«Путешествие по Я-Мирам»

Путешествие по Я-Мирам (fb2) - Путешествие по Я-Мирам 751K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Нехама Мильсон

Путешествие по Я-Мирам Нехама Мильсон

© Нехама Мильсон, 2015

© Andrius Kovelinas, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Притчи доктора Нехамы

Посвящаю

свою первую книгу моим вдохновителям, моей группе поддержки, моей любимой семье. Мужу, сыновьям Яше, Зиву и Леви, дочерям Саре и Рейзел. Без вас, мои любимые не было бы ни школы, ни книг, ни сказок.

Сказочное предисловие

Алиса была хорошей женщиной. Доброй, не глупой и работящей. Всякое, конечно случалось… Нервы, сами понимаете, бывает, сорвется, накричит… Вот в один из таких срывов и появилась наша героиня. Не буду разглашать ее имя, ведь она, в сущности, ни в чем не виновата. В сущности… так ее и назовем, условно, Сущность.

Сущность получилась качественная, крупная, агрессивная. Залюбуешься. Поселилась она на 4 этаже, который носит красивое название – Духовные Сферы, и начала оттуда Алисе сигналы посылать. И плохие новости подсовывала, и сомнениями терзала, и случайные встречи режиссировала, выход к Небесам замуровала. Бедная Алисина Душа криком кричала, пощады просила, но Алиса ни чего не слышала и не замечала. С интересом обсуждала плохие новости, проходила, раздраженно, мимо важных встреч, горевала о потерянном смысле жизни, совсем перестала смотреть на звездное небо.

Пришлось Сущности спустится ниже, на 3 этаж, Ментальную Сферу. Тут было еще раздольнее. Душа своими воплями не мешала, а Разум, такой, милашка, оказался сговорчивый! Что ему не скажешь, всему верит. Уж Сущность наша разошлась, соорудила чудную конструкцию из мыслей о собственной никчемности, о враждебности Мира, о вине родителей в Алисиных бедах. В окна этого сооружения вставила серые стекла недоверия. Стены оклеила картинками из прошлого, изрядно подправленными в фотошопе, не в лучшую, как вы понимаете, сторону. Алиса крепко задумалась на заданные Сущностью темы и сделала ожидаемые выводы. Во всех неудачах были обвинены родители, школа и первый муж. Виноватых следовало примерно наказать! Сущность не дремала, подсказала способы. Конечно, а что же накажет родителей горше, чем очередной развод дочери? В пику учителям, не оценившим бывшего – будущего гения, Алиса завалила проект, и слетела с работы. Утешая себя сплетнями о первом, а заодно и втором (тоже уже бывшем) муже, Алиса заедала болтовню пирожными и тортиками. Вновь приобретенные 15 кг. зафиксировались лозунгом: «Пусть плачут те, кому мы не достались… Пусть сдохнут те, кто нас не захотел!!!». На этом этаже Сущности делать было уже нечего. Победа полная и окончательная!!!

Второй этаж был Царством Эмоций. Здесь и повоевать не пришлось. Почва для бескровной оккупации была подготовлена состоянием третьего этажа. Депрессия материализовалась легко, артистично, Сущность даже загордилась собой. Ну не без хлопот, конечно, не без хлопот. Сбегала наверх, набрала грустных воспоминаний, добавила несбывшихся надежд, замешала на обиде. Этим растворчиком замазала все входы в прошлое, что бы случайно Алисе в голову не пришло пойти туда старые раны залечивать. Все ж от заботы, все на благо хозяйке! Не надо ей болезненных воспоминаний, не надо горькой правды. Вот бочка слез, не хватит, еще позаботимся. Ими так удобно омывать свою загубленную жизнь. А вот коробочка Тоски, подсластить одиночество. Отсутствие денег будем лечить Страхом, безработицу Гневом. В сумочку не забыть положить пилюли Обиды, пригодятся, когда к родителям поедет.

Сущность оглядела сотворенное, отерла лоб и, удовлетворенно хихикнула. Хороший материал попался, податливый!

На первом этаже пришлось попахать! А как вы думаете, легко? Так и бегает бедняга Сущность вверх – вниз, вверх – вниз. Со второго этажа Страха принесет, на сердце положит, остатками позвоночник обернет. Обиду в желудок зальет, гневом печень пропитает. С третьего этажа не сбывшихся надежд натаскает, вокруг талии обложит, злость на себя в поджелудочную железу закачает. Нелегко, что и говорить. Но зато результаты! Загляденье! Ожирение, гипертония, гастрит, сахарный диабет! А Алиса тоже не ленится, своим недоверием к Миру отогнала от себя деньги, новую машину. Недовольство судьбой положила на порог, чтобы Любовь не прошла. Ну и окружение тоже помогло. У них же ведь тоже Сущности не промах! Убедили Алису, что от ожирения у нее обязательно будет инфаркт, заставили таблетки от депрессии пить. Красота!!! Сущность разрослась, заматерела, теперь ей уже не приходится по этажам бегать, ее хозяйство управляется автоматически. Иногда, правда прорываются вопли Души с четвертого этажа, но, слава Депрессии, все реже и реже.

Беда, как всегда, грянула неожиданно. И откуда, только взялась эта подружка! Ведь Сущность позаботилась окружить Алису такими же горемыками. И вдруг… Из далекого далека, из школьных лет, прискакала. Эта, бессущностная! Смотреть противно. Лицо сияет, платье желтое, как цыпленок, глаза смеющиеся, пройти, как человек не может, все бегом да вприпрыжку, не говорит, тараторит! Алиса, хорошая девочка, пыталась ее занятостью отвадить, да нет, куда там! Как клещ вцепилась. Диск принесла. Сущность с Алисой его так запрятали, что потом, сколько ни делали вид, что ищут, так и не нашли. А Та, неугомонная, всем друзьям диски раскидала. И ведь нашлись же такие, что и послушали. И посыпалось со всех сторон «RecLifing, RecLifig». И кому он нужен? У нас и так все хорошо.

Беда не приходит одна, ударили Сущность ее же оружием. Она так доверяла этому слогану «Ну вот, я же делаю все, что могу, но мне ни чего не помогает», что упустила момент, когда он подсунул Алисе диск. Тоже ведь не обвинишь, он то, как лучше хотел…

Ох, и худо же пришлось Сущности от этого Реклайфинга! Вымел он ее сначала с первого этажа. Прошел светящейся метлой по кишечнику, печени, бронхам, запустил ядовитые для Тоски и Обиды травы в кровь.

Взял Алису за руку, и повел ее по всем закоулкам памяти, плескал Прощением на закупоренные Сущностью двери, распахивал их, выпускал оттуда Обиду, выгонял Страх, селил на их место Любовь. Депрессия, бедная, захирела и исчезла. На третий этаж они уж и не шли. Любовь подняла их на своих крыльях. Реклайфинг посветил Светом Любви на Родительскую Вину, и Алиса увидела вместо нее Родительскую Заботу, под Непризнанием оказалось Восхищение. Хуже всего вышло с бывшими мужьями… Реклайфинг заставил Алису выпить с ними бутылочку Всепрощающего Эликсира, и они уехали в дальние страны со своими новыми, счастливыми семьями, а Алиса им еще и пирожки в дорогу напекла.

И тут Алиса услышала Зов. Это ее Душа, наконец-то, докричалась, достучалась до нее. Алиса, не дожидаясь своего спутника, не нуждаясь уже в чужих крыльях, взлетела на 4 этаж. Там, обнявшись со своею исстрадавшейся в ожидании душой, она заплакала. Слезы ее, чистые, светлые, промыли выход к Небесам. И тогда Душа запела. Это была прекрасная песня, древняя как Женщина и целебная как Любовь. В ней не было слов, и все же она была Молитвой. В ней было все, что Алиса потеряла и нашла вновь. Любовь к Миру, Благодарность к его Создателю, Счастье Жить, Доверие Судьбе и Любовь, Любовь, Любовь, Любовь… А рядом стояла просветленная и счастливая Сущность. Она тоже плакала и пела. Плакала, потому, что ей теперь придется расставаться с Алисой, а пела от Счастья, напоенная Любовью и освященная Прощением.

*-RecLifing – сокращенное Recover of Life – Восстановление Жизни. Авторская программа доктора Нехамы Мильсон – возрождение на 4 уровнях бытия. RecLifing объединяет в себе европейскую, восточную и еврейскую мудрость, пропущенные сквозь Душу автора и ее жизненный и профессиональный опыт. Как музыка, созданная из 7 нот, принадлежащих Миру, является творением композитора, так и Всемирное Знание, пройдя ферментацию на четырех этажах личности Нехамы, породило нечто особенное, живое и наполненное Любовью ко всему Сущему.

Все мои сказки – Реклайф-сказки. Они незаметно касаются всех четырех уровней энергией любви, и возрождают их к жизни.

Принцесса

В роскошном замке, посреди дивного сада в своей чудной розовой комнате плакала маленькая принцесса. Она сидела на убранной шелком и парчой кроватке и рыдала, вытирая глаза и нос тонким носовым платком с вышитым гербом. Принцесса была глубоко несчастна! У маленькой принцессы было все, о чем только могли мечтать дети в ее королевстве. Удивительные волшебные игрушки, новые, шитые золотом платья, книжки с разноцветными картинками, собственная машина, которая возила ее за тридевять земель к синему морю. Но принцесса была ужасно одинока!

В городской школе, куда она ходила каждый день, с ней никто не хотел дружить. Она была слишком странной. Иначе одевалась, иначе разговаривала, читала другие книги, играла в другие игры. А еще она сочиняла сказки и придумывала волшебные истории, и это тоже было странно.

А принцессе очень хотелось быть как все, играть с детьми, иметь друзей, шушукаться с подружкой на переменках. Но, наверно это совсем невозможно.… Ведь она же принцесса.

От мамы-королевы поддержки тоже никакой. Ну как же она не понимает, что маленькой девочке нужны друзья, а не подданные! Но мама в первую очередь королева!

– Ты должна быть лучшей! Ты ведь королевская дочь!

Ты не можешь себе позволить быть легкомысленной, ты же будущая королева! Ты обязана быть особенной!

И вот, когда все девочки наряжались на карнавал цыганками и танцовщицами (ах! Как же это весело!), принцессе шили чудное платье из розовой парчи, расшитое жемчугом. Она была особенной, неотразимо красивой в этом платье, она ужасно себе нравилась, и без конца благодарила маму за прекрасный подарок… но пропасть между ней и одноклассницами стала еще больше.

А когда учитель велел самостоятельно изготовить электромагнит, все дети принесли в школу, коряво намотанную на болванку проволоку, а принцесса, профессионально изготовленный придворным инженером агрегат.

Дети вовсе не относились к ней плохо, они даже играли с ней, ведь играть с ней было интересно, она все время придумывала, что-то новенькое. Но, тем не менее, они всегда держали ее на расстоянии, как чужую. Она была слишком не обычной. Красивая, одетая как куколка, способная, самобытная, принцесса чувствовала себя гадким утенком из любимой сказки.

Но сегодня принцесса плакала не из-за одиночества. Сегодня она поливала слезами свое новое горе. Она впервые столкнулась с несправедливостью! В школе проводили конкурс самодеятельности. Все дети проявили свои таланты. Кто-то пел, кто-то танцевал, кто-то разыгрывал смешные спектакли. Было очень весело. Королева сказала принцессе, что она обязана выступить с необычным номером, негоже королевской дочери идти по наезженному пути. И тогда принцесса решилась. Она давно сочиняла стихи, но до сих пор никому их не показывала. На конкурсе она решила прочесть свое стихотворение. Стих был очень хороший, и прочитала его принцесса с выражением и чувством. Она даже видела, как в зале люди вытирали слезы. Маме королеве было чем гордиться, ее дочь однозначно была лучшей!

Но при распределении призов ей не достался даже самый маленький – утешительный приз… Призы получили дети, которые спели тихими смущенными голосами детскую песенку. Принцессе не жалко было приза, ей было обидно, что ее старания совсем не оценили. А еще ей было стыдно перед королевой, ведь она ожидала от своей дочери победы.

В комнату тихо вошла мама.

– Что случилось, дочь?

– Прости меня, мама, я снова не оправдала твоих ожиданий. Я очень старалась, правда…

– Послушай, принцесса, ты действительно неплохо выступила, хотя, по моему мнению, ты могла бы и лучше. Но все равно ты была лучше всех. Но ты уже большая девочка, ты будущая правительница, и должна понимать, что призы на этом конкурсе были не для лучших!

– А для кого? – подняла заплаканные глаза девочка.

– Призы дали детям из нищих семей, у которых нет денег, чтобы купить им одежду и игрушки. Чтобы не унижать детей подачкой, мы решили преподнести им подарки в виде приза.

– О! Мамочка, как это мудро, какая ты добрая! Я, конечно, хочу, чтобы у бедных детей было много игрушек и хорошей одежды, я так рада за них!

Принцесса была доброй девочкой, и быстро утешилась.

В школе, она стала обращать внимание на победивших в конкурсе детей, старалась сделать для них что-нибудь хорошее, подружиться с ними. И с удивлением заметила, что эти дети счастливее ее! Они имели много друзей, их часто хвалили, их старались поддержать, окружающие, жалея их, старались быть с ними бережными. Всего этого так не хватало маленькой принцессе…

Прошли годы, принцесса стала королевой. Видимо королева мать, все-таки недостаточно требовательно относилась к дочери, потому что мудрой королевы из нее не вышло. Она умудрилась, каким-то образом, растранжирить всю казну, развалить государство. Бывшая принцесса все еще жила в своем дворце, но так как в казне совсем не было денег, часть комнат пришлось закрыть, чтобы не тратить топливо и время на уборку, принцесса жила в двух маленьких, заставленных старой мебелью комнатах. Король, который, когда женился на ней, был прекрасным принцем Изумрудной страны, работал грузчиком. Их венценосные детки донашивали одежду за детьми их более удачливых подданных. Подданные жалели бедную королеву, и помогали ей с любовью.

И снова сидит бывшая принцесса в своей спаленке, только нет уже шелкового одеяла, и позолота стерлась со стен. Сидит молодая королева и плачет. Оплакивает свою горькую судьбу. Горюет о том, что ни дня в своей жизни не была счастливой. В детстве ей так хотелось иметь друзей, но их не было, а теперь, ей так бы хотелось помогать людям, но она вынуждена принимать чужую помощь.

И вдруг поняла королева, что все эти годы у нее был только один, но преданный и понимающий друг! Она сама. Подошла она к зеркалу, протерла его обрывком старой скатерти, села на шатающийся табурет, и заговорила:

– Послушай, подруга, я так несчастна, так одинока. Мир так несправедлив ко мне… Я всю жизнь стараюсь быть хорошей, доброй. Я стремлюсь быть полезной, сочувствую людям, пытаюсь править своей страной так, чтобы всем было хорошо. Ну, неужели же, за мою доброту, мое понимание, мне не положено хоть немного счастья? Я мечтаю восстановить свой прекрасный дворец, чтобы в нем снова зазвучала музыка, чтобы принимать гостей, и устраивать праздники. Хочу создать бесплатную школу волшебных ремесел, хочу, чтобы мой любимый король сидел на троне и играл на своей золотой лютне, а не разгружал вагоны. Хочу, чтобы мои дети были счастливы. Посмотри, они повторяют мою судьбу… У них совсем нет друзей. Хочу бежать по зеленому лугу в развевающемся белом платье, слушать свист ветра в ушах, и не думать о плохом… Но каждая моя мысль упирается в тупик отчаяния. Я – нищая. Я не могу восстановить дворец, и не могу пригласить гостей. Луг сдан в аренду, чтобы хотя бы на скудную еду детям были деньги, а белое платье давно истлело. Ты – мой единственный друг. Помоги мне, подскажи, что же делать?

Она смотрела сквозь слезы в зеркало и видела там себя. Не молодую заплаканную королеву, а маленькую девочку. Прилежную принцессу, которая старательно закусив кончик косички, выводила в своем дневнике:

ХОЧУ БЫТЬ НИЩЕЙ. НИЩИХ ЛЮБЯТ И ЖАЛЕЮТ. ИМ ДАЮТ ПРИЗЫ И ИХ ХВАЛЯТ. У НИХ МНОГО ДРУЗЕЙ. ИМ НЕ ПРИХОДИТСЯ БЫТЬ ЛУЧШИМИ, ИХ ЛЮБЯТ И ТАК.

А за спиной у девочки стояла расстроенная фея. Она очень хотела подсказать малышке другие слова, или хотя бы отказаться от исполнения этого пожелания, но она не могла. Она личная придворная фея принцессы, и ее обязанность выполнять каждое ее пожелание. Молча, быстро и без критики.

Королева подскочила, потрясенная увиденным. Как же так? Значит, это не мир несправедлив к ней? Значит эта жизнь, нищета, беды, слезы – это то, чего она сама пожелала себе? Что же теперь делать? Как отменить приказ?

И тут она вдруг вспомнила.

– Ведь я королева! Приказывать моя профессия. Я приказываю, отменить детское пожелание. Приказываю открыть закрытые комнаты. Приказываю впустить свет в зашторенные окна.

Сначала на ее приказ откликнулись лишь дети, король и пара самых преданных слуг, которые не покидали королевскую семью и в самые горькие годы. Они открывали комнату за комнатой, и, о чудо, находили там новую, блестящую позолотой мебель, сейфы полные денег, шелка, меха и старинные книги.

В этих комнатах оказались закрытыми на годы слуги, придворные, гости. Дворец засиял, задвигался, зазвучала музыка.

Дети обнаружили волшебные детские комнаты, со сказочными игрушками и шкафами с новой одеждой. К ним в гости приехали дети из соседних городов и радостно закричали:

– Как же мы рады, что вы пригласили нас. Мы так давно хотим дружить с вами, но вы были такими угрюмыми и нелюдимыми, что мы не знали, как вам об этом сказать!

Король сев на трон, взял в руки свою золотую лютню. Слезы счастья катились по его щекам, потрескавшиеся, негнущиеся от тяжелой работы руки не сразу вспомнили плавный перебор струн, но музыка уже потекла, неуверенным тонким ручейком, и ее звуках, слышалось приближение водопада.

А молодая королева, запыхавшись от веселого бега-полета по мягкой траве зеленого луга, еще продолжая слышать свист ветра в ушах, обессилено упала на стул возле бюро красного дерева, взяла золотое перо, и начала писать сказку. О том, как:

«В роскошном замке, посреди дивного сада в своей чудной розовой комнате РАДОВАЛАСЬ маленькая принцесса…»

Звезда

Однажды на небе родилась яркая звездочка. Вы знаете, как рождаются звезды? Совсем неважно, кем были их мама и папа, просто, когда на свет появляется звезда, она вмиг вспыхивает на небе. Звезды с самого рождения абсолютно самостоятельны. Они рождаются со всеми необходимыми для звездной жизни навыками. Им не надо ходить в звездный детский сад, чтобы учиться светить, и не существует специальной звездной школы, обучающей удерживаться на небе.

Наверно нашей звезде не повезло. Он родилась в таком участке неба, где рядом не оказалось других звезд. Ей не с кем было поговорить о своих звездных делах, не с кем было водить звездные хороводы, и танцевать под звездным дождем. Она немного растерялась, и тут услышала голос мамы. Ведь мамы всегда говорят со своими детьми, даже если их дети – звезды.

– Здравствуй, дочка! Как это здорово, что ты родилась звездой! Я так надеялась, что ты пойдешь по моим стопам!

Звездочка стала оглядываться по сторонам. Но голос явно шел с земли. Но ведь, пойти по стопам, это значит стать такой же, а мама вовсе не была звездой…

– Не удивляйся, – продолжала мама. – Я тоже родилась звездой. Но кому нынче нужны звезды? Их и так слишком много. Нужно выбрать какое-нибудь земное, полезное дело. Нет, конечно, мы – звезды, не можем заниматься абы чем, мы благородные по рождению. Вот я, например, стала золотым кольцом. Красивая, аристократичная работа. И ты, дочка, спускайся. Я научу тебя быть колечком, и мы славно заживем вместе.

Но звездочка совсем не хотела спускаться с неба. Ей было так здорово, так весело качаться на воздушных потоках, играть лучиками и напевать свои звонкие звездные песенки. Особенно ей нравился день. Она любила греться в солнечных лучах, и рассматривать жизнь людей. Днем это было делать очень удобно. Ведь люди ее не видели, и звездочка могла, не стесняясь, подглядывать за ними.

А мама все настаивала. С одной стороны ей льстило, что ее дочь забралась так высоко. Она с удовольствием рассказывала товаркам в ювелирном магазине о своем звездном ребенке. А с другой стороны, она волновалась за звездочку, как она там, совсем одна в далеком небе, среди всех этих многочисленных звезд. Ведь она такая маленькая и беззащитная, ее света и не увидит никто. И еще, мама боялась, что звездочка совсем загордиться, и перестанет светить ей. Она звала и звала дочь на землю. Приводила все новые и новые доводы, убеждала, что такой маленькой звездочке, с таким крошечным светом, никогда не пробиться на огромном небосклоне, полном белых карликов и желтых гигантов.

И постепенно звездочка стала сомневаться в себе. Ей стало казаться, что она плохо держится за небо, и может упасть, что ее свет совсем незначителен, и никому на земле не нужен. Она стала завидовать золотым колечкам, которые украшают женские пальцы. Ими любуются, их показывают друг другу. Их блеск согревает сердца. И однажды она решилась. Перестать держаться за небо, оказалось очень легко. Звездочка скатилась на землю, и юркнула на прилавок ювелирного магазина.

Звезде трудно перестать быть звездой. Поэтому наша героиня превратилась не в простенькое обручальное колечко, а в необычный перстень с тоненькими лучиками и гравировкой на мудреном восточном языке. Ее очень быстро купил молодой человек, чтобы подарить своей любимой девушке. Колечко было очень радо. Оно чувствовало себя посланником любви, и от радости сверкало так, как, даже на небе, ему никогда не удавалось.

Скоро девушка рассталась с парнем, и разлюбила колечко. Оно долго лежало в шкатулке, потом его подарили маленькой девочке, которая очень скоро его потеряла. Колечко валялось, втоптанное в грязь и горевало о своей загубленной жизни. Но все плохое, когда-то, кончается. Мужчина, идя с работы, устало уставился себе под ноги, и, вдруг, заметил что-то блестящее. Он поднял его, отнес в магазин, получил денег, на которые купил своим детям игрушек. Колечко немного воспрянуло духом. Вот оно снова принесло кому-то радость. Но на этом везение закончилось. Оно долго лежало на прилавке, его никто не покупал. Оно было слишком необычным, отпугивало своей экзотичной гравировкой. Подружки-колечки пробовали убедить его, что не нужно так явно выделяться, что надо быть как все, и тогда жизнь станет намного проще и любезнее с тобой. И, в конце концов, убедили. Сначала колечко стало простым обручальным кольцом. Оно переходило с пальца на палец, тускнело, мрачнело. Череда свадеб и разводов окончательно состарила его, и оно превратилось в грубую печатку, из тех, что носят толстые мужчины в малиновых пиджаках и женщины с грубой кожей и плохим маникюром.

Однажды, лежа на прикроватной тумбочке под окном, кольцо выглянуло на улицу, и увидело кусочек освещенного неба. Душа его заныла от неутоленного желания светить. Но оно вполне осознавало, что его звездная судьба давно забыла о нем, и что, однажды упав с неба, обратно уже не возвращаются. И тут его взгляд упал на фонарь. Оно заговорило с ним своим тусклым, глухим голосом:

– Эй, фонарь! Скажи-ка, а сложно это, светить?

– О да! Это очень ответственная работа! Без нас, фонарей, людям не обойтись! Ведь если мы перестанем светить, на земле наступит кромешная тьма! Мы единственные источники света в мире! – расхвастался глупый фонарь.

Но колечко всему готово было верить. Оно уже не хотело думать о небе и звездной жизни. Оно хотело светить. Любым способом, любой ценой. Так колечко стало фонарем.

Скажем прямо, это был, наверно, самый неудачный фонарь на всем бульваре, а может, даже во всем городе. Он постоянно забывал подключаться к электричеству, боялся птиц и потухал на ветру. Фонарь ужасно переживал. Ему хотелось стать самым ярким, самым веселым фонарем в мире, но фонарная работа ему никак не давалась. Он светил все хуже и реже, и в один грустный вечер не зажегся совсем. Он стоял среди светящихся фонарей, как простой столб. Смотрел на них с тоской и стыдом, но ничего не мог с собой поделать. Он совсем не хотел больше быть фонарем, а больше никем быть не умел.

Иногда фонарь робко поднимал голову в небо, смотрел на далекие звезды, и капелька дождя скатывалась по его, не горящей лампе.

И вот однажды, он услышал голос.

– Эй, звезда, что ты там делаешь? Тебе что, больше заняться нечем, кроме как стоять дурацким столбом посреди улицы?

Фонарь не сразу понял, что голос сверху говорит с ним. Но тот повторил обращение еще и еще раз, и, наконец, фонарь отозвался.

– Я не звезда, Вы ошибаетесь. Я просто фонарь-неудачник.

– Вот еще глупости! Я никогда не ошибаюсь! И звезду от погасшего фонаря отличить вполне в состоянии! Прекрати притворяться! Иди сюда! Твое место на небе. Мне кажется, я помню тебя, маленькая звездочка из сегмента У-347982. У тебя еще был такой необычный перламутровый свет и один лучик все время вырывался вперед, как указательный палец у этих смешных людей.

Звездочка несмело оторвалась от столба, потянула лучики вверх, и вдруг, что-то потянуло ее в небо, она взлетела, как на качелях, и удобно устроилась в гамаке из воздушных потоков. Как будто и не покидала своего уютного ложа. Светить оказалось так легко и весело, лунный свет был таким родным и ласковым, что звездочке подумалось, что она просто очнулась от длительного кошмарного сна.

Теперь неподалеку от нее жила еще одна звезда. Яркая, красивая, с серебристым шлейфом газового облака вокруг головы. Они очень подружились. Новая подруга поддерживала неуверенную в себе звездочку, рассказывала ей бесконечные истории из звездной жизни.

– У каждой звезды, – говорила она, – своя работа. Среди нас нет ни одной лишней. Пока ты болталась на земле, многие путники заблудились в пути. Ведь осветить их дорогу могла только ты.

Звездочка постепенно училась верить в свой свет, понимать свое небесное предназначение.

И тогда, земные звездочеты открыли новую звезду. Она была очень необычной. Светила мягким перламутровым светом, и еще, обладала престранной особенностью. С какой точки земли на нее ни посмотришь, один из ее лучиков, всегда оказывается чуть длиннее других, и указывает в направлении млечного пути – дороги, по которой души поднимаются к Источнику Вселенской Любви.

Один влюбленный звездочет предложил назвать ее Звездой Утешения, и никто не стал возражать.

Мира

Жили – были, в чудесной стране с красивым названием Мира, сказочные жители. Мирцы были очень разные, но жили дружно. В общем, это были четыре совсем разных народца, но они так любили друг друга, что предпочитали называть себя одинаково – просто Мирцы, или народ Миры.

Часть Мирцев была прямоходящей. Они больше всего были похожи на людей. Прямоходящие занимались науками, ремеслами, а еще очень любили строить.

Вторая группа – Ползающие. Эти обожали землю. Они были, в основном земледельцами. Ползающие получали энергию прямо от земли, поэтому все время, как бы обнимали ее, и передвигались ползком, прижавшись к поверхности планеты.

Третьи – летающие. Все они были невероятно легкими, веселыми, и, все как один, талантливые. Летающие в основном занимались исскуством. Из их же среды вышли почти все целители Миры. Там, в небе, они могли встретить душу больного и расспросить ее, почему возникла болезнь, и как ее исцелить.

Четвертые – Плавающие. Они занимались торговлей и внешней политикой.

Жили Мирцы весело, помогали друг другу. Каждый занимался своим делом. Болели исключительно редко, а когда такое случалось, кто-то из целителей быстро договаривался с душой больного, и, тот поправлялся.

Так бы и жила Мира своей счастливой, спокойной жизнью, если бы не цунами.

Мирцам цунами было не страшно. Плавающие заранее почувствовали его приближение, Летающие сверху предупреждали о передвижениях водного потока, Позающие помогли Прямоходящим выстроить земляную стену на побережье. Мира не пострадала. Когда волны улеглись, на стене нашли полуживое, избитое об камни существо. Оно было похоже на прямоходящих Мирцев, только кожа у него была странного розовато-белого цвета, и вокруг глаз росли тоненькие волоски. Да и глаза были не обычные, располагались не на висках, как у Мирцев, а около носа. Несчастного отнесли в хижину к целителю. Сколько не летал над потерпевшим целитель, но с его душой контакта установить не смог. Пришлось отпаивать травами и накладывать гипсовые шины на переломанные конечности.

Вскоре человек (так он назвал себя) стал поправляться. Он прогуливался по улицам Миры, заходил в кофейни и разговаривал с Мирцами. Человека бесконечно удивлял государственный строй Миры.

– Как же ваш король управляет таким народом? Ведь он не может быть уверен, что его приказы выполняются в точности. Ползающие делают все по своему, Летающие иначе, а Плавающие вообще уходят в открытое море, и не доступны отчетности!

– Приказы? Но наш король занимается своей королевской работой, ему не до каких-то приказов! Да и кому приказывать, если каждый занят своим делом?

– А что же тогда, по-вашему, королевская работа?

– О, у короля масса дел! Он назначает дату и место проведения праздников, утверждает сценарии радостных мероприятий, благословляет молодые пары, дает имена новорожденным детям, присутствует на всех творческих вечерах, открытиях новых музеев и театров, новосельях, принимает послов зарубежных государств, с которыми наладили связи наши Плавающие, а еще следит за отделением доли от урожая в пользу соседних, менее благополучных стран! Он так занят, что нам пришлось устроить революцию!!! – при этих словах Человек напрягся и стал слушать еще внимательнее, – мы настояли на том, чтобы король взял себе премьер-министра, который замещает его в течение одной недели ежемесячно. На эту неделю король с женой, принцами и принцессами уезжает на уединенный остров, ловить рыбу и отдыхать!

– А контроль, а наказание непокорных?

Этих слов Мирцы не понимали, но на всякий случай улыбались и кивали головой. Им не хотелось показывать Человеку, что между их языками есть такая разница, они боялись, что это может смутить его.

Когда Человек совсем выздоровел, его стали приглашать на все государственные праздники. Так как Мирцы были очень веселым народом, праздники у них были почти каждый день. На выставках, новосельях и танцевальных вечерах, Человек старался держаться поближе к королю. Королю он тоже нравился. Правда, Мирцы стеснялись смотреть Человеку в лицо, уж больно он был некрасив по Мирским стандартам, но дружескому общению это не мешало.

Как то само собой получилось, что когда премьер-министр попросил годовой отпуск для женитьбы и рождения детей (у Ползающих было принято, что в период беременности и первые месяцы после родов мама и папа уединяются в уютной пещерке, и посвящают время друг другу и новорожденным деткам), на его место поставили Человека. Во-первых, он все равно все время крутился во дворце, во-вторых, у него одного во всей стране не было любимого дела, а в-третьих, он сам этого хотел.

И вот в очередной отпуск короля, под небом Миры раздался громкоглассный призыв.

– СРОЧНО! СРОЧНО! СРОЧНО! ВСЕМ ЖИТЕЛЯМ МИРЫ СОБРАТЬСЯ НА ДВОРЦОВОЙ ПЛОЩАДИ!

Место, выбранное новым премьер-министром для встречи, всем показалось очень странным. Обычно всеобщие праздники проводились у кромки моря, чтобы всем жителям было удобно. Но Мирцы не стали спорить, решив, что премьер-министр устраивает какой-то новый, невиданный ранее праздник.

Летающие спустились с небес, ползающие приподняли головы над землей, плавающие выбрались на сушу, прямоходящие старались помочь друзьям устроиться поудобнее.

– Всемирский Указ! С сегодняшнего дня строго запрещается любой способ передвижения, кроме прямохождения! Всякий, кто попытается, в нарушение указа, летать, ползать или плавать, будет строго наказан. Для этой цели правое крыло дворца перестроено под тюрьму, где, на хлебе и воде, закованными в цепи, будут содержаться нарушители закона. Праздники нарекания детей и инициации совершеннолетия, ранее проводимые в этом помещении, отменяются.

Мирцы поначалу посмеивались, ожидая смешного сюрприза, но вскоре поняли, что Человек не шутит. Вокруг него стояло несколько, вооруженных отбойными молотками (ведь оружия в Мире никогда не было) Прямоходящих, преданно смотревших на нового правителя. В основном это были молодые люди, которые поверили страстным речам премьер-министра, об опасности, нависающей над их любимой страной, из-за мягкотелого правления, разброда в массах и неподконтрольности некоторых граждан власти!

Мирцы не стали спорить. Не в их характерах было тратить время и силы на конфликт. Неделя отпуска короля скоро закончится, и все встанет на свои места. Если что-то и беспокоило добрых жителей чудесной страны, так это судьба Человека. Они переживали за то, как ему будет неудобно и стыдно перед королем за глупые нововведения.

Но неделя прошла, а затем и другая, а король не возвращался. Ведь все Плавающие были на суше, и некому было переправить короля на большую землю.

Начались суровые времена. Нескольких Летающих поймали и бросили в тюрьму, одному даже отрезали крылья. Ползающие страдали больше всех, они даже спать, вынуждены были стоя, чтобы охранники не заподозрили их в ползании.

Шли годы. Мирцы привыкли к прямохождению. Страна изменилась. Наступил голод. Земля, потеряв связь со своими земледельцами, перестала приносить урожай, каналы, не поддерживаемые работой Плавающих, перестали орошать поля. Конечно, о развитии искусств, нечего было и говорить. Летающие не могли творить без полета, а уж тем более на голодный желудок. Ремесла теряли свою сущность. Ведь не для кого Прямоходящим было разрабатывать новые формы надкрыльников для полета против потока воздуха. Никому не нужны стали исследования молекулярной структуры кораллов. В Мире давно ничего не строили.

Хуже всего было то, что все Мирцы стали болеть! От непривычной нагрузки на ноги и позвоночники, Ползающие, Летающие и Плавающие страдали страшными болями. От смены привычной среды обитания у них начались тяжелые кожные болезни. Плавающие задыхались на берегу и страдали астмой, Ползающие мучились от головокружения из-за не физиологичного положения головы, у Летающих развивалась болезненная атрофия крыловых отростков. Прямоходящие страдали больше всех. От чувства вины, у них болели сердца, от тоски по любимой работе воспалялись легкие, от страха перед неопределенным будущим отказывали почки.

Все Мирцы болели, но некому было их лечить. Ведь целители могли работать только в полете. Они излечивали своих пациентов, договариваясь с их душами, а сидя на земле, они ничем не могли помочь страдающим землякам.

В одной бедной хижине жил юноша. Он родился в семье Летающих, но в год указа был еще совсем маленьким, и даже не успел научиться летать. Его папа был тем самым первым Летающим, которому отрезали крылья, а маму он не помнил. Она через несколько недель после указа взлетела над дворцом, прямо на глазах у премьер-министра, и бросилась грудью на острый шпиль. Она не смогла жить без полета.

Юноша рос не задумываясь об утраченном качестве, как все ходил в школу, изучал новую историю Свободной Миры. На уроках анатомии и физиологии ученикам объясняли пользу прямохождения, бесполезность атавистических образований тела в виде крыльев, плавников и утолщений на ладонях. Специальность детям выбирал директор школы, скучный Мирец в темных очках с широкими руками и вечным головокружением. Происходило это на выпускном вечере. Директор подзывал к себе ученика, сверял номер его студенческого билета с номером профессии в реестре министерства труда, и судьба молодого человека решалась.

Наш Юноша окончил школу на прошлой неделе и получил распределение на стройку нового здания тюрьмы.

Сегодня он сидел у окна и думал о тяжелой работе, которая его ожидала. Юноша был инвалидом. Он постоянно страдал от тяжелейшей боли в спине. Эта боль не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Раскаленным ножом взрезала она позвоночник между лопатками. Обезболивающие настои перестали помогать еще в детстве, специальная гимнастика прямохождения, назначаемая в таких случаях придворным целителем, только усиливала боль. Юноша редко был в состоянии досидеть урок в школе до конца. Мучительная резь в спине заставляла его без конца менять позу, и, не дождавшись звонка, выходить из класса. Немного облегчал муку отдых, лежа на траве, но если бы это увидел школьный надзиратель, не избежать бедному Юноше порки за ползание!

Однажды в жизни Юноши произошло странное событие. Он спрашивал об этом отца, но тот, запуганный властями, накричал на него, и строго настрого заказал никому никогда об этом не рассказывать. Юноша не рассказал никому, но сам все время вспоминал, и пытался понять, что же тогда случилось.

Он учился в 6-ом классе. Во время подготовки к уроку природоведения, к которому надо было написать трактат о ненаучности утверждений о наличии разумной жизни на островах, окружающих Миру, перо зацепилось за бумагу, и на листе появилась огромная клякса. Была она необычная, похожая на дракона без головы. Юноша пальцем стал размазывать чернила, придавая дракону новую форму, приделал ему голову, нарисовал когти, струю огня из страшной пасти. Через несколько захватывающих минут он опомнился. Стыдливо оглянулся вокруг, с облегчением понял, что никто не видел его позорного, легкомысленного занятия. Вырвал лист с драконом, сжег его в плите, вымыл руки и сел переписывать трактат. Но всякий раз, когда он вспоминал об этом случае, он чувствовал тепло и легкость в спине между лопатками, легкое и приятно головокружение и шуршание крыльев за спиной.

Юноша продолжал сидеть у окна, раздумывая и вспоминая, на улице смеркалось. Вдруг в небе появилась маленькая точка. Она росла, приближаясь, и вскоре, юноша с ужасом понял, что это Летящий в небе. Юноша с трудом поднялся со стула, спина в тот день болела как никогда сильно. Прохромал к двери, распахнул ее. Оглянувшись, не увидел посторонних возле дома, и замахал руками сумасшедшему в небесах.

– Сюда, сюда, скорее, пока тебя не увидели охранники!

Летящий увидел его призыв и спустился. Он оказался ровесником Юноши, незнакомым парнем с широкой и задорной улыбкой.

– Привет! Я смотрю ты тоже Летающий! Почему ты не полетел ко мне на встречу? Почему размахивал руками и звал меня на землю? У тебя больные крылья? Тебе нужна помощь? Я не очень хороший целитель, но если ты хочешь, я попробую договориться с твоей душой.

Юноша смотрел на Чужого во все глаза. Он понимал каждое слово, сказанное тем, его смысл его речи до сознания не доходил.

– Почему ты летаешь? – спросил он шепотом

– Почему летаю? А, ты это имеешь в виду. Да, генетика смешная штука! Мой папа Ползающий, мама Летающая. Все мои братья и сестры родились Ползающими, а я – один уродился в маму! Но в нашем случае это здорово. Ведь на нашем острове нет никого кроме нас, если бы не папа и братья, мы с мамой умерли бы с голода. Ведь мы совсем не умеем обрабатывать землю. А они не обошлись бы без наших песен. А кто разрисовывал бы стены в построенных ими землянках? А кто поговорил бы с душой маленькой сестренки, когда она наелась незрелых яблок.

– Подожди! О каком острове ты говоришь? Почему ту нарушаешь указ, и что значит «разрисовывать стены»?

Собеседники поняли, что хоть и говорят на одном языке, но совершенно не понимают друг друга. И они начали рассказывать друг другу ту часть истории, которой недоставало второму.

Грустный рассказ больного Юноши мы, к сожалению уже знаем. А вот, что ему рассказал Чужой.

– Я по рождению принц Миры. Правда я родился уже на острове, и никогда в Мире не бывал, так что мой титул для меня ничего не значит. Но семейная легенда гласит, что много лет назад папа и мама с моими старшими братьями прибыли на остров в отпуск, а через неделю, когда они ожидали Плавающих, для переправки на большую землю, никто не приплыл. Мама полетела во дворец, чтобы выяснить, что случилось, но ее пытались подстрелить, и она срочно вернулась к нам. По пути она заметила, что ни Плавающих, ни Летающих, ни Ползающих в городе нет. Так мы остались жить на острове. Мама больше лететь не захотела, а папа и не мог. Кроме меня, как я уже сказал, Летающих детей у них нет. Так что, когда я вырос, я уговорил родителей разрешить мне слетать на большую землю и выяснить, что тут происходит.

Они разговаривали всю ночь. И наш больной Юноша узнал много потрясающих воображение вещей. Его новый друг пел ему свои песни, нарисовал невероятно похожий портрет и без конца рассказывал о невозможном счастье полета.

А больной Юноша говорил ему, что даже если бы и осмелился нарушить Указ, взлететь все равно не сможет, он же инвалид. И тогда, его новый друг совершил невозможное. Он взлетел ввысь, над головами, окруживших уже дом, стражников, и помчался искать душу своего друга. Когда он пытался вернуться, стражники направили на него оружие, он развернулся над домом, и, прокричав свой последний привет Юноше, умчался на остров, где его ждала семья. Но Юноша услышал его слова.

– Ты болеешь, оттого что не летаешь!

Стражники сжимали кольцо оцепления, а Юноша все смотрел вслед своему другу.

И вдруг, впервые в его жизни, шальная и веселая мысль пронеслась в голове.

«А что я теряю? Свободу? Не хуже будет в тюрьме, чем на мнимой свободе. Жизнь? Она ни к чему мне без полета».

И Юноша, взмахнул непривычными крыльями, и, сначала кособоко и неловко, а потом все грациознее взмыл в голубую высь. Он летел, кричал от восторга, слезы текли по его бледным щекам, а небо вокруг переливалось таким разнообразием красок, что так и просилось вылиться палитрой на холст.

Он летел прямиком к дворцу. Герой ожидал, что в него станут палить из ружей, попытаются поймать, но стражники, ни разу ни столкнувшиеся с протестом и неповиновением, растерялись. Мирцы смотрели ему в след с немым восхищением, и вот, еще несколько молодых Летящих бросились ему вслед. В стране начался переполох. Старики испугано закрывали ставни, молодежь бросала опостылевшую работу и устремлялась к родной стихии. Плюхались в море Плавающие, взмахивали крыльями Летающие. Ползающие зарывались заплаканными лицами в родную землю, дышали ею, целовали ее. Прямоходящие заводили зажигательные танцы.

Никто и не вспомнил о страшном премьер-министре. И только его приближенный советник, бросившись в кабинет босса, чтобы получить указания, увидел удаляющуюся фигуру, со всех ног бегущую к единственной сохранившейся в стране лодке.

Самые сильные, молодые Плавающие организовали экспедицию на Королевский остров.

Нелегко пришлось королю по возвращению во дворец. Мирцы, стосковавшиеся по праздникам, устраивали их по любому поводу, а поводов у них теперь было много.

В хижине на окраине города сидели два друга, два Летающих юноши. Один из них, одетый в маленькую золотую корону, играл на лютне и пел Песнь Ветра, а второй писал на холсте предзакатное небо.

Быть правой или счастливой

Волшебный рабочий день уже подходил к концу, когда в дверь постучались.

– Войдите, – привычно позвала Добрая Волшебница.

В дверях показалась высокая женщина с грустными глазами.

– Здравствуйте, мне сказали, что Вы творите чудеса, – неуверенным голосом поздоровалась она.

– Да, это моя профессия, но что же Вы стоите в дверях, проходите, присаживайтесь.

Волшебница встала навстречу гостье, указала ей на удобное кресло рядом с чайным столиком, налила в синюю с золотым рисунком чашку волшебного отвара Счастья. Женщина села, пригубила отвара, и начала свой рассказ:

– Понимаете, уважаемая Волшебница, в моей жизни абсолютно все плохо!

Я работаю очень большим начальником, и мои подчиненные, это просто какой-то кошмар. Они абсолютно ничего не в состоянии сделать самостоятельно, ленивые, безответственные люди.

Дома тоже не отдохнуть. Мой муж работает в маленькой мастерской за маленькие деньги, совсем не помогает мне дома, он слабый, мягкотелый человек, я совсем не получаю от него поддержки. Он без конца раздражает меня. Что бы он ни сказал, это всегда банально и не умно. Он плывет по жизни, не вдумываясь, не вникая. А еще он без конца врет! А я не выношу неправды. Сама я очень прямой человек, всегда говорю, что думаю, никогда не лгу и не выкручиваюсь. Мне давно кажется, что я уже не люблю его, но развод это так ужасно, и у меня совсем нет на это времени.

Моя дочь бездельница и лентяйка. В школе она не считает нужным напрягаться и получает оценки явно ниже, чем могла бы. Она не выполняет абсолютно никакой домашней работы. Все хозяйство на мне, это так несправедливо. А моя доченька целыми днями смотрит телевизор и развлекается с подружками.

У меня нет друзей. Люди, окружающие меня, заняты какими-то глупыми, не интересными делами, у них низменные заботы. Они не читают книг, не занимаются самосовершенствованием, без конца сплетничают, и бегают по распродажам.

Я ужасно одинока и несчастна! Я уже обращалась к психологам и целителям. Одни давали мне советы, другие таблетки, но советы оказывались не действенными, таблетки только туманят мой мозг. Да и как таблетки, которые пью я, могут изменить моего мужа! Дорогая Волшебница, мне поможет только чудо! Прошу Вас, берите скорее свою волшебную палочку, взмахните ею, и пусть все станет так:

Мои работники станут болеть душой за производство, прилагать усердие и смекалку к работе.

Мой муж станет сильным, мужественным, высокоинтеллектуальным человеком, устроится на работу, где станет получать в два… нет в три раза больше денег. После работы мы с ним дружно будем заниматься хозяйством. А потом долгими и счастливыми вечерами станем обсуждать прочитанные вместе книги. Мы станем по-настоящему близкими людьми.

А моя дочка, пусть станет отличницей, займется шахматами и полюбит убирать и мыть посуду.

Волшебница слушала свою посетительницу, молча, кивая головой и сочувственно улыбаясь. Еще с порога она поняла, какие проблемы мучают гостью. Вся ее фигура, высокая, статная, женственная, затянутая в темно-коричневый деловой костюм кричала «у меня все под контролем». Такие женщины всегда правы. И бесконечно одиноки. Для них у Волшебницы был припасен волшебный вопрос:

А что тебе важнее? Быть правой, или быть счастливой?

Но в этот раз, что-то останавливало ее от того, чтобы задать свой излюбленный вопрос. Уж больно измученной выглядела посетительница, уж слишком полагалась на чудо. А может быть Волшебница сама устала к концу рабочего дня, и не нашла в себе сил диспутировать.

Хозяйка волшебного кабинета встала, подошла к гостье и промолвила:

– Ты хочешь чуда, милая? Хорошо, я сотворю чудо! Ты станешь счастливой, муж изменится, подчиненные станут лучше работать, дочь лучше учиться, у тебя появятся новые друзья. Все будет так, как ты мечтаешь. – И, с этими словами она коснулась волшебной палочкой губ несчастной женщины.

Элла (именно так звали нашу героиню) вышла из кабинета несколько ошарашенная. Она ожидала от визита явно большего, но с Волшебницей не поспоришь, и, несмотря на разочарование, она сказала только:

– Спасибо! До свидания!

Автобус как всегда задержался, погода была мерзкая, зонтик сломался еще днем, поэтому поднимаясь на подножку, Элла приготовилась высказать водителю все, что накипело на душе.

– Я надеюсь, в дороге с Вами ничего не случилось? – мягким, не своим голосом произнесла она… и растерялась. Это были совсем не те слова, которые разгоряченная злостью Элла приготовила на остановке.

– Дождь, трасса очень скользкая, простите, пожалуйста, что Вам пришлось ждать, замерзли? Хотите чаю? У меня есть термос, – ответил расстроенный шофер.

– Нет, нет, спасибо, – пробормотала Элла и ушла на заднюю площадку, стесняясь неожиданной слабости.

Дома все было как обычно. Дочь, закрывшись в своей комнате, смотрела бестолковое телешоу для подростков. Раковина полна посуды, муж задерживается на работе. Распахнув с сердцем дверь в детскую, Элла приготовилась к гневной тираде. Но вдруг услышала чужой голос, с незнакомыми интонациями:

– Привет, малышка, как прошел день? Что это ты смотришь? Интересно?

Дочь посмотрела на маму удивленными глазами:

– Да… все нормально… как всегда… А ты как? Мам, с тобой все нормально?

– Да, немного устала, но это не страшно, сейчас поужинаю, и все пройдет. Я люблю тебя, солнышко.

Дочь решила, что наверно мама действительно ОЧЕНЬ устала. Она была просто сама не своя.… Так она никогда еще не разговаривала. Девочка выключила телевизор и молча пошла на кухню. Включила чайник, достала из холодильника кастрюлю с супом. Посмотрела на маму, завязывающую тесемки фартука, и, вдруг испытала такую жалость, к ней, такую нежность. «Бедная мамочка, – подумалось ей, – она так устает на работе, у нее такая ответственная должность, и мы дома ей совсем не помогаем, а она, оказывается, скучает по мне.… Наверно ей хочется, придя с работы посмотреть шоу вместе, а она вынуждена мыть посуду». И она подошла к маме, прижалась к ней, сняла с нее фартук, и встала к раковине.

– Покушай, мамочка, а потом, отдыхай.

В этот момент в дом вошел муж. Элла посмотрела ему в лицо, и в душе поднялось привычное раздражение. «О, Господи, как же мне надоело, этот помятый вид вечного неудачника, эта маска постоянного недовольства, как мне терпеть это ничтожество?». Ей захотелось, наконец, докричаться до него, добиться понимания. Ведь она же хочет как лучше, она хочет мирного дома, счастливой семьи, близости, понимания! Но голос снова отказал ей:

– Добрый вечер, дорогой! Какой усталый у тебя вид… Что случилось? Садись, я налью тебе супа, поужинаем вместе, а потом расскажешь, что тебя расстроило.

Муж с дочерью выглядели живой иллюстрацией к «немой сцене» Гоголя. Разговора по душам в этот вечер так и не получилось. Слишком потрясены были домочадцы, слишком утомлена Элла великой войной «Мысли и Слова».

Утро началось необычно. Зайдя в комнату к дочке, вместо обычного «Подъем, быстренько, а то в школу опоздаешь!», Элла уже знакомым, но все еще чужим голосом сказала:

– Котенок, доброе утро! Как спала? Вставай, любимая!

В груди шелохнулось что-то теплое, глаза защипало, и Элле захотелось подойти и погладить заспанную мордашку. Она смутилась и ограничилась тем, что распахнула шторы, впустив в комнату веселый солнечный свет.

Дочь впервые за много месяцев вскочила в хорошем настроении, чмокнула маму на бегу в щеку, и, уже через 10 минут стояла на кухне готовая к выходу в школу. Элле не пришлось сделать ей ни одного замечания.

Муж подошел к ней и несмело спросил:

– Ты вчера была такой необычной…, у тебя что-то случилось?

Элла хотела было ответить, что у нее все, как всегда под контролем, что она вполне способна разобраться со своими проблемами. Но подлый голос опять выдал не то, что диктовал разум:

– Знаешь, просто ужасно устала. Скорее бы выходной. Так хочется побыть с вами дома, понежится в тишине и покое, отдохнуть вместе. А сейчас, ступай на работу. Я люблю тебя, Хорошего тебя дня.

На работе у нее, наконец, нашлось время подумать. Что же с ней происходит, что это за напасть? И тут Элла ощутила прикосновение палочки к губам! Вот он что! Волшебница наложила заклятие на ее губы. Теперь они жили самостоятельной жизнью, и отказывались слушаться воли хозяйки. Ее собственный речевой аппарат вышел из-под контроля. Такого она потерпеть не могла. Решительно включив компьютер, Элла приготовилась написать гневное письмо Волшебнице, потребовать от нее ответа, отмены волшебства. В электронной почте обнаружилось письмо из «Агентства Чудес» в нем была только одна фраза:

Что тебе важнее? Быть правой, или быть счастливой?

Сердце Эллы остановилось на мгновение, а потом забилось с невероятной скоростью. В голове мелькало множество мыслей «Но как же так… как жить, не будучи уверенной в своей правоте…. я не могу быть счастливой, когда я не права… а как же моя ответственность за все происходящее…. А как же я узнаю, как правильно поступать… как воспитывать ребенка, не зная, где правда, где ошибка…» Но сердце… сердце было уверено в ответе…

Хочу быть счастливой! – пело оно.

В дверь кабинет поскреблась секретарша.

– Элла Андреевна, к Вам старший менеджер.

– Спасибо, Светочка, пусть войдет. Ты очень мило выглядишь сегодня.

Нужно отдать должное Свете, в обморок она не упала. От растерянности добавила боссу лишнюю ложку сахара в утренний чай. Потом подумала, добавила на поднос блюдце с печеньем.

Отчет менеджера раздражал своей тусклой безынициативностью. Готовая устроить разгон, Элла произнесла своим изменившимся тоном:

– Молодец, Володя, я вижу, что ты постарался. Только знаешь что? Давай-ка дружок, все это переделаем! Пофантазируй, ты же можешь! Сделай так, чтобы отделу было интересно выполнять этот план! Хорошо? Я не буду давать тебе советов, чтобы не сбить с мысли, сделай так, как сам думаешь! Сколько тебе надо времени?

Володя оглянулся, в надежде найти объяснение неожиданному изменению в начальнице, и не найдя, вышел молча, оставив последний вопрос без ответа.

Эта игра начинала забавлять Эллу. Она решила подождать со скандалом Волшебнице, и посмотреть, чем все это закончиться. Но сколько времени отвести себе на эксперимент? Элле необходимо контролировать процесс, даже волшебный. В кабинет протиснулась Светочка и молча, положила на стол папку документов на подпись. На папке была надпись №21.

«21! Здорово. На том и порешим. Даю себе 21 день. А потом пойду к Волшебнице и потребую меня расколдовать. На 21 день я выбираю быть счастливой, а не правой!»

Дома ее ждал сюрприз. Впечатленная чудесным перерождением мамы, дочка, приготовила ужин и убрала в гостиной. Элла крепко обняла ее и, целуя, проговорила:

– Доченька моя милая, солнышко мое, спасибо тебе, крошка! Я так тебе благодарна!

Девочка даже застеснялась такого бурного проявления благодарности, за такую мелочь. Но ей захотелось сделать для мамы еще больше, чтобы еще раз услышать такой ласковый, полный любви голос.

Муж пришел с работы пораньше.

– Как здорово, что ты уже дома, милый! Доченька приготовила нам ужин, давайте поужинаем все вместе, и заберемся с ногами на диван секретничать!

В этот вечер они открыли друг в друге столько нового…. Дочь призналась, что терпеть не может математику, и учится в математической спецшколе только чтобы не расстраивать маму, а на самом деле она любит рисовать и лепить из глины. Но она и заикнуться не смела о переходе в другую школу. Она принесла свои рисунки, которые прятала от мамы в столе, они оказались очень талантливыми. Элла пообещала дочери записать ее в художественную школу, и попросила дотянуть в математической, до конца учебного года, заранее простив ей тройку по математике в году. Муж пожаловался, что совсем не любит свою работу, мечтает уйти, но боится, что не сможет заработать и того минимума, который ему платят в постылой мастерской. Они долго обсуждали ситуацию, планировали, считали, и, пришли к выводу, что если он сейчас начнет свой бизнес, то в течение нескольких месяцев семья сможет продержаться без его зарплаты. Муж был несказанно благодарен Элле за ее понимание. Она, заразившись его возбуждением, хотела составить план действий и смету. Но вместо этого сказала:

– Я рада, любимый, что у тебя теперь появится интересное дело! Я верю, что у тебя все получится! Ведь ты же у меня гений!

Прошло три месяца. Учебный год закончился, вопреки ожиданиям дочка получила по математике 4. Она увлеклась этой наукой, обнаружив, что та помогает ей рассчитывать пропорции тела при создании портретов. Правда, план о переходе в новую школу, не отменила.

Бизнес у мужа пошел в гору неожиданно быстро. Поначалу Элле хотелось вмешаться, проконтролировать, но со временем, она отпустила и это. Все равно она ничего не понимала в этих его студийных делах. И новая студия звукозаписи стала развиваться по каким-то собственным, незнакомым Элле законам.

На работу она теперь ходила с удовольствием. Там собралась команда друзей-единомышленников. Они разрабатывали новый проект, спорили, смеялись, подначивали друг друга. Все это было весело, возбуждающе, интересно.

Элла записалась в секцию йоги, где познакомилась с замечательными девчонками. У них нашлось много точек соприкосновения, и они с удовольствием проводили вместе один – другой вечер в месяц. А больше не получалось. Элла все-таки была очень занята. После работы она спешила домой. К любимому мужу, который был не только супругом, но и другом, близким человеком, партнером во всех делах. К дочке, которая каждый день удивляла чем-то новым. Подростковый возраст необычайно богат событиями, и во всех этих радостях, горестях и свершениях Элле хотелось быть рядом с любимым ребенком.

«Война мысли и слова» больше не беспокоила Эллу. Она и не заметила, когда привыкла к новому тону, к непривычным словам.

Однажды, ее взгляд упал на знакомую папку с номером 21. Элла, словно что-то вспомнив, нахмурилась. В этот момент звякнул компьютер. Она открыла почту и увидела письмо:

Любовь – есть истина души! Прав тот, кто мыслит категориями любви!

Узник черной пустыни

Мое одиночное заключение, казалось, длилось вечно. Где-то в уголке того, что осталось от моего сознания, теплились, почти не реальные воспоминания. Вот я ребенок, маленький, довольно симпатичный мальчик. Я принес домой полугодовой табель. Я так старался все эти месяцы, табель радует оценками, только по ненавистной математике опять тройка.… Но папа, же знает, что я не дружу с этим предметом, он не станет меня ругать, наверно.… Но нет, папа не доволен, он уверен, что я могу учиться на одни пятерки. Я – подросток, на дрожащих ногах спускаюсь со сцены. Я впервые пел не на уроке, не среди друзей, а в переполненном зрителями зале. Но мне не важно, что чувствовали зрители, понравилось ли им мое пение… Оценка только одного человека имеет значение.… Как сфальшивил, пап, этого же не может быть!!! Практически нет в этих обрывках воспоминаний мамы… Она как тень за папиной спиной, молчаливая, вечно согласная с отцом тень.… И еще чего-то нет в моей памяти. Света, радости, детского веселья. Только папино недовольство мною, папины неоправданные ожидания.

Многие годы, проведенные в этой тюрьме, я не прекращаю думать, за что? За что я получил такое жестокое наказание? Этот участок памяти заблокирован напрочь. Сколько не тужусь вспомнить, только сильнее начинает болеть голова. Я знаю одно. Тот Суд, который заковал меня здесь, не ошибается.

Мое заключение отличается особой жестокостью. Моя камера так мала, что не только двигаться в ней не возможно, но даже дышать очень трудно. Не помню, не помню, когда я вдыхал полной грудью в последний раз. Ведь мое заключение вечно. Я даже не верю, что когда-то еще был на свободе. Кажется, я уже родился здесь, в этой прозрачной капсуле из небьющегося стекла. Вы наверно думаете, что это проявление милосердия со стороны моих тюремщиков, сделать стены моей камеры прозрачной? О, нет! Это особенная пытка. Ведь все, что я могу увидеть сквозь стекло, это черная, выжженная пустыня. Пустыня, покрытая сгустками оплавленного и перегоревшего вещества, похожего на горелый пластик. Лучи, проникающие сквозь черное небо, никогда не становятся ярче, не несут тепла. Я думаю, что, скорее всего, это не солнечные лучи. Они кроваво красные, и освещают пустыню только чуть-чуть. Ровно на столько, чтобы я понимал, это место так ужасно, что даже если я выйду из камеры, мне некуда идти…

За несколько дней до событий, о которых я хочу рассказать, у меня появилось странное ощущение. Мне стало казаться, будто я не один в этой темноте. Нет, никаких признаков присутствия человека я не наблюдал. Но я не мог отделаться от чувства, что за мной наблюдают глаза. Глаза неземные, потому, что насколько я помнил земных людей, ни у кого не было таких добрых и теплых глаз. Никто, никогда не смотрел на меня с участием и любовью.

Этот взгляд мешал, нервировал меня, но и манил тоже. Я старался не замечать его, и искал его в черноте моего мира. И вот однажды моя галлюцинация ожила. Напротив моей камеры появилась женская фигура. Я сразу узнал ее. Это ее глаза. Странные глаза на странном лице. Она растопила стены моей камеры какими-то невидимыми лучами, исходившими не то из ее рук, не то из глаз. Из глаз, наполненных моей болью.

Она выглядела несколько растерянной и очень расстроенной. Потом я узнал, что много часов Женщина потратила на попытку впустить свет в мою пустыню, но свет не проникал сюда.

– Пойдем отсюда, – сказала она тихим голосом, – пойдем. Это место безнадежно, ему уже не помочь.

Не в силах сопротивляться могуществу этого слабого голоса, я протянул ей руку и, молча, пошел за ней. Путь был длинным, но я не видел где, по каким дорогам мы шли. Я был как во сне. Не было в этом движении ни моей воли, ни моего осознания. В какой-то момент, я ощутил прикосновение к моему плечу.

– Мы пришли, теперь здесь твой дом.

Только тогда я понял, что весь путь я прошел с закрытыми глазами. Я понял это, ощутив страшную резь в глазах, в мозгу, во всем своем теле, привыкшем к многолетней тьме.

Мы стояли на покрытом зеленью возвышении, внизу, на расстоянии нескольких десятков метров плескалась зеленоватая вода огромного озера – почти моря. Растительность вокруг была неестественно буйной и создавала впечатление сделанной из пушистой материи. А еще было солнце. Нет… не так. А еще было СОЛНЦЕ!!! Солнца было столько, будто оно, ожидая меня здесь многие годы, копило свой свет, чтобы излить его на меня весь, без остатка при первой же встрече. Встреча, свидание, вот что это было. Свидание с Домом. Мое сердце защемило от нового и неизведанного чувства. Я не знал тогда что это. Это чувство заполнило меня теплом, странным возбуждением, которое заставляло губы растягиваться в улыбке, руки тянуться к солнцу, а глаза заливало слезами. Слезами, с которыми из моей души выходила черная пустыня.

Впервые, кажется с рождения, я вдохнул полной грудью воздух своего Дома. Боже, что это за воздух. Он жужжал в моих легких, щекотал и заставлял смеяться и плакать. Он пах флердоранжем и свежеиспеченным хлебом. Воздуха было так много, и я подумал, что даже если я буду дышать им 120 лет, его все равно останется еще много.

Я лег лицом на траву. Земля обняла меня, приподняла на своих мягких и добрых руках и стала укачивать, убаюкивать, как, наверно, любящая мать убаюкивает своего ребенка. И тогда я заплакал. Сначала тихо, почти беззвучно, а потом, уткнувшись в эти любящие руки, в голос, криком, воем, выкрикивая из самых глубин себя эту звериную тоску по любви, эти годы одиночества, это сознание собственной вины, собственного ничтожества, и справедливости страшного наказания.

Я не понял, чей это был голос. Женщина ли, приведшая меня сюда, и тихо стоявшая у меня за спиной все время пока я здоровался с Домом, или сама Мать-Земля, в которую я зарылся лицом. Голос был тихим, но звучал так властно, что казалось все вокруг заполнено этими словами:

– Послушай, я расскажу тебе историю. Много лет назад это было. В Высший суд попало на рассмотрение дело одной Души. Душа очень молодого человека обвинялась в неправедных мыслях. Обвинитель требовал рассматривать преступление как убийство.

– Здесь, наверху, – говорил он – нет разницы между мыслью и действием. Подсудимый виновен в убийстве своих родителей! Подумайте только! Отец и мать, давшие ему жизнь, взрастившие его, отдавшие ему лучшие годы своей жизни. И об этих великих людях подсудимый думал, что они, будучи виновными в его бедах, достойны смерти. Да позволит мне Суд, предъявить эти холодящие кровь, доказательства!

На экране замелькали картины страшной и мучительной смерти мужчины и женщины. Картины сменялись, муки несчастных становились все более жуткими, и каждая картина заканчивалась их смертью, и звуком детского плача.

– Я настаиваю в предъявлении подсудимому обвинения в убийстве и самого строгого наказания!

Тут выступил вперед защитник. Взмахом белого крыла попросил тишины. Неожиданно, защитник попросил прокрутить страшную съемку вновь. И вдруг остановил запись.

– Прислушайтесь! Слышите этот детский плач? Это плачет Душа нашего подсудимого. Плачет от боли и жалости к умирающим в муках родителям. У меня тоже есть запись для просмотра.

На экране появился маленький мальчик с большими, грустными глазами. Он протягивал папе дневник, а на фоне звучал, уже знакомый суду по прежним записям, детский плач… Наезд камеры показал оценки. По всем предметам были пятерки и четверки, и лишь в графе «математика» красовалась тройка. Лицо отца крупным планом. Он говорит о том, что мальчик совсем не старался, что он мог бы учиться лучше, если бы прилагал усилия. Глаза мальчика заметались в поисках поддержки. Но стоящая за спиной у отца мама согласно качала головой. Плач стал громче, перешел в захлебывающиеся рыдания. Но на лице мальчонки не отразилось никаких чувств. Родители в своем праведном недовольстве сыном его слез не слышали.

Новая сцена. Наш подросший герой поет со сцены. У него оказывается приятный голос. Публика в зале в восторге замирает, взлетая на волнах этого голоса, несущего радость и свет. А глаза юного певца разыскивают кого-то в зале. Вот они наткнулись на предмет своего поиска, и, потух, спустился с небес звенящий голос. А за камерой снова послышался плач…

Юноша на школьной скамье, в университете, на улице, в театре. Везде его отличает одиночество. Нет не просто отсутствие рядом других людей. Холодное, абсолютное одиночество внутри и снаружи. Его плечи всегда сведены, взгляд опущен, как будто он хочет, чтобы его никто не увидел, не заметил. И вот он в лесу, его глаза заплаканы и подняты к небу. Там, наверху, его единственный Друг, единственный Собеседник. Ему он поверяет всю свою боль, всю безнадежность. По экрану бегут образы молитвы. Спины, спины, много людей вокруг и все повернулись к юноше спиной. Степь огромная, пустая, ветряная, и юноша один посреди этой степи. Лицо отца, недовольное, осуждающее, и бледное пятно на месте маминого лица. И вдруг… картина сменяется знакомой Суду по доказательствам обвинителя записи. Корчащиеся в муках, умирающие родители, и плач за камерой….

– Посмотрите на нашего обвиняемого, – призвал защитник, – ему всего 21 год, его Душа высохла от недостатка любви, покрыта незаживающими ранами от отсутствия понимания. Она сжимается от неприятия и одиночества. Можем ли мы обвинять Разум этого человека, в жестоких видениях. Выросший без тепла и любящей поддержки, какие картины он мог создать? Откуда у этой одинокой, иссохшей Души силы, осветить Разум и помочь ему сделать выбор Любви? Уважаемый судья! Ты требуешь от своих созданий возлюбить ближнего, как самого себя! Но чтобы возлюбить КАК самого себя, нужно прежде научиться любить себя.… А у кого этот мальчик мог научиться любви. Ведь его несчастные родители и сами не умеют проявить это чувство, так чему же они могут научить? Я обращаюсь к Уважаемому Суду. Не судить! Не судить надо этого ребенка! Его надо лечить! Послать в санаторий Любви и Понимания. Назначить ванны радости и воду из источника приятия. Выдавать по три добрых слова трижды в день. Обеспечить 18 любящих прикосновений за сеанс.

Недолго длилось совещание суда. И был вынесен приговор.

Подсудимого признать не виновным в нанесение вреда родителям.

Признать виновным в отсутствии веры в Любовь Творца.

В качестве наказания обязать обвиняемого заботиться о родителях до их ухода в иной мир, который совершиться в глубокой их старости, в связи с необходимостью дать им время осознать свои ошибки и вернуть сыну любовь.

Для лечения направить обвиняемого в санаторий Любви.

Зашелестели аплодисменты. Обвинитель, представитель защиты, охранники, все в общем порыве радости и благодарности хлопали крыльями. Не радовалась только подсудимая душа. Она вообще не слышала происходящего в зале. В ее реальности происходил другой суд. Суд не праведный. Суд, существование, которого противоречит всем законам Мира. Самосуд…

На этом суде не было представителя защиты. Там показывались только материалы обвинителя. Охранники хлестали обвиняемую душу плетьми осуждения, судья обливал холодной водой презрения, обвинитель жег огнем ненависти.

И там тоже был вынесен приговор. «Виновен, виновен, виновен! Приговаривается к пожизненному одиночному заключению в пустыне Ненависти. Условия заключения – безвоздушная камера»…

Силы света пытались спасти тебя все эти годы. Но ты не хотел видеть их посланников, не хотел откликаться на их взгляды. Пока вдруг неожиданно, ты не заговорил с одной из посланников. Ты произнес только одну короткую фразу: «Мне всегда грустно», но этого было достаточно, что бы дать ей сил проникнуть в твою темницу.

И вот, теперь ты здесь. Это твой дом. Он ждал тебя все эти годы. В нем живет твоя любящая жена. В него приходят твои постаревшие родители. Они многое поняли, и ждут возможности обнять тебя и сказать тебе все добрые и теплые слова, которые не проговорили за всю жизнь. И еще, они очень нуждаются в твоей любви и поддержке. В этом доме всегда тепло и светло. Его освещает и согревает Свет Любви твоего Творца. Он испытывал боль все годы твоего добровольного заключения и рад твоему возвращению в этот прекрасный Мир.

Только от тебя зависит, где ты теперь будешь жить. И это чудесное, залитое солнцем и пушистой зеленью место и черная пустыня, реальны. «Вот, даю тебе жизнь и смерть», говорит тебе Творец, «выбери жизнь»…

Библейская притча

Она любила его всегда. С раннего детства она слышала в доме рассказы о сыновьях тетушки Ривки. Близнецы Яков и Эсав были совсем разными. Разными внешне и не схожими характерами. Яаков, мягкий, добрый, тихий Яаков… О его мудрости ходили легенды, его преданность Семье ставили в пример даже злодеи. Яаков… даже имя его звучало для Леи музыкой, как пение флейты. Но не ей он был предназначен, не над ней посмеивались братья, не ее имя связывали с ним в грубых шутках. Ее, отец собирался выдать за Эсава. Старший брат, наследник немалого состояния, должен был жениться на старшей из двух дочерей Лавана. Отец мечтал об этом союзе, об объединении богатств, о непререкаемой власти, которую ему даст выгодный брак старшей дочери. А ее любимый Яаков, предназначался в мужья младшей сестре, красавице Рахели. От нее отец не ждал ничего хорошего. Молчунья, тихий омут, никогда не спорит, да поступает по-своему. Ни что ее не пугает, ни злоба отца, ни шутки братьев, с детства привыкла убегать в поля говорить там со своим Богом, пока вся семья веселится вокруг статуи Ваала. Ах, как хотела Лея побежать с ней, вдохнуть воздух свободы, заговорить со своим Создателем вслух, не таясь… Но она старшая сестра, она не может разочаровать отца, не смеет пойти против семьи. А значит… значит, придется выходить замуж за этого ужасного Эсава. Лея боялась его. Говорили о нем, что он дикий, рыжий, волосатый, с заросшим жесткими волосами красным ртом. Великий охотник, убийство его профессия, убивает мастерски и с радостью. Выйти замуж за нелюбимого, стать третьей женой… Как еще ужиться с его старшими женами? Чужие, не добрые, служащие тем же богам, что отец и братья… Значит, не будет ей спасения от этого? Нигде и никогда? О, Творец! Зачем ты дал ей сердце, если судьба ее не слушать зова сердца? Зачем вложил Душу, если не идти ей по пути Души? Слезы льются из ее глаз без остановки, сердце разрывается, Душа кричит. Но не видит отец крови разбитого сердца, не слышит воплей измученной Души, видит он только слезы, водит к знахарям, заставляет умываться заговоренной водой. Не хочет, что бы Эсав отказался от нареченной, увидав ее слабые глаза…

Рахель не могла уснуть в ту душную, беззвездную ночь. Завтра… Завтра она станет женой того, о ком мечтала в детстве, кого ждала в неспокойной юности, о ком молчала все эти годы. 7 лет назад она сказала ему «да», и вот оно пришло! Завтра… Она понимала, что должна радоваться, тревожиться, замирать в ожидании, но ничего этого не ощущала. В сердце была томящая пустота, будто забирают у нее, что-то дорогое, необходимое, сердце ли, душу ли, жизнь, будто желанное завтра не наступит, ожидание окажется бесконечным. «Я просто слишком долго ждала, вот и чудится мне, что нет в мире ничего кроме ожидания» – успокаивала она себя, но сердце стучало: «нет… нет… нет… нет». Не спала Рахель, ждала завтра, гнала мысли о несбыточности счастья, ждала…

Лишь на минуту задремала она перед рассветом, сжимая в руках Сокровенное. То, что дал ей любимый в завет верности. Даже наедине с собой не смела она рассматривать и думать об этом, потому что сказал Яаков: «Принесешь мне в шатер в нашу первую ночь». Боялась девушка нескромных мыслей, поэтому и боялась рассмотреть, помечтать, сжимала в руке и ждала.

Лишь на минуту задремала, а уже шумят у шатра приготовления к свадьбе, слышен хохот братьев, распоряжения отца, плач Леи. Бедная Лея, любимая сестра, как же Рахели покинуть тебя? Как оставить одну со злыми братьями, обозленным отцом. Не простил он тебе отказа Эсава жениться, не смирился с потерей жирного куска. Плачет Лея, плачет… Никто кроме Рахели не знает, какую боль выплакивает она, какое одиночество… Но что это? Шум перерастает в песни, музыка заглушила слезы… Выходит Рахель из шатра, и что же видят ее глаза? Нет… нет… нет… нет, не видеть, не верить, не может этого быть! А сердце шепчет: «Ты знала, чувствовала, угадывала…» Лея, любимая сестра Лея, в свадебном наряде, в венце из цветов идет к свадебному балдахину. Закрыто лицо ее, но Рахель видит, как низко опустила сестра голову, как не уверенно пошатывается, как крепко держит ее за руку отец. «Нет… нет… не ее, меня, меня ждет он сияя лицом под свадебным балдахином». Но не может она закричать, не может опозорить себя, опозорить сестру. Не к лицу такой крик скромной девушке. Ведь знала она, еще вчера чувствовала, не бывать долгожданному, не свершиться…. Вдруг руку обожгло. О, Всесильный! Знак! Сокровенное! Не примет Яаков жену без знака условленного. Бросилась Рахель к сестре, краем глаза увидеть успела, как братья наперерез…. Но успела, обняла Лею и зашептала хрипло, слезы глотая: «Возьми, возьми, сестра моя возлюбленная, что бы оказалась ты угодной твоему господину». А после того, уж ничего не помнит Рахель, стемнело вдруг раннее утро, померкло солнце в ее глазах, затихли праздничные песни.

Утро…. зачем только наступило ты, жестокое. Полное света и правды. Пребывал он в неведении, счастлив был, верил, что свершилось должное. Получил в жены любимую, Творцом обещанную, суженную. В жены, будущим великим детям в матери. Как же мог он так ошибиться, как не узнал, не угадал, не услышал? Радость ли затмила его, вино ли праздничное, привезенное гонцами из родного дома опьянило? Однако обратной дороги нет, случилось то, что случилось. И теперь он женат на Лее. Лея, умница, скромная, праведная старшая сестра… Имя любимой, обманом отнятой раскололо сердце. Рахель! Как же он без нее…. Как? Поприветствовал молодую жену, благословил ее, как дочь, как сестру. Ни взглядом, ни вздохом не показал, что расстроен. Понимал, что не она виновата. Не она обманщица. Благословил и вышел в поле, говорить с Господином Мира.

Долго Яаков плакал, изливал Отцу душу, просил. Не за себя просил. За Рахель обманутую, за Лею, праведную, да не любимую, за сыновей своих будущих. И дождался, ответил ему Милосердный Отец, не велел отвергать Лею, открыл ему тайны до сих пор ему не ведомые, пообещал, что будет и Рахель его, и придут в мир их великие дети.

Молится Лея Всесильному, изливает ему Душу свою: “ Отец небесный! Праведный Владыка! Милосердный Творец! Нет предела Твоей Благости, нет границ Твоей любви! Не мне ли дал ты за слезы мои, за молитвы бесконечные подарок бесценный, сына первенца, любимца Реувена? Воскликнула я в удивлении: «Смотрите-ка! Сын!» И не было конца моей благодарности! Но не ограничена доброта Твоя отец, услышал ты тихую мою мольбу, и дал мне второго сына! Есть ли еще что то, о чем может мечтать жена? Дал мне Всесильный привилегию великую, помочь мужу исполнить приказ «плодитесь и размножайтесь». Возложу я одного сына на правую руку, второго на левую, и окажется весь мир в объятиях Матери. Но Ты Велик и Милосрден, дал ты мне третьего сына, что бы и мужу моему был ребенок возложить на руки, так и прилепится ко мне муж мой возлюбленный. Не прекращаю я восхвалять и благодарить тебя, уж не о чем мне молить, только благодарность из моего сердца через уста льется к Твоему престолу. Так и назвала я четвертого сына – Егуда, благодарность. И была угодна Всесильному благодарность моя, и дал он мне после этого еще двух сыновей. И не смела я мечтать о новой радости, и вот снова теплое счастье в чреве моем. Да еще радость, понесла сестра моя Рахель. Нет в моем сердце ни обиды, ни зависти, хоть и знаю, что она жена любимая. Хватает моей любви к мужу на двоих. Все эти годы, со дня нашего свадебного пира, не прекращаю я возносить хвалу Небесам за счастливую судьбу быть женой любимого. Не прекращаю молить о его счастье и благе. А счастье для него только в ней. В любимой жене, Рахели. Ликует мое сердце, Рахель принесет ребенка своему господину, возрадуется сердце его, и меня согреет лучик от его радости. Только одно жаль, девочка во чреве сестры. А она так мечтала о сыне, и Яаков надеется на первенца от любимой жены. Странный он… Как же не видит, что она девочку носит? Или глаз у мужчины иначе устроен? Ах, если бы могла я поменяться с сестрой. У меня уже есть сыновья, была бы я рада дочке, а ей так нужен первенец. Смею ли я просить Всесильного о чуде? Вспомни Творец, как отдала мне Рахель свое Сокровенное, что бы принял меня Яаков. Любила его, сердце свое вместе со знаками отрывала, да отдала их мне, чтобы не было мне позора. Вознагради ее, Отец. Что я могу дать ей, нелюбимая – любимой? Только свою молитву вознести за ее счастье».

И снова не спится Рахели. услышала она в тиши Голос. Возвестил Он о благе великом, по молитве сестры над нею совершенным. Поменялись дети во чревах их душами. Теперь носит Рахель сына – первенца, на радость Яакову, а Лея носит дочь, утешительницу. Не спится Рахели, радуется сердце ее, вспоминает он давние годы, как увидела впервые Якова, как ждала 7 лет и еще 7 лет, как хотело остановиться сердце, когда повели сестру в шатер к ее милому, да Душа отказалась оставить ее. Выжила, не смотря на горе, и вот, теперь долгожданная радость. Плод их с Яковом безграничной любви, сын. Душно Рахели в шатре, не сидится ей на месте, вышла она на воздух и кого же встретила на пороге? Лея, сестра возлюбленная. Много было в их жизни разного, может и закралась бы обида в Душу, но нет места в Душе для обиды. Любовь сильнее обмана, сильнее боли. Обнялись сестры, подняли лица, всматриваются в беззвездное небо, счастливые слезы катятся по их щекам, каждая в сердце говорит с Творцом. Каждая о своей любви.

Как доктор весы лечил

Ну что за жизнь? Совершенно некогда заняться собой. На работу бегом (не в моем характере автобуса ждать), с работы бегом. По магазинам бегом, в сад за одним ребенком, на тренировку с другим ребенком, бегом. Вечером на танцы бегом, ну да, времени в обрез, но не бросать же танцы, я ими с детства занимаюсь, в этом вся моя радость. Я и с мужем на танцах познакомилась. Он моим партнером сначала отказался быть, потому что я толстая. А потом на коленях умолял… выйти за него замуж, потому что партнер по танцам у меня уже был. Все бегом, все в прискок, собой заняться некогда! А надо же худеть! Надо же диету! А как же… Пора, пора взять себя в руки и добиться этих, как их… ну 90—60-90.

Я с юности толстушка. Мама говорит «наследственность», муж зовет меня «сдоба моя», заинтересованные мужчины «аппетитной пышечкой», лучшая подруга «бегемотиком». И уж каких только диет я не пробовала, каких только добавок не пила… Весы как заколдованные показывают 92, и не с места! В магазин зайдешь, ох… джинсики, мини юбочки, все на худых, а на меня одни мешки. Ну, пришлось, конечно, шить выучиться, самой себе дизайнером стать, не кутаться же в бесцветные балахоны в 30 то лет! Ох уж этот вес! Враг мой! Не дает мне покоя. Счастливая Светка! Видела ее вчера, тащилась в бассейн. Похудевшаяяяя! Я ее спрашиваю: «Как???» А она мне: «Доктор Чудотворцев прописал специальную гимнастику!». Я ее в кафешку, чтобы поподробнее порасспросить. Себе заказала чаю с эклером (на диету сяду завтра, таких эклерчиков нигде больше не подают!), а Светка достала бумажку из кармана и давай сверять какой-то список с меню. Ну, тут я совсем одурела! Гимнастика и диета от доктора Чудотворцева у меня в голове засели намертво. Так я и не увидела, что подруга закажет, выхватила у нее визитку доктора прямо из кошелька, и бегом. На прием записываться.

Записалась, ждала приема, как на иголках. От нетерпения напросилась на выходные с мужем на рыбалку, чтобы время быстрее прошло. Время и правда, пролетело не заметно. Пока мужики рыбу ловили, мы с детьми, как сумасшедшие за бабочками по лугу гонялись. Потом с аппетитом поели шашлыков (завтра все – диета) и завалились спать в палатках. Ну… то есть дети завалились. А у нас с мужем вдруг такое романтическое настроение проклюнулось… Ну, в общем, вы понимаете…

На завтра, наконец, пришла моя очередь. Доктор Чудотворцев оказался милейшим дедушкой в пенсне (удивляюсь, что я слово это вспомнила, а уж пенсне до сих пор видела только в кино!).

– Заходите, заходите, милочка! На что жалуетесь, чем могу служить Вашей Милости?

– Мне мешает мой вес! – выпалила я.

– Чем же он Вам не угодил?

– Мне только 30 лет, а я вешу 92 кг! Моя подруга Светлана лечится у Вас, она скинула 8 кг! Я тоже так хочу!

– Ну что же… раз вес мешает… будем лечить… – пробормотал доктор, наклонившись под стол.

Когда он снова появился над столешницей, у него в руках были весы. Обычные напольные весы. Из ящика стола он достал три конверта и протянул мне.

– Утром наклеить на весы стикер из желтого пакета, в обед из зеленого, на ужин из синего, взвешиваться 3 раза в день.

– А диета, а гимнастика?

– Девушка, я же Вам уже все объяснил. Вы жалуетесь, я лечу, каждый занимается своим делом.

Я побоялась рассердить странного доктора, сгребла конвертики и помчалась домой, пробовать.

Подходило время обеда, я достала из зеленого пакета веселенький стикер с надписью «Диета». С некоторым недоумением наклеила его на весы, и пошла разогревать свой фирменный суп с фрикадельками. Вечером вынула из синего конверта стикер «Снижение веса», налепила на весы, не успела даже удивиться, как в гости пришла Маринка, принесла мое любимое вино и пачку «Вдохновения». Так что я быстренько вскочила на весы, отметила, что стрелка вцепилась в отметку 92 мертвой хваткой, и побежала на кухню. Утром из желтого конверта выпал стикер «Фитнесс»… Так прошла неделя. Я честно наклеивала стикеры, честно наблюдала за объятиями стрелки весов и цифры 92, и честно злилась. В следующий понедельник, я снова была у доктора Чудотворцева.

– Доктор! Я выполняю все Ваши указания, но не замечаю ни какого эффекта!

– Что Вы говорите??? Мммм, странно, может быть попробовать соколечение? – прошелестел старичок, вынимая из кармана оранжевый конверт.

– Что? Тоже стикеры? – с издевкой спросила я.

– Ну конечно, не станете же Вы поливать весы соком! Это не гигиенично, да и не гуманно по отношению к невинному прибору, он же заржаветь может.

– Доктор, Вы что? Издеваетесь надо мной? – я шипела сквозь сжатые зубы, как встревоженная змея.

– Нет, ну что Вы милочка! Я даже и намерения такого не имел. Посудите сами. Вы изволили жаловаться на повышенный вес, я Вас и лечу, сообразно с симптоматикой.

– Но почему Светке Вы назначили диету и гимнастику в бассейне, а мне эти дурацкие стикеры????

– Ну что ж, давайте посмотрим ее историю болезни. Тааааак таааак, Светлана С. жалобы на тяжесть при передвижении, высокое давление, сахарный диабет. Вы, милочка чем-то подобным страдаете?

– Да нет, – пожала я плечами, – бегаю как заведенная, давление как у космонавта, анализы в норме

– Так отчего же я Вам стану назначать гимнастику и диету. Ваша подруга страдает одышкой при движении, я назначил ей легкую гимнастику, для восстановления подвижности и укрепления дыхательной системы, высокое давление мы лечим плаванием, так как в воде, как в невесомости, давление не ощущается.

– А диета?

– О! Это мое ноу хау! Я лечу сахарный диабет диетой из любимых блюд пациента. Но ваша подруга настолько не любит себя, что напрочь забыла, что ей нравилось кушать в детстве. Нам пришлось связаться с ее мамой, и составить список Блюд Поднимающих Настроение.

– Так значит, мне Вы помочь не можете?

– Ну почему же, моя дорогая леди, вот вам, пожалуйста, еще стикеры для одежды «42 размер», наклейте их на свои платья, вот Весы Довольства Собой – они всегда показывают 50 кг…

– Стоп, стоп, но как это все изменит мое тело?

– Слава Богу, никак! А зачем же менять такое замечательное тело? Тело, которое бегает на работу и с работы, носится за бабочками, танцует рок-н-рол, получает удовольствие от шоколада и наслаждается уединением с возлюбленным! И не думайте, милочка, и не думайте!!!

Три жизни

Я стою привязанная крепкими канатами к высокому столбу. Поленья сложены у моих ног в высокую поленницу. Моя рыжая грива полощется на ветру, мое порванное черное платье оголило плечо. Мои, когда-то пронзительно красивые, зеленые глаза полны мольбы. Мольбы не о прощении. Кто вы такие, смертные людишки, чтобы прощать или казнить меня. Муравьиной доли моего могущества хватит, чтобы порвать канаты, отвести глаза стражникам, внушить вам всем любовь к пленнице.… Нет, не вам казнить меня иль миловать. И Суда Высшего я не жду. Не верю в возможность вымолить у него прощение.… Есть суд, непримиримый, не подкупный. Мой личный суд. Я, рыжая ведьма Окана, я осуждаю себя на смерть за непреднамеренное убийство невинной души, ребенка, которого убивать не хотела. О непреднамеренности своей свидетельствую, не для смягчения приговора, а исключительно для подтверждения своей объективности. Не мне с силою, данной мне Высшим, прикидываться жертвой обстоятельств. Я не хотела его смерти, но убила. Убила и должна понести наказание. Так не тяните же, смертные! Зажигайте! Не опалит ваш жалкий костерок моей души, давно сгорела она без остатка в пламени ненависти. Ненависти к детоубийце, к богомерзкой твари, к себе.

Какая красивая ведьма… О, Господи, какая красивая. Почему.… Почему именно мне выпало поднести факел к поленнице. Я не смогу. Не смогу убить ее. Она так красива. О, отец-инквизитор, конечно знаю. Знаю, что она враг рода человеческого, что мерзка и опасна, что ядовитое зелье ее взгляда каждую минуту проникает в сердца невинных овец Господа. Да, отец —инквизитор, конечно, сейчас подожгу… Но как же она красива. Если бы полоснуть мечом по канатам, схватить девчонку, вспрыгнуть на коня… Стражники не успеют натянуть тетивы, как мы уже будем далеко. Нет, домой нельзя, там станут искать в первую очередь. В лес, в тайную избушку, о ней никто не знает. И там… О, это плечо… Почему же у нее такая белая кожа… Там я смогу… ДА, ДА ОТЕЦ-ИНКВИЗИТОР, Я УЖЕ ПОДЖИГАЮ. А там, в тайном укрытии, в глубине леса, я сорву с нее остатки порванного платья, подниму ее на руки. Легкую, до невесомости, напуганную, горячую, с горящими глазами… Я горю от желания…. Жарко, жарко, почему так жарко, и почему вдруг стало так светло? О, НЕТ!!!!! О, ДА!!!!! Ее обнаженное тело пылает в огне искупления, и мое пылает вместе с нею, в огне страсти! О любовь моя, единственная моя любовь, спасибо тебе, и прощай….

Какой странный этот молодой офицер. Он смотрит на меня, как жених смотрит на свою невесту, выводя ее из церкви после венчания. Еще не горит костер, а в глазах его уже отражается огонь. Красивый мальчик…. Эй, мальчик, зажигай! Мне будет легко умереть от твоей руки! Но что это? Почему рука твоя дрожит? Не бойся, я жажду этого огня, жажду этой смерти, этого искупления. Ну что ж…. Вот вам последнее мое волшебство. Прощай мальчик, в эту последнюю минуту я люблю тебя. Не оглядывайся так растеряно, это я толкнула тебя под руку, чтобы не было тебе страшно выполнить волю отца-инквизитора. Мою последнюю волю. О как жарко. Как горячо… Я люблю тебя, мальчик, спасибо тебе и прощай…

Товарищи! Нас предали! Казаки уже близко, бегите! Бегите врассыпную, чтобы сбить их со следа. Пока они будут взламывать дверь, вы успеете убежать далеко! Бегите, спасайте свои жизни, ради нашего общего дела, ради свободы, ради революции. Я? За меня не волнуйтесь, со мной все будет хорошо, я продержусь столько, сколько смогу удерживать дверь закрытой, и убегу в последний момент. Я быстрая, я успею! Прощайте! … Прощайте, братья, прощайте навсегда. Да будет угодно, Тому в Кого вы не верите, сохранить ваши жизни, ваши души. А я ухожу. Нет сил больше жить. Всю свою жизнь, сколько помню себя, я страдаю. Эта бесконечная боль утомила меня, я хочу уйти. Никто из вас не знал, что, будучи вашим верным спутником, преданным бойцом революции, я оставалась глубоко верующим человеком. И сейчас, когда уже раздаются стуки в дверь, когда звуки голосов убийц уже слышны так близко, я обращаюсь к своему Творцу. «За что? Скажи мне Отец, за что??? За что родилась я на муку? За что росла нелюбимая? За что дети всегда отвергали мою дружбу? За что любимый пренебрег мною? За что? Нет за мной никакого греха, нет преступления. Но никогда и никому не была люба городская девчонка Алена. Никто никогда не приголубил, никто не пожалел. Только боль и предательства сопровождали меня. За что?» Но теперь я не стану ждать милости. Я возьму свою судьбу в свои руки. Один раз… последний раз… Я не стану прыгать в реку, не стану давить себя веревкой, я уйду красиво, как пламенная революционерка, спасая своих товарищей.

Эй, Серго, дай-ка вон то бревно! Эх, умели же строить раньше! Дверь то не проломить! Навалились ребята, еще раз, и… вот тааааак. Эх, опоздали. Разбежались проклятые. Одну девку оставили. Вояки, нашли, кем прикрыться. А девка то… Ох хороша… Подожди-ка, Серго, не тронь… Ох хороша. Глаза-то как сверкают. Станом-то как стройна.… Перехватить за пояс, на спину, Серегу вырубить ударом ноги.… Через дверь нельзя, там наши… вон там из кухни должен быть черный ход, ведь как-то ее дружки убежали. Рвануть по переулку, пролетку и за город.… На старую дачу, там никто не найдет. А там.… О, как сладко, девочка моя, любовь моя, моя единственная любовь. Ты склоняешься ко мне, в твоих глазах такая любовь, такая ласка, как горячо моей руке, что это? Слезы? Нет, это кровь.… Как много крови, откуда? Сколько любви в твоих глазах.… О НЕТ…. О ДА….. О любовь моя, единственная моя любовь, спасибо тебе, и прощай….

Вот и все, дверь слетела с петель, выбитая бревном. Их только двое.… Жаль, героической гибели, похоже, не получится. Лишь бы скорее. Какой симпатичный парень. А вдруг, мы встретились бы в парке, и он бы заметил меня? Да, он заметил бы, вон как смотрит на меня. Как жаль, что поздно, никогда на меня еще никто так не смотрел. Но нет. Я знаю, что виновата в чем то, что не прощает мне мой внутренний судья. Не знаю в чем провинилась, да виновна и смерти заслуживаю. Так не тяни, милый! Я люблю тебя в эту минуту, люблю твои глаза, полные страсти. Как близки наши лица, как близок поцелуй, да только любовь моя вытекает из меня вместе с жизнью. Вытекает на твою руку, готовую было меня обнять. Не плачь, любимый, ты выполнил мою последнюю волю.… Я люблю тебя, мальчик, спасибо тебе и прощай…

12 декабря.

Я заканчиваю 7 тетрадь. Мой дневник, мой единственный преданный друг. С раннего детства я привыкла доверять только тебе. Впрочем, не так уж много было у тебя конкурентов. Мама всегда была так занята своими материнскими заботами, накормить, одеть, проверить уроки, уложить спать. За ее приказами я никогда не слышала материнской любви. От меня требовалось быть идеальной, достойной, послушной дочерью. А чувства мои никого не волновали. Отец… он просто был слаб. То короткое время, что он еще жил рядом, я не ощущала его, а потом он просто сбежал. Тот же единственный человек, который тогда, в детстве, казалось, любил меня.… Оказалось действительно любил, да не той любовью, которая греет ребенка, и дает ему силы расти, а той, которая оставляет грязный, ни чем не смываемый след в душе. След, к которому теперь всегда будут притягиваться только подонки.… Давно это было.… И много подобных, сродных вонючему пятну на моем сердце, побывало за это время в моей жизни, и на моей постели. А последний задержался в ней на годы. Я знаю, что только такого мужа достойна. Знаю, он мне дан свыше. В искупление той грязи, которую несу на себе от рождения. Я родилась порочной. И всей жизнью своей подтверждаю, утверждаю это!

16 декабря.

Господи, за что? Нет, я не спрашиваю, за что ты наказываешь меня… не спрашиваю, за что мое несчастье мне дано. Я знаю, чувствую, что заслуживаю именно такого. Но зачем эта изощренная жестокость? Зачем Ты даешь мне понять, что в других жизнях, в других семьях бывает и любовь, и нежность и понимание? Зачем ты не щадишь меня от знаний, что другие женщины тянуться к тому, от чего я пытаюсь убежать. Хоть на тот свет, да убежать. Они называют это «занятиями любовью»… Неужели это страшное, звериное, до боли, до крика…. Это называется любовью??? Кажется, он всякий раз хочет убить меня. И только когда видит в моих глазах ту, ни с чем несравнимую, боль, будто сжигают меня заживо на костре, будто втыкают острый нож мне в живот, в его глазах вспыхивает огонь, в отблесках которого появляется призрак живого чувства. И тогда мне кажется, что я слышу вдали голос: «… О НЕТ…. О ДА….. О любовь моя, единственная моя любовь, спасибо тебе, и прощай….» Но самое ужасное, что эти моменты нестерпимой боли, это единственные моменты в нашей семейной жизни, когда в мое сердце проникает что-то живое, и мне хочется прошептать: «Я люблю тебя, мальчик, спасибо тебе и прощай…»

22 декабря

Я не знаю, откуда она пришла. Но я сразу почувствовала, что это Сестра. Ничего необычного не было в этой Женщине. Но она начала говорить, и слова ее потекли в мою кровь, как целебный питательный раствор, вымывающий молекулу за молекулой грязь, боль, обиды, злобу… и вину. С тех пор как она ушла, в моем горле стоит ком. Я не могу дышать, не могу говорить. Я знаю, что если этот ком не убрать, я скоро умру. А в голове звучит ее голос: «Кричи! Кричи! Выкричи этот ком, вырви его, иначе задохнешься. Пой, выкрикивай стихи, выплакивай мечту. Не молчи!!!! Главное не молчи!» Я знаю, что она права. Я должна выкричать то, что не дает мне жить.

Я сожалею, Мир, о том, что не ценила О том, чего не видела за болью и стыдом О том, за что Тебе Творец хвалу не возносила, О том, что жизнь пошла, как старый дом на слом Прости меня мой светлый Мир за то, что не любила За то, что не кричала от счастья поутру За то, что с близкими людьми закаты не делила За то, что все лелеяла в душе свою вину Благодарю мой вечный Мир, за дождик разноцветный, За лес осенний в золоте, за голый зимний лес За дочь мою любимую, за лучик неприметный, За солнце тепло-ясное, как поцелуй небес Люблю тебя мой славный Мир за радость осознания! Люблю тебя, дарю любовь и Благо-я-Дарю! Любя тебя, твою любовь я с миром принимаю Люблю тебя, за все люблю, за все благодарю!

Всегда

Я больше не боюсь ошибок – ошибки исправляются Я больше не боюсь обид – обиды прощаются Я больше не боюсь Любви – Любовь лечит Я больше не боюсь неудач – неудачи учат Я больше не боюсь жить – Жизнь несет радость!

Братья

Когда Макс увидел приближающуюся к нему женщину, он сразу понял, что она пришла помочь. Ему стало безудержно весело. Наконец-то! Наконец!!! Пришел взрослый человек, который услышит и поможет. Всю свою коротенькую детскую жизнь он кричит и просит помощи, но взрослые не понимают его. Мама, добрая милая мама, она не может услышать, но от нее Макс и не ждет осознания. Это не для нее. Она другая. Мама это Свет, бесконечная батарейка, благодаря которой все существует. Осознание Пути, управление дверями и замками, это не ее работа. Чужие люди не в состоянии слышать ничего вообще. «Ах, нервный ребенок», будешь тут нервным, когда ТАКОЕ творится, а никто не понимает!!! Была правда одна… гувернантка. На мгновение показалось Максу, что вот она-то поймет, у нее есть тот самый слух, но и она не услышала. Ах, как злился на нее мальчик, как кричал, как пытался пробить эту непроницаемую стену идиотской веры в то, что реальна только та сторона жизни, которую можно увидеть, потрогать, лизнуть…. Не пробил. Но надо знать Макса. Он упорный, снова и снова он пытался докричаться. До мамы (а вдруг!), до чужих людей, и, главное до папы.

Больше всего расстраивало Макса то, что папа не хотел откликнуться на его зов. Именно папа, раздираемый криками о помощи с двух сторон, должен бы был их слышать. Но он выстроил бетонные стены между собой и зовом, усложнив тем самым ситуацию до неразрешимости.

И вот, наконец, пришла эта женщина. Уже издалека, увидев ее в парке, Макс понял, что она несет спасение. Волна озорной радости захлестнула его, и, забыв о самом главном деле, он вдруг стал убегать от нее. Но не по-настоящему, а что бы зазвать в игру. Она быстро подхватила идею и стала бегать с ним вокруг деревьев, как веселая девчонка. Вдруг женщина исчезла. И тоже не по-настоящему. Вон край подола ее белого в горошек платья виден из-за ствола клена. Макс потихоньку подкрался к дереву, заглянул за него. Странная женщина держала в руках букет ромашек и, обрывая с цветков лепестки, разбрасывала их в воздух. Белые лепестки кружились, танцевали, весь воздух в парке превратился в танцующий белый океан. Она протянула мальчику несколько цветов, и они стали разбрасывать лепестки вместе, сами превращаясь в лепестки и вплетаясь в общий восторженный танец. Когда они устали кружиться, женщина села в покачивающееся в воздухе кресло из лепестков и протянула к Максу руки. Он залез к ней на колени, и впервые услышал ее голос. Она держала его на руках, раскачивалась в такт покачиванию воздушного своего кресла и пела. Пела удивительную, не земную песню без слов. Мотив завораживал, усыплял и казался давным-давно знакомым.

– Ты пришла, что бы спасти его? – спросил Макс.

– Да, милый, если ты мне поможешь.

Макс положил голову на ее плечо и тихо заплакал. Он плакал и рассказывал о том, как одиноко и страшно ему было все эти годы, как он чувствовал близость того, о ком истосковался, и не мог вытащить его из заключения, как просил взрослых о помощи, а они не понимали. Женщина продолжала укачивать его своим странным напевом, и Макс начал засыпать…. Или не сон это был…. Потому что в голову стали приходить яркие и реальные картины, которые объяснили ему все, и, каким-то непостижимым образов, становясь видимыми его спасительнице, объяснили все и ей.

Знакомый и не знакомый ему одновременно мир. Он такой же маленький мальчик, только одет, как на картинках в книжках о давних временах. Он горюет о своем брате близнеце, с которым его разлучили насильно, и с которым, неизвестно, когда он еще свидится. Бороться и искать бесполезно. Он не знает кто, не знает куда увели его любимого брата. Знает только, знает чутьем близнеца, что брату плохо, больно, страшно…

Следующая картина – он уже взрослый, он поэт-менестрель. Вокруг военные действия, но он в них не участвует. Его работа, поддерживать боевой дух солдат. Но все песни, что выходят из его души об одном и том же. О потерянном навеки брате. О единственной близкой душе, с которой ему уж не суждено слиться. Жизнь кажется ему такой не важной и не нужной, что он решает хоть однажды послужить своему отечеству. Раз не получается у него сочинять боевые песни, он поддержит боевой дух товарищей по-иному…. И молодой менестрель кидается в бой. Летит как стрела, выпущенная верною рукой из арбалета вперед. И прижавшись сердцем к первому же копью, умирает с улыбкой благодарности на губах. «Быть может ты уже там…, ждешь меня брат».

Сама картина глупой, самовызванной смерти, кажется Максу знакомой как собственная спальня. Еще и еще картины из бывшего или не бывшего прошлого, и везде один и тот же исход. Не найдя брата и в этом мире тоже, он умирает по собственному желанию и выбору, в надежде встретится с ним ТАМ…

И голос шепчет ему на ухо «глупыш…, он искал тебя так же…. Не в жизни, а в смерти, он искал братской любви»

Макс проснулся.

– Чего же мы ждем? Ведь я нашел его. Он здесь, рядом. Я только не могу его вызволить!

Он берет женщину за руку и, почти бегом, тащит ее вперед.

Серый неприглядный коридор, комната в конце коридора. Дверь закрыта, но не заперта. Макс привычным жестом распахивает дверь. На полу грязной, комнаты с некрашеными бетонными стенами, сидит мальчишка. Почти как две капли воды похожий на Макса, только бледный до серости, и немного более лопоухий. И глаза. Совсем другие глаза. Этот мальчик не напуган…. В его глазах темнеет безысходность раненного и брошенного умирать в одиночестве зверя.

– Пойдем с нами, малыш!

– Нельзя…

– Кто закрыл тебя здесь?

– Я должен оставаться здесь, потому, что я охраняю страх. Если я выйду, выйдет и он, и тогда мне не поздоровится.

– Вот видишь!!!! – закричал Макс в отчаянии, – я и так могу пробраться к нему, только когда папа спит! Тогда его взрослая сила перестает охранять вход, и я успеваю зайти. Но ведь это удается, только если папа позволяет спать с ним в кровати, а это бывает так редко. И даже когда я прихожу, он не хочет выйти. Я столько жизней искал его, а он!!!!

– Успокойся, мальчик мой. Мы все уладим.

Женщина села на грязный, холодный, сочащийся влагой пол, и уложила второго к себе на колени. Поглаживая его голову рукой, начала раскачиваться и петь свой странный напев. Мальчик постепенно успокоился. Их тела остались на полу в комнате, все так же раскачивалась взрослая, все так же затих у нее на коленях малыш. Но в тоже время Макс видел, как они встали, и пошли куда-то, взявшись за руки. Жестом она приказала Максу оставаться. Он присел рядом с ними на пол, но при этом его взгляд, сопровождал их на их пути.

Женщина обняла Дена за плечи и подвела к обрыву. Гора, на которой они стояли, была очень высокой. Такой высокой, что облака плыли под ногами. Страх захватил мальчика. Там, под облаками был неизведанный, пугающий, полный опасности мир. Мир, наполненный страхом, и манящий… нет, не жизнью, а последним полетом… Он прижался к ее руке и зажмурил глаза.

– Смотри, – услышал он. Ден открыл глаза и увидел, как руки женщины посылают какие-то теплые желтоватые лучи на скопление облаков, в них образуется ясная, голубая брешь. Одно облако, плотное и очень подвижное, подобралось к их ногам. Женщина подняла Дена на руки и шагнула на облако. Полет оказался совсем не страшным.

Они приземлились в знакомом дворе. Серый бетонный двор-колодец. Ден отвернулся. Вот там слева чернеет провал. Провал, несущий ужас. Как жестоко с ее стороны снова привести его сюда. Он так старался забыть. Он заключил себя в ту серую комнату, разлучил с братом, лишь бы не помнить этого страха…. Но женщина была непреклонна.

– Пойдем, у нас много работы.

Она вытащила из складок платья фонарик и осветила им провал. Там был свален строительный мусор. И среди этой кучи мусора… пробивался маленький, хилый цветочек. Женщина взяла руку Дена и потянула ее к цветку, он в страхе отдернулся, ему представилась когтистая лапа, хватающая его из глубины нагромождения.

Женщина улыбнулась и начала работать. Она поднимала каждый камень, каждый кусок бетона и отдавала Дену, а он складывал их аккуратной кучкой в стороне. Так, постепенно она разобрали кучу мусора. На освободившуюся землю она рассыпала какие то семена, и они тут же проросли цветами. Мальчик повернулся и увидел, что кучка камней, сложенная им вдруг превратилась в кучку игрушек. Со всех сторон к ней сбегались дети, среди которых много было знакомых лиц, разбирали игрушки и разбредались по двору. Последнему мальчишке достался один непарный ролик. Он с досадой бросил его на землю и убежал играть к друзьям. Ролик падая, превратился в маленькую плюшевую лошадь. Белую, с черными пятнами. Ден поднял ее, прижал к сердцу и почувствовал себя абсолютно счастливым. Он оглянулся, и не узнал знакомого двора. Серые стены, залитые солнцем стали золотистыми. Двор больше не был пугающе пустым, он оказался заполненным детским смехом.

Через двор к нему шел Макс. Братья обнялись, вжались друг в друга так, как будто хотели срастись, чтобы уже никто и никогда не смог их разлучить, и… разревелись. Слезы лились из глаз горными потоками, лились и вымывали страхи, неуверенность, обиды и одиночество. На глаза женщины тоже навернулись слезы, а когда она сморгнула их с ресниц, и туман прошел, картина во дворе изменилась. Уже не два брата близнеца стояли перед нею. То есть, в общем, они остались теми же похожими пацанятами, но один их них вырос, стал взрослым мужчиной, и только в глазах его можно было разглядеть грустного мальчика Дена, который, впрочем, уже не так уж и грустил.

Он продолжал крепко прижимать к себе сына, в глазах его стояли слезы.

– Малыш, а чего ты так боялся?

– Я боялся твоим страхом, папа…

– Сынок… Ты разделил со мной мой страх, мой маленький герой. Отважный менестрель…. Теперь я знаю, почему мне всегда казалось, что во мне не одна душа…. Ведь мы всегда были вместе.

Страж

Маленькое, ранее мирное и счастливое Царство-государство, уже много лет жило в постоянном страхе. Покоя не было ни днем, ни ночью. Нападения ожидали постоянно. Хотя, в общем, ничего особенно страшного не происходило. Страж вполне справлялся со своими обязанностями. Но, тем не менее, страх проникал в дома жителей Царства-Государства. Он просачивался через души детей, зверей и сумасшедших. Они видели его, ощущали кожей, слышали грозные рыки. Они описывали этот Страх, рисовали его, пели о нем тягучие, заставляющие содрогаться песни. Не было дома во всем царстве, где бы ни метался в кошмаре ребенок, не забивалась в угол, оскаливаясь и топорща шерсть на холке собака.

И вот однажды.… В дверь одного из домов постучалась чужая женщина. Дома был только пятилетний мальчишка, его мама ушла на работу, а папа работал Стражем, и не приходил домой никогда, его пост был слишком важен для жизни царства, он не имел права его покидать. Мальчишка был препотешный, глазастый, немного лопоухий, с круглыми коленками. И был бы он, малыш, как малыш, если бы не глаза наполненные страхом.

– Скажи мне, мальчик, а где в вашем городе гостиница? Я приехала на несколько дней, и мне нужно где-то остановиться.

– В нашем городе нет гостиниц, – по взрослому, рассудительно ответил он, – в Царство-Государство, уже давно никто не приезжает. Ведь у нас опасно! Но я уверен, что моя мама, когда вернется с работы, будет рада пригласить Вас остаться у нас.

Мальчишке ужасно хотелось, чтобы чужая тетя осталась. С ней не так страшно было бы ждать маму, от нее исходил какой-то странный покой. Малышу казалось, что с ней, он бы даже вечером на улицу не побоялся пойти.

– Хорошо, я останусь подождать твою маму, а ты пока расскажи мне, что произошло в царстве, почему здесь стало опасно?

– Вы правильно сделали, что спросили меня, тетенька, – заважничал Малыш, – ведь я – сын Стража! Я тоже стану Стражем, когда вырасту.

Чужая Женщина налила себе и мальчику по стакану чая, и приготовилась слушать.

– В Черной Горе, на окраине нашего Царства-Государства, есть глубокая пещера. Она закрыта огромным камнем, и ее охраняет Страж. В последние 30 лет – Стражем при пещере состоит мой папа.

– А раньше?

– Раньше я не знаю…. Может раньше и пещеры то не существовало… так вот, в пещере живет страшный Темный Монстр. Он огромный и ужасно опасный. Если он вырвется на свободу, он растерзает всех жителей царства. Он ненасытен. Он станет хватать людей, и откусывать от них куски живой плоти, он будет разрывать их пополам, он убьет всех маленьких детей, над женщинами он будет страшно издеваться. Я не знаю, что мама имела в виду, но она плакала, и говорила, что это «хуже, чем смерть». А мужчин, он будет заставлять убивать своих детей, и мучить своих жен. Тех, кто не будет ему подчиняться, он сожрет заживо, а те, кто станет ему служить, навеки потеряют человеческий облик, и станут подобными ему. И только одни человек может противостоять Темному Монстру – Страж.

– И что? Никто не пытался вызвать Монстра на бой? А где же герои?

– Темный Монстр дышит страхом! От его дыхания во всей округе живет Ужас, а при приближении к пещере, он становится не переносимым! Сколько уже героев пыталось приблизиться к нему.… Самый сильный даже смог пожать руку моему папе.… Но дальше пройти уже не смог. Он вернулся в город с криком «нет, нет, оставь меня, только не делай этого…» Никто из героев не смог рассказать, что они чувствовали…. Они хватаются за голову и начинают бредить, всякий раз, когда их пытаются расспросить. А я знаю, что они там видели, – неожиданно заявил Малыш. – Каждый, кто сталкивается с этим, видит свой собственный страх, то самое самое ужасное, чего боится больше всего на свете!

– Откуда ты знаешь?

– Я говорил с детьми и с городским дурачком, мы чувствуем это на любом расстоянии. И каждый боится своего собственного ужаса.

– А чего боишься ты, Малыш?

– Я…. Я боюсь Темного Монстра. Я же будущий Страж. Темный Монстр и есть, мой самый страшный страх!

– А твой папа? Он же Страж? Он что, тоже боится?

– Не знаю. Мне кажется, что боится, не может не бояться! Темного Монстра боятся все!

– Послушай-ка, будущий Страж! Я сейчас тихонько выйду за дверь, а ты, будешь смелым мальчиком, никого не будешь бояться, и останешься спокойно ждать маму. Вот здесь, на полке, я оставляю книгу. Когда вы с мамой увидите, что книга раскрылась, прочтите, что написано на открывшейся странице, и сделайте точно, как написано.

– Хорошо, – неохотно согласился мальчик, – тетя, а Вы кто?

– Я Целительница, дружок. И я знаю одну очень тайную тайну. Я открою тебе ее, хоть ты пока и не поймешь.

НИКТО НЕ РОЖДАЕТСЯ СТРАШНЫМ МОНСТРОМ. МОНСТРАМИ СТАНОВЯТСЯ ОТ НЕСЧАСТЬЯ!

А я умею лечить несчастье. Может быть, мне удастся помочь Темному Монстру, и освободить Царство-Государство от его Страха…

И Целительница вышла за порог.

На улице еще было совсем светло. Только свет стал немного мягче и добрее, как это бывает незадолго до сумерек. Но все жители города уже сидели по домам, закрыв наглухо двери и ставни. Редкие прохожие бежали, зажмурив глаза, прижав руки к груди, они боялись, что темнота застанет их на улице. Детские площадки в городе были запущены, качели заржавели, кондитерские закрыты. Никто не решался выпустить детишек на улицу. Никто не радовался в этом городе, некому было покупать сладкие булочки, никто не устраивал веселых пикников. Ничего страшного в городе не происходило, но все горожане жили в ожидании беды.

Целительница долго шла по пустым городским улицам, представляя себе, какими красивыми были бы они, если бы ожили. Она видела на месте засохшего фонтана живой, брызжущий радужными струями фонтан. В парке слышала детский хохот, резвящихся собак, велосипедистов, деловито объезжающих прогуливающиеся семейные группы, парящих над деревьями воздушных змеев. В пруду плыли величавые лебеди и суетливые утки.

В пригороде стало еще мрачнее. Здесь казалось, что радость и смех никогда не посещали эти угрюмые трущобы. Смеркалось, но Целительница не собиралась останавливаться на ночлег. По ее расчетам, если она будет продолжать идти всю ночь, к утру как раз доберется до места. Идти ночью Целительница не боялась. Она была твердо убеждена, в мире нет ничего опасного для Несущей Любовь. И действительно, обозленные вечным страхом собаки, при виде приближающейся женщины успокаивались, переставали рычать, подбегали к ней и прижимались к ногам. Змеи сворачивались мирным клубком, а люди… Люди злые и добрые не смели выйти из домов во тьму, опасаясь собственных страхов.

Целительнице не ведом был страх. Своей древней, как мир душой, она видела истинную суть вещей. Она знала, что за злобой и насилием всегда стоит боль. Эту боль она и ощущала вокруг. И чем ближе подходила к Черной Пещере, тем насыщеннее было это ощущение. Когда тьма, перед первыми лучами восходящего солнца, сгустилась в сплошной непроницаемый ком, Целительница, по интенсивности боли в груди, поняла, что она уже почти у цели. И когда золотистый свет несмело коснулся неба, и очертания предметов вокруг стали явными, она увидела, что стоит на окраине большого луга, который простирается к подножию высокой горы.

Никакой растительности не было на той горе, словно выжженная страшным пожаром она была черна, и в сердцевине ее зияла черная дыра, заваленная большим черным камнем. У входа в пещеру Целительница увидела мужчину. Совсем не так она представляла себе Стража. Не был он ни огромен ростом, ни широк в плечах. Ничего устрашающего и героического не было в этом усталом, рыжеватом мужчине. А были у него глаза заполненные отчаянием и опущенные от безысходности плечи…

– Стой!!!! Не подходи сюда! – закричал Страж.

Но Целительница не обращая внимания, продолжала медленно, вслушиваясь в свои ощущения, в звуки струящегося вокруг страха, приближаться.

– Стой, женщина! Ты подвергаешь себя страшной опасности! – продолжал предостерегать Страж, но голос его был уже мене уверенным. Он не понимал, кто эта чужачка, так легко преодолевающая метры, оказавшиеся не под силу героям и богатырям?

Целительница, наконец, подошла вплотную.

– Давай-ка присядем, Страж. Я принесла тебе привет от твоего сына. Он любит тебя и гордится тобой.

В глазах Стража появилось живое чувство. Сына он любил, скучал по нему.

– Кто ты? И зачем пришла сюда? – спросил он женщину.

– Я пришла освободить тебя от тяжкой и постылой службы.

– Но это невозможно! Темный Монстр чрезвычайно опасен. Сейчас, утренний луч коснется входа в пещеру, и ты услышишь его. Ты поймешь, что весь ужас мира несравним с одним его вздохом. Я не знаю, кто ты, и как тебе удается преодолеть страх, но когда он проснется, спасения уже не будет. Великие храбрецы сходят с ума от дыхания Темного Монстра, потому, что он вдыхает твою душу, и выдыхает ужас.

– Видел ли ты его, Страж?

– Я не могу ответить тебе на этот вопрос точно. Иногда он говорит со мной, и тогда воздух перед моими глазами сгущается, и я вижу изображение невероятно страшного существа. Но монстр при этом остается в пещере.

В этот момент солнце коснулось верхушки горы и соскользнуло в черный проход. В пещере послышалось движение, как будто бы гора готовилась обрушиться, и содрогающий душу вздох огромного зверя. Насыщенность боли возросла. Целительница прижала к груди руку.

– Бедный… Ему больно, тесно там, в пещере, он страдает…

– О чем ты говоришь, женщина!!!! – воскликнул Страж, – он монстр, чудовище, способное уничтожить мир. Только его дыхание сводит с ума, его вид может убить. Он не знает жалости, не ведает сочувствия! Он сама смерть!

В пещере раздался ужасающий рык. Этот звук был похож на извержение вулкана, на обрушившуюся горячую лаву, сносящую огромные камни на своем пути.

Жуткий голос прогромыхал:

– Я сама смерть!

И над землей, перед пещерой возник полупрозрачный, но, тем не менее, угрожающий образ. Монстр оказался огромным 5—6 метров высотой, черным, покрытым как шерстью густой порослью длинных игл, шишковатой головой, глазами излучающими ненависть, и страшной, многозубой пастью, разверзшейся в рыке.

– Скажи, Страж, а ты сам, боишься его?

– Да… боюсь, очень боюсь, – признался герой, – все эти годы я живу в не оставляющем меня ни на минуту страхе. За себя, за свою жизнь, за свою семью, за город, за царство, которому угрожает гибель. Я знаю, никто кроме меня не сможет сдержать этого монстра. Если он попытается вырваться на свободу, только моя смерть остановит его. Так уж случилось, что мы с ним связаны какой-то невидимой нитью, он не может убить меня и остаться в живых. Так же как и я не могу убить его, и не погибнуть. Поэтому наше с ним общее заключение вечно. Пока я охраняю пещеру, Темный Монстр не опасен царству; пока жив Темный Монстр, я обязан оставаться здесь. – заключил Страж с тоской в голосе.

– Позволь мне поговорить с ним.

– Нет! Он коварен и лжив! Ты не можешь…

Но Целительница уже приблизилась к затворяющему камню. Она села на землю, прислонившись к камню, положила на него две ладони, и Стражу показалось, что камень под ее руками стал полупрозрачным, и засветился изнутри. Она запела низким голосом, какой-то непонятный мелодичный напев. Ее глаза были закрыты, она раскачивалась в ритме своего пения. Беспокойство Стража перешло сначала в покой, потом в безразличие, а затем в оцепенение. А в пещере затихли страшные звуки, рык и вздохи…

А в голове Целительницы стали одна за другой появляться картины.

Знакомый откуда-то, из прошлых видений коридор, с множеством закрытых дверей, она идет по коридору, а рядом с ней почему-то мальчишка, сын стража, он ведет ее к двери в конце коридора, дверь открывается, и там она видит бледного парнишку, как две капли похожего на ее провожатого, и достаточно уловимо на Стража…

Двор, где она с освобожденным из комнаты мальчиком разбирает кучу строительного мусора.

Снова глаза сына Стража, перекошенное страхом лицо «он не может оттуда выйти, он должен оставаться там»

Мальчик из комнаты, стоящий перед строгой дамой. Слов не слышно, но Целительница ощущает гневное недовольство дамы, и отчаяние мальчика.

Одна за другой сменяются картины, в которых мальчик, раз за разом, вызывает недовольство взрослых. И с каждой картиной все более заметной становится его тень, потом она отделяется от его тела, и становится прозрачным призраком за его спиной. Со временем рядом с повзрослевшим мальчиком появляется его двойник, которого никто не видит, но который неотвязно следует за ним везде. Оба они несут в себе отчаяние, неуверенность и стремление, во что бы то ни стало, стать лучшими. Но если первый старается добиться признания своей мягкой добротой, ненавязчивой заботой, чувствительностью души, то второй пытается протестовать. Он пробует доказать миру, что хорош сам по себе, не нуждается в шлифовке, не обязан подчинятся чужой воле. Мальчик вырос, выросла и его неуверенность в себе. Он казался себе таким незначительным, неважным, тусклым, на фоне окружающих его людей. Ему так хотелось стать незаменимым.

В новом видении он уже стал Стражем. Он заваливает вход в пещеру, не обращая внимания на отчаянные вопли своего двойника, замуровывает навсегда, используя свой последний шанс стать значимым. Крики в пещере становятся все громче. Год за годом пролетает перед мысленным взором Целительницы, и она видит, как симпатичный парнишка, запертый в пещере, постепенно превращается в монстра, питаясь сначала страхом и болью своего двойника, а потом страхом и болью города, а потом и всего царства, он отращивает игольчатый панцирь, тройной ряд страшных зубов. Он вдыхает души несчастных жителей города и выдыхает страх…. А у входа в пещеру стоит его двойник, обрекший себя на пожизненное заключение вместе со своим подопечным. На него вся надежда жителей Царства-Государства. Ведь только он, благословляемый всеми герой, Страж Темного Монстра, может уберечь их от страшной гибели.

Целительница замолкает, слезы катятся по ее лицу. Она подходит к Стражу и начинает гладить его по голове, как ребенка.

– Ты молодец, мальчик, ты настоящий герой, ты столько лет справлялся со своим страхом. Ни один герой не смог перенести этого ужаса, а ты жил рядом с ним, питал его силами своей души, и при этом оставался добрым, милым, заботливым парнем. Сколько же внутренней силы, сколько отваги, сколько самоотверженности и любви к Миру, надо было вложить в эту нелегкую службу! Ты замечательный герой, твои близкие, и вправду, могут тобой гордится. Но твоя служба подошла к концу. Пора выпустить монстра на волю.

Она подошла к затворяющему камню, и легко оттолкнула его от входа в пещеру. В глубине ее раздался страшный вскрик – это яркий свет резанул по глазам узника. Монстр тяжело поднялся на ноги, раскачиваясь всем своим огромным телом, стал двигаться на свет. По мере его приближения к выходу, он становился все меньше ростом, его страшный панцирь терял иглы, шишковатый лоб разравнивался, глаза обретали осмысленное выражение, вскоре он был уже не отличим от своего стражника, но продолжал изменяться, и вот, к Стражу подошел мальчишка из видения Целительницы. Мальчик из закрытой комнаты. Он прижался к своему взрослому двойнику, и они слились воедино. Но этот, новый отличался от Стражника не меньше, чем отличался от него Темный Монстр. Хоть и был он так же невысок и рыжеват, но плечи его расправились, и оказались вполне богатырскими, в глазах появился свет уверенности в своих силах, улыбка перестала быть устало – застенчивой. Это было улыбка победителя. Победителя в главной и самой жертвоносной войне – войне за свое Я.

А по лугу, с счастливыми слезами, бежала Женщина-Весна с развевающимися рыжими волосами, в длинном белом платье с зеленым кушаком. Целительница и представить себе не могла, что у Стражника такая прекрасная жена. За руку она держала, не отстающего от нее, сына. Он кричал на бегу:

– Папа, вчера волшебная книга упала с полки, и на раскрытой странице мы увидели надпись:

ЛЮБОВЬ ИСЦЕЛЯЕТ! ВАС ЖДЕТ ОТЕЦ!

Иная Жизнь

Марта обычно выкидывала рекламу не глядя. Ее раздражали цветные буклеты зазывающие в чуждую ей жизнь. Это для каких-то других, из другого теста слепленных людей, существовали ночные клубы, тематические вечеринки, выставки и распродажи. А в ее реальности была только борьба. Ежедневная борьба за жизнь. Борьба с болью, со слабостью, с ограничениями. Но на этом буклете, Марта увидела маленький значок в углу, который не мог не привлечь ее внимания. На фоне зеленого полукружья там была нарисована инвалидная коляска. Марта поднесла листок ближе к глазам и прочитала пометку «Мы заботимся о людях с особыми потребностями». И только после этого обратила внимание на саму рекламу. Она приглашала на кинофестиваль с поразившим Марту названием «Иная жизнь».

Иная жизнь… Мы заботимся о людях с особыми потребностями. Все это звучало так, как будто кто-то, пришедший оттуда, из той глянцево – разноцветной жизни, позвал ее лично: «Эй, пойдем, я позабочусь о твоих потребностях, и дам тебе иную жизнь!». Иную, без молчащего телефона, без брошенной маминой могилы, без инвалидной коляски? Иную жизнь. Жизнь, где будут радостные воспоминания о счастливом детстве, где будут «мягкие и душистые мамины руки», как пишут в книгах, где у нее будут здоровые ноги, и любимые друзья? Рука сама потянулась к телефону. Хорошо еще, что ответили не сразу, и Марта успела прийти в себя, и не закричала в трубку: «Да, да, я хочу в иную жизнь!!!!». Заказ биллетов не занял много времени. Осталось только дождаться завтра. Специальное такси для перевозки инвалидных колясок приедет в 7:30, чтобы в 8:00 подвезти ее к специально построенной к фестивалю рампе, по которой удобно въезжать в кинотеатр.

Кинотеатр тоже перестроили. Когда то в прошлой жизни, еще до аварии, Марта сбегала сюда с уроков, чтобы на сэкономленные от школьных обедов деньги посмотреть «Женщину в белом». Сегодня зал был разделен на индивидуальные кабинки. Из каждой открывался вид на большой экран. Марта устроилась в своей ложе, и стала ждать начала сеанса.

Наверно стоило вчитаться в титры, тогда меньше вопросов возникло бы впоследствии, но не до титров было ей, увидевшей на экране лицо маленькой девочки, знакомой по детскому фотоальбому, погребенному в недрах платяного шкафа. Девочка бежала навстречу маме, раскинув руки. На лице ребенка светилось не знакомое Марте чувство. Наверно это что-то из разряда «любовь», «близость», но знание это у Марты было чисто теоретическим. На экране появляется счастливое женское лицо. Лицо ее мамы? Не может быть? У той никогда не светились глаза таким мягким светом, она никогда не замирала вот так, с ракрыленными руками в ожидании объятия. Девочка подбежала к матери, та подхватила ее на руки, закружила в карусели встречи. Какие секреты нашептывала девчушка в мамино ухо? Чему радостно смеялась молодая мать? Что так больно резануло Марту по сердцу? А что, если бы было в моем детстве так? Иная жизнь?

На экране тот самый день. Марта в радостном оживлении собирается на дачу. Конечно же, и речи быть не может, ехать на дачу без мамы. Они ведь всегда вместе, неразлучные мама с дочкой и подружки (что если бы так и было? Какая бы «иная жизнь» сложилась бы у нее?). Муж сразу соглашается, у него есть дела в городе, пусть Марта едет с мамой, а он присоединится потом. Марта не водит машину, и решение тещи поехать с ней как нельзя кстати.

Мама садится за руль, на экране движется лента леса вдоль дороги. Марта сжимается. Вот сейчас, на этом повороте, выскочит тот проклятый грузовик. Муж тогда не справился с управлением, их снесло в кювет, машина загорелась. Они пришли в себя уже в больнице. Муж с обожженной спиной, а Марта с множественными переломами, навечно пригвоздившими ее к инвалидной коляске. Она затрясла головой. Это же иная жизнь, все здесь по-другому. За рулем мама, они смеются, поют дуэтом популярную песню, ничего этого не произойдет! Грузовик вылетает так предсказуемо – неожиданно, мама вцепляется в руль, машина переворачивается несколько раз. Когда Марта открыла зажмуренные от ужаса глаза, машина догорала в кювете, но никаких тел, выкинутых ударом, рядом не было. И следующим кадром не оказалась больница. Заплаканные лица друзей (в этой, иной жизни у нее были любимые друзья), растерянное, бледное лицо мужа. Прощальные речи на кладбище. Иная жизнь.

Еще не успела Марта вернуться с собственных похорон в реальность, а на экране снова она. Хмурая девочка, куда больше похожая на нее в детстве. Руки в карманах коротковатой курточки, глаза горят ненавистью и обидой. Дома снова скандал. Мама воюет с очередным отчимом. Ей тоже попало под горячую руку, и она, хлопнув дверью, ушла на улицу. Марта знает, что девочка будет бродить по пустому парку много часов, пока не замерзнет совсем, а потом зайдет в кафе, где ее все знают, и никогда не прогоняют, если она засидится в уголке, ничего не заказывая, строча на салфетке свои грустные, не детские стихи.

Усталость. О, Боже, какая усталость Откуда усталость такая взялась Один лишь вопрос, ну, сколько еще там осталось? Один лишь ответ, все только теперь началось.

Но это же иная жизнь…. И к Марте подходит компания друзей. Она явно рада им, хлопает по плечам мальчишек, обнимает девчонок, они идут в знакомый подъезд, там, вход в их полуподвальный клуб. В этой жизни, Марта страшно завидовала ребятам из двора, вхожим в этот клуб. Она была чужая, ее не принимали. А в той, иной, экранной жизни, она своя, клубная девчонка. Она сидит рядом с друзьями в теплой комнате. Кто-то обнимает ее за плечи, кто-то наливает пиво. Она не одинока. Ни к чему грустные стихи и бесконечные рассуждения о бессмысленности жизни. Вот она истинна – дружба.

В кино годы летят быстро, вот уже Марта взрослая. Авария позади, все сложилось так, как сложилось, она в инвалидном кресле, в заброшенной однокомнатной квартире (а где же ее ухоженная двушечка-конфетка?), на полу разбросаны пустые тарелки, окурки, шприцы. И чей-то грязный ребенок с волчьими глазками в углу. Иная жизнь. Иная.

И снова титры. Но в этот раз Марта не вчитывается в них из-за слез. На экране маленькая Марта (сценарист не балует разнообразием сюжета). Она сидит в своей комнате, спина напряжена, девочка прислушивается к каждому шороху, боится, что мама войдет неожиданно. Марта пишет свой дневник. Бесконечные страницы грусти, одиночества, не понятости. Мама занята собой, она пытается устроить личную жизнь, ей не до меня. Отец ушел давно, и бросил. Вы наверно думаете, что в жизни – ушел и бросил, это одно и то же? Значит, вас никогда не бросали! Человек иногда уходит, подчиняясь обстоятельствам. Но по настоящему он бросает, когда смирившись с обстоятельствами, но не простивший себе выбора, отгораживается от вас, чтобы не испытывать боли разлуки. «И покинутый, становится отвергнутым», пишет она в своем дневнике. «Не понимаю, зачем мне это показывают? Ведь это никакая не иная, а эта самая моя реальная жизнь». И эти длинные месяцы в больнице, и надежда встать на непослушные ноги, и могила, на которую она не хочет идти «мать при жизни сделала все, чтобы оказаться брошенной после смерти», и горькие слова уже бывшего мужа «ты танк, а я хочу жить с женщиной». А как же не быть танком? Если ночь – сосредоточение боли, а утром нужно собрать все силы, все упорство, чтобы перекинуть тело с кровати на коляску. Если чистка зубов превращается в сложные ритуал инженерного искусства. Если натянуть носки можно только специальным крючком. Вы когда-нибудь задумывались, как надевает трусы человек с негнущимся позвоночником? А как постричь ногти на ногах, если не в состоянии до них дотянуться? А как развернуться в маленькой городской квартире на инвалидной коляске, чтобы попасть в туалет? А чего ей стоило объяснить рабочим, как переделать кухню, чтобы она могла подъезжать к столам. Ее бывший муж, рафинированный интеллигент, возмущался тоном и выражениями. А он сам пробовал быть получеловеком? Марта добилась переноса своего кабинета на первый этаж, но рампы в здании института не было. И женщина в инвалидной коляске стояла подолгу, ожидая, что кто-нибудь из проходящих мимо мужчин заметит, что доски, которые подкладывал для нее на лестницу дворник Никич, съехали. Да, она стала танком. Но не сдалась. Не стала растением доживать инвалидский век в закрытой квартире. Продолжала работать, продолжала писать свои грустные стихи. Ни к кому не обращалась за помощью. Научилась жить так, что бы ни кто не мог упрекнуть в слабости. Напротив, все ее знакомые тянулись к ней за советом, за поддержкой. Они восхищались «Ты такая сильная, ты не сдаешься, такая тяжелая инвалидность, а ты живешь полноценной жизнью». Да только ни кто не знал, сколько сил отнимает эта полноценная жизнь. Эта вечная борьба.

На экране лицо Марты крупным планом, в руках рекламный проспект. Кинофестиваль «Иная жизнь». Она, кажется, на минуту засыпает, и во сне слышит голос «Ты сама сценарист, режиссер и главный герой в этом кино. Хочешь иную жизнь? Живи по-иному!». Женщина просыпается, растерянно оглядываясь по сторонам. Что-то изменилось в ее лице. Обычное выражение упорной воли к преодолению, сменилось задумчивой полуулыбкой.

– Ну что ж, – говорит она. Ни кому, в пустоту. Ведь одиночество ее собственный выбор. Что б ни кому не в тягость. – «Иная жизнь», говорите, ладно. Будем писать новый сценарий.

На экране мелькают одна за другой сцены. Больничная палата – разговор с врачом, тот обреченно качает головой, операционная. Кабинет физиотерапии, искаженное от боли лицо, закушенная губа. Она подъезжает к кинотеатру. Решительно ухватывает притороченные к коляске костыли, выкидывает свое тело из коляски, и, на костылях поднимается в зал. Туристический поход. Марта едет на коляске, добирается до места непроходимого, вываливается на землю, и начинает ползти. К ней бросается молодой мужчина, протягивает руки, и она с легкостью принимает помощь – дает взять себя на руки. Стоит у танцевального станка. Нет, это еще не танцы. Марта учится стоять. Ходить. Бегать. Наконец танцевать. И только одного нет во всем этом. Нет преодоления. Какая-то радость и легкость сопровождает эти кадры. Марта больше не борется с болезнью. Она просто тянется к жизни. И жизнь тянется к ней. Рядом с ней везде ее мужчина. Он переносит ее с кровати на коляску, и помогает надеть носки. А Марта принимает эту помощь с ироничной улыбкой.

И вот они на приморской танцевальной площадке. Кружит вальс, завистливые лица вокруг. И голос за кадром:

– Ну, надо же, ведь уж не молодые вроде, а задору то сколько. Ясное дело, здоровые!

Экран темнеет, ползут титры:

«Ты сама сценарист, режиссер и главный герой в этом кино. Хочешь иную жизнь? Живи по-иному!»

Марта встает, идет на выход. Рядом девушка бросает в мусоросборник ставшие ненужными очки в толстой оправе.

– Боже мой…. Я просто не хотела, не могла этого видеть…. Столько лет, – плачет она, уткнувшись в плечо своему спутнику.

Навстречу Марте идет ее любимый, лицо встревожено.

– Как ты, милая?

И в этот момент она понимает, что забыла свое кресло в зрительном зале.

Связанные

Анна человек не общительный. Любит одиночество, компьютер и тишину. Для обмена теплом и информацией вполне хватает далеко не маленького семейства. Муж для нее – и старший советчик, и лучшая подружка. Ну и есть, конечно, две самых близких подруги, которые, априори, входят в «круг первый» – то есть приравниваются к членам семьи. А вот в общении «просто так», Анна совсем не нуждается. И скучно ей никогда не бывает. Так себя видит Анна. Но окружающий мир, по всей вероятности, видит ее по-другому. Поэтому она всегда окружена множеством людей, претендующих на звание близких. Эти люди нуждаются в ее помощи, и она с радостью помогает. Еще они хотят дарить ей тепло, и она, с благодарностью его принимает.

Таким образом, реализовались в ее жизни Преданная Блондинка, Просветленная Личность и Хороший Человек.

Преданная Блондинка была глупенькая, добренькая и полная благих побуждений. Анна страдала от отсутствия общих тем, с тоской посматривала на часы, выслушивая бесконечные разглагольствования о рюшечках на розовых кофточках и убеждала себя, что истинной преданностью бросаться грех. И кому будет нужна бедная Блондинка, если Анна ее бросит, ведь она останется совсем одна. Нет, Анна ни минуты не кривила душой, она искреннейшим образом любила Преданную Блондинку. Ну не была она по жизни избалованна преданностью, и ценила ее сверх всякой меры.

Просветленная Личность появилась в жизни как луч света. Вдруг, откуда не возьмись, единомышленник, товарищ! Они могли говорить часами, они понимали друг друга с полуслова! Немного мешало расхождение в некоторых значимых для Анны вопросах, но ради этой близости, ради общего языка, она закрывала на них глаза. Она искренне верила, что в процессе общего духовного развития, они придут к общему мнению и в этих важных вещах тоже.

А Хороший Человек, просто был. У них не часто бывало время встретиться и пообщаться, но когда случалось, им было хорошо и тепло вместе. Они обогащали друг друга идеями, дарили друг другу тепло и привязанность, иногда спорили. Правда Анну смущала непримиримость Хорошего Человека с любым проявлением инакости, но Анна была тактичным человеком, и умела обходить острые углы.

Все было бы хорошо, если бы Анна не обнаруживала себя постоянно в ситуациях, когда она делает не то, что хочет, проводит время не так, и не там, где хочет. Ругая себя за некоммуникабельность, она постоянно гнала из мыслей навязчивую фразу, прочитанную в какой—то книге «Террор любовью». Друзья выдергивали ее из течения собственной жизни, как опытный рыбак подсекает рыбу, и она оказывалась в чуждой среде, беспомощная и задыхающаяся. Они приходили к ней всегда неожиданно, и ей приходилось откладывать начатые дела. Они звонили, и она, считая себя обязанной выслушать и ответить, теряла нить важной мысли.

Однажды Анна заболела. Мучительная головная боль, рябь в глазах, шум в ушах, удушье, чихание и насморк выбили ее из колеи абсолютно. Надо было бы вызвать врача, но вот врачей Анна недолюбливала, предпочитала договариваться со своим телом сама. Напрямую, без дипломированных посредников. С этой мыслью она и задремала, сидя в кресле у открытого окна.

Неожиданно кто-то коснулся ее плеча. Анна вздрогнула, повернулась, и никого не увидела. Уже решив, что показалось, она собиралась было уснуть снова, но вдруг взгляд ее упал на журнальный столик. На нем лежали чужие очки. Стильные, в сиреневой оправе, с полузатемненными стеклами. Анна примерила, очки пришлись впору. Вот только видела она через их стекла не совсем привычный мир. То есть все было так же, тот же столик, те же книги, то же кресло у окна. Но все вокруг было опутано нитями, которые тянулись внутри комнаты, пересекались, выходили через окна и двери наружу.

Почти все нити сходились к телу Анны. Они опутывали ее руки, ноги, горло. Особенно старалась одна, она притягивала правую руку к телу так, что ею невозможно было пошевелить. От Анниного тела она тянулась к ящику письменного стола. Анна прошла по направлению, указанному новой «нитью Ариадны», открыла ящик, и обнаружила там, красиво завязанный на бантик… свой диплом о высшем образовании.

Анну стало душить, она рванулась рукой к горлу и обнаружила на нем в несколько петель обвязанные нити. Потянула за одну. Раздался звонок в дверь. На пороге стояла Преданная Блондинка.

– Знаешь, я была на распродаже, здесь неподалеку, купила совершенно потрясающие сапожки, и решила к тебе забежать.

Нить, душащая Аннино горло тянулась к левой лодыжке подруги. Рассматривая новые сапожки, Анна незаметно освободила ногу Блондинки, и в этот момент удавка спала с ее горла. Блондинка как-то неожиданно засобиралась, вспомнила, что ужасно занята и убежала по своим делам.

Анна потянула за вторую нить. Просветленная Личность влетела в дом, вдохновленная очередной суперидеей.

– Я просто обязана это с тобой обсудить, – затарахтела она. Ее руки были опутаны нитью, сковывая движения. Анна обняла подругу, погладила ее по спине и рукам, снимая нитяной капкан. И почувствовала, что дыхание стало много свободнее.

– Впрочем, – задумалась Просветленная Личность, – пожалуй, достаточно обсуждений! Я займусь реализацией этого проекта. Я позвоню тебе!

И она тоже убежала, посылая воздушные поцелуи на ходу.

Хороший человек не приходил, не смотря на попытки Анны притянуть его связующей нитью. И тогда, она сама пошла к нему. Каково же было ее удивление, когда она нашла Хорошего Человека в постели, с высокой температурой и удушающим кашлем. Нить, сдавливающая горло Анны, вторым концом удавкой свивалась вокруг его груди. В момент освобождения от этой связи, Хороший Человек прекратил кашлять, и пошел срочно звонить маме, которая рассчитывала на его помощь сегодня.

Так постепенно Анна распутывала нить за нитью, связь за связью, становясь все подвижнее, свободнее, легче. В конце концов, осталось несколько самых прочных, которые тянулись к плечам, спине, груди от нескольких самых родных и близких людей. Анна четко видела, что именно эти нити поддерживают ее в пространстве, позволяют передвигаться, образуют защитную сферу вокруг ее тела.

Дыхание стало свободным, насморк прекратился, голова стала ясной. Анне хотелось летать. Сняв очки, она протянула руку к журнальному столику, чтобы положить их на место, и наткнулась на запечатанный конверт с официальной печатью. Уже догадываясь, что она там увидит, с волнением открыла письмо, и нашла в нем подписанный договор с зарубежным издательством, на иллюстрации к книге ее любимого автора. Анна очень любила рисовать. Понимая необходимость высшего образования для социального статуса, она окончила престижный институт, но ее мечтой было – рисовать. И вот мечта сбылась! Сумма, указанная в контракте, позволит ей спокойно заниматься творчеством в течение целого года.

Работа над иллюстрациями захватила ее полностью. Она рисовала утром, днем, вечером, сочиняла новые сюжеты ночью. Анна даже не заметила, как из ее жизни почти исчезли бывшие друзья. Они звонили изредка, делились новостями. А поделиться было чем! Преданная Блондинка готовилась к свадьбе. Ее состоятельный жених был счастлив своей находкой. Красавица Блондинка создавала ему уютную атмосферу отдыха от его ответственной работы, щебеча о своих милых глупостях ему на ухо, и окружая его ласковой заботой.

Просветленная Личность перешла от разговоров к делу, и занималась развитием нового мегапроекта.

А Хороший Человек готовился к переезду в соседний город, где нашел интересную работу и купил красивый новый дом.

Все они были заняты своими делами и счастливы.

Суд

В зале суда было многолюдно. Подсудимый скорее подросток, чем ребенок. Копна светлых волос, большие серые глаза, которые наверно умеют быть задорными и любопытствующими, но сегодня больше похожи на глаза загнанного в угол зверька. Самые обычные тинейджеровские джинсы и футболка. Он сидел, зажавшись в углу, огороженной решеткой, скамьи, растерянно озирался вокруг, в поисках поддержки, или хотя бы доброжелательных глаз.

В качестве обвинителей выступали:

Школа. Она обвиняла Геру в низкой мотивации и пренебрежении основными ценностями мирового знания (математикой, физикой и химией).

Комитет родителей друзей. В дурном влиянии на детей, заманивании в сомнительные аферы, лжи.

Общество дальних родственников. В несоответствии идеалу и не оправдании ожиданий.

Первым выступал представитель школы. Дама в сером английском костюме, с высокой прической и маленькими глазками за роговой оправой очков была убедительна:

– Этот ребенок подтачивает саму основу образовательной системы. Он пренебрегает всеми ценностями, не уважает само понятие Знания. Он пропускает уроки математики, не готовит задания по физике, он спорит с учителями. Какое вопиющие безобразие! Учителя, люди, посвятившие жизнь благородному делу просвещения! Он имеет наглость оспаривать их мнение! Так на уроке математики он сказал, – она достала из папки блокнот, деловито пролистала, и зачитала, – «Теорема косинусов не имеет практического применения. Ее изучение интересно только с точки зрения развития логического мышления, и только для ограниченного круга людей с техническим складом ума». Я требую комплексного решения существующей проблемы. Ученик должен знать, что ему не все будет сходить с рук! Что если он совершил проступок в школе, это будет сразу же донесено до сведения его родителей и он понесет наказание. Он должен хоть чего-то бояться! Мы обязаны показать ученику, кто хозяин положения!

Следующим выступал отец друга.

– Мой сын давно рассказывал, что Гера часто лжет. Я понимаю, все дети фантазируют, но ведь ложь это уже серьезная проблема. Я никого не хочу обидеть, но с этим, что-то надо делать. Вот, например, вчера Гера сказал моему сыну, что понимает язык зверей. Сын поймал его на горячем, сказав, что это невозможно, потому, что звери не говорят. Но мальчик продолжал настаивать, утверждать различные бредовые заявления о телепатии. Мой сын невероятно расстроен. Дело не в болезненных фантазиях ребенка. Дело в том, что мой сын не считает для себя возможным продолжать дружить с лгуном! Ему больно терять друга. Все дети в школе страдают от его постоянного вранья. Но есть еще несчастные, слабые дети, для которых Гера просто опасен! Своими россказнями он увлекает их, внушает им завиральные идеи о свободе человеческой воли, о самосовершенствовании. Не забывайте, ведь мы говорим о детях, которые должны быть максимально сосредоточены на приготовлении домашних заданий, и выполнении требований школьного устава!

Затем к кафедре вышла пожилая женщина. Двоюродная бабушка со стороны дяди по матери.

– Вся наша большая и дружная семья до глубины души возмущены пренебрежительным отношением Герочки к семейным ценностям! Наша семья славится широким представительством во всех сферах науки. Среди нас есть академики, профессора и деканы. Продолжение семейных традиций – священный долг каждого молодого члена семьи. Но на самом деле, к моему горькому сожалению это не так! Сердце разрывается при просматривании Герочкиного дневника. Конечно, мы его любим в любом случае. Все-таки мы семья, родных людей любят не за оценки, но он же должен считаться с нашим мнением. Мы старше, мудрее его, мы заложили основы, на которые молодое поколение теперь опирается в своем пути. И мы имеем право рассчитывать на некоторую благодарность, и внимание наших детей. Нет, конечно, мы не ради благодарности все это делали, но все же нельзя же быть столь неблагодарной личностью. Герочке, еще до рождения, было обеспечено место на нескольких престижных факультетах высшей математики. Мы хотели, чтобы у мальчика был свободный выбор, чтобы он не был привязан к определенному институту.

Речи представителей обвинения вызывали гул одобрения в переполненном зале. Судья хмурился, и смотрел на Геру все более и более мрачно.

На стороне защиты выступал только один человек. Молодая женщина, проходя мимо Геры, бросила ему на колени записку. Охранники бросились отнимать ее, но прежде, чем они успели выхватить листок из рук подсудимого, он успел прочитать слова, написанные крупными, округлыми буквами:

ДАЖЕ ЕСЛИ ВЕСЬ МИР ПРОТИВ ТЕБЯ, Я С ТОБОЙ. МАМА

Гера просиял. Он расправил плечи, и с надеждой посмотрел на защитницу.

– Вы можете отказаться защищать подсудимого, – предложил судья.

– Уважаемый суд. Я, конечно, буду защищать своего сына! Но мне нечего ответить на эти тяжкие обвинения. Я прошу вас понять, что даже если бы мой ребенок у меня на глазах, в жестокой и циничной форме, стер бы доказанную учителем теорему Пифагора с доски, я все равно защищала бы его!

– Какой ужас, – зашелестела толпа!

– Ваша честь, я протестую, – прохрипела учительница математики, – это жестоко!

– Протест принимается. Мамаша, Вы что пришли сюда выгораживать этого … – судья поискал подходящее слово, и не найдя закончил – ребенка?

– Ой, а вы еще не поняли, для чего я пришла? Ну, так давайте разберемся! Да, я пришла выгораживать и защищать своего сына! И чтобы мы с вами, уважаемый суд, говорили на одном языке, я хочу рассказать вам о нем! Да, Гера не любит математику. И физику, тоже не любит. Он любит животных. Нет, не зоологию, не ветеринарию, а животных. У нас дома живут две кошки, собака, черепаха, хомяк и кролик Белоснежка. Этих животных мы не покупали в магазине, и не отыскивали на птичьем рынке. Они попадали к нам с улицы, из ветеринарных лечебниц, от друзей, которые наигравшись в зверюшку, были готовы их выкинуть. По воскресеньям Гера работает в приюте для животных. Иногда он приходит в школу невыспавшимся, потому, что по ночам занимается своим сайтом, через который разыскивает добрых хозяев брошенным животным. Я хочу прочитать вам одно из объявлений с его сайта: «Послушай, может быть, ты одинок? Может быть, утро кажется тебе хмурым и неприветливым? Может, тебя, вернувшегося с работы, встречает только обувная стойка? Я хочу, чтобы ты знал. Я тоже совсем один! Это так грустно, когда некого лизать в нос по утрам, не к кому нестись навстречу вечером с левым тапком в зубах… давай дружить? Твоя собака». Это объявление Гера сочинил в тот самый день, когда учитель по литературе поставил ему двойку по сочинению за то, что рассматривая образ Катерины в «Грозе», он привел цитату из «Собачьего сердца» «…братцы живодеры, за что же вы меня?».

Он действительно понимает язык животных, и они рассказывают ему вещи, о которых не написано в учебниках.

Я прошу прощения у уважаемой семьи, за неправильное воспитание сына. Это не он виноват. Это я внушила ему мысль, что ОН НЕ ОБЯЗАН ВОПЛОЩАТЬ В СВОЕЙ ЖИЗНИ МЕЧТЫ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ.

Но все это неважно. Я не оправдывать сына пришла сюда. Я пришла забрать его домой. Мальчику нечего делать в этой клетке. Его ждут дома друзья. И она протянула руки к сыну. Охранники угрожающе двинулись к ним, но судья остановил их жестом.

– Скажи, Гера…. А та собака, ну из объявления… ее никто еще не взял? – спросил он, и вдруг все увидели, что у пожилого судьи, ужасно грустные глаза одинокого человека.

Русалочка

Марина была счастлива в браке. Принц был заботливым, понимающим мужем, близким другом, лучшим в мире отцом их дочери Русалы. С тех пор, как Марина увидела своего суженного погибающим в морских волнах, она полюбила его навсегда самой преданной и нежной любовью. Все пережила ради него, и муку потерянного голоса, и горькую ревность, и вечную разлуку с семьей. Счастье, полученное взамен, стоило жертв. Через год после свадьбы родилась Русала, девочка с зелеными глазами и вольным, как морская волна, нравом.

И лишь одно омрачало безмятежное счастье Марины. Постоянная, ни на миг не прекращающаяся, изматывающая боль в ногах. Плата за право жить на земле, в человеческом мире, рядом с любимым. Никто не знал о Марининой беде. Она скрывала ее и от мужа и от дочери, и от слуг. Она танцевала на балах, и по изящным, плавным движениям, счастливо улыбающейся королевы, никто никогда не догадывался, что она страдает от каждого шага.

Наверно, если бы она призналась, Принц повелел бы сшить для нее шелковые носилки, и приставил бы к ней слуг, которые бы повиновались мановению ее царственного пальца. Он бы нашел самых лучших целителей, которые втирали бы в ее ступни самые чудодейственные эликсиры. Но Марина не могла этого сделать. Она боялась, что Принцу окажется не нужна больная королева, что он усомнится в ее пригодности к управлению государством, не разрешит ей танцевать на балах. А она, не смотря на страшную боль, очень любила танцевать! Марине думалось, что любимый не простит ей обмана, того что не призналась в своей беде до свадьбы. Казалось, что Принц обязательно задумается о том, что Русала тоже наполовину морская жительница, и, возможно унаследует мамину болезнь. И начнут рождаться хромые и слабые принцы и принцессы в королевстве. Не захочет такой жены молодой король, прогонит ее. А куда тогда деваться Марине? Обратно в море уже невозможно, навсегда потеряла она дорогу домой. А на земле нет ей жизни без любимого Принца.

Так и мучилась, молча, сглатывая слезы, пряча гримасу боли за счастливой улыбкой. Нельзя сказать, что она так уж кривила душой. Марина, действительно была бесконечно счастлива…, если бы не боль.

Так жила она много лет, не помышляя о сочувствии. И вот однажды гонец принес письмо от старого короля и королевы-матери. После свадьбы Марины и Принца они удалились в Нагорный Замок, наслаждаться отдыхом на своей королевской пенсии. И теперь соскучились по Принцу, Марине, и единственной, горячо любимой внучке. Принц радостно засобирался. Он любил отца и мать, они растили сына в любви и понимании, были ему не только родителями, но и близкими, задушевными друзьями. Радовало Принца и то, что Марина дружила с его мамой, а к папе относилась с доброжелательным почтением. Старики же души не чаяли в жене сына. Всю жизнь они мечтали о дочке, да так и не сложилось. А тут, Принц женился на красавице русалочке с ласковым именем Марина. Ну, а когда родилась у нее зеленоглазая Русала, так уж и совсем стала она им роднее родной.

Приняли их родители, как и следовало ожидать по-королевски. Бал в честь прибытия молодых короля и королевы с наследной принцессой закатили если не на весь мир, то уж точно на все королевство. На балу Марина, как всегда, танцевала с удовольствием, не смотря на боль. А вечером, когда счастливая и утомленная семья отдыхала в каминном зале, королева-мать отозвала молодую королеву в сторону и спросила:

– Девочка моя, я вижу, что ты страдаешь. Может быть, наш сын не достаточно нежен с тобой?

– Нет, что вы, Ваше Величество! Он самый лучший в мире муж!

– Тогда, может быть, Русала расстраивает тебя?

– Нет, она разумная и почтительная дочь.

– Может тебе не нравится изумрудное колье, что я подарила тебе в честь нашей встречи?

– О нет, оно великолепно!

– Что же мучает тебя, моя дорогая дочь?

Но не смогла Марина признаться доброй королеве. Слишком хорошо помнила она суровые законы моря. Там, в бурной и непослушной стихии, не выживают слабые. Поэтому каждый морской житель ищет себе в пару крепкую и сильную подругу. Для слабых русалок остается жалкая роль домашних служанок, вне зависимости от их происхождения. Им не позволяют выходить замуж, чтобы не приносили слабого и больного потомства. Слишком хорошо известна ей грустная история ее венценосного отца. В юности царевич Посейдон был безумно влюблен в милую и тихую Лейлу – русалку из соседней бухты. Они встречались на лунных балах, танцевали, признавались друг другу в любви и вечной преданности. Когда он сообщил о своем глубоком чувстве отцу, тот строго настрого запретил ему думать о красавице Лейле. Оказалось, что прекрасные глаза любимой плохо видели в темноте. Эта особенность была очень не желательным наследством для царского рода. Долго горевал царевич, пытался сбежать с любимой, искал для нее лекарей. Но закон моря суров. Лейлу отправили служанкой в богатый дом в дальнем пределе, а Посейдон погоревал-погоревал, да встретил чудоликую Волну, полюбил ее и женился. Но на всю жизнь сохранил в сердце тоску по зеленоглазой Лейле.

Не желала Марина судьбы несчастной русалки. Не смогла признаться королеве в своей беде.

А в другом конце зала беседовали старый король и его сын.

– Принц, дорогой, мне кажется, что Марина несчастна. Может, я могу чем-то помочь вам?

– Ах, папа, если бы я знал! Каждый миг я вижу тень в любимых глазах моей Марины, вижу, как прячет она боль в уголках улыбки, но не могу я спросить ее о причине. Не имею права на ее тайну. Горько мне, что не доверяет мне милая жена, да что поделать. Я так боюсь потерять ее, что не смею настаивать на откровенности, пока сама она того не пожелает.

– Я знаю, как помочь твоему горю, сын! Живет в нагорном лесу старая ведьма, много веков прожила она на белом свете, многое знает. Пойди к ней, может она откроет тебе тайну.

Ни минуты не сомневаясь, собрался молодой король в дорогу. Поцеловал жену, на прощанье, сказал ей, что идет выполнить свой королевский долг. Обнял дочь, приказал беречь маму. Поклонился родителям, и двинулся в путь.

Долго ли коротко шел Принц, только вышел он на полянку, заполненную зайцами, как грибами после дождя. Зайцы кричали, судили да рядили, ничего нельзя было понять. Подошел тихонько Принц и начал прислушиваться:

– Да она же глупая, сама не понимает, что делает. Ее надо заставить! Есть же, в конце концов, долг перед обществом!

– Ну, может не заставить, может уговорить как-нибудь…

– Что у вас тут произошло? – полюбопытствовал Принц.

– Понимаете ли, Ваше Величество, – выступил один из зайцев, – муж вот этой зайчихи, еще летом ушел за заячьим луком в соседний лес, и не вернулся. Мы ей говорим, что она должна перестать ждать, и выйти замуж снова, а она, глупая, настаивает на том, что ее заяц вернется, она, видите ли, верит!

Поднял Принц с земли золотистый кленовый листок и написал на нем своим королевским пером «КАЖДЫЙ ИМЕЕТ ПРАВО СДЕЛАТЬ СВОЙ ВЫБОР».

Зайчиха поблагодарила его, и зайцы, несогласно покачивая головами, разошлись.

Идет Принц дальше. Вдруг видит, волчья стая суд судит. Все волки по одну сторону выстроились, рычат, сердятся, волчонок по другую, хвост поджал, исподлобья смотрит, а его телом мать закрывает, на стаю огрызается. Подошел Принц к волкам и спрашивает:

– Ну, а у вас что стряслось?

– Понимаете ли, Ваше Величество, – отвечает ему вожак стаи, матерый волчище, – один из волков нашей стаи обвиняет этого волчонка в краже у него прошлогодней кости. А его мать не позволяет допросить пацаненка, заладила, понимаешь «не дам запугивать ребенка, я ему верю».

Поднял молодой король кленовый листок с земли и написал на нем королевским пером «ДОВЕРЯЙ СВОИМ БЛИЗКИМ».

Волчица с волчонком поблагодарили его, стая еще порычала, да против королевской воли не попрешь, разошлись и они.

И пошел наш король дальше. Долго ли коротко ли шел он по лесу, как вдруг видит молодой медведь перед медведицей стоит, ворчит, головой горестно качает, а она вроде не соглашается, отворачивается, и слезу украдкой лапой с морды стряхивает.

– Что случилось у вас, косолапые? – Спрашивает Принц.

– Ох, Ваше Величество! Уж сколько времени уговариваю я свою любимую медведицу выйти за меня замуж, а она все отказывается.

– Да почему же ты отказываешься то, милая, или не люб тебе косолапый?

– Люб. Только замуж я не хочу! Потому, что замуж выйдешь, дети пойдут. А дети – народец несчастливый. А я не хочу несчастье в мире увеличивать!

– Почему несчастливый? – Распахнул ошарашено глаза Принц.

– Да потому, что они глупенькие, к любви тянутся, а их никто не любит. Мамы их только лупят, да ругают, не обнимут, не приголубят, где ж здесь счастье?

– Да что ты, милая, как же не любят? Да мамы для того и существуют, чтобы любить, обнимать да в стужу согревать.

– Это у вас, у людей может быть так. А у медведей, иначе.

Взял Принц из лап медведя лукошко, а в нем малина и орехи.

– Вот посмотри! Видишь, малиновая ягода. Попробуй ее взять, да не раздавить. А орех, как не хватай, ничего ему не сделается. Есть души, как малина, мягкие, полные сладкого сока, а есть как орех, скорлупой от боли защищенные. Да разве ж орех вкусом хуже становится, от того, что он в скорлупу спрятался?

Смотрят, а из леса выходит старая медведица. Потянулась к ней молодая, и говорит:

– Мама, мне в детстве так не хватало твоей ласки и объятий, а ты боялась, что от лишней нежности стану я как малина – мягкая да беззащитная. Теперь я понимаю, что ты меня так от беды уберечь пыталась. Обними меня мамочка, твои руки защитят меня надежнее любой скорлупы, а слова любви станут слаще ягодного сока.

Обнялись мать с дочерью, стоят, плачут. А потом старая медведица поздравила молодых с обручением, и начали они к свадьбе готовиться. А Принц поднял кленовый листок и написал на нем королевским пером «ПРИНИМАЙТЕ ЛЮБОВЬ».

И пошел дальше. К вечеру пришел наш молодой король к избушке. Постучал в дверь вежливо. Открылась дверь со скрипом, а на пороге старуха древняя, в черную шаль закутанная.

– Зачем пожаловал, Ваше Величество?

– Здравствуйте, бабушка. Пришел я к Вам, по совету батюшки. Есть у моей любимой жены тайна тайная, горе горькое. Не признается она мне, а я вижу, прячет она беду за улыбкой, слезу в уголке глаза.

– Ну что ж, скажу я тебе, какая тайна у твоей жены, только зачем тебе?

– Я помочь ей хочу, счастливой ее сделать.

– А зачем?

– Потому, что люблю ее больше жизни, больше своего счастья, больше всего на свете.

– Больше своего счастья говоришь, ну ну… А беда у твоей жены такая: когда ради тебя от русалочьего хвоста отказалась, получила она взамен две ноги. Ноги стройные да изящные, да только завистлива была морская ведьма, моя дальняя родственница. Подарила она Марине вместе с ногами боль нескончаемую. Ни днем, ни ночью не отпускает ее ломота в ногах. Это она от тебя всю жизнь и скрывает. Беспокоить не хочет, а еще боится, что оставишь ты ее калеку.

– Боже, мой!!! Бедная моя, да если б она мне сказала, я бы… я бы все сделал, чтобы вылечить ее! Ведь она мне дороже всего!

– А от чего ты готов отказаться ради ее здоровья.

– Да от чего угодно, хоть от жизни!

– О, нет! Это легко. Я могу вылечить ноги твоей красавицы, но взамен заберу силу из твоих ног.

Ни минуты не думал Принц. Только кивнул решительно, и в это самое мгновение подкосились его ноги, и упал он на зеленую траву.

Так и остался Принц жить во дворе ведьминой избушки. Старуха подарила ему блюдечко с голубой каемочкой, в котором видел он, что происходит с его семьей. Он смотрел в него, улыбался, и смахивал с ресниц непрошенную слезу. Марина больше не страдала, затаенная боль исчезла из ее глаз. Только каждый вечер выходила она за ворота замка, смотрела вдаль и вздыхала.

Понимал Принц, что скучает по нему жена. Да и сам скучал по ней и по дочке. Только не хотел возвращаться к ним калекой безногим.

Понимал, что не бросят, ухаживать будут, но не хотел обузой быть. А еще не хотел, что бы Марина себя виноватой чувствовала.

Вот так, сидел он сидел, и однажды вдруг видит, промелькнула маленькая серая тень, и упал к нему на колени кленовый листок. А на нем написано «КАЖДЫЙ ИМЕЕТ ПРАВО СДЕЛАТЬ СВОЙ ВЫБОР». Задумался Принц. Ведь он сделал выбор за Марину, не дал ей шанса. Не честно это…. Надо бы сообщить ей, что случилось с ним, и пусть решает, что ей делать с парализованным мужем.

Только не пережить ему предательства. Любит он Марину, ни одной худой мысли о ней не хочет допустить. А что, если откажется от него, не захочет с калекой жить, как ему быть после этого? Сидит, думает, грустит, вдруг мимо снова серая тень промелькнула, волчица зубами щелкнула, а на колени к нему кленовый листок упал. «ДОВЕРЯЙ СВОИМ БЛИЗКИМ».

Понял все Принц. Затосковало его сердце по семье, да только как же ему к ним перебраться, ноги то не ходят. Тут и пришла на подмогу молодая медведица. Принесла в лапах кленовый листок с надписью «ПРИНИМАЙТЕ ЛЮБОВЬ», посадила к себе на спину, и понесла к жене, дочке и родителям.

Тяжело было перенести семье горе, но жизнь продолжается, делать нечего.

Стала Марина каждый день мужу в больные ноги бальзамы да эликсиры целебные втирать. А Русала вышила золотом носилки. На них красовались три кленовых листика. На одном была надпись «КАЖДЫЙ ИМЕЕТ ПРАВО СДЕЛАТЬ СВОЙ ВЫБОР», на втором «ДОВЕРЯЙ СВОИМ БЛИЗКИМ», а на третьем «ПРИНИМАЙТЕ ЛЮБОВЬ».

Так прошло три месяца. Однажды Марина почувствовала небольшое недомогание. И за секунду до того, как испугалась, поняла, что недомогание это радостное. И побежала она мужу хорошую новость сообщить. И вдруг увидела в саду старушку, укутанную в черную шаль.

– Знаю, красавица, что ты торопишься королю радостную новость донести. Но все же подожди минуту, выслушай меня.

– Конечно, бабушка, пойдемте в дом!

– Нет, ни к чему твоему мужу меня видеть. Не обрадуется он. А вот скажи-ка мне, что бы ты могла отдать за то, чтобы он выздоровел?

– Все что угодно! Его счастье мне дороже всего на свете!

Заблестела слеза на глазах у ведьмы. Достала она маленький золотой кувшинчик из кармана, и стряхнула в него слезинку.

– Дай своему королю вина из этого кувшинчика выпить. Прощай, будь счастлива, королева Марина, – сказала она, и исчезла.

Марина налила в кувшинчик вина, принесла Принцу, и сказала:

– Дорогой мой муж, Ваше Величество, прошу Вас, выпейте за радостную новость.

Еще не совсем понимая, что имеет в виду жена, он послушно выпил, и вдруг увидел в глазах королевы, какую новость она имела в виду. Сам не понимая, что делает, он вскочил на ноги, поднял ее на руки и закружил по саду.

А через 9 месяцев все королевство праздновало рождение наследника престола, зеленоглазого карапуза с крепкими ножками.

Приведение в Хелсилэнде

Прекрасный Мир, это не параллельный мир, и не перпендикулярный, и не сказочный. Это мир, существование которого зависит от нашего выбора. Если мы верим в него, он существует в нашей реальности, если нет… то это уже совсем другая сказка, сказка о затерянной стране, которую я когда-нибудь напишу. А сегодня родилась эта сказка, она о нас с тобой, и других людях, которые верят в реальность Прекрасного Мира.

Устройство его мудро и справедливо. Во главе Мира стоит Единый Король, добрый, любящий своих подданных и оделяющий их бесконечным благом. Правителем каждого государства он назначает одного из своих многочисленных детей. Вице-король является суверенным господином вверенного ему королевства, и, как бы его душой. Самого умного из своих приближенных он делает премьер-министром, это мозг государства. В подчинении у премьер-министра множество министров, каждый из которых отвечает за определенное ведомство. Есть министр по связям с народом, министр внешних сношений, министр торговли и обмена, министр энергетики.

Я хочу рассказать тебе историю, которая приключилась в одном из таких королевств с удивительно нежным названием Хелсилэнд.

Когда-то давно Хелсилэнд был небольшой областью на периферии большого и сильного государства Парентия. В Парентии правил добрый и мудрый вице-король, полный любви и внимания ко всем своим подданным. А вот премьер-министр там был молодой и не очень опытный. Он все ресурсы тратил на поддержание в стране безопасности и обеспечения всех жителей достаточным количеством питания. Поэтому часто происходил перерасход казны на эти нужды, и министерство энергетики оставалось без денег. Больше всего от этого страдала отдаленная область Хелсилэнд. То и дело жители области оказывались то без света, то без тепла. Когда население области выросло, Хелсилэнд отделился от Парентии, и зажил жизнью самостоятельного государства. Бывший наместник вице-короля, сам стал вице-королем, бывший министр внешних сношений получил повышение и занял пост премьер-министра. Были назначены министры, каждый из которых стал выполнять свою работу, и жизнь стала налаживаться. Премьер-министр Хелсилэнда не хотел повторять ошибок своего прежнего босса. Он занялся развитием дружественных отношений с соседними странами, и поручил министру внешних сношений и министру энергетики щедро отдавать соседям продукцию, производимую в их стране. Это были продукты питания, произведения искусства, свет, тепло. А еще особые драгоценные камни, которые существуют только в Прекрасном Мире. Они имеют чудесную кристаллическую структуру, переливаются разными цветами, обладают удивительными целебными свойствами. Они согревают в стужу и освежают в зной, защищают от ветра и от удара молнии, исцеляют от болезней и от тоски. И название у этих драгоценностей редкое – Любовь-камень. Вот только указания молодой премьер-министр своим подчиненным дал не четкие. Повелел щедро делиться с соседними государствами всеми ценностями, но забыл объяснить, что надо взамен у них принимать их дружеские дары.

Так и жили. Хелслэнд раздавал направо и на лево прекрасный хлеб, вкуснейшее мясо, жирное молоко, яркий свет, мягкое тепло, драгоценные Любовь-камни, а когда соседи привозили на границу ответные дары, то получали в ответ от солдафонов-пограничников «Принимать не велено». Как-то вице-король одного из дружеских государств написал правителю Хелслэнда письмо, в котором попросил принять подарки. Вице-король вызвал премьер-министра и потребовал отчета. Тот ответил, почтительно склонив голову:

– Ваше Высочество. Я рос в министерстве под началом премьер-министра Парентии. Из своего опыта работы с ним, я вынес урок «важно отдавать», а вот о важности принятия, я уроков не получал. Поэтому делаю вывод, что функция эта лишняя и не актуальная.

И ничего в политике государства не изменилось.

Понемногу изобильная казна Хелслэнда истощилась. Отдавать стало нечего, и премьер-министр затосковал. Он еще некоторое время выкручивался и изворачивался в попытках найти ресурсы для передачи дружеским странам, но делать это становилось все сложнее и сложнее. Вот тогда-то и приключилась та история, о которой я хочу рассказать.

Завелось в помещении казны приведение. Прозрачное, словно сделанное из чистого стекла, леденящее душу, прожорливое. Оно быстро расправилось со всеми жалкими остатками драгоценностей в казне, принялось разрушать стены. Иногда приведение выходило наружу, сжирало первое попавшееся сооружение, не брезговало и людьми, и животными, и быстро убиралось к себе.

Министр внешних сношений был вынужден сообщить соседним странам о беде. Все соседи очень любили щедрое королевство Хелсилэнд, и с удовольствием поднялись на его защиту. Они посылали туда армии солдат, караваны с лекарствами, провизией, целебными Любовь-Камнями, ядами и разрушающими лучами для уничтожения врага. Но все, что они посылали, включая оружие, было пожираемо приведением уже на подъезде к столице.

Стали поступать жалобы от жителей страны, министр общественного здоровья забеспокоился и послал докладную записку премьер-министру. Тот, не зная, что делать с незваным гостем, обратился за помощью к вице-королю.

Вице-король долго о чем-то беседовал со своим венценосным отцом, и после этого разговора повелел премьер-министру пригласить приведение на чай во дворец.

Собрались за столом вице-король, премьер-министр, главные министры и приведение.

– Здравствуйте, уважаемое. – Вежливо обратился к гостю вице-король, – откуда и зачем пожаловать изволили в наше королевство?

– Зван был, Ваше Высочество, – с уважительной покорностью ответило приведение.

– Кем зван?

– Да вот этим господином и был вызван, для помощи в управлении казной государственной, – указало прозрачное существо на премьер-министра.

– Как!!! Какой наглый поклеп! Я никогда не вызывал никого со стороны, и не нуждаюсь в помощи в управлении казной! – закричал тот.

– Как же не нуждаетесь? Вон, казна то пустенька, отдать то нечего, пополнения не предвидится. – С наглой усмешкой ответствовал гость.

Тут не выдержали министры.

– Да посмотрите на него, оно же над нами просто издевается – обиделся министр внешних сношений.

– Убить его! – разозлился министр юстиции.

– Нет, надо прежде предать его суду, и только по приговору суда применить меру пресечения – останавливал их справедливый главный прокурор.

– Что же нам теперь делать – растеряно промямлил министр внутренних дел.

– Я не вижу выхода – загрустил министр общественного здоровья.

– Он нарушил все наши планы – возмутился министр контроля и планирования.

– Нам не победить его, крах неизбежен – испугался министр внутренней безопасности.

– Даже помощь дружественных государств не принесла пользы – запаниковал министр обороны.

Приведение казалось, наслаждалось их эмоциями. Оно даже в размерах выросло. В зале стало совсем холодно от его присутствия. Только мягкая и добрая улыбка вице-короля и сияние Любовь-камней в его короне согревало окружающих.

– Раскажите-ка, любезное, как и когда Вы получили зов премьер-министра, – попросил он.

– Ну как же, вот сразу, как в казне показался между ценностями-драгоценностями каменный пол, испугался ваш премьер-министр и стал просить «Как бы мне сделать, что бы было тут хоть что-нибудь. Чтобы что-нибудь было в казне всегда». А меня так и зовут, Что-нибудь. Вот я и явился. Вижу, растерялся парень совсем. Все раздал, принимать не умеет. Ну, я помогал, чем мог…

Увидел вице-король, как покраснел премьер-министр, не хотел смущать его еще больше, и предложил холодному гостю:

– Не могли бы Вы подождать на улице, пока мы здесь посоветуемся?

Приведение вышло на крыльцо, но не в силах преодолеть любопытство повисло на крыше, уцепившись за нее ногами, и стало подглядывать в окошко.

А в зале вице-король говорил премьер-министру:

– Я давно вижу, что ты делаешь ошибку в своем управлении государством, мой дорогой друг. Но ты не приходил ко мне за советом, а твой личный почтовый курьер, почему-то перестал доставлять тебе мои письма. Я говорил с отцом, и он тоже указал мне на нашу ошибку. Нельзя без конца отдавать. Для здоровой экономики государства, необходим равноценный обмен. Посмотрите на карту, которую дал мне отец. Видите эти кучки, штабеля и цистерны вокруг наших границ? Это дары, привезенные нашими друзьями и соседями, и не принятые нами. Принося нам свои подарки раз за разом, и обнаруживая нашу не готовность к честному обмену, они со временем прекратили делиться с нашим государством. Привыкли, что мы любим отдавать, и ничего не принимаем. И вот результат. Наша страна истощена. В казне завелось Что-нибудь, мы расстроены, напуганы, обижены, разозлены, ощущаем несправедливость, паникуем. Даже солнце в нашей стране стало светить более тускло и скучно.

– О, Ваше Высочество, я так виноват, что же мне теперь делать? Как исправить свою вину? – загоревал премьер-министр.

– Ваше Высочество, прошу Вас, пожалейте его, не сердитесь, он так несчастен, – заголосила в его защиту жалостливая министр культуры.

– Да я и не думал сердиться, милый мой премьер-министр. Я люблю тебя. Мы все делаем ошибки и извлекаем из них уроки. Только Король-Отец не ошибается никогда. Подойди ко мне, я обниму тебя, вот тебе мой дар, – и вице-король надел на палец расстроенного премьер-министра перстень с огромным, прекрасно ограненным Любовь-камнем.

В глазах премьер-министра вспыхнул огонь озарения. Он выбежал на крыльцо и подставил перстень под солнечные лучи. Вдруг, солнце засветило так радостно, по-весеннему, что все согрелись и расслабленно заулыбались. Никто и не заметил, как плачет и уменьшается с каждой слезинкой висящее на окне прозрачное приведение. Или заметили, но приняли его за обычную сосульку? Приведение таяло, под окном собиралась лужица, в которой отражалось смешливое желтое солнышко. И казалось, что сама эта лужица улыбается и подмигивает окружающим людям. А к полудню солнце стало греть еще сильнее, лужица высохла, а на ее месте выросла красавица яблонька.

Ну, а народу Хелслэнда было недосуг. Все взрослые жители королевства разбирали скопившиеся за годы завалы подарков вдоль границ государства. Границы были открыты, пограничники получили новые указания. Сначала они читали правильные ответы посланникам по бумажке, но скоро выучили их наизусть, и даже научились достаточно искренне улыбаться, произнося их:

– Здравствуйте, большое вам спасибо за подарки, мы с радостью и благодарностью принимаем их, да будет ваша жизнь наполнена милостями Короля-Отца.

Казна снова наполнилась, министру внешних сношений было некогда скучать, он ежедневно подписывал тысячи указов об отгрузке в соседние и дальние государства света, тепла, подарков, Любовь-камней, и о приеме ответных даров.

А самым радостным событием оказалась находка Хелсилэндовских археологов, которые обнаружили останки затерявшегося в пути каравана с ценными подарками от вице-короля Парентии. Оказывается в те давние времена, когда Хелслэнд, еще был только областью Парентии, из столицы был отправлен караван с ценными подарками, но он заблудился, и со временем его занесло пылью веков и песками забвения. Теперь, когда он был найден, между Хелсилэндои и Парентией установились самые дружеские и теплые отношения.

Эрна

Деревню, запрятавшуюся в темном непроходимом лесу, трудно было найти. Хотя, собственно никто ее и не искал. Дурной славой отличалось это место. Жили здесь люди-волки. Оборотни. Никто уже не помнил, как превратилась в оборотней целая деревня. Днем они были люди как люди. Сеяли, пахали, пекли хлеб. А ночью вырастали у них острые клыки, да длинные когти, лица превращались в лохматые оскалы, и злоба нечеловечья захватывала в плен их души. Со временем, человеческая ипостась стала менее значимой, начала раздражать своей слабостью, неудобством хождения на двух ногах. Люди—волки стали завидовать зверям, что не приходится тем терять по несколько часов в сутки, на бесполезное существование в тонкой, незащищенной коже, со слабыми глазами и мелкими травоядными зубами.

И характер их стал меняться. Все озлобленнее и жестче становились они как в своей ночной жизни, так и днем. Перестали помогать друг другу, ходить в гости, собираться по вечерам на околице с неспешными разговорами. В деревне поселилась ненависть. Особенно доставалось одной девушке. Эрна была не такая как все. Днем отличалась какой-то странной мягкостью, глупой заботой, ночью перекидывалась не в серого злого зверя, как все, а в изящную волчицу серебристо—голубого окраса. Когда вся деревня рыскала по лесу, захлебываясь кровью жертв, она все сидела на опушке, тоскливо смотрела на луну и пела длинную, грустную волчью песню. За то и доставалось ей от соседей. Ненавидели ее и в человеческом виде и в волчьем. Гнали от себя, ругали, осмеивали, кусали…. Эрна тщетно пыталась всем угодить. Ухаживала за больными, приносила сладкие ягоды из леса, мастерила мягкие игрушки для малышей. Но чем больше делала она соседям хорошего, тем больше они обижали ее. Девушка не протестовала. Эрна знала, что она другая, не такая, как все, не правильная. И еще, у нее было одно отличие от всех оборотней, которое позорило ее и делало всеобщим посмешищем. Никто не помнил, с каких времен, носила она на шее серебряный ошейник. Что только не делала она, чтобы от него избавиться, да все оказалось безрезультатным. И самое обидное, что как в издевку, к ошейнику был приделан маленький золотой ключик. Изящный и бесполезный. Ключ не подходил к замку.

Однажды, убежав от преследователей глубоко в лес, она нашла там заброшенную башню. Там Эрна и поселилась. Нелюбимая родителями, гонимая соседями, она выбрала добровольное заточение.

Сначала никто не хватился девушки. Но со временем, агрессия стала требовать жертвы, и селяне вспомнили об Эрне. По ночам, они стали приходить к ее башне, кричать злые слова, кидать в окна дохлых крыс, рычать и угрожать. Особенно старалась одна молодая девушка-волк. Казалось, она ненавидит Эрну больше всех на свете, что само существование бедной девушки внушало ей злобное отвращение. Она без конца подначивала соседей на гадкие выходки против Эрны. Однажды, она даже подожгла вокруг башни хворост, и Эрна чуть не задохнулась в своем убежище. Самое удивительное было, что даже родители Злой Девушки не представляли, чем могла насолить ей отшельница. Похоже было, что они никогда в жизни не встречались. Ведь все свои вылазки Злая Девушка предпринимала вечером, когда Эрна уже скрывалась за плотными шторами, и гасила свечу.

На опушке непроходимого леса, как раз на границе, между территорией оборотней и людской деревней жила Добрая Волшебница. Много лет она сохраняла добрососедские отношения с обеими деревнями. Лечила человеческих детей от ангины лесным медом и травками, вытаскивала занозы волчатам, бинтовала раны маленьким оборотням. Однажды услышала она злобные крики в лесу, вышла из своего сказочного дома и поспешила на шум.

Вокруг старой башни собрались люди – волки. Они окончательно решили выманить Эрну из убежища и убить. В окно башни они кидали клочья горящих тряпок, а у двери ожидали с палками и ножами. Как всегда в первом ряду нападающих была Злая Девушка.

Волшебница подошла к оборотням и спросила их своим мелодичным, как лесные колокольчики голосом:

– Что здесь случилось, дорогие соседи?

– Мы хотим выгнать нахалку из ее логова! – закричали люди-волки.

– За что? Что вам сделала бедная девушка?

– Она чужая! Не такая, как мы! Она все делает не так! Не охотится, не ссорится с соседями. Даже ее шкура не нашего цвета! Она бесит нас своими дурацкими песнями. А главное – у нее ошейник! Это позор! Страшный позор всей стае! – лаяли оборотни. Громче и злее всех кричала девушка со злыми глазами, сверкающими из-под длинной челки и плотным шарфом на шее.

– Послушайте, я понимаю ваш гнев. Но посмотрите, всходит солнце, многие из вас уже приняли человеческий облик, скоро вы все станете людьми, и вам будет сложно возвращаться домой. Бегите, пока не поздно в деревню, а вечером, с новыми силами, в волчьем обличии, приходите сюда, и делайте то, что считаете правильным.

– Волшебница права, расправимся с ней ночью, – рыкнула Злая Девушка, и стая помчалась в чащу.

Добрая Волшебница потушила обрывки догорающей ветоши, и уже собралась войти в башню, как услышала тихое всхлипывание. Она обошла дом вокруг, и обнаружила сидящую под сосной маленькую девочку – оборотня, в давно не стиранном, порванном платье.

– Бедная малышка, тебя забыли? Не плачь, я отведу тебя домой.

– Мой дом здесь, – ответила кроха, и показала на неловко построенный шалаш.

– Почему же ты живешь здесь, совсем одна?

– Я не одна, я тут с мамой.

– А где мама?

Девочка с тоской посмотрела наверх, на окно башни.

– Мама там. Она никогда не выходит. Но я все равно буду с ней. Никогда не брошу ее.

И девочка-волк рассказала свою страшную историю.

– Я совсем не знаю, как выглядят мои родители. Я росла в доме у чужих людей. Они не любили меня, но кормили, и давали одежду. Когда я немного выросла, я спросила, где мои мама и папа. Мне ответили, что они ушли очень далеко, и я больше никогда их не увижу. «Они там вместе?», спросила я. Но моя воспитательница только покачала головой и ничего не ответила. Тогда я решила, что должна найти родителей. Сначала маму, а потом папу. Я шла долго долго, и пришла к этой башне. Я знаю, что там моя мама. Ведь это место очень далеко от моего дома, и я никогда не вижу ее. Так сказала тетя, у которой я жила. Теперь мне надо найти папу, но я не знаю, как это сделать, потому, что если я пойду в другое далеко, то снова потеряю маму….

Слезы капали из глаз Доброй Волшебницы. Она не знала, как сказать малышке, что в башне живет совсем другая девушка, которая не может быть ее мамой. И тут она осознала, что в башне как-то странно, безжизненно тихо. Из окна лился мягкий свет свечи, значит, Эрна еще не спала, но ни шороха, ни вздоха оттуда не раздавалось. Волшебница прижала палец к губам, и вошла в башню.

Она пришла как раз во время. Надышавшаяся дымом девушка, лежала на полу без сознания, полупрозрачная от слабости, и почти уже не дышала. Волшебница подхватила ее невесомое тело на руки и понесла наружу. Там ее ждала, с расширенными от ужаса глазами, девочка – волк.

– Волшебница, ведь моя мама не умрет? Что я скажу папе, когда найду его, если мамочки не станет?

– Не бойся, крошка, мы вылечим твою маму. Только нам нельзя больше здесь оставаться. Пойдем-ка ко мне домой.

Много недель проболела Эрна. Она лежала на постели в доме Волшебницы, не живая и не мертвая. Бледная, с закрытыми глазами, слабо дышала и, иногда, тихо стонала. Девочка-волк ухаживала за ней с ласковой дочерней преданностью. Днем она обтирала ее лицо влажной губкой, и вливала в приоткрытый рот целебный отвар. А ночью, она перекидывалась в волчонка, ложилась у кровати, и лизала руку Эрны. Не раз слезы наворачивались на глаза Доброй Волшебницы, при виде такой нежности.

Любовь исцеляет. Эрна начала приоткрывать глаза, садиться на кровати, пить, а потом есть и говорить. Когда она окончательно пришла в себя, и встала с постели, Волшебницу потрясло ее сходство со Злой Девушкой из деревни. Только глаза под длинной челкой, у Эрны были грустные и испуганные, как у раненого зверя, а у ее врага злые и колючие.

Так и стали Эрна, Волшебница, и девочка-волк жить втроем. Понемногу, Эрна стала привыкать к доброму и мягкому нраву своей спасительницы, к нежной ласке девочки, которая упорно звала ее мамой. Глаза ее приобрели выражение светлой задумчивости, утратили тусклый оттенок постоянного страха. Она помогала хозяйке в домашних делах, ходила с дочкой по грибы и ягоды, научилась добывать мед лесных пчел, и была вполне счастлива.

Волшебница больше не думала о ее сходстве со Злой Девушкой. Эрна пополнела, лицо ее приобрело выражения счастливого покоя, уверенности, как у человека, знающего, что он любим и не одинок. Она больше не носила странной длинной челки, скрывающей глаза. А глаза у нее оказались яркими, лучащимися, задорными, под высоким спокойным лбом.

Она почти престала перекидываться в волчицу. А когда это все-таки случалось, вернувшись в человеческое тело, обнаруживала, что серебристо—голубая шерсть не исчезла, как раньше, с первыми лучами солнца, а просто опала, как осенняя листва. Однажды, она собрала эту шерсть, и сваляла из нее симпатичного единорога. Ее маленькая девочка была в восторге, она не расставалась с игрушкой ни днем, ни ночью, обнимала и целовала его в мягкий нос.

Единственное, что напоминало ту Эрну, которая убежала жить в одинокую башню, это привычка надолго уходить в полном одиночестве глубоко в лес. Она бродила в чаще, собирала ягоды, плела венки и пела свои тихие, грустные песни. Однажды, гуляя по лесу, она почувствовала неприятный, раздражающий запах. Вскоре к запаху присоединилось шуршащее потрескивание веток, и Эрна поняла, что надвигается лесной пожар. В панике побежала она к дому Волшебницы, и увидела, что та уже собрала все необходимое, взяла девочку-волка и уходит из леса. Обернувшись к Эрне она сказала:

– Делай то, что должна, моя дорогая, мы будем ждать тебя за рекой.

Эрна знала, что Волшебница имела в виду. Она должна спасти свою стаю. Ни на минуту не усомнилась она, устремляясь к деревне оборотней. Не думала ни о прежних обидах, ни об опасности. Только одна мысль занимала ее – спасти жителей родной деревни.

Она стучалась в каждый дом, кричала, чтобы собирались на площади, чтобы брали с собой только самое необходимое. Когда вся деревня с тюками вещей и младенцами на плечах собралась, Эрна сказала:

– Огонь боится воды, уходим за реку.

И вот уже забыты вражда, и ссоры, и злоба. И слившись в одну душу, в одно тело, спасающееся от смертельной опасности, бежит стая к реке. Уже слышен был запах подпаленной шерсти, когда они достигли воды. Перешли реку вброд и повалились обессиленные, измученные страхом на траву.

– Дорогие мои, – сказала Эрна, поражаясь своей смелости, – я знаю, все вы устали, нуждаетесь в передышке, чтобы успокоиться и прийти в себя. Но ваши дети голодны и напуганы, скоро ночь, а у нас нет даже шалашей. Нужно приготовить еду, устроиться на ночлег.

И она, своим мягким, но довольно звучным голосом, начала направлять своих соплеменников. Старшие дети рвали траву для лежанок, Мужчины строили временные жилища, женщины успокаивали детей и готовили ужин. К вечеру все было готово. Люди-волки поужинали и легли спать, а Волшебница с Эрной отправились в соседнюю деревню договариваться о выкупе прибрежных земель для постройки новой деревни.

Эрна обнаружила совершенно удивительную осведомленность в самых разнообразных сферах жизни. Пока жила в одинокой башне, она прочитала огромное количество книг, и понемногу разбиралась во всем. В строительстве, в лечении, в устройстве общественных отношений. Понемногу люди привыкли советоваться с ней во всем и прислушиваться к ее мнению. Они выстроили для Эрны большой дом в центре деревни и попросили ее стать их правительницей.

Как-то само собой устроилось, что родители Злой Девушки поселились с ней вместе. Их дочь пропала еще задолго до пожара, они очень по ней горевали. Впервые увидев Эрну, они были потрясены ее сходством с дочерью. Постепенно привыкли к ней, отогрелись в лучах ее доброты, полюбили ее и ее дочь, бывшую девочку-волка, которая теперь носила чудное имя – Луна. Они с удовольствием занимались домашним хозяйством и возились с обретенной внучкой.

А Эрна увлеклась своим давним хобби. Она собирала по утрам в деревне клочья шерсти, которой стало удивительно много в последнее время, и ваяла из нее замечательные скульптуры. Дельфины, диковинные цветы и птицы заполнили ее оранжерею.

Люди—волки стали меняться. Многие совсем перестали превращаться в волков, а те, кто не хотел отказываться от приятного чувства силы и свободы, которое сопровождало превращение, перестали рыскать по ночам в поисках кровавых жертв. Стали водить лунные хороводы, петь красивые песни, заставляющие всех, кто их слышал, задуматься о вечном и мудром. Днем все были заняты обустройством новой жизни, строили магазины, больницу, школу, некогда было ссориться и злиться.

В один красивый весенний вечер в доме новой правительницы был праздничный ужин. Она создала невероятно красивую скульптуру серебристо-голубого волка, и все жители деревни пришли полюбоваться и отметить ее достижение.

В самый разгар праздника, к дому подошел чужак. Он ни в какую не соглашался войти внутрь.

– Я войду только, когда хозяйка сама выйдет ко мне на встречу.

Он написал что-то на клочке бумаги, и попросил одного из молодых парней передать Правительнице селения. Молодой человек подошел к Эрне, передал ей записку, и все увидели, как она зарделась, закрыла руками лицо, и, вскочив, убежала прочь. На пол упала бумажка. «Золото к золоту, серебро к серебру» – прочитали удивленные гости.

И тут в зал вошли, держась за руки счастливые Эрна и незнакомец. В руках каждый из них держал по ошейнику. Эрна – серебряный, открытый маленьким серебряным ключиком, прицепленным к золотому ошейнику незнакомца. Луна с прозрачными слезами счастья на глазах закричала:

– Это папа! Мой папа! Он вернулся!

Никто не посмел с ней спорить. Девочка мечтала об отце, как можно было ее разочаровать…

А Эрна с неожиданным гостем выглядели такими счастливыми и влюбленными, что растроганные друзья быстро поздравили их и разошлись по домам.

Через месяц в деревне снова был праздник. Все жители праздновали свадьбу Эрны и Эрика. Луна в пышном белом платье не отходила от молодых. Она боялась, что вновь обретенное счастье вдруг исчезнет, и ей придется снова разыскивать родителей в далеком далеко.

Прошло несколько месяцев. Деревня жила своей счастливой и занятой жизнью, Эрик с Эрной придумывали имя малышу, который нетерпеливо толкался в животе у будущей мамы, Луна деловито планировала свое будущее в роли старшей сестры. Однажды Эрик получил письмо. Писали его родители.

«Дорогой сын! Много лет мы не видели тебя, многое успели передумать и понять за это время. Много воды утекло, и многое изменилось. Наша деревня перенесла разрушение от наводнения, пришедшего с Большого Моря. Сейчас все уже позади, деревня отстроена заново. Общая беда и общая работа сплотили людей, они стали по-другому относится друг к другу. В деревне снова, как в дни наших дедов, зазвучали песни и шутки. Дорогой сын, мы знаем, что ты ушел из нашего дома, потому, что не хотел жить среди злобы и ненависти. Но теперь все изменилось. Приезжай, пожалуйста. Мы любим тебя и скучаем».

Молодая семья собралась в дорогу. Встретили их с большой радостью. Луну задарили новыми платьями, игрушками и сладостями. Эрна, смущаясь, приняла в подарок голубую колыбельку обшитую шелком и золотом.

А вечером они с Эриком, разбирая его детские тетради, нашли старый детский дневник.

«Несколько месяцев назад, я почувствовал, что все больше и больше теряю свою человеческую душу. Злоба и ненависть начинают переполнять ее. Чтобы в волчьем обличии не забывать, что я человек, я надел себе на шею золотой ошейник. Сегодня произошло, что-то непонятное. Проснувшись утром, я увидел на своем ошейнике ключ. Самое удивительное, что ключ серебряный, и к моему ошейнику не подходит…. Наверно, где то живет друг, в серебряном ошейнике с золотым ключом. Где ты, далекий неведомый друг? Встретимся ли мы когда-нибудь»

Эрик закончил читать, поднял глаза и увидел в затуманенном слезами взгляде любимой воспоминание о ее собственном детстве….

Сон – Возрождение

Утро наступает неожиданно, против всех законов природы. Какое странное утро… Воздух как родниковая вода. Солнечный свет слишком прозрачен, а у тишины слишком знакомая мелодия. Какое странное дежа-вю… Я где-то видела все это, но этого со мной никогда не случалось. Ну, хорошо, если утро случилось, его надо жить. Какое-то удивительно мягкое белье, жаль покидать постель, но утро манит, как запрещенное лакомство. Цветы на столе, беспорядочно собранный, такой далекий от эстетичной упорядоченности, такой не восточный букет, будто надерганный наспех. Где я? Какая дикость, какая лишенная всякой логики фантасмагория, проснуться утором вне своей жизни. Окно открыто, за ним ветер, а вот и цветы, они собраны прямо здесь – у дома. Луг кажется бесконечным. Это удивительный мир. Я здесь одна, но я не чувствую себя одинокой. Кажется это МОЙ мир. Я его хозяйка, единственная и полновластная. Я не знаю еще, населен ли он подобными мне, но не тороплюсь узнать. Я нашла свой Мир, и пока эта находка занимает все мое сознание. Я нашла его и все, чего я хочу сейчас, это исследовать его, как первооткрыватель исследует Новую Землю. Да, все должно быть обосновано-упорядочено….Или это знание Не Моего Мира? Во всяком случае, я хочу начать с имени. Это мой мир, мы сейчас только вдвоем, и имя необходимо мне. Я смогу обращаться к Своему Миру, задавать ему вопросы, рассуждать и получать ответы, но для этого нужно имя. Истинное Имя. В голову лезут странные малознакомые, хотя и затертые языком до оскомины имена – Счастье, Радость, Успех, Знание. Я углубляюсь в лес. Странный лес, он так неожиданно появился на краю луга, еще пару шагов назад, обещающего не кончаться никогда. Лес действительно странный, по законам Не Моего Мира не могут быть в одном и том же лесу, в одно и тоже время подснежники и белые грибы под опавшей серо-коричневой листвой. Но в лесу Моего Мира ….. Стоп, Здесь в лесу имя так явно, что удивление вызывает моя глухота, это Я-МИР, он представился этим именем еще на опушке, но я была занята самокопанием… Я выкапывала сомнительно ценный клад – Знания Не Моего Мира И Опыт Прожитых В Нем Лет. Занимательно оказаться в роли Робинзона Крузо, без опыта, знаний и инструментов не на неведомом необитаемом острове, а в Своем Собственном Внутреннем Мире. Впрочем, слова «внутренний мир» тоже часть Прошлого Знания, и здесь вряд ли будут мне полезны. Ведь здесь и сейчас мир этот вполне внешний, ощутимо окружающий меня, пахнущий, дышащий, осязаемый. И впервые за многое время мне не хочется лежать бесцельно в кровати, посвящая себя разрабатыванию творческого плана под кодовым названием Как Не Жить Этой Жизнью, а вовсе даже наоборот, тянет идти, углубляясь в этот лес, рассматривая и изучая каждую травинку, каждую тропинку, читать этот мир как Книгу В Которой Есть Все Ответы.

Если внимательно присмотреться, то преобладает в лесу все-таки осень. Хотя там и тут видна светло зеленая весенняя трава, подснежники и даже – как в детстве, символом надежды на право начать все сначала – проталины – лысинки черной, теплой земли, окруженные как остатками седых волос грязным снегом. Но все-таки желтого, коричневого, устало – осеннего леса больше. Это уже не золотая осень, но еще и не слякотный октябрь. Это Осень, та самая, несущая покой. Почему именно осень, я никогда не выделяла ее как особенно любимое время года… Осень – что это? Время перед зимой или конец лета? Впрочем, я никогда не восхищалась идейностью лета. Наверно я еще слишком молода, для того, чтобы радоваться зрелости. Но уже достаточно устала, чтобы приветствовать осень – предвестник зимы – покоя – затишья. Зимой не надо оправдывать ничегонеделание, ведь зима – тут уж не попашешь. Зимой можно часами сидеть у камина, глядя в огонь, думая о Вечном и Великом, не испытывая мерзенького зуда вины «надо же что то делать». А почему? Кто сказал, что обязательно надо делать. Делать, без желания, без трепета влюбленности в процесс делания, без этого восхитительного чувства «делаю Это потому, что не могу не делать» – разве это не тоже самое что разрушать? А «не делать», то есть не производить материальных объектов или движений, но создавать образы, вырабатывать энергию мысли, тепло чувства – разве это не равно Созиданию? Я знаю, что ответы написаны в этой книге – книге с чудным и претендующим названием Я-МИР, и за зиму я успею прочесть ее.

Лес раздвинулся с уважением, кажется, что даже ветви стали ниже, как если бы деревья совсем немного, без лишнего подобострастия поклонились, не смея посмотреть прямо в глаза Ее Величеству – Реке. Впрочем, это и не река даже, а скорее ручей, но ручей царский, широкий, бурный, не журчащий нет, поющий, мастерски вплетающий свою партию в общую мелодию жизни. Кажется, есть что-то невообразимо важное в словах этой песни, но я пока не в состоянии понять их. Я прислушиваюсь, и в голове звучат строчки явно не мои, но и не читанные никогда прежде. Ручей ли напел мне их, или одиночество нашептало? Я не спорю и не отмахиваюсь, я гость в этом чужом мне моем мире не мне менять его привычек.

Странный мир незнакомого тихого цвета Желтых звуков и чьих-то диковинных слов Может быть осень предвестницей лета, А реальность – лишь миром несбывшихся снов. Странный мир замер в жесте привета, И иллюзия выбора словно мираж. И приказ стать собою – в форме совета, И инструкция с виду всего лишь пейзаж.

Мне необъяснимо, несказанно хорошо здесь в лесу. Тот самый гаденький зуд действия, который вечно нес меня мимо жизни и сейчас пытается высказаться «идем», мол «дальше, там еще много неизведанного», но рядом с песней воды под аккомпанемент леса голосок его слышится писком. Я не хочу уходить отсюда. Остаюсь. Кажется, еще о многом мне расскажет этот ручей, мудрый как старый Учитель и резвый как счастливая девчонка.

Мне 9 лет, я сижу у такого же ручья, в алее, со смешным названием «подсадок», алее из Детства. Мне хорошо, одиночество и удовольствие неразделимы. Я королева ручья и травы. Они принадлежат мне, и я ими владею. Еще моим, неотделимо и неотнимаемо, является мой конь, мой лучший друг – велосипед. Уезжая далеко от дома, к ручью, траве, одиночеству я достигаю высшей степени мудрости – счастья. Разве производила я тогда какие либо действия / объекты? Но разве это делало меня хуже? Может, именно это время, было моей личной зимой – зрелостью? А что произошло позже – я впала в детство? Постарела? Когда, в какой момент я разучилась «не делать» созидательно и «делать» без разрушения?

Когда разрушение стало моей нелюбимой, обрыдлой, но привычной работой? В мелодии ручья я слышу шум ветвей. Это Сад Моей Юности. Всплывает картинка – я в саду, очень занята – я НЕНАВИЖУ. Это не легкая наука – ненависть, но там, в саду мне кажется, что без нее я не смогу стать взрослой. Я ненавижу, и не прощаю себе этой ненависти. Не тогда ли родилась Девочка, Которой Важно Быть Хорошей? Не тогда ли началась в моей жизни Эра разрушения?

Может быть осень предвестницей лета, А реальность – лишь миром несбывшихся снов…

Я когда-то не жила в мире общепринятой реальности. Тогда, давно, до Эры повального невезения, я жила в мире, который ощущала как единственно реальный. В нем люди любили и радовались мне, в нем я никогда не чувствовала одиночества и отверженности. В этом мире я была – Я. Мне было интересно с Собой, мне не было с Собой скучно. Там жили великодушные друзья, смелые принцы, благородные хулиганы. Там со мной был все_понимающий и реально_существующий отец. Мой мир представлялся мне таким совершенным, что в нем просто не могло быть никаких недостатков, он был предельно функциональным, он не впускал в себя ничего не приносящего мне радость. Там со мной был отец. Там мама понимала меня. И еще у меня там был близкий друг. Близкий, до неразлучности, до идентичности, до приступов многочасового молчания.

Этот мир был живым, полноценным существом, и, когда я ушла из него, он затосковал и умер. Куда деваются умершие миры? Уходят в сны, мечты, или остаются внутри нас и мстят нам за свою смерть. Мстят нереализованностью, неудовлетворенностью, неполноценностью. А может они не умирают, а просто уходят и ждут, ждут, не надеясь особенно, нашего возвращения? Боже!!!! Вот оно.… Вот откуда это ощущение… Какое странное дежа-вю… Я где-то видела все это, но этого со мной никогда не случалось.

Второй шанс. Это всегда неожиданное чудо. Право на пересдачу неудачного экзамена. Право на вторую попытку. Уже не на пятерку, теперь с подсказкой, но все еще возможность выразить себя.

Я, взрослая, разочарованная в знаниях Не Моего Мира, разбитая собственными попытками разрушить свою жизнь, как разрушают неудачную пробу, сохранившая единственный талисман из Того Самого Настоящего Мира – веру в то, что Тот, кто создал меня, не мог не создать Мой Мир, Мир для меня, Мир идеально мне подходящий, я вернулась домой. Ребенком не знала, взрослой забыла, не искала, по причине незнакомства с объектом поиска, я возвращена, как нерадивый ученик, которого учитель подталкивает в плечо на пороге класса, возвращена в единственно подходящий для меня мир, единственно истинно реальный, мир, где я – Я. Мир с чудным и претендующим названием Я-МИР.

Ручей продолжает рассказ, но мне уже не достаточно слышать, для полного понимания – соединения со звуком, я должна осязать его, кожей и мышцами впитывая информацию. Вот она – прозрачная правда зазеркалья. Опускаю руку в морозную плазму воды, и кисть начинает свою, отдельную от меня жизнь. Жизнь ощущений, физического существования, реального наличия здесь и сейчас. Она, не дожидаясь моей готовности, объявила себя наличествующей. Вода стала моими глазами. До сих пор я -вся была во вне. Я видела и осознавала наличие в реальности деревьев и травы, но где же была я? Мои руки, лицо, ногти – были ли они реальны, или словно во сне, я скорее догадывалась об их существовании, чем ощущала их действительность. И вот теперь не зрением глаз и не знанием памяти, а ощущениями воды я вижу свою руку, реальную, физически действительно существующую. Я – невидимка, забывший давным-давно, как выглядит его тело, опустивший руку в краску, обнаруживаю вдруг форму, цвет, консистенцию собственной плоти. Я – наркоман, получивший первые капли зелья, не могу уже остановиться, не обнаруживая еще и еще доказательства собственной реальности. Я – мудрец, осознающий, что получение счастья во всей его полноте – суть несчастье, так как истина счастья в устремлении пути. О нет, я не бросаюсь в поток всем телом, я хочу искать его постепенно, шаг за шагом, сантиметр за сантиметром, удивляясь и радуясь каждой находке, как золотоискатель, просеивая день за днем месяцы и годы в поисках Того Самого Дня. Погружаю в воду вторую руку, мудр, Создавший меня! Отсчитав половину отпущенного мне Знанием Не Моего Мира века, я не задумывалась ни на минуту (что значит минута в сравнении даже с тем, жалким, веком) о том что парность, не есть не предусмотрительность рачительного хозяина. Две руки не две, а одна и одна. Ни как не соединенные между собой, там, в зазеркалье, каждая живет своей жизнью, имеет свой характер, свое великое предназначение, и свое право выбора. Они похожи, но в то же время достаточно различны, чтобы возник интерес одной к другой, тропность, притяжение, объяснимое разве что разнополостью. Эта подводная игра двух рук, лишенных объединяющего тела, самый красивый из существующих брачный танец – танец полного доверия, полного понимания, танец счастья – счастья устремления.

Волнение, охватившее меня, волнение исследователя за минуту до Великого Открытия, волнение Женщины, почувствовавшей Его присутствие за секунду до первого взгляда. Я вхожу в ручей, и получаю новый подарок бытия. Ноги! Одна и одна, так же как руки, две самостоятельные жизни. Какая разная судьба, какие разные миссии.

Одна – революционер, пионер-первопроходец, непоседа, везде сующая свой нос, первое движение – стремление – посыл ее предназначение. Но истинный смысл ее устремлению придает вторая – приносящая вслед за нею все тело на вновь обретенный участок вселенной. Они как два канала соединяющие изученное с неизведанным. Обретя ощущения, я обнаружила, что у каменистого дна есть не только зрительная реальность, холод и звук, есть и острые края камней и ласковая мягкость песка и шершавость струящейся воды. А что там, в надзеркалье, куда уходят, поднимаясь над гладью ноги-каналы? Захожу глубже и пугаюсь. Когда то я знала…. Нет, верила, да скорее верила, чем знала. И вера эта ничего не давала моему восприятию себя, но теперь холодными глазами воды, хрипотцой подмешанной в знакомый голос ручья, ледяной ртутью, не оставляющей никакого сомнения в реальности, ощутимости, физичности тела, я знаю, и знание это пугает. Нет места недоверию, нет возможности избежать этого знания, оно получено, неопровержимо, беспощадно. Ни с чем нельзя перепутать это дрожащее, вибрирующее томление в той самой, узловой точке, точке объединяющей устремление и воссоединение, отделение и цельность, поиск и понимание. В совокупности с неожиданным мягко-пуховым теплом низа живота, зазвучавшим тихой сопрановой ноткой в общем хоре, это новое открытие не оставляет мне права на побег, на не принятие истины. А истина в том, что я Женщина. Я и прежде, в Не Моем Мире носила женское имя и облекала не существующее, а подразумеваемое тело в женские одежды. Я была признана достаточно высококачественным существом женского пола. И только теперь, ртутная тяжесть воды дала в полной мере ощутить значение этого знания – я Женщина. Совершенное Создание, растерявшее на длительных привалах свое Совершенство, утратившее саму память о нем, настолько прочно и надежно забывшее, до крайней степени потери – потери физической. И звуки сопрано, звучащие все настойчивее, нет, не просят, не предлагают – приказывают ощутить себя Совершенным Сосудом – сосудом для принятия, сохранения и творения.

Зароненное в мягкую, теплую землю Семя ждет, обращаясь к Создателю в крик – Я молю, возжелай моего сотворенья! Ожидая ответа, умолкает на миг И Великий, создавший и небо и сушу, Отвечает на крик, как всегда отвечал. Всякий раз, когда, крикнув, готов ты был слушать, – Время, почву и душу я тебе уже дал.

Поглощенная незнакомым, пугающим знанием, я не заметила, что, словно завороженная, не ведая, что творю, я зашла глубже в воду. О да, предназначение новое, дополняющее Совершенство до полного Совершенства – не принимать, хранить и творить, а принимать, хранить, творить и давать – вот в чем моя миссия. Грудь – канал отдачи, канал, который никогда не позволит мне перестать испытывать счастье принятия, так как вечно уравновешивает его потоком отдавания – вскармливания.

Совершенство, устремляясь к полному совершенству, перестает звучать в аккорде «хорошо» и вливается новым, чистым звуком в аккорд «хорошо очень». Перестает быть совершенством видимо – слышимо – ощутимо – существующим и становится Совершенно функциональным. Руки, ноги, женственность, опираясь на надежного и преданного партнера – спину, друга, который не подведет, возьмет на себя вся тяжесть земного притяжения, первым подломится под непосильной ношей, сохранив – пощадив сотоварищи, сливаются воедино – в единый Совершенно функциональный механизм, индивидуальный, присущий только этому миру, автономный и по своему духовный.

Потрясенная, ошарашенная новым знакомством я ощупываю звук, издаваемый моим вновь приобретенным телом, вижу его ощущения, осязаю его целостность. Желание дышать становится безабстрактным, физическим, понятным и непреодолимым. Я хочу петь и кричать, сливаясь с арией, звучащего леса. Хочу двигаться, пойти – полететь, найти новые ощущения. Трогать кору деревьев, выучить ее гладкость, вспомнить ее тепло, гладить траву, коснуться огня. Соединиться с ветром. Найти себе подобных и ощутить – увидеть – услышать в них свою женственность. Соединить свое найденное тело с мужским телом и получить еще одну находку – Себя Воссоедененную. Испытать счастье соавторского творения – населить мой Я-МИР близкими, подобными мне, и в разной степени мной же созданными Совершенствами.

Солнце садится, огонь заката возвращает мне, утерянную было, рассудительность. Пора возвращаться в дом. После странной этой прогулки я уже в полной мере осознаю, что это Мой Дом. Я его хозяйка, я владею им. И он действительно существует, и никуда, слышишь ли ты, никуда не денется из моего Настоящего мира.

Материнская любовь

Что бы вы сказали, услышав от вполне благополучной на вид женщины фразу: «Помогите мне, я не люблю своего сына!»?

Лена нелегко шла к этой консультации. 16 лет она мучилась и мучила сына, пока не призналась себе в этой страшной тайне. И растерялась… 16 лет она растила Гошку, заботилась о нем, воспитывала, плакала из его постоянного не послушания, ругала. И вот, осознала… Не люблю. Рада, когда он уходит с друзьями из дома, вздыхаю с облегчением, когда уезжает на выходные.

– Гошка с рождения был проблемным ребенком, – рассказывает мне Лена, – тяжелая беременность, полная страданий и осложнений, тяжелые осложненные роды. Родился слабым, с недоразвитыми легкими, несколько дней не брал грудь, когда, наконец, взял, молока уже не было. После родов я тяжело болела. Год почти не вставала с кровати, сейчас я понимаю, что это была послеродовая депрессия… А тогда, просто не было сил встать. Малышом занималась старшая дочка. В полугодовалом возрасте заболел самым банальным гриппом, высокая температура, судороги, остановка дыхания, реанимация. Жизнь разделилась на «до» и «после»… После была страшная аллергия на все виды пищи, астма, бессонные ночи, бесконечный страх. Я не знаю где и когда я допустила роковую ошибку… Когда стала ему плохой матерью. Ведь со старшей дочерью у нас близкие и нежные отношения. Уже с 4-х лет он стал изводить меня. В любом детском учреждении он выбирал для дружбы самых оторванных детей, меня без конца вызывали в садик, а потом в школу. Отказ выполнять задания, драки, воровство, хамство, по отношению к учителям. Все мои попытки воспитывать его упирались в его суперобаятельные глаза: «Мамуленька, я больше не буду, я люблю тебя, я все понимаю», и все начиналось снова. Он не останавливался не перед чем, моя тяжелая болезнь, слезы, просьбы, наказания, ничего не действовало. К 6-му классу его выгнали из всех окрестных школ. Когда подрос, стал воровать дома. Иногда последние деньги. И видя меня, бьющуюся в истерике от ужаса, что это МОЙ СЫН так со мной поступает, он клялся: «Мама, я найду того, кто украл! Я его убью, мама, но верну деньги». Мне казалось, он посвятил свою жизнь тому, чтобы отомстить мне за что то, о чем я не догадываюсь. Я много думала, пыталась понять, найти выход, и вот страшный вывод, к которому пришла. Я не люблю его. Я не могу жить дальше с этим кошмаром в душе, спасите меня!

Лена очень не здоровый человек, сложно разобраться в этом клубке психосоматики, поэтому я решаю применить RecLife in Touch. На кушетке, во время сеанса, выясняется явная связь между физическим ощущением болезненной, холодной пустоты в груди при мысли о сыне, с подобным же ощущением, возникшим в момент первой остановки дыхания у Гоши в полугодовалом возрасте. Дальнейший анализ обнаруживает, что сходные ощущения возникали каждый раз, когда Гоша плохо себя вел, и сопровождались мыслями о своей вине и ощущением безысходности. Тело Лены на эти воспоминания реагирует спазмом в межлопаточной области и появлением энергетического провала в области крестца.

На фоне расслабляющего массажа реактивных зон и энергетической коррекции, я возвращаю Лену в травматическое воспоминание, прошу не блокировать свои эмоции, обещаю поддержку и помощь. Она начинает описывать свои чувства. Слезы льются потоком, трудно понять сбивчивую речь. И вот, наконец, я слышу фразу, ради которой начала нелегкий сеанс.

– Я не переживу его смерти, не переживу, мое сердце разорвется, лучше бы я не хотела так сильно родить этого ребенка, лучше бы мне не любить его, что бы не умереть от горя, когда у меня заберут его…

Плачет Лена, плачу я… Я за много лет работы так и не научилась, не ощущать боль своих пациентов. И, как обычно, этот мой непрофессионализм помогает мне в диагнозе. Становится явной причина тяжелого заболевания сердца у 40 летней женщины.

Я осторожно возвращаю пациентку в «здесь и сейчас»

– Леночка, милая, ты заблокировала поток Любви к сыну… из за чрезмерной к нему любви! Ты прекрасная Мать, своей Любовью, ты вытащила его тогда, но ты сама не справилась со своей болью и страхом. А он, ребенок, всю свою жизнь пытался пробить этот блок и добыть, хотя бы силой, Мамину Любовь. Девочка моя, Гоша жив, здоров, все позади. Он крепкий парень, а астма пройдет, когда ты обнимешь его с любовью. Пусти свою Любовь на волю. Возьми на руки маленького Гошку, прижми его к телу, все в порядке, он жив, он с тобой. Вот он идет в первый класс, маленький, с огромным букетом… какие цветы у него были? Ты можешь, можешь вспомнить, ну постарайся!!! Гладиолусы? Да, действительно уморительная и трогательная картина. Маленький, ушастый Гошка с огромным букетом гладиолусов. Первая сигарета? Обними его, скажи, что тебе нравится, что он уже взрослый, наполни его легкие любовью. Я не знаю, бросит ли он курить от этого, но вы оба станете счастливее. Расскажи ему, как ты его любишь.

И снова поток слез, и поток слов. Но в этот раз тело расслабленно, аура выровнялась, светится нежнозеленым цветом, пульсирует сердечная чакра.

Через два месяца Лена с Гошей приходят на прием вместе. Она помолодевшая, с радостными глазами, он смотрит на маму с любовью и восхищением. Гоша учится в вечерней школе, догоняет школьную программу, увлекся танцами и психологией. Лена не принимает лекарства, сердечных приступов больше не было.

– Мы не можем наговориться, Боже правый… сколько же мы упустили

– Я никогда не думал, что можно так дружить с мамой!!!

Happy End? Нам с Леной еще предстоит большая работа. Нужно найти причину, которая запустила именно такую реакцию на болезнь сына, нужно найти и снять множество эмоциональных блоков, возникших вокруг болезненной ситуации, нужно научится управлять свободным продвижением энергии между этажами личности, направлять поток Любви с Уровня Духовности на Ментальный уровень. Дорогу осилит идущий. Первый, самый сложный и самый важный шаг сделан.

Он и Она

Они больше чем пара, эти двое, больше чем семья… Они звездные брат с сестрой. Они – то самое единое, разделенное пополам. Раздел прошел не логично. Рассек пополам душу, музыку – пополам, стихи – пополам, чувства – пополам. Она руками взмахнет, его ноги взлетают в танце, он струны тронет, ее горло взрывает песней. Ей больно, он кричит, он счастлив, она слагает молитву-восторг.

Когда– то давно их душа была единым целым. Была то Душа древняя, многое знающая, многое в себе несущая. Душа полная Великой Любви. Древняя, мудрая, щедрая, но бесконечно одинокая Душа. Взмолилась она к Создателю:

– Отец! Мое древнее знание бесполезно, моя Любовь бесплодна, мои стихи умирают, так и не достигнув листа, моя музыка сгорает, не коснувшись струн. Отец, некому впитать в себя мое тепло, некому унять мою дрожь. Я многое могу дать Миру, но я бессильна. Я Одинокая Душа…

Но не было у Творца пары для Одинокой Души. Не было никого, кто смог принять СТОЛЬКО Любви, сколько она хотела дать, ТАКИХ стихов, которые она хотела посвятить любимому, ТАКОЙ музыки, которой она желала воспеть свое чувство к избраннику. И тогда он рассек ее пополам. И послал в два тела. Половинка досталась Ей, а вторая Ему.

Так пришли в Мир двое ищущих. Он стал музыкантом, но не было никого, кто бы понял его музыку. Он ни за что не хотел разменивать свой талант на популярные мелодии… и перестал играть. Половина таланта, доставшаяся ему, половина Божественной искры, не дремала, и он стал гениальным Мастером. Чем бы Мастер ни занимался, все давалась ему с артистичной простотой. А музыка… Музыка звучала в душе… все тише и реже.

Она писала. Стихи и рассказы, песни в прозе и сказки. Но не нашлось никого, кто бы услышал скрытую в написанных словах Любовь, и она стала Целительницей. Она исцеляла так же талантливо, как писала, ее половина Искры, поддерживала ее и в целительстве. Но слова навсегда остались ее истинной любовью. Они рвались наружу и складывались в грустные стихи

Закрыть глаза под звуки джаза, И умереть. Лик Божий темнотой измазан, Не разглядеть. Пусть джаз звучит, мой ритм последний, Последний стон. Плыви за ним и хватит бредить, Смерть словно сон Когда все кончено, уже не страшно Вперед смотреть. Что будет здесь, уже не важно, Есть только смерть. Под звуки джаза мне так спокойно С земли уйти. В холодный день и в вечер знойный Конец пути.

Они искали друг друга везде. Чтобы сделать поиск осознанным, Творец поселил их в разных концах света. Он искал ее на юге. Видел ее глаза на лице каждой девушки. И однажды ему показалось, что нашел. Она была чудной, красивой, мудрой, душевной… но оказалась совсем чужой. И тогда он поехал искать еще дальше на юг, и там тоже, казалось, нашел. Та женщина была танцовщицей, и он мечтал, как, услышав его музыку, она воплотит ее в танце.… Но она не умела танцевать в небе…, а на земле его музыку было не станцевать…

Она искала его на севере. Желание любить, писать, отдавать тепло было в ней так велико, что ее поиск превратился в бесконечную гонку. Ветер хлестал ее по лицу, слезы застилали глаза, она с трудом могла увидеть лицо напротив, и, ошибалась раз за разом. Она дарила им свои стихи, и находила их в мусорных баках… вместе с любовью и крыльями.

Когда они встретились, они не смогли поверить, что нашли друг друга. Ей все время казалось, что все вот-вот кончится

Благодарю судьбу за нашу встречу, Ищу слова, и не могу найти. Вино, хрусталь, серебряные свечи, Судьбы единой многие пути. Костры пылают старое сжигая, Волна приносит новые мечты. Я от тебя со страхом убегаю, Боясь любви, бегу туда, где ты. От страха потерять, тебя гоню я, Боясь утратить, от тебя бегу. Стараюсь оттолкнуть и паникую, Вдруг потеряю, не уберегу.

Он несмело касался клавиш, и не верил, что музыка взлетает, увлекая за собою в заоблачное ее душу.

Как было бы легко слиться, наконец, воедино и зазвучать. Ее стихами и его музыкой, ее словами и его нотами, ее любовью и его преданностью. Но боль одиночества не отпускала. Привычка ошибаться не прощала. Многие мужские руки оставили на ее душе отпечатки, которые не давали его музыке проникнуть в сердце. Многие женские губы, замутнили прозрачность его души, и она стала непроницаемой для ее слов.

И стали слова выливаться гневными речами. И стала его музыка звучать обиженным молчанием.

Он оставался Мастером. Но перестал быть музыкантом. Она стала великой Целительницей, но престала писать.

Первым эту раздирающую боль в сердце почувствовал он. Но ни он, ни она не поняли, о чем болит сердце…

Женская душа нежнее, тоньше, чувствительнее. Когда Боль пришла к ней, она, не зря Целительница, заговорила с этой болью.

– О чем ты болишь, Сердце мое, зачем душишь меня, что хочешь понять?

И Боль ответила:

– Сердце разрывается от невысказанных слов, но эти слова не могут излиться без его музыки. Каждое твое слово – это песня, и ты сможешь освободиться от слов, только когда он напишет для них музыку.

В это время, что-то случилось с ним. Его душа, вдруг застонала, и стон этот вылился в напев. Он вскочил и побежал за гитарой. В комнате сидела она и лихорадочно строчила. Ей было важно записать свой разговор с сердцем, чтобы потом, перечитывая, передумывая, осознать. Он схватил гитару и начал играть, прямо в комнате, почему-то не задумываясь о том, что может помешать ей, может быть изгнан. Он начал играть тот напев, что стонал в душе. Он играл, она писала и плакала, плакала и писала.

Наутро, она не сказала ему привычное доброе утро, она просто глубоко вздохнула, и его легкие наполнились свежим утренним воздухом. Он улыбнулся раннему солнцу, и ее губы растянулись в гримасе счастья. Он тронул клавиши, и она запела…

Повелитель монстров

Добрая Волшебница отдыхала после тяжелого похода. Как обычно, она спасала кого-то от беды, как обычно, спасла, и, вернувшись домой, отдыхала, лежа на диване с книжкой волшебных сказок. Она уже подумывала, не положить ли ей книжку на тумбочку, и не уснуть ли прямо здесь, на диване, как раздался тихий стук. Так волшебный компьютер извещал о прибытии срочной почты. Волшебница с неохотой поднялась с дивана, посмотрела на экран, и страшно удивилась. Прямо из компьютерного экрана на стол спрыгивали престранные существа. Были они все разного размера, от маленькой кракозябры, размером с мышь, до огромного, занимающего половину спальни монстра. Они могли бы быть страшными, если бы не растерянное выражение лиц, и умоляющие взгляды.

– Эй, стоп! Вы кто такие, и откуда на меня посыпались? – закричала Волшебница.

– Мы пришли к тебе искать спасения!!! – на разные голоса закричали страшилки: монстры, кракозябры и шуршуны.

Еле еле удалось Волшебнице их успокоить, рассадить по креслам, диванам, стульям, самые большие уселись прямо на пол, а мелочевка расположилась на столе. И поведали они Доброй Волшебнице свою грустную историю.

Жили-были в прекрасной стране Чудляндии волшебные существа. Мирно уживались, под властью мудрого короля, тролли с эльфами, орки с гномами, монстры с драконами. Кракозябры были всеобщими любимцами, их специально прикармливали, чтобы они селились поближе к домам. Шуршуны работали там домовыми – хранителями дома. Все жители чудесной страны выглядели по-разному. Например, монстры были огромными, черными, с колючками вместо шерсти и большими зубами. Их работой была охрана границ. Ведь враги не могли знать, что внешне устрашающие монстры, на самом деле очень добрые и чувствительные, обожают карамельки и фильмы про любовь. Кракозябры существовали просто, чтобы приносить радость, они были похожи на больших червяков с длинными щупальцами и красиво переливались всеми цветами радуги. Шуршуны были мохнатые, приземистые, длиннорукие, жили за печкой и охраняли дом, а заодно и помогали хозяйке следить за порядком.

Жили они дружно и весело. Пока не случилась беда. Вдруг стало их что-то затягивать в чужой мир. И ладно бы, если бы этот мир оказался пригодным для жизни! Но новое место было страшным и враждебным. Во-первых, страшилок здесь никто не любил. Их боялись, обзывали, прогоняли, про них снимали ужасные и несправедливые фильмы, и писали кошмарные, холодящие кровь книжки. Во-вторых, все жители этого мира были одинаковыми! Страшилки ни как не могли научиться их различать. В-третьих, видеть их почти никто не мог. Поэтому они даже не могли обратиться к аборигенам, чтобы те нашли волшебника, способного отправить их домой.

Долго бедные страшилки бродили по неприветливому миру, пока не встретили чудесного мальчика. Мальчик Андрей видел их!!! Наконец-то у страшилок появилась надежда. Раз он их видел, значит, со временем, можно было бы с ним наладить контакт. Он был ребенком, а значит, верил в сказки и волшебников. А уж найти волшебника не должно оказаться такой уж сложной проблемой.

Но надежда оказалась тщетной. Андрей страшилок боялся. Может быть, книжек начитался, или кино насмотрелся, или соседские мальчишки рассказали ему каких-нибудь неправдивых историй, но Андрей панически боялся и монстров, и кракозябр, и даже мохнатых шуршунов!

Уж, как только они не пытались с ним подружиться! И комнату его охраняли, и в туалет сопровождали, и во сне на ушко сказки пытались шептать…. Одна кракозябра залезла под его кровать, и все время пыталась погладить его по руке. Но чем больше они старались подружиться с Андрюшкой, тем больше он их боялся. Но все-таки им повезло. Андрюшин папа случайно познакомился с Доброй Волшебницей, и пожаловался ей на вредных страшилок, которые его сыну жить не дают. Волшебница решила разобраться, и велела самых наглых поймать и к ней на перевоспитание отправить. А поймать их можно только одним способом – увидеть и нарисовать. Тогда страшилки оказываются как бы пришпиленными к рисунку, и их можно в любом виде переправлять с места на место. Андрюшка отловил нескольких, пришпилил, папе передал, тот Волшебнице по умной электронной почте переслал. И вот теперь они, первые посланники умоляют Добрую Волшебницу с Андреем поговорить, и их друзей спасти.

Для начала Волшебница страшилок напоила чаем с малиновым вареньем. Особенно монстры обрадовались, они же известные сластены. Потом она переправила несчастных бродяжек в Чудландию. Сделать это было совсем не сложно. Они так красочно описали свою страну, что Волшебница в одно мгновение наколдовала книжку «Хроники Чудландии», вложила в нее рисунки, и страшилки тут же оказались дома.

Затем Волшебница села писать письмо Андрею.

«Здравствуй, уважаемый супергерой Андрей! Не удивляйся, что я называю тебя супергероем, ведь миссия, которую я собираюсь на тебя возложить под силу только настоящему супергерою! На тебя возлагает надежду целая огромная сказочная страна Чудландия! Ее жители обратились ко мне с просьбой, помочь им вернуться домой. А помочь им не может никто, кроме тебя. Потому, что ты обладаешь редкой волшебной способностью видеть сказочные существа в нашем мире. Я очень тебя прошу принять титул Повелителя Монстров, и срочно начать спасательные работы. Надо, как можно скорее, найти, отловить (методом пришпиливания к рисунку) и отправить ко мне всех страшилок. Монстров, кракозябр (особенно кракозябр! Им в нашем мире холодно, они уже потеряли способность переливаться всеми цветами радуги, и могут погибнуть!), и шуршунов. Только не бойся их! Они очень ранимые и чувствительные, им страшно обидно, что такой милый мальчик их боится. Они хотят дружить с тобой, и мечтают пригласить тебя в гости в Чудландию, когда ты немного подрастешь и сможешь путешествовать один. Возможно, кто-нибудь из Чудландцев захочет остаться в нашем мире, если ты подружишься с ним и не захочешь расставаться, тогда у тебя появится новый замечательный волшебный друг. Дорогой Повелитель Монстров Андрей! Прошу тебя не медлить, и от всей души помочь нашим друзьям страшилкам. Твоя Добрая Волшебница».

Волшебница закончила письмо, отправила его Андрюшиному папе, и пошла спать. Все-таки она очень устала сегодня!

Второе Я

Я шел в бар на подкашивающихся ногах. Мало того, что я вообще никогда не бывал в барах, ночных клубах, и даже в ресторан заходил исключительно днем с целью пообедать, еще меня до дрожи пугал мой визави.

В последнее время я стал получать странные сообщения. То есть в принципе, ничего неожиданного в них не было, все это были выпуски разнообразных электронных рассылок, на которые я был подписан, текстовые сообщения от знакомых мне людей. Но даже самый уравновешенный человек напрягся бы, если подряд получил бы 15—20 сообщений такого типа:

«Ад, это реальность! Он внутри тебя»

«Как я вышел из могильной тьмы» – топ 10 лучших романов года

«Не расставаясь с Тьмой» – новый фильм, получивший Оскар

«Привет, дружище, выручай! У меня такой завал с работой, просто мрак и ад!»

«Сынок, на даче проблема с электричеством, поезжай, почини, рассей это тьму египетскую»

В какой-то момент, я стал понимать, что слова «тьма» «мрак» «ад» «тень» окружают меня плотным концом, кричат в уши, смеются диким оскалам в лицо. Я стал выискивать их во всех рекламных объявлениях, на всех афишах.

И апофеозом этого кошмара оказалось сообщение на телефон:

«Жду тебя в баре „Черная роса“ в 21:00. Пришло время поговорить. Твой Black»

В другой ситуации, я наверно стер бы сообщение от неизвестного, и забыл бы о нем. Но теперь я был напуган, заинтригован, и воспринял сообщение, как логическое продолжение моего личного фильма ужасов.

В 21:00 я вошел в бар. Даже страх и напряжение не могли погасить моего любопытства. Воспитанный мамой в Питерской хрущевке, на зарплату учителя русского языка, без всякого участия в процессе воспитания отца, я с детства знал, что бар – не место для мальчика из интеллигентной семьи. Даже школьная дискотека считалась очагом разбоя и грязного разврата. Да и времени на все это у меня не было. Музыкальная школа, секция шахмат, факультативные занятия по математике и английскому заполняли мою жизнь. Мама очень беспокоилась, что бы я вырос достойным членом общества, чтобы на моем развитии никак не отразилась бедность, и отсутствие мужчины в доме.

Заходя в бар, я серьезно опасался увидеть пьяную драку, и с ужасом обдумывал, что отвечу на назойливость полуголых «ночных бабочек». Но с удивлением увидел, что зал мягко освещенный, стилизованной под подсвечник большой люстрой полупуст. То там, то здесь сидели за столами по двое парочки, одетые в костюмы мужчины, девушки, болтающие о своем, и не обращающие на окружающих никакого внимания.

Я стал оглядываться в поисках кандидатуры, подходящий на роль моего визави. За одним из столиков сидел парень, намного младше меня, затянутый в черные джинсы, черную водолазку, черный кожаный жилет. Высокий лоб над нахмуренными бровями, модная стрижка с подбритыми висками… Я медленно стал к нему приближаться, стараясь поймать взгляд. Он заметил это, с непониманием посмотрел на меня и отвернулся. Не он….

Я выбрал пустой столик и сел. И тут же услышал насмешливый голос: «Это тебе не парковая скамейка, дружок. В баре не принято сидеть без выпивки!» Я огляделся, и никого не увидел за спиной. Голос зазвучал снова: «Перестань вертеться, лох! Я здесь!». Он сидел за моим столиком, развалившись и закинув ногу за ногу. Совсем не черный, даже наоборот, светло-каштановые волосы падали на лоб нарочито небрежно, из под них на меня смотрели зеленые, насмешливые глаза. На минуту мне вспомнились сюжеты аргентинских сериалов, которые смотрела по вечерам мама. Потерянный в детстве близнец, запоздалое семейное счастье. Он действительно казался похожим на меня. Но так только казалось. Что же может быть общего, у меня, филолога, всегда аккуратного и подтянутого, всегда предупредительно вежливого, со спокойным, мягким голосом, и серыми близорукими глазами за стеклами очков, с этим мачо? Его куртка была расстегнута, и у меня создалось впечатление, что ярко-красная майка с нарисованной кружкой пива надписью «кто не с нами, тот против нас», лопнет при первом же движении могучих плеч.

– Ну, заказывай же выпивку, на тебя бармен оглядывается!

– Я не пью, – растерялся я.

– Ничего, малыш, – с издевкой хохотнул он, – со мной можно.

Он встал, походкой, похожей одновременно и на разбег хищника перед прыжком, и на танец и на ленивую прогулку матроса по палубе пошел к стойке. Через пару минут, вернулся с двумя кружками пива, и ушел снова. Не понимая, что происходит, я стал оглядываться, и прислушиваться к происходящему в баре. Парень в черном кричал в трубку «как не получила? Я отправил тебе сообщение еще утром! Да сижу в „Черной росе“. Нет, Ира, сегодня! Мы поговорим сегодня, или разговора не будет никогда». Он отключил телефон, выругался, и только теперь заметил, что немногочисленные гости бара посматривают на него, кто-то с осуждением, кто-то сочувственно

– Ну вот, теперь можно и поговорить, – мой новый знакомый уселся за столик, на котором стояло пиво и тарелка с орешками.

– Кто Вы? – спросил я нетерпеливо

– Я? Ну догадайся! Я твой давний друг, хотя ты меня и не признаешь. Я знаю про тебя все, я учился с тобой в школе, сидел на одной скамье в университете. Я знаю, куда ты прячешь свою тетрадку со слюняво-сладкими стихами, могу показать тебе окно, где, по твоему мнению, проживает Девушка-Мечта. Кстати, хоть на мой вкус, она и суховата, и нос у нее великоват, но ради нашей давней дружбы, сообщаю, штору она забывает закрыть не по своей романтичной рассеянности. Она давно заметила, тебя, пялящегося в ее окно. И с нетерпением ждет следующего шага.

Я покраснел,

– Я не понимаю, о чем Вы говорите…

– Ах, мы не понимаем, ах мы ломаемся, а это, тогда о ком?

В глубоком омуте сознанья, под спудом планов бытия

Живут в моей душе дерзанья, и тайное второе Я…

Все тайное, когда то становиться явным, малыш – издевался он.

Он глумился, посмеивался, а я готов был провалиться сквозь землю. Откуда? Ну, положим, стихи нашла мама, поделилась с подругой, та дала почитать сыну…. Положим, мои школьные и университетские годы были настолько типичными и лишенными индивидуальности, что можно было бы придумать любую историю.… Но о Девушке-Мечте никто никогда нет знал. Даже дневнику я не посмел бы признаться о своей тайной влюбленности.

– Ладно, мужик, не парься, хочешь настаивать на том, что мы не знакомы, no problem, давай знакомиться. Я-то самое, твое второе Я, отягощающее твое сознанье дерзаньями, – снова короткий смешок.

– Так не бывает, Вы лжете, – растерянно пробормотал я, уже окончательно понимая, что правда неизбежна…

– Слушай, я потратил два месяца на то, чтобы достучатся до твоего сознания, не для того, чтобы сейчас смотреть на твое отупевшее лицо, и ждать, когда до твоего жалкого умишки дойдет факт, что я – это я. О! Да нет же, нет! Ты не сошел с ума, это не шизофрения, нет, не розыгрыш, нет, не КГБ. Так! Давай, приходи в себя, ты же ученый, ну включай соображалку, подключай любопытство. Шансов отделаться от меня у тебя абсолютный ноль.

– Что Вам..то есть тебе от меня надо?

– Ну, вот, слава Богу, очнулся! Мне от тебя надо жизни! Пока ты старательно делаешь вид, что меня не существует, ни ты не живешь, ни я!

– Подожди, а как это… это что как Доктор Джекилл и мистер Хайд?

– Ну, это был бы лучший вариант. Не идеальный, конечно, но все-таки лучше чем то, что есть. Мистер Хайд по крайней мере существовал. А я, на данный момент, жив только в своем собственном воображении.

– А какой вариант идеален? – поднял голову Перфекционист, уж он то живет во мне полной жизнью. Иногда мне кажется, что это он, а не я, определяет мою личность.

– Идеааальныыый? Ну, вот как раз об этом, я хотел с тобой поговорить. Понимаешь, друг, – проникновенно начал мой собеседник, – я хочу жить. И не периодически, не тайком, а всегда, быть полноценной частью твоего бытия, ну как вот этот зануда – Перфекционист. Его то, кстати, давно потеснить пора, всех зажал, гад!

– Но я не могу тебе этого позволить! Я должен быть добрым, интеллигентным, заботливым сыном, исполнительным работником, усидчивым исследователем. А ты! Эта не стриженая шевелюра, эта дикая майка, эти манеры…. Мне все это не подходит!

– Ах, не подходит ему, посмотрите-ка! Да пойми ты, бестолочь, что то, что я в тебе существую, говорит о том, что и майка моя тебе подходит, и стрижка, только все в свое время и в своем месте. Я – это ты!

– Как это? – я с сомнением посмотрел на его бицепсы, пристальный взгляд, без всяких стеклянных преград уставившийся мне прямо в глаза.

– А так. Вот смотри!

В моем мозгу появились картины. Я не сразу понял, что этот чистенький мальчик, с зачесанной на бок челкой, в шортах на помочах и белых гольфах – это я. Я шел по знакомому с детства двору на урок музыки, вяло болтающаяся рука зажимала футляр со скрипкой. А на футбольном поле шло сражение. Мальчишки, взъерошенные, грязные, со сбитыми в кровь коленками и локтями носились, дико вопя, по полю, по очереди долбя ногами по видавшему виды мячу. Глухая тоска схватила меня за горло, а в голове появилась мысль «это не для меня, я должен беречь руки».

И снова картинка из прошлого. Я уже студент. Первый курс, одна из первых лекций. В зал входит девушка. Красивая, какая-то удивительно уютная, своя. Я любуюсь ею издалека, втихомолку представляя, как она сядет рядом, заговорит со мной, я приглашу ее в кино, мы будем гулять по осенним аллеям парка, и я… В этот момент разбитной Валерка, подскакивает к ней, подхватывает на руки и с воплем: «Ну что, крошка, соскучилась» кружит по залу. Девушка смеется, отбиваясь, а меня снова прижимает старая знакомая, тоска «я так не могу, это не интеллигентно»

На третьем курсе я решил поменять свою жизнь. Пошел записываться на секцию борьбы. Вид потных маек, насилия, жестокости, мат в раздевалке так шокировали меня, что я ушел, так и не заговорив с тренером.

– Понимаешь, в каждом из этих случаев, я пытался сделать, то, что ты хотел, но ты мне не позволил. Ты всегда делал то, что от тебя ожидали. Всегда стремился быть хорошим для всех. Хочешь, поиграем в игру подсознания?

– Хочу, а как?

– Закрой глаза, я буду посылать тебе видения из твоего прошлого, а ты постарайся уловить первую картинку, которая возникнет у тебя ассоциативно.

Я закрываю глаза. Я в классе музыкальной школы, в руках скрипка, преподаватель за фортепиано. И тут же вспыхивает другая, яркая как на экране кинотеатра картина. Истощенный человек в набедренной повязке долбит промерзшую породу не то молотком, не то топором, а надзирательница с кнутом, удивительно похожа на добрейшую Элеонору Витальевну…

Я стою за кафедрой, позади меня на доске графики и таблицы. Мой научный доклад на тему «Лингвистические особенности творчества прозаиков малых народов, в свете их русской этимологии». И снова картинка-антипод. Я стою со стянутыми назад руками, запястья саднят от грубых узлов на веревках. Двое огромных мужиков держат меня за плечи, и не позволяют отвернуться. А передо мной пылает костер. И с диким гоготом люди в крестьянских одеждах кидают в него рукописи. Книги корчатся в огне, как живые и на распахнутых страницах я узнаю свой почерк. Ровные ряды аккуратных букв, сложенных в стихи…

– Хватит! Я все понял! Я не хочу больше этого бесконечного самоизнасилования! Говори, что я должен делать!

– О как заговорил! Герой! Да ничего тебе делать не надо! Я все сделаю сам. Теперь, когда ты знаешь, что я есть, ты уже не сможешь игнорировать мой голос.

– И что? – с дрожью в голосе, спросил я, – Теперь я стану плохим?

– Ха ха ха ха! – заржало мое второе Я, – хотелось бы! Но дело в том, что я не могу сделать ничего, что встает в противодействие с твоими моральными установками. С твоими личными, свойственными твоей душе, а не обществу. Например, твоей душе не свойственна агрессия, так что убить я не смогу. А вот сластолюбие, вполне безобидная с ее точки зрения черта… – нагло заулыбался он.

– И что? Теперь я стану казановой? Но я не хочу! Это мерзко!

– Ну… у тебя всегда есть возможность со мною договориться… Например, позволь мне влюбляться во всех симпатичных девушек подряд, а я соглашусь на то, что бы всю страсть ты выражал лишь одной, а всем остальным посвящал стихи. И мне хорошо, и у тебя к концу года сборник готов.

– А как быть с наукой?

– Фу… скучища! Брось ты ее!

– Но мама…

– А маме подари свою первую книжку с сердечной благодарностью ей в посвящении!

Я чувствовал себя раздавленным, голова шла кругом, я боялся потерять сознание.

– Ладно, брат! Давай закругляться. Время то позднее, домой пора.

– Я что, больше не увижу тебя?

– Увидишь, увидишь, в зеркале, и услышишь, в своих мыслях! Пока, до встречи.

Я почувствовал прикосновение к своему плечу.

– Молодой человек, у Вас все в порядке? – спрашивает меня бармен, – Вы просидели весь вечер один, в глубокой задумчивости, я не хотел Вам мешать, но бар закрывается, уже три часа ночи.

Меня удивило, как легко и безболезненно прошел разговор с мамой.

– Где ты был?

– В баре.

– ГДЕ?????

– В баре, мама, мне нужно было побыть одному, подумать, прости, что заставил тебя волноваться, спокойной ночи, мамочка.

Мама ушла в свою комнату, ни сказав не слова. Я не понял, что остановило ее от ожидаемой нотации… Слишком много мне нужно было понять.

Назавтра было воскресенье. Я проснулся непривычно поздно. Появилась неожиданная мысль: «Какое утро яркое! Вот бы пробежаться к пруду!»

Я с трудом нашел в шкафу старые тренировочные штаны и начал искать футболку. В глубине шкафа футболка нашлась. Я так и не вспомнил, откуда она у меня. Ярко-красная с нарисованной пивной кружкой и надписью «кто не с нами, тот против нас».

Пробежка окончательно разбудила меня. Беговые дорожки были немноголюдны, в последние дни лета, народ воскресными утрами устремлялся на дачи. У пруда я остановился. На лавочке, у самой кромки воды сидела девушка. Длинная, почти до пят юбка, светлая блузка с короткими рукавами и трогательно застегнутым под горло воротником. Рыжеватая коса тяжко спускается с плеча на грудь. Этакая тургеневская героиня в 21 веке посреди городского парка. На долю секунды горло сжалось привычной тоской «хороша… но не для меня». И вдруг мозг пронизал вопль. Знакомый голос кричал:

– Эй, парень, не тормози!

Девушка, как будто услышала его крик, подняла голову и посмотрела на меня. И тут я понял. Это самые родные в мире глаза. Я понял, что хочу растить сына с такими глазами. Хочу смотреть в них так долго, чтобы видеть, как они наполняются счастьем, жизненной мудростью, как появляется вокруг них мелкая сеть морщинок, как юная свежесть сменяется зрелым пониманием…

– Здравствуйте! Вы не мою книжку читаете? – спросил я, не отрываясь от ее глаз.

– Нет, это Мандельштам, а что вы пишите?

– Я пишу стихи о Вас.

– Обо мне? – спросила она удивленно, и это безкокетливое удивление предрешило мою судьбу на много лет вперед.

Мы шли по алее, вдоль пруда, и говорили обо всем, так, как будто были знакомы всегда, и только на несколько мгновений был прерван прошлый разговор.

Она рассказывала, что работа врачом утомляет ее, она устает от людей, от их боли и бед, и мечтает писать картины, вписывая в них свою мечту о мире без больных и болезней. А я, вдруг, впервые в жизни признался в том, о чем и себе никогда не позволил бы думать. Но с нею мне было так легко и просто, что привычное «не для меня» просто не прозвучала. Я рассказал ей, что мечтаю о путешествиях, о горных тропах и буйном морском ветре в лицо.

Через месяц мы поженились. Я своими руками отремонтировал старую дачу, и мы с Лелей переехали жить на природу. Я настоял на том, чтобы она уволилась из поликлиники, привез из ее старой квартиры холсты и краски, и устроил ей уютную студию в мансарде. Правда вечером там не хватает света, а днем крыша раскаляется, так что работать невозможно, но ведь днем можно рисовать на улице, а вечерами нам все равно некогда! Мы сидим в беседке, в нашем яблоневом саду, и разговариваем…. Я читаю ей свои стихи, а она рассказывает мне о капризах своей новой картины.

Я сменил работу. В журнал «Хроника путешествий» требовался репортер. Моя кандидатская степень по филологии их не испугала. Не так-то было легко найти человека, готового ездить по миру в поисках интересных сюжетов, и при этом, обладающего способностями складно писать. Мой первый репортаж о тунгусских лесах, так понравился главному редактору, что он пообещал выпустить мой личный альманах, как бонусное приложение к журналу.

Когда я возвращаюсь домой, я без удержу пишу стихи. Леля поначалу удивлялась зашифрованным посвящениям «уральской незнакомке», «М. Н», «девушке с ромашками», но ее непоколебимое доверие моей любви взяло верх, и она стала посмеиваться над моими «литературными возлюбленными».

На рождение сына я подарил ей свой первый поэтический сборник «Второе Я», а за месяц до рождения нашей дочурки я проводил встречу с читателями в зале, где были выставлены Лелины картины.

Волшебная мантилья

Прочитав повесть «Второе Я», Света задумалась, а какое же оно, мое второе Я? И решила пригласить его на беседу, чтобы прийти к такой же счастливой целостности, как герой повести. Долго думала, где назначить свидание, а в голову, почему-то не шло ничего, кроме кафе-мороженного. На том и остановилась. Но как же вызвать свое второе Я на разговор, ведь по телефону ему не позвонишь! Думала, думала и придумала. Света представляла свое второе Я, как отражение в зеркале. Вот и решила написать записку на зеркале. Взяла фломастер и написала «Уважаемое мое второе Я, приходи, пожалуйста, в кафе-мороженное на набережной завтра в 15:00». Написала и легла спать. Утром, как только проснулась, сразу вспомнила о предстоящей встрече, заволновалась, какое оно, как пройдет встреча, что будет. Еле еле дождалась назначенного времени. В 15:00 Света уже сидела за столиком.

Рассматривая всех женщин, входящих в кафе, она не сразу обратила внимания на девочку лет 6—7, которая, подойдя к столику, неуверенно смотрела ей в лицо.

– Тебе что-то нужно, девочка?

– Вы меня приглашали…

Света не сразу поняла, о чем разговор, а когда поняла, совсем растерялась. Она не представляла, как разговаривать с этим ребенком. Девочка, похоже, помогать ей не собиралась. Она сидела за столиком, уткнувшись носом в белую скатерть, и молчала.

– Какое мороженое тебе заказать? – Спросила Света, чтобы не молчать.

– Я люблю пломбир с орешками, – тихим голосом пробормотала девочка.

Света заказала ей пломбир, себе кофе и решила взять разговор в свои руки.

– Скажи, ты знаешь, почему я болею?

– А чем Вы болеете, – непонимающе подняла бровь девочка.

– Рассеянным склерозом.

– Я не знаю, что это… Я совсем не рассеянная. Даже наоборот.

– Ну, расскажи мне о себе. Что ты делаешь, что любишь, чего боишься?

– Но вы же все сами знаете. Я же – Ваше детство.

– Воспоминание что ли?

– Нет, я второе Я, – смешно выпрямила спинку девочка.

– Но я же взрослая!

– Даа, Вы то взрослая! А я вот не взрослею. Живу себе в детстве все эти годы! А в нашем с Вами детстве, сами знаете каково…

– Расскажи мне, – попросила Света с замиранием в сердце…

– Ну а что рассказывать, я одна… Всегда одна, чувствую себя беззащитной, некуда же деваться, не сбежишь же от такой жизни…

Света содрогнулась, от горестных слов малышки, зажмурила глаза, и вдруг… ей показалось, что в кафе прозвучал голос лечащего врача «рассеянный склероз – это поражение защитной оболочки нервов «ЧУВСТВУЮ СЕБЯ БЕЗЗАЩИТНОЙ», в Вашем случае пострадали нижние конечности «НЕ СБЕЖИШЬ…«». Бедная, маленькая девочка. Одинокая и беззащитная… Сейчас Света не помнила, что, собственно говоря, эта девочка была одновременно ею в детстве и ее вторым Я сегодня. Она думала только об одном, как помочь этой крошке, как сделать ее счастливой, как защитить ее от тяжкой, безрадостной жизни. Она так любила сейчас эту девочку, что в голове промелькнула мысль «Если бы меня в детстве так кто-нибудь любил!». Света вспомнила, чего ей так не хватало, когда она была ребенком. Она обняла малышку, посадила ее к себе на колени, и зашептала ей в ухо.

– Девочка моя, милая, бедненькая ты моя! Ничего не бойся, ты теперь не одна! Я никогда не оставлю тебя, я всегда буду рядом! Я всегда буду защищать тебя! Я люблю тебя, маленькая, я всегда буду любить тебя!

– А ругать не будете? Даже когда я плохая?

Сердце Светы заледенело от этих слов.

– Как плохая? Малышка? Ты никогда не бываешь плохой! Ты мне нравишься такой, как ты есть! Я никогда не стану ругать тебя, и никому не позволю!

– А маме?

Света задумалась…. Да, от всего света она может защитить свое маленькое второе Я, но от мамы и папы…. Конечно, сегодня она уже не боится их так, как боялась в детстве, но… как бы это сказать… считает их вправе быть ею недовольными. Что же делать? Ведь девочка рассчитывает на ее помощь… она ребенок, она еще верит всему, что ей говорят взрослые, верит в сказки… Сказка!!!! Срочно нужна спасительная сказка! И сказка пришла на помощь.

– Послушай-ка, я подарю тебе вот эту невидимую мантилью! Если ты наденешь ее, она защитит тебя от всех невзгод. Она пропускает только лучи любви, а злость, грубость, недовольство впитывает и преобразует в обычное тепло. Теперь, ты всегда будешь защищена!

Девочка счастливо засмеялась, надела мантильку и в прискок выбежала из кафе. Света задумалась на минуту, закрыла руками глаза, и проснулась на своей кровати. Было раннее утро.

Она подошла к зеркалу, на месте ее вчерашнего послания, красовался лукавый смайлик. Она обескуражено облокотилась на тумбочку, и почувствовала что-то мягкое под рукой. Это была невидимая мантилья. Она посмотрела в зеркало, и ей показалось, что у ее отражения глаза девчонки из кафе.

– Значит все в порядке? Ты выросла? Мантилька тебе больше не нужна?

В прихожей зазвонил телефон. Света вдруг, неожиданно для себя самой легко выбежала из комнаты. Подскочила к телефону, подняла трубку. Мамин голос был непривычно мягок:

– Как спала, доча? Ты будешь у нас сегодня? Мне нужно с тобой пошептаться, посоветоваться.

Света от растерянности, чуть не упала, но крепкие, здоровые ноги удержали.

– Я приду, мама…

Света стояла в прихожей, и очумело смотрела на свои пустые руки, ощущая в них мягкую тяжесть защитной мантильки. Значит, получается, что, подарив своему второму Я защиту, она изменила свое прошлое? Теперь оказывается, что она выросла совсем другим человеком. Уверенной в себе, защищенной, здоровой. Но что случилось с мамой? Внутренний голос, удивительно похожий на голос девочки, только несколько повзрослевший ответил «ты всегда считала себя достойной ругани и наказаний, ты подставляла под недовольство тобой свои самые слабые и не защищенные места, когда у меня появилась защитная мантилька, я перестала страдать от наказаний, стала увереннее в себе, перестала бояться. А еще мантилья выделяла так много тепла, что со временем, я научилась делиться им с окружающими. И вот чудо, они стали добрее ко мне»

«Что же мне делать теперь с этой чудо мантилькой?», задумалась Светлана, и, в этот самый момент, из комнаты вышел сын. Уже с утра у него плохое настроение, смотрит изподлобья, готовый к защите… К защите от кого? И тут Свету бросило в жар. Она увидела в глазах своего сына тоже грустное выражение, которое поразило ее у девочки в кафе.

– Сынок, – сказала она, – у меня есть для тебя подарок. Вот волшебная мантилья….

Исповедь волчицы

Ну, хорошо, хорошо. Содрали шкуру, заставили ходить на двух ногах, да ни как-нибудь, а на каблуках.… Приучили прятать зубы за любезной улыбкой, убедили бросать детенышей на целый день в чужой норе и бегать на охоту, тьфу ты, на работу…. Обрызгали духами и запретили перекидываться. Ну и что теперь? Может, вы ждете, что я полюблю ЭТУ жизнь? Забуду счастье вседозволенности, когда зубы становятся длиннее, когти острее, а чувствительная, нежная кожа покрывается жесткой шерстью? Перестану мечтать о скорости близкой к полету, когда бежишь по заснеженному полю, ветер свистит и воет от зависти, и ты свободна! Не буду просыпаться по ночам от вкуса вражьей крови на губах? Чего еще вы ждете от волчицы? Чтобы я не убегала всякий раз в лес, тоскливым воем оплакивая свою свободу? Чтобы не выла на полную луну, изнемогая от ноющей боли в набухших от вырванных клыков деснах, от раздирающей сердце тоски по ночной степи? Чтобы в ответ на обиду подставляла вторую щеку? Что еще? Валяйте, излагайте, я все сделаю. Я ведь ваша «ручная волчица». Я не кусаю гладящую руку, я позволяю фамильярно трепать меня по холке, греть об меня ноги, запрягать меня в санки, я даю вам трогать моих щенят, я не перегрызла лапу, когда на нее надели элегантные браслеты. Я взрываюсь диким рыком внутри, когда вы трепете меня по щеке, но только улыбаюсь глупой, неуверенной улыбкой, застывающей на лице за миг до перекида в оскал. Лишь за миг один, но улыбка застывает… и только самые проницательные из вас иногда вздрагивают, угадав, что там… под этой улыбкой. Только самые чувствительные догадываются не сближаться, не связываться.… Но есть еще те, редкие, не от мира сего… которых я чутьем, наитием, не задумываясь, инстинктом своим волчьим приняла в свою стаю. И, скажу я вам прямо, не уверена, что они приносят меньше боли, чем те – чужие. Ведь эти – свои, они же тоже люди! Только люди. Что они знают о волчьей любви, о преданности волчьей, о том, что в норе тепло только друг от друга, а один – замерзнешь и околеешь в первую же морозную ночь? О том, что всякое живое существо – враг, пока не стало членом твоей стаи. А когда стая, то чувствуешь все… мысли, радость, боль, озноб и жар. И болит у тебя его рана, и горит его желание? Что знают об этом люди? Те, чужие, не понимают, что они – враги, и лезут дружить, не ощущают опасности, не слышат щелкающих над ухом зубов. Эти, свои, не нуждаются в моей близости и прекрасно обходятся без моего шестого чувства.… Ну, зачем???? Скажите, зачем вам понадобился этот дурацкий эксперимент??? Что у вас людей мало? Что комнатные болонки перевелись? Ну, зачем вам волчица? Отпустите вы меня!! Отпустите! А я обещаю, никогда не заходить в ваши города, не трогать ваших детей, не рвать ваших собак. И сама не приближусь и детям своим закажу…, только отпустите!

Стучат…. Да, да, конечно, можно, ко мне всегда можно. Заходите, я вам рада (вот в эту венку на горле клыком… и резко рвануть голову назад…). Помощь…, да конечно, какие проблемы, нет, ничего, что ночь, нет, конечно, не мешаете, ну что вы, совсем не хотела побыть одна…

В храме

Старшая, я снова пришла к тебе. Я много лет не была здесь. В этом месте, что мы выбрали с тобой для наших встреч. Место из детства, и никогда не существующее в реальности, встреченное потом, через много лет в Иудейском лесу. Я пришла к тебе Старшая моя, потому, что боль так сильна, что без Проводника, не справиться мне с нею. Я пришла к тебе, Старшая моя, потому, что некуда больше идти.

Как хорошо, как покойно мне очутиться снова на этом лугу, рядом с ручьем, пресеченным порожком. В детстве я считала, что так выглядят водопады. И сколько бы водопадов в жизни я не встретила позже, этот порожек от силы 20 сантиметров в высоту самый мощный в моем мире водопад. Как покойно сесть у твоих ног, Старшая, отдаться теплым, любящим рукам. Ты расчесываешь мои волосы, ты всегда начинаешь с этого, расчесываешь длинные рыжие мои локоны и напеваешь, ту самую песнь, которая бьется неизливаемой болью в груди, расчесываешь – гладишь мои волосы, и из рук твоих течет спокойствие и любовь. Заплетаешь тяжелый каскад в косу, длинную, тяжкую. Оплетаешь косу вокруг моей головы в корону, и впрямь, царицей становлюсь я в твоих всезнающих руках. Никогда не было здесь этого трона, для кого он? Нет… нет не мне сидеть на троне в твоем присутствии, Старшая. Я – царица? Мой трон…. А что это за шар? О нет! Я не смею вглядеться в него, не хочу видеть той правды. Да и шар темен, не прозрачен, щадит меня, ничего не показывает. Нет, не протягивай мне царского кубка с гранатным вином, оно вольет мне в сердце правду, что пугает мою душу. Но не ослушаться мне воли древней Знающей. Выпиваю вино, возвращаю кубок. Шар светлеет. Нет, не досветла, лишь чуть-чуть, чтобы разглядеть холодную северную ночь внутри.

Я стою средь снежной, вьюжной долины. Темно, ветрено и страшно мне, не тьмы ночи я боюсь, а той тьмы, что хоронится в сердце моем, не дает ему согреться и в теплом доме у полыхающей печи. Кто я? Секунду кажется, что человек в охотничьем зимнем снаряжении, даже лицо широкоскулое, с прищуром, успеваю я разглядеть, за миг до того, как вытягивается оно в волчий оскал, и деревья вокруг становятся выше. Устремляется еле видная луна ввысь. Да нет, это я спускаюсь на четыре лапы, понимаю морду к небу, вою на тень луны, и вой мой превращается в плачь, и по лицу, устремленному вверх, текут слезы. Волк убегает. Это не бег – полет свободного зверя, когда ветер поет песнь воли, и грудь наполняется воздухом дополна, и с воздухом вдыхаешь радость жизни. О нет! Это бег ужаса. Страха наполняющего каждый волос, каждую кость, страх заставляющий бежать, не оглядываясь на красные флажки, бежать, не задумываясь, в какую сеть попаду. Охотник уже поднял ружье, не опытный охотник, или просто левша? Приклад в левое плечо. Глаза в глаза. И вижу я, что глаза живые, родные, знакомые до крика, мои глаза, наполненные моим страхом, да поздно! Курок нажат пуля летит так медленно, что я успеваю прокричать : «ну что же ты стоишь, не жди, беги». Но волк смотрит мне в глаза обреченно, и ждет, ждет мучительно пули-избавительницы. Нет сил больше бежать, нет сил бояться, так лучше, спасибо.

Боль пронизывает одновременно, пуля пробивает грудь волка под левой ключицей, и дыхание перехватывает от боли, прикладом в плечо и в грудь. И крик раздирает горло, охотник кричит, мечется головой от боли в груди и от разлуки с убитым зверем, воет зверь, умирая, прощается с собой, убийцей. Мечется охотник, срывает шапку, развеваются на ветру рыжие локоны, кричит женщина, воет волчица, крутит ветер, темна ночь.

Я смотрю в шар, боль в груди нестерпима, как помочь тебе, сестра? Плачу, кричу, пытаясь разбить шар рукой, больно руку, шар цел. Женщина в шаре видит мое лицо, тянет в мольбе руки, помоги!!! Беру свечу и подношу к шару, пусть хоть не много света будет в долине холода и страха.

Холодно, страшно, больно, там наверху свет… Не луна, но еще и не солнце, свет теплый трепещущий, и лицо в отблесках света. В глазах отчаяние и … любовь. Откуда больше света, от свечи ли, от глаз ли наполненных любовью и прощением? Свет проникает в воздух долины, растекается по нему, согревая, деревья тянутся к нему ветвями, и зеленеют листья на ветвях, снег зеленеет, теплеет, оказывается мягким травяным ковром, весною пахнет, ручей зашелестел под ногами. И вдруг из леса выбегает помолодевшая, крепко-поджарая волчица. Бросается к ногам и ласкается как щенок дворняги, прикормленный во дворе. Я падаю на колени, обнимаю зверя, смеюсь и целую ее в ухмыляющуюся клыкастую морду. Теплая куртка тает на мне, превращаясь в легкое белое платье до земли, рыжие волосы на ветру, перетянуты белой лентой у лба. Мы с волчицей идем к ручью. На секунду кажется лицо счастливой женщины, и вот, уже вытягивается оно в волчью морду, ухмыляющуюся на солнечный свет…

Поднимаю глаза на Старшую с благодарностью за видение. Но почему мне все еще больно, жгучее чувство за грудиной не отпускает, не уходит, не дает дышать. Снова по шару пробегает дымка. Я знаю, что увижу там… Нет я не смогу. Я не выдержу, нет. Старшая подходит со спины, оглаживает плечи, накидывает на них золотую мантию, наклоняет голову, вплотную, глазами к шару, нет выбора, смотри.

Кто эта женщина с перекошенным от гнева лицом. Страшная фурия изрыгает слова проклятия. Вихрь, смерч подхватывает, ничего не понимающих людей вокруг, и отбрасывает на безопасное расстояние. А из ее груди вырывается черный шар, летит, как ядро, выпущенное из пушки, летит, снося преграды, и вонзается в лоно другой женщины, на другом конце города. Та скручивается от страшной боли, истекает кровью. А там, в комнате, где утихла фурия, впервые рождается давящая боль за грудиной, перехватывающая горло…

Я иду по знакомой улице, знакомого города, к знакомому двухэтажному дому. Окно на втором этаже. Лицо в окне мелькает лишь на минуту, и вот она уже со мною во дворе.

– Прости, сестра, – крик рвется с рыданиями наружу, – прости! Я нарушила вечный кодекс, употребила Силу во зло! И нет мне оправдания, думала защищаю любимого… Ради недостойного ударила сестру! Нет мне прощения…

– Сестра… Мы обе любили его, недостойного. Что делать, мы обе любили его.

Садимся на скамью, обнимаемся голова к голове, и проносятся картины-видения. Из моей жизни? Из ее? Картины поруганной любви, раскиданного на потребу тепла, тайны, розданной толпе лениво-жаждущих нелюдей.

– Прости, – рыдаю я.

– Прости, – кричит она.

Мы сидим на скамье, лица подняты ввысь, и просим прощения… Друг у друга ли? Или у Того, Кто имеет право судить?…

Темная комната, молодая женщина лежит лицом к стене. Не видеть!!! Не слышать!!!! Не чувствовать!!! Если умереть нельзя, то и жить ни к чему. Лишь бы дотянуть вот так… не дыша, не живя, до последней черты, до последней муки.

Воздух черный, густой Мне уже не вдохнуть Мрак надежды пустой Как надгробье на грудь Моё время пришло За ошибки платить Душно, страшно, темно В голос хочется выть Смотришь с болью в глаза, Просишь не умирать. Высыхает слеза Мне б дыханья набрать Я б хотела бы вся До конца умереть Но обязана я Это тело терпеть Я умру, но не вся Только светом глазниц Только связью с тобой Только взмахом ресниц. Это тело продолжит без меня уже жить Будут мышцы и кожа За ошибки платить. Без любви, без надежды, Без дыханья, без слез, Я надену одежды Внутрь шипами от роз. Оплачу я ошибки Все одну за другой. Без души, без улыбки, Без тебя, мой родной.

Я сажусь на кровать, глажу ее по спине, обнимаю. Я знаю эту боль, я понимаю…

Она рыдает, уткнувшись мне в плечо. Я вижу ее на пыточном кресле. Из не вырывают ее плоть, ее ребенка, выбравшего ее тело себе домом, и не получившего ее согласия… Выдирают его железными, холодными крючьями, по ее согласию, по ее просьбе. Уже не жив крошечный кусочек ее не сложившегося счастья, а она не кричит, не стонет, не чувствует своего права на боль. Я глажу ее по голове, кричи! Это только твоя боль. Он ее уже не чувствует. Он там, где боли нет. Больно только тебе, кричи, можно. Выкричишь боль, с ней уйдет вина. И она кричит. О Великий Боже!!!! Как же она кричит!!!! Нет не волком, не птицей раненной, она кричит. Потоком лавы кипящей сносящим города на пути. Этот крик нельзя вынести, все глохнет вокруг. И больше не рвет душу звук, а только лицо – перекошенная маска с огромным распахнутым ртом, выпускающим в мир всю боль всех женщин, потерявших своих чад, по своей ли воле, по чужому умыслу. За все времена, с рождения мира…

И прямо с пыточного кресла, вся в крови, в растерзанной больничной рубахе вышвыривает ее к подножью Храма. Храма золотого, того, что ждем и молим, да не имеем еще на земле. К стойке привязана телица. Не больше года, красавица, шкура блестит на солнце. Первосвященник в ритуальной одежде подходит и острым, как дыхание ветра ножом перерезает телице горло. Женщина хватается за свое, как будто ее полоснуло. Первосвященник набирает кровь в ковш, поднимается к жертвеннику…. Резким движением выливает кровь на угол его… и кровь, то ли всасывается в камень, то ли испаряется моментально, но белый камень жертвенника остается девственно чист. Жертва принята. Две ступени вниз от святого жертвенника к женщине, и она с криком кидается ему в ноги…

Я лежу на полу долгожданного Храма, перед глазами сандалии Первосвященника. Мне не поднять головы. Даже самим этим сандалиям я благодарна, за согласие принять мои слезы. Слезы уже не душат меня, они выплескиваются из сердца вместе с болью, вместе со страхом, с виной, вместе с кровью всепрощающей жертвы. Старец садиться на ступеньки, приподнимает меня, и, уткнувшись в его колени, продолжая плакать, я понимаю, это мой отец…

Я не понимаю до конца, почему мой трон оказывается на знакомой поляне, у мавзолея-усыпальницы праотцов, но на месте мавзолея – Храм. Моя Старшая, обнимая ведет меня к трону, я смотрю в небо, прямо в глаза Милосердному, и слышу голос:

– ПРОЩЕНА!

Об авторе

Нехама Мильсон врач, автор исцеляющих притч, создатель практики Реклайфинг (сокращение английской фразы recover of life – возрождение жизни).

Нехама основала школу возрождения жизни Реклайфинг. Первый блок обучения дает выпускникам инструменты для возрождения своей жизни на четырех уровнях – физическом, эмоциональном, ментальном и духовном. С этими знаниями, им уже никогда не придется обращаться к психологам, да и к врачам крайне редко. Потому, что Реклайфинг, восстанавливая поток энергии Любви, отражается на физическом плане полным благополучием. Здоровьем, изобилием, исполнением желаний.

Второй блок предназначен для профессионального использования методов Реклайфинга.

Выпускники школы навсегда остаются друзьями и единомышленниками Нехамы. В издательской серии «Школа Реклайфинга», готовятся к выходу в свет книги учеников и духовных соратников. Некоторые бывшие ученики теперь преподают в школе. Благодаря им, Реклайфинг зазвучал на многих языках мира.

Нехама всегда рада живому общению со своими читателями.

e-mail: nehama@reclifing.com

skype: RecLife4

Facebook: RecLife 1

В контакте: группа RecLife

Odnoklassniki.ru: группа RecLife2

вебсайт

Примечания

1

(обратно)

2

(обратно)

Оглавление

Притчи доктора Нехамы

Сказочное предисловие

Принцесса

Звезда

Мира

Быть правой или счастливой

Узник черной пустыни

Библейская притча

Как доктор весы лечил

Три жизни

  Всегда

Братья

Страж

Иная Жизнь

Связанные

Суд

Русалочка

Приведение в Хелсилэнде

Эрна

Сон – Возрождение

Материнская любовь

Он и Она

Повелитель монстров

Второе Я

Волшебная мантилья

Исповедь волчицы

В храме

Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg