«Коротко о главном»

Коротко о главном (fb2) - Коротко о главном 445K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Львович Леви

Владимир Леви Коротко о главном

© Издательство ООО «Торобоан», 2010

© В. Л. Леви, текст, иллюстрации, 2010

* * *

О, кто же знает, зачем жизни наши переплетаются как лианы, зачем бог любви превращает нас в пьяных детей? Тьма зубами скрежещет: очисти себя от скверны! А свет смеется: лети! – лети! Художник свободный, доверься кисти – конца не бывает, но есть поворот пути, и дан выбор частице всякой: залечь незряче в глину глухой разлуки, в окаменелый сон – или взорваться, вспыхнуть в волне горячей – Моцарт спасен!

Что может вытворить растущая книга, известно: то же, что и растущий ребенок. Вдруг взять да и забрыкаться.

Вдруг вырасти больше или меньше, чем ожидаешь. Вдруг захотеть быть другой, не какой тебе хотелось, планировалось, а…

С моими такое случается постоянно, уже привык, но эта, кажется, по своеволию превзойдет все. Задумал сперва подсобрать свою сгущенку, как я скопом именую афоризмы, летучие фразы, определения, мыслеформулы из интервью и бесед, микроэссе, некоторые стишата, дословицы-договорки, кое-какие хохмы и тому подобное, там и сям раскиданное, – и упорядочить: выстроить по направлениям, темам.

Что-то вроде дерева с одним корнем и несколькими стволами – бывают такие – а на ветвях плоды многолетней душевно-умственной деятельности…

Назвать «Коротко о главном».

А книга не захотела. Сгущенка вдруг забродила и начала подниматься как тесто на дрожжах. Мыслеформулы пошли разворачиваться в повествования, очерки, небольшие рассказы. Интервью – склеиваться в единый диалог с Читателем-Собеседником. Кусочки из прежних текстов – исправляться, уплотняться и дополняться, вступать в соединения с новыми текстами, образуя нечто иное, как вещества в растворах. Стихи тоже проснулись – некоторые обновились, другие родились…

Действительно о главном, а насчет краткости – как посмотреть. О здоровье и о судьбе, о любви и о женщине, о проблемах вседневных и тайнах вечных – сколько ни напиши, все покажется кратким и будет мало.

Ну ничего: будет день – будет пища, Бог даст, напишем еще!..

I. Прямохождение души врачевание и сознание

Между львом и крокодилом дилеммы врача

Знай твердо, что вместе с телами мы очищаем и души больных. Но это – только пожелание.

Гиппократ

У слова «врач» (не нравится мне созвучием с «врать») в русском языке несколько синонимов или почти синонимов: лекарь, доктор, медик, целитель…

Значение каждого поворачивает в свою сторону: доктор – ученый, необязательно медик; целитель в последние десятилетия являет какую-то альтернативу врачу в обычном понимании, ближе к магу или экстрасенсу; лекарь – звучит пренебрежительно: ремесленник от медицины, обслуга, рецептов пекарь…

Профессия наиближайшая к человеку. И к телу, и к душе. И то, и другое изнутри постигает, пользуясь и наружностью со всеми ее признаками, и особыми способами проникновения вглубь.

На доступ к душе претендуют многие конкуренты: священники, педагоги, философы, психологи и психоаналитики, художники и писатели, артисты и режиссеры, политики, рекламщики-пиарщики и прочая-прочая.

А вот тело с его потрохами, тело страдающее и умирающее – уступают врачам, больше некому, разве что колдунам да каким-нибудь экстрасенсам.

Душа, однако, при жизни слишком уж крепко повязана с телом, чтобы кому попало открывать свою наготу и внутренность. Сама душа (человек, то есть) – знает о своем составе, строении и внутренней жизни не больше, если не меньше, чем об анатомии, физиологии и патологии тела. Логично: врач, как никто другой знающий и понимающий тело, имеет и больше, чем кто-либо, возможностей знать и понимать душу. Однако может ли врач этими возможностями пользоваться – и как может?..

Чтобы стать душеведом, жизненным психологом, одних врачебных познаний и наблюдений мало, нужна к этому и еще особая склонность.

Несколько великих врачей разными гранями своих дарований вошли в историю и как великие душеведы: Гиппократ, Авиценна, Маймонид, Нострадамус, Рабле, Чехов, Швейцер, Корчак…

Чехов сказал о себе, нисколько не преувеличив, а скорей преуменьшив свой врачебный дар и заслуги: «я, ей-богу, хороший медик». И еще так сказал: «медицина – моя жена, литература – любовница».

Я учился и работал там же, где Антон Павлович, и хотел бы сказать о себе то же самое, но не решаюсь. Причина не в скромности, излишков коей у себя не нахожу, а в какой-то непонятной мне самому неполноте самоотождествления с врачебным призванием. В медицине, в родной медицине, в первом своем деле, в профессии с семейными корнями, чувствую себя не то чтобы чужим, а как бы немного иностранцем. И хотя удается многим помогать и спасать, и увлекает работа, и дух захватывает – все равно, ощущение не покидает, что женой моей медицина еще не стала, согласия еще не дала, все еще приглядывается – достоин ли…

Где вы, Айболиты? из интервью

Владимир Львович, нам известно, что ваша деятельность в обеих ипостасях – литератора и врача – активно продолжается. Чем вы заняты как врач и писатель сегодня?

– Все тем же: человеком. Во всех его составляющих и частностях, во всей целостности. Тот же круг тем, которым посвящена вся моя работа и жизнь: душевное и телесное здоровье, природа недугов, психология повседневной жизни, тайны личности и характера, самопомощь и самосовершенствование, общение и поиск гармонии в отношениях, судьба и смысл жизни…

Как пришли к выбору профессии? Когда дозрели до решения?

– Поступая в мединститут, я еще не хотел быть врачом – хотел сперва заниматься только наукой, изучать мозг. Понял, что стану психиатром и психотерапевтом, к концу четвертого курса. Это был твердый выбор, основанный уже и на некоем опыте доврачебной самодеятельной психотерапии. Но ни тогда, ни даже лет через пять после начала работы, я еще не мог вполне осознать, в какую великую и грозную стихию погружаюсь. До ясного прочувствования врачебного призвания начинаешь дозревать только году на десятом службы, – если, конечно, ты не такой сразу сложившийся врачебно-нравственный гений, как доктор Чехов, доктор Альберт Швейцер или доктор Гааз.

У вас врачебный диплом, дающий право заниматься любым видом медицинской помощи, с любой специализацией. И обязательную врачебную практику вы проходили разнообразную…

– Да, в том числе хирургическую, оперативную, было это в яснополянской больнице, в вотчине Льва Толстого, рядом с его домом-музеем. Во время одного из моих ночных хирургических дежурств поступили с травмами после автомобильной аварии два пациента. Один из них оказался внуком Льва Николаевича, а другой – племянником одного из моих любимейших поэтов, Афанасия Фета. Можете представить, с каким трепетом я, молодой практикант, оказывал им помощь…

Наверное, картина мира и человечества при разных врачебных специализациях оказывается разной?

– Еще бы. У окулиста одна, у гинеколога другая, у педиатра третья, у проктолога четвертая… Один из наших учителей, заслуженный старый доктор, говорил нам, студентам: хирургия – это когда все видно и все понятно; терапия – ничего не видно и ничего не понятно; неврология – видно одно, понятно другое; психиатрия – кажется, будто что-то видно, воображается, будто что-то понятно; кожные болезни – все видно и ничего не понятно, венерические – сперва не видно, но стыдно, потом видно и больше не стыдно…

Принимай лекарство только по совету такого врача, который не ленится тебя понимать.

Личное пациентское правило

Я благодарен судьбе за то, что всю жизнь мне то и дело приходится заниматься не только психологической и психотерапевтической помощью и не только психиатрией, но и общей медициной, иногда скорой помощью. Диплом врача-лечебника обязывает быть готовым к действию в любых положениях, когда человеку нужна неотложная медицинская помощь. Разумеется, универсалом быть невозможно, всеми врачебными специальностями владеет разве что Господь Бог. Но ориентироваться в состоянии человека, понимать, что с ним происходит и «куда ветер дует», каждый врач должен.

Ваш врачебный стаж – уже десятки лет. Какими же были те, первоначальные побуждения, на сегодняшний, наверное, вполне зрелый взгляд?

– Смешанными – что естественно, и что плохо, если в ходе посвящения в дело не происходит отбора и фильтрации, очищения, выпрямления души. Смешанными – то есть, и бескорыстными, и корыстными, и высокими, и низкими. Хотелось и помогать больным, и хорошо зарабатывать, и добиться успеха и славы, и работать с удовольствием, и лентяйничать с наслаждением, и заниматься искусством… Всего хотелось, нормально и нереально всего.

Есть ли разница между пациентами ваших первых врачебных лет и сегодняшними?

– За тот срок, в течение которого я наблюдаю и изучаю людей, черное может успеть показаться белым и наоборот. Прежде всего, я сам изменился и продолжаю меняться, и разница между моими первыми и теперешними пациентами наверняка меньше, чем мне кажется.

Страдания телесные и душевные, трудности характеров, конфликты, законы наследственности, глубины душевной жизни, судьба, любовь, смерть – все это данности, мало зависящие от того, советская ли власть у нас на дворе или антисоветская, демократия или крепостное право. В сути человеческих забот и невзгод мало что меняется даже по сравнению со временами древнеегипетскими и библейскими. Если почитать римлянина Сенеку, его мысли о судьбе, о болезнях, о жизни и смерти, то покажется, что мы беседуем с умным и чутким современником.

Но что-то же все-таки меняется?

– На видимой поверхности – да. Я не веду статистики, но, похоже, нынешнее время существенно изменило, выражаясь научно, структуру обращаемости к психотерапевту. Когда я начинал, например, было много алкоголиков, как и сейчас, но наркоманов мало, а сейчас просто обвал. Неврозов страха, фобий – в общем, столько же, сколько всегда, но поводы меняются. Больше стало боящихся авиаполетов и лифтов, а вот трамваев, машин и собак уже почти не боятся. Раньше боялись шпионов и стукачей, теперь в моде мания порчи. Люди стали откровеннее, свободнее признаются в своих бзиках. Терпимость общества к отклонениям психики заметно возросла, а в Государственной Думе по отношению к некоторым персонажам даже и чересчур…

Дает себя знать повышение непредсказуемости, ненадежности существования, жесткость и агрессивность среды, отсутствие социальной заботы и защищенности массового человека. Многочисленнее стали депрессии и состояния душевной боли, чреватые самоубийствами и криминальными исходами.

Меняются не столько пациенты и их проблемы, сколько отношение к этим проблемам, их социальный контекст. Заикающихся на душу населения сегодня столько же, сколько было, когда я начинал работать. Зато импотентов – а это страдание психофизиологически точно той же природы, что заикание, только на ином уровне – стало заметно больше. А почему?.. Не потому, что так катастрофически успели ослабнуть представители сильного пола. А потому, что изрядно выросло психологическое давление на них. Среди факторов этого давления – и реклама типа «просто будь мужчиной», и возрастающая требовательность пола так называемого слабого: сексуальная образованность наших дам растет быстро, но не в ту сторону…

– А медицина и медицинская наука? Прогресс и перемены заметны?

– Основные трудности и проблемы нашей медицины остаются такими же, как во времена Чехова. Медицина развивается научно-технически, как все в наше время, но психологически и духовно стоит на месте и даже заметно деградирует. Всегда имевший место конфликт между коммерческой стороной медицины и ее духовной сущностью сегодня выявился с особой грубостью.

Однако нельзя отрицать, что ряд проблем за век, отделяющий нас от Чехова, человечество все-таки решило. Огромный прогресс в хирургии, в кардиологии, в онкологии, в медицинской генетике. Много спасительных, почти чудодейственных лекарств…

– Это верно, как верно и то, что хорошая хирургия и хорошие лекарства массовому человеку не по карману. А настоящий врач, сострадательный, интеллигентный, душевный, самоотверженный доктор образца Боткина, Чехова, Швейцера – персонаж почти вымерший, музейная редкость.

Что главное в практической психологии врачевания, психологически главное для врача и пациента?

– Одно слово вмещает все: Вера. Со стороны врача: умение веру в выздоровление у пациента создать, внушить ее. Со стороны пациента: вера как таковая, расположенность верить в лучшее, умение верить.

Постоянно работающий инструмент внушения веры – врачебная мифологема. Чтобы сразу стало понятно, о чем речь, приведу пример: так называемое кодирование. От алкоголизма, от курения и т. д. Старая, как мир, ритуализованная процедура внушения, вполне подобная «заговору» какой-нибудь ведьмобабульки, но словесно осовремененная, по звучанию подходящая сознанию эпохи информатики, нынешнему массовому менталитету.

Внушаемость человеческая столь массова и могущественна, что нет ни одного средства, даже самого нелепого, которое хоть кому-нибудь однажды не помогло бы, особенно если исходит из авторитетного, мифологизированного источника.

Помочь может и рукопожатие, и плевок в глаза, если плюет Христос…

Любой диагноз, любой метод лечения, любой препарат, хотим мы того или нет, становится социально-психологическим фактом – образом, живущим в массовом сознании – мифологемой. Врачебная мифологема – мосток, на котором врачебное воздействие встречается с сознанием пациента, а главное – с подсознанием. Магнит для притяжения веры. Мифологемы работают далеко не только в медицине: любой раскручиваемый товар, любое известное имя становится мифологемой. Реклама – фабрика мифологем, они же бренды.

Перефразируя Мандельштама: «все лишь бренды, все лишь бренды, ангел мой»…

Психотерапия тоже стала одной из врачебных мифологем, брендом – как и психоанализ, и слова «психотерапевт», «психоаналитик», «психолог»…

Многие честные и сильные врачебные вещи неудобны для сотворения мифологем – не магнитят веру, не брендятся, не создают достаточно интенсивного поля положительных ожиданий. Нашатырь, например, с помощью которого иногда можно вывести человека не только из обморока и шока, но и из пресуицидного состояния…

Валерьянка – лекарство великое, но для массового сознания слишком привычное, затертое – как мифологема в обозримое время работать не будет, не привлечет. Хрен – превосходное средство от множества болезней, потенциатор и тонизатор, прояснитель сознания и продлитель молодости. На основе хрена можно создать систему лечения, только как назвать? Хренотерапия?..

В медицине старый друг лучше новых двадцати двух. Обидно за старые добрые средства, незаслуженно забываемые. Как и за добрые книги, добрых людей, добрую музыку, добрые мысли…

Пациенты не все сплошь некритично внушаемы. Настороженно-отрицательное отношение клекарствам явление уже массовое. Почему это произошло?

– Потому что многие фармацевтические фирмы «засветились» недобросовестностью, и в аптеках многие товары – поддельные или не вполне доброкачественные, просроченные, неправильно хранимые. Потому что реклама лекарств и других лечебных средств и методов – навязчивая, оголтелая, лживая, как и вся реклама. Потому что лекарственные и инструментальные вторжения не подкрепляются психологическим уровнем работы, душевностью. А часто и «подкрепляются» наоборот – человека вгоняют в коммерчески выгодные болезни. Лекарства вызывают лекарственные зависимости, люди это уже массово знают и не хотят.

Даже правильно назначенное лекарство – не выверенный маршрут «от» и «до», а верное направление пути, в лучшем случае. Любое лекарство в каком-то проценте случаев не действует, а в каком-то действует либо наоборот, либо вбок куда-то – и побочное действие становится основным. Это общий закон не только для лекарств: для всего на свете. Нет панацеи и быть не может. Но люди ее непрерывно ждут, неизбывно хотят, и на этом противоречии создалась целая психология, она и работает в лекарственном бизнесе, и далеко не только в нем.

Лекарства – наши спасатели и помощники. Но, как все помощники и спасатели, нужны лишь затем, чтобы нужда в них отпадала.

Задача медиков в новом тысячелетии – научиться соединять разные методы и уровни лечения, создать, верней, воссоздать на новом уровне Целостную Медицину – знающую, умелую и человечную.

Сегодня медицина технизирована, химизирована, коммерциализирована. Нагромождение отчуждения и манипулирования.

А больные – все те же люди, что и во времена гиппократовы. Все те же малые детишки, которые ждут своего Доктора Айболита… Они не хотят, чтобы врачи закрывались от них лекарствами, приборами, аппаратами. Хотят живого общения и непосредственного влияния. Как и в стародавние времена, хотят видеть во враче Человека, Которому Можно Верить. Чтобы Доктор на них смотрел, слушал, чтобы разговаривал. Хотят живого прикосновения и улыбки, хотят врачебной ласковой строгости, хотят, чтобы с ними возились…

А есть еще и те, кому недостаточно и общения с Человеком, Которому Можно Верить. Кому хочется не просто верить, но знать – быть не только потребителем, но и сотворцом своего здоровья.

Как человеку определить границ между состоянием, когда он сам может себе помочь, и тем, где должен включиться врач?

– Труднейший вопрос. Дилемма – между львом и крокодилом: пойдешь с неясным своим недомоганием к докторам – того гляди, навешают ложных диагнозов, навнушают подозрений и страхов, назначат кучу ненужных обследований и лекарств, поубавят и денег, и времени, и здоровья. А не пойдешь, понадеешься на себя и на авось – можешь прозевать что-то серьезное, опоздать с лечением…

Если бы медицина была здорова нравственно и врачи пользовались бы заслуженным доверием, этой тяжкой дилеммы не было бы. А так – приходится каждому решать вопрос обращения или не-обращения к врачу сообразно собственной интуиции, характеру, опыту и кошельку.

– Случалось ли вам профессионально помогать своим коллегам-врачам? И самому пользоваться их помощью?

– Разумеется. Много раз помогал, в том числе психотерапевтам и психиатрам, как их личный психотерапевт и психиатр. Самому к помощи по сей части обращаться не приходилось, но не зарекаюсь. А не по сей части – сколько угодно.

Когда врач лечит врача – ничего особенного в этом нет. Если же два врача взаимно лечат друг друга, то это… Это уже по-человечески. Когда такое случается со мной и коллегами, всегда вспоминается восклицание библейского Давида, обращенное к Богу в ответ на непомерную его милость: «Это уже по-человечески, Господи мой!..» Как трогательно: не нашел человек более подходящих слов для выражения благодарности и восторга перед Творцом: поступаешь по-человечески, Господи!..

Врачу помогать врачу легче или труднее, чем пациенту, не сведущему в медицине?

– Когда как. Профессиональная искушенность может и помогать, и мешать – зависит это отчасти от тяжести недуга или сложности проблемы, а более всего – от характера человека. Если врач многое знает о своей болезни и притом мнителен и меланхоличен, то легко может впасть в депрессию или паническое состояние, которые лечить его болезнь не помогут…

Провести сеанс гипноза психотерапевту, который владеет этим методом сам, до смешного трудно. Не потому, что гипнотизер не внушаем, не «поддается» – может быть очень даже внушаемым, как я, например. Но даже при искуснейшем исполнении сеанса мешать будет знание «кухни» и ролевая ситуация – совершенно иная, чем требуется для действенного внушения. Зато аналитическую терапию можно провести более углубленную, быстро минуя обычные барьеры.

Медики, это заметил не я один, с чем бы ни обращались к коллегам – с зубной болью, сердечными неполадками или душевными – часто оказываются пациентами необычными и невезучими, с какими-то казусами – то сосуд проходит не там, то анализы наврут, то вдруг помогающие коллеги глупейшим образом ошибаются. Чем это объяснить?.. Ответ пока что ищу.

По-видимому, далеко не каждый больной вызывает у врача симпатию? Как вам удается преодолеть негативное отношение к несимпатичным для вас пациентам? Всегда ли удается?..

– Не всегда. Но границы приятия с опытом расширяются. По характеру я не добряк, вспыльчив – но теперь мало кому даже при максимальных стараниях удается зажечь во мне необратимую антипатию. Если только я понимаю, почему человек такой, а не иной, мне уже трудно плохо к нему относиться, каким бы он ни был и как бы сам ни относился ко мне. Хотя, должен признаться, плохо переношу людей фашистского типа и работаю с ними, если уж приходится, безо всякого удовольствия.

Если вынести за скобки не поддающиеся контролю личные чувства – любовь к больному или нелюбовь, симпатию или антипатию, то что, по вашему, главное в отношении врача к пациенту и в его профессиональном поведении? Вежливость, корректность? Проявление внимания и заботы?

– Что ни врач, то свой стиль врачебного или не врачебного поведения. «Стиль – это человек». По мне – все стили хороши, кроме хамского и равнодушно-бюрокра тического.

Встречаются доктора строгие, сухо-дистантные, встречаются весельчаки, шутники, приколисты, встречаются теплые ласковые мамочки и покровительственные папаши, встречаются грустные милые меланхолики, сердитые, но добрые буки…

Стиль стилем, но если работаешь с людьми, то изволь вести себя так, как этого требует существо дела. Мастерство в профессии официанта заключается в искусстве отстраненной участливости. Для врача годится не объявляющее о себе, но знающее и действующее сострадание – управляемое сопереживание, освобожденное от эмоциональной зависимости. Оно и подскажет правильное поведение. Лучший врач – тот, чей поведенческий стиль определяется не его личным характером, а характером пациента. Способный и опытный медик, как гроссмейстер, еще не приступив к беседе с пациентом, видит позицию и намечает последовательность ходов…

Обязательно ли врачу каждый раз «пропускать» пациента через себя, сопереживать ему проникаться им?

– Совершенно необходимо. Но – управляемо, под контролем самосознания. На практике врачебное сострадание ограничено дефицитом времени, сил – и того, что я называю душевной емкостью. Емкость эта может сильно уменьшиться простейшей усталостью, и тогда волей-неволей пользуешься шаблоном, опытом, наработанной маской. Но даже падая с ног, работать нужно с прямоходящей душой. Общаясь с пациентами, видишь себя самого, свои вопросы и трудности, свои кошмары и бездны в тысячах преломлений и отражений…

«Врачу, исцелися сам» – как вы к этому относитесь? Обязан ли врач сам быть здоровым? Можно ли доверяться врачу, который не может победить собственную болезнь?

– Отвечу вопросом: обязан ли врач, поступая на работу, предъявлять вместе с дипломом справку о бессмертии?..

Помните, у Козьмы Пруткова? – «Сколько ни ле чил больных Гиппократ, однако же сам от болезни помер». Богов на земле нет. Не каждый делается врачом, а вот пациентом становится каждый без исключения. Начиная с рождения и кончая последним вздохом, все мы пациенты. Все болеем и все бываем в состояниях, когда нуждаемся в помощи.

Можно выигрывать битвы за здоровье пациентов и будучи глубоко больным – как это сотни раз делал тяжко страдавший смертельным недугом великий врач Антон Чехов. Разве обессилевший путник, умирающий в пустыне от жажды, не может указать другому, у кого силы еще есть, путь к воде, к спасению?..

Библейский императив «Врачу, исцелися…» относится не к физическому и даже не к психическому, а только к нравственному здоровью, к духовному. Врач должен быть чистым листом, куда вписывается история жизни и болезни пациента, его боль и его душа. На время общения с пациентом о своих болях, своих трудностях и кризисах должен категорически забывать. Если это не удается, если болезнь или усталость мешает работать – иди отдыхать, лечись, приводи себя в порядок Мой душу перед работой… и после.

Были ли у вас самого душевные кризисы и болезни?

– А как же. Весьма странно, если бы их не было. И плохо было бы. Я не мог бы никого понимать, помогать – не мог бы.

Но всеми болезнями не переболеешь…

– И всех кризисов не испытаешь, и слава Богу. Большинство болезней и кризисов протекают по сходным закономерностям и сценариям, со сходными фазами и сходными, в основном, самочувствиями людей. Уйма людских страданий навсегда остается вне твоего личного опыта, но и то, что ты пережил, если у тебя есть воображение и соображалка работает, позволяет додуматься, догадаться о переживаниях пациента, дочувствоваться до них… Для многого достаточен опыт немногого.

В вашей практике чудеса бывают?..

– В массовой – нет. А в единственном числе – да, иногда бывают, и на одного человека одного чуда вполне хватает. Под врачебным чудом разумею не что-то сверхъестественное, а нечто, происходящее сверх ожиданий от самого себя и от пациента, сверх возможностей, которые видишь.

Пример?..

– Ну вот, похожий с первого взгляда на чудо случай со старой женщиной, мамой одного моего коллеги. После инсульта у нее долго длилось полубессознательное состояние, потом наступило слабоумие с эпизодами возбуждения и дезориентировки, с потерей членораздельной речи. Коллега пригласил меня посмотреть маму на предмет лекарственной корректировки – может быть, что-то добавить или убавить, чтобы поспокойнее стала и лучше спала.

Я не надеялся помочь, но пришел. Увидел старушку, вспомнил тут же свою маму уже несколько лет как покинувшую этот мир в сходном состоянии… Обнял за плечи, гладил по голове, говорил что-то ласковое. Старушка оживилась, заулыбалась, начала бормотать, лопотать радостно, будто узнала меня, как родного. И я вдруг почувствовал необъяснимую уверенность, что могу ей помочь – не знал, чем и как, но чувствовал, что могу. Сидел еще некоторое время, обняв ее, говорил на «ты», как девочке, убежденно: – «Ты поправишься, ты поправишься… Все у тебя будет хорошо… Ты поправляешься, поправляешься…»

Все, более ничего. Уходить не хотелось… Пару препаратов посоветовал снять и один добавить, но особого значения эти лекарства иметь не могли – так, вспомогательные. Через пару дней коллега сообщает: «Мама после тебя быстро уснула, всю ночь проспала спокойно, чего не было уже с год. А утром проснулась в ясном сознании и с хорошей речью. Никакого слабоумия, представляешь?.. Чудо какое-то…»

Так она прожила еще года два, оставаясь в ясности до конца, быстрого и легкого. Я не совершил чуда: скорее всего, у старушки освободился от закупорки один из важных мозговых сосудов. Произошло это, возможно, не без влияния наших с нею взаимных добрых чувств – прилив «веществ счастья» хорошо действует и на сердечные сосуды, и на мозговые. Может быть, сыграло какую-то роль то, что я, говоря с ней на «ты» и обнимая ласково, оживил в ней ее детское «я», это орган веры…

«Если после беседы с врачом больному не становится легче, то это не врач», – сказал великий врач Бехтерев. Сурово и точно.

Приснилось, что я рисую, рисую себя на шуме, на шуме… Провел косую прямую – и вышел в джунгли. На тропку глухую вышел и двигаюсь дальше, дальше, а шум за спиною дышит, и плачет шакал, и кашель пантеры, и смех гиены рисуют меня, пришельца, и шелест змеи… МГНОВЕННЫЙ ОЗНОБ… На поляне – Швейцер. Узнал его сразу, раньше, чем вспомнил, что сплю, а вспомнив, забыл… Если кто-то нянчит заблудшие души скромных земных докторов, он должен был сон мой прервать на этом… Узнал по внезапной дрожи и разнице с тем портретом, который забыл – а руки такие же, по-крестьянски мосластые, ткали звуки, рисующие в пространстве узор тишины… Он спасал ребенка, и осы молчали звонко… – Подайте, прошу вас, скальпель… Все, поздно… Стоять напрасно не стоит, у нас не Альпы швейцарские, здесь опасно, пойдемте. Вы мне приснились, я ждал, но вы опоздали. (Стемнело). Вы изменились, вы тоже кого-то ждали?.. Не надо, не отвечайте, я понял. Во сне вольготней молчать. (Мы пошли). Зачатье мое было в день субботний, когда Господь отдыхает. Обилие винограда в тот год залило грехами Эльзас мой. Природа рада и солнцу, и тьме, но люди чудовищ ночных боятся и выгоду ищут в чуде… А я так любил смеяться сызмальства, что чуть из школы не выгнали, и рубаху порвал и купался голым… Таким я приснился Баху, он спал в неудобной позе… Пока меня не позвали, я жил, как и вы, в гипнозе, с заклеенными глазами. А здесь зажигаю лампу и вижу – вижу сквозь стены слепые зрачки сомнамбул, забытых детей Вселенной, израненных, друг на друга рычащих, веселых, страшных… Пойдемте, Седьмая фуга излечит от рукопашных… Я равен любому зверю и знанье мое убого, но, скальпель вонзая, верю, что я заменяю Бога, иначе нельзя, иначе рука задрожит, и дьявол меня мясником назначит, и кровь из аорты – на пол… Вот истина – божье жало – мы вынуть его не осмелились. Скрывайте, прошу вас, жалость, она порождает ненависть. Безумие смертью лечится, когда сожжена личина… Дитя мое, человечество, неужто неизлечимо?

Обучающая жизнь из бесед о здоровье

Лучше недопереесть, чем перенедоспать.

Студенческое наблюдение

Ваше определение здоровья. И соответственно – болезни.

– Можно я начну не с себя?..

Вот как определял здоровье отец медицины Гиппократ:

Здоровье – это даруемая нам богами возможность жить полной жизнью в свое удовольствие. Возможность эта, однако, столь же редко используется, сколь часто теряется из-за злоупотребления ею.

А вот слова одного из предтеч медицины современной, великого доктора Парацельса:

Здоровье есть соответствие жизни ее целям в данное время и в данных условиях.

Здоровье ребенка, здоровье взрослого и здоровье старца должны оцениваться по-разному, так же как и здоровье женщины и здоровье мужчины, здоровье воина и здоровье монаха, здоровье селянина и здоровье аристократа…

Гениальный врач, ученый и поэт Авиценна определял здоровье как взаимосогласие, мир и гармонию всех внутренних сил организма. При сем здоровье телесное и душевное к однозначности не сводил.

Без претензий на оригинальность здоровье можно определить как полноту жизни и гармонию всех ее уровней, всех составляющих. Хорошее осуществление хорошего проекта – Замысла о Человеке.

Твои болезни лекарю полезны, а кошельку его вдвойне любезны, и кто, здоров ли ты, определит, когда не тело, а душа болит?.. О сколько скуки под небесным кровом! Как тяжко быть влюбленным и здоровым! Здоровье, друг мой, праздник не большой – всего лишь мир меж телом и душой, но отними его болезнь шальная, и возопишь, рожденье проклиная… (алаверды Авиценне)

Болезни определяю как ошибки здоровья. Наследственные болезни – ошибки на уровне программирования, проектирования. Болезни приобретенные – ошибки осуществления проектов.

В жизни то и другое смешивается. Вот болезни инфекционные – вирусные, бациллярные. Что нас предохраняет от них? Защиты, выстроенные здоровьем, врожденным или приобретенным, – защиты, именуемые иммунитетом. Организм, обладающий иммунитетом к заразе, на клеточном уровне знает, как ее задержать на подступах – знает и делает.

А организм с нарушенным иммунитетом совершает ошибку: впускает в себя врага. Развивающаяся картина болезни являет собой смесь последствий ошибки – поражение организма инфекцией – и усилий организма исправить ее: уничтожить врага и построить заслон – выработать иммунитет. Если получается – здоровье наше в какой-то мере умнеет и больше этой ошибки не повторяет.

Можно ли обучить организм, сделать умнее?

– Конечно. В этом и состоит смысл закалок, зарядок, активной жизни. Все это приближения к жизни природной – к той обучающей жизни, которой живет все живое. К жизни, которой жили тысячи и тысячи поколений наших предков, прежде чем блага цивилизации начали баловать, ослаблять, развращать и оглуплять организм. В закалке не может быть ничего сверх того, что высоковероятно для жизни человека в природных условиях.

У организма огромный запас наследственной памяти, которая легко оживляется даже небольшими напоминаниями. Чтобы подстраховать ребенка и себя от лишних простуд и многих иных болезней, вовсе нет нужды моржевать в проруби – достаточно обдавать тело (или только ноги) холодной водой; а еще лучше обтирать ледышкой из холодильника или кусочком снега. Закалка напоминает телу и мозгу, что они могут делать с собой, чтобы жить надежно и полноценно.

Поль Брэгг утверждал: «тело глупо». Вы с этим согласны?

– И согласен, и не согласен. Смотря как понимать ум и глупость в применении к природному созданию. Если глупостью считать то, что тело умеет жить только по-своему, по-природному, понимает только свой собственный язык, исполняет только собственные желания и никакого насилия над собой не приемлет, даже самого благонамеренного, – то да, тело глупо. Глупее курицы и упрямей осла.

Но разве не ум – то, что тело умеет само себя растить, чинить, восстанавливать, лечить и спасать?..

Тело имеет память и способно обучаться тысячам сложнейших навыков. Тело наделено способностью создавать тела, себе подобные. Тело мудро как зверь, как растение. Тело податливо, восприимчиво и внушаемо, как ребенок. Тело, помнящее свою природу, тело одухотворенное – гениально, даже если уже сделало много глупых ошибок… Скрытые силы тела огромны, они ждут только управления на понятном им языке.

Здоровому все полезно, больному все вредно, и токмо просветленному все пофигу.

Козьма Прутков-правнук

Изречение «в здоровом теле здоровый дух», по-вашему, верно или, может быть, устарело?

– Кто поработает хоть сутки в остром отделении психиатрической больницы – а я там проработал не один год – сразу скажет вам, что «в здоровом теле здоровый дух» обитает далеко не всегда. К нам в буйное привозили таких здоровяков, с которыми по трое-четверо дюжих санитаров не могли справиться, пятерные дозы нейролептиков как слону дробинка…

Но может быть, тело у этих буйно помешанных было здоровым, а мозг больным?

– Да, иногда так. Но чаще в таких случаях и мозг по данным обследования оказывается здоровым, а психика – больной. Какие-то тонкие, не улавливаемые нарушения могут быть, конечно, на уровне биохимическом или биофизическом, молекулярном или биополевом.

Вы писали, что нужно различать здоровье психическое, душевное и духовное. В чем различия?

– Психически здоровый человек способен трезво оценивать обстановку, все нужное помнит и хорошо рассчитывает, принимает решения, соответствующие своим целям, достаточно владеет собой, может притворяться, играть…

Но это вовсе не значит, что человек и душевно, и духовно здоров. Человек может все понимать и отлично соображать, но быть при этом существом опустошенным, бесчувственным. Может быть безмерно зависимым от алкоголя или наркотиков. Может испытывать страхи, навязчивости, тоску, не хотеть жить. Может питать извращенные вожделения. Может быть на волоске от самоубийства или от тяжкого преступления. Может быть и преступником, и маньяком – и быть при этом вполне здоровым психически, адекватным, во всем отдавать себе отчет, все четко просчитывать.

Психически здоровых душевнобольных много, примерно 20–25 процентов населения, если не больше. Психически же больных – около 3–4 процентов. Можно быть и психически больным, но душевно и духовно здоровым. Во многих случаях именно психоз защищает душу от разрушения, как ни странно это звучит.

Человек спокойный и уравновешенный, не испытывающий ни тоски, ни особых страхов, ни угрызений совести, и при этом бессовестный негодяй, насильник, убийца, – такого назвать ни психически, ни душевно больным мы не можем. Не можем назвать его и здоровым духовно.

В христианском понимании душа при жизни находится в человеке, в его телесных пределах.

А дух – и внутри, и вне. Дух – на вертикали, которая в человека входит и выходит – как говорят философы, трансцендируется. Вертикаль эта – предуготованная к развитию данность, как речь или прямохождение. Некая антенна для приема сообщений Свыше, от Мирового Целого.

Если человек отсечен от своей духовной вертикали, он неминуемо движется вниз – перестает быть человеком, опускается морально, звереет. При этом может оставаться вполне здоровым и благоденствовать, что мы и видим на примерах многих матерых злодеев.

Что такое «воля к болезни», «психологическая выгодность болезни» или «защита болезнью», о которой так часто говорят психотерапевты и психоаналитики? Верно ли, что многие болеют потому, что сами этого хотят подсознательно?

– Не столь уж многие, но в какой-то пропорции – да, бывает. Есть такие пациенты, которые охотно лечатся, но неохотно вылечиваются. Истоки такой установки – в детстве. Когда ты здоров, надо идти в детский сад, надо в школу, надо делать зарядку, надо уроки, надо вести себя хорошо, надо иметь хорошее настроение… Потом надо в армию, надо замуж, надо работать, надо исполнять супружеские и родительские обязанности… Сплошные «надо» – и все потому лишь, что ты здоров.

Мир Здоровья – это обязанности, со всей их скучищей, это ужас ответственности, бесконечность труда, это риск, наконец. Здоровому умирать особо обидно…

Когда болен, мир устроен иначе. Вроде и тот же, но наклонен к тебе совсем по-другому как в самолете. Почти все «надо» в Мире Болезни отменяются; зато появляется множество симпатичных «нельзя» и «можно», напоминающих сладостный санаторий младенчества, где ценой некоторых ограничений достигается фантастическая свобода. Тебе ни в коем случае нельзя напрягаться, нельзя уставать, нельзя расстраиваться, огорчаться, нельзя беспокоиться.

Тебе можно и даже должно – ужасно себя чувствовать, объявлять об этом во всеуслышание и всячески демонстрировать. Можно капризничать, привередничать, требовать то и се; можно не выполнять обещанное и посылать всех на какое угодно количество букв; можно самовыражаться и нарушать приличия, можно писаться, какаться. Все оправдает болезнь, все искупит, грехи все на себя возьмет – это ведь ее силища, воля ее – не твоя…

А что в Мире Болезни надо? Лечиться надо. И все. Ничего более. Лечиться, лечиться и лечиться. А можно и сколько угодно сопротивляться лечению. Ты ведь больной, какой с тебя спрос.

Расклад этот чересчур ясен, чтобы допускаться в добропорядочное сознание. Только Ребенок внутри взрослого способен признать, что болеть лучше, чем быть здоровым, что это свобода и почти счастье.

Инфантильная выигрышность болезни настолько умело прячется сама от себя и так искусно оседлывает глупо-послушное тело, что кажется, будто эту бедную лошадку насилует тысяча бесов. Иной может и дуба дать лишь потому, что помереть проще, чем одолеть страх смерти…

В современном мире все большая доля инвалидизации активных людей и преждевременных смертей приходится на долю сердечнососудистых расстройств. Среди причин главными считаются недостаток физической активности, стрессы, неправильное питание… Могли бы вы что-то посоветовать?

– Лучше всего сосудам и сердцу живется при четырех «на»: натощак, на свежем воздухе, на ходу и нафиг. Что такое «нафиг», можно не объяснять?..

Насколько жестко здоровье человека предопределено его типом, наследственной конституцией, генопрограммой? Меняется ли тип человека в течение жизни? Можетли человекменять его сам – например, быть худым при склонности к полноте, без ущерба для здоровья, даже с прибавкой?

– У генетиков есть понятия: генотип и фенотип. Фенотип – реализуемая часть возможностей генотипа: то из наследственности, что проявляется, работает, осуществляется. А генотип – все гены в целом: реализованная их часть плюс не реализованная, не работающая, как бы спящая или запасная. Часть эта может быть очень значительной и при реализации оказаться во многом противоположной фенотипу. Блондин может потемнеть, толстяк – похудеть, худой – потолстеть. Бывает!

У всех организмов есть безработные гены и запасные генопрограммы – возможности другой бытности. Наряду с генами действующими – множество заблокированных. За сложившимся типом – другой, теневой… С точки зрения эволюции это логично: мало ли какие перемены уже случались в природе и могут еще случиться. Нужны запасные варианты, запасные пути.

Людей всю жизнь одинаковых, всегда подобных самим себе, с раннего детства и до глубокой старости легко узнаваемых – очень мало. А всего больше тех, кто изменяется в связи и в зависимости – толстеет или худеет, смотря сколько и чего ест, каковы двигательные нагрузки; беззаботен или тревожен соответственно обстоятельствам; озлобляется или добреет по разным поводам…

Конечно, и внутри этого зависимо-переменного большинства есть свои склонности: одни скорее худеют, другие толстеют; одни по преимуществу бодры, другие чуть что теряют тонус; одни легче влюбляются, другие охотней приходят в ярость…

Что такое склонность? – Готовность меняться преимущественно в одном направлении. Как в домах на холмах – скрытый угол наклона по отношению к горизонтали, когда все падает, льется и катится в одну сторону… в этих случаях что приходится делать? Уровни соизмерять, подпорки всякие подставлять, а то и фундамент править.

В течение жизни может происходить смена «угла наклона» – изменение генопрограммы по каким-то параметрам. Мне, врачу, часто приходится наблюдать, как человек по тем или иным причинам переходит из одного типажа в другой. Обычно, увы, не в лучший, но иногда… У вас есть склонность к полноте? К пониженному тонусу, астении? К подавленному настроению, депрессиям?.. Уверен: для вас возможно иное жизненное состояние, иное качество бытия. Угол наклона изменить можно! Будьте активны, пробуйте разные образы жизни, исследуйте свои возможности действиями, переменами – дайте жизни обучить ваше тело и душу, идите ей навстречу – ищите и обрящете!..

Испытывайте, изучайте себя – если не вы, то кто?.. Ваш исследовательский прибор – собственное самочувствие. У вас есть какие-то особенности взаимосвязей тканей и органов, которые присущи только вам и более никому в целом свете. Может быть, у вас кишечнозависимый мозг, может быть, ваше сердце особо влюблено в ваше левое ухо или правую пятку – не знаю. Но вы сами можете это узнать, изучая себя движением, самомассажем, пробами того и сего…

Наладив дружеское общение со своим телом, обнаружите вскоре, что оно поумнело и сделало умнее своего господина. Вживаясь в свое тело, вносите в него творческий дух – и оно воздаст обновлением. Тело жаждет творчества – новых движений, новых сочетаний движений – непривычного, небывалого… Каждая мышца, работая, не только тонизирует мозг, но и развивает его; каждое движение – симфония импульсов, и она продолжается, она звучит внутри нас – не пропадает ничто. Каждое новое движение – взлет к новой жизни!..

Что позволяет вам в вашем возрасте поддерживать такую хорошую физическую и психологическую форму? Вы много времени уделяете ее поддержанию? Соблюдаете особую диету? Много времени и усилий уделяете поддержанию здоровья? Много тренируетесь?

– По времени – очень мало, по интенсивности – quantum satis, сколько требуется. Зарядка – через два дня на третий, по 5–7 минут, каждый раз с изобретением каких-то новых движений и положений тела. Холодные обливания, иногда контрастный душ. Ем понемногу все, кроме явной вреднятины – консервов и слишком искусственных, концентрированных продуктов. Пью много чистой воды, воду подкисляю лимоном или яблочным уксусом. Стараюсь, когда время позволяет, поинтенсивнее и поразнообразнее двигаться, побольше и побыстрее ходить, иногда танцую.

Ноги для меня – лучший лекарь. Гуляю даже при плохом самочувствии: несмотря на дохлый тонус, потихоньку с места тронусь, а там, глядишь, и тонус догонится… Игрою на фортепиано тоже многое ненароком делается для здоровья, тут уже лучший врач – руки плюс музыка…

Тело – моя постоянная победа, мой уставной капитал. Поддерживается, при всех плюсах и минусах моего образа жизни, в основном мыслеобразно – ДОСом: – Действующим Образом События, Действующим Образом Себя. Представляю себя таким, каким хочу быть – верю – и становлюсь.

Еще подростком открыл тайный нерв духотелесной связи. У меня тогда была нешуточная угроза пойти по наследственному пути – папа и мама у меня были люди не спортивные, из толстячков. А я страстно захотел быть другим – и поверил, что смогу. В юности много занимался спортом, боксировал, но уже тогда убедился, что физические тренировки далеко не однозначно соответствуют результату. Тренировка – только грубая подсказка телу, каким ему быть. Если тело глуховато и тупо, подсказка должна быть постоянной и оглушительно мощной, а когда прекращается, тело быстро дает сдачи в противоположную сторону: худеешь-худеешь, мучаешься, потом мучиться надоедает – и тут уж как разнесет пуще прежнего… Так во всем.

Если же тело чуткое, ему достаточно и намека. В борьбе за жизнь побеждает чутко-активный.

Особо важно – поддерживать связь между разными уровнями своего существа, держать внутренний стержень. Однажды я жил довольно долго в Америке и вернулся оттуда разрыхленным, брюшко началось, хотя я ничем не злоупотреблял, даже много бегал.

Но расфокусировался, утерял важные точки внутреннего сосредоточения. Пришлось дома снова сосредоточиться, вернуться к себе…

Всякое живое существо в той или иной степени создает себе искусственную действительность, превращая ее в настоящую. Любой организм строит Действующие Образы Событий, переходящие в события как таковые.

Вся мировая практика внушения и самовнушения, вся клиника и все чудеса гипноза и вероцелительства свидетельствуют: мы существа двуединые – и сотворенные, и самотворимые, и природные, и искусственные, и натуральные, и виртуальные.

Любое человеческое состояние и натурально, и виртуально, вопрос только в преобладании того или другого.

Виртуальная, внушенно-самонушенная смерть тоже бывает – и может переходить в настоящую.

Страшный эксперимент, описанный Бехтеревым: преступнику, приговоренному к смерти, объявили, что его казнят путем вскрытия вен. Связали, завязали глаза, поцарапали кожу запястий и принялись капать на них теплую воду – минут через двадцать наступила смерть.

Часто думаю: жаль, что человека можно внушенно угробить, а родить так нельзя…

Зато, если теплится хоть слабенькая искорка жизни – превратить ее в пламя сильное, возродить к жизни полной – можно!

Болезнь существительное и существо

Не так уж давно предки наши верили в духов, в заполненность ими всего и вся, в души деревьев, камней, топоров…

В те времена создавался язык, все обретало названия. И с той-то поры всякое существительное мы склонны представлять себе существом. Если не человеком или животным, то все же неким созданием, тварью, имеющей собственные намерения, волю, характер.

Эта детская одушевляемость существительных то и дело играет с нами шуточки: создает ложные существа, фантомы, в которые мы верим. А за ними либо ничего нет, либо мешанина всяческой всячины, хаос непонятого, недопонятого…

Вот некоторые из этих химер: Шизофрения, Коммунизм и Капитализм, Работа, Любовь, Судьба, Брак, Народ, Свобода, Гипноз…

В том же ряду – Болезнь.

Сперва язва рассудка, потом язва желудка.

Любить и болеть – невозможно уметь.

Вдоволь помучишься, тогда и научишься.

Иные болезни здоровья любезней.

Как я разделался со всеми болезнями одним махом

Болезнь – сразу ясно: врагиня, с которой надо бороться, справляться, которую необходимо побеждать, одолевать, изгонять.

Симптомы – опознавательные знаки, приметы мерзавки. Синдром, клиническая картина – физиономия и фигура. Диагноз – имя, паспортные данные. Развитие, течение болезни, прогноз – характер, нрав гадины и ее судьба.

Врачи пишут «истории болезни» – документальные хроники, повести и романы, иногда целые эпопеи с героями и героинями, где какой-нибудь Диабет, путешествуя, словно Одиссей, из возраста в возраст, из больницы в больницу, обрастает в своих странствованиях диагнозами-попутчиками – осложнениями и любовницами-ремиссиями. Пенелопа-смерть ждет терпеливо…

Естественно вроде бы мыслить так и удобно. Однако ж и неувязки обозначаются. Мы говорим: болезнь – это когда больно, когда плохо, тяжко, невыносимо. Так, да?.. Но бывает, что и больно, и тяжко, и невыносимо – а нет никакой болезни. Как ни ищи – невозможно найти врагиню и обозвать.

Ну нет, без названия-то как обойтись, о чем думать и говорить?.. Безымянное нечто за существующее не считается – если не Болезнь перед нами, то какая-нибудь Меланхолия, Ипохондрия, Навязчивость, Депрессия, Нервный Срыв, Комплекс, Стресс…

Или Проблема… Проблем столько развелось нынче, что и людей на них уже не хватает: на одного человека проблем – куча; еще даже и человека-то нет, не родился, а уже проблем с ним хоть отбавляй…

Проблема отличается от Болезни своей навязчивой демонстративностью: всегда на виду, лезет в глаза, не дает о себе забыть, внимания требует постоянного и возрастающего, от внимания раздувается. Болезнь же бывает и откровенной, и скрытной, коварно скрытной. И так нередко бывает, что есть болезнь – а не больно, и все вроде бы хорошо, все в порядке… И вдруг – нет человека.

Болезнь – это когда умирают. Но бывает и что болезней куча, а человек живет и живет. А другой умирает безо всяких болезней – вдруг: «Стоп, машинка!»

Вот по всему по этому я и решил для себя, что по мудрой заповеди доктора Мудрова болезни лечить больше не буду, а буду лечить людей.

О болезнях же думать так:

НЕТ БОЛЕЗНЕЙ – ЕСТЬ РАЗНЫЕ СПОСОБЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ между нами и миром, между нами и нами же, болезнями называем некоторые из неладов, из конфликтов.

БОЛЕЗНЕЙ – НЕТ,

ЕСТЬ ГАРМОНИЯ и ДИСГАРМОНИИ,

болезнями называем некоторые из дисгармоний.

БОЛЕЗНЕЙ – НЕТ,

ЕСТЬ РАЗНЫЕ СПОСОБЫ УМИРАНИЯ,

ОНИ ЖЕ СПОСОБЫ БОРЬБЫ ЖИЗНИ ЗА ЖИЗНЬ,

называемые болезнями, когда нам это удобно.

БОЛЕЗНЕЙ – НЕТ,

ЕСТЬ ОШИБКИ ЗДОРОВЬЯ,

болезнями называются некоторые из них.

За слова не держусь, но и не отказываюсь от них. Если человеку удобнее считать нелады с собою и миром – болезнью, чтобы самому с ними разотождествиться, размежеваться (ну и иногда – чтобы не так жестко за них отвечать…), стараюсь не отказывать ему в этом праве: болезнь так болезнь, ладно, и я буду в таких понятиях мыслить вместе с тобой, параллельно со своим пониманием. Давай, стало быть, отчуждим от себя некую часть себя – назовем болезнью. Давай подробно ею займемся.

Ты вот, допустим, сильно зависишь от алкоголя, крайнее неравнодушие. Тебе долго думалось, что здоровье твое и душа в порядке, что в твоей воле – пить иль не пить. А оказалось, что не совсем… А потом совсем НЕ… Что ж, выходит, болеем, признаем это?.. Имя у твоей болезни известное, мужское – алкоголизм, такой вот болезняк. Характер тоже известен: жадный, неотвязный, коварный, хитрый как черт. И живуч как черт – не убить, не уморить, разве только вместе с собой. Остается лишь изолировать, посадить в клетку, держать на цепи. Согласие даешь? Будешь вместе со мной воевать за себя против врага твоего, против чертова болезняка? Станешь пожизненным надзирателем его клетки? не выпустишь, не предашь себя?..

Я-то для себя знаю, что никакого такого болезняка нет на свете. Что алкоголизм – одно из проявлений природы, человеческой и животной, одна из жизненных расположенностей, склонностей. Одно из зависимостных состояний, входящих в конфликт с требованиями здоровья и общества, а с другой стороны, здоровьем и провоцируемое, обществом же и поддерживаемое. Что это и образ жизни, и образ мыслей. Что «вылечиться» от алкоголизма означает всего лишь жить – жить другим кругом своих возможностей – так, что зависимостная расположенность не задействуется, не включается.

Все эти многосложности остаются в моем внутреннем употреблении. А человек просто живет так либо иначе…

Списку скорбному вопреки

Конечно, и я тоже вместе со всеми пользуюсь этим общим существительным, и в моем скорбном списке оно значится в разных своих номинациях.

Одну мою бабушку убил сыпной тиф, другую – кишечный рак. Одного деда, инвалида войны, дважды валил инсульт, а доконал рак желудка. Другой покончил с собой в депрессии. Папу сразил инфаркт. Мама долго уходила в альцгеймероподобной мозговой атрофии (возможно, отдаленный результат рентгеновского облучения головы в юном возрасте – в те годы, не зная последствий, рентгеном лечили стригущий лишай).

У меня была куча детских инфекций, туберкулез, плеврит, несколько воспалений легких, язва 12-перстной кишки, энтероколит, панкреатит, гепатит, стенокардия, сердечная аритмия, некая опухоль, несколько переломов, контузий и сотрясений мозга. Разные гриппы, ангины, гаймориты, циститы и прочее. Была слепота на один глаз, оперирован. Неврозы, депрессии – тоже не миновали. И все это – при неплохом здоровье и работоспособности.

Работа оздоровляет. Убедился в том с особой ясностью, когда в 2002 после автокатастрофы, переломанный, лежа навытяжку на спине, написал «Приручение страха». Физически ощущал с каждой новорожденной страницей прилив восстановительных сил: какие-то пчелки дружными вереницами устремлялись из потайного средоточия духа к сломанным болящим костям, заживляли их целебным нектаром…

Стать умнее мамаши

Можем ли мы думать об ошибках природы? А если за ней – Творец, то и об ошибках Творца?..

Глядя на неисчислимое множество всевозможных врожденных уродств и генетических дефектов, на мутное море дурной наследственности, трудно удержаться от таких мыслей.

Если считать, что у природы есть цель – совершенство, гармония, красота, то приходится признать, что идет она к этой цели с огромными издержками. В природе уйма халтуры, брака и недоделок, до черта нелепостей. Понять и оправдать их можно только одним: слишком много работы, слишком широк поиск, и конца ему не видать…

Кто чаще ошибается – природа или мы, доктора? Пока – мы. Но верю, что когда-нибудь мы станем умнее своей мамаши. О папе пока не будем…

Существительное остается

– Больной Леви, в процедурную!.. Больной Леви, где вы? Больной Леви!

Я сидел среди других ожидающих очереди прямо перед дверьми процедурной. Ждал этого вызова. Медсестра выкликнула раз, и другой, и третий, а я молчал и не хотел подниматься. Не хотел не потому, что у меня все болело, и подняться было физически тяжело – я бы и на карачках пополз. Но меня назвали неправильно, меня обозвали.

Нельзя обзывать человека больным. «Мой больной», «твой больной», – говорим мы, врачи, меж собой – это ладно уж. А вот самого человека в глаза обзывать больным – преступление, маленькое, но преступление. А иногда и большое.

Внушение, скверное внушение. Неосмысленное, тупое. Или злодейское – если с намерением: запугать человека, внушить ему тревогу и страх, поставить в зависимость и драть деньги или направить, куда ему не надо…

Вот опасность главная – дурноверие. Инвалидизация самовосприятия: принятие роли больного, вхождение в эту бытность. Установка на болезнь, самопрограммирование болезни, дурная вера. Отождествление себя со своей болезнью.

– Но это же правда, я же и в самом деле болею. Я больной человек…

Болеете, да, ну и что же?.. Правда и то, что все мы – существа смертные. Основание ли это, чтобы врач, смертный врач, обращался к вам со словами:

– Смертный такой-то, пожалуйте ко мне в кабинет! Будем знать, чем больны, но не будем верить, что мы – больные.

Будем понимать болезни свои, но не будем больными себя считать и чувствовать. Будем себе говорить и напоминать: я человек здоровый с такой-то болезнью, болею, но человек я здоровый.

«Больной» – прилагательное, а не существительное. Существительное – человек. Прилагательное прибавляется и отлагается. Существительное остается.

Ода кривизне искусство быть сумасшедшим

«Почему не могут все быть неправы, а я – прав?

Сколько всякого бреда в головах у массы народа, вы еще от этого не устали?.. И разве не было в истории Коперников и Галилеев? Разве не бредом казались в свое время многие великие открытия не только непросвещенной толпе, но и почтенным мужам науки?.. Разве не были бредами, охватившими массы людей, нацистская и коммунистическая идеологии?.. А если речь идет о вещах, которые известны данному человеку лучше, чем кому бы то ни было?.. Кому лучше знать о поведении жены, как не живущему с нею мужу? Кому как не самому человеку, знать об отношении к нему окружающих, если он долго и внимательно следит за всеми его нюансами и уже давно заметил, что за ним идет слежка?» – убеждал меня пациент, научный работник, выдающийся математик.

Я верил ему – в общем: он прав был по отношению ко всем общим случаям, кроме некоторых частных, включая и свой собственный. Не хотелось напоминать о таких жизненных вариантах, когда о поведении жены как раз муж знает меньше других – он и сам о таких вариантах знал, это его и терзало.

На бред и суда нет.

И твой бредок поместят в рядок, закричат «продается» – дурак найде

У моей кобылы сивой хоть и бред, зато красивый.

У него был грубый бред ревности и элегантный, изысканный, великолепно систематизированный бред преследования, похожий на стройную математическую теорию. Он был классическим параноиком.

По ту сторону интуиции

«Патологическая интуиция» – определил бред русский психиатр Гиляровский. Блестяще, но… Какая интуиция патологична, какая нормальна, остается догадываться. Или – уславливаться.

Стержневое свойство бреда – чувство достоверности, сопровождающее более или менее последовательные выкладки рассудка; внутренняя убедительность, безусловная, не оставляющая место сомнению. Я бы даже сказал, внушительность.

Но это чувство достоверности, эта убедительность и внушительность присущи переживаниям всякого человека и держат в своей колее любое мышление. Сколько раз на дню приходится убеждаться: люди здоровые так же непробиваемы, как и больные, так же, если не хуже, уперты в своих убеждениях, явно нелепых. Так же, как и больные, не знают, не понимают и не хотят знать и понимать, откуда берутся их изначальные интуиции, исходные положения, аксиомы мысли.

Сколько бредятины на книжных прилавках, как она прет из радио и с телеэкранов, какой бредлам в интернете… И поневоле спрашиваешь себя: в чем же разница между бредом больных и заблуждениями здоровых? Не условность ли это, не общественный ли договор в данном месте и времени – что чем считать: суеверием или бредом, религией или бредом, идеологией или бредом, враньем или бредом, интуицией или бредом, мифом, искусством, поэзией или бредом, здравым смыслом или опять же бредом?..

Кое-как различает все это, раскладывает по своим полочкам только практика. Только опыт и… Чувство достоверности, вот эта самая интуиция, которая запросто может оказаться и тем же бредом.

Во всяком бреду прячется жало истины, и во всякой истине – в ее человеческом выражении – кроется, а иной раз и торчит и кровоточит – жало бреда. Где грань между бредом и заблуждением?.. Там, где мы ее проведем – где условимся. Бредом можно назвать заблуждение, у которого нет шансов быть принятым за истину в данном месте и времени, в данной человеческой общности.

Другое определение: интуиция без обратной связи или с ложной обратной связью.

Женщина верит в колдовство и твердо убеждена, что приятельница, с которой она поссорилась, навела на нее порчу, от этого у нее «трещит голова».

Не переубедишь, что не от этого, проще присоединиться и «снять порчу» каким-нибудь псевдо-магическим, понятно-непонятным для нее, внушительным ритуалом.

Я спрашиваю себя, бред ли это, и чувство внутренней достоверности мне подсказывает: нет, в клиническом смысле не бред, хотя полная чушь. Результат внушенного предрассудка. Среда, воспитание, недообразованность, помощь желтых СМИ.

Женщина в основном более или менее адекватна, и я решаюсь «снять порчу» – вхожу в роль и как бы снимаю, заодно поднимаю настроение, подлечиваю сосуды…

А вот программист, выросший в интеллигентной семье. С детства немного замкнут, не то чтобы со странностями, но несколько на особицу. С некоего времени стал ощущать «треск в голове». Утверждает, что это сосед по лестничной клетке, давно плохо к нему относящийся, намеренно влияет на его организм. «Как влияет?» – спрашиваю. – «Ну, вы понимаете. Телепатически. Возможно, с помощью своего компа…» – «Зачем ему это?» – «В целях эксперимента. (Специфическая усмешка). Чтобы получить удовольствие от своей власти… Компьютерный вирус знаете как в программы внедряется?..» Все понятно. Дальше вероятны (хотя не обязательно) слуховые галлюцинации. Переубеждать не надо, а надо лечить, иначе все может кончиться скверно.

Диагноз, который лучше не ставить?..

И закономерно, и неудобно, неудачно, что медицина в лице психиатрии, с ее претензией на научность и объективность, пользуется как рабочим понятием этим замызганным бытовым термином, окрашенным однозначно-негативно, чуть ли не ругательством. Бред – синонимы: ерунда, чепуха, чушь, фигня, бессмыслица, нонсенс…

Пациенту можно сказать, что у него диабет или опухоль, это не нарушит контакта. Но объявить человеку, что у него бред, – значит сразу поставить между ним и собою стену. Сразу недоверие и отчуждение, а то и враждебность, включение в этот вот самый бред…

Я вплотную сталкивался с этими стенами, со всеми их выступами и проемами. Разными бывают под ними фундаменты, почвы, основы.

Один и тот же бредовый сюжет, например, – преследование, имеет неисчислимое множество разработок. Бред преследования, самый частый вид бреда, густо замешен на самой патологически-продуктивной эмоции – страхе. Происходит проекция: страх, мечущийся внутри, ищет себе внешнее содержание, ищет свой предмет (точно так же, как ищет его агрессивность, злоба) – и, конечно, находит…

Бред может возникать и на почве хронического алкоголизма или наркомании, и вследствие возрастных изменений психики, и как толкование каких-то телесных ощущений, причины которых неведомы или ведомы… Первоосновой может быть и какое-то нарушение мышления, дефект логики, иногда грубый, иногда тонкий, едва уловимый, а иногда и логика слишком логичная, упирающаяся в абсурд. «Все убеждения неправильны, – сказал тот пациент-математик. – Даже это», – подумав, гениально добавил. Еще подумав, сказал: «Я давно подозреваю, что человек – половой орган Бога».

Не содержание убеждения, не степень его несоответствия действительности, не стойкость, не безнадежность – а только личность, характер и душевное состояние человека, конкретного, вот этого человека, – определяют, может ли наш брат психиатр считать это убеждение бредом его больного сознания или чем-то иным – скажем, бредом условно здоровых членов безусловно больного общества.

Ода кривизне

Мне с детства тихо ненавистен наставник – выпрямитель истин. Моя кривая голова дозналась: истина крива. Кривится лист, кривится пламя, вода клубится облаками и в землю, что ее влечет, по кривизне земной течет. Не прям божественный порядок, и в радости небесных радуг – игра преград и гроздья дуг, и Солнце всем и враг, и друг. Во всей природе – примесь бреда, всё либо «пере», либо «недо», всё прячет переносный смысл, вкус жизни сладок, солон, кисл, плод счастья горек, снова сладок… Не прям божественный порядок, не прям! – и в яви, и во сне вся жизнь течет по кривизне. Я не люблю прямоголовых, свод неба выпрямить готовых: у них извилина одна – и та прямая как струна, а ведь струна, чтобы звенела, должна кривиться то и дело. Любить и думать головой возможно только по кривой!

Да, так – и земля крива, и жизнь крива, и развитие не по прямой идет, а по спирали, и мысль творческая однолинейной не может быть. Единственная прямизна требуется от человека: прямизна совести. Прямизна души – цветаевская «стальная выправка хребта» – внутренняя вертикаль. И у мысли должна быть прямая, вертикальная совесть. Мысль с кривой вертикалью, ведущей человека не вверх, а вниз, к звериному состоянию, и есть бред.

Дорогие мои сумасшедшие из интервью

Что для вас означает понятие «психическое здоровье», что такое «норма»? Существует ли в принципе норма психического здоровья?

– Для человека, подробно знакомого с клинической психиатрией и неврологией, с одной стороны, а с другой – с широчайшим спектром психологического разнообразия вне клиники, вопрос «существует ли норма» звучит наивно, почти как вопрос, существует ли небо.

Правомерней спросить, что нам сегодня удобно считать психическим здоровьем, а что – отклонением от него. Отклонением до степени, именуемой болезнью, или отклонением не доходя до этой степени – а быть может, и превышая…

Норма и болезнь даже в общей медицине – понятия в немалой мере относительные и условные, а в психологии и психиатрии – в мере огромной. Есть, конечно, какие-то общечеловеческие рамки, общепонятные границы здравого смысла. В одной из своих записок Гиппократ определил самый существенный признак психического расстройства: состояние, при котором на человека не действует очевидность, действительность воспринимается искаженно, душа слепнет и глохнет, а мысль сама собою не управляется.

Здраво звучит и такое определение германского психиатра Курта Шнайдера: психопат – человек, который либо понапрасну страдает сам, либо понапрасну заставляет страдать других. Все, что лежит вне рамок этого определения, можно вроде бы считать областью нормы. Но – как посмотреть, как понимать, что такое напрасность или ненапрасность…

Здоровье и болезнь, норма и ненормальность – понятия, складывающиеся социально-исторически. Медики, давая такие определения, не свободны от общественного менталитета, от условностей своего времени. То, что сегодняшние психиатры России и Запада считают шизофренией, психопатией, неврозом и т. п., в Африке, Индии, Китае и мусульманском мире считается чем-то иным, в античном мире считалось совсем другим, в библейские времена и подавно.

Придет время – оно уже близко – когда и в зоне нашего менталитета «шизофрения», как и остальные психиатрические наклейки, уйдет в отставку, останется в словаре лишь как малопонятный архаизм, а потом забудется. Поля реальности, которые худо-бедно покрывали эти понятия, будут рассматриваться совсем из другой системы координат.

Уже после первых двух-трех лет работы в психиатрии я понял, что не смогу помогать людям, если буду вслед большинству коллег принимать психическую норму за абсолют и непреложный стандарт, а что вне того, то от лукавого – от ненормальности, от болезни. Главной вехой моего развития как психиатра стало понимание многомерности душевной жизни и многообразия психического здоровья. Не все виды здоровья вписываются в социальную реальность, не все и должны вписываться. Не всем нужно быть так называемыми нормальными. Есть отклонения, необходимые и для человечества, и для данного отдельного человека.

Главная фишка психиатров, «шизофрения», буквально означает расщепление (ума, души, личности). Но душа, ум и личность не цельны, расщеплены, лоскутны и у так называемых нормальных людей, только не явно – привычно. Самую что ни на есть железобетонную норму чаще всего и сокрушает и обращает в руины, как землетрясение, прорыв темных глубинных сил патологии – звериный бунт подсознания…

Быть нормальным – ужасная психическая нагрузка, не все ее выдерживают. То, что мы называем психозом – только наружность непонимаемой нами внутренней жизни. А некоторых людей считают психически больными лишь потому, что они не принимают господствующих в социуме стандартов.

Помню, как поразило меня на первом году работы, когда один из опытных, тертых психиатров, моих старших коллег, сказал по поводу пациента:

– У него шизофреническая честность.

– Это как – «шизофреническая честность»? – опешил я.

– Ну так, шизофреническая. Только шизофреники могут быть такими… Патологически честными.

Он смотрел на меня так, что мне захотелось спрятаться…

Работая в психиатрических клиниках и диспансерах, не переставал удивляться, как много среди пациентов людей добрых, отзывчивых, совестливых. И это притом, что многие из них страдают от своей подозрительности, от ревности, от навязчивостей и страхов, бывают одержимы приступами ярости, бредом преследования и так далее.

Выходя из больничных стен, острее чувствовал, как много среди людей, казалось бы, реалистичных, трезвомыслящих и успешных, ограниченных тупарей и жлобов, равнодушных эгоистов и сволочей, разрушающих жизни других, собственных детей в том числе…

Нет, – говорил я себе, – я не поклонник этой нормальненькой публики. Я на стороне сумасшедших, моих милых, хороших, искренних сумасшедших…

Дорогие мои сумасшедшие, под другие крыши забредшие, собирайтесь ко мне домой, как заждался я, Боже мой. Я зову вас не на лечение, не готовлю вам развлечение, нет, не пить и не морды бить, а уметь сумасшедшим быть. Да, искусство быть сумасшедшим, как подсолнух зимой расцветшим, никому не сделав бо-бо – это, братцы, жлобам слабо. Если кто-то с собой не справляется, пусть отрада в него вселяется. Да поможет нам Благодать с темной силищей совладать! Настоящий Живой Сумасшедший, в подземелье звезду нашедший, как вода побеждает сталь, как травинка пробьет асфальт. Он и с Богом затеет шуточки, он займет у Него три минуточки. Он прорвется к Нему в кабинет, а Его там и вовсе нет – Богу сиднем сидеть не нравится! И тогда он домой отправится и заботиться станет о том, чтобы кактус раскрыл бутон, чтобы котик на солнце жмурился, чтобы хмурый чудак расхмурился, чтобы, смерти чихнув в оскал, одуванчик пробил асфальт…

Понимание душевных страданий и необычных переживаний лишь как «отклонения» и ничего сверх того – есть знак тяжкой духовной болезни общества: невменяемой ограниченности, присвоившей себе звание нормы.

В отличие от стоматологов и хирургов, осуществляющих свое ремесло в рамках установленной предсказуемости результатов, психиатры узаконенно ловят рыбку в мутной воде.

Диагнозы – «шизофрения», «невроз» и прочая – разные способы обзывания неизвестного, загораживающие от заинтригованной публики, словно мантия фокусника, простое, как мычание, непонимание.

Профессиональные обыватели от психиатрии, наделенные экспертными полномочиями, привыкают врать не только пациентам и их родным, но и самим себе…

Вы так строго судите свою профессию и коллег, что впору спросить, а не лучше ли вообще упразднить психиатрию, закрыть больницы, отпустить всех больных…

– Это был бы воистину акт сумасшествия. Разумеется, и больницы нужны, и психиатрия нужна – и нуждается, как и все общественные институции, в развитии и преобразовании. Довольно обширен разряд случаев, когда нет пока что иного способа спасти человека от самого себя или спастись от него, кроме как поместить в дурдом и кормить химией. Обычно на химии крыша, съехавшая набекрень, перемещается на другой бекрень, в так называемую ремиссию. Случается и так, словами Толстого, что, несмотря на лечение, больной выздоравливает.

Среди психиатров, конечно же, есть люди добросовестные и искусные, люди понимающие и помогающие. Добро не оставляет без попечительства ни одного уголка на земле, приставники его работают как в правительстве и в церквах, так и в тюрьмах и общественных туалетах. Настоящие Психиатры встречаются – но Настоящей Психиатрии как системы и традиции в нашем большом земном дурдоме еще нет – она только посверкивает как обещание то в лице какого-нибудь духовно одаренного человека, то в хорошем театре или кино, то в хорошей музыке и поэзии…

Вам не кажется, что в последнее время наулицах, в транспорте и общественных местах все чаще встречаются люди странные, неадекватные, а иногда и явно больные?

– Да, пожалуй, такого народа прибавилось.

Чем вы это объясняете?

– Могу лишь предполагать. Прежде всего, состав этой странной публики не однороден. Наметанным глазом вижу что большая часть – не больные, просто люди, не вписывающиеся в жизнь или опустившиеся. Вносит свою лепту и алкоголь, и наркотики. А некоторые психически нездоровы. Таких раньше силком распихивали по больницам и колониям, теперь относятся к ним терпимее.

Это хорошо или плохо?

– Хорошо до определенных пределов. В государственных учреждениях и в правоохранительных органах психолого-психиатрическая строгость в подходе к кадрам должна быть повышена.

Тех, кто «не вписывается в жизнь», стало больше?

– Пожалуй, не столько больше, сколько заметнее по виду. Их всегда было немало, людей неправильных, странных и трудных для других и себя самих. Некоторые являют собой золотой фонд человечества, богато и оригинально одарены – вспоминаются сразу великие поэты Данте и Хлебников, гениальный пианист Гленн Гульд…

Многие непонятные и неприятные для других внешние проявления таких людей, кажущиеся симптомами болезни, на самом деле суть поиски способа жить и выжить. С одной стороны – жить «правильно». С другой стороны – жить по-своему, сохранить свое. Вот откуда неожиданные выпады и взрывы неадекватности…

Борьба неравная, практически в одиночку. Борьба и за себя, и против себя. Борьба трудная и потому, что сам борющийся от стандартов «правильности» не свободен. Он впитал их – и сплошь и рядом оказывается потрясенным своим несоответствием: не понимает себя, не знает, чего от себя ждать и хотеть. Когда его авторитетно определяют как больного – он вынужден этому верить, поддается внушению. А если не верит, то его, естественно, считают совсем больным. Связи с «правильным» миром оскудевают…

Этот замкнутый круг может разомкнуться, если один из «правильных» возьмет на себя труд вживания. Если поможет «неправильному» всего прежде принять себя, удостовериться в праве на жизнь. А затем – выйти на свой путь развития и самореализации, обрести свой смысл жизни. Это, собственно, и есть настоящая психиатрия.

Страхи, фобии, ипохондрии, навязчивости, неврозы результат внешних воздействий, каких-то тяжелых переживаний – или больше определяются типом человека, его склонностью, расположенностью?

– И то, и другое – в разных пропорциях от случая к случаю. Некоторые люди с рождения расположены к страхам, к навязчивым состояниям – склонности эти проявляются уже в юном возрасте, иногда с раннего детства. Таким людям требуется не просто психотерапия и психологическая помощь, но о б у чающая помощь – обучающая обращению с собой, сообразованию со своими особенностями. Иногда для этого требуется не один год…

Часто приступы панических атак и всевозможные фобии начинаются с какого-то воздействия извне: интоксикация, инфекция, травма или сильный испуг…

Первый удар – внешний. А вот дальше идет все уже изнутри, без уловимых внешних причин, и мы говорим, что приступы – невротические.

В чем отличие?.. При «первом ударе» организм боролся с действительным врагом – и сообщал об этом мозгу, который сообщение постарался запомнить. А дальше пошла борьба с врагом виртуальным, с его образом. С воспоминанием или с ожиданием, что для подсознания совершенно одно.

Всякое переживание, однажды испытанное (NB! – как и всякое событие в мире!), стремится себя так или иначе воспроизвести. Боль и тоска (как и радость, и удовольствие!..) из причинно-следственной связи норовят выпрыгнуть в иную реальность: в возвратные временные круги… Так клишируются состояния страха, превращаясь в фобии и панические атаки; так закрепляет себя и гневливость, и ревность, и много разных навязчивостей, и упорный неадекватный смех. По этому же механизму воспроизводятся и аллергические реакции, и всевозможные влечения, и неудачные любови, и так называемые фантомные боли, когда болит то, чего уже нет…

Как научиться с этим справляться?

– Самый общий прием работы с возвратными состояниями – переполюсовка, она же плюсование: переигровка с положительным результатом.

Вам не повезло, у вас случилась автомобильная авария, вы получили травмы, потом поправились, но потеряли уверенность, боитесь снова садиться за руль, даже подойти к машине не можете?.. На машинах реальных или воображаемых, на игрушках – разыграйте со своим инструктором или игровым партнером ситуацию, приведшую к аварии, как можно ближе к тому что случилось, но с благополучным поворотом событий в самые последние, решающие мгновения – вам удается успеть среагировать, свернуть, избежать столкновения. Переиграйте раз, другой, третий, десятый – варьируя обстоятельства… Особенно хорошо будет, если некоторые переигровки будут комическими, позволят вам над собой посмеяться. Страх уйдет, уверенность возвратится.

Игровое плюсование может помочь справиться не только с всевозможными страхами, но и с инертными «сценариями неудачи» в любовных отношениях и в работе, с возвратной душевной болью после психических травм…

Душевная боль и душевная болезнь – так близко звучит – одно и то же?

– Конечно же, нет.

Душевная боль – обычное человеческое состояние, норма нашей несовершенной жизни. А душевная болезнь – состояние саморазвивающееся, с событиями внешней жизни может быть связано, но не линейно, не однозначно.

Страдания душевнобольного и обстоятельства его жизни – два сообщающихся, но не сливающихся мира. Кому-то плохо оттого, что он профессионально не преуспел, оттого, что мало денег, заели долги или жена бросила.

А кому-то худо, невыносимо жить и при всех успехах и полном, казалось бы, благополучии. Вот как раз такие люди и могут быть названы душевнобольными в строгом смысле этого слова. У них может быть яснейшее осознание всего, что происходит в мире и с ними самими, но поделать с собой они ничего не могут, если не получают помощи извне или не овладевают способами самопомощи.

– Что нужно делать, чтобы сохранить здоровую психику, чтобы душа была здорова?

– Ответить одним глаголом?

Пожалуйста.

– Развиваться.

Профессиональный оптимист? психолог: каков есть? – каким быть?

Психологи выпили. Один другого спрашивает:

– Ты с-с-себя уважаешь?

Из наблюдений

В словаре по психологии не оказалось слова «смысл».

Факт

– Доктор, у меня болит жизнь.

Пациент

– Леви? Какой Леви, психолог?.. Второй ряд налево.

В книжных магазинах мои книги обычно стоят на полках раздела «Психология». Прилепилось, ничего не поделаешь: если Леви – значит психолог. Если психолог, то, возможно, в общем ряду и Леви…

Еще со времен службы в клиниках и диспансере моя врачебная работа сама собой, по логике жизненных связей, начала перетекать в психологическую, с постепенным смещением приемного потока из области психопатологии в поле (или как лучше сказать? – зону?..) условной нормы. Болезни потеснились проблемами. Не отступили, но потеснились.

Пришлось поработать в должности старшего научного сотрудника в двух столичных академических институтах психологии – Академии Наук и Академии Образования. В одном занимался психологической реабилитацией ветеранов афганской войны, в другом – семейно-психологическими проблемами и детьми. В девяностых организовал собственный психолого-психотерапевтический центр, занимался практикой самой разнообразной, разрабатывал и проводил социо-психотренинги, бизнес-тренинги и прочая.

А еще до всего этого в минздравском институте психиатрии вместе с профессором Айной Григорьевной Амбрумовой и моим другом доктором Валерием Павловичем Ларичевым (ныне отец Валерий, священник) создавал первую в стране врачебно-психологическую лабораторию по изучению и предупреждению самоубийств. Первый телефон доверия, первый кризисный стационар – наши детища. Работая с людьми, совершившими попытки самоубийства или близкими к суициду, мы убедились, что клинический диагноз «депрессия» применим лишь к меньшей части из них. А вот невыносимая душевная боль – психалгия, как я назвал ее, – мучает почти всех. Патология – примерно в четверти случаев; остальные три четверти – просто жизнь, болящая жизнь…

Одна десятая сапога солянка из интервью

Психолог и психотерапевт – совпадает ли? Должно совпадать, или не обязательно?

– Не обязательно, но желательно. Психологом я зову человека, умеющего видеть теневые личности другого – хотя бы часть скрытого пространства души. А психотерапевтом – того, кто умеет делать это пространство светлым, просторным, радостным, гостеприимным.

Психотерапевт должен быть психологом, и хоро шим, толковым – не по диплому, а по сути, практически: должен понимать психологию тех, с кем работает, иначе психотерапии не получится. Есть сильные психотерапевты и без психологического образования, и без медицинского – знаю таких среди педагогов, среди юристов, среди массажистов, парикмахеров, официантов, таксистов, сантехников…

А психолог может быть или не быть психотерапевтом – в зависимости от сферы, в которой работает, от задач, которые выполняет.

Психологи, занимающиеся кадровой работой, профессиональным отбором, тестированием – отнюдь не психотерапевты, скорее наоборот. Равно как и психологи, обслуживающие закрытые ведомства, политику и рекламу.

Если же психолог работает с людьми не ради дяди, который платит, а ради самих людей – допустим, психолог школьный, производственный или спортивный – и работает добросовестно, он оказывает и психотерапевтическую помощь, должен оказывать. Иначе это не психолог, а пустое место.

Психолог и врач – какие совпадения, какие различия?

– При огромной разнице в образовательной подготовке немалые пересечения и совпадения в практике. Врач должен знать анатомию и физиологию в ее развитии – строение и биодинамику организма. Психолог обязан разбираться в строении души и в ее жизни во времени – психодинамике.

И тот, и другой должны понимать, какие влияния оказывает одно на другое.

Врачу при любой специализации нужно знать азы психопатологии, основы индивидуальной психологии и характерологии и – это главное – владеть навыками если не психотерапии, то хотя бы лишь психологического позитива – положительного влияния на пациентов. Психологу – тоже. Чем психологичнее врач, тем более врач. Чем врачебней психолог, тем более психолог. Идеал – полное слияние того и другого в одном лице. Примеры: Авиценна, Корсаков, Корчак, Франкл.

Какая проблема или жизненная ситуация в психологической практике и психотерапии – самая частая?

– Недостаток любви, ошибки любви, любовная слепота, любовные драмы. Кабинет психолога или психотерапевта с полным правом может именоваться травмопунктом любви. Не только половой – и родительско-детской, и всякой иной…

Еще стоит заметить, что примерно в половине обращений по поводу какой-то проблемы проблемой оказывается не проблема, а отношение к ней. Простейший пример: краснение на людях. Как только удается убедить человека, что краснеть не стыдно, краснеть – нормально, даже хорошо, краснеть лучше, чем не краснеть, – краснение исчезает.

Режиссеры говорят: «театр начинается с вешалки». А практическая психология, психотерапия? С чего начинается психологическая диагностика и психологическая помощь?

– С вопроса.

– ?..

– Вот видите – сперва вы мне задали вопрос словами, потом молчанием. И тем, и другим передали важную информацию. Человек, задающий вопрос о какой-то трудности, самими словами вопроса – или их отсутствием – часто показывает и ее неосознаваемую причину или целый сгусток причин: контекст.

Мама спрашивает: «Как добиться от сына внимательности к урокам?»

Контекст: «У меня не хватает ни времени, ни душевных сил жить с сыном весело и дарить ему свою любовь щедро, выразительно и изобретательно – так, чтобы это его оживляло и вдохновляло. Чем мне заполнить ту скуку, которая царит у меня дома? Как добиться внимания и любви мужа?..»

Как врачу трудно бывает обследовать больное место пациента – оно непроизвольно защищается болевыми рефлексами и мышечным напряжением – так психологу трудно подобраться напрямик к больному месту души: оно скрывается вольными или невольными психологическими защитами, к нему и сам Обратившийся не может притронуться, не может с достаточной ясностью осознать…

Вот почему обычно вопросы психологу задаются не по существу, скользят мимо сути, а иногда и вовсе уводят не в ту степь.

Точно, прицельно заданный вопрос – редкость и немалая ценность. Если человек сумел попросить о психологической помощи правильно, то это означает, что помощи ему уже почти не требуется – правильная просьба обладает свойством самоисполнения. В правильной постановке вопроса уже заключен если не ответ, то его зачаток, зерно, из которого может произрасти древо новой судьбы…

Что важнее для психолога и психотерапевта: знания, образованность, обученность делу – или талант, дарование?

– То и другое плюс дарование и обученность нравственные. Не «или – или», а «и – и».

Талант практического психолога проявляется очень рано, иной раз уже с пеленок, ибо пробуждается самыми что ни на есть жизненными потребностями и упражняется непрестанно. Ядро этого дарования, основной навык – умение просчитывать наперед состояния и поведение других и опережающе выстраивать стратегии и тактики собственного поведения соответственно желаемому результату. Это я и назвал «искусством быть Другим». Искусство столь же драгоценное, сколь и опасное.

Достаточно ли для понимания людей медицинского опыта и психологической практики? Ведь жизнь все-таки шире…

– Разумеется, несравненно шире. Чтобы иметь основания считать, что ты в какой-то мере приближаешься к пониманию людей, нужно вдобавок к практике врача и психолога поработать не менее чем на пяти совершенно разных работах, походить в трудные походы, поездить по свету, пожить и в российской деревенской глубинке, и за границей, отбыть срок не менее чем по семь лет не менее чем в трех брачных союзах, воспитать не менее троих детей, побродить по правительственным коридорам, побывать несколько раз в больнице в качестве больного, в морге для начала в качестве наблюдателя, в театре в качестве зрителя и актера, в суде в качестве истца и ответчика, в армии в качестве солдата, в тюрьме в качестве заключенного…

Мой опыт включает все вышесказанное, кроме последнего: в тюрьме побывал только в качестве исследователя, изучал агрессивность и суицидальность осужденных за тяжкие насильственные преступления.

При таком богатом жизненном опыте вам, наверное, можно уже писать учебник правильной жизни, житейской мудрости?

– Упаси Боже. В моем личном опыте около девяти десятых составляют образцы того, как не надо жить.

Вам не боязно признаваться в этом? А как же авторитет, доктор? Сапожник без сапог…

– Ну не совсем: одна десятая сапога все-таки есть. А те, кто считает, что без сапог на всю длину ног и выше лечить людей и книги писать неприлично, пусть, натянув свои сапоги, лечат и пишут сами. Если к прочим смертным подходить с такими же привычно-завышенными ожиданиями, как к священникам, психологам и врачам, то окажется, что немногие двуногие оправдывают звание человека.

Читатели замечают, что в своих книгах, особенно новых, вышедших в этом тысячелетии, вы редко и неохотно даете четкие рекомендации для таких-то случаев и таких-то… Некоторые даже считают это вашим недостатком, хотят от вас большей определенности, больше рецептов, приемов…

– Побольше «как» – да-да, знаю… Не только в книгах, но и на приеме стараюсь по возможности не рыбками выуженными кормить, а вручать удочки и побуждать удить самостоятельно. Авторитарный, категоричный совет-внушение дать очень легко, особенно тому кто уже заработал некоторый авторитет. Это-то и опасно, этого, повторяю как заклинание, и нельзя себе позволять, нельзя на это вестись, как бы ни провоцировали. Человек – существо столь сложное и непредсказуемое, что даже в наияснейших случаях нельзя давать однозначные советы без риска грубо промахнуться.

Ну а как быть с теми, кому удить рыбку самостоятельно не удается, кто безнадежен? Таких остается лишь утешать?

– Кого и утешить, а кого навести на возможность смысла… Расширить обозреваемое пространство реальности, показать варианты. Человека часто приходится убеждать в том, что в кулаке судьбы всегда зажаты по меньшей мере две спички: длинная и короткая. Надо только суметь разжать этот кулак и совершить открытый, осознанный выбор.

А можете ли сказать, каким нельзя быть психологу?

– Чувствую, ждете от меня парадоксального ответа. Он и не может быть иным: непредсказуемость – наша профессиональная обязанность. Психолог не должен ни в коем случае быть таким, каким его ожидают видеть. В частности, распространенное мнение, будто психологу нежелательно быть дураком – или лохом, это теперь синонимы – я категорически отвергаю на личном примере: справляюсь, как видите. По моим личным наблюдениям количество дураков среди психологов раза в четыре превышает аналогичный показатель среди продавцов винно-водочных изделий.

А если серьезно, если вытягивать на афоризм – то ловите: психологу нельзя быть психологом. Или, как сказал один мой пациент, психологов нужно изолировать от людей.

Душеведы и душееды, или психология и псинология из он-лайн беседы

Владимир Львович, мы тут спорим, кто должен заниматься психотерапевтической помощью, кто на это имеет больше прав – врач или психолог? Врачи обвиняют психологов в неумении диагностировать у своих клиентов психические отклонения и болезни, в причинении им вреда неуместными психологическими манипуляциями, в трепотне, в обморочивании, «психоложестве» вместо реальной помощи. Психологи «катят бочки» на врачей за их психологическую неграмотность, за неумение видеть психологические проблемы и понимать суть человеческих отношений, за гипердиагностику и ложные диагнозы, в том числе в коммерческих побуждениях… Вы и врач, и психолог – что скажете?

– Скажу, что правы и те, и другие, и всяк кулик хвалит свое болото. Скажу и то, что по здравому смыслу медицинские методы и психологические нисколько не исключают друг друга – а могут и должны сочетаться и взаимодополняться.

Пропорция и применимость в каждом случае определяются индивидуально. Такое определение трудно производить людям, имеющим лишь одну узкую специализацию – либо клинициста, например, либо психолога-тренингиста. Один видит в человеке «пациента», другой – «клиента», каждый по-своему прав, но прав недостаточно. В тяжелых случаях наблюдаем ярко выраженный профессиональный кретинизм – одномерный, даже одноклеточный подход к человеку.

Какой вы видите выход? Что нужно сделать, что бы люди получали помощь «душеведов» на высоком профессиональном уровне?

– В вопросе «что нужно сделать?», мне кажется, не достает местоимения: «кому?». Кто должен что-то сделать, чтобы у нас в стране было много хороших и добросовестных психологов, психотерапевтов и психиатров?.. Правительству не до этого. Бизнес-структуры заняты только своими интересами. А система образования, включая психологические факультеты институтов и университетов и медицинские институты, кадровым потенциалом, достаточным для качественной подготовки следующих поколений людей, помогающих людям, не располагает. Только отдельные личности ведут врачебно-психологическую практику на высоком уровне, таких специалистов можно пересчитать по пальцам. В массовом масштабе царствует невежество, беспомощность и шарлатанство.

Почему так получилось?

– До революции в России возникла прекрасная школа клинических психиатров, она была частью большого поколения русских врачей, ведших свое начало от земской медицины, от таких имен как Боткин, Мудров, Корсаков. Доктор Чехов был из того же ряда…

Психиатры этого поколения были и прекрасными психологами. Они тщательно исследовали человеческие индивидуальности и характеры; помогали не только больным людям, но и весьма многочисленным так называемым пограничным пациентам, чьи состояния колебались между нормой и патологией. В революционное время были попытки привить на российскую почву некий суррогат психоанализа – не покатило, не привилось. Зато некоторое время и при советской власти продолжала работать тепловая энергия великой русской клинико-психологической школы. Мне повезло вскочить на ступеньку заднего вагона уходящего поезда: я учился у последних живых мастеров психиатрической школы Корсакова, Сербского, Ганнушкина, Краснушкина…

Сейчас этот алтарь, увы, опустел. Что же до внемедицинской практической психологии, тяготеющей больше к социальным проблемам, то тут у нас солидной школы никогда не было. С воцарением правящего идеологического монстра всякая психология, ставящая себе целью реально помогать людям, оказалась на долгие годы под запретом. Вместо нее прозябала некая абстрактная наука, именовавшая себя психологией и ограничивавшаяся исключительно теоретическими выкладками.

Но как только давление идеологического пресса начало ослабевать, в огромную нишу социальной востребованности устремились первые когорты людей, взявшихся помогать другим людям в их трудностях и проблемах разнообразного свойства – от поиска секс-партнеров до поиска смысла жизни. Оказались тут и психологи с университетским или педагогическим образованием, и некоторые врачи, и люди с дипломами из технических вузов, и всякого рода сомнительные личности и с дипломами и без дипломов. Кто называл себя психологом, кто экстрасенсом, кто колдуном…

Довольно быстро сформировалась целая отрасль бизнеса, которую ваш покорный слуга наименовал психобизнесом. Я не утверждаю, что все люди, занимающиеся психобизнесом, – шарлатаны и вредят людям. Попадаются и люди талантливые и добросовестные. Но все это пока, в основном, самородки и самоучки. Я верю, что творческие объединения этих людей в недалеком будущем смогут образовать настоящие школы преемственных психологов-практиков.

С чем для вас ассоциируется слово «психология»? Дайте, пожалуйста, не определение, а ассоциативный ряд.

– Этот ваш вопрос уже больше похож на анкету для пациента, но все же отвечу. Признаюсь, недолюбливаю я слово «психология». Первая встреча с этим термином произошла в десятом классе школы, когда одно полугодие нам почему-то взялись преподавать этот предмет, и вел преподавание учитель-олигофрен, который и слово-то «психология» выговорить не мог, все у него получалась какая-то «псинология». Так что и поныне первым словом в ассоциативном ряду у меня возникает слово «пес» – простите, уж каков вопрос, таков и ответ.

С широко открытыми ушами… из интервью для газеты «Московский комсомолец»

– Часто ли на приемах вы сами чувствуете себя испытуемым? Пациенты пытаются вами манипулировать?

– А как же. Еще как. Чаще – сами того не сознавая. Многие пытаются сделать психотерапевта своим мусоропроводом. Иногда попадаются психологические вампиры или, как я их называю «сосунки». Не хотят вылечиваться, а хотят лечиться. И не лечиться, а только регулярно хаживать на прием. Когда я только начинал, меня вечно переигрывали такие прилипалы, и после общения с ними я чувствовал себя как крепко выжатый лимон.

Очень типична «обратная манипуляция». Пациент старается проманипулировать мной, чтобы я проманипулировал им или кем-то из его близких. Недавно приходила одна дама. У ее сына душевное расстройство. Мальчик склонен к бродяжничеству, часто исчезает из дома на несколько суток, ездит по своим любимым автобусным маршрутам, неохотно возвращается. Вместо того, чтобы искать, что именно гонит мальчика из дома, и как сделать домашнюю жизнь для него более привлекательной, дама умоляла: «Загипнотизируйте его, чтобы он не убегал! Или загипнотизируйте меня, чтобы я так сильно не беспокоилась!» Во мне она видела молоток, которым можно стукнуть по проблеме – и разом решить.

Вы говорили не раз, что для того, чтобы понять пациента, надо самому пережить то, что переживает этот человек. Что больше помогает психологу понять пациента: опыт, знания или природная способность к перевоплощению, проецированию на себя чужой жизни, способность сопереживать?

– То и другое в разных соотношениях. Даже дети могут быть очень хорошими психологами и психотерапевтами – дети, особо тонко и точно чувствующие состояние других людей. В самых немногих словах они умудряются иногда поразительно точно и вовремя сказать то, что нужно, и главное – как нужно. Особый дар – эмпатия: способность вчувствоваться в другого. Дар этот в основе – природный. Если его нет, как музыкального слуха, то и не будет, а если есть, хоть в зачатке, – можно развить.

Но неплохим психологом может быть и человек безэмпатийный. Такой человек не способен вчувствоваться в других, но может, если наделен интеллектом и наблюдательностью, вмысливаться – и близко к реальности представлять себе картины внутреннего мира людей, исходя из опыта, знаний, сравнений и логики. Психологом без эмпатии был не кто иной, как Фрейд. Не отличался, кажется, даром эмпатии и основатель гештальт-психологии Фридрих Перлз. А великим эмпатом с несомненностью был Лев Толстой. На эмпатии работал и гениальный Януш Корчак, и классик вчувствования и сопереживания – великий американский психолог Карл Роджерс…

– Что вы делаете, когда пациент явно лжет?

– Слушаю с широко открытымиушами. Не уличаю, чтобы не обрывать контакт. Могу намекнуть, что сомневаюсь в его словах. Или присоединяюсь, логически продолжаю и развиваю, доколе собеседник не упрется в тупик сам и не повернет на попятный…

Ложь приходится сознавать как реальность общения и душевной жизни, реальность, печальную как смерть, и требующую, всего прежде, трезвости. Если человек лжет, значит именно здесь лежит область его главного интереса или его душевная рана, черная дыра его жизни.

Очень осторожно, по возможности незаметно я пытаюсь «ощупывать» это место, как врач ощупывает место воспаления или опухоли. Или, напротив, ухожу от этого пространства, твердо зная, что в другой форме оно очень скоро проявит себя само…

Профессиональный оптимист из интервью для «Психологической газеты»

Какую из своих книг вы любите больше других?

– Если бы многодетного родителя спросили, какого из своих детей он любит больше других, он ответил бы: больше других – каждого по-своему. Когда пишешь, каждую книгу любишь «больше всех», и кажется, что она-то и лучше всех получается. Время проходит – появляется самокритика, видишь неудавшееся, недостатки… Назову, пожалуй, три книги, которые я поставил бы на «призовые места» в своем личном книгопервенстве. «Нестандартный ребенок», «Наемный бог», «Одинокий друг одиноких». И еще одну свежую, которая мне самому доставила на сегодняшний день больше всех удовольствия: «Комическая атака» – о юморе с юмором.

Вы психолог-практик и одновременно писатель умеющий найти контакт с читателем, говорить с ним на одном языке. Не было желания больше писать для коллег, чтобы научить и их этому?

– Желания учить чему-либо коллег, как и кого бы то ни было, у меня никогда не было и, надеюсь, не будет. Хочется просто делиться наблюдениями, мыслями, находками, сомнениями, вопросами, чувствами… Если это кого-то чему-то учит – об этом мне сообщают иногда – удивляюсь. Что до умения находить общий язык с читателем, то оно, мне кажется, преподаваться не может. Это вопрос личной обращенности к собеседнику. Инструкциями не описуемо, не алгоритмизуемо. Учебным пособием может быть только текст, несущий такое качество.

В Советском Союзе психологов было сравнительно мало, а сейчас профессия стала очень популярной. Как вы относитесь к ее популярности! Эффективности? Перспективам развития?

– Растущая популярность профессии радует: это утренняя заря того, что я назвал «психозойской эрой» – начало нового витка развития всечеловеческого самосознания, нового уровня человеческих взаимоотношений. Эффективность в масштабе массовом пока что почти незаметна. Впрочем, кое в чем – в сфере политики, например, ее и стараются оставлять незаметной. В индивидуальном же применении, как практика показывает, эффективность практической психологии может быть высокой весьма, но! – как и все сильное и полезное, с двойным этическим знаком.

Психология – что-то вроде воды: вездесуща, всевлиятельна и всезависима, со всем вступает в соединения, все меняет и ото всего изменяется. Как оружие в равной мере может служить и добру, и злу, и спасению, и разрушению, и Богу и дьяволу. Перспективы развития психологии как созидательной силы зависят не только от усилий самих психологов, но и от того, в каком направлении пойдет у нас общественное развитие, будут ли набирать силу демократия и законность, будет ли массовое сознание проясняться – или затемняться, деградировать. От прогресса смежных наук и практических областей – медицины, генетики, социологии, средств коммуникации, сферы образования, сферы искусства…

Психология (как и медицина, педагогика) относится к профессиям, дающим специалисту определенную власть. Как вы относитесь к вопросам профессиональной этики, насколько возможно с помощью создания этических кодексов оградить людей от непрофессионалов?

– Да, ролевая ситуация психолога, как любого другого «гуру» – врача, учителя, священника, тренера, руководителя и т. п., – искусительна: чревата возникновением инфантильной сверхзависимости Обратившегося (это слово я предпочитаю безобразному термину «клиент» и часто не вполне адекватному «пациент») – сверхзависимости и злоупотребления ею. Этические кодексы, конечно, нужны, но надеяться, что только с их помощью можно оградить людей от хищников и уродов, – наивно. Клятва Гиппократа – этический кодекс врачей – работает, увы, слабенько, дубина уголовного кодекса – понадежнее, но и ее обходят. Больше всего надежд возлагаю на психологическое просвещение людей – потенциальных жертв этих самых гуру а также на то, что в обозримом будущем у нас все-таки образуется достойное коллегиальное сообщество, способное отделять пшеницу от плевел, де факто и де юре.

Какие качества, на ваш взгляд, необходимы человеку, который хочет посвятить себя психологической помощи людям?

– Пять пальцев руки: сострадательность, интеллект, рефлексивность, артистизм, юмор. Три первых – по максимуму, два последних – хотя бы минимум.

Нужна ли психологу вера?

– Если под верой подразумевается формальное вероисповедание, принадлежность к какой-то религиозной конфессии, воцерковленность – ответ: такая вера не обязательна, хотя и не противопоказана. Если же имеется в виду религиозность личная, внутренняя, она же вера в добро и смысл всякой жизни – и, если не убежденность в бессмертии души, то признание этого вопроса открытым, – то ответ: да, такая вера необходима. Без нее нет смысла работать – и нечем, и незачем.

Психологу приходится «пропускать через себя» много чужой боли. Сталкивались ли вы на своем опыте с проблемой профессионального выгорания и как справлялись с ней?

– Если бы только боль… Темнота, бездуховность, тупость, хамство, неблагодарность – и это все тоже извольте, коллега, на грудь принимать и не жаловаться.

Но главная причина «профессионального выгорания», о котором речь, не в этом. Ни врач, ни психолог, погружаясь в человеческий океан, не должны тешить себя иллюзиями, что командируются в рай: врач – менеджером по бессмертию, психолог – профессиональным оптимистом. Месить месиво человеческое и стараться испечь из него что-то иное, с весьма скромным коэффициентом полезного действия – вот наша работа, и кто понимает, куда и на что идет, «выгорать» от этого не должен.

«Выгорание» – прежде и более всего ролевая усталость. Мозоли натирает на душе нахождение в одной и той же отношенческой позе, в одной и той же плоскости ожиданий и самоожиданий. Опустошает суженное самоотождествление, сведение себя к профессии, пусть сколь угодно благородной и интересной. Человек больше роли, больше своей профессии… Должен быть – больше!

Мне помогает музыка – стараюсь проводить хоть полчаса в день за фоно, помогает стихописание, помогают актерские дурачества, юмор, помогает жена, для которой я не какой-то там Владимир Леви, а ее муж Володя, помогают мои дети, для которых я просто их папа.

Что же еще?.. Книги хорошие тоже иногда помогают – но только не мои…

Что вас вдохновляет, дает силы?

– Опять же, пять пальцев: природа, искусство, дети, дружба, любовь. Все по максимуму.

Пушкин в сравнительно молодом возрасте написал такие строки «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей…». Как Вы относитесь к этим пушкинским строкам и как Вы, психотерапевт, знающий глубины человеческой души, сейчас относитесь к людям?

– Пушкин, несомненно, имел резоны так написать – и именно в молодом возрасте, другого возраста у него и не было почти, зрелость только-только проклюнулась… Написать-то написал – не без влияния Байрона, может быть, – а жизнь и характер, общительность и открытость говорят о другом: людей Пушкин, при всех на то основаниях, не презирал, а жадно ими интересовался и всегда был готов к восхищению. «У всякого свой ум» – тоже его слова, и «Нет истины, где нет любви» – его. Живо он относился к людям, живо и всевозможно – и со светом, и с тенью, и с полутонами, и с переменами освещения…

Способна ли работа вас удивлять? Если да, то чем?

– «Глядя на мир, нельзя не удивляться», – заметил один из моих личных психотерапевтов Козьма Прутков. Глядя на людей – тоже.

Удивляет в людях и повторяемость – типажей, болезней, проблем, предрассудков, ошибок – граблей, на которые наступают, – и то и дело встречающаяся уникальность, ни на кого не похожесть, невиданность, неповторимость. Контрасты: невпробойная тупость и фантастическая гениальность, глубина низости и высота благородства… Практика – море: каждый день и одно и то же, и новое.

Владимир Львович, может быть, есть вопрос, который я не задала, и на который Вам хотелось бы ответить?..

– …Ну хорошо… Вот: ВЛ, не принято об этом напоминать, не психотерапевтично, но ведь вы доктор, и волей-неволей вам чаще других приходится вспоминать, что все люди смертны, и чем человек старше, тем ближе к последнему рубежу… Вы к этому сами как-то готовитесь психологически, как-то себя настраиваете?

Ответ: помните, анекдот такой был: «Рабинович, правду ли говорят, что вы свою дочку уже выдаете замуж?» – «Да, понемногу…»

Вот так и я – понемногу готовлюсь, а там уж как выйдет. Представляю и вашу реплику «Ну вот, Владимир Львович, начали за здравие, кончили – за упокой. Профессиональный оптимист, называется!»

И возлюбил я пристальность, и учусь взгляд задерживать… Взлетать истинно можно только ежели спотыкаешься при ходьбе, если и вздох каждый, как роды, труден. Больше верю Тебе, меньше людям, особенно с наступлением темноты. Верю, верю, что близок Ты… В мировом месиве идиотов, святых, мерзавцев и гениев, Твою играющих роль, есть знамение, есть пароль

II. Зрение в темноте очерки психологии веры

Младенец истины аксиомы сознания и подсознания

То, с чего все начинается. В жизни. В науке.

В любви особенно. В ненависти и подавно.

То, на чем люди сходятся и на чем расходятся.

Сила великая и ужасная.

Человек таков, какие у него аксиомы и какая аксиома для него главная.

Слово, заворожившее меня еще со школьных уроков математики.

Слово греческое, ставшее международным и русским. Попытался вникнуть в корни, в этимологию. Обнаружил смутноватое родство со словами ряда: «достойный, сто́ящий, ценный». «Аксиа» – ценность, аксиология – наука о ценностях жизни, пожалуй, главное в философии, да и в психологии – сплошное взаимопроникновение, почему и присваиваю науке сей, аксиологии, географическое название: Психософский Перешеек.

Аксиома – может быть, то, что достойно быть, ради чего стоит жить, что придает жизни ценность?.. Слово, узнал я, научно впервые употребил патриарх математики Эвклид, и означает оно у него, как и «постулат» – утверждение, или исходное положение, принимаемое без доказательств.

А еще «аксиома» близка буквенно к греческому же слову, означающему «ось». Тоже интересно. Ось – то, на что нанизывается, вокруг чего вращается нечто движущееся, например, колесо, планета, или, допустим, мысль… Стержень, на котором держится единство сложного целого. Чтобы не распадалось. Аксиомы делают именно это. На позвоночнике аксиом держится тело духа.

Два определения в словаре иностранных слов. Первое – вот это эвклидовское: утверждение, принимаемое без доказательств.

И второе: самоочевидная истина, не требующая доказательств.

Ага: в одном случае бездоказательность принимается – о ней уславливаются, такой договор. Например: не надо доказывать, что единица есть натуральное число (аксиома Пеано) – договорились, и все. Не надо доказывать, что надо хоронить мертвых. Не нужно доказывать, что нужно ходить в туалет, люди об этом договорились давным-давно, и новоприбывшему в этот мир ребенку нужно это не доказывать, а только показывать – как. Не надо доказывать, что президент имеет право уволить премьер-министра и назначить нового – об этом уже договорились и записали в законе, теперь это аксиома, а как ее применять – президенту виднее.

В другом же случае все настолько ясно, что договариваться-уславливаться не надо, доказательств не требуется. Нужно что-то есть, чтобы жить; нужно справлять естественные нужды для этого же; сила земного притяжения постоянна; все прямые углы друг другу равны, все живые смертны – все это самоочевидные истины: то, что есть, что дано – независимо от того, уславливаемся мы считать это истиной или нет. И все это аксиомы – всему этому мы верим без доказательств, поскольку их и не требуется, а не требуется потому, что их более чем достаточно и не убывает.

Соотнося с понятием веры: аксиома есть то, чему мы верим – условно или безусловно.

Внимание! – это вот или – до чрезвычайности важно! Огромная в нем зарыта психологическая собака.

Условно – это: вообще-то я не слишком уверен, честный ты человек или так себе, но я все же даю тебе этот рубль без расписки, аксиоматически допуская, что ты, может быть, все-таки честный или захочешь таким показаться. Короче, держи рубль и отдай мне его не позже, чем завтра, не то я переменю свою аксиому А безусловно – я просто даю человеку сколько могу, ничего такого не думая даже и подсознательно. Я просто знаю, вернее, уверен, что знаю: честный, отдаст. Даже и подсознательно… Вот она и психологическая собака.

Аксиома может черпаться извне: из непосредственного восприятия действительности, из фактов, из опыта – равно как из чьего-то внушения.

А может являться и изнутри: из чувства, из интуиции, из убеждения. Из самовнушения.

Аксиома может быть выбранной или не выбранной. Приниматься сознательно или подсознательно. Осознанно или неосознанно. Осознанные и неосознанные аксиомы могут вступать между собою в конфликты.

Один из наглядных примеров рассогласования между аксиомой сознания и аксиомой подсознания – многажды мной поминавшийся парадокс бревна, модель множества психоневрозов.

По достаточно широкому бревну, лежащему на земле или поднятому не высоко, человек проходит легко, свободно, бесстрашно. По тому же бревну, поднятому высоко, боится пройти, а если идет без должной подготовки, то может легко потерять равновесие и упасть.

Когда бревно низко, аксиомы сознания и подсознания одинаковы: «безопасно». Когда высоко, аксиома сознания та же (бревно той же, достаточной ширины), но подсознание инстинктивно рождает аксиому «опасно!». И, если человек не тренирован специально, аксиома опасности сознание перешибает, ибо становится состоянием тела и психики – излишним напряжением, страхом, дрожью, скованностью, головокружением…

Множество неосознанных аксиом, рождаемых то инстинктами (аэрофобия, боязнь полетов), то некритически воспринятыми внушениями («порча»), то собственным ограниченным опытом («все мужчины козлы»), руководят нашими чувствами и поведением, захватывают сознание, становятся наши предубеждениями, болезнями, бредом…

«Подвергай все сомнению» – великий декартовский девиз, в профанации ставший слоганом ниспровергателей авторитетов, стремящихся утвердить авторитет собственный.

Более прицельно: «подвергай сомнению аксиомы». Оба девиза слабы тем, что, как и всякие негативно-обобщающие суждения, логически самоопровергаются: если подвергай сомнению все – значит, и сомнение тоже, сомневайся в сомнении, оно может быть и неправым. Если «подвергай сомнению аксиомы» – аксиома, то и она подлежит сомнению, и приходится допустить, что некоторые аксиомы сомнению подвергать не надо.

Может быть, лучше так? – осознай аксиомы, свои и чужие, рассмотри их внимательно. Какие-то из них ты, быть может, отвергнешь, а в каких-то, наоборот, укрепишься, уверишься. Какие-то из твоих аксиом на поверку, возможно, окажутся не твоими. А какими-то придется заняться, чтобы сделать их твоими вполне – и сознательными, и подсознательными, дабы позволить им тобою руководить.

Пересмотр и обновление аксиом, сознательных и подсознательных, и есть содержание психопрактики – психологической и духовной работы, труда саморазвития. Психолог или духовный наставник может здесь исполнять роль акушера, принимающего младенчика Истины.

Религия открытых вопросов вера и мысль

В детстве верится как-то само собой, что желание может возыметь силу действия, нужно только суметь захотеть, суметь правильно захотеть!..

Вера эта питает самые тайные и безнадежные наши мечты. И она права – иногда.

Хмельной трамвай трясется бешено, окно морозом занавешено, народу всякого намешано, и многим хочется уснуть. А я еще мальчишка маленький, на мне задрипанные валенки, в окне я делаю проталинки, чтобы увидеть что-нибудь. В стекло дышать мне очень нравится: вот-вот, и кто-то там появится, и добрым ангелом представится, и всем покажет мир и путь. Трамвай шатается, как пьяница, проталинка, как жизнь, туманится: не продышать – опять затянется, и снова холод, мрак и муть. Мне тот трамвай и ныне чудится: прильнув к стеклу, мальчишка трудится – во что поверишь, то и сбудется, суметь бы только продохнуть… Составов дальних громыхание, ночницы сонное порхание, стихи с участием дыхания, свечное пламя… не забудь…

Есть в жизни действительное, проявленное как реальность – и есть возможное, еще не проявленное. Скрытое изображение на отснятой пленке…

В жизни таких пленок – уйма неведомая.

Вступая в область возможного, нельзя поручиться за истинность своих мнений и предположений. Но можно верить и можно веру высказывать. Мы имеем право объявлять то, чего нет, даже противоречащее действительности – существующим, если мы в это верим. Вероятней всего, это будет заблуждением или даже нелепым бредом. Но! – в каких-то случаях наивная детская вера способна превращать возможность в действительность – она для этого и предназначена. В каких случаях?!..

Вера и гипноз

Оставим в стороне чудеса, которые, в силу их неповторимости, нельзя ни опровергнуть, ни доказать. С полной достоверностью вера проявляет себя как реальная, творящая действительность сила в случаях необычайных воздействий человека на человека.

И всего убедительней в воздействиях на себя – через посредство другого человека.

Я узрел это во всех подробностях и разнообразно опробовал, когда занимался врачебным гипнозом.

Гипноз работает верой. Детской, наивной, не рассуждающей, абсолютной верой.

Когда внушением: жжет! – в глубоком гипнозе при прикосновении холодного предмета получается ожог кожи, – это и есть превращение скрытой возможности в действительность. Оказывается, возможен ожог и без обжигания – вот он, все признаки!

Почти до обугливания!.. Загипнотизированный человек производит этот безожоговый ожог сам – через посредство гипнотизера.

Возможно и обратное: отсутствие ожога при обжигании – эти знаменитые ходильцы по раскаленным углям… Они делают это в трансе, в который вводят себя сами с помощью гуру-учителей.

Есть пределы, конечно же, – от и до. Очевидно, ткани человека способны и к самонагреванию в определенной степени, и к увеличению своего сопротивления нагреванию извне – самоохлаждению. У животных такие естественные способности тоже есть. Но никаким внушением или самовнушением, никаким гипнозом не победить ни страшного охлаждения огромным морозом, ни настоящего сильного огня. Еще ни одного достоверного случая, когда бы остался невредим и жив человек, которого сжигали на костре, в истории, к сожалению, не отмечено.

Вера и энергия заблуждения

Страстную веру без достаточных знаний и волю к действию с непросчитанными результатами Лев Толстой назвал «энергией заблуждения».

Огромную работу произвела эта энергия в прошлом, производит поныне и, судя по всему, будет производить и дальше: человеческая история ею движется. Неиссякамый родник открытий, достижений и подвигов, злодейств и мучений. Но более всего – глупостей, идиотической суеты.

Достаточно попереключать программы ТВ, чтобы убедиться: большой человеческий дурдом живет процентов на 95 на энергии заблуждения.

И лишь какие-то пять процентов принадлежат спасительной и благодатной Энергии Поиска, она же – Энергия Любви…

Вера и ум

Вера есть высший ум низшей природы. Этим умом низший с высшим не сравнивается, но соединяется и получает закваску развития. На собаках и детях это особо заметно.

Наркотик и подвиг

Не будем путать веру с ожиданием благ.

Если вера – лишь бегство от одиночества и беспомощности, то это самообман, наркотик. Если же вера обретается в поиске внутренней цельности – равноправия рассудка и чувств, единства ума и души – это подвиг.

Вера и бред

Если духовность сравнить с живой клеткой, то вера – ее ядро, а интеллект – протоплазма. Ни ядро без протоплазмы, ни протоплазма без ядра жить не могут.

Вера без развитого критического мышления – джунгли внушаемости, дебри бредов, тьма тьмущая.

Питай веру, да знай меру.

Вера и свобода

Вера и рабской может быть, и свободной; и пригибать, и распрямлять человека; зависит это от того, какой ее люди делают, что вносят в веру из природы своей.

Вера и злоба

Среди церковно-верующих чаще, чем ожидается, встречаются люди нетерпимые, злые, жестокие. Как психиатр, я понимаю, почему таких здесь немало: ведь это как раз те, чей Внутренний Ребенок особенно раним, особенно недоверчив к жизни, и злостью защищается от мира, которому не верит. А веры все-таки ищет, ищет отчаянно…

Есть, конечно же, и другие – добрые, сердечные, открытые, теплые. Но злой взгляд по крышей храма как-то особенно ранит, насквозь… А уж ежели ты здесь не свой, если только ищешь приюта, колеблешься, сомневаешься, ритуалы блюдешь не все – такие вот вероревнители тебя просто гнобят.

Чего сто́ит вера – и вера ли это?! – глухая к неведению, к опыту и боли другой души, боли поиска?..

Надежда и вера

Внимательно отличим друг от дружки надежду и веру. Надежда – всегда какая-то доля неуверенности, всегда с вопросительным знаком, с недостатком именно веры в себе. А вера вопрос снимает.

Надежда и вера, хотя и родные сестры, – несовместимы: одновременно надеяться и верить нельзя – либо одно, либо другое.

Надеяться без веры бессмысленно. А верить без надежды – естественно, и так верить, в сущности, только и можно.

Религия открытых вопросов

Верящий – это еще заблуждающийся. Знающий – уже заблуждающийся.

Когда я, маленький, верил родителям, что меня купили в магазине, я еще заблуждался относительно размножения человека, мне это заблуждение навязали и оставаться в нем помогали. Когда я узнал, как происходит размножение человека и всех живых существ, я уже начал заблуждаться относительно того, что это значит, почему и зачем это половое размножение. Просто ради продолжения жизни? Выживание ради выживания? Неужели вот так бесцельно и ничего больше, вот так бессмысленно, биомеханически продолжаться и продолжаться – и ничего сверх того?..

Не зная ответа на свой вопрос, мы вынуждены либо верить во что-то, либо оставлять вопрос вопросом: откровенно не знать, и все. Я, как и большинство, выбрал веру: стал верить, что продолжение жизни имеет целью развитие – какой-то высший, сверхжизненный смысл, сверхцель – некую непостижимую, божественную Сверхжизнь. Быть может, это всего лишь заблуждение, говорю я себе, но как жить без заблуждений?..

С годами и опытом, однако, стал замечать, что меньше боюсь неопределенности и спокойнее отношусь к вопросам, на которые ответов не нахожу или нахожу только взаимоисключающие, противоречивые. Как невыносимо это было в детстве, как тяжело в юности и даже в возрасте, казавшемся уже зрелым, где-то около сорока. Обязательно! – «да» или «нет»? – есть бессмертие души или нет? Хороший человек или плохой? Буду жить долго или чуть-чуть?.. Вынь да положь ответ прямо сейчас!.. Теперь мне уже не нужно однозначных ответов или нужно как можно меньше. Теперь «или/или» спокойно перевожу в «и/и» – чувствую, что эдак и ближе к истине.

Нравится выражение, которое обронил Григорий Померанц, когда сказал (не ручаюсь за буквальную точность), что исповедует религию открытых вопросов. Я тоже исповедую такую религию.

Вера и религия. Вера души и вера ума

Понятия «вера» и «религия», «верующий» и «религиозный» в обыденном сознании привычно совпадают, почти одно. Есть и соединяющее слово (уже немножко архаичное) – «вероисповедание», синоним религии, и когда говорят «верующий», подразумевают «религиозный».

На самом же деле вера и религия – далеко не одно и то же, есть только поле их ограниченного совпадения. Не каждый религиозен в смысле принадлежности к какому-то вероисповеданию, религиозной конфессии. Но каждый во что-то верит, чему-то верит, кому-то верит. Ребенок (до поры-до времени) – что его родители все знают и все умеют. Атеист верит в отсутствие Бога. Материалист – в то, что кроме материи ничего больше не существует. Ксенофоб – в то, что люди других наций или какой-то одной – враги. Психически больной верит в свои галлюцинации, верит в свой бред. Можно ли сказать, что это религии?..

Вера есть принятие чего-то за правду, принятие за неоспоримо существующее, принятие, исключающее сомнение. Субъективная истина, истина-для. Личная аксиома.

Религия – система верований, убеждений, ценностей, правил жизни, взаимоотношений. Мировоззрение, мироотношение, самоотношение… Вера входит в религию как первооснова, замес, но далеко ее не исчерпывает. Вера с религией спаяны не однозначно, не монолитно, не прочно. Сплошь и рядом оказывается, что люди, казалось бы, религиозные, как раз в основы собственной религии-то и не верят и заповеди ее не исполняют. «Возлюби ближнего как себя», «возлюби врага своего» – много ли искренне верящих этому, много ли исполняющих?

Можно определить религию еще и как то, во что человек хочет верить. С чем (с кем) хочет соединиться, отождествиться, к чему прийти… Как способ внутреннего развития, устремление сознания, путь души. Да, вера есть состояние души, а религия – путь. Если понимать религию именно так – как устремление, как намерение верить – то отсутствие веры как состояния для человека религиозного вполне естественно: «Верую, Господи, помоги моему неверию!»…

В восклицании евангельского персонажа как под увеличительным стеклом видно одно из главных общечеловеческих противоречий: между верой как устремлением и верой как состоянием, между желанием веры и самой верой. И верую, и не верю! Точнее – хочу верить, но не могу, не умею, не получается! Хочу верить умом, но не получается чувством, или чувством хочу, а умом – не получается… Знакомо каждому, тысячи раз знакомо.

С той поры, как я стал работать с людьми, мысли мои неотвязно занимает вопрос о соотношении веры сознательной, от ума, и веры подсознательной, бессознательной (или, может быть, сверхсознательной…) – веры эмоциональной.

Эта последняя только и может быть названа верой-состоянием, пребыванием в вере. И это она, вера-состояние, творит и ужасы патологии, и чудеса исцеления и разные прочие ужасы и чудеса. Иррациональна. Мало или совсем не соотносится с фактами, с реальной действительностью. Не чувствительна к противоречиям. Сама себя поддерживает. Не ищет доказательств, но что угодно готова за них принимать. Сама для себя аксиома.

Вера же от ума (другое имя ей: здравый смысл, а самое высокое имя – наука) – строит мировоззрения. Концепции, системы, теории. Так или иначе пытается сообразоваться с реальностью, с логикой. Ищет для себя подтверждения, доказательства – другое имя им: факты, опыт.

Не может и не должна защищаться от критического мышления. Если же защищается – значит, это вера не от ума – от эмоций только, и нет в ней внутреннего единства и завершенности. Значит, ищи подсознательную аксиому…

Вера есть, вот она, Вера моя. Но не может Мысль поклониться ей. Вот она, моя Мысль. Две гордячки, Вера и Мысль, не уступают друг дружке, никак не мирятся и не желают встречаться. Столкнувшись, норовят сразу же уничтожить одна другую. Потом опять расползаются по углам. Не могу ни бездумно верить, ни думать безверно, бездушно думать. Не получается у меня благоговение на коленях, прыжок вполовину, как задается, не удается. Кто звал меня?.. Кто пути перекрыл?.. Мыслью Ты меня одарил, чтобы отличать веру от самообмана – и вот не пойму: то ли думаю слишком рьяно, то ли верую слишком пьяно, то ли наоборот?..

Вера – зрение в темноте

Когда просто трудно, помочь может либо одно, либо другое… А когда трудно невыносимо и помочь ничем невозможно – спасает лишь вера.

Слова Христа, обращенные к исцеленному «Вера твоя спасла тебя» – не я спас, но вера! – вмещают в себя всю суть психотерапии и весь смысл практической психологии.

Вера, она же доверие к жизни, она же – осмысленность – дает силу пройти сквозь невозможное, и тогда само время и пространство приносят, наконец, помощь, является благодать – в виде ли долгожданного или нежданного друга или изменения ситуации, или в самом себе что-то вдруг просыпается… Много раз такое и со мною бывало – меня спасали и спасают хорошие книги, хорошие люди, хорошая музыка, хорошая работа, хорошая жена… Хорошая погода, в конце концов! – не бывает же такого, чтобы она навсегда исчезла из жизни, погода хорошая!..

Смотри в образа, да протри глаза.

Иван Халявин. Дословицы

Врата души еще раз о внушаемости

Аллегорический монумент Внушаемости я бы воздвиг в виде колосса со страшной мускулатурой, обросшего со всех сторон шерстью, с крохотной головенкой, голенькой, как у новорожденного, с макушкой в виде горлышка откупоренной бутылки, она же – глаз. Рот открыт, навсегда открыт. У основания, под чудовищными стопами – развалины храмов, горы трупов, груды оружия, тела танцующие и совокупляющиеся, машины, игральные карты, книги, музыкальные инструменты, леса строящихся городов…

В символическое пространство следовало бы также ввести некоего Идола, он же Реальность, – то, на что смотрит глазок, какую-нибудь вращающуюся гипнотическую погремушку. В одной руке пылающее сердце, другую обвивает змея. И еще один глаз – на затылке, незрячий – символ тайного сопротивления…

Понимание внушаемости и умение с ней обращаться – вот главное для жизни человека среди людей и вообще для жизни. И самое трудное практически – трудное особенно и стократ в отношении самого себя – как видеть себя без зеркала.

На любое словечко отзовется овечка.

Развесили уши простецкие души, пришел веник – намел денег.

Старый пес не задаст вопрос: кто палку покажет, того и уважит.

Если бы все мы постигли до основания тайну внушаемости, если бы понимали ее сызмальства, как слово «мама», – человечество, может быть, стало бы сонмом богов.

Но печально и удивительно, что как раз внушаемость, самую могучую силу психики, самую явную, самую сокрушительную – осознавать труднее всего, и труднее всех – у себя. Само слово «внушаемость» – какое-то мимо скользящее, неубедительное, не внушительное, какое-то не воспринимаемое, как снежинка, тающая на лету…

Внушаемость и вера. Врата души

А ведь все просто, казалось бы: полное определение дают два легких слова – готовность верить. Их и в одно можно соединить: вероготовность. Вероспособность – расположенность верить, склонность, способность верить. Врата Души.

Увидь внушаемость, пойми и почувствуй в других и в себе – и вот можешь уже с ней что-то делать, уже психологически не беспомощен. Научишься обращаться, работать с внушаемостью – вот и защита тебе, и орудие труда, и оружие, опасное оружие.

Вероготовность, она же внушаемость, есть у каждого – как у каждого есть пупок.

Внушаемость и есть наш психологический пуп. Только не заросший, не закрытый наглухо, как телесный, а пожизненно открытый, с проходом вовнутрь. Пуповина души – многими тщательно защищаемая, бронируемая, у иных и прочно закупоренная, но тайный ход все равно остается… Пуповина нашего вечного вселенски-зародышевого состояния.

Доверчивость и внушаемость по сути одно, только на разных уровнях. Доверчивость – внушаемость сознания, внушаемость – доверчивость подсознания.

Внушаемость и детство

И это ясно как дважды два: прежде и более всего внушаемость – свойство детства, это, можно сказать, его душевное пищеварение.

Взглянем в глаза ребенка – да вот же она!.. Внушаемость ребенка открыта и ждет внушений, испрашивает, призывает, притягивает их, как распустившийся цветок насекомых.

Взрослые, сути не понимая, грубым инстинктом эту притягивающую открытость чувствуют и то и дело лезут с внушениями непрошенными: то учить начинают на ровном месте, подсказывать, как жить надо и как не надо, указывать, как нос вытирать; то хвалить принимаются, когда лучше бы помолчать, то ругать, когда на себя бы в самый раз поглядеть… Бомбовозы! Бомбят внушаемость без продыха.

И вот спозаранку образуется на детской душе защитная корка, сперва тоненькая, прозрачная, потом толще, плотнее… Внушаемость никуда не денется, но будет все менее доступной, все более скрытой. Время от времени душа будет проводить акции гражданского неповиновения – защиты внушаемости, возведения новых оборонительных бастионов. Внешне это выглядит как периоды упрямства, полосы истерик, приливы капризов…

Бывают и дети, у которых внушаемость с самого начала ограничена или почти закрыта. Таким ставят диагноз «аутизм», «синдром Аспергера», зачисляют в негативисты, в шизоиды, могут влепить и шизофрению. На самом деле внушаемость есть и у них, но узкая и своеобразная: чтобы пройти в ее врата, приходится потрудиться найти код доступа. Может быть, не слова, а музыка, может быть, пение, танец, рисование, особые жесты или интонации, присоединение к узкому интересу…

Внушение – это ведь не только приказ или просьба, не только побуждение что-то сделать, каким-то быть или не быть, не только воздействие с целью воздействия. Внушение происходит и через подражание, и через простое нахождение здесь и сейчас… Если что-то воспринимается – значит внушается, со знаком плюс или минус.

Внушаемость согласует ребенка с окружающим миром, делает его человеком своего времени, своей нации и своей культуры, своей религии и своей семьи, своего класса, своей улицы, своей стаи, компании, интернета, игр – всего своего, кроме…

Кроме себя самого.

Внушаемостью человек лишь начинается.

За очарование многое взыскивается из беседы с Ириной Солганик, май 2006 г.

Всякому ли человеку, мастерски владея технологиями внушения, можно внушить что угодно?

– Многим, но не всякому и не всегда. Внушаемость людей очень различна, и количественно, и качественно – от человека к человеку – и переменчива у человека одного и того же. Много значат и возраст, и интеллект, и развитие личности, и характер, и жизненное положение, и социально-психологическая ситуация, и здоровье и настроение в данный момент, и погода… Если попасть в яблочко главного интереса, он же зависимость, – сразу попадаем и в область повышенной внушаемости. Это лучше других понимают мошенники. Практический психолог – тот, кто умеет определять состояние внушаемости данного человека в данный момент – и менять это состояние в нужную сторону, понимая предел возможного изменения. Вот такое простое определение.

Не очень простое… Чем можно объяснить, что на сеансах Кашпировского у немалого числа людей изменялось к лучшему состояние кожи, у некоторых рассасывались давние рубцы? Это ведь действительные факты?

– Действительные и неудивительные. Кашпировский показал на экране как личное достижение и сенсацию то, что психотерапевты, проводящие лечебные внушения, давным-давно тихо и спокойно наблюдают в своих кабинетах.

Кожа – экран настроения и состояния организма. На кожных болезнях всего нагляднее проявляется сила внушения, меняющего и психологический настрой, и внутреннюю среду, химию тела. Древняя практика сведения бородавок и струпьев магическими заговорами, исцеление тяжелых кожных поражений гипнозом, быстрое рассасывание рубцов – все это реальные и давние факты, и впечатляют именно потому, что видны воочию.

Если все это так, то можно ли внушением изменить внешность: убрать морщины, старого человека омолодить, вывести родимые пятна, зарастить лысину или, допустим, изменить форму носа?

– Кое-что сделать можно, особенно если человек, желающий изменений, верит в их возможность и верит своему доктору, верит всецело. Но есть границы физиологической необратимости. Не знаю ни одного случая, когда внушением, даже в глубоком гипнозе, удалось бы вырастить волосы на сияющей мужской лысине, убрать глубокие многолетние морщины у женщины или большие, ярко выраженные родимые пятна. А разгладить небольшие, относительно свежие морщинки, свести мелкие родинки, приостановить рост проплешины – да, иногда получается.

Знаю пару случаев, когда на совершенно облысевшей голове вырастали новые, молодые, густые волосы. В одном случае – самопроизвольно, в другом – после комбинированного лечения, включавшего в себя психотерапию, но без специальных внушений, направленных на рост волос. В обоих случаях это были женщины не старше сорока лет, и облысение, постигшее их, было связано с душевными потрясениями и болезнями, повлиявшими на гормональную сферу. Видимо, именно в таких случаях облысение обратимо.

Изменить форму носа?.. Видите ли, в зависимости от образа жизни и душевного состояния нос в каких-то пределах и сам меняет свою форму то пухнет, толстеет и обвисает, то подсыхает, подтягивается, делается тоньше, изящнее. Если это может происходить непроизвольно, то, стало быть, есть ресурс изменчивости, пространство возможных перемен – в разные стороны. Значит, и внушение, и самовнушение – может сработать.

Сглаз, порча, энергетический вампиризм… Многие люди верят в это, утверждают, что становятся жертвами таких воздействий. Что это? Суеверия, мифы, предрассудки? Или реальность, реальные воздействия? Внушение, самовнушение или что-то другое?

– Все вместе взятое: и суеверия – корень «вера», обратим внимание, – и внушения, и самовнушения. И мифы, и предрассудки – все та же вера: действующая и воздействующая психологическая реальность.

Да, встречаются люди, во время или после общения с которыми, кратковременного или длительного, другие люди начинают чувствовать себя хуже, могут начать болеть или вступают в полосу неудач… Давно уже стараюсь понять, что за люди и эти вот «портящие», вампирящие или подвергающие «сглазу» других, и сами те, кого «портят».

Мои наблюдения: «портящий» – человек обычный, каких полно, и понятия не имеющий, что кого-то там портит. Может быть эгоцентричным, нудным, недобрым, завистливым, бывает и злым – но не обязательно, чаще человек просто тусклый, безблагодатный, сам невезучий (или сама, обычнее это женщина), может чем-то болеть…

И тот (чаще – та), кого портят – тоже обычный человек, даже слишком обычный: некритично внушаемый по массовому образцу. Обнаруживает характерную для непросвещенного человека склонность искать причины своих невзгод вне себя, искать виноватых, искать врагов. Может отличаться повышенной подозрительностью, иногда доходящей до грани паранойи. Очень наивен. Среда, где все это происходит, обычно малоинтеллигентна: темное психологическое болото, трясина…

Как человеку впечатлительному и не подкованному психологически избежать воздействия отрицательных внушений, недобрых слов и злых глаз?

– Верить в силу добра, поддерживать и развивать эту силу в себе – и не только для себя. Быть положительно уверенным и внимательным. Быть трезвомыслящим сознательным оптимистом. Держаться в своем настрое, держать свой стержень. Не забывать о юморе…

Да, некоторые наши необъяснимые чувства, поступки и мысли, равно как и недомогания, заболевания – или наоборот, исцеления, перемены судьбы к лучшему – могут быть исполнением чьих-то внушений, замеченных или незамеченных, забытых. Отрицательное внушение может реализоваться, если пробьет подсознание. Но ведь реализуются и положительные, если мы усиливаемся их произвести, произнося, например, добрый тост или прочувствованное поздравление с днем рождения.

В своей психотерапевтической практике я множество раз наблюдал, как отсроченное внушение пробивает себе дорогу, не просто цепляясь за имеющиеся обстоятельства, но и создавая их.

Одной женщине, находившейся в состоянии тяжелой душевной боли на почве любовной травмы, сказал, введя ее в легкий гипнотический транс: «Через год вы встретите человека, с которым вам будет хорошо. Будет взаимная любовь. Человек этот будет, возможно, иностранцем… Сейчас вы об этом спокойно забудете, просто продолжите жить, но это произойдет, будьте уверены».

Сказал в некоем вдохновении и прозрении – сам верил в этот момент, что так будет, не понимая, почему, – и все так и получилось. О моем предсказательном внушении женщина больше не вспоминала.

Примерно через полгода ей попала в руки переводная книга какого-то финского писателя, книга понравилась. Заинтересовала Финляндия, съездила туда по туристской путевке, страна пришлась по душе, захотелось изучить финский язык.

Начала ходить в финский клуб и встретила там свою новую любовь… Обычный пример того, как Действующий Образ События, ДОС (мой рабочий термин), внедренный в подсознание, работает через принимаемые решения и поступки, через личные выборы, мотивы которых от самого человека могут быть скрыты.

Наверное, людям всегда были и будут нужны «внушатели»? Место колдуна занял психотерапевт-гипнотизер, место священника – психоаналитик… Кто дальше?

– Колдун, маг, чародей, гипнотизер… Фигуры эти еще действенны, не сброшены еще с доски истории, но время их сочтено, диапазон действия – поле примитивного сознания – при всех приливах и отливах суживается, как постепенно высыхающее море… Массовая психологическая осведомленность – не говорю «образованность», до нее еще далеко – неотвратимо делает свое дело и превращает этих товарищей в огородных пугал.

Священнослужители долго еще будут занимать свою социальную нишу, но психологическая значимость их для людей скудеет.

Научно-практическая психология сейчас на социальном подъеме, но придет время и для ее заката – время, еще далекое или кажущееся далеким, когда психологическая культура – позвольте мне пока не расшифровывать этот термин – переведет человеческое общение в новое качество.

Главная заповедь внушателя современного, цивилизованного: внушай незаметно. Внушение действует сильнее всего, когда не воспринимается как внушение. Огромная разница в эффективности прямой рекламы и косвенной – тому наглядный пример.

Может ли человек сам, с помощью образования и размышления, самонаблюдения и самовнушения разобраться в своем бессознательном, избавиться от неврозов и комплексов? Или для этого обязательна помощь психолога, психотерапевта, психоаналитика?

– Смотря какой человек, насколько он в состоянии объективно-отстраненно к себе отнестись. И смотря о каком уровне бессознательного идет речь. Есть в нас такие глубины, которые нам недоступны, будь сами мы хоть семижды психологами и докторами, – как недоступна для прямого самоуправления работа поджелудочной железы, костного мозга или сердечной мышцы. Резонно для помощи на таком уровне довериться добросовестному специалисту.

Но есть и такое бессознательное, которое можно, что называется, пощупать самому и подправить. Не черт в черном ящике, а наши взгляды и ценности, наши внутренние аксиомы, которые на поверку вовсе не наши, а чьи-то, нами усвоенные. Неосознанный выбор себя по чужим ценностям и оценкам, а отсюда и самоотчужденность, неуправляемость самочувствия – удел многих, психологов не исключая. Я от этого страдал годы и годы, покуда не начал критически разбираться в своих аксиомах и некоторые из них ставить к стенке… Поныне повторяю себе: «Не пользуйся общественной свалкой. Выбирай себя сам и чувствуй себя по-своему».

Как вам кажется, меняется ли мера внушаемости общества или она сохраняется примерно на одном уровне? Иногда создается впечатление, что эта внушаемость в определенные периоды повышается и доходит до пика, и тогда случается массовый транс, вдруг происходит какое-то пиршество сект (хотя Россия всегда была сектантской страной), экстрасенсов, манипуляторов.

– Изначальная, фоновая внушаемость общества – величина приблизительно постоянная. Если меняющаяся, то очень медленно, как смещение планетных материков… Но активация этого свойства, его выявление происходит в разные времена по-разному. Тоталитарный режим берет внушаемость за рога: массированное воздействие пропаганды, нагнетание страхов, эйфория достижений и псевдодостижений, огромный навал вранья, никаких других мнений не допускается…

Все это выявляет внушаемость общества максимально – примерно так, как сильное магнитное поле выявляет магнитные свойства железных опилок, выстраиваемых в одном направлении. Но накал внушаемости не может постоянно находиться на пике. Редко кто может всю жизнь орать «Хайль Гитлер!» или «Да здравствует товарищ Сталин!», для этого надо быть сумасшедшим. Завтра, послезавтра или через несколько лет придет другое состояние. Люди входят в гипнотический транс и выходят из него, хотя возможность войти снова всегда остается. Бывают цунами общественной внушаемости и бывают мелкие волны, всплески вроде кашпиромании или ряби вокруг психожулика Грабового.

Сейчас в России – эпоха относительно низкой внушаемости, но это не значит, что монстр снова не может восстать… В сталинскую эпоху монстра этого последовательно и неуклонно возбуждали несколько лет: череда процессов врагов народа, нагнетание концепции обострения классовой борьбы, эйфория успешных пятилеток, лавинообразное усиление культа вождя…

Вряд ли сейчас возможно буквальное повторение чего-то подобного: каналы информации и общения между людьми уже не могут так жестко контролироваться сверху. Но на другом уровне и в других масштабах чудовище тоталитаризма может вернуться. Почва для этого заложена и в природе людей, и в уровне массового развития. Между прекраснодушием интеллектуала и некритичностью дебила расстояние не столь велико, как кажется.

– Так что же такое сила внушения – добро или зло? Плохо это или хорошо, прекрасно или ужасно – уметь воздействовать на людей, управлять ими?

– Дилемма Великого Инквизитора: зло и добро пользуются одними и теми же входными воротами – внушаемостью, вероготовностью. Чтобы обмануть и использовать, чтобы уничтожить – человека требуется ввести в состояние некритичной внушаемости: охмурить, обольстить, «развести». Чтобы вылечить, чтобы выучить и развить, чтобы приобщить к истине, чтобы освободить, одухотворить, оживить – человека требуется… Тоже охмурить – только в другую сторону.

Может быть, лучше это благое внушение назвать как-то иначе? Например – очаровать?

– Согласен. За очарование многое дается в ответ, многое прощается. Взыскивается еще больше…

Кому нужен гипноз? навигатор наивности

– Если не секрет, в чем секрет гипноза?

– В отсутствии секрета.

– Я вам не верю.

– Вы уже под гипнозом. Вы под гипнозом.

– Не надо… Пожалуйста. Ой. У меня прошла голова. Больше не болит. Ой, как хорошо.

– Вот видите. А я ничего не делал.

– А как же… Как это у вас получилось?..

– Ладно, скажу, так и быть. Главный секрет гипноза – в слове гипноз.

– Почему?

– Потому что это слово – гипнотизер. Как и все остальные…

Из беседы с молодой журналисткой в редакции одного молодежного еженедельника. Она так ничего и не поняла, эта красавица, но головная боль у нее прошла. А до того момента была довольно сильной, причину я видел, признаки были написаны на лице. Я и вправду не делал ничего, ну разве что подумать мельком успел: «а хорошо бы…». Не гипнотизировал, нет. Был спокоен и смотрел на нее чуть дольше обычного, с легкой иронией. Все сделала ее собственная наивность, ее внушаемость и самовнушаемость. Головную боль девушка сняла себе сама. Мой авторитет доктора-гипнотизера лишь помог ее подсознанию. И все, больше секретов никаких.

Чем заменяется вера доработка из книги «наемный бог»

Действие магнита когда-то безмерно удивляло людей, внушало восторг и мистический ужас. Изумило и маленького Альберта Эйнштейна, почуявшего в компасной стрелке тайну мироздания. Нынче и рядовой школьник может понять, что магнит обнажает всеприродную суть: являет отпрепарированно вселенскую силу, соединяющую все на свете и заключенную в каждой частичке.

Нечто подобное должно произойти с отношением к феномену гипноза, к экстрасенсорике и всяческой эзотерике. Отношение к «феномену» должно смениться отношением к сути.

Когда человек моментально засыпает при взгляде или по слову; когда по мановению руки перестает ощущать боль, истекать кровью; когда выздоравливает от неизлечимой болезни – или, наоборот, умирает здоровым… Это производит слишком большое впечатление и самым естественным образом воспринимается как сверхъестественное.

И нет догадки. И до отупения трудно убедить всех этих пожизненно загипнотизированных, что таинственная, могучая сила – власть колдуна, экстрасенса, чудотворной иконы, гипнотизера и прочая – не извне действует, а изнутри – только изнутри тех, на ком являются чудеса.

Можно, вслед за Иисусом Христом, назвать эту силу верой – «по вере вашей да будет» – и тебе могут как бы поверить и как бы понять. Только вот дальше… Что дальше?..

Не раз замечал, как при моих попытках объяснить чудеса гипноза, только что мною продемонстрированные, всего лишь гипнабельностью, чудеса внушения – всего лишь внушаемостью, чудеса веры – всего лишь верой, не более, – люди как-то скучнеют. Перестают слышать. Восприятие гаснет в тот самый миг, когда, кажется, понимание так близко уже и вот-вот вспыхнет чудо беспрепятственного самопознания.

…Может быть, так и надо?.. Может быть, так инстинктом охраняется тайна, равновеликая тайне зачатия, тайне смерти, судьбы?.. Тот же приказ из глубины неисповедимой: не знать, не ведать, не сметь и помыслить, как тебя вбрасывали в этот мир и как будут выбрасывать…

Может быть, в этом – высшее милосердие?..

Что заставляет меня продолжать попытки раскрыть глаза столь упорно слепым?.. Если они поймут, как верят, – не разучатся ли вообще верить, не утратят ли вероспособность?.. Вполне возможно, как та сороконожка. Чем заменить веру, если не гармоническим интеллектом?.. Поди попробуй…

В отличие от законов и сил первоприродных, осознание сил Природы Второй – Психики (а может быть, как раз самой первой?..) – меняет их действие. Создает другие законы. Другую психику.

Осознав себя, прежним остаться нельзя.

Во всем виноват плинтус

Гипноз – слово, давно ставшее мифологемой. Крепко въелось в язык и массовое сознание, уже и обойтись без него трудновато. Если бы мы этого слова не знали, если бы его не было, его роль, наверное, играло бы старое «колдовство», или «чары». Наведение чар, заклинание, наговор… Или – из относительно новых – какое-нибудь кодирование, нейропрограммирование, зомбирование. Или – сейчас придумаю… Импульсирование. Как, ничего, пойдет? Сейчас как заимпульсирую, ка-а-ак импульсну!.. Или вот: плинтусация (автор термина – моя жена). Звучит, по-моему, классно. Опускание, пригибание к плинтусу и ниже – непременная фаза первоначальной гипнотизации в модификации господина Кашпировского. В зоне, в армии и в обезьяньих стаях действуют по такой же схеме: доминантная особь производит плинтусацию остальных. Коммунизм есть советская власть плюс плинтусация всей страны. Капитализм российского образца – власть постсоветская, денежно-мафиозная, плюс плинтусация. Все очень просто.

«Гипнос» – имя древнегреческого божества сна. Ничего это божество никому не внушало, никого не заколдовывало, не зомбировало, не охмуряло, не импульсировало, просто тихо и мирно усыпляло, и все. А стараниями людей превратилось в пугало и всех плинтусирует. Повезло!..

Верю-не верю

Я провел более двухсот массовых сеансов гипноза и несчитанное количество групповых и индивидуальных. Групповыми и индивидуальными только лечил (за исключением одной специальной экспериментальной группы). А главной целью сеансов массовых было психологическое обучение и просвещение. Исследование внушаемости в обществе и доведение результатов этого исследования до сознания как можно большего числа людей.

Убедился: разница между экспериментальным или лечебным гипнозом и жизненным, общественным – только в том, что на один мы с изумлением и ужасом взираем со стороны, веря или не веря глазам своим, аплодируем гипнотизеру или возмущаемся им, а в другом – участвуем, не ведая, что творится и что творим.

Массовые сеансы показывают крупным планом, как нами движет слепая вера и стадный инстинкт – бессознательное, принимаемое за сознание. Увы, оказалось, что эти демонстрации фокуса с разоблачением, показы с рассказом – что, почему и как – труд сизифов.

Все равно большинство видит только то, что хочет увидеть, верит только тому, чему верит загодя, и не верит тому, во что не верит заранее.

Помню одну даму с первого ряда, которая на моем массовом сеансе кричала «не верю!», когда я показывал на сцене гипнотическую анестезию: колол булавкой палец загипнотизированной, а та продолжала спать с открытыми глазами и улыбаться.

– Идите сюда, на сцену, попробуйте сами, – предложил я.

Дама испугалась, побледнела. Но, чуть помедлив, на сцену поднялась.

– Сначала я уколю булавкой вас. Не бойтесь, немножко…

– Ой! Больно!..

– А теперь точно так же уколю загипнотизированную… не реагирует. Видите разницу?

– Все равно не верю!

– Хорошо, я передаю вам контакт. Возьмите булавку и уколите сами.

Обращаясь к загипнотизированной:

– Вы продолжаете глубоко спать. Вы чувствуете легкое дуновение ветерка, руки чувствуют приятный ветерок…

Дама кольнула загипнотизированную булавкой в мизинец – раз, другой, кольнула еще раз, сильней, загипнотизированная никак не среагировала, продолжала блаженно улыбаться.

– Все равно не верю! – кричала дама навзрыд, покидая сцену. – Не верю!! Не верю!!!

О гипнабельности лошадей и их хозяев

…Бог мой, как же длинна всемирно-гипнотическая история и как коротка память человеческая.

Чуть более века тому назад знаменитый парижский профессор Шарко объявил самыми внушаемыми существами на свете истериков, а в сверхпревосходной степени – истеричек. Как самозабвенно они впадали в гипноз, как застывали и как засыпали, что только не выделывали по воле блистательного корифея. Демонстрировали и знаменитые «стигмы» – фигуры и надписи, возникающие на теле по мысленному приказанию, и телепатию, и видение насквозь… Охотно вылечивались, еще охотней заболевали опять, чтобы еще раз показаться великому чудотворцу и толпам благоговейных учеников. Как они все были в него влюблены!..

Наблюдения Шарко подтвердились, но лишь в пределах Франции. У немецких гипнотизеров с истеричками почему-то не клеилось, получались конфузы. У русских и вовсе наперекосяк: обострения, ухудшения и без того невыносимых характеров. Англичане пришли к выводу, что самые гипнабельные граждане – ни в коей мере не истерички, способные лишь на лживость и дешевую театральность, и не больные вовсе, а корыстнейшие притворы, – а вот кто, до глубокого сомнамбулизма: простодушные, грубые, здоровые, как лошади, фермеры, не говоря уж об их лошадях. Немцы и австрийцы получали фантастические результаты с молодыми солдатами; русские – с дореволюционными алкоголиками, но потом и алкаш наш пошел не тот…

Податливые как свежий воск и всегда неожиданные, иррациональные, предсказуемо-непредсказуемые, лучшие в мире французские истерички навсегда ушли в прошлое – ушли вместе с Шарко. Нынче тамошних расчетливых дам не загипнотизирует ни Кашпировский, ни хвостатый господин с рожками.

Как мы торопимся прописаться в Вечности, принимая искорки частичных уразумений за огни постижения…

Гипноз растет из земли из ответов на вопросы читателей, корреспондентов, коллег

Можно ли загипнотизировать человека против его воли?

– Смотря какого. Если личность достаточно развита, если человек зрел и уверен в себе, если видит и понимает, отдает себе отчет, что его гипнотизируют, – нет, конечно, нельзя, и при самой изощренной технике загипнотизировать не получится.

Если психика ближе к детской, если человек наивен, простодушен, доверчив, а особенно если не уверен в себе и верит, что «гипноз может все», или просто не понимает, что ему нечто внушается, что его гипнотизируют – да, внушение может подействовать, гипноз сработает. Со всеми последствиями.

Нота Бене: на массовых сеансах гипноза при стараниях «не поддаться» незрелые личности могут впадать в состояние небезопасного внутреннего конфликта. Если человек сопротивляется, но приписывает гипнозу магическую власть и не верит в себя, – подсознание может его подвести, и получится неприятное рассогласование между намерениями и самочувствием.

Человек может почувствовать, что не владеет своим сознанием – уплывают куда-то мысли, – что его не слушается собственное дыхание или сердце бьется как-то не так; ощутить себя обездвиженным или измененным, как это иногда бывает в просоночных состояниях. Ощущения такие могут сопровождаться чувством бессилия, ужаса, близости к сумасшествию…

Если такое случается, гипнотизер обязан сразу заметить происходящее и немедленно среагировать: привести человека в полное бодрствование – внушением освободить от внушения: вывести из гипноза. Энергично внушить ясность сознания и хорошее самочувствие. Иногда приходится прибегать и к массажу.

В вашей практике бывали подобные случаи?

– Да, дважды – когда только начинал серию массовых сеансов. Слава Богу, в обоих случаях все обошлось благополучно, – успел сделать что надо, внушить что надо, освободить, привести в бодрствование – и люди спокойно продолжали смотреть, как я гипнотизирую других. Учел свои ошибки – неточности в некоторых настраивающих формулировках – и больше подобное не повторялось.

Как избежать непредвиденных осложнений на массовых сеансах гипноза?

– Прежде всего – трезво понимать, что стопроцентной гарантии от непредусмотренных случайностей при массовой гипнотизации быть не может. Риск есть всегда. Чем больше собирается разных людей, тем выше вероятность, что среди них попадется хотя бы кто-то один непонятливый, кто-то неуравновешенный, кто-то душевнобольной… И этого одного – случись с ним некий припадок, дурнота или неадекватный выплеск эмоций – может оказаться достаточно для перечеркивания всего хорошего, полезного и интересного, что могут получить на сеансе другие.

Вот какие правила проведения массовых сеансов я установил для себя:

1) Проникнись светом. Перед началом сеанса помедитируй в уединении, помолись о благодати; отрешись от эгоистической самости, проникнись состраданием и страстным желанием помочь людям, к которым выходишь.

2) Создай тепло. До начала гипнотизации установи с аудиторией теплое, доверительное душевное общение; ни в коем случае не выпячивай себя как обладателя какого-то исключительного «гипнотического дара».

3) Открой главную правду гипноза. Как можно доходчивее объясни, что в гипнотическое состояние каждый погружает себя сам, своим желанием, своей волей, своим внутренним воздействием на себя, а ты только этому помогаешь.

Объясни внятно, что происходящая в гипнотическом состоянии передача полномочий своего сознания разумению и воле гипнотизера – не потеря себя, не утрата «я», а лишь временное изменение способа бытия, другая программа – та самая, что работает в каждом из нас в детстве.

4) Дай выбор позиций. Настойчиво попроси каждого в аудитории заранее ясно определить для себя свой настрой: либо наблюдатель сеанса, либо участник гипнотического действия, одно из двух – и настроиться именно так, как решено. Заяви убедительно, что никто против желания гипнотизироваться не будет, что такого просто не может быть.

5) Разделяй и работай. Во время сеанса четко распредели аудиторию пространственно: загипнотизированные должны быть сгруппированы вместе – на сцене и/или в первых рядах зала. Аудитория таким образом разделится на «актеров» и «зрителей», это естественно, и чем определеннее такое разделение, тем легче работать и безопасней.

6) За всеми глаз. Держи обратную связь. Ни один из загипнотизированных ни на миг не должен оказаться вне поля твоего внимательного наблюдения. Если заметишь у кого-то из них хоть малейшие признаки напряжения, негатива, внутреннего конфликта – энергично произведи положительные внушения; если не подействуют – быстро и мягко выведи из гипноза, с положительными внушениями на обычное бодрствование.

7) Только позитив. Внушения производи только положительные, настраивающие на хорошее самочувствие и светлое, ровное настроение.

При этом – никаких несбыточных обещаний (этого нельзя допускать никогда и ни с кем) и ни одной чрезмерной эмоциональной акцентировки. Все очень спокойно.

На каждом выступлении я даю людям возможность обратной связи со мной: оставляю координаты, адрес, по которому можно написать. До сих пор, слава Богу, не было ни одного сообщения о каких-либо неприятностях после моих сеансов, только благодарности, ну и конечно, просьбы о личной помощи.

Что скажете о сеансах Кашпировского и его «втором пришествии»?

– Еще в «Искусстве быть собой» 1990 года издания я сказал об этом то главное, что считал нужным сказать, и сейчас соберу это главное в одно слово: нельзя.

Нельзя проводить массовый гипноз так, как это делает Кашпировский – не соблюдая врачебного принципа не навреди. Нельзя проводить массовые сеансы лечебного гипноза через телевидение. Нельзя врачебную работу превращать в шоу личного самоутверждения. Нельзя примешивать к врачеванию хамство и злобность.

Но ведь и вы не отрицаете, что сеансы Кашпировского помогли многим людям.

– Не отрицаю – при такой многочисленной аудитории, такой раскрутке, такой массовой потребности во врачебно-психологической помощи и такой внушаемости несведущего народа было бы странно, если бы они не собрали энный процент успеха. Вопрос только: какою ценой, с какими накладками, с каким процентом сопутствующего неуспеха?.. Да, я сам был свидетелем того, как у некоторых телезрителей этих сеансов рассасывались рубцы, проходили какие-то болячки, менялся гормональный баланс. А у других – это я тоже видел – возникали психозы, припадки, инфаркты и сердечные аритмии, обострялись тяжелые хронические заболевания.

Врачебный закон: если твое лечебное средство спасает девяносто девять пациентов из ста, а одного губит, ты отвечаешь за этого одного как за сто. Девяносто девять спасенных не уменьшают ответственности за одного погибшего.

Нельзя массово применять лечебное средство, не прошедшее специальных, высоконадежных клинических испытаний. Если какое-то средство, пусть самое превосходное, может хотя бы в незначительном проценте вызывать нежелательные побочные действия, осложнения, ты обязан предупреждать о риске, и каждый случай применения контролировать лично.

Телевизионные шоу-сеансы не дают никакой возможности получать обратную связь, столь необходимую для настоящего врачевания. Гипношоумен не видит своих зрителей-пациентов, понятия не имеет о тех, кто впадает в транс, сидя у своих домашних экранов, не знает, что происходит с каждым из них, да и знать не хочет. Скольким людям Кашпировский помог, скольким испортил здоровье и жизнь, никто, да и он сам, точно знать не может. А знать надо.

Вы писали, что на массовых сеансах гипнотизировать людей легче, чем на индивидуальных, в толпе внушаемость повышается. Почему?

– Внушаемость в толпе или в большой аудитории повышается у большинства, иногда у подавляющего большинства, но все-таки не у всех.

Есть люди самостные – антиподы «человека толпы», их в народе процентов пять-семь – у которых, наоборот, именно в толпе срабатывает сопротивление, защита, антивнушаемость. Индивидуально, найдя подход, самостного человека загипнотизировать можно, если только он сам этого захочет сознательно, и если его подсознание «послушается» сознания.

В больших аудиториях, в толпах люди одновременно оказываются и разобщенными, одинокими – каждый сам по себе, до других дела нет, а другим до него – и соединенными в одно нераздельное целое, как молекулы воды или как океанские волны. Образуется некое общее психополе, работающее на глубинно-подсознательном уровне. Каждый неосознаваемо влияет на каждого, и все вместе – на каждого в отдельности. Когда проводишь гипноз, первыми впадают в него самые внушаемые-гипнабельные и начинают своим состоянием воздействовать на «отстающих», еще не загипнотизированных. Каждый загипнотизированный сам становится мощным гипнотизером.

Внушаемость повышается не только на стадионах и в больших залах. Если человек сидит у телевизора или слушает радио, его тоже накрывает огромная океанская волна массового внушения. Критическое сознание норовит отключиться, и даже когда оно еще работает, уже действуют мощные подсознательные механизмы, способные заглушить здравый смысл. Все это подлежит трезвому вероятностному расчету. Чем больше людей в данном пространстве-времени подвергается одному и тому же воздействию – тем больше гипнопроводников оказывается на одной психополевой волне, и тем быстрей и сильней развивается цепная реакция повышения внушаемости.

Вот зачем шоу-бизнесмены притаскивают на концерты очередной своей раскручиваемой звезды оплачиваемые команды клакеров аплодисментщиков-крикунов, возбуждающих зал, а опытные организаторы массовых продаж устраивают из них спектакли, где первоначально процесс запускается подставными лицами, а затем уж идет, с нарастающим ажиотажем, сам по себе…

– Что такое транс, какая связь между гипнозом, внушением и трансом?

– Трансом принято называть состояния особо сильного сосредоточения на чем-либо, с отсутствием или снижением внимания ко всему остальному, с полной или частичной потерей критичности. Интенсивное сужение сознания, интенсивное углубление. Сказать можно и так, без строгости в терминах: транс – это бодрственный гипноз или самогипноз.

В трансе, в бодрственном самогипнозе находится музыкант и захваченные его музыкой слушатели. В трансе – актер, в трансе – зритель, если актер на него сильно действует. В трансе – не надо и объяснять – целующиеся влюбленные, люди дерущиеся или яростно спорящие. Игроки, болельщики, возбужденная толпа… Шаман, производящий камлание… В транс впадают читатели, когда им передается тот транс, в котором работал автор…

В глубочайшем трансе несколько дней находился Альберт Эйнштейн – те самые несколько дней, когда он писал те шесть с половиной страниц, на которые уместилась новорожденная теория относительности. Но и вся остальная его жизнь была колоссальным творческим трансом.

Что до гипноза, то его можно считать особой разновидностью транса, внушаемого извне другим человеком. Транс этот есть состояние абсолютной веры, сверхверы, при коей внушения практически без сопротивления воздействуют на сознание и подсознание, на тело, на все… Состояние избирательной сверхверы одного человека другому именуется среди психотерапевтов рапо́ртом. (От французского rapport – связь, отношение). Рапорт и есть гипнотический транс в его конкретности.

Гипнотический сон – это тоже транс?.. Если обычный сон переводится в гипнотический, о возможности чего вы рассказывали, – если вы разговариваете со спящим, что-то ему внушаете, – это транс?

– Это состояние принято называть сомнамбулическим, или просто сомнамбулизмом. Некоторые спящие могут входить в такие состояния безо всяких воздействий извне, спонтанно, непроизвольно: неведомо для себя просыпаются не просыпаясь… Да, те самые лунатики. Могут вставать, что-то говорить, производить сложные действия, осмысленные или бессмысленные; могут с непостижимой ловкостью и бесстрашием ходить по карнизам и крышам или ставить друг на дружку стулья и взбираться по ним к потолку; могут даже писать страницы романов, как Вальтер Скотт… Через некоторое время, если их не будят, опять возвращаются на свои ложа и засыпают. Проснувшись, ничего о своих ночных деяниях не помнят. Транс ли это?.. Вопрос термина. Если транс, то самый глубокий, обнажающий таинственные могучие силы бессознательной психики – или, может быть, лучше сказать, психики закрыто-сознательной, герметичной…

Человека, уже находящегося в трансрапорте с гипнотизером, довольно легко усыпить – внушить: «глубоко засыпаете» или просто приказать: «спать» – и человек тут же уснет, то есть, перейдет из бодрственного гипнотранса во внушенный сон. Такой сон и называется гипнотическим, это классика старого доброго медицинского гипноза.

Гипносон может быть очень глубоким – человек может храпеть, видеть сны (самопроизвольные или внушенные гипнотизером), электроэнцефалограмма покажет медленные дельта-волны, все как в обычном сне, – но рапорт с гипнотизером все равно сохранится. В любой миг гипнотически спящего можно привести опять в состояние, кажущееся полным бодрствованием: глаза открыты, возможна активность, любая деятельность, любые чувства – но это не будет настоящее бодрствование с критичным сознанием, это будет все тот же рапорт и все тот же транс. Именно такие состояния гипнотического сомнамбулизма демонстрируются на массовых сеансах гипноза и производят такое потрясающее, иногда страшное впечатление; я описывал их подробно в своих книгах, подробнее всего в «Я и Мы» и «Наемном боге».

Мысль главная за этими описаниями вот какая: мы все, не ведая о том, живем в транс-рапо́ртах со своими личными и общественными гипнотизерами. Все – сомнамбулы жизни, все друг друга гипнотизируем, все внушаем и подвергаемся внушениям. Между гипнозом и обыкновенным общением нет границ: это разные разведения одного и того же.

Вы не раз рассказывали и показывали, что глубоко загипнотизированному человеку, сомнамбулу, можно внушить что угодно. И доброе, и злое… Власть гипнотизера – власть самая страшная, абсолютная. Какможно ее контролировать, ограничивать? Чем? Как избежать злоупотреблений?

– Контролировать совестью. Больше нечем. Совестью гипнотизера. А ежели таковой не имеется, что случается, – то совестью и глазами, умом и честью его коллег и просвещенной части общественности. В меру сил и стараюсь, чтобы эта просвещенная часть прирастала количественно и качественно.

Как всякая сила, гипноз может работать и во благо, и во зло. Как всякое лекарство, как скальпель хирурга, как луч лазера, как радиация – может быть и спасительным, и бессильным, и вредным. Не волшебная палочка, нет – лишь одно из многих средств воздействия человека на человека. Не стоит слишком уж гипнотизироваться словом «гипноз», строить из него ужастик, демонизировать. Гипноз может все не потому, что гипнотизер может все. Лишь потому, что гипнотизируемый человек может все.

Злоупотребления силой внушения проходят сквозь всю историю человечества. На счету бессовестных социальных гипнотизеров и средневековая охота за ведьмами, и варфоломеевская ночь, и холокост, и сталинский террор, и маоцзэдуновская культурная революция, и современный терроризм. Вряд ли эти злоупотребления пресекутся при нашей жизни: по все тем же джунглевым потемкам сознания шастают все те же породы психологических хищников. Гипноболезнь – стремление управлять другими в своих интересах, корыстных или кажущихся бескорыстными, – общечеловечна и многолика, как человек. Я тоже переболел ею в юности… Ни врачебный диплом, ни психоаналитический, ни академические регалии не дают гарантии – нет вообще никаких гарантий от злоупотребления чем бы то ни было. Кроме знания. Но и оно не гарантия, оно только сила.

– Знания о гипнозе и технику гипноза сейчас преподают все, кому не лень и продают направо и налево. То там, то сям, – школа гипноза, курсы ускоренного овладения… Чего только не обещают: власть над окружающими, власть над женщинами и мужчинами, творческий взлет, сумасшедший успех в карьере, безумные деньги легко и быстро…

– «Всякий бизнес делается на дураках», – сказал некто, пожелавший остаться неизвестным, и добавил: «Особый навар делается на дураках, желающих перехитрить других дураков».

Но ведь научиться гипнотизировать действительно можно. Разве не так?

– Технически – можно, и довольно легко, как нажимать клавиши компьютера. Ну и что? И пятилетнего ребенка гипнозу научить можно, как компьютерной игре. А что дальше?.. Что ребенок будет с этим умением делать? Лечить людей? Грабить банки? Ходить по улицам, охмурять наивных?

Потребность и способность воздействия на другие существа – всечеловечны и всеприродны, гипноз растет из земли. Способность гипнотизировать – свойство, присущее каждому, только в разных степенях и на разных уровнях. На низших ступенях ничего не видишь, кроме привычного. А на высших открываются другие миры…

Не может быть настоящего знания о гипнозе без знания о человеке – основополагающего, многостороннего знания – медико-психологического и социально– психологического, естественнонаучного и гуманитарного. Для приобретения такого знания и соединения его с практикой требуются и недюжинные способности, и многие годы сосредоточенного труда. Техники внушения, приемы гипнотизирования без понимания человеческой природы, без умения понимать конкретных людей во всем их многообразии – детские игрушки, детсадовщина.

Однако игрушки эти небезобидны. Их вовсю используют в рекламе, в политической пропаганде.

– Небезобидны, конечно: угрожая детским пистолетом, можно ограбить кассу, а выстрелом из пугача оглушить, повредить глаз… Но все-таки не будем недооценивать и человеческое здравомыслие и силы здорового сопротивления хищникам.

Навальные ухищрения рекламы и пропаганды одних делают баранами, а другим помогают чувствовать себя людьми – смеясь, чертыхаясь, плюясь, но людьми… Когда знаешь, слышишь и видишь, что тебя на каждом шагу пытаются охмурить, соблазнить, подцепить на потребность, на зависимость, на проблему, на комплекс, на самолюбие, на вожделение, на благородство, на жадность и черт знает еще на что – помаленьку-потихоньку развиваешь в себе здравый скепсис, трезвую недоверчивость и спасительный юмор. Неплохой каждодневный тренинг антивнушаемости.

Обязательно ли психотерапевту владеть гипнозом?

– Давайте так спросим: обязательно ли музыканту владеть гитарой?

Ответ: нисколько не обязательно.

Музыкант может владеть каким-то другим инструментом или только собственным голосом. Может и не владеть никакими инструментами, но быть композитором, писать музыку.

Гипноз – один из инструментов внушения, только один из множества. Умение гипнотизировать для психотерапевта, как и для врача любой другой специальности, не обязательно. Врачу и психологу необходимо лишь понимать природу внушения и в каждый миг работы осознавать – что с Обратившимся происходит на уровне внушения, с какими возможными последствиями.

В чем может помогать людям врачебный гипноз, кому он нужен, кому показан? Кому противопоказан?

– Гипноз, как и другие техники внушения, – средство широкого применения, по спектру возможных показаний его можно сравнить с витаминами.

Трудно назвать болезнь или проблему, при которой возможность успешного применения гипноза как основного или дополнительного средства помощи совершенно исключена. Явная, активная шизофрения, психоз с бредом преследования и воздействия, с галлюцинациями, с нарушениями мышления – вот, пожалуй, единственное абсолютное противопоказание.

Я с успехом применял гипноз при лечении заикания, энуреза, фобий, навязчивых состояний, депрессий, алкоголизма, кожных болезней, астмы, гипертонии, мигреней и так далее. Перечень впечатляет, но к каждому названию приходится добавлять строгое уточнение: некоторых видов. Или, что то же – у некоторых пациентов. А именно – у тех, кто особо расположен, особо доступен гипнотерапии по складу своей личности. Показан ли гипноз, есть ли шансы, что поможет, зависит не столько от болезни, сколько от внушаемости-гипнабельности человека и от того, какие у него отношения с доктором, достаточно ли велика вероятность создания транс-рапорта. Квалификация доктора тоже, конечно, имеет значение, но не столь искусство гипнотизации как таковой, сколь умение понять индивидуальные особенности пациента и выстроить с ним врачебные отношения.

Как широкопрофильное средство, гипноз хорошо сочетается со множеством других лечебных воздействий и психологических техник.

Гипномассаж, гипноауторенинг, гипнопсиходрама, гипнопсихоанализ, наркогипноз, фармакогипноз (сочетание гипноза с воздействием лекарственных препаратов) – мощные инструменты, было бы кому ими работать…

В последнее время появилось много специалистов, именуемых биоэнерготерапевтами или «нетрадиционниками», они в какой-то степени выполняют и функции психологов. Верите ли вы в эффективность нетрадиционной медицины, биоэнерготерапии?

– Это вопрос не веры, а конкретных возможностей конкретных людей. Есть люди, которые действительно помогают, а есть, как и всюду и всегда, шарлатаны и сумасшедшие. Есть люди, не называющие себя никакими терапевтами, а просто помогающие – прикосновением, взглядом или одним лишь своим присутствием. Есть массажисты, замечательно помогающие… Массаж ведь не только физическое воздействие, но и передача информации – посланий, воспринимаемых и телом, и душой…

Отношусь я к нетрадиционной медицине серьезно, но мне смешно, когда кто-то с апломбом утверждает: «Я передаю вам энергию, воздействую на чакры» и тому подобное. Человек, знающий анатомию и физиологию, понимает, что чакр в природе никаких нет. Есть сложнейшие взаимодействия разных систем, разных уровней организма и психики, есть целая вселенная внутри нас, и события в ней лишь частично понятны и управляемы…

Впрочем, если кому-то становится лучше от убеждения, что ему поправили чакры, – пускай, лишь бы и вправду помогло. Если помогать берется человек добрый, способный и здравомыслящий, то результат будет положительный, как бы человек себя ни именовал, хоть гардероботерапевтом.

У нетрадиционного лечения тоже есть своя история?

– Конечно, огромная. Великий русский психоневролог и психиатр Бехтерев описал два случая собственноручного излечения гипнозом врожденной слепоты. По сути, он повторил евангельское чудо Христа. Сегодняшние биоэнерготерапевты почти один к одному повторяют то, что делал в XVIII веке Месмер, который называл это сеансами магнетизации. Потом магнетизация переименовалась в гипнотизацию. На старых картинках можно видеть магнетизеров, делающих пассы над пациентами, как это делают гипнотизеры и сегодня.

Как объяснить громадное влияние, оказываемое на массы людей вождями-злодеями, «фюрерами»? О Гитлере говорили и говорят как о великом гипнотизере. Сталин тоже, по многим воспоминаниям, воздействовал на свое окружение чутьли не гипнотически: как и Гитлера, его не только боялись, его преданно любили, боготворили… Что это, особый гипнотический талант?

– Талант, но не «особый гипнотический», а социально-психологический. Талант манипулятора, умеющего играть на мотивациях людей и использовать их психологические установки. Талант шантажиста, есть и такой. Талант людоеда.

Гипнотизм Сталина, как и гипнотизм Гитлера и Мао Цзэдуна, был не каким-то их личным даром – хотя и тот, и другой были незаурядными жизненными актерами и умели производить желаемое впечатление. Гипноз, в который впадали перед ними люди, как кролики перед удавом, рождался в самих этих людях-кроликах. Гипноз иерархического положения – реакция особей-омег на особь-альфу. Гипноз той крайней ступени на лестнице авторитетов, где человек получает неограниченную власть над судьбами других…

На этих ступенях меняются психологические координаты, человек по-другому мыслит и чувствует. Мир власти, как и мир больших, самых больших денег, – психологический антимир, где нормой становится крайняя степень недоверия человека человеку, крайняя степень цинизма и лицемерия. В этом мире обитают такие же люди, как мы, но живут они под другим гипнозом. Если его понять, то появится возможность освободиться от своего.

Ангел не отбрасывает тень кое-что из практической гурологии

Их называют по-разному: Учитель, Наставник, Мастер, Магистр… «Гуру» – из Индии пришедшее слово – учитель жизни.

Перекочевав на прагматичный Запад, понятие расплескалось по мелочам, профанировалось, стало обозначением почти всякого частичного руководства. Психологический гуру врачебный, риэлторский, юридический, политический, сексуальный, компьютерный, интернетный…

Логика подсознания, детская и животная, такова, что на всякого, кому мы доверяемся в качестве авторитета – Знающего и Умеющего, даже в сугубо ограниченной области жизни, допустим, всего лишь в ремонте техники – мы склонны возлагать завышенные ожидания, упования, далеко превышающие истинные возможности или намерения человека. Склонны впадать от этого человека в зависимость.

Доверие нас несет, как необъезженный конь, встает на дыбы и то и дело норовит выскочить за пределы компетентности нашего гуру – компетентности, каковой может и вовсе не быть, одни лишь понты… Прочтем биографию Казановы, шарлатана и мультигуру – поймем, в чем фокус.

Посиди, подожди – набегут вожди.

На всякую дуру найдется гуру.

Лечил зайца волк, косой и примолк

Зрелыми не рождаемся, кто-то должен нас доводить до ума. И этот кто-то сколь нужен, столь и опасен. Услышишь:

я знаю, как тебе будет лучше (любыми словами или без слов) – стоп. Не беги, но и не приближайся. Не бойся, но и не доверяйся вслепую. Внимание, тысячу раз внимание. Спокойствие. Рассмотрение. Размышление. Изучи. Проверь и перепроверь. Кто перед тобой: хищник, друг, шарлатан, учитель, сумасшедший, мудрец, черная дыра, светоч?..

У тебя может не хватить зрячести, не хватить опыта, чтобы разобраться. Тебя могут сбивать с толку, оглуплять, ослеплять твои же собственные желания, не нашедшие воплощения, твой душевный голод, рождающий миражи, твоя боль, жаждущая утоления…

Не переставай всматриваться. Перед тобой не ангел, а человек.

Ангел не отбрасывает тень.

Человек всевозможен.

Одно из всеобъемлющих противоречий жизни, острейшее: необходимость доверия и его рискованность. Великая потребность и великая опасность. Без доверия никому не откроешься, ничему не научишься, ни к чему не приблизишься, не приобщишься и ничего не достигнешь. С доверием – непрерывно рискуешь оказаться дураком, лохом, жертвой, потерять себя, потерять все, погибнуть.

На своем опыте я испытал муки ищущей доверчивости – этой неукротимой потребности найти воплощение Учителя в ком-то живом, до кого можно дотронуться. Инстинкт духовного детства работал долго, не исчезает и по сей день. Много напринимал в душу влияний без критики, наглотался отрав…

Немудрено: все мы дети пожизненно. Учитель нужен тебе, чтобы пройти сквозь муки твоей смертной слабости, твоего темного плотского неразумия. Нужен, чтобы не только выжить, но состояться. Чтобы из личинки сделаться Человеком. Чтобы приобщиться к жизненной вертикали, к целостности бытия. Чтобы пройти путь, свой путь – из Вечности, которая позади тебя, в Вечность, которая впереди…

И вот – на ловца зверь бежит, а на зверя ловец. Чем доверчивей ты, чем откровенней страдаешь, тем больше вероятность, что место Учителя в душе твоей займет некий кумир, которого ты сотворишь из подручного материала, или хуже того – первый попавшийся проходимец, психохищник, ловец овец. Твое доверие для него – прямой путь в твой карман, в душу и прочее, подлежащее употреблению.

Гуру российских царских особ Григорий Распутин был кристаллизованным образчиком тысяч подобных; такие гуроиды-сатаноиды разных мастей и жанров плодятся, как пауки, во всех закоулках неутоляемых человеческих потребностей и неразрешимых проблем. Питательная среда: темнота, невежество, страхи. Хищник жиреет на пустырях сознания. Паук-мозгосос, душеед может залезть в любую социальную нишу, надеть любую форменную одежду: врачебный халат, рясу священника, учительскую мантию, шапочку астролога, военный мундир, жилетку торговца, платок колдуньи, костюм политика… Пиджачок психолога и платьице психологини в гардеробе сем фигурируют тоже.

Запиши в сознании черным по белому, а подсознанию записка придет сама: долой самозванство. Если кто-то прямо или косвенно утверждает, что знает Истину, – это одно из трех: либо сумасшедший, либо дурак, либо хищник. Если кто-то объявляет себя Учителем, Гуру, Наставником, Мастером и прочая-прочая, то от этого субъекта надо шагать прочь как можно быстрее и дальше.

Учительство, как и дружба и любовь, не объявляется, оно просто действует, просто живет, просто есть. Жить можно учиться только взаимно.

Знаки отличия псевдогуру

«Диплом доктора оккультных наук можно получить в детском саду», – сказал герой моего романа. А в большом взрослом детском саду можно наполучать кучу дипломов, мешок титулов – и остаться куском пустоты в штанах. Что и делают псевдогуру, дабы доверие паствы прибивать железными гвоздиками к стенам своего имиджа.

Много дипломов на виду, академических сертификатов, премиальных свидетельств и прочих знаков отличия? Ясно, ясно, довольно – можно смело поворачивать оглобли, и чем быстрее, тем лучше. Подобру-поздорову.

Сомневайся и различай. Зри в корень и внюхивайся в сердцевину.

Отличай в себе веру в вечное – Бога, Добро, Истину – от более или менее обоснованного доверия переменным и преходящим человеческим институциям: церкви, науке, медицине, искусству, законам, власти. Опасайся некритического доверия людям, вещающим от имени вышеозначенных и иных высших сил. Помни о всегдашнем отличии подлинника Истины от ее перевода на язык ограниченного человеческого разумения.

Детски открыт будь, но инфантилизации не поддавайся: пусть Взрослый в тебе бережет Ребенка, на благо обоих. Пускай настойчиво напоминает: и высочайшим Учителям, как всем человекам, присущи человеческая ограниченность, человеческая слабость, противоречивость и склонность принимать желаемое за действительное; человеческая беспомощность перед стихиями бессознательного.

Не знала история ни одного учителя, который сначала не был ребенком, а значит, где-то им навсегда остался. И правильно, так и быть должно, это по-человечески. Лишь бы ребенок этот внутри учителя не притворялся всеразумеющим. Лишь бы не запутывал тебя в сети зависимости, а напротив – помогал выбираться из тех, в которых ты уже запутался сам. Настоящий Учитель – освобождает, так же, как Врач – от нужды в себе.

Взлететь не можешь? Небо глаз не выше? Коснуться хочешь?.. Выйди из-под крыши. Иван Халявин. Рекомендазм

Как стать исключением

Кто же из нас не надеется быть исключением – в способностях, карьере, любви, старении, исходе болезни, смерти, на худой конец, в лотерее?.. Кто не верит втайне, что он и есть исключение?..

О, как же легко подцепить этой верой даже вполне здравомыслящего человека. Как легко на крючке исключительности держать и использовать, доить и высасывать. Будь исключением: не считай себя исключением!

Задачка на сообразительность.

Каким русским глаголом можно исчерпывающе обозначить методику колдунов, магов, шаманов, факиров, фокусников, донжуанов, гипнотизеров, артистов, художников, демагогов, политиков и проходимцев всех времен и народов, всех уровней?.. Ответ: охмурить.

Суть: не давая понять, что делаешь, приведи человека в вероготовность, наибольшую из возможных. Много для этого не нужно: всего лишь присоединиться к той вероготовности (она же внушаемость), которая уже есть. И – вспомнить, как из малого огонька раздувают большое пламя. Подуть, только не слишком сильно… Подуть еще, теперь посильнее… Все, можно больше не дуть, дальше само… Теперь лучше подальше встать, чтобы не обжечься…

Вот главное отличие гуру от псевдогуру. Человеку, достигшему мудрости и просветленности, настоящему Учителю, а не самозванцу, – для влияния и воздействия на других не нужно ничего делать, ничего никому внушать, никого охмурять, ничего показывать, ничего скрывать – только лишь быть собой. Солнышки такие пробуждают семена духа, спящие в каждом.

Психическая власть из беседы с Владимиром Сизгановым, г. Саранск, 1997 г.

С одной стороны, понятно, что психиатрия и психотерапия в определенных жизненных ситуациях помогают преодолеть болезнь, скорректировать кризисное состояние, избавиться от депрессии, страхов, улучшить отношения с окружающими… А с другой стороны – настораживает, что по мере развития этих дисциплин открывается все больше возможностей для внедрения в глубины человеческой психики и управления ею. Появляется все больше людей, готовых использовать эти знания не для лечения и помощи, а для манипуляции человеком в каких-то своих корыстных целях.

– Эта дилемма существовала еще с незапамятных времен, когда над людьми владычествовали колдуны, шаманы, жрецы, а потом – церковники и власть имущие с их могучими средствами внушения. Но всегда главную опасность для человека представляла не злонамеренная сила воздействующих на него извне, а сила его собственной темноты, сила невежества и стадных инстинктов, сила не внушения, а внушаемости, собственной неосознаваемой внушаемости. Эта сила и ныне огромна, безбрежна, и в сравнении с ней появление дополнительных средств манипуляции сознанием и подсознанием можно считать семечками, ерундой.

И ныне живем мы еще в такой реальности, где без психической власти одних людей над другими (в каких-то масштабах) обойтись практически невозможно.

И в общей медицине, и в психотерапии и психологической помощи есть определенный круг ситуаций, где без авторитарного управления пациентом помощь немыслима. Когда в клинику попадает невменяемый душевнобольной, который хочет всех перебить или пытается выброситься из окна, его приходится лечить – по крайней мере, первое время – насильственно, вкалывать психотропные препараты, сажать на таблетки. Приходится власть употреблять, как с ребенком. Этически острая ситуация, чреватая искушениями.

Даже и в лечебном общении с полностью вменяемыми, казалось бы, людьми, возникают такие коллизии, когда зло может обернуться добром, а добро – злом, честность – обманом, а обман – честностью.

Приходил ко мне как-то директор одной крупной строительной компании, довольно могущественный человек в социальном мире, который не мог справиться со своими детскими страхами. У него была клаустрофобия – боязнь закрытых помещений, замкнутых пространств. Пришел с просьбой, выраженной так:

– Пожалуйста, проманипулируйте мной, потому что я больше не могу… На совещаниях, на переговорах на меня нападает ужас. Я вынужден говорить, что мне нужно выйти, сбегать в туалет или еще куда-то, прерываю переговоры, а в результате страдает дело. Проманипулируйте мной, чтобы этого у меня не было.

Я побеседовал с пациентом и понял, что страхи его имеют давний, младенческий исток. Если сажать на лекарства, доза должна быть большой, от этого может пострадать работоспособность. Остается попробовать глубокий гипноз… И вот, поведшись на просьбу «проманипулировать», я простодушно спрашиваю:

– Согласны ли вы, чтобы некоторое время я вас гипнотизировал, погружал в глубокое гипнотическое состояние?

И тут же увидел, как пациент испугался.

– Ммм… Я подумаю, – сказал он.

Больше этот человек у меня не появлялся. Я совершил грубый просчет: пошел прямиком, а надо было – в обход. Чтобы брать над такими людьми врачебную власть, нужно их к этому осторожно готовить, просчитывать наперед зоны иррациональных страхов. Он должен был мне довериться, как под наркозом – хирургу – а он привык не доверять людям, ведь он вращается в мире бизнеса, нашего бизнеса… Видимо, испугался, что я могу злоупотребить властью над ним. «Черт, которого я знаю, лучше неизвестного черта»…

Приходилось ли вам сталкиваться со злоупотреблениями психической властью со стороны кого-то из ваших коллег?

– Приходилось, и не раз, к сожалению. Художественно-обобщенный случай описан в романе «Сквозняк». Коллега Р. прямо-таки злодействовал над пациентами. Человек с сексуально-садистскими наклонностями и при этом интеллектуально незаурядный, артистичный и хитрый, он вытворял штуки еще похуже, чем описано у меня в романе, издевался над пациентами и пациентками, подвергал их сексуальной эксплуатации.

– Он и есть прототип Оргаева из вашего романа?

– Да, и сейчас процветает, имеет звание профессора, академика каких-то там академий. Нескольких пациентов, которых он психически травмировал, мне пришлось вытаскивать из тяжелейших состояний.

Одной из его жертв был молодой парень – назовем его Колей – с легкой степенью недостаточности социального интеллекта – простодушный чудак, душевный, искренний и по-своему одаренный. Властная мать Коли хотела добиться от него невозможного, ей нужен был ребенок успешный. Вот и потащила к знаменитому Р., чтобы тот под гипнозом сделал сына, с ее точки зрения, полноценным.

Дяденька-гипнотизер так над ним наиздевался, что бедного Колю привели ко мне чуть ли не на карачках. На потеху своим зрителям в теплой компании он заставлял юношу много раз публично рассказывать, как его посвящали в сексуальную жизнь, и Коля послушно это делал – не мог оказать сопротивление психическому изнасилованию, но в душе накапливался страшный надлом…

Удалось ли помочь? Что с ним стало дальше?

– Помочь удалось. Мы хорошо подружились и в подробных беседах разобрались в том, что с ним происходило и почему.

Он понял свою наивность, и хотя не стал более недоверчивым, все-таки прибавил осторожности и трезвости в отношении к людям. Настроение постепенно улучшилось, уверенность возросла. Продолжил учебу, пошел на работу, потом женился, родились дети – в общем, жизнь состоялась.

В последнее время появляется немало книг, в которых рассказывается о технологиях социального зомбирования, о повсеместности и неотвратимости психической власти над массами со стороны разных зловещих сил. Тайная власть, тотальный контроль сознания, мрачные перспективы… Как вы к этому относитесь?

– В основном как к настольным книгам для параноиков, написанным либо параноиками же, либо ремесленниками жанра ужастиков.

Но хоть какая-то крупица правды в этих ужастиках есть?

– Дыма без огня, говорят, не бывает. Злоупотребление психической властью случается не так часто, как этого люди боятся, но чаще, чем они об этом подозревают. Дианетика, притча во языцех, – пример классический и не утративший свежести.

Время от времени на поверхность публичности выплывают и другие реальные ужастики. Не так давно, например, один так называемый психотерапевт создал общину из своих пациентов, которых практически превратил в рабов, организовал секту-мафию, состоящую из одного человека и его послушных придатков. Был у него и гарем с оргиями, и бесовские спектакли садомазохисткого типа… Всеми средствами внушения, всем арсеналом психоманипуляций гад этот пользовался по полной программе – и в полном соответствии с уровнем своей паствы: не шибко интеллектуальных, несчастных, душевно ущербных людей.

Психохищники обладают особым нюхом на человеческую наивность и беспомощность, чуют кризисное состояние человека, его отчаяние и растерянность, плывут на боль душевную, как акулы на кровь… Двумя-тремя несложными приемами подчиняют своей власти. Особенно легко прибрать к рукам человека юного. После десятка-полутора лет неуклюжей манипуляции со стороны родителей и учителей у юнца возникает двойственное состояние: с одной стороны, врата души – внушаемость – становится запертой для ближайших старших, утрачивающих свой авторитет.

А с другой стороны – врата эти широко и беспомощно распахиваются, потому что авторитет-то нужен, авторитет ищется. Тут-то и наготове всяческие психогуру и мафиозные вожаки – на ловца зверь бежит, а на зверя ловец.

Кто же эти психогуру – какие-то врожденно способные гипнотизеры, типа Наполеона?

– Да нет, не сказал бы. Всего лишь те, кто избирает сие поприще, кто на нем подвизается и обнаруживает, словами моего стихиатра Халявина, что

природа человечья у большинства овечья.

Для социального зомбирования никакого особого гипноза не требуется. Люди зомбируются, сами этого не замечая, зомбируются, потому что сами ищут зомбирования, и могут жить в зазомбированном состоянии годы и годы, иные – всю жизнь. На политических демонстрациях в праздничные дни мы можем это воочию наблюдать. Во второй половине 90-х годов огромное количество граждан России не получали зарплаты, жили как собаки на подножном корму – и не возмущались, не роптали, не поднимали бунтов, не сокрушали власть, терпели, как покорные овечки. Разве это не зомбированность? Никто этих людей специально не гипнотизировал, не зомбировал намеренно – но само это свойство – зомбироваться – прямо или косвенно включалось в расчет власть имущих, интуитивно ли, рационально ли – имелось ими в виду на это делали ставку и не ошибались. Психохищник, если не знает сознанием, то нутром чует, что употребляемое им стадо всегда найдет, чем позомбироваться. Об этом у Гете в «Фаусте» (перевод Пастернака): «Я шлю проклятие надежде, переполняющей сердца, но более всего и прежде кляну терпение глупца»…

Каким образом можно противостоять психологическому изнасилованию, зомбированию?

– Только одним – знать. Понимать, что происходит, отдавать себе в этом отчет. Иными словами, путем практического психологического образования.

И еще важно – открыто общаться и вместе думать. Делиться опытом – в том числе горьким опытом своих психологических ошибок и потрясений. В зеркале другого легче увидеть себя; сам ты можешь не заметить, не уловить, что тебя опутывает психохищник, но когда это происходит с другим – сразу видишь. Как и в любви: если влюбился, то, можно сказать, ослеп и об этом не знаешь и знать не хочешь; а если наблюдаешь за любовью другого, то сразу видишь ее слепоту и что из нее может получиться…

Ваши слова ставят под подозрение многие авторитеты, если не все. Можно ли вообще кому-нибудь верить?.. А вам?..

– Веры я не прошу, только внимания. Дальше выбор: хотите – верьте, хотите – нет.

Не нужно подозрительности – нужен ум, собственный ум и усилия саморазвития, пожизненные усилия.

Гарантированной защиты от психохищника нет, но нет и никакой обреченности на зомбирование. Все мы внутри – детишки, каждый по-своему наивен и глуп – в том числе и любой психохищник, даже самый хитрый и изощренный злодей.

И у него есть своя слабина и беспомощность, своя внушаемость и наивность, и все его хищничество занято ничем иным, как обслуживанием его Внутреннего Ребенка…

Если воспринимаешь людей с открытыми глазами, открытыми ушами и открытой душой, то опыт наблюдения скоро ли, долго ли, дает прибавку проницательности – психологического зрения и слуха, психологического чутья, психологического разумения. И тогда появляются хорошие шансы опознать психохищника и защититься от него еще до того, как он начнет наступательные действия.

Защититься уровнем своего сознания и ничем более – sapienti sat – умному достаточно.

Оглавление

I. Прямохождение души врачевание и сознание

  Между львом и крокодилом дилеммы врача

  Где вы, Айболиты? из интервью

  Обучающая жизнь из бесед о здоровье

  Болезнь существительное и существо

    Как я разделался со всеми болезнями одним махом

    Списку скорбному вопреки

    Стать умнее мамаши

    Существительное остается

  Ода кривизне искусство быть сумасшедшим

    По ту сторону интуиции

    Диагноз, который лучше не ставить?..

    Ода кривизне

    Дорогие мои сумасшедшие из интервью

  Профессиональный оптимист? психолог: каков есть? – каким быть?

    Одна десятая сапога солянка из интервью

    Душеведы и душееды, или психология и псинология из он-лайн беседы

    С широко открытыми ушами… из интервью для газеты «Московский комсомолец»

    Профессиональный оптимист из интервью для «Психологической газеты»

II. Зрение в темноте очерки психологии веры

  Младенец истины аксиомы сознания и подсознания

  Религия открытых вопросов вера и мысль

    Вера и гипноз

    Вера и энергия заблуждения

    Вера и ум

    Наркотик и подвиг

    Вера и бред

    Вера и свобода

    Вера и злоба

    Надежда и вера

    Религия открытых вопросов

    Вера и религия. Вера души и вера ума

    Вера – зрение в темноте

  Врата души еще раз о внушаемости

    Внушаемость и вера. Врата души

    Внушаемость и детство

    За очарование многое взыскивается из беседы с Ириной Солганик, май 2006 г.

    Кому нужен гипноз? навигатор наивности

  Чем заменяется вера доработка из книги «наемный бог»

    Во всем виноват плинтус

    Верю-не верю

    О гипнабельности лошадей и их хозяев

    Гипноз растет из земли из ответов на вопросы читателей, корреспондентов, коллег

  Ангел не отбрасывает тень кое-что из практической гурологии

    Знаки отличия псевдогуру

    Как стать исключением

    Психическая власть из беседы с Владимиром Сизгановым, г. Саранск, 1997 г. Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg