««Матросская тишина»»

Б. К. Седов «Матросская тишина»

Часть 1 Подстава

Глава первая Казино, блондинка и бои без правил

Тощий, как жердь, бледный крупье в помявшемся к утру фирменном прикиде в который раз за ночь мысленно выматерил сидящего напротив клиента. Этот тип изрядно достал за сегодняшнюю ночь всю обслугу казино. Кент был приметный – смуглое от загара лицо, рельефные скулы, жилистые руки, упругий торс. Строгий стильный прикид. На руке – часы «Картье» с бриллиантами, стоимостью не меньше новой иномарки среднего класса. Неторопливые движения Крутого Босса. Выбритая рожа перекошена, в глазах плещется злоба. Одним словом – жуткий тип. С таким лучше стыков не иметь. Порвет, как Тузик грелку.

Впрочем, если не считать представителей многочисленных ОПГ, как раз из таких вот упакованных до ушей в фирму мужиков с кирпичными мордами и липнущих к ним телок с кошельком вместо сердца и состояла клиентура столичных казино. От них всех исходил запах денег. Здесь, в игорном доме, им было пропитано буквально все.

Этот тип играл без азарта, но рискуя и не жалея бабок. Ставил фишки вроде бы бессистемно, однако шарик, словно приговоренный, несколько раз подряд отмечался на указанной им цифре «13».

Впрочем, болт с ним, придурком. За время работы в «Трех картах» крупье насмотрелся такого, что хоть садись книжки писать. Вот прошлой зимой обдолбившийся тюменский отморозок как ни в чем не бывало разложил свою грудастую соску прямо на гардеробной стойке и жарил ее до победного конца. Причем предварительно замочил из волыны двух охранников, которые вздумали вежливо призвать его к порядку. Тут такое шоу бывает.

Однако минут через пять питт-босс Васо в сопровождении амбала Толика подойдет к этому душой «вышедшему в астрал» придурку и мягко напомнит, мол, сори, братан генацвале, закрывается лавочка. Вечером приходи, милости просим, мы, биджо, завсегда гостям рады. Но сейчас – пшел вон мелкими шагами. Только это все будет чуть позже. А пока, хочется тебе или нет, нужно делать фейс кирпичом и отрабатывать свой шестой номер заодно с зарплатой…

Тщетно пытаясь придать своему голосу толику бодрости, крупье принял фишки и, выдавив привычно безликое «ставки сделаны, ставок больше нет», запустил рулетку.

Пробежав по кругу, шарик замер на цифре одиннадцать. Крупье мягко остановил рулетку, с непроницаемым лицом сгреб лимонного цвета кружочки, бросил их в чрево «банка» и сообщил:

– К сожалению, вы проиграли. Будете еще ставить?

На стол россыпью упали все кучкой лежащие рядом с игроком фишки. Хриплый, глухой голос тихо бросил:

– Ва-банк. На тринадцать.

Однако! Вот это и называется красиво закончить! На такой риск способны считанные единицы.

Блондин, мельком оглянувшись на кивнувшего питт-босса, профессионально сгреб брошенные клиентом фишки и, манипулируя гибкими пальцами, быстро выстроил из кружков четыре с половиной столбика. Сорок пять тысяч рублей – это сильно. В случае успеха выигрыш мужику обламывался просто ломовой. Только вот шанс срубить под корень большую капусту был чертовски мал…

Но этот тип, куривший одну сигарету за другой и потягивавший текилу, явно не принадлежал к числу набитых зеленью тупорылых кутил и убогих на голову фанатов халявного счастья. Он был слеплен из другого теста. Крупье готов был поклясться, что происходящее совершенно не волновало этого странного мужика. Брезгливо скривив тонкие губы, мыслями он был далеко от игрового стола, думал о чем-то своем, медленно, но глубоко затягивался, пускал через нос струи сизого дыма, щелкая инкрустированной бриллиантами золотой зажигалкой «зиппо-винчестер». О цене такой VIP-безделушки знаменитой американской фирмы можно было только догадываться…

Крупье в который раз оторвал взгляд от замедляющего бег шарика и скользнул покрасневшими глазами по восковому лицу рискового игрока.

Если бы уставший за смену долговязый парень в униформе обладал чудесным даром читать чужие мысли, то, очень возможно, согласился бы: игроку действительно было о чем пораскинуть мозгами. И крепко.

Крупье смог бы узнать, что зовут ночного везунчика просто – Виктор Анатольевич. Фамилия так вообще не подкачала, древняя, сибирская, звучная – Киржач. Узнал бы, что несколько месяцев назад этот тип был фактическим хозяином Усть-Озернинска – крохотного провинциального городка на периферии Ленобласти. Здесь находился нефтяной терминал, качавший в Европу «черное золото». Будучи одним из главных доильщиков этой драгоценной жилы, Киржач имел все, что можно пожелать, – бешеные деньги, власть и будущее в радужных тонах (с красивым зеленым отливом.)

Теперь, увы, ничего этого нет. Где-то по-прежнему существует долбаный Усть-Озернинск. Качает черную кровь огромный экспортный терминал на берегу Финского залива. Бурлит текущая в танкеры маслянистая нефть. А его, Киржача, нет!!! Потому что недавно произошло то, что не должно было произойти никогда!!!.

На самом верху чертовски рассерженные проделками ставленника козырные тузы во главе с Самим приняли – из-за ерунды!!! – неслыханное решение. После которого заместителя мэра новой нефтяной столицы «по вопросам строительства и инвестиций» с трудом отмазали от пяти лет тюряги. А потом, как облезлого кота, нагадившего в ботинки хозяина, обожравшегося халявной сметаной и нализавшегося валерьянки, его обобрали до нитки, а затем, больно дав тяжелым сапогом под хвост, выгнали за ворота. Без надежды вернуться к этой кормушке и без средств к существованию. Разве можно всерьез назвать деньгами те жалкие пятьсот тысяч баксов, оставленные ему для того, чтобы «первое время с голоду не сдох»?! Пыль, мусор, по сравнению с тремя миллионами долларов ежегодного дохода, которые он потерял. А еще «конфискованная за плохое поведение» вилла на французском Лазурном берегу, небольшой домик в пригороде Монте-Карло и три спиртовых завода в Ленобласти – все отобрали!.

А все из-за чего?! Или, точнее, из-за кого?!

Из-за одного никчемного, проклятого повара!!! Баклана нищего, халдея кабацкого, «шестерки» голимой, рискнувшей, вместо того, чтобы утереть заслуженный плевок в рожу, бросить ему, нефтяному королю, наглый вызов. Притом этот урод ухитрился уцелеть, несмотря на объявленную на него с подачи Киржача охоту. А потом еще и отдать под суд одного из влиятельнейших на тот момент людей Северо-Запада России!!!

Однако позорным судом и отставкой неприятности для бывшего чиновника не закончились. После просмотра скандальной видеозаписи о нестандартных секс-развлечениях Киржача, сделанной хитрым Греком, взбешенная жена хлопнула дверью и уехала с детьми к теще в Гатчину. После чего, стерва, наняла свору адвокатов, и те легко и непринужденно отсудили у оплеванного желтой прессой Киржача трехэтажный коттедж на берегу Финского залива и половину всех официальных сбережений. А до кучи Ленка выбила исполнительный лист на алименты, по которому Виктор Анатольевич обязан был ежемесячно выплачивать ей на содержание девочек-близняшек две с половиной тысячи долларов.

Последней же каплей, вынудившей Киржача спешно покинуть не только Усть-Озернинск, но и северную столицу, были слова брата, лидера местных бандитов, тоже посмотревшего проклятую видеозапись: «Ну ты и урод, Пуля! С таким гнусным извращенцем мне впадлу не то что ручкаться, но даже дышать одним воздухом. Свалил бы ты из моего города куда подальше. Пока я добрый. Иначе… братва сексуально озабоченных не любит, ты в курсе, да?»

Намек был прозрачен, как стекло. В тот же вечер Киржач собрал в два чемодана самое необходимое, сел на джип «гелендеваген» и вместе с верным телохранителем по кличке Черт уехал в Москву, где, к счастью, у него имелась приличная квартира в центре. Но главное – в Москве у него были несколько верных, крепко стоящих на ногах корешей, которые не станут кривить рожу. У самих рыло в пуху, да еще похлеще. Напротив – с готовностью помогут всем, что в их силах. Самыми полезными для дела среди них могли оказаться член Совета Федерации Бугаев, аналитик, начальник кредитного отдела «Маэстро-банка» Зиновий Пургель и майор юстиции Шалгин, в данный момент не кто иной, как и.о. начальника скандально известного в криминальном мире России СИЗО 48/1 «Матросская тишина». При правильном подходе с их помощью можно стереть в порошок кого угодно, не то что голимого повара.

Грек!!! Все из-за тебя!!! Ну, готовься к отдаче, падла! Ты у меня кровавыми соплями умоешься!!!

Киржач стиснул кулаки. На проклятый шарик, пробежавший последний круг и приткнувшийся на поле зеро, он больше не смотрел. И не слышал фальшивых слов сочувствия, произнесенных наконец-то окончившим смену крупье. Виктор Анатольевич медленно поднялся, взял со стола пачку «Парламента», сунул вместе с бриллиантовой зажигалкой в карман пиджака и нетвердой походкой направился к выходу.

У ступеней «Трех карт» богатого клиента уже ждало халявное такси. Развалившийся за рулем тачки толстый водила с квадратной челюстью готов был бесплатно доставить проигравшегося в хлам дорогого гостя в любой адрес в пределах Кольцевой дороги.

– Осторожней, дарагой! Нэ сптэкнись… Вах! Как сильно устал, да!.. – донеслось до Киржача. Пухлые пальцы с короткими черными волосками крепко ухватили его за локоть. – Кирасиво играл, молодэц! Настаяшый мужчына!..

Сообразив, что конкретно предлагает ему этот лысый горный орел, Киржач надменно ухмыльнулся, выдернул руку, глядя прямо перед собой, демонстративно сплюнул на мраморные ступени казино и процедил:

– Пошел ты на х.й, кацо, со своей ржавой колымагой. Иди лучше баранов паси, – после чего нарочито медленно закурил, спустился со сверкающего неоновыми огнями крыльца и, сунув руки в карманы брюк, морской походкой направился вперед по переулку по направлению к Садовому кольцу.

В этот ранний субботний час Москва была почти пустынна. Машин на улицах мало, а прохожих – вообще единицы. До его квартиры – купленной еще в безмятежные докризисные времена роскошной четырехкомнатной «сталинки» на Каланчевке – можно вполне прогуляться и пешком. Особенно когда в голову вдруг с первым глотком свежего воздуха пришло долгожданное озарение. Из осколков пьяных мыслей сложился достойный план мести!..

Впрочем, если быть точным до конца, вариантов, как именно расквитаться с Греком, было полно. Только все они не годились. Первой мыслью Киржача было нанять киллера. Но это было бы слишком просто и быстро, а хотелось, чтобы этот урод Грек долго мучился. Расчет с обидчиком должен быть максимально жестоким. Чтобы Киржачу было о чем вспоминать оставшуюся жизнь! Задача далеко не простая. К тому же нужно провернуть все таким образом, чтобы на него не пали подозрения.

Для полного счастья нужна не примитивная ликвидация обидчика (пусть даже вместе с семьей – женой и новорожденным сыном), а тщательно подготовленная акция продолжительностью от нескольких месяцев до года. В результате жизнь Артема Грекова и его близких будет шаг за шагом превращена в кошмар, а сам баклан – растоптан в пыль, унижен и уничтожен. Он, Витек, лично приведет приговор в исполнение и завалит стоящего на коленях повара прямым выстрелом в лоб. Пулей со смещенным центром. Так, чтобы мозги разлетелись во все стороны. Короче, нужен суперспектакль. Плюс – несколько верных подельников. Про стоимость авантюры Киржач не думал. Ради достижения заветной цели бывший «нефтяник», у которого крыша ехала от ненависти и злости, был готов на любые жертвы. Даже если придется отдать последний бакс!..

И вот сегодня, хмурым и прохладным сентябрьским утром, после проведенной в лажовом грузинском казино бессонной ночи, после пачки выкуренных сигарет и литра кактусовой водки в голову Киржача наконец-то пришло решение. Крепкая многоходовка, после которой он сможет самолично казнить превращенного в кусок дерьма Грека, утереть пот со лба и честно признаться самому себе: «Я сделал это! Я поимел его!».

Первым и, пожалуй, самым сложным этапом акции было выманить клятого повара в Москву. Дальше – легче. Но как это сделать? Заставить Грека бросить все и приехать одному, без семьи? Над этим вопросом стоило помозговать отдельно…

Ноги сами принесли его к тяжелой лакированной двери подъезда. Пальцы привычно пробежали по консоли кодового замка. Киржач пешком поднялся на четвертый этаж, открыл ключом бронированную дверь квартиры и… замер.

Его чуткий к запахам нос сразу уловил витающий в воздухе прихожей аромат женских духов, а слух – приглушенные звуки и громкое сопение, доносящиеся из просторной гостиной с камином. Сально ухмыльнувшись и нисколько не таясь, Киржач прошел по длинному, освещенному настенными бра коридору, толкнул дверь и, привалившись плечом к косяку, стал наблюдать за тем, как его верный сторожевой пес по кличке Черт с грудным рыком сильными толчками на черном кожаном диване охаживает стройную, длинноволосую и совсем еще юную полногрудую блонди. Из одежды на аппетитно изогнувшейся в экстазе, сладко подмахивающей крутыми бедрами в такт резким фрикциям Черта молоденькой шкурке были только тоненькая золотая цепочка с крестиком и ярко-красные туфельки на высоких шпильках. Красотка выгибала спинку, как кошка, запрокидывала голову, постанывая от кайфа. Одной рукой она опиралась о подлокотник, второй яростно мяла свою шикарную грудь. Киржач даже забеспокоился, не останутся ли у нее синяки. Черт трудился, как поршень, его твердый зад ритмично двигался между широко расставленными ногами блондинки.

Картинка была та еще. Киржач ослабил узел галстука, сглотнул подступивший к горлу ком, ощущая, как от этого зрелища, словно сошедшего с глянцевой картинки порножурнала «Кнайф», у него учащается сердцебиение и наступает эрекция. С трудом оторвавшись от созерцания сладкой парочки, которая стремительно неслась к экстазу, Киржач скользнул взглядом по огромной комнате. Одежда, снятая наспех, разбросана повсюду – на полу, на обоих креслах, даже с каминной полки лифчик свисает. Открытая лаковая дамская сумочка на подоконнике. На овальном стеклянном столике – почти пустая бутылка из-под молдавского шампанского-брют, два бокала, крошки от шоколадной плитки на развернутой фольге, вазочка с персиками, медная пепельница в виде черепа, две открытых пачки – «Вог» и «Мальборо» – и две порванных упаковки от клубничных презервативов. Впрочем, тут же нашлась и третья, валяющаяся внизу, возле ножки стола. Уже от резинки с мятным вкусом.

Киржач ухмыльнулся: «Гурман-кудесник, бляха-муха. Только виагры не хватает, для полного натюрморта!»

Постоянной подружки у его верного телохранителя в Москве не было, да и быть не могло. Черт – он и есть Черт. Да и вряд ли за несколько часов с момента их последней встречи похожий на гориллу бывший морской спецназовец Вольдемар успел познакомиться среди ночи с приличной бесплатной давалкой и уговорить ее зайти к ним на квартиру «попить чайку с вафелькой». Значит, все-таки проститутка. Красивая, ухоженная, регулярно посещающая солярий, с дорогой силиконовой грудью и стильной одеждой, но – все равно шлюха. Такие далеко не в каждом ночном клубе пасутся, не та клиентура. Где же он ее все-таки снял, фаллос бродячий?

Занятые своим приятным во всех отношениях делом и не заметившие возвращения Киржача любовники тем временем благополучно поохали, почти одновременно испустили протяжный возглас и, еще пару раз дрыгнувшись навстречу друг другу, застыли в сладком изнеможении.

– Вольдемар, вы просто половой агрессор! – дрожащим от наслаждения, на удивление хрипловатым и потому на редкость сексуальным голосом сказала блондинка, обессиленно уткнувшись влажным лбом в кожаную спинку дивана. – Я уже забыла, когда меня в последний раз так качественно драли. От моего папика с его заскорузлой мухоморной висячкой разве нормального секса дождешься? Все языком да пальцем норовит, разве это удовольствие?!.. Ну, замучил ты меня! Аж в глазах круги. Маньяк вы, Вольдемар!

– Я, Мариночка, самый обыкновенный порнокиллер, – с довольной ухмылкой непревзойденного самца осклабился Черт. – А ты – моя новая жертва. Сейчас убивать начну. Не веришь?! А зря!..

Киржач снова хмыкнул. Оказывается, не блядь. Тем более интересно, откуда он ее приволок. Вслух же Виктор Анатольевич сказал тихо, не в силах отвести глаз от сверкающей капельками пота, влажной аппетитной фигурки:

– Я не очень помешал?

– А, вот и отец родной вернулся, – нисколько не смутившись, телохранитель отстранился от девицы и сел на диван. Легонько шлепнул биксу по округлой заднице, прежде чем та успела сменить позу. – Давно пришел, босс? А мы с Мариночкой здесь плюшками балуемся.

– Уже успел оценить. Красиво это у вас получается. Как в кино. Профессию сменить не думал?

– Ой, как стыдно! – ойкнула, смущенно улыбнувшись, блондинка, по всему видно, не слишком шокированная присутствием постороннего во время полового акта. Правда, огляделась, чем бы прикрыть наготу, и, не найдя поблизости ничего подходящего, попыталась заслонить маленькими ладошками свои впечатляющие формы. Вышло, прямо скажем, не очень. Все равно как закрыть член негра-баскетболиста березовым листиком. – Вы, наверное, тот самый великий и ужасный нефтяной магнат, о котором Вольдемар рассказывал?! Его босс?

– Виктор Анатольевич, – представился Киржач. Посмотрел на бодигарда, вопросительно приподнял брови: – Ну и где ты ее снял среди ночи?

– Ты не поверишь, папа, – прямо на улице, в двух шагах от подъезда. Наивное дитя стояло на тротуаре и ловило мотор. А я за сигаретами и пивом к ночному ларьку вышел…

– Ну да, а тут эти двое зверей обкуренных на своем «мерсе» тормозят! – перебила Черта девица и выпучила круглые глупые глаза, видимо, пытаясь таким образом показать, как ей было страшно. – Остановились, вышли и, ни слова не говоря, начали в машину тащить! Я так испугалась!!!

– Ага, кажется, врубаюсь, – кивнул Виктор Анатольевич. – И тут, словно по взмаху волшебной палочки, появился принц на белом коне. Надо же, как романтично. Они хоть живые? – полюбопытствовал Киржач, хорошо зная бойцовские возможности своего телохранителя.

– А хрен их знает, – отмахнулся Вольдемар и почесал лохматую грудь. – Я по разу всего и ударил. Цыгане, тем более из наркош, – они племя живучее. Как сорняки. Прикол не в этом, Андреич! – встрепенулся бывший капитан «морских дьяволов» Северного флота. – Знаешь, кто ее муж? Я как узнал – просто в осадок выпал! Угадай с трех раз!!!

– Ельцберг, Борис Похмелыч, – лениво дернул уголком рта Киржач. – Или друг семьи Березовский.

– Почти, – кивнул Вольдемар. – Аскольд Глебыч Стрелковский.

– Кто это? – скривился Киржач.

– Ну ты даешь, папа!!! – изумился телохранитель. – Да этого старого мухомора знает весь профессиональный спорт! Стрелковский – это акула. Продюсер, менеджер, мультимиллионер. Сфера его интересов – кикбоксинг, женский кэтч, бои без правил. Он – самый известный в Москве спец в этой области! Стрелковский первым начал устраивать гладиаторские бои с тотализатором. Сейчас он наших бойцов на Запад пачками засылает, нехило на этом имея. Я уж не говорю о крупных соревнованиях в самой России и мордобое в дорогих клубах, где голые соски гасят друг дружку на залитом грязью или маслом ринге. Насколько я в курсе, нет ни одного более-менее серьезного бойцовского турнира, к которому Маринкин муж не приложил бы руку и с которого не поимел свою долю… Верно, солнышко?!

– Абсолютно, – подтвердила блондинка. – Он у меня такой!

– Интересно, – тихо, почти шепотом пробормотал Киржач и с явным интересом, но уже не плотским, взглянул на успевшую прикрыться пледом девку. На вид этой отвязной девочке было не больше шестнадцати. А если верить словам бодигарда и фразе, случайно оброненной самой Мариночкой сразу после секса, то продюсер гладиаторских боев с редким именем Аскольд вполне годился ей не то что в престарелые отцы, а вообще в дедушки.

– Как же такой известный и богатый человек позволяет своей молодой и красивой жене шляться одной по Москве, да еще ночью? – соорудив на лице подобие безмятежной улыбки, почти дружески спросил Виктор Анатольевич. – Я бы на его месте глаз с тебя не спускал.

– Котик мой сивояйцый так и делает. Только и я не кукла и не диванная собачка. Задолбал он уже меня своей опекой, сил нет!!! – отмахнулась светловолосая бестия и сложила губки бантиком. – Без «хвоста» даже по охраняемому поселку погулять нельзя!!! А мне всего восемнадцать! Мне, между прочим, кроме денег, тряпок, драгоценностей, виллы на Ново-Рижском шоссе и бунгало на Тенерифе хочется еще и с подружками школьными встретиться, и по городу одной, без охраны погулять, и… – Марина мягко, как кошка, погладила волосатый торс Черта и прижалась к его колючей щеке. – …И любовника нормального, как ваш Вольдемарчик! Хотя бы раз в неделю.

– Неужели с твоей мордашкой так трудно завести любовника? – пожал плечами Киржач, наконец-то отделился от дверного косяка, сел в кресло и закурил сигарету. – Вокруг молоденьких… да и не очень, симпатичных дамочек всегда вьется целый взвод потенциальных… э-э… как бы это помягче сказать? Ну, в общем, ты меня понимаешь.

– Только не вокруг меня, – печально вздохнула блондинка. – На публичных мероприятиях мы всегда бываем вместе с Аскольдом. Если же муж узнает, что кто-то из наших пытается ко мне шары подкатить, такой человек долго не проживет. Стрелковский – просто Отелло. Ревнивец ужасный!

– Тогда я вообще не понимаю, как ты очутилась одна в самом центре Москвы в… во сколько ты вышел за сигаретами?

– В начале второго, – сообщил Черт, разливая по бокалам остатки шампанского.

– А-а, все просто на самом деле, – вздохнула Марина. – Мой мухомор сейчас в Штатах. У него переговоры в Лас-Вегасе насчет боев. А охранника, который за мной приглядывает, я обманула! – весело сказала девица и довольно цокнула язычком. – Сказала, что хочу съездить к маме в Серпухов. Он дал мне тачку и водилу. Тот довез меня до дома – мы в частном секторе живем – и спрашивает, сколько я здесь пробуду? Я сказала, что до завтра, до обеда. Тогда этот кретин уточнил, во сколько точно меня забрать, и укатил домой, спать! А я чмокнула маман, вызвала такси и поехала к Гальке. Она здесь, рядом с вами живет. Потом мы поругались из-за… в общем, это неважно, я послала ее к лешему и пошла ловить такси. Дальше вы знаете. Честное слово, никогда бы не подумала, что могу так запросто, через час после знакомства, переспать со случайно встреченным на улице мужиком!!!

– Во-первых, золотце, далеко не случайно. Если бы я не проходил мимо, ты бы сейчас… – начал набивать себе цену бодигард.

– Давай не будем про это, Вольдемар! Пожалуйста! Я так испугалась!

– Давай, – согласился Черт, протягивая девчонке шампанское. – И все же… я думаю, это – судьба. Мы должны были встретиться, и мы встретились.

– Очень даже возможно, – тихо пробормотал Киржач, неторопливо затягиваясь сигаретой, и задумчиво нахмурил лоб. В холодных глазах Виктора Анатольевича зажглись странные огоньки.

– Да-а?! Так женись, милый! – Марина сжала пальцы и ударила в стальной пресс телохранителя маленьким слабым кулачком. – Я тебе мальчика рожу! Даже двух!

– Боюсь, Андреич не отпустит, – фальшиво усмехнулся Вольдемар, гладя платиновые волосы мадам Стрелковской. – Какой из меня, семейного, телохранитель? Смех один. Да и благодетель твой вряд ли согласится.

– У меня есть предложение интересней, – неожиданно бодрым голосом сказал, хитро улыбаясь, Виктор Анатольевич. – А не выпить ли нам еще бутылочку шампанского?! На троих. За знакомство.

– С удовольствием! Ур-ра! – захлопала в ладоши укутанная в плед супруга гладиаторского продюсера. – А можно мне еще одну шоколадку с миндалем?! И чашку кофе, со сливками!

– Конечно, можно. Я, с вашего позволения, на минуту отлучусь в кабинет, сменю рубашку, – Киржач затушил в пепельнице окурок и поднялся с кресла. – Вы, Мариночка, чувствуйте себя как дома, не стесняйтесь. Можете пока принять душ и одеться, а наш герой-любовник, грозный совратитель чужих жен, тем временем сбегает в магазин и купит все, что положено, для культурной дружеской пьянки.

– Принимается!!! Требую продолжения банкета!!! Мальчики, вы – прелесть!!!

– Вот и отлично, – бывший нефтяной воротила достал бумажник, извлек несколько купюр и бросил деньги на столик. Ободряюще подмигнул телохранителю. – Не волнуйся, Казанова, во время твоего короткого отсутствия честь дамы будет под моей надежной охраной. Иди спокойно, дорогой товарищ. Да, до кучи захвати минералки «перье» и упаковку пива. Какой сорт я предпочитаю – знаешь.

– А мне – баночку джина с тоником! – вставила гостья.

Черт кивнул, чмокнул в припухшие губы захмелевшую от крепкого молдавского пойла юную блондинку, шумно выдохнул, поднялся с дивана и под веселым взглядом хихикающей нимфетки Марины принялся собирать шмотки, разбросанные ими в приступе страсти…

Киржач тем временем скрылся в своем кабинете. Подошел к высокому окну, поднял вверх жалюзи, сложил руки за спиной и, подставив лицо потоку свежего утреннего воздуха, пару минут молча смотрел на уставленный дорогими иномарками столичный переулок. А потом беззвучно захохотал, сотрясаясь всем телом.

Прибандиченный чиновник понял, что в лице этой смазливой глупой куклы, случайно севшей на внушительную шишку его телохранителя, капризная фортуна дает ему возможность подготовить для бывшего самбиста еще одно жестокое испытание, из которого он выйдет морально раздавленным и физически покалеченным.

Киржач на секунду представил себе покрытое коркой запекшейся крови, словно пропущенное через камнедробилку, лицо Грека, разделанного под бифштекс в неравном поединке без правил, и на душе у Виктора Анатольевича стало тепло и уютно.

Скоро, очень скоро запущенная им дьявольская рулетка завертится! Как же нестерпимо долго он ждал этого дня!

Глава вторая Реквием по генералу

Артем медленно открыл глаза и взглянул на сладко сопящую рядом Анюту. Старясь не разбудить девушку, погладил ее по щеке и улыбнулся. Вот оно, настоящее счастье. Уже год они живут вместе. У них есть сын Павлик. А завтра они наконец сделают то, о чем мама прожужжала Артему все уши, – обвенчаются. Раньше все некогда было. Сначала трудная беременность Ани, потом забота о малыше, который родился слабеньким и капризным.

Снова прикрыв глаза, Артем медленно, с чувством, потянулся. Наощупь сунул ноги в тапочки и прошлепал в ванную. Вернувшись в спальню, склонился над раскрывшейся до пояса, соблазнительной Анютой и с удовольствием вдохнул пьянящий запах ее волос и поцеловал гладкую и горячую, сияющую почти детским румянцем щеку. Но едва Артем коснулся щеки губами, как девушка мгновенно перевернулась на спину, с коротким смешком крепко обвила руками его шею и притянула к себе. Они слились в поцелуе.

Артем почувствовал, как его охватывает острое желание, и потянулся рукой к Анютиной груди, прикрытой ночнушкой, накрыл, сжал посильнее. Анюта сладострастно застонала, выгнулась и рванула застежку ночной рубашки. Пуговицы посыпались во все стороны.

– И зачем ты их все время надеваешь – пробормотал Артем, покусывая ее нежное ушко. Потом спустился к тонкой шейке, покрывая ее поцелуями, к груди. Анюта вскрикнула, когда он сжал зубами напрягшийся розовый сосок.

– Еще, да-а! А-ах! – выдохнула она. Вцепившись Артему в волосы, она потянула его ладонь себе на живот, потом ниже, еще ниже… Между ног у нее был потоп, обдавший жаром и влагой пальцы Артема, погружавшиеся все глубже.

– Целуй, – простонала она. – И ласкай… понежнее… там… – и задергалась в такт движениям Артема, исступленно теребившего ее покрытые нежным пушком половые губки и клитор. Анюта вскрикнула, потом еще и еще. Артем попытался заглушить ее крики губами, чтобы она не разбудила ребенка. Вскоре Анюта выгнулась дугой, затрепыхалась, чуть не сбросив возбужденного до предела Артема с кровати, и бурно кончила. – А-ах! Артем, я так тебя люблю… – прошептала она, переворачиваясь и взгромождаясь на Артема. – Сейчас я…

С этими словами она прижалась губами к груди Артема, провела влажную дорожку язычком по мускулистому животу и ниже, скользя рукой к его буквально дымящемуся члену. Когда она жадно охватила его губами, Артем охнул. Не выдержав, он притянул ее к себе и усадил сверху. Анюта застонала, почувствовав, как его член входит в нее. И, окончательно потеряв контроль, начала издавать такие охи-вздохи, что и в порнофильме не часто услышишь.

Артем трудился изо всех сил, Анюта, опять вспомнив про спящего ребенка, вцепилась зубами в плечо любимого. Кончив второй раз, она прокусила плечо Артема до крови. Еще раз они кончили вместе. И тут, находясь в сладкой истоме, они услышали, что их сын таки проснулся и требует внимания. Артем с трудом встал и пошел к Павлику.

* * *

Когда-то давно, еще во время учебы в Физкультурном институте, Артем прочитал в журнале «Здоровье» любопытную статью. В ней говорилось о странном свойстве, которое проявляется у молодых мам в первые, самые трудные месяцы после рождения ребенка. Уставшая за день, мгновенно уснувшая после последнего кормления малыша женщина может не проснуться даже от сильного постороннего шума, вроде раската грома, но способна мгновенно очнуться при малейшем шорохе, гуканье, а тем более – самых первых нотках плача своего ребенка. Если разобраться, в этом не было ничего особенного, ведь каждый врач-терапевт подтвердит существование эмоциональной связи между мамой и младенцем, но коротенькая статья почему-то прочно врезалась в память Артема. Долгие годы она «дремала» где-то в глубинах сознания и впервые напомнила о себе только после рождения Павлика…

Роды оказались для Анюты сложными. Карапуз никак не хотел покидать уютный мамин животик. Да и по-мальчишечьи узкие бедра худенькой высокой Ани отнюдь не способствовали его быстрому появлению на свет. После безуспешных попыток врачей помочь молодой мамочке родить самостоятельно пришлось делать кесарево сечение. К тому времени схватки полностью прекратились… Как тремя днями позже узнали родители – Павлик родился весь синий, неподвижный, без признаков дыхания. Слава богу, не на шутку испугавшимся за свою шкуру и карьеру эскулапам очень быстро удалось откачать мальчика. После чего малыша с воткнутой в крохотную ручонку иглой поместили в отделение реанимации, под стеклянный колпак…

Обошлось, к счастью. Запас жизненных сил у возвращенного буквально с того света Павлика оказался очень большим. Уже к вечеру он оклемался настолько, что заступивший на дежурство пожилой врач, немало повидавший на своем веку, был поражен. После тщательного осмотра он разрешил перевести малыша из реанимации в отдельную «коммерческую» палату к Анюте, которая не находила себе места от тревоги.

В течение ближайшей недели Артем фактически жил в роддоме, с раннего утра и до позднего вечера находясь рядом с женой и сыном, который переставал плакать только во время сна. Сказывались тяжелые роды, отчасти вызванные крупными размерами малыша, и вызванное ими удушье. Впрочем, бездействие лепил-коновалов, тянувших до последнего, тоже сделало свое темное дело. Кошмар кровавой схватки с Киржачом и его бандой, который Анюта пережила в начале беременности, не прошел бесследно и для нее самой, и для мальчика. Врач, внимательно изучивший медицинскую карточку Анюты, настоятельно советовал измученным родителям набраться терпения и приготовиться к тому, что воспитание сына будет непростым. Как и многие рожденные «задохликами» дети, он наверняка первые несколько лет будет очень эмоциональным и капризным, а поэтому невероятно трудным ребенком. Покой, железное терпение и тактичность – это должно быть девизом его родителей.

Анюта и особенно Артем, чувствующий вину перед женой и сыном, были готовы сделать все возможное для того, чтобы мальчик вырос не только здоровым, но и психически уравновешенным человеком. Благо материальная база уже имелась.

Разыграв, как по нотам, спектакль с дачей взятки и последующим «арестом» нечистого на руку мэрского чиновника, Артем на долях с Максом Лакиным буквально за гроши приобрели забегаловку на центральной улице Ломоносова. За какой-то месяц рюмочная превратилась в уютное и очень популярное у жителей городка бистро «Готланд», где можно было вкусно и относительно недорого перекусить, посидеть с друзьями вечерком за кружечкой разливного пива, смотря на огромном телеэкране футбол-хоккей и не волнуясь, что внезапно вломится компания обдолбанных отморозков и все испортит. А договорившись заранее с администрацией, – справить семейное или прочее торжество. В общем, бизнес Артема раскрутился на удивление быстро и начал давать компаньонам весьма приличные деньги. Грек занимался текучкой, а Макс Лакин взял на себя функции обеспечения безопасности, жестко оттеснив бандитские «крыши», регулярно пытавшиеся завладеть заведением.

После всего пережитого семьей Грековых кошмара Артем и Анюта решили взять к себе маму Артема, похоронившую мужа и дочь. Они продали коллеге Лакина, уходящему на пенсию, квартиру, доставшуюся Анюте от родителей, уехавших за бугор. А на месте сожженного дома в Ломоносове построили двухэтажный коттедж с баней и гаражом. Деньги, полученные от Актера в качестве откупных за гнилую шкуру его сынка-бандита, пришлись как нельзя кстати. Мести братков Артем не боялся. Знал: смена власти в группировке «карельцев» от Мастера к Лимону не удалась. В результате кровавой мясорубки на вилле авторитета оба были убиты. Лысый толстяк Лимон, который не участвовал в разборке, исчез с концами, видимо, сначала отлежавшись в безопасном месте, а затем драпанув с папиными деньгами куда подальше. Лидерство в группировке перешло к некоему Боре Стампу. Насчет него Лакин заметил, снисходительно ухмыляясь:

– Этому Гоблину до покойника Мастера – как до луны пешком. Не того веса бык. Рожей и рогами вышел, а вот с мозгами напряг. И у нас в конторе, и в РУБОПе на Стампа столько нарыто, что будет ходить по струнке, тише воды, ниже травы. А не захочет – в два счета выпишем бесплатную путевку в санаторий. И вообще – сдается мне, что долго он в роли авторитета не задержится. Сожрут свои же. Слабо ему власть удержать.

Что касается подонка Киржача, счастливо избежавшего зоны, то, по сведениям Макса, столичные покровители объявили слишком забуревшего местного ставленника «вне закона и понятий», круто опустили на лавы и предложили убираться куда подальше. Извращенец в темпе тарантеллы расплевался с супругой, собрал манатки, сел в джип и укатил в неизвестном направлении. Так что ждать проблем с этой стороны, видимо, не стоит.

…А насчет прочитанной когда то в журнале «Здоровье» статьи, про которую Артем неожиданно вспомнил в первую же ночь после выхода жены из роддома, вышло очень любопытно! Описанная профессором медицины чуткость невероятным образом миновала Анюту, но столь же странным образом досталась молодому отцу. Именно Артем первым продирал глаза всякий раз, как только Павлик кряхтел, шевелился в своей кроватке или начинал плакать. Продрав глаза, перенявший материнский инстинкт отец семейства первым делом бросал взгляд на мирно спящую Анюту, после чего вставал и в зависимости от нужды переодевал Павлика или кормил его, ненасытного проглота, из соски сцеженным заранее материнским молоком. Затем, клюя носом от недосыпания, долго укачивал на руках, осторожно опускал назад в кроватку, падал без сил рядом с женой и отключался. Нередко – для того, чтобы через каких-нибудь полчаса-час снова, едва не подпрыгнув от произведенных спящим сыном шебуршений, продрать глаза, встать и на автопилоте проследовать к источнику звука с целью выяснения причин аврала.

Удивительно, но и без того устающему на работе в бистро Артему и в голову не приходило, проснувшись среди ночи, просто растолкать сладко сопящую рядом Анюту, перепоручив ей заботу о сыне. А потом накрыть голову подушкой и снова провалиться в сон. Первый раз это случилось лишь после того, как, сменив описанный памперс и укачав сына, Артем присел на секундочку и – уснул сидя в кресле, едва не выронив Павлика из ослабевших рук. В последний момент, правда, очнулся и сумел поймать скатившегося на колени ребенка. Но от этого проснулся не только мальчик, но и разбуженная криком Аня. Оценив все глубину момента, молодая мама поспешно отбросила одеяло, встала, нежно взяла из рук бледного, как мел, мужа елозящего и орущего карапуза, нежно чмокнула Артема в колючую щеку, потерлась носом о кончик его носа и сказала:

– Так больше нельзя, милый. Тебе нужно нормально отдыхать. – И добавила с улыбкой: – Не волнуйся, Грек, я справлюсь не хуже. Хотя… Что бы я без тебя делала, а? Горе ты мое луковое. Ложись давай, нянь усатый…

Упоминание про усы было не случайным. К тому времени Артем действительно впервые в жизни отпустил растительность над верхней губой, отчего, по словам Макса, стал очень смахивать то ли на патриарха отечественного боевого карате Тадеуша Касьянова, то ли на безумно популярного в семидесятые годы американского актера-супермена Чарльза Бронсона. (Если верить Марине Влади – кумира ее мужа и тогдашней советской «звезды» Владимира Высоцкого.) Только значительно моложе, шире в плечах и выше обоих «оригиналов» ростом. Столь лестное сравнение Греку заметно льстило.

Одним словом, жизнь маленькой семьи, пережившей за последние несколько месяцев и горе невосполнимых потерь, и радость появления на свет новой жизни, постепенно наладилась и потекла своим чередом. Артем работал директором бистро, зарабатывая неплохие деньги, а Анюта занималась сыном. Мама же Артема, Лидия Матвеевна, так до конца и не оправилась после трагической гибели мужа и дочери. Она помогала невестке редко, целиком ушла в религию и проводила большую часть времени в питерской церкви Святой Троицы. Когда же Лидия Матвеевна оставалась наедине с сыном, она всякий раз заводила разговор о венчании, которое занятый бизнесом Артем называл «просто лишней формальностью». Живут ведь люди и без штампа в паспорте, и без поповских маятниковых манипуляций с кадилом…

Но, как говорят в народе, сколько веревочке ни виться – конец неизбежен. О своем долгожданном решении оформить союз Анюта и Артем объявили в конце лета, ровно через полгода после рождения Павлика. Лидия Матвеевна заметно оживилась, с ходу возобновив старую песню насчет полной бесполезности перед Богом мирского загса, обязательного первоочередного венчания молодоженов в ставшем ей вторым домом храме Святой Троицы и крещения внука…

А потом было солнечное раннее утро дня накануне венчания и тревожный звонок в дверь.

Продрав глаза, Артем первым делом взглянул на мирно посапывающего в кроватке сына, нащупал лежащий на полочке пульт дистанционного управления телевизором и вывел на экран изображение, круглосуточно передаваемое вмонтированным возле ворот видеоглазком. Снаружи ждала хмурая незнакомая женщина лет пятидесяти, с висящей на плече объемной сумкой, какими обычно пользуются почтальоны. В груди Артема появился неприятный холодок. В памяти были еще слишком свежи воспоминания о визите в квартиру Анюты посланного начальником охраны Киржача лже-почтальона из ГРУ и о том кошмаре, что произошел потом.

Накинув халат, Артем вышел из спальни, быстро спустился на первый этаж коттеджа и нажал кнопку домофона:

– Слушаю вас.

– Лидия Матвеевна Грекова здесь живет? – послышался ровный голос почтальона.

– Да. Позвать?

– Ей телеграмма. Срочная. Из Москвы. Примите, пожалуйста.

– Хорошо, я сейчас выйду, – нахмурившись от нехорошего предчувствия, Артем отключил домофон, и, как был, прямо в халате, вышел из коттеджа в двор. По аккуратно выложенной тротуарной плиткой дорожке он пересек уютную ухоженную территорию, щелкнул замком в наружной металлической двери и молча взглянул на стоящую по ту сторону кирпичного забора почтальоншу, пытаясь прочитать на ее брылястом лице некую подсказку о содержании телеграммы. То, что он увидел в ее глазах, заставило сердце Артема забиться быстрее.

– Где расписаться? – стараясь, чтобы голос звучал ровно, спросил Артем у почтальонши.

– Простите, а вы кем ей приходитесь? – протягивая сложенный лист плотной бумаги, на всякий случай уточнила женщина.

– Я ее сын. Вам документ принести?

– Не стоит. Вот здесь распишитесь, пожалуйста. Ага…

Артем, не глядя, чирканул в нужном месте тетради похожую на иероглиф закорючку.

Торопливо убрав тетрадь в наплечную сумку, женщина развернулась к нему спиной и быстро направилась прочь от ворот, по пустынной в этот час улице частного сектора. Заперев дверь, Артем нашарил в кармане халата сигареты с зажигалкой, оттягивая время, медленно закурил, не выпуская из рук сложенный вчетверо лист, сделал две глубокие затяжки и только затем развернул телеграмму:

«Двадцать четвертого семь утра инфаркта умер папа. Похороны послезавтра. Ждем. Ивановы».

Дядя Егор. Герой Советского Союза, кавалер двух орденов «Красная звезда», живущий… живший в столице России генерал-лейтенант ВДВ в отставке Георгий Матвеевич Барсуков. Мамин родной брат.

Несколько раз прочитав текст, Артем медленно опустил руку с телеграммой и, услышав звук тихо открывшейся двери, обернулся.

В дверном проеме стояла мама в легком домашнем платье, с накинутым на плечи оренбургским платком.

– Что случилось, сынок? – прошептала дрожащими губами Лидия Матвеевна и судорожно схватилась рукой за дверной косяк.

– Ты только не волнуйся, хорошо, мам? Ладно? – с трудом подбирая нужные слова сказал Артем.

– Говори. Что… там?

– Это от Светы с Олегом. Дядя Егор. Он. умер. Вчера вечером. Инфаркт, – тихо озвучил печальную весть Артем. – Похороны послезавтра. Я сейчас закажу тебе билет на вечерний самолет в Москву.

– Дай мне… ее… сюда. – бледная Лидия Матвеевна, готовая вот-вот заплакать, протянула к телеграмме дрожащую руку, сделала нетвердый шаг на крыльцо и неловко покачнулась. Артем крепко обнял уткнувшуюся лицом ему в грудь и зашедшуюся в громких рыданиях маму. Бережно гладя вздрагивающую всем телом пожилую женщину по седым волосам, Артем чуть слышно шептал ей на ухо что-то успокаивающее.

Минуты через три Лидия Матвеевна сумела взять себя в руки. Она отстранилась, кое-как утерла лицо ладонями, молча взглянув на сына и одними глазами попросила дать ей телеграмму, а, получив злополучную бумажку, стиснула ее в кулачке и, не обронив больше ни слова, медленно ушла к себе, в расположенную на первом этаже дома комнату, где закрылась на защелку.

Артем проводил маму повлажневшим взглядом, выбросил сигарету и вернулся в спальню.

Павлик по-прежнему спал, во сне сбросив с себя одеяло и развернувшись в кроватке на сто восемьдесят градусов. Анюта стояла возле окна и обернулась, едва Артем переступил порог комнаты. В ее глазах были тревога и молчаливый вопрос. Артем подошел, заключил жену в объятия и глухо произнес:

– Дядя Егор-генерал умер. Сегодня маме нужно ехать в Москву.

– Какой ужас, – сильнее прижавшись к Артему, печально прошептала Анюта. – Может… нам отложить венчание? Лидия Матвеевна так хотела быть завтра вместе с нами и Павликом в церкви!

– Мы так и сделаем, – качнул подбородком Артем. – Я предупрежу всех. Не волнуйся. Дней сорок придется подождать.

– Ничего, как-нибудь, – вздохнула Анюта. – Лучше скажи, как там мама?

– Держится вроде. Они с дядей Егором были очень близки. Единственные из семьи, кто в войну выжил. Всех остальных братьев, трое их было, накрыло бомбой, когда их из Питера в детском поезде в эвакуацию везли… Тяжело ей, понятное дело. Любая смерть приходит неожиданно. Но на самом деле все давно к этому шло. Последние года три дядя Егор сильно болел, дома почти не был, все больше по госпиталям да санаториям Министерства обороны. Удивительно еще, что так долго протянул. У него после Анголы и Вьетнама ранений – как блох на барбоске… было. Героический был генерал, таких еще поискать надо.

– А с кем твой дядя жил?

– Формально – с дочкой и зятем. Это они телеграмму прислали. Но они оба в офисе «Газпрома» в Берлине работают, так что в Москве от силы три месяца в году бывают. Детей нет пока. Ты извини, я пойду. – Артем мягко отстранился. – Надо еще билет на самолет заказать, предупредить всех, что венчание переносится. Да и в бистро хоть одним глазом заглянуть, проинструктировать насчет сегодняшнего банкета. До вечера дел хватит.

– Да, да. Конечно, милый…

Перед отъездом в аэропорт «Пулково» Лидия Матвеевна позвонила на квартиру брата и предупредила племянницу, что вылетает рейсом в девятнадцать сорок пять. Муж Светы, по ее же словам, без пяти минут член совета директоров концерна, Олег Абрамович Иванов пообещал непременно встретить. В ходе разговора выяснилось, что у московских родственников, связь с которыми поддерживалась от силы раз в год, в нужный момент не оказалось под рукой записанного «где-то в бумагах дяди Гриши» номера телефона Лидии Матвеевны – только случайно обнаруженный на старом, еще советских времен, письме к брату обратный адрес. Именно поэтому известие о смерти генерала Барсукова пришло в Ломоносов с некоторым опозданием и телеграммой.

Одетая в траур, молчаливая и непрерывно вытирающая платком глаза Лидия Матвеевна и не догадывалась, что их домашний телефон уже давно и плотно стоит на прослушке у частного охранного агентства «Элидиум-секьюрити», костяк которого составляют бывшие бойцы усть-озернинского ЧОП «КСК». И что своим звонком в Москву она не только дала долгожданный карт-бланш известному ей отморозку, уже отчаявшемуся найти подходящий способ выманить Артема в столицу для свершения кровавой расправы, но и подарила сыну и всей его семье единственный шанс на спасение. Еще неделя – и окончательно потерявший терпение Киржач «заказал» бы ликвидацию Грека, его жены и малыша известному в узких кругах столичного криминального мира профессиональному киллеру по кличке Йорк. Предварительные переговоры с наемным убийцей прошли в пригороде Москвы, Люберцах, всего лишь сутки назад.

Три человеческие жизни – Артема, Анюты и шестимесячного Павлика – не имеющий никаких «профессиональных» табу убийца оценил в двадцать пять тысяч долларов.

Однако фортуна распорядилась иначе. С этой минуты коварный план Киржача получил все шансы раскрутиться в ближайшие дни. А ни о чем не подозревающему Греку и бывшему нефтяному воротиле, живущему лишь мыслями о жестокой мести, представился шанс снова сойтись в неравной схватке не на жизнь, а на смерть. Теперь – в каменных джунглях столичного мегаполиса.

Глава третья Здравствуйте, я ваша крыша

Следующий день для взвинченного, заснувшего лишь под утро Артема выдался более чем хлопотным. Придя в бистро, он узнал, что незадолго до его появления здесь побывали трое стриженых хамоватых амбалов с тупыми протокольными рожами и плечами размером с косую сажень. Сделав заказ, состоящий из самых дорогих деликатесов и разливного пива, визитеры не спеша сожрали и выпили его с видом хозяев положения, а вместо оплаты криво ухмыльнулись и попросили девочек позвать «на конкретный базар» хозяина заведения.

Когда же из подсобки вышел заместитель Артема менеджер Никита Туманов, один из орангутанов ткнул ему в грудь толстым указательным пальцем и спросил, кому сей чудный уголок культурного общепита платит свою ежемесячную дань. Вместо конкретного ответа Никита, как и было обговорено заранее для таких ситуаций, сказал что не в курсе. Непосредственно дела с «крышей» ведет шеф, которого сейчас, к сожалению, на месте нет. Но если господам рэкетирам угодно, то пообщаться напрямую с «крышей» можно по сотовому телефону, номер которого будет им немедленно предоставлен.

Получив вожделенную визитку, братки достали мобильник, соединились с абонентом и с ходу «забили стрелку» прямо здесь, в бистро, через два часа. После чего удалились, предупредив Никиту, что будут точно в указанное время, к которому он, чмо ходячее, терпило бессловесное, лабух пархатый и т. д. и т. п. должен приготовить их «приморской» группировке первый профсоюзный взнос в размере тысячи баксов. В противном случае бистро, его хозяина и лично Никиту ждут страшные морально-материально-физические катаклизмы. На прощание вышеназванные личности недвусмысленно продемонстрировали ему из-за отворота пиджака пистолет-пулемет «узи». После чего сели в припаркованный на тротуаре напротив входа джип «ниссан-патфайндер» и отбыли в направлении Ижоры. Номер тачки Никита записал.

Успокоив менеджера, Артем уединился в своем крохотном кабинетике в подсобке бистро и оттуда связался с капитаном Лакиным.

– Как тебе такое хамство? – поведав компаньону детали седьмого со дня открытия бистро бандитского наезда, спросил Грек.

– Полный беспредел, – ухмыльнулся Макс. – Впервые слышу о «приморской» братве. В Питере такой команды нет и никогда не было. Залетные отморозки, нахрапом берут. Да еще волыну, козлы неумные, сразу светят. Номер зарегистрированной в нашем регионе тачки я, конечно, пробью, только это уже не важно. Стрелка забита.

– Значит, действуем по старой схеме? – уточнил Артем, уже успевший стать свидетелем нескольких разборок, учиненных спецназом ФСБ из-за его скромного бизнеса.

– По ней, родимой, – подтвердил капитан. – Баксы меченые, которые я тебе в прошлый раз оставил, надеюсь, не про…бал?

– Обижаешь, старик! В сейфе они, в целости-сохранности. Ровно две тонны.

– Тогда так, – принялся инструктировать Лакин. – Мы прибудем за полчаса до стрелки. Сядем в зале. Остальные останутся на улице. Как только наши герои пожалуют, пусть твой Туманов примет их, предложит подождать. Минут через пятнадцать-двадцать терпение у них лопнет. Тогда пусть делает рожу кирпичом и максает обозначенную штуку баксов. Дальше – как обычно…

– Понял тебя, старик.

– Тады жди гостей, – закончил Макс и повесил трубку.

Однако на сей раз легкого захвата бандюков не получилось и ситуация развивалась совсем не так, как предполагал капитан с Литейного.

Подготовка к быстрой и эффектной операции «по обламыванию бычьих рогов» шла как обычно. Незадолго до назначенного отморозками времени в бистро вошли две пары ничем не приметных, одетых в дешевые шмотки мужичков, сели в разных уголках заполненного примерно наполовину зала и заказали по кружке пива со снетками. Вскоре пожаловали и старые знакомые, числом трое. Джипа видно не было, видимо бандиты оставили его где-то рядом. Один скуластый гоблин на всякий случай встал у входа в «Готланд» снаружи, двое других, не останавливаясь, вразвалочку проследовали прямо к барной стойке.

– Ну, где ваша долбаная «крыша»? – осклабился самый старший и устрашающий из братков – огромный, бритый, с выпирающим раздвоенным подбородком, орлиным носом и тяжелыми надбровными дугами. Оглянувшись, гангстер внимательно обвел бистро глубоко посаженными поросячьими глазками. Не найдя среди посетителей хоть кого-нибудь, отвечающего его представлениям о конкурентах, снова вперил свой гипнотический взгляд в стоящего за стойкой рядом с красивой грудастой девушкой менеджера Туманова.

– Я не в курсе, господа, это вы о встрече договаривались, – сдержанно-деловито сказал Никита. – Может, пока вам что-нибудь принести?! За счет заведения Братки молча переглянулись. Ушастый подельник носатого скривил губы, но все-таки лениво кивнул. Чего они, собственно, теряли? К тому же на халяву, как известно, и уксус сладкий, и хлорка творогом кажется.

– Ладно. Неси нам за дальний стол, тот, что у окна, пачку «Мальборо», два пива, вяленую корюшку и фисташки, – с ехидной ухмылкой процедил горбоносый битюг.

– Присаживайтесь, пожалуйста. Алла, прими заказ! – Туманов обернулся к обслуживающей других клиентов барменше.

– Слышь, халдей, тормозни, – вмешался в разговор второй троглодит. – Ты, часом, ничего больше не забыл?

– В смысле? – нарочито удивленно поднял брови и растерянно захлопал глазами Никита. – Еще чего-нибудь хотите?

– Я те щас соображалку пробью, в натуре!!! – рожа бандита побагровела. – Штуку гринов, я тя спрашиваю, приготовил, жмурик?!

– Я…это… ну… – сглотнул несуществующую слюну Туманов, отлично играя свою роль. Понуро опустив очи долу, выдавил: – Д-да… как сказали… Только…

– Что «только»?! – угрожающе рыкнул другой бык.

– Нам, понимаете, на самом деле все равно кому платить, вам или другим, – заикаясь начал оправдываться менеджер. – Но вы все-таки сначала с нашей… э-э… бывшей «крышей» тему перетрите. Чтобы все по понятиям было. Без непоняток.

Ответ Никиты пришелся амбалам явно по душе. Губы их глумливо изогнулись. Похожий на жирного паука коротышка подался вперед и, нагнувшись через стойку, легонько, но крайне унизительно похлопал менеджера по щеке:

– У-умный мальчик! Не ссы, все будет чики-пики! С сегодняшнего дня максаешь только «приморским». То есть нам. Так что лучше не микрофонь, а закусь с пивасиком тащи.

– Д-да, к-конечно, – пролепетал Никита и, обращаясь к барменше-официантке, строго бросил: – Алла, елы-палы, я же просил!..

Раздев смазливую грудастую девушку плотоядными взглядами, «сладкая парочка» наконец отлипла от стойки и вальяжно прошествовала к пустующему столику у окна. Вскоре официантка принесла им две кружки пива, сигареты, очищенный балык из корюшки и пиалку с орехами. Носатый амбал не удержался и смачно шлепнул Аллу ладонью по аппетитной заднице:

– Как насчет развлечься с настоящими мужиками, красивая?! Во сколько заканчиваешь?!

– Извините, я замужем.

– Дык, лапуля, я тоже не онанист. Ну и че?

– А то! Мой муж – офицер спецназа ФСБ, – сказала чистую правду барменша. Гордо задрав курносый носик, она собралась уже удалиться, но ее резко, словно клещами, схватили за запястье.

– Сто-ять, шкурка!!! Я тя не понял, в натуре. Ты че, наехала?!

– Отпусти руку, – ни на каплю не испугавшись наглого быка, девушка чуть прищурилась, смерила мордоворота холодным взглядом, сжала губы и медленно, чеканя каждое слово, произнесла: – По-хорошему. Иначе мой Игорь с ребятами тебя сегодня же вечером на ужин съест. И не подавится. Убери руки, я сказала!..

На какую-то долю секунды у столика повисла напряженная тишина.

– Да на хую я его, красножопого, вертел, ясно тебе, соска задроченная?! – выпятив челюсть, глухо процедил расстроенный браток. Презрительно хмыкнув, он разжал пальцы и оттолкнул руку девушки с такой брезгливой мордой лица, словно это был извивающийся хвост болотной гадюки. Стараясь хоть как-то сохранить авторитет перед подельником, лениво бросил сквозь зубы: – Ладно, вали отсюда по-быстрому, шалава. Не до тебя сейчас, но после – потолкуем…

Аллочка торжествующе сверкнула миндалевидными зелеными глазами, эффектно развернулась на каблуках, гордо расправила стянутую белоснежной блузкой высокую грудь и, сильнее обычного виляя упакованными в эластичную мини-юбку аппетитными бедрами, направилась назад к стойке.

– Да лажу гонит, профура, – проводив официантку раздевающим взглядом, не удержался от комментария закуривающий сигарету паукообразный. – Цену набивает. Слышь, Пень.

– Заткнись! Спорим на стольник, сегодня же эту лярву во все дыры отхарю, как доктор прописал? – скрипя зубами, прорычал уязвленный Пень и в порыве эмоций резко протянул братану раскрытую мозолистую грабку. – На фашистский крест лоханку порву, бля буду!!!

– Спорим. Забили, в натуре? – ушастый крепыш с заячьей губой вопросительно приподнял брови и, получив в ответ тяжелый взгляд из-под бровей, с видом явного удовлетворения стиснул протянутую ему корешем широкую качковскую длань.

Ситуация становилась интересной. Только вот проклятые конкуренты все никак не хотели появляться. С назначенного времени «стрелки» минуло уже четыре минуты, и такой расклад был не по понятиям. За опоздание, а тем более за «динамо» принято отвечать или деньгами, или кровью. Однако за такие дела жестокая кара ждала не только братков-фуфлогонов из вражеской группировки, но и, в первую очередь, – прикрученных ими барыг. Вот уж на ком легче легкого сорвать злость, получив от этого не только моральное, но и не хилое материальное возмещение! Так что вешайся, барыга! Сегодня тебя ждет веселый день…

Братки отхлебнули по глотку пива. Еще по одному. Кружки опустели. Судя по часам, конкуренты опаздывали уже на десять минут. Снаружи, у дверей бистро, топтался, то и дело заглядывая в зал через стеклянную витрину, прикрывающий тылы кореш с автоматом «узи» под пиджаком. Что ж, кажется, пора.

Однако подняться братки не успели – к столику с трубкой радиотелефона в руке уже стрижом летел менеджер.

– Это вас, – услужливо сообщил Никита и, еще раньше сообразив, кто здесь главный, протянул трубку носатому громиле.

– Ал-ло! – прорычал тот в телефон.

– Слышь, обзовись, братила, – без каких-либо предисловий грозно потребовал неизвестный собеседник.

– Мое погоняло Пень, из «приморских», – скрипнув зубами, глухо выдавил битюг. – С кем имею?

– Жорик. Откуда ты взялся, такой красивый?! – продолжал нагнетать ситуацию звонящий, вне всяких сомнений принадлежащий к нагло продинамившей «стрелку» группировке.

– За базаром следи, земеля, а то как бы чего не вышло, – краснея от бешенства, прошипел Пень. – Ты вообще в курсах, что бывает за прогон фуфла? Мы на сколько стык забили?!..

– Стык по понятиям с людьми забивают, а ты – неизвестно что за прыщ на жопе, – глумливо фыркнул тот, что назвался Жориком. – Какие еще, к ебеням, «приморцы»? Братва таких не знает.

– Не знает, так узнает! – не дрогнул носатый громила. – Ты про «карельскую» братву, надеюсь, слыхал? Про то, что Мастер с Актером друг друга завалили.

– Ну, допустим, – слегка сбавил натиск Жорик. – Я также в курсах, что теперь мазу держит Стамп.

– Это кому как! – в голосе Пня отчетливо засквозил металл. – Большинство бригад действительно под Борюсика ушли и по-прежнему обзывают себя «карельскими». Но только не всем пацанам под этого шакала помойного, стукача мусорского, в кайф прогибаться. Вот тебе и ответ.

– Значит, ты из сепаратистов будешь? Ну-ну, – ухмыльнулся Жорик. – И кто же у вас, «приморских», за бугра?

– Влад Грач, – с гордостью сообщил Пень. – Слыхал о таком?

– Слыхал. Правильный пацан, – голос собеседника заметно изменился, потеплел. – Бригадиром был у Мастера. А теперь, значит, свою команду собрал. И много у вас бойцов-камикадзе? Пять стволов наберете? Или все десять?

– Не волнуйся, на тебя и твоих сявок хватит!!!– не на шутку вспылил Пень.

– Слышь, кореш, ты зубами-то на кого попадя не клацай, – на удивление спокойно ответил Жорик. – Лучше слушай, что тебе умные люди говорят, и не перебивай. Мы с Грачом, чтоб ты знал, старые знакомые. Еще в путяге на пару косяки смолили и сосок по подвалам на Ваське драли. То, что он от «карельских» откололся, я действительно был не в курсе. Когда это произошло?

– Позавчера, – буркнул носатый.

– Пон-нятно, – задумчиво пробормотал Жорик. – А ты сам-то давно с Владом?

– Два года почти.

– Тогда вот что, Пень. Расклад у нас с вами, «приморскими», будет такой. Стамп – урод голимый. И срать я на него хотел. К тому же ему недолго жить осталось, это я тебе говорю! А Грач – пацан правильный. И за то, что не побоялся с кучкой своих бойцов кодле Стампа вызов бросить, я его теперь еще больше уважаю. Так что передавай боссу привет, скажешь – от Жорика Кутаисского. Я сам ему вечером на трубочку наберу. Какой, ты говоришь, у Влада сейчас номер?

– не давая Пню опомниться, словно между прочим спросил «браток».

– Какой был, такой и есть, – буркнул носатый отморозок. – 745-55-13.

– Все верно! – подтвердил Жорик. – Короче, насчет «Готланда» этого сраного. Отныне он ваш, без базара. Кстати, сегодня как раз срок платить. Договаривались на полторы штуки зеленых в месяц. Вот и получите, не отходя от кассы. Ха-ха! Пусть это будет моим подарком Грачу. Об остальном, и о Стампе в том числе, мы с ним отдельно перетрем, за рюмочкой. Чуть позже. Такая тема, земеля. Ну что, ништяк?

– Ништяк, Жорж, – расплылся в довольной ухмылке Пень и показал не спускающему с него глаз напарнику большой палец. – Привет от тебя боссу передам прямо сейчас. Рад был познакомиться!

– Я тоже, братан, – снисходительно сказал капитан Лакин, не впервые заочно играющий роль прожженного бандита. – Все, Пень, бывай. Некогда лясы точить. Дела у меня.

– Пока, Жорж, – почти весело хрюкнул бритый битюг и отключил связь. Взглянул на подельника и коротко рассмеялся: – Нормалек, Боров. Наш кабак. Как только он узнал, что Грач со Стампом расплевался, сразу подарил точку нам. Понял, какие люди Папу уважают?! Так что прорвемся, не ссы.

– Сам не ссы, – беззлобно окрысился Боров. – А кто это вообще был? – спросил паукообразный.

– Сам Жорик Кутаисский, – вполголоса сказал Пень. – Теперь понял? То-то.

– Ни хрена себе! – покачал головой ушастый коротышка. – Крутой авторитет…

Ни один из бандюков так и не рискнул признаться подельнику, что сегодня слышал это гордое имя впервые в жизни. Что неудивительно – Лакин его буквально по ходу разговора выдумал.

Поманив пальцем менеджера Туманова, Пень с хитрым прищуром вернул ему трубку. Сообщил гордо, ковыряя зубочисткой в фиксатом рту:

– Значит так, лабух. Передай своему мудаку-хозяину: отныне у вашей тошниловки другая «крыша». Мы. «Приморская» братва. С сегодняшнего дня будете первого числа каждого месяца максать две штуки баксов. Если вдруг чужие беспредельщики наедут – на вот, держи, – Пень извлек из нагрудного кармана пиджака визитку с номером телефона и швырнул на столик перед Никитой. – А сейчас пусть твоя соска наблатыканая принесет нам первый транш, три говядины по-французски, три салата из креветок под майонезом и три… нет, лучше сразу шесть бокалов светлого пива. Все, свободен! Бегом, я сказал!!!

Когда менеджер поспешно удалился, лысый достал крохотный мобильник и позвонил подельнику, который топтался снаружи с волыной:

– Крыса, все ништяк! Точка наша! Короче, давай к столу, сейчас хавчик принесут. Ага…

Только еще раз на шару пожрать-попить пребывающим в благодушном настроении бандюкам не пришлось. Не прошло и минуты после того, как смазливая барменша принесла заказ и деньги, как в зал, сразу с двух сторон – из подсобки и с улицы – торопливым шагом вошли четверо неизвестно откуда появившихся крепких мужиков в черной униформе. Лица бойцов скрывали спецназовские маски. В руках у каждого отливали воронением легкие автоматы «кипарис». Одновременно с визитом группы захвата ФСБ поднялись со своих мест четверо мужчин в штатском, спокойно сидевшие за соседними столиками с пивом. Носатый бык со товарищи даже рыпнуться не успели, как были взяты в кольцо.

– Ну что, господа рэкетиры, финита ля комедия, – сухим официальным тоном заговорил опер, предъявляя бандитам и всем присутствующим посетителям бистро в раскрытом виде удостоверение старшего лейтенанта Федеральной службы безопасности Игоря Круглова. – Поздравляю с контрольной покупкой. Только что вы взяты с поличным при успешной попытке вымогательства. Сейчас в присутствии понятых будет произведен ваш личный досмотр. Дергаться и гнуть пальцы, впрочем, так же, как и сквернословить, не советую. Здоровее будете. Чтобы не сгущать атмосферу, предлагаю добровольно и подчистую выдать имеющееся при себе огнестрельное и холодное оружие, наркотики, деньги и документы. Если при обыске отыщется хоть что-либо из вышеназванного, долгую реанимацию, импотенцию и нарушение дикции с прикусом гарантирую. Приступим, пожалуй.

– Вот же с-суки! – затравленно зыркая на группу захвата, сквозь зубы выругался Пень. Расклад нарисовался гнилой. Не могло быть и речи, чтобы вырваться из ловушки, в которую они угодили по воле рискнувшего жизнью и настучавшего по «ноль два» проклятого халдея. Только вот почему ФСБ, а не ОМОН или СОБР? За что такая честь?

– Хрен с вами, легавыми. Банкуйте, – на правах старшего прохрипел Пень и встретился потухшими глазами с подельниками. Боров беззвучно выматерился. А Крыса… Как бы этот отбитый боксер с расплющенным носом не сморозил глупость, не взбрыкнул. Иначе «маски», уже на законном основании, откроют пальбу и положат всех троих прямо на месте. На что он рассчитывает, идиот?

– Сдаемся, – Пень, как мог, попытался образумить готового вот-вот взорваться Крысу. И первым аккуратно, медленно, выложил на стол волыну – компактную восьмимиллиметровую «беретту». Боров, на бледную рожу которого было больно смотреть, заметно трясущейся грабкой извлек из-за брючного ремня китайский ТТ со спиленным номером.

Крыса медлил. И только когда стоящий за его спиной боец нетерпеливо ткнул стволом автомата в его бритый затылок, отпустил длинную, громкую матерную тираду в адрес ментов и всех их «родственников» по линии силовых структур, снял с плеча свой драгоценный и любимый «узи» и размашистым жестом швырнул его в сторону, на пол.

– Я же предупреждал – вести себя культурно, – вздохнул старлей. – Сам напросился. Так что считай, что на стоматолога ты, клизма анальная, уже попал. Теперь, так же медленно, сдаем деньги и документы.

Пень, чуть не рыча от досады, послушно извлек из внутреннего кармана паспорт, документы на джип, ключи, не слишком пухлый лопатник и тонкую пачку меченых специальным составом проклятых долларов. Опустошили карманы и подельники. А потом…

Потом началась дьявольская карусель.

Левой рукой Крыса бросил на столик не только бумажник, но и отыскавшуюся в кармане упаковку презервативов. В это время его правая вдруг выскочила из-под пиджака с чем-то продолговатым и зеленым. Боксеру хватило доли секунды, чтобы вырвать чеку из гранаты и поднять ее над головой на всеобщее обозрение.

– Не шевелиться, бляди!!! – что было глотки заорал он, выпучив обильно налившиеся кровью поросячьи глазки. – Всем на пол!!! На пол, я сказал!!! Если кто-нибудь дернется, я разожму пальцы и взорву весь этот гребаный кабак!!! Мне терять нечего, ясно, псы легавые?!! Ле-жа-ать, я сказал!!!

Спецназовцы даже не шелохнулись. Застыли, словно восковые статуи. В зале повисла абсолютная тишина, разбавленная только тихим гудением кондиционера и чьим-то громким, судорожным иканием.

– Зря ты так, – окаменев лицом, простуженным, хриплым голосом заговорил с бандитом уже другой чекист в штатском. На вид ему было около сорока. – Самого ведь первого на куски разорвет. И ради чего, спрашивается? Что тебе светит, если подумать? От силы пятерка. А если наймешь толкового адвоката, тот договорится со следаком и с судьей, так вообще получишь по лимонаду. От силы года три. Потом еще, глядишь, и под амнистию попадешь. Подумай, стоит ли рисковать жизнью ради такой ерунды?

– А ты мне, сука, зубы не заговаривай!!!– взревел Крыса, медленно отступая к выходу. Голова его в этот миг соображала туго. Поэтому, поддаваясь мгновенному прорыву эмоций, он надсадно выплюнул:– Что ты про меня знаешь?! Я на поганый трешник не рассчитываю!!! На мне три свежих мертвяка в Колпино, так что терять все равно нечего!!!

– О-ой, дурак, – даже застонал от такого идиотизма более сообразительный и трезвомыслящий Пень. – Кто тебя, уебка, за язык тянул, а?

– Это еще доказать надо!!!– оскалился взмокший от напряжения Крыса, непрерывно вертясь и зыркая глазами по залу. – Только для начала возьмите меня!!! Спецна-а-аз!!! Да на х. ю я вас вертел, ясно?! Против лома нет приема!!! Козлы вонючие!!!

Решив, что одной гранаты для гарантированного успеха акции явно мало, свободной рукой Крыса взял со столика первый подвернувшийся ствол. Им оказался стоящий на предохранителе ТТ. Предохранитель следовало снять. Взгляд быка всего на мгновение скользнул вниз…

И тут произошло такое, чего до гробовой доски не забудет ни один из присутствовавших. Эпизод, занявший от силы три секунды, словно сошел в реальную жизнь тихого Ломоносова из крутого голливудского боевика.

Один из бойцов, к которому Крыса стоял боком, выстрелил из автомата. Пуля угодила Крысе прямо в жопу. Тот не успел даже заорать от полыхнувшей в заднице адской боли, как второй спецназовец, выронив оружие и вытянув вперед обе руки, оттолкнулся от пола и в стремительном прыжке настиг отморозка. Его широкие ладони мертвой хваткой сдавили сжимающую гранату руку, на дав бандиту ни малейшего шанса разжать пальцы. Они так и рухнули – сначала спецназовец, а затем вопящий боксер. В тот же миг третий боец тараном прыгнул на падающего быка, провел молниеносный захват за шею и через полсекунды уже сидел на спине Крысы, высоко заломив за спину вторую руку, выронившую так и не снятый с предохранителя пистолет. Изо рта обездвиженного террориста вместе с хрипом вырывались целые потоки тягучей слюны…

Пень и Боров, став свидетелями четкой работы спецназа ФСБ, застыли соляными столпами, уронив челюсти. Возможно, только в эту секунду до крутых, как вареные яйца, бандитов впервые дошло, с кем они столкнулись.

Дальнейшее для быков происходило словно в тумане. Боясь даже моргнуть без спроса, грозные «приморцы» наблюдали, как два офицера в штатском осторожно извлекают из рук Крысы ручную противопехотную гранату Ф-1 и осторожно вставляют в нее чеку. Затем на запястьях братков защелкнулись стальные наручники.

Как ни странно, но когда Пня запихивали в автобус со шторками, он испытывал уже не разочарование неожиданным задержанием с поличным, а, скорее, ни с чем не сравнимое облегчение, которое может понять только летчик или автогонщик, чудом выживший в катастрофе. Нет, прав, сто раз прав был тот сухопарый мужик из «конторы», когда сравнивал несколько лет тюрьмы с ценностью целой жизни. Понять ее по-настоящему можно лишь после того, как однажды окажешься на самом краю пропасти…

И еще одна мысль не покидала Пня всю дорогу до следственного изолятора. Почему по звонку халдея на место так и не состоявшейся бандитской «стрелки» вместо ОМОНа или РУБОПа прибыли элитные патентованные волкодавы?

Догадаться об истинном раскладе браток смог уже в СИЗО. И то лишь после того, как узнал от соседа по камере – старого седого урки – о том, что никакого авторитета по кличке Жорик Кутаисский в криминальном мире Санкт-Петербурга нет и никогда не было.

Глава четвертая Игра началась

По само собой сложившейся традиции очередной, седьмой по счету, удачный «облом бычьих рогов» о барную стойку «Готланда» компаньоны отмечали скромно, поздним вечером, разместившись вдвоем в помпезно обзываемой директорским кабинетом тесной каморке бистро, только что закрывшего свои двери для последних посетителей. На столе была накрыта нехитрая полянка из стандартного набора закусок – домашние мариннованые огурцы, прибалтийский черный хлеб грубого помола, полукопченая краковская колбаса, крохотные бутербродики с килькой и колечками лука. Из жидкого – только что изъятая из морозильника запотевшая поллитровка «Посольской» водки и натуральный томатный сок в бутылках.

Молча расселись за накрытым газеткой столиком друг против друга, на кожаных креслах, выпили по первой. Закусили чуток, разлили по второй. Однако гнать лошадей не стали, предпочли не спеша запалить сигареты.

Первым заговорил о неприятных подробностях сегодняшнего захвата Артем.

– Если честно признаться, старик, как только этот бык контуженный «лимонку» достал и чеку вырвал, я уж подумал, все, звиздец. Гора трупов под кучей кирпичей. – Грек дернул щекой, мотнул подбородком. – Ты глаза его безумные видел?

– Ясный перец, – кивнул капитан. – Такой мог, конечно. Теоретически. Но тут все было как по учебнику.

– Какому учебнику? – не понял Артем.

– Специальному, из тех, что ни в магазине, ни даже на книжном толчке не купишь. «Пособие по психологии террориста» называется. Авторы – полковник, бывший командир «Альфы», и группа профессоров из военного закрытого психинститута, что покруче Сербского будет. Нам в академии старые волкодавы подобную литературу пачками в мозги запихивали. – Лакин жадно затянулся дымом и задумчиво прищурился, видимо, вспоминая годы учебы в столичной высшей школе КГБ-ФСБ. – Короче, здесь, как с оружием. Если достал – стреляй сразу. А не смог – значит кишка тонка. В общем, реальный шанс, что этот урод… как там его?.. Крыса… рискуя собственной шкурой, действительно швырнет гранату в толпу, был максимум один к сорока пяти. Наука, брат!

– Да какая там наука, – отмахнулся Грек. – Даже у козлов горных, тех, которые о двух ногах и свинину не едят, древняя поговорка есть: «Извлеченный из ножен кинжал должен обязательно напиться крови». Или что-то в этом духе. А, дескать, если не напоил перышко красненьким, – абзац тебе, джигит сраный.

– Ну да. Прямо как наша родная, русская туалетная живопись. Там тоже тема есть, только гораздо проще, без витиеватости: «Не хочешь срать – не мучай жо…» и так далее, – ввернул Лакин порцию дворового пролетарского юмора. Артем положил сигарету на край пепельницы и, демонстративно поднимая крохотную пузатую рюмку, заметил:

– С головой у нашего бычьего переростка явные проблемы. Кстати, как насчет отдельной статистики по отморозкам, в плане процентов возможного эксцесса? У вашего ведомства вполне может найтись и…

– У нашего ведомства, как в Греции, может найтись все, – с законным чувством гордости за всесильную «контору» перебил Макс. – Только вот что я тебе скажу, друг ситный. Рэкетеныш этот психический, что на Крысу отзывается, и не думал болванку свою бросать, – согласился Макс. – Особенно если принять во внимание, что страшная морда лица и была единственным козырем, который этот хмырь решил разыграть исключительно с целью вновь завладеть сданным под дулом автомата оружием. – Офицер ФСБ вопросительно посмотрел на бывшего институтского сокурсника, ожидая ответной реплики.

Артем, разумеется, врубился в тему сразу.

– Ты на что намекаешь, гражданин начальник? Граната оказалась фуфельная?!

– Так, Ручечник, оно и есть! Стандартная учебная болванка, хотя внешне и не отличить, – презрительно скривив тонкие губы, подтвердил капитан. – И что это доказывает? А только то, что в мозгах, как ты сейчас верно выразился, у этого «приморского» бандюгана, мать его ети, действительно полный фарш. Вместо того чтобы спокойно уехать на кичу, как подельники, он вздумал спектакль разыгрывать, с прологом, пылкими признаниями и, хочется верить, заслуженным эпилогом. До которого мы еще пока не добрались, но непременно доберемся. Уже завтра все будет известно.

– Ты о двух трупах в Колпино?

– О них самых. Если там действительно двойная мокруха на днях была – абзац идиоту. Уж пристегнуть его к жмурам мы расстараемся, не извольте беспокоиться!.. И сбацаем ему в канцелярии бесплатную путевочку на остров Каменный. Пусть ему тамошний священник, отец Павел, до смерти грехи отпускает. А если вдруг, падла, выкрутится – пусть до гробовой доски на нашего Санька Ильина молится. Как, бля, на икону чудотворную! За то, что в очко ему, обормоту, шмальнул, а не в черепушку. Иначе бы бедолажка тетя Поля до утра его скользкие мозги со стен отскребывала!!! – Лакин в сердцах дернул головой в сторону зала бистро, где сейчас работала уборщица – тихая, исполнительная и одинокая старушка. По волевому лицу Макса прошла короткая судорога. Капитан ФСБ залпом осушил стопку и, тупо глядя куда-то мимо Артема, в стену, громко хрумкнул огурчиком.

– Кстати, почему ваш Ильин на самом деле наверняка не шмальнул? Нервы посетителей пожалел? Или репутацию заведения? – опрокинув свою порцию ледяной водки, спросил Грек и подхватил с тарелки бутерброд с килькой.

– Целесообразность, – коротко ответил Макс, разливая сок по стаканам. – С расстояния в три шага пуля из «кипариса» вполне могла пробить дурную крысиную голову навылет и попасть в кого-нибудь из ребят или посетителей. Хотя… возможно, будь на нашем месте доблестный ОМОН, кто-нибудь из бойцов и впрямь пальнул бы братку в тыкву. Эти обломы ментовские любят шоу среди бела дня устраивать на глазах у публики. Да и с быками у тамошних мужиков свои счеты. А у нас контора скромная, незаметная. Можно даже сказать – интеллигентная. И если бьет на поражение – значит, другого выхода не существует по определению. В данной же ситуации он был.

– Да уж, – поддержал Артем. – Кто-кто, а я уже имел возможность убедиться в вашей интеллигентности.

Некоторое время жевали молча, с аппетитом. Нарушил паузу Артем:

– Слушай, никогда тебя раньше не спрашивал, – Грек с прищуром и натянутой полуулыбкой взглянул на компаньона. – Как ты с архаровцами вашими расплачиваешься за их добровольное содействие?

– Зачем тебе лишний головняк? – беззлобно фыркнул Макс. – Мы же договорились – вкладываемся поровну. Твое дело – вести бизнес, мое – обеспечивать прикрытие, то есть полную безопасность. За свой счет. Прибыль по-братски, пополам. Или что-то с тех пор изменилось?

– Да нет, шурави, просто любопытно, – не стушевался под колючим взглядом капитана Артем. – Можешь не отвечать, я не настаиваю. Ладно, замяли эту тему.

– Короче, старый. Запомни. От тебя у меня нет никаких секретов. Если дело не касается службы и интима. Хочешь знать – нет проблем. Я отстегиваю сто баксов за участие в захвате каждому из бойцов спецназа. Еще по полсотни – своим ребятам, операм. Их дело не стволами махать, а оформить задержание братков по закону. На круг выходит примерно полтонны зеленых за акцию, – открыл карты Лакин. – Теперь доволен?!

– Как удав на стекловате.

– Вот тогда и насыпай до краев! Слеза божья стынет.

– Честно говоря, я думал, ты максаешь своим орлам больше, – взяв покрытую холодными каплями бутылку водки, Артем вновь наполнил рюмки. – Бойцы ведь, если разобраться, жизнью рискуют.

– Если разобраться, то они ею по пять раз за неделю рискуют, – спокойно сообщил капитан. – В месяц получается сколько? Двадцать, на круг. И за все про все получают от родного заботливого государства около восемнадцати тысяч рублей на нос. С вычетами – максимум пятнадцать. То есть примерно по двадцать пять баксов за операцию. Вот и прикинь, выгодно им за стольник зелени на меня «подхалтурить» или нет. Тем более, ты не забывай – каждый захват быков идет строго официально, как спланированная по доносу штатного осведомителя специальная операция. За успешный исход которой и опера, и спецназ рубят «палки» и имеют свой прямой гешефт от начальства.

– А как насчет адреса? Что ни стук – так очередной наезд на скромное ломоносовское бистро «Готланд». Начальство косо не смотрит? Думают, как пить дать, что коммерсантов крышуешь. Позоря доброе имя офицера ФСБ, – легонько подколол друга Артем.

– Никто ничего не думает, успокойся, – усмехнулся Лакин, снисходительно взглянув на компаньона. – Во-первых, кому надо, тот в курсе, что у меня есть законный доход на гражданке. Во-вторых, если бы на меня бельма косили – не видать мне майорской звезды на грядущий День России. А в-третьих, большинство наших генералов, не особенно таясь, уже давно и плотно курируют такие крутые коммерческие структуры, о которых нам, сошкам мелким, лучше даже не думать. Причем не платят бойцам ни копейки сверх оклада. Яволь, герр офицер?!

– Пожалуй, ты прав, Аркаша. Твоя попка шире. – Грек улыбнулся, но его лицо тут же застыло, стало задумчивым.

Макс раздавил в пепельнице окурок сигареты, внимательно взглянул на компаньона сквозь топором висящий над столом сигаретный дым. Спросил тихо, с укором:

– Ты почему мне про смерть дяди своего героического ничего не сказал? Я от Ника Туманова случайно узнаю.

– А что рассказывать? – пожал плечами Артем. Упрек Лакина попал точно в цель: в настоящий момент он думал как раз о похоронах. Однако голос Артема был ровным, глухим, без каких либо трагических интонаций. – Дело семейное. Все там будем.

– С Киржачом у тебя тоже было «семейное дело», – жестко и по служебной привычке несколько бестактно напомнил Греку капитан. – Маму в Москву уже проводил?

– Вчера. Вечером.

– Не звонил туда сам? Ну, соболезнования родне выразить, и все такое. Как положено.

– Им сейчас не до меня, – покачал головой Артем и снова потянулся к бутылке. Но так и не взял – как раз в этот самый момент в кармане его пиджака зазвонил сотовый телефон. Артем достал крохотную голубую трубку «эрикссона», откинул невесомую панель:

– Да… Слушаю вас… Алло?! Говорите!

– Греков, Артем Александрович? – осведомился доносящийся сквозь треск помех сухой официальный голос.

– Да, это я, – Грек вдруг ощутил в груди неприятный холодок. – С кем я говорю?

– Майор милиции Радич, Дмитрий Борисович. ГУВД города Москвы. Боюсь, у нас для вас плохие новости. Если есть такая возможность, вы лучше, пожалуйста, присядьте.

– Что… что случилось? – перед глазами Артема все закачалось от страшного предчувствия. Из столицы местные менты могли звонить только по одному поводу.

– Сегодня вечером, в пять часов, автомашина «Мерседес»-500 госномер АА 421 МО, в которой находились ваша мать, а также ваша двоюродная сестра с мужем и еще один не опознанный пока мужчина, была остановлена на семьдесят третьем километре МКАД неизвестными, переодетыми в форму сотрудников милиции, после чего в упор расстреляна из автоматов с глушителями. Все, кто был в машине, к сожалению, погибли на месте. Поверьте, мне очень жаль… Вы слышите меня, Артем Александрович?

– Да, – прохрипел Грек.

– Следствие почти не сомневается, что причиной заказного убийства была работа… э-э. мужа вашей двоюродной сестры в концерне «Газпром». Сейчас там такой передел творится, что сам черт ногу сломит. Артем Александрович, я понимаю ваше состояние и искренне сопереживаю вашему горю, но необходимо ваше личное присутствие на опознании тела. Да и мать вы, наверняка, захотите хоронить дома, а значит, придется оформлять документы и забирать гроб в Санкт-Петербург. В этом вам помогут, так что, думаю, в течение суток бумажные дела будут улажены… В общем, было бы очень хорошо, если бы мы могли встретиться не позднее, чем завтра после обеда. Вы как до Москвы будете добираться, на поезде или самолетом?

– Я… пока не знаю, майор, – с огромным трудом, после долгой паузы прошелестел в трубку Грек. Язык Артема одеревенел и не слушался, как после местного зубного наркоза. Во всем теле была абсолютная пустота. Он словно перестал существовать одновременно с получением страшного известия.

– На вечерний поезд вы, как я понимаю, сегодня уже не успеете, – деловито заметил майор Радич. – Остается только самолет или машина. Но я бы очень не советовал вам садиться за руль в таком состоянии. Лучше будет, если вы позвоните мне сразу же, как купите билет на самолет и сообщите точное время прибытия. Я пришлю за вами служебную машину, и вас доставят прямо в морг, на опознание. Я буду там. А позже, если не возражаете, мы могли бы побеседовать с глазу на глаз. Значит, договорились, Артем Александрович?

– Я прилечу в Москву. Первым рейсом, на который будут билеты.

– Тогда запишите мой номер телефона. Я круглосуточно при трубке. Записываете? 745-12-34.

– Да.

– До встречи. Еще раз извините, что приходится сообщать вам такие новости, но такая уж у нас, ментов, блядская работа. До свидания. Примите мои соболезнования…

Артем молча захлопнул крышку мобильника, затем снова открыл ее и, медленно тыкая подрагивающим пальцем в светящиеся кнопки на крошечной консоли, записал в память трубки продиктованный столичным майором набор цифр. Убрал «эрикссон» в карман пиджака, тупо уставился на покрытый газетой, уставленный закусками стол, взял влажную, ополовиненную бутылку водки и машинально приложился губами к горлышку. Медленно, глоток за глотком, выпил ее до самого дна. А затем, резко размахнувшись, с громким отчаянным воплем швырнул пустую бутылку в стену за спиной Лакина. Десятки острых осколков брызгами разлетелись по всему кабинету. Один, отрикошетив от стены, слегка оцарапал Греку скулу, чудом не угодив в глаз.

– Кто? – тихо спросил капитан ФСБ, глядя на уронившего лицо в ладони друга.

– Мама, – чуть слышно прохрипел Артем и медленно разжал пальцы. Макс поразился мертвенной бледности его лица. – Их убили. Всех. Расстреляли в упор машину, на МКАД. Из автоматов с глушителями.

– Е…ый в рот, – только и смог выдавить из себя капитан, до хруста в костяшках сжав кулаки. – Вторая часть марлезонского балета. Я лечу с тобой! Билеты на первый утренний самолет будут.

– Нет, Макс, – покачал головой Грек. – Я лечу один. Ты останешься здесь. Присмотришь за Анютой и Павликом. И… пожалуйста, пока не говори им ничего. Я сам. Если вдруг мне понадобится твоя помощь, я дам знать.

– У тебя кровь на щеке. Возьми платок.

– За Аню и сына отвечаешь головой, – не слыша Лакина, тихо выдавил Грек.

– Куда я, на хер, денусь с подводной лодки, – скрипнул зубами Макс и кивнул. – Держись, старик. И знай – ты всегда и во всем можешь на меня положиться.

– Я знаю, – чуть слышно прошептал Артем и снова закрыл лицо ладонями. В эту секунду единственным его желанием было глубоко вздохнуть, усилием воли заставить себя открыть глаза и проснуться.

Увы. Это был не сон, а самая что ни на есть реальность.

Глава пятая Мусорская подстава, или еще раз о вреде длинного языка

Москва встретила Артема сверкающими всполохами молний и усиливающимся прямо на глазах холодным дождем. Похоже, еще немного – и аэропорт будет закрыт из-за погодных условий. Ему повезло – он успел. Только вот куда? Кому он поможет, прилетев в этот проклятый город на полтора часа раньше? Мама воскреснет? Сестра с ее погрязшим в мафиозных разборках магнатом-муженьком?

В памяти пребывающего в глубоком ступоре Грека вдруг сами собой всплыли строки из бессмертного стихотворения Владимира Высоцкого: «Как известно, в гости к Богу не бывает опозданий». Кажется, это звучало именно так. Или примерно так. С поры поголовного юношеского увлечения авторской песней минуло уже лет двадцать…

Подняв повыше воротник джинсовой куртки, Артем выбрался из автобуса и вошел в здание аэропорта, кишащее, несмотря на раннее утро, пассажирами и толпами встречающих. На плече Грека была только легкая сумка-портплед с самым необходимым мыльно-рыльно-пыльным набором для двух-трехдневного пребывания в столице. Обшарив глазами зал, он отыскал газетный киоск, возле которого была назначена встреча с гонцом майора Радича, и направился прямо к нему. Сделав несколько шагов по направлению и мельком взглянув на большие настенные часы, остановился и, поколебавшись секунду, направился к расположенным в другом конце просторного зала туалетам. Пять выпитых за время короткого часового рейса кружек с двойным кофе все-таки дали о себе знать…

Возле самой двери в туалет Артема чуть не сбила с ног торопливая эффектная дамочка средних лет, с длинными прямыми волосами и надетыми явно не по погоде модными солнцезащитными очками. Причем так неудачно, что умудрилась не только больно наступить острым каблуком Греку на ногу, споткнуться сама и чудом, не без помощи Артема, устоять на ногах, но и – раззява! – рассыпать по полу все многочисленное содержимое своей оказавшейся на редкость вместительной дамской сумочки. С полдюжины помад, вышитая бисером косметичка, пудреница, авторучка, пачка сигарет, зажигалка, презервативы, коробочка с мятными драже и еще бог весть что – все это богатство разлетелось в радиусе двух метров от места случайного столкновения.

– Простите, – скрипя зубами от острой боли, полыхающей в отдавленной стопе, вежливо извинился Артем, осторожно отпустил едва не растянувшуюся во весь рост симпатичную брюнетку и тут же, присев на корточки, принялся быстро собирать представшее на всеобщее обозрение содержимое дамской сумочки, в том числе и сугубо интимное.

– Нет, это вы меня простите, – смущенно улыбнулась женщина. – Ведь это я на вас налетела. Ой… спасибо большое, – смущенно произнесла брюнетка, когда Артем с отстраненным лицом протянул ей раздавленную в сутолоке кем-то из пассажиров упаковку с тампонами. – Мне, право, так неловко. Вы не ушиблись?! Мне показалось, я наступила вам на ногу шпилькой.

– Все нормально, – как можно более спокойно ответил Грек. Однако в его груди, под сердцем, что-то неуловимо шевельнулось. А в затылок словно легонько ударили резиновым молоточком. Ему показалось, что однажды, не так давно, он уже слышал этот вкрадчивый, почти шелестящий бархатный голос. Только вот где и когда? В Москве, которую он, коренной русский, чисто интуитивно недолюбливал за разноязыкий и разнолицый муравейник-базар? Здесь он не был года два. Значит, в Питере. Причем не так давно.

Силясь вспомнить, где он мог видеть или слышать эту даму в стильном дорогом прикиде, Артем вдруг ни с того ни с сего ощутил, как у него по спине пробегают мурашки. Холодные такие, неприятные. В том, что эта уверенная в себе, пахнущая изысканным парфюмом и упакованная сплошь в фирму высокая стройная дама была ему абсолютно не знакома – по крайней мере в данном обличье, – Грек совершенно не сомневался.

– Еще раз простите меня! – поднявшись с корточек и попрощавшись, брюнетка, слегка виляя бедрами, направилась к двери в дамскую комнату.

Артем, проводив ее задумчивым взглядом, мотнул головой, словно прогоняя морок, и после короткого визита в мужской туалет занял место у газетно-журнального киоска.

Гонец от майора явно запаздывал. Со времени приземления питерского рейса прошло уже двенадцать минут. К тому же Греку очень хотелось курить. Он с суровым видом разглядывал каждого, кто входил в стеклянные двери аэропорта, пытаясь вычленить из суетливой толпы в десятки человек прибывшего по его душу милицейского водилу с Петровки.

Тот, зараза, все никак не появлялся. Зато к киоску вразвалочку приблизились двое ментов. Высокий молодой сержант лет около двадцати пяти, поигрывающий резиновой дубинкой, и внушительных габаритов пузыреобразный лейтенант с помятой щекастой рожей. На поясе лейтенанта висела явно не пустая пистолетная кобура.

– Сержант Рискулов. Ваши документы, – мельком переглянувшись со старшим, решительным, чуть нагловатым тоном потребовал долговязый.

– А в чем, собственно, дело? – довольно грубо бросил Грек. В его голосе отчетливо сквозило возникшее при виде ментов раздражение. – Я только что прилетел питерским рейсом. Сейчас за мной придет машина с Петровки.

– По мне хоть с Лубянки. Проверка паспортного режима, – заметно более нетерпеливо процедил пухлорожий лейтенант, на миг предательски вильнув лупоглазыми зенками. – Паспорт предъявите, гражданин.

Мысленно матюгнувшись, Артем молча достал документ, с кривой миной сунул его похмельному служаке. В который уже раз покосился на входные двери аэропорта. Где же этот долбаный водила?!

Слова, произнесенные через три секунды наспех пролиставшим его паспорт и без комментариев сунувшим его в свой нагрудный карман ментом, заставили челюсти Грека сжаться.

– Пройдемте с нами, – сержант, вперив в Артема взгляд, недвусмысленно похлопал дубинкой по раскрытой ладони и кивнул куда-то в дальний конец зала. Там, по всей видимости, располагалось местное ментовское логово.

– Может, объяснишь, в чем проблемы, лейтенант?! – вскипел от такой наглости Грек. Лицо его стремительно налилось краской. – Ксива не в порядке? Или похмелиться не на что? Так ты попроси по-человечески, я дам!!!

– Рот закрой, трескоед-путешественик, – на щеке мордатого дернулся мускул. Лейтенант явно был чем-то взволнован. Да и напарник его вел себя странно, суетился, словно в трусы ему положили елайский перец. – Можешь считать, что на пятнадцать суток за оскорбление сотрудника при исполнении ты уже попал. А теперь, пока я не ткнул тебе в рыло ствол, а сержант не приложил дубиналом промеж лопаток, тихонько иди во-о-он к той дверке. За багажным отделением.

– Слушай, я что, плохо выразился? Или ты по-русски ни бельмеса? – слегка сбавил тон Грек. – Отвали по-хорошему, пока большие дяди с Петровки, 38, тебе не объявили выговор с занесением… – Артем хотел добавить «в челюсть», но вовремя взял себя в руки. – Я же сказал – меня встречают. Оттуда. А по какой теме – не твое… аэропортовское дело. Ты лучше воров и наркокурьеров лови.

– Именно этим я сейчас и занимаюсь, – холодно ухмыльнувшись, лейтенат сделал знак сержанту и вдруг быстро выхватил из кобуры ПМ. – Я сказал – вперед, гражданин Абреков! Рыпнешься – получишь в рог дубиной. Не уймешься – бью на поражение. У меня приказ.

– Какой еще, на х… приказ?! – вконец озверел Артем, видя, что за ними тремя начинают наблюдать зеваки. – Ну, ладно. Болт с вами. Только потом не плачьте, когда погоны слетят. Только если я задержан, имею право сделать один телефонный звонок. В ваше ГУВД. Майору Радичу, Михаилу Борисовичу. Вот с этой трубки, – решительно выхватив из куртки имеющий всероссийский роуминг сотовый телефон, Грек быстро откинул кнопочную панель, намереваясь нажать всего одну кнопку автонабора, связавшую бы его с майором, но где-то над самым ухом вдруг раздался характерный свист рассекающей воздух резиновой дубинки и на запястье гостя из Питера обрушился такой силы удар, что пальцы мгновенно разжались, а сам Артем чуть не взвыл от острой боли. Телефон упал на каменный пол зала и с треском раскололся на две половины. Дисплей полетел в одну сторону, батарея – в другую.

– Следующего предупреждения не будет, – лейтенант произнес эти слова таким угрожающим тоном, что Грек окончательно понял – дергаться и качать права бессмысленно. И вредно. Как для здоровья, так и для будущего благополучного исхода всей, неизвестно чем – и кем – вызванной, разборки с аэропортовскими мусорами. Как проболтался алконавт летеха, явно выполняющими чей-то приказ. Вот только чей? Впрочем, ждать осталось недолго. Должны же эти дуболомы, выпустив пар, рано или поздно объяснить задержанному, «где собака порылась».

Эх, сейчас бы всего один телефонный звонок!!! Вот же суки легавые!!!

– Ладно, дядя Степа, – глаза Артема недобро сузились, – веди в свой бомжатник. – Грек покосился на безнадежно испорченный мобильник, на дисплей которого, словно случайно, наступил ботинок обладателя двуручного «демократизатора», поправил висящую на плече сумку-портплед и покорно шагнул за двинувшимся к мусарне сержантом. Пыхтящий, словно паровоз, краснорожий толстяк, сторожко косясь на задержанного, конвоировал Грека справа.

– Знаешь, жаль мне тебя. Глядишь, так бы лет через десять, аккурат к пенсии, старлея получил. А теперь – суши сухари.

– Слышали уже, – ухмыльнулся лейтенант, сверкнув золотой фиксой. – Топай давай! Слякоть питерская. Счас я тебе, блин, устрою гитлеровскую блокаду, по всей форме.

– Как скажешь, лимита уральская, – холодно парировал Артем и задумался. Что-то во всем этом публичном спектакле с пацанским препирательством было не так. Слишком уж хватко и без видимых оснований прицепились к нему эти легавые. Слишком уж спокойно себя чувствуют эти гоблины в погонах, при десятках свидетелей превратив в обломки дорогой сотовый телефон. Так не бывает. Если только…

Если этот концерт самым непосредственным образом не связан со вчерашней трагедией на МКАД! И звонком из Москвы с на редкость неожиданным предложением человека, назвавшегося майором с Петровки, прислать за ним в аэропорт персонального водилу на служебной машине. Который, между прочим, в поле зрения так до сих пор и не появился.

В аэропортовский околоток Грек входил уже с полной уверенностью, что его подставляют. Нагло и целенаправленно. И вся эта бодяга с проверкой документов – формальный повод задержать его. А раз так, значит очень скоро, возможно, прямо сейчас, последует, как точно выразился вчера за бутылкой водки Макс Лакин, «вторая часть марлезонского балета».

Однако понять, что тебя подставляют, – это одно, а иметь возможность повлиять на ситуацию – совсем другое. Не вырубать же, в самом-то деле, обоих ментов прямо здесь, а самому второй раз за год бросаться в бега? С побегом, бог даст, успеется. Околоток – не тюрьма. Сейчас главное – узнать причину его внезапного задержания буквально у трапа самолета.

Артем, довольно бесцеремонно подталкиваемый в спину лейтенантом, перешагнул воображаемый порог мусарни и огляделся. Привычная казенная мебель, безликие декоративные панели на стенах, соответствующий скудный интерьер с украшенным протокольными рожами неизменным стендом «Их разыскивает милиция». За перегородкой – два стола, пульт связи с несколькими телефонами. Справа – примыкающая к стене тесная клетушка с отполированными сотнями задниц деревянными нарами. За решеткой томятся, с любопытством пялясь на вошедших, два всклокоченных, грязных организма мужского пола, находящихся в переходном состоянии между сильно пьющим ханыгой и деградировавшим животным. Все, как и следовало ожидать. Кроме одной существенной детали, которая сразу же, словно магнитом, притянула к себе взгляд Артема.

Посмотрев в сторону зарешеченного, выходящего на летное поле аэродрома окна, Грек на мгновение застыл как вкопанный, а затем криво, понимающе ухмыльнулся: там, сексуально закинув ногу на ногу, сидела и нервно курила длинную дамскую сигарету та самая фигуристая длинноволосая брюнетка в солнечных очках, с которой он случайно – ой ли? – столкнулся пять минут назад у дверей в туалет. Отдавленная ее острым каблуком стопа до сих пор тихо ныла.

– Вот теперь поговорим, – закрывая за собой дверь околотка, облегченно фыркнул лейтенант, глазами приказав задержанному подойти ближе к сразу же гордо расправившей грудь женщине и остановиться в трех шагах. – Вы узнаете этого типа, гражданка Смоленская?

– Да, – с высокомерным презрением сказала брюнетка. – Это он у меня деньги украл.

– Марат, давай сюда тех двоих, – оглянувшись на сержанта и недвусмысленно зыркнув глазами на «обезьянник», сухо приказал брылястый толстяк. – Будут понятыми. Хоть какой то с них толк…

– Кем, простите?! – холодно спросил Артем, хотя все уже и так понял.

– Свидетелями вашего личного досмотра, – не без злорадства ответил краснорожий. И, вновь обращаясь к брюнетке, попросил: – Расскажите, пожалуйста, еще раз, гражданка Смоленская, где, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с этим гражданином?

– Мы не знакомы, – брезгливо процедила дамочка. – Он просто налетел на меня несколько минут назад, здесь, в зале аэропорта. Чуть не сбил с ног, так что я даже выронила свою сумочку, – она указала глазами на лежащую на соседнем стуле кожаную сумку. – А затем извинился и, якобы помогая, принялся ползать по полу и класть все обратно. Сначала я, разумеется, ничего не заподозрила, но когда, буквально через пару минут, нужно было заплатить пять рублей за посещение женской комнаты, вдруг обнаружила, что пропал кошелек. Зеленый такой, с двумя отделениями.

– Сколько там точно было денег, не помните? – продолжал официальным тоном задавать вопросы толстяк.

– Около двух тысяч рублей и пятьсот евро, – без запинки сообщила Смоленская.

– Так. Ясно… Граждане понятые, внимание! – сурово глянув на вонючих бомжей, произнес лейтенант. – Сейчас в вашем присутствии будет произведен досмотр задержанного и его личных вещей. Марат, начинай.

– Стойте! Это – спланированная провокация. И вы, все трое, – Артем мельком встретился глазами с обоими мусорами и подсадной сучкой, – прекрасно это знаете. Поэтому я требую не проводить обыска до прибытия адвоката, – играя желваками, глухо выдавил Грек. – Я имею на это законное право!

– Ну, разумеется! Точно такое же, как гражданка Смоленская имеет право, согласно купленному ранее билету, через сорок пять минут улететь к себе домой. В Архангельск, – жестко отрезал лейтенант. – И я не вижу причин задерживать ее в Москве сверх необходимого для проведения мероприятия времени. Конечно, – тут же поправился мент, – только в случае, если пропавший кошелек будет найден и возвращен владелице. Что же касается адвоката, – осклабился толстяк, – то все зависит от результатов обыска. Если он даст результат, я обязан буду сообщить о данном случае вверх по инстанциям. Там решат, что с вами делать… Сержант! Приступайте! А вы, как вас там… не вздумайте дурить. Я шутить не люблю. И с ворьем у меня разговор короткий! Ясно? Давай, Рискулов!

В руке отошедшего на шаг назад похмельного потного мента вновь появился пистолет. Это был явный перебор. Грек, едва не скрипящий зубами от бессильной ярости, окончательно понял: дергаться бессмысленно. В случае сопротивления этот проспиртованный пузырь действительно будет стрелять на поражение. Замять свежий «огнестрел» будет легко, списав на сопротивление задержанного по горячим следам вора находящимся при исполнении сотрудником МВД. Вот же черт!

– Слушаюсь, товарищ лейтенант, – буркнул сержант. Отложив дубинку, напарник краснорожего отобрал у Артема портплед и положил его на обшарпанный столик у стены. Личный обыск начался с карманов джинсовой куртки Грека. В одном из них, боковом левом, и «нашелся» тот самый, якобы ловко украденный им у гражданки Смоленской кошелек. Внутри, как и было заявлено «потерпевшей», лежали две тысячи рублей с мелочью и пятьсот евро.

Грек на секунду закрыл глаза и попытался усилием воли взять себя в руки. Получалось плохо. Его буквально распирало от желания размазать по стенке обоих ментов и от души проучить действующую заодно с ними очкастую сучку. Как оказалось – опытную карманницу. Не удивительно, что в момент подсовывания фальшивой улики он совершенно ничего не почувствовал.

Однако, как вскоре выяснилось, в происходящем на глазах Артема фарсе кошельку отводилась лишь роль «цветочков». Ягодки нарисовались чуть позже, когда сержант продолжил обыск личных вещей Грека и, демонстративно присвистнув, вдруг извлек из закрытого на «молнию» (!) бокового отделения портпледа запаянный в прозрачный полиэтилен плотный шарик с белым порошком.

– А-а-а! – наигранно взвыл от радости лейтенант и с видом безоговорочного победителя в партии, с хитрым прищуром взглянул на заметно обескураженного вторым сокрушительным ударом Артема. – Так мы мало того, что кошельки у доверчивых дамочек вышибаем, так еще и кокаинчиком на досуге балуемся?! Марат, как думаешь, сколько здесь дури?

– Грамма три, – взвесив в ладони запайку, деловито сказал сержант и протянул добычу старшему. – У того таджика, на прошлой неделе, мы около двух с половиной изъяли, так там заметно меньше было.

– Понятые все видели?! – пристально взглянул на бомжей краснорожий мент. Бродяги, видимо, специально отловленные для данной подставы и предварительно проинструктированные, молча кивнули в знак согласия. – Хорошо. Тогда подождите пять минут. Мы составим протокол изъятия, который вы должны будете подписать. А вас, гражданка Смоленская, я попрошу написать заявление о краже и расписку, где указано, что украденный у вас гражданином Грековым кошелек был возвращен вам со всем содержимым. Затем укажите для следствия свои подробные координаты в Архангельске и можете спокойно лететь домой. Вас вызовут через несколько месяцев. Уже непосредственно на суд… Лейтенант-коротышка еще раз свысока гаденько посмотрел на возвышающегося над ним больше чем на голову Грека, убрал ПМ в кобуру и, разговаривая сам с собой, тихо и устало буркнул:

– Ну вот и ладушки. Марат! Запри этого ворюгу наркоманского в «обезьянник»! Что-то мне рожа его злая не нравится, как бы не взбрыкнул. А я пока доложу подполковнику о раскрытии нами кражи по горячим следам.

– А нам что делать? – осторожно подал голос один из бомжей.

– А вы… – стараясь не дышать исходящим от лохматых оборванцев терпким амбре, поморщился лейтенант, – подпишите протокол и так уж и быть… за добровольную помощь органам можете уе. ать на все четыре стороны. Оба ранее судимые, местные, так что если понадобитесь, вас разыщут. И чтобы духу вашего возле моего аэропорта не было!!!

– Да мы че? Мы ниче, – торопливо закивали обрадовавшиеся бродяги. – Как скажете, гражданин начальник.

Получив вскоре вожделенную свободу, вонючие доходяги спешно ретировались за дверь мусарни.

Сержант подвел Грека к пустующей распахнутой клетке и кивнул на нары:

– Ну что, наркот гребаный, добро пожаловать на парашу. – На роже мента появилась глумливая ухмылка. – У нас здесь, конечно, не СИЗО, однако ж антураж по теме. Так что привыкай к комфорту. На волю теперь уже не скоро попадешь. Лет, думется, через пять, а то и все семь! Гы-гы-гы!

– Я посмотрю, как ты через пару дней лаять будешь, сявка, – сквозь зубы процедил Грек.

Чуть коснувшись мента широким плечом, он медленно, с достоинством вошел в «обезьянник». За спиной тут же лязгнул давно не смазываемый замок. Переступив порог, гильотиной отделивший его от оставшейся снаружи свободы, Артем не стал садиться на нары. Он обернулся, до белизны в костяшках сжал пальцами холодные, в струпьях облупившийся краски, прутья, поймал глазами откровенно довольный взгляд успешно сработавшего «халтуру» похмельного лейтенанта и спокойно, вполголоса сказал:

– Ты, урод, тоже не радуйся. Готов спорить – ты ведь еще не понял, во что влип. В обществе с ограниченной ответственностью по имени ФСБ очень, знаешь ли, не любят, когда всякое лежалое дерьмо вмешивается в дела конторы. В особенности если это дерьмо – вслепую купленный за бабки мелкий мент. Так что вымойся, смени трусы, нагнись и готовься получать удовольствие. Тля…

– Разберемся, – предательски вильнув взглядом, как-то на удивление вяло огрызнулся на оскорбление явно озадаченный мент, почувствовавший себя очень неуютно при упоминании о спецслужбах. Его реакция на угрозы задержанного питерца – лейтеха это видел – не осталась без внимания подельников. Особенно этой, скривившей напомаженные рабочие губки, присланной полковником в качестве «подсадной утки» аппетитной сучки. И чтобы хоть как-то загладить свое позорное замешательство, мент сделал индюшачью стойку, нацепил на опухшую рожу самое угрожающее выражение морды лица и рявкнул:

– А на будущее предупреждаю – еще раз подашь голос, прямиком отправишься в реанимацию!!! Я тебе устрою, сука, арест с сопротивлением!!! На всю оставшуюся жизнь меня запомнишь!!! Всосал, падла?!

Артем презрительно ухмыльнулся, как прожженый урка или бык, демонстративно сплюнул сквозь решетку на грязный пол «обезьянника» и, не сказав ни слова, перевел свой полный холодной неприязни взгляд на женщину, впервые за все время разыгранного как по нотам проклятого спектакля обращаясь к его главной героине, с авторучкой в руке задумчиво склонившейся над листком бумаги и, как ни в чем ни бывало, курящей коричневую дамскую сигарету:

– Ну а тебя, солнце ясное, за такие гнилые шутки я, будь уверена, разыщу и уважу первой. Лично.

– Устанешь пыль глотать, мальчик, – подняв на Грека почти кукольное, со знанием дела накрашенное личико без единой морщинки, глядя из-под дорогих черных очков, ласково улыбнулась роскошная дама. За последние десять-двенадцать лет уже вполне привыкшая откликаться на такое респектабельное и интеллигентное на слух имя-отчество, как Маргарита Львовна. Бывшая кадровая единица спецназа ГРУ СССР, а для молодых офицеров – настоящая живая легенда особого зарубежного отдела МО, поджала чувственные губы и предостерегающе покачала головой:

– Мой вам, юноша, первый и последний бесплатный совет – отдохните от этой мысли, раз и навсегда. Здоровье – слишком драгоценный дар, чтобы напрасно рисковать им. Вы же не глупый человек, должны понимать.

– Что именно?! – на застывшем лице Артема от прорвавшейся наружу ярости вздулись желваки. – Уточни, будь добра! А то я сегодня что-то с утра туг на голову! Видимо, от того, что не позавтракал!

– А ты сам разве еще не въехал, умник? Неужели думал, что все уже закончилось?! – вдруг резко утратив хладнокровие, перестав улыбаться и сменив тон, мстительно фыркнула шикарная дама. Шумно выдохнув, она послала в сторону Грека клубящуюся струю мятного сигаретного дыма. – Напрасно. Как любил поговаривать один молодой телеведущий, покойник, все только начинается. За тебя, лоха везучего, на этот раз взялись всерьез. И надолго. Так что с этой минуты твоя мускулистая будка стоит не больше ржавой копейки. И от того, насколько быстро ты прикинешь буй к носу, напрямую зависит вся твоя дальнейшая жизнь. Быть ей или, – в стеклянную пепельницу упал сбитый длинным алым накладным ногтем столбик пепла, – или не быть. Для начала разберись, что лучше – гнить живым в тюряге или мертвым – в болоте. Москва хоть и не старик-Питер, но за пределами Кольцевой дороги ничейной земли и укромных углов еще лет на сто вперед хватит… Так что не дергайся, пацан. Один раз тебе действительно круто повезло, но больше такой халявы не обломится.

– Вот, значит, как, – глаза Артема превратились в узкие щелки, губы сжались. – Ну что ж, спасибо за откровенность, заботливая ты моя!

Ответа не последовало. Грек зло ухмыльнулся и продолжил:

– Веселую перспективку ты мне нарисовала, нечего сказать! Да еще в открытую, в присутствии пары дырявых ослиных ушей, – Грек мельком бросил взгляд на прикинувшихся половой ветошью мусоров. – Знаешь, чтобы бросаться такими словами, нужно быть либо крутой, как корзина вареных яиц, либо неизлечимо больной на голову. Скажи, милая, по секрету, только честно… Ты, случаем, на досуге анонимного врача-психиатра не навещаешь? На предмет консультаций о регулярных приступах больной фантазии и наступающей на пятки мании величия?! Очень, знаешь ли, серьезный диагноз. Я бы даже больше сказал – в данном конкретном случае смертельно опасный!

На сей раз ответом Артему была лишь снисходительная, холодная как лед, полуулыбка. Гораздо больше похожая на оскал хищника.

Именно в эту самую секунду Грек хоть и с опозданием, но вспомнил, где и при каких обстоятельствах он слышал этот чуть хрипловатый, грудной голос. А вспомнив, сказал тихо:

– Насколько я понимаю, твое красочное выступление – сплошной экспромт, и предварительным сценарием явно не предусматривалось?! Что, нервишки сдали?! Жаба душит за прошлогодний облом на Стачек?! Или ребра после знакомства криво срослись? А, Марго?.. Жаль, у комитетчиков руки до тебя не дошли. Глядишь, покопайся они недельку-другую в архивах, личное дело и отыскалось бы…

– Надо же, узнал все-таки. Сучонок, – дама покачала головой, пригладила челку и, тщательно скрывая вспыхнувшее раздражение на саму себя – за непростительную для профессионала несдержанность в словах, – излишне тщательно раздавила в пепельнице окурок тонкой коричневой сигареты. – Старею. М-да… Печально! А вы, – пристально, с легкой полуулыбкой взглянув на Артема, задумчиво пробормотала Марго, – на самом деле шустрый юноша. Далеко пойдете. Если останетесь живы.

– Я, с вашего позволения, поживу еще, – сухо ответил Грек. И чуть слышно прошептал одними губами, вспомнив строку из некогда популярной песенки времен Великой Отечественной: – Помирать нам рановато. Есть у нас еще дома дела…

Он все вспомнил. Он видел эту женщину в квартире Анюты на проспекте Славы. В ту самую злополучную ночь после стычки с усть-озернинским паханом, его свитой и телохранителями. Однако в прошлый раз сидящая сейчас в трех шагах от Артема и небрежно болтающая стройной ножкой эффектная сексуальная дама выглядела совершенно иначе – замордованной жизнью, уставшей от беспросветного существования в этой блядской стране, бедно одетой седеющей теткой лет пятидесяти с хвостиком. Позвонив в дверь в половине второго ночи, она представилась почтальоном и вынудила Анюту отпереть хитрый японский замок.

Значит, прикинул Грек, у стоящего за кулисами сегодняшнего представления кукловода после торопливого бегства из Усть-Озернинска осталось не слишком много толковых сообщников, способных оказать реальное содействие в реализации коварного плана мести. Именно поэтому, рискуя быть с ходу вычисленным, «режиссер» был вынужден поручить реализацию ключевой части подставы именно Марго. Или как там на самом деле кличут эту хитрую битую суку.

Словно в калейдоскопе, сложилась картинка. Только вот пейзаж, что и говорить, выпал откровенно скверный. Для заточенного в железной клетке аэропортовской мусарни Артема больше не существовало вопроса, кто именно отдал приказ сообщить ему о жестоком убийстве мамы и двоюродной сестры с мужем. А затем, таким жестоким способом в одночасье выманив его из Петербурга в столицу, разыграть фарс с арестом вора за кражу кошелька и, до кучи, за хранение подсудной дозы тяжелых наркотиков.

Эту тварь звали Киржач В. А. Потеряв свое влияние в насквозь пропахшем нефтью портовом городке и едва не угодив из роскошного кабинета в тамошней мэрии прямиком на колымский лесоповал, паскуда Витек, оказывается, не угомонился. Сбежав в Москву, оплеванный, лишенный сытной кормушки экс-чиновник времени даром не терял, а, наладив нужные связи, решил взять реванш в златоглавой.

Короче, расклад был ясен, как божий день. Крапленые карты, вопреки гнусным планам «каталы», вскрылись уже на второй сдаче, сломав его планы до поры-до времени оставаться за кадром. Значит, этот упырь сразу попрет напролом, как бульдозер. Что, мягко говоря, не сулило Артему ничего хорошего. После непростительной несдержанности Марго, в порыве эмоций случайно (?) сболтнувшей много лишнего, у этого отморозка теперь нет выхода. Как в поговорке: —или грудь в крестах, или голова в кустах. Киржач кто угодно, но только не дурак. Въезжает в тему. Сообразит быстро: стоит Артему хоть на минуту добраться до телефона и отзвониться в Питер своему «комитетскому» дружку Максу – на дурно попахивающей авантюре можно ставить большой и жирный крест. Не пройдет и суток, как Грек окажется на свободе, и тогда дичь и охотник во второй раз поменяются местами. С той разницей, что теперь отдача не ограничится законными методами. А значит, геморрой на жопу не заставит себя долго ждать…

Впрочем, положительный момент в начале игры в открытую тоже был. И – отнюдь не маленький. Артем был на сто процентов уверен: —мама, а вместе с ней и Светлана с мужем, живы. Известие о расстреле газпромовского «мерседеса» на МКАД – ложь! Слава богу…

Грек не моргая смотрел, как наемница, двумя фразами сломавшая всю киржачскую комбинацию, покрывала лист бумаги убористым каллиграфическим почерком, сочиняя заведомо лживый, щедро оплаченный Киржачом милицейский роман для служебного пользования, и в груди его все кипело от ярости. В висках натужно стучала кровь, зубы скрипели:

«Хочешь отплатить мне той же монетой, сволочь?! Попробуй. Тюрьма так тюрьма. Я даже не слишком удивлюсь, если окажется, что в одном из местных ИВС или СИЗО у тебя тоже есть должным образом проинструктированные друзья из числа вертухаев. Это ничего. За колючей проволокой и решетками не все отморозки, люди тоже встречаются. Нужно только не сломаться. В конце концов будет шанс нанести ответный удар. Рано или поздно. Иначе не может быть. Только бы хватило сил. Хватило желания выкарабкаться для того, чтобы поставить жирную красную точку. Раз – и навсегда».

Шумно вздохнув, Артем медленно отпустил прутья и, мгновение поколебавшись, сделал два шага назад, тяжело упал на деревянную скамейку «обезьянника», прислонился спиной к стене и устало прикрыл веки.

Перед его глазами возникла улыбающаяся, знакомая до рыготы рожа провинциального олигарха.

Глава шестая Русская Мата Хари

Покончив с формальностями и доиграв до конца щедро оплаченное Киржачом представление, Маргарита Львовна в последний раз взглянула на неподвижно сидящего с закрытыми глазами Артема. Затем бросила легавым вежливое «до свидания», подиумной походкой покинула пропахший пылью, старой мебелью и терпким мужицким потом вкупе с алкогольным выхлопом милицейский гадюшник.

Выйдя из здания аэропорта, женщина села в оставленную на платной охраняемой стоянке черную спортивную «тойоту» с тонированными стеклами, достала мобильный телефон и по памяти набрала номер Виктора. Ответили после первого же гудка – последние два часа Киржач не находил себе места и извелся до белого каления. Ждал, гондон рваный, результатов операции по грамотному упаковыванию питерского гостя в кутузку.

– Слушаю! – рявкнул бывший чиновник, тяжело дыша.

– Я закончила, – коротко и деловито сообщила наемница, придирчиво разглядывая себя в зеркало на обратной стороне солнцезащитного козырька.

А вообще она еще ничего, в форме. Очень даже ничего! Достаточно вспомнить, как стоящий возле шлагбаума на въезде в стоянку молодой и породистый здоровый кобель в униформе частного охранника только что долгим и откровенным взглядом раздел и оттрахал ее. Впрочем, не он один. В чем-в чем, в мужском внимании недостатка у нее не было. Стоило только захотеть.

– Как все прошло? – тщетно стараясь сохранять видимость хладнокровия, уточнил Киржач. – Без осложнений?

– Формально – да, – спокойно ответила Маргарита Львовна. – С кошельком и наркотой, как я и предполагала, проблем не возникло. Менты свою роль тоже терпимо отработали, обставились, как положено, отзвонились начальству. Через час за задержанным обещали прислать машину. Скоро он будет отдыхать в ИВС. Так что все по плану, – заверила наемница. И, выдержав паузу, добавила: – Если не считать того, что опомнившийся от неожиданности парнишка оказался на редкость глазастым и, несмотря на грим, все-таки узнал меня. И просил передать лично вам свой пламенный привет. С занесением в челюсть.

– Ч-черт!!! Так я и знал!!! – зашипел Киржач, явно взбешенный этим проколом. – Плохо, Марго. Очень плохо. Теперь времени на предварительную психологическую обработку этого баклана нет. Он не идиот, наверняка с ходу догадался, что вчерашний телефонный звонок – липовый. И нет на Петровке, 38, никакого капитана Радича. Сообразил, что карга старая с племянницей и мужем живы и здоровы… Что ж, придется дать срочную команду. Пусть начинают прессовать клиента сегодня же, по-черному. Через две недели я хочу видеть его в качестве животного.

– Я вас предупреждала, что такой поворот событий возможен, – напомнила наемница. – Я сделала все, что в моих силах, но я – профессионал, а не волшебник. Чудес, к сожалению, не бывает. Даже за деньги.

– Ладно, фиг с ним, – глухо огрызнулся Киржач. – Главное – Грек в камере и никуда теперь не денется. У мусоров все схвачено. Через три дня его переведут из ИВС в «Матросскую тишину». А там у меня свой человек на должности и. о. начальника, он свое вертухайское дело добре знает… Я ему, пидору, устрою райскую жизнь!!! Такой, бля, курорт организую, забудет собственное имя и где у него буй, чтобы отливать!!!

– Когда я получу вторую половину?

– Когда хочешь, – небрежно бросил Киржач, целиком поглощенный собственными мыслями о скорой и долгожданной мести. – Конверт с баксами уже лежит в твоем почтовом ящике, на Восьмой линии.

– Отлично. Тогда прощай. Будь здоров, не кашляй.

Захлопнув крышку телефона и воткнув трубку в держатель на «торпеде», Маргарита Львовна кончиками пальцев извлекла из пачки сигарету и закурила. Она обозвала про себя Киржача мудаком и с удовольствием подумала о своем солидном гонораре. Сумма превышала иные выплаты «коллегам» по ремеслу за четкую и чистую ликвидацию иного коммерсанта или быка высшего звена. А тут – всего лишь разыграть спектакль и подбросить ничего не подозревающему лоху кошелек и шарик дури… Аванс был выплачен накануне. Сейчас работа завершена, пора забрать вторую часть денег. Пока до никому не нужного почтового ящика в обоссанном подъезде старого дома случайно не докопался в поисках газеты для вытирания задницы бомж…

В конверте должны лежать двенадцать с половиной тысяч долларов. Ровно столько ей не хватает для того, чтобы на кодированном зарубежном счете нарисовалась заветная сумма в один миллион евро.

Марго выдохнула дым и улыбнулась.

Свою судьбу она решила уже давно. Заранее подготовила необходимые документы, включая загранпаспорт на имя Скворцовой Марины Витальевны, тридцати шести лет, одинокой вдовы из Выборга, с проставленной в нем годовой многократной шенгенской визой. Оформить бессрочный вид на жительство можно будет позже – сразу по приезде в солнечную Испанию, на самый крупный из ее райских Канарских островов, Тенерифе. Уютный пятикомнатный домик с бассейном, стоящий на самом берегу океана, и бензозаправочная станция с магазинчиком, приносящая около пятидесяти тысяч евро в год чистого дохода, уже три года дожидаются свою хозяйку…

Получив два дня назад от Киржача срочный заказ на подставу того самого парня, с которым судьба свела ее год назад в Питере, Маргарита Львовна произвела в уме нехитрую калькуляцию и поняла: время валить из этой долбаной страны к чертовой матери пришло. Пятый десяток пошел, а это уже не шутки. Пора отходить от дел. Оседать в теплом уютном гнездышке и устраивать личную жизнь с загорелым и обеспеченным, слегка седовласым респектабельным мачо самых что ни на есть благородных кровей. В том, что таковой обязательно возникнет на горизонте, причем в самое ближайшее время, уверенная в себе профессионалка ничуть не сомневалась.

Впрочем, так же, как не сомневалась сегодня утром в успехе подставы, в результате которой ни в чем не повинный парень, отец маленького ребенка, должен был прочно осесть на нарах, где подмазанные баксами гоблины в вертухайских робах будут вышибать из него волю и разум вместе с жизнью. Дальнейшая участь Артема Грекова, простого русского парня, вся вина которого заключается лишь в том, что в один злополучный вечер его угораздило ввязаться в драку с сильными мира сего, пусть теперь и бывшими, была очевидна. Назад на волю ему уже не выйти, даже инвалидом. Жаль парня. Но в этом и заключается ее, Марго, бизнес. Позволить себе роскошь отказаться от двадцати пяти тысяч долларов она не могла. Чувствам и состраданию здесь места нет. Как любят повторять тупые мафиози в голливудских боевиках, всаживая пулю в лоб жертвы, – только дело, ничего личного.

Билет на самолет с боем отобранной у Березовского родной авиакомпании «Аэрофлот», пять раз в неделю выполняющей рейсы по маршруту Москва – Мадрид, был уже забронирован. Вместительный туристический кофр с личными вещами дожидался Маргариту Львовну в съемной комнатенке в коммуналке на Восьмой линии Васильевского острова. Отдельная квартира с евроремонтом на Юго-западе была продана еще в начале года. Вырученные за нее деньги, как положено, благополучно ушли на счет в латвийский банк…

До отлета из России бывшей кадровой единице зарубежного отдела Министерства обороны, сотруднице «паркетного» спецназа ГРУ оставалось чуть больше суток. Сделав последнюю затяжку, Марго на секунду приоткрыла дверь «тойоты», выбросила окурок на асфальт и повернула ключ в замке зажигания. Вырулив со стоянки, она вскоре влилась в бегущий по шоссе в сторону Москвы плотный поток автомобилей.

Впервые за все годы своей специфической работы она, без ущерба вознаграждению, умышленно «смазала» порученную ей операцию. Заметила, как задержанный по липовому обвинению парень пристально разглядывает ее, явно силясь вспомнить, где они могли встречаться раньше, и сделала вид, что случайно проговорилась. А он, не будь дураком, схватил такой подарок моментом и сделал для себя правильные выводы.

Тогда, год назад, отправляясь по просьбе старого знакомого и бывшего коллеги, начальника охраны Киржача, шефа охранной фирмы «КСК», на квартиру на проспекте Славы, Марго понятия не имела, с кем ей предстоит «работать». Тогда все было иначе. Сегодня она получила возможность без ущерба для себя дать ни в чем не повинному парню шанс повлиять на дальнейший ход событий. И она сделала это, повинуясь внезапному порыву… нет, не сострадания. За последние двадцать лет она слишком часто в процессе достижения цели перешагивала через людей, в том числе и через их трупы, чтобы ставить на одну чашу весов свою прямую выгоду и чужую судьбу. Иначе нельзя. Профессионалы, прошедшие жестокую школу спецслужб, по-другому не работают.

Так в чем же дело? Возможно, она просто решила перед отъездом из России сделать нечто необычное, почти доброе? Подарить – на свой специфический манер – крохотную надежду на спасение этому угодившему в переплет молодому и сильному духом мужику, которого дома, в Питере, ждут жена и маленький сын? Кому, как не ей, Марго, знать: сразу вычислить, кто именно из врагов действует против тебя, значит получить как минимум десять процентов форы. В общем, все, что она могла сделать для бедолаги – «случайно» проговориться, – она сделала. О чем нисколько не жалеет. Скорее, наоборот…

Покидая навсегда эту говенную, несчастную страну, Марго будет думать именно об этом, совершенно чужом и круто подставленном парне – Артеме Грекове. И даже – вот чудо! – в глубине души желать ему вырваться из гостеприимно распахнувшего перед ним ржавые двери СИЗО «Матросская тишина», печально известного творящимся там лютым беспределом. А потом – на хер свинтить башку одному не в меру зарвавшемуся бывшему «ворюге по закону». Витек, тля мерзкая, своими стараниями уже давно заслужил персональный офис размером два на метр, под гранитной крышей.

Глава седьмая Грязный Гарри

В клетке для задержанных аэропортовской ментовки Артем проторчал до позднего вечера. Менты, такие разговорчивые и нахальные во время самой подставы, после обмена любезностями между «потерпевшей» и задержанным «вором» заметно приуныли. Все остальное время они были в скверном расположении духа. Прикинулись страусами и упорно делали вид, что не замечают присутствия Грекова. Причем слепота и глухота скрутила ментов так основательно, что они ни за что не хотели реагировать даже на прозвучавшую ближе к вечеру вполне естественную для любого человека просьбу Грека вывести его в туалет для отправления естественных потребностей. И только когда скрипящий зубами задержанный пообещал расстегнуть штаны прямо в «обезьяннике» и обмочить милицейское логово, долговязый сержант грязно матюгнулся и с явной неохотой вывел его в туалет.

Вызванная краснорожим лейтенантом еще утром машина приехала только в начале одиннадцатого вечера. Экипаж сопровождения состоял из трех облаченных в камуфляж, бронежилеты и вооруженных короткоствольными автоматами АКСУ рослых бойцов ОМОНа. Четвертый, совсем молоденький мальчишка – водитель – во время передачи задержанного из рук в руки оставался возле машины и в здание аэропорта не заходил, а вместо этого постелил на мокрый асфальт кусок промасленного брезента, заполз под днище «уазика» и целиком сосредоточился на ремонте старого драндулета.

По-хозяйски вломившись в околоток, грозные омоновцы первым делом опытным взглядом оценили томящегося за решеткой Артема, отметив его рост, богатырские габариты, размер кулаков, напоминающих футбольные мячи, и не предвещающее ничего хорошего выражение лица. Затем лениво, как показалось Артему, с некоторой толикой брезгливости, по очереди поздоровались за руку с обоими ментами.

– Этот, что ли? – через плечо кивнув на «обезьянник», задал глупый вопрос старший из конвоиров, с лычками сержанта.

– Он самый, – зачем-то нацепив на голову форменную кепку, с облегчением подтвердил летеха, мечтающий поскорее отделаться от проклятого питерца. – Вы с ним поаккуратнее, мужики. Тот еще фрукт. – Он протянул старшему сопроводительные документы на задержанного.

Омоновец быстро пробежал их глазами, удивлено приподнял брови, тихо присвистнул и без лишних комментариев передал тонкую стопку листов своим товарищам. А сам, на сей раз уже иначе, взглянул на спокойно сидящего на нарах Артема. Пробормотал с ухмылкой:

– Надо же, какой виртуоз. А ведь сразу и не скажешь. На быка больше похож, чем на вора.

– Да, внешность бывает обманчивой, – философски заметил краснорожий лейтенант. – Я тоже, если бы самолично кошелек с дурью не изъял, ни за что бы не поверил, что такой вот Кинг-Конг может по карманам доверчивых дамочек шарить.

– Влад, – бегло просмотрев документы и вернув их старшему группы, подал голос рыжий коренастый омоновец. – Странно все это… Ты на кентуса его посмотри. Ничего необычного не замечаешь?

Внимательно следящий за разговором ментов Грек непроизвольно опустил взгляд на свои сцепленные спереди руки, хотя и без этого прекрасно знал, что заинтересовало конопатого омоновца.

Костяшки кулаков Артема были покрыты жесткими, как кожа на пятках, сухими мозолями, какие бывают только у рукопашников и мастеров восточных единоборств, посвятивших напряженным тренировкам не один год жизни. Молодец, рыжий. Возьми с полки пирожок. Сразу смекнул – здесь дело нечисто. Вор-карманник, тем более такой виртуоз, за которого пытались выдать Артема купленные Киржачом аэропортовские мусора, – это элита уголовного мира. Сливки. И пальчики свои, тонкие, нежные, чувствительные даже к незначительным колебаниям воздуха и подвижные, эта публика бережет куда как трепетнее, чем профессиональные пианисты и скрипачи. Поэтому представить себе этакого амбала с габаритами гладиатора, который днем лихо режет кошельки в общественном транспорте, а по вечерам самозабвенно избивает голыми руками обвязанный тряпками деревянный манекен и по сотне раз отжимается на кулаках или указательных пальцах от шершавого бетонного пола, для опытного оперативника или следователя так же немыслимо, как поверить в существование сентиментального киллера, который после каждого заказного убийства ставит своим жертвам в церкви свечки «за упокой души» и буквально умывается от жалости к бедолагам горючими слезами.

– Ладно, разберемся, – пробурчал сразу врубившийся в тему старший группы, отцепляя от ремня наручники. – Упаковываем, мужики. Открывай. – Последнее слово было адресовано топтавшемуся рядом с «обезьянником», то и дело цепко переглядывающемуся с летехой долговязому сержанту. Тот послушно открыл замок, распахнул решетчатую дверь и отошел на шаг в сторону, освобождая проход.

– Только давай без глупостей, земеля, – глядя в глаза Артема, предостерегающе сказал старший конвоир и покачал головой. – Не усложняй себе жизнь… и здоровье. Договорились?

– Как скажешь, гражданин начальник, – сухо ответил Грек и покорно протянул вперед огромные кулаки, умышленно повернув их разбитыми костяшками вверх.

И не без удовлетворения заметил, как тут же снова сдвинулись к переносице кустистые, словно щетка, брови бойца милицейского спецназа.

Стальные браслеты поочередно защелкнулись на запястьях задержанного и сержанта.

Двое других омоновцев взяли автоматы наизготовку.

– Вперед, на выход, – старший кивнул в сторону двери. Выходя из помещения отдела, Грек на секунду задержался у порога и оглянулся на околоточных мусоров.

– Мы еще встретимся. Суки продажные. Вам эта подстава костью в глотке застрянет.

– Пасть захлопни, – не остался в долгу грозно раздувший бычьи ноздри брылястый алкаш в мятой серой форме. И добавил, явно намекая на питерское происхождение Грека: – Жаба болотная.

– Значит, карманник-виртуоз, говоришь? – неожиданно для Артема бросил рыжий боец ОМОНа. – Ну, ну. Шутники…

Остальные омоновцы предпочли не озвучивать свои мысли.

По полупустому залу аэропорта процессия из трех вооруженных бойцов спецназа и ведомого ими угрюмого амбала в браслетах бодрым шагом прошествовала к стеклянным дверям на улицу, провожаемая десятками пар любопытных глаз.

Милицейский «УАЗик» стоял прямо напротив входа, заскочив правыми колесами на высокий бордюр. Передние дверцы были распахнуты настежь. На сыром асфальте, в широком матерчатом «поясе» с кармашками для гаечных ключей и отверток лежал набор инструментов. Из-под днища укатанного советского джипа, похожего на гроб на колесиках, торчали ноги в камуфляжных штанах и стоптанных ботинках.

– Алле, гараж! – шумно вздохнув и чуть слышно матюгнувшись, окликнул занятого ремонтом водителя прикованный к Артему старший боец. – По коням! Родина-мать зовет.

– Сейчас, только рулевую тягу подкручу, – донесся из-под машины недовольный голос. – Лучше не пиз. те, а ключ на четырнадцать подайте.

– Только в темпе, Санек, – сержант молча кивнул одному из бойцов. Тот, перехватив автомат одной рукой за приклад, присел на корточки, достал из набора инструментов нужный ключ и положил в измазанную маслом и черной грязью ладонь водителя.

Рыжий боец закурил сам и протянул сигарету Артему. Щелкнул зажигалкой.

– Так значит, ты – вор? – с любопытством спросил омоновец.

– Нет.

– А кто?

– Повар, – жадно глотая горький дым от дешевого столичного «Бонда», честно ответил Грек.

– И какие же блюда ты готовишь? – продолжал допытываться рыжий.

– Заказные. В смысле – на заказ.

Сержант пристально взглянув на парня-атлета, не походившего ни на наркомана, ни на торговца дурью, ни, тем паче, на суперкарманника, сумевшего на глазах у десятков свидетелей провернуть фокус с выуживанием лопатника из сумочки зазевавшейся жительницы Архангельска.

– Кто заказывает?

– Клиенты. У меня свое бистро в пригороде Питера, – поколебавшись, сообщил Артем.

– А здесь, в Москве, чего делаешь?

– На опознание приехал. Мне вчера вечером позвонили, якобы с Петровки, и сообщили, что «мерс», в котором ехали моя двоюродная сестра с мужем, днем расстреляли из автоматов, на МКАД. Остановили под видом гаишников и покрошили, в упор. Всех. А потом скрылись… Я взял билет, перезвонил по оставленному телефону. Этот тип сказал, что встретит на машине, в аэропорту. Вот и встретил.

– И кем был покойный муж? – с явным интересом уточнил сержант.

– Кажется, служащим из «Газпрома».

– Ага… Скромный такой бухгалтер, надо полагать.

– Что-то я не припомню, чтобы вчера в сводках по городу мелькала столь громкая заказная мокруха, – задумчиво произнес рыжий.

– Да я, в общем-то, уже догадался, – сказал Грек. – Туфта голимая. Меня просто нужно было вытащить из Питера в Москву, чтобы подставить. И они нашли очень действенный способ, – Артем посмотрел на старшего бойца. – Вы же не дилетанты, мужики. Сами тему догоняете. Из меня такой же вор-карманник, как из Промокашки – скрипач.

– Похоже, не врет. А, Влад? – задумчиво хмыкнул до сих пор молчавший третий боец – крепкий мужик лет двадцати семи с обыкновенным лицом. Увидев такого на месте убийства с оружием в руке, через пятнадцать минут ты не узнаешь его среди трех незнакомых субъектов, представленных тебе на опознание. Именно такие типы – сильные, решительные, но незаметные в толпе – всегда были нарасхват в кадровой службе подразделений Государственной безопасности.

– И ты, конечно, в курсе, кто и за что тебя так профессионально подставляет сразу под две веселые статьи? – пристально глядя в глаза Артема, спросил сержант.

– Я догадываюсь.

– Интересный ты пассажир. Прямо скажем.

– Может, дадите мобильник? На минуту. Мне нужно срочно позвонить жене в Питер. – Слегка воспрянув духом после предоставленной подконвойному омоновцами (!) сигареты, решил дальше прощупать почву Грек. – Сказать два слова, где я и что.

– Надо же, какая святая простота! А шнурки тебе случайно морским узлом не завязать?! На шее?! Ты только скажи – мы мигом!!!– По лицу омоновца, ошалевшего от такой наглости, проскользнула черная тень. Боец смерил Артема презрительным, не оставляющим никаких иллюзий взглядом, демонстративно сплюнул под ноги и добавил нечто цветастое и трехэтажное на великом и могучем русском мате.

– Следователя проси, на допросе, – не столь злобно, как товарищ по оружию, но тоже достаточно грубо осадил Артема сержант. – Или адвоката. Все, кидай чинарик. Поехали. – И, обращаясь уже к торчащему из-под «уазика» водителю, требовательно рявкнул:

– Ты притомил уже, Копытин!!! Хорош гайки крутить! Подбросишь нас до изолятора, потом на базу – и можешь хоть до утра под своей телегой загорать! Оглох, бля?!

– Не ори, не дома. Все уже, – водила, совсем молодой светловолосый парень с измазанной маслом щекой, проворно выполз наружу, убрал гаечный ключ в сумку, торопливо затолкал ее под переднее сиденье вместе с брезентовой подстилкой и принялся вытирать руки куском ветоши. – Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!.. Ладно, грузите. Бог даст – до ИВС как нибудь доберемся. Дальше – не обещаю. Рулевой наконечник на ладан дышит, вот-вот отвалится.

– Ничего. Двадцать лет не отваливался, еще час как-нибудь продержится, – успокоил сержант. Быстро отцепив один браслет со своего запястья, он привычным движением развернул задержанного спиной, завел обе руки Артема за пояс и защелкнул наручники. – Залазь. – Открыв заднюю дверцу «УАЗика», слегка подтолкнул Грека в спину.

Неприметный, грозно сведя брови, недвусмысленно качнул стволом автомата. Рыжий явно скучал, глядя куда-то в сторону и не ожидая от подконвойного амбала никаких фокусов.

Грек, чьи руки были надежно скованы за спиной, попробовал самостоятельно забраться в конуру для перевозки преступного элемента, но это оказалось не так просто. На помощь незамедлительно пришел сержант. Схватив сзади за ремень на джинсах, омоновец рванул его вверх и тем придал «клиенту» нужное ускорение. Сзади, больно ударив Артема в спину, захлопнулась дверь.

С внутренней стороны ручки, разумеется, не было.

Бойцы милицейского спецназа шустро попрыгали в машину. Сержант сел на переднее сиденье, рядом с водителем. Остальные двое разместились сзади.

– Трогай, Копытин! И так уже задержались.

– Ничего я у тебя трогать не буду, – хмыкнул ментеныш, поворачивая ключ в замке зажигания. Изношенный мотор несколько раз чихнул, громко выпустил газы и заработал. – И не проси даже! Нашел извращенца. Вон Ваське лучше прикажи. На правах командира. Гы-гы!

– Я тебе сейчас так прикажу, забудешь, где у тебя зад, а где перед! – подавшись вперед, оскалился Неприметный и от души, хотя и беззлобно, ткнул водилу кулаком в плечо. – Рановато забурели, юноша. В отряде без году неделя, а деловой, как старик. «Чехи» по тебе, засранцу, плачут. Так что готовься.

– Кончай базар!!!– резко осадил сержант. – Поехали! А ты, Копытин, держи язык за зубами. Будешь много болтать – лично умуразуму научу. И Игос не поможет. Понял шутку юмора?

– Понял, герр офицер.

– Тогда вперед. И побыстрее.

– Побыстрее не получится, рулевая глючит, – напомнил блондин. – Вдруг наконечник отвалится? Я не камикадзе.

– Я сказал – быстрее!!! Ничего с твоей колымагой долбаной не случится, не дрейфь…

Ехали долго. Как показалось Артему, – через весь огромный, сверкающий тысячами разноцветных огней мегаполис. Трясло, как на деревянной телеге. Впервые оказавшись в арестантском чреве милицейского «бобика», Грек смог всецело оценить комфорт и плавность езды на этом незаменимом на сельском бездорожье, но совершенно не пригодном для асфальта чуде отечественного автомобилестроения. Да и размеры предназначенной для двух человек конуры в задней части «УАЗа», куда его впихнули, тоже не способствовали уюту. Вынужденный из-за высокого роста постоянно подпирать крышу головой, сидящий в согнутом положении Артем вскоре почувствовал, как сначала тихо заныла, а затем стала неметь спина. А вместе с ней – и заведенные за спину руки. Стандартные милицейские браслеты явно не были рассчитаны на спортсменов и великанов, а поэтому больно сдавливали запястья, мешая нормальному току крови. Артем принялся разминать руки, в произвольном порядке делая вращательные движения кистями и сжимая – разжимая кулаки. И удивился, когда после нескольких минут таких манипуляций вдруг почувствовал неожиданное облегчение и понял – соединяющее браслеты кольцо порвалось. Осторожно, стараясь раньше времени не привлекать внимания омоновцев, увлеченных эмоциональным обсуждением очередного проигрыша романцевского «Спартака», Грек расправил плечи и хотел было привести частично свободные руки в нормальное положение, но в последний момент передумал. Случайно заметив, что «клиент» каким-то чудом сумел порвать связующее звено наручников, бойцы тут же остановят машину и под прицелами автоматов быстро исправят досадное недоразумение.

Когда трясущийся, словно в лихорадке, старый «УАЗ», в очередной раз включив сирену и проблесковый маячок, на большой скорости заложил крутой вираж и, скрипя резиной по асфальту, вылетел на набережную Москвы-реки, больно ударившийся виском о железную стенку Артем едва успел выругаться, как под днищем внедорожника что-то отчетливо хрустнуло, и потерявшая управление колымага под отчаянные крики омоновцев и истошный визг тормозов пролетела перекресток, подпрыгнула, словно мяч, ударившись заблокированными колесами о высокий бордюр, пропахала колею по вязкому мокрому газону и протаранила ограждение набережной.

В какой то миг сумевшему перевести дыхание Греку показалось, что трагедии удалось избежать. Но «бобик» сначала завис на самом краю высокого бетонного обрыва, потом покачнулся и рухнул вниз, перевернувшись в воздухе на сто восемьдесят градусов и упав крышей вниз. Задняя дверь «УАЗа» с грохотом отлетела.

Артем расслабил напряженные мышцы рук, нашел края дверного проема, поджал под себя ноги и, нащупав подошвами ботинок твердую опору, резким толчком рук и ног выбросил тело наружу, подальше от лежащей на дне реки покореженной машины, в салоне которой шла отчаянная борьба со смертью.

Чувство, которое охватило вынырнувшего из воды Грека с первым свободным вздохом, не поддалось бы никакому описанию. Это было настоящее счастье. Но Артем во время своего вынужденного купания таки нахлебался воды, и тот самый вожделенный, спасительный глоток свежего воздуха вызвал у него жуткий, выворачивающий наизнанку кашель. Только сделав несколько широких гребков руками и дотронувшись пальцами до бетонной стены набережной, Грек смог перевести дух, отплеваться и кое-как прочистить легкие. Измотанный и пребывающий в ступоре, он едва держался на плаву. Намокшая одежда и особенно туфли ощутимо мешали двигаться и настойчиво тянули вниз, в глубину. На миг Артем представил себе, что бы сейчас было с ним, не порви он случайно связующее звено наручников и не откройся вдруг от удара о бетон не имеющая внутренней ручки задняя дверь «УАЗа», и по его спине пробежала дрожь.

Артем подумал о бойцах ОМОНа, до сих пор находящихся внутри утонувшего автомобиля. Все они, кроме мальчишки-водителя, были облачены в не дающие всплыть тяжелые бронежилеты, избавиться от которых, валяясь вниз головой, вповалку, в тесном салоне «УАЗа» и задыхаясь от удушья, было почти невозможно. Плюс – возникшая после падения машины в воду паника.

Артем кое-как избавился от куртки. Затем резкими рывками стащил с себя обувь. Оттолкнулся от отвесной стены и бросился на помощь попавшим в ловушку милиционерам.

Быстро достигнув места падения «уазика», Грек нырнул и сразу же нащупал пальцами колесо. Для начала определил – переднее или заднее. Оказалось, переднее. Перебирая руками по кузову, вися ногами вверх, не без труда нашарил ближайшую дверь, затем – ручку. Дернул несколько раз. Безрезультатно. Похоже, заклинило. Метнулся к соседней. Та поддалась сразу. Сунул руку в салон и сразу нащупал чью-то голову и спину. Бронежилета не было. Значит, водитель!

Запас кислорода кончался, легкие буквально распирало. Пришлось отпустить не подающего признаков жизни парня и всплыть, отдышаться.

Краем глаза Грек заметил – на набережной, возле места падения «УАЗа» в Москву-реку, несмотря на позднее время, собралась целая толпа, человек пятнадцать. В основном – мужики. Скорее всего, водители, ставшие очевидцами происшествия, и примкнувшие к ним зеваки.

Медлить было нельзя. Справившись с головокружением, Артем снова набрал воздуха и нырнул. Вцепившись парню в одежду, попытался поднять его на поверхность. Проклятая вода отдавала добычу неохотно. К моменту, когда изрезанное осколками стекла, бледное лицо водителя оказалось на поверхности, Грек едва сам не потерял сознание. Обошлось. К тому же на помощь уже плыл какой-то рискнувший сигануть с пятиметровой высоты вниз небритый мужик лет сорока, в одной белой рубашке. Крикнул ободряюще, заметно дрожащим от напряжения голосом:

– Держись, браток! Сейчас… Все будет путем…

Отвечать сил уже не было. Да и к чему слова? Картина, как говорится, налицо. Скверная, хуже некуда.

Вдвоем они быстро обвязали водителя концом сброшенной кем-то с набережной длинной капроновой веревки, пропустив под микитки наспех затянутую петлю. Несколько мужиков из числа зевак, стремящихся лично принять участие в операции спасения, тут же схватились за веревку и, кряхтя от напряжения, стали медленно, но уверенно поднимать пострадавшего милиционера наверх. Убедившись, что их помощь больше не требуется, Артем и мужик, не сговариваясь, принялись за спасение трех оставшихся бойцов ОМОНа…

Увы. Никакого спасения не получилось. Все омоновцы уже не подавали признаков жизни. А на ощупь снять с бесчувственных тел тяжелые пластинчатые бронежилеты оказалось задачей совершенно непосильной. После нескольких неудачных попыток, вдоволь нахлебавшись воды и поранив руку об острый край смятого при ударе об ограждение капота, вымотанный Грек вынужден был отказаться от этой гиблой затеи и вместе с мужиком вернуться к отвесной бетонной стене, где их по очереди подняли наверх. О том, чтобы выбраться самому, не могло быть и речи – всюду, куда доставал взгляд, берега Москвы-реки были похожи на неприступные, в нижней своей части поросшие скользкой зеленой травой, отвесные скалы. Никаких тебе ступенек к воде через каждые сто метров, как в Неве, никаких пристаней. Никакой надежды на свои силы…

Зацепившись непослушными пальцами за край бетонной плиты, Артем, подхваченный сразу несколькими парами рук, подтянулся до уровня груди и тяжело вскарабкался на набережную. На твердый, спасительный асфальт. Да так и остался лежать, тяжело дыша и глядя в небо.

– Как вы себя чувствуете? Помощь нужна? Я медсестра. – Какая-то женщина лет пятидесяти, в очках, присела рядом с Греком на корточки. – У вас сильная ссадина на виске. И шишка… Возможно, сотрясение мозга. Не тошнит?!

– Все в порядке, – попытался через силу улыбнуться Артем. – Я просто отдыхаю.

– Скоро приедет служба спасения, а там есть врач. Ее уже вызвали, – сообщила она, торопливо промокая лицо Грека чистой, приятно пахнущей духами бумажной салфеткой. И добавила: – И милицию – тоже.

В голове Артема что-то неслышно щелкнуло. Он вдруг вспомнил, кто он и где. И какие, открытые всем окружающим зевакам, недвусмысленные украшения сейчас находятся на его запястьях. Стиснув зубы, Грек под изумленным взором заботливой дамочки приподнялся на локте, а затем – и в полный рост. Схватившись за ограждение набережной, прислушался к ощущениям организма. Если не считать ссадины на роже, легкой тошноты и слабости во всем теле, он был в полном порядке. Ноги держали. Голова соображала. Правда, заметно пошатывало, но это ерунда. Пройдет.

Выбор, как поступить, был небогатым. Или дождаться скорого – с минуты на минуту – приезда ментов и добровольно сдаться, тем самым доставив подонку Киржачу ни с чем не сравнимое «чувство глубокого удовлетворения», после чего добровольно отправиться в ИВС и, далее, в тюрьму. Где его уже ждали с распростертыми объятиями гоблины в вертухайских мундирах и приличный срок за кражу кошелька и хранение наркотиков.

Или немедленно бежать, куда глаза глядят. Главное, как можно дальше от этого проклятого места. Босиком, в одних носках, совершенно мокрым, без часов, денег и документов. С огромным шансом получить воспаление легких и попасться на глаза вездесущим сотрудникам ППС. А уж эти ухари… В общем, смотри пункт первый, плюс – отбитые почки и, вполне вероятно, дополнительный срок за попытку побега из-под стражи. Хотя, тут же напряг память Артем, до официального предъявления обвинения он – лицо без процессуального статуса. Следовательно, накрутить ему за побег не получится. Нет юридических оснований.

Какая ерунда! О чем он думает?! Какое, к чертям собачьим, воспаление легких?! И того, что ему «светит» в результате подставы в аэропорту, с лихвой хватит, чтобы поставить на жизни и здоровье большой жирный крест. Линять надо, пока не повязали. В Питер звонить, Максу Лакину. А не пасьянс в мозгах раскладывать!!!

Кто-то тронул Грека за плечо. Артем обернулся. Перед ним стоял тот самый небритый мужик в белой рубашке, который, единственный из десятков зевак, рискнул броситься на помощь утонувшим ментам. А кто может так поступить? Только такой же мент. Все. Приплыли. Сейчас ткнет под нос ксиву или ствол и скажет, ехидно так, как копы в голливудском кино: «Руки в гору, чувак. И не дергайся. Иначе живо схлопочешь пулю».

Однако небритый и мокрый тип сначала покосился на разорванные наручники Грека, затем оглянулся на припаркованный рядом огромный черный джип марки GMC. Повернулся, подобрал свои модные пиджак и ботинки и быстрым шагом направился к машине.

Медлить было нельзя. Это был шанс! Грек замешкался лишь на секунду. В последний раз оглянулся на то место, где под черной вонючей водой Москвы-реки лежал едва не ставший для него могилой старый милицейский «луноход». После чего быстро двинулся вслед за мужиком в белой рубашке.

Грек молча сел на мягкое кожаное сиденье рядом с водителем и захлопнул дверь. Под капотом внедорожника взревел мощный турбодизель, зажглись яркие ксеноновые фары, и машина с прокрутами рванула вперед. И, как оказалось, вовремя. В зеркале заднего вида уже виднелись красно-синие блики разрывающего ночь стробоскопа, ярко мерцающего на крыше несущейся к месту трагедии милицейской машины.

– Гарри, – не отрывая взгляда от бегущей под колеса джипа серой дорожной ленты, протянул раскрытую ладонь незнакомец.

– Я Артем, – стиснул широкую горячую длань Грек. – Спасибо.

– Ерунда, братан, – равнодушно дернул щекой небритый. – Как здоровьичко? Крепко приложился?

– Голова кругом, мутит. В остальном терпимо… Куда мы едем? – Артем огляделся на мелькающие за покрытыми каплями дождя тонированными стеклами «американца» незнакомые и почти пустынные в этот час кварталы старой Москвы.

– А тебе не все ли равно? – улыбнувшись самым краем рта, спросил Гарри и бросил на Грека оценивающий, вполне доброжелательный взгляд. – Или торопишься куда-то? Например, в гости к мусорам?

– Нет уж, – фыркнул в ответ Артем. – Сейчас для меня главное – просто свалить как можно дальше от набережной. Скажи, Гарри… – выдержав паузу, он внимательно посмотрел на своего добровольного спасителя, уверенно управляющего огромным, габаритами не уступающим легкому танку, автомобилем. – Зачем ты в воду полез? Только не говори, что жара замучила.

– Ты чем-то недоволен, братан? – в голосе небритого явственно послышался металл. – Не понимаю…

– Не обо мне речь, – примирительно парировал Артем. – Ты ведь не мент, это и ежу ясно. И наверняка видел, что с набережной кульнул именно милицейский «луноход». И все-таки, не задумываясь, бросился спасать тех, кто там находился. Единственный из всей толпы. А потом сам предложил линять от мусоров… – Артем пожал плечами и выжидательно затих.

Мужчина долго молчал, затем не спеша закурил сигарету. Протянул Артему открытую пачку. Подождал, пока сверкающий порванными браслетами арестант закурит, и тихо сказал:

– Пять лет назад, зимой, у меня на глазах утонул мой сын. Ему было три года. Мы с братвой поехали тогда на дачу одного пацана, день рождения справлять. Развалюха деревенская почти на берегу Оки стояла, в трех шагах. В феврале лед там как минимум полуметровый, так что никто даже не дернулся, когда Никитка решил до речки пройтись, на рыбаков с берега посмотреть. Мы все рядом были, шашлыки во дворе жарили. Бухие в хлам, еще после вчерашнего… Но я все время за сыном поглядывал, на лед заходить не давал. Отвлекся всего лишь на минуту, отлить за угол сарая сходил. – Волевое, скуластое, поросшее жесткой черной щетиной лицо Гарри передернуло судорогой. – Вернулся – а Никитки уже нет. Бросился к реке. А там, оказывается, совсем рядом с берегом полынья незамерзающая. Лед, даже если и становится в сильные морозы, то тонкий, как бумага. Сверху – снегом припорошило. Донный родник… И глубина – полтора метра. С течением… Тело так и не нашли… Жена, когда узнала, что Никитка утонул, крышей тронулась. Вены себе зубами вскрыла. Два раза вешаться пыталась, вовремя из петли вытаскивали. Пять лет в дурке, безвылазно… Вот такие дела, земляк. – Гарри нервно затянулся дымом, выдохнул и раздавил окурок в пепельнице с таким видом, будто это была живая гадюка. – Я с того самого дня даже капли пива в рот не беру. С женой через год, когда стало ясно, что ей уже не выкарабкаться, официально развелся, нашел другую. Сейчас у нас две дочки. Третий, лепилы уже точно сказали, – сын, где-то через месяц должен родиться. Обязательно Никитой назовем. Как брата.

– Извини, – глухо произнес Артем, со щемящей нежностью вспомнив об оставшихся в Санкт-Петербурге Анюте и Павлике. Как они там?

– Ладно, не грузись, – со вздохом буркнул Гарри. – Ты спросил, я ответил. Все на самом деле спонтанно получилось. Просто ехал мимо, а тут этот «цементовоз» долбаный с мигалкой прямо перед носом на набережную вылетает… И – гуд бай, Америка. Вот у меня в мозгах что-то и переклинило. Когда тебя, поплавком ныряющего, увидел. Очнулся – уже плыву. Так что если бы не Никитка… – Чуть заметно покачал головой и нахмурился Гарри. Помолчал немного, спросил, резко сменив исчерпанную тему. – Тебя за что повязали, братан?

– Да так. Ни за что, в общем, – нейтрально сказал Артем, решив, что не стоит лишний раз трепать языком о своих проблемах каждому встречному, тем более – явному бандиту. Даже если этот человек только что бесстрашно бросился тебе на помощь и буквально вырвал из лап подоспевших на место трагедии мусоров. – Шакал один подставил. Проплатил ментам, те и подсуетились. Взяли прямо в аэропорту. У трапа. Меня как раз из околотка в ИВС везли.

– Значит, считай, что тебе крупно повезло, братан, – понимающе хмыкнул Гарри и, в очередной раз покосившись на Артема, пристально оглядел его сверху донизу. – Теперь у тебя появилась возможность глаз на жопу этому уроду натянуть.

– Да уж. В долгу точно не останусь, – сквозь зубы процедил Грек.

– Ты вообще из каких будешь? «Солнцевский»? Или «люберецкий»?

– Я из Питера, – сухо ответил Грек.

– А… Тогда поделись секретом. Как ты браслеты умудрился порвать?

– Случайно, – пожал плечами Артем. – Я дернул – они порвались.

– Не слабо ты дернул, – хохотнул Гарри. – Некоторые, из бывших спецов, знаю, умудряются просто грабки из колец вытаскивать. Но чтобы рвать… Круто!

Вот, значит, как – сентиментальный столичный гангстер по кличке Грязный Гарри принял его за такого же, как и он сам, бандюгана. Неудивительно. Рост. Габариты. Мускулы. Короткая стрижка. Наручники, опять-таки. Не вписывающиеся в общую картину усы он сбрил еще ранним утром, перед отъездом в «Пулково». По виду типичный отморозок. Не из «шестерок».

– В Москве есть где на дно упасть, переодеться и все такое прочее? – с самым серьезным видом поинтересовался небритый. – Если что, не стесняйся. Чем могу – помогу. Разрежем твои украшения в два счета.

– Спасибо тебе, кореш. Я уж как-нибудь сам. Отсижусь у дружбана с недельку, дела улажу, перетру с кем надо и рвану назад. На тачке. Так спокойней, – поблагодарил бандита Артем. – Ты номер своей трубочки лучше оставь. Вдруг пригодится. С меня должок. Следующий раз в златоглавую приеду – ставлю кабак, на выбор.

– Валяй, – осклабился Гарри. – Запоминай, – он продиктовал номер своего мобильного телефона. – Ну, раз больше моя помощь не требуется… Куда тебя закинуть?

Грек задумался. Действительно, куда? Кто его здесь, в Москве, ждет? Шикарная квартира на Кутузовском проспекте, где живут двоюродная сестра с мужем и где сейчас остановилась приехавшая на похороны дяди Егора мама, отпадает сразу. Это будет первый адрес, куда нагрянут купленные Киржачом менты в поисках беглеца. Самый лучший вариант – затихариться где-нибудь в надежном месте, снять при помощи слесарного инструмента проклятые наручники и уже оттуда позвонить Максу в Питер. Лакин сядет на тачку и примчится. С ксивой офицера ФСБ они без проблем покинут столицу и доберутся домой. А потом, благословясь, можно заняться и сукой Киржачом. Только где оно, это «надежное место»? Ведь, кроме Светланы с мужем, здесь у него нет ни единой… Стоп!!!

Игорь!!! Игорь Уваров!!! Их с Максом сокурсник, женившийся на москвичке и укативший в столицу вскоре после окончания Института физкультуры. Последний раз они совершенно случайно встретились прошлым летом в Петродворце, у фонтанов. Игорь тогда как раз был с женой. Кажется, ее зовут Кира. И помнится, тогда Уваров приглашал Артема в гости. Так и сказал: «Ну, будете у нас на Колыме – милости просим на огонек». И адрес назвал. Улица маршала Василевского, дом… вроде бы семнадцать. И квартира семнадцать. «Если вдруг забудешь адрес, запомни одно – дом стоит прямо возле входа в метро «Щукинская», высотка из красного кирпича. Консьержка всех жильцов пофамильно знает, так что не заблудишься». Пожалуй, это тема.

Хм… В два часа ночи? В наручниках? В одних носках? Мокрым с головы до ног? Впрочем, другого варианта у Артема сейчас просто не было. Пожалуй, стоит рискнуть. Не пошлет же Уваров пришедшего за помощью старого институтского приятеля ко всем чертям, в конце-то концов. Быть такого не может.

– Докинь меня до «Щукинской», если не влом, – сказал Грек.

– Нет проблем, братан, – кивнул Гарри и прибавил скорость.

Глава восьмая Если друг оказался вдруг…

Нужный дом отыскался без проблем. Все было именно так, как описывал Игорь. Красная шестнадцатиэтажка-свечка. Джип GMC плавно притормозил возле подземного перехода с буквой «М». Гарри протянул руку:

– Ну, удачи. Звони, как снова приедешь. Оттянемся. Я хоть и не бухаю, но скучать ты точно не будешь, гарантирую.

– Обязательно, – пообещал Артем. – Спасибо за все. – Он покинул теплый, натопленный не хуже, чем сауна, салон джипа, где успел за время поездки несколько отогреться. Внедорожник тут же с ревом сорвался с места и унесся вперед по пустынному проспекту. Грек зябко поежился от пронизывающего, по-осеннему прохладного ветра, огляделся по сторонам в поисках патрульных ментов и, не обнаружив таковых, быстро поднялся по ступенькам в темную арку под стоящим на небольшом возвышении домом.

Металлическая дверь в подъезд, как выяснилось, была оборудована не только кодовым замком, но и домофоном. Артем набрал номер квартиры и надавил кнопку вызова. Подождал минуту. Тишина. Может, Игорь и Кира спят где-нибудь в дальней комнате и не слышат звонка? О том, что хозяев попросту может не быть дома, не хотелось даже думать. Ибо в этом случае расклад выходил напрочь хреновый, и путь у Грека был только один – пешком, через весь ночной город, на Кутузовский проспект. А точнее – до первого попавшегося на маршруте мента.

Отгоняя тяжелые мысли, Артем еще раз нажал вызов…

И едва не рассмеялся от вдруг появившегося ощущения свалившегося с груди камня, когда динамик отозвался заспанным, недовольным голосом бывшего сокурсника:

– Да?! Кто там еще, блин?! Санек, ты?!

– Игос, привет. Это Артем Греков. Извини что я так поздно. – С блуждающей на губах полуулыбкой сказал Артем. – Есть срочное дело. На сто миллионов. Пустишь? Или мне уйти?

– О! Здорово, – судя по бодрому восклицанию Уварова, от сонливости не осталось и следа. – Я тебе уйду! Заваливай давай… Дергай дверь, я открываю.

Раздалось тихое жужжание, затем щелчок. Артем распахнул тяжелую стальную дверь и вошел в подъезд. Из расположенной прямо напротив двери крохотной каморки на него смотрели из-под очков с толстыми линзами цепкие, внимательные глаза. Консьержка – худенькая бабуля лет шестидесяти в накинутом на плечи цветастом платке – опустила вязание, оглядела более чем странного ночного визитера, торопливо засунувшего руки в карманы мокрых голубых джинсов, и строго спросила тоном инспектора по делам несовершеннолетних:

– Вы к кому, молодой человек?

– Здравствуйте. К Уваровым. В семнадцатую, – вежливо сообщил Грек.

– Что, сильный дождь на улице? А вроде не слышно, – оценив жалкий видок промокшего до нитки Артема, непринужденно поинтересовалась женщина.

– Ливень, – подтвердил Грек и, шлепая носками по каменному полу, быстро проскользнул дальше, к лифту.

Уваров, одетый в обтягивающую рельефный торс черную футболку и спортивные брюки, стоял на лестничной площадке четвертого этажа и курил. Увидев вышедшего из лифта бывшего сокурсника и земляка, Игос на долгие пару секунд застыл каменным изваянием, так и не донеся до рта зависшую на пол пути сигарету. Брови его, по мере осмотра нежданного гостя, медленно сдвинулись к переносице.

– Так… – глубокомысленно изрек Уваров. – Ты что, из Бутырки сбежал?

– Хуже, – на полном серьезе ответил Артем. – С того света.

По выражению глаз бывшего сокурсника Игорь понял: тот говорит чистую правду. Дело принимало серьезный оборот. Затушив сигарету в стоящей тут же, на подоконнике холла, на треть заполненной хабариками стеклянной банке, Уваров молча кивнул на дверь квартиры: «Заходи».

– Только тише, Кирка спит, – предупредил Игос, проводя Артема в ближайшую к прихожей, уютно обставленную маленькую комнатку и открывая шкаф. – На вот, переоденься. Рожа вся синяя, как у покойника. – На кресло полетели носки, новые, с магазинной биркой, трусы-боксеры и адидасовский спортивный костюм. – Будет чуть маловат – извини. Мы люди скромные, штангу в узлы не завязываем. Жрать хочешь?

– Подожди ты с жратвой! – торопливо стягивая битловку и прилипшие к ногам джинсы, отмахнулся Артем. – Дай лучше телефон. Мне нужно срочно позвонить в Питер. Лакину.

– Дам, – подперев плечом стенку и сложив руки на груди, сухо пообещал Уваров. – Только вначале ты расскажешь мне, что с тобой приключилось и почему ты в таком виде? Только давай без пурги и вкратце.

– Можно и так, – облачившись в сухую одежду и ощутив приятную расслабленность во всем теле, Артем устало упал на кресло и рассказал земляку историю своих злоключений. Начиная от прошлогодней стычки с усть-озернинским чиновником в бистро «Мельница» и заканчивая любезно согласившимся его подбросить прямо в адрес бандитом по прозвищу Грязный Гарри. Уваров слушал молча, не перебивая. Когда Артем дошел в своем рассказе до спасенного им водителя «УАЗа» и гибели так и не сумевших выбраться из машины трех других бойцов ОМОНа, по лицу Игоря пробежала тень.

– Вот такие хреновые у меня дела, Игос, – закончив исповедь, подвел черту Артем. – Хорошо хоть мальчишку удалось живым вытащить. А в остальном – полная, абсолютная жопа.

– Жди здесь, я сейчас вернусь, – отлипнув от дверного косяка, бесцветным голосом произнес Уваров. Добавил, уже выходя в коридор: – Чайник поставлю.

– Не мешало бы и чего покрепче. Грамм сто – сто пятьдесят, – высказал свое пожелание ночной гость.

– Я посмотрю, что у меня есть в баре.

– Давай…

Игоря не было минуты три. От нечего делать Артем встал с кресла и принялся разглядывать стоящие за стеклянными дверцами шкафа-витрины фотографии в рамках. То, что он на них увидел, повергло беглеца в состояние, именуемое боксерами и рукопашниками «гроги». Это когда тебе кажется, что ты в сознании и более-менее твердо стоишь на ногах, но на самом деле ты уже в нокауте и не способен оказать сопернику серьезного сопротивления. Достаточно всего одного, даже не слишком сильного, добивающего удара – и ты, окончательно побежденный, падаешь на татами в полной отключке…

На трех из пяти фотографий бывший сокурсник Игос Уваров был запечатлен вооруженным до зубов, в камуфляже, с шевронами московского Отряда Милиции Особого Назначения на рукаве. К тому же два из этих снимков были, вне всякого сомнения, сделаны в мятежной Ичкерии, во время командировок столичного ОМОНа на Северный Кавказ. Артем без труда узнал известные по телерепортажам развалины бывшего дворца Джохара Дудаева в центре Грозного и площадь Минутку.

На двух других фотографиях был изображен тот самый мальчишка-водитель, которого Артем час назад вытащил из рухнувшего в Москву-реку милицейского «лунохода».

В голове Грека словно в обратной последовательности прокрутили видеопленку. Он отчетливо вспомнил, как сержант, старший группы ОМОНа, отправленной для его доставки в ИВС, обращаясь к чересчур расприкалывавшемуся водителю, сказал дословно следующее: «А ты, Копытин, держи язык за зубами. Будешь много болтать – лично займусь твоим воспитанием. Так что даже Игос не поможет. Понял шутку юмора?!»

Все. Приплыли. Здрасьте. Единственный выход из лабиринта, как выяснилось, вел прямиком в клетку к Минотавру.

Словно подтверждая эти отнюдь не радостные выводы Артема, дверь комнаты распахнулась. На пороге стоял лейтенант милиции Уваров, собственной персоной, уже успевший сменить домашний прикид на джинсы, кроссовки и кожаную куртку. В руке бывшего сокурсника по физинституту Грек без особого удивления увидел оружие – автоматический пистолет Стечкина.

– Я позвонил на базу, – быстро сообразив, что представляться ему уже не нужно, сухо сказал Игос. – Через двадцать минут за тобой приедет машина.

– Спасибо тебе. Отец родной. За гостеприимство, – горько усмехнулся Грек. – Уважил. Век не забуду.

– Служба такая, Греков, – на каменном, сухопаром лице Игоса не дрогнул ни один мускул. – Поставь себя на мое место. Погибли трое наших бойцов. Сашка, младший брат жены, – в реанимации. Тебе придется ответить на вопросы. И некоторое время посидеть в ИВС.

– Я уже все тебе рассказал! – сквозь зубы процедил Артем и шагнул навстречу лейтенанту. – Неужели ты не понимаешь, идиот, что сейчас, в эту самую минуту, собственными руками затягиваешь у меня на шее петлю?! Я ни в чем не виноват, но доказать это не в моих силах! Все куплено!!! И благодаря тебе, козлу тупорогому, я сегодня окажусь в изоляторе, через несколько дней – в СИЗО, а затем – на зоне!!!

– Единственное, что я могу тебе обещать, это посильную помощь в разбирательстве твоего дела, – жестко сказал Уваров. – Если ты не виновен, выйдешь на свободу. Если виновен – отправишься гнить на нары. Я все сказал. Так что лучше сиди и не дергайся. Целее будешь.

– Пош-шел ты знаешь куда?! – в отчаянии зарычал Артем. Судорожно сглотнул застрявший в горле ком, помолчал секунду и тихо, зло спросил: – В Питер хоть дашь позвонить, или?..

– Или, – категорично отрезал омоновец. Добавил, с довольным видом «нового русского», бросающего подачку сидящему возле церкви бомжу:

– Если хочешь есть – можешь пойти на кухню и сделать себе бутерброды.

– Засунь свои гребаные бутерброды себе в з-задницу! – проскрипел Грек. – И маслом не забудь пожирнее намазать, лучше проскочат! Благодетель х.в. Я к тебе как к человеку пришел, а ты… Сука ты, Уваров. Если до сегодняшнего дня я хоть к кому-то из ментов и относился с пониманием, как к правильным мужикам, не зря носящим погоны и оружие, так это к ОМОНу. Видимо, потому, что до сих пор лично с вашими гоблинами не сталкивался… Но твой сучий поступок просто лишний раз убедил меня, что мусор – он и есть мусор. В какую форму ни одевай. Спецназ, блин!!!.. Да в махровом долбоебизме ты недалеко ушел от тех двух гуманоидов из аэропорта. Эти тупые животные, по крайней мере, знали, ради чего старались. Из-за денег. А ты? Ради чего ты меня подставляешь?! Неужели тебе станет легче, если ты сломаешь жизнь не только мне, но и моей семье?! Какие еще тебе нужны доказательства моей невиновности?! Хочешь – сам позвони Максу Лакину. Прямо сейчас. Расскажи ему, без одной минуты майору ФСБ, как я пришел к тебе за помощью, а ты, резина рваная, меня сдал!!!

– Хавальник захлопни, оратор, – дергая щекой, заявил Уваров. – Не перед кем выеживаться. Журналистов нет… Мне от тебя, Греков, ничего не нужно. Я еще раз повторяю: базар закончен. Будет следствие, оно во всем разберется. А сейчас стой и не дергайся. Не испытывай мои нервы. Они после чеченских каникул и контузии и так не железные.

– Зато мозги у тебя, вкладыш легавый, точно из парафина. Да что с тобой вообще говорить! Шакал… – Поняв, что слова здесь бессильны и плетью обуха не перешибешь, Артем брезгливо поморщился, матюгнулся и рухнул в кресло, уставившись в пол.

Игос медленно опустил пистолет.

– Вот так гораздо лучше.

– Кому лучше, ур-род?!

– Всем. Ты еще потом спасибо мне скажешь.

– Я?! – фыркнул Грек. – За что?! За подставу?! К врачу сходи, придурок.

– За то, что шкуру тебе, идиоту, спас, – холодно уточнил Уваров. – Если бы тебя попытались задержать, ты бы стоял и не рыпался?

– Хрена с два, – вынужден был признать Артем. – Не дождетесь.

– Об этом я и базарю. По какой причине машина слетела с набережной в реку – пока неизвестно. Зато известно, что трое наших парней погибли, а ты – сбежал. Утром об этом будет знать каждый сопливый пэпээсник в радиусе ста километров от Москвы. Знаешь, мне не очень хочется, чтобы по тебе стреляли на поражение. Даже если с точки зрения буквы закона это будет вполне оправданно.

– У тебя только что был реальный шанс все изменить, Игос, – тихо сказал Грек. – Но ты, ментяра пробитый, предпочел выслужиться и не рисковать жопой. Так спокойней. И начальство оценит. Особенно когда узнает, что мы с тобой, оказывается, старые знакомые. Что ж, – ухмыльнулся Артем, – с точки зрения закона ты все сделал правильно. Только ты забыл, что в мире есть и другой закон. Человеческий.

– Только не надо меня пугать. Пуганый уже.

– И по этому самому человеческому закону, – спокойно продолжил Артем, – ты, Уваров, поступил, как последняя сволочь. – Угодивший в ловушку беглец поднял взгляд на бывшего институтского сокурсника и закончил: – Даже если мне придется в течение следующих нескольких лет нюхать тюремную парашу, однажды я все равно выйду на свободу. Рано или поздно. И в первую очередь кончу тех, кто меня подставил и засадил за решетку. Это не пустые обещания, Уваров. Я клянусь памятью отца и сестры – так и будет. Но прежде я…

Закончить фразу сжавшийся, словно тугая пружина, готовый к броску Артем не успел. Вместо этого, точно уловив идеальный для атаки момент, когда на полсекунды отвлекшийся, чтобы подавить кашель, Игос окажется в наиболее уязвимом положении, буквально взмыл с кресла и бросился на противника. Левой рукой Артем намертво стиснул и отвел в сторону запястье сжимающей пистолет правой руки Уварова. А кулаком своей правой – нанес лейтенанту ОМОНа короткий, но чудовищно сильный удар в челюсть. В этот решающий удар, от которого зависел результат схватки, Грек вложил всю свою злость, все отчаяние и всю ненависть, накопившиеся в нем за один день пребывания в Москве. Однако не слишком полагаясь только лишь на внезапный нокаут – лейтенант Уваров вполне мог оказаться достаточно крепким и выносливым в драке бойцом, – тяжело рухнувший сверху на противника Артем предплечьем правой руки провел жесткий удушающий прием, пережав Игосу горло, а другой – дважды жестко припечатал его по-прежнему сжимающую «Стечкин» руку о покрытый ламинированным паркетом пол. На втором ударе тяжелый ствол вылетел из ослабевших пальцев громко хрипящего, дергающегося и извивающегося всем телом хозяина квартиры и с тупым стуком скрылся где-то под диваном. Артем понял: он победил…

Первым его желанием было сломать ему шею. Но он все-таки, хоть и не без усилия, подавил в себе этот мстительный порыв. В конце концов, этот непробиваемый мент сделал именно то, что должен был сделать на его месте любой легавый. Если отбросить сентиментальные сопли и взглянуть на вещи трезво, становится очевидно: нельзя винить Буратино за то, что он деревянный. Поэтому вместо смертоубийства Артем ограничился двумя точными, выверенными ударами ребром ладони по шее, после которых лейтенант надолго впал в нирвану.

Тяжело дыша, Грек медленно поднялся на ноги и, покачнувшись, в последний момент прислонился спиной к дверному косяку. Перед глазами все плавало. Его тошнило и мотало из стороны в сторону. После отнявшей последние силы яростной схватки с предателем Игосом накопившаяся за этот безумный день смертельная усталость навалилась с неотвратимостью снежной лавины. На то, чтобы отдышаться и хоть немного прийти в чувство, Артему потребовалось не меньше минуты. Ее хватило, чтобы окончательно убедиться: их возня, слава богу, не разбудила спящую где-то в глубине квартиры жену Игоса. Иначе картина бы вышла та еще – хозяин с разбитой в кровь мордой лица лежит на полу без признаков жизни, а закованный в наручники, одетый в хозяйский «адидас» ночной гость из Питера, ничего толком не объясняя, упрямо ломится на выход, норовя попутно прихватить в качестве трофея чужие куртку и ботинки. Не босиком же, в конце концов, по лужам ходить. Да, только женской истерики сейчас и не хватало, для полного счастья. Завизжит, бросится при виде нокаутированного супруга царапать когтями лицо – что с ней тогда делать? С мужиками, как ни крути, гораздо легче. Даже если они умеют махать руками, вооружены и уверены в своих силах.

Впрочем, кажется, обошлось без эксцессов. Неслышно ступая, Артем вышел в коридор, не зажигая света торопливо обул стоящие возле обувницы синие, порядком раздолбанные беговые кроссовки Уварова, в своем нынешнем виде более всего подходящие для выноса мусора в ночное время. На плечи накинул старую, подстать обуви, короткую и донельзя вытертую кожаную куртку. Скрепя сердце и испытывая неприятный холодок в груди от того, что приходится воровать, открыл лежащий тут же, на полочке перед зеркалом, потертый кожаный бумажник Уварова, в недрах которого обнаружились кредитная карточка «СДМ-банка», две бумажки, в тысячу и пятьсот рублей, и кое-какая мелочь. Взял только пятисотку – на такси, – остальное не тронул.

Из комнаты донесся тихий стон приходящего в чувство Игоса. Швырнув кошелек на место и уже шагнув к входной двери, Грек бросил мимолетный взгляд на стоящий тут же телефон. Нет, риск слишком велик. Вызванная Уваровым группа ОМОНа будет здесь с минуты на минуту, и любая задержка может стоить слишком дорого.

Открыв замок, Артем покинул квартиру и, стараясь ступать как можно тише, стал торопливо спускаться вниз по лестнице. В случае появления милиции лифт – это гарантированная западня. Да и невысоко, всего четвертый этаж.

Проходя мимо консьержки, Грек старался выглядеть как можно спокойней. Бросил вежливое:

– До свидания, – на что не поднявшая глаз от вязания старушка лишь кивнула.

С улицы послышался стремительно приближающийся гул мотора, сменившийся визгом тормозов. Громко хлопнули дверцы. Топот нескольких пар ног, возбужденные голоса и, наконец, щелчок открывающегося кодового замка. Видимо, кто-то из бойцов, часто бывающий дома у лейтенанта, знал комбинацию. Дверь распахнулась, и в проеме показались четверо вооруженных автоматами бойцов ОМОНа. Хмурые, решительные лица спецназовцев не предвещали объекту их нынешнего интереса ничего хорошего.

– Милиция, – поймав испуганный взгляд консьержки, на всякий случай буркнул один из бойцов, хотя и так было понятно, кто именно пожаловал. И тут же плотно заинтересовался бандитского вида бугаем с отчетливо сверкающим на виске свежим кровоподтеком. – Эй, ты! Стоять! Кто такой!? – Омоновец недвусмысленно поднял автомат.

– Дед Пихто, – глухо ответил Грек, поняв, что для него все кончено.

– Лицом к стене!!! Живо!!! Руки за голову!!! – рявкнули одновременно несколько голосов, заметив на руках Грека разорванные браслеты и сообразив, кто перед ними. Один из группы, особо злой и нетерпеливый, не дожидаясь, когда будет исполнена команда, прорвался из-за спин товарищей и нанес Артему сильный удар прикладом автомата в переносицу. И – завертелось.

Скрученный, вжатый лицом в стену, получивший еще один коварный удар, Грек дальнейшее помнил отрывочно. Сознание, в котором то и дело вспыхивали молнии от очередного полученного удара, после прямого попадания носка тяжелого омоновского ботинка в пах сразу заволокло кровавым туманом. Колени подогнулись. Во рту появился соленый вкус крови. Омоновцы избивали его самозабвенно, со знанием дела, умышленно метя в наиболее уязвимые места. Одним словом – профессионалы. Затем подхватили под руки, приволокли к микроавтобусу со шторками на окнах, без опознавательных трафаретов, и, открыв дверь, как чурку, запихнули внутрь, на пол между двумя рядами боковых сидений. Двое остались сторожить, время от времени продолжая наносить удары ногами и прикладами автоматов, двое других побежали в квартиру Уварова. Когда бойцы вернулись и сообщили своим товарищам, в каком виде обнаружили лейтенанта, в тесном салоне микроавтобуса началась настоящая мясорубка.

На последних проблесках сознания скрюченный, густо измазанный кровью Грек услышал произнесенную кем-то из ментов реплику:

– Мочить его, гада, надо! При попытке к бегству! И весь х… до копейки, – после чего стремительно рухнул в вязкое, пульсирующее и отчего-то не чернильно-черное, а багрово-рубиновое забытье.

«Наверное, уже замочили», – равнодушно подумал Артем, и время окончательно остановилось.

Часть 2 «Матроска»

Глава первая Порнокиллер

Пробуждение было болезненным, мысли в черепной коробке ворочались с трудом, как тонущий в болоте бегемот. Сначала вернулась боль, резкая, заставляющая ежесекундно морщиться и чем-то напоминающая зубную, только во всем теле сразу. Чуть позже слух начал различать окружающие скудные звуки, преимущественно шорохи. Потом появился странный металлический привкус во рту. Зрение включилось последним и не сразу. Артем поднял весящие добрую тонну веки, но увидел лишь размытые бесформенные кляксы. Проморгался – не помогло. Тогда протер глаза саднящими, покрытыми коростой ссадин руками. Опухшие пальцы прикоснулись к чему-то вязкому и липкому. Это была засохшая кровь. Ею было покрыто все лицо, включая волосы. Хорошо постарались, сволочи.

– Очнулся, брат? – совсем рядом с Артемом неожиданно послышался голос, как сразу отметил Грек, с явным кавказским акцентом. – Подожди, я сейчас…

Возникла какая-то возня, слух уловил шаги – сначала отдаляющиеся, затем приближающиеся.

– Не трогай лицо руками, заразу занесешь, – властно посоветовал голос. – Лучше вымыть и протереть чистым куском одежды.

На лицо Грека неожиданно стекла холодная влага. Вода. Попав в сочащиеся, едва покрытые корочкой свернувшейся крови раны, она вызвала новый приступ боли.

– Терпи, – спокойно сказал незнакомец. – И не вставай пока. Сейчас слегка оботру, легче станет…

Артем почувствовал, как расстегивается «молния» на его груди, как сухо трещит разрываемая по швам майка, стараниями добровольного санитара превращаясь в относительно чистый кусок хлопчатобумажной ткани. Незнакомец аккуратно, стараясь причинять минимум страданий, промокнул влажное лицо Артема и прежде всего густо залепленные бурой пленкой веки.

Грек открыл глаза и увидел склонившееся к нему болезненно худое, поросшее сантиметровой щетиной мужское лицо. На вид – лет сорока. С чуть тронутыми сединой вьющимися волосами, умными карими глазами и гордым орлиным профилем. Типичный горец. За спиной мужчины виднелся закопченный, в сырых плесневелых разводах потолок с тускло горящей лампочкой в сетчатом металлическом наморднике.

– Где я? – с трудом разлепив разбитые в лохмотья губы, прошептал Артем.

– В камере, брат, – сдвинув к переносице густые брови, спокойно сказал кавказец. – В изоляторе временного содержания.

– Давно? – Грек попытался подняться, но зверски избитое тело слушалось его плохо. На помощь пришел незнакомец. Он бережно взял соседа по камере под микитки, приподнял без видимого усилия и прислонил спиной к стене.

– Со вчерашнего утра, – сообщил кавказец. – Так что вторые сутки пошли, как тебя цирики приволокли. Ну, слава Аллаху, хоть очнулся. Значит, выкарабкаешься…

Артем огляделся. Камера, где он находился вдвоем с этим человеком, была похожа на каменный мешок. Размером три на четыре метра, с кое-как оштукатуренными лет полста назад кирпичными стенами, высоким потолком, забранным решеткой изнутри и «ресничками» снаружи крохотным окошком. В углу, рядом с дверью, располагалась дырка-параша, из стены куском торчала ржавая труба без вентиля, из которой капала на рыжий кафель и сбегала к дырке в полу мутноватая вода. Больше в камере не было ничего. Даже нар. Он сидел прямо на холодном каменном полу, на котором кое-где просматривались кляксы запекшейся крови. Видимо, его собственной, накапавшей, пока его тащили сюда из коридора. Рядом, на том месте, где он только что лежал, валялся мятый дорогой пиджак цвета «соль с перцем» с торчащим из кармана галстуком. Артем перевел взгляд с подстилки на стоящего рядом соседа по камере. Тот был в одной рубашке, расстегнутой на три верхние пуговицы. Из образовавшегося треугольника торчала буйная растительность.

– Спасибо тебе, – поблагодарил сокамерника Грек. – Меня Артем зовут.

– Не за что, брат, – вздохнул кавказец и опустился рядом, тоже прислонившись спиной к стене. – Я Иса Сухумский. Слышал о таком?

– Нет, – покачал головой Грек. – Я из Питера.

– Хороший город, – кивнул Иса. – Только сырой и холодный. У меня там девушка есть, стюардессой в «Пулково» работает. Марина.

Минуты две дружно молчали. Первым не выдержал кавказец. Спросил вежливо:

– За что тебя легавые так уделали, брат? Артем задумался. Действительно, за что?

Ведь когда эти гоблины в бронежилетах начали его всем скопом в подъезде гасить на глазах у перепуганной консьержки, никто из них еще не знал, какая участь постигла лейтенанта Уварова. Это потом, уже в автобусе, по новой навалились, суки. Однако пересказывать свои злоключения кому бы то ни было, кроме адвоката, Артем не собирался. Поэтому ограничился частично правдивым, предельно коротким ответом:

– Мента одного отметелил. Омоновца.

– Насмерть? – деловито уточнил Иса.

– Да нет, – выдохнул Артем. – Уже наверняка очухался. Падла.

– Можешь на пятерку раскрутиться, – прикинул Сухумский. – Если не зашлешь, кому надо.

– Это вряд ли, – честно высказал свое мнение о грядущих перспективах следствия Грек. – Здесь особый случай. – И почему-то вдруг вспомнил о спасенном им из Москвы-реки молодом парнишке-водителе. Как вскоре выяснилось, родном брате жены Уварова. Бывшего сокурсника по физинституту. Который, в свою очередь, оказался не кем иным, как лейтенантом ОМОНа. Вот тебе и столица, с десятью миллионами жителей! А еще говорят, мол, Питер город маленький. Тесный. Куда ни плюнь – знакомые рожи. И вдруг – здрасьте вам… Все-таки точно за пределами Кольцевой дороги подметили еще в давние времена: Москва – просто большая деревня, хоть и с понтами.

– Знаешь, брат, а я бы на твоем месте Аллаха благодарил, – оскалился Иса. Однако в глубине его умных, чуть прищуренных глаз Артем увидел отблески льда. Помолчав немного, сокамерник повернул к нему лицо и выдавил, скрипя зубами:

– Мне легавые изнасилование детей шьют. Двух сестер-близняшек. Двенадцати лет. С такой поганой статьей даже те, кто «при своих», больше суток в общей камере не живут…

Судя по реакции Исы, сразу отведшего взгляд в сторону и нервно, словно прогоняя наваждение, дернувшего головой, на лице Грека после его признаний отразилось именно то, что должно было появиться на лице любого нормального человека, – презрение. К подонку, совершившему одно из самых гнусных преступлений.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, брат, – глядя в стенку, с болью в голосе прошептал кавказец. – Но, Аллах тому свидетель, я не заслужил твоей ненависти! И если я прикасался к этим девочкам, то только для того, чтобы погладить по голове или поцеловать их в щечку перед сном… Меня подставила их мать. А ее заставили менты. Эти поганые псы долго думали, как бы достать меня, и наконец нашли подходящий повод. Один опер придумал, как меня можно не просто бросить на кичу, а уничтожить. Причем – чужими руками. Не веришь, да?

– Я тебе не судья, Иса, – после продолжительного молчания, с трудом подобрав слова, ответил Грек. На него снова навалилась боль и подступила к горлу тошнота. Артем поморщился, прикрыл глаза и после некоторого молчания прошептал, чуть слышно: – Я знаю, как иногда случается, Иса. Малолетние шлюхи добровольно ложатся в постель с мужиками, а затем вышибают из этих лохов бабки, угрожая накатать заяву об изнасиловании. Но посадить могут, только если есть свидетели или положительные результаты экспертизы. Если секс между ними действительно был, любая экспертиза это подтвердит. По принуждению или нет – уже не важно. Любой суд примет сторону малолетки, и мужик пойдет на нары. Даже если девчонка – последняя блядь и успела перепихнуться со всем кварталом…

– Экспертиза, говоришь? – губы Сухумского скривились. – А если она показала, что заявившие об изнасиловании под давлением своей матери девочки до сих пор девственны, как младенцы?!

Артем открыл глаза и скосил удивленный взгляд на сокамерника:

– В таком случае тебе вообще незачем волноваться, Иса.

– Это с точки зрения нормальных людей. Но только не легавых. Для них я все равно насильник.

– Что за бред? – нахмурился Артем. Сокамерник долго смотрел в одну точку на стене, а потом сказал совсем не то, что ожидал услышать Грек. Медленно подбирая слова, Иса начал рассказывать свою историю.

– Я, брат, бродяга по жизни. И одиночка. У меня свой мир и свои законы. Мне сорок два. Ни одного дня в жизни я не ишачил на государство и тем более на кого-то со стороны. Работал всегда один. Ну, почти всегда. От подельников никакой пользы – один геморрой. – Глаза сокамерника недобро сузились. Видимо, кавказец вспомнил о чем-то очень для себя неприятном. – Два раза сидел, от звонка до звонка. В общей сложности восьмерик. В последний раз, в Коми, чуть в воры не короновали… Вышел три года назад. Случайно, на улице, познакомился с одной женщиной. Ее зовут Галина. Шел ночью по Черемушкам, слышу крики. Оказалось, двое наркош вырвали сумочку у идущей по улице одинокой женщины. А в ней – вся ее зарплата. Галина тогда медсестрой в больнице работала, как раз с дежурства домой возвращалась. Двое суток не спала… Со здоровьем у меня всегда нормально было. Я в детстве в Ташкенте жил, там, еще в первом классе, встретил учителя-корейца. В общем, даже в тюрьме тренировался… Догнал я этих уродов, башню первому пробил, подобрал с сугроба сумочку. Но второй, тот, что с пустыми руками бежал, в последний момент успел в меня стилет зоновский метнуть. В трапецию попал, в сантиметре от шеи. Тогда зима была, мороз под двадцать градусов. Я в куртке кожаной был. Воротник спас. Всего на сантиметр стилет в мышцу вошел. Правда, кровищи – море… Вернулся назад, сумочку отдал… Галина как кровь на воротнике увидела – вцепилась в меня, сразу домой потащила. Я, разумеется, не возражал…

Артем заметил, как при упоминании о первой ночи, проведенной Исой в гостях у подставившей его женщины, черты лица кавказца разгладились.

– В общем, больше мы не расставались. Остался я у нее жить. Да и девочки – дочки Галины от первого мужа – ко мне привязались. Галина продолжала в больнице медсестрой работать, сутки через двое. Я, когда надо, на дело ходил. Иногда по трое суток не появлялся. Галя никогда не спрашивала, где я был и как зарабатываю деньги. Ей вполне хватало, что мы вместе и нам хорошо. А потом, примерно через три месяца, она вдруг не вернулась с дежурства. Я позвонил в больницу и узнал, что Галину и еще одного врача по наводке санитарки повязали менты. За сбыт наркотических средств. Тяжелобольным, особенно раковым, для снятия боли положено делать инъекции морфия. Галина и тот лепила выделяемые наркотики экономили, часть ампул продавали на сторону. Зарплата у медиков – плакать хочется, но детям ведь этого не объяснишь. Старая карга-санитарка как-то пронюхала, захотела войти в долю. Лепила ее послал и припугнул, что уволит. Вот эта тварь из мести и слила их мусорам. Те сначала долго следили, а затем повязали всех с поличным. Включая перекупщика…

Иса тяжело вздохнул, покачал головой.

– И ведь знали же, суки легавые, когда арестовывали, что дома у Галины две девчонки, одни!!! Неужели не могли под подписку до суда отпустить?! Так нет же. Знаешь, что эти пидоры ей сказали?! «Они, мол, у вас уже большие, двенадцать лет. Сами о себе как-нибудь позаботятся». Их, сволочей, совершенно ничего не интересовало, откуда дети возьмут деньги на продукты?.. Тогда Галина совершенно случайно и проговорилась, что у нее есть сожитель. Я. Мусора за слово сразу клещами ухватились, наехали по-черному – кто такой, как звать, где работает. Короче, пробили по архиву и чуть не обделались от радости. Как же, старый знакомый! Иса Сухумский! Знаем, знаем такого. Связались с операми, которые меня в прошлый раз брали. Те говорят – три года как откинулся, сейчас на него ничего нет. Но в прошлый раз крови он нам попортил, а на суде вообще получил по минимуму. Так что будем упаковывать по новой. Качественно. Наверняка. Тогда эти псы и придумали подставу с изнасилованием. И поставили Галину перед выбором – или она идет на зону, лет на пять, за сбыт наркоты, или ее прямо сейчас выпускают под подписку, гарантируя, что на суде она пойдет не как соучастник, а как свидетель. За это она должна убедить девчонок написать заявление о том, что во время ее отсутствия я неоднократно силой принуждал их вступать в сексуальные контакты. В том числе – в особо циничной и извращенной форме. Потому что это уже вообще никакой экспертизе не поддается.

– Что «это»? – не сразу сообразил Артем.

– Э-э! Ты что, маленький?! – отмахнулся Иса. – Не знаешь, что менты в своих сортирных бумажках «извращениями» называют?

– Нет. Но, в общем, догадываюсь.

– Это когда трахают не в …, а в рот. Или в задницу, – сухо сообщил кавказец. – У кого какая фантазия.

– Ясно. Можешь не продолжать, – кивнул Грек. – В первом случае, действительно, невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть. Даже если речь идет о детях. Остаются одни показания. Которым судьи обычно верят куда больше, чем любым оправданиям.

– Короче, не смогла Галя от детей отказаться, – с грустью, но без явной обиды, констатировал Иса Сухумский. – Она сама родом из Перми. В Москву приехала по лимиту. Вышла замуж. Потом развелась. Муж, из немцев, оставил ей и детям квартиру и давно уже смотался в Германию. И – с концами. Даже адрес, падла такая, не сообщил. Так что никого из родственников, кто мог бы девочек взять, у Галины не осталось. Мать-старуха в Перми, и та умерла… По закону в случае осуждения матери Лену и Юлю до совершеннолетия передали бы в детский дом. Что там с детьми вытворяют, ты, надеюсь, в курсе… Об этом фильмы снимать надо. Документальные. Какая мать на такое согласится? Даже если ради спасения детей нужно подставить хоть и близкого, но, по сути, совершенно чужого человека?!

– Никакая, – согласился Артем. – У нее просто не было выбора, Иса. – Грек на секунду задумался. – Если только не попробовать кинуть самих мусоров. Сначала уговорить девочек дать показания, убедиться, что в деле о наркотиках уже ничего не грозит, а затем, на суде, попросить детей отказаться от своих слов, сославшись на жесткое давление со стороны следственных органов.

– Это возможно, – со вздохом согласился сокамерник. – Но только в одном случае – если суд по ее делу пройдет раньше, чем по моему. Только легавые не такие дураки и ни за что этого не допустят. Наоборот – изо всех сил постараются как можно быстрее закончить следствие и передать в суд мое дело, а дело о наркоте – затянуть. Для них это не составляет проблемы… Ладно, херня это все… Я не о том тебе говорю, брат. Ты дальше слушай. Галя сделала все, как требовали менты. Затем сама впустила в квартиру оперов, когда я спал. Меня швырнули в ИВС, а девочек отвезли на экспертизу. Я сразу потребовал встречи с адвокатом. Есть у меня толковый жиденок, Боря Гурфинкель. Рвач, каких мало. Но дело свое знает. В прошлый раз мне с семи лет на два года скостил… Вчера, перед тем, как цирики тебя чуть живого приволокли, я с ним здесь встречался. Боря показал мне раздобытую им за охренительные бабки ксерокопию результатов экспертизы. Обе девочки девственны. Следов насилия на теле не обнаружено. Только это все лажа, брат. Знаешь, что там в заключении написано? Я этот шедевр наизусть запомнил. Слушай: «По словам изнасилованных г-ном Мусаевым И. К. детей половой акт носил «законченный характер». А ниже: «Теоретически экспертом не исключена возможность проведения законченного полового акта без видимых нарушений девственной плевы». Ты хоть раз нечто похожее слышал?!

Кавказец воззрился на едва оклемавшегося после жестоких побоев сокамерника с таким видом, словно Артем был мировым светилом в области судебной медицины и одним своим решением мог либо казнить, либо миловать незаслуженно обвиненного в изнасиловании урку.

Но Грек молчал. На то были свои, куда как веские, причины. Выслушав кажущийся любому взрослому мужику дебильным вердикт милицейских медэкспертов, Артем припомнил разговор, случившийся много лет назад на чердаке многоэтажки в Сосновой Поляне, аккурат напротив женского общежития педагогического училища, за свою доступность прозванного среди пацанов «пятерочкой». Именно в такую сумму в деревянных советских рублях можно было уложиться в ближайшем гастрономе, чтобы с гарантией получить пропуск на вечеринку в одну из комнат. Диалог, в котором кроме самого Артема принимали участие еще два его друга, проходил в уютной, непринужденной обстановке теплого чердака, под бутылочку красного молдавского вина. Говорил в основном имеющий репутацию заядлого бабника Олег Кармухин, остальные внимали, разинув рты. Опытный товарищ во всех пикантных подробностях описывал свой вчерашний визит в «пятерочку», где буквально на днях поселились свеженькие девушки-первокурсницы, как мотыльки на пламя, ежегодно слетавшиеся в Ленинград в поисках женихов и места под солнцем со всех уголков необъятной Родины. А посему – в большинстве своем не слишком привередливые в выборе партнеров для секса.

Тогда, выпучив глаза, Олег взахлеб рассказывал приятелям о постигшем его прошедшей ночью казусе. Мало того, что «снятая» им отвязного вида девица оказалась девственницей, так сие препятствие, несмотря на все старания ухажера, не исчезло до самого утра. Хотя некоторое удовольствие Кармухин-Казанова все-таки получил.

Теперь, после исповеди соседа по камере, это признание школьного приятеля уже не казалось выдумкой. Даже с учетом последующего двадцатилетнего опыта общения с женщинами. Одним словом, прямо как в классике: «Есть много в этом мире, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».

Грек, тщательно выбирая слова, рассказал кавказцу об этом случае. Внимательно выслушав Артема, сокамерник поднялся, в напряженных раздумьях прошелся туда-сюда по камере, наконец остановился и с непередаваемой гордостью произнес:

– Ничего удивительного, что у него не получилось. У твоего болтливого дружка мужской прибор наверняка размером с мизинец. Именно такие вот обделенные природой неудачники очень любят рассказывать на каждом углу о том, какие они крутые порнокиллеры. А что ты скажешь на это, брат?!

Того, что в следующий момент сделал кавказец, Грек явно не ожидал: Иса торопливо расстегнул брюки – ремень, как водится, еще при водворении в ИВС отобрали цирики – и, не говоря больше ни слова, рывком спустил до колен, вместе с трусами.

Часть тела, представшая перед взором ошалевшего Артема, вполне заслуживала занесения в Книгу рекордов Гиннесса!!! Это было нечто. Такой булавой можно сваи на стройке вместо копра забивать. Мало того – не надо было надевать очки, чтобы сразу заметить не менее пяти-шести инородных предметов, внедренных под кожу детородного органа вокруг головки. Каждый величиной с большую горошину.

Разумеется, Артем не раз слышал о кустарных операциях, проводимых зеками в тюремных камерах и на зонах с целью придания своему простаивающему без дела боевому инструменту устрашающего вида, половой привлекательности, неповторимости и предполагаемого повышения его «рабочих качеств». Из зубных щеток и других подручных средств вытачиваются шарики нужного клиенту размера, после чего через сделанный заточенной ложкой надрез эти продезинфицированные водкой или одеколоном предметы внедряются под кожу члена. Когда все заживает, зрелище получается впечатляющее.

Насчет же Исы можно было сказать просто: герой русского эротического фольклора Лука Мудищев при виде этакого смертельного для большинства женщин оружия от зависти удавится на первом же суку.

Выпавший в осадок Артем окончательно и бесповоротно убедился – его сокамерник даже чисто теоретически не мог совершить акт насилия над сохранившими невинность двенадцатилетними девочками. К тому же вдобавок еще и «завершенный». Да уж, такого форс-мажора задумавшие подставить гордого кавказца столичные менты в своем подлом раскладе явно не учли. Облажались.

Довольный произведенным на Грека эффектом, Сухумский как ни в чем не бывало натянул брюки и сел рядом с ним у стены.

– Что ты думаешь делать? – справившись с шоком, спросил Артем.

– Гурфинкель, я в него верю, уже на днях добьется проведения повторной экспертизы, – с предвкушением реванша сообщил Иса. – Только уже не девочек – моей. Покажу этим продажным экспертам, чем Петр Первый убил своего сына.

– Иван Грозный, – улыбнувшись рваными губами, поправил кавказца Грек.

– Э-э, брат, какая разница?!. – через силу рассмеялся сокамерник. – Главное – результат. Как в той телевизионной рекламе: «Размер имеет значение».

– Да уж, – кивнул Артем. – Там, кажется, еще одна была. Какой части вашего тела никогда не помешает дополнительный объем? Конечно…

– Кошельку, – тут же нашелся Иса и снова рассмеялся, на сей раз – от души.

Однако тут же замолчал. В открывшейся кормушке камеры показалась помятая, недовольная рожа контролера. Натужно заскрежетал давно не смазываемый замок. Дверь медленно распахнулась.

Глава вторая Я бы в стукачи пошел, пусть меня научат

На пороге, как клоуны в цирке, стояли и пялились в глубь камеры два цирика – толстый и тонкий. Высокий амбал непринужденно поигрывал резиновым «демократизатором», похлопывая дубинкой по раскрытой ладони. Опытным взглядом оценив удовлетворительное состояние Артема, на удивление быстро оклемавшегося после первого в жизни личного знакомства с разъяренными бойцами ОМОНа, здоровяк пролаял с ленцой:

– Греков, на выход, – а потом, переглянувшись с напарником, с нескрываемым удовольствием и блуждающей на губах глумливой улыбочкой наблюдал, как задержанный с трудом встает, опираясь на плечо сверкающего зенками сокамерника и, подволакивая одну ногу и стискивая зубы от боли, хромает в сторону двери.

– Шевели копытами, с-сука! – вякнул, посторонившись с прохода, тщедушный коротышка, покачивая раскрытыми наручниками. – Лицом к стене!!! Грабли за спину!!!

Грек, внутри которого все клокотало от негодования, молча повиновался. Холодные браслеты снова сдавили его запястья. Пролязгал замок в закрытой цириками двери камеры.

– Вперед, по коридору! – процедил амбал. Но едва задержанный отлип от стенки и сделал первый шаг, размахнулся что было сил и ударил припадающего на одну ногу Артема резиновой дубинкой по спине. Он был профессионал и знал, куда нужно бить, чтобы, не оставляя следов, доставить клиенту ИВС максимальную боль, – точно между лопаток. От такого удара даже у здорового быка мгновенно сбивается дыхание и темнеет в глазах. Что уж тут говорить об этом, едва двигающим подпорками, куске свежеотбитого антрекота…

Сдавленно охнув, Грек неуклюже рухнул на каменный пол коридора, в последний момент успев сгруппироваться, поджать колени и упасть «правильно», на бок, сохранив от травмы и без того превращенное в сплошную ссадину лицо. Но падение все равно оказалось болезненным.

– Слепой, что ли, спотыкаешься на ровном месте?! – не удержался от довольного смешка контролер-коротышка. Он явно страдал комплексом неполноценности и поэтому старался возвыситься в собственных глазах посредством безответного насилия над задержанными. Ловко подпрыгнув, он отвесил лежащему на полу Греку смачного пинка. Несмотря на рахитное – соплей перешибешь – телосложение, низкорослый цирик служил в ИВС давно, а, следовательно, был профессионалом по части измывательств. В особенности если вышеобозначенные, и без того приятные для души побои щедро оплачивались неким заказчиком, очень заинтересованным в надлежащей «прессухе» конкретного задержанного. Поэтому неудивительно, что удар ногой пришелся Артему не по ягодицам, а чуть выше – по копчику. В то самое место внизу позвоночника, откуда, если слепо верить дедушке Дарвину и его шизофренической теории, у наших прыгающих по пальмам лохматых предков начинался хвост. От дикой, нестерпимой боли Грек захрипел.

– Встать была команда! – рослый контролер нагнулся, сцапал пытающегося отдышаться Артема за шиворот и рывком привел в частично вертикальное положение, поставив на колени. – Ну?! Ты плохо понял, пидор? Или ребра пересчитать?

– Я тебе, тварь, – прошептал, морщась, Грек, – самому зубы твои гнилые пересчитаю. Дай только выйти…

– Можешь даже не надеяться, – осклабился мент. – Я в курсе, за какие подвиги тебя к нам в санаторий упаковали. Так что моли Бога, чтоб хотя бы сдохнуть успел на свободе. Прокурор тебе за такой букет лет пятнадцать лагерей нарисует, как с куста.

– Посмотрим, – коротко бросил Артем, встал в полный рост и, пошатываясь, двинулся вперед.

Цирики привели его в комнату для допросов этажом выше. Прикрученный к полу деревянный двухтумбовый стол и вмурованная в бетон металлическая табуретка для задержанного. За столом, дымя сигаретой, развалился помятый, пыльный, словно только что вытащенный из шкафа с нафталином мужик лет сорока пяти. На нем был дешевый костюмчик, повязанный на расстегнутом вороте линялой рубашки галстук-лопата. Сальная шкварка приглаженных редких волос, усыпанных крупинками перхоти, и постоянно бегающие, глубоко посаженные лисьи глазки. Тут же лежала тонкая картонная папка с документами. Едва открылась дверь и контролеры ввели задержанного, он торопливо раздавил окурок в банке из-под зеленого горошка и с интересом уставился на Артема.

– Снимите с него наручники и можете быть свободны, – кивнул он цирикам, усадившим Грека на табуретку и выжидательно вставшим по обе стороны сзади.

Некоторое время потирающий запястья Артем и его визави молча изучали друг друга. Потом мужик шумно выдохнул, громко хлопнул ладонями по крышке стола, пододвинул к себе папку, открыл, быстро пробежал глазами первую страницу с таким умным видом, словно сейчас видел ее впервые, что-то одобрительно промычал себе под нос, откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула, сцепил руки на груди и, таращась на нуждающегося в срочном медицинском осмотре задержанного, бодренько так сказал:

– Ну что ж, давайте знакомиться, Артем Александрович! Моя фамилия Птицын. Зовут – Алексей Михайлович. Я следователь. Мне поручено вести ваше дело. А также… м-да… поставить вас в известность, что не позднее чем завтра вам будут официально предъявлены обвинения сразу по нескольким статьям УК Российской Федерации. В их числе – кража, хранение наркотических веществ и нанесение тяжких телесных повреждений сотруднику милиции, находящемуся при исполнении им своих непосредственных служебных обязанностей. К тому же еще не совсем ясен эпизод с гибелью в автомобильной катастрофе трех сотрудников ОМОНа. Чудом выживший водитель «УАЗа» до сих пор находится в реанимации в тяжелом состоянии. Перелом основания черепа и сильная черепно-мозговая травма. Да и результатов технической экспертизы автомобиля пока нет… В общем, если после того, как парень придет в сознание и даст показания, выяснится, что авария произошла по вашей вине, одним пунктом обвинения в вашем уголовном деле станет больше. Это, что называется, вкратце.

– Быстро подсуетились, браво, – холодно усмехнулся Артем. – Вот что значит хорошо подмазать ржавые шестеренки механизма правосудия.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – засуетился, вильнув липким взглядом, Птицын. – У вас есть конкретные претензии?

– И много, – подтвердил Грек. – Только беседовать с вами, даже без протокола, и уж тем более давать официальные показания я стану только в присутствии адвоката. Это во-первых. Во-вторых, я требую, чтобы о моем аресте…

– Арестованы вы будете только завтра. После предъявления обвинений по всей форме, – уточнил следователь. – Пока же вы просто задержаны. Именно поэтому вопрос с вашей уголовной ответственностью за побег с места аварии и гибель бойцов ОМОНа пока остается открытым. Думаю, однако, что ненадолго, – успокоил вежливый и корректный Алексей Михайлович.

– Короче, как вас там… Птицын, – Артем устало вздохнул. – Я требую, чтобы о моем задержании было немедленно – слышите? – немедленно сообщено жене в Санкт-Петербург, и, в первую очередь, моим родственникам здесь, в Москве. Они наймут для меня толкового адвоката. И только в его присутствии у нас с вами состоится диалог. Но это еще не все. Я требую врача для освидетельствования телесных повреждений, причиненных мне бойцами ОМОНа во время задержания.

– То есть вы хотите сказать, что вас избили? – с иронией уточнил следователь.

– А вы сами не видите?! – вспыхнул Грек и на секунду вынужден был прикрыть веки. К горлу вновь подкатила тошнота, остро ныли отбитые ребра и почки.

– Вижу, – с готовностью кивнул следователь. – Только сдается мне, вы хитрите. И травмы эти получили не в результате жестокого обращения с вами сотрудников милиции, а несколько раньше. В момент аварии на набережной Москвы-реки. Не гневите Бога, мой вам совет. Вам и без того, можно сказать, неслыханно повезло. Смею напомнить – вы единственный из пяти находившихся в машине человек, отделавшийся легким испугом, парой царапин и синяков. Трое других погибли, один балансирует на грани жизни и смерти. Так что ничего у вас с обвинением бойцов ОМОНа в рукоприкладстве не выйдет, уважаемый Артем Александрович. И не надейтесь.

– А как насчет свидетеля? – напомнил Грек. – Консьержки из дома семнадцать на улице маршала Василевского. Меня били вчетвером, у нее на глазах.

– Что ж. Если вы настаиваете, ее обязательно допросят. Я лично прослежу за этим, – с честным лицом пообещал Птицын. – Насчет родственников тоже не беспокойтесь. Им позвонят уже сегодня. На всякий случай довожу до вашего сведения – в случае их отказа нанять вам защитника вы имеете право на бесплатного адвоката. Он будет предоставлен за счет государства, сразу после подачи вами соответствующего письменного ходатайства. Еще вопросы, жалобы, пожелания будут?

– Да. В следующий раз, перед тем как встретиться со мной, пожалуйста, помойтесь и почистите зубы. А еще – передайте мой большой дружеский привет лейтенанту Уварову. Кстати, как он себя чувствует? – с нарочитой заботой спросил Артем.

– Удовлетворительно, – взгляд проглотившего оскорбление следователя стал колючим. – Если не считать того факта, что медэксперт констатировал у него тяжкие телесные повреждения.

– Мои поздравления господину эксперту, – хмыкнул Грек. – Пусть заглянет на досуге. Уверен, меня он найдет в полном здравии. Или же, напротив, подтвердит, что я уже больше суток – самый настоящий труп. По странному недоразумению еще продолжающий ходить.

– Не надо ерничать, Артем Александрович, – подавив злость, Птицын снова стал учтиво-вежливым. – Не забывайте: закон – законом, но в любом уголовном деле очень многое зависит именно от взаимопонимания между следователем и подследственным. Вместо того чтобы хамить, вы бы лучше серьезно подумали о том, каким образом в вашем крайне незавидном положении можно максимально облегчить свою участь.

– Загадками говорите, – поморщился Артем. – Так напрасно. Мы не на передаче «Что? Где? Когда?». А я – не магистр Друзь. Хотя тоже родом из Питера.

– Ладно. Можно и конкретней, – шумно вздохнул следователь, достал из кармана пиджака пачку «Мальборо» и вместе с позолоченной зажигалкой протянул Греку. – Курите.

Поколебавшись секунду, Артем решил ни в чем себе не отказывать. Неторопливо вытащил сигарету, бросил в рот и щелкнул «Зиппо-винчестером». Жадно затянулся, выдохнул дым в сторону Птицына и заметил:

– Кучеряво живете на скромную зарплату следователя, Алексей Михайлович. Или прокурорским работникам недавно повысили? Я, извините за невежество, не в курсе.

Птицын забрал пачку, закурил и внимательно взглянул из-под бровей на изрядно помятого, но держащего хвост пистолетом задержанного: «Ничего, и не таких бакланов обламывали. Сейчас ты у меня соловьем запоешь, фарш ходячий». – Артем Александрович, не хочу вас пугать раньше времени, – миролюбиво начал следователь, – но вам грозит серьезный срок заключения. Даже если произойдет чудо и ваши родственники смогут раскошелиться на очень хорошего защитника и в течение одного дня нанять скопом, оторвав от всех остальных дел, самих Падлу и Кучеренко, а в довесок к ним еще и красавца Борщевникова с дочкой, по совокупности содеянного вы запросто огребете лет десять лагерей. Никак не меньше. Завтра, после предъявления обвинения, вас переведут из ИВС в СИЗО. Думаю, в вашем случае это будет «Матросская тишина». На спецкамеру с удобствами и снисходительность со стороны администрации после эпизода с Уваровым и гибели бойцов ОМОНа можете не рассчитывать. Вас поместят в забитую сверх любых пределов вонючую общую хату, к уркам и бандюкам, где вместо сорока человек живет минимум сто двадцать. Условия содержания, как вы сами понимаете, мягко говоря – скотские. Я не вспоминаю о царящей среди подследственных, вынужденных месяцами и даже годами ждать суда, психоэмоциональной обстановке. Эта взрывоопасная смесь просто не поддается короткому сравнению. Единственное, что приходит в голову, – это ад. Драки, изнасилования, изощренные издевательства, убийства и прочие развлекательные мероприятия там в порядке вещей… Страшное место, уверяю. Второй такой тюрьмы в Москве нет. Между собой мы, следаки, называем «Матроску» не иначе как Освенцим…

Птицын очень натурально нахмурился, выпустил через лохматый нос две струи дыма и покачал головой:

– Я же, совершенно бесплатно, могу вам помочь. Частично – в обход закона. Замолвить словечко перед местной администрацией, и на все время следствия вас оставят здесь, в ИВС. Тут, несмотря на первое впечатление новичка, поверьте, на порядок лучше, чем в СИЗО. Пайка хоть и не такая, как в ресторане, но более сносная, чем в «Матроске». Камеры не в пример менее забитые. А то и вообще двухместные. Да и, что там кривить душой, персонал сговорчивей. При желании и даже вполне средних материальных возможностях можно и встречу с супругой организовать. В отдельной камере. Одним словом – не курорт, понятно, но и не концлагерь. Что же касаемо суда и приговора, то и здесь я обещаю посильное содействие. Ну, например… – Птицын сделал вид, что задумался. – Из вашего дела могут исчезнуть документы, связанные с избиением лейтенанта Уварова. А изъятый у вас в «Шереметьево» белый порошок, по своему весу без оговорок тянущий лет на пять, неожиданно превратится из тяжелого наркотического вещества под названием героин в более чем безобидный зубной порошок «Снежинка». И с чем мы тогда идем на суд? Только с кошельком!.. А это, как говорят в Одессе, уже две большие разницы.

Следователь жадно затянулся, стряхнул пепел в жестяную банку, хитро прищурился и изобразил подобие улыбки.

– Ну вот и поставьте себя на место судей. Сколько можно получить за такую мелочь? Да еще при расторопном и толковом адвокате, знающем, с какой стороны подойти к нужным людям до начала слушаний и как договориться. Вы – не отпетый ворюга и не бандит. Ранее не судимы. Расслабились, бес попутал. С кем не бывает? Получите приговор по нижней планке. Год, много – полтора. С учетом отбытого во время предварительного следствия срока вам останется досидеть всего несколько месяцев. Ради такой мелочи даже по этапу гнать не станут. Здесь, в Москве, останетесь. Улавливаете разницу? То-то…

– Я ни в чем не виновен. Мое задержание – ошибка. Дело целиком сфабриковано. И я совершенно уверен, что смогу доказать это в суде, – категорично сказал Артем. Затушил быстро сгоревшую до фильтра сигарету и добавил, уже мягче:– Однако ваше предложение, Алексей Михайлович, меня заинтересовало. Из чистого любопытства. Поэтому очень интересно узнать, чего именно вы ждете от меня в обмен на такую неслыханную благосклонность?

– Ничего такого, что было бы вам не под силу, – сообщил Птицын.

– А конкретней?

– Можно и конкретней. Администрация ИВС, как и каждый умный хозяин, не слишком любит выносить сор из избы. Но вместе с тем по тем же самым причинам хочет быть в курсе всего, что в этом самом доме, то бишь в его камерах, происходит, – выдал хитромудрую фразу следователь. – За всем не уследишь. Даже при желании. Но в приватных беседах между собой сокамерники иногда говорят очень любопытные вещи, впрямую имеющие отношение к тем делам, за которые их задержали. Некоторые их откровения настолько полезны для следствия, что при правильном их использовании и своевременном принятии сотрудниками некоторых упреждающих мер могут принести очень много пользы. Вот взять хотя бы вашего соседа по камере, дагестанца Мусаева. Известный, в прошлом дважды судимый вор-рецидивист, а теперь, как выясняется, еще и насильник. Крепкий орешек, палец в рот не клади. А нате вам – и он протек при виде избитого ментами сокамерника, как последняя прокладка с крылышками. Ловко вы его сегодня на откровенность раскрутили, Артем Александрович, нечего сказать! У вас просто талант на такие дела!

– Я его ни на что не раскручивал, – поняв, куда клонит эта грязная кабинетная крыса, со злостью процедил сквозь зубы Грек. Кулаки его непроизвольно сжались. На шее вздулась вена.

– Полно вам скромничать, Артем Александрович! – с усмешкой отмахнулся Птицын, заботливо приглаживая сальную шкварку на голове. – Неужели вы настолько наивны, что не знали о наличии в некоторых камерах подслушивающих микрофонов? Да об этом в каждой газете, в каждой книжке про тюремную жизнь написано. И все равно даже самые отпетые урки с завидным постоянством попадаются в столь примитивную ловушку! – Следователь ощерился. – Не отпирайтесь, Артем Александрович. Право слово, это выглядит глупо. Я самолично слушал вашу беседу с Мусаевым. Если так можно выразиться – в прямом эфире. Хе-хе! Э-эх, жаль что у нас не Америка и не Япония со всеми их миниатюрными ухватками в виде скрытых камер в камерах, – улыбнулся случайной игре слов Птицын. – Такой кадр упустили!!! Полный эксклюзив!!! Ну, согласитесь, Артем Александрович, не каждый день матерые волки вроде Исы Сухумского, без пяти минут воры в законе, добровольно перед сокамерником штаны снимают, болтярой своим выдающимся помахивая. Что ж, примите мои поздравления. Вы – просто прирожденный провокатор. Для оперчасти любой тюрьмы такие добровольные помощники – просто на вес золота. И работа для них всегда найдется. Разумеется, начальство ИВС тоже в долгу не останется. Здесь умеют ценить нужных людей… В общем, Артем Александрович, от лица всех сотрудников правоохранительной системы объявляю вам благодарность. Теперь известный всей криминальной Москве особо опасный преступник, по которому давно плачут зона и параша, не сможет помешать правосудию и в самый решающий момент вставить в колесо следствия свою приметную дубину!!! – заржал от души крайне довольный своим остроумием следак. – Исключительно вашими стараниями!!! Между прочим, пока мы с вами здесь беседуем, контролеры уже перевели Мусаева в другую, так называемую пресс-хату. Где доверенные люди администрации из числа ждущих суда и согласившихся на сотрудничество в обмен на освобождение арестантов в самое ближайшее время позаботятся о том, чтобы предмет гордости этого горного козла был серьезно поврежден во время возникшей между сокамерниками драки. Да так сильно, что во избежание гангрены и дальнейших осложнений для здоровья членовладельца вышеобозначенный предмет будет ампутирован в зековской больничке. Так что, вольно или невольно, первый шаг нам навстречу вы уже сделали, Артем Александрович. Пути назад для вас больше просто не существует. По определению. Мне даже страшно себе представить, что ждет вас в общей камере СИЗО, когда по тюремной почте придет малява, предупреждающая братву, что к ним в хату пожаловал провокатор, из-за которого в ИВС сначала опустили, а затем изуродовали и оскопили самого Ису Сухумского. Я вас не пугаю, Артем Александрович, поймите. Просто предупреждаю. И делаю предложение, отказ от которого будет означать для вас как минимум десять лет зоны, которые вы проведете под шконкой, у параши, в компании «петухов», а как максимум – групповое избиение, последующее коллективное изнасилование и быстрая, но от того не менее жуткая и мучительная смерть от несчастного случая в камере СИЗО. Вот, в общем, и весь смысл моего к вам предложения. Ну как, согласны?

Артем подавленно молчал, пожирая лучезарно давящего лыбу подонка таким раскаленным взглядом, словно хотел воспламенить на нем пропахшую нафталином одежонку и превратить Птицына в пылающий факел.

– Я вас не тороплю, подумайте до завтра. Благо в камере вы сейчас один, там тихо и спокойно, – закуривая новую сигарету, почти по-приятельски сказал Птицын. – А мы в свою очередь будем ждать вашего правильного решения, чтобы позвонить вашей жене в Петербург и сестре на Кутузовский. А хотите – я прямо сейчас дам вам телефон, сами и позвоните?! – И следователь, глядя своими бегающими зрачками Греку в глаза, достал из внутреннего кармана пиджака и положил на ободранный стол черную трубку призывно моргающего светодиодом мобильника. Сказал вкрадчиво, заискивающе:

– Всего одно слово – и он ваш. Насовсем. Соглашайтесь, Артем Александрович, и вы не прогадаете. Я не шучу.

– Я – тоже, – чужим, не похожим на его собственный, голосом прошипел Грек и, сорвавшись со стула, с перекошенным от ярости лицом бросился на уютно откинувшегося на спинку стула и лениво пускающего в потолок сизые табачные кольца следователя.

Но вдруг, словно налетев с разбегу на невидимую стену, тяжело рухнул грудью на драный казенный стол, дважды дернулся и обмяк, в самый последний момент успев-таки чувствительно съездить отшатнувшемуся Птицыну по носу тяжелым кулачищем.

– Отдохни, голубчик. – Следователь перевел дух, вытащил из-за стола и бережно положил на стол мощный американский электрошокер, снабженные присосками «летучие» проводки которого по-прежнему терялись где-то под грудью лежащего в отключке Артема. Шмыгнув носом, Птицын запрокинул голову, попытался задержать стекающую на губу струйку крови и торопливо полез в карман за носовым платком… Все прошло по плану. Клиент без проблем попался в умело расставленные на него сети. Выбор, предложенный Артему хитрым следаком, был очевиден. Такой тип людей крайне редко идет в стукачи. Хотя на практике случаются удивительные вещи… Вопрос был в другом – как поведет себя Греков, поняв, что попал в мусорскую ловушку? Каждый из двух вариантов таил в себе смертельную опасность. Согласиться с предложением следователя – значит сломаться, стать последней сукой, и, поверив заведомо лживым посулам легавых, в течение нескольких месяцев бегать на цырлах, лизать ментовские пятки и тупо лелеять несбыточную мечту на снисхождение суда и скорую, «заслуженную» ценой чужих сломанных судеб свободу. Грек, надо отдать ему должное, хоть и был «первоходком», сразу понял – этот, подходящий лишь для трусов, скользкий путь однозначно приведет его в могилу. Не для того его подставляли, затратив столько времени, денег и сил, чтобы ограничиться превращением в стукача и провокатора. Для начала его заставят на полную катушку отрабатывать обещанное снисхождение суда и администрации, а затем – вероломно впаяют по максимуму и, как использованную резину, отправят на растерзание зеков, предупрежденных о прибытии провокатора. То же самое грозит ему в случае отказа, но – уже без предварительных многомесячных унижений, место которых отныне займут ежедневные пытки и издевательства тюремной охраны. Одним словом – Грек сделал именно тот выбор, который по логике вещей и должен был сделать. Что ж, от этого его незавидная участь не станет легче. Разве что финал акции наступит гораздо раньше, чем в первом варианте…

Все эти рассуждения промелькнули в гудящей от удара голове Птицына за секунду. Промокнув кровоточащий, распухший нос мятым платком, он надавил на кнопку вызова конвоиров. А когда дверь открылась и в «комнату для бесед с задержанными» вломились запыхавшиеся прапорщики, от которых за версту разило только что влитым в глотку спиртом, недовольно рявкнул:

– Где вы шастаете, кретины?! Уберите его отсюда!!! Привести в чувство и закрыть в стакан!!! Жрать до моего приказа не давать!!! Спать не давать!!! Врача не вызывать!!! Все ясно?!

– Так точно, – спешно отрапортовал широкоплечий цирик. Он бросился к столу, сгреб своей поросшей рыжими волосками лапой ткань спортивного костюма на спине начинающего приходить в чувство задержанного, перевернул Артема на бок, подождал, пока напарник быстро отцепит от груди задержанного два проводка, а затем рывком сбросил его со стола вниз. Падая, Артем сильно ударился головой об пол и застонал.

– Взяли! – глухо тявкнул ушастый коротышка. Контролеры подхватили лежащего на щербатом бетоне Грека за ноги и волоком вытащили в коридор. Громко захлопнулась металлическая дверь комнаты.

– Идиоты долбаные, – глядя вслед цирикам, с неприязнью прошептал Птицын. Оторвав платок от носа и убедившись, что кровь больше не течет, следователь аккуратно поплевал на ткань, обтер нос и затолкал платок в карман пиджака. Поднял с пола упавший мобильник. Убедился, что телефон в порядке, набрал номер исполняющего обязанности начальника СИЗО 48/1 подполковника юстиции Шалгина.

Хозяин «Матросской тишины» был в своем тюремном кабинете и ответил сразу:

– Слушаю…

– Федор Кузьмич, это Птицын, – представился следователь. – У нас все в полном порядке.

– Как он? – хмуро спросил Шалгин.

– Оклемался. Живучий, гад. Упирается рогом. Только что предложил ему стучать, так с кулаками на меня бросился. Пришлось электрошокером вырубить. До следующего утра будет отдыхать в стакане. Тут одна козырная тема нарисовалась, не по телефону…

– Ну, добро, – буркнул подполковник. – Через два часа подъезжай ко мне. Только предупреди там, у себя, чтобы раньше времени не перестарались. Мне он живым нужен. Послезавтра утром заберу к себе, и сможешь пару дней отдохнуть. Короче, некогда мне сейчас. Подъезжай. Все.

– Я буду, – пообещал Птицын, нажал на кнопку и отключил связь.

История с гениталиями Исы Сухумского грела ему душу. Направляясь к выходу с «дипломатом» в руке, следователь уже мысленно прикидывал, на что истратит обещанные ему Шалгиным за качественную предварительную «прессовку» особого клиента пять тысяч баксов. Но, как он ни старался подойти к делу разумно и рационально – например, купить взамен старой «пятерки» новую вазовскую «десятку-купе», – в голову упорно лезла всякая чепуха вроде воскресной поездки в Завидово. В закрытый публичный дом в заповедной зоне, где к услугам богатых клиентов, к выбору которых хозяева заведения по понятным причинам относились с большой осторожностью, были чистенькие мальчики и девочки от двенадцати до пятнадцати лет.

Попробовать не затасканный по дешевым борделям и бандитским баням юный свежачок было давней мечтой примерного отца семейства, в прошлом году выдавшего замуж обеих дочерей, Алексея Михайловича Птицына. Однажды он случайно обмолвился о своем тайном желании подполковнику Шалгину, на что Кузьмич, окинув ручного следователя лукавым взглядом эстета, пообещал в случае хорошего поведения замолвить за него словечко, обеспечив доступ в элитный клуб. Но предупредил, что для вступления кроме рекомендации проверенного клиента требовался денежный взнос в размере пяти тысяч долларов, дающий право на месяц свободных посещений. С того самого вечера следователь Птицын постоянно думал о заветном домике на берегу озера, рисуя в воображении сладостные картины плотских удовольствий, ждущих его там, на благоухающих ландышами шелковых простынях, под размеренный шелест сосен и крики лесных птиц.

И вот сегодня, очень может статься, сладкие фантазии оживут! От такой мысли у Птицына приятно заныло в паху, и он даже бросил испуганный взгляд на брюки – не видно ли чего непотребного? Оказалось, не видно. Пропахшему нафталином следователю было далеко до Исы Сухумского…

В следственный изолятор на встречу с его полновластным хозяином Алексей Михайлович не ехал – летел на крыльях. Но после того как чудом избежал аварии, поздно среагировав на красный сигнал светофора и вылетев на перекресток прямо перед истошно звенящим трамваем, сбавил скорость и стал внимательней. Завидово, конечно, хорошо, но не настолько, чтобы кончать жизнь в груде искореженного металлолома.

Проезжая возле остановки общественного транспорта, Птицын с огромным удовольствием вильнул вправо и, проехав колесами по огромной луже, обдал стоящих там людишек водопадом холодной грязной воды. В душе следователя все пело и ликовало.

Глава третья Пыточный аттракцион

Следующие сутки оказались для Артема настоящим испытанием на прочность. Как физическую, так и моральную. Из кабинета Птицына цирики волоком, за ноги оттащили Артема в расположенный в подвале здания так называемый «стакан» – узкий, плохо освещенный прямоугольный колодец без окон, размером «шаг на полшага», в котором едва помещался стоя человек среднего телосложения. Для порядка пару раз съездив кулаком под дых едва живому Греку, контролеры затолкали его в каменный мешок лицом вперед, закрыли толстую металлическую дверь с вмонтированным в нее для наблюдения за узником круглым стеклянным «глазком» и отправились в свое логово, продолжать лакать спирт. Предоставив задержанному возможность в полной мере насладиться хозяйским гостеприимством.

Очухавшись от острой боли в коленях и кое-как отдышавшись, Артем мог держаться вертикально лишь благодаря крохотным размерам «стакана». Он понял, на какую пытку обрекли его менты. Даже не обладающий богатырскими габаритами человек не мог в этом каменном гробу сесть, повернуться, или, на худой конец, расслабив все тело, повиснуть между стен и дать возможность отдохнуть затекшим ногам и спине. Последнее оказалось совершенно невыполнимо по одной простой причине: все три стены колодца, исключая дверь, были покрыты чем-то, отдаленно напоминающим полигран с замешанными в него крупными кусочками битого камня. При попытке прислониться плечом и особенно локтями или коленями острые края шершавых стен иголками впивались в тело даже через одежду, вызывая нестерпимую боль. Приходилось, как статуя, неподвижно стоять на ногах. А они затекли и налились свинцом очень быстро. Но это, как оказалось, еще не все удовольствия, которыми мог порадовать клиента этот пыточный аттракцион. Падающая на голову из трубки под потолком каждые пять секунд капля воды – вот это был действительно кошмар! По темечку словно били молотком! Плюс – изматывающая боль в спине и одеревеневших коленях. Стоило их чуть расслабить, как в коленные чашечки впивались острые края передней стены. Неудивительно, что через три часа пребывания в пыточной камере Греку хотелось громко выть в голос. По его лицу вместе со стекающими по щекам, подбородку и за ушами струйками воды катились самые настоящие слезы. Сдержать их было выше человеческих сил…

Время шло. По мере того как нарастала боль, мозги Артема тупели. Он погружался в полубред-полуобморок. Губы что-то бессвязно и бесцельно бормотали, в голове сгустился вязкий туман, в котором растворились все мысли и чувства.

Даже голова перестала раскалываться от ударов невидимой дубиной. Артем не заметил, как отключился…

Из небытия его вырвало странное ощущение легкости. Как будто парализовавшая все тело боль стремительно таяла, ледяной волной поднимаясь снизу вверх и неся с собой освобождение от мук. Он медленно поднял веки и скосил взгляд вниз. Секунд пять тупо смотрел на появившуюся в бункере воду, которая уже доходила ему до колен. Уровень ее медленно, но неуклонно повышался. Неужели это так много накапало? Сколько же он тут простоял? Неделю? А может, целый месяц?..

Догадка – страшная, жуткая, вмиг вернувшая Греку способность соображать и анализировать, – пришла внезапно, как удар молнии. Только тогда, когда уровень воды стал достигать паха.

– Не может быть, – прошептал он. – Не может… чтобы так… Это слишком просто… Так не должно быть… Они же не…

Артему хотелось верить, что это только продолжение пытки. Ее заключительная часть, цель которой – окончательно сломать психику заключенного в «стакан» человека. Сейчас уровень поднимется до критической точки. Человек начнет сначала кричать, что есть силы стуча головой в железную дверь за спиной, затем – хрипеть, захлебываясь под внимательным взглядом прилипшего к «глазку» цирика. А потом откроется сливное отверстие в полу, и все закончится. Иначе и быть не могло. Убивать его не станут. К чему такие сложности? Это можно сделать куда проще и быстрее…

Сейчас этот урод повернет вентиль. Нет, вот сейчас. Через три секунды…

Но вода все прибывала и прибывала. Вот ее ледяная влага уже облизала Греку грудь. Затем шею. Коснулась подбородка. Подошвы кроссовок плавно, словно нехотя отделились от пола. Но легче от этого не стало, наоборот – вытянутые вдоль туловища руки не давали шанса удержаться на плаву. Артем, шумно и часто вдыхая, насколько мог закинул голову назад. Тщетно. И вот наконец вода коснулась рта, проникла в носоглотку, вызвав приступ сильного кашля…

Это был предел. Надежда на спасение улетучилась, как дым под резким порывом ветра. Он вдруг понял что его убивают всерьез. Что никакой спасительный вентиль не откроется. Что для него все уже кончено!!!

Яростно отплевываясь от воды, он не выдержал и заорал, громко, истошно, что было сил, напрочь срывая голосовые связки. Забарахтался, заставив буквально кипеть окружающую воду, забился в агонии. Разрывая кожу на руках и проявляя настоящие чудеса гибкости в затекших конечностях, попытался продрать руки вверх. Когда это не удалось с первой попытки и лицо впервые целиком скрылось под водой, стал, царапая шершавые стены бункера кончиками пальцев и ладонями, пробовать с помощью рук приподнять тело чуть выше, чтобы можно было дышать. Глотнув воздуха, Артем предпринял вторую попытку вытащить руки наверх. И вдруг у него получилось!!!

Это была победа. Теперь можно было упереться ладонями в стены и без проблем держаться на плаву, находясь в воде лишь по плечи. В таком положении, перебирая руками, он мог продержаться до конца. До той секунды, когда в «стакане» больше не останется ни глотка выдавленного через вентиляционное отверстие в потолке воздуха и уровень воды поднимется до мерцающей над головой лампочки. И тогда произойдет короткое замыкание, и он получит смертельный удар током.

Ничего этого не случилось. Достигнув верхней части дверного косяка, уровень воды стал прямо на глазах падать. То ли сработала автоматика, то ли стоящий за дверью цирик понял, что последнее слово осталось за сумевшим освободить руки Артемом. И, затянув подающий воду вентиль, мент открыл злополучный сливной коллектор…

Дверь «стакана» распахнулась в тот самый момент, когда в забранной решеткой дырке в полу исчез последний литр воды. Не способный больше управлять вконец обессиленным телом, второй раз за двое суток промокший до нитки Артем плашмя рухнул прямо под ноги недовольно кривящих рожи контролеров. На его синих губах застыла победная полуулыбка. А в голове с упорством заезженной виниловой пластинки настойчиво звучала всего одна короткая, но от того не менее емкая мысль: «Я – жив!»

Грек чувствовал, как его подхватывают под микитки, долго волокут по коридору, затем, кряхтя и матерясь, то и дело со злобы мутузя кулаками, поднимают вверх по ступенькам. Снова лязгнул замок, скрипнула дверь камеры, на секунду появилось ощущение невесомости, тут же сменившееся чувствительным ударом в грудь и щеку. Изможденное тело реагировало на падение вяло: «Подумаешь…»

Однако уходить цирики явно не собирались. О чем-то быстро договорились. Один остался в камере и, судя по запаху, закурил. Второй ненадолго отлучился. Вскоре послышались шаги.

– Нашел капрон?

– Куда он денется! Щас такую «ласточку» забацаем, до могилы, падла, не разогнется!!!

После непродолжительной возни сильные грабки одного из прапорщиков схватили Артема за руки, вытянули их вперед и, обмотав запястья веревкой, рывком завели назад, за плечи. Другой мент, до предела натянув веревку и задрав вверх согнувшиеся в коленях ноги Грека накинул на щиколотки затяжную петлю-удавку. «Ласточка» была готова.

Сильный удар ногой по ребрам перевернул хрипящего, изогнувшегося дугой и слабо дергающегося Артема с живота на бок. Глумливый бас пророкотал:

– Посмотрим, как ты теперь запоешь, Ихтиандр х…в! – раздался характерный звук, и на лицо Грека упал тошнотворный, едко воняющий табаком и сивухой липкий плевок.

Дверь камеры с грохотом захлопнулась, и Артем вновь остался один на бетонном полу. Один на один со своей болью…

Все повторилось в точности. Сначала боль во всем теле усилилась до предела, потом пропала чувствительность, а в конце концов отключилось сознание.

…Лицо Грека резко облизало волной чего-то холодного, и он медленно, с невероятными усилиями, открыл глаза. И первое, что увидел сквозь застившую лицо водную пленку, – черные, до блеска начищенные ботинки, стоящие в шаге от его лица. Он по-прежнему лежал на боку. Вокруг его головы образовалась целая лужа, по щекам и лбу медленно катились капли. Значит, менты окатили его из ведра. Артем чисто машинально попробовал пошевелить непослушными, утратившими чувствительность руками и сразу понял – веревки больше не было. Однако тело, отвыкшее от нормального тока крови, подчинялось нехотя. Жизнь возвращалась в одеревеневшие конечности с неспешностью старой черепахи. Сил подняться на ноги не было. Да и не очень хотелось это делать.

– Доброе утро, сволочь! – произнес знакомый голос жилистого, ушастого, похожего на гоблина коротышки. – Как самочувствие? Жалобы, просьбы есть?!

– Есть… вопрос, – сглотнув застрявший в горле комок, прошептал Грек.

– Валяй.

– Сколько… тебе… до пенсии?

– По выслуге лет – всего восемь, – чуть помешкав, ответил цирик. Но, поскрипев единственной прямой извилиной и заподозрив в вопросе задержанного явный подвох, тут же с угрозой процедил: – И что?!

– Ничего. Просто ты до нее не доживешь, – ответил Артем. – Сдохнешь, – и, получив удар ногой в грудь, зашелся изматывающим кашлем. Вместе с капельками слюны с его губ слетели сгустки запекшейся крови.

– Надо же, у нас здесь, оказывается, юморист появился. Ефим Жоприн, бля. – Второй, донесшийся со стороны спины голос тоже был Греку знаком и, вне всякого сомнения, принадлежал скуластому амбалу. – Чего вдруг замолчал? Ну давай, бухти дальше. Про то, как космические корабли бороздят Большой театр! Гы-гы! Или ты язык с испугу проглотил, Владимир Виножмур? – Прапорщик перешагнул через Артема и, помахивая резиновой дубинкой, встал рядом с коротышкой.

– Я-то не проглотил, – ответил, отдышавшись, Артем. – С моим языком все в порядке. А вот твоим змеиным жалом в самый раз задницу у Птицына вылизывать. Или передницу…

– Хлебало захлопни, червь навозный! – На роже бугая выступила вишневая краска. Было видно, как ему хочется немедленно отыграться за оскорбление, но мент отчего-то сдержался. Хотя для привыкшего к безнаказанному руко-и ногоприкладству цирика из ИВС это было сделать невероятно трудно. – Побереги свой рабочий ротик! Он тебе в «Матроске» еще не раз пригодится! Это я тебе обещаю!

– Короче, готовься к путешествию в петушатник, жаба болотная, – поддержал гоблин. – Через час за тобой толчок на колесах подадут. Кстати, ты еще не в курсе, как наши московские «тины» ваше рахитное питерское быдло называют? Бомжи!!! Ха-ха-ха!

– Что верно – то верно! – одобрительно хрюкнув под нос, согласился здоровяк. – Как ни глянешь на площади у трех вокзалов – шмотки вечно какие-то пидорные, на ногах – измазанные в глине говнодавы с протектором, рожи бледные, голодные, ноги кривые, вечно сопли из носа текут. Сразу понятно – только что со «Стрелы» вылез, доходяга.

– Зато ты, как я вижу, на табло чересчур черномазый, – окинув цирика усталым взглядом, тихо сказал Артем. – Не иначе как через девять месяцев после Фестиваля молодежи и студентов народился? От людоеда из Зимбабве…

– Че-го-о-о?! – мгновенно потеряв самоконтроль, зарычал прапорщик и замахнулся дубинкой. Было от чего прийти в бешенство. Отца своего – якобы грузинского князя, погибшего еще до рождения сына на Кавказе из-за кровной мести, – он в жизни ни разу не видел. А дата появления на свет действительно точь-в точь, до недели, соответствовала той, которую назвал Грек. Страшная, молнией вспыхнувшая в голове цирика догадка о своем истинном происхождении холодной волной мурашек прокатилась от затылка до пяток. Кипящая злоба искала выхода и нашла: рассекая воздух, над лежащим на полу камеры Артемом взмыл «демократизатор»…

– Отставить!!!– вдруг донеслось со стороны коридора. Рука надувшего щеки амбала замерла на полпути к цели. Он обернулся. В дверном проеме стояли сам начальник ИВС – дородный седовласый подполковник Нечепуренко с огромным животом и выглядывающий из-за его спины, одетый в тот же, что и вчера, мятый костюм с галстуком-лопатой, следователь Птицын. – Это еще что за самоуправство, Чочиев?!

– Он, сука такая, в меня плюнул, тов… Юрий Семеныч!!!– мигом опустив дубинку и вытянувшись во фрунт, сию секунду нашелся с ответом прапорщик. И даже, наглядно демонстрируя факт оскорбления действием, брезгливо потер рукавом форменную штанину, якобы в том самом месте, куда попал плевок задержанного.

– Ничего, отстираешь, – понимающе оглядев стоящее у стены ведро, растекшуюся по полу лужу и валяющиеся в камере обрывки капроновой веревки, глухо бросил хозяин изолятора. – Поднимите его, живо! – приказал, сдвинув брови. – Уроды, мать вашу ети.

Цирики поспешно схватили Артема и не без труда привели в вертикальное положение. Подполковник и следователь подошли и остановились на расстоянии шага.

– Вот ты, значит, какой, северный олень, – пристально, медленно, с головы до ног оглядев особого «гостя», промычал Нечепуренко. – Орел!.. Ничего мне сказать не хочешь?

– О чем? – безучастно глядя в глаза подполковнику, бросил Грек.

– А ты, можно подумать, не понимаешь?! – фыркнул мент и недвусмысленно оглянулся на Птицына. Напомнил, хитро прищурившись: – По поводу вашего с Алексеем Михайловичем вчерашнего разговора. Ничего не надумал?

– Пош-шел ты… – процедил Артем и отвернулся. – Я требую адвоката.

Лоснящеееся лицо толстяка потемнело. Поняв, что вчерашние угрозы Птицына не возымели на клиента должного действия, он с шумом втянул воздух свинячьими ноздрями и, резко подавшись вперед, громко пролаял, брызгая слюной в лицо Грека:

– В морге будешь для себя гроб с подогревом требовать, понял?!! Кретин!!!

– Красивое у вас имя, начальник. Но все равно, рад познакомиться. Меня зовут Артем Александрович.

– Остряк, значит? – ухмыльнулся, дыша в лицо задержанному, Нечепуренко. – Ладно, по-прикалывайся напоследок. Скоро тебе будет не до смеха. Алексей Михайлович, – начальник ИВС кивком подозвал следователя. – Зачитайте гражданину Грекову постановление о его аресте. А вы, – с трудом вмещавшийся в милицейскую форму толстяк грозно посмотрел на застывших истуканами по бокам от Артема прапорщиков, – отведете его вниз, во двор. Автозак уже прибыл, так что не тормозите!.. Да-а, совсем забыл! – снова уставился на задержанного седой подполковник. – С вашим бывшим соседом по камере ночью беда приключилась. Такая, что не приведи господи, даже сказать стыдно. В больничку его утром отправили, всего в крови. Но вряд ли он выкарабкается. Вот и подумайте, пока будете ехать до СИЗО, что сказать тамошней братве в свое оправдание. Такая горячая информация быстро расходится… Впрочем, вам, как и Мусаеву, уже не поможешь. Стукачей в «Матроске» ненавидят больше, чем администрацию тюрьмы. Так что… прощайте, Артем Александрович. Я, попирая закон, дал вам шанс выкарабкаться, вы его отвергли. Что ж, пеняйте на себя.

Довольно проворно для своих габаритов развернувшись на каблуках, Нечепуренко покинул камеру и скрылся за распахнутой дверью. Птицын достал из потертого «дипломата» какой-то документ с печатью и протянул Артему:

– Ознакомьтесь. Вы подозреваетесь в совершении ряда тяжких преступлений. Так как существует реальная возможность, что, находясь на свободе, вы можете оказывать давление на потерпевших и свидетелей, а также из опасений, что вы можете попытаться уклониться от следствия и скрыться, принято решение о вашем аресте и водворении до суда в следственный изолятор. Вот постановление.

– В очко себе затолкай, крыса продажная, – осклабился Артем. – Я с тобой еще встречусь.

– Если бы вы знали, гражданин Греков, – нарочито безмятежно вздохнул следователь, – сколько раз за семнадцать лет работы в системе я слышал такие угрозы. Но, как видите, до сих пор жив и, слава богу, кажется, вполне здоров.

– Это ненадолго, – серьезно пообещал Артем. – Дай только выйти…

– Ты бы лучше не бакланил, а о себе, любимом, позаботился, – с фальшивым сочувствием сказал Птицын, скривив одну сторону лица. – Иса Сухумский – личность в столице известная. Для многих молодых ухарей-крадунов чуть ли не пример для подражания. За него тебе не только целку в заднице, но и брюхо с гарантией вскроют, от яиц до ноздрей. Вот и прикинь буй к носу… – Запнувшись, следователь с прищуром взглянул на Грека и отчеканил: – В последний раз тебя спрашиваю: да или нет? Не будь дураком, Греков. Это же форменное самоубийство. В общей камере ты не проживешь и суток.

– О своей шкуре лучше позаботься, мать Тереза, – холодно ответил Артем. – У тебя все?! Тогда будь здоров, е… коров. Эй вы, придурки лагерные, ведите меня во двор!

– Как скажешь, лягушонок, – довольно улыбнулся стоящий справа от Грека «возможно-негр» и почти без замаха, давно отработанным ударом сверху вниз, врезал ему дубинкой между ног. Колени Артема дрогнули, тело обмякло. – Это тебе вместо «до свидания», покойничек.

Надев на руки задержанного браслеты, прапорщики выволокли его из камеры и повели к выходу.

Глава четвертая И вот она – «Матросская тишина»

Внутри автозака, куда Артема вместе с еще семью «попутчиками», следующими по маршруту ИВС – СИЗО, затолкал конвой сопровождения, было не продохнуть. Люди буквально висели друг у друга на головах, но конвою это было до лампочки. Второй рейс зековоза сегодня явно не планировался. Поэтому менты со всем присущим им старанием приступили к уплотнению фургона. По три человека запихали в каждую из клеток. Артема, до которого очередь дошла последним, не долго думая втолкнули в автозаковский «стакан», где уже находился высокий, болезненно худой парень лет двадцати, с темными пятнами вокруг глубоко запавших глаз. Грек, половина корпуса которого так и не смогла поместиться в конуру, оказался с ним прямо лицом к лицу.

– Держись, братан, – сказал грудью влипший в соседа Артем, тяжело дыша и скрипя зубами, – трое конвоиров, уперевшись что было сил в дверь, сантиметр за сантиметром вдавливали его внутрь. По слаженности действий ментов было понятно: подобным варварством они занимались не впервой.

– Ребра сломаете, суки! – не выдержав напора, прохрипел взмокший от натуги парень. – Уже дышать невозможно!!!

– А ты жопой вдыхай, – лениво посоветовал кто-то из наконец-то закрывших дверь конвоиров, и все остальные дружно заржали.

Наконец машина тронулась. Ехали невероятно долго. Воздух внутри автозака стал спертым и вонючим настолько, что, казалось, его можно было пощупать. Вдавленного Артемом в железную стену, тихо скулящего долговязого попутчика начала бить крупная дрожь. Лицо его стало белей простыни, взгляд обезумел. С такими симптомами Грек уже однажды сталкивался. Так что сомнений не было – сопляка мучила жестокая наркотическая ломка, и сердце его могло остановиться в любую секунду.

Когда автозак остановился и распахнулись сначала наружная, а затем и дверь «стакана», Грек, наконец-то получивший возможность вздохнуть полной грудью чистый воздух, облегченно вытер рукавом струящийся с лица пот. Но, спрыгнув из машины на щербатый асфальт и оглядевшись по сторонам, Артем почувствовал: настоящая пытка только начинается…

Они находились в некоем подобии тамбура. Перед строем вновь прибывших, за решеткой, сгорбился над горой папок с личными делами вертухай. Из числа офицеров. Видимо, дежурный. Началась перекличка. В процессе ее проведения Грек обратил внимание на то, что среди стоящих в шеренгу подследственных около половины составляют инородцы – из Средней Азии, Татарии и Кавказа. Многие из них своим внешним видом больше всего напоминают выловленных в лесу Маугли. Нервничают, словно перед казнью. По-русски лопочут еле-еле, через пень-колоду. Один урюк с раскосыми глазами несколько раз подряд не мог внятно, не проглатывая звуки, произнести свои имя-фамилию. Гость из солнечного Чуркистана звался Бабаназар Худайбердыйназаров.

После окончания переклички всю толпу загнали на «сборку». Ею оказалась погруженная в полумрак, слабо освещенная камера около полусотни квадратов размером. Стены и потолок – как в шахте. Чернее некуда. Шершавый, в выбоинах, бетонный пол. Под потолком – две узкие щели, забранные решетками. С их внешней стороны еще и жалюзи – «реснички». Не могло быть и речи, чтобы увидеть хоть что-нибудь сквозь это нагромождение железа. В углу камеры, за полуметровым кирпичным барьером – параша. Или, как сказал кто-то из зеков – «дальняк». Артем, давно мечтающий сходить в клозет, подождал, пока низкорослый косоглазый старик откряхтит, и, на ходу стаскивая спортивные брюки, зашел за перегородку.

Рядом с парашей, как и в камере ИВС, где он повстречался с Исой Сухумским, из стены торчал огрызок ржавой трубы, из которого сочилась мутная вода цвета сильно разбавленного кофе. Грек тщательно вымыл под струйкой липкие от пота и грязи руки и вышел, чуть не снесенный с ног бандюком-носорогом, ломанувшимся к дырке.

Сидеть было негде. Вдоль стен камеры находились отполированные годами и задницами зеков деревянные скамейки, но они уже были заняты более шустрыми, а также не впервые оказавшимися в этих мрачных стенах и знающими все тонкости быта в «Матроске» мужиками. Остальным пришлось стоять на своих подпорках. Когда загнали их партию, в камере уже находилось с дюжину человек. Судя по доносящимся обрывкам разговоров, они уже много часов ждали здесь переброски со «спеца» на «общак». Эти слова впервые оказавшемуся в тюрьме Артему ни о чем пока не говорили. Но он почему-то сразу понял: речь шла о типах имеющихся в СИЗО камер. «Общак» – это понятно. А вот что такое «спец», хорошо это или совсем даже плохо, приходилось лишь догадываться. Появлялись новые и новые партии подследственных. Некоторые уже «кучковались», разбившись на ранги, масти и землячества. Кое-кто встречался за колючей проволокой отнюдь не впервые. Определить, где бывалый зек, а где один из находящихся в явном большинстве первоходков, оказалось совсем не сложно. Те, кто впервые переступил порог тюрьмы, выглядели сильно подавленными, постоянно вертели головами, прислушивались к разговорам, стараясь угадать, что их ждет «за следующим поворотом». Опытные вели себя не в пример спокойнее. Некоторые прямо здесь стали заваривать чифир. Нашлись и алюминиевая кружка, и пачка чая, и тряпки, из которых быстренько сделали «дрова», свернув тугим жгутом. О качестве сочащейся из трубы технической воды, понятное дело, лучше было не думать. Сварив дегтевидное пойло, зеки обмотали горячую ручку кружки куском ветоши и пустили чифир по кругу, продолжая прерванный на время приготовления напитка неспешный разговор…

Никто не кричал, все вели себя тихо, разговаривали почти шепотом. Но гул все равно стоял такой, словно над головами летали несколько злых пчелиных роев.

Уловив момент, когда один из сидящих на скамейке мужиков, устав терпеть, нехотя освободил местечко и отлучился по нужде, Артем, стоявший ближе всех, наконец-то смог присесть, потеснив широкими плечами соседей, вытянуть гудящие ноги, опереться спиной о стенку и устало прикрыть глаза. Все его тело гудело и ломило, словно по нему бежал ток высокого напряжения.

Довольно долго ничего примечательного в камере не происходило. Ближе к ночи дверь открылась, и вертухаи начали выкрикивать фамилии. Около двадцати человек, подхватив свои баулы, ушли. То же самое повторилось примерно через час. Камера, еще не так давно забитая до отказа, постепенно становилась свободней. С пятого захода мент назвал фамилию Артема, и он вместе с другими двинулся на выход.

После недолгого путешествия по переходам группа подследственных оказалась в непривычно ярко освещенной после сумеречной «сборки», просторной и более или менее чистой камере. Посреди нее стоял длинный оцинкованный стол, очень смахивающий на те, что Греку доводилось видеть на мясных кухнях общепита. Рядом, по-эсэсовски заложив руки за спину, с невозмутимыми лицами стояли пятеро – три мужика и две некрасивые, напоминающие пересушенные воблы, женщины в вертухайской форме.

– Все из сумок – на стол! – приказал старший группы шмона. Зашуршали пакеты, завжикали «молнии», защелкали замки. Артем, а с ним и еще несколько бомжеватого и нерусского вида личностей, отошли в сторону – в отличие от большинства зеков, им нечего было предъявлять к досмотру. Их руки были пусты. Не прошло и минуты, как на столе возвышалась целая гора всевозможного барахла – шмоток, предметов личной гигиены, книг, продуктов и еще много чего.

– Все сумки и баулы – в кучу, в угол! – вновь последовала команда офицера, которая была беспрекословно выполнена.

– Теперь каждому раздеться догола! Снимать даже носки! – на сей раз голос подала высокая и худая, как выдернутая из забора жердь, рыжеволосая прапорщица. – Живо!!!

Стали не спеша стягивать одежду.

– А не страшно, милая? Нас тут вон сколько, а вас с подружкой всего двое, – вдруг неожиданно донеслось из толпы. На хмурых лицах мужиков стали появляться улыбки. Кто-то, заржав, тут же поддержал, с ярко выраженным татарским акцентом:

– Ты меня не бойся, дочка, у меня хоть и длинный, но тонкий и кривой влево! Так что я больше чем на полшишки не вставляю!

– А ко мне, бикса, лучше не подходи. Я таких, как ты, по три штуки на ось надеваю. А потом – р-рязь! – рукой по ушам, и кручу, как пропеллер!!! Ка-айф!!!

После этой реплики толпу словно прорвало, весело загалдели почти все. Прислушиваясь к доносящимся с разных сторон репликам, Грек вдруг поймал себя на том, что тоже улыбается.

– Ни фига у тебя болтяра! Почем за кило брал?

Толпа: – Ха-ха-ха!

– Где брал, там уже нету. Кончились. Теперь тебе только в розетке ковыряться…

– Эй, кыргыз-ака, кто тебе очко так качественно разработал? Не иначе как ишак с голодухи пристроился?..

Толпа: – Ха-ха-ха!

У некоторых началась настоящая истерика, они буквально задыхались от смеха, с трудом держась на ногах.

– Гляди-ка, братва!!! – завопил стоявший рядом с Артемом бритый бандюган – тот самый, который едва не снес его на пути к параше, – и ткнул пальцем в молоденького прыщавого пацана, испуганно и стесненно прикрывавшего ладонями вздыбившийся, словно фонарный столб, член. – Да у нас тут извращенец поганый затесался!!! На мужиков возбуждается!!!

– Двинь ему разок по яйцам, и вся любовь, – небрежно посоветовал заросший диким волосом, синий от обилия наколок, сутулый дедок лет шестидесяти.

И тут произошло совсем неожиданное: одна из шмонщиц вдруг перегнулась через заваленный шмотьем стол к пунцовому от стыда и мелко трясущемуся от страха бедолаге, взмахнула пластмассовой линейкой и отвесила замешкавшемуся парню такой щелбан по причинному месту, что уже через пару секунд от эрекции не осталось и следа. При виде корчащегося от боли сопляка толпа сразу как-то заметно посерьезнела. Больше никто не шутил.

Когда все разделись, шмонщики выстроили толпу в очередь к расположенному в стене, на уровне пояса, крохотному окошку. Рядом с «бойницей» находилась низкая, не заметная на первый взгляд дверь. От тесноты и скученности вновь ставшие хмурыми и молчаливыми голые мужики то и дело случайно соприкасались друг с другом телами. Реакция на такое «посягательство на честь» следовала мгновенная и агрессивная. Нервные, не спавшие как минимум уже вторые стуки люди взрывались от малейшей искры.

Но если в паре похожих случаев обошлось словесной перепалкой, то между стоящими прямо перед Греком прыщавым бедолагой-подростком и случайно дотронувшимся до него сзади дюжим мужиком лет сорока вспыхнула короткая, но яростная драка. Публично униженный бандюком, названный пидором в присутствии двадцати человек парень, которому, судя по гладкому, не знавшему бритвы лицу, едва-едва исполнилось восемнадцать, горел желанием восстановить свою репутацию. А поэтому, едва почуяв случайное прикосновение чужого тела к своей заднице (если таковое вообще имело место, а не было выдумано!) вскипел от ярости и, выкрикивая самые тяжелые оскорбления, самозабвенно и бесстрашно бросился с кулаками на заметно превосходящего его в комплекции и физической силе мужика. Пропустив от неожиданности несколько сильных и болезненных ударов по лицу и корпусу, тот быстро сгруппировался и со звериным рычанием бросился в ответную атаку.

Артем сразу заметил: махался здоровяк значительно лучше, чем мальчишка. Видимо, имел за плечами опыт кулачного боя. Однако на стороне бросившего ему вызов юнца были куда как более серьезные ставки – тинейджер отчаянно доказывал окружающим свое право именоваться «мужиком», а не «пидором». Со всеми вытекающими для обладателя этого статуса последствиями. И надо отдать ему должное, не дрогнул. Устоял, пропустив чудовищной силы хук слева. Если бы драка продолжалась без помех до конца, пацан вряд ли бы взял вверх над более опытным и массивным соперником. Но на помощь ему невольно пришли прорвавшиеся через строй зеков вертухаи. Несколькими ударами дубинок по головам и спинам они быстро разняли взмыленных, выкрикивающих оскорбления бойцов и под одобрительный гул голосов развели их по разным концам очереди. Так что исход поединка, наглядно читаемый по лицам его участников, оказался отнюдь не в пользу более крепкого мужика. На его лице были две ссадины – под заплывающим глазом и, рваная, в углу рта. Из разбитого носа текли потоки крови. Тогда как мальчишка, стоящий теперь с гордо расправленной грудью в конце очереди, отделался оттопыренным, алого цвета ухом, опухшей губой, через которую сверкал острый край сломанного зуба, и обширным кровоподтеком на боку – наверное, треснуло ребро. И все-таки победителем драки толпа единогласно признала бы именно мальчишку. Он это понимал, и лицо его светилось от счастья. Глядя на отстоявшего свое право гордо именоваться «мужиком» прыщавого сопляка Артем вдруг представил себе, что произойдет, если он и его соперник окажутся в одной камере…

Тем временем возле дырки в стене происходило действо, способное покоробить чувствительные натуры. Каждого, до кого доходила очередь, сидящий за стеной цирик заставлял повернуться к нему задницей, нагнуться и как можно шире раздвинуть ягодицы. Искали заначки, по своим размерам способные умещаться в анусе, – в основном скрученные в трубочку и запаянные в полиэтилен деньги и наркотики. Если ничего не торчало наружу, но вид очка наводил цирика на сомнения, тот заставлял стоявшего перед «бойницей» зека несколько раз подряд быстро присесть, с вытянутыми вперед руками. После чего процедура анального досмотра повторялась. Ни у кого из группы, в которой находился Артем, инородных предметов в заднем проходе так и не оказалось…

После досмотра все проходили в дверь, оказываясь в тесном тусклом помещении, и молча ждали, стоя босиком на ледяном бетонном полу, пока очередь полностью «отстреляется». Но несмотря на скученность, вокруг нескольких человек сразу образовалась своего рода зона отчуждения. Артем увидел, что тела этих доходяг покрыты расчесанными, сочащимися язвами…

Любое ожидание, как известно, когда-нибудь да заканчивается. Минут через пятнадцать после того, как в камеру затолкали последнего из их партии, открылись два железных окошка в стене и оттуда в оторопевших голых людей полетели прошедшие шмон вещи. Все сразу. Без сортировки и комментариев. Одежда, порванные, проверенные на наличие «вложений», пачки с чаем, просвистевший над головами и ударившийся о противоположную стену, попутно осыпавший всех сладкой крошкой, матерчатый мешочек с сахаром. Следом – скомканные носки и защитный крем от живущих в каждой камере каждой тюрьмы клопов-кровососов. Сразу поднялись невообразимая суета и галдеж. О случайном прикосновении тел, казалось, все мгновенно забыли. Недавние бойцы – лишившийся зуба подросток и глядящий одним глазом угрюмый, – стоя на карачках почти бок о бок, даже не глядя на обидчика, сосредоточенно собирали что-то с пола. А в открытые окошки все летели и летели, не переставая, вещи…

Постепенно всеобщий бардак стих: кто-то из бывалых посоветовал стоящим у амбразуры поднимать прилетевшее из-за стены барахло над головой. Так легче узнать свое. Самыми последними вертухаи выбросили баулы и сумки. Вид у них оказался весьма печальный – подкладки оторваны, дно разрезано. Отовсюду слышен яростный мат. У многих пропали не только заныканные, но и открыто лежащие в сумках вещи. Деньги, лекарства, зажигалки, дорогая непочатая зубная паста, спиртосодержащие одеколоны и лосьоны, хорошие сигареты с фильтром и новая фирменная одежда и обувь. Проклятые цирики забрали себе почти все, что представляет хоть какую-нибудь ценность. Удрученные и оскорбленные, мужики начали упаковывать в сумки то немногое, что удалось сохранить и отыскать в этом бедламе. Глядя на их исходящие беспомощной злобой лица, Артем мысленно поблагодарил Бога за то, что у него ничего нет. В тюрьме пропажа такой «мелочи», как заботливо связанные женой или матерью, напоминающие о свободе и доме теплые шерстяные носки, присвоенные кем-то из шмонщиков, способна вызвать в душе самого сдержанного человека настоящий взрыв и в одну секунду превратить случайно оступившегося обывателя в лютого врага всех без исключения ментов этой страны. Когда все оделись и собрались, распахнулась дверь. Цирики выстроили матерящуюся толпу и повели по тюремным галереям в другую камеру. Она, пусть и отдаленно, но уже напоминала нечто жилое. Вдоль стен двухъярусные железные шконки – рама из труб, на которую наварены полосы металла шириной с ладонь. Никаких «излишеств» вроде матрасов, разумеется, нет и в помине. В центре камеры – вмурованный в бетон металлический стол. Вокруг него такая же скамейка. Неизменная параша в углу. Мест снова на всех не хватило, больше половины зеков опять вынуждены были или стоять, или садиться прямо на пол, подложив под задницу баул с вещами. Многие, едва прикрыв веки, сразу засыпали от усталости. Один гость с очень средней Азии, вконец умаявшись стоять на ногах, без разрешения присел на краешек нижней шконки, где по-хозяйски растянулся упитанный урка. Удар ногой в спину отбросил его на три метра от шконки. Сам виноват, нечего без спроса падать на чужой аэродром. Потирая ушибленную спину, украдкой оглянувшийся азиат понуро побрел к дальней стене и сел на корточки возле стены, между дверью и парашей. Артему повезло – ему удалось занять место у столика-«дубка».

Когда за решеткой едва пропускающего свет окошка начинает светать, дверь камеры открывается и контролер, сверяясь со списком, вызывает первых десять человек. Как потом выясняется, – для снятия отпечатков пальцев. На тюремном жаргоне – «играть на рояле». Артем, с трудом продрав глаза, уходит во второй группе…

«Откатали» быстро и сразу повели на фотографирование. На специальном планшете пластмассовыми буквами набрали инициалы и год рождения. Суетливый, уставший донельзя фотограф – отталкивающий тип среднего возраста с реденькой козлиной бороденкой – кричит, ругается, непрерывно смолит «Беломор» и протирает красные глаза пальцами, смешно высовывая при этом кончик языка. Для него эта партия будущих зеков не первая и, видимо, даже не десятая. Покончив с планшетом, он усадил Грека на вращающийся стул напротив когда-то белого, а сейчас – захватанного пальцами, грязного экрана и зафиксировал его в фас. Закрепил табличку. Щелкнул фотоаппаратом. Затем то же самое, но уже в профиль.

Все сделанные им сегодня фотографии, можно быть уверенным, получатся весьма колоритные. Хоть сейчас вешай на стенд «Их разыскивает милиция». У каждого подследственного как минимум трехдневная щетина. Рожи немытые, изможденные… У кого на голове относительно длинные волосы – за время пребывания в ИВС они превратились в форменное гнездо. Глядя, словно в зеркало, в эти абсолютно разные, но чем-то неуловимо похожие друг на друга голодные лица, Артем вспомнил, что не ел уже трое суток…

Еда появилась позже, когда их вернули в сборочную камеру. Сначала послышался грохот, доносящийся из коридора. Затем открылась кормушка в двери, и баландер начал выдавать хлеб. Липкий, странный, мало похожий на тот, что продается за пределами СИЗО в любой булочной.

– Одна буханка на три рыла! – комментирует баландер и тоже сверяется со списком.

Резать нечем. Ножи если у кого, по глупости, и были заныканы, их изъяли во время шмона. Получив свой «кирпич», Грек на глаз разломал его на три части, две другие протянул соседям по скамейке у «дубка» – молодому накачанному бандиту и молчаливому, невзрачному, интеллигентного вида мужичку лет пятидесяти пяти с всклокоченной курчавой шевелюрой. Для порядка смерив пайку презрительным взглядом, все трое, изрядно изголодавшиеся, начали жадно жевать. На зубах скрипит песок. В щели между ними забивается примешанная в тесто жесткая шелуха. Вкус – горький, непонятный, описать словами невозможно. По запаху – нечто среднее между протухшим столярным клеем и жареными желудями.

– Я схожу за водичкой, – впервые подал голос кучерявый. – Кружечки или бутылочки не найдется?

– Нет, к сожалению, – хмуро покачал головой Артем.

Бандюган, ни слова не говоря, нагнулся, выдернул из-под скамейки свою изрезанную шмонщиками спортивную сумку и достал оттуда каким-то чудом уцелевшую упаковку из десяти полулитровых пластиковых стаканчиков. Разорвал пленку, один оставил себе, два других протянул Греку и интеллигенту:

– Держи, братан. Ты тоже, слышь, пользуйся…

– Спасибо вам, молодой человек, – засуетился мужичок и проворно вылез из-за стола. – Я сейчас водички из крана наберу! Вы позволите? – заглянув по очереди в глаза Артему и быку, он торопливо сгреб стаканчики и направился за водой. Есть этот хлеб без воды оказалось просто невозможно. Намокнув, он липкой цементирующей массой застревал в горле. Так что возле огрызка трубы уже выстроилась целая очередь. Кто пил прямо со струи, другие набирали воду в различные емкости – от закопченной алюминиевой кружки до мятой полуторалитровой бутылки из-под лимонада. Вода текла тонкой струйкой, в час по чайной ложке, и ждать приходилось долго.

Мужичок подошел к внушительной группе жаждущих, спросил, кто последний, и встал в конец очереди, терпеливо дожидаясь, когда настанет его черед подставить стаканы.

Глава пятая Кольщик

– Мы с тобой раньше не встречались, братан? – поймав взгляд Грека, спросил бандит.

– Вряд ли, – качнул головой Артем. – Я не москвич.

– Так я тоже, – пожал плечами сосед. – Из Твери я. Был у нас?

– Нет…

– У меня дом почти по соседству с домом Миши Круга. Ну, того самого певца, которого недавно отморозки какие-то грохнули, – зачем-то напомнил бритоголовый. – Жаль мужика. Он для всех нас, тверских, своим был… Видел бы ты, какие люди его хоронили! Со всей России пацаны приехали…

– Я смотрел, по телевизору, – снова кивнул Артем. – Хороший был музыкант.

– Не то слово, – печально вздохнул бандит. – Я бы тех чертей… голыми руками. Да и не я один.

Грек промолчал. Обсуждать и без того наделавшую много шума в СМИ нелепую, случайную гибель первой звезды русского шансона и тем более заводить знакомство с этим, явно набивающимся в кореша, бройлером он не собирался.

– Я Стас, – протянул раскрытую длань бритоголовый. Игнорировать дружеский жест со стороны сокамерника было нельзя. Мало ли как в дальнейшем карта ляжет. К тому же, очень может статься, первое впечатление о человеке оказывается ошибочным и он совсем не тот, за кого ты его вначале принимал. Хотя в случае с этим бритым носорогом ошибка вряд ли возможна – слишком «чисто конкретная» внешность. Да и манера говорить, держаться. Артем нехотя ответил встречным пожатием. Представился:

– Грек.

– Знаешь, кто я по профессии, Грек? – неожиданно подался вперед и почти шепотом спросил не на шутку разговорившийся Стас. И чему-то хитро ухмыльнулся.

– Извини. Мне это неинтересно, – ответ Артема прозвучал крайне сухо. Если не сказать – враждебно. За первые же сутки пребывания за колючей проволокой, в ИВС, он успел убедиться – в тюрьме опасно для жизни не только много говорить, но и слушать чужие исповеди. Хватит ему добровольных откровений Исы Сухумского. У него что, лицо какое-то особенное, располагающее к диалогу по душам? Или на шее транспарант висит: «Психоаналитик. Свободные уши»?! Хрена с два. Чего же они тогда с первой минуты лезут со своими разговорами?!

– Я – кольщик, – пропустив реплику Грека мимо ушей, с гордостью сообщил Стас. – Самый известный в Твери. У меня собственная тату-студия. В центре города. Запись за неделю.

Однако. Вот тебе и первое впечатление. Как чувствовал…

Артем заметно расслабился и впервые с интересом взглянул на соседа по «дубку».

– Больше похож на бандюгана, – с полуулыбкой заметил Грек, все-таки не удержавшись.

– Ерунда! Это просто имидж, – снисходительно отмахнулся Стас. – Как в поговорке: с кем поведешься, от того и… триппер подцепишь. Клиентура-то у меня на две трети – сплошь криминальная. В один спортзал с отморозками хожу. Ну, ходил, в смысле, – нехотя поправился кольщик. – Короче, у меня в студии половина тверской братвы перебывала.

– На зоне с такой профессией не пропадешь, – сказал Артем.

– Это уж наверняка, – без особой радости – откуда ей взяться в СИЗО? – согласился бритоголовый и кивнул. Помолчав секунду, заметил: – Ты, Грек, как я понимаю, на свободе тоже не рэкетом промышлял? Хотя похож.

– Я повар, – признался Артем. Информация о работе, как ни крути, не относилась к числу взрывоопасных.

– В смысле? – удивился Стас.

– В самом прямом. Котлеты-винегреты-банкеты. Русская кухня.

– Вот те раз, – обескураженно обронил художник по человеческому телу. – А повязали за что? Если не секрет.

– Тебе будет неинтересно, – Артем дал понять, что на эту тему он говорить не намерен.

– Понимаю, братан, – вздохнул Стас и пожал плечами. – А я, дурак, по собственной глупости залетел. С чуваком одним, коммерсантом нашим, приехали на тачке в Москву, так, оттянуться на пару дней. Сняли двухкомнатный номер люкс, в «Ленинградской». То да се. Девочек, ясный перец, тоже сняли. Случайно, прямо на улице. Студентки из МГУ. Сами из Питера. И обе – красивые, сучки, хоть сейчас на обложку! Пригласили их в гостиницу. Выпили. Потом Кирюхе в голову взбрело среди ночи на смотровую площадку на Воробьевых горах рвануть. Город в огнях с холма посмотреть, на видеокамеру снять. Эти дуры начали вдруг упираться, словно их убивать везут. Да кто их слушать будет? Кирюха – мужик без комплексов. За шкирку обеих – и в джип. «Паджеро» у меня. Почти новый. Был… Поехали, короче, с ветерком. Дороги почти пустые, класс! А минут через пять у меня вдруг перед глазами все поплыло и – бац! – ширма закрылась. Ни с того ни с сего! После двух бутылок шампика на четверых, прикинь?! Я же совершенно трезвый был!!! Кажется, точно не помню, успел на тормоз давануть. В общем, очнулся уже в ментовке, утром. Мусора и сообщают: вы, идиоты ужратые, столб бетонный на Садовом кольце обняли. На скорости под восемьдесят кэмэ. Меня подушка безопасности спасла. Ни одной царапины. А Кирюха… Он с этими шалавами сзади сидел. Сторожил, чтобы на светофоре не выпрыгнули. Так вдвоем с девкой от удара через лобовое стекло и вылетели. Сразу насмерть. Вторая, слава богу, жива осталась. В больнице сейчас. Не слабо прокатились, – закончил Стас. – На всю жизнь, до рыготы.

– И что менты? – спросил Артем.

– Кровь на анализ у меня взяли, пока в отключке валялся. Ноль четыре промилле алкоголя. Как с одной кружки пива, – покачал головой кольщик. – В Прибалтике и Германии ноль пять – это вообще официально допустимая норма! Никаких последствий для реакции водителя! Доказано! А для наших легавых – каплю лизни, уже «попал».

– В номере вашем, в «Ленинградской», экспертизу проводили? – сухо уточнил Грек, с сочувствием глядя на соседа.

– Нет вроде, – пожал плечами Стас. – Зачем? Шмотки наши, что там оставались, забрали, и все.

– А затем, – Грек пристально посмотрел в глаза бритоголового. – Никакие они не студентки из МГУ. И сняли вы их не случайно. Они сами доверчивых лохов, вроде вас, на улице снимали. А потом выждали момент, когда вы оба из комнаты вышли, и накапали вам в бокалы лошадиную дозу клофелина. Поэтому и упирались, ехать с вами, самоубийцами, в одной машине не хотели.

Стас ошалело уставился на Артема. Глаза его бегали.

– Знаешь, – сглотнув подступивший к горлу ком, наконец, произнес он. – Я об этом как-то не подумал. Так значит… я не виноват?!

– Не совсем. Формально ты был в легкой степени опьянения, – напомнил Грек. – И скорость превысил. За это и должен перед гаишниками отвечать. Но главной причиной аварии послужил не алкоголь, а именно то, что эти шалавы подмешали вам в пойло. От клофелина ты и потерял сознание. Сначала ничего не чувствуешь, а потом давление резко падает – и привет.

– И что мне светит, если удастся доказать, что они?.. – осторожно, словно опасаясь спугнуть удачу, спросил Стас.

– Для повторного анализа твоей крови слишком поздно. Никаких следов препарата уже не осталось. Бокалы из-под шампика в «Ленинградской» давно вымыли и поставили на полку. Так что у тебя есть только один шанс – вынудить девчонку чистосердечно признаться, что перед поездкой вам в пойло накапали клофелин. Права на колеса у тебя по-любому уже отобрали, так что для острастки вкатают год-другой тюряги. Не больше. Вместо десяти-двенадцати. А повезет подмазать – вообще условно получишь… Но только не такая она дура, чтобы собственным языком себе срок зарабатывать. Смекнет, что к чему. Будет твердить ментам то же самое, что ты мне вначале говорил: познакомились на улице, выпили, потом вы силой затащили их в джип. Ну, не студентки они оказались, и что с того? За это не судят. Короче, она будет тебя топить, всеми силами. У нее выхода нет.

– Это мы еще посмотрим, – стиснув губы, с ненавистью прошептал кольщик. – Отправлю маляву братве. Эту тварюгу так за горло возьмут, не то что в клофелине – в убийстве царской семьи признается!!! – Стас с благодарностью взглянул на Артема. – Спасибо тебе, братан. Я твой должник. Если что понадобится… Короче, у меня почти вся тверская братва в знакомых.

Грек задумался. Все, что ему сейчас было нужно, как воздух, – это как можно скорее дать знать о подставе Киржача и своем аресте в Питер, Максу Лакину. Время и так упущено. Поэтому он сказал:

– Помоги мне передать на волю короткую записку. Я напишу, кому, по какому номеру позвонить и что сказать. Сможешь, Стас?

– Как два пальца об асфальт, – кольщик тронул Грека за плечо. – Пиши маляву. Отправим вместе с моей, паровозом.

– Как ты думаешь это сделать? – на всякий случай поинтересовался Артем.

– Очень просто. Через цириков. Дам телефон друга, попрошу созвониться и передать записку его владельцу. За услугу мусор получит от него сто баксов. Ты не заморачивайся, предоставь это дело мне.

– А если вертухай отнесет твою маляву прямиком в оперчасть? – приподнял брови Грек.

– Не отнесет. Стоха бакинских на дороге не валяется, – с уверенностью сказал кольщик. – Суки с этого кормятся. Если на тюрьме узнают о подставе, он хрен что больше поимеет, останется без гроша. Ему это надо? То-то.

– Наверное, ты прав, – кивнул Грек. – В любом случае стоит попробовать. Только как ты узнаешь, дошла малява до адресата или нет?

– Узнаю, – подмигнул Стас. – Уж будь уверен. На следующий же день. И сразу дам знать тебе.

– Я наверняка буду в другой камере.

– На тюрьме все обо всех знают, братан, – глубокомысленно заметил Стас. – Позвонят мои кореша твоему другу, все будет пучком.

– Твои бы слова да Богу в уши, – задумчиво прошептал Артем. Взял предложенную кольщиком авторучку, вырванный из его карманного блокнота листок бумаги, быстро сочинил записку для Макса и вернул ее Стасу. Вовремя – к «дубку» наконец-то вернулся их кучерявый сосед.

– Увы, – поставив на железный стол наполненные рыжеватой водой пластиковые стаканы, с сожалением развел руками смахивающий на профессора сопромата мужичок. – Жидкость, текущую из этого позорного родника, можно назвать чистой с такой же натяжкой, как съеденную нами силосную массу – ржаным хлебом. Но раз уж вместо лангета подали мозги обезьяны, придется довольствоваться десертом! Прошу вас, молодые люди…

– Мне кажется, мы с вами уже где-то встречались, уважаемый, – Стас пристально посмотрел на втиснувшегося за «дубок» интеллигента, почти слово в слово повторив то же самое, что пять минут назад сказал Артему.

– На улице и в приватном порядке вряд ли, – мужичок задумчиво наморщил лоб, отхлебнул из стакана и скривил лицо. – Однако если в восьмидесятых годах прошлого уже века вы имели удовольствие проживать за Уралом и посещать лекции по марксизму-ленинизму на факультете общественных наук Сибирского государственного университета, тогда очень даже вероятно. В то время я преподавал там историю КПСС, знаете ли.

– Бог миловал, – фыркнул кольщик и переглянулся с Греком. – Так ты, значит, коммуняка?!

– Зря вы так о нашем времени, молодые люди. Золотое было время. Вам, выросшим в варварскую эпоху дикого капитализма, увы, уже никогда не понять, какое это наслаждение – смотреть с уверенностью и без страха в завтрашний день! Кто сейчас может быть спокоен, скажите вы мне? Так я вам отвечу. Никто. Даже украв сто миллионов, вы ежедневно сидите на пороховой бочке. Рискуя взлететь на воздух!

– Эт точно, – ухмыльнулся Стас. Мужик его явно забавлял. Встав «на лыжню», он явно не собирался с нее слезать и молотил языком без умолку.

– Разве можно было себе даже представить еще пятнадцать лет назад, что я, заведующий кафедрой, вдруг окажусь в одной камере с уголовниками? И за что, спросите меня вы? Да за полную, совершеннейшую ерунду! За убийство… – и, выдержав эффектную паузу, закончил: – самой гнусной псины из всех, каких я когда-либо встречал.

– Я тебя правильно понял, доцент? – ошалело округлил глаза кольщик.

– Не доцент, а завкафедрой. Бывший зав не существующей уже кафедры, – вежливо поправил мужичок, доедая остатки эрзац-хлеба и запивая его водой.

– Вас арестовали за убийство собаки? – Артем тоже был несколько удивлен.

– Именно так, – подтвердил кучерявый. – Точнее, пса. Я его отравил колбасой с крысиным ядом. За то, что, выбегая из подъезда гулять, он сразу же в первую очередь гадил на колеса моего «Запорожца». Так продолжалось около трех месяцев. Хозяин этой твари, мой новый сосед по площадке, – буржуйская морда. Когда я попросил его оттаскивать своего задирающего лапу кабыздоха от машины, он просто послал меня на три буквы. Дескать, собачка и дальше будет писать там, где ей больше нравится. Тогда я купил крысиный яд, в одно прекрасное утро сел во дворе на скамейке и стал ждать. Подождал, пока этот гнусный Циклоп, спущенный с поводка, в очередной раз обгадит резину моей машины. А затем подошел к нему и бросил колбасу. – Мужик печально вздохнул и обвел рукой камеру. – И вот я здесь. По иску страховой компании. Потому как кобель оказался редчайшей породы, интерчемпион-медалист, единственный в городе производитель, и имел страховой полис на сумму десять тысяч долларов. А хозяин пса, оказывается, не кто иной, как вице-президент международного кинологического союза. Меня сразу обвинили в умышленном убийстве, жестоком обращении с животными и арестовали. Вот и скажите мне, могло бы такое безобразие приключиться во времена коммунистов? Молчите. Так я вам отвечу!..

Дверь камеры загрохотала и открылась, прервав исповедь Доцента.

На пороге стояли два контролера. Один из них, сверяясь с бумажкой, начал выкрикивать фамилии:

– Куприянов, Желудков, Куценко… Греков! На выход!!!

В камере началось движение, со всех углов послышался отборный мат.

– Куда это опять, блин?! – недовольно огрызнулся Стас и, поднимаясь, взглянул на Артема. Словно тот был матерым сидельцем и мог знать ответ на этот бессмысленный вопрос. Грек молча пожал плечами и вслед за кольщиком встал из-за стола, чувствуя постепенно начинающееся в желудке бурление. Судя по странному, почти задумчивому выражению, минуты две спустя появившемуся на бледном лице Стаса, – в его отравленном организме начало происходить то же самое.

В полной мере прелести первого употребления в пищу местного хлеба и водички Артем осознал только пару часов спустя, когда от острой боли во вспученном животе ему хотелось выть в голос, кусать губы и в буквальном смысле лезть на стенку. Сейчас же их, десятерых, вновь построили в коридоре и повели. Как оказалось, – на медосмотр.

После недолгого путеществия по коридорам тюрьмы группу арестантов, как скот в стойло, загнали в крохотную камеру и приказали раздеться до трусов. После чего распахнулась внутренняя дверь камеры, и вежливый, с интонацией прирожденного садиста, голос вертухая предложил «уродам» войти в следующее помещение – натуральную клетку, с толстыми прутьями от пола до потолка. Внутри – медицинский лежак, накрытый серой от застарелой грязи, испачканной бурыми кровяными пятнами простыней, на которую противно было даже смотреть, не то что ложиться. С наружной стороны клетки, у стола, уже ждали врачи, три женщины и мужчина. Лепилы с постными лицами стали задавать вопросы, время от времени что-то чиркая в своей драной тетрадке…

Первым «осматриваемым» оказался тощий, весь покрытый прыщами сутулый тип, на вид лет двадцати пяти. На его груди, плечах и даже спине были наколоты нацистские символы – гитлеровская свастика, стилизованная под нее эмблема РНЕ, изображение сапога с надписью «Россия», давящего голову кучерявого губастого негра с кольцом в носу, кулак, влетающий в горбатый нос еврея, еще какая-то лабуда на ту же тему. Без особого интереса разглядывая наколки, Артем обратил внимание, что вены на руках скинхеда исколоты так, что на них нет ни единого живого места. Еще один наркот, мать его… Интересно, у кого он, такой ярый расист, героин для дозы покупал? Не у черномазых ли нигерийцев возле Института дружбы народов имени Лумумбы? А может, у цыган или азеровталышей?

– Туберкулезом, сифилисом, гонореей болеете? – скосив взгляд из-под очков на прыщавого нацика, сухо спросила одна из медичек.

– А ты что, перепихнуться хочешь? – огрызнулся наркоман, сверкнув золотой фиксой.

– Очко свое трахай, – привычно, даже не моргнув глазом, осадила врачиха. – Черепно-мозговые травмы были?

– Не-а…

– Ясно. Руку фельдшеру давай, – кивнув на стоящего возле клетки бородатого коллегу, приказала правнучка Гиппокарта. Арестант безучастно просунул сквозь прутья исколотую руку. Спросил лениво:

– Че, баян дуры на халяву? Гы-гы!

– Кровь твою засранную на анализ брать будем, – фыркнул фельдшер и выудил из заполненной мутно-розоватой жидкостью ванночки-кюветы устрашающих размеров древний шприц с толстой длинной иглой. Но, взглянув на вены, попасть в которые этим отбойным молотком не представлялось никакой возможности, нахмурился и потребовал дать другую руку. Правая оказалась не лучше. Однако и это, затруднительное для большинства медиков вне пределов ГУИНа, обстоятельство не слишком шокировало бывалого эскулапа. Презрительно взглянув на скинхеда, он скривил губы и устало приказал:

– Щекой к решетке прижмись. И не дергайся.

– На хрена? – озадаченно буркнул «белый сверхчеловек».

– В шею колоть буду. Не ссы, не ты первый… Зрелище получилось мерзкое. Бородатый долго искал вену, несколько раз безрезультатно тыкал иглой под кожу сбоку от кадыка, прыщавый мозгляк шипел от боли и матерился. Наконец взмокший от напряжения фельдшер сумел попасть куда надо, втянуть в шприц бурую венозную кровь и выпустить ее в подставленную врачом стеклянную пробирку. Пробирку заткнули пробкой, наклеили кусок пластыря с номером и поместили в подставку, где дожидались своей очереди еще дюжина пустых…

В груди Артема при виде этой процедуры шевельнулось что-то скользкое и холодное. Страх – а это был именно страх! – только усилился, когда он увидел, как фельдшер вновь достает из кюветы тот же самый шприц и втыкает его в вену на руке следующего арестанта. Грек с ужасом представил себе, крови скольких зеков уже напилась за сегодняшний день эта проклятая игла. Как минимум пары сотен. На эти подозрения наводил тошнотворный цвет жидкости в кювете.

Похоже, про бушующий на свободе СПИД в «Матросской тишине» напрочь забыли. Или умышленно не обращали внимания на такие «мелочи», ширяя толпу вновь прибывших одним и тем же шприцом, извлеченным из давно не меняемого раствора-«дезинфектора». Было о чем задуматься, готовясь следующим сдать кровь на анализ. Впереди Грека стоял и отвечал на вопросы врачей только один кургузый арестант.

Артем взглянул на кювету со шприцем с такой ненавистью, словно именно эта жестянка, а не люди, была виновата в том, что, как пить дать, подарила ВИЧ-инфекцию огромному количеству угодивших в «Матросскую тишину» подследственных. Грек совершенно не горел желанием стать следующей жертвой неизлечимой заразы.

И Бог услышал его. В следующую секунду одна из сидящих за столом врачих отодвинула стул, встала и потянулась к лежащей на железном ящике-сейфе толстой папке с тесемками. А потом вдруг неловко покачнулась, взмахнула руками и случайно смахнула кювету со шприцем, которая с грохотом упала на пол. Мерзкий раствор вылился прямо на стоптанные ботинки бородатого фельдшера. Стеклянный «баян» треснул. Эскулап уныло опустил взгляд на свои мокрые ноги и сломанный шприц, потом медленно поднял глаза на оступившуюся коллегу. Набрав полные легкие воздуха, он разразился в ее адрес такой витиеватой матерной тирадой, от которой отвисли челюсти даже искушенных в подобных словесных упражнениях зеков…

Из этого трехэтажного нагромождения крепких выражений Артем понял главное – этот шприц был единственным (!) инструментом тюремных медиков, с помощью которого до сих пор бралась на анализ кровь арестованных. Следовательно, на сегодня смертельно опасную для жизни оставшихся не у дел зеков процедуру можно считать завершенной. Поняв это, Артем почти с нежностью посмотрел на пунцовую, вяло оправдывающуюся перед исходящим слюной бородачом рыжую докторицу, прислонился плечом к решетке и на миг прикрыл глаза. Ощущение было такое, словно нож гильотины застрял в сантиметре над его шеей.

Совершенно очевидно, что с утратой шприца про положенный анализ крови лепилы не забудут. Но на душе все равно стало легче. Грек снова мысленно поблагодарил Бога, когда одна из не принимавших участия в перебранке врачих, печально вздохнув, подошла к железному ящику, открыла его длинным сейфовым ключом и извлекла из загашника целую ленту одноразовых пластиковых шприцов – неслыханную по тюремным меркам роскошь. Стоящие позади Артема мужики одобрительно загудели. Эскулапам ничего не оставалось делать, как продолжить взятие крови на анализ, открывая для каждого из оставшихся в очереди пяти зеков персональный одноразовый шприц.

Протягивая мускулистую руку сквозь прутья решетки, Грек твердо пообещал себе: первое, что он сделает, оказавшись на воле, – это пойдет в церковь и поставит свечку Николаю Чудотворцу. А уже потом займется Киржачом…

Вскоре их группу вернули в камеру, за время отсутствия наполнившуюся нестерпимой вонью от вызванных местным хлебом кишечных газов. Еще через полчаса Артем спал, сидя за «дубком» между Стасом и Доцентом, уронив голову на лежащие на столе руки. Еще через полтора – проснулся от острой боли в животе и промучился от колик несколько часов кряду. И только после стремительного забега в угол камеры смог наконец-то снова смежить веки и провалиться в спасительное забытье, из которого его вырвал хриплый голос распахнувшего дверь вертухая. Карусель тюремной жизни закрутилась.

На исходе третьих суток мучений их начали раскидывать по «окончательным» камерам. Невероятно уставшему после всех злоключений, замученному, голодному до тошноты Артему вдруг неожиданно повезло: вместо общей камеры он попал на «спец».

* * *

А тем временем Киржач предавался отдохновению. Его враг наконец-то оказался за решеткой, теперь с ним можно было делать все, что душе угодно. Киржач вспомнил, какие средства предложил его кореш Шалгин, царь и бог «Матросской тишины», для укрощения строптивого Грека, и довольно потер волосатые ручонки. Эх, хорошо иметь полезных друзей! Слушая льющийся из музыкального центра «Technics» хрипловатый голос певицы Шаде, бывший «нефтяник» представил себе сладкую картину: Грек стоит перед ним на коленях и надраивает ему ботинки, лучше – собственным языком.

Отпраздновать удачный первый этап расправы с ненавистным поваром Киржач решил в компании дорогих шлюх. В ожидании, когда Черт привезет заказанных девиц, усть-озернинский олигарх поднялся с уютного кожаного дивана и подошел к шкафу. Здесь он хранил свои эротические сокровища – плети, наручники, вибраторы, кожаное белье и прочие причиндалы. После истории с видеопленкой у Киржача появились кое-какие проблемы по части секса. Стоило ему облачиться в некогда любимые кожаные трусы с вырезом для мужского достоинства, как он тут же вспоминал, как Грек обломал ему весь кайф, появившись на его вилле в самый неподходящий момент. И у бедняги Витька тут же все опускалось. Так что теперь он был вынужден привлекать к участию в эротических забавах своего верного телохранителя, которого обряжал в садомазохистский прикид и заставлял охаживать девок кнутом и обрабатывать разными фаллоимитаторами. А Киржач в это время наблюдал за происходящим и давал ценные указания: «Сильней! Вот эту справа давай, давай!» Причем самое обидное было то, что верному Черту дозволялось в свою очередь поразвлечься с девицами только после того, как его шеф получит полное удовлетворение.

Киржач похотливо вздохнул, заранее представляя предстоящее удовольствие. Тут он услышал звук открывающейся двери и звонкие голоса. Приехали! Виктор Анатольевич вернулся к дивану и вольготно раскинулся на нем в ожидании.

Вольдемар привез трех девиц – рыжую Катю, брюнетку Олю и блондинку Нину, частых посетительниц столичного гнездышка усть-озернинского олигарха, оставил их разоблачаться и прошел к шефу за указаниями. Неугомонное начальство изложило программу действий. Девицы скинули плащи и оказались одетыми, вернее, раздетыми, в кожаную секс-обмундировку от Гуччи, чулки и обязательные шпильки. Черт, уже облачившийся в черные трусы с «хоботом» на самом интересном месте, сапоги и плащ а-ля гестапо, провел их в гостиную, где на диване ерзал от нетерпения, уже спустив штаны, Киржач.

– Ах вы мои девочки! Пришли к папочке, умницы? Щас папочка будет вас учить!

Девицы заахали и попытались изобразить смущение, что, впрочем, им удалось плохо. Тем временем Вольдемар извлек из заветного шкафа пару наручников, огромный двусторонний фаллоимитатор и кнут. Резко щелкнул кнутом и прорычал:

– А ну раздеться! Быстро!

Девицы, эротично изгибаясь, начали стягивать тесные кожаные платьица, под которыми ничего не было. Повинуясь приказам Вольдемара, Катя и Оля слились в объятиях и начали страстно целоваться и тискать друг друга. Нина опустилась на четвереньки и, облизывая полные губы, подползла к развалившемуся олигарху. Проведя пару раз рукой по его члену, взяла его в рот. Киржач застонал:

– Так, давай, бери его глубже!

Вольдемар протянул Кате и Оле двусторонний фаллоимитатор. Девицы взяли его в руки и начали облизывать и сосать с двух сторон. Киржач схватил Нину за шикарную гриву белокурых волос, оторвал от себя, повернул лицом к «розовой» парочке и рявкнул:

– Вот так это надо делать, понятно? Глубже, я сказал! Оля, иди сюда, покажи ей.

Оля подошла к дивану и стала показывать Нине, как ублажать усть-озернинского олигарха. Киржач довольно охал, глядя на белокурую и темноволосую головки, склонившиеся над ним. Покинутая Катя, устроившись в кресле, ублажала себя фаллоимитатором, проводя им по всему телу. Потом использовала его по назначению. Новоявленный «гестаповец» Черт пощелкивал кнутом, задавая темп.

Катя трудилась изо всех сил. Нина и Оля не отставали. Гостиная шикарной квартиры Киржача наполнилась стонами, ахами, вздохами и сопением. Страдал только бедолага Вольдемар, вынужденный ждать, пока его шеф насытится. Сейчас бы Кате помочь, да не положено. Он мысленно матерился, чувствуя сильное неудобство между ног. «Хобот» был слишком тесен для его впечатляющих размеров. «Ну, погоди, Марина! Вот доберусь я до тебя сегодня! Ты у меня, вернее, подо мной, позабудешь, как тебя зовут!» – утешал себя возбужденный охранник, глядя на развлекающуюся четверку.

Разомлевший и довольный жизнью Киржач глянул на страдающего Вольдемара и милостиво кивнул ему в сторону Кати. Черт мигом понял намек, сорвал с себя неудобный «хобот» и тигром набросился на красотку…

Глава шестая Пресс-хата

Грек вошел в крохотную, не более десяти-двенадцати квадратных метров, хату и остановился на пороге, пожираемый несколькими парами внимательных, колючих глаз. Первое впечатление – вполне благоприятное. Очень чисто, ухоженно. Сохнущее на веревках белье. Отгороженный простынями угол с «дальняком» и «ракушкой». Восемь шконок в два яруса вдоль стен. На стене под окном бормочет японский цветной телевизор. Возле забранного решеткой окошка – крохотные вентиляторы. В центре камеры – стол с приваренным к нему «языком» для хранения посуды. Тут же электророзетки. Вокруг столика, на краях шконок, сидят пятеро мужиков и вопросительно таращатся на новичка. Двое оставшихся тоже пялят бельма, но не слезая с верхнего яруса.

– Здорово, братва, – по очереди заглянув в глаза каждого, спокойно произнес Артем.

– Здорово, – с готовностью, в унисон, ответили сразу двое – седой старик и смахивающий на цыгана парень лет тридцати. – Проходи. Присаживайся, – предложил первый.

Грек подошел к «дубку», попутно успев заметить, что сидельцев в хате ровно на одного меньше, чем шконок. Нижняя слева явно пустовала. С учетом того, что во всех остальных, забитых свыше предела, камерах СИЗО, как он уже успел узнать, арестанты спали в три-пять смен, такой щедрый подарок вертухаев сразу наводил на подозрения. Впрочем, всякое случается. Прежде всего надо повнимательней присмотреться к каждому из новых сокамерников.

– Я – Грек, – сухо представился Артем.

– Меня зови Геннадий Пахомыч, – в свою очередь охотно сообщил старший из присутствующих – крепкий жилистый старик лет шестидесяти с небольшим. – Я здесь навроде начальника. Ты не стесняйся, Грек, присаживайся рядышком. Жрать хочешь?

– Спасибо, – кивнул Артем, не в силах отвести взгляд от расставленной на столе еды. Хоть и не шикарной, простой донельзя, но, однако ж, не имеющей ничего общего с тошнотворной тюремной баландой. Китайская вермишель быстрого приготовления, нормальный черный хлеб, чеснок, шмат копченого сала с тонкими розовыми прожилками и крепкий, дымящийся в кружках-«фанычах» чай. В желудке Артема нестерпимо засосало, рот наполнился слюной. Сглотнув, Грек на всякий случай предупредил: – Только я не знаю, смогу ли в ближайшее время отблагодарить вас тем же…

– Ништяк, – отмахнулся Геннадий Пахомыч. – Бог даст – не помрем с голоду. Кушай, пока есть что. А после отдохни на шконке, сколько захочешь. Впереди ночь длинная. Потом, утром, беседовать будем, кто ты, за что и откуда…

Смотрящий посмотрел на развалившегося напротив амбала и кивнул. Тот без единого слова пододвинул к Артему пенопластовый кузовок с горячей, разбухшей лапшой, слегка закопченную алюминиевую кружку с чаем и аккуратно положил на салфетку рядом с ней два толстых ломтя хлеба с ломтем сала и зубком чеснока. Взглянул из-под кустистых бровей, ухмыльнулся углом рта:

– Шамай, не заморачивайся. Папа угощает.

– Да и мы, пожалуй, тоже покушаем, что Бог послал, – чуть слышно, словно себе одному, пробормотал не простой старикашка, поднимая ложку-«весло». И, словно по сигналу, все пятеро сидящих за «дубком» сокамерников принялись нарочито не спеша поглощать залитый кипятком китайский пищевой концентрат с черняшкой.

Артем изо всех сил старался есть медленно, одинаково со всеми, но все равно разделался с обедом самый первый. Сказался пятидневный голодный марафон. В мучимом изжогой после проклятого местного эрзац-хлеба желудке появилась приятная тяжесть. По всему телу разлилось умиротворяющее тепло. Дешевая забугорная жрачка, бесполезный для здоровья фаст-фуд, густо замешенный на искусственных пищевых добавках, казался сейчас Греку самым вкусным в мире деликатесом.

– Спасибо тебе, отец, – утерев обильно выступивший на лбу горячий пот, Артем отхлебнул из кружки последний глоток горьковатого чая без сахара и с благодарностью посмотрел на старика.

– Как тебя звать-то, Грек? – доброжелательно осведомился Геннадий Пахомыч и закусил гильзу папиросы. Рядом, как по взмаху волшебной палочки, тут же появился огонек зажигалки. Это расстарался бандитского вида скуластый невысокий пацан с глубоким, явно недавним розовым шрамом на подбородке. По хате поплыли клубы сизого дыма.

– Артем, – сказал Грек.

– Куришь? – приподнял одну бровь старик.

– Время от времени, – пожал плечами несколько расслабившийся, раскрасневшийся Артем. После сытной еды его стало неумолимо клонить в сон. Веки налились свинцом. Взгляд то и дело перескакивал с деланно-равнодушных лиц сокамерников на заветную нижнюю шконку, ближнюю от закрытого простынями «санузла». Место, что и говорить, не самое престижное в хате. Но в его положении выбирать не приходилось. Отдельная шконка в любом российском СИЗО – это роскошь, доступная лишь смотрящим камеры и блатным. Обычные мужики уже много лет кряду вынуждены спать по очереди, строго отведенное время, сменяя друг друга каждые пять-десять часов.

– Если шибко не тянет, тогда лучше не травиться, – глубокомысленно изрек старик, разглядывая тлеющий оранжевым угольком кончик «Беломора». – Я вот в пятый раз за жизнь бросить собираюсь. Завтра с утра последнюю высмолю – и абзац. Такая зараза – не приведи господи… Ты, это, располагайся, Артем. Знаю я, как оно в первый раз после сборки. К тому же, вижу, досталось тебе от мусоров крепко, – разглядывая ссадины на лице и руках Грека, понимающе кивнул смотрящий. Перевел взгляд на амбала:

– Тюря, покажи человеку его шконку.

– Вон та, – ткнув пальцем в сторону, бесцветно бросил бугай. – Нижняя.

– Иди, Грек, поспи, – предложил, а по сути приказал старший хаты. – Ополоснись прежде на дальняке, ежели хочешь. Это у нас можно.

– Да, пожалуй, – Артем поднялся из-за «дубка», убедился, что все закончили трапезу и зашел за занавеску из простыней. Скинул куртку от спортивного костюма и с огромным удовольствием быстро ополоснул торс, лицо и руки. Оделся, подошел к обвисшей, продавленной шконке, сел, скинул кроссовки и впервые за пять дней смог спокойно вытянуться на одеяле, подмяв под голову жидкий засаленный комок, отдаленно напоминающий подушку.

Морально уже готовый ко всем обещанным следователем Птицыным ужасам СИЗО, он был несколько обескуражен столь неожиданным помещением его на «спец» и теплым приемом в хате, по сравнению с общими камерами больше похожей на элитный курорт, правда, за колючей проволокой. Интуиция подсказывала: это неспроста. За все в этом волчьем мире нужно платить, тем более здесь, в тюрьме. Поэтому Артем был начеку. Удобно устроившись на шконке, он вместо того чтобы спать, принялся вполглаза разглядывать тихо переговаривающихся сокамерников.

Смотрящий. С ним все ясно: в хате Леонид Пахомыч – царь и бог. Его слово – закон. Как скажет, так и будет. Без ведома и одобрения старика в камере ничего не делается. Если помещение на «спец» отнюдь не случайно и для него, Грека, стараниями купленной Киржачом администрации СИЗО готовится изощренная подлянка, то следить нужно прежде всего за смотрящим. Он даст сигнал…

Тюря. Без сомнений – правая рука старика. Не слишком умен, но здоров, как бык. Судя по расплющенному носу – возможно, бывший боксер. Идеально подходит на роль верного телохранителя.

Парень со шрамом. Бандит. К гадалке не ходи. Причем, судя по выражению морды лица, – хитрый. Но до бригадира явно не дотягивает. Боевик, из опытных.

Цыган. Гладкий, холеный. Зубы белые. Даже ногти пилкой обработаны. Или вор, или наркоторговец. Такой для расправы не подходит, слишком слаб и не приучен к работе кулаками. Однако в качестве провокатора, способного затеять ссору на ровном месте, незаменим. Этакий Гоблин-Подлиза…

Ничем не приметный мужик лет сорока с округлым, почти аккуратным пузом. На внешней стороне широкой, привыкшей к физическому труду ладони старая наколка в виде встающего из-за моря солнца и чаек. И надпись – «Волга». Похоже, бывший матрос, из речников. Дизелист или трудяга-боцман. То и дело переговаривается со стариком. Достает самодельные карты-«стиры», раздает. В каждом неторопливом движении чувствуется уверенность. Темная лошадка.

Пятый из сидящих у «дубка» сокамерников – странный тип с крючковатым носом и волосатой родинкой на щеке. На вид – лет около тридцати. Бледный, ко всему равнодушный. С ним никто не разговаривает. На него не обращают внимания. Но точно не опущенный. С «петухами» никто вместе за одним столом не ест. Кто такой – совершенно не ясно.

Двое на верхних нарах почти братья-близнецы. Но не родственники. Один читает мятый журнал с голыми девицами на обложке. Другой, нисколько не стесняясь, пялится прямо на Грека. Отвянь, лабух, глаза сломаешь!.. Ему все пофиг. От таких можно ждать любой гадости. Ладно, мы тоже не пальцем деланные.

За окошком хаты уже совсем темно. Скоро ночь. По телевизору передают новости: злые чечены подбили очередной российский вертолет. Гора трупов. Через три месяца должен появиться на свет первый клонированный ребенок. Стареющая бабушка и поп-звезда в очередной раз выползла из-под скальпеля пластического хирурга и открыто наставляет рога своему благоверному, внаглую флиртуя с сопляком-юмористом. Американские астрономы предсказывают в начале 2006 года столкновение Земли с гигантским астероидом и конец света. А теперь – прогноз погоды. Здесь – как в песне: в Петербурге сегодня гроза. В Петербурге сегодня дожди…

Только не спать. Хотя бы первую ночь. Глаза закрываются сами собой. Не спать. Не… спа…

…Грек поднял веки. Ему показалось, что его разбудил какой-то странный звук, но в камере было тихо. Телевизор не работал. Все, за исключением одиноко сидящего за «дубком» и в тусклом свете читающего книгу старика, спали. Кажется, он отключился часа на три-четыре. Усталость за время сытого отдыха заметно отступила. Но шевелиться не хотелось совершенно.

Артем глубоко вздохнул и снова закрыл глаза. Но тут же открыл их вновь, услышав звук, несколько секунд назад заставивший его проснуться. Это был шепот двух переговаривающихся совсем рядом, за ширмой на «дальняке», голосов.

Сонливость сняло как рукой, едва, обратившись в слух, он уловил свое, внятно произнесенное одним из сокамерников имя – Грек. Двое, спрятавшиеся буквально в двух шагах от шконки, за натянутыми простынями, говорили именно о нем. Артем мгновенно подобрался, чувствуя, как от взорвавшегося, пулеметной очередью застучавшего пульса на секунду потемнело в глазах. Он не шевелился, выжидая, что будет дальше, и внимательно вслушиваясь в доносящиеся до него обрывки разговора. Мельком оглядел шконки. Пустовали три. Одна – сидящего за столом смотрящего. На двух других при его появлении в хате лежали угрюмые «близнецы».

Шепот стих. Простыня тут же колыхнулась, и две крепкие фигуры, бесшумно ступая, выскользнули из закутка и подошли к столу. В руке одного из «близнецов» Артем увидел сделанную из куска толстой капроновой веревки затяжную удавку. Тот молча показал ее отвлекшемуся от чтения старику. Леонид Пахомыч отодвинул книгу, молча кивнул, приложил указательный палец к губам, обернулся и легонько тряхнул за ногу развалившегося рядом с его пустующей шконкой Тюрю. Второй «близнец» принялся тормошить лежащего на втором ярусе бледного обладателя волосатой родинки. Сквозь щелочкой приоткрытые веки внимательно наблюдая за происходящей в камере возней, Грек старательно делал вид, что спит, но тело его было готово к жестокой драке. Итак, он оказался прав, заподозрив подлянку в том, что вместо общей хаты неизвестно за какие заслуги его поместили в чистенькую камеру с – вот так чудо! – случайно пустующей нижней шконкой. Никакой это был не «спец». Натуральная пресс-хата. Слава богу, он успел понять это до начала подавляющей акции…

Тем временем группа из четырех сокамерников быстро перекинулась парой слов, после которых бледный обладатель бородавки неожиданно спустил штаны, странно изменился в лице, закрыл глаза и, не обращая внимания на окружающих, принялся при помощи кулака и силы воображения возбуждать свой член. Держащий удавку первый «близнец» убедился, что «процесс пошел», презрительно хмыкнул, еще раз проверил узел на прочность, быстро переглянулся с подельниками и первым на цыпочках шагнул к шконке, на которой неподвижно лежал Артем.

Вот, значит, как? О том, какую именно участь приготовили ему эти пляшущие под дудку администрации СИЗО уроды, стало ясно. Ему, спящему, попытаются набросить на шею удавку, придушить, заломать руки-ноги, перевернуть животом вниз и спустить штаны. Затем, по плану смотрящего, настанет очередь носатого извращенца удовлетворить свою похоть. И не беда, если процесс окажется незавершенным. Стоит грязному концу пидора только прикоснуться к телу Артема – и Грек автоматически превращается в «опущенного» со всеми вытекающими последствиями. Довольным вертухаям «Матроски» останется лишь перебросить заказанного клиента в общую камеру, а следователю Птицыну – исполнить обещанную угрозу насчет Исы Сухумского. Тогда – все, финиш. Только не на того напали, суки!!!

Первый «близнец» распустил петлю пошире, взял ее обеими руками и бесшумно зашел со стороны головы жертвы. Тюря и второй встали сбоку у шконки и, потея от напряжения, приготовились скрутить тихо сопящего Артема. Чуть в стороне расположился бандюк, готовый вцепиться в ноги. Еще мгновение – и вырваться будет почти невозможно. Пора!

Он скатился со шконки так молниеносно, что ни один из «вязальщиков» не успел даже отшатнуться. Рухнув на пол, Грек, рискуя серьезно травмировать кисть, с ходу нанес сильнейший удар кулаком в голень Тюри. Каждый опытный боец знает поражающую силу такого удара. Нога отнимается мгновенно. Громко вскрикнув от полыхнувшей в кости чудовищной боли, телохранитель смотрящего, как и следовало ожидать, сразу потерял равновесие и грузно повалился на пол. Не останавливаясь, Артем в мгновение ока сделал передний кувырок, в его завершении дернулся всем телом, исполняя «лягушку», и через полсекунды уже крепко стоял на ногах. Находясь почти спиной к нападавшим, без паузы провел следующий удар – ногой в ухо с разворота, который отбросил ринувшегося навстречу бандюка на противоположный ряд шконок. От души приложившись спиной о край нижней, тот выгнулся колесом, засучил копытами и закатил глаза. Два-ноль. Теперь ваша очередь, инкубаторные вы мои!..

Однако развить успех не получилось. Оба «близнеца» уже успели отступить к двери камеры и принять боевые стойки. После того как пробный выпад Артема, наткнувшись на четкий блок, не принес никакого результата, Грек вынужден был защищаться сам. Он отбил первый, летящий в лицо удар, но неожиданно пропустил второй – ногой в грудь – отбросивший его к «дубку», за которым испуганно жался явно не ожидавший такого развития событий извращенец. Старик же сразу после начала драки вообще забился в дальний угол камеры, наблюдая за развитием событий с безопасного расстояния, из-под телевизора.

Чтобы устоять на ногах после пропущенного удара, Артем невольно оперся рукой о край стола и нащупал оставленную здесь смотрящим книгу. Решение пришло автоматически. Бросок – и раскрытый том в твердом переплете, шурша страницами, летит в лицо одному из противников. А вслед за книгой уже сам Грек, согнувшись, тараном бросается вперед и, пропустив чувствительный встречный удар в защищенную руками голову, толкает одного «близнеца» на другого. Первый спотыкается о растянувшегося на полу, пытающегося подняться на ноги Тюрю, в попытке сохранить равновесие машинально хватается за кента, и оба, не устояв, с яростным матом проваливаются в промежуток между верхней и нижней шконками.

Артему хватило всего трех ударов, чтобы купившиеся на контрвыпад «близнецы» так и остались вповалку лежать на его смятой шконке, а попытавшийся вцепиться ему в ногу телохранитель смотрящего окончательно отправился в нокаут. Четвертый нападавший, бандюк со шрамом, до сих пор находился в отключке и опасности не представлял.

Грек перевел дыхание, окинул быстрым взглядом проснувшегося и, похоже, не собирающегося принимать участие в драке Боцмана, и рывком выдернул трясущегося пидора из-под шконки. Коротким апперкотом с левой вынудил захрипеть и согнуться пополам, после чего перехватил за шиворот и дважды от души приложил носом о край металлического стола. Раздался отчетливый хруст. Грек разжал пальцы, и обмякшее тело ватной куклой сползло на пол. На «дубке» остался бурый кровяной мазок.

Посмотрев на оторопело вжавшего голову в плечи, хлопающего ртом Геннадия Пахомыча, Артем вернулся к своей шконке и поднял с пола удавку. Смотрящий пресс-хаты громко икнул, испортил воздух и собрался заорать, призывая но помощь контролеров, но Грек предостерегающе поцокал языком и предупредил сквозь зубы:

– Только пикни, мразь. И до прихода цириков ты не доживешь. Мне терять нечего.

– Я…я не хотел!!! – проглатывая слова и чуть не плача, начал оправдываться старик. – Меня заставили!!!

– Кто заставил? – Артем с огромным трудом держал себя в руках.

– Хозяин!!! Подполковник Шалгин!!! – сразу протек Геннадий Пахомыч. – Это он вчера утром привел сюда из спидозной хаты этого пидора и приказал опустить тебя!!! У меня не было выхода, Грек!!! Он, падла, всех нас, – смотрящий сглотнул слюну и обвел лихорадочным взглядом камеру, – в железных лапах держит!!! Тюря за изнасилование малолетки сел!!! Жорж с Каином на допросах своих подельников мусорам сдали!!! Я вообще болен. Игромания. Сто двадцать кусков «зелени» из общака в казино прое…ал. В другой камере нам не жить!!! Вот и приходится шестерить на хозяина!!! Или мы будем выполнять все его приказы, или Шалгин прикажет разбросать нас по хатам и тогда всем – абзац!!! Прости нас, Грек!!!..

Сердце Артема замерло. Он с ужасом и омерзением посмотрел на липкое бурое пятно на краю стола. Затем – на зараженного смертельным вирусом гомика. В памяти тут же всплыл медосмотр и случайно разбитый врачихой шприц для взятия крови. Скольким арестантам он принес гибель?

Вот, значит, в чем заключался дьявольский план Киржача. Не только сломать его морально и раздавить физически, но и обречь на долгую, мучительную смерть от неизлечимого вируса. Это уже находилось за гранью. Ни в одном нормальном мозгу не мог созреть такой сценарий. Чтобы придумать такое, нужно совершенно спятить. Потеряв в одночасье все, что имел, – огромные деньги, положение и власть, Киржач, похоже, окончательно поехал крышей. Артем догадывался, что изуверский план бывшего провинциального олигарха не ограничивался уже выпавшими на его долю подставой, физическими истязаниями в ИВС и сорвавшимся изнасилованием в пресс-хате. И можно было только догадываться, какие еще мерзости уготованы ему в самое ближайшее время съехавшим с катушек психопатом. Особенно теперь, когда он с божьей помощью сумел вырваться из костлявых лап смерти.

– Спаси-и-ите-е-е!!! Убива-а-а-ают!!! А-а-а-а-а!!! – улучив момент, что есть силы заорал смотрящий. И, словно по команде, его сразу поддержали Цыган и оказавшийся на редкость трусливым пузатый здоровяк Боцман. Последний, вне себя от ужаса, даже успел спрыгнуть со шконки, метнуться к двери и начать отчаянно колошматить по ней руками и ногами.

При виде коллективной истерики Артем лишь брезгливо сжал губы, поморщился, сплюнул на пол и сел на край ближайшей шконки. Сейчас на крики прибегут контролеры, выдернут его из поставленной на уши пресс-хаты и до особого распоряжения начальника СИЗО затолкают в карцер. Подонок Шалгин заставит сявок накатать заявления, и в его, Грека, уголовном деле появится дополнительный эпизод по факту еще одного нанесения «тяжких телесных повреждений».

В коридоре послышался топот, дверь камеры распахнулась, и в хату под громкие крики о помощи ворвались сразу четверо разгоряченных цириков. Мигом оценив произошедшее здесь побоище, вооруженные дубинками мусора налетели на Артема, сдернули его со шконки, заломили руки, надели «браслеты», двумя ударами под колени уронили на пол и принялись яростно избивать. Когда, минуты три спустя, первый этап «усмирения» арестанта был завершен, контролеры подхватили корчащегося от боли Грека под руки и выволокли в коридор.

В том, что его поместят именно в карцер, Артем не ошибся. Его затолкали в тесную одиночку, отдаленно напоминающую ту, что была в ИВС. Но оставить его в покое вертухаи явно не собирались. Мусора сразу же принялись за вторую часть экзекуции. Сначала, побросав дубинки, просто били, руками и ногами. Профессионально били, по корпусу, стараясь не оставлять следов на лице. Грек несколько раз терял сознание, но его снова и снова приводили в чувство проверенными методами. Затем, облив ведром холодной воды и дав время прийти в себя, притомившиеся цирики сделали паузу на перекур.

Потом пытка продолжилась. Появились полиэтиленовый пакет и моток изоленты. Пакет надели на голову Артема, плотно перетянув изолентой на шее. Когда от недостатка кислорода у него начались судороги, полиэтилен вспороли. Принесли табуретку. Трое дюжих контролеров подняли его, чуть живого, на руки, четвертый задрал запястья Грека до упора вверх и накинул связующее звено «браслетов» на торчащий из стены карцера, под потолком, крюк. Артем повис на дыбе и в очередной раз потерял сознание. Уставшие контролеры наконец ушли, лязгнув дверью.

Глава седьмая И все-таки дружба не ржавеет

Артем открыл глаза и увидел белый потолок, на котором дрожал солнечный луч. Скосил взгляд в одну сторону – большое, забранное решеткой окно. Три шконки, две из них пустые. На третьей кто-то неподвижно лежит, накрывшись одеялом до самой шеи и повернувшись лицом к голубой, местами облупившейся стене. Рядом со шконками древние тумбочки без ручек на дверцах. И повсюду – специфический запах. Лекарств, бинтовых повязок, хлорки и человеческого пота. Запах больницы.

Видать, мусора его хорошо отделали, раз он оказался здесь. Артем прислушался к своим ощущениям. Немного болела левая почка, каждый вдох отдавался тупой болью в противоположном боку. По всей видимости, сломано ребро. Грудь стянута тугой повязкой. Остальное, кажется, в норме. Он попробовал осторожно пошевелить сначала кончиками лежащих вдоль тела рук. Получилось. Затем ног. Тоже. Подвигал челюстью из стороны в сторону. Порядок. Провел рукой по паху. Все цело, не болит. Медленно вытянул руки из-под укрывавшей его простыни и дважды согнул-разогнул их в локтях. И сразу отбитые вертухаями плечи, шея и спина взорвались болью. Лицо свое Грек видеть не мог, но чувствовал – оно почти не пострадало. А вот тело…

На дальнейшее исследование времени не хватило. Дверь палаты неожиданно распахнулась, и Артем, скосив взгляд, увидел человека, появление которого в тюремной больнице стало для него полной неожиданностью. Это был Игорь Уваров, лейтенант ОМОНа! И что больше всего поразило Грека – в руке у бывшего сокурсника, подло сдавшего его костоломам из милицейского спецназа, был полупрозрачный пластиковый пакет. Внутри Артем разглядел ветку желтых бананов, апельсины и пакет йогурта.

– Привет, – поймав взгляд Грека, сухо сказал Игорь. – А Неструев меня заверял, что после карцера ты до сих пор в отключке.

– Что тебе здесь надо? – с ненавистью оглядев бесцеремонно присевшего на край шконки предателя, холодно спросил Артем. – Забирай свою жратву и уе…вай. Все, что мог, ты для меня уже сделал.

– Спасибо. Я тоже рад тебя видеть, – улыбнулся Уваров, как ни в чем не бывало выкладывая гостинцы на тумбочку. Заметил, мотнув головой: – Представляешь, эти сволочи ни в какую не хотели меня пускать в больницу. Я имею в виду начальство СИЗО и лично Шалгина. Пришлось зайти с другого конца и напомнить местному главврачу эпизод с участием его племянника. Пару месяцев назад наши орлы задержали его в одном кабаке. И что примечательно – с «береттой» в кармане. Не простой мальчик оказался. Хоть пока и не судимый. Ствол мы, конечно, изъяли, провели с племяшом профилактическую беседу и отпустили с миром, предупредив о возможных последствиях. А протокол сохранили. Зато теперь есть доступ в «Матросскую тишину». В обход лишних формальностей. Помнишь, как в той рекламе: «Иногда просто необходимо»? Правда, у меня мало времени. Минут десять, не больше. Как самочувствие?

– Твоими, бля, молитвами, – испепеляя глазами бывшего сокурсника по физинституту, сквозь зубы процедил Артем и повторил свой вопрос: – Что ты здесь забыл?

– Тебя, – хмыкнул Игорь. – Вот, решил сказать тебе спасибо. За брательника жены. С ним уже все в порядке. Если бы не ты, Грек, то сейчас парнишка лежал бы на кладбище. Вместе с тремя нашими ребятами, которые утонули. Я… мы все… трое… действительно очень благодарны тебе, старик. По гроб жизни.

– Это все? – Артем начал терять терпение. Внутри него закипал настоящий вулкан. – Все, я тебя спрашиваю?! Тогда пошел на х… отсюда! Вкладыш проклятый. Или тебе помочь, показать, где дверь?!

В порыве эмоций Грек даже попытался рывком подняться на шконке, но полыхнувшая в боку острая боль заставила его опуститься обратно на постель.

– Угомонись, – нахмурился лейтенант и с сочувствием посмотрел на Артема. – И слушай.

Тебе это будет весьма любопытно. У меня есть хорошие новости по твоему делу.

– Откуда? – ничуть не смягчив тон, прошипел Грек. – От суки Птицына?!

– От Хуицына, – жестко осадил омоновец, понизив голос почти до шепота и мельком оглянувшись через плечо, на неподвижно лежащего у противоположной стены палаты, по словам главврача, наглотавшегося хлеба с иголками и пару дней назад перенесшего серьезную операцию арестанта из Молдовы. – Захлопни хлебало, кретин. Иначе я действительно встану и уйду. И выбирайся из дерьма, как можешь!!!

– Надо же, какие менты вдруг стали заботливые, – съязвил Артем. – С чего бы это?

– А с того. Ты спас пацана. И теперь я знаю, что к аварии «лунохода» ты не имеешь никакого отношения. Экспертиза однозначно показала: всему виной неисправная рулевая и тормоза. Во-вторых… – Игос вздохнул. – Я на досуге вдумчиво побеседовал с соседом Птицына по кабинету. Есть в их гнилой конторе такой деятель по имени Мартин и фамилии Мацкан. А чтобы он не слишком ныл, до кучи замаксал этому уроду пятьсот баксов. В благодарность он достал из их с Птицыным общего сейфа твое уголовное дело и дал мне его на пять минут, снять копию. В-третьих, заполучив дело, я сразу навел кое-какие справки. Выяснилась масса любопытных моментов. Ну и, наконец, в-четвертых, я позвонил в Питер, твоей жене. И не только ей… Тебе по-прежнему неинтересно? Тогда я пошел.

– Вот только понты дешевые гнать не надо! – поморщился Грек. – Не набивай себе цену. Можешь считать, что прогиб засчитан. Давай выкладывай, что нарыл. Не томи.

– О’кей. Гражданка Смоленская Алла Валентиновна, тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения, у которой ты якобы украл в «Шереметьево» кошелек с деньгами, действительно проживает в городе Архангельске по указанному адресу. Но, – умышленно сделал паузу Уваров. В его прищуренных глазах плясали чертики. – Выглядит сия особь женского пола отнюдь не как Клава Шиффер, а весит под сто килограмм, состоит замужем за сантехником и воспитывает четверых детей-школьников. В последний раз была в Москве аж девять лет назад. Но прошлой весной умудрилась потерять паспорт. Отгадай, где? В нашем родном граде Санкт-Петербурге, куда приезжала, чтобы навестить обитающую там с бойфрендом на съемной хате старшую дочь Кристину, студентку второго курса ЛГУ, – сообщил Уваров. – Это тебе для затравки. Чтобы зубами скрипеть перестал.

– Не слабо, – вынужден был признаться Артем. Он с нескрываемой благодарностью взглянул на бывшего земляка. – Хотя что-то в этом духе я, в принципе, и ожидал.

– Тогда едем дальше, – деловито изрек лейтенант, явно довольный тем, что удалось нарыть. – Экспертиза установила, что изъятый у тебя при задержании белый порошок, общим весом два с небольшим грамма, на самом деле оказался никаким не героином или «коксом», а самым обыкновенным высококонцентрированным соевым белком. Его обычно качки в виде коктейлей с молоком пьют. По словам Мацкана, коллега Птицын сам чуть не ох…ел, когда заключение прочел. Алексей свет Михайлович был на все сто процентов уверен, что в аэропорту у тебя изъяли именно наркотик.

– Чудеса, – перед глазами Артема вдруг промелькнуло лукавое лицо Марго. Профессионалки, вроде как «случайно» сдавшей ему заказчика подлянки. Неужели и дурь – ее рук дело? Больше ведь некому. Вряд ли Киржач стал бы так глупо рисковать и экономить копейки. Известие, что и говорить, буквально ошеломило Артема.

– Ошибка исключена? – на всякий случай уточнил Грек, задумчиво хмуря брови.

– Я тебя умоляю. Одним словом, с точки зрения буквы закона твой арест – фуфло голимое. Оснований, чтобы немедленно освободить тебя из СИЗО, – более чем достаточно. Но, как ты, наверное, догадываешься, не все так просто. Мацкан мне по секрету шепнул, что, мол, Птицын по пьянке болтал, будто ему хорошо заплатили за то, чтобы он как можно дольше тянул твое дело.

– Ага. Чтобы хватило времени на все намеченные планом развлекательные мероприятия. По окончании которых я должен был стать не только инвалидом и… – Грек запнулся, нервно дернул уголком рта, – педрилой, но еще и спидоносцем.

– В смысле?

– В самом прямом. – Артем фыркнул и в двух словах рассказал Уварову о том, что случилось в пресс-хате. – Теперь понял, для чего меня сюда определили?

– Веселенькое дело, – пробормотал Игорь. На лбу омоновца проступили три глубокие морщины. – Зато теперь можешь считать, что заново родился, – вяло пошутил Уваров и сразу посерьезнел: – Ладно, Грек, ближе к телу. Тем более что это еще не все новости. Я звонил твоей жене. Наврал, что тебя сначала обокрали, а затем по ошибке приняли за одного рецидивиста, объявленного в федеральный розыск. Ты в момент задержания оказался без документов, начал качать права, сопротивляться и в результате угодил не только в КПЗ, но и в нашу, ментовскую, больничку. Ничего серьезного, но недельку на койке проваляться пришлось. На днях тебя уже отпускают. Мне, правда, кажется, что она не слишком в эту байку поверила, – честно признался лейтенант. – На всякий случай я оставил Ане свои координаты.

– Как там мама? – глядя в потолок, тихо спросил Грек.

– Нормально, вернулась уже. Аня сказала ей, что ты решил недельку погостить у меня.

– Лакину, я так понимаю, ты тоже звонил?

– Разумеется, – кивнул омоновец. – Сразу, как только убедился, что ты – агнец божий и тебя действительно подставляют. Но Макса сейчас нет в Питере.

– То есть как это нет?! – Грек сделал круглые глаза и безуспешно попытался приподняться на локте. Лицо его вновь напряглось. – Он же обещал мне, что будет приглядывать за Анютой и сыном!!!

– На следующее утро после твоего отлета Макса отправили в срочную командировку, кажется, в Российское посольство в Таллине. – Пожал плечами Игорь. – У них там какое-то ЧП. Подробности не разглашаются. Мне жена Лакина вообще просто сказала, что Макса нет в городе. Детали я узнал только через твою Анюту, он звонил ей перед командировкой. Думаю, ты зря волнуешься, Артем. Если Лакин обещал присмотреть за твоей семьей, то наверняка перепоручил это кому-то другому. С такими вещами, как безопасность, эфэсбешники не шутят.

– Дай бог, – вынужден был согласиться Грек. – Что ты думешь дальше делать?

– Заставить Птицына соблюсти закон и выпустить тебя на свободу, – спокойно ответил лейтенант. – Думаю, это будет не очень сложно. Только лепила Неструев сказал, что тебе в любом случае нужно как минимум неделю отлежаться. У тебя трещина в ребре, опущение почки и множественные ушибы мягких тканей.

– С таким же успехом я могу валяться и у тебя дома. Возле телефона. Хоть Анька с мамой будут спокойны. – Артем испытующе взглянул на Уварова. – Или снова выгонишь?

– Засохни, а? – попросил Игорь, в голосе которого сквозило раздражение. – Без истерик и обид. Извилины напряги и тогда, может быть, поймешь, почему я вынужден был тебя сдать.

– Ладно, проехали, – буркнул Грек и ухмыльнулся. – Тем более что вину свою ты, вкладыш несчастный, уже частично искупил детективными успехами. Типа спасибо.

– Типа пожалуйста, – в тон ответил лейтенант и взглянул на часы. Пора было уходить. – Короче, давай, отдыхай пока. Если повезет, завтра до вечера заберу тебя из этого санатория.

– Игос.

– Что?

– У меня к тебе дело. – На скулах Артема вновь заходили желваки. – Москва – отстойник огромный, здесь легко затеряться. Только я…

– Можешь не продолжать, – перебил Уваров. – Вычислим твоего нефтяника. Я уже озадачил одного знакомого опера с Петровки, он как раз специализируется по таким делам. Не думаю, что придется глубоко копать. Киржач убежден, что ты целиком в его власти и что ему ничего бояться. Глядишь, наш общий друг Птицын прямо сегодня вечером правильную песенку споет и телефончик даст, когда мы с Фикусом его яйца между дверью и косяком просунем.

– Когда найдешь – не трогай. Я хочу порвать его сам, Игос. Сам, слышишь?!

– Увидишь Джафдета – не трогай его. Он мой, – улыбнулся Уваров. – Не волнуйся, Саидджан, у тебя будет такая возможность, – пообещал омоновец, вставая со шконки. Добавил простецки: – Никуда эта гнида не денется. Если будет нужно – организуем классическое похищение. Как в кино. Только сначала ты сам на ноги встань.

Дверь палаты приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулось вытянутое, сухое, гладко выскобленное, похожее на лисью морду лицо мужичка лет пятидесяти:

– Игорь Вячеславович, мы же договаривались – только десять минут! Вы меня без ножа режете!!!

– Уже ухожу, не ной. Ладно, держись. – Уваров крепко сжал сухую и горячую ладонь Артема. – Скоро увидимся. Ешь апельсины, пей кефир. В общем, поправляйся.

Лейтенант развернулся и вместе с главврачом скрылся за дверью. Грек уронил голову на подушку и закрыл глаза. Неужели скоро весь этот кошмар закончится? Он вдруг – впервые за последний год! – подумал: если бы произошло чудо и ему представился шанс повернуть время вспять, снова оказаться тем злополучным вечером в зале бистро «Мельница», где в компании дружков и увешанных бриллиантами дорогих шлюх справлял свой день рождения прибандиченный усть-озернинский чиновник, стал бы он тогда, зная о грядущих роковых последствиях такого поступка, бить Киржача в ухмыляющуюся рожу и затевать драку? Или лучше было бы под дружный хохот и улюлюканье одуревших от безнаказанности народных избранников утереть рукавом выплеснутый в лицо жульен, наступить на горло собственной гордости и, кипя от злости, молча уйти в подсобку? Как бы он повел себя, зная, что за этот удар по роже отец и сестренка скоро заплатят своими жизнями, Анюта, носящая под сердцем их сына, будет ранена, а на него самого объявят настоящую охоту не только боевики Киржача, но и введенные в заблуждение менты? Как бы он поступил, зная, что ему впервые предстоит лишить человека жизни и что за неполные три дня смерть могла настигнуть его самого как минимум пять раз? И что бы он тогда сделал, если бы ему сказали, что с арестом Киржача и судом их схватка отнюдь не закончится? Что наступил лишь тайм-аут сроком в год, за время которого снедаемый жаждой мести провинциальный олигарх сбежит в Москву, где выдумает и затем претворит в жизнь свой дьявольский план мести? В результате чего Грек, чудом избежав мучительной смерти от неизлечимой заразы и несмываемого унижения, окажется на больничной койке СИЗО «Матросская тишина» с переломанными ребрами и отбитой почкой. И кто знает, какая новая запредельная каверза, какое еще испытание ждет его впереди?

Ответ на вопрос был столь очевиден, что от этой очевидности хотелось выть в голос, скрипеть зубами и до исступления бить кулаком в стену. Да, будь у него возможность совершить путешествие на машине времени – он бы тогда сдержался!!! Вытер плевок с лица, опустил взгляд и под хохот двуногих скотов, каждого из которых мог раздавить одним пальцем, как вонючего клопа, вернулся на кухню. Готовить этому отморозку новый деликатес. А потом всю оставшуюся жизнь, даже зная, что спас близких людей от смерти, каждый день с болью в сердце вспоминать об этом унижении и презирать самого себя за трусость и лизоблюдство.

Что же за блядский мир нас окружает, если нормальному человеку бессчетное количество раз в течение жизни приходится делать именно такой выбор? О каком торжестве добра над злом, о какой конечной справедливости и о каком великодушном Боге вообще может идти речь? Если даже выходящий во двор ребенок ежедневно видит торжество грубой силы над разумом, когда тупой отморозок с ухмылкой отбирает деньги у знающего три языка, с закрытыми глазами собирающего компьютер очкарика-программиста.

Каждому, начиная с детсадовских соплей предлагается выбор – или покориться царящему вокруг волчьему порядку, раз за разом покорно подставляя лицо и задницу, или самому стать зверем.

Но что делать другим – психически нормальным, кто не желает лизать ботинки норовящим залезть на шею тварям, обладает достаточной силой и при этом – вот так чудо! – совершенно не стремится в погоне за счастьем унизить того, кто слабее? Что делать тем, кто хочет просто жить?

Усилием воли Артем заставил себя прекратить бессмысленные размышления. Ответ на этот вопрос, который он так часто задавал себе и который пытались разрешить все великие мудрецы прошлого, так до сих пор и не найден. Да и машина времени, к счастью или, может, к горю, до сих пор существует только в романах Герберта Уэллса. Размышления типа «если бы да кабы» ни к чему хорошему не приводят. Вчера уже прошло, завтра еще не наступило. Жить нужно текущими заботами. Лайф из лайф. И, как любит повторять сатирик Задорнов, не надо лохматить бабушку. Тем более сейчас, после визита Игоса Уварова, на поверку оказавшегося вполне нормальным мужиком и товарищем. Сейчас, когда появился реальный шанс вырваться из этих стен.

Глядя в белый потолок палаты, Артем вспомнил о жене, Павлике и невольно улыбнулся. Как он по ним соскучился – не выразить словами. Ох, если бы сейчас обнять и поцеловать Анюту, взять на руки их маленького сына и прижать его к груди, уткнувшись лицом в пахнущие смыслом жизни светленькие кудряшки!

Только бы у Уварова получилось сегодня же расколоть Птицына, вынудить продажного следака написать постановление об освобождении. Только был Игос сумел «уговорить» эту мразь! И тогда уже никто и ничто не сможет помешать ему отыскать в мегаполисе Киржача и вырвать у него кадык. Неужели еще целые сутки придется валяться в этой зловонной тюремной больнице на серых от старости, заляпанных застарелыми пятнами крови простынях?! Чуя свободу, Артем хотел активных действий. Стиснув челюсти и морщась от боли, Артем попытался медленно поднять туловище, свесить ноги со шконки и сесть. Получилось, хотя и не сразу. Стойко переждав приступ головокружения и легкой тошноты, он взглянул на выложенные на тумбочке фрукты и сливовый йогурт. Есть совсем не хотелось. Артем вскрыл пакет и заставил себя выпить половину. После недели за решеткой вкус кефира с синтетическими ароматизаторами пьянил, но желудок отказывался принимать даже его.

– Эй, земляк, – позвал Артем соседа по палате. – Угощайся.

Тот даже не шевельнулся.

– Ну как знаешь, – пожал плечами Грек. Снова закружилась голова. Пришлось лечь и закрыть глаза.

Вскоре в палату вошла медсестра – грузная пожилая женщина с металлическими зубами – и принесла лежачим больным санитарные утки.

– Не обоссались еще, горемыки? – спросила с сарказмом.

– Вроде нет, – заставил себя через силу улыбнуться Грек.

– Тогда вперед, – хохотнула медсестра, протянула Артему судно и направилась к неподвижно лежащему у дальней стены соседу. Когда она подошла вплотную и глянула на него, челюсть у женщины медленно отвисла. Слова были не нужны – лицо толстухи сказало обо всем куда лучше. Мужчина был мертв.

– Отмучился, болезный, – сочувственно прошептала медсестра, перекрестилась и торопливо вышла в коридор. Минут через пять в палату в сопровождении незнакомого Греку врача вошли двое ходячих больных с носилками. Доктор быстро осмотрел труп и молча кивнул: «Можно забирать». Мужики перетащили мертвеца на носилки и вынесли прочь. Еще через полчаса вернулась хмурая медсестра, содрала со шконки постельное белье и унесла вместе с подушкой.

На провисшей железной сетке остался один голый матрац.

От появившегося после прихода Уварова сдержанного оптимизма не осталось и следа. Снова навалилась хандра, в голову начали лезть безрадостные мысли. Заныла отбитая почка. Артем закрыл глаза и попробовал уснуть, но – безрезультатно. Время почти не шло, оно тащилось с медлительностью старой черепахи. Думать не хотелось ни о чем, кроме скорого освобождения. Так, капля за каплей, вытек остаток дня, вечер и вся ночь. Утром, после завтрака, от которого подкрепившийся бананом Грек отказался, в палату привезли сразу двух тяжело больных арестантов. А где-то полчаса спустя заявились гости в лице, а точнее, роже помятого, попахивающего алкоголем следователя Алексея Михайловича Птицына с красными, как у кролика, бегающими глазками. Присев рядом с Греком на табуретку, непривычно суетливый Птицын, стараясь не глядеть в глаза Артема, без предисловий рванул с места в карьер:

– У меня для вас хорошие новости, гражданин Греков. Вы свободны.

– Неужели? – ухмыльнулся Артем, внутри которого все пело и ликовало: «Молодец, Игос!»

– Я еще раз внимательно просмотрел ваше дело, в частности – результаты экспертиз, и счел возможным вынести постановление об освобождении вас из-под стражи до суда. На котором, очень может статься, вы вообще пойдете как свидетель. Дело в том, что гражданка Смоленская, у которой вы якобы украли кошелек в «Шереметьево», на самом деле таковой не является. Это – неизвестная мошенница, присвоившая чужой паспорт и приклеившая к нему свою фотографию. А настоящая хозяйка утерянного документа никаких претензий ни уголовного, ни какого-либо иного характера к вам не имеет. Изъятое же у вас при задержании вещество, как выяснилось, не принадлежит к наркотикам, да и к аварии вы не причастны. А ваш институтский приятель, лейтенант Уваров, по старой дружбе отказался писать заявление о нанесении ему телесных повреждений. Так что не вижу оснований для вашего дальнейшего нахождения в этих казенных стенах за казенный счет. Можете быть свободны. Прямо сейчас. Кстати, – вильнув взглядом, словно между прочим сообщил следователь, – Уваров с машиной уже ждет вас на улице, возле ворот СИЗО.

– Я должен где-нибудь расписаться? – Артем почти без труда сел на шконке, готовый, несмотря на острую боль в спине и боку, немедленно броситься на выход.

– Да. Вот здесь, – Птицын достал из кожаной папки какой-то бланк с печатью и протянул Греку китайский «паркер». Артем не глядя чирканул закорючку. Следователь спрятал документ и сказал: – К сожалению, вам придется совершить короткое путешествие до машины в этой робе. Уваров не привез для вас сменной одежды, а ваш спортивный костюм… вряд ли вы теперь захотите его когда-нибудь надевать.

– Спасибо за заботу, – фыркнул Артем и неожиданно для следователя легонько ткнул его кулаком в грудь. – Кстати, ты ничего не забыл?

– В смысле? – сразу насторожился Птицын.

– В смысле принести мне свои искренние и глубокие извинения. Об остальном, включая «стакан» с водой и прочие развлечения вертухаев, мы с тобой, сука, позже поговорим. И не здесь.

– Д-да, конечно, – на лицо следователя легла тень. Было видно, что ему очень хочется ответить Греку какой-нибудь язвительной гадостью, но Алексей Михайлович заставил себя сдержаться. – Извините, это была ошибка. Больше такого не повторится. Что же касается неадекватного поведения контролеров, в результате которого вы оказлись в больнице, уверяю, я здесь совершенно не при чем. Все претензии высказывайте лично начальнику СИЗО подполковнику Шалгину.

– Выскажу, – пообещал Артем. – С занесением в челюсть.

– Вы способны передвигаться или вам нужна помощь? – излишне вежливо осведомился Птицын.

– Обойдусь, – Грек стиснул зубы, сунул босые ноги в валяющиеся под шконкой заскорузлые больничные тапки, слегка покачиваясь от головокружения, встал на ноги и вопросительно просмотрел на проворно вскочившего следователя.

– Тогда я провожу вас к выходу, – пробормотал Алексей Михайлович и нарочито бодро первым вышел из палаты в коридор. Отлично зная о незавидном физическом состоянии бывшего арестанта, Птицын явно издевался, умышленно быстро перемещаясь по тюремным переходам и совершенно не оборачиваясь. Артем, весь мокрый от холодного пота, едва поспевал за ним следом и беззвучно матерился. В этот момент он бы скорее умер, чем попросил проклятого следака сбавить шаг. Зато со вчерашнего дня, когда он не мог даже самостоятельно дойти до туалета, ему заметно полегчало.

Наконец короткое путешествие было закончено. Следователь предъявил на контроле у выхода из СИЗО все необходимые бумаги, и через пару секунд они благополучно вышли на улицу. Глухо хлопнула дверь КПП. Проклятая столичная тюряга, едва не превратившаяся для Грека в погребальный склеп, осталась позади. Артем полной грудью вдохнул холодный, отчетливо попахивающий бензином и близкими морозами воздух и на мгновение прикрыл глаза, наслаждаясь ощущением облизывающего лицо ветра. Следователь не торопил. Подождал, пока вырвавшийся из мрачной «Матроски» арестант насладится первыми глотками свободы, и только затем, указав пальцем на припаркованную на другой стороне улицы дорогую иномарку, сказал:

– Вон его тачка. Уваров вас ждет. А я, пожалуй… Всего доброго, Артем Александрович. Следователь торопливо кивнул и как-то слишком быстро, чуть ли не бегом, зашагал прочь. Грек, догадывающийся о причинах столь поспешного бегства, проводил улепетывающего Птицына презрительным взглядом и, зябко поежившись от холода, пронизывающего насквозь тонкую одежонку, направился к машине.

Поджидающая его иномарка, признаться честно, несколько обескураживала своей ценой. На другой стороне дороги сверкал черными боками идеально вымытый джип «мерседес-гелендеваген», так же мало сочетавшийся со скромной зарплатой лейтенанта ОМОНа, как выдвинутое против Артема неделю назад обвинение – с его реальными действиями. Однако с такими метаморфозами эпохи варварского накопления капитала сталкиваться приходилось чуть ли не на каждом шагу. По-настоящему странным было совсем другое – сидящий внутри роскошного внедорожника, за черными стеклами, Игос отчего-то не спешил покидать уютный салон и с улыбкой бросаться навстречу Артему с распростертыми объятиями.

Интуитивно почуяв неладное, Грек сбавил шаг и оглянулся в поисках Птицына, но следователя, разумеется, уже и след простыл. Юркнул за ближайший угол. Так, кажется, влип… Однако стоять посреди дороги было глупо. К тому же те, кто поджидал его в «мерседесе», вряд ли бы остались на своих местах, вздумай Артем дать задний ход и броситься наутек. Да и не в его нынешнем состоянии и тюремном прикиде играть в догонялки.

Хватит, набегался уже. До кровавых соплей.

Передние двери джипа распахнулись резко, как по команде, и на сырой асфальт с хромированных порогов спрыгнули двое высоких парней в коротких кожаных куртках, с приветливыми каменными лицами истуканов с острова Пасхи.

– Доброе утро, Артем Александрович, – сказал блондин, вылезший с пассажирского места и, как заправский швейцар, услужливо распахнул заднюю дверь внедорожника. – Садитесь. Вас ждут.

Грек сделал еще шаг и остановился перед открытой дверью.

На заднем сиденье джипа, как и следовало ожидать, не было Игоса. Вместо лейтенанта там сидел, курил сигарету и вежливо улыбался Виктор Анатольевич Киржач собственной персоной.

– Со счастливым освобождением вас, Артем Александрович! – поприветствовал Грека бывший «нефтяник». – Да не смотрите вы на меня так, прошу вас! Давайте лучше прокатимся. Согреетесь. А заодно и побеседуем. Или вы уже не хотите увидеть своего друга?! Он ведь так много сделал для того, чтобы сегодня вы наконец-то оказались на свободе… Бросьте дурить, залезайте. У вас все равно нет выбора.

Одного взгляда на стоящих возле «мерседеса» хмурых бугаев было достаточно, чтобы согласиться с последними словами Киржача. Выбора у Артема действительно не было. Не кидаться же с криками о помощи назад в СИЗО. Да и не пустят его обратно, хоть голову о дверь расшиби… Видать, во время визита к следователю лейтенант Уваров угодил в ловушку.

Еще минуту назад Греку казалось, что все его злоключения закончились. Неправда. Все только начиналось.

Часть 3 Бои без правил

Глава первая Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша…

Едва Грек сел на заднее сиденье джипа, следом за ним втиснулся блондин. Второй бугай прыгнул за руль. Хлопнули дверцы, и мощный внедорожник почти бесшумно сорвался с места.

– Вы удивлены, Артем Александрович – спросил Киржач и стряхнул пепел в пепельницу. – Ну, признайтесь. Ведь вы ждали, что у ворот «Матросской тишины» будет кто-то другой…

– Ты о чем-то хотел со мной поговорить, – выдавил Артем. Внутри него все кипело. Это было невыносимо – сидеть рядом с подставившим его подонком и не иметь возможности свернуть ему шею! – Я тебя слушаю.

– Ну что ж, – пожал плечами Виктор Анатольевич, жадно затянулся и отвернулся к окну. – Твой дружок легавый был так глуп, что рискнул наехать на Птицына. Но этот следак не так прост, как кажется на первый взгляд. К тому же просто патологически труслив и из-за этого совершенно помешан на всевозможных спецсредствах защиты. Вроде уже знакомого тебе по ИВС электрошокера или, как в случае с Уваровым, спрятанного на брючном ремне баллончичика с нервно-паралитическим газом. Он без него даже из дома не выходит, хулиганов боится. Хорошая, надо заметить, штуковина. Одно нажатие на клапан в кармане брюк – и струя газа распыляется через спрятанную под отворотом воротника трубочку. Ты задерживаешь дыхание и зажмуриваешься, а твой обидчик падает, как подкошенный… А потом сидит в подвале с избитой рожей, прикованный наручниками к батарее и ждет своей участи. Ты хочешь его спасти? – небрежно, как сущую ерунду, уточнил Киржач.

Артем лишь шумно выдохнул.

– А заодно и себя, любимого, – как само собой разумеющееся добавил бывший чиновник. – Знаешь, – он сделал последнюю затяжку и нервно смял сигарету, – я долго думал, что мне с тобой сделать, когда ты окажешься у меня в руках. Как сполна рассчитаться за те шесть месяцев, когда я нюхал тюремную парашу. За публичный суд. За потерю детей, которых забрала у меня жена. За сломанное будущее… – принялся перечислять, загибая пальцы, Киржач. – И, наконец, придумал.

– Ты сам сломал свою жизнь, – с ненавистью, цедя слова, прошипел Артем и щека его дернулась. – И вместе с ней еще пять!!!

– Мне глубоко насрать, что ты думаешь и тем более говоришь, – с вызовом рявкнул Виктор Анатольевич. – Ты – просто халдей, шестерка, тля мелкая!!! Ты должен был не только закусить язык, но и сказать мне спасибо!!! Но ты, червяк навозный, предпочел выебнуться, помахать кулаками, смертельно оскорбить не только МЕНЯ, но и серьезных, уважаемых людей, которые пришли, чтобы поздравить меня с праздником!!! И за это ты должен был ответить!!! – Сорвавшись на крик, Киржач на несколько секунд замолчал. Потом продолжил: – Я хотел, чтобы ты испытал то же самое, что и я. Только в десять, в пятьдесят раз круче и мучительнее. Я придумал отличный план, восстановил старые связи в Москве и начал действовать. Я поставил на карту все деньги, которые у меня остались. Однако случай с гарантией выманить тебя из Питера, чтобы ты бросил все и вылетел сюда первым же самолетом, все никак не предоставлялся. Я уже начал терять терпение и даже нанял киллера, который должен был за двадцать пять штук баксов завалить тебя, твою жену и твоего сопливого выебка. Но тут вдруг сдох старик, твой дядька, и я понял, что второго такого шанса не будет. Что случилось потом, ты уже знаешь. Мусора, которых помог купить Шалгин, старательно отработали полученные ими деньги. Я решил так: если ты сумеешь уцелеть в пресс-хате, значит, ты сможешь сделать и то, что мне надо. А если нет – ну и черт с тобой. Ты ухитрился разбросать по камере всю эту вшивую кодлу Такого облома на памяти Шалгина еще никогда не случалось. Сидящие в прессхате «Матроски» суки и пидоры ломали всех, без исключения. Будь то бандитский авторитет с пудовыми кулаками, не в меру забуревший вор в законе или обычная сявка. Но ты уделал их. Когда подполковник позвонил мне среди ночи и сообщил, что его гоблины после драки в пресс-хате отхерачили тебя под орех и подвесили на дыбе в карцере, я на секунду даже зауважал тебя, – ухмыльнулся бывший провинциальный олигарх. – Я вспомнил себя, твоими стараниями оказавшегося у параши. У меня был шанс выпутаться – и я его использовал, получив на суде условный срок. У тебя, чисто теоретически, тоже был шанс сохранить в неприкосновенно сти жопу и не получить заразу, и ты тоже его использовал. К тому же я не хотел, чтобы шалгинские ублюдки случайно или специально прикончили тебя в СИЗО. Это было бы слишком просто и нецелесообразно. Поэтому я приказал подполковнику срочно перевести тебя в больничку. Раз уж тебя не сломали в пресс-хате, значит, я смогу тебя использовать в своих целях. Ты должен не только вернуть мне все потерянные деньги – а это без малого пять миллионов долларов, – но и заработать еще столько же!!!

Артем криво ухмыльнулся и посмотрел на своего врага, как на конченого шизофреника. Собственно говоря, так оно и было. Но Грек даже представить себе не мог, что коррозия мозга может зайти столь далеко.

– Мой план может показаться тебе безумным, но это только на первый взгляд, – словно читая мысли Артема, поспешил уточнить Киржач и манерно закурил новую сигарету. – Я тоже долго думал о нем и в конце концов пришел к выводу, что стоит рискнуть. Да, именно рискнуть! Я договорился с известным продюсером гладиаторских боев Арни Стрелковским и одним хитрым и жадным пройдохой, заведующим кредитным отделом «Маэстро-банка». Сейчас Стрелковский как раз устраивает чемпионат России по боям без правил. Ты примешь в нем участие. Еще кое-кто ровно на сутки, под драконовские пятнадцать процентов, ссудит мне два миллиона долларов наличными. Я поставлю их на черный тотализатор и после того, как ты станешь чемпионом, из расчета шесть к одному получу двенадцать миллионов баксов. Два с процентами придется отдать, остальные останутся. Получив такие деньги, я смогу снова войти в игру, быстро вернуть себе положение и власть!!!

– Ты придурок, – спокойно констатировал Артем. – Это все, что я могу тебе сказать. Сходи к психиатру.

– Не торопись, Грек, – выпустив из носа две струи дыма, хитро покачал указательным пальцем Виктор Анатольевич. – Я вполне вменяем и знаю, о чем говорю. Я нанял двух спецов спортивной медицины, за две недели тебя приведут в форму. Еще месяц ты будешь дважды в день тренироваться, с личным инструктором и двумя спарринг-партнерами, горстями жрать анаболики. А потом состоится первый поединок. Чтобы участвовать в финальной схватке, ты должен победить сначала в двух боях. Но главное вот что. Я знаю не только как заставить тебя согласиться на бой с чемпионом – выбора тут нет изначально – но и как заставить тебя победить этого монстра, Аттилу, и тем самым заработать для меня кучу денег!!! Все очень просто, до омерзения. Как в кино с Брюсом Ли. Одно дело – биться за деньги, и совсем другое – за жизнь. Не только свою, это само собой, но и за жизнь самых близких людей – матери, жены, ребенка… и дружка твоего Уварова, до кучи. Убивать легавого я не хочу, не за что. Но и отпускать на свободу, до того, как все решится, тоже крайне опасно… Так что если ты вдруг окажешься не готов к схватке, если ты проиграешь Аттиле и я потеряю деньги, ребята из службы безопасности банка меня даже не выпустят из помещения, где будет происходить бой. Я буду уже трупом. Только тебе от этого легче не станет. Если в течение часа после окончания боя я не позвоню, Вольдемар, – Киржач кивнул на сидящего рядом с Артемом блондина, – вернется на точку и пришьет лейтенанта, а затем пустит в расход всю твою семью. Вот такая музыка. Что же ты больше лыбу не давишь? Смейся. Или уже не очень хочется, а?!

Усть-озернинский отморозок резко схватил Грека за подбородок, что было сил сжал пальцами и рывком повернул лицо к себе. Прошелестел сквозь зубы:

– Я же говорил тебе, я – не сумасшедший. Ты обязательно победишь Аттилу. И тогда я снова стану богатым. Еще богаче, чем раньше!!!

Киржач с видом вершителя чужих судеб унизительно похлопал Артема по щеке. Артем сидел не шевелясь. Белый как мел.

– И ничего ты мне не сделаешь, потрох свинячий, будь у тебя хоть десять кулаков и три пары челюстей, – с улыбкой сказал Киржач. В лицо Артема ударила густая струя сигаретного дыма. – Потому что я сильнее тебя. Умнее. И дальновидней. А ты, самбист драный, кусок мяса, будешь делать то, что я тебе прикажу. И тогда, так уж и быть, я отпущу тебя на все четыре стороны, до самой пенсии зализывать по больницам полученные во время боя раны. Ты, инвалид, мне станешь больше не нужен и не интересен. Как раздавленный хабарик, валяющийся в луже. Как нищий бомж у церкви. Как плевок под каблуком. Ты меня понял, баклан? Я спрашиваю: ты хорошо понял меня или нет?! Не слышу ответа!!!

Артем чуть заметно шевельнул сжатыми в тонкую линию губами.

– Что?!! Я не слышу!!! Еще раз повтори!!! – исходил на дерьмо Киржач.

– Да…

– Что «да»?!! Говори яснее!!!

– Я согласен.

– Вот так-то, – ощерился счастливый Виктор Анатольевич. – Другого ответа я от тебя и не ждал, Грек. – Тронув за плечо сидящего за рулем джипа охранника, Киржач предупредил: – Поглядывай, нет ли «хвоста», Винт. На всякий случай.

– Понял, босс, – кивнул тот. – У меня на слежку глаз наметан. Если сядут – в момент срисую.

Ехали молча. Винт крутил баранку, то и дело кося взглядом в зеркала, и несколько раз пролетал на желтый, тут же делая резкие проверочные маневры. Киржач много курил и время от времени отхлебывал по глотку ароматного коньяка из обтянутой вишневой кожей крохотной фляжки. Блондин, как китайский фарфоровый болван, не моргая смотрел прямо перед собой. Но Артем не тешил себя иллюзиями. С первого взгляда было ясно, что Вольдемар – настоящий профи. Да и водила отнюдь не походил на сопляка. К тому же оба, как пить дать, вооружены. Так что в его положении любая попытка вырваться из машины обречена на неудачу. Придется ждать. Вопрос – сколько. День? Неделю? Месяц?

Артем не верил в обещанное Киржачом освобождение в случае победы. Он был уверен: —когда все будет кончено, его сразу уберут. К тому же свои шансы выиграть гладиаторский бой он оценивал более чем скромно. Как бывший спортсмен-рукопашник Артем регулярно следил за миром профессионального бойцовского спорта. И более или менее представлял расклад сил. Он знал лучших на сегодняшний день гладиаторов России, большинство из которых действительно скрывали свои реальные имена и выступали подчас не только под прозвищами, но и в масках. Однако среди них никогда не мелькал боец по кличке Аттила. Это могло означать только одно: он никогда не участвовал в легальных поединках. Видать, этот боец был настоящей машиной для убийства, если хозяева черного тотализатора с подачи такого известного в бойцовском мире промоутера, как Арнольд Стрелковский, готовы, еще не зная, с кем Аттиле доведется встретиться в финальной схватке, принимать астрономические ставки из расчета шесть к одному. Теневые букмекеры шли на риск, потому что ни на йоту не сомневались: победа Аттилы гарантирована. Есть о чем задуматься…

«Гелендеваген» выехал на шоссе. Значит, «точка», где Артему предстояло провести ближайшие три месяца, находится за пределами столицы.

Теоретически был шанс, что за грядущие три месяца он сможет покорностью усыпить бдительность охраны и вырваться из плена, лучше – вместе с Игосом. Но если нет, у него останется ровно три варианта: или в последний момент отказаться от поединка, или умышленно проиграть, или попытаться всерьез дать бой Аттиле. Исход первых двух вариантов очевиден – смерть. Последний, самый трудный, тоже не гарантировал свободу ни ему, ни Уварову. Но очень вероятно – спасал жизни мамы, Анюты и Павлика. Вряд ли, получив долгожданные десять миллионов долларов и убрав Артема с Игосом, Киржач станет уничтожать всю его семью. Лишние проблемы, риск, да и мстить, по сути, уже будет некому. Грек вынужден был признать: падла Витек действительно не оставил ему иного выбора, кроме поединка! Только вот готовиться к схватке, ничего не зная о противнике и о его манере вести бой – полный идиотизм. Нужна видеозапись поединков Аттилы, лучше сразу нескольких. Непобедимых гладиаторов, как известно, не бывает. И острый глаз настоящего профессионала обязательно найдет слабые места у любого монстра.

– Мне нужна видеокассета с боями Аттилы, – спокойно сказал Артем, не глядя на в очередной раз приложившегося к фляжке с коньяком Киржача. Похоже, этот урод не только полный психопат, но вдобавок и алкаш.

Виктор Анатольевич хмыкнул, закрутил пробку, сунул стильную фляжку во внутренний карман пиджака и только затем ответил:

– Я знал, что рано или поздно ты попросишь показать тебе эту гориллу. Нет проблем. Вольдемар был на двух его последних боях со скрытой камерой. Качество записи, разумеется, не фонтан. Но увидеть, с кем тебе предстоит иметь дело, ты сможешь. Хоть сразу после приезда. Еще пожелания будут? – брови бывшего чиновника издевательски изогнулись.

– Да. И много, – Грек с презрением взглянул Киржача. – Ты прав – я не могу отказаться от боя и, пока еще, нахожусь в твоей власти. Но не слишком радуйся. Не все так просто, как ты думаешь. Если ты действительно хочешь получить свои десять «лимонов», то в ближайшие шесть недель будешь танцевать передо мной на цырлах и делать все – в с е, о чем я попрошу. Иначе я плюну тебе в рожу и пошлю на х… А еще лучше – дождусь поединка и проиграю. Устраивает такой вариант?! А, Витя?!

– Дать ему в рожу, босс? – впервые подал голос подпирающий Артема справа Вольдемар. – Или подождем до приезда на точку?

– Заткнись, – пунцовея от бессильной злости, выдавил Киржач. – Он прав. – Виктор Анатольевич буквально пожирал Артема полным желчи взглядом. – Отлично, Грек. Считай, что мы с тобой друг друга поняли. Свобода и жизнь всех пятерых в обмен на чемодан с деньгами – не такая уж плохая сделка для нас обоих, верно? Договорились. Ты получишь все, что нужно для полноценной подготовки к поединку и отдыха. Отличный зал, качественную жратву, мягкую постель… даже девчонку для полного расслабона. Хочешь – ее приведут прямо сегодня вечером? Как видишь, я заранее продумал даже такие просьбы. Я сделаю все… точнее – почти все, что ты попросишь, Грек. Но учти, – дыхание Виктора Анатольевича стало тяжелым, ноздри вздулись, – не дай бог тебе меня подставить. Не дай бог! Я лично позабочусь, чтобы твою жену не просто замочили, а прежде поставили на хор, изодрав во все дыры, как грелку. А пацана продали в Турцию. На органы и препараты. Я не монстр, но бизнес есть бизнес. Мне нужен результат, цена вопроса меня совершенно не интересует.

– Я хочу, чтобы Уваров был моим спарринг-партнером. Мы с ним будем жить в одной комнате, – с трудом подавив желание немедленно свернуть Киржачу шею, тихо произнес Артем. – Он – офицер ОМОНа и наверняка хороший боец. Да и вдвоем будет не так скучно. Полтора месяца – большой срок.

– Хорошо… – нехотя процедил Киржач. – Но не надейся, что на пару вам будет легче сбежать. Это невозможно. Кругом видеокамеры слежения, охрана, ночью по территории бегают два ротвейлера. Так что лучше не забивай себе голову и смирись.

– Я хочу поговорить с семьей. Это последнее условие. Больше мне ничего от тебя не нужно.

– Насчет звонка – это вряд ли, – ухмыльнулся Виктор Анатольевич. – Слишком много хочешь. Но категорично я пока не отказываю. Сегодня нет, а через пару недель вдруг возьму и разрешу, – он самодовольно ухмыльнулся и выщелкнул из пачки новую сигарету. – Все зависит от тебя, Грек. От твоих успехов.

– Я начну тренировки только после того, как поговорю с женой. В противном случае можешь приказать своим гоблинам замочить меня прямо сейчас. Не рискуя двумя миллионами и оставшись с голой задницей, – пленник был непреклонен.

– Все!!! Достал ты меня, падла!!! – неожиданно резко взорвался Киржач и быстро приказал Вольдемару: – Придуши его, Черт, чтобы не дергался!!! – И водиле: – Сворачивай в лес, Винт!!! Застрелите этого баклана, и дело с концом!!! Мента на бой поставим, у него тоже семья есть!!!..

Блондин, надо отдать должное, отреагировал молниеносно. Левой рукой он обвил Грека за шею и согнул ее в локте, а правой – сноровисто выхватил из-под куртки компактный серебристый пистолет с коротким стволом и прижал Артему к груди. С таким расчетом, чтобы при нажатии на спусковой крючок прошедшая навылет пуля не задела сидящего за Артемом хозяина, а ушла в спинку сиденья и багажник.

Артем молчал. Джип сбавил скорость, свернул с трассы на грунтовку, в лесной массив и, переваливаясь на колдобинах, стал углубляться в дебри.

Киржач, сдвинув брови, испытующе посмотрел на Грека. Артем был совершенно непроницаем и, как казалось, не боялся скорой смерти.

– Я знаю это место, – сказал Винт, объезжая глубокую черную лужу. – Биксу плечевую тут фаловал. Прошлой весной. Там впереди, через километр, заброшенная свиноферма с выгребными ямами. Есть где жмура спрятать.

Виктор Анатольевич не ответил. Он ждал, когда Артем начнет просить пощады. Лоб его покрылся крупными бисеринками пота. Джип, чуть слышно урча мотором, упорно полз вперед по чавкающей грязью вязкой колее. Пленник по-прежнему хранил молчание, на его лице не дрожал ни один мускул.

– Вот же быч-ч-чара упрямый, – процедил сквозь плотно сжатые челюсти Киржач, щелкнул зажигалкой, прикурил, отвернулся к стеклу и тихо сказал: – Винт, разворачивайся. Черт, дай ему трубку. Пусть подавится.

– Это не очень хорошая мысль, босс, – предостерег блондин. – Если его серьезно ищут, домашний номер наверняка у ментов на кнопке.

– Делай, что я сказал!!!– теряя терпение, громко рявкнул Киржач. Добавил, снизив тон: – Если вдруг рискнет говорить намеками, просто сразу выруби его и оттащи подальше в лес. Не стоит пачкать сиденье мозгами.

Телохранитель беззвучно выругался в адрес Киржача и с явной неохотой повиновался. Убрал руку с шеи Артема, а пистолет переместил от груди к колену, направив ствол сверху вниз.

Вытащил мобильник, откинул крышку. Протянул, пристально заглядывая в глаза и качая головой:

– О’кей. Одно лишнее слово – и ты труп. Стреляю без предупреждения.

– У тебя есть ровно минута, Грек. Постарайся меня не разочаровать, – скривил рожу Киржач, вынужденный признать свое очередное поражение в войне нервов. У упрямого повара, жизнь которого сейчас целиком была в его власти и фактически висела на волоске, они оказались гораздо крепче. Если так пойдет и дальше, пленник вконец обнаглеет и сможет вить из своего похитителя веревки. Однако мечта о десяти миллионах долларов не давала бывшему областному олигарху возможности брыкаться. Отказаться от быстрого обогащения он не мог. Деньги, большие деньги нужны были Виктору Анатольевичу, как воздух.

Артем взял у Вольдемара мерцающую цветным дисплеем трубку – последнюю модель сотового телефона – и вдруг задумался. Если мать или Аня окажутся дома, что он им скажет? Несколько обычных фраз. Про то, что он влип в историю, выпутался, сейчас целый и невредимый находится дома у Игоса Уварова и скоро вернется домой. Но ведь эта ложь вскроется в самые ближайшие дни. Можно попробовать, придумывая на ходу, объяснить, что он прямо сейчас срочно уезжает в командировку на полтора месяца. Но куда? И зачем?

Требуя от Киржача возможности переговорить с семьей, Артем действовал по наитию, не представляя, что он скажет, когда на том конце снимут трубку. Можно, конечно, просто насладиться, очень вероятно, последней возможностью услышать любимый голос, жадно внимая каждому произнесенному близким человеком слову. Но раз уж выпала такая возможность, нужно дать знать Максу Лакину, что дело – дрянь, что они с лейтенантом Уваровым угодили в ловушку, что рассчитывать на ментов бессмысленно, а значит, требуется срочное вмешательство питерского УФСБ. Да, именно так! Значит, как бы ни хотелось переговорить с женой, звонить нужно не домой, а на «телефон доверия» Большого дома на Литейном проспекте. На анонимный автоответчик госбезопасности. Макс предупреждал что это – экстренный канал связи, только для крайних случаев. Ответственным за снятие и обработку информации с этого номера, происходящие каждый час, является именно руководимый им отдел. Так что оперативность ответной реакции спецслужб на срочное сообщение гарантирована.

Грек уже готов был с самым невозмутимым лицом пробежать пальцем по кнопкам, но в самое последнее мгновение вдруг вспомнил об одной мелочи, которая могла на корню погубить всю затею, – о памяти исходящих звонков. Эта простая функция есть во всех телефонах. Телохранитель Киржача сможет не только прочитать номер вызванного абонента, сравнить с номером домашнего телефона Артема, но и сделать контрольный звонок, послушав голос собеседника, – действительно ли он принадлежит тому, с кем якобы велся разговор? Какая последует реакция, когда на том конце безликим мужским голосом отзовется автоответчик, предугадать не сложно. Вот же засада… На любом мобильнике есть функция очистки списка вызовов, но для ее активации требуется сыграть на кнопках целую симфонию. Не подходит. Черт, неужели действительно нет никакой возможности скрыть номер? Похоже, что именно так…

Пока Артем лихорадочно выбирал – не больше пары секунд – куда звонить, его указательный палец вдруг быстро пробежал по светящимся кнопкам. На дисплей сразу вылезли цифры «телефона доверия» ФСБ для стукачей и сотрудников.

Все, приплыли… Теперь назад хода нет. Хотя… если разобраться, так даже проще. Когда без вариантов. Словно в старые добрые времена социализма – заходишь в магазин, а там всего один сорт сыра – СЫР. И никаких головняков.

Стараясь сохранять спокойное выражение лица, Грек прижал телефон к уху и замер, вслушиваясь в череду длинных гудков. За эти несколько секунд автоответчик вычислял, откуда звонят. После пятого гудка раздался тихий щелчок, и скрипучий голос компьютера произнес:

– Вы позвонили на номер 961-45-45. К сожалению, сейчас вам ответить не могут. Ваша информация будет прослушана несколько позже. Можете оставить сообщение после сигнала.

В трубке громко пикнуло. Артем сдвинул брови, шумно вздохнул и нарочито угрюмо сказал:

– Привет, Кучерявый. Опять где-то трахаешься, член бродячий? Жаль, что не застал тебя дома. Короче, не буду долго болтать, я по междугородке, деньги капают. У меня к тебе просьба, на сто миллионов. Если выполнишь, считай, что мы квиты и за диски для тачки ты мне ничего не должен. Я тут хочу по-тихому свалить, месяца на полтора. Зайди вечерком к нам домой, предупреди Аньку. Сам ей звонить не буду, не хочу ничего объяснять и слушать ее вопли. Просто скажи ей, мол, пусть не волнуется, свалил по делам. Будет выпендриваться – твоя хата с краю. Скажи, позвоню. Позже. Все. Тестю привет. Пусть готовит удочки. Вернусь – рванем на Блядино. Пока.

Артем захлопнул крышку и отдал телефон блондину. Телохранитель переглянулся с Киржачом и, как и следовало ожидать, нажал кнопку повторного вызова. Внимательно прослушал сообщение автоответчика, сделал третий звонок и протянул мобильник Виктору Анатольевичу. Тот выслушал робота, вернул телефон Вольдемару, с подозрением посмотрел на Артема и спросил:

– Кто такой Кучерявый?

– Сосед. Дом напротив. Мы с ним иногда в карты играем.

– Где это такое находится – Блядино? – хитро прищурился телохранитель. – Я за последние пятнадцать лет всю Ленобласть со спиннингом объездил, но такого места что-то не помню.

– И не вспомнишь, – фыркнул с ухмылкой Грек. Выдержал паузу и сообщил, цедя слова так, чтобы стало ясно – он отвечает исключительно под давлением: – Мы в прошлую зиму с тестем Кучерявого, Михалычем, на Ладоге отдыхали. Недалеко от Приозерска турбаза. Приехали рыбу ловить, а там по вечерам две девочки подрабатывают, девятиклассницы из местной школы. – Артем чуть дернул губами, «вспоминая» приятную загородную поездку. Резюмировал: – Короче, до льда мы так и не добрались. Рыбу потом у местных купили.

– Как, ты сказал, база называется? – спросил Вольдемар.

– Я ничего не говорил, – с вызовом парировал Грек. – У нее нет названия. Только номер. Семь.

– Ладно, оставь его, Черт, – махнул рукой Киржач. – Вечерком еще раз наберешь номер. Попросишь позвать… как зовут твоего соседа?

– Володя, – внутренне холодея, Артем назвал первое пришедшее на ум имя.

– Позовешь Владимира. Если такой действительно существует, положишь трубку. Если окажется, что таких нет… – Киржач в упор взглянул на Грека, медленно покачал головой, достал фляжку, сделал глоток и вновь отвернулся к стеклу.

Перепачканный жирной черной грязью до самых порогов «гелендеваген» выехал из леса, взобрался на невысокую щебеночную насыпь, пропустив фуру, сделал резкий рывок и, быстро увеличивая скорость, вновь помчался по гладкому асфальтированному шоссе.

Глава вторая Домик олигарха

Минут через двадцать джип свернул с оживленной трассы. Сначала на другую дорогу, а через пять-семь километров – на вполне раскатанную грунтовку, которая вскоре уткнулась в обширное голое поле на холме, поделенном на внушительных размеров участки в добрую половину гектара.

Строительство нового дачного поселения, судя по всему, развернулось не очень давно. Около половины наделов стояли совершенно нетронутыми, если не считать четырех бетонных столбов по углам. А там, где строительство уже началось, в основном имелись лишь котлованы, фундаменты или зияющие пустыми оконными проемами голые стены. И только несколько коттеджей, которые смог увидеть Артем во время передвижения по центральной «улице» поселка, имели жилой вид, о чем говорили установленные на крышах спутниковые тарелки, высокие антенны для улучшенного приема радиосигнала мобильной связи и курящийся из труб дымок. «Дачки», что и говорить, были сплошь элитные. За самую простенькую из них риэлтеры могли запросто требовать тысяч триста американских денег. Однако воздвигнутый на самой окраине поселения монстр, возле которого Винт и остановил «гелендеваген», переплюнул сразу всех своих соседей. А размахом, пусть отдаленно, напомнил Артему балашихинскую резиденцию «короля русских таблеток» Брянцаловича.

Перед ними был массивный, длинный, напоминающий католический костел трехэтажный дом из красного кирпича, окруженный высоким забором с острыми шипами, с покатой черепичной крышей, флюгером на круглой башне в центре, высокими окнами. Эта красная громадина, как и дом бывшего кандидата в президенты, была абсолютно безвкусной и не вызывала ни малейшего восхищения. Видимо, при проектировании «дачи» ее неизвестный хозяин руководствовался только популярным среди новых русских середины 90-х годов критерием – «круче и конкретней, чем у пацанов». В последние три-пять лет вдоволь насмотревшиеся на Европу отечественные нувориши таких уродливых монстров, как правило, уже не строили, предпочитая нечто не менее фундаментальное, но гораздо более приятное эстетически.

Увидев конечную цель их путешествия, Артем подумал, что Киржач не является хозяином этого дома. Скорее всего – просто арендатор. Слишком уж отличался нелепый красный «костел» с башенкой не только от опрятной белоснежной виллы в Усть-Озернинске, но даже от деревянного бревенчатого терема на берегу Бабинского озера. Как бы Грек ни относился к сидящему рядом подонку, стоило признать: в отношении недвижимости вкус у Виктора Анатольевича был вполне европейский. Сбежав в столицу, Киржач вряд ли бы стал вкладывать бешеные деньги в этот уродливый памятник великой криминальной революции. Или, как сокращенно пишут журналюги, ВКР…

Коричневые железные ворота медленно поползли в сторону, освобождая проезд. Артем пригляделся. Ну, разумеется, видеокамера. И далеко не единственная в доме. Похоже, Киржач прав:-свалить отсюда наскоком, без детального плана побега и без оружия, будет невероятно сложно, если вообще возможно.

Джип въехал на территорию, сделал полукруг вокруг чаши неработающего фонтана с безрукой женской скульптурой – точной копией знаменитой Венеры – и остановился возле парадного входа. К огромным дверям-аркам вела мраморная лестница.

– Выходим, – тихо буркнул Киржач и первым покинул джип. Вольдемар вышел через другую дверь и кивком поманил Артема. Грек молча повиновался. Все, что он мог сделать – озадачить Лакина малявой из тюрьмы и звонком на автоответчик ФСБ, – он уже сделал. Сейчас лучше проявлять покорность и ни в чем этим скотам не перечить. Дальше будет видно, как себя вести.

От стоящего у ворот домика охраны, держа на поводке громко лающего рыжего стаффорда, к ним уже спешил рослый, бритый налысо тип в сером камуфляже и попугайском черном берете с кисточками на боку. Артем брезгливо хмыкнул: «Тоже мне, морпех-спецназ нашелся!» В закрытой сетчатым намордником просторной будке, стоящей рядом с домиком охраны, надрывался от хриплого лая второй терьер-убийца. Еще один лысый губошлеп, вооруженный помповым «мосбергом», показался из парадных дверей дома. Больше никого не видно. Стало быть, пастухов на территории всего двое. Пара дробовиков. И два крайне злобных кабыздоха, запросто перегрызающих берцовую кость.

– Ну что, Грек, вот ты и дома, – развел руками Виктор Анатольевич. – Милое местечко. Как в дурдоме, – поморщился Киржач, подтверждая предположения Артема насчет хозяина виллы. – Однако тихо, спокойно, никаких посторонних глаз и, главное, – все условия для тренировок. Спортзал со снарядами и тренажерами, бассейн, сауна с джакузи. Свежий воздух, опять-таки. Жить будешь… будете, – поправился бывший чиновник, вспомнив о данном насчет омоновца обещании, – на третьем этаже. Все передвижения – от зала до сортира – только в сопровождении охраны. Сутки можешь оттягиваться, завтра к обеду приедет врач, который тебя осмотрит, назначит диету и необходимые процедуры. И тренер, с которым тебе предстоит готовиться к поединку. Вот вкратце и все. Вопросы есть?

– Пока нет, – равнодушно отозвался Артем, продолжая разглядывать «костел» и участок. Ни единого деревца внутри территории. Только дебильный фонтан, две будки, большая – для охраны – и маленькая – для собак, и розовая тротуарная плитка от забора до забора. Да уж. С мозгами у создателя сего пейзажа явно большие проблемы.

– Пока будешь вести себя нормально, будешь ходить так. Вздумаешь дурить – в наручниках, – предупредил Киржач. – Я буду здесь почти каждый день. Захочешь девку – скажи Вольдемару или Винту, на следующий вечер привезут. И запомни самое главное: насчет тюряги мы с тобой в расчете. Сейчас мне нужна не твоя жизнь и жизнь твоей семьи, а десять миллионов баксов. Мне – деньги, тебе – свобода. Так что не разочаровывай меня, Грек. На первый раз тебя просто накажут. Второй станет для тебя, твоей сучки и твоего сопливого ублюдка последним. Больше предупреждать не буду. Все люди взрослые и должны понимать: шутки кончились. Началась тяжелая работа. Ты все понял? Да заткните вы пасть этой псине, зае…ла уже вконец!!! – оглянулся на стоящего позади охранника Виктор Анатольевич.

Артем разглядывал через плечо Киржача мерцающий в прозрачном домике охраны компьютерный монитор и трехметровый забор с острыми шипами. Ничего, тварюга. Командуй. Будет и на нашей улице праздник. И тогда ты и твои собаки ответите за все, оптом. А за «сучку» с «ублюдком» тебе в рожу прилетит отдельно. От всей души…

Стаффорд взвизгнул и замолчал, прижав хвост, – это бритоголовый в берете стебанул его по спине кожаным концом строгого поводка. Ага. Слушается. Значит, охрана на вилле местная, постоянная и подчиняется Киржачу исключительно по его договору с хозяином дома. Что, впрочем, не делает этих нацепивших омоновский камуфляж вышибал более сговорчивыми. Да и язык за зубами оловянные солдатики держать наверняка умеют. Проверено и гарантировано хозяином. Иначе бы падла Витек ни за что не стал трепаться о деньгах и поединке в их присутствии…

– Так ты все понял, Грек? – повторил вопрос Киржач.

– Да. Сделка есть сделка. Я отовариваю Аттилу, ты оставляешь меня, мою семью и Игоря в покое. Мы тебя не ищем и по жизни больше не пересекаемся.

– Если все пойдет по плану, так и будет, – подтвердил весьма довольный пространным ответом пленника Виктор Анатольевич. – Как там наш легавый? – Киржач повернулся к носатому охраннику с ружьем.

– Без изменений. Понты гонит, – выпятил челюсть приземистый здоровяк и поскреб успевший покрыться черной щетиной подбородок.

– Угомони мента, скажи, мол, кореш его пожаловал. И тащи в комнату Грека. Вместе жить будут. Но все передвижения по дому – строго поодиночке. Выполняй.

Охранник развернулся, перекинул помповик в другую руку и направился к подземному гаражу.

– Кажется, все, – Виктор Анатольевич достал фляжку, выплеснул в рот остатки коньяка, медленно закурил и задумчиво нахмурил лоб. – Черт, Винт. Ведите Грека наверх. И сразу возвращайтесь ко мне, перетрем одну тему. Я буду в каминном зале…

…Комната, где оказался Артем, по всей видимости, принадлежала сыновьям хозяина дома. Один из них наверняка был тинейджером лет пятнадцати-семнадцати. Слишком характерной оказалась обстановка. Дорогая двухэтажная кровать со шторками, позволяющими уединиться на ярусе, и встроенным персональным светильником для каждого. Серьезная музыкальная аппаратура с огромным набором кассет и дисков. Телевизор с видеоплейером. Плейер DVD. На полках для книг – несколько детективов, остальное – глянцевые журналы с голыми красотками, ломающими кирпичи китайцами и лихо преодолевающими бездорожье огромными джипами на обложках. На одной из стен – качественные фотообои с изображением мокрого от пота, слегка побитого, но не покоренного красавчика Жан-Клода Ван Дамма. Кажется, кадр был взят из фильма «Кровавый спорт». Рядом – легкая боксерская груша на резиновых растяжках. Компьютерный столик с отчетливыми следами недавно стоявшего на нем компьютера. Пустая телефонная розетка. Переговорное селекторное устройство на стене возле двери. В углу, под потолком, – крохотная видеокамера. Недавно врезанный в крепкую дубовую дверь, запирающийся снаружи замок. И на всех поверхностях – тонкий слой пыли. Арендованный Киржачом домина, видимо, пустовал с конца лета.

Грек огляделся. Его внимание сразу же привлекла видеокассета в красном футляре, лежащая на телевизоре. Совершенно новая, без надписей. Даже упаковочной пленкой еще пахнет. Та самая, с Аттилой? Очень похоже.

Артем подошел к окну, покрутил регулятор вертикальных жалюзи, впуская в комнату больше дневного света. Подумав мгновение, распахнул створку окна, вдыхая свежий сырой воздух. Решетки, разумеется, нет, но спрыгнуть на тротуарную плитку с высоты третьего этажа и не сломать ноги нереально. Или спуститься по связанным простыням, не будучи замеченным сидящим в стеклянной будке напротив охранником. Да и собачек паскудных в отсутствие Витька «пастухи» наверняка выпускают бегать по территории… Хрен сбежишь…

Зато он сумел передать кое-какую информацию Лакину. Макс – не лох, мозги у него варят отлично. Где бы он сейчас ни находился, пусть даже в российском посольстве в Таллине, шифрованное сообщение с автоответчика орлы с Литейного перешлют ему незамедлительно. Возможно – уже переслали. Благо служивые просто-таки обязаны догадаться, что Кучерявый – не кто иной, как их дражайший начальник. У кого еще на тыкве есть такие завитушки, словно у Пушкина? А шифрованный звонок, ясный перец, делался под контролем, человеком, просящим помощи.

Макс, прослушав запись, сто к одному, сразу обратит внимание на слова «твой тесть» и поймет, кого именно нужно искать в Москве. Потому как его дражайший тестюшка, браконьер со стажем, живет в Усть-Озернинске. То есть на бывшей вотчине Киржача. Ах, если бы еще и малява тверского кольщика порожняком не прошла, дала Максу прямую наводку на СИЗО! Это уже не пресловутая ниточка, за которую стоит тянуть сыщику, а самый настоящий стальной трос! Так что гамбит для мужиков из ФСБ не слишком сложный. По крайней мере, очень хочется в это верить…

Одним словом, положение его хоть и откровенно хреновое, но не безнадежное. Как выразился персонаж одного из телесериалов, имеющий прямое отношение к национальной безопасности, есть еще похрен в похреновницах.

Артем сел на край низкого широкого подоконника. За дверью комнаты уже слышались приближающиеся шаги двух человек. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и в комнату, едва не упав от сильного толчка в спину, буквально влетел Игос Уваров. Ухмыляющийся полукровка Самир на всякий случай вскинул ружье и довольно поцокал языком, кивая головой:

– Теперь тебе будет не так скучно, дорогой! Твой дружок сможет трахать тебя в задницу, а ты в благодарность за удовольствие будешь выдавать ему на клык! Ха-ха-ха!

Мощный удар ногой – и дверь с грохотом захлопнулась. Охранничек, что и говорить, не слишком беспокоился за сохранность хозяйского имущества. Вновь повернулся сердечник замка, и послышались удаляющиеся шаги, сопровождаемые похожим на гнусавые завывания простуженного и сопливого муллы восточным напевом.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Над подбитым левым глазом лейтенанта раздувалась свежая багровая шишка. В ближайшие пару дней Игос сможет смотреть на мир только одним глазом, плохо различая расстояния до предметов.

– Ну, здорово, что ли, – спокойно сказал Грек. – Вот и свиделись… мать твою.

– Я сделал все, что мог, старик, – глухо выдавил Уваров. Омоновец медленно подошел к окну, сел на подоконник, закрыл лицо руками, протяжно, резко зарычал. Выдавил: – Я даже не понял, как все произошло. Вломился к этому уроду, взял его за горло, начал колоть, а потом вдруг чувствую – сзади какое-то движение. Не успел оглянуться – бац! – и темнота. Очнулся уже в багажнике. Связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту.

Лейтенант убрал ладони от лица, потер запястье, на котором был четкий давленый след от наручников. Прошептал подавленно, глядя в пол:

– В общем… облажался я, как последний пэпээсник. И тебе не помог, и сам влип по самое не хочу. Ну, блядь, кто же мог подумать, что этот пидор гнойный будет дома не один, а с целой свитой?!!

– Скорее – с хозяином и его телохранителями, – поправил Артем. – Ладно, не бухти.

Поздно пить «боржоми», когда печень сгнила. И на старуху бывает проруха. Ты, кстати, мне в больничке говорил, что не один к Птицыну в гости нагрянешь. С этим… как его… Филином. Ваш боец?

– Олег не смог. Нам на дело идти, а у него малой, прикинь, глаз от мягкой игрушки проглотил. Пластмассовый. Он сразу в горле и застрял. Ни сглотнуть, ни вздохнуть. В общем, пацана срочно в больницу надо было везти. Какие уж тут халтуры…

– М-да, непруха. Факт, – согласился Артем. Опустил лицо вниз, делая вид, что отряхивает с груди невидимые соринки, прошептал тихо: – Там, под потолком, камера, так что имей в виду. Вряд ли она с микрофоном, но на всякий случай лучше говорить шепотом. Ты, кстати, в курсе, зачем Витюша нас с тобой в этот бычий дворец привез?

– Наслышан. Душман этот, – кивнул на дверь Уваров, – еще утром раскололся. Да не ломай ты комедию, не в КГБ на Лубянке. Нет здесь микрофонов. Да и вряд ли эти дебилы умеют по губам читать… Я думаю, у Витька твоего явные проблемы с головой. Причем большие. Допустим, все прокатит, и ты… в чем я, уж извини, сильно сомневаюсь… вдруг возьмешь и порвешь ту гориллу. Неужели мафиозные ребята, контролирующие тотализатор, добровольно расстанутся с такими сумасшедшими бабками? Да куда легче нанять целый взвод мокрушников из провинции, ту же «великолукскую» бригаду, и заплатить браткам десятую часть от суммы выигрыша, чтобы мокрого места от всей киржачовской кодлы не оставили. Причем тихо, без лишнего шума. Как в Мурманске прошлой зимой, когда семнадцать человек из одной бандитской охранной фирмы, на порт завязанной, бесследно исчезли. В разных концах города. Поодиночке. Растворились за один вечер. До сих пор никаких концов.

– Киржач, может, и псих, в этом я с тобой абсолютно согласен, но далеко не так прост, как иногда пытается казаться. И наверняка учел такой вариант развития событий и заранее подстраховался, – высказал свое мнение Грек. – И ребятки его не промах. Я имею в виду не местных уродов, Самира с Мухой, а тех, что меня привезли. Ведь это они тебя у Птицына на хате скрутили?

Лейтенант угрюмо кивнул и осторожно потрогал не на шутку раздувшийся глаз.

– Убью акбара е…аного!

– Прикладом?

– Да. Падла…

– На видике пленка лежит, с записями боев Аттилы. Белобрысый специально для меня скрытой камерой снимал, а затем на ви-эйч-эс скопировал. Все очень серьезно, Игос. И если мы вовремя не соскочим отсюда – абзац гарантирован.

Некоторое время оба молчали, думая об одном и том же.

– Кстати, – повел носом Игос, – ты бы переоделся, что ли. Без обид, старик. Но от твоего зековского прикида гнилью разит, как от мусорной ямы.

– Сам знаю… не дави на мозоль. – Грек кинул взгляд на полученную в больнице СИЗО чистую, но вконец драную и источающую стойкое затхлое амбре неизвестного происхождения одежку, перевел его на надетые на босу ногу заскорузлые тапочки, подошел к блоку селекторной связи и нажал кнопку вызова: – Эй, вы, благодетели ху…вы! Нам бы в душ. И чистую одежду, плиз. Размер пятьдесят четыре. И пожрать принесите.

– Вафельницу захлопни, – голосом Вольдемара отозвался селектор. Помолчав, телохранитель добавил нехотя: – Вечером получишь. А пока сиди и дрочи, бля.

Зеленый светодиод на коробке моргнул и потух.

– Ну, п ….. е…. – прошипел Артем и в бессильной злобе ударил кулаком в дверь. Впрочем, несильно. За неимением другого оружия кулаки надо беречь. Еще пригодятся.

– Может, в шкафу посмотреть? – предложил Уваров и кивком указал на встроенный шкаф-купе. – В душ, так и быть, позже. Но рубище это бросай в окно. Единственный здоровый глаз – и тот уже слезится от вони.

Артем сначала не понял, о чем идет речь, но пригляделся повнимательней и заметил: фотообои с Ван Даммом на самом деле были наклеены не на стену комнаты, а поверх раздвижных дверей шкафа.

…Кое что из барахла на полках действительно нашлось. Но шмотки хоть и высокого, но тощего, как глиста, тинейджера, увы, оказались Артему настолько малы, что из всего имеющегося барахла он смог выбрать только черный джемпер и широкие штаны попугайской расцветки. И то и другое, треща по швам, с горем пополам налезло, но – пришлось в самую обтяжку. Отчего потенциальный гладиатор, по твердому мнению не удержавшегося от улыбки Игоса, стал очень похож на балеруна в облегающем топике и детально обрисовывающих не только упругую задницу, но и «передницу» аляповатых лосинах. И только шузы долговязый отпрыск хозяина виллы, как это часто случается в подростковом возрасте, носил уже вполне взрослые. Артем смог переобуться в качественные кроссовки сорок четвертого размера.

– А ты, это… ничего! – Несмотря на все их незавидное положение, лейтенант Уваров буквально давился от смеха. – Класс! Чем не Рудольф Нуриев?

– Лучше застрелиться, бля. – Это были все слова, которые смог выдавить из себя Артем, увидев свое отражение в зеркале. После чего быстро стянул чужие тряпки, затолкал их в шкаф, влез в грязно-синюю тюремную робу.

– Жрать не дают, мыться тоже не дают. Давай, что ли, видео посмотрим? – предложил Игос. Не дожидаясь ответа, омоновец подошел к магнитофону, вогнал кассету в приемник и с пультом ДУ в руке по-хозяйски растянулся на нижнем ярусе кровати. – Не сидеть же без толку. Будешь со всем усердием готовиться к махаловке с Аттилой. Так что гляди, запоминай повадки зверя…

– Кирпич тебе на язык, – искренне пожелал Артем. Понаблюдать за боями чемпиона однозначно следовало. И не раз. Артем выдернул из-под пустого компьютерного столика офисный стул, развернул спинкой вперед, сел, положив подбородок на сцепленные руки и устремил взгляд на плоский экран телевизора.

Глава третья Повадки зверя

С первых кадров стало ясно, что качество видеосъемки оставляет желать лучшего, если не сказать крепче. Запись была откровенно дерьмовая. Объектив скрытой камеры часто дергался, кривился то в одну, то в другую сторону, поставленный на автомат фокус постоянно «плавал», а тусклое освещение места боя придавало изображению изрядную толику «зернистости». И все-таки главное – сам ход поединка и внешность гладиаторов – можно было рассмотреть более или менее детально.

Боец по кличке Аттила, как и предполагал Грек, габаритами мало отличался от Кинг-Конга. Огромный, не менее двух метров ростом, бронзовый мускулистый метис с чуть раскосыми и совершенно пустыми, как у зомби, глазами, расплющенным носом, заячьей губой и испанской бородкой. Сначала он долго проверял соперника, своим нарочитым бездействием вынуждая того первым броситься в атаку и раскрыться, выискивал его слабую сторону, а затем – быстро и неожиданно, за несколько секунд, рвал его на части. И все – с застывшим на каменном лице выражением полного безразличия к происходящему.

Первая из записанных на кассету двух схваток происходила в круглой железной клетке, установленной посредине просторного, плотно забитого зрителями помещения с низкими потолками. Значит, подвал под каким-нибудь большим зданием. Жертвой Аттилы стал толстый, как студень, уступающий ему в росте всего несколько сантиметров детина с внешностью штангиста и рыхлыми телесами борца сумо. Он легко, с хитрой ухмылкой, держал любые удары в корпус, абсолютно не чувствуя боли, несколько тяжеловато перемещался, но зато так лихо работал руками, что иногда они мелькали перед лицом Аттилы, как пропеллер.

Ниггер без проблем выдержал первый натиск жирдяя, пропустив всего пару чувствительных ударов по корпусу и нанеся в ответ пять. Каждый из них с гарантией свалил бы с ног любого человека обычных габаритов. Но только не этот многоскладочный кусок растопленного сала. После того как стартовая атака Пузыря – как его мысленно окрестил Артем – захлебнулась, примерно две минуты шел обмен выпадами. Точнее – толстяк атаковал, а Аттила защищался. Ставя блоки и тут же делая пробные выпады руками, он перемещался вокруг слоноподобного Пузыря то в одну, то в другую сторону, затем делал полшага назад, ждал удара, отбивал его и уходил в сторону. Тем самым вынуждая соперника постоянно наступать. Наблюдая за этими точно просчитанными манипуляциями чемпиона, Артем сразу сообразил, чего именно добивается ниггер. И уже не сомневался, что со стороны добровольно уступившего инициативу Аттилы вот-вот последует контрудар. Направление которого стало совершенно очевидным. Слабым местом любого очень толстого бойца являются именно ноги. Точнее – их нижняя часть, голень. Вынужденные держать огромный вес, подпорки явно отстают в реакции, а следовательно – являются самым уязвимым местом. Однако не все так просто. Удар в кость и отход должны быть произведены молниеносно, за долю секунды, иначе железный кулак большого человека пробьет во лбу нападающего дыру, с хрустом раскроив ее пополам, словно гнилую тыкву.

Когда Аттила вдруг резко взвинтил темп, провел точный, не представляющий для амбала никакой угрозы, но весьма обидный удар кулаком в мягкий живот и призывно отпрыгнул назад, сделав вместо одного сразу два шага, Грек понял, что развязка близка. Задетый за живое битюг сделал страшную рожу, метнулся вперед и тараном обрушился на ниггера. Аттила сразу словно провалился вниз, став на голову ниже, и провел точный удар ближней ногой. Пузырь словно с разбегу наскочил на невидимую стену, споткнулся, рухнул сначала на одно колено, затем грузно повалился на бок и истошно, дико заорал, вылезающими из орбит глазами уставившись на торчащую из голени наружу окровавленную кость. Публика взвыла от восторга. Метис сделал знак рукой, дескать, подождите, это еще не конец, нарочито неторопливо приблизился к поверженному куску жира и провел добивающий удар в голову. Пузырь обмяк, конвульсивно дернулся и замолчал. Из его уха показалась струйка крови…

– Если не труп, то дурак до конца жизни – наверняка, – прокомментировал увиденное Игос и вопросительно покосился на Артема. Тот, чуть помедлив, хмуро кивнул.

Второй поединок проходил днем, под открытым небом, на заставленной дорогими автомобилями лесной поляне, к которой вела всего одна дорога. Это была пасека. Поле для гладиаторской схватки организаторы боя обозначили флажками, между которых натянули обычную желтую полицейскую ленту, какими ограждают место происшествия. На сей раз зрителей было намного меньше, чем в подземном гараже, всего человек сорок-пятьдесят. Среди них Артем заметил не только известного всей России бандитского авторитета из Светлогорска, недавно оправданного бельгийским судом и выпущенного на свободу с кучей денег в качестве компенсации за моральный ущерб, но и двух депутатов Госдумы, причем как от «правых», так и от «левых». Но самым заметным среди прибывших на затерянный где-то в подмосковных лесах хуторок людей был… соперник Аттилы. Или, точнее, – соперница.

Увидев, как на лужайку вышла рыжая девушка в весьма эротичном костюме воительницы-амазонки – рослая, крепкая, широкоплечая и полногрудая, с узкими бедрами, длинными упругими ногами и обмотанными бинтами кистями рук, – Грек даже коротко присвистнул от неожиданности.

– Тоже не ху…во, – лейтенант ОМОНа был удивлен не меньше своего бывшего сокурсника. – Мне почему-то кажется, что сейчас мы с тобой увидим шоу.

– Аттила до сих пор лучший. Так что навряд ли, – сдержанно покачал головой Артем. – Она просто самоубийца, эта рыжая.

– Интересно, – заметил Уваров, – это сколько же мужиков-амбалов нужно отоварить нокаутом и какие деньги ей пообещали даже за фиаско, раз она решилась на поединок с этим отморознем? А?

– По всей видимости, много, – согласился Грек. И, в свою очередь, спросил:– Слушай, тебе она никого, часом, не напоминает?

– Ты о крашеных волосах и прикиде? Так ведь это Рыжая Соня. Боевик такой был, фэнтези.

– А-а, точно, – вспомнил Артем. – То-то я смотрю – типаж знакомый…

Аттила вышел на бой почти аскетом – с голым торсом, уже без бородки-эспаньолки, в одних легких белых брюках. С самым серьезным выражением своей уродливой смуглой морды разглядывал будущую соперницу. Похоже, непобедимый Аттила имел понятие, с кем ему предстоит драться. И эти знания вынуждали чемпиона отнестись к сопернице со всей возможной серьезностью.

Наконец появился рефери в попугайской полосатой футболке, пролопотал свои обычные слова и дал отмашку к началу боя.

То, что творила на поляне Рыжая Соня, больше походило на цирковое представление, если бы не одна деталь – наносимые ею противнику в процессе прыжков, кувырков и прочих акробатических пируэтов удары были не бутафорскими, а самыми настоящими. Смотрелись они эффектно, блестяще, техника боя была безупречна, но вот результаты… Увы. Коса нашла на камень.

Манера ведения боя у Аттилы сильно отличалась от той, что была в предыдущей схватке. Он двигался плавно, бесшумно, и несмотря на все ухищрения Рыжей Сони, у бесстрашной огненной пантеры не получалось нанести чемпиону сколь-нибудь ощутимые травмы. Девушка крутилась, как юла, прыгала, уклонялась, совершала немыслимые передвижения и скачки, проводила бесчисленное количество ударов руками и ногами, но лишь некоторые из них проникали сквозь блоки. К исходу пятой минуты схватки воительница стала заметно уставать, дважды чуть не споткнулась, но имеющий явное преимущество Аттила не спешил заканчивать поединок. Сохраняя каменное лицо, он, как опытный безжалостный хищник, играл с ней, пьянея от ощущения своего полного превосходства и испытывая самый настоящий кайф.

Развязка наступила лишь на шестой минуте, когда у измотанной валькирии уже не осталось сил на красивые кульбиты и она все с большим и большим трудом успевала ставить блоки и уходить с зоны атаки. Артему в какой-то миг стало жаль ее. Но, даже заранее зная исход всех записанных на кассете поединков, он еще не догадывался что ему предстоит увидеть спустя секунду…

Усыпив бдительность окончательно выдохшейся валькирии, Аттила резко сорвал дистанцию и провел только один точный удар – кулаком в грудь, в то самое место, где сходятся ребра. Этого было достаточно. Глаза рыжей кошки сразу закатились, колени подогнулись, из уголка рта показалась кровавая струйка. Видимо, сломанное ребро пробило легкое. Девушка, как кукла рухнула на колени и через секунду упала бы лицом в траву, но…. Ниггер вошел в азарт. Аттила выставил ногу, уперев стопу в грудь падающей соперницы, резко присел, очутившись за спиной соперницы, обхватил ее шею левой рукой, а два пальца правой вонзил в глазные яблоки побежденной им рыжей пантеры.

Артема замутило. Он судорожно сглотнул. Приподнявшийся с кровати Игос хрипло выдал что-то уже вовсе непечатное.

…Прежде чем вытащить пальцы из сочившихся глазниц, Аттила с нескрываемым удовольствием дважды медленно повернул их, сначала в одну, а затем в другую сторону. И только затем отпустил захват, поднялся и демонстративно обтер пальцы о белоснежную штанину брюк. Обезображенный труп без единого звука упал на пожухлую от солнца траву и уткнулся лбом в черные босые ноги гладиатора.

– Выключи, блевать хочется, – тихо попросил Артем.

Лейтенант нажал на кнопку «лентяйки». Экран погас.

– Матерь Божья… Да по этому черножопому выродку стенка давно плачет, – процедил Уваров.

– О чем ты, варвар? Остынь. Мы же, блин, крутые. В Совете Европы состоим. Наши гуманитарии даже террористов и педофилов не расстреливают. Попу за доллары лизать вкуснее. И ручки чистые.

– Тогда – в «браслеты» и на остров Каменный! Там тоже не курорт, поверь мне, псу легавому.

– Я верю. – Грек встал со стула, подошел к видеомагнитофону, вытащил видеокассету, некоторое время задумчиво разглядывал, словно видел впервые в жизни, а потом одним коротким движением рук переломил надвое. Подошел к приоткрытому окну и вышвырнул обломки вниз.

– Валить надо отсюда, – тихо бросил омоновец. – Как можно скорее.

– Кто бы спорил…

Глава четвертая Сначала – тело, потом – дело

Черт прыгнул за руль «вольво» и направился в Москву. Он собирался в очередной раз встретиться с пышногрудой красоткой Мариночкой, женой Стрелковского. Руля по шоссе, он насвистывал веселую мелодию, предвкушая встречу с похотливой подружкой. За последнее время Вольдемар довольно часто встречался с Мариной, хотя им стоило больших трудов обвести вокруг пальца Стрелковского и его амбалов-охранников. Но Черт, как истинный джентльмен, не мог оставить неудовлетворенной молодую красивую девушку, которая в объятиях законного супруга изнывала от нехватки качественного секса. Потому как супруг мало что мог предложить ей, кроме объятий.

На этот раз встреча тайных любовников была запланирована в элитном салоне красоты, куда Марина ходила два раза в неделю. «Вольво» подрулила к салону, припарковалась на охраняемой стоянке. Вольдемар вышел из машины и направился к дверям. Теперь самое главное было не встревожить Мариночкиных охранников, которые ошивались в холле в ожидании хозяйки.

Его уже ждала понятливая массажистка, предварительно получившая несколько приятно хрустящих зеленых купюр. Она провела Черта в комнату, где в ожидании горячего любовника Марина изучала альбом интимных стрижек, прикидывая, что бы такое сделать у себя на лобке, – может, выстричь сердечко, пронзенное стрелой? Сморчок Стрелковский обожал такие штуки, а она как раз присмотрела себе умопомрачительное колье с сапфирами…

– Вольдемар, дорогой! Я так по тебе соскучилась! – взвизгнула Марина, вспорхнув с кушетки и повиснув на могучей шее бывшего спецназовца. Черт похотливо ухмыльнулся, проурчал что-то приветственное и обхватил ее своими лапищами.

Марина, облаченная в обтягивающие джинсы и кофточку с огромным декольте, совершенно не скрывавшем ее пышную грудь, тесно прижалась к Вольдемару и потерлась о него всем телом, как кошка.

– Э, да ты уже готов, – довольно хихикнула она, почувствовав, как в низ живота ей уперлось несомненное доказательство его глубокого интереса к ее персоне.

– Ага, как пионер, – отозвался Черт, одним движением срывая с нее кофточку. Марина ойкнула:

– Осторожнее, не порви! Дай я джинсы сама сниму. – Джинсы полетели вслед за кофточкой.

Черт стянул свитер и расстегнул свои джинсы. Потом развернул красотку спиной к себе, нагнул, так что она руками уперлась в кушетку, и одним резким движением вошел в нее. Марина застонала, энергично завертев бедрами. Вольдемар сжал ее упругие ягодицы и, довольно заурчав, стал двигаться все быстрей и быстрей. Потом он устроился на кушетку и усадил грудастую красотку на себя верхом. Она резво запрыгала на его члене, при каждом ее движении шикарная грудь прыгала вверх-вниз. Черт поддавал жару снизу. Сладкая парочка на всех парах неслась к экстазу, ахала, охала и сопела.

– О-о, Вольдемар! – простонала Марина. – О-о, как хорошо-о! – Она еще пару раз подпрыгнула на нем и, кончив, в сладком изнеможении упала на его тело. Черт перевернул ее на спину, положил ее ноги себе на плечи и продолжил, энергично работая задом. Марина сначала лежала, как бревно, не в силах пошевелиться, а потом снова подключилась к процессу, опять заохав и активно подмахивая бедрами. Черт сделал еще несколько сильных толчков, и любовники вместе достигли экстаза. Потом они долго лежали на кушетке, отдыхая.

Чуть позже Черт спросил:

– Марина, ты узнала то, что я просил? Она кивнула.

– Тебе нужен один из сотрудников спортклуба «Центурион». Его зовут Андрей Кобитов. Он уже много лет тренирует бойцов, которых выставляет мой Арни, и много чего знает. Я добыла его координаты. – Марина перегнулась через Черта и потянулась к своей сумочке. Покопавшись в ней, извлекла скомканную бумажку, на которой был написан телефон и адрес. – Вот.

Черт взял бумажку и сунул ее в карман джинсов, которые так и не снял.

– Спасибо, дорогая. Ты знаешь о нем что-нибудь? У него есть семья, подружка?

– Он не женат, а насчет подружки – понятия не имею, скорее всего, есть кто-нибудь. – Марина зевнула. – Дорогой, это все так скучно, давай лучше еще разок покувыркаемся, а то мне скоро уходить. – Она погладила рукой его тренированный живот, спустилась ниже. Потом за рукой последовала голова…

– Ну ты и ненасытная, радость моя, – сказал Черт. – Да погоди ты, дай наконец штаны снять. Упс!

* * *

Через полчаса довольный и утомленный Вольдемар вышел из салона, сел в «вольво» и покатил в сторону Садового кольца. Набрал на мобильнике номер Киржача, сказал:

– Я узнал, шеф. – Отчитавшись и выслушав инструкции шефа, набрал еще один номер. Перед возвращением на виллу ему предстояло еще кое-что сделать.

Глава пятая Так делают суперменов

На следующее утро, как и обещал Киржач, на виллу прибыли двое специалистов – пожилой доктор Всеволод Иваныч и тоже отнюдь не юный седовласый инструктор по рукопашному бою, представившийся Артему просто как Тренер. Им, как и Артему с Игосом, предстояло безвылазно проживать на вилле. Как вскоре выяснилось, они оказались профессионалами с большой буквы и, главное, – точно знали, как достичь поставленных перед ними заказчиком результатов. Доктор осмотрел изрядно помятого после ИВС и СИЗО Грека и накидал в блокноте детальный план необходимых пациенту восстановительных мероприятий, включая диету и строгий режим дня.

А Тренер, не дожидаясь окончания реабилитации будущего гладиатора, решил сразу же посмотреть, на что потенциально способен боец, которого ему предстояло натаскивать на поединок с Аттилой в течение ближайших шести недель. За полчаса с Артемом в просторном спортзале на втором этаже виллы Тренер выжал из недавнего арестанта последние соки. Но, судя по нескольким коротким репликам, остался вполне доволен базовой подготовкой последнего вице-чемпиона СССР по боевому самбо. По его озвученному вслух мнению, Артем не сильно утратил навыки ведения боя, хотя и прибавил около десяти лишних килограммов веса, существенно утяжеляющих движения. Так что как минимум половину балласта следовало согнать в процессе тренировок и регулярного – трижды в неделю – посещения сауны.

В рассказах о себе Тренер был немногословен. За все время их тесного общения Артем узнал лишь несколько фактов из его биографии. Первый: в далекой юности, когда Тренер только начинал заниматься боевыми единоборствами, некоторое время его партнером по тренировкам был сам маэстро кулака Тадеуш Касьянов. Многим далеким от единоборств обывателям больше знакомый по роли усатого боцмана в первом отечественном боевике «Пираты XX века». Второй: не так давно Тренер носил погоны и служил инструктором в «одной из силовых структур» Союза. Третий: он пять лет проработал в Европе и подготовил несколько гладиаторов, два из которых стали чемпионами. И последний: Тренер лично знаком с патриархом российских боев без правил Арнольдом Стрелковским, «собственностью» которого сейчас являлся француз алжирского происхождения по кличке Аттила…

Со следующего после приезда врача и Тренера утра колесо подготовки бойца закрутилось на полную мощность. Восстанавливающий массаж, похожая на занятия йогой аквагимнастика в бассейне, растирания кремами и настоями, витаминизированное питание в сочетании с регулярными инъекциями сильного анаболического стероида ретаболила и приемом тонизирующих психостимуляторов. Кроме того – сауна, пробежки вокруг виллы, сеансы успокаивающего гипноза перед обязательной полуторачасовой сиестой и семичасовым ночным сном, психологический тренинг, вырабатывающий бесстрашие к любому противнику, и, конечно же, тренировки – утренняя и вечерняя, интенсивность которых возрастала вдвое (!) каждый одиннадцатый день.

Нагрузки были просто чудовищные, даже по сравнению с теми, которые приходилось испытывать Артему перед чемпионатом 1991 года. Но ежедневный гипноз и ударные дозы допинга делали свое дело: просыпаясь по утрам, Грек каждой клеткой организма ощущал, как растет его сила, как множится энергия, как капля за каплей исчезает заложенный в каждом человеке подсознательный животный страх и как все спокойней текут мысли. В комнате Артем появлялся дважды в день и, измотанный до предела, почти сразу же ложился спать.

У Игоря же свободного времени было выше крыши. Благо все его «обязанности» по содействию в подготовке гладиатора заключались лишь в присутствии на вечерней тренировке, где лейтенант столичного ОМОНа, как правило, выступал в роли спарринг-партнера. Сила Артема прогрессировала день ото дня, и Уварову приходилось несладко. Несколько раз, войдя в раж, Грек отправлял его, не самого худшего из милицейских рукопашников, в серьезный нокаут, и доктор вынужден был приводить отключившегося мента в чувство не только при помощи ватки с вонючкой, но даже посредством укола.

И однажды вечером случилась беда – находящийся под воздействием трех видов допинга Артем сломал бывшему сокурснику нос. Врачу пришлось делать срочную операцию и накладывать повязку.

Киржач был весьма доволен ходом подготовки своего бойца.

Раз в десять дней у Тренера и Всеволода Иваныча был оговоренный контрактом выходной. В эти дни тренировки Грека ограничивались пробежкой и часом упражнений на тренажерах. Вечером им приводили девиц по вызову. Инициатива в деле секс-развлечений исходила от Уварова, который маялся от безделья. Он сказал Артему:

– Черт возьми, Грек! А вдруг это последний раз в жизни? Надо пользоваться!

Не то чтобы Грек с особым энтузиазмом отнесся к этой идее, но молодой организм требовал своего. Кроме того, они с Уваровым составили план, благодаря которому они надеялись добиться отключения камеры на «день разврата». Киржач не возражал секс – дело святое.

Ближе к вечеру выходного дня Черт привозил шлюх. Все три раза это были одни и те же девицы по имени Кира и Валя. Они работали в салоне секс-услуг, из которого Киржач, бывая в Москве, иногда приглашал телок для развлечения своих гостей. И на этот раз, опасаясь пустить в дом подставных девиц, через которых Грек смог бы передать на волю какую-нибудь информацию, «нефтяник» распорядился доставить проверенных шлюх. Он хотел быть уверен, что Грек ничего не сможет передать на волю через девиц.

При первой встрече с девицами Уваров почувствовал сильное волнение ниже пояса, поскольку уже давно не занимался сексом. Грек, хотя и не особо горел желанием погружаться в пучину разврата с девицами по вызову, тоже взволновался. Посмотреть, действительно, было на что. Киржач ответственно подошел к выбору девиц для своего гладиатора. Кира была стройной блондинкой с длинными ногами. Платье так тесно обтягивало ее, что не оставляло места воображению – все было отлично видно. Валя – темноволосая и пухленькая. Вместе они смотрелись просто сногсшибательно.

Уваров разошелся не на шутку. Он выбрал себе Киру и решил испробовать с ней все позы, на которые он насмотрелся в порножурналах, в изобилии имевшихся в их комнате. Для начала он заставил ее исполнить стриптиз. Он хотел, чтобы Кира осталась в одних чулках и туфлях-шпильках, но – вот горе! – вместо чулок на ней были колготки, хотя и с красивыми ажурными трусиками. Поэтому эротические фантазии Уварова осуществились только отчасти. Потом бравому омоновцу захотелось минет, который и был виртуозно исполнен труженицей сексуального фронта. Она ухитрилась заглотить огромный член Уварова целиком и так причмокивала и постанывала, что Уваров был в полном восторге. Он погрузил руки в ее светлые волосы и двигал бедрами в такт движениям ее губ. Потом заставил ее опереться о стол и пристроился сзади.

Артем поначалу смотрел на происходящее с тоской, презирая себя самого за реакцию собственного тела. Он вспомнил свою любимую Аню, то, как страстно отдавалась она ему в последний раз… Для страховки натянув презерватив, он подставил свое хозяйство умелым рукам и рабочему ротику Вали. Когда он подумал о том, что в эту самую минуту на экран монитора смотрят и истерично ржут в пять глоток, наблюдая за реальной порнушкой, дежурные охранники и Витек, старания Вали чуть было не пошли насмарку.

Тут Уваров, словно опомнившись, демонстративно ткнул пальцем на камеру слежения, дескать, подглядывают, сволочи. Так трахаться не в кайф. Грек нахмурился, отстранил шлюху, взял полотенце, как был – без штанов – забрался на стул, показал в объектив камеры вытянутый средний палец – фак ю, уроды! – и накрыл ее сверху. Это был решающий момент первой части плана. Обломаются, промолчат или начнут требовать убрать полотенце, грозя забрать девиц? Но селектор молчал. До утра их никто так и не побеспокоил. Первая маленькая победа была одержана.

Весь следующий день Артема преследовало мерзкое ощущение, что от него разит блядскими запахами за пять шагов, и грызла совесть каждый раз, когда он вспоминал об Анюте… Игос отнесся к произошедшему проще.

Ровно через десять дней, согласно плану, пленники снова заказали шлюх. И сразу подняли настоящий хипеж в отношении подглядывания. После долгого препирательства все-таки вынудили Киржача дать охране приказ на предстоящую ночь отключить видеонаблюдение за комнатой. С явной неохотой те повиновались. Две последующие «ночи любви» камера, «на всякий случай» все же прикрытая полотенцем, не работала. Это было специально проверено.

Однако, хотя Артем и Игорь добились желаемого уединения, им все равно приходилось честно «работать» с девками, иначе те рассказали бы Черту о странностях клиентов, которые девочек вызывают, а потом ими не пользуются. К превеликому сожалению пленников, они ничего не выиграли от отключения камеры. Они сумели тщательно осмотреть комнату, надеясь составить план побега, но безрезультатно. Выбраться из комнаты, связав шлюх, было несложно. Но им бы не удалось долго оставаться незамеченными. Чтобы сбежать из поселка, Уварову и Греку надо было добраться до гаража и завести машину. Но чтобы добраться до гаража, надо было пройти мимо собак, а это было невозможно, или добыть оружие, что тоже было нереально. Понимая, что шансов на побег нет, Грек совсем приуныл. Его поддерживала только мысль о том, что ему может представиться благоприятная возможность, когда его повезут на бой без правил.

Глава шестая В первый раз

Со дня выхода Артема из «Матросской тишины» прошло полтора месяца. Сегодня ему предстоял первый поединок в закрытом чемпионате по боям без правил. От этого поединка зависело почти все: если Грек проиграет, Киржач, обозленный потерей кучи денег, немедленно пустит в расход и незадачливого бойца, и его родных, и Уварова. Поэтому последнюю неделю Грек тренировался особенно напряженно, выкладываясь на всю катушку.

Вчера вечером Артем всерьез прикидывал варианты. Например, такой: что, если кто-нибудь из зрителей случайно опознает в одном из бойцов гражданина Грекова А. А., пропавшего энное время назад? И эти самые показания приведут «компетентные органы» прямиком к известному бойцовскому продюсеру Арни Стрелковскому, а прижатый к стенке старый лис расскажет о сделке с бывшим усть-озернинским «нефтяником»? Вероятность такого расклада была ничтожной, даже в голой теории. Но – была. И хитрый ублюдок Киржач, не горящий желанием вновь бегать от ФСБ, не мог не подстраховаться на сей счет…

Сегодня мучивший Артема вопрос перестал быть актуальным. Тренер объявил Греку, что по договоренности с продюсером на все схватки он будет выходить в маске. Под броским прозвищем Ангел Тьмы. Придурки-зрители, посещающие такого рода шоу, страсть как обожают такие вот кичевые, с мистическим подтекстом, погоняла. Поэтому клички есть у каждого из бойцов, принимающих участие в поединках, организованных хозяевами «черного» тотализатора. И он – не исключение.

Артем отошел от окна. Снял с вешалки куртку от спортивного костюма, торопливо надел, вжикнул молнией и вышел из зала. Внизу, в холле, его уже ждала целая кодла – Винт, Черт, еще два телохранителя, Тренер и сам Киржач. Пора было ехать на первый бой.

– Все в порядке? – протягивая Греку теплый невесомый пуховик, зачем-то спросил Тренер.

– Все, – Артем дернул углом рта, торопливо набросил куртку и холодно взглянул на Киржача. – Я готов.

– Ну, двинули, – сказал Киржач. – Ты его сделаешь, Грек. Я уверен.

Грек внешне безразлично пожал плечами и промолчал.

Через две минуты идеально чистый, сверкающий свежей полировкой серый джип «мерседес-гелендеваген» и следующий за ним по пятам красавец «вольво» покинули территорию виллы и взяли курс на северо-восток Москвы. До гладиаторского поединка оставалось чуть менее двух часов.

Как и в день встречи у СИЗО, Артема вновь посадили на заднее сиденье джипа и зажали с двух сторон, на сей раз Тренером и Вольдемаром. Руль доверили Винту. Рядом вальяжно развалился дымящий ментоловыми сигаретами Киржач. В следующем по пятам джипа «вольво» сидели Муха и эскулап. Въехав в город, джип, сбавив скорость, свернул с дороги на узкую улочку и медленно покатил между двух высоких, увенчанных рядами колючей проволоки, бетонных заборов промзоны. Вскоре Винт остановился возле массивных, покрытых ржавым налетом автоматических ворот заводской проходной.

Из КПП тут же вышли два рослых мордоворота, одетых в бронежилеты и черную униформу частного охранного предприятия. У каждого в руках было помповое ружье. Первый остался возле ворот, второй подошел к «мерседесу» – «вольво», как оказалось, уже и след простыл – и заглянул в салон через приспущенное тонированное стекло.

– Отличный сегодня денек, не правда ли? – улыбнулся охраннику Винт. Его слова прозвучали как пароль допуска на территорию.

– Могло быть и лучше, – отозвался парень. – Все нормально?

– Как доктор прописал, – кивнул Винт. – Мастер уже здесь?

– Только что приехали, – тихо сообщил охранник и сделал знак рукой напарнику, чтобы тот открыл ворота. – Седьмой ангар. Машину оставите справа на площадке. Заходите в белую дверь, она возле свалки. Там вас встретят и проводят.

– Добро. – Винт нажал на кнопку, и стекло поднялось вверх. Джип въехал на территорию и уверенно покатил между огромными, размерами с футбольное поле, корпусами и кучами разбросанного вокруг индустриального хлама. Возле пустующих боксов с распахнутыми настежь воротами Артем заметил зеленый огрызок самого настоящего танка, только без башни и траков.

– Во что, сволочи, державу превратили? Больно смотреть, – с деланной тоской сказал Киржач, вертя в руке зажигалку. – Какую страну просрали, пархачи гребаные! Э-эх!..

Артем взглянул в торчащий над кожаным сиденьем «гелендевагена» аккуратно подстриженный затылок бывшего «нефтяника» и брезгливо поморщился, сжав зубы.

Кто бы лаял насчет разворованной страны, ты, гнида…

– Здесь, – подал голос молчавший всю дорогу Вольдемар и указал рукой на огромный, с большими окнами, цех из силикатного кирпича, справа от дороги. – Сворачивай.

Артем огляделся. Рядом с цехом проходили железнодорожные пути, располагались рампа и пустующий контейнерный терминал, над пустой площадкой которого уродливым четырехногим монстром на колесах возвышался желтый кран со специальным захватом. На площадке бывшего терминала стояло десятка три иномарок. Каждая из которых стоила не меньше новой двухкомнатной квартиры в столичных районах вроде Митина или Бутова. Возле машин прохаживались двое вооруженных охранников в такой же униформе и брониках, что и у тех, с КПП. Главные ворота цеха были закрыты. Но у облезлой деревянной двери покуривали, с интересом таращась на приехавшую машину, человек пять цивильно одетых мужчин и две высокие стройные женщины. Все ясно. Зрители, мать их. С «моделями». Куда же папики без них, тупоголовых. Это как на презентацию без «мерса» и «Картье» выползти. Не солидно. Галстук должен соответствовать статусу.

Винт припарковал джип с краю стоянки, ближе к свалке.

– Выходим, – буркнул Киржач и первым распахнул дверь. Вышли. Включать сигнализацию Винт не стал – несолидно. Могут запросто подумать, что не доверяешь. Да и откуда здесь, на военном заводе, взяться ворам?

– Здравствуйте. Вам туда, – один из быстро подошедших охранников указал антенной рации на едва различимую за грудами лежащего прямо на путях металлолома дверь в боковой части цеха. У двери неподвижно стоял еще один «часовой» с помповиком. Охрана, как сразу отметил Артем, была на уровне. Вся прилегающая к цеху огромная территория была поделена на сектора. Всюду, даже на крыше, виднелись вооруженные бугаи, которых из-за грозного внешнего вида, черных трикотажных шапочек, легко превращающихся в маски, и бронежилетов легко можно было принять за спецназ. Уже по тщательности и профессионализму, с которым охранялось место проведения гладиаторского боя, можно было догадаться об астрономических суммах ставок, принимаемых подпольным тотализатором, и о той сверхприбыли, которую получали организаторы поединков от каждого такого «сходняка» скучающих по кровавым зрелищам московских снобов.

Охранник возле низкой дверцы пропустил их молча, сделав шаг в сторону. За дверью, как и следовало ожидать, оказалась пожарная лестница, ведущая на второй уровень цеха, где, по совковому обыкновению, недавно располагались кабинеты ИТР, мастеров производства и прочих пролетарских интеллигентов низшего звена. Едва они переступили порог, в лицо сразу пахнуло теплом. По случаю проведения на захиревшем заводе-банкроте гладиаторских боев цех даже подключили к отоплению. Логично. Не на морозе же зубами стучать. Все должно быть на уровне.

В крохотном помещеньице возле первого лестничного пролета стоял самый натуральный канцелярский стол, за ним с видом вахтера восседал грубоватый, коротко стриженный детина в дорогом костюме и галстуке. Опытным взглядом сразу вычленив из группы вошедших Артема, здоровяк оценивающе смерил его с головы до кроссовок и только после этого коротко спросил:

– Ваш номер участника?

– Семь, – сообщил Вольдемар.

– На второй этаж. Последняя дверь направо по коридору, две комнаты. – Здоровяк перевел взгляд на Грека: – Ваш противник – боец по прозвищу Череп. Поединок начнется через полчаса. Когда надо будет спускаться к рингу, за вами придут.

Цех был высоким. Они поднялись по узкой лестнице на четыре пролета, оказались в середине длинного пустого коридора, свернули направо и вошли в обозначенную амбалом крохотную комнатку, раньше, видимо, служившую рабочим кабинетом для двух мастеров. Из мебели здесь были только хромые казенные стулья с инвентарными бирками, пустой шкаф для документов и двухтумбовый облезлый стол, накрытый отрезом зеленой бумаги и куском исцарапанного плексигласа, под которым еще виднелись какие-то выцветшие от времени бумажки. Грязное, судя по виду, не мытое со дня постройки цеха, большое окно выходило непосредственно в цех и было занавешено пыльными тонкими шторами.

Едва войдя в первую из отведенных им комнат, все, не сговариваясь, подошли к окну и отдернули шторы. Цех и стоящий посреди него ринг, а точнее – застеленная жесткими матами клетка, окруженная по периметру несколькими ровными рядами стульев для зрителей, частично уже занятых, были отсюда видны как на ладони. Поединок Грека с Черепом был первым в программе.

Киржач сказал:

– Ну что, Грек. Настраивайся на махалово. Через полчаса за тобой придут, – и в сопровождении охранников вышел во вторую комнату. Остался только Тренер, чтобы дать последние наставления:

– Я знаю, каков в деле этот Череп. Он хорош, но слишком вспыльчив, плохо просчитывает свои действия на несколько ходов вперед, поэтому чемпионского титула ему не видать, как своих ушей. Но силен, как горилла, и этим опасен. Не подпускай его близко, не дай ему схватить тебя, а то тебе придется туго. Череп намного тяжелее тебя и менее подвижен. Учти это.

Грек молча кивнул, задумчиво глядя в окно. Зрители уже начинали собираться. Потом отвернулся, взглянул на Тренера и под его присмотром приступил к разминке, чувствуя, как на него постепенно снисходит спокойствие. Его мысли сосредоточились на предстоящем бою. Через полчаса, как и сказал Киржач, за ним пришли четверо мордоворотов и повели Артема на ринг. Сам бывший «нефтяник» уже занял место среди зрителей.

Артем в сопровождении охраны и Тренера прошел через плотную толпу и оказался перед клеткой, пол которой был устлан матами. Это было странное, не сравнимое ни с чем ощущение – продвигаться по проходу в окружении пяти здоровенных лбов через шумящую, словно океанские волны во время шторма, предвкушающую кровавое зрелище толпу и чувствовать на себе взгляды оценивающих любопытных глаз, разглядывающих тебя от обуви до прорезей в черно-красной маске. Артему казалось, что все это происходит не с ним. Словно он со стороны наблюдает за происходящим внизу коллективным сумасшествием под названием бои без правил…

Противник был уже на подходе. Высоченный шкаф, с перебитым носом и сплющенными ушами, на полголовы выше и раза в полтора шире Артема. По загрубевшим костяшкам пальцев было видно, что он опытный рукопашник. Теперь Артему предстояло выяснить, насколько он силен в бою… Они вошли в клетку, и стоявший рядом с дверью рефери в полосатой футболке тут же проворно щелкнул замком и громко прокричал, так, чтобы было слышно всем:

– Вы оба знаете единственное правило поединка! Правил нет!!!

Громко ударил гонг, отмечая начало схватки. Череп приблизился к сопернику на расстояние шага, смерил его долгим, презрительным взглядом, демонстративно сплюнул, покрутил пальцем у виска и, работая на публику, отпустил в адрес Артема громкую реплику. Зрители тут же дружно заржали. Грек остался глух и слеп по отношению к кривляниям противника.

Артем не стал испытывать судьбу, не полез на рожон. Он собирался вначале присмотреться к тактике противника, найти его слабые места. А Череп тут же атаковал, пытаясь сразу поймать Грека в мощный захват и быстро завершить бой. Обостренная реакция Грека и мастерство, развитое изнурительными тренировками, позволили ему довольно легко увернуться. Тренер был прав, противник Артема был слишком массивен и тяжел, чтобы по-настоящему быстро двигаться. Раздраженный ловкостью противника, Череп заревел, как раненый бык, и обрушил на Артема серию мощнейших ударов со всей возможной для него скоростью. Несмотря на свою увертливость, Грек пропустил один – левый боковой в челюсть, который оказался очень чувствительным. Публика заулюлюкала, подбадривая бойцов. Череп заорал:

– Что, Ангелочек, кровью захотел умыться? Щас я тебя порву, как грелку! – и поднял руку с вытянутым вверх средним пальцем. Публика, входившая в раж, взорвалась криками и свистом.

Грек решил раздразнить Черепа градом ответных ударов и заставить его раскрыться. Череп пропустил два сильных удара и пришел в ярость от того, что не поспевал за своим ловким и юрким противником. На его лице явственно промелькнула лютая злость. Движения стали менее продуманными, более спонтанными и торопливыми. Тогда Артем умышленно пропустил еще один удар в свою многострадальную челюсть и сделал вид, что «поплыл». Противник, разумеется, бросился добивать его. И допустил роковую для себя ошибку. Открылся. И Грек использовал эту ошибку, с разворота двинув его ногой в грудь. Череп оторвался от земли, пролетел метра три, со всей дури впечатался спиной в прутья клетки и сполз на маты. Бум! Кулак Артема врезался сопернику промеж глаз. И тут же добавочный левой, в голову. Но добивать соперника было ни к чему. Тот уже был никакой…

Бой завершился нокаутом. В пользу Ангела Тьмы. Киржач сиял, как новый медный грош.

По возвращении на виллу доктор осмотрел Грека и пришел к выводу, что он отделался только парочкой ушибов и ссадин и нуждается только в отдыхе и расслабляющем массаже. Уваров, места себе не находивший эти несколько часов и опасавшийся, что этот день будет последним в его жизни, радостно завопил и сжал Артема в медвежьих объятиях.

– Эй, полегче, браток, – проворчал Артем, – что ты обнимаешь меня, как любимую женщину?

Он высвободился из лап Уварова и упал на кровать.

– Ну как? – жадно спросил Уваров.

– Этот Череп, с которым я дрался, и в подметки не годится Аттиле. Просто тупой неповоротливый болван. Но вот скоро меня ждет вторая схватка, и кто знает, с кем придется биться. А потом еще Аттила… – Грек вздохнул.

* * *

Следующий поединок состоялся через две недели. Этот бой должен был решить, кто встретится с Аттилой в финальной схватке.

Грека привезли на еще не сданную в эксплуатацию просторную подземную автостоянку, каких в современной Москве возводится огромное множество. Место боя было специально огорожено красными канатами, натянутыми между четырьмя столбами. Зрителей, при первой прикидке, собралось не менее сотни. Как и в прошлый раз, – мужчины и женщины весьма представительного вида. Артем сразу отметил большое количество следящих за порядком крепких ребят, рассредоточившихся в толпе…

Соперник Грека появился под улюлюканье и аплодисменты. Это был одетый в черное кимоно сухопарый парень лет двадцати пяти, выступавший под кличкой Каратист. Он сел в поперечный шпагат, сложил ладони перед грудью, закрыл глаза и, отключившись от всего окружающего мира, стал медитировать. Тем временем Артем принялся неспешно прохаживаться из угла в угол «ринга», круговыми движениями разминая шею и кисти рук. Через несколько минут Каратист открыл глаза и двумя легкими прыжками поднялся на ноги. Поклонился рефери в полосатой футболке и стоящему за его спиной Греку. Грек тоже ответил поклоном, внимательно присматриваясь к серьезному сопернику. Это явно был крепкий орешек.

Опереточный судья, в чьи обязанности входило лишь театральное появление перед началом схватки и объявление победителя, жестом пригласил гладиаторов приблизиться, произнес всего одну фразу, обращаясь сразу к обоим бойцам, и, махнув рукой, дал старт поединку. После чего проворно юркнул за тугие канаты и сам стал зрителем. В шоу под названием «бои без правил» участие рефери было номинальным, ибо судить тут было нечего. Остановок по ходу пьесы не предусматривалось, и побеждал тот гладиатор, кто оставался в состоянии продолжить схватку.

Молодой каратист, судя по нашивке на рукаве кимоно, принадлежал к школе «кеокусинкай» и в отличие от поверженного Греком в прошлом бою амбала был очень шустрым. Кроме того, он одинаково свободно владел как руками, так и ногами. На третьей минуте боя Артем не выдержал навязанного более гибким и юрким противником сумасшедшего темпа и дрогнул. За что тут же поплатился очень чувствительным ударом ногой в область печени. Удар был страшен. От боли Грек на долгие две секунды впал в состояние гроги. Это когда внешне еще выглядишь молодцом, а мозги уже не соображают.

Если бы Греку довелось участвовать в таком бою два месяца назад, после такого провала он наверняка уже валялся бы на ринге в позе буквы «зю», сучил ногами и пускал пузыри. Но благодаря жестким ежедневным тренировкам он устоял на ногах. Более того, смог сначала отбить серию из трех ударов руками, затем уклониться от сокрушительного удара ногой в голову с разворота и, наконец, двумя отскоками по кривой уйти из зоны контакта.

Но тут Каратист под аплодисменты публики провел великолепный прием под названием «хвост дракона». Присел – словно камнем упал! – на корточки и вытянутой в сторону ногой в круговом прокруте сначала подбил опорную ногу Грека, не успевшего среагировать, а затем с криком прыгнул на упавшего противника, намереваясь окончить дело удушающим приемом.

Но капризная фортуна в этот вечер оказалась на стороне Грека. Упав, Артем тут же откатился в сторону, сделал «лягушку» и оказался ногах. Промахнувшийся Каратист попробовал сделать то же самое, но не успел. Не сильный, но точный удар ногой в поясницу стал для парня роковым. Каратист рухнул, как подкошенный, и встать уже не смог. Подоспевшие охранники на руках вынесли его с ринга. На этот раз победа далась Греку с огромным трудом. С ринга он вылез, пошатываясь.

Обеспокоенный состоянием своего бойца, на которого он возлагал столько надежд, Киржач пригрозил доктору, что выставит его против Аттилы вместо Грека, если он не приведет его в норму в ближайшее время. В течение недели после боя над Греком проводили массу восстановительных процедур, готовя его к финальному матчу. Потом он тренировался по усиленной программе. И вот наконец решающий день настал.

Глава седьмая Ставки сделаны, ставок больше нет

– Готов? – строго спросил Тренер, глядя Артему в глаза.

– Да, – кивнул Грек. – Я вырву ему кадык.

– Хорошо. Тогда пять минут на медитацию – и спускаемся к джипу. Работай, не буду тебя отвлекать. – Тренер мягко закрыл за собой дверь спортзала и оставил сидящего на коленях Артема, которому через два часа предстояло сойтись на ринге с Аттилой, один на один с его тяжелыми и безрадостными мыслями.

Итак, день поединка с Аттилой все-таки наступил. Сегодня, накануне нового, две тысячи третьего года, многое решится. В том числе – и его судьба. Если он проиграет – психопат Аттила в лучшем случае превратит его в инвалида. Тогда, возможно, он не доживет даже до вечера. Его, изуродованного, тихо погрузят в машину, отвезут куда-нибудь подальше и добьют выстрелом в голову телохранители Киржача. Труп спрячут. Он вспомнил, как трудно ему пришлось в предыдущем поединке. А ведь Аттила наверняка сильнее Каратиста.

Если же он не дрогнет, если сумеет свалить с копыт и разорвать на части не ведавшего поражений французского ниггера, от него тоже избавятся, как от отработанного материала. Только в этом случае есть вероятность, что получивший огромный выигрыш Киржач будет озабочен лишь сохранностью астрономической суммы. А значит – не станет тратить силы и энергию на убийство оставшихся в Питере жены и сына. Но на его, Грека, жизни в любом случае можно ставить кровавый крест. В крутых раскладах, где фигурируют такие суммы денег и такие преступления, свидетелей не оставляют. И он, и без того уже полтора месяца назад официально пропавший без вести, исчезнет окончательно. С концами…

Артем прикрыл веки, положил кисти рук на колени, развернув ладонями вверх, и постарался полностью расслабиться, как этого требовала медитация. Как он ни старался сосредоточиться, ничего не выходило. Какая, к чертям собачьим, может быть медитация?! Перед предыдущими боями он и наполовину так не нервничал, как сейчас. Грек поднялся с татами, подошел к зеркалу и долго смотрел на свое отражение. Возможно, в последний раз. За три месяца пребывания на вилле благодаря интенсивным тренировкам, сбалансированному питанию и периодическому приему анаболиков он сбросил шесть килограммов веса и приобрел рельефную, упругую фигуру, какой не имел даже на пике своей спортивной формы, перед последним чемпионатом СССР по боевому самбо в девяносто первом году.

Внешне он выглядел теперь значительно массивней и сильнее. Под кожей бугрились толстые узловатые вены. Пресс приобрел стальную непробиваемость и вырисовывался шестью прямоугольниками. Костяшки пальцев рук покрывала ороговевшая, не чувствительная даже при ударе о голую стену, толстая желтоватая кожа. Голову по приказу Тренера он обрил наголо еще перед первым поединком.

Грек отвернулся от зеркала, дважды ударил кулаками по болтающейся на растяжке боксерской «груше» и подошел к окну. Прищурил ставшие в последние недели чуть близорукими глаза – видимо, сказывалось неоднократно описанное в спортивных журналах пагубное действие стероидов на зрение – и посмотрел вдаль, пытаясь избавиться от нехорошего предчувствия. Потом резко развернулся, вышел из комнаты и поспешил вниз по лестнице к выходу из особняка, где его уже ждали. Надо было ехать на решающий бой.

– Слушай сюда, Грек, – обратился к нему Киржач, похожий на сжатую пружину. – Прежде чем мы уедем отсюда, я хочу еще раз сказать тебе, земеля. Я – человек слова. Там, где дело касается бизнеса, всегда держу свои обещания, – он выдержал тяжелый, испытующий взгляд пленника и продолжил: – За то дерьмо, что было между нами, мы почти квиты. Осталось поставить последнюю точку. Наша сделка в силе: ты побеждаешь Аттилу, я зарабатываю десять миллионов баксов и отпускаю тебя на все четыре стороны сразу же после схватки. С тысячей долларов и паспортом в кармане. Ты понял? Сразу же.

– Мы, кажется, уже обо всем договорились, – жестко напомнил Грек, непроизвольно дернув щекой. – С памятью у меня все в порядке. Поэтому не вижу смысла зря сотрясать воздух.

– Тогда, что ли… – Киржач быстро оглядел всех присутствующих. – С Богом?

И, пыхнув сигареткой, первым двинулся к дубовой двери.

Артема, никогда не страдающего приступами слепой веры в Христа, вдруг неожиданно покоробило. Он сжал челюсти и, повинуясь тронувшей его за плечо руке Тренера, шагнул на выход.

Финальный гладиаторский поединок должен был состояться в огромном ангаре вот уже второй год стоящего пустым номерного электромеханического завода. На протяжении всей поездки в салоне «мерса» стояло напряженное молчание. И только когда на горизонте уже можно было различить высотки нового спального района столицы, Виктор Анатольевич выбросил в окно хабарик, поднял стекло и, не оборачиваясь, тихо спросил:

– Грек. Как ты думаешь, откуда родом Аттила?

– Понятия не имею. Но он точно не из Рязани. Его родной язык – французский, – спокойно ответил Артем. Однако седьмое чувство подсказало ему, что вопрос был задан Киржачом отнюдь неспроста. И сейчас бывший чиновник сообщит нечто очень важное.

– Так думают все, – кивнул Виктор Анатольевич и хитро прищурился. – Потому что Стрелковскому и его команде нужно, чтобы все так думали. Правду об Аттиле знают лишь несколько человек…

Грек ощутил, как напрягся сидящий рядом с ним Тренер.

Но Виктор Анатольевич не торопился.

– Я сам узнал это всего неделю назад, – наконец, произнес Киржач. – Не скажу, что случайно. Наоборот. Я давно искал подходы к людям Стрелковского. В этом нам очень помогла юная супруга Арни, Мариночка. Кстати… теперь уже можно сказать… она – любовница Черта. Благодаря его толстому, вечно стоячему члену мы узнали много интересного. В частности, получили видеозапись боев. Потом девочка подсказала, с кем из ближнего круга муженька можно поработать, сначала выпороть кнутом, а затем сунуть пряник. И бикса не ошиблась… Так что эта информация обошлась мне в двадцать пять тысяч долларов. Но она стоит этих денег. До последнего цента…

Виктор Анатольевич сунул в рот сигарету и щелкнул золотой зажигалкой.

– Настоящее имя Аттилы – Олег. Фамилия – Гейсари. Родом он из Санкт-Петербурга. Мать – в прошлом гид-переводчик «Интуриста». Отец – алжирский бербер, из древнего знатного рода, сынок наследного принца или что-то вроде того. Во всяком случае, денег у папаши всегда было до задницы, да и внешне кобель приметный. Бабы вокруг него табунами вились. – Киржач ухмыльнулся. – Учился в Ленинграде, в ЛГУ. Пока не выгнали с позором за фарцовку и аморальное поведение…

Мальчишку с самого детства дворовая шпана доставала за черный цвет кожи. Матери даже пришлось отправить его к бабке в деревню, в Саратовскую область. Но и там местные не оставляли черномазого в покое. Пацану приходилось постоянно драться. Чуть ли не каждый день. Одному против толпы сельских оборванцев. В бабкином сарае он оборудовал себе нечто вроде спортзала и торчал там целыми днями. Тренировать его было некому, основных приемов ведения кулачного боя он не знал. И благодаря этому сумел разработать свою собственную систему тренировок. Результаты не заставили долго ждать – в одной из драк он сильно покалечил двух подкарауливших его на темной улице местных придурков, каждый из которых был на три года старше. В результате сел на пять лет в колонию для малолеток. Там сумел не только остаться мужиком, но и заработать кое-какой авторитет. Вышел. Понял, что в советской России с его цветом кожи ловить, кроме триппера, нечего, с помощью связей матери разыскал отца, добился приглашения в гости и уехал в Алжир. Там получил гражданство, принял ислам, сменил имя, стал вместо Олега официально зваться Абдаллахом. Попутно увлекся какой-то тамошней борьбой, усовершенствовав свою систему. Заработал титул абсолютного чемпиона Алжира по кумите.

Но в конце концов крупно поссорился с тамошними легавыми и удрал в Питер. К матери. Надо было как-то зарабатывать, и много. Тогда он примкнул к нигерийским наркоторговцам из мощного международного синдиката и быстро стал бригадиром боевиков. Вскоре в городе началась война за сферы влияния, между нигерийцами и активно действующими в Питере азерами-талышами. Самолично казнил захваченных азерботов. Но потом его группу, в полном составе, накрыл СОБР. Нигерийцы начали отстреливаться. Положили трех спецназовцев. В результате стычки в живых изо всей банды осталось всего двое. В том числе и Абдаллах.

Его осудили за убийства и участие в ОПГ, могли вкатать «вышку», но к тому времени уже объявили мораторий на смертные приговоры. Поэтому воткнули супермаксимум – двадцать пять лет – и отправили медленно гнить в Мордовию, в спецзону для иностранцев. Но Абдаллах и там сумел себя поставить, чуть ли не с порога став личным телохранителем тамошнего пахана по кличке Дядя Коля. Только вот несвобода – она несвобода и есть, как ни крути. С таким чугунным сроком легче надеяться на второе пришествие, чем на амнистию…

Киржач жадно затянулся. Нахмурил лоб, выпуская из носа две струи дыма.

– Каким образом Арни Стрелковский узнал, что в мордовской зоне пропадает отличный боец, – точно неизвестно. Впрочем, это не столь важно. Главное в другом – старому прохвосту удалось встретиться с Абдаллахом, сделать ему предложение, от которого тот не смог отказаться, а затем выкупить бойца. По согласованию с начальником колонии вместо него посадили другого негритоса. Кто их, черных, разберет, для непосвященного русака ленивые все на одно лицо. Ни одна мусорская проверка даже не чухнет, что произошла подмена. Количество контингента со списком совпадает – вот и порядок.

– К чему городить такие сложности? – не удержался от вопроса, судя по виду, весьма заинтригованный Тренер. – Гораздо легче просто объявить человека мертвым. Так всегда делают, когда выкупают зека из зоны на волю. Схема отработана. Если в документах он труп – никто даже искать не станет. Получай новую ксиву на другое имя и гуляй себе спокойно. Только пальцы нигде не оставляй.

– Логично, – согласился Киржач. – Но только не в случае с Аттилой. Жид Стрелковский хитер. И жаден. Он знал, что делает. У них с Аттилой контракт. На три года. Пока бербер побеждает, он купается в шампанском и живет как Крез, в относительной свободе. Если хоть раз проигрывает – сразу отправляется назад в Мордовию, гнить у параши. Для этого и понадобился живой двойник. Лоху черномазому просто хорошо заплатили, чтобы он три года парился за своего ленивого брата на зоне. А если повезет, то и меньше. Ведь в любой момент, если приспичит, можно легко сделать обратную рокировку. Гладиатор это знает. Если он продержится до окончания срока контракта, лох выйдет на свободу, а его, Абдаллаха Гейсари, просто объявят трупом. Короче… – Киржач вздохнул, – Аттиле осталось продержаться чемпионом всего… два-три часа, от силы… и тогда он окончательно обретет свободу. Вместе с новыми документами и кругленькой суммой американских денег.

В салоне «гелендевагена» повисла напряженная тишина. Киржач многозначительно хмыкнул и подвел черту:

– Так что сегодня у Аттилы по контракту последняя схватка. Стрелковский ни за что не кинет своего гладиатора, в мире боев без правил репутация у старика железная. Потому Аттила изначально верил ему, бился как зверь, больше двух с половиной лет разрывая на куски всех противников. И чем ближе финиш, тем яростней он дрался. Но именно сегодня он будет страшен, как никогда. Его можно понять – обидно отправляться назад в зону и гнить там еще двадцать лет, находясь буквально в шаге от победы… Вот такой расклад, Грек. Я не слишком тебя расстроил? Возможно, мне и не следовало рассказывать тебе эту… гм… душещипательную историю перед схваткой, но… Знаешь, мне почему-то кажется, что, зная про мотивы, движущие Аттилой, ты будешь биться еще упорнее. А? Что скажешь? Я прав?!

Виктор Анатольевич впервые за время поездки обернулся и пристально взглянул на Артема.

– Мне без разницы. – Грек, как ни странно, выглядел таким же спокойным, как перед отъездом с виллы. – Для меня имеют значение только мои личные мотивы. Чужие проблемы мне до лампочки. Так что ты зря потратил деньги. Хотя… – дернул щекой Артем. – Было вполне любопытно. Словно радиопостановку послушал. По новому детективу Валерия Горшкова.

– Да уж, – ухмыльнулся и качнул головой Тренер. – Не каждый день такие истории узнаешь. Прям хоть садись за печатную машинку и книжку пиши. Бестселлер гарантирован.

– Так сядь и напиши, – пожал плечами Киржач и отвернулся. – Сразу после поединка ты получишь вторую половину гонорара и – свободен. Прямо сегодня вечером можешь начинать. Надеюсь, финальный эпизод получится впечатляющим, и главного героя, находящегося в шаге от свободы, ждет красивая смерть на ринге.

Грек, сидя на заднем сидении летящего по слякотной Москве джипа, наконец сделал то, что у него не получилось в спортзале, – на несколько минут он полностью отключил сознание. И вновь поднял веки, только услышав глухое предупреждение Киржача:

– Кажется, подъезжаем.

После обычных процедур с проверкой они попали на территорию завода. Киржач вызвал кассира, принимавшего ставки на черном тотализаторе, и предупредил мордоворотов-охранников, что к нему должен прийти человек, чтобы его пропустили. Греку и его сопровождающим была отведена комната на первом этаже, окна которой выходили на место боев, где стояла огромная клетка. Публика уже собиралась. Бой Грека и Аттилы был пятым, последним в программе. До него оставался как минимум час.

Артем опустился на стул, вытянув ноги, и попытался расслабиться. Киржач нервно расхаживал по комнате, ожидая человека из банка, который принесет деньги для ставки. Остальные стояли у окна, разглядывая клетку.

– Ну вот, – задумчиво созерцая место боев, пробормотал Виктор Анатольевич, – осталось начать и… кончить. Аттиле на черномазую харю.

– Публики-то добре намечается, – заметил Тренер, опуская край шторы. – Прошлые разы было не больше сотни. Самые проверенные люди. А сегодня господа организаторы во главе с толстяком Арни что-то не на шутку размахнулись. Не иначе как всех золотых тельцов Москвы охватить решили и капусты одним махом немерено срубить.

– Так Новый год завтра, – напомнил Винт. – Детишки их с гувернантками идут на елку в Кремль, к Деду Морозу и Снегурочке. А родители… у них свой предпраздничный утренник. Для взрослых. И свои интересы. Как в песне у Толика Днепрова: «Свободы, хлеба, зрелищ, денег! Я так сказал!» О, гляди, Черт, твоя появилась!..

Винт ткнул пальцем через стекло в подошедшую к гладиаторской клетке пару – толстого, седого и лысого коротышку с крючковатым носом и держащую его под руку высокую роскошную блондинку в умопомрачительной шиншилловой шубе, красных сапожках на высоких шпильках и с огромной высокой грудью, явно искусственного происхождения. Стало быть, этот сморчок в понтовых темных очках и есть главный заправила, Арнольд Стрелковский. И пока муженек занят бизнесом, его юная супруга наставляет ему рога с телохранителем бывшего «нефтяника». К тому же – конкурента. Старо как мир и не оригинально. Обычная история.

Грек невидящим взглядом смотрел в пространство. Вдруг он вспомнил день своего выхода из СИЗО и свой звонок на автоответчик питерского УФСБ. Если ему не изменяет память, Киржач приказал своему телохранителю набрать этот номер позже и выяснить, действительно ли там живет некто с таким именем. Положительный ответ автоматически отводил любые сомнения. Но если соединение всякий раз происходит лишь с автоответчиком, это означало, что Артем успел кого-то о чем-то предупредить. Со всеми вытекающими для него последствиями…

Удивительно, но у него эта накладка напрочь вылетела из головы. Но и сам Киржач больше не напоминал о том звонке. Объяснений этому могло быть только два: или повторная пробивка номера не состоялась, или… или произошло чудо, и Максу или кому-то из его мужиков удалось просчитать ситуацию и в нужный момент вместо тупой машины ответить живым голосом и сказать нечто, заставившее хитрого и ушлого телохранителя Витька успокоиться самому и успокоить босса. Единственное, чего не могли знать Макс и его орлы, – это имени «соседа», названного Артемом Киржачу… У Артема немного отлегло от сердца. Значит, Лакин понял, о чем речь, и Анюту с ребенком уж всяко убережет от лап Киржача…

В дверь кабинета постучали, скрипнули петли. Грек открыл глаза. На пороге стоял стройный чернявый мужчина лет сорока, в дорогом кашемировом пальто с шелковым кашне. В руке его находился чемоданчик. За спиной возвышались два гоблина.

– А, Зиновий! – расплылся в улыбке Киржач и жестом поманил гостя. – Заходи. А комсомольцы твои пусть пока за дверью постоят. Нечего им, убогим, барские разговоры подслушивать. За моих бультерьеров не беспокойся, они в курсе темы. Кстати, – Виктор Анатольевич мельком взглянул на всех присутствующих, – знакомьтесь. Руководитель кредитного отдела «Маэстро-банка» Зяма Пургель. Мой старый друг и партнер по бизнесу. Еще с тех давних пор, когда рынок алкогольной продукции был в этой насквозь проспиртованной стране непаханой целиной!

Банкир оглянулся на мордоворотов, кивнул, вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь. Как деловой человек, он не стал тратить время попусту, положил несгораемый кейс на стол, открыл замок и откинул крышку, демонстрируя содержимое – ровные ряды перетянутых кассовой лентой долларовых пачек. Сообщил сухо, по-канцелярски:

– Как договаривались, Виктор. Ровно два миллиона баксов наличными. На три часа. Под двадцать пять процентов. Я договорился с управляющим, он в доле. Но я все равно сильно рискую. Если Бегемот узнает, что мы решились на такую рискованную авантюру, мне… – запнулся клерк. На его высоком лбу проступили три глубокие морщины. – Однако двадцать пять процентов за три часа – это очень большая прибыль. Полмиллиона долларов… Скажи, ты не передумал брать этот кредит? Если откажешься, я пойму. И немедленно увезу деньги обратно в депозитарий. Потеря столь огромной суммы нам троим – тебе, мне и Гофману – будет стоить жизни.

Артем видел, как банкир буквально физически разрывается между страхом за свою шкуру и безграничной алчностью. Действительно, заработать двести пятьдесят штук бакинских за полдня нервотрепки – это чертовски хороший бизнес. Но и ставить на карту собственную жизнь – страшно.

– Не волнуйся, ребе, все под контролем! – небрежно отмахнулся Киржач, приятельски обнимая клерка за плечи. – Просто расслабься и получай удовольствие от зрелища. – Он подвел его к окну и отдернул штору до упора. – Готов спорить, ты никогда еще не видел своими глазами ничего подобного! А?!

– Только по телевизору, – вздохнув, признался Пургель, с интересом разглядывая клетку и собирающихся вокруг нее зрителей и азартных игроков на черном тотализаторе. – Значит, берешь? – Взгляд карих глаз Зямы скользнул на подельника и на миг стал колючим и испытующим.

– Я не привык делать резкие рокировки по ходу игры, друг мой. – Киржач цокнул языком и нарочито медленно покачал головой. – К тому же ничего не изменилось. Я по-прежнему уверен в победе на девяносто девять и девять десятых процента! Кстати, скажи-ка мне по секрету, как старому товарищу по водочным махинациям, – Виктор Анатольевич позерски наклонился к самому уху Пургеля и, подмигнув, спросил достаточно громко, чтобы слышали все: – Ты в своей умной голове уже наверняка прикинул, на что потратить такую кучу денег. Ну, не ломайся как целка, колись!!! Я же тебя, прохвоста, как залуп… как облупленного знаю!!! Ну не мог ты, сын торговца шнурками и учительницы математики, родившийся с крохотными бухгалтерскими счетами в загребущих ручках, не разложить все загодя по полочкам, хоть убей меня – не поверю!!! Что глазенками елозишь, морда продувная, угадал я, м-м?!

– Угадал, угадал, – вынужден был нехотя признать чуть растянувший уголки губ клерк. – Я хочу добавить эти деньги к тем, что уже удалось собрать, послать на… все четыре стороны Бегемота, вместе с его сраным банком и хроническим геморроем, и открыть собственную риэлтерскую фирму, специализирующуюся на недвижимости за рубежом. Штучная работа, но зато прибыль… Да и просто менять квартиры в Москве и Питере на жилье в Хайфе и Берлине – это… – Пургель мечтательно вздохнул, на миг закатив глазки к потолку.

– Не сомневаюсь, ты все три тысячи раз просчитал. А потом еще две тысячи раз перепроверил. Значит, дело действительно стоящее. Короче, Склифосовский. Доставай трубку и прямо сейчас заказывай ужин в «Праге», – Киржач похлопал Пургеля по плечу и ощерился еще шире, во все тридцать два голливудских белоснежных зуба. – Потому что сегодня вечером у нас с тобой будет грандиозная пьянка, а завтра с утра у тебя появится реальная возможность подать учредительные документы, которые, бля буду, уже давно готовы и ждут своего часа в одном из сейфов! Я гарантирую! Верно, Грек?! – И бывший чиновник подмигнул развалившемуся на стуле, внешне совершенно спокойному Артему. – Зададим жару черномазым?!

Грек посмотрел на убийцу своего отца и сестры таким тяжелым взглядом, что Киржач мгновенно спал с лица, перестал улыбаться и отвернулся. И, как ни в чем не бывало, с фальшивой резиновой улыбочкой на роже продолжил ездить по ушам подельника, который в погоне за сладкой халявой пошел на преступный сговор с больным на голову.

Вскоре пришел сопровождаемый сразу четырьмя вооруженными охранниками кассир от тотализатора, судя по невозмутимому виду – заранее предупрежденный об огромных размерах ставки. Он достал из своего объемного кейса крохотную счетную машинку, вскрыл все банковские упаковочные ленты, не обращая никакого внимания на кривую ухмылку и демонстративные охи-вздохи стоящего над душой Пургеля, выборочно проверил на подлинность по одной купюре из каждой пачки, пересчитал всю сумму на машинке, занес данные ставки в портативный ноутбук, вместо букмекерской квитанции выдал Киржачу номерной жетон с микрочипом и испарился вместе с баксами, напомнив напоследок, что в случае успеха «господин Иванов» получит выигрыш более чем в десять миллионов.

Еще через десять минут огромный цех всколыхнулся, раздались крики, вопли, возгласы и аплодисменты собравшейся вокруг клетки с бойцами толпы. Рефери в попугайской полосатой футболке объявил начало первой схватки. Сошедшихся в драке без правил гладиаторов звали, как всегда, броско и мистически, – Дракон и Кровавый Папа…

В течение часа, вплоть до начала четвертого боя, Артем неподвижно сидел на стуле, вытянув ноги и закрыв глаза. Его, по молчаливому приказу Киржача, не беспокоили, старательно делая вид, что его вообще нет в комнате. И лишь когда в дверь постучал уже виденный ими при входе в цех плечистый громила в костюме, вежливо напомнил, что заключительный поединок дня состоится после небольшого перерыва. Он предупредил, что соперник Аттилы должен быть готов выйти к рингу, на обозрение публики, через пятнадцать минут. Грек открыл глаза, медленно расправил плечи, поднялся, жестким и резким тоном попросил всех, кроме Тренера, покинуть помещение, терпеливо дождался, пока все, в том числе и скрипящий зубами Витек, нехотя выйдут в коридор, и лишь затем сбросил куртку от спортивного костюма и, подбодряемый репликами Тренера, приступил к разминке.

Глава восьмая Изо всех сил

Артем замер перед распахнутой решетчатой дверью, ведущей в клетку. Внутри клетки повсюду была кровь. Ею, свежей, остро пахнущей бойней, была заляпана вся гладиаторская арена, а кое-где – даже огораживающие ее железные прутья. Грек умышленно заставил себя не смотреть на предыдущие поединки. Но по количеству крови можно было без труда представить накал драк, которые только что здесь происходили. Усилием воли он заставил себя не наблюдать, но уши-то он не затыкал. Он знал, что третий поединок завершился открытым переломом голени одного из соперников. А в четвертом гладиатору по кличке Вампир сломали нос, превратив его в месиво из фарша и костяной крошки. Вот почему на устилающих арену жестких матах так много крови…

Несмотря на то, что во время сегодняшних боев пока никого не убили и на то, что для него это был уже не первый бой, у Грека упало сердце, и он вдруг остро почувствовал, как ему в лицо пахнуло смертью. Чьей?!. Древнегреческий философ Эпикур однажды сказал: «Самого ужасного из зол – смерти – не стоит бояться. Ибо оно не имеет к нам никакого отношения. Когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то уже нет нас». Неожиданно вспомнив это изречение, Артем ухмыльнулся. Красиво сказано и, на первый взгляд, даже верно. Мертвым уже все до лампочки. Но, как и вся философия, по-детски наивно…

Седой старик, живший на земле Эллады за век до рождения Иисуса, в ту пору еще не знал про учение Фрейда и науку под названием диалектика. Считая себя Человеком Разумным, сверхсуществом, он, идеалист, упустил из виду одну существенную деталь – изначально все люди – просто животные, такие же самые, как остальные представители семейства млекопитающих. Всеми их поступками движут только две главные силы: инстинкт самосохранения и инстинкт продолжения рода. Любая философия хороша, когда ты сыт, находишься в безопасности и, как пресловутый Диоген, лежишь себе в сухой и уютной бочке и думаешь о высоких материях, поплевывая в потолок.

Но когда в один прекрасный день, услышав поблизости странный шорох, ты видишь рядом с твоей бочкой голодного тигра, когда смерть дышит в затылок и ты знаешь, что от тебя зависят жизни близких, например детей, дремлющий в нас зверь стремительно вырывается наружу и бросается на врага. Зверь, а никак не тряпка, смиренно призывающая подставлять под удар вторую щеку, может противостоять опасности! Как любое живое существо на земле, зверь боится смерти. И именно страх смерти помогает даже самым хилым из нас яростно биться перед лицом серьезной опасности и побеждать гораздо более сильных врагов!!! Так что… не пош-шел бы ты, дядя Эпикур, в самую глубокую и грязную жопу, вместе со всеми своими заумными фразами и, до кучи, со всеми «великими» соседями по потрепанному цитатнику!!! Мы, звери под названием люди, будем, как и раньше, всю свою короткую жизнь каждой клеткой бояться смерти, потому что это – правильно, это – нормально, это – естественно и только страх перед смертью дает нам силы выживать!!!

Толпа зрителей дрогнула и взорвалась, все взгляды, как по команде, мгновенно переметнулись с Ангела Тьмы на появившегося с другой стороны арены гладиатора, безусловного фаворита предстоящего финального боя. Одетый в смокинг ведущий – известный всей России усатый шоумен – взял со стола микрофон и объявил:

– А сейчас, дамы и господа, великий и ужасный, не чувствующий боли и не имеющий сострадания, могучий и непревзойденный, не ведающий поражений вот уже три года подряд абсолютный чемпион наших состязаний… черный саблезубый тигр… А-т-т-и-л-а-а-а!!!

– А-а-а-а-а-а!!!! У-у-у-у-у!!!! А-а-а-а-а!!! – зрители повскакивали со своих мест, засвистели, затопали ногами, захрипели, стараясь перекричать соседей.

– Его противник – новичок в боях без правил – Ангел Тьмы!

Грек стиснул челюсти. Он не моргая смотрел на медленно идущего через ревущую толпу к арене, голого по пояс, играющего грудными мышцами и вновь отрастившего испанскую бородку чернокожего гладиатора, Абдаллаха Гейсари по прозвищу Аттила. Артем чувствовал, как в груди пулеметной очередью застучало сердце, а на левой щеке опять начала предательски дергаться мышца. Она, зараза, всегда напоминала о себе в момент наивысшего напряжения. В школьные годы, когда Артему, как и всем остальным мальчишкам с их хулиганской Лиговки, приходилось частенько пускать в ход кулаки, один вид этой дергающейся у него на скуле мышцы уже был способен охладить пыл противника и заставить его капитулировать. Ибо все знали: когда у Темки Грекова из второго подъезда начинается тик, с ним лучше не связываться. Себе дороже выйдет.

Господи, как же давно это было! Словно в другой жизни.

– Ты готов? – послышалось рядом. Грек повернул лицо к собранному, серьезному, как никогда ранее, Тренеру. Кроме него и сопровождавших их от самой «раздевалки» четверых бугаев, стоявших чуть позади, рядом с распахнутой дверью арены не было никого. Киржач со свитой, спустившись в зал, уже заняли свои места в первом ряду. По соседству с окруженным быками старым мухомором Арни Стрелковским и его очаровательной супругой Мариночкой, старательно делающей вид, что не замечает стоящего в шаге от нее Вольдемара.

Аттила между тем уже легко продрался сквозь толпу, подошел к сопернику, встал напротив и принялся разглядывать его, прячущего лицо за маской. Потом демонстративно набрал полный рот слюны и смачно сплюнул прямо под ноги Греку, чем вызвал у своих многочисленных поклонников новый приступ помешательства. Проходя мимо, ниггер словно случайно наступил Артему на ногу, толкнул плечом и первым вошел в клетку.

– Ну ладно, обезьяна… – слетело с губ задохнувшегося от ярости Ангела Тьмы.

– Ты сможешь сделать его, парень! Ты лучше всех, кого я когда-либо готовил! Ты – просто машина для убийства! – с жаром шептал в самое ухо Артему Тренер. – Я верю – ты выйдешь из этой двери первым! А сейчас… вперед!!! Вырви этой горилле кадык!!!

– Скажи, – Артем повернулся и посмотрел прямо в глаза Тренера. Его голос звучал сиплым шепотом. – Ты со мной или с ними? – Он небрежно кивнул в сторону не спускающего с него глаз Киржача.

– Ты хочешь меня о чем-то попросить? – догадался Тренер.

– Да, хочу, – кивнул Артем. – Ты свою работу сделал, ты больше не нужен. Поэтому его обломы тебя не тронут. Если вдруг… в общем, если получится так, что первым из этой двери выйду не я, я хочу, чтобы ты позвонил моему другу, в Питер, по номеру… и рассказал все, что знаешь. Обещай мне, Тренер.

– Не надо больше называть меня Тренером, – выдержав взгляд Артема, сухо сказал мастер. – Меня зовут Владислав Иванович. Можно просто Влад.

– Ты позвонишь… Влад?

– Нет, Артем. Я не позвоню, – покачал головой Владислав Иванович. – Ты сам это сделаешь. Все закончится благополучно, вот увидишь. И если для того, чтобы позвонить после поединка, тебе понадобится моя помощь – я тебе помогу. Обещаю. А сейчас иди. И ничего не бойся. Запомни только одно: Аттила сделает с тобой то, что может. А ты сделаешь с ним то, что захочешь. Удачи тебе.

– Спасибо, Иваныч, – Артем неожиданно для самого себя обнял пожилого мастера кулачного боя, развернулся и вошел в клетку. Стоявший рядом с дверью рефери запер дверь и завопил:

– Вы оба знаете единственное правило поединка! Правил нет!!!

Гонг отметил начало финальной схватки.

В своем последнем – при любом исходе – гладиаторском бою, Аттила, похоже, избрал совсем другую тактику, чем в записанных на кассету поединках. Он не стал тратить время и силы на разведку и сразу же после гонга бросился в стремительную атаку. Первый его удар ногой в бедро провалился в пустоту – Грек согнул ногу. Но от последовавшего сразу за ним удара рукой Артем увернуться не успел. Жгучая боль обожгла лицо и отшвырнула Грека назад. Он потерял равновесие и едва удержался на ногах, но тут сработал автопилот – два отскока в сторону он сделал машинально, и следующий выпад чемпиона уже не достиг цели.

Боль и появившийся на губах соленый вкус крови произвели на Артема эффект холодного душа. При помощи жестких блоков он погасил еще одну атаку ниггера и, работая корпусом, как маятник, провел целую серию ложных выпадов. Поймав Аттилу на контратаке, вдруг нанес ему короткий, но очень болезненный удар ближней ногой в голень, на который ниггер не успел среагировать. Чемпион словно налетел на невидимую стену, зашипел, чуть опустил сжатые в боевой стойке руки и едва не получил сокрушительный удар в голову, в который Грек вложил столько ярости и злости, что, окажись Аттила менее расторопным, поединок имел все шансы завершиться уже на первой минуте. Но Аттила не зря был чемпионом. Не зря победил в двадцати семи гладиаторских схватках подряд. Не зря заработал для своего хозяина, выкупившего его из зоны, миллионы баксов. И тотализатор отнюдь не зря принимал ставки на претендента шесть к одному.

Едва Артем понял, что промахнулся, он не смог сдержать эмоций, у него вырвался отчаянный крик. Уже стоящий на ногах и легко приплясывающий Аттила довольно ухмыльнулся, прищурился, покачал указательным пальцем, потом резко провел им по шее и ткнул в сторону Грека, прокричав что-то по-французски.

Публика сошла с ума, она выла и бесновалась, но Артем не видел и не слышал ее. Все, что находилось по ту сторону окруженной железной клеткой, заляпанной кровью арены, перестало существовать после первого пропущенного им удара в лицо. В ответ на театральную реплику Аттилы он оскалил зубы и процедил, зная, что соперник отлично его поймет:

– Может, хватит вые…аться, земеля? Материться можно и по-русски, – и, злобя ниггера, подкрепил свое предложение перейти на язык родных осин крепкой витиеватой тирадой, намекающей на связь матери Аттилы с хвостатыми приматами из питерского зоопарка.

И сразу заметил, что в карих глазах непобедимого гладиатора на миг промелькнула… нет, отнюдь не ярость за умышленное оскорбление и намек на расовую неполноценность… в них было дикое удивление. Которое исчезло одновременно с броском, быстроте которого могла позавидовать даже королевская кобра. Артем поймал направление удара и успел упасть в полушпагат, пригнуться. Первая нога закрутившего лихую вертушку Аттилы просвистела в сантиметре над головой. Вторая же… Вторая угодила прямо в грудь, опрокинув на спину, как снесенную шаром кеглю, остановив на секунду лихорадочное биение сердца и лишив Грека возможности дышать. В груди жгло так, словно в глотку ему залили раскаленный свинец.

Лежащий на боку Артем, перед глазами которого плыли черные круги, кожей ощутил резкое колебание воздуха. За доли секунды просчитал летящий ему в шею страшный ломающий удар и успел перекатиться в сторону за миг до того, как рассекшая воздух подошва легких теннисных ботинок застыла в двух пальцах от мата. Удар был однозначно смертельным. К счастью, он не достиг цели.

Удалось сделать частичный вдох. Значит не все так безнадежно, главное сейчас не пропустить роковой удар, продержаться несколько секунд, восстановить дыхание! Боковым зрением уловив новый бросок Аттилы, Грек снова откатился, с хрипом втянул в легкие новую порцию воздуха и попробовал рывком подняться на ноги, сделать так называемую «лягушку»…

Аттила настиг его в полете. Удар ногой в печень оказался страшен. Словно челюсти невидимого бультерьера вырвали из правого бока кусок мяса. Артем охнул и упал, непроизвольно подтянув колени к груди и подергиваясь, как щелбаном сбитая с ветки на землю мохнатая гусеница. В голове шумело, но барабанные перепонки Грека уловили ликующий вопль зала. А кто-то, стоящий совсем близко к клетке, заорал, обезумев, в порыве экстаза:

– Добей его, падлу, добей его, суку!!! Вырви ему сердце-е-е!!!

«А вот хрен вам на блюде, – в Артеме проснулся внутренний голос. – Ну, чего разлегся, как шлюха? У тебя всего три секунды. Пока этот грязный урод задирает вверх грабки и кривляется, празднуя главную свою победу, на потребу ревущей толпы. Вот он, совсем рядом, только руку протянуть! Чего же ты медлишь, кретин безмозглый?! У тебя осталось всего полторы секунды. Этот отморозок не станет тебя калечить, он прикончит тебя одним ударом в голову!!! Встава-а-а-й!!!»

Артем осознавал, что жизнь его висит на волоске. Любое промедление означает одно – смерть. Он оценил обстановку. А интуиция опытного бойца-рукопашника подсказала единственно возможный в его положении порядок действий.

Похоже, никто из зрителей гладиаторской схватки не верил, что нокаутированный Ангел Тьмы сможет не только подняться, но и продолжить бой. Не верил в это и довольно оскаливший зубы, с грудным воем победно воздевший руки вверх ниггер, спеша насладиться своей самой главной за три года победой. А зря.

Все случилось так быстро, что толпа ахнула. Чемпион решил, что пришло время ставить победную точку и добивать противника. Разумеется – насмерть. Победа в финальном бою должна быть красивой и жестокой. Чтобы его, несокрушимого Аттилу, запомнили навсегда. Ниггер опустил руки, сделал два раскачивающих движения корпусом и, прыжком сменив расположение ног, решительно двинулся на лежащего Грека.

Только тот вдруг очнулся, сжался, словно стальная пружина, подпрыгнул высоко, схватился за железные перекладины клетки, быстро перебирая руками, подтянулся, буквально взмыл над ареной и встретил не успевшего поставить защиту чемпиона несильным, но очень точным ударом ногой в ухо. А затем прыгнул на покачнувшегося Аттилу, успев в полете провести прямой добивающий удар кулаком в переносицу. Рухнул всем своим богатырским весом сверху, подмял, что есть силы надавил предплечьем на кадык, перекрывая доступ воздуха и дал пудовым кулачком промеж глаз Абдаллаха еще разок. Затем вдарил еще и еще, со всего плеча, кроша белоснежные зубы, превращая губы в бесформенный кусок кожи, а нос – в расплющенный мешок с костями. Потом отпустил захват, сорвал с лица проклятую маску, отшвырнул в сторону, накрыл левой рукой подбородок, фиксируя положение головы, раздвинул «козой» средний и указательный пальцы на правой руке, набрал полные легкие воздуха, примерился…

Вот он, момент истины. Момент справедливой расплаты. Не видать тебе, ниггер, ни безмятежной свободы с кучей зеленых Франклинов, ни даже мордовской спецтюрьмы с парашей. Слишком жирно для тебя. Ты уже свое на этом свете с лихвой отгулял. Все, лимит исчерпан. Получай, тварь черномазая!!!

Но не успел Артем осуществить страшную кару. Остановился. Застыл. Поднял безумное лицо, огляделся. Что за чудо?

Вдруг рявкнул, эхом отразившись от стен и потолка, заполнил огромное пространство ангара десятикратно усиленный мегафоном и показавшийся Греку странно знакомым и почти что родным жесткий мужской голос. Голос без пяти минут майора ФСБ по фамилии Лакин:

– Внимание!!! Всем оставаться на местах!!! Работает спецназ Федеральной Службы Безопасности!!! Вся территория завода и цех блокированы!!! В случае сопротивления снайперы открывают огонь на поражение!!!

Застыли устроители боев, замерли их мордатые телохранители, не рискуя достать спрятанные под пиджаками стволы. Окаменели, уронив челюсти и став белее снега, разгоряченные зрители. Три с лишним сотни присутствующих мужчин и женщин втянули головы в плечи, боясь шелохнуться. Сник ведущий бои, знакомый всей России седовласый усатый шоумен. Кто-то, за кем не было известных милиции и спецслужбам грехов, больше всего переживал за безвозвратно потерянные деньги, которые были поставлены на тотализатор. Другие вздыхали, почесывая бритые затылки, и мысленно примеряли на себя вместо стильных «Кардена» и «Экко» рваный зековский клифт и кирзовые говнодавы.

Впрочем, не все из этой фартовой публики безропотно приняли неожиданный удар судьбы. Далеко не все. Некоторые полезли за сотовыми телефонами, спеша предупредить влиятельных друзей из МВД, Госдумы, Совета Федерации, правительства Москвы и даже Кремля о случившейся с ними маленькой неприятности, которую, разумеется, надлежало уладить, причем как можно быстрее и желательно – без огласки в СМИ.

Один, особо шустрый, вмиг позабыв про сопровождавшую его на кровавое шоу длинноногую брюнетку с невинным лицом развращенной Лолиты, сначала попытался по старой привычке выхватить пистолет, а потом набрал пятую космическую скорость и, с хриплыми воплями работая пухлыми ручонками в массивных золотых гайках, рванул в сторону ближайшей двери в надежде вырваться из ловушки. Наивный. Неужели он не знал, что от пули не убежишь? Или по тупоумию своему не поверил предостережению объявившего о начале операции офицера ФСБ? Значит, дурак ты, Вася. Хоть и счет у тебя в Швейцарии и вилла на Канарах. Дураком жил, дураком и сдохнешь.

Взявший его на мушку снайпер не торопился. Он медленно вел стволом СВД, выжидая, когда за спиной вооруженной мишени не будет посторонних объектов, а затем плавно и решительно надавил на спуск. Звука выстрела никто не услышал. Только все видели, как споткнулся прыткий бегун, как с глухим стуком выпал у него из ослабевшей руки черный пистолет насквозь забугорной системы «беретта» и как из появившейся у него над ухом крохотной дырочки брызнул алый кровяной фонтанчик.

Снайпер знал, что делал. И добился своей цели одним выстрелом. Желающих испытывать судьбу и рисковать шкурой больше не нашлось. Цех быстро заполнялся вооруженными автоматами «кипарис» решительными ребятами в черной униформе и пуленепробиваемых шлемах-сферах и их коллегами в штатском. Им понадобилось не больше минуты, чтобы взять место проведения незаконных гладиаторских боев под контроль и разбить всех присутствующих на группы, уделяя особое внимание бройлерного вида молодцам с оттопыренными на груди пиджаками. Молодцы вели себя благоразумно. И старались поменьше смотреть туда, где в луже собственных мозгов лежал так и не добежавший до заветной двери торопыга. Прониклись, надо полагать. Осознали. А потому, потупив очи долу, вели себя, как благовоспитанные институтки на осмотре у гинеколога и позволяли быстрым и шаловливым ручкам бойцов спецназа ощупывать самые сокровенные места организма в поисках запрещенных к ношению или не оформленных надлежаще в милиции опасных предметов. Впрочем, почти у всех имеющих при себе вышеобозначенные предметы молодцов с оформлением было все в полном порядке. Чай, не в конце двадцатого века живем. Капитализм на дворе. Развитой, блин.

Сообразив, что случилось, и наконец узнав этот голос, Артем отпустил подбородок не шевелящегося Аттилы, выпрямился и направился к двери. Одного взгляда на попугая-рефери хватило, чтобы тот послушно выдернул засов и на всякий случай отошел на три шага в сторону. Сопровождаемый взглядами шокированных зрителей, Грек подошел к сидящему в первом ряду Арнольду Стрелковскому, бросил полный ненависти взгляд на раздавленного «нефтяника» и сказал:

– На вашем месте, уважаемый, я бы лучше присматривал за женой и выгнал в шею всю охрану, – Артем недвусмысленно перевел взгляд сначала на блондинку, лицо которой быстро покрывалось пятнами нездорового румянца, затем – на испепеляющего его взором, с трудом держащего себя в руках Вольдемара. – И за людьми, которым вы доверяете свои коммерческие секреты. Некоторые из них совсем не умеют держать язык за зубами.

– Ты уже труп, – выдавил Черт. – Тебе хана!!!

– Неужели?! Так давай, возьми меня, попробуй. Чего ты стоишь?

– Я даже, так уж и быть, попрошу бойцов, чтобы тебя не трогали, – на плечо Артема легла и сжала его горячая, тяжелая рука подошедшего сзади Макса. – Ну так как, Сандерс? Рискнешь здоровьем, или уже обосрался от страха? Без ствола за пазухой ни хрена не можешь. Ублюдок.

– Ладно, начальник, – сквозь зубы процедил Вольдемар. – Радуйся. Только учти – это еще не конец.

Сзади, в клетке, послышался стон. Грек оглянулся. Нигер очухался, зашевелился, безуспешно пытаясь встать на четвереньки, тупо мыча и, как после контузии, мотая чугунной головой. Грек скривился брезгливо. Отвернулся. Вновь бросил взгляд на продюсера:

– А вообще у вас сегодня на редкость счастливый день, господин Стрелковский. Вы узнали о том, что ваша прелестная жена – блядь, каких мало, и уже давно и с удовольствием спит со всеми мужиками подряд. Вы узнали, что с ее помощью ваши конкуренты выудили у ваших компаньонов важную информацию. Но это – сущие мелочи по сравнению с главным. Вы только что проиграли боссу любовника вашей жены, Виктору свет Анатольевичу, огромную сумму – десять миллионов баксов. Но вам, в отличие от этого ублюдка, взявшего свою ставку взаймы в банке, – Грек кивнул на Киржача, – не придется отдавать этот долг. Некому будет платить. Да и на бойце своем… непобедимом… вы тоже здорово сэкономили. Сначала он три года зарабатывал для вас огромные деньги, а сейчас вместо теплого пляжа вынужден будет вернуться в зону, где будет гнить двадцать лет, к которым добавят еще три, за побег. К тому времени, как он откинется, вы, уважаемый Арни, благополучно умрете. Так что вам сегодня неслыханно повезло. Единственная неприятность – вас могут привлечь к ответственности за организацию подпольных гладиаторских боев, за тотализатор, за сговор с целью выкупа иностранного гражданина из тюрьмы. Но, я уверен, с вашими связями и возможностями вы отделаетесь легким испугом. Придется, правда, пожертвовать кругленькой суммой, но ведь это такая мелочь в обмен на счастье умереть в собственной постели. Если повезет – во сне. Одним словом, среди всей этой толпы вы единственный счастливчик, кто должен радоваться именно такому финалу.

– С таким острым умом, с такой богатырской силой и такой беспредельной фантазией, – старик скосил рыбий глаз на свою распутную женушку, пожевал губами, оценивающе посмотрел на измазанного кровью Грека и покачал головой, – удивительно, что, обладая всеми этими достоинствами одновременно, вы до сих пор живы, молодой человек. Впрочем, – Арнольд Стрелковский улыбнулся самыми кончиками синюшных стариковских губ, – я уверен, что это ненадолго. Поверьте моему жизненному опыту и способностям предсказывать будущее.

– Ладно, не пугай, хорек драный, – фыркнул Макс, кивком головы подзывая двух бойцов спецназа. – Птица ты действительно известная. Я бы даже больше сказал – орел! Но вот насчет того, чтобы отделаться легким испугом… вынужден тебя разочаровать. На сей раз в тюрьму ты все-таки сядешь. Я, знаешь ли, иногда могу предсказывать ближайшее будущее людей гораздо точнее, чем любые экстрасенсы, вместе взятые. Что же касается тебя, то, поверь, лет на пять вперед его я могу предсказать во всех подробностях. Вплоть до распорядка дня и традиционного меню того ресторана, откуда три раза в сутки тебе будут приносить баланду! Уведите его!

Лакин мельком взглянул на Артема и обратил свой взор на Киржача.

– А для тебя, сволочь, я могу сделать специальный бесплатный прогноз. Только боюсь, он получится не слишком длинным. Максимум – на сутки, много – двое. Дело в том, что все обнаруженные сегодня в кассе тотализатора деньги будут, в соответствии с Законом, конфискованы в казну государства. Только сдается мне, что тебе, победитель, от этого не легче. Ты, кажется, слегка задолжал. Но не вон тем ребятам, – Макс указал пальцем на понурого Зяму Пургеля и его шкафов, – а директору банка, где эти мудаки патентованные имели несчастье состоять на ответственной должности! Два лимона – огромные деньги. Отдать ты их не в состоянии. Что тебе остается?.. Самым гуманным будет завести на тебя уголовное дело, как и положено, взять подписку и до суда оставить тебя на свободе. Для тесного общения с кредиторами. А уж эти ухари наверняка придумают, как с тобой поступить. Даже если деньги не вернут, так хоть удовольствие напоследок получат, пропустив тебя по конвейеру. Ну как, падло, улыбается такая заманчивая перспективка?!

Киржач не ответил. Только икнул, пукнул, а потом все, кто находился рядом, увидели, как из-под его стула на щербатый пол цеха потекла горячая, резко пахнущая струйка мочи.

– Тьфу ты, бля, – скривился Лакин, зажимая нос пальцами. – Даже сдохнуть нормально не может, засранец. Пошли отсюда, Грек, меня уже блевать от всего этого натюрморта тянет. Ты, кстати, как себя чувствуешь?

– Терпимо, – нахмурился Артем, потирая правый бок.

– Пойдем-ка в автобус, старик, – сказал Лакин и взял Грека за плечи. – Там… в общем, там ОНА ждет. Я просил ее не приезжать, да разве твою Аньку отговоришь! Фурия! Огонь-баба! Как ты с ней вообще справляешься – ума не приложу. Удивляюсь, как она на завод в обход оцепления не просочилась. Да погоди, не беги ты так, никуда она от тебя не денется!!! Тоже мне, новобрачный нашелся.

Глава девятая Последняя, но не окончательная

– В общем, ты молодец. Использовал все шансы, какие у тебя были, – похвалил Лакин.

О своем состоявшемся две недели назад повышении Макс не обмолвился другу даже словом. Вполне достаточно было того, что участвующие в операции бойцы спецназа обращались к нему по новому званию – товарищ майор, – и Артем не мог этого не заметить.

– Сначала эта неуловимая Марго тебе глазки на происходящее слегка приоткрыла. Жаба ее заела, что ли? – Лакин криво ухмыльнулся и покачал головой. – Нечастое явление для таких тигриц из ГРУ, прямо скажем… Потом в СИЗО парнишка этот, татуировщик, как нельзя вовремя подвернулся. Дошла твоя весточка, словно телеграмма-молния. Спасибо цирикам. С самыми точными русскими указаниями дошла. В смысле, кто виноват и что делать. Ну, а со звонком в контору, на телефон доверия, вообще цирк, да и только, – Макс осклабился. – Хотя бы потому, что мудило Витек так проникся своей шизофренической идеей о твоей победе на гладиаторских боях, что позволил тебе взять в руки мобильник. Мог, а по уму даже должен был сказать «нет»! Но…

Потом, опять-таки, ты своим блестящим монологом все так красиво по полочкам разложил, прямо как опытный диверсант, что расшифровать твою абракадабру не составило никакого труда. Я как про тестя своего услышал, сразу в голове закрутилось: «Киржач, сука!» Слышал я краем уха, что после отъезда из Усть-Озернинска его в Москве видели, в казино…

Потом они, как и следовало ожидать, нажали повтор, перезвонили тому, с кем ты якобы говорил, и автоответчик, понятное дело, сразу вызвал у них много вопросов. Я не мог точно знать, какую именно пургу ты им вдувал в уши насчет «того парня», но то, что они будут пробивать номер до упора, было очевидно даже пьяному ежу. На каждый нестандартный случай, а уж на такой, когда звонящий на анонимный номер прикидывается шлангом и скрытым текстом просит помощи, в нашей конторе уже да-а-авно конкретные наработочки имеются.

Короче, посадили мы у телефона нашего пародиста Кирюху Елкина – он хоть и алкаш конченый, но зато непревзойденный мастер самые разные голоса подделывать – куда там всей кучерявой пиздобратии из «Аншлага» и иже с ним. За то до сих пор и не выгнали пинком под зад. Сидел он у телефона, готовый при необходимости изобразить пьяного в хламину мужика на утро пятого дня запоя. Благо своего опыта не занимать.

Тут и звоночек пакостный подоспел. Сандерс, телохранитель Витюшин звонил. «Алле, – говорит, – а кто это, Миша, ты?» Типа на дурачка взять. Ты, старик, готов спорить, ему совершенно другое имя называл. Верно?! Я так и понял… Только не на того он напал. Кирюха черта лысого заболтает, если нужно. Открою тебе страшную тайну, так уж и быть. Он у нас раньше психологом-переговорщиком при спецназе был, по заложникам специализировался. Или если кто особо шустрый в труднодоступном месте забаррикадируется, оба курка на охотничьей берданке взведет и три бутылки на халяву требует, угрожая разнести себе башку. Потом бухать начал, так у нас в роли запасных и оказался… В общем, сделал он Сандерса, как сопливого, тот даже не чухнул, что его разводят. Схавал байду, как доктор прописал. И больше, полагаю, никаких сомнений на твой счет не имел…

Лакин достал сигарету, закурил. Разогнал рукой дым.

– Я сразу рванул к начальству новому, на месте генерала Вырвидуба посаженному, срочно доложил обстановку, дескать, рецидив старой усть-озернинской болезни. Думали – вылечить удалось, но, оказывается, крупно ошиблись. Серьезное обострение. С возможным летальным исходом. Так что самое время бригаду хирургов вызывать. Начальство прониклось, дало добро, созвонились с первопрестольной-матушкой, скоординировали действия. Пока я в Москву летел, местные спецы уже следака твоего, Птицына, вкупе с начальником СИЗО качественно в оборот взяли. Так сволочей прессанули – просто загляденье, любо-дорого. Кстати… тебе будет интересно. Ису Сухумского, гиганта полового из ИВС, помнишь? Ну, разумеется. Разве хоть один мужик такое может забыть? Ха-ха!

Макс прищурился, стряхнул столбик серого пепла.

– Подстава это, старик, чистой воды. Провокатор он отменный, из бывших блатных, на ментов уже третий год работает. Выбор у него был небогатый – или в «петушатник», или в провокаторы. Между прочим, за изнасилование малолеток его и взяли, так что в той лапше, которую он тебе навешал, только часть вымысла, остальное – горькая правда. И легенда его, демонстрацией гениталий слоновьих подкрепляемая, практически на всех сокамерников безотказно действует. Потом по плану – шантаж арестанта следователем. Дескать, вот будешь молчать дальше, не возьмешь на себя статью – расскажу уркам в камере, как ты авторитета блатного уболтал, нам, легавым, помогая. И абзац тебе, Гагарин. Считай – долетался… В общем, узнали про намерения Киржача тебя на бои выставить, на виллу загородную вышли, которую этот ублюдок у знакомца своего старого на время снял. За долг прошлый. Вроде бы он помог ему лет пять назад, от бандитов в Питере отмазал, с помощью брательника. Игос уже на свободе.

Число приглашенных на этот бой зрителей оказалось рекордным. Что, в общем, вполне понятно. Последний бой непобедимого чемпиона! Кому же не хочется поприсутствовать? Да и Новый год на носу, как ни крути. Так что даешь адреналин. С кровью.

Сколько изъяли? Точную сумму мне не докладывали, рожей, знаешь ли, не вышел. Не того полета ягода. Захватом руководить, ответственность на себя брать – это завсегда пожалуйста. Но денежки делить – здесь особый опыт нужен. И погоны. Но базар, я слышал, шел о цифре в пять-шесть миллионов, приблизительно. Не рублей, ясный перец. Включая и те два, которые поставил на твою победу Киржач.

Только ты в корень зри. Как Козьма Прутков. Самое главное в чем? Вовсе не в том, сколько именно наличных баксов удалось изъять из кассы черного тотализатора. Пять, семь или все десять. Дураку ясно, что много. Нам с тобой столько макулатуры сразу и не снилось. А суть в том, что ни бакса из этой баснословной суммы в официальных документах не появится! Половина, или вроде того, тихо вернется обратно в лохматые грабки. Остальное… скажем так: будет добровольно пожертвовано в фонд голодающих Поволжья. Сам знаешь, какая у наших несчастных генералов мизерная зарплата. Да и слишком жадными с товарищами по оружию, теми, что «по вертикали», тоже быть нельзя, не поймут. Что на этот счет бывший вечно улыбчивый министр финансов, Лифшиц, не к ночи будь помянут, говорил, помнишь? «Надо делиться». И тогда все у тебя, дорогой товарищ, будет хорошо и правильно. Как в рекламе пива.

Кого-кого?! Киржачевских гоблинов на госхарчах приютили, конечно. Был бы человек хороший, а за статьей дело не станет…

А насчет Виктора Анатольевича с энурезом не беспокойся. С ними обоими все будет хорошо. В смысле… Ну, ты меня понял, старик. Завтра его допросят и отпустят на все четыре стороны, под подписку. Но предварительно поднимут трубочку и сообщат в службу безопасности «Маэстро-банка» точное время, когда можно присылать кортеж и забирать тело. То есть пока еще Виктора Анатольевича во всей красе, но ты не волнуйся – «тело» появится очень скоро. Столичные товарищи слишком хорошо знают, кто руководит этим маленьким, неприметным, но весьма зубастым банком, какая у него раньше была в братве кликуха и, главное, – как этот гуманитарий с большой дороги поступает, когда некто оказывается не в состоянии вернуть долг. Тем более в два миллиона долларов. Так что не надо о грустном. На этот раз не запятая, точка. Чисто конкретная. На самом деле. Я, старик, не в ментовке Родине служу. Я за базар отвечаю.

Ладно, чего загрустил? Брось. Все уже позади. И нам с тобой, нормальным мужикам, дальше жить надо. И желательно – с гордо поднятой головой. Так что не трави душу, лучше наливай. Рванем водочки, по второй. Ну… как говорится… Что? А-а, правильно. Давай, брат. За нас с вами и за буй с ними!!!

Конец второй книги.

Оглавление

Часть 1 . Подстава

  Глава первая . Казино, блондинка и бои без правил

  Глава вторая . Реквием по генералу

  Глава третья . Здравствуйте, я ваша крыша

  Глава четвертая . Игра началась

  Глава пятая . Мусорская подстава, или еще раз о вреде длинного языка

  Глава шестая . Русская Мата Хари

  Глава седьмая . Грязный Гарри

  Глава восьмая . Если друг оказался вдруг…

Часть 2 . «Матроска»

  Глава первая . Порнокиллер

  Глава вторая . Я бы в стукачи пошел, пусть меня научат

  Глава третья . Пыточный аттракцион

  Глава четвертая . И вот она – «Матросская тишина»

  Глава пятая . Кольщик

  Глава шестая . Пресс-хата

  Глава седьмая . И все-таки дружба не ржавеет

Часть 3 . Бои без правил

  Глава первая . Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша…

  Глава вторая . Домик олигарха

  Глава третья . Повадки зверя

  Глава четвертая . Сначала – тело, потом – дело

  Глава пятая . Так делают суперменов

  Глава шестая . В первый раз

  Глава седьмая . Ставки сделаны, ставок больше нет

  Глава восьмая . Изо всех сил

  Глава девятая . Последняя, но не окончательная

Реклама на сайте