если еще на привале, вдали от опасного Полигона, где по пятам следом за ними идет российская диверсионная группа. Или сегодня перехвалили бойца и он возомнил себя более крутым, чем командир?

– Что ты хочешь мне показать? – процедил сквозь зубы Томсон, и не пытаясь включить свой ноутбук.

Берк понял, что в настоящий момент, да еще на глазах у всей группы, поступает совершенно неадекватно, поэтому подхватил сломанную ветку терновника, валявшуюся на ступеньке, и, наклонившись, несколькими короткими штрихами нарисовал примитивный чертеж.

– Я давно обратил внимание на то, что во всех бункерах, где мы были сегодня, у площадки, выводящей на дневную поверхность, есть замурованные выходы. Просто в некоторых случаях заделывали эти боковые ответвления очень тщательно, а кое-где – нет, поэтому не все из вас это зафиксировали. Я думаю, что вначале по краю бункеров проходил круговой тоннель, соединяющий между собой все подземные ходы. Потом его посчитали по каким-то причинам ненужным и соединительные коммуникации замуровали. Но тут, – Берк указал прутиком на свой чертеж, где одна прямоугольная линия, разделяясь на два ответвления, демонстрировала дублирующие пути наверх, – и еще в одном бункере почему-то эти выходы не тронули. Я предлагаю пойти по этой дорожке, где был на разведке Майк, новым маршрутом. Я уверен, что мы проникли сюда через соседний бункер Д-10.

– И зачем? – выдавил из себя Томсон, совершенно пораженный поведением своего бойца. Мало того, что он сегодня фактически открыл путь к тайнику, но еще сейчас предлагает покинуть подземелье неизведанным путем.

– Конечно, в целях безопасности. Ведь российские спецназовцы могли устроить засаду у самого входа в бункер, отследив по следам, что мы зашли внутрь…

– Уж скорее они услышали звук работающего сверла, – произнес Ник. – Мы не в состоянии гарантировать ограниченность акустики этих казематов. Но попробовать и правда стоит.

– Вот что, – Томсон шагнул вперед, – в твоих словах, Берк, очень много справедливых резонов. И я готов согласиться с тем, что безопасность для нас теперь, когда половина задания выполнена, превыше всего. Но ты забыл, парень, что решения в моем рейде принимаю только я. И ты знаешь почему. Правильно. Поскольку отвечать за все буду тоже я сам.

Он помолчал, скользя взглядом по лицам своих бойцов. Потом отдал короткое распоряжение:

– Берк и Майк выходят к левому лазу и отслеживают обстановку. Все остальные идут направо, прежним путем. Определить засаду с ходу мы не сможем, если против нас работают настоящие профи, в чем я, еще раз повторяю это, совершенно не сомневаюсь.

Однако Томсон все-таки не предполагал, что приблизился к проторенному выходу из подземелья, действительно соединяющего бункеры Г-8 и Д-10, именно в тот момент, когда рядом, буквально на расстоянии пятнадцати метров, находился идущий по следу противника, как опытный охотник за дичью, командир отряда спецназа ВДВ майор Митин…

33

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

18.15

Запад и Север тщательно исследовали длинный бункер, который с каждым шагом уводил все дальше в толщу подземных коммуникаций Полигона.

– Пора возвращаться, – произнес Север, остановившись посреди сырого коридора. – Дальше бесполезно. Их здесь не было и быть не могло.

Запад промолчал. После недавнего выступления напарника ему не хотелось с ним даже говорить. Митин совершенно прав – в рейде такие «гнилые базары» очень смахивают на предательство. А сила двойки в неукоснительном выполнении поставленной задачи и отточенном сотнями упражнений взаимодействии пары бойцов. Он был уверен, что Андрей тоже придерживается сходного подхода. Оказалось, что это – недостаточно проверенное практикой умозаключение. Похоже, слаб оказался напарник!

Для того чтобы показать Северу – вперед еще можно и нужно пройти хотя бы метров сто, Запад даже не стал замедлять шаг. И неожиданно наткнулся ногой на что-то мягкое. Весь напружинился, как перед броском в рукопашной или прыжком с парашютом над территорией врага, осторожно отступил назад, нагнулся. Вопреки приказу Митина все-таки зажег фонарик.

Узкий луч высветил на полу разлагающееся тельце летучей мыши. Запад направил свет в даль тоннеля и невольно вздрогнул: весь пол был усеян свежими и уже совершенно истлевшими останками рукокрылых…

– Вот видишь, Петя, что я тебе говорил! Если бы тут прошли люди, наверняка раздавили хотя бы одну из этих тварей. Как ты только что. А я вижу, – Север тоже включил фонарик, – тут никого до нас не было. И Центр сюда не дошел. Двинули обратно.

Запад резко развернулся и осветил испуганное лицо напарника, отчего тот непроизвольно сощурился. Схватил его за отворот камуфляжной куртки, тихо произнес, почти прошипел:

– Прекрати. Я тебе последний раз говорю: прекрати. Ты не ясновидящий, чтобы все знать.

– Сам истеришь, корешок! – Север сжал запястья Алексеева, с силой отвел руки в стороны.

Потом проговорил шепотом, который тут же отслоился от гулких сырых стен бункера едва слышным омерзительным вкрадчивым эхом:

– Я тебя тогда не обманул, Петя. Нас тут замочат. Хочешь – верь, хочешь – не верь. Я это чую. Чую, а не знаю. Понимаешь?

– Послушай, Андрюха, – Запад убрал луч фонаря с лица напарника, – я вот тебя ни разу не спрашивал, а очень интересно. Ты зачем в спецуху пошел? У тебя же нервы дряблые, как у девчонки. Погулял по подземельям, и готов. И привел мне бог такого корешка!

Он возмущенно сплюнул в небольшую лужу, на краю которой лежала дохлая летучая мышь, и медленно пошел к выходу, выключив фонарь. Вишняков догнал его, остановил, сам высветил своим фонарем глаза Запада, будто собирался провести короткий экспрессивный допрос с применением технических средств.

– А ты думаешь, очень крутой? То-то я смотрю, как ты ходишь. Все нормально передвигаются, классически, а ты зыришь налево и направо, дергаешься. Сколько раз за рейд штаны обмочил?

Алексеев хотел с размаху врезать ему в челюсть. Но представил на секунду возмущенный взор Митина и сдержался.

– И в спецуху я, Петя, пошел не просто так. А по принципу. У тебя я вот принципов чего-то не замечал. Задание выполнил, и гуляй, Россия, баб дери и водку жри. И все просто и легко. Так, что ли, Петя? Ты вот про бога вспомнил. И веришь?

Запад почувствовал всю дикость этой сцены: стоит в подземном бункере боец спецназа и спрашивает напарника о таких вещах, о которых и вне рейда просто так не заговоришь. А ведь их жизнь на самом деле в опасности, ведь где-то в двух шагах находится вооруженная группа противника, которая, наверное, не остановится перед тем, чтобы открыть огонь на поражение…

– Андрюха, завязывай! Пошли. Времени мало.

Но Север уже успокоился. Проверил свою «Грозу», закинул на плечо, потушил фонарик, двинулся вперед. Но говорить не перестал, хотя заметно снизил тон:

– Я в спецуху, Петя, отправился не для риска. Это другим надо адреналинчиком организм накачивать. У меня это вроде как миссия какая-нибудь. Я ведь тебя не случайно про господа спросил. Для меня такой вопрос – самый важный в жизни. Сколько я заданий выполню успешно и тому подобное, мне по барабану. А вот то, что я не в фирме сраной штаны просиживаю, а реально, понимаешь, реально за свою страну борюсь, вот это и есть смысл моего существования. И умереть в бою почетно, старичок. В бою, а не под забором, ужравшись водкой. А про нашу гибель, – он опять остановился и проговорил спокойно и холодно, – я больше ничего тебе не скажу. Скоро сам все увидишь. Хотя, если бог рассудит по-иному, может, еще и поживем…

34

Северо-восточная Украина

Штаб войсковой части

17 августа

18.37

Генерал Островец занимал должность командира части уже семь лет. За это время во вверенном ему войсковом подразделении не было зафиксировано даже ни одного очевидного случая внеуставных отношений, не говоря уже о крупных ЧП, о которых молниеносно следовало сообщать вышестоящим инстанциям. Ну, пожар был в казарме в позапрошлом году из-за неосторожного обращения с огнем гражданских строителей. Так что? Жертв нет, ущерб незначительный, все восстановлено в кратчайшие сроки…

Командно-штабные учения, которые готовились на территории бывшего Полигона, должны были явиться очередным шагом в его карьере. На них, по слухам, собирался присутствовать сам министр обороны. А хорошие результаты дивизии могли существенно упрочить позиции Островца в Киеве, которые в последнее время, когда в отставку отправили тестя, входящего в армейскую элиту Украины, существенно ослабели.

Именно поэтому Островец весь этот день находился в нехарактерном для себя состоянии нервного возбуждения. В овраге, на свороте грунтовой дороги, вчера милицейским патрулем был обнаружен «уазик» с разбитым ветровым стеклом. На переднем сиденье нашли труп военнослужащего срочной службы. Вскоре выяснилось, что это водитель начальника штаба сержант Бобриченко. Сам полковник Калмыков бесследно исчез. Учитывая то, что вчера утром он выехал на «уазике» проводить рекогносцировку будущей территории учений на край Полигона, вывод оказывался крайне неприятным…

– Ты обязан был прилететь сюда как молния! – кричал Островец в лицо немолодому полковнику милиции, в последние месяцы исполняющему обязанности начальника районного отделения внутренних дел, не удосужившись даже выслушать ту небогатую информацию, которой обладал служитель закона. – Я сообщил в округ, и мне заявили, что дисциплина в части ниже плинтуса, если в течение целых суток я не предпринял никаких мер по поиску своего начальника штаба. Случай ведь действительно аховый. Через час будут представители военной прокуратуры. А еще сюда уже собралась специальная комиссия из Министерства обороны! К ее приезду мы должны начать тотальное прочесывание окрестностей!

Генерал, грузный, растрепанный, нелепый в своем растерянном неистовстве, нервно метался по кабинету, задевая плечом массивный книжный шкаф, заполненный новейшей военно-технической литературой на украинском языке, которой он, впрочем, никогда не пользовался (зато любил фотографироваться на фоне книг для малотиражной армейской газеты).

Полковник покорно молчал, теребя в руках фуражку. Он знал Островца много лет. Сосед, приятель, собутыльник. По большому счету, именно генералу был обязан он стремительным продвижением по служебной лестнице и не без оснований надеялся – усиди Данила Михайлович на своей должности еще хотя бы год, можно смело, на законных основаниях занимать кресло начальника отделения внутренних дел, поскольку в этом районе армия – хозяин. Так было раньше, есть теперь, так останется и в будущем.

– Ну что молчишь?! – взорвался Островец. – Ты можешь мне ясно сказать хоть что-нибудь, едрена мать?!

– Данила Михалыч, – тихо и вежливо произнес полковник, – ты же знаешь, что от меня мало что зависит. Нашли сегодня утром, случайно. Водитель «ЗИЛа» остановился, мотор закипел, пошел в ручей за водой. Ну и увидел «уазик»… А пока до нас добрался, сколько времени прошло. С него взятки гладки.

Генерал шумно выдохнул воздух и поддал ногой пластмассовую урну, которая отлетела в угол, вытряхивая из своего нутра скомканные бланки командировочных удостоверений.

– Ладно, Витя, проехали… У тебя курево есть?

Островец за одну минуту, словно наркоман, серьезно «подсевший» на анашу, дотянул до самого фильтра сигарету, выкинул окурок в открытое окно. Подошел к полковнику, крепко схватил его за плечи, заглянул в глаза:

– Ты можешь мне ответить, Витя, где искать начштаба? Это сейчас самое главное. Я ничего не понимаю…

– Михалыч, – осторожно отцепляя крепкие пальцы генерала от рукавов форменной рубашки, произнес полковник, – тут с налета ничего не сделаешь. Мозговать нужно. По самым первым прикидкам получается, что похитили его. Эксперты говорят, что стреляли в сержанта из автомата западного производства. Пуля пять пятьдесят шесть на сорок пять миллиметров, натовский калибр. В нашем районе таких моделей отродясь не встречалось. Покруче, чем «узи». Так что, думаю, дело и правда серьезное…

– Да кому нужен мой Калмыков, телок этот несчастный? – Островец растянул губы в широкой неестественной улыбке, словно Гуинплен из романа Гюго «Человек, который смеется». – Что он знает? Планы командно-штабных учений? Нет, я ничего не понимаю!

Генерал перестал метаться, спокойно прошагал к своему стулу, плюхнулся на него, включил маленький настольный вентилятор, отер салфеткой обильный пот с лысины.

– Михалыч, – полковник откашлялся, – у вас тут своя специфика, я советовать не берусь. Но одна мыслишка у меня есть. Не бог весть какая, конечно…

– Говори! – Островец весь подался вперед.

– Он ведь ехал откуда? По дороге с Полигона. Мы проверили. Следы протекторов «уазика» на дорожной пыли отпечатались.

– Дальше, дальше, Витя, это я и без тебя знаю.

– Так вот я и подумал, а вдруг Калмыков твой на кого-то там наткнулся. Может, пока не поздно, оцепить все плотненько?

Странно, что раньше командиру части в голову не пришла эта простая мысль. Он не стал медлить. Резким движением бросил в руку трубку телефона, прорычал:

– Майора Мигулю ко мне! Бегом!

35

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

18.20

В качестве личного оружия диверсанты имели при себе не официальные военные образцы, а то, что сами выбрали себе еще в США. Все спецы, за исключением Берка, вслед за командиром согласились на автоматический пистолет «SR-2» калибра девять миллиметров. Штурмовую винтовку «FN SCAR-L / Mark-16» имели Айс и сам Томсон, а карабин «Colt M4» с подствольным гранатометом «M 203» – Майк и Ник. Рич, исполняющий в группе обязанности снайпера, пошел в рейд с полуавтоматической винтовкой «PSG-1». Берк согласился на укороченный вариант винтовки «FN-SCAR-H», оснащенной более мощными патронами, а в качестве личного оружия зачем-то привез с собой револьвер «Springfield» сорокового калибра (модель «Trophy Master») с оптическим прицелом. И вот теперь, когда искомые генераторы находились в руках диверсантов, отряд впервые с момента начала операции был как никогда близок к тому, чтобы применить оружие…

Первым это понял командир. Шестым чувством опытного спецназовца.

Приближаясь к выходу из бункера, Томсон лаконичным жестом приказал идущим за ним следом Айсу и Ричу занять огневые позиции справа и слева от короткой лестницы в четыре ступени, выводящей на дневную поверхность. Ник страховал группу сзади, наблюдая на расстоянии и за левым лазом, куда устремились Майк и Берк.

Как и всегда в ответственные мгновения, Томсон не торопился начинать движение. Он замер, вслушался…

Согласованным хором стрекотали кузнечики, жужжали шмели, шуршали стебли бурьяна под напором легкого ветра. В затхлое сырое подземелье снаружи проникал запах спелого уходящего южного лета, ароматы отцветающих растений. Солнечные лучи, срисовывая шевелящиеся листья ежевики с внешней стороны стены, проецировали на выкрошенные бетонные ступени причудливый театр теней.

Томсон сделал бесшумный шаг вперед.

Еще один.

Следующий.

Все органы чувств максимально напряжены.

В свое время в центральной Камбодже Томсону пришлось идти целый километр по минному полю, сооруженному на месте сожженной кхмерской деревни. Саперов нет, опознавательных меток тоже. Надеяться можно только на везение. Когда до спасительного густого полога тропического леса было всего десять метров, сработала интуиция. Томсон медленно опустил глаза вниз и увидел, что ботинок застыл в одном сантиметре от противопехотной мины. Его спасли две секунды…

Сейчас он столь же четко ощутил, что снаружи, у выхода из бункера, кто-то находился. Томсон, не оборачиваясь, медленно поднял вверх левую руку (правая сжимала карабин), давая знак бойцам – боеготовность номер один. Мозг стремительно фильтровал массу информации, отбрасывая в мусорную корзину огромное количество возможных вариантов немедленного огневого контакта.

Где находится противник? Справа? Слева? Прямо у входа? Там один человек? Два? Три?

Судя по всему, все-таки один. Это Томсону подсказывала интуиция, как на камбоджийском минном поле. И, похоже, противник пока не отследил их присутствия.

Время замедлилось. Сколько секунд он с предельной осторожностью опускал на верхнюю ступеньку правую ногу так, чтобы не хрустнула бетонная крошка под каблуком, фиксируя левую внизу так, чтобы носок высокого ботинка прочно уперся в край неровного бетонного блока.

Изменился окружающий мир. Мерный стрекот кузнечиков стал оглушительным, а тихое жужжание шмелей понизилось на две октавы, превращаясь в угрожающий гул двигателей военной авиации.

Тело, казалось, одеревенело. Нельзя позволить себе ни одного случайного движения. Приклад штурмовой винтовки плотно застыл на его плече, ствол стал медленно подниматься, палец прикипел к спусковому крючку. Достаточно малейшего шороха впереди, и смертоносная очередь косой дугой рассечет пространство…

И в это мгновение совсем с другой стороны, слева, где находились в дозоре Майк и Берк, прозвучал сухой одиночный выстрел. Первый в затянувшемся дистанционном противостоянии двух специальных групп…

36

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

18.45

Митин успел отползти назад метра на три.

Поскольку буквально через минуту после того, как увидел след проникновения в подземелье группы противника, почувствовал давно ожидаемое чужое присутствие. В бункере Д-10 явно кто-то находился…

Вытянув вперед «Кедр», он левой рукой нажал тангенту на рации. Немой вызов, уходящий на приемопередатчик Востока, по имеющейся условной договоренности должен был сигнализировать – «командир вышел к цели».

Митину сейчас требовалось молниеносно решить сразу несколько тактических задач. Первая. Когда вступать в огневой контакт? Вторая. Если противник находится рядом, имеет ли смысл начинать бой в одиночку? Нет сомнений, что обезоружить американских спецов не удастся. Не тот вариант. Сто процентов, что тут действуют очень подготовленные и опытные профи. Поэтому огневая поддержка сейчас просто необходима.

Митин уже готов был отругать себя последними словами за то, что не взял с собой Севера и Запада, но в этот момент на помощь интуиции пришли более надежные союзники. Он услышал едва уловимые звуки, ясно свидетельствующие о передвижении внутри бункера, за тонкой бетонной преградой, нескольких человек. В какой-то момент легкой детонацией отозвалась почва, а слух зафиксировал еле заметный шорох впереди.

Во время любых экстремальных ситуаций Митин умел с потрясающей быстротой отсеивать мысленный «спам», выбирать тот единственный, оптимальный вариант, который в настоящий момент и мог привести к победе. Он откатился в густые заросли терновника, от резкого движения поцарапав руку о колючие ветки, и приготовился к стрельбе, мгновенно нацелив ствол своего «Кедра» в сторону выхода из бункера.

Мозг стал работать в экстремальном режиме, словно некий внутренний оператор щелкнул переключателем на пульте. Вопросы стремительными стрелами летали в сознании. Ответы тоже следовали молниеносно. Противник зафиксировал его присутствие? Да, гарантированно. Противник готов к немедленному силовому противодействию? Да, несомненно. Возможно ли разделение группы противника? Да, вероятно. Самое главное, от чего зависит тактика ближайших минут невероятно растянувшегося времени (Митин готов был поклясться, что в такие мгновения оно замедляет свой бег), связано с психологическим фактором. Он должен понять, что выберет противник в крайнем случае, что сделает для себя базовой задачей: возможность спокойно уйти или неминуемое столкновение, поскольку шансов на мирное разрешение конфликта нет. В данном случае Митин мог только кинуть фишки на игральный стол. Пятьдесят на пятьдесят…

Он оглянулся назад, пытаясь определить, готовы ли бойцы к огневому контакту. Митин колебался, не подозревая, что Юг, находящийся вместе с Востоком в дозоре на небольшом возвышении в ста пятидесяти метрах от Митина, обнаружил появление врага уже через две минуты после того, как командир незаметной тенью выскользнул из бункера. За густой завесой листвы солнечный луч поймал блеск металла, который на секунду сверкнул яркой искрой (это допустил оплошность Берк, когда занимал наблюдательную позицию у выхода из тоннеля).

Сжимая в руке «Грозу», Юг отполз на несколько метров назад в густые заросли терновника и указал Востоку местонахождение противника. Восток, уже получивший по рации немое сообщение от Митина, связался с Западом:

– Боеготовность номер один, дичь по курсу.

До начала вооруженного столкновения оставались считаные минуты…

37

Северо-восточная Украина

Граница войсковой части

17 августа

18.54

Джордж Хантер, командир резервной группы, терпеть не мог Томсона. На это, по его мнению, имелись веские основания. Во-первых, Томсон был русским. А ненависть ко всяким иммигрантам переполняла Хантера с раннего детства, ведь он вырос в районе, где было многих цветных. Конечно, внешне Томсона не отличишь от самого обычного белого американца, но стоит ему заговорить – и кое-что начинаешь понимать. Язык правильный, стерильный, как у англичанина. Минимум сленга. Не свой парень, короче говоря. Sure?

Но с этим можно было еще как-то примириться. Как-никак у Хантера во время одного пакистанского рейда напарником оказался натуральный индус. Как выяснилось, отличный боец. И что важно – никогда не пытался демонстрировать свое превосходство, хотя владел тактикой действий коммандос гораздо лучше Хантера. Но не так ведет себя этот проклятый русский! Они ровесники, имеют одинаковые воинские звания, примерно равное количество лет прослужили в армии, участвовали в сложнейших операциях, возглавляя собственные группы. Почему бы Томсону теперь не учитывать это при планировании дальнейших действий? Нет, он взял за правило всеми возможными способами показывать свое мнимое лидерство!

Была еще одна причина для ненависти. Полковник Меллоу в последнее время явно благоволил русскому. Уже в течение двух лет направлял его командиром в безопасные, совершенно пустяковые рейды, а потом ставил всем в пример как лучшего спеца отдела. И вот на сей раз свершилось – Хантер должен стать прямым подчиненным Томсона! Вопиющая несправедливость. Sure?

Не без злорадства Джо отметил, что парень в самом начале допустил серьезную ошибку. Это же надо! Не ликвидировал «языка», который при неблагоприятных обстоятельствах способен навести на след группы местных «волкодавов». Если бы Хантер не боялся того, что его резервный отряд тоже смогут легко взять, он бы спокойно сидел на окраине поселка и ждал возвращения команды Томсона, потирая руки в предвкушении того эффекта, который произведет на руководство отдела его рапорт, подробно описывающий оперативные прегрешения майора…

Но почему-то Хантер весь день испытывал возрастающее беспокойство. Что-то происходило не так. Сидя вместе с тремя бойцами в зарослях акации неподалеку от поселка, он нервно курил омерзительные сигареты местного производства и пытался понять, как Томсон решает поставленную задачу. Его беспокоила российская антидиверсионная группа. Судя по той отработанной технике, которую она продемонстрировала у реки, уровень подготовки бойцов был необычайно высоким. Хантер не мог поверить, что противник купился на отвлекающий маневр. Значит, скорее всего отряд вернулся на Полигон и целенаправленно ищет Томсона. Именно поэтому Хантер был совершенно убежден в том, что Томсон фактически совершил преступление против группы, отпустив полковника.

Интуиция у Хантера работала великолепно. В этом отношении он нисколько не уступал Томсону. Да и опыта непосредственного участия в сложнейших операциях ему было не занимать.

Изучая компьютерную карту Полигона и окрестностей (он имел с собой такую же модель противоударного ноутбука, как у командира), Хантер пытался понять, каким путем двинулся полковник по направлению к своей войсковой части. Джо за полчаса напряженных размышлений пришел к окончательному выводу, что в качестве ориентира начальник штаба должен был выбрать заросшую дорогу, которая шла по краю Полигона параллельно той грунтовке, где Хантер вчера осуществил нападение на «уазик». Во-первых, там появлялось больше шансов встретить какой-нибудь попутный транспорт, во-вторых, пожалуй, этот путь являлся кратчайшим.

А какие отсюда следовали выводы? Дорога вон там, впереди, узкой змеей сползает с холма в сторону поселка. За все время наблюдения по ней проехали только два армейских грузовика. Конечно, можно допустить, один из них привез на территорию войсковой части полковника. Но вот тут на помощь Хантеру и приходила интуиция. Почему-то он был уверен в том, что начальник штаба все еще бредет по выжженным степным просторам.

Наверное, решил Хантер, Калмыков колеблется. Ведь что ни говори, а он выдал стратегические тайны. За это орденом не наградят, учитывая еще и то, что убит его водитель, сержант. Начальник штаба должен взять тайм-аут, тщательно все обдумать и только потом с повинной головой отправляться к командиру части. Торопиться резонов нет, а поэтому и останавливать попутные машины полковник не будет. Значит, сохраняется реальная возможность встретить его на подходах к поселку.

– Собираемся! – приказал Хантер своим молчаливым бойцам, убирая ноутбук в наплечный мешок.

– И куда? – спросил высокий худощавый спец, заместитель командира резервной группы, имеющий лаконичный позывной Дик.

– Придется подчистить, – Хантер усмехнулся, – за тем, кто боится грязной работы.

Дик и два других бойца промолчали, хотя прекрасно понимали, о ком шла речь. Их роль в диверсионном рейде была весьма скромной, поэтому лучше всего помалкивать, иначе в перспективе можно оказаться «за бортом». Полковник Меллоу церемониться не будет.

Через полтора часа предположение Хантера полностью подтвердилось. У основания геодезической вышки, гордым флагштоком возвышающейся на гребне самого высокого холма, в оптику специального бинокля с сильным увеличением он увидел фигурку человека, сидящего на траве.

– Молодец, Джо, – похвалил он себя, усмехнулся и коротко распорядился: – Быстрее вперед. Бегом!

Они успели перехватить полковника, когда тот спускался с холма. Для реализации своего плана Хантер не стал тратить много времени…

Он любил театральные жесты, видя в этом проявление незаурядного актерского таланта (в тяжелые минуты Джо думал о том, что судьба вынудила его играть самую омерзительную роль; но тут уж ничего не поделаешь – таков спектакль). Подтолкнув Калмыкова к краю оврага, Хантер достал автоматический пистолет «SR-2», снабженный глушителем, прицелился и, глядя в расширенные от ужаса глаза полковника, произнес тихим ровным голосом, в котором прозвучали даже некоторые нотки сочувствия:

– Ничего не поделаешь. Ты же армейский человек, сам должен понимать. Лично против тебя ничего не имею. Но задание нужно выполнять чисто…

Нажимая на спусковой крючок, он смотрел в сторону.

Потом повернулся к застывшим после выстрела, словно каменные изваяния, бойцам и приказал:

– Труп закопать на дне оврага. На всю работу – десять минут.

38

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

19.03

Диспозиция была на редкость непростой.

В этом месте Полигона подземные бункеры, в отличие от других секторов, находящихся по соседству, около выхода имели незначительные углубления. От поверхности их отделяли маленькие лестницы из нескольких ступеней, заканчивающиеся узкими площадками в десять квадратных метров, которые вполне можно было использовать в качестве огневых точек. Все пространство, которое ранее было занято сооружениями среднего и верхнего яруса, теперь представляло собой непроходимую низкорослую чащобу. Кусты ежевики, терновника, дикой вишни, вырвавшиеся наверх в острой борьбе с травянистыми растениями, полностью скрывали от любого наблюдателя и фронтальную часть развалин, где приготовились к вооруженному столкновению одиннадцать человек из двух противоборствующих диверсионно-разведывательных групп.

У выхода из левого коллектора залегли Север и Запад, в центральном бункере, за завесой густой листвы, притаились Майк и Берк, в правом замер в ожидании неминуемого вооруженного столкновения Томсон (рядом с ним – Айс, Рич и Ник). В бурьяне с внешней стороны стены, в полутора десятках метров от цели, находился Митин. А на возвышенности, за длинной металлической трубой, заняли огневые позиции Юг и Восток.

Трудно сказать, как развивались бы события далее, если бы в дело не вмешался сторонний фактор.

Неожиданно прямо над Полигоном, в лучах заходящего солнца похожий на сказочного дракона, прилетевшего охранять свои богатства, скрытые в скальной пещере, завис продолговатый корпус «Ми-6». Вертолет снизился, сделал несколько кругов вокруг Центра управления и исчез.

«По нашу душу, похоже», – подумал Митин, а Томсон бросил взгляд на часы и покачал головой. Запланированное прибытие украинских спецов сейчас, накануне силового взаимодействия с российской группой, было совсем некстати. Не говоря уже о том, что их появление ожидалось только следующим утром. «Быстр же ты, полковник!»

Томсон ошибался. Вертолет относился к парку дивизии и был направлен на рекогносцировку местности по приказу генерала Островца. Сидевший рядом с пилотом майор Мигуля, который должен был в сжатые сроки организовать массированное прочесывание всей территории Полигона, не разделял оптимизма Михалыча (так генерала называли все без исключения офицеры войсковой части). Ему казалось, что это абсолютно бессмысленное занятие. Майор довольно быстро поставил перед собой два простых вопроса и ответил на них отрицательно. Полковник Калмыков похищен или убит. Тут сомневаться не приходится. Островец убежден, что причина произошедшего связана с тем, что Калмыков случайно встретил в округе некий неизвестный диверсионный отряд. Но вот это и есть полная глупость! Кто здесь может быть? Кому интересен заброшенный Полигон? Да и отряд сюда в принципе в состоянии направить только Россия. Полный абсурд. Скорее уж тут нечто криминальное.

Внизу была одна и та же картина: разрушенные фундаменты, густо заросшие кустарником. Никаких следов недавнего пребывания человека. Когда вертолет, заложив крутой вираж, ушел к северу, за границу Полигона, майор Мигуля пришел к окончательному выводу о том, что здесь никого нет. Видимо, решил он, надо каким-то образом убедить генерала не устраивать накануне учений прочесывание заведомо пустынного района. «Ми-6» удалился в сторону войсковой части. Ни майору, ни пилоту и в страшном сне не могло присниться, что самим фактом своего появления над территорией Полигона вертолет, как ни странно, спровоцировал начало вооруженного столкновения двух противоборствующих групп спецназа. Когда звук двигателя замер вдали, российская сторона сделала первый шаг…

Юг тщательно прицелился в ту точку, где две минуты назад зафиксировал блеск оружия, взял небольшое упреждение и исключительно мягко, замедлившись на мгновение, нажал на спусковой крючок «Грозы». Пуля, ушедшая в сторону кустов, не привела к фатальному для Берка результату, пролетев в двух сантиметрах от его правого виска. Но тут же на всем пространстве начинающегося боя грозно заговорило оружие.

Томсон резко упал на ступеньки у самого выхода из бункера, нацелив штурмовую винтовку в тот сектор, где он предполагал местонахождение противника. Берк и Майк молниеносно ответили на первый выстрел, и вот пули засвистели над головами засевших в засаде Юга и Востока. Митин, понимая, что дальше ждать бесполезно, открыл превентивный огонь. Косая очередь веером вышибла бетонную крошку у самого лица Томсона. И тут же бескомпромиссным языком силового противостояния заявили о себе штурмовые винтовки и карабины четырех человек – Айса, Рича, Ника и Томсона. Запад и Север, выбравшиеся из тоннеля, поливали свинцовым дождем заросший вход в соседний бункер, где только что находились Майк и Берк. Они успели отползти на несколько метров, скрываясь за стеной от огненной смертоносной лавы.

Митин понимал, что в тактическом отношении он проигрывает. Противник сохранил компактные позиции – американцы находились под надежной защитой. В сложившихся условиях вся группа должна была быть нацелена на то, чтобы ни в коем случае не допустить прорыва запертых в бункере бойцов. Он отчетливо уяснил через пару минут, что ДРГ будет максимально тянуть время, видимо, дожидаясь темноты, которая позволит сделать рискованный бросок. Скорее всего в их руках уже есть искомые компоненты.

Прикрываясь густыми зарослями терновника, Митин отполз на пять метров назад, все время оглядываясь, чтобы не попасть в директорию выстрела Майка или Берка. В этот момент стрельба прекратилась. «Знакомство» двух профессиональных групп спецназа закончилось, бойцы заявили о себе и смогли показать меткость и сноровку. Ни одна из прицельно выпущенных пуль не поразила врага, но только благодаря тому, что каждый из одиннадцати человек проявил осторожность и не сидел на одном месте, все время совершая незначительные перемещения у своих огневых позиций.

После голоса огнестрельного оружия на Полигоне настала тишина. Стал слышен легкий шум листьев под напором несильного вечернего ветра. На ствол «Кедра» Митина прыгнул кузнечик, словно пытаясь остановить следующий выстрел…

39

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

19.05

Томсон неслышно ретировался назад, сделав знак своим бойцам.

Он пытался использовать то самое преимущество, о котором усиленно размышлял в этот момент Митин. Требовалось немедленно собрать всю группу на некотором расстоянии, чтобы плотно контролировать оба выхода. Это было необходимо потому, что командир ДРГ убедился – противник рассредоточен, занимает несколько огневых позиций, откуда хорошо простреливается вся внешняя стена бункеров.

Томсон учитывал свойства акустики подземных коммуникаций – все команды он отдавал жестами, поскольку звук голоса мог сыграть предательскую роль, наведя на бойцов огонь противника.

Митин в эти же мгновения решал сходные задачи. Стремительно отползая назад, он уже приблизительно выстроил в уме схему блокировки выходов из тоннелей. Надо было только как можно быстрее вывести к большой металлической трубе, где залегли Юг и Восток, Севера и Запада. Сейчас многое зависело от точности действий американской ДРГ. Митин убедил себя в том, что из ближайшего к нему бункера противник прорываться не будет. И, как показали последующие события, не ошибся…

Томсон передал сигнал Майку и Берку отойти назад. Группа отступала на площадку между двумя выходами. Шесть фигур со стволами наперевес стояли на расстоянии десяти метров от коротких лестниц, выводящих на дневную поверхность. Слева – Майк и Берк, справа – Ник, Айс и Рич. Чуть впереди, подняв свою штурмовую винтовку, застыл Томсон.

Сейчас была дорога каждая секунда. Если российский отряд решится на немедленную атаку, нужно стремительно уходить в глубь бункеров. Темные подземные коммуникационные пути нижнего яруса в данной тактической ситуации являлись лучшей защитой от нападения. «Но нельзя торопиться, – говорил себе Томсон, – время работает на нас».

В эту минуту Север и Запад короткими перебежками, а где и ползком, получив короткий кодированный приказ по рациям, достигли защищенной возвышенности, где за металлической трубой заняли огневые позиции Юг и Восток. Алексеев и Вишняков переместились правее и залегли напротив входа в бункер Д-10. Еще через пару минут под трубу с ловкостью норной собаки шмыгнул Митин. Вся группа теперь была в сборе, рассредоточившись в двух десятках метров от разрушенных стен. Пять бойцов могли контролировать три выхода на дневную поверхность – у бункеров Б-6, Г-8 и Д-10.

– Сколько их? – спросил Запад, повернув голову к Митину, когда тот оказался рядом.

– Пять или шесть, но не меньше. Гарантированно.

Сходный вопрос собрался обсудить и Ник, когда по взмаху руки Томсона вся группа отступила в темноту бункера Г-8.

– Мне кажется, я не ошибся. Их всего трое. Я прислушивался должным образом, – тихо сказал он, приблизившись к командиру. Все спецы не отрывали взгляда от выходов, готовые в любое мгновение резко упасть на пол, открывая огонь.

– Три огневые позиции, Ник, – сухо бросил Томсон, – еще не означают, что там засели только три бойца. По моим наблюдениям, их человек пять. Один вел огонь у стены бункера, двое – от левого коллектора Б-6 и еще одна пара – с возвышенности метрах в двадцати от стены. Уверен, что они тоже сумели примерно подсчитать количество людей в нашем отряде.

Томсон вытер пот, струившийся по лбу, и продолжил:

– Прорываться пока нам нельзя. Это почти самоубийство. Даже если двое уцелеют, задание можно считать проваленным.

– Что ты предлагаешь? – так же тихо спросил Ник.

– Ждать. И стараться искать другой лаз из бункера Д-10. Берк и Майк займутся этим прямо сейчас. Если путь тут тоже перекрыт замурованной стеной, нам ничего другого не останется, как дожидаться ночного времени и идти в бой. Всем ясно?

Когда Берк и Майк бесшумно растворились в темноте коллектора, а Айс и Рич, встав на их место, стали контролировать левый выход, Томсон опустился на корточки и позволил себе на пару минут расслабиться. Потом раскрыл ноутбук и попытался найти на детальной реконструкции нижнего яруса запасной маршрут.

«Не может быть, что они не запланировали пожарные коммуникации! Это просто исключено по всем возможным мерам безопасности стратегических объектов. Где-то должен быть выход!»

Но графический редактор упрямо рисовал на экране одну и ту же картину, на которой не было места никаким спасительным путям. Живоловка неожиданно захлопнулась.

Весь план отхода рушился буквально на глазах. Противник грамотно использовал особенности этого участка Полигона. Группа оказалась в ловушке…

Часть вторая Схватка

1

«Майору Митину

17 августа

19.40 мск

(Шифрованный текст, отправленный по e-mail на адрес оперативной связи)

Полученные данные свидетельствуют, что американская ДРГ должна найти на территории Полигона 24 компонента генераторов, скрытых в сохранившихся подземных сооружениях. Сообщаю координаты тайника. Это левый край замурованной стены бункера Г-8 на нижнем ярусе. Вместе с тем указываю на то, что два часа назад поступила новая информация, заметно усложняющая возможность успешного завершения операции «Полигон».

Как стало известно, сведения о появлении вашей группы имеются в контрразведывательном аппарате Вооруженных сил Украины. В течение ближайших суток на территорию Полигона из Киева может быть направлен особый антидиверсионный отряд, целью которого будет уничтожение вашей и (или) американской группы.

Исходя из этого, приказываю незамедлительно покинуть район проведения операции вне зависимости от успешности ее завершения. Ваши дальнейшие действия будут целиком и полностью зависеть от направления движения американской ДРГ. Для координации работы вашей группы в район Полигона срочно направляется усиленное сводное подразделение спецназа.

Подтвердите получение приказа в течение одного часа.

Куратор операции «Полигон» полковник Песков»

2

Киев

Главное управление разведки

Министерства обороны Украины

17 августа

21.56 киевского времени

Генерал Степан Остапович Жовтый своей фамилии не жаловал. Даже не потому, что она давала повод для неблаговидных политических шуток (когда он в 1991 году присягнул стягу незалежной Украины, кое-кто его за глаза стал звать «Жовто-блакитным»), а скорее всего из-за того, что в глубине души не считал себя «хохлом». Хоть он был родом по отцу из запорожских казаков, а по матери – с Херсонщины, всегда старался внутренне отделиться от националистических настроений. И искренне так и не мог понять, чем обычные жители какого-нибудь Чернигова или тем паче Харькова отличаются от жителей не столь далеких российских городов Воронежа, Орла, Курска или Брянска.

Тем не менее работу свою он исполнял на высоком уровне и неоднократно получал поощрения от руководства Министерства обороны. В самое последнее время генерал Жовтый занимал должность руководителя отдела специальных операций Генерального штаба и имел в своем подчинении дивизию великолепно подготовленных бойцов, способных выполнить любую боевую задачу и на территории Украины, и в других странах, буде в том имелась бы политическая или военная необходимость.

Утром этого дня его вызвали к командованию и поставили на редкость необычную задачу. Генерал Жовтый имел немалый опыт, но на сей раз подивился тому, что оперативные установки были до невозможности размытыми, странными, если не сказать – абсурдными.

А как еще их можно назвать, коли на северо-востоке Украины, поблизости от войсковой части №… на территории заброшенного полигона советских времен недавно оказались две диверсионно-разведывательные группы, одна из которых подчинялась России, а вторая (вот фантастика!) – Соединенным Штатам Америки?..

В течение ближайших двух суток генерал Жовтый должен был отследить деятельность этих групп, по возможности их нейтрализовать, а в крайнем случае – ликвидировать. Мало того. Необходимо было как можно скорее определить задачи обоих отрядов, получить имеющуюся у них секретную информацию и стремительно передать в Киев, в распоряжение Генерального штаба.

Во второй половине дня полковник Луценко, немедленно направленный генералом для сбора любых материалов по этому новому экстраординарному делу, успел найти много ценных сведений (именно удивительная оперативность в работе выделяла полковника среди других подчиненных, тоже весьма неплохо профессионально подготовленных; благодаря этому качеству он и смог стать заместителем руководителя отдела специальных операций).

Жовтый сидел за столом, постукивал пальцами по лакированной поверхности и чем больше слушал Луценко, тем больше мрачнел. Именно исчерпывающая полнота добытой информации в настоящий момент являлась скорее отрицательным, чем положительным результатом розысков. Окончательное решение принимать придется непосредственно генералу, а не полковнику, который, как всегда, ответственно сделал свою работу.

– Ну и что дальше? – пробурчал Жовтый, перекладывая на другой край стола пачку исписанных страниц, незавершенный черновик рапорта об операции на Южном берегу Крыма, над которым генерал трудился в последние дни. – Чего ты мне порожняк какой-то гонишь?

– Это еще не все. Ситуация крайне запутанная, Степан Остапович. По нашим оперативным данным выходит вот что…

Луценко прервался, откашлялся, стараясь не смотреть на генерала.

– Данные разработки были прекращены по решению руководства Министерства обороны СССР. Ликвидация Полигона растянулась на несколько лет, но к моменту провозглашения независимости Украины уже завершилась. Во всяком случае, наши Вооруженные силы юридически не имеют никакого отношения к материалу и оборудованию Полигона. Однако нельзя исключить, что по каким-то причинам на самой территории спрятаны некие важные стратегические документы или компоненты. Почему это было сделано, узнать мы сейчас не можем, поскольку вероятнее всего, что все решения принимались в Москве на самом высочайшем уровне. Почти за двадцать лет, прошедшие со времени ликвидации Полигона, в том числе и в годы нашей независимости, никто не обращался на официальном уровне в Министерство обороны Украины с просьбой провести какие-либо закрытые работы в этом районе.

– Почему Полигон до конца не уничтожен? – Жовтый выпучил свои серо-стальные глаза. – Ты говоришь, что там сохранились какие-то сооружения? Кому принадлежит территория?

– Полигона официально не существует. Вы же знаете, Степан Остапович, что у нас происходило в девяностые годы. Кому было интересно тратить свои силы для полной ликвидации каких-то развалин, если их использование экономически невыгодно? Судя по схемам, которые я сумел получить, – Луценко развернул свернутый в несколько слоев план и положил его на край стола, пододвинув к генералу, – вот здесь, в районе Центра управления, сохранились подземные бункеры, имеющие кольцевую планировку. По крайней мере, там один ярус. Возможно, что и два. Их никто не стал уничтожать, снесли только верхние сооружения.

Жовтый не зря добился значительных успехов в карьерном росте. Он всегда умел мгновенно находить те незначительные на первый взгляд детали в любом деле, которые позволяли выявить самую суть той или иной проблемы. Генерал провел пальцем по окружности бункеров вокруг Центра управления:

– Вот тут! Если на Полигоне сохранились некие, как вы выражаетесь, стратегические компоненты, то искать их могут только здесь.

Он задумчиво пару минут вглядывался в схему. Полковник молчал.

– Что там может быть?

Луценко вздохнул:

– Точной информации нет. Но кое-что мне удалось выяснить. В годы существования СССР на Полигоне, помимо испытаний обычных видов вооружения, проводилась апробация совершенно секретных испытаний, которые курировались высшими должностными лицами государства. Именно поэтому я не исключаю, что на Полигоне остались спрятанные по тем или иным причинам какие-то составные части этих стратегических материалов. Только стремлением найти их и использовать для своих нужд и можно объяснить появление в данном районе американской разведывательной группы. Видимо, в Москве узнали об этом и послали для пресечения деятельности американцев свой отряд.

Жовтый усмехнулся и покачал головой:

– Замечательный расклад! На территории Украины две диверсионные группы устраивают разборки между собой. А мы для них вроде и не существуем вовсе. Паны дерутся, а у холопов даже чубы не трещат.

Генерал откинулся на спинку кресла и нахмурился:

– Я теперь понимаю, почему вот там, – он показал наверх, – так обеспокоились. Наверное, сделали сходные выводы. Мы просто обязаны все это выяснить. Обязаны, полковник! Нельзя терять времени! Срочно готовь заброску в район Полигона лучшей группы спецназа.

Жовтый прищурился на мгновение.

– Думаю, майора Коваля. Мне понравилась его недавняя работа в Крыму. Очень хорошо подготовленная команда. К утру они уже должны быть на месте.

Полковник сложил картосхему и собрался уходить, но Жовтый встал с кресла и задержал его у порога. Жестко глядя в глаза Луценко, генерал раздельно и негромко произнес:

– Операцию надо провести филигранно. Понимаешь? Никаких контактов с общевойсковыми подразделениями. Русский и американский спецназ по возможности блокировать и захватить живьем. Силовую акцию по их ликвидации начинать только в крайнем случае. И запомни: главное – выяснить, что они там ищут. Выяснить, найти и доставить в Киев…

3

Северо-восточная Украина

Полигон

17 августа

22.26

Любое ожидание трудно назвать приятным времяпрепровождением. Особенно когда ты сидишь в сумерках около заброшенного стратегического объекта советских времен в засаде, словно охотник у барсучьей норы, и ждешь, когда же вырвется наружу блокированная группа противника. Рано или поздно это, конечно же, произойдет. Только враг не дремлет, а находится в активном поиске наиболее оптимальной схемы спасения. Первый обмен свинцовыми «посланиями», к счастью, не привел к потерям. Судя по всему, на другой стороне баррикад сложилась аналогичная ситуация. Американцы изо всех сил будут стараться прорваться чисто. Митин, строго нарушая правила, не довел до бойцов содержания сообщения куратора операции, которое он нашел в почте на своем компактном ноутбуке (особая модель компьютера входила в состав обязательного снаряжения командира группы). Накануне силового столкновения подобная информация может сильно расслабить бойцов. Ответ, направленный Пескову, подтверждал формальное исполнение приказа. На самом деле Митин решил пока ничего не предпринимать. Он был уверен (точно так же, как и Томсон), что раньше следующего утра тут никто не появится. Вертолет, пролетевший над Полигоном перед самым началом первого боя, конечно, навевал некоторые подозрения, но Митин рассмеялся бы в лицо любому, кто попытался бы утверждать, что на старинном летательном аппарате «Ми-6» таким идиотским образом, в открытую, прибыл «особый антидиверсионный отряд Вооруженных сил Украины». Уж он-то хорошо понимал, как ведут себя спецы…

Митин посмотрел на свою группу. Бойцы полтора часа безмолвно находились в засаде. Командир их про себя похвалил – ни одного проявления «мандража», полное незыблемое спокойствие. Лишь один раз они позволили себе расслабиться. Это произошло в тот момент, когда Панин обратил внимание на несколько растений прямо перед собой, сорвал верхушку одного из них, усмехнулся.

– А ведь это дикорастущая конопля. – Восток потер пальцами соцветие, принюхался. – Может, пора забалдеть, братцы? А ты еще говоришь про какой-то план, Центр! Лучшего не найти, я в таких делах толк знаю.

– Позывной у тебя хороший, – улыбнулся Север. – Восток и есть восток. Нам сейчас только анаши не хватало.

– Не обижай его. Восток – дело тонкое, – вмешался Запад.

– Угомонитесь, бойцы, – нахмурился Митин. – Нашли время шутки шутить.

Переговаривались они очень тихо, практически шепотом, но прекрасно слышали друг друга, хотя находились на приличном расстоянии (между Паниным и Алексеевым, например, не меньше двадцати метров). Тренированное спецназовское ухо готово отлично распознавать, да еще в экстремальной ситуации, даже удаленные звуки.

Митин, не отрываясь, смотрел на небольшие, скрытые ветвями кустарника и похожие на отверстия штолен, выходы из бункеров, откуда в любой момент мог появиться вооруженный противник. Другого пути не было. Митин не зря потратил весь уходящий день на то, чтобы досконально прочесать эту часть Полигона, и был убежден на сто процентов – американская ДРГ оказалась в ловушке. Значит, надо просто ждать. Терпеливо и упорно.

Неожиданно вспомнилась одна давняя история, словно из прошлой жизни, отдаленная от нынешней эпохи многолетним пластом дат и событий. А теперь кажется, что это было только вчера. Обстановка, видимо, располагала…

Москва, октябрь 1993 года

Они уходят из окружения целый день. Темными подземными тоннелями, где во все стороны, змеясь, разбегаются бесчисленные коммуникационные пути.

Трудно понять, что происходит наверху. Одно очевидно – президентские силы держат под контролем центр столицы, сторонники Верховного Совета разгромлены. Об этом шумят на всех волнах радиостанции.

Настоящей западни ожидать не стоит, во многом из-за того, что отступление было хаотичным. Однако полностью обезопасить отряд от неожиданного нападения нельзя. Засада может быть за каждым поворотом коридора подземного бункера, у каждого выхода на поверхность. Поэтому нервы стянуты неведомой силой до предела – кажется, что из них на самом деле теперь можно делать канаты или прочнейшие парашютные стропы.

Позади осталось обуглившееся здание Белого дома, расстрелянные товарищи на краю стадиона, десятки раненых и искалеченных, попавших под прицельный огонь.

А в душе таким же ослепительным огнем горит неутоленная ярость, которую с грехом пополам пытаются потушить здравые доводы рассудка. Беспомощны и немощны бескорыстные бойцы за правду и свободу! Что они могут сделать, если везде царствует Закон Выгоды? И с этой, и с той стороны баррикад. Вот и вожди несостоявшегося народного восстания… «Ярость, покинь меня!»

– Центр! – негромко зовет Митина сутулый немолодой мужик, в недавнем прошлом – кадровый офицер, майор; заметно седой, опытный, он сильно отличается от необстрелянной зеленой молодежи (многие из них впервые держат в руках оружие). – Пора на разведку.

Они находятся в очередном длинном темном тоннеле, освещенном скупым огнем их фонарей. Впереди – развилка. Направо и налево отходят две идеально ровные узкие бетонированные дороги, открывающие путь к очередным подземным коллекторам. Где-то там находится выход наверх, долгожданный лаз свободы…

– Какая тут разведка? В канализационных люках говно исследовать? – Митин говорит, не прекращая движения. Он даже не снижает темп ходьбы.

– Прямо нельзя, завалят без всякого. Зуб даю, главные выходы в Филях перекрыты! Это как пить дать! А вот если туда, в сторону…

Митин наконец останавливается, оборачивается (в интонациях офицера слышится отчаяние; к сожалению, люди подобны механизмам – иногда дают сбой и протестированные приборы):

– Мы будем подниматься наверх группами. Это понятно, Сводный?

Бывший офицер присоединился к отряду сравнительно недавно. Его подразделение, рассредоточенное на подходах к Белому дому, скосили прицельными выстрелами снайперы еще за несколько часов до штурма. Уцелело всего несколько человек – сам майор, двое немногословных лейтенантов, одетых не в униформу, а в полный парадный комплект Военно-воздушных сил, да еще растрепанный мужик в сером комбинезоне, к которому, словно «лейбл» известной фирмы, прикреплена непонятная надпись: «Охранное агентство».

Конечно, майор не сам придумал себе прозвище «Сводный». В отряд собирались с бору по сосенке самые разные персонажи, поэтому он, оставаясь верным армейской терминологии, назвал весь этот разношерстный народ «сводной бригадой». За что и получил устойчивую кликуху. Как еще назвать командира такого соединения?

Майор неожиданно садится прямо на сырой пол, снимает с головы фуражку, украшенную белогвардейской кокардой:

– Мне все понятно. Только уйти нам не дадут. Поздно, брат…

Митин не выносит нытья.

– Поздно будет тогда, когда тебя расстреляют на месте, товарищ Сводный. Мы пока живы, командир!

Майор усмехается, вытаскивает из кармана кителя, сшитого на манер дореволюционной армии, помятую пачку «Явы», просит спички у одного из лейтенантов, закуривает.

– Меня не расстреляют. – Он улыбается. – Никогда не расстреляют, Центр! И знаешь почему?

Митин никогда не отвечает на риторические вопросы.

– А потому, друг ситный, что я везучий. Пули мимо пролетают. Я будто заговоренный. Ей-богу, это так… Когда-то давно мне бабка одна напророчила. Говорила: тебя не убьют в сражении, доживешь до старости, правнуков будешь нянчить…

Сводный молчит, долго курит, внимательно наблюдая за тем, как превращается на его сигарете в бледном свете фонарей в серо-черный пепел табачная крошка, потом говорит, с дикой силой, как подлого предателя размазывая окурок на бетонном полу:

– Я уже давно ничего не боюсь! Семи смертям не бывать, одной не миновать! Хотите, могу один пойти наверх, без провожатых? Если что, снизу подстрахуете! Но выход я найду!

Пятнадцать человек замерли на месте. Они словно дублируют позу Митина, остановившегося у развилки коллектора, – правая рука на прикладе автомата (почти у всех – банальный «АКМ»), в левой – фонарь. Узкие полосы света, разрезая подземную тьму, тонкими линиями расчерчивают мрачное подземелье.

– Иди.

Митин не может приказывать Сводному. В конце концов, они – добровольцы. Пошли умирать по зову души. И остались живы только благодаря воле божьей. Трудно представить, что ждет теперь майора наверху…

– Спасибо, брат! – с чувством говорит Сводный, поднимаясь с холодного грязного пола. – Туда нельзя, но я пойду. Ждите минут десять. Если не вернусь…

Он торопливо неумело крестится и исчезает в правом коротком коридоре, настолько низком, что там приходится идти согнувшись, как под обстрелом. Где-то впереди, буквально в двух шагах, расположен выход. Митин может даже не тренировать воображение. И так понятно, как выглядит спасительный лаз – узкая металлическая лестница метров в пять длиной, канализационный люк, за которым открывается путь к смерти или к долгожданной свободе.

Проходит полчаса. Сводного по-прежнему нет. Бойцы сидят на полу, курят, тихо переговариваются. Кто-то наконец спрашивает, повернувшись к одному из лейтенантов ВВС:

– Ну где же ваш командир?! Такая смелость нам сейчас на хер не нужна!

Лейтенант молчит, давясь дымом. Со Сводным они знакомы всего двое суток. Кто знает, что это за человек? На провокатора, правда, не похож. Впрочем, теперь может быть все, что угодно…

Митин тоже понимает, что пора определяться. Сидеть здесь можно до бесконечности.

– Попробуем выползти наверх. Если Сводный нас сдал, то далеко все равно не уйдем. Если нет, есть шансы. Через ОМОН или обычный пост прорвемся. Лишь бы не было спецов.

Вставая с пола, он легко бросает на левое плечо автомат:

– Ходу, мужики! Ждать бессмысленно. Он не вернется.

Молча, неторопливо, отряд продолжает дальнейшее движение по сырой бетонированной поверхности. Это не настоящая клоака; сток грязных вод проходит ярусом ниже – оттуда несет едким запахом нечистот. Временами впору полностью зажать нос и не дышать. Даже закаленным воинам, привыкшим к любым условиям, приходится иногда сдерживать накатывающие приступы тошноты.

Митин не ошибся: через сорок метров узкий и низкий правый подземный ход упирается в преграду. Дальше двигаться нельзя, впереди – тупик. Шероховатые неровные стены, ржавая металлическая лестница из арматуры в десяток ступеней. Наверху – чугунный блин канализационного люка. Он слегка приоткрыт, вниз падает узкий луч дневного света, освещая ворох промасленной ветоши. Очевидно одно – Сводный ушел. Вопрос только в том, куда…

– Штабс-капитан, – Митин подзывает сорокалетнего мужика в казачьей форме; он сам себя назвал дореволюционным воинским званием, поскольку давно и последовательно пропагандирует достоинства старинной армии, честь и силу русского офицерства, – сможешь прозондировать обстановку? Только без эксцессов.

«Эксцесс» в данной ситуации означает неадекватную реакцию на силовые акции противника.

Штабс-капитан молча кивает и начинает подниматься по лестнице. Он вообще немногословен. Это для него норма. Зачем впустую сотрясать воздух какими-то фразами? К нему очень подходит строка Владимира Маяковского, которого штабс-капитан, правда, ненавидит как адепта «красного колеса»: «Ваше слово, товарищ "маузер"!»

Штабс-капитан осторожно отодвигает край чугунного блина, высовывает голову на несколько сантиметров, оглядывается.

Место не ахти какое: колодец находится на пересечении большой длинной улицы с узким коротким переулком. В обе стороны по улице идет интенсивное движение, на тротуарах снуют пешеходы. Но самое неприятное открытие штабс-капитан делает, уже собираясь возвращаться назад: на противоположном краю перекрестка, чуть прикрытый желтыми листьями тополей, стоит бронетранспортер. Около него курят несколько солдат в камуфляже. Вот так!

Только куда же ушел Сводный? Если бы его «повязали», то мгновенно блокировали бы колодец. То же самое произошло бы и в том случае, если бы Сводный сразу сдал весь отряд. Нет, похоже, он успел чисто слинять. Хотя все равно сволочь – бросил боевых товарищей.

Все это штабс-капитан тремя короткими концентрированными фразами передает Митину. Он молчит, курит, задумчиво вглядывается в лица людей из отряда, в последние часы ставших для него своими.

– Ну и Сводный… – вздыхает один из лейтенантов. – Тварью оказался.

– Он проторил путь, – наконец произносит Митин. – Открыл нам прямой выход. Сводный просто не так глуп, как это можно было подумать. Вот ты, – Митин указывает окурком сигареты на лейтенанта, – как бы поступил, если бы пришлось возвращаться назад мимо усиленного блокпоста? Заведомо зная, что тебя могут в любую секунду стопорнуть резким окриком? Что лучше? Тихо смыться или подвести товарищей под удар?

Все молчат, опустив головы. Авторитет Митина растет как на дрожжах. Ум, опыт и сноровка этого немногословного парня оказывают воздействие – соратники согласны с тем, что лучшего командира им сейчас не найти. Хотя Митин – всего лишь бывший сержант ВДВ срочной службы. Но, видимо, такая «срочная» дорогого стоит…

Наверх отряд поднимается парами. Каждая двойка повторяет движения предыдущей – один из бойцов, приподняв чугунный блин, контролирует обстановку, второй, стремительно протиснувшись на поверхность, ужом отползает в сторону, группируется на обочине проезжей части среди палой листвы, тут же принимая на себя функции дозорного и разрешая товарищу повторить свой бросок.

Через десять минут весь отряд, рассредоточившись, занимает удобные позиции для стрельбы напротив сторожевого БТР. Бойцы размещаются на солидном расстоянии друг от друга, частично скрытые силуэтами легковых машин, ровными рядами выстроившихся вдоль тротуара.

Убедившись, что солдаты их не видят, Митин командует отход. И последовательно, двойка за двойкой, отряд просачивается в проходной двор, дорогу в который декорирует пара тополей, еще не сбросивших свои желтые листья.

Осень помогает. «Осень, в небе жгут корабли». Так вроде поет «ДДТ»? Еще у Шевчука есть песня про «Последнюю осень». Неужто и вправду последняя? Или мы еще повоюем, братцы?

– Центр, а как со стволами? – спрашивает один из лейтенантов ВВС, когда группа успешно скрывается в пустынном дворе, отгороженном от улицы фасадом соседнего пятиэтажного дома. – Так мы только до первого патруля…

Митин молча указывает на два здоровенных мусорных бака. Бойцы понимают его сразу и, не мешкая, в том же порядке, парами, немедленно выполняют беззвучный приказ. Интересно, кто первым найдет в помойке склад автоматов Калашникова? Бомжи?

Все, впрочем, догадливы. Не дожидаясь команды Митина, самостоятельно вытаскивают рожки и прячут в карманы, чтобы выкинуть в другом месте. Хоть сейчас и военное положение, не резон разбрасывать боевое оружие – не приведи господь, еще дети в руки возьмут…

Дальше отряд идет, уже не останавливаясь, дробясь на мелкие группы, которые стремительно растворяются в очередном дворике, усыпанном палой листвой. Митин не обращает на это никакого внимания – битва уже проиграна, теперь нужно во что бы то ни стало сохранить жизнь людей.

Но у самого выхода на оживленную магистраль (они где-то в районе метро «Филевский парк») пять оставшихся человек тормозит неожиданно материализовавшийся «омоновский разъезд»:

– Стоим на месте! Руки за голову!

Врагов много. Целый микроавтобус. Голов пятнадцать, не меньше. Бронежилеты, каски, угрожающе нацеленные стволы автоматов.

– Попали, мать вашу! – бормочет штабс-капитан, экстремальный человек, единственный из всего отряда, кто, помимо «АКМ», имеет в запасе еще и ручную гранату. Видимо, его привлекает перспектива бессмысленной героической гибели. Митин такие акции не поддерживает, поскольку знает – еще не скоро придет его час. Он не станет болтать об этом на каждом углу, подобно Сводному, но убежден, как поется в одной песне: не отлиты пока те пули, которые завтра пролетят мимо виска…

– Я что, не ясно сказал, бля?! Руки за голову, и порезче!

Они стоят, рассредоточившись. Впереди – Митин, слева, отступив на два шага, один из лейтенантов ВВС, справа – штабс-капитан, сжимающий за пазухой гранату, сзади – два «зеленых» бойца, Степан и Гриша (оба вели себя безукоризненно, но сейчас все-таки «сдали», побледнели, ожидают страшного исхода).

Самоуверенной походкой приближаются двое омоновцев. Митин мгновенно определяет в них иногородних – сейчас здесь таких много; сослали со всей страны размазывать москвичей мордой по асфальту. Власти хитры – нет ничего лучше, как сыграть на исконной ненависти к зажравшейся столице.

– Откуда идем?

Первый омоновец уже совсем близко. Ствол автомата в метре от лица Митина, сделай одно резкое движение – и, несмотря на свои пророчества, получишь в висок заряд свинца. Сейчас волкодавы не будут церемониться – им вручили этот город как подарок. Щедрые чаевые, двойные оклады, чувство превосходства над «московскими чмарями», возможность бить и унижать, давить сапогом, а то и убивать всяких слабаков, вознамерившихся поднять свою выю, выпрямиться, плюнуть в подлую харю новой власти, еще более грязную и мерзкую, чем прежняя…

– Ты глухой?

Только бы не выступил штабс-капитан! Господи, удержи слабоумного…

– Мы члены народной дружины. Наша группа сформирована на добровольной основе вчера ночью по призыву Егора Тимуровича Гайдара. Патрулируем свой район. Пока все в порядке. Мятежников не встречали.

Подобные экспромты Митин уважает. Говорит он спокойно, без напряжения, аккуратно сложив руки на затылке. Главное – полная естественность. Показать, что испугались, поэтому и ведем себя так заторможенно. А вообще-то мы, мол, свои, ребята, одну работу делаем.

Омоновец несколько обескуражен. Ни про какие «народные дружины» он, конечно, и слыхом не слыхивал. Но кто его знает? Вдруг уже есть приказ Лужкова или самого Ельцина? Сейчас все развивается так стремительно…

– Документы с собой?

Второй омоновец не столь наивен. Скользнув взглядом по замершим фигурам бойцов, отмечает скованность Степана и Гриши, заледенелый в ожидании неизбежной схватки взор штабс-капитана, оцепенелый силуэт лейтенанта ВВС, даже руки на затылке сложившего как-то криво, на «пятьдесят процентов». И требовательно протягивает вперед ладонь:

– Вытаскивай паспорт!

Митин никогда не носит с собой такие «улики». Это закон, личная договоренность с самим собой, заключенная пару лет назад.

Остальные омоновцы не очень бдительны. Вылезли из микроавтобуса, курят, громко матерятся. Скороговоркой бубнят рации, из приемника в водительской кабине доносится голос президента – в новостной программе снова звучат фрагменты утреннего ельцинского обращения: «Те, кто пошел против мирного города и развязал кровавую бойню, – преступники. Но это не только преступление отдельных бандитов и погромщиков. Все, что происходило и пока происходит в Москве, – заранее спланированный вооруженный мятеж. Он организован коммунистическими реваншистами, фашистскими главарями, частью бывших депутатов, представителей Советов. Под прикрытием переговоров они копили силы, собирали бандитские отряды из наемников, привыкших к убийствам и произволу. Ничтожная кучка политиканов попыталась оружием навязать свою волю всей стране. Средства, с помощью которых они хотели управлять Россией, показаны всему миру. Это – циничная ложь, подкуп. Это – булыжники, заточенные железные прутья, автоматы и пулеметы. Те, кто размахивает красными флагами, вновь обагрили Россию кровью…»

– Паспорт у жены. Она отсыпается, мы пришли домой под утро. Ночью были у Моссовета, где собирались все демократические силы столицы.

Спокойный тон Митина диссонирует с возбужденным баском Ельцина. Сейчас самое важное – выиграть время. Пять деморализованных бойцов против пятнадцати вооруженных до зубов врагов. Это фатальный расклад!

– Твой паспорт!

Второй омоновец оставляет без комментариев слова Митина, поворачивается к штабс-капитану. Да, он может вытащить сейчас такой «паспорт» – мало не покажется!

– Дома. Я, как приехал от Моссовета, в квартиру забежал. Надо было своих предупредить, чтобы не волновались.

Молодец штабс-капитан!

«Вооруженный мятеж обречен. Чтобы восстановить порядок, спокойствие и мир, в Москву входят войска. Их задача – освобождение и разблокирование объектов, захваченных преступными элементами, разоружение незаконных вооруженных формирований…»

– Короче, дружинники, – второй омоновец морщится; ему уже надоели эти «гнилые базары», – сейчас едем с нами в ближайшее отделение, устанавливаем личности, а потом свободны. Ясно?

Куда яснее. Ситуация накаляется. Штабс-капитан, не подведи…

Митин до боли сжимает челюсти – стоит только оказаться в их микроавтобусе – и все! Пиши – пропало! Странно, почему они не заставили лечь мордой в асфальт? Так ведь и обыскивать проще. Или это еще будет перед посадкой?

Митин потом часто вспоминал эту минуту. Время как будто остановилось. Кажется, даже зависает в воздухе падающий с ближайшего тополя вниз желтый лист, а Ельцин будто осекается на очередной фразе: «Москва, Россия ждут от вас решительных действий…»

Происходит так потому, что в нескольких сотнях метрах звучит сухая автоматная очередь. Тут же разъяренным зверем рычит мотор микроавтобуса, и омоновцы, мгновенно сгруппировавшись, бросаются к машине. Первый «страж» немедленно мчится к своим, на ходу крикнув напарнику:

– Держи их под прицелом!

Странно! Кто же здесь мог стрелять? Другая группа волкодавов обнаружила ложную цель и решила проявить инициативу? Об этом Митин так и не узнал. Но спасительный голос стрелкового оружия тогда открыл путь к свободе…

Едва только микроавтобус заворачивает за ближайший угол панельной пятиэтажки, Митин прыгает вперед и стремительным движением вырывает из рук омоновца автомат с укороченным стволом. Спецназовец ВДВ показывает, на что он способен, – медлительный страж не успевает нажать на спусковой крючок. Акция занимает всего несколько секунд. И вот уже обезоруженный враг корчится на земле – Митин, не церемонясь, нанес ему поражающий удар страшной силы.

Они молниеносно, все время оглядываясь по сторонам, затаскивают омоновца в ближайший подъезд (как хорошо, думал впоследствии Митин, что в те годы еще не было домофонов) и бегом уходят через соседний двор к станции метро.

Воистину, их уберег господь!

Уже садясь в вагон, Митин крестится. Такое с ним случалось нечасто…

4

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.28

Ночной прорыв Томсон решил делать по всем тактическим правилам, принятым в среде коммандос. Оставив с флангов в засаде у левого и правого лаза в бункерах Г-8 и Д-10 соответственно Айса и Рича (оба имели на своих винтовках совершенные образцы окуляров, снабженные приборами ночного видения), он сам с Майком и Берком медленно двинулся наружу. Ник должен был сделать ложную вылазку из левого выхода, отвлекая на себя внимание противника.

Отсчитывая про себя убегающие в вечность секунды, Томсон ждал, когда Ник начнет свой опасный бросок вперед. Всего десять минут назад они подробно обсудили план.

– Они, как профи, естественно, допускают, что мы пойдем двойным охватом. Допускают также, что выберем один из бункеров или устроим демонстративный фальшивый маневр. Есть только три варианта в тех или иных модификациях. Но вот на что я надеюсь…

Командир замолчал, потирая ремень штурмовой винтовки.

– Если мы первыми выползем на поверхность, а ты первым откроешь огонь, у нас будет фора. Не очень большая, секунд на тридцать. Они должны поверить, что фальшивый маневр совершается из бункера Д-10, а реальная вылазка идет с твоей стороны.

Прямо глядя в глаза Нику, он спросил:

– Ты понимаешь, что это за риск?

Ник молча кивнул.

– Мало того, – Томсон сжал челюсти, – если ты погибнешь, то подставишь под удар всю группу.

– Как говорят нынешние русские, – Ник специально выделил последнее слово, прекрасно зная, что командир не любит всуе упоминать национальность противника, – у меня будет фарт.

Он резко встал и добавил, уже сделав шаг вперед:

– Прорвемся, Томсон…

Ник должен был постараться как можно незаметнее выскользнуть из правого бункера, чтобы максимально оттянуть тот момент, когда его заметят стрелки. Но Томсон понимал – надежды на такой исход остается немного, поскольку несомненно снайперы противника имеют на своей оружейной оптике приборы ночного видения.

Действительность тут же подтвердила предположения командира американской группы. До поры до времени они сохраняли полную тишину, передвигаясь словно змеи, подползающие к жертве. Никто не сомневался в том, что малейший звук со стороны стены вызовет соответствующую реакцию российских снайперов, скрупулезно отслеживающих окружающее пространство. Но Томсон смог выдвинуться лишь на два метра от выхода из бункера, а Майк и Берк, последовав за ним, застыли рядом на верхней ступени, когда почти одновременно с приглушенным голосом карабинов Айса и Ника слепящим огнем сразу по двум целям ответили спецы противника.

– Вперед! – скомандовал Томсон Майку и Берку и нырнул в окружающую темноту, как в ледяную воду.

Он заранее определил себе надлежащий маршрут и сразу кинулся влево, залегая за обломком огромного бетонного блока. Сквозь небольшую щель в искусственном камне Томсон успел засечь точное местоположение стрелка и, стремительно прицелившись, нажал на спусковой крючок.

Удлинившиеся секунды. Отработанные на протяжении длительного времени типовые приемы. Доведенная до автоматизма синхронность. Бросок вперед, перебежка длиной всего в два метра, новая огневая позиция, выстрел по цели. Тело превратилось в механизм, живущий по особым законам, а сознание послушно отметило, что Ник и Айс, кажется, смогли уйти вправо, к бункеру Б-6. «Это уже хорошо», – мелькнула радостная мысль.

Томсон успел зафиксировать, что Майк и Берк, растянувшись короткой шеренгой, двигаются следом, буквально повторяя все броски командира. Медленно, короткими перебежками, они уходили влево вдоль бетонного заграждения.

Но тут, на беду американской ДРГ, яркая луна, неожиданно выглянувшая из-за завесы туч, осветила поверхность бетонного блока в двух шагах от бункера Д-10, и фигура Майка стала отчетливо видна со стороны противника. Он совершил фатальную ошибку. Вместо того чтобы сохранять прежнее направление, Майк кинулся вперед, перпендикулярно фронтальной поверхности стены. Ему оставалось сделать всего один шаг, чтобы грамотно залечь у той небольшой возвышенности, где засели стрелки противника, когда короткая пунктирная линия трассирующих пуль полетела по прямой траектории, разорвав ночную тишину очередной басовитой трелью.

Томсон увидел, как Майк резко упал вниз. Сразу было непонятно, зацепила его очередь российского снайпера или все-таки он успел вовремя уйти в сторону. Однако сейчас не оставалось времени проверять эти предположения.

– За мной! – крикнул он Берку и залег за очередным укрытием, посылая в ночную темноту новую порцию пуль.

5

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.27

Рассредоточившись за металлической трубой, идущей параллельно линии бункеров, спецы ждали начала боя. В этом месте развалины оградительного сооружения были достаточно сохранены, кое-где поднимаясь на высоту до двух метров. С внешней стороны они густо заросли бурьяном и терновником, что создавало дополнительную защитную линию, скрывая стрелков.

Схватка предстояла нешуточная. Во-первых, потому что никто из российских спецов не мог знать достоверно, сколько человек у противника, чем они вооружены и какую изберут тактику боя. Во-вторых, одна мысль о «дублирующей группе», которая в любой момент могла появиться за спиной, способствуя полному окружению отряда, дамокловым мечом висела над полем будущей баталии.

Одно внушало оптимизм. Все три бункера не имели второго выхода на поверхность. А это значит, что диверсанты оказались заперты в подземных коллекторах, как барсуки в норах. У противника есть только один выход – прорываться на поверхность. Любыми способами. Или попытаться пойти на переговоры…

Шло время. Громко тикала секундная стрелка на командирских часах. Митин лежал у кромки густого кустарника, положив правую руку на приклад пистолета-пулемета «Кедр». Рядом на траве ждали своего часа аккуратно разложенные запасные обоймы.

Отсюда место предполагаемого боестолкновения было как на ладони. От бункеров до «редутов» его группы – короткое расстояние. Не более двадцати метров. Причем все это пространство совершенно открытое, простреливается из укрытия на сто процентов. Очевидно, что американцы напрямую не пойдут, они не самоубийцы. Им важно определить места размещения огневых точек противника. А как это сделать? Правильно. Совершить какой-нибудь фальшивый ход.

Митин понимал, что имеет дело с профессионалами высокой квалификации. И то, как они устроили маневр с запасной группой, убеждало, что эти ребята способны на нетривиальную тактику, могут мгновенно по ходу дела менять свои планы. Идти на верную смерть, подставляться под огненный шквал пуль не будут.

Митин прокручивал в голове различные сценарии дальнейшего развития событий, но так и не смог составить четкий прогноз. Как поведут себя американцы? Неприятная мысль время от времени заставляла его нервно перекладывать приготовленные для боя запасные магазины «Кедра». Вдруг он все-таки ошибся и какой-нибудь бункер имеет второй выход? В конце концов, оказавшись в ловушке, диверсанты могут и взорвать одну из замурованных стен.

Митин довольно точно смог предсказать тот момент, когда американская ДРГ начнет прорыв. Поэтому заранее передвинул вперед, на фланги, Востока и Юга, оставшись вместе с Западом и Севером («Хорошо получилось, – усмехнулся он про себя, – Центр оказался в центре»). Это был его древнейший позывной, опробованный еще на заре спецназовской юности. Исходя из каких-то странных суеверных представлений, Митин считал, что расставаться с ним не имеет никакого права. Удача – особа капризная. Лучше не нарушать установившегося за годы порядка…

В какой-то момент произошло то, что заставило Митина максимально сконцентрировать внимание на входе в левый бункер. У самого входа шевельнулась ветка. Едва заметно, словно крохотная птица потревожила завесу кустарника. Но этого хватило Митину, чтобы установить – враг выходит из укрытия. Он передал сигнал всем четырем бойцам: «Готовность номер один!» И, сжав в руках пистолет-пулемет, приник к диоптрическому прицелу, переместился влево на полметра, занимая более удобную позицию. Рука незаметным движением сместила переключатель «Кедра» на режим автоматического огня, а указательный палец уверенно лег на спусковой крючок.

Запад одновременно с командиром тоже зафиксировал в приборе ночного видения появление противника. Но когда очередь из его «Грозы» громким гласом разорвала тишину уснувшего Полигона, со стороны левого бункера начался массированный ответный огонь, немедленно дополненный с правой стороны.

Боеприпасов спецы не жалели. В самом начале операции они устроили неплохой тайник к северу от Центра управления. Еще днем Юг и Восток совершили туда небольшую экскурсию, и теперь на траве около каждого спеца лежали запасные магазины, использование которых позволяло вести непрерывный бой с целым взводом в течение получаса. А Митин надеялся, что сможет завершить силовую акцию за более короткий срок. Самым лучшим вариантом являлась бы, конечно, капитуляция противника, но на это шансов было немного. Настоящие профессионалы не приучены сдаваться!

Отметив, что один из американских бойцов, похоже, выведен из строя, Митин, а вслед за ним и все спецназовцы, усилили обстрел полуразрушенного бетонного заграждения между бункерами Г-8 и Д-10. Митин интуитивно определил, что именно здесь находится командир ДРГ. Ему не давал покоя стрелок, засевший у самого левого выхода (это был Рич), из-за которого нельзя было полностью переключиться на ликвидацию центральной группы противника. Пули вовсю свистели над головой, не позволяя поменять директорию стрельбы. Судя по всему, снайпер в прибор ночного видения прекрасно зафиксировал местонахождение бойцов противника.

– Запад, помоги Востоку! – громко крикнул Митин в надежде, что два метких стрелка смогут подавить эту огневую точку. И в этот момент понял, что ситуация выходит из-под контроля.

Юг не мог удержать свой фланг. Бойцы американского спецназа, вырвавшиеся из бункера Д-10, уходили все дальше и дальше. А непрекращающиеся мощные фронтальные очереди, идущие с того места, где передвигался вперед командир ДРГ, веером разрезающие пространство и направленные прямо в сторону позиции Митина («строго по Центру»), заставляли его основное внимание уделять этому участку.

– Они же уйдут, мать вашу! Тактик ты хренов!

Митин вынужден был прекратить огонь и молниеносно переместиться на несколько метров правее. Командир американского спецназа немедленно воспользовался короткой передышкой, и вот уже через полминуты приглушенный голос штурмового карабина раздался впереди, в непосредственной близости от выхода из бункера Г-8.

Север вел прямую перестрелку с Берком, который выбрал в качестве временной огневой точки полностью защищенное место за обломком бетонной стены. Пули дружно рикошетили от металлической трубы, отскакивали к полуразрушенной стене бункеров, некоторые продолжали свой вторичный полет обратно, словно теннисные мячики. Одна из них по касательной задела Берка в правую руку. На короткое время Берк потерял способность отвечать Северу, его полуавтоматическая винтовка умолкла.

«Неужели сняли еще одного?»

Митин решил немедленно воспользоваться этим обстоятельством и тенью проскользнул мимо Юга, сделав ему знак идти следом.

Совершая зигзагообразные движения, то и дело пружинисто падая на землю и снова вскакивая, они промчались несколько десятков метров и залегли правее бункера Г-8, где теперь находился командир американской группы.

Юг понял командира. Рассекая пространство прямыми очередями, он блокировал дальнейший путь самого опасного противника, тем самым предоставив Митину возможность вступить в перестрелку с Ником и Айсом, которые смогли вырваться из-под плотной огневой завесы.

Но ни Митин, ни Юг не могли допустить, что в этот момент с края Полигона к ним приближается новая сила, способная существенно повлиять на исход вооруженного противостояния…

6

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.32

Ник радовался. Вместе с Айсом ему удалось вырваться, уйти налево. Но не решаясь двигаться к западу, в направлении той металлической трубы, за которой грамотно засел противник, он посчитал возможным добраться до входа в бункер Б-6, находящийся с краю этого маленького плацдарма открытого боестолкновения. Ник чувствовал, что положение Томсона и Берка остается очень сложным. Один из российских спецов резко сместился влево, перекрывая дальнейший путь командиру американской ДРГ прицельными выстрелами. Томсон фактически уже не мог идти дальше. Он залег за очередным невысоким бетонным блоком и вел интенсивный огонь. Но долго так продолжаться не могло. Боеприпасы закончатся…

Томсон понимал, что Майк выведен из строя, поэтому до боли сжал челюсти, когда следом умолкла винтовка Берка. Неужели их теперь всего четверо? Где же тебя носит, резервная группа?

Никто, кроме Ника, не знал о том, что час назад был послан срочный вызов Хантеру. Томсона не очень убедило появление вертолета. Может быть, это все-таки связано не с информацией полковника, а с самим фактом его исчезновения. Ведь что ни говори, расчет был точным. Украинские вояки, по всем прикидкам, появятся здесь не раньше утра. Поэтому Хантер должен успеть. Должен, должен, должен…

В такт этим словам вокруг цокали пули, отскакивая от стен и угрожая ранить Томсона. Но он знал, что в бою нельзя думать о свинцовом дожде. Очень часто погибает тот, кто боится.

Томсон резко, за считаные секунды, откатился влево и, занимая новую позицию, увидел, что прямо на глазах происходит очередная передислокация противника. Один боец сместился параллельно направлению его движения и открыл массированный огонь по Нику и Айсу.

Ник тоже вел себя маневренно. За полминуты он ухитрился продвинуться на двадцать метров и залег с внешней стороны металлической трубы. Теперь его пули пересекали пространство перпендикулярно прежней директории выстрела. Айс отставал и вынужден был находиться почти у самой стены бункера.

Томсон прекратил огонь, отбросил пустой рожок, замер, имитируя полученное ранение. Это была одна из простейших уловок, очевидная для любого мало-мальски грамотного специалиста. Но сколько раз Томсону приходилось встречаться с тем, что опытные профи покупались на нее, словно зеленые резервисты!

Через тридцать секунд стрелок напротив замолчал. Томсон, прижимаясь к траве, не двигался, лишь его левая рука привычным жестом вытащила из сумки очередной магазин. Еще через тридцать секунд Томсон довольно улыбнулся. Сработало! Боец противника тут же изменил директорию. Теперь его очередь ярким пунктиром полетела в сторону Айса.

Томсон вставил новый рожок. Не поднимаясь с земли, приник к окуляру прибора ночного видения, прицелился. Он отчетливо видел левую руку российского спеца, сжимающую ствол, его плечо, край головного убора. Легко нажимая на спусковой крючок, вдруг почувствовал, как слаженно отозвалось во всем его естестве отрицание этого действия. Томсон не привык стрелять из-за угла, тем более что на сей раз противником оказался его соплеменник…

В эти же мгновения Майк лежал в десяти метрах от выхода из бункера Д-10 и судорожно размышлял над тем, что еще сможет сделать. Рана была очень серьезной. Это Майк хорошо понимал. Вся правая сторона камуфляжной куртки немедленно стала мокрой, кровяные струи потекли вниз, затекая в обувь, словно дождевая влага при сильном ливне. Бежать он был не в силах, и тревожный зуммер в мозгу неумолимо утверждал: «Да, парень, плохи твои дела. Идти и то не получится».

Он немного прополз вперед, ощущая, как мутными кругами накатывает внезапная тошнота, а сознание бледнеет, наполняясь множеством невнятных деталей.

– Неужели все? – прошептал он, прижимая руку к правому легкому, где застряла смертоносная пуля.

Еще через минуту боец американского отряда специальных диверсионных операций Майк Десятин впал в забытье, из которого ему уже не суждено было возвратиться…

7

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

Ночь

После ликвидации Калмыкова Хантер вернулся к месту своей первоначальной засады в лесополосе у края поселка, туда, где находились неприметные «Жигули» пятой модели – единственный транспорт диверсантов. Они стояли в ста метрах, скрытые от внешнего наблюдателя завесой листвы акации.

Хантер нервничал. Запросы, отправленные по электронному адресу командира, оставались без ответа. Лишь к половине одиннадцатого пришло короткое сообщение: «Жди».

С каждой минутой уходила вдаль надежда на чистое завершение рейда. Два варианта – либо группа еще не нашла тайник, либо русские нашли группу, не важно, с каким результатом закончилась сама экспедиция Томсона.

– Так я и знал! – Джо яростно сплюнул, получив через час приказание срочно прибыть на Полигон для организации противодействия антидиверсионному отряду. И, стремительно закрывая крышку своего противоударного ноутбука, распорядился: – Дик, выводи машину! Кейн, Стив, залейте последнюю канистру в бензобак!

Хантер сам сел за руль. Он гнал по степи на предельной скорости, выжимая из потрепанного автомобиля все, на что тот был способен. Фары ближнего света рассекали ночную темноту проселочной дороги бледным сиянием. Луна то пропадала за наплывающими низкими тучами, то вновь появлялась на небе.

Джо в пути кратко объяснял тактику действий. Все его бойцы были недостаточно опытны для таких операций, поэтому требовалось дополнительно разжевать очевидное:

– Задание выполнено, но Томсон оказался в ловушке. Русские заперли его в бункерах в трехстах метрах от Центра управления. Он сделает попытку прорваться, хотя ситуация очень сложная. Вероятны потери. Мы должны сделать все возможное, чтобы обеспечить отход основного отряда. Вы ясно поняли?

– Куда яснее, – за всех ответил Дик на правах заместителя командира резервной группы.

– Все берут с собой штурмовые карабины. Приклады разложить заранее. Проверить приборы ночного видения. Я и Дик устанавливаем на стволы гранатометы. До Центра управления идем за мной след в след. Потом растягиваемся неширокой цепью. Правый фланг – Кейн, левый – Стив. Я и Дик в центре. Ориентировка по обстоятельствам. Огонь открывать по моему сигналу.

Машина преодолела гребень очередной возвышенности и скатилась вниз. До разрушенных сооружений Полигона оставалось менее километра.

Замаскировав машину в небольшой низине, бойцы начали стремительное движение к тому месту, где прорывалась из плотного кольца американская диверсионно-разведывательная группа. Они торопились, потому что уже на расстоянии были слышны трели автоматического оружия, разрывающие тишину Полигона.

Ориентируясь на звук очередей, Хантер, Дик, Кейн и Стив неслышно приблизились с тыла к позициям российского спецназа. Рассредоточившись в густом бурьяне в нескольких метрах от противника, они приготовились к стрельбе. Кейн, оказавшись на левом фланге, взял в прицел прекрасно различимую в прибор ночного видения фигуру Востока, Дик выделил в темноте Запада, который сделал в этот момент рывок вперед и, нырнув под брюхо ржавой трубы, вел бой практически без всякой защиты на открытом пространстве в десяти метрах от полуразрушенной стены. Стив попал в сложное положение. Прямо по биссектрисе выстрела, предназначенного для того, чтобы сразить Митина, располагались позиции Ника и Айса. Он суетливо метался вдоль трубы, пытаясь найти подходящую точку, и потерял на этом несколько важных мгновений.

Сам Хантер определил для себя первую цель, но в тот момент, когда уже собирался нажать на спусковой крючок, вынужден был констатировать, что опоздал. Боец противника прямо на его глазах получил ранение в плечо, выронил оружие и медленно сполз вниз. Джо немедленно переместил ствол налево – сейчас нет времени заниматься зачистками. Штурмовой карабин выбрал себе новую жертву…

8

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.34

Митин вздрогнул, когда умолк «Кедр» Юга, безошибочно почувствовав, что начались потери. Сейчас он, к сожалению, не имел права отвлекаться ни на что. Даже проверить, жив ли боевой товарищ, не мог разрешить себе командир специальной группы. Только, сжав челюсти, продолжать вести непрекращающийся огонь из своего «Кедра», отстреляв, выбрасывать магазин, заряжать новый и снова, будто робот, без устали давить на спусковой крючок…

Его спасли сноровка и опыт. Яростно перемещаясь вперед, Митин резко разворачивался, молниеносно менял позиции для стрельбы. Поэтому, когда в двух метрах сбоку прошла очередная очередь, успел отреагировать с фантастической скоростью. Резко повернув ствол пистолета-пулемета, он послал ответную порцию свинца в сторону растерявшегося бойца резервной группы. Стив был сражен наповал, а Митин с обострившейся в экстремальной ситуации способностью на ходу принимать единственно верные решения, не обращая внимания на перекрестный огонь со множества позиций, прыгнул в густой бурьян, через считаные секунды оказавшись на одной линии с Хантером, Диком и Кейном.

Но Митин уже не успел. Прицельный выстрел Хантера достиг цели. Север пытался передвинуться на пять метров правее, но неожиданно замер на месте, будто споткнулся о некий невидимый барьер…

Все решали неумолимые и неуловимые секунды. Митин видел действительность как при замедленной съемке: каждый его шаг, каждое движение были настолько стремительными, что, казалось, опережали сам ход времени. Очередь из митинского «Кедра» ярким, светло-оранжевым пунктиром разорвала темноту ночи по новой биссектрисе. Дик и Кейн, еще не успевшие открыть огонь, еще только, в отличие от командира резервной группы, начинающие нажимать на спусковые крючки, синхронно взмахнув руками, упали вниз, окрашивая листья лопухов красными каплями крови. Хантер смог профессионально сгруппироваться и после своего выстрела резко прыгнул вперед, словно пытался соревноваться со скоростью пуль, выпущенных из ствола пистолета-пулемета.

Теперь все поле боя выглядело хаотично. Разбросанные на пространстве в две сотни квадратных метров позиции вооруженных бойцов, где, как на шахматной доске, словно чередовались белые и черные квадраты (некоторые из них отныне занимали убитые и раненные в этой короткой, но ожесточенной схватке), почти синхронно прекратили извергать смертоносную свинцовую лаву. Каждый из участвующих в боестолкновении понимал, что сиюминутная ситуация нарушает планы обеих сторон конфликта. Более того, сейчас невозможно было выяснить, какая из двух групп спецназа близка к победе.

Нарисуем батальное полотно в эти ультракороткие мгновения внезапной тишины.

Контуры сооружений неразличимы в ночной темноте. Луна, недавно выглянувшая из-за туч, опять скрылась в небесной хмари. Металлическая труба, которая только что выполняла роль редута, разделяющего противников, теперь просто ограничивает с севера, как ограждение ринга, место сражения. К полуразрушенной стене подземных сооружений прижаты оставшиеся в живых бойцы Томсона: Рич, так и не покинувший площадку лестницы у выхода из бункера Д-10; Берк, еще ни разу после легкого ранения не нажавший на спусковой крючок своей укороченной штурмовой винтовки «FN-SCAR-H»; сам командир американской ДРГ, успевший продвинуться почти до выхода из следующего бункера и готовый к немедленному прорыву, ведь Хантер где-то рядом; Айс, находящийся в двух шагах от темного провала бункера В-6. В тридцати шагах от него залег Ник, держа под прицелом пространство с наружной стороны трубы. В директории его выстрела – раненый боец российского спецназа Игорь Немчинов с позывным Юг. Запад и Восток пока живы и невредимы. Они замерли с левого фланга, готовые в любое мгновение открыть огонь. В пяти метрах от них – Хантер, который чудом ушел от гибели всего несколько секунд назад, в пятнадцати – Митин, крепко сжимающий в руках пистолет-пулемет «Кедр». На поле боя остались и павшие – американские бойцы Майк, Дик, Кейн и Стив, российский боец Андрей Вишняков с позывным Север.

Эта картина в следующие мгновения взорвется ослепительным огнем…

9

Киев

Штаб спецназа Главного управления разведки

Министерства обороны Украины

17 августа

22.45 киевского времени

Майор Борис Коваль лежал на диване, сложив руки за головой, и смотрел на верхнюю часть пыльных штор, прикрывающих грязное окно дежурки. Два спеца в соседней комнате увлеченно резались в карты, из включенного телевизора доносились невнятные голоса – там шел какой-то боевик.

Коваль закурил сигарету и подумал о том, что трудно найти что-нибудь более скучное на свете, чем несение наряда. Вроде в кои-то веки имеешь возможность отвлечься от каждодневной изнуряющей суеты, от этого нескончаемого потока забот и дел, поразмышлять о каких-то самых важных, настоящих вещах. Однако не лежит душа к таким вот материям, хоть ты тресни! Вспоминаются, напротив, всякие бытовые мелочи, нерешенные проблемы, да еще, словно издеваясь (захотел, мол, о высоком погутарить, хлопец?), выползают из темных глубин сознания, как змеи под весеннее солнце, сомнительного свойства мысли, которые во время рейда можно смело назвать предательскими. Ну, например, о том, что работает майор Коваль по сути официальным, состоящим на довольствии у государства, убийцей. А как еще назвать командира особой боевой группы украинских сил специального назначения? Девяносто процентов его заданий в конечном итоге направлено на то, чтобы уничтожать людей.

Майор никогда не причислял себя к патриотам новой Украины. Многое происходящее в незалежной державе за последние полтора десятилетия вызывало у него чувство недоумения, чаще – досады, а иногда – даже гнева. Поэтому и задания свои Коваль, по большому счету, никак не мог считать выполнением долга перед отчизной.

Ему было уже тридцать четыре года – возраст, вполне подходящий для того, чтобы продолжить армейскую карьеру на более престижной должности. Многие его сверстники, сослуживцы, выпускники родного училища, уже давно занимают значимые посты. И не только в Вооруженных силах. Вот Никита Лазаренко, друг курсантской поры, преспокойно уволился из армии пару лет назад и вовсю работает в администрации самого президента, а Илья Ревунов, с которым вместе не раз ходили под пули во время спецопераций, в звании подполковника командует отрядом силовиков, подчиненных непосредственно Службе безопасности. Впрочем, у каждого свой путь…

Коваль затушил окурок в стеклянной банке и позвал одного из спецов:

– Богдан, иди сюда!

На пороге дежурки тут же возникла здоровенная фигура бойца:

– Чего, Бор?

Бор – это такой простенький позывной Коваля. С ним он никогда не расставался, как с проверенным в многочисленных боях оружием.

– Чаю сварганьте.

Богдан иронично щелкнул каблуками и столь же мгновенно исчез.

В последнее время он являлся заместителем майора во всех рейдах. Проверенный парень, без всякого сомнения надежный. И в опыте из всей боевой группы уступал разве что самому Ковалю. Вообще в его подчинении находился отряд профессионалов-контрактников, способных на то, что и не снилось обычным армейским спецназовцам. Ребята под его мудрым руководством могут горы свернуть.

Отхлебывая через пять минут горячий чай из стеклянного стакана, Коваль улыбнулся. Вот как можно избавиться от подлых мыслей, выползших наружу из темных глубин! Что ни говори, а майор – не вонючая штабная крыса, все заслуги которой проявляются лишь в способности чутко угадывать настроения командования. Он ведь истинно полевой офицер, мастер ратного дела, в совершенстве владеет уникальной методикой захвата вражеских диверсантов, умеет стремительно нейтрализовать даже весьма подготовленную террористическую группу, выйти победителем из почти безнадежной ситуации.

Коваль встал, поставил пустой стакан на стол, заваленный стопками оперативных приказов, опять закурил. Бывали, конечно, неудачи и провалы. От них не застрахован никто и никогда. Но главное – майор свой скромный оклад зарабатывал в экстремальных условиях, доказывая на деле, чего стоит боевой опыт!

Он вышел в соседнюю комнату, где располагался пульт связи с командованием. Штаб спецназа – не отделение милиции, куда беспрерывно текут по разным водотокам новые сообщения, но бывают такие дни и ночи, когда дежурный офицер понимает, что не зря сидит на боевом посту. Даже Коваль, всегда относившийся с нескрываемым презрением ко всем уставным нормам, должен был признать, что в данном случае формализмом и не пахнет. Экстраординарные сведения могут поступить в штаб в любое время суток. Это часть работы структур спецназа, находящихся в бесперебойной связи с центральными постами войсковых частей.

Нынешнее дежурство выдалось на редкость спокойным. Впору попробовать покемарить, укрывшись старым бушлатом.

Коваль посмотрел на ровно горящие зеленым светом индикаторные лампочки пульта. И уже собрался возвращаться на свой диван, когда требовательно загудела трубка прямой связи с командованием.

Голос полковника Луценко был сухим и напряженным:

– Коваль, немедленно сдавай дежурство и собирай группу! Срочное дело!

10

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.39

На штурмовой винтовке Айса еще сутки назад был установлен сорокамиллиметровый гранатомет «FN EGLM». Только у него одного. Так распорядился Томсон и пояснил:

– Для исключительной боевой ситуации, Айс.

И вот она, кажется, настала…

Айс не мог сейчас получить приказ командира, поэтому принял решение самостоятельно, за считаные мгновения. Коротким рывком установив переключатель на ствольной коробке в режим гранатомета, он положил палец на спусковой крючок и приник к оптическому прицелу.

Как только яркие трассеры крест-накрест опять перечеркнули пространство и со всех сторон со свистом понеслись пули, Айс смог выделить тот сектор, где поражающая сила гранатного заряда смогла бы нанести максимальное поражающее действие. Этот участок располагался за металлической трубой, где с самого начала боя находились позиции противника. Понаблюдав в течение тридцати секунд за кучностью стрельбы, Айс зафиксировал там три огневые точки российского спецназа, расстояние между которыми было сравнительно небольшим. Мешало только одно – эта самая труба диаметром в полтора метра, выступающая в роли защитной стенки. Если граната в нее попадет, можно смело предположить, что убойная сила выстрела сведется к нулю. Если заведомо прицеливаться выше, то результат тоже будет сомнительным. Тогда разрыв метрах в двадцати к северу от трубы останется в памяти выживших в этой сече всего лишь как красивый бессмысленный фейерверк. Эти колебания оказались для бойца отряда специальных диверсионных операций США Серафима Гущина фатальными…

В отличие от Айса, российские спецы не стали терять время, которого у них вообще не оставалось. Гранатомет на «Грозе» Запада был уже готов к бою, и Алексеев не пытался выделить для своего выстрела наиболее подходящий сектор. Вся полуразрушенная стена бункеров фактически представляла собой линию обороны противника. К ней были прижаты четыре америкоса.

Как только Митин и Восток открыли огонь, Запад прыгнул вперед и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок. Огненная комета унесла гранату в сторону бункера Б-6, где, как полагал Запад, находился командир ДРГ, а широкий ярко-красный разрыв, до конца разрушивший и так наполовину снесенную стену, похоронил под обломками Айса, его гранатомет и надежды американской группы прорваться с минимальными потерями…

Томсона спасло то, что он только что резко вырвался вперед. Не кланяясь пулям, не выбирая наиболее оптимального пути движения, ни на что не обращая внимания, он мчался в сторону металлической трубы, веером рассекая пространство слепящими очередями из своей штурмовой винтовки. Когда же до редута, в последние часы прочно разделившего боевые позиции, оставался всего один метр, огненным клубком полыхнул взрыв.

Он упал вниз, закрыв голову руками. Автомат, при падении крутанувшийся на ремне, как праща, сильно ударил по ребрам. В какой-то кратчайший миг Томсон был убежден, что убит…

Оклахома-Сити, июнь 1993 года

Решение стать военнослужащим Вооруженных сил Соединенных Штатов Америки Никита Старомыслов принял самостоятельно. Он неплохо учился в юридическом колледже и вполне мог бы выбрать ту же стезю, что и отец, который в течение многих лет являлся довольно известным и высокооплачиваемым консультантом по вопросам морского права. Но характер Томсона требовал чего-то экстремального. Он был не в состоянии представить себе бесконечную рутину одних и тех же дел, долгое сидение в конторах, неспешное обсуждение отвлеченных тем. И рвался в бой, в поход, в сражения. Так выражала себя воинственная генетическая память потомка русских дворян…

Его отец, Борис Никитич Старомыслов, всю жизнь прожил в США. А дед Томсона приехал в Америку из Франции в поисках лучшей доли, когда, подобно многим русским эмигрантам, оказался в межвоенной Европе на положении парии. В семье чтили старорежимные традиции, разговаривали только по-русски, поддерживали любые возможные контакты с другими русскими семьями. Поэтому выбор Томсона оказал на его близких шокирующее воздействие, особенно на отца, который в последние годы из-за тяжелой болезни позвоночника вынужден был все время находиться дома.

Он хорошо помнил тот день, когда об этом напрямую зашел разговор…

– Для меня очень важно, Никита, услышать от тебя внятное объяснение тех причин, по которым ты идешь служить.

Отец сидит в кресле-каталке на широкой деревянной террасе.

– Я хочу защищать родину, – с упрямым и гордым видом произносит Томсон. – Вот и все причины, отец.

– С каких пор Штаты стали для тебя родиной? – Борис Никитич прищуривается; это обычно является нехорошим симптомом, означавшим, что он очень недоволен ситуацией.

– Я здесь родился. Русское слово «родина» очень емкое, в отличие от «motherland».

Борис Никитич откатывает кресло в сторону, отъезжает к поручням террасы, заросшим густыми плетями декоративного винограда. Томсон видит, как сгорбилась отцовская спина, укрытая разноцветным пледом. Не оборачиваясь, отец глухо произносит:

– Видимо, я плохо учил тебя в детстве. Насколько я помню, я всегда говорил о том, что местожительство тела и местожительство души могут не совпадать. У многих людей душа давно потеряла все воспоминания о подлинной отчизне. Поэтому, кстати, в мире так много космополитов, которых, как ты знаешь, я нисколько не порицаю. Я вслед за твоим дедом очень благодарен этой замечательной стране, приютившей нашу семью в изгнании, предоставившей нам кров и заработок. Но я никогда, – Борис Никитич резко разворачивается, устремив на сына пронзительный взгляд, – никогда не забывал о том, где находятся мои корни. Ведь любой человек, любой род засохнет, как дерево, если его вырвать из родной почвы…

Он опускает голову, крепко сжимает высохшие старческие пальцы. Долго молчит, положив подбородок на сцепленные руки.

– Твой прапрадед, как ты знаешь, сложил голову в войне за Россию. Он знал, за что погибает под Плевной. За великую православную державу, которая раскинулась на широчайших просторах Евразии. За поколения своих предков, верой и правдой служивших российскому престолу! А вот за кого пойдешь в бой ты? За потомков тех, кто стер с лица земли местное индейское население?

Томсон встает с плетеного кресла, допивает остатки своего сока. Внимательно смотрит на отца.

– Знаешь, чему я всегда удивлялся? Как наша семья ухитрилась в этом прагматичном американском мире сохранить столько русского идеализма. Пока я буду получать приличные доходы как юрист, пройдет немало времени. А деньги мне нужны сейчас. Армия предоставляет такую возможность. Я плевать хотел на идейную сторону дела. Я просто буду исполнять свою работу. Ратную работу, отец! Точно так, как поколения моих предков!

Борис Никитич больше ничего не произносит. И Томсон понимает, что разговор завершен.

После ужина отец долго сидит на террасе, глядя на заходящее солнце. Рядом на столике лежит огромный географический атлас Российской империи издания 1901 года, который некогда приобрел в нью-йоркском букинистическом магазине дед Томсона, Никита Борисович Старомыслов…

11

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.40

После взрыва гранаты сражение на несколько мгновений, бьющих в ночной тишине по сознанию набатными ударами пульсирующей в висках крови, внезапно прекратилось.

Оставшиеся в живых бойцы рванулись в разные стороны, стараясь занять новые огневые позиции.

Митин нажимал на спусковой крючок своего пистолета-пулемета до тех пор, пока в магазине не закончились патроны. Он перемещался с максимально возможной скоростью, крутился на месте, как волчок. В какой-то момент просто упал вниз, прижимаясь щекой к посеченной крапиве. Не замечая ожогов, немедленно заменил последний имевшийся в запасе рожок, перекатился в сторону и избрал новую тактику, переведя «Кедр» в режим одиночных выстрелов.

Боевая ситуация иногда меняется с катастрофической скоростью. События недавней схватки за считаные секунды откатились в прошлое, оставив после себя, словно волны на песчаном пляже, убитых и раненых.

Рич, Ник и Берк успели укрыться в бункере Г-8, смело метнувшись прямо за разрушенную взрывом гранаты стену. Томсон и Хантер залегли по разные стороны металлической трубы. Джо не решился открывать огонь из гранатомета, поскольку даже приблизительно не мог определить, где теперь позиции противника. Неожиданное рассредоточение русских бойцов теперь не позволяло грамотно прицелиться. К тому же Хантер был шокирован. Впервые на его памяти с такой неумолимой стремительностью уничтожили подчиненную ему группу. Он заполз в укромное место под самое брюхо трубы, в густые заросли терновника, и только через полминуты вычислил, где находятся враги.

Первыми открыли огонь Запад и Восток. Хлесткие трассеры, словно удары бича, рассекли пространство прямо перед входом в бункеры, откуда с некоторым запозданием в ответ полетели очереди, выпущенные из винтовки Рича и карабина Ника. Одновременно заговорила штурмовая винтовка Томсона, который начал стрельбу по позиции Митина. Командир американской диверсионной группы в этот момент с радостью отметил, что противник существенно уступает в численности. Трое против пяти – это неплохой расклад, если не учитывать собственные потери…

Ранение Юга было несмертельным, но крайне неприятным. Для маневренного боя Немчинов с полным основанием мог считать себя выбывшим из строя. Пуля прошила навылет правое плечо, что лишало Игоря возможности вести прицельный огонь. Каждая попытка как положено прижать приклад и толком выделить позицию противника отзывалась мучительной болью. Ко всему прочему во время падения разбился окуляр прибора ночного видения, поэтому ориентироваться в темноте стало чрезвычайно сложно. Юг, до боли сжимая зубы и не обращая внимания на кровь, замочившую весь правый край камуфляжной куртки и словно покрывшую липкой смазкой его «Грозу», пополз вперед. Он старался уйти с опасного участка, поскольку оказался как раз на линии интенсивной перестрелки. Совсем рядом размеренно работал «Кедр» Митина, а навстречу ему летели трассеры из штурмовой винтовки Томсона. Около металлической трубы Юг, тяжело дыша, залег среди бурьяна.

Внезапно буквально в двух шагах заговорил еще один вражеский автомат. Немчинов титаническим усилием постарался ликвидировать эту огневую точку. Но громоздкая «Гроза» для такой близкой дистанции была практически непригодна. Юг вытащил бесшумный пистолет «ПСС» (эту модель в качестве личного оружия Митин приказал всем спецам захватить с собой в рейд) и постарался прицелиться в невидимого противника, до которого оставалось всего лишь несколько метров. Но Юг не учел одного важного обстоятельства.

Хантер вел огонь, используя в качестве укрытия небольшой валун, лежащий прямо у металлической трубы. Таким образом он оказывался защищен сразу с двух сторон, как раз оттуда, где располагались позиции Митина и Востока, что Джо легко выделил в прибор ночного видения. У него был неплохой сектор обзора, а тренированный глаз сразу определил сбоку новую угрозу. Раненый Немчинов передвигался слишком неуклюже и немедленно выдал свое присутствие. Повернув ствол штурмового карабина влево, Хантер нажал на спусковой крючок, чтобы оборвать жизнь еще одного профессионала российского спецназа…

12

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.41

Томсон потом часто вспоминал этот ночной бой. За пятнадцать лет армейской службы случались самые разные экстремальные ситуации. Были такие рейды, когда за свою жизнь он не мог бы поставить и ломаного цента. Но всегда собственные действия оправдывались суровой логикой вооруженного противостояния, конкретными боевыми задачами, которые требовалось решить во что бы то ни стало.

Тогда же Томсон словно провалился в иной мир, где властвовали несуразные, странно стыкующиеся друг с другом закономерности. Начиная с того момента, когда он отдал команду прорываться из бункеров, реальность приобрела хаотические черты, характерные для какого-нибудь фильма абсурда. Томсон готов был поклясться, что отработанная многочисленными тренировками, жестко определенная тактика неожиданно полетела в тартарары вовсе не из-за ошибок командира или просчетов боевой группы, не из-за хитрости и силы противника, а по неведомой причине. Будто тайный незримый хозяин бывшего секретного Полигона распорядился смешать карты в колоде. Может быть, поэтому Томсон не сильно удивился тому, что произошло на следующий день…

После того как все его оставшиеся в живых бойцы, за исключением Хантера, вновь укрылись в бункерах, продолжая вести оттуда ответный огонь, Томсон определил для себя главное – нужно изо всех сил пробиваться обратно и занимать позиции у выхода из подземных коммуникаций. Уйти сейчас невозможно. Хотя, если исходить из соображений формального успеха рейда, Томсону надлежало именно в данный момент прорываться в противоположную сторону и драпать по ночной степи, не думая о последствиях. Ведь мешок с генераторами, цель всей операции, с собой, крепко привязан ремнями к подсумку, где находится боекомплект. Но разве командир имеет право бросить на произвол свой отряд во время ожесточенного боя? Не говоря уже о том, что вовремя появившаяся резервная группа, видимо, практически полностью уничтожена. Сбоку, у трубы, слышен лишь голос штурмовой винтовки Хантера. Судя по всему, остальные бойцы погибли…

Все эти мысли слепящими искрами разлетались в сознании, когда Томсон, привычно сжав свою волю в стальной кулак, рвался назад. Бросок на два метра. Огневая позиция. Следующая перебежка. Схема, доведенная до совершенства.

Томсон сейчас не вел прицельной стрельбы. Его слепые очереди, рассекая ночную тьму, должны были дезинформировать противника о подлинном направлении движения. Томсон старался перемещаться неровными зигзагами и нажимал на спусковой крючок уже в тот момент, когда вскакивал для следующего рывка вперед. Только уже оказавшись у самого входа в бункер Д-10, он смог грамотно открыть огонь.

Томсон был отличным стрелком, пожалуй, даже более высокого класса, чем требовалось по всем нормативам для командира отряда специальных диверсионных операций. На всю жизнь он запомнил, как его учили в снайперской школе на военной базе в штате Огайо…

– Дубль два, парень. Ты опять промазал. И чего будем делать?

Темнокожий инструктор, пережевывая омерзительный мятный «Джуси фрут», стоит прямо перед Томсоном и смотрит с неприкрытым пренебрежением.

– Дубль три.

Инструктор выплевывает жвачку и крепко хватает Томсона за плечо.

– Я смотрю, ты очень крутой парень. Все русские такие?

– А афроамериканцы?

Инструктор любил провоцировать курсантов к неадекватным действиям, чтобы потом на законных основаниях размять мускулы, а в рапорте свалить всю вину на «потаенную ненависть к темнокожим».

– Ты что-нибудь имеешь против нас, парень?

Еще немного, и начнется весьма неприятная история, которая при некотором неблагоприятном стечении обстоятельств грозит Томсону мгновенным отчислением из группы спецназа. Но положение спасает майор Вудвортс, высокий широкоплечий мулат.

– Эй, Билли! – кричит он инструктору, выходя на стрельбище. – Ты опять затеваешь скандал, как я посмотрю. Твоя задача – учить ребят метко попадать в мишень, а не вести разборки о расовой сегрегации. Я ясно сказал?

– Ясно, сэр.

– Вот и учи, Билли. Пусть этот курсант сейчас отстреляет по цели еще три раза. Или у нас патронов больше нет?

Темнокожий инструктор был несомненным мастером своего дела. Всего за несколько дней Томсон научился премудростям снайперского ремесла и получил высшую оценку на экзамене. Потом его больше всего удивляло то, что Билли ухитрился не просто раскрыть несколько важных секретов точного прицеливания, не только за кратчайшие сроки смог сделать из курсанта подлинного снайпера, но самое главное – сумел подготовить его к дальнейшему совершенствованию. Томсон в течение двух лет имел широкие возможности оттачивать технику и пришел к выводу, что база для этого была заложена как раз инструктором Билли…

Все бойцы его отряда закончили сходные снайперские школы, но Томсон, внимательно проверив их умение перед началом операции, пришел к выводу, что настоящего мастерства у них нет. Стреляют неплохо, меткость на весьма приличном уровне, маневренность отличная, однако они не в состоянии творчески использовать собственные навыки. Во время сложного боя на пересеченной местности, где необходимо постоянно отслеживать перемещения противника, обычная методика зачастую не работает. А это, в конечном счете, может стоить спецу жизни.

После недолгих размышлений Томсон решил назначить «официальным снайпером» группы Рича, поскольку ему, пожалуй, лучше других удавалось успешно поражать цели во время модельных упражнений. Немаловажно было также и то, что Эндрю Кузьмичофф уже несколько раз выступал в таком качестве во время диверсионных рейдов на территории других государств.

И сейчас, ведя огонь по позициям российского спецназа, Томсон очень надеялся на то, что вместе с Ричем они смогут окончательно переломить ход сражения в свою пользу. Ведь им противостоят только трое!

Когда автоматы российских стрелков на левом фланге согласованно умолкли, Томсон решил, что они вышли из игры. И готов был обрадоваться, но тут же понял, что поторопил события.

На самом деле Запад и Восток в этот момент резко сдвинулись вперед, приблизившись к разрушенному недавним взрывом входу в бункер В-6. Алексеев и Панин понимали, что сейчас, когда численное превосходство противника очевидно, нужно сделать невозможное. Восток залег в десяти метрах от разбитой стены и нацелил «Грозу» на темный провал соседнего бункера. Выпускать отсюда гранату было исключительно рискованным делом, ведь рассчитать силу взрыва нереально. Но в данной ситуации другого выбора нет. Они близки к поражению!

Сдвинув на левой стороне ствольной коробки переводчик режима огня, Панин положил палец на спусковой крючок. Но выстрела не произошло. Он опоздал…

13

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.42

В это мгновение одновременно произошли два события, существенно повлиявшие на дальнейшие планы обоих отрядов, вступивших в силовое противостояние.

Пуля Митина попала в ногу Хантеру. Взвыв от дикой боли, поскольку была задета кость, Джо выпустил из рук штурмовой карабин и отполз в заросли густого бурьяна. В сознание слепящими потоками полились отчаянные мысли.

«Довоевался ты, парень. Вытаскивать тебя никто не будет. Так и сдохнешь тут в мучениях, а потом русские найдут и закопают, как собаку, в какой-нибудь вонючей яме…»

Неожиданно из кровавой пелены, застилавшей зрение, в которой, словно кинокадры, мелькали обрывки недавних событий, выплыло искаженное ужасом неминуемой смерти лицо русского полковника, убитого несколько часов назад в лесополосе около поселка. Хантеру показалось, что полковник злорадно усмехается…

В тот же момент пуля Берка тоже смогла сделать свое черное дело. Восток, занятый тем, чтобы точно прицелиться, на несколько секунд утратил бдительность. И вот навсегда замер на сырой от ночной росы траве…

Запад попытался стремительно схватить «Грозу» погибшего товарища, чтобы все-таки воплотить в действительность план Панина, но согласованные очереди сразу с нескольких огневых позиций заставили Алексеева резко отползти в сторону, под защиту огромного бетонного блока, отлетевшего в сторону после недавнего взрыва его гранаты.

Бойцы отряда Томсона, почуявшие, что наконец-то, кажется, начали одерживать верх в сражении, усилили интенсивность огня и выбрались из темного провала бункера Г-8. Следом за ними выскочил наружу и сам командир, поливая очередями тот сектор, где находился Митин. Он сразу определил, что Хантер ранен или убит, но в то же время отчетливо понял и другое: противник понес очередную потерю. Теперь численный перевес был на их стороне. Схватка практически выиграна!

Митин так не считал. Именно в данный момент, когда с фатальной скоростью, словно карточный домик, развалившийся от удара ладони по столу, рушились все надежды не только выполнить задание, но и вообще уцелеть после этой кровопролитной сечи, требовалось сделать все, чтобы вырваться из страшного капкана и, несмотря ни на что, победить!

Спасительный план возник неожиданно. Митин обратил внимание на то, что единственный боец противника, который остался на открытом пространстве и не нырнул под защиту бункеров, сильно пострадал от его выстрела, но, по-видимому, остался жив.

Отбросив в сторону «Кедр», поскольку патроны закончились, а запасного рожка не было, Митин стремительно нырнул под брюхо металлической трубы и спустя несколько секунд оказался рядом с поверженным противником.

Прижавшись к земле, чтобы максимально обезопасить себя от шальной пули, он приставил к виску Хантера ствол «ПСС» и произнес, тяжело дыша:

– Если хочешь жить, френд, не суетись, aren’t you?

Джо в ответ выдавил из себя сдавленный возмущенный хрип.

Митин левой рукой подтянул к себе за ремень штурмовой карабин Хантера.

– Где твой приемопередатчик? Скорее, старина!

Время замедлилось. Мгновения, подтверждая слова песни из знаменитого фильма, свистели, как пули у виска.

Митин почему-то сразу почувствовал, что американец его понимает. Видимо, знает русский. Поэтому не стал тратить драгоценных секунд на дежурный вопрос: «Do you speak Russian?»

– Быстрее!

Митин сильнее вдавил ствол пистолета в голову плененного врага.

– У тебя есть шанс выжить, френд. Лично отвезу тебя в госпиталь. Где рация?

Джо вытащил из нагрудного кармана камуфляжной куртки приемопередатчик «Penumbra». Митин левой рукой тут же выхватил его из ослабевшей ладони Хантера, отпустив ремень карабина.

Он разбирался в разных моделях этой натовской техники. Поэтому мог бы сам без труда тут же послать сигнал опроса на другую рацию. Но сейчас требовалось мгновенная связь с командиром американской ДРГ. Без помощи хозяина не обойтись.

– Вызывай своего шефа, ковбой. К нему накопилось немало вопросов.

14

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.42

Томсон не поверил своим ушам, когда приемопередатчик, закрепленный на поясе, выдал вызов. Во время боя использовать рацию запрещено. Ведь сигнал может прийти в самый ответственный момент, когда жизнь буквально висит на волоске, а любое движение связано с тактикой сражения, где каждый шаг должен быть выверен и служит только одной цели – обезопасить бойца и привести его к победному результату.

Томсон прыгнул в сторону, пружинисто приземлился, рывком вытащил приемопередатчик.

– L-97, это L-96! Ответь! Прием! – бормотала рация на кодированной волне.

Идиот! Томсон уже раньше отметил «боковым краем сознания» (это был его собственный термин, который майор умело применял при своих профессиональных медитациях), что огневая точка, предположительно связанная с местоположением командира резервной группы, погасла, словно уголек, выброшенный из костра. А теперь выходит, что Хантер ранен, судя по всему, достаточно серьезно, коли позволил себе непростительное нарушение режима использования приемопередатчика. Но боевые действия есть боевые действия. Даже если ты ранен, терпи и помни об инструкциях.

– L-97 на связи! Прием!

– Твой боец у нас. Если ты хоть немного ценишь свой личный состав, подумай. Прием! – произнес по-русски незнакомый хриплый голос.

Такого нельзя было даже предположить! В тот момент, когда Томсон уже собирался засчитать себе победу в командном первенстве, события неожиданно устремились совсем в другое русло, как воды горной реки, прорвавшей плотину. Он растерялся.

Ночная темнота освещалась огненными сполохами ожесточенных очередей (Ник, Берк и Рич, выбравшись из бункера, грамотно, будто стая волков, нападающая на лося, окружала одинокого бойца российского спецназа), секунды убегали в вечность и дробились на мириады застывших неуловимых мгновений, а Томсон, крепко сжимая в руке рацию, так и не мог принять единственно верное решение.

– Чего ты хочешь? Прием! – наконец глухо выговорил он в приемопередатчик.

– Небольшой равнозначный обмен. На торгах – твой боец. Меняю на один ценный груз, который ты украл из бункера Г-8. Прием!

– А как насчет твоего бойца? Минуты через полторы от него останется одно воспоминание. В связи с этим ты не хочешь выкупить свою собственную жизнь? Прием!

«Русич» помедлил с ответом.

– Твой воин отправится на тот свет быстрее. А я дорого продам свою жизнь, мистер. Прием!

Какая наглость! Томсон почувствовал, что готов сейчас рассмеяться. Русский спецназовец (видимо, командир группы) пытается ставить какие-то условия в ситуации, когда у противника двукратное превосходство в численности, которое каждую секунду может стать четырехкратным.

– Выходи с поднятыми руками вместе с нашим бойцом. Тогда у тебя еще есть шанс сохранить собственную жизнь. Прием!

Ответ поразил Томсона.

– У меня есть одна интересная информация. В ближайшие часы сюда прибудут украинские спецы. И не местные, а из самого Киева. Прибудут по нашу душу. Мало никому не покажется. Может, имеет смысл подумать о перемирии? Прием!

Командир американской ДРГ молчал в течение долгих тридцати секунд, невероятно растянувшихся в пространственно-временном континууме, будто шагреневая кожа. Потом с трудом, сквозь зубы, процедил три короткие фразы:

– Это меняет дело. Я прекращаю огонь. Прием!

15

Северо-восточная Украина

Штаб войсковой части

18 августа

Ночь

Генерал Островец быстро ходил из угла в угол своего кабинета.

Никаких обнадеживающих вестей он до сих пор не получил. Представители военной прокуратуры, разместившись в помещении штаба, уже несколько часов вели подробный опрос старших офицеров и тщательно изучали все документы, касающиеся личности полковника Калмыкова и планов будущих учений. Утром следующего дня в часть должна была прибыть комиссия Министерства обороны.

Майор Мигуля после возвращения с Полигона, где он совершал разведку с воздуха, убеждал командира части, что там никого нет и быть не может.

Генерал пришел в бешенство.

– А ты думал, что профессиональные диверсанты будут фланировать на виду? Да они услышали шум вертолетного мотора за пять минут до того, как ты там появился!

– Данила Михалыч, Данила Михалыч, – негромко повторял майор, зная, что, когда Островец находится в экспрессивном состоянии, неуставное обращение по имени-отчеству предпочтительнее, – что им там искать? Что?

– Тебе не об этом надо думать! – Генерал сжал в кулаке какую-то бумагу, нервно бросил на середину стола. – Слетал, мать вашу! Я же говорил о том, чтобы ты там тихо прочесал! Тихо!

Островец чувствовал себя весьма скверно. Ситуация с каждым часом осложнялась. Самое главное, генерал совершенно не знал, как ему дальше поступать. Представитель военной прокуратуры уже успел холодно поинтересоваться, не мог ли Калмыков по неким тайным причинам просто сбежать. Учитывая, что предложил полковника на должность начальника штаба сам Островец, нетрудно представить, в каком направлении дальше пойдет следственная работа…

Генерал метался по своему кабинету, каждые десять минут звонил на КПП, выясняя, не появлялся ли там Калмыков, провел два совещания с командирами подразделений части, которые закончились ничем, попытался без особого успеха предложить свою версию руководителю следственной группы, пока наконец не принял неожиданное решение.

Поднимать личный состав войсковой части для немедленного выдвижения в район Полигона Островец, конечно, побоялся. Но вот использовать второй раз вертолет посчитал возможным. На сей раз он собрался лично участвовать в разведке. Начальник особого отдела полковник Галушко безуспешно пытался его отговорить:

– Даже если вы и правы, у нас практически нет шансов застать на этих развалинах хотя бы одного человека из засланной группы. Скорее всего их уже и след простыл.

Лицо генерала исказила гримаса злобы.

– Меня не интересует твое мнение, полковник! Сиди со следователями и копайся в деле!

Всего к парку войсковой части были приписаны три вертолета, но генерал решился поднять в воздух только один. Вместе с ним, помимо пилота, полетели майор Мигуля, два капитана и старшина. Все они промолчали, подчиняясь приказу, потому что видели – Михалыч находится в невменяемом состоянии, хотя понимали безумие этой затеи.

Когда под продолговатым корпусом «Ми-6» полетели темные степные просторы, Островец распорядился, обращаясь к пилоту:

– Сначала пройдешь по периметру всю территорию размещения подземных сооружений. Потом будем последовательно шарить по всем секторам.

На вертолете был установлен крупнокалиберный пулемет, около которого разместился старшина, исполняющий сейчас функции бортового стрелка. Он только беззвучно вздыхал, проклиная тупость командующего. Что он собрался искать ночью на руинах давно не существующего военного объекта? Дырку от бублика?

Каково же было изумление старшины через десять минут, когда на южной окраине Полигона он зафиксировал в окуляры прибора ночного видения группу вооруженных людей…

16

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

Ночь

Полученное задание явилось для майора Коваля неожиданным. В течение последних месяцев его группа выполняла особые распоряжения украинских спецслужб в Крыму, где зрели и расцветали татарские нелегальные группы. Большинство из них имело явно выраженный криминальный характер, нацеливалось на решение мелких задач в районе крымского побережья, где широким фронтом шел захват недвижимости, принадлежащей местным гражданам. Но выяснилось и то, что некоторые из этих групп были укомплектованы проверенными опытными бойцами, прошедшими боевое крещение на Кавказе. Имелись и данные о появлении тут эмиссаров турецких спецслужб, тайными каналами шла поставка вооружения, готовились специальные отряды для совершения диверсий и террористических актов. Пока вся эта информация, поставляемая в Киев различными источниками, не могла в полной мере считаться достоверной, требовала тщательной проверки. Однако кое-какие оперативные мероприятия Ковалю пришлось проводить.

Он был убежден, что его территориальная специализация определена раз и навсегда. И в самом деле – зачем привлекать к работе нового человека, который еще долго будет входить в курс дела, когда есть тот, кто очень хорошо знаком с местными условиями и не допустит оплошностей?

Но вот ему приказано незамедлительно собрать свою группу и отправиться совсем в другой район, на северо-восток Украины, чтобы блокировать, а при необходимости ликвидировать два засланных диверсионных отряда. Больше всего Коваль удивился тому, что один из этих отрядов прибыл из США. Сейчас, когда руководство страны всерьез задумывается над вопросом о вступлении в НАТО, такая версия представлялась абсурдной, отдаленной от реальности.

Однако приказ есть приказ. Его мобильная группа, которая состояла из шести человек, подлетела на военном вертолете «К-52» «Аллигатор», принадлежащем ГРУ Минобороны, к границе бывшего Полигона Вооруженных сил СССР глубокой ночью.

Глядя на темные пейзажи, проплывающие под бортом винтокрылой машины (житницы, асфальтированные дороги, сады и рощи у склонов оврагов, линии лесополос), Коваль неожиданно подумал о том, насколько хороша могла бы быть человеческая жизнь, если бы не одолевал представителей рода людского страшный порок жадности. В конечном итоге не важно, где ты появился на свет, чему успел научиться, чем собираешься зарабатывать на хлеб насущный. Важно, что ты из себя представляешь, за что борешься, к чему стремишься. Можно быть несчастным во дворце, можно быть счастливым в хижине.

Учат же сейчас всех совсем не так: «Добейся вожделенных материальных благ, добейся, что бы это тебе ни стоило, и будешь в шоколаде!» По сути, вся мировая экономика базируется на очень простом тезисе: человеческое стадо жаждет лишь одного – как можно больше жрать, жрать и жрать (и в прямом, и в переносном смысле), а любые высшие ценности есть лишь прикрытие безразмерной алчности. Коваль почему-то привык думать по-другому…

Контуры Полигона, появившиеся впереди, в ночной темноте были неразличимы. Но вышедшая из-за туч луна вдруг ярко осветила окружающее пространство, и вдали неожиданно с невероятной четкостью возникли очертания бывшего стратегического объекта, словно отпечатался на фотобумаге негатив пленки. За двумя линиями лесополос и широкой луговиной стал виден невысокий вал, заросший травой (видимо, это остатки стены, некогда ограждающей сооружения по периметру, решил Коваль), и густой кустарник, скрывающий развалины вышки у южной границы бывшей охраняемой территории. На расстоянии ее зеленоватый в окулярах приборов ночного видения абрис был похож на полуразрушенную пирамиду индейцев Мезоамерики, найденную в джунглях археологической экспедицией.

– Прибыли, снижайся! – приказал Коваль пилоту. – Садись вон там, подальше от этого увала. Еще не хватало, чтобы они шум твоего мотора услышали. Без промедления сразу сваливай обратно.

– А почему Полигоном назвали только центральную часть, где были строения? – поинтересовался один из бойцов. – Я всегда считал, что округа как раз и…

– Умолкни! – Коваль резко повернулся к нему. – Болтовней заниматься не будем. Уразумели?

Авторитет командира был весьма значительным, поэтому больше никто не стал развивать эту тему. Но майор все-таки пояснил через пару минут, когда зависший, словно стрекоза, вертолет начал опускаться вниз:

– Для краткости. Чтобы не повторять – Центр управления Полигоном.

Как только спецы пружинисто выпрыгнули из кабины на землю, вертолет резко поднялся вверх. Через минуту его контур растворился на фоне темного неба, слегка освещенного ущербной луной.

Коваль, двигавшийся впереди, успел прошагать метров двести, когда вдруг резко остановился и поднял руку. Тут же и вся группа смогла явственно различить вдали басовитые трели огнестрельного оружия. Кажется, они опоздали. В полукилометре шел ожесточенный бой…

17

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.43

После громового шума на землю навалилась ночная тишина, нарушаемая лишь легким шелестом листьев и согласованным стрекотанием цикад. Все бойцы, участвовавшие в схватке, расслабились, полностью сбросили напряжение, которое, казалось, поселилось в каждой клетке тела.

Любая смена режима функционирования собственного организма отражается на психике. Она словно замирает. В этот момент человеку почти безразлично, как дальше будут развиваться события, поскольку появляется возможность на короткое время полностью забыть о жесткой схватке.

Ник, Рич и Берк, получив команду от Томсона, прекратили огонь, но не покинули сразу своих позиций. Запад тоже не сдвинулся с места, когда Митин сообщил ему по рации о том, что вступил в переговоры.

Митин здорово рисковал в тот момент, когда поднялся во весь рост, держа в руке штурмовой карабин, нацеленный в сторону своего бывшего владельца.

Он сделал два шага вперед.

Американцы никак не проявляли себя. Тогда, демонстративно закинув резким движением за плечо штурмовой карабин Хантера, Митин смело нырнул под трубу и спустя несколько секунд уже двигался ко входу в бункер Д-10. Тем самым он окончательно пересек незримую разделительную черту.

Митин не сомневался, что его поведение будет правильно понято и принято противником. В создавшейся ситуации, когда он пошел на чудовищное нарушение устава и всех неписаных канонов поведения командира боевой группы, можно ожидать ответной любезности.

И тут произошло совершенно неожиданное событие!

В ночной тишине вдали (в полукилометре к югу, мгновенно определил Митин) резко застучал крупнокалиберный пулемет.

Он немедленно бросился в бурьян у края металлической трубы, поскольку справедливо посчитал, что противник может оценить происходящее как провокацию российского отряда.

Но Митин на сей раз ошибся. И Томсон, и Ник, и Рич, и Берк, и даже раненый Хантер, который скрючился на земле, стиснув зубы от дикой боли, почти одновременно подумали о том, что командир российских спецов их, похоже, не обманул. Только что полученная информация подтверждалась – на границе Полигона появилась третья сила…

Только с кем она ведет бой? Томсон, с дикой скоростью прикинув различные варианты, пришел к неутешительному выводу – противник их все-таки перехитрил! Видимо, совсем рядом находился «засадный полк», который выполнял задачи, аналогичные функциям резервной группы Хантера. Вступив в бой с прибывшими украинскими спецами, «засадный полк» должен отвлечь внимание от местонахождения ядра боевого отряда, а заодно и от американской ДРГ.

Томсон послал вызов на приемопередатчик Хантера, которым теперь владел командир российской группы.

– L-96, это L-97! Прием!

Митин отозвался сразу:

– Слушаю, L-97! Прием!

Он лежал в траве, отслеживая позиции американских бойцов. Но они не двигались с места, ожидая приказа Томсона. Да и Запад, единственный оставшийся в живых спец из его отряда, замер, сжимая в руках «Грозу». Он был шокирован событиями последних минут и вообще перестал что-либо понимать.

– Там твои люди? Прием!

– L-97, у меня больше нет людей. Я не знаю, кто там. Прием!

Как ни странно, Томсон почему-то сразу поверил словам командира российских спецов.

А Митин решил, что обещанный сводный отряд прибыл сюда с необыкновенной скоростью и вступил в бой с украинским антидиверсионным подразделением. Ему даже в страшном сне не могла присниться такая поражающая своим абсурдом картина, которую точными яркими огненными мазками нарисовала в эти мгновения реальность на краю Полигона…

18

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.43

– Открывай огонь! – орал Островец старшине. – Это диверсанты! Ты что? Не видишь?

Вертолет сделал крутой вираж и полетел вдоль края лесополосы.

Генерал метался по салону, совершая бессмысленные движения.

Неведомая группа, которую Михалыч собирался отыскать на руинах Полигона, появилась как по заказу именно тогда, когда он прилетел сюда с целью ее уничтожить.

Старшина, конечно же, не смог оперативно выполнить приказ, поскольку совершенно растерялся. Он прицеливался, дрожащей рукой сжимая затвор пулемета, и в эти мгновения потерял стратегическое преимущество. Вооруженные люди успели мгновенно и грамотно замаскироваться.

– Стреляй, мать вашу!

«Ми-6» почти опустился на землю, когда старшина наконец решился открыть огонь. Он не видел противника, поэтому вначале очереди слепыми линиями расчертили темное пространство ночной степи, не нанеся никакого вреда затаившимся в небольшой ложбине бойцам Коваля.

Редкий случай – командир украинских спецназовцев тоже находился в полном замешательстве.

Заслышав вдали разъяренный глас огнестрельного оружия, он не стал приближаться к месту боестолкновения и отдал приказ своей группе рассредоточиться на подступах к Полигону.

– Будем ждать, ничего другого нам сейчас не остается.

Но минут через десять произошло неожиданное событие. С южной стороны послышался столь знакомый, быстро приближающийся рокот вертолетного мотора. И это был не родной «Аллигатор»…

– Кто сюда еще пожаловал? – прошептал Коваль и коротко распорядился: – Уходим вперед. Быстрее!

Но они не успели. Пилот «Ми-6», сделав крутой вираж, повел вертолет наперерез их движению.

– В ложбину! – крикнул Коваль, первым рванувшись к небольшому оврагу, заросшему густыми кустами. Одновременно он отметил, что автоматные очереди на развалинах Полигона смолкли. Все происходящее выходило за границы привычной логики оперативных рейдов. Самый плохой вариант – Коваль совершенно не знал, что дальше делать. Нет ничего хуже для командира на поле боя. Лучше отдать неправильный приказ, чем не отдать никакого…

Его бойцы, впрочем, во время «горячих дел» привыкли действовать самостоятельно, имели немалый опыт и виртуозно владели техникой маскировки. Поэтому стремительно залегли внизу ложбины, разложив приклады и приведя свое оружие в боевой режим (у всех спецов были ручные пулеметы Калашникова «СН-74» калибра 5,45 мм).

Очереди, вырывающиеся с борта «Ми-6», рассекали ночную тьму, срезая верхушки терновника, а ответный огонь группа Коваля так и не открыла. Командир, со скоростью молнии прокручивая в сознании различные варианты, объясняющие весь этот ночной бред, обратил внимание на «жовто-блакитный» вымпел около кабины вертолета.

«Свои… Конечно, свои. А кто еще тут может быть? Наверное, из соседней войсковой части. Нас приняли за диверсантов? Видимо, так. Но откуда об этом известно местным воякам? Это же сверхсекретная информация!»

Однако больше времени на раздумья не было. Обстоятельства не оставляли выбора. «Ми-6», как ястреб, взмыл вертикально вверх, и косая пулеметная очередь прошила дно ложбины. Коваль увидел, что два его бойца замерли на месте, и, проклиная все на свете, яростно прокричал:

– К бою!

19

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.44

После второго обмена сообщениями Митин, больше не таясь, спокойно поднялся с земли. И смело пошел к бункеру Д-10, где, по его расчетам, находился командир американской ДРГ.

Томсон тоже покинул огневую позицию и сделал два шага навстречу.

Они остановились в нескольких метрах друг от друга.

Митин демонстративным жестом бросил в траву штурмовую винтовку Хантера, давая понять, что готов приступить к переговорам.

Томсон отрицательно покачал головой и повернул голову в ту сторону, откуда доносился согласованный стрекот огнестрельного оружия.

– Предлагаю засесть в бункерах, – громко произнес Митин, – и обмозговать, с кем мы имеем дело. Потом решим, как нам быть. Идет?

Томсон помедлил полминуты, потом раздельно произнес:

– Никаких гарантий на долгое время. Но минут двадцать у тебя есть.

Митин понимал, какой подтекст вкладывает америкос в эту фразу: мол, нас осталось вдвое больше, и численный перевес позволяет нам диктовать свои условия. Он кивнул и указал на бункер Д-10:

– Я буду здесь.

И махнул рукой Западу, призывая последовать за ним.

Под аккомпанемент согласованных очередей, доносившихся сюда с окраины Полигона, американская группа, используя короткое время перемирия, стала «наводить порядок» на поле боя. Ник и Рич принесли к бункеру Г-8 стонущего Хантера. Рич, достав индивидуальный пакет, приступил к перевязке раны, а Берк, не обращая внимания на собственную царапину (хотя кровь сильно сочилась на плече, заливая камуфляжную куртку), первым делом бросился к Майку, ничком лежащему на траве.

– Как он? Жив? – быстро спросил Томсон, когда Берк пощупал пульс Майка.

Берк вздохнул:

– Жив, но не протянет. Нужна профессиональная медицинская помощь. Где мы ее возьмем? В бункерах не устроишь реанимацию.

– У нас есть машина, – спокойно произнес Томсон, потом, прислушиваясь к интенсивным трелям огнестрельного оружия, добавил: – Как только мы поймем, что здесь происходит, будем уходить.

– А русские?

– Решим вопрос, – прищурившись, еле слышно сказал Томсон.

Майка перенесли в бункер Г-8, положили его рядом с Хантером. Из своего укрытия американцы могли наблюдать за тем, как пара бойцов противника перетаскивает в соседний бункер своих павших товарищей. Почему-то ни у кого из них не возникало злорадного чувства. Напротив, все подумали о том, что просто в этом жестоком бою им повезло больше. Так распорядилась логика противостояния. Или судьба. Могло быть совсем иначе…

Примерно то же самое ответил Митин на вопрос Алексеева, когда они, тяжело дыша, присели на нижнюю ступеньку у входа в бункер:

– Они не круче нас. Им всего лишь выпал сегодня счастливый билет. Вот и все.

– Что же дальше, Центр? Ты что, хочешь с ними разойтись по-доброму? После того, как они наших угробили…

Он сильно сжал приклад своей «Грозы» и проговорил, взглянув на безжизненное лицо Вишнякова:

– Андрюха-то прав был. Предчувствовал…

– Без нытья, Запад, – тихо произнес Митин, поправляя свой разгрузочный жилет и проверяя, не пострадал ли во время боя портативный ноутбук в наплечном мешке. – Нас пока еще не угрохали. И у нас есть задание.

Он хотел еще что-то сказать, но в этот момент небо на краю Полигона на краткий миг осветилось ярко-оранжевым всполохом взрыва…

20

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.44

Ковалю один раз уже приходилось воевать со своими. Но это был особый случай. Именно ему, а не милицейским подразделениям приказали вступить в открытую схватку с тремя дезертирами, которые сбежали из части с оружием в руках.

Теперь же речь шла об очевидной ошибке с непредсказуемыми последствиями. Коваль не мог даже приблизительно предсказать, какой груз ответственности берет на себя в данный момент. Однако медлить было больше нельзя. Уже убиты двое спецназовцев. Остановить этих идиотов сейчас можно только с помощью боевого оружия!

Бойцы поняли невысказанное пожелание своего командира. Пунктиры пуль из четырех ручных пулеметов, словно очерчивая контуры вертолета, не принесли ему никакого ущерба. Но через минуту стало очевидно, что предупредительные выстрелы не оказали никакого воздействия на обезумевших местных вояк.

Пилот «Ми-6» умел виртуозно управлять винтокрылой машиной. Вертолет то уходил ввысь, то резко спускался вниз, делал крутые виражи, не прекращая поливать ложбину лавой пулеметных очередей.

Коваль не приказывал спецам рассредоточиться и выбираться из проклятой ложбины, превратившейся в смертельную ловушку. Они сами синхронно сделали правильный вывод. И стали уходить в разные стороны, не прекращая вести ответный огонь. Двум бойцам, Богдану и Кречету, удалось скрыться под защитой густых зарослей терновника. А Коваль и Тарас остались на прежних позициях.

Постоянно перемещаясь, они ухитрялись спасаться от частого дождя крупнокалиберных пуль. В какой-то момент Коваль понял, что выбора у него больше нет. И прицелился в контур «Ми-6», перемещая ствол своего РПК «СН-74», чтобы не промахнуться и попасть в лопасти винтов. Через несколько секунд ему это удалось.

Раненый вертолет, как подбитая охотником хищная птица, закрутился на одном месте. Круговые движения все убыстрялись. «Ми-6» терял высоту.

Пилот, очевидный профессионал своего дела, наверное, смог бы посадить машину. Но было уже поздно. Пуля, выпущенная Богданом, угодила в баки с авиационным горючим.

Коваль едва успел отбежать на десять метров в сторону и броситься в самый углубленный край ложбины, когда ночную темноту разорвала ослепительная вспышка…

В течение тех кратких мгновений, когда было нельзя внятно фиксировать любые сигналы, поступающие извне, Коваль, выполняя давно заведенное правило, которому он следовал всегда во время силовых рейдов, пытался осознать, к каким последствиям приведет эта чудовищная ночная перестрелка. От этого, как правило, зависят конкретные действия командира специальной антидиверсионной группы.

Но на сей раз Коваль мог констатировать только одно. Такого невероятного, ни с чем не сопоставимого провала в его армейской практике еще не случалось…

Его вынудили принять бой. В заведомо проигрышной ситуации. Без всяких шансов на успех. Результат очевиден – боевая машина «противника» уничтожена. Вместе с ней погибли те, кто собирался по своей глупости раздавить с воздуха элитных спецов, прошедших огонь, воду и медные трубы. Два бойца, получив не совместимые с жизнью ранения, также навсегда покинули не только состав группы, но вообще нашу грешную Землю…

Коваль поднялся и присел на траву у густой завесы кустов. Глядя на горящие остатки винтокрылой машины, на мгновение сжал голову руками.

Всего три часа назад он спокойно лежал в дежурке на диване, размышлял о высших материях и вот совершенно неожиданно оказался в абсурдной ситуации, не совместимой ни с каким прежним армейским опытом.

– Что делать, Бор? – осторожно спросил подошедший Богдан, понимая, что своим выстрелом, видимо, угробил не только «Ми-6», но и карьеру командира.

Коваль посмотрел на него сбоку.

– Снимать штаны и бегать. Ты хоть понимаешь, чего натворил?

– А ты уверен, что тут были наши?

Богдан сам еще не мог поверить в то, что здесь случилось.

– Доставай спутниковый терминал и передавай Луценко…

Коваль прервался, посмотрел на горящие фрагменты вертолета. И криво усмехнулся:

– Передавай открытым текстом: «Я на краю Полигона. Был вынужден вступить в бой. Сбит вертолет "Ми-6" с опознавательными знаками украинских Вооруженных сил. Потери – два человека».

21

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.48

И Митин, и Томсон одновременно осознали одно – произошло событие, которое полностью и абсолютно изменяло все их дальнейшие планы. Они подсознательно смогли определить главное – на окраине Полигона только что реализовался совершенно невероятный сценарий, который сводил к нулю результаты их недавнего жестокого противостояния.

Митин вышел из укрытия. Он не хотел пользоваться рацией. Сейчас требовалось во что бы то ни стало показать американцам – русский спецназ морально не сломлен, хотя признает свое поражение. Нужна договоренность на высшем уровне…

Томсон это сразу же определил. И двинулся навстречу.

– Ты понимаешь, что там происходит?

Они стояли в нескольких метрах друг от друга между двумя темными провалами бункеров Г-8 и Д-10. Рич и Запад, словно соревнуясь в синхронности, нацелили на место встречи двух командиров противоборствующих групп стволы своих автоматов.

– Не больше тебя.

Митин вгляделся в лицо противника, пытаясь определить его психический тип; сейчас это очень важно. Быстрые движения кисти или итальянского карандаша, щелчок кнопки фотоаппарата, мгновенный портрет с натуры.

Без сомнения, русский по происхождению, хотя, конечно, американец по рождению. Ровесник, около сорока лет. Волевой, опытный боец. Настоящий профи. Но дело в другом…

– Что ты предлагаешь?

– Мы в тупике. Поневоле придется быть союзниками.

Митин мог поклясться: стоящий перед ним спец только что словно сбросил с себя внешнюю оболочку, снял защитную кольчугу, на которой крупными буквами было написано опознавательное слово «ВРАГ».

– Не время болтать. Хотя один вопрос стоит обсудить.

Самое главное – характер этого америкоса. Видимо, он внутренне готов к компромиссам. С таким человеком можно и нужно договариваться.

На мгновение Митин ощутил всю абсурдность этой сцены. Для чего они вступили в ожесточенное противостояние, устроили локальный военный конфликт на территории чужого государства, которое, кажется, уже успело прислать сюда своих представителей? Ради каких-то генераторов, неведомо для чего тайно скрытых много лет назад на руинах погибшей империи. В ту ли сторону направлено боевое оружие?

Почему-то слепящим разрывом гранаты осветилось в сознании одно давнее воспоминание…

Грозный, февраль 1995 года

Война приобрела затяжной характер. Поэтому размазанные на мокром снегу грязные следы недавних боев постоянно дополняются новыми яркими деталями. Вон там, у пересечения двух улиц с искореженным асфальтовым покрытием, завалился в воронку, оставленную авиационной бомбой, армейский грузовик. Ветер играет клочьями разорванного брезента, стекла кабины вдребезги разбиты, на смятой в гармошку дверце висит промасленный бушлат, в кузове свалены пустые продолговатые зеленые ящики из-под «Градов», которые вскоре станут дровами в солдатских кострах.

Около остова панельной пятиэтажки – скелет сгоревшего бронетранспортера. Вся прилегающая территория бывшего двора засыпана обломками бетонных плит, кусками кровельного железа, гильзами от снарядов. В одной луже плавает дырявый юфтевый сапог, упираясь носком в приклад погибшего «АКМ», в другой – офицерская плащ-палатка, заботливо укрывая целую коллекцию негодного военного имущества. Ворона выедает остатки жира из сплющенной консервной банки, две ободранные собаки уныло, поджав хвосты, бредут в стороне, без особой надежды поворачивая морды к солдатской кухне, откуда вместе с дымом доносится запах горячей пищи.

Митин выползает из укрытия и всматривается в очертания бывшей замаскированной огневой точки у торца дома, разнесенной в пух и прах прямым попаданием снаряда. «Чехи» сделали ее по всем правилам. Видимо, грамотный консультант у них был. Не стоит забывать, что у врагов немало бывших опытных офицеров. Кое-кто из них даже прошел Афган.

Сам Митин – командир отделения специального назначения, служит по контракту с самого начала войны. В его подчинении – пять бойцов-срочников, которых навязал командир полка, тупой мужик, прикомандированный сюда из какой-то уральской дивизии. «У тебя приказ, старший сержант. И у меня приказ. И ты и я обязаны его выполнять. Других людей у меня сейчас нет. Все ясно, Митин?»

Пацаны зеленые, толком не обстрелянные. Призваны осенью и почти сразу отправились в зону боевых действий. Сколько таких полегло в первые месяцы после начала чеченской войны!

Митин по-своему старается заботиться о солдатах. Ему предстоит в ближайшие недели вырастить из них настоящих спецов. Пока судьба оберегла ребят от особо горячих дел, но на чеченской войне нельзя ничего загадывать наперед. Тут все меняется порой по несколько раз за день. Бывает, что новый приказ командования полностью противоречит предыдущему.

В последние дни на этом участке наблюдается затишье. «Чехов» поблизости не осталось, и об идущих боевых действиях напоминают только далекая канонада да полеты бомбардировщиков. Но воевать чеченцы умеют, в этом нет никаких сомнений. Никто не может гарантировать, что снова не постараются выбить отсюда урусов…

После ужина младший командный состав приглашают в некое подобие офицерского блиндажа, устроенного в цокольном помещении разрушенной пятиэтажки. На столик выставлен спирт из полковых запасов, несколько банок тушенки, выложен хлеб и пять упаковок копченого мяса, достояние запасливого прапорщика-снабженца. После того как помянули погибших однополчан, разговор, щедро усыпанный отборным матом, переходит к обсуждению тактики недавних боев.

В разгар горячего спора в блиндаж, впуская с улицы холодный воздух, спускается здоровенный мужичина с казацкими усами. На плечи небрежно наброшен офицерский бушлат.

Это капитан Демьян Градов, командир сводной роты специального назначения ВДВ, которая занимается особо сложными операциями в чеченских тылах. В последние дни Демьян – частый гость в расположении их полка. Ему тут всегда рады. Можно сказать, что герой. Уже знаменитый герой чеченской войны…

Демьяну сразу подают спирта. Он залпом глотает полкружки «огненной воды», крякает, утирая усы, запивает водой обычной.

– Ядреная вещь! Пробирает до мозга костей!

Продолжается оживленный полупьяный разговор, когда все произносят свои фразы одновременно, и реплики присутствующих теряются в дымном чаду, освещенном тусклым светом одной-единственной лампочки, висящей у самого входа.

– Слушай, Град, – спрашивает Демьяна лейтенант Нариманов, – если «чехи» опять сюда сунутся, сколько наших положат?

Нариманов родом из Татарстана, мусульманин. Нельзя сказать, что подвергается в полку национальной дискриминации, но иногда действительно испытывает на себе отголоски ненависти к бородатым противникам. Может быть, потому, что часто задает совершенно идиотские вопросы. Вот как сейчас, например…

Хотя никто не может обвинить Рафика в том, что он плохо сражается. Лучшего снайпера, пожалуй, нет и в соседних полках.

Демьян вытаскивает из кармана пачку «Беломора», закуривает, смяв папиросную гильзу лихим заломом:

– Зачищать надо грамотно. Если спецов в бой бросят, сработаем как надо.

Градов пользуется всеобщим, не увядающим от времени уважением.

– Эй, зема! – окликает он сержанта-срочника из седьмой роты, за свои геройские вылазки получившего право пить вместе с боевыми офицерами и контрактниками. – Я вижу, что продукт у вас на исходе. Сбегай к нашим, если не в падлу, принеси литр спирта. Скажи старшине, Град просил.

Парнишка и не думает протестовать. Сам Градов приказал! Легендарный Демьян. Рассказывают, что он как-то был окружен отрядом «чехов» из десяти человек и положил их всех до одного!

Но Демьян умеет не только залихватски пить, но и петь.

Когда на столе оказывается пластиковая бутылка из-под кока-колы, под завязку наполненная прозрачным, как слеза, напитком, Град щедро угощает всех, разливая почти по полной кружке.

Потом садится на крашенный защитным цветом деревянный ящик, опускает голову.

– Как же все это погано, мужики… Воюем, пацанов сколько уже положили, а спроси зачем, что ответим?

Он обводит собравшихся тяжелым взглядом.

– Молчите? Вот-вот. И я ничего вам не скажу. Кроме одного. Скоро мы эту сволочь кремлевскую научим уму-разуму!

Огромный кулак с размаху ударяется о край раскладного столика. Летят на пол кружки, банка тушенки, в которой, как флагшток, торчит штык-нож от «калаша», полбуханки хлеба, остатки копченого мяса на замасленном экземпляре «Красной звезды».

– Ты чего, Град? Потише. Продукт переводишь, – раздается несколько несмелых реплик.

Демьян неожиданно улыбается, поднимается с ящика для боеприпасов:

– Терпите, мужики! Придет еще наше время. А пока надо «чехов» приструнить. И не погибнуть.

Через десять минут, допив остаток спирта, все собираются расходиться. Но тут кто-то просит:

– Град, спой что-нибудь. Так, как ты умеешь. С казацким размахом.

Митин помнит, что Демьян родом из Новочеркасска, из самого сердца донского края. Один раз он слышал тягостный рассказ Градова об уничтожении его предков в лихие годы Гражданской войны, понимает, какую ненависть питает этот тридцатилетний казацкий потомок к большевикам и их теперешним наследникам, успевшим быстро сменить, словно устаревшую одежду, свои политические взгляды…

Демьян крутит огромной лапищей усы, полминуты размышляет, а потом, махнув рукой, будто рубит шашкой, заводит всем известное:

– Жили двенадцать разбойников, жил Кудеяр-атаман…

Громовый бас заполняет пространство холодного подвала, приспособленного под офицерский блиндаж. Кажется, что от вибраций этого голоса даже начинают дрожать стены и пустые кружки, спешно собранные с пола!

– Добро, – Демьян обрывает песню, закуривает «беломорину».

– Ну ты и даешь! – восхищенно говорит один из лейтенантов. – Чисто как Шаляпин.

Градов несколько раз сильно затягивается горьким дымом, щелчком отбрасывает смятый бычок в угол. Перед самым выходом останавливается и, усмехнувшись, обводит взглядом притихших офицеров:

– Почему как Шаляпин? Дело разве в голосе? Бери выше. Как Стенька Разин…

22

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.50

Коваль никогда не опускал рук. Что бы с тобой ни произошло, в какой бы ситуации ты ни оказался, держи марку! Сжав челюсти, связав свою волю прочнейшим шпагатом, иди вперед! Ты же мужчина, офицер, командир отряда спецназа!

Произошедшая здесь катастрофа (по-другому не назовешь уничтожение украинского вертолета), по сути, полностью закрывала возможность успешного выполнения задания. Коваль был убежден, что любой здравомыслящий руководитель антидиверсионного подразделения в создавшихся условиях, не раздумывая, незамедлительно повернул бы обратно.

Но Коваль поступил иначе. Семь бед – один ответ. Терять уже нечего. Поэтому надо идти вперед, на амбразуры врага. Тем более что ему в голову пришла одна простая идея…

– Богдан! – остановил он своего заместителя, уже готовившего аппаратуру для связи с Киевом. – Отставить доклад Луценко. Пошли. Сюда и без наших сейчас слетятся со всего округа.

Потом резко поднялся и позвал Тараса и Кречета:

– Двинули за мной.

Когда спецы быстро прошли метров двести, оказавшись у края разрушенных сооружений Полигона, Коваль присел на траву под защитой густого куста терновника. Махнул рукой бойцам. Сейчас нужно было провести небольшую разъяснительную беседу.

– Вот что, хлопцы, положение у нас хуже некуда, – медленно произнес он, проверяя свой боекомплект. – Девяносто девять процентов, что мы угрохали военный патрульный вертолет. Сами разумейте, какие будут последствия. Вас я постараюсь отмазать, но…

Хлопцы молчали.

– Короче. Вариантов всего два. Первый. Мы вызываем штаб и ждем свой транспорт. Дальнейшее очевидно. Второй. Мы продолжаем выполнение задания. Правда, в этом случае нам нужно заключить между собой небольшой договор. Врубаетесь, о чем я?

Никто из спецназовцев по-прежнему не произнес ни слова.

– Сейчас мы вынуждены пойти на крайние меры, вступить в огневой контакт с засланными группами, а потом…

Коваль прервался, вслушиваясь в ночную тишину. Но ее нарушал только согласованный стрекот цикад.

– Бор, – тихо произнес Богдан, – почему ты в нас сомневаешься? Никто ничего не узнает. К тому же срезал вертушку я. И уже после того, как они покосили наших…

– Тебе прекрасно известно, – жестко сказал Коваль, – что расследование будет очень серьезным. Неужели ты забыл, как проверяют в ГРУ? Соберут все обломки «Ми-6», отправят на экспертизу, прочешут тут каждый квадратный метр, подсчитают число гильз. Даже если мы успешно ликвиднем диверсантов, на вопросы отвечать все равно придется. И не один раз. Но шанс свалить это дело на них у нас есть.

Со стороны поля ветер приносил едкий запах дыма, едва шевелились листья деревьев. Луна скрылась за тучами, и над Полигоном повисла темная августовская ночь.

– Так чего мы сидим, Бор? – Кречет, самый молодой боец, уже готов был вскочить с места.

– Эти хлопцы не дураки, давно завершили свои разборки. Ты думаешь, у них проблемы со слухом? Но уходить им пока рано. Простая арифметика. Одна группа что-то здесь ищет и, возможно, уже нашла, вторая ей мешает. Пока оба отряда не выполнят свои задачи, они останутся здесь. Я почему-то убежден, что этого пока не произошло.

Коваль поочередно посмотрел на лица спецов и неожиданно улыбнулся:

– Будем работать на полную мощь. Схема обычная.

23

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.52

– У меня есть большая проблема. – Томсон выговаривал слова негромко, но очень четко, словно опасаясь, что его не поймут. – Двое раненых. Причем одного из них нужно срочно доставить в реанимацию. Я знаю, куда их отвезти. И каким образом. Поэтому и предлагаю разойтись мирно.

Компромисс получался странным. Митин это хорошо понимал. Выходило вот что: он разрешает доблестным победителям покинуть поле боя вместе с найденными генераторами, да еще унести своих пострадавших бойцов. Нет уж. Тут одно из двух. Или – или…

– Я предлагаю честную сделку, – усмехнулся Митин, поскольку в этих словах ему почудилась цитата из какого-то американского фильма. – Я не буду мешать тебе уйти, но только в том случае, если генераторы, которые ты украл из бункера, останутся у меня. По-моему, вполне разумно, aren’t you?

– У нас мало времени. – Томсон на секунду обернулся в сторону южной границы Полигона, где недавно прозвучал мощный взрыв. Не дожидаясь его приказа, Ник уже выдвинулся в том направлении, ожидая появления незваных гостей. Томсон понимал, что этот дозор мог оказаться совершенно бессмысленным. По-прежнему нельзя было понять, кто и с кем вел там бой, соответственно, спрогнозировать дальнейшее поведение неведомой вооруженной группы тоже было невозможно. – Я думаю, не стоит заполнять его пустыми словами.

– Других предложений у меня не может быть.

Митин поразился тому, с какой скоростью Томсон преобразился. Он сделал один шаг назад, но тут же напряг все мускулы, готовый в любую секунду выхватить пистолет, закрепленный на поясе.

Они простояли, не двигаясь, несколько долгих мгновений. Ситуация опять кардинально изменилась. Оба командира ясно осознавали, что начинать сейчас схватку бессмысленно – в заданных условиях шанс выжить равен нулю.

– У тебя есть свое задание, а у меня свое. Но договариваться все равно придется. – Митин иронично добавил: – Придется, dear American friend.

Запад и Рич, симметрично разместившиеся у выхода из двух бункеров, готовы были в любое мгновение выпустить во врага смертоносные заряды. Указательные пальцы правых рук в страшном напряжении замерли на спусковых крючках; достаточно малейшего давления, и прозвучит выстрел…

И через несколько секунд ночную тишину действительно в очередной раз разорвал согласованный резкий голос нескольких единиц огнестрельного оружия. Только раздался он совсем не с той стороны, откуда его ожидали засевшие в соседних бункерах бойцы российской и американской групп.

На фоне темного неба, где тучи снова скрыли неясный профиль ущербной луны, скрестились и пересеклись три слепящие пунктирные линии трассирующих пуль. Вели огонь два неведомых противника и Ник, занявший дозорный пост в ста пятидесяти метрах от бункеров.

Реакция обоих командиров была мгновенной. Томсон и Митин синхронно, будто исполняли заранее оговоренный трюк, метнулись в разные стороны и упали в помятый после недавнего боя бурьян.

И тут же с правой стороны, совсем близко, раздалась еще одна очередь. Пули свистящими огненными стрелами опять засвистели прямо над головой командира российского отряда спецназа…

24

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

00.54

Коваль быстро вычислил местонахождение противника. Он ориентировался по тому направлению, которое выделил для себя по звуку еще перед неожиданным появлением «Ми-6». В тот момент расстояние до арены боестолкновения двух диверсионных групп достигало трехсот метров.

Приняв решение начать рискованную акцию, призванную скрыть подлинные причины гибели боевой машины украинских Вооруженных сил, Коваль исходил из простого, достаточно логичного допущения – оба противостоящих отряда, которые, видимо, вступили в ожесточенную схватку на территории Полигона, бесспорно, поспешили скрыться в каких-то углубленных подземных помещениях после первой же пулеметной очереди, раздавшейся с атакующего вертолета. И был необычайно удивлен, когда прибор ночного видения Богдана, посланного вперед, зафиксировал впереди две одинокие фигуры, одетые в камуфляж, стоящие поблизости от разрушенной стены, густо заросшей кустарником, которая, судя по всему, скрывала вход в бункеры…

Коваль отдал приказ своим бойцам максимально широко рассредоточиться на подступах к этому участку. Тарас молниеносно ушел влево, на втором фланге, справа, остался Кречет, а сам командир вместе с Богданом продвинулся вплоть до длинной металлической трубы, идущей параллельно фронтальной стороне бункеров. Коваль сразу определил, что эта труба является почти идеальным укрытием в начальный период наступательных действий.

Он перемещался с легкостью хорька, вышедшего на ночную охоту, всеми органами чувств фиксируя малейшие изменения в окружающей обстановке. И с необыкновенной скоростью выделил позицию еще одного бойца противника, находящегося в засаде справа всего в пятидесяти метрах от трубы, так удобно разделяющей пространство перед входами в подземные коммуникации разрушенных сооружений Полигона. Ник допустил одну оплошность, недопустимую для такого опытного спеца (сказывалась усталость после длительного боя), – сделал короткую перебежку перед тем, как занять новую огневую позицию, хотя обязан был преодолеть это короткое расстояние ползком.

Богдан следовал за командиром по пятам и сразу же зафиксировал его лаконичный жест (едва заметный взмах левой рукой), означающий: «Твоя цель – дозорный». Тарас в этот же момент тоже успел отметить в окулярах прибора ночного видения фигуру Ника. В жестко определенный, согласованный миг трассирующие очереди с двух сторон ударили в тот сектор, где находился заместитель командира американской ДРГ. А сам Коваль нацелил свой ручной пулемет на стоящих у входа в бункеры Митина и Томсона.

Ник ответил стремительно, но он не предполагал, что ему противостоят бойцы, так широко рассредоточенные на пространстве с противоположной стороны металлической трубы. Поэтому необоснованно открылся совсем с другого направления и через несколько секунд замер на месте. Из ослабевшей руки выпала штурмовая винтовка…

Митин и Томсон оказались в сложной ситуации. Для того чтобы продемонстрировать друг другу мирные намерения, они вышли из бункеров без автоматов. С собой у двух командиров групп спецназа было только личное оружие. Но стрелять из пистолетов в темноте по противнику, скрытому за металлической трубой, мог позволить себе только идиот.

Запад мгновенно оценил опасность того положения, в которое попал Митин, и открыл интенсивный огонь по такой директории, чтобы прикрыть майора. Митин с большим трудом преодолел двадцать метров, отделяющие его от бункера. Прицельные выстрелы неминуемо сразили бы его на этой короткой дистанции, если бы командир антидиверсионного отряда не применял хорошо отработанную тактику фальшбросков.

Митин не сильно поразился тому обстоятельству, что вслед за ним к бункеру Д-10 бросился и американец. Бывшие враги вынуждены были совместно выступить против новой опасности.

– Держи! – Митин перебросил Томсону «трофейную» винтовку Хантера. – Тебе с этим привычней обращаться. Нет времени на раздумья, мэн!

«Да, такого абсурда в моей жизни еще не было, – подумал Томсон, принимая дар, – прямо сон в летнюю ночь».

А Митин, сжимая в руках «Кедр», даже ухитрился пошутить, переиначив слова известной песни:

– Stand up and fight! You are in the Russian Army now!

25

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

01.00

Берк считал себя необычным человеком. Это отношение к самому себе не было выработано в результате бесед с опытными психоаналитиками, не стало следствием кропотливой работы с собственным сознанием, как это делали некоторые коллеги Берка по службе в специальных частях. Просто в какой-то момент он пришел к мысли, что в состоянии решать любые интеллектуальные задачи значительно лучше и быстрее товарищей. Еще в колледже за ним укрепилась слава мастера по распутыванию сложных головоломок, способного с точностью профессионального биржевого аналитика предсказать дальнейшее развитие самых разных ситуаций.

Весь вчерашний день у него из головы не выходила одна въедливая, до крайности неприятная мысль. Хоть Томсон и не говорил многого о характере их акции (да и сам, по-видимому, знал далеко не все), Берк пришел к самостоятельному выводу о том, что российский отряд сделает максимум возможного, но не допустит успешного отхода их группы. Берк не верил в план Томсона, поэтому даже хотел после находки генераторов помешать своему командиру.

Конечно, он не мог предположить, что группа вступит в жестокую схватку с российским спецназом, а потом еще и с подоспевшими украинцами. За свою боевую жизнь Берк участвовал всего лишь в трех диверсионных рейдах, которые хоть в какой-то мере были связаны со смертельным риском. Но впервые стал участником ночного боя, где шансы выжить уменьшались с каждой минутой.

После начала перестрелки с новым противником и гибели Ника, когда Рич резко выдвинулся вперед, Берк почувствовал, как прокатилась по всему его организму ураганная волна паники. Он умел хорошо просчитывать различные варианты и, как правило, не ошибался в своих прогнозах. Сейчас предчувствие скорой гибели жесткой хваткой сдавливало его руки, держащие в руках винтовку «FN-SCAR-H».

Берк укрылся за бетонным блоком, который отбросило в глубь бункера Г-8 недавним взрывом гранаты. Пространство перед ним рассекали косые очереди, летящие с нескольких сторон, но его оружие молчало. Ныло раненое предплечье, пульсировала в висках кровь, страшные мысли черным роем кружились в сознании…

– Чего ты ждешь? – прохрипел Хантер, скорчившийся от дикой боли в нескольких метрах правее. – Открывай огонь!

А Майк, неподвижно лежащий рядом, уже не мог ничего сказать. Может быть, именно вид умирающего товарища заставил Берка наконец вступить в бой?

Первый выстрел ушел в «молоко». Берк, на мгновение зажмурившись, словно собирался прыгать вниз с обрыва, продвинулся на пару метров вперед.

И тут же свистящие свинцовые стрелы прошли прямо над его головой, выбивая бетонную крошку из полуразрушенной стены. Берк на сей раз успел засечь место расположения противника с абсолютной точностью. И тут же сделал ответный выстрел. После чего метнулся вправо, в густой бурьян.

Меры предосторожности – главное, чем жертвует боец во время силовой операции. Их просто невозможно в полной мере соблюдать в такой ситуации, когда нервы напряжены до предела, а организм, словно некий сложный прибор, снабженный механизмами обратной связи, существует в автоматическом режиме.

Вот ряд горящих на электронном табло оперативной памяти кадров, словно рекламный ролик, снятый в замедленном темпе. Пули, врезавшиеся в стену, автомат, выпускающий порцию смертоносного металла, бросок в траву. Всего лишь две-три секунды, растянувшиеся в десять раз.

Берк не мог знать, смог ли поразить противника. Но в эти мгновения понял, что ситуация изменилась. Ему хватило короткого взгляда, чтобы удостовериться – от соседнего бункера раздавались согласованные очереди из трех стволов. А это означало, что два русских бойца стали союзниками.

Такая мысль придала новые силы.

26

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

01.02

Коваль даже приблизительно не мог представить, сколько человек противостоят им в «сражении при бункерах». Из слов полковника Луценко, имеющего достаточно точные агентурные данные, получалось, что численность засланных групп спецназа является обычной для подобных диверсионных рейдов. Стандартный набор – командир и четыре бойца. Следовательно, всего десять. В самом крайнем случае двенадцать.

Коваль допускал, что до начала атаки «Ми-6» оба отряда понесли значительные потери. Кроме того, он оптимистично полагал: и русские, и американцы вынуждены будут вести «войну на два фронта». Поэтому был шокирован, когда понял, что они объединились…

Рывками продвигаясь вдоль металлической трубы, делая короткие перебежки, почти прыжки в два-три шага, Коваль снова падал в бурьян, стремительно менял огневые позиции, нажимал на спусковой крючок ручного пулемета, не переставая пересчитывать количество бойцов противника. Один (видимо, дозорный) убит сразу после начала боя. Трое у входа в бункер с левой стороны – оттуда летят согласованные очереди. Справа еще один; с ним ведет перестрелку Кречет. Прямо по курсу – пятый. Четверо против пяти – не так уж и плохо.

– Богдан, держи этот сектор! – Коваль, обернувшись к соратнику, махнул рукой, указывая направление, а сам метнулся дальше, взяв на прицел вход в бункер Д-10.

В это мгновение на правом фланге погасли в ночи, как два угля, выброшенные из костра две огневые точки.

Коваль сразу понял, что Тарас выбыл из игры. Соотношение сил менялось на глазах. В пользу противника. Точнее, противников…

Он с особенным ожесточением продолжил обстрел бункера, где находились три бойца, которые не прекращали поливать пространство автоматными очередями.

Резкий рывок вперед. Хорошо отработанный прыжок вниз, крутой подъем, короткая пробежка, новая боевая позиция.

Еще несколько шагов в выбранном направлении.

И вот ствол РПК «СН-74» опять направлен в сторону врага.

Богдан, находящийся в десяти шагах сзади, не прекращал интенсивной стрельбы. Он залез под самое брюхо металлической трубы. Постоянно меняя директорию, Богдан вел огонь сразу по нескольким противникам. Коваль подумал, что неплохо получить его поддержку во время той акции, которую решил сейчас провести.

Откатившись обратно метров на пять, Коваль крикнул своему бойцу:

– Иди за мной!

Богдан отличался исключительной сноровкой. Умный, собранный, волевой, он не случайно стал заместителем командира. Поражало и то, что уроженец Львова никогда, даже в мелочах, не проявлял «западенских» настроений. А Коваль хорошо знал, что это такое…

Бахчисарай, ноябрь 1999 года

На узкие улочки с каменистых склонов стекают потоки воды. В сером тумане утонули ханский дворец и дорога к Чуфут-Кале, далекие гребни скал. Вокруг – ни души; все жители скрылись в домах за высокими заборами, обтянутыми сеткой-рабицей, которую декорируют оголенные ветви фруктовых деревьев.

Вторую неделю беспрерывно идет дождь, как в тропиках во время муссонных ливней. Местные к этому привыкли, ведь поздней осенью в Крыму почти всегда устанавливается омерзительная погода. Здесь, с другой стороны Ай-Петри, воздействие черноморских циклонов проявляется не так мощно, но жителю Киева все равно трудно быстро адаптироваться к буйству стихии.

Об этом в очередной раз думает Коваль, сидя в полуразрушенном здании на окраине Бахчисарая. Раньше тут располагались какие-то мастерские. На разбитом кафельном полу остались расплывшиеся масляные пятна, у стены – несколько ржавых станков, на которых лежат груды металлических деталей. Из худой крыши через зияющие провалы перекрытия текут струи холодного дождя.

Коваль вынужден уже третьи сутки находиться в этом гнилом месте. Такова специфика задания. Напротив, отделенный от остова мастерских неширокой луговиной, расположен дом человека, возглавляющего одно из подразделений подпольной экстремистской организации. К нему должен вот-вот прибыть эмиссар с Северного Кавказа. Нужно во что бы то ни стало дождаться появления посланника террористов, не допустить его встречи с хозяином, по возможности захватить, но ни в коем случае не убивать.

Группа лейтенанта Коваля состоит всего из двух спецов. Один из них, старший сержант Павел Косица, последние сутки дежурит с противоположной стороны дома. Он оборудовал себе очень удобный схрон в склоне оврага, запасся огромным термосом с горячим кофе. Но вся беда в другом – очень мало шансов, что курьер появится в том секторе. И правда, зачем передвигаться «огородами», если можно спокойно подойти к жилищу уважаемого Рената по асфальтированной дороге? Поэтому главный пост караулит сам Коваль. И сейчас его очень тревожит долгое отсутствие второго спеца, сержанта Ивана Березняка.

Павел – предсказуемый простой парень из Донбасса, протестированный в рейдах на сто процентов, а вот у Ивана нынешнее дело стало первой проверкой «на вшивость». По формальным показателям Березняк полностью подходит для работы в группе спецназа – крепок, смел, немногословен, вынослив, превосходно владеет техникой рукопашного боя, неплохо стреляет, знаком со всеми современными видами оружия и средствами связи, отлично зарекомендовал себя за время срочной службы. Но есть в нем какая-то незаметная с первого взгляда гнилость.

«Может, я излишне придираюсь к парню только потому, что он родом из приграничного города Чоп? – уже не в первый раз думает Коваль. – Просто я не люблю "западенцев", вот и все объяснение».

Иван утром должен был занять еще один сторожевой пост у сворота с центральной трассы, около автобусной остановки. Там есть удобный пункт для стационарного наблюдения – небольшое кафе. Задачу нельзя назвать сложной. Надо сесть за столик и заказать себе порцию чебуреков. Потом, неторопливо потягивая пиво, в течение двух часов не уходить с этого места и держать в поле своего зрения дорогу.

Девяносто процентов, что курьер прибудет в Бахчисарай на автобусе и, соблюдая меры предосторожности, двинется дальше к дому Рената пешком. Но сержанту дана строгая директива – уходить из кафе ровно в полдень, поскольку долго торчать там нельзя.

Теперь уже три часа. Где тебя носит, Ваня из Чопа?

Коваль не очень удивился тому, что на такое задание послали группу армейского спецназа. Конечно, здесь гораздо логичнее было увидеть оперативную бригаду Службы безопасности: это их работа. Но доводы командования выглядели безупречно – у подпольной организации неплохие завязки в Киеве, поэтому нельзя исключить, что есть и свои информаторы в спецслужбах. А воинская контрразведка все-таки по-прежнему более защищена от проникновения любой агентуры. Только одно сильно смущает командование – спецы привыкли рубить сплеча, у них нет выучки гэбистов.

Вот и Коваль думает о том, что Березняк мог присвоить себе особые полномочия. Вдруг он вычислил курьера и попытался самостоятельно его взять?

В начале четвертого наконец скрипит тяжелая дверь, висящая на одной петле, и в здание бывших мастерских неслышным шагом, как и положено по инструкции, заходит пропавший дозорный.

– Где ты был, парубок? За курьером следил, что ли?

Коваль глядит на Ваню из Чопа недобрым взором.

Но сержант невозмутимо отряхивает от небесной влаги свой плащ (вся группа облачена в обычную гражданскую одежду) и коротко рапортует:

– Не бачил.

– На пиво запал? Или на баб?

Березняк смотрит на командира ясными глазами и спокойно рассказывает, что ровно в полдень, как это и требовалось, ушел из кафе, но посчитал для себя возможным ждать курьера в другом месте, в кустах за автобусной остановкой.

Что-то здесь не так. Коваль знает, что интуиция его никогда не подведет. Тем не менее, еще раз подозрительно скользнув взглядом по лицу Березняка, молча отходит к своему наблюдательному посту у проема грязного окна с разбитыми стеклами. Сейчас не время вести допрос с пристрастием.

Через два часа неожиданно возвращается Павел. Дело в том, что он зафиксировал подозрительную суету – по боковой дороге в сторону автобусной остановки проехали три милицейские машины с интервалом в несколько минут. Очевидно, случилось что-то экстраординарное, непривычное для тихого Бахчисарая. Коваль принимает решение сам сходить на разведку, отправив Косицу обратно в дозор.

То, что он обнаруживает у автобусной остановки в двухстах метрах от кафе, где вел наблюдение Березняк, кого угодно может привести в невменяемое состояние. Там около пяти «уазиков» стоит группа ментов, а санитары загружают в машину «Скорой помощи» носилки, покрытые белой тканью.

Коваль осторожно вклинивается в толпу местных жителей, сгрудившихся неподалеку, и прислушивается к разговорам. И быстро понимает, что убитый не мог быть никем иным, кроме их клиента…

Командиру группы спецназа категорически запрещено устраивать какие-либо разборки с личным составом во время рейда. Но сейчас это, к сожалению, неизбежно. Ярость кипит, словно вода в чане с бараниной!

Коваль не в состоянии сдержать бурю эмоций. Когда возвращается в полуразрушенное здание бывших мастерских, с дикой силой ударяет ногой по двери, едва держащейся на ржавой петле. Она отрывается и со страшным грохотом падает в лужу у самого входа, поднимая фонтан брызг.

– Березняк!!!

Кажется, что Коваль одним голосом, как былинный Соловей-разбойник, может размазать по грязному полу, покрытому жирными пятнами солярки, эту мразь, которая позволила себе вершить незаконное правосудие во время проведения ответственного задания.

Но Березняк ничего не боится. Странно ухмыляясь, стоит в двадцати шагах от входа, положив руки на пояс, словно собрался сплясать гопака.

Коваль через несколько секунд оказывается в двух шагах от сержанта, будто перелетает на крыльях гнева.

Как происходит расправа, Коваль не знает. Ярость сжигает все мосты целесообразности, стирает записи с сим-карты воспоминаний.

Сохранилось там лишь одно. Окровавленное лицо зверски избитого подонка. Прижатый к грязному полу, пропахшему машинным маслом, гнилью и тленом, он изрыгает свои проклятия:

– Не будет больше на украинской земле ни москалей киевских, ни татар!..

27

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

01.03

Рич действительно стрелял лучше всех в отряде, если не считать самого командира. Потому и стал снайпером. Когда он рванулся вперед, в том направлении, где лежал убитый минуту назад Ник, то принял решение экономить патроны и открывать огонь только тогда, когда не сомневался в том, что его пули достигнут цели.

Один из новых врагов, скрывающийся левее металлической трубы в сорока футах впереди, вел бой недостаточно уверенно. Рич метнулся вправо, не обращая внимания на боковой огонь другого стрелка, направленный в сторону бункеров, упал в траву, прополз по-пластунски метра четыре и только после этого грамотно прицелился, скрытый от случайного попадания обломком бетонного блока.

Рич действовал так, как привык, почти бессознательно выбирая исключительно верные, единственно возможные в создавшихся условиях маневры. Кажется, он не допустил ни малейшей ошибки. Поэтому, сделав очередной выстрел, сначала не поверил тому, что произошло.

Его все-таки ужалила пуля. Сильно ужалила. Правая сторона камуфляжной куртки мгновенно стала красной от крови. Как же это произошло? Все отработано, сведено в ряд простых последовательных действий. Он же засек противника. После такой отработанной длинной очереди, косой молнией, по диагонали, рассекающей бурьян напротив, попадание во врага было гарантировано. Вместо этого – ответный ход, пуля, которая на излете, на последнем издыхании своей убойной силы, все-таки успела сотворить свое черное дело…

Рич отполз назад на два метра, провел ладонью по плечу. Shit! Кровь течет ровно и сильно, обильно поливая стебли растений. Он чувствовал боль при любом движении, в правой руке ощущался тремор. Очевидно, что перебиты сухожилия, но самое плохое связано с другим. Ранение несквозное, пуля проникла глубоко. Может быть, расщепила костную ткань?

Стискивая зубы, чтобы не застонать, Рич вытянул левой рукой приемопередатчик, тут же окрасившийся кровавыми разводами, словно его окунули в миску с алой краской, и послал экстренный вызов. Он знал, что это запрещено, но сейчас, когда ситуация полностью вышла из-под контроля, другого выбора не оставалось.

– L-97, прием!

– L-94, L-97 принял. Что у тебя?

– Я ранен, Томсон. Плохо ранен…

– Принял, Рич! Жди! – с некоторым опозданием ответил командир.

Метрах в ста правее грохотали перемежающиеся автоматные очереди. Временами они начинали стрекотать синхронно, как тетерева на токовище.

Дело – дрянь. Без помощи не выкарабкаться! Рич попытался вытащить индивидуальный медицинский пакет. Это удалось только с третьего раза. Он разорвал зубами обертку, достал шприц-тюбик с анестезирующим раствором, сжав челюсти, вколол в предплечье. Не удержался, приглушенно застонал. Без толку. Самому невозможно себя перебинтовать. Если в ближайшее время сюда не придет кто-то из группы, истечешь кровью. Неужели это ВСЁ?

Рич развернулся, лег на живот, подтянул к себе приклад автомата. И тут увидел всего в десяти шагах своего врага…

Противник приполз справа. Он не мог зафиксировать местоположение Рича – американского снайпера скрывал продолговатый бетонный обломок. Враг, видимо, потерял Рича из вида. Вот в чем дело!

Почему он не ведет огонь по бункерам? Тянет время? Дилетант?

Нет, ни в коем случае. Опытный и грамотный боец. Ведь это было понятно еще в самом начале боя. Перемещался он маневренно, а главное, успел, разрази его «Томагавк», попасть в Рича!

Конечно, профи, сомнений нет. Наверное, бережет патроны, хочет поразить цель наверняка. А сам надеется в последний момент нырнуть в сторону. Рич сам знал подобные приемы. Он, к примеру, готов в любое мгновение уйти вбок с директории выстрела с такой скоростью, которой могут позавидовать даже пули со смещенным центром тяжести. Точнее сказать, был готов еще минуту назад…

Мстительная мысль добавила энергии в слабеющие руки. Превозмогая страшную боль, Рич отполз еще на полметра влево, под листья огромного лопуха, стискивая в руках автомат. Раздвинул в стороны поломанные крапивные стебли, прицелился, учитывая то, что противник, конечно же, продумал, куда бросится, спасаясь от разящей очереди. Видимо, вон туда, направо, в ложбину около металлической трубы. Очень правильное решение. Рич и сам бы поступил так на его месте.

Не торопиться.

Забыть про боль.

Выдержать директорию выстрела. Ведь враг уже почти целую минуту не уходит с одного места.

«Чего ты ждешь, стервец? Почему не вступаешь в бой с Томсоном?»

Мысли путаются…

«Конечно! Он же не знает, что я ранен».

Напрягая всю свою волю, боец американского отряда специальных диверсионных операций Эндрю Кузьмичофф, имеющий позывной Рич, последний раз в жизни медленно нажал на спусковой крючок…

28

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

Ночь

Митин не боялся смерти. Немалый опыт силовых операций, когда он не один раз балансировал на самом краю пропасти, приучил к фатализму. «Тебя уже давно должны были убить, а ты все еще живешь», – часто говорил себе Митин, проводя индивидуальную психологическую подготовку перед очередной операцией.

Впрочем, рано или поздно придет этот час. Какими тонами окрасит финальная минута такой привычный, яркий в своих красках мир? Наверное, застынут листья деревьев, травяные былинки, утихнет ветер, а солнечные лучи потеряют объемность, превратившись в плоские линии, будто проведенные на листе ватмана начинающим живописцем…

Они вели огонь втроем с одной позиции. Краем глаза Митин отметил, что американский командир работает во время боя исключительно серьезно – не разменивается по мелочам, не медлит, но и не посылает в пространство слепые очереди.

Обстановка менялась столь стремительно, что родившаяся было мысль использовать гранатомет на «Грозе» Алексеева, сверкнув в сознании Митина пунктиром трассирующей пули, тут же была отброшена прочь, как использованная гильза. Но Запад сам напомнил о своем стратегическом запасе. Он подполз к командиру и спросил, покосившись на американца:

– Давай вдарим вон туда, где двое стрелков? Трубу разнесет как пить дать. А заодно и этих хлопцев.

– Отставить, – не отрываясь от прибора ночного видения и пытаясь поймать в окуляры движущуюся фигуру противника, с профессиональной скоростью продвигающегося вдоль линии бункеров, произнес Митин.

И был удивлен, когда услышал рядом веский голос «заокеанского союзника»:

– Мы не знаем, чем они вооружены. И сколько их здесь еще появится. Он дело говорит. Поторопитесь, а то можно опоздать. Навсегда.

В этот момент очередь прошла прямо над их головами, пули срикошетили от бетонных стен, со свистом разлетаясь в стороны.

– Хохлы со мной согласны и тоже считают, что нельзя терять время. – Произнеся эти слова так, чтобы его услышал Митин, американец пополз вперед.

Он был на самой крайней ступеньке, опасно выдвигаясь на открытый участок. И уже начал медленно приподниматься с холодного пола, держа в руке винтовку, когда вынужден был резко остановиться. Приемопередатчик выдал вызов.

– L-94, L-97 принял. Что у тебя?

Сообщение шокировало Томсона. Молниеносно откатившись к стене, под защиту груды кирпичей, он пролежал, не двигаясь, долгие тридцать секунд, не обращая внимания на пули, чмокающие по стенам бункера всего в нескольких дюймах. Рука, сжимающая приемопередатчик, казалось, готова была в любое мгновение метнуть его в направлении позиций противника, как ручную гранату…

– Принял, Рич! Жди! – наконец произнес Томсон в рацию и, закрепляя ее на поясе, у самого выхода зло бросил Митину: – Мы с тобой теперь в равных условиях. У меня тоже остался только один дееспособный боец…

Томсон совершал выверенные, отработанные годами тренировок движения. Секунда – и он в трех метрах правее, еще две – и уже скрыт за стеной густого бурьяна в небольшой ложбине у края бункера Д-10 и готов вести огонь.

Космическими пульсарами вторгались в сознание панические мысли. Группа уничтожена, задание провалено. Генераторы с собой, но выбраться отсюда живым невозможно. Очевидно, что этот район плотно оцеплен украинцами. Сколько еще есть времени? Глупый вопрос. Остается лишь одно – несмотря ни на что, пробиваться изо всех сил!

Соревнуясь со скоростью пуль, мелькала перед глазами хроника былых дней. Отдельные кадры воспоминаний. Десятые доли секунды, вмещающие в себя месяцы и годы. Вот емкой голографической картинкой высветилось лицо любимой женщины. Нэнси…

Всего три недели назад, во время интенсивной подготовки Томсона к рейду в Россию, у них случился крупный скандал. Инициатором разборки выступила она.

– Ты совершенно перестал обращать на меня внимание, – грустно говорит Нэнси, смешивая себе очередной коктейль. – Я так думаю, что я тебе просто надоела.

Томсон закуривает и складывает руки на груди. В последние дни подобные разговоры происходят уже не в первый раз.

– Ты сказал, что скоро опять надолго уедешь. Так?

Он кивает.

– А ты не думал о том, – Нэнси подходит к Томсону, пристально вглядываясь в его лицо, – что я никогда не спрашиваю тебя о твоей работе. Нет, нет, – она машет рукой, видя, что ее друг нахмурился, – знаю, что нельзя. Но ты можешь сказать хотя бы сроки? А то исчезнешь опять на два месяца…

Томсон тушит сигарету, берет ее лицо в ладони, целует.

– Думаю, что управимся очень быстро. Не стоит переживать.

– Не стоит? – Нэнси кривит губки. – А откуда мне известно, куда ты ездишь? Вдруг не по своей военной службе? Опять нельзя спросить? Как у вас, русских, говорят? Ne tvoego uma delo? Верно?

– Конечно, – усмехается Томсон. – Одна сексапильная мулатка пригласила меня заняться дайвингом на Багамах. Я приготовил заранее деньги и выпросил внеочередной отпуск.

Нэнси внезапно звереет. Сузив глаза, она кричит:

– Мне плевать на твои дурацкие шутки! Может, это и есть правда? Почему ты снял со своей кредитной карты десять тысяч долларов? Зачем тебе деньги перед военной операцией?

– Откуда ты знаешь? – Томсон крепко сжимает ее плечи. – Ты что, обращалась в мой банк?

– А ты забыл, – она вырывается и отскакивает в сторону, задев стакан с коктейлем, который падает на пол и разбивается, – что сам показал мне код доступа в Интернете? Спроси, почему я проверяла!

Нэнси убегает в комнату и притаскивает в столовую женские колготки. Держа их пальчиками правой руки с брезгливостью, как дохлую змею, произносит, тяжело дыша:

– Я нашла это в твоей машине, у заднего сиденья. Они завалились под коврик, а ты и не заметил. С кем ты там развлекался?

Томсон вспоминает, что подобный эпизод действительно был несколько дней назад. Случайная подружка, ни к чему не обязывающая связь. В тот день он довольно сильно напился. Вот, получается, откуда ноги растут. В прямом и переносном смысле…

Нэнси бросает чулки в угол и кидается в комнату.

– Что же ты молчишь? – доносятся оттуда ее истерические крики. – Другой бы уже нашел в себе силы признаться!

Томсон закипает гневом. Он давит каблуком осколок разбитого стакана, хватает недопитую бутылку рома.

– Да потому, что ты русский! А вы все сдвинутые!

Бутылка, ударившись в стену, разлетается вдребезги стеклянными брызгами.

Это взорвалась граната всего в тридцати шагах от Томсона, попав в металлическую трубу, расположенную параллельно линии бункеров…

29

Северо-восточная Украина

Штаб войсковой части

18 августа

Ночь

Исчезновение «Ми-6», на котором улетел генерал Островец, как ни странно, не привело к объявлению тревоги. Начальник особого отдела полковник Галушко, к тому же временно занимающий должность заместителя командира части, безусловно, был обязан принять экстренные меры и организовать немедленный поиск пропавшей боевой машины. Но полковник этого не сделал.

Во-первых, потому, что криминальной волей прапорщика Буроконя, заместителя по АХЧ, все рации, которые полагалось по инструкции иметь на борту вертолетов, приписанных к парку дивизии, были давно реализованы «на сторону». Генерал Островец отправился искать диверсантов «немой птицей», без всякой связи со своей родной частью.

Во-вторых, Галушко обиделся. Сколько раз он пытался доказать командующему, что безопасность важного стратегического объекта, вверенного генералу, находится на низком уровне! Сколько раз убеждал усилить патрули, которые проводили регулярные объезды территории бывшего Полигона, находящегося под формальным контролем войсковой части! Но по-прежнему ничего не менялось. Даже накануне командно-штабных учений, когда, кажется, нужно значительно усилить бдительность, начальник штаба отправился на рекогносцировку без охраны! А уж когда взбудораженный Михалыч позволил себе только что откровенные оскорбления…

Полковника ни разу не потревожили представители военной прокуратуры, засевшие на всю ночь в одном из помещений штаба. Личной же инициативы Галушко проявлять не собирался.

«Да катитесь вы все к едреной матери! – думал он, сидя на подоконнике в своем кабинете у открытого окна и безостановочно куря сигарету за сигаретой. – Я же предупреждал, а меня не послушались. Говорил же им, что нужно усилить патрулирование!»

Он со злорадством представил, как кругами бороздит «Ми-6» небо над Полигоном, как Островец, прижавшись к стеклу, вглядывается в темные просторы. И тут же одернул себя: «Вообще-то так думать неправильно».

Ситуация по всем тактико-техническим характеристикам близка к критической. Бесследно исчез начальник штаба, убит его водитель. При этом экспертами определено, что стреляли в сержанта Бобриченко из автомата западного производства. Галушко был знаком с оперативными милицейскими материалами по всему району, поэтому мог отдать руку на отсечение, что здесь никогда не появлялись такие экзотические модели.

Полковник сел за стол, достал очки из футляра и внимательно еще раз просмотрел отчеты дежурств на охраняемой территории за последние дни. Все они были сделаны как под копирку – никаких происшествий, ничего подозрительного не зафиксировано, полный порядок, тишь, гладь да божья благодать.

Лишь капитан Михальчук сообщал о том, что его наряд встретил три дня назад, ранним утром 15 августа (за сутки до исчезновения Калмыкова), на окраине Полигона туристический отряд «Витязи» из Херсона. Отряд направлялся в сторону населенного пункта Белоселье. Капитан отконвоировал походников с охраняемой территории, куда они случайно забрели, и показал правильное направление дальнейшего движения.

– Что-нибудь особенное заметил? – допрашивал полковник через двадцать минут капитана, спешно вызванного в штаб.

Михальчук, отгоняя набегающий сон очередной сигаретой, мучительно размышлял над тем, стоит ли в создавшейся ситуации скрывать правду о том, что подбросил туристов на армейской машине и взял с них подношение провизией. Но в конце концов решил покаяться в своих грехах. Галушко оживился и потребовал подробного описания внешности странных посетителей Полигона.

Михальчук пожал плечами:

– Да простые мужики среднего возраста. Шесть человек. В джинсах, обычных камуфляжных куртках, с рюкзаками. На реке их байдарки ждали…

Галушко страшным взором посмотрел на капитана:

– Ты понимаешь, что упустил диверсантов? Ты хоть раз был на этой речке? Там глубина в межень меньше двадцати сантиметров, сплошные коряги и мели!

И, раззадоривая сам себя, закричал:

– Калмыков пропал позавчера! Значит, они никуда не ушли! Надо искать их базу в районе Белоселья!!!

В этот момент полковник подумал, что уподобляется генералу Островцу. Эта мысль оказалась неприятной, поэтому Галушко сбавил тон и продолжил спокойнее, глубоко выдохнув воздух:

– В отсутствие командира части решения по таким вопросам вправе принимать я. Через час поднять весь личный состав. Задача – чесать оба берега в районе Белоселья. И готовь к вылету два оставшихся вертолета.

30

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

Ночь

Коваль лежал на траве. Нога была зажата в металлической ловушке. Титанические усилия не помогали. Похоже, он завяз крепко, как волк, попавший в капкан!

Сейчас требовалась воистину нечеловеческая сила, чтобы сделать хотя бы первый рывок. Любое минимальное движение причиняло жуткую боль. В какой-то момент Коваль излишне резко потянул вверх ногу, и стальные зубья хваткой хищного зверя впились в кожу, блокируя дальнейший путь к освобождению.

Бой прекратился уже несколько минут назад. Но взрыв гранаты успел сделать свою страшную работу. Размозжив в клочья металлическую трубу напротив бункера Г-8, он, видимо, похоронил Богдана. Проверить это пока невозможно.

Сам Коваль, находившийся в двадцати шагах, смог укрыться за каким-то ржавым обломком в густых зарослях крапивы. Но когда через полминуты бросился вперед, у самой трубы чуть не распрощался с жизнью. Резко нагнувшись и отпрыгнув в сторону, он спасся от пуль, летящих в его сторону, однако попал ногой в отверстие, образовавшееся в развороченной трубе после взрыва. Еще не остывший металл обжег кожу…

Коваль прикрыл глаза, сосредоточился.

«Без паники, командир! Ты цел? Цел, почти невредим. Ранения отсутствуют, над коленом и на икре – мелкие царапины, на которые не стоит обращать внимания. Кровь течет, но это не пулевая отметина! Уже легче. Разве нет? Пойдем по порядку? Пойдем, командир…»

Борис не помнил, когда у него выработалась такая странная игра с самим собой – в экстремальных обстоятельствах задавать вопрос и тут же на него отвечать. Про себя, конечно. Теперь каждое слово словно отдавалось эхом. Зов мозга слушало все тело, поэтому было готово, повинуясь приказу свыше, максимально сконцентрироваться, собраться, сжаться.

«Гранатомет-то у вас, ребята, не самой последней модели. Новейшие модификации в состоянии раздолбать в пух и прах даже толстенную сталь. А тут вон какие лохмотья остались! Меня они считают убитым? Точно. Но вот почему молчит Кречет? Патронов больше нет? Или его тоже?..»

Отсюда не видно ни одного бойца противника, тем более что прибор ночного видения утерян во время последнего отчаянного рывка. Они больше не стреляют. Значит, скорее всего Кречет погиб? Пустой вопрос. Действовать надо, братец! И чем быстрее, тем лучше. Вести огонь из этого капкана нельзя – чистое самоубийство.

Коваль ощупал металлические зубья, крепкой хваткой вцепившиеся в его ногу. Пробовать отогнуть стальные крючья руками бессмысленно. К тому же края рваные – гарантированно изувечишь пальцы, а они, надо думать, еще пригодятся командиру отряда украинского спецназа!

Гнуснее всего выглядело то обстоятельство, что именно на лодыжке плененной ноги, на особой перевязи, состоящей из крепкого кожаного ремня с двумя застежками, крепился НРС – нож разведчика стреляющий, в комплекте которого были специальные приспособления для перекусывания колючей проволоки и электрокабелей. Уж развести в стороны этот примитивный металлический капкан с помощью НРС Коваль сможет без труда. Как вытащить нож?

Не обращая внимания на сильную боль, он протянул руку вправо и с трудом согнул ветку низкорослой дикой яблони. Осторожно сломал ее, просунул вниз, пытаясь расстегнуть застежку ремня, которым был закреплен НРС.

С первого раза ничего не получилось. Прут скользнул вниз, не затронув металлическую застежку. Стиснув зубы, Коваль продолжил свои попытки. Через минуту ему все-таки удалось добиться желаемого. Перевязь ослабла. Коваль стал медленно вытягивать ее вверх. Когда до края отверстия оставалось не более двух сантиметров, а пальцы левой руки уже касались рукоятки ножа, ремень полностью отвязался и НРС безнадежно провалился вниз.

Коваль едва слышно выругался. Самое страшное – ощущение полной беспомощности. Он не ранен, способен стрелять, защищаться, но, как прикованный цепью к огневой точке обреченный снайпер, не может сделать ни шага в сторону. Поэтому, наверное, и вспомнилась одна недавняя история из гражданской жизни…

Июльским вечером в известном киевском ресторане проходит торжественный банкет. Играет громкая музыка. За богато уставленными столами сидят дорого одетые дамы и господа. В самом центре – необыкновенно красивая женщина в шикарном вечернем платье. Взгляд ее огромных улыбающихся глаз, прикованный к лицам гостей, в какой-то момент вдруг застывает. У входа она видит человека, который тут никак не должен быть…

Коваль оказался здесь совершенно случайно. Просто заметил припаркованную в узком переулке у выезда на Крещатик знакомую машину. Он не мог ошибиться. Светло-красная «Дэу Нексия» со знакомыми номерами. Их забыть нельзя. Автомобиль Ольги…

Вход в ресторан закрыт, но Коваль знает несколько неплохих способов, как проникнуть в любое помещение. Поэтому через пять минут уже входит в зал, где находится она. Борис в состоянии найти ее в любом месте. Тут нет никаких сомнений.

Шумит веселая ватага гостей, тосты следуют один за другим. А Коваль стоит на одном месте, сложив руки на груди, и, не отрываясь, смотрит на Ольгу.

– Может, вы присядете? – уже в третий раз предлагает ему услужливый официант. – Вон туда, пожалуйста.

Коваль ждет. Неужели она не встанет, не подойдет? Как-никак всего пять лет назад они были официальными супругами. И разошлись неожиданно резко, по обоюдной глупости. С тех пор Борис видел Ольгу очень редко, но каждая встреча отпечатывалась в душе особым памятным знаком. Впрочем, он не роптал. Как-никак, а эти золотые мгновения оставались для него вечным напоминанием о том, что еще не все упущено.

Хотя утеряно было почти все. Ольга ныне парила в таких эмпиреях! Известная всей Украине певица, избалованная вниманием богатых мужчин…

Эта мысль часто отравляла часы досуга майора Коваля.

Хотя он не забывал, что Ольга сказала на прощание:

– Борис, ты странный мужик. Мы ведь совсем из разных миров. Как инопланетяне. Неужели ты и правда считаешь, что я могу остаться обычной офицерской жинкой?

Нет, не сможет.

Но и Коваль не сможет сейчас сделать ни одного шага.

Ему наплевать, что на «каменную статую» живого человека уже обращают внимание.

Он будет ждать.

Гремит музыка, некоторые гости, оставив свои кресла, начинают танцевать, а Коваль, как завороженный, так и стоит на одном месте, не сводя с нее взгляда…

31

Америка – Евразия

18 августа

Приемопередатчики навигационной системы GPS, которые имелись у всей группы Томсона, уже давно в автоматическом режиме информировали штаб отдела специальных диверсионных операций, расположенный на далекой американской военной базе, о том, что в зоне Полигона «отряд YF» вступил в бой. Но полковник Меллоу, просчитав вероятные последствия этого инцидента, пришел к выводу, что выводить Томсона из игры преждевременно. Сообщение командира группы о находке 24 генераторов в бункере Г-8, полученное несколько часов назад, вселяло уверенность, что парни смогут доставить стратегические компоненты в США по разработанному ранее плану.

– Майор – опытный человек. Будем надеяться, что он одержит победу, – сказал Меллоу своему заместителю. И добавил, вглядываясь в дисплей, где на максимально увеличенной схеме Полигона светящиеся точки изображали позиции бойцов Томсона: – В конечном итоге, русские находятся на территории Украины незаконно. Это ограничивает их возможности. Лишь бы там не проявили себя местные власти…

Примерно об этом же глухой ночью рассуждали в Москве генерал-лейтенант Макарычев и полковник Песков.

– Алексей Павлович, я, кажется, не ошибся… – начальник управления ГРУ отвернулся от ноутбука, где висел ярким курсором флажок, изображающий местонахождение антидиверсионной группы Митина (в отличие от американцев, в русском отряде только командир был оснащен прибором глобального позиционирования), и посмотрел в глаза Пескову. – Он по-прежнему в районе бункеров.

– Ваше предположение подтвердилось, – кивнул полковник. – Судя по последнему посланию, он был вынужден остаться и приступить к варианту «А». Об украинцах, правда, Митин пока ничего не сообщает.

Макарычев, странно сгорбившись, встал со своего рабочего места и отошел к стене, где за зеленой шторкой висела огромная физико-географическая карта Евразии. Генерал постоял там недвижимо полминуты, сложив руки за спиной, и тихо произнес:

– В принципе Митин прав. Я, наверное, в заданных условиях тоже принял бы решение начать силовую акцию. Вариантов у него почти не было, если он уверен в том, что американская ДРГ уже нашла генераторы.

Песков молчал. Вся персональная ответственность за операцию ложилась на него. Ведь именно по его инициативе в рейд был отправлен сводный отряд, командовал которым спецназовец Воздушно-десантных войск. В случае провала отвечать придется по полной программе.

Сейчас заботило полковника прежде всего то, что киевские бойцы могут в любой момент заявиться на Полигон. Если туда не успеет вовремя прибыть российская группа, последствия не заставят себя ждать. Дело попахивает международным скандалом…

– Я два часа назад сделал запрос по своим каналам, пытаясь определить степень информированности украинской военной разведки, – Макарычев медленно прошелся по кабинету, взял в руки пачку «Честерфильда», вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой, – и вот что выявил… Секретные сведения поступили туда совершенно случайно. Не мне вам рассказывать, насколько тесные связи сохранились между бывшими советскими офицерами, которые теперь служат разным державам. Так что подобные утечки информации стали почти регулярными.

Генерал сделал несколько затяжек, подошел к столу и затушил сигарету в пепельнице, на память об афганской войне сделанной из распиленной поперек гильзы от крупнокалиберного пулемета.

– В общем, материалы, поступившие в Киев, являются недостаточно точными. Но реакция на них будет незамедлительной. Я не сомневаюсь, что группа спецназа уже приступила к работе. У Митина тяжелое положение.

Макарычев опять сложил руки за спиной, прошагал к Пескову и спросил:

– Когда отряд Веретенникова будет на месте?

– Думаю, что на рассвете.

– Плохо… Может быть уже поздно.

Полковник, глядя на своего начальника, неожиданно подумал о том, как сильно постарел за последние годы Дмитрий Константинович. Трудно представить, что раньше в сходной ситуации он был бы так спокоен. В глубине генеральских глаз поселилась какая-то глухая обреченность.

– Видишь ли, Алексей Павлович, в чем здесь еще дело…

Макарычев наконец прекратил мерные блуждания по кабинету, сел за стол, кинув взгляд на экран ноутбука и отметив, что положение светящейся метки, фиксирующей местонахождение командира группы спецназа, нисколько не изменилось.

– Материалы о Стеклове переданы в ФСБ. Он не из нашего ведомства, и голова о нем пусть у Конторы болит. Я теперь более-менее понимаю, что из себя представляют эти тайные генераторы, и, честно сказать, даже не знаю, а так ли надо их нам находить…

Макарычев усмехнулся и пристально взглянул на Пескова:

– У нас, Алексей Павлович, сейчас другая главная проблема – как группу спасти.

И уже совсем иным, жестким голосом распорядился:

– Связывайтесь с Веретенниковым. И передайте Митину еще раз: немедленно покинуть Полигон!

В столице незалежной Украины генерал Жовтый в этот час тоже не спал. Он сидел у себя дома перед телевизором, пил чай с коньяком и ждал сообщений от полковника Луценко о достижениях группы Коваля. Но так и не дождался. Зато в пять часов утра ему доложили об исчезновении в районе Полигона армейского самолета «Ми-6», на борту которого находился командир соседней войсковой части…

32

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

Ночь

Если бы некий незримый наблюдатель посмотрел сверху на поле боя, то увидел бы, как одновременно и слаженно погасли огни вооруженного противостояния.

Граната, выпущенная из «Грозы» Алексеева, разнесла основание металлической трубы, во время ночного боя выполнявшей роль редута. Сам Запад сделал рывок вперед, но, словно споткнувшись, замер в нескольких метрах южнее, понимая, что бой прекратился.

Левее занял новую боевую позицию Митин, вглядывающийся в неясные очертания темных кустов, за которыми находились оставшиеся бойцы противника. Сколько их там? Успели ли они скрыться от поражающих осколков?

Недалеко от Митина залег Томсон, успевший стремительно отскочить в сторону. Он ждет.

Текут секунды, как песок в стеклянном резервуаре старинных часов, мгновения неуклонно переходят из сферы настоящего в прошлое. «Есть только миг в этом мире бушующем…»

У бункера Г-8 притаился Берк, который только что грамотно одержал победу в схватке с одним из неведомых спецов. Его пуля настигла Богдана, когда он уходил влево вслед за Ковалем.

Сильно раненный в левое плечо, Богдан смог проползти несколько метров в сторону зарослей терновника. Он был убежден, что взрыв гранаты уничтожил Кречета. Командир, кажется, не пострадал. Но где в настоящий момент скрывался Коваль, Богдан определить не мог. И, лежа в кустах, спешно распаковывал свой индивидуальный пакет, готовясь начать перевязку.

Митин зафиксировал движение за трубой и послал короткую очередь. Вслушался. Никто не ответил ему лавой свинцовых пуль. «Неужели всех положили? Вряд ли».

Алексеев и Томсон откатились обратно ко входу в подземные сооружения, а командир американской ДРГ немедленно послал вызов Берку, призывая его срочно двигаться к бункеру Д-10.

Митин решил обследовать позиции противника. Рванувшись в сторону, он произвел неожиданный маневр. Пробежав вдоль стальной трубы направо метров сто, бесшумно прополз под металлическое брюхо и с тыла приблизился к тому месту, куда послал свои смертоносные пули. Последние двадцать метров Митин прополз, подобно змее, стараясь не касаться ветвей кустарника.

Прямо перед ним, в просвете поврежденных травяных былинок, открылась удивительная картина.

Человек в камуфляже, согнувшись, пытался что-то вытащить из раструба развороченной взрывом стальной трубы. Митин сразу не смог понять, чем занят один из бойцов противника, поскольку подходил сзади, поэтому застыл на месте.

В какой-то момент человек в камуфляже едва слышно выругался и повернулся налево, в профиль, и командир российских спецов наконец все понял – украинец попал в ловушку. Видимо, он пытался перепрыгнуть на ту сторону, но его нога застряла в одном из отверстий, образовавшихся от взрыва гранаты из «Грозы» Алексеева.

Призрачной тенью Митин рванулся вперед, за две секунды преодолевая разделяющее их пространство, схватил одной рукой РПК «СН-74», лежащий справа, а левой сильно сдавил горло противника.

Хорошо отработанный прием спецназа. Нажимая на сонную артерию, нападающий на короткое время полностью выводит из строя любого, даже очень хорошо подготовленного бойца. Если применить всю свою силу, можно сразу отправить человека, не ожидающего внезапной акции, на тот свет.

Это в планы Митина не входило, поэтому он надавил на шею противника ровно настолько, чтобы лишить его возможности немедленного отпора.

И через полминуты, вытащив из кобуры украинца «стечкин» и закинув за плечо трофейный ручной пулемет Калашникова, прополз вперед. Сидя напротив Коваля, который весьма быстро пришел в себя («Крепкий мужик», – подумал Митин), он негромко произнес:

– Тихо, хлопец! Не дергайся. Вы проиграли. Пора выкурить трубку мира…

33

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

Полчаса спустя

Наверное, два генерала из Москвы и Киева, а также их американский коллега в звании полковника, курирующие операцию «Полигон», от удивления застыли бы на месте, если бы увидели то, что в эти минуты происходило около разрушенных подземных сооружений.

Уцелевшие во время ночного сражения спецы из американского, российского и украинского отрядов перетаскивали к границе бывшего охраняемого периметра раненых бойцов…

Томсон только что подогнал по небольшой луговине прямо к развалинам вышки «Жигули», которые Хантер замаскировал в ближайшей лесополосе.

Майк был еще жив, но ни у кого не вызывало сомнений, что парню требовалось немедленное хирургическое вмешательство. Хантера ранили не так фатально, но и он не мог передвигаться самостоятельно. К компании двух американцев присоединился и Богдан, которому Коваль сделал перевязку плеча, поврежденного прямым пулевым попаданием.

– Бор, что происходит? – тихо спросил он командира, морщась от боли. – Мы теперь с ними боевые товарищи? Мир, дружба, жвачка?

– Мы проиграли, – коротко ответил Коваль, отрезая своим ножом край марлевого бинта. – Вот и весь сказ…

Собственно, долгих дебатов у командиров трех групп не возникало. Как-то всем неожиданно стало ясно, что вооруженное столкновение завершилось. Когда Митин помог выбраться из стальной ловушки Ковалю, отогнув ножом острые края изуродованной взрывом металлической трубы, все оставшиеся в живых бойцы уже поднялись во весь рост и стояли недвижимо, обозревая то пространство, где только что шел ожесточенный ночной бой. Берк и Запад держали оружие на изготовку, хотя и понимали – применять его уже не будут. Схватка закончилась…

Томсон и Митин, стоя у края разрушенного входа в бункер Г-8, вели неторопливый разговор, словно два бойца одного подразделения.

– Я согласен с тем, что раненых нужно спасать, – медленно произнес Митин. – Если у тебя есть машина, вывози. Мне вот только вывозить некого…

Он вздохнул и пристально посмотрел на Томсона.

– Только где ты их лечить собираешься? Повяжут в любой больнице, если ты туда двоих с огнестрельным…

– У меня есть не только машина, но и адреса двух врачей, которые в состоянии быстро и грамотно провести операцию. У одного из них – частная клиника. Два часа езды. И этот человек умеет держать язык за зубами, как и его сотрудники. Обещаю.

– Американцы солидно готовятся к рейду, – усмехнулся Митин. – Мы так не умеем.

Слегка прихрамывая, к ним подошел Коваль.

– Какая трогательная картина! Два рыцаря покуривают после тяжелого турнира. И о чем у нас базар, други?

– Надо срочно доставить в поселок раненых. Можем и твоего бойца захватить. Или будешь ждать прибытия патрульного вертолета?

Митин развил мысль Томсона:

– У тебя вроде рация имеется? Пошли вызов, и нас всех здесь спеленают за считаные мгновения. Я бы на твоем месте ждать не стал.

Коваль собирался что-то ответить, а рука почти бессознательно потянулась к поясу, где был закреплен «стечкин», по непонятной причине возвращенный ему этим странным российским командиром, но тут он бросил взгляд в сторону поля, где еще дымились остатки сбитого украинского вертолета, и медленно опустил вниз голову…

– Есть другая, не менее важная проблема, – отчетливо произнес Митин, – мы уже вели об этом беседу, когда нас не очень вежливо прервал вот этот ясновельможный пан. Я имею в виду тот груз, который, как я понимаю, находится в твоем заплечном мешке.

– Вот и поговорим об этом после того, как уедет машина. Предлагаю остаться здесь и подождать сообщения от Берка, который повезет раненых. Если все будет в порядке, успеем грамотно уйти.

– Мне-то что от этого? – Митин приблизил свое обветренное грубое лицо к Томсону. – Повторяю, мэн! Мне вывозить некого. Или ты предлагаешь устроить тут хорошую разборку в стиле вестернов? У вас, я заметил, даже «кольты» имеются в виде автоматических карабинов.

Алексеев и Берк, держа в руках оружие, давно приблизились к своим командирам и стояли рядом, в нескольких метрах, внимательно прислушиваясь к разговору.

– Мы об этом поговорим чуть позже, – спокойно ответил Томсон, – после того как отправим машину. С ней поедет, – он обернулся в сторону Запада, – и твой боец. Получится, что от каждой команды будет по одному дееспособному спецу. Плюс украинский боец. Он ранен не очень сильно, если что, оружие держать сможет. Только я гарантирую: если «Жигули» не завернет по пути какой-нибудь патруль, в клинике ему окажут грамотную помощь.

На этом разговор прекратился. Митин и Коваль больше не произнесли ни слова, молча согласившись с доводами американского коллеги.

И Берк ничего не сказал Томсону, наоборот, помог отнести раненых до салона автомобиля, но перед тем, как сесть в «Жигули», приблизился к командиру.

– Я не вправе обсуждать твои действия. Но мне кажется, ты совершаешь ошибку, Томсон, – тихо произнес Берк.

И быстро пошел к машине, стоящей у невысокого вала, темной стеной ограждавшего края Полигона.

34

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

Ночь

– Утро мудренее не только вечера, но и ночи, – задумчиво произнес Томсон, садясь на траву у входа в бункер Г-8. – Пора и отдохнуть. До рассвета не так и долго. Потом разберемся, что к чему. Пока останемся здесь. И будем ждать сообщения от Берка. Хотя бы потому, – добавил он, взглянув на Митина, – что найти нас тут гораздо сложнее, чем в степях. Кажется, это и в твоих интересах… – Он пристально посмотрел на Коваля. – Я так понимаю, что ты по ошибке долбанул свой собственный геликоптер. Вертухай, по-вашему…

Коваль резко поднялся, на мгновение зажмурившись от боли в ноге.

– А ты не подумал, что…

Он хотел еще что-то сказать, но промолчал, сплюнул и медленно сел обратно. Находился командир украинских спецов в странном состоянии, совершенно для себя нехарактерном. Это даже полной растерянностью не назовешь. Ночной бой со своими, почти полное уничтожение группы. О том, что его ждет в Киеве, даже думать не хотелось. Как он, опытный профессионал, офицер спецназа, в кратчайшие сроки угробил собственное подразделение? Почему сидит сейчас рядом со своими врагами, которых по идее должен захватить в плен и доставить в расположение ближайшей части? Почему не отправляет вызов по рации?

На эти вопросы майор пока не мог ответить. Ответ придет позже, и будет он настолько удивительным, что изменит всю жизнь Бориса Коваля…

Томсон, прислонившись к стене, прикрыл глаза. Страшной постстрессовой волной накатывала усталость. Применяя на практике свои собственные методы медитации, он старался хотя бы на несколько минут полностью уйти от всех проблем рейда. Отдых необходим не только мышцам, но и мозгу. В какое-то мгновение ему удалось достичь неплохого результата, но тут проклятая мысль, как древесный жучок, просверлила созданный бревенчатый каркас позитива. «Чего ты сидишь, Томсон? Сейчас самое правильное – прибить этих парней. И спокойно уходить. Генераторы с собой. Задание хоть и с большими потерями, но все-таки выполнено…»

Томсон прекрасно знал немало достойных офицеров, которые и во время сложнейших операций сохраняли в себе то, что можно определить словами «нравственная чистоплотность». Именно по этой причине, считал он, нельзя убивать ни в чем не повинных мирных жителей, брать их с собой в качестве заложников, использовать как живой щит в момент огневого контакта с врагом. Да и к противнику, если случай свел тебя не с какими-нибудь выродками в камуфляже, а с нормальными профессионалами, стоит относиться по-джентльменски. Одно дело – открытый бой, где ты ведешь честное сражение с равным тебе по силе, и совсем другое – допустим, допрос пленного. Многие коммандос в период рейдов не стеснялись заниматься изощренными пытками. Томсону пришлось наблюдать это своими глазами. До сих пор он помнил капрала Джексона, здорового мужика с тупым невыразительным лицом, которое наполнялось огнем неподдельного возбуждения в те минуты, когда тому доводилось мучить беззащитную жертву. Он лично отпилил бензопилой ногу у одного малайского партизана, который не хотел показывать путь на секретную базу повстанцев. Бедняга скончался от болевого шока и не предал своих товарищей, но Джексон все равно был рад – на морщинистой роже садиста играла веселая улыбка…

Томсон один раз даже пострадал от того, что отказался вести допрос с пристрастием. Это произошло очень давно, во время спецоперации на территории Ливии. Тогда нужно было срочно выяснить, где содержат нескольких пленных американцев. Захваченный в плен арабский офицер с одной из военных баз наотрез отказался раскрывать секретные сведения, смело выкрикивал проклятия в адрес США и славил режим ливийской Джамахерии и ее вождя Муамара Каддафи. Томсон не позволил другим членам группы начать пытки, и неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы напарник стойкого офицера не сдал с потрохами всех, кого только знал.

Странно, но к этим двум людям, с которыми Томсон совсем недавно сошелся в открытом противостоянии, он теперь почему-то не мог относиться как к врагам. Уже не мог. Будто после того как они вместе грузили раненых в салон «Жигулей», изменился характер их взаимоотношений. Они словно бы побратались, перестали рассматривать друг друга сквозь прорезь оптического прицела. И еще одна странная, неожиданная мысль в последний час не уходила из его сознания. Связанная с тем грузом, который лежал рядом на траве, упакованный в вещмешок…

Митин тоже безуспешно пытался расслабиться, но, в отличие от Томсона, его размышления не были связаны с просчетами во время операции. Рефлексии по этому поводу нужно оставить на будущее. Еще будет время во всех подробностях оценить свои достижения и провалы, еще предстоит многоступенчатый «разбор полетов» и в ГРУ, и в своей родной части. Чего торопить события?

Как всегда в те мгновения, когда организм, только что работавший в невероятно напряженном ритме, требовал хотя бы краткого отдыха, в сознании высветился, как на фотобумаге, попавшей в проявитель, любимый образ. Вот отпечатались овал лица, волосы, мерно ниспадающие на обнаженные плечи. С каждой минутой все более ясной и четкой стала улыбка, совсем рядом засияли большие лучезарные глаза…

Через пятнадцать лет после женитьбы Митин внезапно изменился. От природы абсолютно не ревнивый, он в какой-то момент без всяких оснований начал на каждой мелочи ловить свою супругу, подозревая ее в неверности. Да так, что не смог остановиться ни через месяц, ни через полгода. И в конечном итоге потребовал развода.

Жены офицеров всегда отличались особенной стойкостью. Вот и Вика проявила свой железный характер.

– Как хочешь, Валера, – сухо резюмировала она, выслушав обвинения полупьяного Митина. – Ты принял решение, значит, наверное, все досконально продумал. Я тебя не неволю. Дочка у нас взрослая, замуж собирается. Я проживу одна.

Но это фатальное расставание оказалась не последним.

Прошлой весной Митин сделал попытку восстановить разорванные отношения. Купив роскошный букет белых роз, обрядившись в костюм, который он надевал раз в два года, мужественно приехал к Вике без предварительного звонка.

Этот эпизод уже в течение четырех месяцев согревал майорскую душу, в которой нет даже слабых намеков на сентиментализм…

Вика лично открывает дверь, но сначала и не думает впустить внутрь бывшего мужа. Принимает из его рук цветы, холодно улыбается:

– Спасибо, дорогой. Капитан спецназа неожиданно разбогател? Подарок из арсенала преуспевающего бизнесмена.

– Я уже полтора года как майор. Считай, что почти олигарх.

В квартире очень тихо. Тренированная интуиция спецназовца подсказывает, что внутри никого нет. Но этого мало. Митин пытается узреть, заглядывая через плечо Вики, есть ли там вообще приметы посторонних, «метки кобелей».

Вика чувствует этот потаенный интерес и отступает в сторону:

– Ты так и собираешься стоять на пороге? Раздевайся и проходи в комнату.

– Догола?

– Послушай, Митин, – Вика гневно встряхивает длинными волосами, крашенными в рыжий цвет, – я уже отвыкла от твоего казарменного юмора. Проходи, раз приехал.

Пробежавшись взглядом по обстановке квартиры, Митин быстро определяет, что живет Вика одна. Никаких следов другого мужчины не наблюдается. Это, конечно, не означает…

– Ты кофе будешь? Извини, больше угостить нечем. Могу только водки налить.

– А не откажусь!

Странно входить в дом, где некогда ты являлся полным хозяином, а теперь пришел как посторонний, не очень желанный гость.

Вика приносит из кухни початую бутылку, открытую банку шпрот и один стаканчик.

– А сама не будешь?

– Ты что, издеваешься, Митин?

Она останавливается у двери, сложив руки на груди. Да, очевидно, что приход бывшего мужа ее совершенно не «греет». Пожалуй, что даже неприятен.

– Ну, твое здоровье!

В тишине однокомнатной квартиры громко тикают настенные часы, висящие в углу.

Митин откашливается и неуверенно произносит:

– Я, понимаешь, подумал, а не вернуть ли нам, так сказать, то, что было…

– Какое интересное предложение! Как ты к этому пришел?

Ее взгляд не теплеет, в глазах не появляется надежда. Все напрасно?

– Да вот, бывает, сижу вечерами один, курю и все думаю… Думаю, что мы, наверное, сглупили тогда… Точнее, это я сглупил… Ведь ты все помнишь?

Вика резко отходит от двери, садится на диван, вытянув вперед стройные белые ноги.

– Да, я все помню! Очень хорошо помню! Как ты себя вел накануне развода, как таскался по бабам!

– Когда такое было?

– Ой, не надо…

Она усталым движением отмахивается, приглаживает волосы. Митин отмечает, что за время их разрыва Вика нисколько не изменилась. Пожалуй, даже похорошела.

Митин садится рядом с ней, обнимает за плечи, целует в шею.

– Я безумно соскучился по тебе, моя родная!

И чувствует, что ее застывшее скованное тело отзывается на его ласки. Сердце начинает биться сильнее.

«Она меня все еще любит! Какой же я был дурак! Любит! Любит!! Любит!!!»

Но в этот момент рождающаяся прямо на глазах идиллия нарушается резко и, кажется, необратимо.

– Я ведь, Викуля, попрощаться приехал. У меня на следующей неделе рейд.

Ее тело деревенеет, а губы едва слышно произносят:

– Да ты «крэйзи»…

Она вырывается из его рук, вскакивает, выбегает в кухню. Со стуком захлопывается дверь с матовым стеклом посередине.

Голос Вики, балансирующий на грани рыданий, вырывается оттуда обвинительным вердиктом:

– Этого не может перенести ни одна женщина! Ни одна! Как можно жить с такими, как ты? Ведь я тебя хоронила во время каждого твоего рейда, придурок! Ты понимаешь, идиот? Во время каждого!

Митин, резко отворив кухонную дверь, сильно сжимает бывшую жену в объятиях. И потом, страстно целуя ее в губы, опрокидывает на пол, покрытый истертым линолеумом…

35

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

Раннее утро

Уже давно пришел вызов от Берка на приемопередатчик Томсона. Раненых успешно поместили в частную клинику; можно было уходить. Но они втроем так и сидели молча у входа в злополучный бункер Г-8, вокруг которого полегло столько людей за неполные сутки, словно еще не сделали какое-то важное, необходимое дело…

Светлеющее небо четко обрисовывало контуры смятого во время недавнего сражения высокого бурьяна, сломанные ветки терновника и вишни, развороченную гранатами ржавую трубу и обломки бетонной стены. Вдали, на краю Полигона, скрытые густой порослью кустарника, чернели остатки подбитого вертолета.

И Митин, и Томсон, и Коваль старались не смотреть в сторону бункера Д-10, куда недавно положили тела погибших товарищей. Тех из них, кого можно было опознать…

Томсон перебрасывал из ладони в ладонь гильзу от карабина. В двух шагах от него небрежно лежал туго затянутый заплечный мешок, хранилище портативных генераторов.

Митин курил.

Коваль, разрезав ножом штанину, тщательно перебинтовывал ногу, поврежденную в стальной ловушке.

Ветер приносил запахи цветущих растений, особенно отчетливые в эти утренние часы. Из сырого подземелья наверх текли холодные струи воздуха. А тишину нарушал только голос одинокой проснувшейся птицы.

Они проиграли. Все вместе и каждый в отдельности. Проиграли сражение вчистую, при этом сохранив видимость ничьи. И каждый думал об одном и том же – теперь, получив по воле судьбы возможность продолжать жизнь, а не лежать с простреленной головой в степной траве, несет на себе тяжкий груз ответственности за тех, кто не вернулся из боя. Коваль и Митин почти синхронно вспомнили знаменитую песню Высоцкого. Томсон ее не знал, но его мысли траурным покрывалом прикипали к этому месту, словно стремясь навсегда оставить в душе прочный отпечаток серого пейзажа после битвы…

– Мы не успеем их здесь похоронить, – тихо сказал Митин, выбрасывая окурок в заросли поломанной крапивы. – Придется потом вызывать транспорт.

– Кто-то успеет. – Томсон выпрямился, бросив косой взгляд на Коваля. – На правах местной полиции.

Коваль затянул перевязь на ноге, убрал нож в кожаный чехол. Неприязненно взглянул на американца:

– Сюда очень скоро прибудет серьезное подкрепление, гарантирую. Поэтому советую вам линять, бойцы. Церемониться с вами не станут. Я со своими как-нибудь разберусь, не впервой…

Томсон посмотрел на Коваля убийственным горящим взором, словно собирался прожечь насквозь, но больше ничего не произнес.

– А потом, вам грешно жаловаться, бойцы, – тем же глухим голосом добавил Коваль, – вы свои группы сами угрохали. Честный турнир тут устроили. И на хвосте сюда наш вертухай притянули. Вот спросить вас: зачем моих ребят положили? Хороший вопрос, правда?

– У меня есть такое подозрение, – Митин резко вскочил с места, – что ты кое-что знал о наших боевых задачах. Правда? – Он шагнул к Томсону и пнул ногой генераторы. – Тоже хороший вопрос, верно?

Коваль, слегка морщась, поднялся.

– Я могу ответить на этот хороший вопрос. Информация, которую я получил, была предельно общей. Но нетрудно догадаться, что можно искать на заброшенном Полигоне. Какие-то стратегические компоненты. Что тут еще делать? Ни один идиот не станет устраивать диверсии в таком месте. Вы, бойцы, – он усмехнулся, – наверное, это богатство здесь и делили.

Томсон тоже рывком выбросил свое тело вперед, оказавшись в нескольких метрах от двух противников.

Все трое замерли почти на равном расстоянии от мешка с генераторами, будто образуя древний магический треугольник.

– Ладно, – Коваль первым расслабил мышцы, – я уже сказал: валите отсюда поскорее. Пока у вас еще есть шансы. И эту хренотень не забудьте. Сыграете в картишки у края лесополосы. Так и определитесь, кому удача привалила.

– Мы определимся сейчас, – прищурившись, произнес Томсон. – Похоже, только я знаю, что это за удача…

36

Северо-восточная Украина

Граница Полигона

18 августа

Раннее утро

Российский спецназ, спешно направленный из Москвы в помощь отряду Митина, неожиданно оказался в крайне непростой ситуации.

Десять до зубов вооруженных бойцов, выгрузившись из военного вертолета, без особых проблем отдаленными проселочными дорогами пересекли украинскую границу и, стараясь объезжать как можно дальше крупные населенные пункты и автомагистрали с интенсивным движением, прибыли к границе Полигона у населенного пункта Белоселье ранним утром 18 августа.

Потрепанный запыленный микроавтобус, на который в целях безопасности установили поддельные сумские номера, не должен был вызвать ни малейших подозрений у представителей местных властей. Но ни куратор операции, ни командир группы спецназа не могли знать о том, что в последние часы военные ведут здесь поиск исчезнувшего начальника штаба.

По приказу полковника Галушко над этим районом уже два часа барражировали два военных вертолета «Ми-6», приписанные к парку войсковой части. Когда спецы, грамотно замаскировав машину в лесополосе около заброшенной проселочной дороги, с предельной осторожностью двинулись в сторону подземных бункеров, один из патрульных отрядов как раз совершал очередной облет этого участка.

Пилот сделал уже привычный вираж над грунтовкой, идущей вдоль берега речки, и собирался повернуть назад, на базу, чтобы пополнить запас авиационного горючего, но тут, к удивлению капитана, начальника патруля, стал резко снижать вертолет.

– Ты что, Петро? – Офицер пристально всматривался вниз, пытаясь понять, что успел увидеть пилот.

– Вон там, – Петро указал рукой на обочину дороги, – смотри.

Все объяснялось весьма просто. Патрульная группа вымоталась до предела. Пилот, про себя изо всех сил материвший руководство войсковой части, не мог дождаться, когда же наконец сдаст свое дежурство. Но, конечно, еще больше он был заинтересован в том, чтобы искомых таинственных диверсантов все-таки отловили. Кто знает, может, еще наградят по такому случаю?

От постоянного разглядывания одних и тех же пейзажей в прибор ночного видения, которые проплывали под окном винтокрылой машины, глаз наблюдателя не только «замыливался». Наоборот, малейшие детали окружающей обстановки почти механически фотографировались каким-то внутренним зрением. Вот и запомнилось пилоту, что эта вымершая грунтовка, где, кажется, после дождей недельной давности не появлялось ни одно транспортное средство (если не считать мотоциклов из соседней деревни), ранее не несла на своей пыльной поверхности следы протекторов. А сейчас в одном месте, на фоне светлеющих рассветных далей, отчетливо отпечатались шины недавно проехавшего автомобиля.

Словно беркут, преследующий лисицу, вертолет полетел на предельно низкой высоте прямо над дорогой. Через полкилометра, где у самой обочины располагалась густая стена лесополосы, капитан резко махнул рукой:

– Снижайся!

Стремительно выпрыгнувший патруль бросился по следу протекторов неведомого автомобиля, свернувшего с пыльных ухабов на выжженную жухлую траву. Спустя пару минут запыхавшийся капитан обнаружил в небольшой выемке среди кустов брошенный микроавтобус. Двигатель еще не успел остыть, и пилот сделал смелый вывод, что приезжие находятся где-то поблизости.

Еще через десять минут два вертолета «Ми-6» начали планомерный поиск в окрестностях и хоть ничего обнаружить не смогли, но остановили дальнейшее продвижение группы российского спецназа. Бойцы залегли в укромной ложбине, разумно решив ждать столько, сколько потребуется для грамотного выполнения поставленной задачи. Но перспективы оказались негодными…

Ибо поднятый по тревоге личный состав войсковой части начал тотальное прочесывание местности. Здесь у Галушко хватило ума развернуть несколько рот в разных направлениях. Командир российских спецов капитан Веретенников был вынужден вскоре признать, что привел свою группу в ловушку. Особенно неприятным оказалось следующее обстоятельство.

Растянутая широким полукругом цепь солдат приближалась со стороны подземных сооружений Полигона, а другая неторопливо шла ей навстречу от грунтовой дороги, где нашли микроавтобус с фальшивыми номерными знаками (это установили моментально с помощью местного полковника милиции, тоже подключенного к поискам). Уходить направо или налево тоже было непросто, ведь почти одновременно началось наступление и здесь. Создавалось впечатление, что против отряда спецназа проводится грамотная операция. Их словно сжимали в кольцо, из которого выбраться непросто даже подготовленным профессионалам.

Чтобы не вступать в открытый огневой контакт с армейскими подразделениями Украины, командир принял самое простое решение – приказал бойцам выбраться из ложбины, бросить оружие и сложить руки за головой. Операция сводной группы российского спецназа завершилась, не начавшись…

37

Северо-восточная Украина

Полигон

18 августа

Раннее утро

– Занятная история, – злобно ухмыльнулся Коваль. – Вот за что, значит, мои хлопцы полегли. Только ты, америкос, смешной какой-то. Я тоже догадался, что это. Хотя о ваших боевых задачах не знал ровно ничего.

– Я сам до последнего момента не знал ничего толком о своем боевом задании, пока не получил шифровку, – сказал Митин. – Может быть, поэтому и провалил задание. Мало того. Я нарушил приказ. Мне уже давно надо было покинуть Полигон. Вместе с остатками своей группы.

– Провал задания – не самое главное в нашей жизни. – Томсон пододвинул к себе мешок с генераторами и начал развязывать узел.

– Скажи, – произнес Коваль, взглянув на Томсона, – я вот обратил внимание, что у вас штурмовые карабины последнего поколения. И бесшумные пули не используете. Это для чего? Типа того: вот мы какие смелые, работаем во время рейда в открытую, никого не боимся. Так?

– Мы не собирались вступать в огневой контакт. – Томсон слегка улыбнулся. – У нас бойцы спецназа проходят долгий тренинг. Тестируются психические особенности, проверяется устойчивость к любым неожиданным вариантам. Если есть приказ применять оружие только в самом крайнем, экстренном случае, значит, это и должно быть исполнено.

– Интересная история. Американцы не изменяют себе. Получается, вас снабдили такими боезарядами для того, чтобы вы почти ни при каких условиях не вступили в бой?

– Ничего интересного. – Митин вытащил обойму из своего «ПСС» с одним-единственным патроном и тут же резко задвинул обратно, постучал по рукоятке пистолета. – Мы тоже имеем только вот это бесшумное хозяйство, а глушители на «Грозе» я лично приказал снять. Нельзя расслаблять бойцов. У них в рейдах и без того нервы на пределе.

Митин замолчал, стиснул челюсти, стараясь не смотреть в сторону бункера, где покоились тела погибших спецназовцев. За что они сложили свои головы? За то, чтобы он, командир группы, который не смог сохранить жизнь боевым товарищам, сидел здесь бок о бок с врагами, спокойно беседуя на отвлеченные темы?

А может, сейчас и происходит самый важный разговор?

Митин взглянул на Томсона и Коваля.

Разве они враги? Враг – противник непримиримый, тот, кто наполнен ненавистью к тебе, твоему дому, твоему роду, твоей стране…

Двух же этих профессиональных спецов следует скорее назвать старинным словом «неприятель». «Неприятель» – тот, кто не является приятелем. Необыкновенно емко!

Просто у них было задание. Но они его не выполнили. Так же, как и Митин.

«Каждый из нас…»

Его взгляд упал на мешок, который неспешно распаковывал командир американской ДРГ. Неожиданная мысль заставила Митина на мгновение вздрогнуть. Ведь эти генераторы, находящиеся сейчас у штатовского спеца, и есть настоящие враги. Любое оружие призвано убивать. Но существуют определенные различия. Если правда то, что рассказал Томсон, в его руках оказались совершенные запалы для чудовищной машины по уничтожению себе подобных…

– А как насчет трассеров? – тоже внимательно наблюдая за манипуляциями Томсона, спросил Коваль.

– Трассеры, – Митин убрал свой пистолет в кобуру, – по-моему, просто необходимы для ночного боя. Вот и все объяснение.

Коваль ничего не сказал, хмыкнул, но потом опустил голову, тяжело вздохнул.

– А что это у тебя? – Митин кивнул на небольшой сверток, аккуратно лежащий на траве около автоматического пистолета «SR-2».

– Пластит, – коротко ответил Томсон. – Запасной комплект. Всегда у меня с собой. На всякий случай.

– Может, взорвем к едреной матери все эти руины? – пошутил Коваль.

– А толку-то что? – серьезно ответил Томсон. – Новые построят. Такие вещи они умеют делать. На всех континентах земного шара.

Коваль подумал в тот момент, что еще никогда в жизни не видел более странной картины – три официальных врага мирно беседуют около заброшенного бункера на уничтоженном Полигоне особого назначения.

– Я знаю, что нам нужно сделать, – вдруг произнес Митин.

Коваль удивленно посмотрел на него, а Томсон понимающе улыбнулся.

– Раз уж у нас такое необыкновенное трио, мы должны кое-что сотворить, мужики. Не догадываетесь?

Митин кивнул на пластит и мешок с генераторами, которые, словно убитые в схватке противники, лежали рядом на траве, едва тронутой первыми утренними лучами.

– Ты все-таки предлагаешь поделить это хозяйство по-братски? – усмехнулся Коваль.

– Да нет. Уничтожить…

Эпилог

Северо-восточная Украина

Бывший Полигон Вооруженных сил СССР

18 августа

Восходящее солнце освещает полуразрушенную стену бункера.

Оно только начинает подниматься над горизонтом, чтобы через несколько часов залить своим безжалостным светом степные просторы. Самые упорные лучи, прорвавшись сквозь густые ветви степной вишни, терновника, ежевики, листья репейника и тонкие стебли крапивы, проникают внутрь подземелья, касаются редких травинок, вместе с подорожником пробившихся из-под развала вросших в землю кирпичей у входа.

А еще они, как карандаш в руке талантливого художника, легким движением очерчивают склад странных, лежащих на трех камнях футляров, по форме напоминающих древние школьные пеналы. Солнечные блики играют на черной матовой поверхности, как на шкатулках из редкой породы дерева.

Двадцать четыре компонента генераторов, замурованные в бункере инженером Широковским и найденные группой американского спецназа двадцать лет спустя, отправляются в свой последний путь. С краев они обмазаны пластиковой взрывчаткой современной модификации, имеющей необыкновенную убойную силу. Сменяются цифры на закрепленном таймере; на электронном табло высвечиваются убегающие в вечность мгновения. Едва слышное тиканье похищает финальные секунды, оставшиеся до взрыва…

* * *

Они стоят на небольшом холме у края лесополосы в полутора километрах от Полигона, там, где стертая временем старая дорога, некогда изрядно разъезженная армейскими грузовиками, соединяется с пыльной грунтовкой, на которой ныне глубокими следами доисторических монстров отпечатались елочные протекторы колесных тракторов. Метрах в двухстах впереди, у очередного возвышения, пыльная грунтовка вдруг разделяется на несколько ответвлений, словно для того, чтобы заставить любого человека, поднявшегося на этот естественный водораздел, поразмыслить о сложности ответственного выбора.

Митин, Томсон и Коваль об этом сейчас уже не думают. Пружинящее далекое эхо взрыва заставляет каждого из них на мгновение вздрогнуть. Как-никак вместе с едва слышным звуком уходит в прошлое не только последнее задание. Они уже нашли одну из этих дорожек, выводящую к вершине очередного холма. Там, за гребнем, освещенным лучами, начинается совсем другая жизнь.

– Еще раз повторю. У каждого из нас есть самая простая мотивировка: генераторы захвачены противником, – после долгого молчания говорит Митин. – Хотя не буду долдонить очевидное: за уничтожение групп отвечать всем придется по полной программе.

Он внимательно вглядывается в лица своих недавних противников, неожиданно ставших сообщниками, соратниками, почти друзьями.

– Тебя, может, и оставят в рядах, – произносит Томсон. – У нас такой номер не пройдет.

– Да и у нас тоже, – добавляет Коваль. – Особенно после моих ночных дел.

Они опять долго молчат.

– Люди все разные. И пути у них разные. Но есть такие дороги, которые нас чем-то объединяют, – продолжает Митин. – Там, где я служил, принято своим на прощание ничего не желать. Не из суеверия. Просто не стоит…

В лучах восходящего солнца, вдали, на фоне светлеющего неба, появляется величественный силуэт степного орла. Расправив крылья, хищник парит в вышине, как подлинный хозяин проклятых богом мест.

– Посмотрел на эту птицу и придумал очень хороший тост. – Коваль, ухмыльнувшись, достает из кармана камуфляжной куртки флягу, запаянную в хлопчатобумажное защитное покрытие. – Извините только, братцы, без закуски придется.

И добавляет, коверкая слова фальшивым кавказским акцентом:

– Пусть ваши дороги станут самыми прямыми из всех, что существуют на свете!

Фляжка обходит по кругу трех бойцов и возвращается на свое законное место.

– Ты что, ее всегда с собой носишь? – удивляется Томсон. – Не проверяют, что ли?

– НЗ, неприкосновенный запас. Ну ты, америкос, и правда смешной, – на лице Коваля расплывается довольная улыбка, – кто меня проверять будет, дурила?

– А почему ты сала не прихватил, старина? – смеется Митин. – Какой из тебя украинец? Срамота одна…

* * *

Они уходят в разные стороны, освещенные, как огнями рампы на театральных подмостках, косыми лучами восходящего солнца.

Три спецназовца, три профессионала высочайшей квалификации, волею судеб призванные защищать интересы трех государств, они только что согласно нарушили свою присягу. Нарушили для того, чтобы выполнить другое поручительство, которое, наверное, должен соблюдать любой человек, родившийся на Земле.

Компоненты генераторов, позволяющие резко увеличить силу излучения смертоносных лучей, уничтожены. А значит, не исключено, что в перспективе сегодняшнее событие спасло жизни тысяч или даже миллионов людей.

Медленно шагая по жухлой степной траве, они размышляют над тем, что своей волей решили стратегическую задачу особого уровня. Может быть, все государственные структуры бессильны тогда, когда проявляет себя духовная мощь отдельного человека? Может быть, каждый из нас в состоянии победить в единоборстве державную неправду, если поступает по совести, если уповает на бога?

Поэтому они думают еще и о том, что сегодня совершили главный поступок в своей жизни.

Примечания

1

Пистолет-пулемет «ПП-91» «Кедр» («Клин») под патрон 9 мм «макаров» имеет магазин на 30 патронов, поднятый диоптрический прицел и специальную мушку, позволяющую устанавливать на ствол глушитель. Модификация «Клин» может стрелять как обычным патроном 9х18 мм, так и патроном повышенной мощности. Конфигурация дает возможность выбирать режим огня (одиночный и автоматический). Кроме того, пистолеты-пулеметы этой конструкции оснащены отдельным курковым механизмом, что позволяет производить выстрел при закрытом затворе. Принадлежности: глушители и лазерные целеуказатели. Вес – 1,82 кг. Длина ствола – 120 мм.

(обратно)

2

Rich – богатый, ice – лед (англ.).

(обратно)

3

Высшая школа (нем.).

(обратно)

Оглавление

Пролог

Часть первая . Поиски и сомнения

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  39

Часть вторая . Схватка

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

Эпилог . . . .

Реклама на сайте